Родовая Тамга. II. В поисках брата. 1. Странник. 2

Странник.
2.

По возвращению в аул, Зещэ не стал терять ни минуты и направился прямо в конюшню, где отдыхал, а вернее томился его верный товарищ. Конь юноши сразу заметил своего хозяина и радостно поприветствовал его. Впрочем, Зещэ и сам был рад тому, что, несмотря ни на что, ему удалось одновременно сохранить и своего незаменимого скакуна, и семейную реликвию – родовой кинжал. Теперь он мог продолжить свой дальний путь, каким бы трудным он ни казался.
Однако у юноши оставалось еще одно незаконченное дело в этом отдаленном, потерянном среди гор ауле. К тому же, наученный горьким опытом Зещэ всё же не решался отправиться в путь в полном одиночестве. Он знал, как никто другой, что совершать одному сложный переход через Кавказские горы к Черному морю было небезопасно. Ему непременно следовало найти себе попутчика среди гостеприимно приютивших его хозяев затерянного селения. Правда, они сами могли представлять для юноши не меньшую опасность, а, может быть, и большую, чем суровые горы.
Размышляя о будущем трудном походе, Зещэ беглым взглядом осмотрел своего коня. Мос оказался на самом деле мастером своего дела и, видно, умел хорошо ухаживать за лошадьми. Израненный круп коня юного джигита был тщательно обмазан каким-то жиром, а раны, нанесенные бедному животному острыми волчьими клыками, как ни странно, уже затягивались под воздействием целебной мази. Результаты осмотра удовлетворили юношу, и он ободряюще погладил своего скакуна по аккуратно приглаженной гриве. В ответ хозяину конь радостно заржал, невольно провоцируя других лошадей в конюшне последовать его примеру.
Теперь Зещэ не следовало больше задерживаться у своего коня. Надо было поскорее возвращаться в дом к гостеприимным хозяевам. Неожиданный шум в конюшне мог привлечь их внимание. И не дай Аллах, они его спохватятся и тогда станут еще более подозрительными! В конце концов, надежно спрятав свое сокровище, Зещэ покинул стойло быстрым шагом.
В большом доме, куда тихо проник юный джигит, оказались только Мос и Гуащэ. Они стояли рядом, очень близко друг к другу в центре комнаты и что-то горячо обсуждали, совершенно не замечая ничего вокруг. Несколько минут спустя, Мос, увидев стоявшего в дверном проёме юного гостя, неожиданно резко отпрянул от девушки и недовольно нахмурил свои широкие брови.
- Ну, парень, нашел то место? – сухо бросил молодой человек, подходя ближе к Зещэ.
Необъяснимый поступок Моса удивил юного джигита. Задумавшись, он посмотрел на раскрасневшуюся, вероятно, от спора, девушку. Гуащэ виновато потупила взор. Казалось, что она чего-то стыдилась, или же её застигли врасплох.
- Нет! – кратко ответил Зещэ, не понимая, что происходит, а затем неожиданно добавил: – А где Шамиль и Касым?
- Уехали, - услышал юноша в ответ мягкий голос девушки.
Осознавая свое глупое поведение, Гуащэ поспешила справиться со своими чувствами и вернулась к домашним делам.
- Чего напрасно стоять в дверях? Проходи, Зещэ! - произнес сквозь зубы Мос, указывая гостю место за столом. – Сейчас Гуащэ покормит тебя. Щипс… баранина… Не стесняйся, парень. Проходи!
Юноша не стал ждать повторного приглашения и, сбросив с себя меховой бушлат, молча занял указанное ему место. Присаживаясь за треножный столик, Мос продолжал внимательно следить за гостем. Пренебрегая горскими традициями гостеприимства, молодой человек не стал скрывать своего негодования от не вовремя появившегося незнакомца. Тем временем, пристыженная больше своими собственными мыслями, нежели неожиданным приходом юноши, Гуащэ быстро накрыла на стол. Она старалась не создавать лишних звуков и не отвлекать мужчин от их дел.
Некоторое время в комнате царила полная тишина. Увидев на столе щедрое угощение хозяев, Зещэ почувствовал, что долгая прогулка в горах сильно утомила его. Он вдруг резко ощутил чувство голода и, не обращая внимания на сидевшего рядом с ним рассерженного Моса, охотно принялся за еду.
- Ну, как? Надеюсь, Всевышний направил тебя туда, куда нужно - внезапно спросил молодой человек юношу, не скрывая своего ехидства.
На минуту Зещэ отвлекся от трапезы и внимательно посмотрел на Моса. К тому времени, молодой джигит уже переключился на юную хозяйку дома и стал тайком за ней наблюдать. Воспользовавшись этим, юноша нарочито громко вздохнул и намеренно сделал огорченный вид.
- Нет! По-видимому, Аллах оставил меня и не желает мне помогать.
Ответ Зещэ явно очень удивил Моса, поскольку тот тут же отвлекся от своего излюбленного занятия и, повернувшись в сторону юноши, подозрительно на него посмотрел.
- Что? Ничего не нашел?
- Нет! – повторил Зещэ, всё так же удрученно вздыхая. – Я осмотрел всё вокруг. На склоне ничего не было. Кругом один снег! Надо будет еще раз сходить. Может, ты сходишь со мной, Мос. Вдвоем всё-таки будет сподручнее.
Искренняя просьба юноши немного рассеяла подозрения молодого человека. В такую метель и голодная собака не смогла бы отыскать кусок свежего мяса.
- Ладно! Сходим позже еще раз вместе.
- Спасибо! – выдохнул Зещэ, не ожидая столь быстрой победы над осмотрительным джигитом.
- Но смотри, парень! Если на этот раз ты ничего не найдешь, то больше на меня не рассчитывай! Понял? - и от сочувствия Моса не осталось и следа. Было заметно, что молодой человек не имел ни малейшего желания продолжать дальнейшие поиски неведомого кинжала гостя.
- Ладно, - устало ответил Зещэ и, не говоря больше ни слова, погрузился в свои раздумья.
Несколько секунд спустя юный джигит снова принялся за еду. Тем временем Мос, забыв о присутствии юного гостя, снова обратил свое внимание на ту, мысли о которой не оставляли его ни на секунду. Молодой человек пылко глядел на свою избранницу, надеясь на её ответ.
Обычно в присутствии отца и дяди Касыма Гуащэ, накрыв на стол, исчезала в мгновение ока за широким толстым ковром. Придерживаясь традиций, её отец не считал возможным присутствие дочери во время мужских разговоров за столом. И хотя он знал, что девушка была от природы любопытна, и толстый ковер не мешал ей их подслушивать, он все равно настаивал на своём правиле.
На этот раз Гуащэ могла не бояться гнева отца и позволила себе остаться в комнате вместе с мужчинами. Вне всяких сомнений, особое внимание со стороны Моса ей доставляло явное удовольствие. Она тоже тайком бросала в сторону молодого человека испытывающий взгляд. Словно ловкая домашняя кошка она караулила свою добычу, при этом не желая на самом деле за ней охотиться.
Постепенно напряжение, связывавшее двух молодых людей, передалось и их юному гостю. Однако вместо любопытства Зещэ охватила обеспокоенность. Он не на шутку встревожился. Благоразумие юноши подсказывало ему, что лучше ему оставаться в стороне и не лезть не в свое дело. В комнате снова воцарилась тишина.
Первой молчание нарушила Гуащэ, не выдержав натиска внимания со стороны Моса. Желая, наконец, продолжить прерванную появлением Зещэ беседу, она решилась заговорить сама. Впрочем, присутствие юноши младше её по возрасту нисколько её не смущало. Наоборот, по её мнению, именно его непосредственное участие должно было разрешить их, на первый взгляд, неразрешимый спор.
- А вот, скажи-ка нам, Зещэ, как себя ведут девушки в твоем ауле?
- Да, что ты беспокоишь нашего гостя своими глупыми вопросами, - шутливо пристыдил Гуащэ молодой человек, не переставая пылко смотреть на неё. – Не видишь разве, как он за обе щеки уплетает баранину?
- Нет, Мос! Пусть скажет! – капризно произнесла Гуащэ, настаивая на своем.
- Как себя ведут девушки? – не понимая, переспросил Зещэ, невольно отрываясь от вкусного угощения. – В нашем селении?
- Да, как они себя ведут дома? – уточнила Гуащэ, продолжая тайком наблюдать за Мосом.
- Дома? – удивился юноша странному вопросу. – Как все… Как везде… Разве, Гуащэ, ты сама не знаешь?
На этот раз пришла очередь удивляться Гуащэ.
- О Аллах! Всевышний свидетель, я никогда не покидала здешних мест. Откуда мне знать. Моя мать и мать Моса были единственными женщинами, которых я видела в жизни. Мне никогда не приходилось общаться со своими сверстницами. Понимаешь? – огорченно бросила девушка, прикрывая лицо краешком красного платка, аккуратно повязанного на её голове.
- Никогда в жизни? – не смог скрыть своего потрясения Зещэ.
- А что тебя, парень, удивляет? – заступился за девушку Мос, переводя взгляд на юношу. – Она никуда не ездила. Она никогда не покидала нашего аула.
- Никогда! – с грустью произнесла девушка, бросая на молодого человека взгляд, полный зависти и упрека. – Вот, Мос часто ездит с отцом в горы и на побережье. А я никогда не видела моря. Мос рассказывает мне, что все девушки, также как и я, сидят дома и занимаются домашним хозяйством. А их родители сами выбирают им будущего мужа. Скажи! Это правда?
Прямой вопрос Гуащэ невольно поставил Зещэ в тупик. Что он, юный джигит, мог рассказать о жизни кабардинских девушек? Оказавшись в столь затруднительном положении, юноша с опаской посмотрел на Моса и тут же встретился с его угрожавшим и одновременно умолявшим взглядом. По его виду Зещэ сразу понял, что утвердительный ответ не только выручит его самого, но и позволит ему заручиться поддержкой Моса в будущем. А в его расположении юноша нуждался больше всего!
- Да, правда! – выдавил из себя Зещэ, стараясь не смотреть в большие глаза Гуащэ.
Вздох облегчения, вырвавшийся из груди Моса, последовал за ответом юноши.
- Ну, что я тебе говорил! Я тебя никогда не обманывал, - радостно подхватил молодой человек, бросив в сторону своего спасителя благодарный взгляд.
- Странно, - продолжила разочарованная Гуащэ. – В детстве моя мать мне рассказывала, что она ходила со своими подругами на большие аульские праздники. После игрищ она танцевала там на джэгу. На одном из таких джэгу она и познакомилась с отцом. А ты, Зещэ, когда-нибудь участвовал сам в игрищах?
Взгляд карих глаз девушки, похожих на два больших озера, стал строже и подозрительнее. Она смотрела на юношу с неким недоверием, хотя у неё не было причин ему не верить.
- Да, конечно! – честно ответил Зещэ. – Правда, это было один раз. Но раньше в детстве я всегда ходил с матерью и наной на аульские праздники.
- Ну вот! Слышишь, Мос, его мама ходила на игрища. Кабардинские женщины могут себе это позволить. А ты говоришь, что нет.
В поисках справедливости Гуащэ встала со своего места, и её стройный стан натянулся подобно тетеве лука, готового отправить стрелу возмездия в сторону своего обидчика.
- Правильно! Замужние женщины могут с разрешения их мужей, - ловко выкрутился Мос, пытаясь отразить нежданный удар. – Но вот незамужние девушки…  Спроси-ка лучше Зещэ! Как выходят кабардинские девушки замуж?
Воинственно настроенной Гуащэ не пришлось повторять вопрос. Её взгляд, направленный на юношу, был столь красноречив, что Зещэ слегка смутился, прежде чем на него ответить. Стараясь скрыть свое смущение от любопытной хозяйки дома, юноша посмотрел на сидевшего рядом Моса. Взгляд молодого человека снова умолял его о поддержке. Казалось, что от слов Зещэ зависела вся его жизнь.
Не зная, как лучше ответить, юный джигит решил прежде прояснить ситуацию, задав Гуащэ свой наводящий вопрос.
- Как или за кого выходят замуж девушки?
- О Аллах! Неужели тебе, парень, не понятно? – намеренно вспылил Мос, предвосхищая ответ своей избранницы. – Как родители находят своим дочерям женихов? – И молодой человек вскочил в порыве со своего места.
- А может, девушки сами решают, за кого им выходить замуж? – поспешила добавить Гуащэ, делая решительный шаг вперед.
Не желая сдаваться, она явно решила форсировать события. Её натиск вызвал у Моса волну негодования. Он нервно скрестил свои крепкие руки на груди. Тем временем Зещэ, осознав, наконец, в чем была суть их спора. И, взвесив, какой именно ответ окажется более благоприятным для него самого, он громко произнес свой окончательный приговор:
- Видит Аллах, мне, юноше, трудно судить об этом. Сестер у меня не было. Родители мои покинули эту землю намного раньше, чем этот вопрос мог бы коснуться меня. Но, по-моему, обычно девушки выходят замуж с разрешения их родителей.
- Слышала, Гуащэ! – с чувством полной победы воскликнул Мос, не давая девушке опомниться. – С разрешения их родителей!
Как ни радовался молодой джигит, ответ гостя всё же не удовлетворил упрямую Гуащэ. Она вовсе не собиралась сдаваться. Поджав от досады свои алые губы, девушка посмотрела сперва недоверчиво на юношу, затем бросила подозрительный взгляд в сторону Моса.
- А что, если родители девушки хотят выдать её замуж за человека, которого она совсем не любит? Неужели она все равно выйдет за него? – негодовала Гуащэ.
- О Аллах! До чего все женщины глупы и упрямы! – возмущенно воскликнул Мос. – Гуащэ, долг дочери повиноваться желанию её родителей. Родители желают своим детям только самого лучшего. Верно, Зещэ?
Удивленный странным спором молодых людей, юноша несколько минут стоял молча. Все это время он попеременно вопросительно смотрел то на негодовавшую Гуащэ, то на возмущенного Моса. Он никак не могу понять причин, из-за которых разгорелся этот злополучный спор, невольным участником которого он вынужден был стать. А чтобы не попасть в очередной раз впросак, Зещэ решил выяснить всё до конца. Юноша даже не мог догадываться, насколько своевременным и полезным окажется для него самого их обычный спор.
- О Всевышний! Объясни мне, о чем эти двое несчастных спорят? – внезапно взмолился Зещэ, поднимаясь со своего места.
- Эй, парень! Всевышний в этом тебе не поможет, - поспешил Мос взять дело в свои руки, прежде чем это успела бы сделать его упрямая избранница. - Я сам тебе всё объясню. А ты рассуди нас по совести. Ты юн, но уже, смотрю, познал азы адыгской мудрости.
…Наши отцы дружат уже долгие годы. Они даже женились в один и тот же день. И сразу поселились вместе в горах в этом отдаленном ауле. Правда, долгое время родители Гуащэ не имели детей. Хотя до дочери у Шамиля родилось трое сыновей. Но каждый раз, не прожив и полгода, они умирали. Шамиль даже подумывал, что его прокляли. Когда же он совсем отчаялся продолжить свой род, он надолго уехал. И мой отец последовал за ним.
Спустя несколько лет, когда они вернулись, Шамиль узнал, что сразу после его отъезда у него родилась дочь. Мой отец мне часто рассказывал, что в тот день он не переставал повторять, словно в бреду: «Правильно я сделал, что вернул проклятое оружие князя его настоящему владельцу. Я буду вознагражден». В то время никто не понимал, о чем именно говорил Шамиль. Его жена опасалась за жизнь дочери. Но, видно, судьба действительно простила отца Гуащэ.
И вот, когда мне было лет семь, а Гуащэ три года, наши отцы договорились поженить нас, когда мы вырастим. Для них это был самый простой способ породниться. Я думаю, что всё так и произошло бы, если бы ни случай.
Лет шесть назад, как ты уже слышал, парень, у нас в ауле появился юный джигит почти твоего возраста. Может, чуть старше, но точно гораздо сильнее. Как рассказал мне мой отец, он совсем потерял память из-за камнепада в горах. В то время моей Гуащэ было лет 10, и она впервые в жизни увидела чужака. До этого наши отцы старались в аул никого не привозить. Все мы жили здесь в горах очень уединенно. Я часто замечал, как моя мать страдала от этого уединения и одиночества.
Так вот, странное дело! Этот Найденыш, хотя и ничего о себе не помнил, оказался смелым джигитом и ловким наездником. Он умело владел всеми видами оружия, которые я когда-либо знал. Сам я был немного старше его, но не мог и сравниться с ним ни в джигитовке, ни в наездничестве, ни в стрельбе…
- Верно! Это был самый смелый и мужественный джигит, - мечтательно произнесла Гуащэ, неожиданно перебив Моса. – И он был так добр ко мне. Целый месяц, что он провел у нас в ауле, он всегда заботился обо мне и играл со мной. А ты, Мос, только и делал, что дразнил меня.
- О Аллах! До чего же ты болтлива, девушка! Вразуми её, Всевышний! –искренне взмолился молодой человек. – Не перебивай меня, глупая! Через месяц после того, как Найденыш появился у нас в ауле, Шамиль и мой отец отвезли его куда-то на побережье. Хм, уверен, что они продали его турецкому пройдохе - торговцу Хасану. С тех пор Найденыш исчез из нашей жизни. Но Гуащэ вбила себе в голову, что она выдет замуж только за такого джигита, как он. И переубедить её теперь невозможно. Вот уже два года наши отцы ждут, когда она согласится выйти замуж за меня.
- Странно! – задумчиво произнес Зещэ. – Мать Гуащэ должна была ей всё объяснить, рассказать правила поведения, научить вести хозяйство и вышивать.
- Верно, должна была! - уверенно подхватил Мос, не отводивший пронзительного взгляда от их не по годам мудрого гостя. – Но не успела. Как только наши отцы вернулись домой после поездки с Найденышем на побережье, мать Гуащэ вдруг заболела какой-то странной болезнью и слегла. Не прошло и пары дней, мы её похоронили. А через год…
Голос молодого человека вздрогнул.
- А через год моя мать пошла за водой к реке и пропала. Целую неделю все мы её искали, но так и не нашли. Отец думает, что она подскользнулась и утонула. А быстрая горная река унесла её так далеко от здешних мест, что невозможно было даже найти тело. Видит Аллах, я бы хотел её найти. Пусть и через пять лет! Так что, парень, ни мать Гуащэ, ни моя мать не успели вразумить эту глупую девчонку.
Рассказав свою довольно необычную историю, Мос резко замолчал и глубоко вздохнул под тяжестью горьких воспоминаний. Затем он задумчиво посмотрел на Гуащэ, по её бархатистым щекам текли слезы.
- Какое горе! – посочувствовал Зещэ молодым людям. – Может, это тоже проклятие за грехи ваших отцов?
Вопрос юноши возмутил расстроенного Моса. Он бросил на него грозный взгляд и презрительно спросил:
- О чем ты, щенок? О каких грехах ты говоришь тут?
- Как же, Мос? Разве не ты сам только что сказал, что отцы ваши продали Найденыша в рабство торговцу Хасану? – не испугался суровости Моса юноша.
- Да я только подумал, а ты … ты уже наговариваешь на тех, кто тебя самого спас, великодушно приютил у себя дома, не дал погибнуть тебе и твоему коню в горах от голодной волчьей стаи. Неблагодарный! – грозно пристыдил его молодой человек.
Суровый тон Моса вмиг осушил слезы девушки. Однако Гуащэ не поддержала его, а наоборот, поспешила успокоить и защитить юного гостя.
- Да ладно тебе, Мос! Зещэ не собирался оскорблять наших отцов. Правда?
Не желая продолжать никому ненужный спор, юный джигит виновато вздохнул и послушно кивнул головой ей в ответ в знак согласия.
- Вот видишь, Мос, может…, - девушка собиралась добавить что-то еще, как вдруг ход её мысли был прерван нежданным появлением её отца в дверях комнаты.
- И что это вы все тут сидите? – строго спросил Шамиль, еле произнося слова. Не снимая верхней одежды, мужчина медленно прошел в комнату. – Гуащэ, а ты? Тебе, что, заняться нечем? Иди лучше, приготовь больше горячей воды. А ты, Мос, беги во двор и неси в дом своего отца.
На секунду Шамиль остановился, и только тогда все заметили, что лицо мужчины окровавлено, а сквозь кровь и грязь на нём проступила смертельная бледность. Снег на его одежде уже подтаял, и на ней были видны большие кровавые пятна. Осознав, что произошло нечто непоправимое, Мос посмотрел на отца Гуащэ. Взгляд его, еще недавно грозный, теперь был полон тревоги и беспокойства. Не дожидаясь разъяснений раненного Шамиля, молодой человек сорвался с места и бросился к своему отцу во двор. Зещэ растерянно следил за происходившим.
- А ты, что, парень, не поможешь ему? – медленно спросил юношу раненный мужчина, еле стоя на ногах.
Не задавая лишних неуместных вопросов, Зещэ последовал за Мосом во двор, оставив отца и дочь наедине.
Как только комната опустела, Шамиль, старавшийся в присутствии молодых джигитов держаться на ногах, резко расслабился и тут же рухнул в беспамятстве на пол.
- Отец! Отец! – воскликнула испуганная Гуащэ и бросилась к нему на помощь.
- Не кри-чи! - пришел в себя Шамиль, с трудом выдавливая из себя слова.
Расстроенная девушка склонила свою голову над раненным отцом, не зная, чем ему помочь. Тем временем сам Шамиль попытался встать, но от резкой боли сдавленно застонал. Гуащэ помогла ему высвободиться из тяжелой меховой бурки, и тогда по окровавленной черкеске она поняла, что отец был смертельно ранен в живот. Тело Шамиля следовало перенести на теплые одеяла, но рана была настолько тяжела и опасна, что любое движение могло стать для него последним. К тому же одной ей было бы трудно справиться. Всё, что ей оставалось, -это ждать помощи Моса и Зещэ.
Пока девушка пыталась хоть как-то облегчить незавидную долю своего отца, участь отца Моса была уже предрешена. Касым более не нуждался в помощи сына, впрочем, как и в помощи кого бы то ни было. Коварная птица смерти уже настигла бывалого абрека и полностью накрыла его своей загробной тенью, оставив на его окровавленном лице свою печать.
Увидев бездыханное тело отца, Мос кинулся к нему со всех ног. В полном отчаянии и сыновьем горе молодой человек разразился громкими проклятиями. Его напряженные руки, поднятые высоко к небу, были озарены холодным светом наполовину окровавленного солнца. Крик отчаяния Моса донесся до самых горных вершин и отозвался в горах громким эхом и заунывным волчьим воем. Казалось, что седые суровые горы разделяли невыносимое горе сына, потерявшего своего отца.
Зещэ искренне сочувствовал молодому человеку. Он посмотрел на тело Касыма, перекинутое через корпус стойкого коня Шамиля. Породистый скакун, верой и правдой служивший своему хозяину, сам еле дышал. И дело было не в трудном переходе, и не в тяжелой ноше. Несчастный конь был тяжело ранен и еле держался.
- О Аллах! За что! Отец! Отец! – кричал изо всех сил Мос.
- Мос! - не громко позвал молодого человека Зещэ. – Мос! Давай снимем с коня тело твоего отца. Еще немного, и он сам упадет.
Не дожидаясь ответного действия отчаявшегося человека, юноша подошел к изможденному скакуну и попытался снять окровавленное бездыханное тело Касыма, надеясь на благоразумие его сына. Впрочем, Мос оправдал ожидания Зещэ. Ему самому меньше всего хотелось проявлять свои слабости перед юным гостем, о котором он на самом деле ничего не знал. Тем не менее, целую минуту молодой человек простоял на одном месте молча без единого движения, словно живая статуя. Спустя мгновение Мос пришел в себя и, подойдя к Зещэ, стал сам снимать тело Касыма.
- Постой, Мос! Я тебе помогу, - произнес юноша и немного подтолкнул тело в сторону молодого человека.
На этот раз тяжелая ноша раненного коня поддалась и медленно сползла на землю, покоившуюся под снежными сугробами. Как только смертельно усталый конь освободился, он тут же рухнул замертво прямо у ног Зещэ.
- О Аллах! Что же могло произойти? – не мог успокоиться обезумевший Мос, крепко обнимая тело погибшего Касыма. – О, отец! Отец!
Невыносимое горе полностью охватило молодого человека. На первый взгляд казалось, что разум оставил его. Благодарный сын все крепче и крепче прижимал бездыханное тело отца, отчаянно взывая к Всевышнему и строго требуя от него объяснений. Мос не обращал никакого внимания на лежавшего рядом с ним мертвого коня Шамиля, не выдержавшего тяжелых ран и долгого напряжения.
От этого печального зрелища Зещэ стало не по себе. Грустные воспоминания нахлынули на него, и он, не сдержавшись, тихо заплакал. Однако вскоре юноша опомнился и переборол в себе боль безвозвратной потери близких людей.
- Мос! Может, перенесем Касыма в дом? – нерешительно предложил юноша, предполагая, что усопшего следовало бы омыть перед погребением.
Но Мос его не слышал и продолжал безумно взывать к небесам. И тогда Зещэ понял, что только силой можно было заставить отчаявшегося человека прийти в себя. Недолго думая, он подошел к Мосу и громко ему приказал:
- Хватит! Отнесем Касыма в дом! Да и коня надо убрать с дороги.
На короткое мгновение приказной тон Зещэ отвлек внимание Моса от его непоправимого горя. Однако уже секунду спустя он снова погрузился в свои тяжкие переживания. Не достигнув цели, юноша предпринял еще одну попытку привести молодого человека в чувство, но и она была безуспешна. Мос застыл, словно каменное изваяние, перед бездыханным телом отца. По побледневшему лицу молодого человека катились крупные слезы, которые тут же замерзали на ходу.
Не имея ни малейшего желания бездействовать и продолжать тешить невыносимую печаль скоропостижно осиротевшего человека, Зещэ набрался храбрости и подошел ближе к телу погибшего абрека. Не обращая внимания на Моса, юноша взял безжизенную руку Касыма и потянул её на себя. К собственному удивлению ему удалось сдвинуть с места замерзшее грузное тело. Своим самонадеянным поступком Зещэ сразу вызвал бурю негодования у оцепеневшего Моса.
- Оставь! – угрожающе прорычал молодой человек юноше, притягивая тело отца обратно к себе.
- Да, хватит горевать, Мос! – набросился на него Зещэ. - Не время слезы лить! Ты же джигит, настоящий мужчина. Слезами отца не вернуть! Я тоже видел смерть и не раз. Но жизнь продолжается! Не думаю, что твой отец хотел бы увидеть тебя таким. Опомнись! Вставай!
Громкий призыв юноши не смог победить омраченный горем разум молодого человека, и тогда Зещэ вспомнил о том, что для Моса было важнее всего на свете. Озаренный светлой мыслю, он подошел к молодому джигиту и тихо произнес:
- Пока ты, Мос, жалеешь себя здесь, в твоей помощи нуждается Гуащэ. Ей одной без твоей поддержки не справится. Всевышний забрал у тебя отца, но ведь жизнь твою он тебе оставил. Разве ты не собирался разделить её с прекрасной девушкой, которая, возможно, сейчас горько оплакивает своего отца? Вставай! Отнесем тело Касыма в дом.
Разумные слова юноши, наконец, достучались до окаменевшего сердца обезумевшего от горя Моса и подействовали на него отрезвляющим образом. Его разум просветлел, и он опомнился.
- Спасибо! – сухо буркнул молодой джигит в ответ, поднимаясь с коленей.
Вскоре Мос окончательно пришел в себя, и вместе с Зещэ отнес бездыханное тело отца в свой дом. Вернувшись, они освободили дорогу и от трупа измученного в схватке коня. Глядя на израненного скакуна, Зещэ не мог не подивиться его выносливости и безграничной преданности своему хозяину. В очередной раз он высоко оценил верность коней. Эти красивые сильные существа, наделенные Всевышним самыми прекрасными качествами, всегда были готовы пожертвовать собой ради жизни своего всадника. Они, нисколько не боясь смерти, всегда приходили на помощь джигитам во время трудных походов через суровые горы и в период жестоких кровопролитных сражений.
Несколько минут спустя Мос и Зещэ вернулись в дом Шамиля к Гуащэ. Однако там их ждало еще одно тяжелое испытание. Не успев войти в дом, они увидели его хозяина лежавшим на полу. Над телом Шамиля склонилась его несчастная дочь. Девушка пыталась снять окровавленную черкеску с отца, чтобы хоть как-то остановить кровь, струившуюся из раны на животе.
- О Аллах! Наконец-то! – еле-еле вымолвила заплаканная Гуащэ, с трудом приподняв голову.
Девушка была совсем растеряна. Она сидела перед телом своего отца на корточках, а по её бледным щекам катились слезы. Волнистые черные волосы, высвободившись из-под шелкового платка, растрепанно спадали на её плечи. Беззащитный вид Гуащэ и её усталый взгляд, полный надежды, заставили Моса забыть на миг о своей невосполнимой утрате.
- Гуащэ?! Что с ним? – спросил он девушку, бросившись к ней.
- Отец… ранен в живот. Надо остановить кровь. Но мне одной его тело с места не сдвинуть. Сейчас он без сознания, но еще дышит, - старалась спокойно говорить Гуащэ.
К удивлению Зещэ, Мос не стал сразу спасать Шамиля. Напротив, он поднял уставшую девушку с коленей и крепко её обнял. Оказавшись в надежных руках Моса, Гуащэ сразу же сникла и громко расплакалась, не обращая внимания на их юного гостя.
- Плачь, Гуащэ! Плачь! И боль скоро пройдет! – шептал ей на ухо молодой человек, который еще несколько минут назад больше напоминал каменное изваяние, нежели живого человека. Видя страдания любимой, Мос пытался всем своим существом её защитить.
И Гуащэ плакала, оплакивая своего смертельно раненного отца. Она плакала так, что Зещэ невольно испугался за неё. В душе юноше было искренне жаль и Моса, и Гуащэ. Кому, как ни ему, было хорошо известно, что это за горе – терять самых близких людей. Да, потеря родителей невосполнима!
- Ну, всё! Теперь успокойся, милая! - опомнился Мос и попытался привести расстроенную девушку в чувство. – Надо бы нам помочь Шамилю. Попробуем перенести его в комнату.
Не успев произнести последние слова, молодой человек поспешил к раненному, бросая на ходу призывный взгляд в сторону Зещэ. Пока Гуащэ утирала слезы со своего красивого лица, молодые люди осторожно перенесли Шамиля в более удобное место.
Расположив его тело на нескольких бурках, Мос и Зещэ, для которого ноша оказалась слишком тяжелой, вернулись обратно к девушке. Мос тут же присел рядом с Гуащэ, но, несмотря на сочувствие к ней, впрочем, как и к себе самому, больше не стал нарушать заведенных правил. Зещэ, с трудом переведя дыхание, остался стоять, внимательно наблюдая за происходившим.
- Что мы будем теперь делать, Гуащэ? – неожиданно начал молодой человек, смотря на сидевшую рядом с ним девушку. – Как мы будем теперь жить?
Как ни странно, но судьбоносный вопрос Моса остался без ответа. Понимая, к чему он клонил, девушка хранила скорбное молчание. Из-за общего напряжения в комнате Зещэ почувствовал себя лишним. На этот раз, не отвлекая хозяев от их горьких мыслей, он поспешил незаметно удалиться.
- Пойду-ка лучше в конюшню! - пробормотал себе под нос Зещэ и вышел из дома.
Оставшись одни, несколько минут Мос и Гуащэ продолжали сидеть молча. Но вскоре девушка снова горько заплакала, а молодой джигит поспешил её утешить. В тот момент каждый из них ясно понимал, что последние скорбные события сильно изменят их жизни.
- Что теперь будет, Мос? – тихо спросила Гуащэ, немного успокоившись. – Где дядя Касым? Надо спросить у него. Он старше, опытнее.
Упоминание имени отца навеяло Мосу горькие мысли о свалившемся на него горе. Опечаленная тяжелой раной отца, Гуащэ забыла обо всем на свете. Ей ничего не было известно о гибели Касыма. Крепко сжав свои кулаки, молодой человек поднял высоко голову, не желая проявлять слабость перед своей возлюбленной. Затем он глубоко вздохнул, не зная, как сказать и так расстроенной девушке о том, что не у кого им больше спрашивать совета. Как поделится с ней тем, что её дядя Касым уже навсегда покинул их и ушел в мир иной без прощения? Оставалось надеяться на самое невероятное. Может быть, Шамиль еще придет в себя и всё им расскажет. Да, теперь только Шамиль мог дать им дельный родительский совет по жизни.
- Мос! Что ты молчишь? Где твой отец? – встревожилась Гуащэ, глядя с испугом на побледневшее лицо молодого человека. – Что с ним?
- Отец мертв. Шамиль привез его бездыханное тело домой. Мы с Зещэ отнесли его к нам. Наверно, надо бы омыть его тело и похоронить, - безучастно говорил Мос, стараясь скрыть свои истинные чувства. – Наверно, надо пойти и заняться этим.
Безжалостные слова молодого человека глубоко потрясли девушку. Она снова горько заплакала, на этот раз оплакивая погибшего Касыма. Мос не стал её успокаивать. Наоборот, он ждал от неё ласкового участия, искренней поддержки. Инстинктивно Гуащэ положила свою руку на его руку и сочувственно произнесла:
- Мос! Мне жаль! Мне очень жаль! Но ты не останешься один. Теперь мы с отцом – твоя семья!
Искреннее сочувствие девушки согрело скорбевшую душу джигита. Нарушая все приличия, он повернулся к ней и привлек к себе.
- Спасибо, Гуащэ! Я всегда считал вас своей семьёй, - крепко обнял её Мос.
Не зная, что еще сказать безутешному сыну, потерявшему своего отца, девушка совсем притихла. С самого детства Мос не скрывал от неё своих чувств и всегда надеялся, что станет её мужем. Теперь Гуащэ понимала, что не сможет больше отказывать ему. При жизни дяди Касыма она еще умудрялась тянуть время и не давала своего согласия на свадьбу. Теперь же, как ни странно, скоропостижная смерть близкого друга отца лишала её всякой возможности изменить предопределенный ход своей судьбы. Рассчитывать на то, что она еще найдет свою любовь, она больше не могла.
Пока девушка безутешно размышляла о перипетиях своей судьбы, Мос удивлялся странному стечению обстоятельств его жизни. Долгое время он добивался согласия непреклонной Гуащэ. Что только он ни делал! На какие подвиги и лишения он только ни был готов! К каким ухищрениям и хитростям он только ни прибегал! Как только он ни подговаривал отца и Шамиля повлиять на её решение! И вот самое печальное событие в его жизни сулило ему семейное счастье с любимой. Воистину говорят: «Нет худа без добра!».
Теперь Гуащэ придется смириться со своей судьбой и выйти за него хотя бы из жалости. Но Моса это нисколько не смущало. Какая собственно разница – из жалости или по любви? Главное, что она станет его женой. А, значит, его заветная детская мечта скоро осуществится.
- Гу-а-щэ! Гу-а-щэ! – вдруг послышался еле различимый хриплый голос Шамиля. – Гу-а-щэ!
По началу ни девушка, ни молодой человек не услышали раненного, звавшего свою дочь из соседней комнаты. Но затем до их слуха донесся странный стук. Отчаявшись, Шамиль собрал все своим оставшиеся силы и принялся стучать кулаком по полу.
- Шамиль?! О Аллах! Мы совсем про него забыли! – воскликнул Мос и бросился на зов раненного.
- Благодарю тебя Всевышний! Отец пришел в себя, - невнятно пробормотала Гуащэ и последовала за молодым человеком.
В комнате, куда молодые люди перенесли раненного, было темно и сыро, пахло свежей кровью. Освещенный светом из соседнего помещения, Шамиль с трудом поднял голову. Увидев в проеме двери силуэт своей дочери, он снова позвал её. Тем временем Мос бросился разжигать огонь. Вскоре в комнате стало светло и тепло.
- Гу-а-щэ! Пи-т-ь! Да-й мн-е пи-т-ь! – пытался произнести Шамиль, протягивая свою отяжелевшую руку к дочери.
Осознав, наконец, о чем её просит отец, Гуащэ собиралась броситься за кувшином с водой. Но Мос резко остановил её, разобрав слова Шамиля.
- Нет! Нет, Гуащэ! Ему нельзя пить! Одна капля воды убьет его словно точный выстрел искусного стрелка. Такая рана очень опасна. Лучше принеси кусок мягкой лепешки, слегка смоченный в воде.
Не желая навредить своему отцу, Гуащэ послушно последовала совету молодого человека. Она быстро вышла из комнаты и вскоре вернулась обратно с лепешкой в руках. Но, к собственному удивлению, девушка почувствовала нерешительность и застыла на пороге, словно каменная глыба в горах. Не зная, как правильно дальше поступить, она обратила свой напуганный взор на того, кто в одночасье стал для неё единственным защитником и верным помощником. Заметив, не без удовольствия, как на него смотрела Гуащэ, и видя её нерешительность, Мос сразу же поспешил ей на помощь. Взяв из её рук свежую лепешку, слегка смоченную в воде, он с видом бывалого воина присел перед умиравшим Шамилем и приложил к его обсохшим губам кусок хлеба с живительной влагой.
- Пи-ть! Пи-ть! – в полубреду бормотал Шамиль, протягивая правую обессиленную руку к невидимому источнику.
Беспомощный и жалкий вид смертельно раненного мужчины, который всегда слыл одним их самых мужественных и ловких воинов Малой Кабарды, вызвал у Гуащэ волну отчаяния. Она посмотрела на протянутую дрожавшую руку отца, затем резко отвернулась и тихо заплакала. Спустя несколько минут, уступив горечи и отчаянию, Гуащэ разрыдалась. Конец был неизбежен!
Мос, понимая, что дочери тяжело видеть своего отца обессиленным и беспомощным, оставил на время Шамиля и поспешил увести рыдавшую Гуащэ из комнаты, где уже царил дух неминуемой смерти. Усадив девушку удобнее, молодой человек оставил её одну, вернувшись к изголовию умиравшего.
- Пи-ть! Пи-ть! – не переставал молить Шамиль, еле передвигая своими смертельно побледневшими устами. – Гу-а-щэ!
- Шамиль! Нельзя тебе пить! Скажи лучше, что произошло в горах? Что случилось? – пытался Мос узнать что-нибудь напоследок, сдавливая протянутую руку мужчины.
- Мо-с?! Мо-с! – вдруг узнал голос молодого джигита Шамиль и открыл свои затуманненые болью глаза. – Это ты?! Г-де тво-ой о-отец? Что-о с ни-м?
- Отец? Мертв! Твой конь тоже мертв, Шамиль, - печально произнес молодой человек, понурив голову. Скупая мужская слеза предательски покатилась по его щеке. Небрежно смахнув её, он снова поднял голову. – Скажи, что произошло в горах? Кто убил моего отца и ранил тебя? Скажи! – настаивал он на своем.
- Мо-с! Мо-с! Не мно-го м-не ос-та-ло-сь. Я у-же чу-вств-ую ды-ха-ни-е сме-р-ти. Но я дол-жен те-бе рас-ска-зать од-ну дав-ню-ю ис-то-рию… И тог-да ты сам пой-ме-шь. Э-то про-и-зо-шло бол-ее два-дца-ти лет на-зад…
Чувствуя, что не так много времени у него осталось, Шамиль собрал все свои силы и поведал Мосу историю далекого прошлого, последствия которой так трагично сказались на судьбах всех её участников.
Тем временем в конюшне Зещэ в полном неведении готовил своего коня к длительному и очень опасному переходу через главный хребет Кавказских гор. Недавние печальные события дали ему понять, что в путь ему придется отправиться в полном одиночестве, без сопровождения тех, кто мог бы ему помочь. Рассчитывать на осиротевшего Моса и беспомощную Гуащэ он никак не мог. Конечно, Зещэ не собирался оставлять своих гостеприимных хозяев в постигшей их беде и горести утраты. Однако более оставаться в этом отдаленном от глаз людей селении для него не было смысла. Всё, что ему следовало знать, он уже узнал. Пришло время продолжить свой путь дальше и, скорее всего, без чьей-либо помощи.
- Что ж, мой верный друг! – устало обратился Зещэ к своему коню. – Немного отдохнули, и хватит! Пора нам снова в путь!
Словно понимая, о чем говорит его юный хозяин, конь бодро заржал ему в ответ в предчувствии нового путешествия. Приободренный Зещэ задорно ему улыбнулся, затем подошел к своему преданному товарищу и крепко обнял его. Несколько минут спустя, бросив на коня взгляд, полный нежности, юноша покинул конюшню и поспешил в дом Шамиля.
Вернувшись в комнату для гостей, Зещэ увидел сидевшую в полном одиночестве расстроенную Гуащэ. Она тихо плакала, утирая запачканным кровью отца платком катившиеся по её раскрасневшимся щекам слезы.
- Гуащэ! Гуащэ! – тихо позвал её Зещэ, подходя ближе.
Беззвучно бормоча что-то себе под нос, девушка не расслышала обращения юного гостя и даже не обратила на него внимания. Гуащэ целиком погрузилась в свои печальные мысли и, казалось, что она полностью оцепенела от отчаяния.
Юноша не хотел беспокоить отчаявшуюся девушку, но и оставаться безучастным к её горю он не мог. Долг платежом красен!
- Гуащэ! – попытался он снова привлечь её внимание. – Как там Шамиль? Всё обойдется?
Только имя отца, отчетливо произнесенное юношей, заставило девушку откликнуться и, наконец, обратить внимание на их юного гостя.
- А-а! Зещэ! – тихо сказала Гуащэ, устало глядя на юношу своими большими темно-карими глазами. – Отец очнулся, но он смертельно ранен. С ним сейчас Мос.
- Да? А что же произошло с ним и Касымом? Не знаешь, кто в них стрелял? – не смог Зещэ совладать со своим любопытством.
Неуместные вопросы юноши задели опечаленное сердце девушки. Переведя дух, она резко поднялась с места и, поспешив в свою часть дома, бросила ему на ходу.
- Я ничего не знаю. Мне нечего рассказать. Я же не мужчина, чтобы со мной делится такими вещами.
В словах огорченной девушки чувствовался дерзкий упрек. И дело было не в том, что она вполне заслуженно упрекала своего отца и Моса за то, что они от неё скрывали. Нет, она упрекала всех мужчин, вместе взятых, в том числе и ничего не подозревавшего Зещэ. Несмотря на юность, в её понимании он был тоже представителем мужского племени, которому всё было дозволено.
- Я ничего не знаю. Отец никогда мне не доверял своих тайн. Он делился только с дядей Касымом да с Мосом. Хм! Женщины должны заниматься только хозяйством, говорил он мне всегда. Нет у нас права лезть в мужские дела, - резко бросила Гуащэ, остановившись и обернувшись к Зещэ. – Даже сейчас, возможно, свои последние минуты он делит не со мной, его настоящей дочерью, а с Мосом, сыном своего друга. Кто он ему? Почти чужой человек… А я? Родная дочь! Эх, мужчины!
- Постой, Гуащэ! Не говори так! Ты же не знаешь, какая трудная жизнь у настоящих джигитов. Тебе невдомек, с какими опасностями мужчинам приходится сталкиваться каждый день. Мир не так безобиден, как ты думаешь, - невольно заступился за Шамиля и Моса юноша. – Поверь, мне есть с чем сравнивать. Я знаю, что говорю. Конечно, мужчины эгоистичны в своих желаниях. Но, отстраняя женщин от своих дел, они, прежде всего, защищают их от опасностей, трудностей и лишений. Поверь мне, Гуащэ! Не так просто быть мужчиной. Для самих женщин легче и безопаснее заниматься хозяйством и растить детей. Разве это их удел сражаться наравне с мужчинами, скитаться по суровым горам в непогоду и добывать пропитание для своей семьи любой ценой? Разве ты бы хотела для себя такой доли?
Неожиданное откровение юного гостя удивило Гуащэ. Раньше никто из мужчин так открыто с ней не разговаривал. Но более странным ей показалось то, что юный джигит знал о жизни кабардинских женщин, как он сам настаивал, непонаслышке.
- О Зещэ! А раньше ты говоришь так, словно точно знал, как живут молодые кабардинки, - осознанно произнесла Гуащэ, глядя на юношу с подозрением. – У тебя, верно, есть родная сестра?
Ощутив на себе подозрительный взгляд девушки, Зещэ вдруг замялся. Внезапное напряжение сковало его тело. Чтобы немного разрядить обстановку и скрыть свою неловкость, юноша поспешил успокоить прозорливую Гуащэ:
- Нет у меня никакой родной сестры. Вот только в Большой Кабарде в доме родственников живут три двоюродные сестрицы. От них-то я многое и узнал. Да и мой отец часто мне повторял, что мужчина обязан оберегать покой свой семьи и обеспечивать её. Тогда как удел женщины – вести хозяйство и растить детей! Разве твоя мать тебе об этом не говорила?
Упоминание о матери опечалило красивое лицо девушки. Глаза её лихорадочно заблестели. Казалось, еще мгновение и она расплачется горькими слезами.
- Нет! – еле слышно проговорила Гуащэ и смахнула рукавом сорвавшиеся с её глаз слезинки.
Волнение огорченной девушки невольно передалось и Зещэ. Осознав, что в своей неловкой попытке уйти от подозрений он намеренно расстроил Гуащэ, юноше стало непростительно стыдно. О том, чтобы продолжить начатую между ними беседу, не было и речи. К тому же, в этот момент из соседней комнаты отчетливо послышались тяжелые шаги Моса. А через минуту молодой человек сам появился в дверях.
С первой секунды Зещэ обратил внимание на какой-то особый взгляд Моса. Казалось, что в его магнетически притягательном взоре смешались и немыслимое удивление, и неведомая таинственность, и даже непреодолимое отчаяние. Можно было вообразить, что молодой человек только что узнал некую страшную тайну, которая произвела на него неизгладимое впечатление.
- Гуащэ! Моя милая Гуащэ! Он зовет тебя, - задумчиво произнес Мос, не сводя с девушки глаз. – Отец зовет тебя. Иди же к нему скорее! Каждая секунда на счету.
Для Гуащэ достаточно было услышать, что отец зовет её, нуждается в ней, думает о ней, возможно, в последние секунды своей жизни. Подталкиваемая задумчивостью Моса и сочувствием Зещэ, она поспешила к тому, кто дал ей возможность и право жить, кто с самого рождения оберегал её покой, и кто теперь сам нуждался в её защите.
Едва девушка скрылась за дверью соседней комнаты, как Мос резко повернулся в сторону юноши, продолжавшего сочувственно смотреть в след расстроенной дочери Шамиля. Молодой человек грубо окликнул Зещэ, бросил на него строгий взгляд, а затем холодно произнес:
- Да, в недобрый час ты пришел к нам, парень. Видно, не с добром Аллах направил тебя в наше уединенное селение.
Неожиданный упрек Моса, вероятно, вызванный последними печальными событиями в его семье, невольно возмутил юношу. Как несчастный Мос мог обвинять его в том, к чему он никакого отношения не имел? Разве он, едва спасшийся от волчьей стаи, был виноват в смерти Касыма? Как он мог смертельно ранить Шамиля в горах, если не покидал селения ни на минуту? Да, и кто знает, кто больше виноват?
- О Мос! Твои слова глубоко ранят меня, - выпалил Зещэ, негодуя. – Ты сам прекрасно знаешь, при каких обстоятельствах я к вам попал. В чем ты меня обвиняешь?
- Я тебя, парень, ни в чем не виню, - презрительно ухмыльнулся молодой джигит. - Просто, всё это странно! Нет, это не может быть простым совпадением!
- О чем ты?
 - Хотя на всё воля Аллаха! Чему быть, того не миновать! – горько вздохнул молодой человек. – Что ж, как ни печально видеть смерть самых близких людей, жизнь продолжается. Да! Простое совпадение?!
В грустном голосе Моса звучали, тем не менее, нотки подозрительности и недоверия. Вдруг Зещэ решительно осознал, что отношение молодого человека к нему, ранее небрежное и в некотором смысле снисходительное, в корне изменилось. Юноша нисколько не сомневался, что причиной этому стало то, что Мос только что узнал от умиравшего Шамиля. Однако выяснять, что вызвало у молодого джигита волну подозрительности непосредственно к нему, Зещэ не собирался. На самом деле теперь его волновал только один вопрос: кто поможет ему перейти через перевал в горах? Скорее всего, ему придется добираться до побережья Черного моря в полном одиночестве, уповая на свою удачу. А там, как сказал только что Мос, на всё воля Аллаха! Зещэ теперь точно знал, куда ему следовало бы тотчас отправляться. В конюшне его ждал его верный конь, на которого он мог всегда рассчитывать до самой смерти.
Однако вместо того, чтобы поспешить в путь, юноша стоял, как вкопанный. Смерть Касыма и тяжелое ранение Шамиля соверешенно спутали все его планы. К тому же Зещэ интуитивно понимал, что отправляться в горы зимой одному смертельно опасно. Для трудного перехода через Кавказские горы ему не хватит ни его опыта наездника, ни его скудных знаний о горных тропах и природных сезонных превратностях. Даже его верный конь не спасет его, если они собьются с дороги в то время, как в горах будет гулять свирепая метель, засыпая всё вокруг снегом. Смогут ли они тогда избежать смерти от стаи голодных волков? Да, рассчтывать на Моса юноше не приходилось: теперь у молодого джигита были другие заботы.
- Что ж, Зещэ! - неожиданно прервал Мос ход мысли юноши. – Думаю, тебе будет интересно узнать, что умирающий Шамиль попросил меня тебе помочь. Для него и моего отца было бы делом чести довести твое дело до конца и исполнить свое обещание! Правда, ты сам знаешь, что отец мой мертв, а Шамиль… Минуты жизни Шамиля тоже сочтены. Теперь я, их прямой наследник, исполню их обещание и сопровожу тебя до Шапсугии.
«О Аллах!» - благодарно подумал про себя юноша, глубоко вздыхая.
- Но, парень, при одном условии. Сперва мы похороним моего отца и Шамиля, если Аллаху будет угодно, должным образом, как подобает на нашей родине. Как ты понимаешь, не могу я оставить Гуащэ наедине с нашим общим горем. Так что, парень, тебе придется немного подождать. С путешествием через горы придется повременить! Понимаешь?
По решительному виду Моса было ясно, что непосредственное мнение юноши его нисколько не интересовало. Молодой человек уже принял решение, исполнение которого не мог изменить ни отказ Зещэ, ни даже его согласие.
- Мос, я бы никогда не покинул этого селения, не вернув своего долга его гостеприимным хозяевам. Уоркский кодекс чести я всегда чту. Как чту и мудрость моего народа. Не сомневайся во мне, Мос! Ты можешь на меня рассчитывать. Благодарю тебя! Думаю, что могу подождать столько, сколько потребуется.
Несмотря на то, что Зещэ говорил искренне, душа его рвалась в путь. Промедление могло стоить ему жизни! Однако обстоятельства складывались так, что желания юноши должны были уступить здравому смыслу. Без опытного сопровождения ему не одолеть суровых гор.
- Только, Мос, скажи! Сколько дней потребуется ждать? – вырвалось всё же у Зещэ.
Рассудительные слова юноши, видно, понравились молодому человеку. Его первые сомнения быстро рассеялись, а сам он глубоко вздохнул с явным облегчением. Постояв немного в раздумьях, он придвинул к себе стул, на который затем молча присел. Печаль и переживания из-за потери отца постепенно уступили место едва переносимой усталости.
- Ладно, парень! Я тебе обязательно скажу, когда придет пора отправляться в путь. Ужасный день! - провел Мос рукой по своему осунувшемуся лицу. – Как же я устал сегодня! Смертельно устал.
Не успел Мос перевести дыхание, как из соседней комнаты донесся отчаянный крик Гуащэ, за которым последовали её горькие рыдания.
- О мой отец! Мой дорогой отец! – причитала Гуащэ, рыдая.
Плач девушки заставил Моса забыть обо всём. Молодой человек сразу же вскочил на ноги и, не чувствуя более усталости, бросился в соседнюю комнату на помощь своей возлюбленной. Некоторое время Зещэ оставался один. Но уже спустя несколько минут Мос вернулся обратно в сопровождении совершенно расстроенной Гуащэ, только что потерявшей своего отца.
Отчаяние и горе совсем помутили разум девушки. Несмотря на усилия молодого человека хоть как-то её успокоить, она громко рыдала, рвала на себе волосы, то и дело, обессиленная, падала на земляной пол, укрытый длинными широкими циновками. Мос прикладывал тщетные усилия, чтобы удержать её на ногах.
- Гуащэ, милая Гуащэ! Успокойся! – уговаривал девушку молодой джигит, с трудом перенося её крики и слезы. – Успокойся же, наконец! Аллах забрал твоего отца. И с этим ничего уже не поделаешь! Крепись, любимая!
Однако благоразумные слова Моса не доходили до затуманенного горем сознания Гуащэ. В отчаянии она исцарапала свое опухшее от слез лицо. Казалось, что сердце девушки плачет горькими кровавыми слезами. Вид страдавшей Гуащэ вызывал у Зещэ одновременно и сочувствие, и собственные горькие воспоминания. Юноша не мог оставаться безучастным. Неожиданно для самого себя он подошел к рыдавшей девушке, которую Мос почти нес на своих руках. Искренне желая успокоить её, хоть как-то облегчить её внутреннюю боль, он резко замахнулся и ударил Гуащэ по окровавленному лицу. И хотя от неожиданной физической боли девушка немного пришла в себя, поступок юноши столь шокировал Моса, что тот зарычал на него изо всех сил, словно загнанный зверь:
- Ты, что, с ума спятил? Последние капли разума потерял? Да, как у тебя рука поднялась, шакал? Да, кто ты такой?
- Прости меня, Мос! Аллах – свидетель, я не со зла. Так ей будет лучше. Вот увидишь, она сейчас же придет в себя, - попытался оправдаться расстроенный юноша.
Вскоре молодой человек смог убедиться сам в искренности слов Зещэ и в целебности его, как показалось на первый взгляд, неуместного поступка. Неожиданный удар, действительно, отрезвил отчаявшуюся Гуащэ. Она тут же пришла в себя, перестала рыдать и встала твердо на ноги. Потирая одной рукой раскрасневшуюся и исцарапанную щеку, девушка вытирала другой слезы, стекавшие струйками по её лицу.
- Смотри, Мос! Я же говорил, что ей станет гораздо лучше, - виновато продолжил Зещэ, понимая, что при других обстоятельствах ему не избежать бы смерти от опытной руки молодого джигита, безгранично влюбленного в девушку.
- Ладно! Ладно, парень! Твоя взяла! Теперь лучше ступай в кунацкую. От греха подальше, - сдержанно попросил юного гостя Мос, сменив гнев на милость. – Я сам успокою Гуащэ. И более традиционным способом.
При этом выражение лица молодого человека было столь красноречивым, что Зещэ предпочел тут же удалиться, не дожидаясь повторного приглашения или, того хуже, применения силы со стороны молодого хозяина.
Возвращаясь в кунацкую, юноша ощутил в полной мере, как навалилась на него усталость. Трагические события дня, чрезмерная подозрительность Гуащэ и Моса, невыносимые рыдания девушки и, наконец, его собственный необъяснимый поступок – всё это не могло не сказаться на состоянии самого Зещэ. Он был утомлен, измотан и расстроен настолько, что искренне радовался возможности немного успокоиться, отдохнуть, прийти в себя и набраться сил, которые ему непременно вскоре понадобятся.