Спасибо тебе,

     Раскалённый за день асфальт выдыхал тепло. Стояли  последние жаркие деньки мая. Лето подступило. Конец недели отметили дамскими посиделками и засиделись. Расходились уже ночью. Елена уходила от Катюхи последней. И теперь шла тихо, вдыхая запах пыльного асфальта, смешанный с ароматом отцветающей черёмухи. Ей было хорошо. Весёлые Катькины анекдоты и новости вспоминались и заставляли Елену вновь улыбаться. Настроения ей добавляла мысль о том, что завтра суббота, можно поспать, поваляться подольше, полениться чуточку, никуда не спешить. Елена свернула с дороги, ступив за оградку детского сада, желая сократить дорогу. Так можно было срезать большой угол, и путь значительно укорачивался. Проходя по аллейке, девушка услышала молодые мужские голоса. Звуки весёлой болтовни парней приближались. Душа тревожно заметалась, почуяв подступающую беду. Эх, убежать бы, пока не увидели. Но это она могла себе позволить только во сне, а ещё в мечтах. Только там она кружилась в вальсе, прыгала в скакалочку, играла в прятки. Но в этой жизни её ноги, выкрученные церебральным параличом, могли  только ковылять. И теперь от страха они не шевелились совсем. Елена не могла даже отступить назад и спрятаться в кустах акации. Она стояла тоненькая и одинокая в ожидании страшного, неумолимо приближающегося к ней. Молодой парень, увидев её, с игривой наглостью в голосе воскликнул:

- У-у-у, какая курочка!

И, обращаясь к дружку, предложил:

- Потопчем?

Ответом был жеребячье ржание. Парни подошли к ней вплотную. Первый, любитель потоптать курочек, крепко схватил Елену за локоть, кивнул в сторону скамьи:

- Посидим?

- Лучше полежим, гы-гы-гы, - поправил его дружок.

Первый рванул её, и Елена почти упала на скамейку, но постаралась удержаться в сидячей позе. Наконец, она сделала попытку кричать, но первый парень жёстко приказал дружку:

- Заткни её!

И тот умелым движением прервал попытку кричать, затем прижал её голову к скамье. Девушка попыталась отбиваться руками, но дружок первого, на секунду убрав ладонь от её рта, схватил обе руки, поднял их над головой и коленом больно их придавил к скамейке, и снова освободившейся рукой заткнул ей рот. А первый тем временем стаскивал с неё джинсы. Елена почувствовала себя распятой на скамье. Пригвожденная, она не могла ничем пошевелить. Скамейка ритмично раскачивалась. Первый, сделав то, чего хотел, повернулся к дружку, застёгивая штаны, кивнул в сторону девушки:

- Будешь?

Тот отрицательно помотал головой:

- Не люблю быть вторым.

- Другой раз будет твой.

Они перебрасывались фразами, словно той, которую они только что распяли на скамье, просто не было рядом. Была всего лишь курочка потоптанная. Удаляясь, насильник поделился:

- Первый раз целку топтал.

     Парни, уходя, ржали, матерились и снова ржали.

Елена медленно подтянула колени к животу и свернулась зародышем. Встать она не могла. Её била дрожь. Казалось, скамья продолжает под ней ходить ходуном и скрипеть в такт ритмичным движениям насильника. Девушка лежала не шевелясь. Как пусто внутри! Будто её всю  выскребли ковшом до донышка, ничего не оставив потаённого. Всё обнажили. Через душевное потрясение несмело стала пробиваться мысль: как холодно! Надо одеться. Реальность начала окончательно возвращать её к действиям. Скоро утро, подумала она, скоро детей в сад поведут, а тут я, да и на работу люди пойдут. Ей не пришло в голову, что наступила суббота. Но даже, если бы и пришло, вставать всё равно было нужно. Елена сначала с трудом села. Казалось, что все кости расплющены. Увидела на кустах свои джинсы. Брюки будто сушились и ждали, когда их употребят в дело. Разорванные трусики валялись под скамейкой. Она медленно на голое тело натянула джинсы. Подумала: как кстати, что дома нет матери сейчас. На выходные та устремлялась на свою маленькую дачку. Брат давно в длительной командировке. Хочется сейчас быть одной. Елена не помнила, как она доковыляла до дома. Долго стояла под мощными струями душа, будто они могли смыть всё её унижение и боль.


С этой ночи ей уже не снились красивые вихри вальсов, беготня взапуски, прятки и прыжки со скакалкой. Еженощно ей снилась скамья, и она, на ней распятая. Навязчивый ужас приходил каждую ночь. Елена стала бояться наступления ночи. Чтобы не сойти с ума, она загоняла себя работой, которой всегда было много.


     После университета Елена работала заместителем начальника экономического отдела крупного современного предприятия. Её быстро заметили после университета, и из простого экономиста она выросла до правой руки начальника. Болезнь не давала ей шансов удачно выйти замуж, родить, иметь личную жизнь, а потому Елена вкладывалась в работу, не оставляя времени ни на что кроме работы. Начальство правильно полагало, что декретные отпуска и уход за болеющими детьми ей не грозят. После распятой ночи Елена вкалывала бешено, пытаясь за работой забыть о случившемся. Даже с Катюхой, самой близкой подругой, она не поделилась своей бедой. Казалось, что рассказав кому-то об этом, беда увеличится, и Елена не сможет спокойно находиться среди людей, которые так или иначе, зная о том, что с ней случилось, видя её, будут представлять, как это с ней, Еленой, происходило. Пусть лучше никто не знает. Так легче.

    
     Но ночи неистово возвращали её в ту единственную страшную. От хронического недосыпа и от работы девушка осунулась. Коллеги и мать спрашивали: не больна ли. Она молчала, но про себя отвечала: больна. Душа больна.


     Летом она не поехала никуда в отпуск, была только работа, работа, работа.

В сентябре в отделе кадров с Еленой состоялась беседа о скором её назначении начальником экономического отдела. Прежнего куда-то повысили. Она не сразу приняла это неожиданное назначение, за что Катюха ругала её:


- Дура ты, Ленка! Всю работу тянешь, а большую зарплату получает твой шеф. Соглашайся, Хоть, в соответствие приведёшь ситуацию. Получишь по заслугам в хорошем смысле. Соглашайся.


- А и правда, - подумала Елена и согласилась.


Совещание у директора предприятия утром заставило придирчиво подбирать костюм. Натягивая любимые тёплые брюки, она не смогла их застегнуть.


- Ё-кэ-лэ-мэ-нэ! – Пробурчала Елена растерянно и растроенно. – Что за новости?


Она начала лихорадочно перетряхивать весь подходящий гардероб, и с ужасом обнаружила: ничего не сходилось.


- Что же это я разожралась-то? Надо с етьбой заканчивать, - вспомнилось ей озорное Катюхино словечко. Но зашевелились подозрения о том, что не в етьбе дело. Не ем я много. Не с чего толстеть. Страшная догадка оглоушила её: неужели залетела? Этого-то мне не хватало. Елена стала усиленно вспоминать, когда были последние месячные. Вспомнить не могла. Поняла: не было давно. Расслабилась, дура, ругнула она себя. Вот и солёные огурчике тут намедни уплетала с большой охотой и в большом количестве у сотрудницы на дне рождении. Неспроста это. Сердце застучало набатом где-то в горле. Что делать, если…? Тогда что? Что? Что? Для начала надо бежать к врачу.


Врач подтвердила беременность в шестнадцать недель. Елена убито произнесла скорее для себя, чем для врача:

- Что же мне теперь делать?

- Как что? – Встрепенулась на её вопрос врач, - Рожать. Непременно рожать.

- Но я не могу, не хочу, - почти выкрикнула девушка, чуть не плача. Нервничая, она долго не могла попасть ногой в штанину.

Врач, наблюдая за нервной пациенткой, спросила, глядя из-под очков:

- Что же так затянули тогда?


Что Елена могла ей ответить? Не рассказывать же ей про все свои муки. И, не ответив на вопрос врача, девушка заковыляла к двери. Доктор провожала её сочувственным взглядом: бедная девочка.


А бедная девочка металась. В растерзанном состоянии она пришла к Катюхе. Та жарила картошку с котлетами в ожидании мужа с работы. Годовалый симпатяга Сенечка, сидя в стульчике, в упоении колотил по столу яркой расписной деревянной ложкой. Подруга радостно чмокнула в щеку Елену и потянула её в кухню:


- Давай, давай, проходи. Как хорошо, что ты пришла. Сейчас Сашок с работы придёт, будем ужинать.


- Спасибо, Катюха, не до ужина мне, - нервно сказала Елена, устраиваясь на угловом диванчике, и не отрывая взгляда от забавного пухленького Сеньки.


- Так, что случилось? Вываливай давай, - потребовала Катюха.

- Я беременна.

Катюхина рука с лопаточкой зависла над сковородой. Она повернулась к подруге:

- Как это? Откуда?

- Не спрашивай ни о чём. Ладно? Скажи лучше, что мне делать?


      - Рожать, конечно, - убежденно ответила Катюха, не подозревая о том, что не она первая сегодня сказала эти слова подружке.

- Не хочу, не хочу, не хочу! – Запальчиво и нервно проговорила Елена, постукивая руками по столу. – Не спрашивай, почему. Не хочу и всё. – Сказала, будто жирную точку поставила.


- У врача была? – Тревожно поинтересовалась подруга.

- Я к тебе от него.

- И что?

- Что-что? Поздно уже что-то делать. Шестнадцать недель уже, - сдерживая рыдания, проговорила Елена.

- Ну, а чего? Погляди на моего Сенечку. У тебя тоже такой будет. Плохо разве?

- Нет, Кать! Нет, нет и нет! Не могу я тебе всё объяснить. Но не хочу я этого ребенка, - почти выкрикнула Елена, делая ударение на слове «этого». Но Катюха на ударение не обратила внимания. Присела рядом с подругой и молчала. Почувствовав запах подгорающей картошки и котлет, она подскочила к плите и, переворачивая котлеты, о чём-то  сосредоточенно думала, а потом заговорила:


- Тебе надо к бабе Нюре съездить. Она в деревне за каналом живёт. Моя соседка у неё недавно была. Приехала в полном потрясении. Адрес спрошу. Бабка в округе известная. Может, чего и присоветует.

- Поедем в эту же субботу? Не бросай меня, а? – С мольбой в голосе попросила Елена.

- Ладно. Надо только Сашку уговорить в субботу с Сенечкой побыть, - пообещала Катюха.

- Хочешь, я Сашке пива накуплю, если тебя отпустит.

- Обойдётся. Не люблю пивные животы у мужиков. И потом, имею я право на законный выходной? От домашних забот уже дурею. Не дрейфь, подруга, даст Бог, прорвёмся.

В субботу Катюха подкатила на Сашином «Рено» к подъезду и, прихватив нахохленную подругу, порулила к парому:

- Ура-а-а! Машина целый день наша! Поедем, подру-у-у-га кататься, давно я тебя поджидал, - пропела Катюха знакомый мотив. Елена не улыбнулась на её песню и сосредоточенно смотрела на дорогу.


Наконец, машина, переваливая боками, выкатилась с парома и стала карабкаться на высоконький берег, затем выехала на шоссе.

 
Нужная деревенька оказалась недалеко от переправы. Когда подъехали к аккуратненькому домику, Елена тяжело вздохнула и повернулась к подруге:

- Кать, я боюсь.

- Поздно бояться. Иди, не съест тебя баба Нюра! Иди! – Твёрдо сказала Катюха и почти вытолкнула Елену из машины. Как парашютистов на прыжок выпинывают из самолёта, так и она меня выпихнула, подумала Елена, медленно ковыляя к домику.


     Подруга из машины смотрела ей в спину влажными глазами. Они дружили сколько себя помнили. И вся их жизнь была общей жизнью, как школьная скамья, на которой они просидели бок о бок все годы. Учеба в институтах их не разделила. Катюха поступила в технологический, а Елена – на экономический факультет. Но это не мешало подругам видеться. Но такой убитой она ещё никогда Елену не видела. Как же тяжело, когда невозможно помочь любимому близкому человеку. Катюха страдала. От визита к бабе Нюре она ждала какого-то невозможного счастливого решения.


      Елена вошла в комнату довольно тёмную. Глаза, не привыкшие к темноте, не увидели хозяйку. Девушка несмело поздоровалась, но никто не ответил. Она растерянно стояла у порога. Из-за печи вышла женщина. Она была в платке, аккуратно повязанном под подбородком. Статная, высокая, лет около семидесяти. Поразили её глаза: чёрные, молодые, блестящие. Они будто ковырялись в глубинах человеческих и доставали тайны, боль, мечты. Женщина довольно резко чуть низким голосом сказала:


     - Не с тем ты ко мне, девонька, пришла. Ты ж о двух душах ходишь. А дитё я убивать не стану. Оно вон шевелится уже живым-живёхонько.


     Елена, прислонившись спиной к косяку, впервые за всё прошедшие месяцы заплакала, закрыв лицо руками. Через пальцы слёзы сочились и обильно капали на пальто, на пол. Казалось, где-то внутри неё прорвалась плотина. Плача, Елена почти прокричала:


     - Я не хочу жить! Я не буду жить! Я тогда прыгну с девятого этажа! Всё равно это не жизнь. Я не могу спать. Все ночи я вижу только одну ту ночь, когда меня… Я всё равно погибаю!


     Сказав это, она повернулась лицом к двери, готовясь покинуть комнату. Баба Нюра подошла к девушке:


     - Знаю я, миленькая, что  с тобой случилось. Можешь и не рассказывать. Затем она взяла за руку рыдающую девушку и повела вглубь комнаты:


     - Зовут-то тебя как?

     - Елена, - сквозь слёзы ответила она.


     - Э-э-э, девонька, присядь-ка. Ты что удумала? Давай-ка пальтишко скинь.

     Елена послушно разделась и села за круглый стол, покрытый старинной вязаной скатертью, свисавшей кистями до пола.


     - Не то ты говоришь, девонька, не то! Грех-то какой! – Качала головой знахарка. – Вот иконы,  молись и проси прощения у Господа, у Матушки Богородицы за слова свои и мысли свои грешные, богопротивные. Молись пока не приду. Сказала баба Нюра так строго, что возражать было немыслимо. Елена, перестав плакать, растерянно шмыгая носом, проговорила:


     - Я не умею молиться.


     - Своими словами, какие знаешь, проси прощения. Повторяй за мной: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
Елена подняла глаза к иконам. А баба Нюра тем временем втолковывала ей:


     - Э-э-э, девонька, Господь по-разному детушек людям даёт: кому – через радость и счастье, кому – через горе и страдания, а кому – совсем не даёт. Тебе вот так  Господь сыночка послал, счастье твоё. А ты удумала чего! Молись, пока не приду!


     Баба Нюра кружила по комнате и говорила своим низковатым голосом так, словно укутывала Елену мягкой пеленой. И становилось ей в этой пелене так уютно, так спокойно. Всё больное отступило куда-то. Елена смотрела на строгий лик Спасителя, шевеля губами. Она не заметила, как ушла баба Нюра, как потом пришла с небольшим ведёрком воды, которое, сняв скатерть, поставила на середину стола. Потом, не торопясь, по краю стола расставила двенадцать свечей и зажгла их. В сумеречной темноте заплясали блики. Отсветы пламени запрыгали на лицах, и зазвучал ровный тихий голос знахарки:


     - Матушка, Пресвятая Богородица, заступница наша. Пошли двенадцать ангелов испить воду с двенадцати домов, от двенадцати хозяев, от двенадцати дверей, с двенадцатью замками, с двенадцатью ключами. Пусть двенадцать ангелов загасят своими крылами двенадцать свечей. Пусть погаснут двенадцать свечей, но пусть зажгутся  двенадцать печей посередине двенадцати дорог. И пусть по этим дорогам уйдут все печали и все болезни с рабы Божьей Елены. Матушка Богородица, возьми под свою защиту, под свою опеку тело её и душу. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.


     Окончив читать, баба Нюра поднесла ведёрко Елене и дала напиться. Затем обильно умыла её остатками наговорённой воды, словно снимала что-то тяжёлое и страшное.


     - А теперь, девонька, ступай с Богом. Всё будет ладно, - попрощалась с Еленой знахарка.


      Девушка не помнила как она покинула домик бабы Нюры. Заждавшаяся Катюха помогла ей забраться в машину, а потом спросила подругу:


     - Ты хоть уплатить не забыла?


     - Забыла, - заторможенно ответила Елена.


     Катюха сорвалась к домику. Доставая кошелек, спросила:


     - Баба Нюра, сколько мы вам должны?


     - Э-э-э, голуба, нешто за такое можно деньги брать?


     Катя растерялась, а потом размотала с шеи роскошную пушистую шаль и, накрыв ею плечи старухи, выскочила, не попрощавшись.


     Весь обратный путь Елена спала. Катюха посматривала на подругу и понимала: теперь всё должно пойти хорошо.


     И правда: Елена стала спать, ушла куда-то та страшная в своей навязчивости майская ночь. Она стала прислушиваться к шевелениям в себе новой жизни. Постепенно сердце её раскрывалось и поворачивалось к малышу. Она начала его ждать. Ждать и любить.


     Мать с любопытством посматривала на дочь, но ни о чём не спрашивала. Ждала, когда дочь сама захочет с ней поговорить. Елена понимала, что разговора с матерью не избежать и однажды набравшись духу, будто в омут с головой бросилась:

     - Мам, у меня ребенок будет.


     Мать подняла на дочь глаза:


     - Знаю, дочь.


     - Только не спрашивай меня больше ни о чём, ладно? У меня всё равно ответов нет.


     - Это твоя жизнь и в ней ты всё решаешь сама, - вздохнув, мудро ответила мать.


     - Мам, а ты мне поможешь?


     - А разве может быть по-другому, - улыбнулась мать, приобняв дочь.


     А ещё предстоял разговор со старшим братом. Олег был старше Елены на пять лет. Заканчивается его длительная командировка в Заполярье. Но Елена знала, что брат её поймёт как понимал всегда и всё. Он любил, помогал и оберегал сестру, стараясь свести на нет её боль от врождённого недуга. Заработав деньги в тяжелых командировках, он купил сестре маленькую «Дэу», на которой Елена теперь проворным муравьишкой колесила по городу. 


     Наконец, брат дома. После радостных объятий, слов, вкусного ужина Елена вошла к нему в комнату. Он лежал на кровати, управляя пультом ТВ, бегал по каналам. Увидев сестру, понял по её виду, что она пришла с чем-то важным, и выключил телевизор. Вопросительно посмотрел на неё. Елена без подходов произнесла:


     - Олежек, у меня ребеночек будет.


     Брат ошалело уставился на неё, потом выдохнул:


     - Ничего себе новость! А отец у ребенка есть?


     Елена отрицательно покачала головой и присела рядом с братом.


     - Хорошо. Значит, я буду ему отцом. С улыбкой сказал Олег. – Не возражаешь, сестрёнка?


     Она снова отрицательно покачала головой и положила ему голову на плечо, потом тихо, но внятно сказала:


     - Олежек, я боюсь.


     - Чего?


     - А вдруг он родится таким как я. Ещё одного инвалида на муки рожать не хочу.


     - Э-э-э, нет, сестрёнка, совсем законов жизни не знаешь, - засмеялся брат.


      - Это каких? – Елена с любопытством заглянула в лицо брату.


     - Как это каких? А снаряд дважды в одну воронку не попадает. Так что, Ленка, всё будет отлично.

    
     Она снова положила ему голову на плечо и грустно проговорила:


     - Буду матерью-одиночкой. Или как теперь говорят «одноночкой», - а про себя грустно усмехнулась: ещё какой одной ночкой. И её чуть передернуло от воспоминаний, но прежней боли не было.


     - Да, ладно, Ленка, что мы втроём одно дитя не вырастим? Мать-то знает? – Спохватился Олег.


     - Угу, - кивнула Елена.


     - Когда будем радоваться?


     - Месяца через три порадуемся, если  всё пройдёт хорошо.


     - А ты сомневаешься? Да у нас все беды позади! Малому дадим отчество Олегович. И вообще можно меня отцом записать. Буду на родительские собрания к дитю ходить. Всё время в школе было интересно, о чём на родительских собраниях говорят. Хорошо.


     - Что хорошо? На собрания ходить? – Удивлённо посмотрела на брата Елена.


    - Да, нет же. Хотя и на собрания тоже. Я о другом: девчонка – хорошо – матери подружка и помощница; мальчишка – ещё лучше – надёжа и опора для всей семьи.

     Елена притянула к себе голову брата и поцеловала его в колючеватую от подросшей щетины щёку.


     И вот родился Ванька. Хороший, большой, крепкий и здоровый. Елена с настороженностью и недоверием слушала врача, ожидая какого-нибудь страшного, как приговор, диагноза у малыша. Но врач улыбалась:


     - Дивный малыш. Здоров как образец здоровья новорожденных.


     Но Елена всё равно подозрительно смотрела на своего любимого Ваньку, пока малыш не начал ходить. Мальчишка быстро начал не просто ходить, а резво носиться, рулить на велосипеде, лазать, где только можно, приводя в тихий восторг мать.

 
     Сын радовал. Рос и учился, не доставляя хлопот ни матери, ни дяде. Учился Иван превосходно. Одноклассники его любили за беззлобный и рассудительный нрав. Он был для них надёжным и справедливым другом. На родительские собрания Олег всегда ходил с удовольствием. В школе учителя и не догадывались, что Олег ему дядей приходится. Парнишка никогда не задавал вопросов об отце. Для него существование среди бабушки, мамы и Олега было столь гармоничным, что его всё устраивало.


     Школу Иван закончил с золотой медалью и легко поступил в военно-медицинскую академию. Елена с Олегом приехали навестить его. Хотелось посмотреть на своего Ванечку, соскучились по нему. С его отъездом в доме стало пусто.

 
     - Ура отпустили на целый день! – Радостно завопила Елена, отключив телефон.


     Через час у контрольно-пропускного пункта она уже повисла на шее сына. Олег обнимал своего Ваньку. Вот он, большой, красивый, умный, сильный. Сидя в кафе напротив сына, Елена не отрывала глаз от сыночки, как она любила его называть. Ей не верилось, что это её сын. Она благодарно накрыла ладошкой руку брата, лежавшую на столике:


     - Спасибо тебе, брат, за Ванечку! И мамочке спасибо!


     - Это тебе, сестрёнка, спасибо! – с улыбкой ответил Олег.


     - Это не мне спасибо, это…, - и Елена запнулась, подумав о том, что сказала бы спасибо и бабе Нюре, и Катюхе. А, конечном счёте, уж не насильнику ли спасибо надо говорить. Ерунда получается какая-то.


      - …спасибо тебе, Господи! – Договорила она мысль, устремив взгляд куда-то высоко.