Родовая Тамга. I. Аслануко. 1. Кинжал. 3

Кинжал.
3.

Ровно через неделю - после всех необходимых приготовлений и  грустного прощания с близкими – аталык Мэз Кайтуко, в сопровождении своего юного ученика и Аслануко, отправился на рассвете в горы на летнее поселение. Там уже несколько дней его дожидались юные воспитанники, проводившие дни в обучении навыкам джигитовки.
Перед самым отъездом Аслануко с удовольствием поделился со своими аульскими друзьями радостной вестью и рассказал им о предстоявшем походе в горы. Лишенная такой возможности, аульская ребятня открыто завидовала ему. В душе каждый понимал, что, если бы Аслануко не был сыном самого аталыка, то ему пришлось бы, как и всем остальным, помогать женщинам по дому да пасти овец и коров за аулом. Сам Аслануко не думал о своих друзьях и гордился своим особым положением среди аульских мальчишек, хотя и старался не сильно им хвастаться.
Сколько времени продлится поход в горы, Аслануко пока не знал. На самом деле, он нисколько не боялся длительных и изнурительных походов. Единственно, что его, действительно, огорчало - это предстоявшая разлука с его любимой нанэ Гуго. Как он ни старался держаться мужественно при расставании с ней, он так и не смог сдержаться, чтобы не заплакать.
- Что же ты плачешь, мой маленький храбрый джигит? – ласково спросила его пожилая женщина, хотя по её впалым щекам тоже текли слёзы.
- Не правда, нанэ! Я не плачу. Я же мужчина! А мужчины никогда не плачут! Это мои глаза слезятся от утреннего ветерка.
- Ладно! Ладно! А ты помнишь, сынок, о своем обещании? – строго спросила Гуго расстроенного мальчика.
- Слово уорка я никогда не забуду! А ты, нанэ, обещай, что дождешься меня, - сквозь слёзы потребовал Аслануко от своей бабушки.
- Конечно, дождусь! Непременно дождусь! Хотя думаю, сынок, что ты вернешься намного раньше, чем предполагаешь сейчас.
Подойдя еще ближе к мальчику, Гуго нежно ему улыбнулась и крепко его обняла на прощание. Вскоре Мэз посадил сына на своего коня перед собой, и они сразу же отправились в дальний путь.
Проезжая ранним утром по пустынным аульским улицам, сидя на скакуне своего отца, Аслануко искренне сожалел только о том, что никто из аульчан не видел, как он гордо восседает на арабском иноходце, прямо как настоящий взрослый мужчина. Тем не менее, несмотря на безлюдность улиц, мальчуган изо всех сил старался держаться в седле с высоко поднятой головой. На всякий случай и из предосторожности! Вдруг кто-нибудь случайно выглянет из окна или выйдет из дома.
Когда Аслануко с отцом выехали из родного аула, мальчик почувствовал сильную боль в спине. Предположив, что, вряд ли им кто-нибудь встретиться по дороге, хитрец сразу расслабился и принялся глазеть по сторонам. Тем летним утром всё вокруг благоухало. Маленькие птички весело щебетали на зеленых деревьях. Постепенно рассветало, и еще совсем юное солнце, задорно играя своими дерзкими и яркими лучами, радостно встречало путников, отправившихся в столь ранний час в трудное путешествие.
Безусловно, то утро было для Аслануко особенным. Он интуитивно чувствовал, что этот путь будет для него не просто обычной дорогой, ведущей к летнему поселению в горах. Нет, для него, юного джигита, это было начало его взрослой жизни, к которой он так стремился с тех самых пор, как научился понимать родной язык.
Оглядываясь по сторонам, Аслануко старался запомнить мельчайшие подробности тех мест, мимо которых они проезжали. Несколько часов, мальчуган пытался понять, что за трудности могли ожидать его на пути. Однако в тот момент, когда пара коней въехала на горную тропу, его сердечко забилось чаще.
Аслануко всегда мечтал отправиться в горы. Увлекательные рассказы нанэ Гуго о её походах сделали горы еще привлекательнее для него, мальчишки, стремившегося стать настоящим уорком. И вот теперь, его мечты начали сбываться! Суровая и дикая красота Кавказских гор восхищали неискушенного Аслануко, хотя с каждым шагом становилось всё труднее и труднее передвигаться.
Вскоре всадники въехали на развилку двух дорог и направились по маленькой тропинке сквозь узкое ущелье. Крутые высокие скалы устрашающе возвышались над людьми. А вокруг царила грозная тишина, от которой по телу у мальчика бегали мурашки, и даже першило в горле. Спутники Аслануко ехали молча, прислушиваясь к любому шороху и звуку.
Вдруг какая-то большая птица, сидевшая на одной из скал, стрелой взлетела в небо, издав очень странный звук. Услышав эхо глухого птичьего крика, опытные всадники почти одновременно слегка стеганули плетью своих коней, которые тотчас же послушно прибавили шагу.
- Тят, а тят! - собрался Аслануко о чем-то спросить своего отца.
- Молчи! - шепотом сквозь зубы приказал сыну Мэз, придерживая его одной рукой.
В тот же момент, к своему удивлению, Аслануко услышал оглушительный шум падавших за спиной камней. Ловкие скакуны продолжили свой путь, не обращая никакого внимания на пугавшие звуки гор, унося своих седоков подальше от опасности.
Любопытному Аслануко хотелось обернуться назад, чтобы увидеть камнепад своими собственными глазами. Но сильные руки Мэза стиснули его в крепком кольце, предупреждая любое опрометчивое движение его юного спутника. Сдавленный со всех сторон, мальчик тут же вспомнил обещание, данное накануне бабушке. Да, ему следовало бы остерегаться бездушных камней и величественных гор! Не сопротивляясь ни воле отца, ни своему благоразумию, он выпрямился и стал более внимательным, чем прежде, хотя предательское любопытство все же его снедало. Что за опасность хранили многовековые камни? И почему ему следовало бы их остерегаться?
Полчаса спустя горное ущелье, принявшее всадников далеко недружелюбно, осталось, наконец, позади. Пред взором мальчика, ничего особенного не видевшего за всю свою юную жизнь, распростерлись прекрасные альпийские луга. Со всех сторон окружали их снежные вершины Кавказских гор.
- Смотри, Аслануко! Вон в той стороне наше поселение. Видишь? – наконец, заговорил с сыном Мэз.
- Да-а-а! Там, наверно, сейчас все уплетают за обе щеки горячие лакумы, - с явным сожалением произнес Инал, ехавший на своем коне впереди аталыка.
- Ладно, не скули, Инал! Скоро мы прибудем на место, - строго бросил своему ученику Мэз, не любивший, когда его воспитанники жаловались или сожалели, о чем бы то ни было, во весь голос.
- Тят, а почему нанэ говорит, что камни могут быть опасны для джигита? – задумчиво спросил Аслануко своего отца.
- Хм, а разве тебе не было страшно в ущелье, когда камни со всей силой падали с высоты на узкую тропинку у тебя за спиной? Разве ты не боялся погибнуть под безжизненной грудой горных камней? – ухмыльнулся мужчина наивности несмышленого мальчика.
На самом деле Мэз с трепетом в сердце ждал ответа сына на столь серьезный вопрос. Меньше всего ему хотелось заподозрить Аслануко в слабости и страхе. Но он был еще слишком юн.
- Тят! Мне никогда не бывает страшно! – гордо с высоко поднятой головой ответил ему мальчик. Подозрения отца заставили его недовольно нахмуриться.
- Ну, конечно, Бесстрашный Аслануко! – едко съехидничал Инал, которого в последнее время стало сильно раздражать ничем пока неоправданное самомнение мальчугана. – А вот представь себе, что тебя завалило огромными камнями, и ты не можешь ни двигаться, ни даже дышать. Представь себе, как ты безжизненно лежишь в безлюдном горном ущелье в полном одиночестве, лишенный всякой возможности сделать хотя бы один спасительный глоток воды. Представь, как большие горные птицы, почувствовав запах падали, начнут выклевывать тебе глаза. Как? Не страшно?
- Хватит, Инал! Не бросай пустых слов смеха ради! Тем более тогда, когда дело касается человеческой жизни, да еще здесь в горах. Ты же хорошо знаешь, что в горах шутить не стоит, - сухо осадил своего воспитанника аталык.
Задиристые слова юноши сильно рассердили Мэза. Да, он не любил, когда более старшие ученики намеренно запугивали младших просто ради того, чтобы показать свое превосходство. С годами только он один помнил, как поначалу эти храбрецы боялись в горах всякого шороха.
– Знаешь, сынок, у гор и камней, как и у лесов и рек, тоже есть свой дух. Порой для человека он очень опасен. Но, если ты не побоишься его и будешь осторожен и очень внимателен, то горный дух не тронет тебя. Помни только, главное - не бояться! Горный дух очень хитер и любит проверять мужество и храбрость джигитов. А цена его проверки очень высока – жизнь! Понимаешь?
- Да, тят! Понимаю! Обещаю, что буду осторожен! Обещаю, что никогда не буду бояться духа гор и камней! – искренне поклялся на этот раз отцу Аслануко, бросив взгляд, полный обиды и презрения, в сторону насмехавшегося над ним Инала.
Прошло еще несколько часов, прежде чем путники добрались до места, где уже несколько лет располагался небольшой горный лагерь аталыка для обучения юных джигитов. Сам лагерь находился на пологом склоне одной из гор, недалеко от которого протекала бурная горная речка с чистейшей водой. Самую сердцевину необычного поселения занимало огромное по размерам кострище, где огонь поддерживался юными джигитами и день, и ночь. Вокруг костра, на расстоянии двух-трех метров от него, лежали в хаотичном порядке дюжина почерневших от пепла циновок - широких подстилок, сделанных из соломы.
На одной из них, справа от кострища, красовались старинные адыгские музыкальные инструменты: щычэпщынэ - длинная деревянная скрипка со струнами из конских волос, пщынэ - небольшая гармошка и пхъэчич - две отдельные трещотки, сделанные из деревянных дощечек, связанных кожаной тесемкой. Все инструменты были аккуратно сложены. А их внешний вид говорил о том, что в горном лагере частенько звучали старинные адыгские мелодии.
На траве за каждой циновкой лежали аккуратно разложенные вещи юных джигитов: черные бурки из овечьей шкуры, башлыки и кожаные сумки.
Подъезжая ближе к лагерю, всадники сразу же учуяли запах готовившейся еды. Двое юных джигитов из младших воспитанников аталыка готовили для всех крепкий и сытный суп из баранины в большом чане. Завидев еще издали дымок, Инал тут же подстегнул своего коня и поскакал быстрее, оставив своих спутников позади.
- Эй, парни! А где все остальные? – строго спросил двоих у костра Инал, считавшийся в лагере самым старшим из воспитанников.
- О-о-о, Инал! А вы уже вернулись? - радостно ответил один из них. - Все отправились вниз к реке. Коней моют.
Ничего больше не спрашивая, юноша поспешил в указанном направлении, не обращая никакого внимания на догнавших его Мэза с Аслануко. Вскоре он вовсе исчез из виду.
-  Тят, а тят! А куда это он? – удивленно переспросил мальчик, не находя никакого объяснения странному поведению Инала.
Оставив вопрос сына без ответа, Мэз спешился и помог Аслануко слезть с коня.
- Тят, куда поскакал Инал? – настаивал мальчик на ответе, нахмурив свои  густые черные брови.
Настойчивость сына рассмешила аталыка. Он улыбнулся и погладил рукой Аслануко по его упрямой голове.
- Да к реке он поехал, по короткой дороге. Скоро сам всё узнаешь. Ладно, иди туда, где пщынэ! Устраивайся рядом, - указал Мэз место новому постояльцу их селения. – Что ж, Казбич и Алий, принимайте нового джигита! Да только никаких поблажек! Поняли?
Юноши лет 13-14, аккуратно одетые в черные черкески, внимательно посмотрели на Аслануко, затем задумчиво переглянулись и, наконец, послушно кивнули аталыку в знак согласия. Аслануко, отличавшийся с первых дней своей жизни гордым нравом, не остался в долгу перед ними. Прищурив глаза и поджав губы, он принялся разглядывать своих новых знакомых, готовых «принимать его без поблажек».
Один из юношей, которого все называли Казбичем, был коренастым парнем, не высокого роста. Круглолицый с дугообразными бровями и прямыми коротко остриженными темными волосами, юноша задорно смотрел на новенького, а его пухлые губы искривились в ободряющей улыбке. Его напарник – Алий - выглядел более величественно. Высокий статный юноша игриво поглядывал на Аслануко своими красивыми голубыми глазами, окруженными длинными и пушистыми ресницами. Его длинные темные кудри задорно развевались под дуновение легкого утреннего ветерка.
- Сбор через полчаса. Присмотрите за ним! А я спущусь к реке к остальным! – резко прервал аталык немую церемонию знакомства будущих друзей. – Да,  не тратьте времени попусту!
Бросив нам молчаливую троицу строгий назидательный взгляд, Мэз вскочил на своего коня и исчез вслед за Иналом. Не желая ослушаться отца и надеясь этим подать пример остальным, Аслануко поспешил положить свои вещи на указанное им месте.
- Эй, парень, как твоё имя? – спросил Аслануко коренастый юноша.
- Меня зовут Аслануко Бесстрашный! - гордо и четко произнес мальчик, возвращаясь к костру.
- Хм! Насколько ты бесстрашный, покажет время, - осадил задаваку напарник Казбича. – На! Возьми кинжал и порежь сыр на большие куски!
Статный юноша вновь игриво улыбнулся Аслануко и протянул ему сперва головку твердого копченого сыра, а затем кинжал с замасленной рукояткой. В свою очередь Аслануко недоверчиво посмотрел на улыбавшегося ему паренька, а затем на испачканный клинок. Не имея возможности избежать навязанной ему работы, он послушно взял сыр в одну руку, хотя другой отвел в сторону предлагаемый ему кинжал.
- Спасибо! У меня – свой! Думаю, он острее этого будет, - гордо ответил Аслануко, доставая из ножен княжеский клинок.
- Ух ты! – невольно воскликнули в один голос оба подростка, как только увидели лезвие особой чеканки. -  Откуда у тебя такой?
- Это мой кинжал! – резко ответил им мальчуган и принялся резать сыр на длинной деревянной доске на ножках, служившей общим столом для всех обитателей лагеря.
Почувствовав отчужденность Аслануко, юные джигиты предоставили его самому себе и вернулись к своим занятиям. Как только суп был готов, парни стали разливать его в глубокие глиняные чашки.
Вскоре, словно из-под земли, в лагере появился десяток юных джигитов во главе со своим аталыком. Каждый из них вел за собой породистого тщательно вымытого коня. Всего их было человек десять, включая старшего воспитанника Инала. Самый младший из них не достиг еще и 12 лет, тогда как Иналу уже перевалило за 16.
Аслануко заворожено смотрел на учеников своего отца. Все они казались ему храбрыми героями, поскольку умело владели искусством наездничества и стрельбы. Несмотря на то, что все они были разного возраста и роста, юноши были одеты почти одинаково: серая полотняная рубаха на выпуск, суконные штаны черного цвета с кожаными наколенниками. По внешнему виду юных джигитов было ясно, что они еще не успели привести себя в порядок. Самой первой заботой для них с раннего утра всегда оставались их верные кони. Действительно, скакуны юношей выглядели ухоженными и были уже оседланы. Арчак, уздечка, стремена – всё казалось неопытному глазу мальчика идеальным.
- Ну что, джигит, нравится тебе здесь? – обратился Мэз к сыну, намеренно прервав ход его мыслей. К тому моменту аталык уже соскочил со своего коня и наблюдал за лицом мальчика, не скрывавшего своего восхищения.
- Тят, а тят! А у меня тоже будет свой конь? Ты меня тоже научишь всему, как их? – задумчиво спросил отца Аслануко, не расслышав вопроса Мэза.
- Хм! Будет. Конечно, будет, но не сразу. Пока будешь помогать младшим у костра, учиться стрелять из лука да драться в рукопашную, - честно пообещал ему Мэз. – А остальное немного позже. Всему свое время, сынок!
 
Несколько дней спустя обещание Мэза стало осуществляться. Наконец, Аслануко узнал, как можно было «провалиться сквозь землю» и добраться по самому короткому пути до горной речки. Узнал он, и как надо прятаться на холме в лесу, чтобы его не смогли заметить чужие воины. Узнал, как быстро разжечь костер с помощью камней и пары веток.
Не теряя времени и не ожидая, пока Аслануко подрастет, Мэз принялся учить его стрельбе из лука, предварительно подарив ему свой старый, но проверенный лук с налучьем и колчан со стрелами. Иногда старшие воспитанники аталыка обучали любознательного и смелого мальчугана различным приемам борьбы и необходимым азам искусства владения оружием.
Кинжал Аслануко оказался, как нельзя, кстати. Мальчик никогда не расставался с ним. Днем он либо висел в ножнах у него на поясе, как у настоящих уорков, либо служил ему в деле. А ночью Аслануко прятал его под старую бурку Мэза, на которой он спал.
В горном лагере знаменитого аталыка Мэза Кайтуко Аслануко скучать не приходилось. Однако большую часть времени мальчик занимался лошадьми. Он с удовольствием ухаживал за ними и смотрел, как юные джигиты познавали азы наездничества и джигитовки. Наблюдая со стороны, он представлял, как сам скачет на прекрасном арабском скакуне и легко проделывает самые сложные упражнения и трюки.
Разумеется, больше всего начинающему наезднику нравилось то, как управлялся конем сам аталык. Аслануко не скрывал ни от кого переполнявшее его чувство гордости за своего отца, видя, с каким восхищением на него смотрели юные джигиты.
Несомненно, Мэз заслуженно снискал почет и уважением в ауле и за его пределами. Действительно, он был одним из лучших наездников в Кабарде, а может быть, и на всем Кавказе. Аульчане доверяли знаменитому аталыку и часто советовались с ним. Мэз старался всем помочь, как мог. Все знали, что во время походов и празднеств ему не было равных.
Со своими воспитанниками во время занятий Мэз был суров и требователен. Как никто другой, он хорошо знал, что без ежедневной отработки мастерства воина-наездника ни один из юных джигитов не сможет стать настоящим уорком. Упражнения джигитовки, которыми он заставлял заниматься юношей каждый день, были не просто трудными учебными заданиями. Нет, они полностью повторяли реальные сложные ситуации боя или сражения, с которыми кабардинские уорки, так или иначе, сталкивались в своей жизни.
Очень часто Мэз рассказывал своему сыну об опасностях и трудностях, сопутствовавших джигитам в их военных походах. Поэтому он постоянно принуждал Аслануко запоминать все упражнения, исполняемые его учениками во время занятий. И Аслануко запоминал. Не просто запоминал, а с удовольствием, чувствуя свою сопричастность к нечто геройскому.
Спустя несколько месяцев своего пребывания в горах Аслануко хорошо знал практически все основные приёмы джигитовки. Правда, пока аталык не разрешал ему их исполнять. Да, пока он только наблюдал и запоминал каждый шаг, каждое движение, каждую комбинацию. На его глазах юные джигиты, раннее не знавшие толком, как правильно сидеть на коне, учились спрыгивать с него на полном скаку, а затем снова, ухватившись за гриву своего верного скакуна, садиться обратно в седло.
Несколько месяцев занятий, и они уже умело перепрыгивали верхом любые препятствия, пуская коня во весь опор. Иногда высота этих препятствий достигала уровень человеческого роста. Самым излюбленным упражнением среди юношей были прыжки через бурку. Однако мастерство юных джигитов не ограничивалось только этим. Без особого страха все они могли перепрыгнуть на коне через большой костер, высота которого порой доходила до полутора метров. Но больше всего Аслануко удивляли способность старших воспитанников Мэза ловко хватать на полном скаку небольшие предметы с земли и их умение проползать под брюхом коня, скакавшего галопом.
В воспитании юных джигитов Мэз уделял много внимания и стрельбе из лука. Юноши должны были, по крайней мере, на скаку обязательно попасть в какую-нибудь небольшую мишень. Самым же сложным заданием для всех учеников аталыка считалось быстрая езда сквозь узкое горное ущелье, да так, чтобы не получить увечья и не поранить своего коня. Мало кому удавалось исполнить это трудное и опасное упражнение, соблюдая все его требования. Только сам Мэз да его старший воспитанник Инал умело пролетали сквозь любое ущелье, демонстрируя всем остальным свои ловкость и смелость.
Аслануко был счастлив в летнем лагере высоко в горах с дюжиной юношей с самыми разными характерами и привычками. Особенно его радовали вечерние часы отдыха у большого костра. После многочасовых занятий, изрядно устав и получив порой увечья, юные джигиты рассаживались по своим местам вокруг кострища и, ужиная, погружались в шумные и жаркие обсуждения событий, начиная каждый раз с призывной песни кабардинских наездников. Как и все, Аслануко выучил наизусть волшебные слова этой баллады и с удовольствием подпевал юношам, ставшим для него за короткое время настоящими братьями.
Старинная наездническая песня пелась легко и задорно и придавала новые силы её храбрым исполнителям.

Для джигита главное – это его конь,
Тот, что пролетает сквозь ущелье,
Для кого не ведомы ни огонь, ни боль,
Кто его спасает в бою от пораженья!
Орида – орида - ори – орида!
Лети мой конь булатный!
Орида – орида – ори – орида!
Веди нас путем ратным!

У джигита при себе на поясе кинжал:
Воин с ним никогда не расстается.
Лучше друга для себя он не желал:
Если бой – он бьёт, мир – в ножнах остается!
Орида – орида – ори – орида!
Бей врага без промедленья!
Орида – орида – ори – орида!
А к своим друзьям имей терпенье!

Ждет джигита дома красавица одна,
Вышивает кисет златою нитью.
В дни походов будет воину верна.
Он вернется к ней без кровопролития.
Орида – орида – ори – орида!
Станешь, девушка, женой!
Орида – орида – ори – орида!
И живым вернется муж домой!

Разумеется, не располагая еще большим жизненным опытом, Аслануко не все понимал в разговорах старших товарищей, достаточно испытавших уже на своем веку. Однако, несмотря на это, он усердно впитывал всё новое, считая, что знания помогут ему не только стать бесстрашным воином, но и умным уорком, знающим и хорошо разбирающимся в традициях своего народа и в нововведениях в мире, слух о которых достигал и Кавказских гор.
Особое внимание мальчика всегда привлекало любое упоминание о непобедимых мамлюках. В своих вечерних разговорах юные джигиты постоянно спорили между собой по поводу сходства и различий умений между настоящими кабардинскими уорками и египетскими мамлюками. Одно только удивляло Аслануко: откуда юноши умудрялись узнавать столько нового, постоянно при этом находясь в летнем лагере высоко в горах?
- Ну что, Инал, готовишься к п1уришэж джэгу? – как-то спросил старшего воспитанника Мэза коренастый Казбич. – Представляю, какой джэгу устроит тебе весь твой княжеский род. Праздник - всем праздникам праздник!
Услышав задиристый вопрос юноши, прослывшего в лагере из-за своего характера настоящим балагуром, остальные юные джигиты сразу навострили свои уши в ожидании очередной перепалки между непримиримыми спорщиками. Словесная битва между парнями обещала быть увлекательной!
Аслануко часто приходилось наблюдать, как в течение дня и вечерами оба юноши намеренно дергали друг друга, отпуская дерзкие шуточки относительно внешности или мастерства другого. Долговязый худощавый Инал со светлыми волосами и зелеными глазами и коренастый темноволосый Казбич представляли собой, и внешне и нравом, полные противоположности друг другу. Во время их обычных словесных перепалок аталык Мэз часто шутил так: «И сошлись море с сушей!».
На самом деле, для юных джигитов, вынужденных проводить целые дни в повторении изматывавших упражнений джигитовки, случайные смешные стычки Инала и Казбича становились настоящим праздником души. Частенько эти праздники превращались в долгие познавательные дискуссии под луной, участие в которых каждый юноша считал своим непосредственным долгом. Аталык же искренне думал, что заводила всех перебранок - языкастый Казбич - со временем сможет стать настоящим хатияко12. На предположение Мэза Казбич всегда отвечал, что он скорее станет настоящим тхамадой13, и его слова вызывали волну смеха у его юных товарищей.
- Готовлюсь, Казбич. А мои родные позовут тебя стать хатиаком на джэгу, - язвительно ответил балагуру гордый Инал.- Ты хорошо танцуешь и поешь, как целая группа музыкантов. Да уж, это у тебя получается гораздо лучше, чем скакать на коне через препятствия.
- Зато, Инал, ты так научился хорошо владеть конем, что совсем уже разучился держаться на собственных ногах, - не уступал Казбич товарищу в смекалке и в остроте языка. - Посмотри на свои наколенники! Они так изодраны, как будто ты раз 100 падал.
- И с чего это ты стал следить за моей одеждой? – наигранно удивленно спросил его Инал, считавшийся в лагере самым опрятным и модно одетым. – Хотя, конечно, твои-то наколенники в образцовом порядке: ты же всячески избегаешь упражнений верхом. Верно, бережешь свои ноги для зажигательных танцев на носках.
- Слушайте, парни, а вы видели новую шашку Мэза. Она такая легкая, как птичье перо, да и гнется, словно виноградная лоза, - неожиданно перебил словесное состязание один из юношей по имени Батыр, ревностно следивший за оружейной модой.
В первые дни своего пребывания в лагере Аслануко узнал от своего отца, что Батыр был младшим сыном Крымского хана, отдавшего его на воспитание Мэзу, славившегося и в Крыму своим мастерством ловкого наездника и меткого стрелка. Потомок крымских правителей внешне мало чем отличался от кабардинских юношей, поскольку очень был похож на свою мать, вышедшую родом из Малой Кабарды.
- Да ладно, шашкой можно только рубить. Зато сабля и рубит, и колит, да и намного длиннее шашки, - с видом знатока заметил Казбич.
- Слушайте его больше, - сразу же встрял в разговор Инал. – Шашка острее и рубит без особых усилий, а владение саблей требует большого мастерства. А тебе Казбич с твоими короткими руками и с кинжалом не справится. Твое настоящее орудие – это пхъэчич, деревянные трещотки.
- А вот я слышал, что скоро не будет никакой нужды в кинжалах, саблях да шашках, им на смену придут настоящие огнестрельные ружья. У моего отца уже есть одно такое – татарское ружье, - прервал Инала голубоглазый Алий.
- Эх, Алий! Ружьями в наше время уже никого не удивишь, да только в остром кинжале нужда все равно останется, - уверенно возразил юноше Батыр. В лагере все знали, что кинжал сына крымского хана имел собственное имя и передавался из поколения в поколение. – А насчет лука и стрел, это правда. Время стрельбы из лука безвозвратно уходит. И в этом я полностью уверен!
- Раз так, то зачем аталык учит нас стрелять из лука? – возмутился самый младший из воспитанников Мэза, которого из-за ворчливого характера все остальные прозвали Ворчуном. В действительности мало, кто знал его настоящее имя. Впрочем, никто не знал, откуда он появился в лагере. – Пусть лучше он научит нас хорошо стрелять из ружья!
- Убавь прыти, Ворчун! Чтобы ты знал, стрелять из лука требует больше сил и умения, а из ружья пальнуть и соседская девчонка сможет без особой подготовки. Понял? – в тот же момент осадил возмутившегося мальчугана Инал, уже умевший стрелять из любого вида оружия не хуже самого аталыка Мэза.
- Слушай, Инал! А невесту…невесту твои родители тебе уже нашли? – снова атаковал юношу язвительный Казбич. – Наверно, сидит себе девушка в доме, да ждет тебя не дождется, вышивает золотом свое приданное.
- Ты, Казбич, за мою невесту не беспокойся! - гордо бросил ему в ответ Инал. – Это не твоего ума дело!
- А я и не беспокоюсь за твою невесту. Я за тебя беспокоюсь. Как ты будешь танцевать с ней Кафэ или Исламей? Может, дать тебе пару уроков? Обращайся, Инал! Стесняться не надо!
- Я в твоих уроках не нуждаюсь! – на этот раз грозно заметил Инал, дав понять не унимавшемуся задире, что он слишком далеко зашел.
На мгновение в кругу юношей воцарилась полная тишина. Только стрекот кузнечиков наполнял собой летний вечер.
- А знаете, парни, я тут недавно был на одном игрище в дальнем ауле. Так, там один уорк так исполнил шыудэчъ, что даже у старейшин аула, много в своей жизни повидавших, глаза округлились от удивления, - неожиданно для всех нарушил тишину Нарт, выходец из Большой Кабарды.
О Нарте Аслануко практически ничего не знал. В лагере все считали юношу скрытным. По своему возрасту, он был немного моложе Инала, однако сильно отличался от всех остальных своей внешностью. С узкими светло-карими глазами, круглым лицом с широкими скулами, да еще и небольшого роста, юноша больше всего походил на ногайцев. Обитатели горного поселения так его и называли - Ногайцем. Нарт нисколько не обижался. Наоборот, он воспринимал своё прозвище, как похвалу, и мечтал жить, как кочевники, в степях.
- Хм! И чем же этот смельчак удивил старейшин? – с долей высокомерия поинтересовался Инал, считавший себя мастером пролетать на своем неутомимом скакуне даже сквозь самые узкие ущелья Кавказских гор.
- Он промчался сквозь живую щель на полном скаку, не задев при этом ни одного человека. А после он резко в одно мгновенье остановил коня так, что тот встал, как вкопанный, словно замер заживо. После чего джигит развернул скакуна также быстро и промчался в обратную сторону сквозь ничего не подозревавших людей.
- Ух ты! – пронесся по лагерю вздох восхищения.
- При этом он в одной руке держал плеть, а полы его черкески были умело подвернуты и не развевались на ветру, хотя скорость коня была очень большой. Все уорки, присутствовавшие на игрище, говорят, что его конь не скакал, а летел в прямом смысле этого слова, пару раз оттолкнувшись копытами от земли. И это на расстоянии 100 метров!
- Ух ты! – не удержался от восклицания впечатленный Аслануко. – Вот бы и я хотел также!
- Ничего, Аслануко, с твоим отцом ты станешь таким заправским наездником, каких еще не видели ни в Большой, ни в Малой Кабарде, - поспешил успокоить мальчика Батыр. – Смотри! За каких-то несколько месяцев ты столькому научился: сидеть в седле, стрелять из лука, бороться врукопашную. Думаю, еще пару лет и в борьбе тебе не будет равных.
- Тише, Батыр! Тише! Не захвали Аслануко! Он и так слишком много о себе думает, - остановил юношу Инал, не раз замечавший у мальчика приступы проявлений излишней гордости.
- Хм! А ты, что, Инал, завидуешь ему? – мгновенно среагировал Казбич, всегда поджидавший  подходящего момента, чтобы атаковать гордеца Инала. – Я видел, с какой завистью ты смотришь на его великолепный кинжал.
- Ну и что? Ничего я не завидую. У меня у самого есть старинный княжеский кинжал. Ничем не хуже! - обиженно пробормотал себе под нос Инал.
- Слушай, Батыр! Ты лучше всех разбираешься в кинжалах. Может, тебе известно что-нибудь о клинке Аслануко? – серьезно спросил Казбич потомка крымских ханов, не обращая более внимания на своего вечного противника.
- Может, и известно.
- А коли известно, то расскажи!
- Почему бы ни рассказать? Могу и рассказать. Знать историю своего оружия должен каждый настоящий воин! Твой кинжал, Аслануко, как две капли воды похож на старинный родовой кинжал князей Кайтукиных. Мой отец хорошо знал последнего из них. Поговаривают, что сам князь погиб более 7 лет назад. А через время вся его семья бесследно исчезла. А те Кайтукины, что живут недалеко отсюда, - это его родня, хотя и не близкая.
- А как же погиб сам князь? – заинтересованно спросил Аслануко у Батыра.
- Я точно не знаю. Но слышал, что в случайной стычке с баксанскими уорками. Мой отец рассказывал, что баксанцы хотели союза с Российской империей, а князь Кайтукин был против, - разъяснил юноша.
- Хм, зато теперь многие на её стороне, - тревожно заметил Казбич. – Я тут недавно слышал от своих родственников, что Россия собирается признать независимость Кабарды.
- А что, Кабарда сейчас от кого-то зависит? – наивно удивился Аслануко, мало что ещё понимавший в политических делах.
- Ха-ха-ха! – громко рассмеялся Инал. – Кабардинцы всегда зависели только от самих себя, от своего мастерства и ловкости, от походов, приносящих им достаток, от правил Кодекса чести.
- Походов, приносящих достаток? – удивленно переспросил его несведущий мальчуган
- Да, Аслануко, ты ещё слишком мал, чтобы всё понять. Не все воины зарабатывают на жизнь, как твой отец. Уорки должны ходить в походы не только, чтобы охотиться в лесах и горах. Не-е-ет, им приходится принуждать простых тфокотлей делиться с ними.
- А что, нельзя их просто попросить, ну или обменяться?
К удивлению любопытного Аслануко, его наивный вопрос вызвал взрыв хохота в кругу юных джигитов. Правда, здоровый смех еще сильнее поднял настроение юношей и они, вскочив с циновок на уже отдохнувшие ноги и расправив руки, словно гордые орлы, ринулись на этот раз состязаться в умении задорного танца. Шустрый Казбич вмиг подхватил гармошку, Алий – скрипку, а Ногаец – задорные трещотки.
Аслануко настолько задумался над словами Инала, что даже не заметил, как зазвучала призывная кабардинская мелодия, все больше и больше распалявшая буйную молодую кровь юных джигитов. За быстрым спонтанным танцем последовал лъапэчас – соло на носках, которое мастерски исполнял практически всегда неугомонный Казбич.
Пока юные джигиты разминались в танцах, Аслануко безучастно смотрел на них и не мог понять, почему его столь простой вопрос так всех рассмешил. Мэз, заметив задумчивый взгляд сына, решил немного его успокоить. Недолго думая, он подошел к мальчику, присел рядом и тихо произнес:
- Сынок, когда-нибудь ты всё поймешь. А пока, послушай меня, не трать напрасно своих сил. Иди лучше потанцуй с остальными!
Слово отца всегда было законом для Аслануко. Немного успокоенный советом Мэза, мальчик благодарно ему улыбнулся и радостно бросился в танцевальный круг.
В другой раз поздней осенью очередная вечерняя беседа юных джигитов зашла так географически далеко от земли адыгов, что, как ни старался, Аслануко не мог даже представить те далекие края, о которых шла речь.
- Слушай, Батыр, поговаривают, что в Крыму продают в рабство молодых кабардинских джигитов? – спросил как-то своего товарища Инал, не скрывая своего гнева.
- Зачем так сердится, Инал? В Крыму не только кабардинцев продают в рабство, но и русских, грузин, абхазов. И не только джигитов, - ответил ему будущий крымский хан, нисколько не смутившись. – Чтобы ты знал, многих адыгских девушек в рабство продают даже их родители.
- И куда же их потом отправляют? – строго спросил Ворчун, впервые узнавший о торговле людьми.
- Кого куда... Одних в Турцию, а других - в Египет, - удовлетворил Батыр его любопытство, всё также не теряя самообладания. – Самые красивые девушки попадают в богатые гаремы эмиров, ханов, султанов, халифов. А сильнейшие юноши, чаще всего, становятся мамлюками…
- Мамлюками? – заворожено повторил за товарищем Аслануко уже знакомое ему слово.
- Да, мамлюками! В Египте так называют военных рабов, и они принадлежат самому египетскому султану. Только молодые воины могут стать мамлюками. Слушайте, парни! А давайте продадим Ворчуна в мамлюки! - безобидно пошутил юноша, бросив задорный взгляд на нахмурившегося пухленького паренька.
- А почему меня? С какой это стати? Да, я уже слишком старый. Давайте лучше продадим Аслануко. Он крепкий, ничего не боится. Вот из кого хороший мамлюк получится!
Сказав не подумав, Ворчун заерзал на своей циновке, бросая угрожающий взгляд в сторону болтливого Батыра.
- Как продадите? – наивно переспросил Аслануко, приняв слова юношей за чистую монету.
- Не слушай их, сынок! - спокойно посоветовал ему Мэз, чинивший в то время седло одного из младших воспитанников, и сразу же пригрозил чрезмерно болтливым шутникам. – Не говорите глупостей! Никто никого продавать не собирается!
- А почему бы нет? Мэз, Аслануко очень любознательный, - продолжил свою шутку Батыр. – Мой отец говорит, что мамлюков обучают арабскому языку, арабской письменности, а также всем видам боевых искусств. К тому же самые лучшие мамлюки Египта могут сами стать эмирами и иметь своих мамлюков и наложниц.
- Вот это да! Повезло, так повезло! – невольно воскликнул Ворчун, изумленный услышанным.
- Батыр, держи лучше свой болтливый язык за зубами! А то, боюсь, придется огорчить мне твоего отца, - не выдержал аталык, бросая грозный взгляд на насмешливого юношу.
- Да что я такого сказал? – поспешил шутник ретироваться с поля боя. –Сами спросили, а теперь я еще и виноват.
- Да ладно, Батыр! – успокаивал юношу задира Казбич. – Знаешь, у меня есть такая красивая сестра. Когда станешь ханом, приезжай за ней с калымом.
- И что, она умеет вышивать золотом? – заинтересованно спросил Батыр, совершенно забыв о недавнем инциденте.
- О-о-о! Лучшая мастерица в ауле, - продолжил Казбич, отводя глаза в сторону.
- А сколько ей лет? – не унимался Батыр.
- Кому? Сестре? В прошлом году 25 весен стукнуло.
- Сколько? Двадцать пять? Да, она уже старая, Казбич! – искренне возмутился юноша.
- Ну и что? А мы тебе её продадим недорого, - явно шутил Казбич, хотя и с серьезным видом.
- Казбич, ты что всерьёз? – искренне удивился Инал, пораженный циничным высказыванием своего вечного соперника.
- Успокойся, Инал! У Казбича сроду никакой сестры не было, - прояснил всем ситуацию аталык. – Он просто шутит. И, вообще, довольно болтать! Пора спать! Завтра идем в горы, поэтому лучше хорошо отдохнуть и набраться сил. Всем отбой! Подъем на рассвете.
На следующий день все обитатели лагеря, кроме старших - Инала и Батыра, отправились в горы, чтобы испытать себя на выносливость и прочность. На этот раз юный Аслануко был среди испытуемых. Счастью юного джигита не было границ! Неопытное сердце будущего воина трепетало и жаждало приключений. Горы безудержно манили мальчика, так как, по его мнению, именно там закалялось тело воина, крепчал дух уорка, и тренировалась сноровка джигита.
Однако, как и предполагала нанэ Гуго, поход в горы стал для Аслануко серьезным испытанием. И дело было не в суровом климате и не в отсутствии у мальчика опыта выживания в горах. Бесстрашие Аслануко принуждало его стойко терпеть холод и переносить трудности, не жалуясь ни на что и не теряя самообладания. Крепкий организм мальчика и безграничное желание стать настоящим воином были для него хорошим подспорьем.
Но случайная встреча юных джигитов с отрядом баксанских уорков доставила Аслануко немало неприятностей. Только благодаря опыту и находчивости аталыка, юношам удалось избежать смертельно опасного сражения, к которому они еще не были готовы. Да и счастливая звезда Аслануко не оставила его в трудную минуту и спасла от неминуемой гибели.
Ближе к вечеру отряд юных джигитов во главе с Мэзом добрался, наконец, до одного из горных перевалов. Усталые и замерзшие юноши попросили аталыка дать им хотя бы немного времени на передышку: только перекусить и набраться сил. Однако Мэз, хорошо зная эти коварные места, покрытые снегом даже летом, был вынужден отказать им в просьбе. Кому, как ни ему, было известно, что остановка на горной переправе, даже по необходимости, могла стоить всем его воспитанникам жизни. И совершенно обессиленные парни, не смея ослушаться своего учителя, продолжили свой трудный путь.
Вскоре к их радости, а в дальнейшем, как оказалось, к роковой встрече, не менее обессиленные кони встали, как вкопанные и не двигались с места. Как ни старались юные джигиты - плетью и уговорами, полуживые и замершие животные отказывались идти дальше. И Мэзу ничего не оставалось, как сдаться и согласиться на привал.
- Ладно, привал! – обеспокоено приказал аталык, чувствуя всем своим нутром какую-то приближавшуюся опасность.
- Ох! Слава Аллаху! – с облегчением прошептал себе каждый из юношей, боясь при этом проявить свою слабость перед остальными.
Больно радостный вид юных раскрасневшихся от мороза лиц смутил Мэза еще больше. Трудно же ему потом придется их всех собирать в путь!
- Эй, парни, сильно не расслабляйтесь! Отдых пять минут только для лошадей. Ногаец и Казбич остаются на страже, а остальные за мной, - строго приказал аталык, спешиваясь.
- Тят, а тят! А куда мы пойдем? – тихо спросил усталый Аслануко, спрыгивая с коня вслед за Мэзом.
- Будем, сынок, искать укромное место. Останавливаться в это время на открытом перевале небезопасно.
- А что будет с нашими конями? Что, для них нет никакой опасности? – искренне удивился мальчуган, считавший, что конь для джигита ценнее его собственной жизни.
- Аслануко, нет времени для разговоров. С животными ничего не случится.
С этими словами Мэз схватил руку сына и внимательно осмотрелся вокруг. Затем он дал знак остальным следовать за ним и тут же направился к ближайшему горному склону по узкой заснеженной тропе. Несмотря на невыносимую усталость, юные джигиты послушно последовали за своим аталыком, в душе всё-таки надеясь на скорый привал.
Озадаченный поиском более безопасного места, Мэз шел быстрым шагом, крепко держа за руку Аслануко. Мальчугану невольно приходилось бежать за ним, то и дело, спотыкаясь на ходу о края длинной бурки. Он с трудом мог что-либо видеть из-под широкого башлыка, который ему великодушно одолжил Батыр перед походом.
Так – гуськом друг за другом - обессиленные юноши продвигались в течение четверти часа по тропе, протоптанной их же наставником. Но неожиданно подул сильный ветер, еще больше затруднивший движение усталых путников. Вдруг Аслануко почувствовал, что Мэз остановился.
- Слава Аллаху! Какое везение! – радостно воскликнул он. - Ну что, парни, спускайтесь по одному в эту пещеру. А ты, Алий, проследи за всеми! Я скоро вернусь с лошадьми.
И аталык бросился со всех ног обратно, от усталости позабыв о том, что всё ещё крепко держит своего сына за руку. Не желая мешаться Мэзу под ногами, Аслануко еще крепче вцепился в его руку и почти вприпрыжку следовал за ним, хотя нестерпимая боль в ногах его уже одолевала.
Только вернувшись на место, где были оставлены под присмотром двух юношей усталые кони, аталык осознал, что из-за своей излишней расторопности он подвергнул сына большой опасности. Однако возвращаться назад без лошадей не имело смысла. Мэз сразу же отпустил руку мальчика и поспешил к своему верному скакуну, намереваясь сдвинуть его с места и надеясь, что остальные кони последуют за ним.
Пока совершенно замерзшие, хотя и немного отдохнувшие, Казбич и Ногаец помогали аталыку подгонять коней, Аслануко почувствовал, что его рука свободна. Он тут же засунул её под бурку, чтобы удостовериться в том, что его кинжал на месте. Но кинжала там не было. Расстроенный мальчик провел рукой еще несколько раз вдоль кожаного пояса, на котором обычно висели ножны. Однако, к своему огорчению, он ничего не нашел. Кинжал бесследно исчез!
- Тят, а тят! Мой кинжал… Я потерял его,- жалобно скулил Аслануко себе под нос. Он попытался разглядеть отца из-под большого башлыка, но ему ничего не было видно.
Погруженный в свои мысли и занятый спасением породистых скакунов, Мэз не обратил внимания на зов сына и не расслышал его слов. А когда, наконец, ему и двум его помощникам удалось направить всех коней в нужную сторону, он поспешил к горе, в пещере которой нашли приют его воспитанники.
Не услышав ответа отца, Аслануко, обеспокоенный пропажей своего драгоценного родового кинжала, не стал терять времени и принялся, присев на корточки, искать его вокруг себя наощупь. К счастью мальчика, заветные ножны и кинжал оказались прямо под его ногами. Схватив их, Аслануко радостно закричал:
- Тят, а тят! Я нашел его! Я его нашел!
Однако и на этот раз ответа Мэза не последовало. Удрученный невниманием отца, Аслануко скинул башлык в надежде увидеть перед собой Мэза, Казбича и Ногайца во главе дюжины коней. Но вместо них в 10 метрах от себя он заметил группу незнакомых уорков в белых башлыках и бурках.
- Смотри, Шамиль! Там справа кто-то стоит, - донесся до ушей мальчика хриплый мужской голос.
- Где? – спросил его другой мужской голос.
- Смотри! Там справа. Какой-то паренек в черной бурке. Видишь?
- Да, у тебя, Касым, глаз зоркий. Ладно, стойте все здесь! Я сам проверю, что там за «черная бурка».
Тут же Аслануко разглядел сквозь стену падавшего снега, как один из всадников отделился от отряда и направился в его сторону. Приближение незнакомца сначала обрадовало мальчика. Оглядевшись вокруг, он понял, что остался на перевале совершенно один. Он не знал, куда делись его отец и товарищи, и где ему искать спасения. Первым его желанием было встать и броситься навстречу приближавшемуся всаднику. Однако ему сразу же вспомнились слова наны Гуго об опасностях, которые его подстерегали в горах.
На самом деле, Аслануко не знал, кто к нему приближается: друг или враг. К тому же он был совершенно один и не мог спросить совета ни у своего отца, ни у своих старших товарищей. Лишенный всякой поддержки, Аслануко интуитивно принял единственно верное, как ему казалось, решение: любым путем избежать встречи с незнакомцем. Меньше всего ему хотелось нечаянно стать предателем и выдать своим присутствием остальных. Если это друг, то, конечно, ничего плохого не случится. А если это недруг? А если это баксанские уорки? Или, того хуже, абреки? Последствия нежданной встречи могли стать для него непредсказуемыми.
Вдруг обескураженного Аслануко озарила гениальная идея. Сама природа и снежные горы подсказали ему путь к спасению. В то время, как незнакомый всадник преодолевал небольшое расстояние, отделявшее его отряд от черной бурки, смелый мальчуган собрался духом и, освободившись от неё и башлыка, поспешил скрыться под снежным покровом. Забыв о холоде и зажмурившись, Аслануко пополз в сторону близ лежавшего склона горы, надеясь там отыскать своих спутников. Для безопасности он сразу вытащил заветный кинжал, чтобы в случае неожиданного нападения держать его наготове. К счастью, на нем была только белая полотняная рубаха, не выделявшаяся на снегу. На всякий случай  мальчик избавился и от кожаного пояса, который мог его ненароком выдать. Оставались только темные волосы. Но и тут Аслануко не растерялся: из предосторожности он спрятал свою голову глубоко под снежный ковер.
Неожиданно, пройдя ползком всего пару десятков метров, Аслануко нащупал в земле какую-то нору и, ни на секунду не задумываясь, быстро в неё влез. Очутившись, наконец, в укрытии, мальчик открыл глаза и сразу понял, что в норе он был не один. Рядом с ним, свернувшись калачиком, спокойно лежал разбуженный им маленький волчонок. Хозяин норы тут же предупредительно оскалился, не желая оказывать радушный прием нежданному гостю.
- Хм! А ты, Касым, оказывается, мужскую бурку и башлык не можешь от человека отличить, - услышал Аслануко из укрытия уже знакомый голос одного из всадников, по всей вероятности, открывшего для себя секрет черного пятна на белом снегу.
- Клянусь Всевышним, Шамиль! Кто-то стоял здесь и смотрел в нашу сторону, - оправдывался хриплый голос.
Голос второго всадника был слышен в норе так же отчетливо, как и голос первого. Видимо, дальнозоркий уорк последовал за своим товарищем в надежде убедиться в своей правоте.
- Ох, Касым, Касым! Говорила тебе твоя жена не пить в походе много бахсыма. Вот тебе и мерещиться теперь! – задорно подтрунивал над вторым первый всадник.
- Ничего мне не померещилось. Вот, скажи, Шамиль, откуда здесь тогда башлык и бурка? – не сдавался осмеянный товарищем Касым.
- Да мало ли кто через перевал шел,- задумчиво предположил Шамиль. – Хотя, возможно, ты прав, пьяная голова. Ладно! Честно говоря, надо бы поискать того, кто, несмотря на мороз, разбросал в горах свою теплую одежду. Да только времени у нас нет!
- Шамиль, может тогда, заберем хотя бы башлык с буркой. Нам всё сгодится! – находчиво предложил своему спутнику второй всадник.
- Ладно! – ответил ему первый, спешиваясь, собираясь забрать с собой чужие вещи. – Вот так удача! Хм! Знакомые ножны! Интересно, а где же сам кинжал? Ладно, Касым! Держи! Пора нам! Видишь остальные делают знак, что уходят. Не с руки нам от них отставать. Больно опасные здесь перевалы!
- Нет, Шамиль, подожди! Надо бы нам разобраться, - настаивал Касым, собираясь спешиваться вслед за товарищем.
- А в чем тут разбираться? Нет у нас времени! Все равно тот, кто потерял эти вещи, вряд ли вернется за ними назад. Лучше поехали отсюда! Может, он еще встретится нам по дороге! Пути Аллаха неисповедимы!
И всадник, подняв бурку и башлык, передал их своему спутнику. Знакомые же ножны он сразу спрятал у себя за пазухой.
- Постой, Шамиль! О каких таких ножнах ты только что говорил?
- Успокойся, Касым! О каких ножнах ты говоришь? Опять тебе что-то померещилось? Эх, Касым, Касым! Не доведет тебя до добра бахсым!
Все время, пока слышались голоса двух всадников, Аслануко тихо сидел в норе, боясь пошевелиться, при этом он крепко сжимал костяную рукоятку своего драгоценного кинжала. Маленький волчонок, став невольно его соседом и проверив его на храбрость, уже более дружелюбно его обнюхивал, а иногда даже облизывал своим мягким языком его замерзшие нос и щеки. Несмотря на то, что Аслануко было очень щекотно, он продолжал лежать неподвижно, затаив дыхание. Опасаясь случайно столкнуться с незнакомцами, он собирался пробыть еще некоторое время в волчьей норе. Однако усталость и тепло норы разморили усталого мальчика, и вскоре он уснул крепким сном.

-  Мэз! Мэз! Я нашел его! Он здесь, Мэз! Аслануко здесь! – сквозь сон услышал Аслануко знакомый задорный голос Казбича. – Вот уж храбрец, каких свет не видывал! Даже грозной волчицы не испугался!
Слово «волчица» подействовало на Аслануко молниеносно, и он сразу же очнулся. Осмотревшись вокруг, он увидел уже знакомого маленького волчонка, юлой вертевшегося рядом с ним и жалобно скулившего ему на ухо. Вход в нору загораживало улыбавшееся ему круглое лицо Казбича.
Вскоре у волчьей норы собрались остальные юноши. Последним к ней подбежал обеспокоенный аталык. Спустя несколько минут Аслануко уже сидел на снегу рядом с Мэзом, а вокруг них суетливо бегал серый волчонок, радостно помахивая хвостом, словно верный щенок.
В дальнейшем на протяжении всего похода больше никаких злоключений с Аслануко не происходило. Позже все ученики Мэза с улыбкой вспоминали о странном случае с его сыном в горах, уверовав в удачу мальчика. Ярким напоминанием этой истории оставался для них осиротевший волчонок. Мэз был вынужден взять его с собой, так как Казбичу пришлось, спасая Аслануко, убить его мать волчицу.
Не зная почему, но самому Аслануко нравилось слушать отца и старших товарищей, часто рассказывавших историю его спасения. Оказалось, что именно волчица невольно помогла молодому джигиту быстро определить, где именно прятался сын аталыка. Сперва юноша честно пытался спугнуть обеспокоенную хозяйку гор. Несчастная мать, волновавшаяся за своего малыша, не отходила от норы и мешала Казбичу заглянуть вовнутрь.
Добродушный Казбич искренне надеялся сохранить жизнь смелой волчице. Однако она вдруг громко завыла, видимо, подзывая на помощь других волков. Теперь жизнь Аслануко была в большой опасности. И тогда Казбичу ничего не оставалось, как застрелить несчастное животное из ружья.
Бесстрашный Аслануко тоже поведал Мэзу о том, как сначала он потерял свой кинжал с ножнами, а затем нашел их, как позже спрятался в волчьей норе, опасаясь, что его возьмут в плен. Мальчик упомянул и о разговоре двух неизвестных всадников, имена которых он никак не мог вспомнить.
Услышав подробный рассказ Аслануко, Мэз в душе удивился его находчивости и ловкости. Осознав, что мальчик смел не по годам, аталык решил больше не ждать и начать учить его азам джигитовки, как и остальных своих учеников, не делая поблажек и снисхождения на его юный возраст.   
Вскоре после случившегося Мэз подарил сыну одного из своих коней и новенькие ножны для его кинжала. Увидев щедрые подарки отца, Аслануко в душе искренне радовался и благодарил Всевышнего за посланные ему испытания. Найденный волчонок тоже достался ему и был назван Горцем.