Родовая Тамга. II. В поисках брата. 2. Данифо. 2

Данифо.
2.
Весна 1751 г.

Сумерки, залитые багрянцем заката, медленно погружали землю в вечернюю тишину. Морские волны лениво покачивали привязанные к берегу маленькие лодки. Вокруг не было ни души. Только суетливые чайки, не знавшие покоя ни днем, ни ночью, нарушали гармоничную умиротворенность этого живописного уголка природы.
Наслаждаясь безмолвной красотой берега Средиземного моря сквозь прозрачную стеклянную завесу окна дворца, юная девушка вспоминала, как прибыла в эти края однажды на большом корабле в сопровождении старого торговца и его бездушных охранников. Белокожая красавица с длинными волнистыми каштановыми волосами не отводила своих больших карих глаз от привлекшего её ясный взор пейзажа.
Между тем легкий ветерок, свободно гулявший по восточному средневековому дворцу, задорно играл её шелковистыми локонами, красиво обрамлявшими её очаровательное личико. Время от времени глаза девушки блестели, отражая приглушенный блеск свечей, освещавших небольшую, но уютную комнату. Не обращая ни на что внимания, сама она тихо сидела у приоткрытого окна, устремив свой зачарованный взор куда-то вдаль.
- О Аллах! Ах, Данифо, накинь немедленно на себя шаль, - неожиданно услышала девушка женский голос, говоривший на её родном языке. – Разве можно в такой час выглядывать в окно, да еще и с неприкрытой головой? Да, Аллах свидетель, трудно мне с тобой придется.
Побеспокоенная столь вероломно, девушка разочарованно вздохнула и вынужденно встала со своего места, плотно прикрывая окно.
- Фатма-ханум! Аллах свидетель, никто не смог бы разглядеть меня в этом окне, - оправдывалась Данифо, оборачиваясь к женщине средних лет в длинном восточном платье из бордового бархата. Её длинные рыжие волосы были аккуратно уложены и покрыты прозрачной золотистой шалью. 
- Да, как ты можешь так говорить, дитя? Имя Всемилостивого Аллаха следует упоминать всегда с почтением. А иначе ты прогневаешь Его и тогда навлечешь на свою несчастную голову страшные беды и страдания, - назидательно укорила Фатма-ханум свою соплеменницу, свободолюбивый нрав которой уже давно выводил её из себя. – Немедленно отправляйся к себе! Да смотри, чтобы я не видела тебя больше у окна. Поняла?
- Конечно, Фатма-ханум! Я постараюсь, - спокойно ответила ей Данифо и поспешила в свою спальню.
Первоначально дом, где нашла себе приют Данифо, а точнее, куда она попала по воле судьбы и не без личного участия торговца Хасана в качестве рабыни-ученицы, поразил неискушенную девушку небывалым богатством и нескромной роскошью. В свои полные 15 лет она и представить не могла, что дома бывают такими великолепными. Как только Данифо переступила порог большого дворца в прибрежном турецком городе, ей показалось, что она вдруг очутилась в сказочном мире, о котором ей так часто и увлекательно рассказывала нанэ Гуго. Изумление и восхищение девушки были настолько велики, что даже старик Хасан не удержался и громко рассмеялся.
- О Всевышний! Как же еще невинно и наивно это дитя! Неужели ты, девушка, полагала, что везде такие же дома, как в твоей родной Кабарде? О как же она будет удивлена, когда увидит обетованный Истамбул и его восхитительные храмы!
Частые насмешки хитрого старика-торговца вызывали злость в сердце юной девушки. Всё больше и больше ей хотелось дать ему достойный отпор. Однако не успела она открыть рот, чтобы возразить ему, как появилась женщина средних лет в коротком шелковом платье сиреневого цвета, в красных шароварах и в синем кафтане. Для Данифо её одеяние показалось странным, хотя черты её лица выдавали в ней кабардинские корни. По своему неведению она не удержалась и засмеялась, чем и рассердила в первую минуту достопочтенную хозяйку дворца.
- О Аллах! Смилостивись над этой глупой девчонкой! - запричитала по-турецки женщина. – Вразуми и направь её на путь истинный!
Сердитый тон хозяйки дома, а точнее то непонятное, что она говорила, заставило Данифо успокоиться. Затаившись, она принялась более внимательно разглядывать женщину, а спустя несколько секунд решилась спросить:
- Разве ты не из Кабарды?
- Как и ты, несчастное дитя! – ответила хозяйка дома на кабардинском языке, не без удивления заметив мужское одеяние на девушке с коротко остриженными волосами. – О Аллах, Хасан! И почему эта глупая девчонка выглядеть как парень? Где же её волосы?
В выцветших глазах старого торговца промелькнула слабая усмешка. Почувствовав запах денег, он тут же перевел свой хитрый взгляд на удивленную женщину и стал ей что-то объяснять на непонятном Данифо языке. Поначалу девушке показалось, что некоторые звуки и даже слова сильно походили на кабардинский язык. Однако она не понимала ни единого слова.
- Ладно! Пусть будет по-твоему, Хасан! – вдруг услышала Данифо знакомую речь из уст строгой хозяйки дворца, которая сразу же обратилась к ней самой. – Послушай, дитя! Ты теперь будешь жить в моем доме. Теперь ты принадлежишь мне. У тебя будут новое имя, своя удобная спальня и много красивых платьев. Мы займемся твоим образованием, пока твои волосы вырастут. Здесь ты научишься говорить и писать по-турецки и по-арабски, познаешь святые истины Милостивого Аллаха, выучишь красивые арабские песни и изумительный танец живота. А пока ты будешь жить в моем доме, ты будешь вышивать золотом и плести галуны и тесемки. Ну, а потом…
Почувствовав некоторую неловкость перед лицом еще юной и неопытной девушки, женщина резко остановилась и с упреком посмотрела на старого торговца.
- Что потом? – нетерпеливо спросила Данифо в ожидании того, из-за чего она собственно и искала торговца Хасана.
- Потом я отправлю тебя в гарем турецкого бея или египетского эмира, - прямо ответила ей женщина. – Только не думай бежать. Мой дворец хорошо охраняется. Запомни! Выйти из этого дома ты сможешь только по моей воле. Поняла?
Дождавшись заветных слов, Данифо молча кивнула головой.  Она даже не представляла, что вскоре этот сказочный дворец станет для неё настоящей золотой клеткой, и она, словно певчая птичка, будет в нем горевать о былой свободе на своей родине. Тогда ещё у неё оставалась надежда, что она быстро освоит все премудрости наложницы и отправится в гарем какого-нибудь египетского эмира. Так она сможет добраться до Египта и найти своего дорогого брата. А в том, что её Аслануко попал именно в эту страну, она была совершенно уверена. К тому же её уверенность в этом укрепилась еще больше после того, как она в самом начале их морского путешествия случайно подслушала разговор торговца Хасана с хозяином лодки Али, шапсугом по происхождению.
- Эй, Хасан-бей! Снова трофей? – усмехнулся мужчина лет 45, одетый в турецкую одежду, хотя и говорил на чисто шапсугском диалекте.
- О Аллах! С чего бы, брат Али? – намеренно удивленно пожал плечами старик, бросая исподлобья разочарованный взгляд на Данифо, делавшую вид, что спит. – Какой такой трофей! Так, слабое воспоминание.
- Скажешь тоже! Парень, конечно, щупловат и, видно, силы в руках маловато. Больше на девушку похож. Да, за такой товар много не дадут.
- Хм! Вот именно! – сердито пробормотал себе под нос торговец Хасан, но сразу же быстро исправился: - Где ты таких девушек видел, Али-бей? Да только твоя правда, много не дадут.
- Да! Не сравнить с тем парнем, что я шесть лет назад с тобой перевозил. Никак его забыть не могу. Как там его звали? А скажи, Хасан-бей, сколько тебе тогда за него заплатили?
Неожиданное упоминание о неком парне заставило Данифо насторожиться. Затаив дыхание, она стала слушать ночной разговор еще внимательнее.
- О ком ты, брат Али? – казалось, недопонимал его хитрый старик.
- Ну, будет тебе! Сам знаешь. Тот, что настоящего имени своего не помнил и имя отца своего напрочь забыл. Вот уж силен был парень! Лодку мою одной рукой поднимал.
- Ах вот ты о ком! Да, за него-то много дали.
- Хм! Не мудрено. Видит Аллах, он многого добьется и еще эмиром станет.
- Ну, брат, ты хватил! – усмехнулся старик. – Насколько я знаю, того парня в Египте сделали простым воином - мамлюком.
- О Аллах милостливый! Да сохрани его душу! – воскликнул лодочник. – Такой смелый парень, коли живым останется, над всеми мамлюками в Египте головой станет.
Нескромное восхищение Али-бея незнакомым парнем сильно задело торговца Хасана. Отвернувшись от него, он злобно пробубнил себе под нос:
- Эх, брат Али! С такой прозорливостью не лодкой тебе управлять!
Еле слышное замечание старика не ускользнуло от тонкого слуха Данифо. С трудом она сдерживала свою радость, опасаясь преждевременного разоблачения. Благодаря рассказам доброжелательной Гуащэ, девушка уже знала, что Аслануко потерял память и не помнил ни о своем отчем доме, ни о своих родных. Однако он был жив, и искать его следовало среди мамлюков в Египте.
Теперь Данифо нисколько не сомневалась в правильности своих поступков, которые, возможно, не одобрили бы ни её строгий отец, ни её несчастная мать. Впрочем, теперь никто не мог её остановить. Теперь она была уверена, что сможет найти брата и поможет ему вспомнить о родном горном крае, об их отчем доме и об их родных. А вспомнив, они обязательно вернутся домой в Кабарду, в то самое село, где они родились и долгие годы жили счастливо.
Ради этого Данифо была готова пойти на любые жертвы. Она не испугалась зимой в горах стаи голодных волков, не спасовала перед алчными людьми, не отступила от главной цели перед трудным горным переходом. Разве имеет она теперь право остановиться? Может ли теперь она бояться соблазнов шелковой неволи и бездушной красоты дворцовой жизни?
- О Аллах! Застыла, как изваяние. Словно язык проглотила, - запричитала хозяйка дворца, отвлекая девушку от её мыслей. – Немедленно ступай наверх! Там о тебе позаботятся.
Не желая досаждать незнакомой женщине и терять время на долгое прощание с торговцем Хасаном, Данифо мимоходом посмотрела напоследок на старика и направилась вверх по широкой лестнице, покрытой узорчатыми коврами. Вдруг она остановилась, словно о чем-то внезапно вспомнила, и, вернувшись назад вниз, обратилась к своему спутнику:
- Ах да, Хасан-бей! Оставь моего коня здесь! Он уже старый. Вряд ли ты сможешь его продать. А ты, госпожа, позволь мне взять с собой мою сумку.
- Ступай, Данифо, наверх! Твой конь уже не твоя забота! Я знаю человека, который купит его. А сумка твоя мне не нужна. И если Фатма-ханум позволит, то я оставлю её ей, - холодно протянул Хасан, в душе посмеиваясь над наивной кабардинской девушкой, толком не понимавшей, на что себя обрекает.
Суровый ответ хитрого старика всерьёз растревожил Данифо, всё ещё надеявшуюся вернуть себе своего коня и свои вещи.
- Кому ты собираешься продать моего коня, Хасан? – не сдавалась она, забыв о своем положении рабыни. – Оставь его здесь!
Неуместная настойчивость гордой невольницы всерьёз разозлила коварного торговца. Метнув в её сторону гневный взгляд, он угрожающе прошипел:
- Ступай наверх! Подумай лучше о себе! Твоего коня и сумку я купил вместе с тобой. И теперь они мои! Я сам обо всём позабочусь. Фатма-ханум, уведи её с моих глаз! Да простит мне Аллах!
Опасаясь гнева старика-торговца, женщина схватила гордячку за руку и, не вымолвив ни слова, потянула её наверх по ковровой лестнице. Никогда больше Данифо не видела Хасана, хотя всегда потом помнила его худое морщинистое лицо, хитрые маленькие глаза и неприятную усмешку на его узких губах. Именно таким она видела его в последний раз, следуя по лестнице против своей воли за Фатмой-ханум.
Утром следующего дня, проснувшись в отведенной для неё спальне, которую она не успела толком разглядеть накануне, Данифо обомлела. Она не могла поверить своим глазам. Казалось, что у неё было сказочное видение. Большая кровать с многочисленными атласными подушками, ковры с невообразимо красочными узорами, шелковые покрывала, нежные на ощупь, и дурманивший запах благовоний – всё то, что её окружало, показалось девушке нереально волшебным. Яркость и контрастность цветов не могли не удивлять её. А от стен, выложенных изумительными мозаичными плитками из стекла, у неё даже с непривычки закружилась голова.
Истинная дочь своего народа, Данифо не отличалась привередливым нравом и высыпалась даже на промерзлой земле, укрывшись всего лишь обычной буркой. Тем не менее, она смогла по достоинству оценить окружающее её роскошное убранство. Правда, девушка никак не понимала причины, из-за которой рабынь держат в такой роскоши. Однако вскоре она получила ответы на все свои вопросы.
В великолепном дворце Фатмы-ханум, как оказалось, жили и другие невольницы, за которыми, как и за Данифо, закрепился статус рабыни-ученицы. Только познакомиться с ними сразу её не удалось. Бдительная хозяйка дома старалась держать своих подопечных отдельно друг от друга. Более того, она сурово пресекала любое общение между ними. А для того чтобы избежать разговоров при их случайных встречах во время прогулок в саду и на редких общих занятиях, Фатма-ханум придерживалась особого метода их расселения и рассадки. По соседству могли жить исключительно девушки разных национальностей и с разным уровнем знаний арабского языка. А на занятиях девушкам категорически запрещалось обращаться друг к другу.
Из-за принятых Фатмой-ханум мер предосторожностей все невольницы большей частью вели уединенный образ жизни. Всё свое свободное время они должны были проводить за чтением Корана, либо за прикладным занятием, таким как вышивание золотыми нитками, плетение ковров, рисование на ткани, пением и игрой на разных музыкальных инструментах. В конце концов, привыкшие проводить время в полном уединении, девушки не искали возможности нарушить установленные правила и заговорить с другими.
Поначалу одиночество нисколько не тяготило Данифо. Свыкнувшись с ним за последний год, она не искала общения с другими невольницами. К тому же потеря верного коня, доставшегося ей от Аслануко, сильно её удручала. Первое время она искренне тосковала по своему товарищу, не раз спасшему ей жизнь за шесть лет, с тех пор, как при странных обстоятельствах исчез Аслануко, и погибла её несчастная мать.
Данифо никогда в жизни не забудет тот страшный июльский день. Тогда она не только потеряла своих близких, но и простилась навсегда со своим беззаботным детством. Казалось, что девятилетняя девочка не просто повзрослела, а стала мудрой от пережитого горя, такой же, как её храбрая и справедливая нанэ Гуго. В тот день счастливая семья знаменитого на всю Кабарду аталыка Мэза, которой гордились родные и близкие, и завидовали односельчане, в одночасье превратилась в горькие руины. После похорон местной мастерицы Гуащевнай весь аул погрузился в тихую скорбь. Сам аталык узнал о своем двойном горе только спустя два месяца по возвращению домой. Долгие годы не мог он прийти в себя: забросил свои дела, забыл о своей матери и дочери, так нуждавшихся в то время в его поддержке.
Только благодаря нанэ Гуго, её храброй и мудрой бабушке, Данифо смогла справиться со страшным горем. Она вырастила её, научила ездить верхом и рассказала, как выживать в горах. Девочка не переставала удивляться, глядя на нанэ Гуго. Сколько сил и мужества было в этой пожилой, сгорбленной от горя шапсугской женщине! Для Данифо она всегда оставалась примером, достойным подражания. На всю жизнь она запомнила слова мудрой нанэ, ставшие для неё путеводной нитью в самые трудные времена.
- Ах, Данифо! – однажды сказала ей бабушка, когда её любимая внучка в очередной раз упала с коня. – Не стоит бояться боли! Ты еще так юна, и у тебя всё так быстро заживает. Боль потери матери ты уже пережила, поэтому другие потери тебе уже не страшны. Единственное, чего следует бояться, - это смерть, твоя смерть. Но, сожалею, она неминуема, как и у всех. Правда, храбрость, мужество, мудрость и смекалка дарят нам возможность оттянуть, во что бы то ни стало, час её прихода. Слава Всевышнему! Ты, девочка моя, так похожа на меня. Как и я, ты встретишься со своей смертью только в глубокой старости. Помни всегда эти слова! Твоя смерть не придет к тебе нежданно негаданно, раньше назначенного срока. Твои бесстрашие и ум помогут тебе стать счастливой и жить долго. Помни об этом всегда, Данифо!
И Данифо помнила. Она помнила тогда, когда её отец, ничего не сказав ни ей, ни своей матери, отправился на поиски Аслануко. Она помнила и тогда, когда её мудрая бабушка ушла в мир иной, оставив её совершенно одну. Девушка помнила слова Гуго и тогда, когда скиталась по горам Кавказа в поисках отца и брата в лютую стужу под вой голодных волков. И теперь, оказавшись по воле судьбы в роскошном дворце среди невольниц, она всё помнила.
Только спустя время Данифо убедилась в правоте слов нанэ Гуго. Ничего не стоит бояться! Главное – выбирать правильные пути и разумно принимать верные решения! Так и получилось: именно ум девушки направил её в горы на поиски тех, кто похитил Аслануко. Благодаря своему уму, она воспользовалась сведениями прозорливой Гуащэ, алчностью Моса и расчетливостью торговца Хасана. Теперь ум Данифо принуждал её скорее обучиться всему во дворце Фатмы-ханум, чтобы продолжить поиски брата в далекой и чуждой ей стране – в Египте. А в том, что рано или поздно она непременно найдет Аслануко, мудрая девушка была совершенно уверена.
- Эй, несчастная! Отправляйся быстро к себе! А то, клянусь Аллахом, заберу все твои вещи, что ты так ревностно прячешь в своем тайнике, - вновь угрожала ей Фатма-ханум, не перестававшая следить за своенравной и свободолюбивой кабардиской девушкой.
Никогда Данифо не заставляла Фатму-ханум повторять свои угрозы дважды и не стремилась намеренно проверять её искренность. Перспектива расстаться с самыми дорогими своими сокровищами её нисколько не радовала. С трудом понимая, как хитрая женщина догадалась о её тайнике, Девушка задавалась лишь одним вопросом: почему Фатма-ханум до сих пор их у неё не забрала? Ведь она знала, как Данифо дорожила своими вещами, напоминавшими ей о счастливых и горестных минутах её жизни на родине.
Кинжал Аслануко ревностно хранил на своей костяной рукоятке кровь её брата и её собственную. Крепкие дощечки для плетения галунов были выбраны ею самой из сотни других предметов во время праздника лъэп1этерэуц, как любила ей рассказывать нанэ Гуго. Кожаный мужской пояс с тесемками она сделала сама для Аслануко на его злополучное 16-летие. И, наконец, бархатный мешочек цвета крови с драгоценными бобами достался ей по наследству от бабушки, которая частенько раскидывала их, чтобы предсказать будущее. Правда, Данифо искренне сожалела, что так и не научилась у нанэ Гуго столь странному, но увлекательному занятию. Но её бабушка, сильно пострадавшая в молодости из-за своих способностей к гаданиям, сама отказывалась передавать свои секреты единственной внучке. Тем не менее, после её смерти Данифо решила оставить бобы у себя в память о ней.
- О Аллах! Снова она застыла, как каменная статуя! – причитала Фатма-ханум, отвлекая девушку от её грустных воспоминаний. -  Ступай немедленно, гордячка!
Опомнившись, Данифо бросилась вверх по лестнице, чтобы скрыться в своей спальне и, на всякий случай, проверить сохранность своих сокровищ в тайнике.
- Хм! Пора придумать новое имя этой кабардинской гордячке, - пробормотала себе под нос недовольная Фатма-ханум, проследившая строгим взглядом за несносной ученицей. – Призраки старой жизни не дают ей покоя. А она ещё так молода!
Сама Фатма-ханум жила в Истамбуле более 20 лет. У неё была своя история старой жизни, призраки которой преследовали её до сих пор. Когда-то давно, её, как и Данифо, в этот дворец привез торговец Хасан. Правда, в то время в нем одиноко жил один из богатейших купцов Османской империи. В отличие от многих своих подопечных, Фатма, дочь бедного ногайца, покинула своих родных без капли сожаления, скорее даже с радостью.
Потом она часто вспоминала, как Хасан, тогда еще видный мужчина в расцвете сил, впервые приехал к её отцу. Он предложил огромный по тем временам выкуп за старшую дочь, славившуюся в селении своей необычной красотой. Бедность вынудила её отца принять выкуп и отправить свою любимую дочь в далекую чужую страну, зная, что больше никогда в жизни её не увидит. Предстоявшая разлука с Фатмой сильно огорчала всех её близких. Однако она сама нисколько не грустила. Тяжелая ежедневная работа в поле и дома с раннего утра до поздней ночи, старые изношенные платья и скудная пища, никогда не утолявшая мучительное чувство голода – всё это казалось ей большим злом, чем жизнь несчастной наложницы в богатом доме или в великолепном дворце. Фатма с трудом понимала безграничное горе её матери, не желавшей такого бесчестья для любимой дочери. Она не только не понимала её, но и не могла разделить её чувства.
- Ой-ой-ой! Девочка моя несчастная, - горько плакала мать Фатмы, происходившая из древнего кабардинского рода, перед самым её отъездом. – Как же ты, такая хрупкая, перенесешь разлуку с отчим домом? Выдержишь ли трудный путь через горы и по морю? Да, лучше бы ты вышла замуж здесь за соседского парня. Ой-ой-ой! Что же теперь с тобой будет, моя девочка, моя Фатма?
- Не плачь, матушка! Нет в том никакого горя! – успокаивала её дочь, в душе стыдясь за свою радость. – Выкуп за меня дали большой. Теперь вам будет жить легче. Дом почините, братьям коней и оружие купите. А я вас добрым словом всегда вспоминать буду.
- Не держи на нас зла, дочка! Всё из-за нужды проклятой. Вот теперь жизнь твою калечим. Прости, девочка моя! – искренне печалилась несчастная женщина, крепко обнимая свою любимую дочь на прощание. – Прости!
- Не переживай, матушка! Всё у меня будет хорошо! Я никогда о вас плохого слова из-за этого не скажу. Обещаю!
И, действительно, все последующие годы Фатма-ханум вспоминала родного отца только с чувством искренней благодарности. Намеренно или невольно, но он помог своей любимой дочери обрести настоящее счастье, как она сама считала. К тому же, в отличие от многих других девушек, попавших по воле родителей в рабство, ей, ногайской красавице, сильно повезло. Торговец Хасан доставил её без особых трудностей и затруднений в Истамбул, где она стала не просто наложницей одного из богатых беев, а его единственной женой, благодаря своей незаурядной красоте. Муж Фатмы-ханум, хоть и не отличался благородством черт и выправкой осанки, как многие парни на её родине, да и был старше её вдвое, принял её достойно. А заметив в ней деловую хватку, он обучил её всему тому, что знал сам.
В Истамбуле Фатма-ханум всегда была счастлива. Только одно омрачало её благополучную и беззаботную жизнь. Щедро одарив всеми благами мира, Всевышний не дал ей детей. Но, несмотря на это, её муж не женился вторично, хотя и имел на это полное право. Десять лет спустя он скоропостижно умер от сердечного приступа, оставив Фатму-ханум одну в великолепном дворце, но без единого гроша. Все его деньги и дела достались по наследству его братьям, которые в память о её муже не стали её выгонять из дома, ставшего для неё родным.
Однако содержать бездетную вдову брата никто из родственников не выразил желания. Вот тогда торговец Хасан и предложил Фатме-ханум выгодное дело: воспитание наложниц. Сперва она наотрез отказалась делать из своего дома «школу для рабынь». Но, хорошо подумав, она осознала, что так она сможет не только заработать, но и вести как прежде беззаботную жизнь по своему разумению. К тому же, не было ничего плохо в том, что она хотела помочь юным кавказским красавицам сделать лучший выбор и благополучно устроиться в самых богатых гаремах Востока. Возможно, помня свое прошлое, Фатма-ханум, хоть и была строга со своими подопечными, никогда не доводила свои угрозы до конца.
- Не так уж просто будет подготовить эту кабарадинскую гордячку. Нутром чувствую, хлебну я с ней много бед, - недовольно пробормотала себе под нос по-турецки Фатма-ханум, спускаясь вниз по лестнице. – Да сохранит меня Аллах! Надо бы придумать, как от неё быстрее избавиться.
- О Фатма-ханум! Что ты там бормочешь? – вдруг перебил её молодой человек на вид лет 30, стоявший в тени под лестницей.
- А, Ибрагим-бек! Как же ты меня напугал, - выдохнула женщина, с трудом удержавшись на ногах от испуга. – Вечно ты подкрадываешься, откуда ни возьмись.
- Ладно тебе, сестрица! Не трать своих сил напрасно! Снова тебя беспокоит Данифо? – предположил молодой человек, улыбаясь.
В тот же миг он вышел из тени на освещенную площадку у лестницы и поднялся на пару ступенек навстречу спускавшейся Фатме-ханум. Светловолосый мужчина был высокого роста и казался статным, несмотря на накинутую сверху длинную черную накидку. Черты лица Ибрагим-бека, хотя и были резкими, гармонировали друг с другом. Узкие зеленые глаза, орлиный нос, тонкие поджатые губы и высокие скулы выдавали его скрытный и жестокий характер.
Неслучайно все слуги и ученицы во дворце Фатмы-ханум побаивались Ибрагим-бека. Первый помощник хозяйки дома, он частенько называл её при других людях «сестрой». При этом она ему этого никогда не запрещала и, более того, сама называла «братцем». О причинах их странного панибратства никто не знал и даже не догадывался. Хотя с первого взгляда можно было заметить некое внешнее сходство между ними. Правда, у Фатмы-ханум черты были мягче и приятнее. Так или иначе, сама она объясняла их сходство общими корнями.
- О Аллах! Снова ты её защищаешь! – возмутилась обеспокоенная женщина. – Управы на неё у меня нет! Она снова сидела у окна с непокрытой головой.
- Хм! – с усмешкой покачал головой Ибрагим-бек, а затем протянул Фатме-ханум небольшой сверток, который он прятал до этого под своей черной накидкой. – Щедрый дар от эмира египетского. Он остался доволен своей новой наложницей и ждет вскоре другую. Но на этот раз он требует девушку с темными волосами.
- Что? С темными волосами? Но ты же отвез ему Лейлу. Разве она ему не понравилась?
- Понравилась. Только он говорит, что от неё толку мало: много есть, слишком сильно украшает себя и ничего не желает делать.
- О Аллах! – побледнела Фатма-ханум, небрежно забирая увесистый сверток. – Да, Лейла была самая лучшая моя ученица. А какая красавица! Равных нет. Этот эмир совсем с ума сошел. Разве наложницы для того, чтобы работать?
Громкое возмущение хозяйки дома невольно развеселило её первого помощника.
- О Аллах! Да что такого смешного я говорю?
- Успокойся, сестра! – обратился к ней Ибрагим-бек, справившись, наконец, со своим внезапным приступом смеха. – Эмир сожалеет, что его новая наложница не знает никакого достойного ремесла, поэтому уверен, что она вскоре ему надоест. И он клянется Всевышним, что если ты не подберешь ему в ближайшее время красивую девушку-мастерицу, да еще с темными волосами, то он больше никогда не купит у тебя ни одной наложницы.
- Хм! – поджала губы от досады рассерженная Фатма-ханум.
- Не стоит сердиться на полоумного старика, выжившего из ума. Лучше подумай, кто из твоих учениц мог бы его удивить.
- Да, этот полоумный хорошо платит и не требует посредничества торговца Хасана, как все остальные. Может, Сарико, высокая грузинка с голубыми глазами? - задумалась женщина.
- Но, постой! Она же со светлыми волосами, - отклонил её предположение Ибрагим-бек.
- Верно! Тогда Зульфия? Она прекрасно читает Коран и очень набожная.
- Верно! Но, - засомневался молодой человек. – Понравится ли столь порочному эмиру её безмерная любовь к Всевышнему?
- О Аллах! Да, как же я сразу не догадалась! Как же я сразу не поняла, - вдруг запричитала Фатма-ханум, спускаясь вниз.
- О ком ты говоришь, сестра? – с нетерпением бросил заинтригованный Ибрагим-бек.
- Как о ком? Данифо! Среди её вещей есть дощечки для плетения галунов и тесемок. Да и волосы у неё темные! – обрадовано ответила ему женщина, понимая, что вскоре сможет быстро избавиться от своей новой непослушной ученицы. – Научим её арабскому и, кто знает, она и Коран прочтет, если эмир захочет.
- Да, ты, Фатма, совсем голову потеряла. Она же еще очень юна. Ей лет 15, наверно? – искренне испугался молодой человек, а его взгляд, полный возмущения, впервые вызвал у Фатмы-ханум особые сомнения в отношении её первого помощника.
- Постой, братец! Что-то я тебя сегодня не пойму. Одна – светлая, другая – праведная, третья – юная. А не скрываешь ли ты что от меня?
Прямой вопрос женщины немного охладил пыл молодого человека. Чувствуя, что поступил необдуманно, он отвел глаза в сторону и тихо вздохнул. Неожиданная подозрительность Фатмы-ханум было совсем некстати.
- Клянусь Аллахом! Я всего-навсего беспокоюсь о деле. Не хотелось бы терять такого щедрого покупателя, как эмир Хусейн-бей. Чаще, чем он, никто не покупает у нас наложниц, - стал оправдываться Ибрагим-бек.
- Нет, братец! Что-то здесь не так! Как я посмотрю, юная Данифо не дает тебе самому покоя, - прозорливо предположила Фатма-ханум, неодобрительно прищурив свои глаза. – Ой, Ибрагим-бек! Будь осторожен! Эта девушка, словно дикая кошка. У неё даже есть кинжал.
- Что? Кинжал? – вдруг взорвался молодой человек. – Да, ты меня удивляешь, Фатма-ханум. Ты оставила кинжал этой дикарке? А если она намеренно поранит себя?
Разумная обеспокоенность Ибрагим-бека заставила женщину всерьез задуматься над своей опрометчивостью.
- Да нет! Она не станет убивать себя, - уверенно ответила ему Фатма-ханум после минуты размышлений. – Знаешь, что сказал мне торговец Хасан, когда привел её сюда? Он сказал мне, что ему не понадобилась помощь охранников, чтобы привезти её. Она приехала по доброй воле. Сама! Разве это не удивительно?
Глядя на своего помощника в ожидании его ответа, женщина поразилась бледности его внезапно осунувшегося лица.
- Как? Она сама хотела стать рабыней? – удивился Ибрагим-бек.
- Хм! И что в этом такого? Я тоже была не против в свое время, - гордо заметила Фатма-ханум.
- Пусть так! С этим мы еще разберемся, - выдохнул молодой человек, приходя в себя. – Но кинжал ты, сестра, у неё всё-таки забери!
Расстроенный Ибрагим-бек поспешил покинуть дворец, оставляя его хозяйку в полном недоумении. Проводив взглядом своего помощника, Фатма-ханум, всерьёз задумалась над его словами. Прежде он никогда не высказывал ей свои сомнения по поводу её выбора той или иной наложницы. А на этот раз, к её величайшему удивлению, он был более чем категоричен. Поведение молодого человека выдавало его истинные чувства к новой ученице. Прозорливая Фатма-ханум более не сомневалась в том, что юная кабардинка вскружила голову чрезмерно сдержанному и замкнутому Ибрагим-беку: слишком часто он её оправдывал и защищал.
Однако умудренной жизнью женщине оставалось только сожалеть. Напрасно Ибрагим-бек думал о Данифо. Напрасно он старался оттянуть время её отъезда в гарем. Строгий нрав Фатмы-ханум и её нежелание терять большие деньги и своего верного помощника окончательно определили кандидатуру новой наложницы Хусейн-бея.
«Да хранит меня Аллах! Решено! Через полгода, а, может, и раньше Данифо отправится к Хусейн-бею в Египет. И даже если она ему тоже не приглянется, то эмир не сможет более придираться ко мне», - думала про себя озадаченная женщина, возвращаясь полутемным длинным коридором к себе. – «Все его условия будут выполнены. Но главное – я смогу отделаться от этой гордячки, прежде чем Ибрагим-бек потеряет последние капли разума и здравого смысла из-за глупой любви к ней. Только сперва я поменяю ей имя!»
А тем временем ничего не подозревая о том, что судьба её уже предрешена, Данифо достала из своего тайника все сокровища, которыми дорожила больше всего на свете. Вспоминая о своих близких, она размышляла о том, как бы скорее выбраться из золотой клетки, чтобы продолжить путь. Тогда она и подумать не могла, что меньше чем через полгода она возобновит поиски своего брата, покинув дворец Фатмы-ханум обычным путем, как все выпускницы-наложницы.
Между тем беззаботная жизнь Данифо шла своим чередом. Правда, два неожиданных обстоятельства, а точнее события, произошедшие с ней, сильно её удручали. Первым обстоятельством стало новое арабское имя Фарида, которым Фатма-ханум нарекла её в тот же день, когда решила её отправить в гарем к египетскому эмиру Хусейн-бею. Услышав его впервые, девушка сразу же воспротивилась воле хозяйки дома и наотрез отказалась принять его. Не особо церемонясь со своими подопечными, та наказала гордую девушку и, в качестве мести, изъяла из её тайника острый кинжал Аслануко. Узнав о нежданной потере, Данифо не стала скрывать своего искреннего негодования, за что и оказалась наказанной впоследствии. Позже за первым наказанием последовало второе и третье.
Более месяца Данифо не покидала свою спальню и была вынуждена изучать арабский язык чуть ли ни днем и ночью. Гордая кабардинка с трудом выносила свое заточение и не переставала негодовать. Только в одном занятии она находила себе утешение, только оно одно её успокаивало. И это ей не воспрещалось, несмотря на суровое наказание. Фатма-ханум считала, что плетение золотых и серебряных галунов и тесемок больше смирит гордую Данифо, чем закрытая на замок дверь её спальни. В конце концов, за довольно короткий срок девушка не только начала читать Коран, но и вышила столько удивительных вещей, что хозяйке дома оставалось только изумляться.
Действительно, Фатма-ханум не переставала удивляться способностям Данифо. Видя, каких результатов та достигла всего лишь за один месяц, она решила смягчить своё наказание. Гордой кабардинской девушке было, наконец, разрешено днем покидать спальню, заниматься пением и танцами со всеми остальными ученицами, а также выходить на прогулку в дворцовый парк. В вечернее время она не должна была выходить за пределы своей комнаты, тем более сидеть у окна с непокрытой головой. Непослушание грозило ей снова новым наказанием.
Со своей стороны, Данифо делала всё возможное, чтобы вернуть дорогой её сердцу кинжал брата. Для неё это была единственная путеводная нить, связывавшая её с Аслануко. Девушка была уверена, что именно этот кинжал с родовым знаком на рукоятке и на лезвии поможет ей его вернуть. Как ни странно, но Данифо прекрасно знала, кто забрал её вещь из тайника. Однако она не стала напрямую требовать кинжал у Фатмы-ханум. Всё, что ей оставалось, - это молиться Всевышнему и просить у него скорой помощи. И, как оказалось, Всевышний внемлил её мольбам.
Два месяца спустя, когда наказание было уже отменено, Данифо, как и все остальные ученицы, гуляла вечером по великолепному дворцовому парку в сопровождении своей служанки. Опасаясь, что её подопечные захотят сбежать, сговорившись друг с другом, Фатма-ханум намеренно приставляла к ним во время прогулок их служанок, которые оставались совершенно безмолвными и отчасти напоминали молчаливых стражей.
Поначалу, вечер в парке был для Данифо самым обычным. Прогуливаясь по его благоухавшим лабиринтам из цветов, она думала о том, как бы ей привыкнуть к своему новому имени. Как и полагалось, её служанка, турчанка средних лет, следовала за ней повсюду. Навязчивое присутствие безмолвной женщины стало раздражать Данифо. Вдруг ей захотелось, во что бы то ни стало, хотя бы на время, избавиться от неё и погулять в полном одиночестве. Подумав пару минут, девушка неожиданно оступилась и упала прямо на землю, словно лишившись чувств. Обеспокоенная служанка тут же подбежала к ней и попыталась сама поднять её на ноги. Однако, удостоверившись, что Данифо совсем не дышит, бедная женщина бросилась бежать за помощью, невольно нарушив строгий запрет Фатмы-ханум.
Многолетний опыт скитаний подсказывал девушке, что у неё есть в запасе более получаса для прогулки по живописному лабиринту в полном одиночестве. Данифо быстро просчитала всё: пока служанка доберется до дворца; пока она соберется с силами и объяснит всё, что произошло с её подопечной; пока подмога найдет ту в этом запутанном лабиринте, пройдет достаточно времени.
Всё так и было бы, как думала юная красавица, если бы она ни услышала где-то совсем поблизости знакомые голоса женщины и мужчины, довольно громко споривших на арабском языке. Впервые Данифо порадовалась тому, что не теряла времени напрасно, изучая этот замысловатый на первый взгляд язык. Женский голос узнала она сразу же, тогда как мужской голос – с трудом. Фатма-ханум настойчиво отговаривала своего первого помощника от неверного шага.
- О Фатма-ханум! Ты не посмеешь отправить её Хусейн-бею! – угрожающе возражал ей Ибрагим-бек. – Разве ты не знаешь, что для этого полоумного старика все наложницы – игрушки. И если они его разозлят, то он, не задумываясь, ломает их одним взмахом руки.
- О Аллах! Направь его на путь истинный! – причитала женщина. - О чем ты говоришь? Разве ты не знаешь, что для всех мужчин женщины – игрушки? Пару месяцев назад ты сам говорил, что он настойчиво требует девушку с темными волосами и особыми талантами к ремеслу. Лучше её мы так быстро никого не найдем. А за то, что она умеет вышивать золотом, я заставлю его заплатить в два раза дороже. Это очень большие деньги, брат!
- Постой, сестра! Да просветлит твой разум Аллах! Хусейн-бей не самый богатый эмир в Египте. Если немного подождать, то ты сможешь продать её тому мамлюкскому эмиру, о котором говорят, что он сам родом с Кавказа. Прежде ты сама говорила, что за свою землячку он заплатит намного больше, чем кто бы то ни было.
- Что? – удивленно переспросила Фатма-ханум. – Не об Али-бее ты сейчас говоришь? Да он никогда не обратится к нам в поиске новой наложницы. Разве ты не знаешь, что ему дарят самых красивых и самых искусных девушек со всего мира? Фарида никогда не привлечет его взора. И не спорь со мной, Ибрагим-бек! Будет так, как я решила!
Голос Фатмы-ханум казался настолько суровым, что Данифо невольно затаила дыхание. Не привыкшая к своему новому имени, она не сразу поняла, что речь шла именно о ней.
- О! Это мы еще посмотрим, Фатма-ханум, - словно огромный удав, прошипел в ответ молодой человек, но затем, немного успокоившись, тихо спросил: - А забрала ли ты у неё кинжал, сестра?
- Хм! Аллах свидетель, я слов на ветер не бросаю, - обиженно кинула женщина. – Странно только, что эта гордячка до сих пор не потребовала его назад. Умна не по годам!
- Послушай! Отдай этот кинжал мне, - умолял Ибрагим-бек. – У меня будет всё же надежнее. А вдруг она хитра, проберётся к тебе в комнату и заберёт его?
- Да как же она сумеет это сделать, если за ней постоянно следит служанка? – усмехнулась Фатма-ханум.
- Эх, сестра! Поверь мне! Уж я-то хорошо знаю кабардинцев! Они умудряются вполне честными путями добиваться своего. Отдай мне кинжал! Я настаиваю!
- Пусть будет по-твоему, брат! Аллах свидетель, я отдам тебе кинжал, если ты отвезешь Фариду Хусейн-бею, - согласилась Фатма-ханум, нисколько не сомневаясь, что Ибрагим-бек не сможет устоять перед таким соблазном и смириться в обмен на новый трофей. А она, как никто другой, знала, как высоко ценил молодой человек хорошее оружие и породистых коней.
Между тем Ибрагим-бек не стал отвечать ей сразу, несмотря на то, что соблазн был велик. Однако, поразмыслив всего несколько секунд, он решительно произнес:
- Пусть будет так! Только кинжал ты мне отдашь сегодня же. И никаких отговорок! А что касается Хусейн-бея, то, думаю, не стоит откладывать поездку еще на три месяца. Если девушка готова, то отправляться можно хоть на следующей неделе.
Голос Ибрагим-бека был настолько суров и решителен, что Фатма-ханум не стала ему возражать. Наоборот, её вполне устраивала перспектива скорого избавления от строптивой ученицы. В очередной раз она возблагодарила Аллаха за её прозорливость и настойчивость. К тому же то, что Фарида научилась арабскому языку так быстро, пришлось, как нельзя, кстати.
- О Аллах! Кто же против? Фарида давно готова, - обрадовалась женщина. – Договорились! На следующей неделе! Пойдем, Ибрагим-бек, отдам тебе кинжал.
В тот же миг Данифо услышала приглушенные звуки удалявшихся шагов.
«Вот так повезло!» - с трудом сдерживалась девушка, чтобы не закричать от радости. Ей и в голову не могло прийти, что она сможет отправиться в Египет так скоро. По своей наивности и невинности, Данифо не могла предположить, чем обернется для неё столь дальнее путешествие в далекую чужую страну. Она только и могла думать, как о благосклонности её горькой судьбы, которые приближала её к цели всё ближе и ближе.
- Фарида! А Фарида! – вдруг донеслось до Данифо с другой стороны лабиринта.
Видимо, не найдя девушку на месте, расторопная служанка бросилась на её поиски, да еще и с подмогой. Данифо оставалось вернуться немного назад и сделать вид, что потеряла сознание, повторив снова свой трюк с обмороком. Не прошло и пяти минут, как появилась испуганная до полусмерти женщина. Увидев свою подопечную, лежавшую на земле без чувств, она искренне обрадовалась, не обратив внимания на то, что место падения немного изменилось. Как и предполагала Данифо, служанка вернулась с подмогой. Обеспокоенные слуги тут же отнесли девушку во дворец. Оказавшись в своей спальне, она сделала вид, что пришла в себя, в душе радуясь своей ловкой хитрости.
Между тем обморок Данифо или Фариды, как её уже называли все вокруг, не остался незамеченным во дворце. Узнав о случившемся от расстроенной служанки, Фатма-ханум решила навестить девушку и лично осмотреть её. Внезапные недомогания её подопечной не должны были изменить её планы.
- О Аллах! Фарида, что с тобой сегодня произошло? Обморок в парке? Не заболела ли ты? – обеспокоенно спросила хозяйка дома, входя в спальню девушки. – Как это всё некстати!
Когда Фатма-ханум вбежала в комнату Данифо, девушка лежала на большой кровати, покрытая шелковым покрывалом золотистого оттенка. В полутьме её белая кожа отдавала перламутром и походила на белый жемчуг, обрамленный золотом. А её расплетенные темные волнистые волосы соблазнительно рассыпались по всей шелковой подушке.
«А Ибрагим-бек прав! Эта кабардинка достойна стать не просто гезде, а кадиной могущественного Али-бея», - промелькнула мысль у Фатмы-ханум.
Странный задумчивый взгляд женщины не укрылся от зорких глаз Данифо. Вдруг она поняла, что её сегодняшняя уловка может сослужить ей медвежью услугу. «О! Лишь бы она не передумала! Лишь бы не передумала!» - молила про себя девушка, следя за своей гостьей искоса.
- Ах, Фатма-ханум! Вовсе я не больна. Просто головокружение, - попыталась Данифо успокоить разволновавшуюся женщину.
- А ведь я говорила, не стоит тебе, Фарида, гулять прохладным вечером в парке. Будет лучше, если несколько дней ты проведешь в своей спальне. А на следующей неделе тебе придется покинуть нас. Но тебя ждет новый дом – дворец, еще более великолепный, чем мой, красивые одежды и украшения. Твой новый хозяин очень богатый эмир в Египте. И теперь ты должна будешь его слушаться и выполнять все его желания, - с удовольствием наставляла свою ученицу Фатма-ханум, прохаживаясь вокруг её кровати. – Покорность и терпение! Покорность и терпение – вот теперь твои истинные добродетели! И если ты будешь послушна и доставишь удовольствие своему господину, он осыпет тебя золотом. Ты будешь жить, как настоящая кадина…
Узнав, что планы хозяйки дома ничуть не изменились, Данифо перестала слушать её наставления. Ни о чем не задумываясь, кроме как о скором путешествии в далекую страну, где она сможет разыскать своего брата, девушка и представить не могла, с какими трудностями ей придется столкнуться в самом скором будущем.
- О Фатма-ханум! Как я благодарна Аллаху и Вам! – вдруг перебила Данифо женщину, говоря на родном языке, и присела на кровать. – Но смогу ли я стать счастливой так далеко от своей родины, в золотой клетке?
Неожиданный вопрос девушки рассердил Фатму-ханум. Не дав ей опомниться, она подошла к ней ближе и, схватив её руку, крепко сжала её в своей.
- Фарида! Ты должна теперь всегда говорить только по-арабски! Ты должна навсегда забыть свой родной язык и свою Родину! Поняла? Покорность и терпение! Покорность и терпение! Запомни, твоя гордость принесет тебе только страдания.
Резкая боль, которую Данифо почувствовала от крепкого сжатия руки, нисколько её не напугала. Впрочем, девушка давно уже не боялась физических страданий, а спорить с Фатмой-ханум она и не собиралась. Наоборот, ей хотелось, как можно скорее приблизить час своего отъезда в Египет.
- О Фатма-ханум! Вам не о чем беспокоиться! – продолжила девушка на кабардинском языке. - Только золотая клетка всегда останется неволей. А что дороже всего на свете для истинной кабардинки? Свобода!
- Да ты, Фарида, слишком юна, чтобы рассуждать! Свобода на родине в полной нищете не такое уж желанное счастье для женщины, - возразила ей Фатма-ханум по-арабски. - У такой свободы очень колючие шипы: постоянный недосып, жалкие лохмотья вместо достойной одежды и невыносимое чувство голода. Поверь мне! Я знаю, что говорю. Золотая клетка на чужбине может сделать счастливой любую кабардинку. Да ты еще мне спасибо скажешь, гордячка.
- Верно, Фатма-ханум! Я Вам и сейчас очень благодарна! – безропотно ответила ей Данифо на арабском языке, высвобождая свою руку и вставая с кровати. – Только я вовсе не жалуюсь и не ропщу на свою судьбу. Свой родной аул я уже покинула давно и по своей воле. Мне некуда возвращаться. Но уверена, что лучше земли, чем родная Кабарда я никогда не увижу.
Откровенный ответ своенравной девушки вызвал в душе Фатмы-ханум противоречивые чувства. Разве она сама не скучала первое время по дому и по своим близким? Но разве она не обрела счастье в своем новом доме в Истамбуле? Впрочем, она с трудом представляла, как сложилась бы её жизнь в родном ауле. Кто знает, вышла бы замуж и родила бы шестерых детей, как её мать. Да, никогда бы она не жила в таком великолепном дворце как теперь, но зато была бы счастлива от так и не растраченной любви к своим детям. Никогда бы она не носила таких красивых вещей и украшений, но зато была бы любима своими малышами. Никогда бы она не владела таким богатством, но зато смогла бы нянчить своих внуков, которым так и не суждено было появиться на белый свет. Материнское счастье – вот какова была цена её богатства!
- Эх, Фарида! Ты так говоришь, потому что мало знаешь, мало что видела в своей жизни, - неожиданно сникла Фатма-ханум, а на её глазах заблестели слезы. – Ты и представить не можешь, как прекрасны прохладные оазисы в пустыне Сахара; как нежен песок на берегу Средиземного моря; как безграничен величественный океан. Как и ты, я тоже родилась среди высоких гор Кавказа. Но для меня Истамбул стал родным городом. Не пройдет и пяти лет, а может и того меньше, ты забудешь свой родной край, забудешь лица своих близких, забудешь вкус воды в горной реке. Время – самый искусный лекарь! Поверь мне на слово! Ты еще вспомнишь мои слова!
Живые нотки во властном голосе Фатмы-ханум, а также слезы на её глазах поразили Данифо, хотя она с трудом верила, что что-то могло растрогать и даже разжалобить здравый ум и суровое сердце такой женщины. Внезапно ей захотелось узнать больше о её судьбе. Однако сама Фатма-ханум не собиралась продолжать разговор и, глубоко вздохнув, направилась прямо к двери.
- Ох, Фарида! Аллах свидетель, твоя гордыня тебя и погубит. Ну да ладно! Готовься! Скоро ты покинешь Истамбул навсегда, - бросила она напоследок и вышла из комнаты.
Когда Данифо осталась одна, она впервые задумалась о том, что её брат Аслануко тоже изменил свое кабардинское имя. И, если его память так и не восстановилась, то он не помнил ни свою родину, ни своих родных. Вероятно, он уже давно полюбил чужую страну, раз стал одним из самых влиятельных мамлюков Египта, если верить словам хитрого торговца Хасана.
Любая мысль о настоящей жизни брата удручала Данифо. Она с трудом могла представить, как она узнает Аслануко, ведь прошло почти семь лет. А за это время он мог внешне сильно измениться и стать совершенно неузнаваемым. К тому же, если он полюбил Египет, так же сильно, как Фатма-ханум Истамбул, то захочет ли он покинуть его однажды? Впрочем, сперва стоило задуматься над тем, узнает ли он в ней ту самую восьмилетнюю девчонку, которую он когда-то учил ездить верхом и стрелять из лука?
Размышляя о будущем, Данифо вдруг вспомнила о кинжале Аслануко. У неё оставалась надежда только на него. Настоящий воин никогда не забудет свое оружие, тем более то, которым он пользовался долгие годы. Правда, ей предстояло еще вернуть его назад. Из подслушанного накануне разговора она узнала, что Фатма-ханум отдаст её кинжал своему помощнику Ибрагим-беку, а он, в свою очередь, доставит Данифо в Египет к старому и полоумному Хусейн-бею. Следовательно, искать кинжал надо было у него.
Между тем, пока Данифо старалась придумать, как забрать свой кинжал у малознакомого ей человека, сам Ибрагим-бек прибыл во дворец к Фатме-ханум за обещанной наградой. Тем временем взволнованная откровенным разговором с непреклонной кабардинкой, хозяйка дворца восседала на многочисленных парчовых подушках и внимательно изучала злополучный кинжал. Внезапный стук в дверь отвлёк её от него. Предполагая, что это Ибрагим-бек, она поторопилась впустить его в комнату. Молодой человек также быстро вошел в спальню Фатмы-ханум, стараясь не шуметь. Заметив в руках хозяйки дворца вожделенный предмет, он невольно протянул к нему руки.
Несколько секунд Фатма-ханум стояла молча и неподвижно, не в силах расстаться с магическим кинжалом Данифо. Непредвиденное замешательство женщины обеспокоило Ибрагим-бека. Не дожидаясь, когда она сама передаст ему кинжал, он ловко вытянул его из её рук. А, наконец, завладев желанным сокровищем, принялся его с интересом рассматривать со всех сторон.
- О Аллах! Этого не может быть! Это невозможно! – вдруг выдохнул Ибрагим-бек по-кабардински, слегка пошатнувшись от внезапного головокружения.
- Брат мой! Что с тобой? Что случилось? – обеспокоенно спросила Фатма-ханум, заметив внезапную мертвецкую бледность на лице её помощника.
- Скажи, сестра! А ты ничего не перепутала? Это, правда, кинжал из вещей Фариды? – воскликнул взволнованный Ибрагим-бек, нервно вращая кинжал то в одну сторону, то в другую.
- О Аллах! За столько лет еще никто меня не обвинял в неверном поступке. Да что такого в этом кинжале? – обиженно ответила ему Фатма-ханум, еле сдерживая свое негодование.
- Но как? Это невозможно! Кто это девушка? Не могла же она украсть кинжал у самого Аслануко? Он так им дорожил! – тихо бормотал молодой человек, пораженный собственной догадкой.
В доли секунды настроение Ибрагим-бека сильно изменилось. Резко помрачнев, он еле сдерживал слезы.
- О Аллах! Коли я его держу в своих руках, то ты призвал его к себе! У такого джигита могла быть только достойная смерть.
- Да простит мне Всевышний! Да успокоит он брата моего? – причитала напуганная женщина, никогда раньше не видевшая своего помощника в таком удрученном состоянии. – О Ибрагим-бек! Не мучай меня! Скажи же чей это кинжал.
- О Аллах! Неужели мой друг Аслануко мертв? Кто же тогда эта девушка? – продолжал молодой человек, не услышав вопрос Фатмы-ханум.
- Остановись, Ибрагим-бек! – вдруг закричала женщина, стараясь изо всех сил привлечь внимание молодого человека. – Соблаговоли объяснить мне, в чем дело. Иначе я заберу этот кинжал обратно.
Угроза Фатмы-ханум была тут же услышана и незамедлительно подействовала на взволнованного Ибрагим-бека. Прижав кинжал друга к своей груди, он повернулся к вопрошавшей женщине и начал свой рассказ:
- Когда-то, Фатма-ханум, лет 16 назад я был учеником одного кабардинского аталыка по имени Мэз Кайтуко. Это был один из самых достойных людей в Кабарде и самый известный аталык того времени. Попал я к нему совершенно случайно. В одном из своих походов в горы он подобрал меня голодного. Хм! Словно дикого волчонка. В те годы у него было много учеников. Говорили, что среди них были и дети князей. С нами тогда учился даже сын крымского хана. В лагере остальные парни меня прозвали Ногайцем. Они даже и знать не знали, что подобрали мне верное прозвище. Так вот у этого аталыка Мэза был сын Аслануко. Небывалый по тем временам силач и ловкач. С раннего детства занимался он наездничеством и джигитовкой. Порой мне казалось, что он может ездить на своем верном коне гораздо лучше, чем ходить на своих ногах по земле. Аслануко очень дорожил своим родовым кинжалом, хотя часто им хвалился. По вечерам в лагере у большого костра мы все с завистью рассматривали его. Такой острый клинок из настоящего кованного железа! Такая гладкая узорчатая рукоятка из крепкой кости! Такие искусно сделанные ножны! Не говоря о почти мистическом родовом знаке, который сам Аслануко называл тамгой.
Описывая кинжал Аслануко, Ибрагим-бек, полный незабываемых дорогих воспоминаний, нежно гладил его, словно водил своей сильной рукой по шелковым волнистым волосам возлюбленной девушки. Его узкие глаза светились счастьем.
- О Аллах! С чего же ты взял, что это именно тот самый кинжал, братец? – удивилась Фатма-ханум скоропалительному выводу молодого человека.
- Однажды я заметил, что на рукоятке родового кинжала Аслануко два маленьких красных пятнышка, словно две капли крови, слитые воедино, - продолжил Ибрагим-бек, завороженно глядя на магические пятна. – Вот они, сестра!
С этими словами молодой человек повернул костяную рукоятку кинжала ближе к свету и показал женщине то самое место, что уже почти полтора десятка лет хранило тайну семьи аталыка Мэза Кайтуко.
- Помню, Аслануко говорил как-то, что этот кинжал по праву принадлежит не только ему, но и его младшей сестре. Правда, имя его сестры я не могу вспомнить. Верно, ей должно быть теперь столько же лет, сколько и Фариде. А как её зовут по-кабардински, Фатма-ханум?
- Данифо! – машинально ответила ему удивленная женщина.
- Кто знает, может, она и есть сестра моего друга Аслануко? Хм! Данифо?! Разве отдал бы он свой драгоценный кинжал, свое сокровище чужому человеку по доброй воле? Забрать его в равном сражении эта девушка никак не могла. Аслануко был непобедим!
Грустные воспоминания и волнительные размышления Ибрагим-бека о судьбе кинжала своего друга не только взволновали разумную Фатму-ханум, но и сильно озадачили её. Она и раньше подозревала, что её молодой помощник слишком беспокоится о её новой ученице. А теперь она была в этом глубоко уверена и опасалась за успех путешествия Фариды в сопровождении Ибрагим-бека в гарем Хусейн-бея.
- О Всемогущий Аллах! Вразуми этого несчастного! Сохрани его и спаси от необдуманных поступков! Послушай, брат! Не стоит верить тому, что видишь, и доверять тому, что помнишь! Твоя ошибка или твой опрометчивый поступок может нам дорого стоить. Никто не знает эту девушку. Она странствовала по горам Кавказа в одежде мужчины. Какая теперь разница, как она заполучила этот кинжал? – изо всех сил пыталась Фатма-ханум образумить молодого человека, ловко усаживая его на парчовые подушки. – Этот кинжал не должен изменить наших планов. Помни о нашем договоре! Я свою часть честно выполнила. Теперь пришла твоя очередь!
- О Фатма-ханум! Тебе не о чем беспокоиться! Аллах свидетель, как решили, так и будет! Собирай Фариду, через два дня всё будет готово к путешествию в Египет.
- О благодарю тебя Всевышний! – взмолилась женщина, поднимая свои ухоженные руки к небу.
- Не сомневайся, сестра! А за кинжал тебе спасибо! С детства я мечтал им владеть. И вот по воле случая или рока моя давняя мечта осуществилась! Да хранит тебя Аллах, Фатма-ханум!
- О мой брат! Всё происходит только по воле Аллаха! – наконец, успокоилась Фатма-ханум, убедившись в разумности намерений своего помощника. – Мне остается положиться на тебя и на твой здравый смысл. А сейчас оставь меня одну! Слишком много волнений! Встретимся через два дня. А до тех пор меня больше меня не беспокой, я буду готовить Фариду в путь в Александрию.
Зная, что властная хозяйка дворца не приемлет никаких возражений, Ибрагим-бек быстро встал и поспешил покинуть её комнату по первому же требованию. Впрочем, на тот момент ничто более его не волновало: он уносил с собой сокровище, о котором мечтал с детских времен.