Рассказы Гоци

***
 - Фрай, Фра-ай! Он слетел с Огненного.
С того уступа, где сражались Фрай и Ройёт, было видно, как маленькая фигурка в плаще, словно в каком-то спектакле, совсем не всерьез падает в глубокую пропасть ущелья. Двое молодых мужчин ничего не могли сделать, их птицы бились над ущельем и призывных команд не слышали. Их самих с двух сторон зажали чешуйчатые клоки.
 В этот момент где-то со дна ущелья прорезался громогласный клич, и его ни с чем нельзя было спутать.
- Проклятье! Гоци!
Фрай вертелся на узком уступе, отбиваясь от быстрых, как молния, клоков. Их чешуйчатые змеивидные тела с зубодробительным скрипом чесали камень, и их было слишком много. Мужчина, уставший от трех суток бессонных битв с перемежающимися дежурствами, теперь с какой-то сонной бредовостью не мог осознать, что только что командир отряда  - несокрушимый Гоци -  просто соскользнул с Огненного и упал в ущелье. Фрай так и не признал, что Гоци умер. Когда ущелье снова прорезал клич крокуса, заставивший сражающихся воинов похолодеть, в пропасть едва не сорвался Ройёт.
- Кто теперь будет командиром? – закричал он, и один из клоков хлестнул его хвостом по руке.
- Арчи!- послушалось с другого края ущелья.
- Орхунт!
- Белинья!
- Эстерха!
- Плавти!
- Аргон!
- Йёрти!
- Сора!
- Курейм!
- Фост!
- Тар!
- Ройёт, - отозвался мужчина.
- Фрай! – крикнул его напарник и тут же добавил, обращаясь к Ройету. – Остальные живы. Только командир погиб.
- Гоци неубиваем, - отозвался Ройёт.
- Крокус синий!
Оба мужчины, сражающиеся на уступе, инстинктивно встали спина к спине.
- Опять будет жатва! Опять! – взвыл Фрай.
- Слева, - крикнул ему Ройёт, отбивая гибкое тело в чешуе. Его движения стали слабеть, но в этот момент клоки резко перестали нападать, наоборот, они изогнули быстрые тела и поползли в разные стороны: они, наконец, учуяли крокуса и поспешили спрятаться в свои норы. Они уползали, пробиваясь в каменные щели, но из-за большой спешки пытались сразу по двое и трое вползти в узкие норы, и запуганные схватывались в клубки прямо у каменных ходов. От этого то тут, то там с каменных уступов срывали клокские узлы и летели вниз, разматываясь в воздухе.
- Синий, Ройёт, ты слышишь – синий крокус!
 На другом краю уступа трижды блеснула вспышка – кто-то подавал команду. Дальнозоркий Фрай разглядел, что это был Тар.
- Тар стал командиром.
 Быстрые вспышки опять замелькали: каждый получил своё задание. Фрай и Ройёт призвали своих птиц и поднялись выше по уступу. По плану Тара было решено напасть на крокуса сверху «лавиной». Фрай и Ройёт взлетели выше на самый верх котловины. Их птицы, чуя близкого монстра, едва слушались, они не могли сидеть на месте, хотя это были специально тренированные птицы, и всё-таки дух синего гнал их дальше от ущелья.
- Почему он не поднимается? Я его не вижу, - одними губами произнес Фрай. – Неужели он ест Гоци?
 Над круглым ущельем замерли 13 человек. Все ждали команды Тара начать обвал, было решено не допустить, чтобы крокус поднялся выше ущелья. Самым разумным в этой ситуации было бы водить его по внутренним ходам, которые залегли внизу в виде сквозных туннелей. В одном из этих туннелей сейчас и летал крокус, но его пока не было видно. Несмотря на исполинские размеры – крокусы двигались бесшумно, нападали быстро,  и перед смертью жертва только и успевала запомнить огромные распяленные челюсти с железными зубами в три ряда, да ещё и вытянутую морду с красными глазами. Обычно жертвы крокусов, если их тела находили, застывали перед смертью с выражением ужаса  на лице – последнее, что они видели: огромное существо с раскинутыми крыльями, от которого волной исходила ненависть. Так даже и говорили про погибших воинов – надел маску крокуса. 
 Тар подал сигнал: что-то не так.
- Конечно, не так! Где Гоци? - послышалось с того края, где стоял Фост. Тар подал ему сигнал замолчать, а Ройет отзеркалил: «Гоци погиб».
Птица Гоци – Огненный - сидел один на краю ущелья. Эта птица была крайне везучей и живучей – она летела с Гоци уже год, и слушалась его беспрекословно. Вот и сейчас, вместо того, чтобы улететь, она, выгнув голову, сидела, как и все, напряженно наблюдая за ущельем.
По ущелью прошла вибрация, затем следующая, а потом грянула ударная волна, выбившая   град из камней и цельных каменных глыб. В этом шуме и треске вместе со столбами пыли и песка над ущельем взвился крокус с темно-синим опереньем. Крокус распялил крылья, раззинул пасть, как перед смертельным ударом, но напасать было не на кого. Своих врагов он пока не видел в этой круговерти, и впрочем, всё его усилия были направлены, чтобы сбросить со своей спины неожиданную ношу.
 Гоци едва держался на спине крокуса, металлическое оперенье изранило его тело, руки  от напряжения заклинили. Крокус истерично метался между небом и землей, с быстротой молнии меняя направления, опять и опять распаляя крылья, бешено вертясь в воздухе. Гоци вонзил в его голову обломок  меча, с трудом вошедшего в тело монстра, но этого явно было мало. Плотная шкура хорошо защищала крокуса от многих ранений, а его оперенье и вовсе было из крепчайшего металла. Кроме легкого лука, у Гоци ничего больше не осталось.
 Пока крокус отвлекался на Гоци, у остальных был шанс спастись, но, судя по их движениям, они решили напасть на птицу «кольцом».
- Уходите, - ревел Гоци. – Уходите, крокус меченный. Он ранен!
 Но его никто не слышал.
- Меченный!!!
 Неконтролируемый крик монстра глушил все звуки. Гоци постарался подать сигнал светом, но снова на краткий миг потерял сознание, как тогда, когда он летел на Огненном. Упущенного момента было достаточно, Гоци потерял равновесие, тело сильно накренилось вправо, руки в последней конвульсии ухватились за острое оперенье, и одно перо под тяжестью падающего тела отошло и осталось в руках у Гоци. Мужчина стал падать, за ним, раскрывая пасть и крылья и уже не напрасно, спешил крокус, который упустил  лишь краткое мгновение, когда воин слетел с его спины. Мгновение всегда забирало жизнь воина при встрече с крокусом, но на этот раз опоздал сам монстр. Гоци выхватил лук, молниеносно натянул тетиву и выстрелил пером. Роговое веко не защитило от такого удара, редкий и крепкий металл перьев с легкостью пробил глаз крокуса, и тот предсмертно завизжал. Огненный,  сорвавшись с уступа, успел подхватить Гоци, а крокус, слегка задев пикирующую птицу острым опереньем, низринулся в ущелье с ужасным звуком, ломая так и не закрывшиеся крылья. Синий монстр рухнул в ущелье, а остальные воины  устроили крокусу могилу из каменных глыб, сбрасывая их с ущелья, добивая, не веря, что крокуса можно так просто убить, не ранив и не потеряв ни единого из отряда.
 Огненный приземлился на вершине ущелья, но при посадке его лапы не выдержали, и он перевалился на правое крыло, сбросив своего наездника. Упавший мужчина откатился, словно безвольная кукла, и больше не поднимался, быстро-быстро от его головы потек алый ручеек, а Огненный забился на земле, не в силах подняться. Когда остальные воины, закончив с могилой крокуса, подбежали к командиру и его птице, то увидели, что у Огненного левый бок разодран до костей, левое крыло при падении сломалось и неестественно вывернулось. От боли несчастное создание ревело, его оперенье сильно промокло в крови, замешанной с ярко-желтым песком. Тар и Орхунт переглянулись.
- Орухунт, что? – спросил Тар.
- Нет, без вариантов, - отозвался воин.
- Тогда - быстро.
 Мужчина отточенным движением достал лук и выстрелил, Огненный как раз открыл грудную клетку, стараясь перевернуться, Орхунт пробил птице сердце, и верный соратник Гоци затих. Рядом с самим Гоци уже суетился Йёрти. Он перебинтовал его голову, затем Белинья и Сора отцепили командирский плащ от шеи Гоци и, ухватившись за его края, приподняли командира над землей, чтобы нести в лагерь.
Гоци на мгновение очнулся, осмотрелся, увидел убитую птицу со стрелой в груди. 
- Йёрти,Тар, Курейм, спуститесь в ущелье, возьмите сколько сможете оперенье крокуса, - всё ещё глядя на птицу, приказал командир.
- Что делать с Огненным? – спросил Тар.
- Сам…похороню.
 Гоци потерял сознание и ещё долго не приходил в себя. Было решено в ту же ночь отправить его в Главный лагерь.


***
 В палату Гоци зашел Сорсти в полном боевом облачении. Гоци поднялся ему на встречу, склонил голову, прижал руку к плечу, затем к горлу, резко выпрямился. Командующий 1 порядка ответил ему зеркальным жестом. Он прибыл прямиком с совета главного командования, поэтому на его груди нескромно позвякивали награды, меч задирал полу плаща. Сорсти снимая перчатки, деловито и сухо произнес, вместо приветствия:
- Если вы не помните, остос 3 порядка Гоци,  вы убили синего крокуса,  и ваш отряд вернулся в полном боевом составе.  Мы отправили ещё один  за опереньем. С телом синего нам крайне повезло, оно не истлело, как у иных, за считанные минуты. Могила из камней в ущелье уберегла трофей от солнечного и лунного света, посему на его теле сохранилось немало оружия.
- Синий залетел с юга. Там опять приоткрылась завеса в безвоздушное пространство.  Мой отряд может отправиться, как только будет приказ. И мне нужна новая птица.
 Сорсти быстро и остро взглянул на Гоци. Внешне старший командующий был и сам похож на хищную птицу, с острыми чертами лица и строгими злыми глазами. Сорсти имел привычку не смотреть в упор на собеседника, лишь изредка вскидывая из-под серых бровей льдисто-голубые  прищуренные глаза. Этот взгляд всегда был резким и пронизывающим, как бритва.
- Слетать бы надо, Гоци, - вдруг совершенно поменяв тон голоса и отбросив официальные обращения, произнес Сорсти. – Надо бы, но пока не вам.
Гоци вопросительно приподнял бровь, скорее, стараясь не понимать, к чему клонит командующий. Тот же вместо словесного ответа пристально вгляделся в лицо молодого мужчины, и оба воина друг друга поняли  без слов.
- Я не уйду с поста, - произнес Гоци. – Я не настолько болен, чтобы оставить службу.
- Не думаю, что ваша воля перевесит волю совета.
- Обо мне говорили на совете?
- Мы посвятили его вам целиком. За выслугу лет и звание оказали честь.
 Сорсти достал из-под плаща свиток. Гоци молча развернул его и прочитал, что его повысили в звании за операцию у западного Плеса, и что по показанию врача Гоци отправляют в запас на временное лечение.
- Остос 1 порядка Сорсти, отсюда никого не отправляют на лечение, только в последний путь.
- Или если болезнь особого порядка. У вас такая по предварительному диагнозу доктора, и совет решил, что вы должны это точно выяснить, если диагноз не подтвердится – вернуться обратно без задержки. Пока же вас перебросят на границу, а дальше на мирную территорию.
 Гоци ещё раз пробежал бумагу глазами, встал и принял приказ «на лечение» по форме.
- Не беспокойтесь, остос 2 порядка Гоци, вы будете пока в военном резерве с действующим постом советника. Работы не меньше, чем здесь. Хотя и нам тут не очень много осталось: безвоздушная зона почти закрыта, только и нужно - рассеять последних чоросов и клоков. Вам посчастливилось убить одного из последних монстров.
 В палату вошел доктор, а Сорсти, сдержанно кивнув, вышел, давая ему переговорить с пациентом с глазу на глаз. Доктор кратко объяснил, в чём суть предварительного диагноза Гоци, пытаясь найти подходящий синоним слову «смертельный».





***
 На следующее утро Гоци и вызвавшиеся пойти с ним Тар и Аргон отправились хоронить Огненного, они пешком дошли до того места, где прежде стоял их отряд, а затем потратил ещё два часа для перехода к ущелью.
 Пока Гоци копал могилу Огненному, Тар и Аргон при помощи стеоскопа определили искривление пространства, которое принес синий крокус за собой, данные занесли на карту, чтобы потом добавить в общую схему местности. К Гоци они  присоединились, когда тот уже покрыл Огненного землей. Молча все трое отправились в обратный путь, рассчитывая к ночи прибыть к месту их предыдущей стоянки. Здесь они заночевали  прямо под звездным небом, перед сном долго обсуждая, как можно быстро и безопасно добраться до восточного Плеса, а там до завесы безвоздушного пространства. По всему выходило, что легче это сделать через Красный перевал.
- Командир Гоци, а правда, что вы там начинали, на этом перевале? – спросил Аргон, пользуясь возможностью обратиться к Гоци, пока он был настроен на беседу.
- Да.
- Как это 17-летнего юношу отправили туда? Туда отправляют с действительным боевым опытом не меньше года при безвоздушном пространстве.
- Меня туда не посылали. Я туда сбежал.
 Аргон присвистнул.
- Вас не поймали?
- Сначала нет. Я подделал назначительную грамоту, и к  моменту, когда меня разоблачили, прошел год.
- Что с вами сделали? – спросил Тар.
- Понизили дважды, до курсанта. Отправили к границе в библиотеку.
- Быть не может, чтобы вас отправили в библиотеку! Как вы там пробыли?
- Очень хорошо, со всеми удобствами.
 Какое-то время Тар и Аргон обдумывали услышанное, а затем Тар заметил:
- Вы сказали это без иронии, командир Гоци.
- Потому что это действительно было очень хорошее время.
- Не-эт, не поверю, что командир Гоци променял вольный воздух  на удобства, неубедительно звучит, - осторожно, но со смешком заметил Аргон. – Вы бы там умерли от скуки. Разве нет?
- Я извлек пользу из этого пребывания. Имея постоянный доступ к книгам, я прочел немало о тактике, и книги показались мне не такими уж бесполезными, как в академии.
- И ваша работа была что - читать книги? - уточнил Тар.
- Нет, мыть полы, но я совместил два этих занятия.
- Как вы смогли стать командиром и добраться до 2 порядка? Это противозаконно, - удобнее устраиваясь на закинутых за голову руках, произнес Тар. –  Что вам тогда сделали – за чтение книг?
- В тот раз ничего, библиотекарь был на моей стороне.
- Разве там служил не Стоймак Железнолобый?
- Да, и сейчас служит. И ещё лет 100 прослужит.
- И вы нашли с ним общий язык? – Аргон приподнялся на локте. – Вот это уж точно – вранье, легче убить синего крокуса.
- У Стоймака тоже есть слабости. У кого их нет, тот непобедим.
- Что же это за «слабость»?  Скажите, вдруг пригодится.
- Шахматы, -  отозвался Гоци. – Он проиграл мне право докладывать о моих действительных успехах в мытье полов.
- А вас кто научил играть в шахматы? – ревниво спросил Тар.
- Библиотека Стоймака. У него до 1000 книг о шахматах, от классических приемов игры до самых сложных. Стоймак поймал меня на чтении слишком поздно, к этому времени я успел ознакомиться с парочкой его пособий.
  Аргон вдруг громко расхохотался, но осёкся, вспомнив о боевом положении. Но и при этом его душил смех.
- Это ваш метод, командир. Хорошо же вы устроились.
- А как же практика? – не верил скептический Тар. – Невозможно освоить шахматы только лишь по книгам. – В его голосе слышалось  недоверие и  уязвленная гордость  - он и сам был неплох в разного рода настольных играх.
- По книгам нельзя, но кроме Стоймака в библиотеке работала девушка, которую Стоймак от скуки учил играть. Она очень хорошо заучила комбинации, но без фантазии применяя их, не умела выигрывать. На первых порах она была хорошим учителем и неплохим соперником.
  Опять повисло молчание, которое прервал Аргон, вкрадчиво уточнив:
- Мы сейчас всё ещё о шахматах?
  Гоци ответил не сразу, он немного повозился, стараясь удобнее устроиться на голой земле.
- О том, как можно хорошо устроиться и в библиотеке.
- А девушка хорошенькая? – вдруг каким-то далеким голосом спросил Тар.
- Девушка как девушка. Как и любая.
- А я бы сейчас… не знаю даже… Девушки прекрасно пахнут, никакого металла или гари. И к тому же,  сколько есть красивых девушек – голова кругом! Нет, командир, вы тотально не правы, – Аргон бросил короткий взгляд на Гоци.
- Мой рассказ короткий: все девушки одинаковы. В целом, не встречал ещё ни одну, которая  уязвила бы меня сильнее, чем крокус.
- В чём-то вы правы, командир Гоци, с крокусами мало, кто сравнится, - рассмеялся Аргон.
 Тар заметил:
- Находишь одно, а теряешь другое. Вот вы, командир Гоци, остос 2 порядка, с таким боевым опытом, на многих опасных боевых заданиях бывали, но к женщинам вы относитесь ужасно.
- Не правда, - отозвался Гоци. – Но иногда с крокусами веселее, даже при том, что ты всегда точно знаешь, что они от тебя хотят. И нет в них этой утомительной  таинственности и загадки.
- Не смешите, командир Гоци, иначе я вспомню свою невесту, - всё-таки рассмеялся Аргон, и даже серьезный Тар улыбнулся.
  Так они говорили, пока костер совсем не погас, а сон не сморил их. На следующий день предстоял переход обратно, в Главный лагерь, а ещё через день – Гоци сказал наставление летучим отрядам, возложил командирство в своём отряде на Тара и отправился к границе.


***
  Когда Гоци садился в железнодорожный состав, чтобы переехать к границе, за ним вышел  его отряд, которым он руководил последних 3 года. В сердце щемила особая тоска:                Гоци-командиру хотелось остаться со своим воинами и встретить смерть, как подобает. Он уже видел её, уже терял членов команды, провожал их в последний путь, и это всегда было тяжелым испытанием. И сейчас настал странный момент – ни проводы смерти, ни проводы жизни. По Гоци не опускали флаг, не вставали к последнему посту у гроба, в руки не возлагали цветка Мелении – символа вечного мира, но Гоци ехал не жить, а медленно умирать. 
  Командир не показывал вида, его воины следовали за ним чуть в отдаление, и когда мужчина уже зашел за границу  перрона, заскочил на открытую платформу железнодорожного состава и обернулся, то увидел, что его отряд выстроился в боевую линию. Тар стал во главе, молча скомандовал, и воины, все в полных боевых облачениях, многие с наградами, подняли мечи вверх, Тар скомандовал:
- Остосу 2 порядка,  командиру Гоци, воздать почести!
  Воины синхронно опустили головы, приложили руки сначала к плечу, затем к горлу и в конце опустились на одно колено, как под знамя или как на похоронах.
- Трехкратное «ура», остосу 2 порядка, непобедимому командиру Гоци! – снова скомандовал Тар.
  Грянуло «ура», подхваченное ветром. Воины встали, подняли мечи над головой и стучали ими о ножны,  провожая Гоци, пока платформа отъезжала от перрона. Гоци, уже не носивший боевую форму и не имевший при себе меча, просто поклонился своему отряду. На лицах этих мужчин, кое-где со шрамами или подпалинами, отражалась неподдельная суровая печаль, усиленная невозможностью выразить эмоции в прощании с командиром и другом. Платформа отъехала уже довольно далеко, а воины всё ещё стояли у перрона, уже просто глядя вслед, опустив мечи.
  И пока Гоци проезжал по территории Главного лагеря то тут, то там ему вслед поднимались мечи или трубили в трубы. Вскоре состав с открытой платформой выехал за пределы Главного лагеря.


***
  После ночного приступа сына, Амадейя Аналони так и не смогла встать с постели, и у Гоци появилась редкая возможность побыть наедине с собой. Сайрус был рядом с женой, доктора-там же, старого Герольда Гоци отослал под благовидным предлогом, так же расправился и с молоденькими медсестрами, которые все норовили поправить ему то подушку, то одеяло, то сбившуюся простыню.
  Молодой мужчина просто лежал и смотрел в широкое окно. Ему с большой высоты открывался далекий вид на широкий густой лес. Под таким углом не было видно призамковой территории и рва, отделяющего парк от леса. Просто была видна дикая и тихая природа, серое преддождевое небо. Эта картина нравилась Гоци, она настраивала его мысли на тихую волну, и уставший мужчина стал понемногу засыпать, когда к нему в комнату постучали.  Гоци встрепенулся.
- Войдите.
  В комнату вошел незнакомый посетитель – мужчина среднего роста, плотный, бойкий. У него были уже слегка поседевшие темно-серые волосы и густые, длинные усы над губами, в придачу – густая, аккуратная бородка. Мужчина просто вошел в комнату, поздоровался,  улыбаясь по-свойски, огляделся, попросил разрешения присесть рядом с кроватью и снова начал с приветствий:
- Здравствуйте, мастер Гоци. Очень, очень рад с вами познакомиться. Столько о вас слышал, да я и сам мечтал когда-то быть воином, но не стал. Однако ж с большим уважением отношусь к воинскому поприщу. Да-с.
  Мужчина высказался и на мгновение замолчал, глядя на Гоци умными маленькими глазами, затем будто очнулся:
- Да-а, вы плохо выглядите, мастер Гоци, хотя воинская выправка никуда не ушла, и взгляд тот же. Вы верно и не вспомните, мы мельком виделись на Званом рождественском приеме в Северном городе, когда вы приезжали на побывку домой.
  Гоци  кивнул, всё ещё ожидая объяснений. Как ни странно, пришелец его нисколько не раздражал, наоборот – было в его облике что-то располагающее.
- Я, знаете ли, к вам по делу.  По деликатному. Писал уже вашему батюшке, но он не ответил мне, и я решил  приехать лично. Получается, знаете ли, неловко. Ему, я так думаю, сейчас не до меня.
- Мастер Сайрус и вправду сейчас очень зациклен, - усмехнулся Гоци. – Но ему будет полезно заняться делами.
- Какое уж важнее дело, чем здоровье детей, - сказал незнакомец, а потом всё же добавил. – Хотя мне бы не помешало его внимание к моему делу.
  Гость доверительно наклонился вперёд и сказал вполголоса.
- Как вы считаете, он станет слушать меня и не выставит вон за то, что я вторгся в комнату к его сыну, а?
Гоци вдруг от души расхохотался, а отсмеявшись, сказал:
- Если он и не оценит, то я постараюсь указать ему, что таким гостям лучше не отказывать. Кто знает, может, вы способны пробраться и к нему в комнату?
  Незнакомец тоже засмеялся, при этом его усы зашевелились, а Гоци после приступа смеха смог вздохнуть спокойно, до этого его грудная клетка была словно в железных тисках.
- Очень, очень рад, что вы оценили. Но я не просто так зашел к вам, я тоже доктор, знаете ли.
- И что, доктор, видите? Учтите, уже можно говорить правду, хотя  я в последнее время всякого наслушался.
  Доктор покачал головой на этот комментарий, а затем добродушно начал:
- Ну-у, ваша молодость дает определенное преимущество, а силы у организма есть…
- Доктор, не ходите вокруг да около, не хотелось бы услышать ещё одну докторскую байку про всё исцеляющую молодость.
- Тогда так: дела у вас не очень.
- Вы смогли это установить одним взглядом?
- Его хватает. Болеть можно по-разному, вы болеете плохо. Я сейчас говорю даже не о вашей болезни, диагноз я поставить вот так не могу, я говорю о том, что вам не очень комфортно. Как доктор, рекомендую сменить условия.
- Вот это уже интересно, продолжайте.
- Надо больше свежего воздуха, свободы и разумный уход. Я всегда стоял на этих принципах.
- Звучит заманчиво, а в чём думаете беда моего домашнего лечения?
  Гоци испытующе смотрел на незнакомца. Этот доктор или  проходимец на мгновение задумался  и огляделся. В это время в дверь скромно поскреблись, и в комнату просунулась белокурая головка медсестры Аники.
- Мастер, обед, - нежным голосом позвала она.
- Я занят, - довольно грубо ответил Гоци. – Уходите.
  Доктор понаблюдал эту сцену, и когда дверь закрылась,  хотел уже высказаться, но в дверь снова мягко поскреблись – и уже другая темноволосая головка показалась из-за двери. Вторая медсестра, не менее хорошенькая, чем первая, мягко произнесла:
- Мастер, не пора ли вам на прогулку?
- Ойга, не сейчас, - уже рявкнул Гоци, чем напугал бедную девушку до невозможности.
  Когда дверь закрылась, он тяжко вздохнул. Наступило молчание, в котором доктор услышал, как за дверью тихо-тихо звучат обиженные голоса.
- Нет, они не ушли, - ответил на его немой вопрос Гоци.
- Хорошенькие, - заметил доктор смущенно.
- Я тоже это заметил. Сначала была одна, затем появилась другая. Не ведаю: какой доктор-идиот подсказал моему отцу такой метод лечения раковой болезни.
- Раковая болезнь! – воскликнул доктор.- Это уже точно?
- Мне так в лицо не говорили, но это для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, что я идиот.
- Не сладко вам.
- Не сладко, я и в детстве не любил, когда со мной возятся, а сейчас уже никакого терпения не хватает.
-Да-а… - протянул доктор. – Вам бы самостоятельно жить, без круговой опеки. Вы бы чувствовали себя лучше. Да к тому же воин – привыкли к простой солдатской жизни.
  Доктор оглядел комнату, посмотрел ещё раз на Гоци, застывшего среди мягких перин, как каменное изваяние со сложенными руками  и суровым лицом. Его кровать была из мира плюшевых кукол, а он приехал оттуда, откуда и приехал – из военного лагеря.
- Что же за дело привело вас сюда? – спросил, наконец,  Гоци, видя, что его собеседник перестал волноваться и освоился в его компании.
- Ах, дело! Уже и забыл. Да, я, как и говорил, практикующий доктор, но у меня проблемы с докторским кабинетом, вернее, я дерзнул предложить вашему отцу план. У вас в Восточном округе в городке  Л. есть старая усадьба. Она в городе считается старинной достопримечательностью, но Аналони о ней забыли – усадьба требует ремонта, иначе она так и будет продолжать разрушаться. Я хотел бы открыть в этой усадьбе врачебный кабинет, и вместе с тем присматривать за домом, и оправдывать гордое имя  достопримечательности города Л.
  Доктор достал платок и обмакнул лоб. Было видно, как сильно он волнуется и переживает о своем деле.
- Сделка-то не очень выгодная, - склонив голову на бок, произнес Гоци, испытующе глядя на предприимчивого гпросителя. – Вы и сами это чувствуете.
  Доктор молча кивнул.
- Но я думаю, что мог бы вам поспособствовать, если, конечно, вы согласитесь обогатить свой план ещё одним пунктом. Он всё в корне поменяет.
  Доктор заинтересованно глянул на Гоци.


***
- Нет, Гоци, все-таки сиделка вам нужна, - с усилием помогая Гоци лечь на диван, сказал доктор Кру.
- Проклятье, в болезни нужно постоянно смиряться, - заметил Гоци, он и сам чувствовал, что сил ему не достает, рукой он прикрывал нос, но кровь все равно обильно сочилась, стекая по пальцам и руке.
- Надо выбрать сиделку, которая подходит именно вам.
- Я быстро обрисую её портрет: метр восемьдесят, талия 50 сантиметров, грудь 100, желательно блондинка или рыжая.
- Хе-хе-х, я бы и сам не отказался от такой  сиделки.
- Думаю, на месяц хватит, - заметил Гоци. – Хотя при таких требованиях мне явно нужна не сиделка… И совершенно понятно, почему больше месяца мы с ней вместе не протянем.
- Нет уж, Гоци, месяца мало, поэтому будем выбирать сиделку по другим критериям. Главное, чтобы её поле отзывалось на ваше.
- Знаете в чём дело? То, что я перечислил в сиделке,  точно во мне отзовется.
Кру и Гоци захохотали, а через пару минут кровотечение остановилось, и  доктор ушел писать письмо Аналони.
 Когда Гоци переехал в усадьбу в городе Л. под присмотр доктора Кру и с ещё некоторыми другими условиями (от которых не удалось увильнуть), его родители распорядились, чтобы все вопросы в первую очередь обговаривались с ними. Гоци был совсем не против, он не хотел погружаться в эту рутину. И с сиделкой было так же, пусть найдут такую, какая найдется.  Его самого в последнее время мало, что занимало. С какой-то тайной горечью, Гоци стал замечать, что прежние его интересы, устремление и желания как бы потускнели, потеряли свою непременную ценность.
 Гоци перевернулся на живот, пытаясь найти позу поудобнее для лежания на диване, а в голове у него суетливо роились мысли, что ему нужно ещё многое сделать сегодня – отписать письма личные и официальные, начать составлять пособие, но сил не было совсем, Гоци засыпал, дрожа от холода. Всю ночь его мучили кошмары.


***
- Ты уж прости, но она совсем не красавица. Мы искали девушку чье поле, сходно с твоим. Она тихая и исполнительная, сирота, росла у тетушки. Очень быстро согласилась работать с нами, рассказала мне, что хочет жить самостоятельно и не хочет больше утруждать свою единственную родственницу. Впрочем, в этом что-то есть: знаешь ли, не было видно, что тетушка так уж расстраивается о долгой разлуке.
- Какая грустная история, - отозвался Гоци невнимательно.
- Да, и такие бывают, - не обращая внимание на иронию, продолжила Амадейя. – Надеюсь, она не будет тебе докучать или приставать к тебе. В таком случае, мы её заменим.
На этой ноте голос женщины стал грозным.
- Не беспокойтесь, госпожа, я в обиду не дамся, - кротко заметил молодой мужчина.    Он весь погрузился в написание писем и сейчас сидел за столом в окружении различных книг и бумаг. Серьезными глазами он вычитывал что-то в книге, а потом эти же глаза скользили по уже написанными строчкам письма, сверяясь с заданными вопросами.  Амадейя какое-то время следила за сыном издалека, а затем приблизилась к нему, суровому и отстраненному.
- Она сейчас придет, пока внизу разговаривает с доктором Кру, - сказала госпожа Аналони и осторожно коснулась пальцами волос сына, поправляя торчащие пряди. – Видно, что тебя не касалась женская рука, - добавила она мягко. – Да и, кроме того, здесь такой беспорядок! Вам определенно нужен слуга.
- Госпожа, - Гоци поймал руку матери, прижал на секунду к губам и ответил, – я очень ценю вашу заботу, но не стоит делать больше того, что нужно. Всё, что мне сейчас необходимо – это чай. Думаю, сиделка с этим легко справится.
На лестнице послышались шаги. Снизу  тут же донесся голос доктора Кру: «Дверь налево, моя дорогая».
 «Дорогая», - повторил про себя Гоци, задирая брови, и поднялся из-за стола.
Амадейя встала рядом с сыном, и две строгие, статные фигуры замерли, когда дверь легонько скрипнула, и в комнату вошла девушка. Гоци молча оглядел сиделку. Её взгляд, внимательный и слегка испуганный, был обращен к нему. В этом взгляде Гоци прочел все юные страхи этой особы: от первых романтических ожиданий до решенности своей судьбы. Её вид позабавил Гоци, он не отрывал от неё взгляда, пока не разглядел каждый недостаток. Разочаровывало, что она действительно была не красавицей. Казалось, уже и скучно видеть приевшуюся красоту около себя, однако, Гоци вдруг обнаружил в себе визуального коллекционера: всегда не прочь поживиться в созерцании новой красоты. Эта же девушка, даже девчонка, была совсем обычной… Хотя издалека  её глаза показались темнее, будто два блестящих медово-золотистых камня, намытых водой, какие Гоци видел на берегу Теплого моря.
Она была не худой. Как для девушки - высокого роста, но Гоци её макушка доходила бы до губ. Волосы у неё были светло-русые, лоб высокий, брови круглые и тонкие,  глаза большие, как у оленя. Вот губы были определенно хороши – нежные и мягкие на вид, но этим достоинства и заканчивались, так почти  и не начавшись.
Девушка прошла к дожидавшимся её, вежливо поздоровалась и  протянула Гоци руку для пожатия. Мужчину этот жест позабавил, но руку он подал и крепко пожал сухую, теплую ладно, с шероховатой кожей.
- Сколько же тебе лет, девочка? – спросил он с усмешкой.
- Я не девочка, - спокойно ответила будущая сиделка. – Мне 19 лет.
- Вот как, - стараясь сдержать улыбку, произнес Гоци.
- Вот так, - ответила девчонка и добавила. – Меня зовут Фази, и я постараюсь быть полезной.
  На этих словах она посмотрела на госпожу Аналони, и та одобрительно кивнула ей в ответ, хотя женщину задело, что прислуга якобы задиралась к её сыну. Госпожа сразу же начала инструктаж, объясняя что, как и когда сиделка должна делать. Гоци в это время вернулся к письмам, но краем глаза следил за новой персоной. Глаза Фази постепенно расширялись, по мере того, как список Амадейи рос, и рос, и рос. Когда же госпожа Аналони закончила и ушла распорядиться по поводу ужина, Гоци оторвался от своих дел, чтобы провести свой инструктаж.
- Госпожа Аналони была очень подробна.
- Ей хочется всё предусмотреть, чтобы вам было удобно.
- Нет, абсолютно неправильная позиция. Ты не сиделка госпожи Амадейи, а моя.   
  Значит, ты должна выполнять то, что я тебе говорю, ни больше, ни меньше. Список моей матери можешь забыть. Пока ты мне не нужна, иди - располагайся, отдыхай. Впереди ужин и нужно будет отыграть идеальную помощницу за столом. Выбери любую комнату, кроме моей, она третья с левой стороны.
- Госпожа Аналони уже сказала мне, в какой комнате я буду жить.
- А ты пойди и выбери ту, что хочешь.
 Фази кивнула и скрылась в коридоре, ведущем к комнатам. Там она медленно прошлась вдоль ряда дверей и выбрала комнатку с большим окном, широкой кроватью и пыльным торшером, ко всему прочему здесь стоял большой шкаф. Новое место обитания было простым и удобным, без изысканной мебели и вычурности в оформлении. Фази за эти качества и выбрала комнату.
  Итак, сиделка прописалась в усадьбе Аналони.


***
- Куда понеслась! - Гоци раздраженно одернул свою помощницу. – Иди смирно.
- Вам плохо, мастер Гоци? Может, воды или в тень? – тревожным голосом начала Фази, а потом едко закончила,– а то вы так медленно идете. Мне тревожно за вас.
- Помели ещё языком.
  Гоци и Фази шли сквозь рыночную толпу. Девушка в руках несла плетеную корзину и петляла сначала впереди Гоци, а затем, когда он её одернул, позади.
  Вчера господин отчитал Фази, что те фрукты, которые она выбрала, ужасны, а тем, что она выбрала к чаю, только собак кормить. Фази, сдерживая обидные слезы, заметила, что мастер Гоци сказал ей всё выбрать по своему вкусу, она и выбрала, и может быть, она действительно похожа на собаку, зато не свинья. Гоци за это заставил девушку писать его письма под диктовку, а хуже этого Фази ещё ничего не испытывала.
  На следующее утро Гоци, подняв свою помощницу рано-рано утром, отправился с ней на рынок в соседний город Н., хотя свой рынок работал и в Л. Фази шла за высокой, статной фигурой и думала, что Гоци специально её мучает, получает от этого удовольствие, ведь ест он мало, и до всех этих печений и конфет ему особо и нет дела. А поди ж, так взъелся!
  Доктор Кру, не зная об их  разладе, за утренним чаем сказал, что зефир слишком приторный, а печенье не вкусное. Он не хотел обидеть девушку, доктор вообще был уверен, что это все купил повар, и просто делился своими замечаниями с Фази. Девушка после этих слов допила чай, не чувствуя вкуса, не глядя на Гоци, а затем всю дорогу рядом с ним шла будто оплеванная.
  Гоци знал, что девчонка выросла в семье, где её не баловали, больших денег она никогда не имела, и всегда привыкла на всем экономить, поэтому её походы за покупками раз за разом терпели фиаско. Девушка просто не могла справиться со своей привычкой экономить, даже имея много денег на расходы. Это было абсолютно очевидно для Гоци, а Фази старалась это скрыть, и не могла понять, что со стороны всё было видно, как на ладони. Она думала, что, может быть, Гоци не знает о причинах её провалов, может он просто думает, что у неё плохой вкус, или что это стечение обстоятельств.
  День был жаркий, девушка быстро вспотела и очень устала, ноги едва волочились по земле, а рядом легко и непринужденно шагала эта фарфоровая статуэтка – высокий, стройный с бледным лицом и туманно-медными волосами. Перед ним расступались люди, тогда как Фази постоянно толкали, хотя она и несла в руках корзину.
  Когда они в очередной раз остановились у прилавка с фруктами,  Фази заметила у соседнего лотка двух высоких девушек в красивых нарядах. Одна из них была в шляпе и очках, её длинное серебристое платье подчеркивало тонкую талию, и сквозь него можно было ясно представить женский силуэт. Её спутница была в голубом платье с легкой шелковой юбкой и в маленькой шляпке на курчавых волосах, у этой девушки был вздернутый носик и темные глаза-агаты. Девушки сначала просто выбирали фрукты, переговариваясь, но вскоре тембры их приглушенных голосов поменялись – они стали мягче и вкрадчивей. Красотки стали переговариваться ещё тише, и их взгляды то и дело касались Гоци.
  Когда мужчина, наконец, выбрал виноград и отошел от прилавка, девушки, как бы невзначай, столкнулись с ним. Они извинились, переглянулись и одна из них (та, что была в серебристом платье) спросила:
- Простите, а вы случайно не Гоци Аналони?
  Гоци это подтвердил, и тогда девушки, чрезвычайно довольные знакомством, объяснили ему, что о его приезде здесь уже ходит столько слухов. Завязался разговор, девушки смеялись, радостно сверкая глазами,  и Гоци, кажется, тоже была приятна эта беседа, этот ненавязчивый флирт. Между делом одна из девушек – Яни в серебристом платье -  от имени отца пригласила почетного гостя на обед, и мужчина согласился. На этом они расстались. Девушки ушли в свою сторону, двигаясь к центру городка и изредка оборачиваясь, а Гоци огляделся в поисках своей помощницы. Та обнаружилась на лавочке,  на территории городского парка за живой оградой из кустов, она сидела спиной к улице, прячась от солнца, у её ног стояла корзина, откуда она щипала виноград, стараясь делать это как бы незаметно. Когда она, увлекшись, подъела одну из веточек с ягодами, то тут же постаралась перевернуть её, чтобы «проплешина», не была так очевидно видна.
 Гоци тихо подошел к Фази, когда та уже почти закончила прикрывать следы грабежа.
- Устала? – спросил он невинно, запуская над лавкой руку в корзину. Длинными пальцами мужчина ухватился за виноградинку и как бы случайно так её дернул, что перевернул ветку «проплешиной» верх. – Какая негодная виноградная ветка. – Заметил он. – И как я мог такую выбрать?
Фази повернула к нему своё вмиг покрасневшее лицо.
- Это не ты… не вы, мастер Гоци. Это я.
- Ты выбрала? - издеваясь, продолжал  Гоци.
- Нет, я подъела, - краснея ещё больше, сказала Фази, она опустила глаза и ресницы от смущения.
- Такое, конечно, бывает, - заметил мужчина, его голос просто «промаслился» издевкой, уже сами интонации могли поднять на бунт. Что, в общем,  и произошло. Фази подняла разъяренные глаза на своего хозяина и спросила тем же «масляным» голоском, уже клокоча, как чайник:
- Вас пригласили в гости, да, хозяин?
- Да, помощница, сегодня в 4.
- Тогда вам нет смысла возвращаться домой. Давайте сделаем так: я пойду обратно, а вы останетесь здесь.
  Гоци вместо ответа присел рядом с Фази, только с другой стороны. Получилось, что двое сидели, уместив ноги по разные стороны лавки, но смотрели друг на друга.
- Это разумно, - наконец, заметил мужчина.
На эти словах Фази, играя, вздохнула и удовлетворенно запрокинула голову.
- Что такое?
- Если это разумно, значит, вы так не поступите, - ответила Фази с удовольствием, и её глаза победно засияли. Она тоже  всегда была не прочь сказать какую-нибудь колкость  своему начальнику и  по-детски  радовалась, если шутка выходила удачной.
- Блестящее остроумие, - одобрил Гоци, шутливо поклонившись, – право слово, разве можно с такими талантами работать прислугой?
Мужчина выудил из корзины виноград и стал лакомиться не мытым ягодами.
- Что вы делаете? – очнулась девушка.- Дайте сюда, я его помою.
- Или съешь?
  Девушка сделала вид, что не слышит, хотя уголки губ у неё стали подрагивать. Гоци с удовольствием отметил, что довести помощницу до глубокого расстройства ничего не стоит, ещё легче вывести её из себя. Девчонка оказалась по-детски обидчивая, но не такая уж тихая, как представила ему госпожа Аналони в первый день.
  Фази дернула на себя ветку винограда, хотя Гоци её так и не отпустил. Спелые ягоды кое-где лопнули, и сладкий липкий сок потек по пальцам девушки, по рукам мужчины.
- Бездарь, - коротко отметил Гоци, выбросив испорченную ветку в траву, и выставил вперед руки, с которых капал сок. Фази, уже ничего не комментируя, порылась в карманах, еле выудила свой измятый платок и ушла на минутку, чтобы смочить его в питьевом фонтанчике. Вернулась девушка с мокрыми руками и платком. Она аккуратно притронулась к левой руке Гоци, которую тот ожидающе держал на весу, изящным веером раскрыв пальцы. Румянец пролился на щеки Фази, губы она сжала в тонкую ниточку, аккуратно проводя платком по ладони Гоци. Оба прекрасно понимали, что для сиделки тоже есть пределы: одно дело ухаживать за лежачим больным, не видя в нем представителя мужского пола, другое дело ухаживать за с виду здоровым молодым мужчиной, выполняя подчас какие-то очень деликатные процедуры. Гоци сидел с безразличным видом, сверху вниз наблюдая за помощницей, но прикосновения холодных пальцев и платка заставляли его постоянно внутренне вздрагивать. Первое прикосновение Фазиных пальцев и вовсе ударило его током. Гоци отвернулся, но его руки всё ещё были в руках помощницы.
«Она всего лишь девчонка… У неё нет никакого морального права волновать меня. Она меня и не волнует, просто её поле отзывается на мое. Что это, кстати, означает?..»
  У Гоци током по спинному мозгу прошла мысль, что если она в эту же секунду не перестанет прикасаться к нему, то он прильнет к ней. Представив это, мужчина немного остыл. Инцидент был исчерпан. Фази отпустила пальцы Гоци, и двое, быстро собравшись, молча пошли домой. Мужчина с боем отобрал у девушки переполненную корзину и, подставляя лицо под горячие солнечные лучи, шёл по пыльной дороге.  Он знал, что в недрах корзины лежит то, что очень интересует рядом идущую девушку, но даже и не думал уступать. Фази шла рядом и действительно думала о еде, ещё она думала, что она ужасно и бедно одета, и совсем не по погоде. В старой серой юбке и темной блузке. Собираясь утром, она чистосердечно думала, что плачевное состояние её гардероба не так уж и заметно, ведь мужчины не очень-то присматриваются к одежде, но, пройдясь с Гоци, она не была уже в этом так уверена. Ей вообще казалось, что его взгляд просвечивает её всю насквозь, и он над ней смеется.
  «Ну и пусть. Тоже мне отправная точка мироздания».
  Эта мысль не делала наряд Фази ни моднее, ни новее, ни её саму стройнее и красивее. Девушка это хорошо знала. Она безотчетно тяжко вздохнула, привлекая внимания Гоци, он посмотрел на неё, но не уступил. Наоборот, ему нравилось, когда его помощница не имела возможности своим острым языком или безразличием кольнуть его.
  Так они и подошли к усадьбе, сами в своих мыслях не заметив, как быстро прошло время. После обеда Гоци переоделся и направился в гости в соседний городок.
Во время сборов Фази бегала по всему дому, то выглаживая хозяину платок, то рукав рубашки, то выискивая ножницы и всякие нитки-иголки,  то передавая лекарства от доктора Кру. Ей пришлось подстричь волосы Гоци. Ему, видишь ли, показалось, что один из локонов на затылке торчит в сторону и никак не уляжется. Несмело, дрожащей рукой Фази отстригла немного волос, и её начальник тут же  рассердился, что она всё сделала неправильно. Девушка и сама это поняла, но отбивалась тем, что никогда в жизни никого не стригла.
  Когда Гоци, тонко благоухая мылом и своим неизменным ароматом сухой кожи и фиалки (почему его духи так слышались Фази, она не знала), спустился на первый этаж, девушка тут же на цыпочках побежала на кухню по запасной лестнице. Там она перерыла весь шкафчик со сладостями, но не нашла той особой, какую она предполагала сама съесть. Она проверила всё дважды, но её не было. От обиды губы у девушки затряслись. Ей показалось, что Гоци обидел её так, как никто никогда никого не обижал. Она подумала, что её никто на свете не любит, что над ней смеются, что она никому не нужна. От слез и преувеличенных горьких мыслей девушке не хватало воздуха, а во рту слюна приобрела металлический привкус. Эта странно неистовая буря нахлынула на девушку мгновенно, махом снеся все разумные доводы.
  Фази выскочила на задний двор усадьбы, спряталась между большими кустами шиповника и горько расплакалась. Горше, чем стоила сладость, которую ей не дали.
Гоци не было до поздней ночи, и это очень помогло девушке. После слёз, она чувствовала себя ужасно разбитой, а кроме того сильно заболела – тело не хотело слушаться, ноги ужасно болели, её клонило в сон. Всё это были знакомые Фази признаки, и она была рада отлежаться в тишине и спокойствии.
Поэтому когда Гоци вернулся, то не застал, как обычно, помощницу в гостиной за столом. Он был слегка раздосадован, но прекрасный вечер всё не отпускал его мыслей, и Гоци не стал сердиться. На выходные его пригласили в качестве почетного гостя на прогулку по Соленому озеру, он обещал поучаствовать в ней. И Яни услаждала его внимание весь вечер, и она была приятной во всех отношениях собеседницей: тонкая, изящная, красивая, умная. Девушка весь вечер была центром внимания, и её двоюродная сестра – кудрявая Аска – была тоже чрезвычайно мила. 
Гоци, погруженный в собственные приятные мысли, вдруг у самой двери в спальню, замер, уткнув разгоряченный лоб в дерево. Он подумал, что ему надо просто выбросить из головы свою помощницу – эту особу, своеобразного поведения и характера. Странно, что эта просто девчонка за несколько дней так взбудоражила мирное существование усадьбы, но пора было положить этому конец. И новые знакомства Гоци доказали, что сделать это -  легко.
  На этом мужчина успокоился и отправился спать, посмеявшись над тем, что на краткий миг сегодня днём, он всей душой желал стать Фази ближе. Теперь это было просто смешно. Да ещё из-за глупого ребячества он спрятал ту сладость, что она так хотела. Надо бы её завтра вернуть…


***
  Объяснение с Яни оказалось более тяжелым и муторным, чем  предполагалось.  Гоци сказал простую, казалось бы, вещь: что он смертельно болен и не думает о том, чтобы любить и быть любимым. Но этот объективный довод эффекта не возымел, наоборот, он даже как бы подхлестнул настойчивость Яни, вперекор твердившую, что и раковую болезнь можно лечить, что она готова рискнуть и быть с ним. Понимая, что её слова бессильны, девушка попыталась обвить шею Гоци руками и поцелуем выразить себя…
  После попытки объяснения отец Яни, разговаривая со своим «дорогим гостем», зорко следил за выражением его лица. Он, впрочем, мог и не знать, что его решительная дочь проявила обычно не свойственную девушкам прыть, но в это мало верилось. И хотя все в доме делали вид, будто не знали об этой инициативе, и мирного общения ничто не должно было нарушить,  Гоци в этой атмосфере невинного радушия чувствовал огромную напряженность. «Дорогой гость»  с раздражением думал, что вначале чета Мейслав приглашала его в дружеском жесте, выражая своего рода дань уважения высокородным Аналони, а в итоге выяснилось, что дружба дружбой, а сватать дочь – более насущная тема.
  Гоци попрощался с хозяевами дома, а Яни, молчавшая в продолжение всего обеда, бросила на него разбитый, печальный, требующий взгляд. В это же время её двоюродная сестра Аска не участвовала в суетливых проводах, но следила неопределенными глазами из-под темных ресниц за каждым движением уходящего гостя. Гоци сдержанно попрощался, чтобы больше сюда никогда не приходить, и вышел из дома в облегчающе холодный уличный воздух.
  С момента его первого визита в этот дом прошло почти два месяца, на дворе стоял ноябрь. Всё это время Гоци изредка бывал здесь, помогая господину Мейславу в подсчете его вкладов, по мере сил консультируя его о покупке земли в южном Плесе. С Яни  и Аской Гоци был осторожен и мягок, стараясь не уступать капризам избалованной Яни и загадкам скрытой Аски. Но видимо, где-то он допустил просчет. Он любви не желал, но теперь ли не всё равно?
  Ступая по мокрому снегу, мужчина вышел на дорогу, где его подобрал бакалейщик Степрон. Он на санях ехал домой в Л. Сани были почти до предела загружены мешками с мукой, но двойка лощадей с этим грузом неплохо справлялась. Гоци попросил разрешения править лощадьми, и Степрон быстро согласился. Сам он уселся на скамейку рядом с Гоци и, раскуривая трубочку, выспрашивал его о военных отрядах:
- Да-а, господин Гоци, дела-а… Многое вы на своем молодом веку повидали. Такое и врагу не пожелаешь. И что же вы, могли месяцами стоять у завесы?
- Да, и такое бывало.
- И нельзя ни костер запалить, ни трубочку выкурить? – всё больше округляя глаза, выспрашивал мужчина.
- Это чревато, господин Степрон, крокусы и сильтроны очень хорошо чувствуют тепло и свет. Костер может привлечь крокуса даже из безвоздушной зоны, если крокус очень голоден или разъярен, то ему, может статься, и под силу будет разорвать завесу.
- Сильно, - присвистнул Степрон. – И что же вы, зашивали завесу?
- Приходилось.
- И как же это?
- В среднем, переплетением 500 нитей, если прореха небольшая хватает и 200-сот. Если раскрыт край завесы, то до 1000 .
Степрон даже подзабыл приложиться к трубочке.
- И где же этому учат, господин Гоци?
- Есть несколько школ, я учился в Высшей военной академии.
- И долго же учиться там, господин Гоци? Поди такую науку редкий человек выдержит.
- Не меньше 10 лет. Затем высшие курсы, но на них берут уже с боевым опытом.
- М-да, а мой сынок всё грезит воинством. Хотел-де поступать, но куда ж его возьмут балбеса. Я ему говорю: «Иди на инженера, болван!» -  это он ведь так сможет устроиться в Серебряном королевстве. У меня и местечко есть, вот недавно с приятелем виделся, он в промысловом цеху в ихней самой столице работает... Это ж какие возможности! Разве я не прав, господин Гоци?
Молодой мужчина приулыбнулся и ответил, стараясь не выдавать голосом своих эмоций:
- Не знаю, господин Степрон. Согласен, быть инженером - почетно, но и быть воином – большая честь, и не всегда это так смертельно, как пишут в газетах. Есть воинские курсы, куда берут на основании обычных экзаменов из общих школ. Там готовят воинов для внутренней службы, гарнизонных, испытателей, картографов. Не всем нужно и можно уходить в безвоздушную зону...
В этот момент сани остановились у развилки, одна из «ветвей» которой вела через широкий луг к усадьбе.
- Пр-р-р, - дернул вожжами Гоци. - Вот и мой поворот. Спасибо, что довезли меня, господин Степрон. До свидания.
  Гоци легко соскочил с саней и оставил задумавшегося бакалейщика продолжать путь в одиночестве. Когда же тот спохватился, то уже издалека прокричал, махая шляпой:
- Спасибо вам, господин Гоци!
  Фази за большим дубовым столом разбирала травы, ягоды и корешки, которые запасла и насушила осенью. В комнате витал сильный аромат этих запасов, он мешался с крепким запахом чая, который Фази заварила себе в попытке отогнать сон. Ночью Гоци было очень плохо, и она 10 часов пребывала на грани сна и яви, дежуря у его постели. Ей пришлось изрядно поработать и вчерашним днём, когда Гоци проходил процедуру химизации. На взгляд девушки, было просто чудом, что Гоци сегодня с утра встал, как ни в чём не бывало, и отправился в соседний городок по приглашению.
  Девушка возилась с травами с самого утра, но изредка она будто забывала, чем занимается и просто водила пальцами по столу,  глубоко задумчивая. Ей недавно пришло письмо от господина Сайруса Аналони, он интересовался здоровьем сына и его личной жизнью. Фази пришлось написать, что у Гоци есть хорошие друзья в городе Н., и он бывает там, хотя и не часто, возвращается всегда в приподнятом настроении духа. Там у главы семейства есть, кажется, две дочери…
Фази качнула головой, вспоминая две девичьи фигурки, которые видела осенью. Затем плавно вспомнила девушку из аптеки, раз в две недели приносящую лекарства. Вспомнила женщину из ателье, изредка приходящую ушить костюмы Гоци. Вспоминать  можно было ещё множество раз, а обиднее всего, что ближе всех к Гоци была сама Фази, но ближе всех физически, а не духовно. И очень обидно, что к Фази мужчина относится с некоторой долей презрения, которое даже не старается скрыть.
У Фази практически нет друзей, нет у неё таланта к дружбе, в искусстве найти и удержать, не удерживая силком. Больше всего Фази общается с Аргоной - медсестрой из больницы соседнего городка, где девушка проходила курс экстренной помощи,  а ещё - с доктором Кру, но  смешно думать, что эти люди относятся к ней, как друг. Это, скорее, покровительство,  и вряд ли они назовут Фази своим другом. Девушке легко и свободно с доктором Кру, и она пытается выразить ему свое расположение, помогая в его кабинете, почти то же - с Аргоной…
  А вот у Гоци просто талант общаться, находить новых знакомых и дружить. У него друзей целых два города – этот и соседний. Но почему-то он умеет поставить себя в дружбе так, что его внимание, просто внимание, а не реверансы с его стороны, желанны его друзьям, и при этом его друзья не докучают ему своим внимание, не садятся к нему на шею, и не потому что не хотят, а потому что Гоци умеет себя поставить. Как это – «уметь себя поставить» - Фази не знала, подглядывание за манерой держаться «как Гоци» ничего девушке не дало. Быстро выяснилось, что она не Гоци, и за её внимание и дружбу вряд ли кто-либо поборется, даже с ней самой.
  За размышлениями Гоци и застал свою помощницу. Он увидел, что она, встав, коленями на стул и опустив голову, водит пальцами по столу и о чём-то усиленно размышляет. Рядом с ней, слева лежали невысокие стопки уже приготовленных и упакованных сборов, которые девушка собиралась занести в соседний интернат, где проживали пожилые и болящие люди, за которыми некому было присматривать. Там частенько болели простудой или чем иным безобидным, и для лечения Фази сушила эти травяные наборы, ягоды и корешки.
  Гоци снял с себя шарф, куртку и перчатки, бросил все на любимое кресло. Резкий и неожиданный звук привлек внимание помощницы: она встрепенулась, посмотрелась и встала, чтобы убрать вещи.
- Принеси мне чай, с печеньем и зефиром.
- Конечно.
- Чай черный.
- С молоком, может быть?
- Нет, - поморщился Гоци. – Я так не люблю.
  Он нырнул взглядом в кружку Фази.
- Не могла бы ты быть поживее, - устраиваясь на краю стола и копаясь в  травах, приказал Гоци. На его слова девушка не отозвалась, но через минуту она уже вышла из комнаты. Когда за ней закрылась дверь, мужчина ещё немного повозился с готовыми наборами и выбрал самый ароматный для себя. Со стола он прихватил и кружку Фази и, устроившись в кресле, стал слушать, как трещит камин, потягивая чай с молоком.
  Когда девушка вернулась с подносом в руках, то застала Гоци лежащим в расслабленной позе в кресле, он перекинул свои длинные ноги через его ручку и, свободно покачивая ступнями, нюхал травяной сбор, тесно прижав его к носу. Глаза Гоци закрыл, и Фази смогла хорошенько рассмотреть его бледную нежную скулу, аккуратное маленькое ухо и густые светлые волосы, которые отливали металлическим блеском, будто бока серебряной тарелки. Лицо у Гоци было нежным и красивым, и ещё Фази заметила, что начинаясь под скулой и далее прячась под высоким воротником кофты, на коже мужчины залег грубый шрам.
Фази уже видела Гоци в кабинете доктора Кру голым по пояс  и могла точно засвидетельствовать, что уродливые, неряшливо зашитые шрамы есть у Гоци на спине, на боках и на руках. Тело у Гоци было сильным и жилистым, одни мышцы, и жира совсем нет. Но болезнь истощила мужчину, и теперь у него вместо грудной клетки торчали лишь сухие ребра, туго обтянутые кожей, живот впал, острые кости виднелись на плечах и ключице, и большая часть тела была перечеркнута шрамами, хотя Фази они не пугали, а вот ненормальная худоба – очень. Она напоминала Фази о скелетах и о смерти.
  Девушка легонько стукнула подносом, но Гоци не изволил открыть глаза, он подождал некоторое время, пока девушка нальет в кружку чай, ориентируясь на слух, а затем приказал ей включить радио. Как раз начинался классический концерт.
Всё вернулось на прежние места – Гоци пил чай в кресле, слушая музыку, изредка открывая глаза и осматриваясь. Фази села за стол и, уже не отвлекаясь, стала собирать травы. Дело пошло споро, девушка увязывала веточки разными яркими лентами, корешки и ягоды прятала в прозрачные кульки. Уже через 30 минут половина стола была убрана, и стопки с готовыми наборами заметно подросли. Фази работала и думала, что сегодня вечером ей ещё нужно будет разобраться с корреспонденцией Гоци, а завтра занести её на почту, забрать посылки с книгами и какими-то только Гоци понятными инструментами, которые и так уже заполонили большую часть его комнаты, а ещё нужно в комнате навести порядок…
  Пока девушка предавалась размышлениям, Гоци украдкой следил за ней, мысленно называя эту игру в «кошки-мышки». С какой-то необыкновенно приятной глазу  внешней легкостью она работала. Её пальцы порхали над столом, сама же она, спокойная и сосредоточенная, вся погруженная в заботы, ничего вокруг себя не видела. Мужчина смотрел на девушку, и глубоко спрятанное восхищение ею волновало его сердце. Какой она была живой и теплой, а он наоборот – застывающим и холодным.
  Просто пай-девочка, умница, трудяга и отличница, наверное. Да ещё и в храм ходит, что не могло не удивить Гоци. Постоянно, почти каждое воскресенье, а частенько по субботам уходит на службу, переходя из Третьего мира на землю. Гоци и сам ходил в храм, но обычно делал это один, теперь же у него волей-неволей случалось идти в компании, когда он  выходил из дома в одно время с девушкой. В конце концов, не убегать же от неё?
- Фази, в чём смысл помогать другим людям? – прервал треск камина и ненавязчивую радийную музыку Гоци. – Что тобой ведет?
- Так сказал Господь. Кто хочет попасть в Царство Небесное, тот должен  помогать другим людям.
- Пожалуй, это тяжело тебе дается?  Разве нет?
- А кому вообще не тяжело на земле? Да и ничего я особенного не делаю, в конце концов, это же не людей лечить, или жизнь за них отдавать, или всё имущество пожертвовать.
- А зачем же ты тогда это делаешь, раз твоих усилий так мало? Почему ты, в таком случае, не делаешь больше? – мужчина просто-напросто «пёк» стушевавшуюся Фази.
- Не хотелось бы оправдываться, - с заметным усилием ответила девушка. – Может, потому что я эгоистичная. Но, в любом случае, если я остановлюсь и не буду делать и малого, у меня вообще ничего не будет.
- Довольно компромиссный взгляд. Ты не находишь?
- Себе легко уступать и давать поблажки, господин. Вам это не ведомо, но я утешаюсь тем, что милосердие выше права. Какое всё-таки слово большое – «милосердие»! Оно вроде бы означает, что ты что-то делаешь для других, но значение слова – милое сердце. Твоё собственное сердце становится милым. Делай для других, и сам изменишься. Как это так, а?
- Ну, если ты хочешь увильнуть от рассмотрения своей персоны и порассуждать о большом, то тогда так: ничего нет привычнее этого парадокса, - удобно устраиваясь в кресле, начал  Гоци. – Это естественный парадокс. Наглядно видно, что так устроен мир:  безудержное поглощение пищи ведет к ожирению,  а только раздал нищим всё, что имел, до последней нитки – тут сразу пришла худоба, - Гоци резко и насмешливо глянул на Фази. -  Накопление денег вполне может привести либо к безумию, либо к тому, что пачки с купюрами, не помещаясь в твоём доме, начнут выпадать на улицу, а только ты поделился – у тебя снова появилось свободное место в доме и повод поработать, что всегда было лучшим лекарством от безумств. Поглощая, ты однажды дойдешь до предела: лопнешь, сойдешь с ума или что-либо ещё, а вот сколько не раздавай – всё мало, никогда никого до края не насытишь. Если смысл жизни в том, чтобы отдавать, то тогда будешь жить вечно, потому что рядом с тобой всегда есть те, кому можно что-то отдать.
Фази заулыбалась, её настолько развеселил тон и ужимки Гоци, что она даже пропустила шпильку про вес. То, что она видела и знала о Гоци, делало его в её глазах экспертом, который имел определенное право рассуждать о милосердии.   
- Неплохое объяснение. Думаю, вам можно довериться, господин Гоци. Вы ведь так много сделали для других людей.
- Не искушай меня, демон, - вдруг раздраженно ответил мужчина, совершенно поменяв тембр голоса и его интонацию. Для того чтобы закончить разговор, Гоци снова закрыл глаза, показывая, что спит.
  Этим ответом девушка была просто сбита с толку и немало смущена, но стараясь не показать вида, снова принялась за собирание трав. Все стало как прежде, будто и не говорили. Только Фази кусала губы от досады, а Гоци, забыв про комплименты, которые никогда не любил, старался не ощущать присутствие девушки рядом с собой.
«Это так нелепо, что мы в этой комнате рядом. Мужчине и женщине нельзя постоянно быть рядом, если они не близки друг другу. Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной. Не бывает просто напарников - мужчин и женщин. Слишком мужчина и женщина подходят друг другу, они естественны друг другу, и когда между ними появляется что-то общее, что-то хоть на грамм волнующее, они обречены. Что же в итоге? Это была дурацкая идея - найти мне молодую помощницу. Идеальная помощница – женщина в возрасте, или мужчина, или я не знаю кто, но только не она».
  Гоци приоткрыл глаза и снова обежал фигуру Фази взглядом. У него в голове красной птицей билась мысль – встать, подойти к ней и обнять, чтобы между ними больше не было никаких пространственных препятствий. Должно быть, это так хорошо: спрятать своё грешное лицо на этой ещё невинной шее и узнать, в конце концов, каких умственных потерь может стоить один поцелуй с помощницей. 
  «Что со мной? Я схожу с ума? Я уже сошел? Она  же не нравится мне, не нравится. Видимо, вся проблема в долгом совместном проживании и в тесном общении. И неужели я не могу найти кого-то лучше этой девчонки».
  Гоци перевел взор на потресквающий жаркий камин, на пляску огненных языков, с легкими сухими щелчками сжигающих массивные поленья под собой. Огонь заворожил, забрал часть волнения Гоци себе, сочувствуя его терзаниям, тоже недоумевая,  как его, такого гордого и неистового, каждый вечер разжигает какая-то Фази.
«О чём я думаю? Я умираю и не имею право кого-либо волновать собой. Особенно зная, что я могу это сделать».
  Гоци посмотрел на Фази, собиравшую последние травы.
«…С ней проще, она не увлечена мной. Я немного её смущаю, но, как ни странно, не нравлюсь. Это обидно…  Но какая разница, если  я умираю? Почему мне ещё что-то хочется? Она скоро будет жить без меня, так что и не плохо, что я её ничуть не волную. Проклятье, даже ничуть?!..»
- Фази, чай остыл, сбегай на кухню. Живо!
Девушка встрепенулась, посмотрела на раздраженного мужчину, но ничего не ответила. Взяла чайник и убежала. Гоци сердито швырнул в огонь травы, которые взял у Фази на столе. В грудной клетке и животе явственно нарастала боль. С усилием мужчина встал, выключил радио и ушёл в свою комнату. Чтобы отвлечься от боли, он сел за стол, раскрыл карту и стал делать замеры, сверяясь с приборами, стоящими у него на столе. К моменту, когда Фази вернулась,  он уже погрузился в состояние между болью и зверским желанием сделать работу, во что бы то ни стало.
Девушка робко постучалась в его комнату, не услышала ответа, снова постучалась, затем вошла.
- Господин Гоци, чай нести?
- Неси, - последовал короткий ответ.
Девушка принесла поднос, расставила с краю большого рабочего стола всё, что на нём было, и замерла, прижав поднос к груди.
- Вам нужно отдохнуть, - спустя какое-то время произнесла она. – Вам, видимо, больно. Давайте я позову доктора Кру, а вы пока прилягте. Ведь работа может подождать.
Гоци ничего не ответил. Девушка подождала  некоторое время и снова позвала мужчину.
- Господин…
- Фази! Не надо мне мешать. Иди занимайся своей работой, если будет нужно, я тебя позову, - резко ответил Гоци, не оборачиваясь.
  Девушка исчезла из комнаты. Свою работу она закончила очень быстро. Сбегала к доктору Кру, предупредила его, что, может быть, Гоци ночью понадобится помощь, но пока его не нужно волновать, а затем ушла спать. Усталость уже склоняла её к земле, и любая горизонтальная поверхность казалась безумно мягкой.
  Ночью Гоци действительно стало хуже, но он всё ещё работал, пока мог сидеть на стуле. Когда сидеть стало невыносимо, он свалился на кровать, но на помощь звать не стал, а терпел до раннего утра, пока истощенный не заснул. Он не хотел звать ни кого из своих надзирателей, в очередной раз ему захотелось испытаний – потерпеть, истощить себя до состояния невменяемости, чтобы ничего уже не чувствовать и не хотеть. Ему было обидно, что сейчас, когда его время заканчивается, ему так хочется всего, что есть в жизни. Так хочется просто жить.


***
  К Гоци на целую неделю приехали гости из военного лагеря. По вечерам и до самой поздней ночи они говорили и горячо спорили в гостиной. Дни проводили у озера или на лугу перед усадьбой, где до этого Фази тщательно вычистила снег. Здесь Гоци, вооружившись кистью и красной краской, на притоптанной снежной земле, рисовал, объясняя какую-то определенную  тактику нападения или защиты, или осады, или засады. И Фази, наблюдавшая за ним, думала, что ему чрезвычайно идет быть таким строгим и занятым.
  Его гости были с виду ещё более внушительные, чем он. Один из них особо удивил девушку – двухметровый,  широкий в плечах, ни дать ни взять, каменный монумент. И хотя этот монумент не носил военную одежду, сомнений в его профессии быть не могло – это был остос 2 порядка – командир Ойсан. Этот хмурый мужчина был немногословен, но если уж и говорил, то постоянно о чём-то спорил с Гоци, а тот ни капли не сердился. Вообще, за неделю Фази не вспомнила ни одного случая, чтобы он был раздражен, как бывало постоянно наедине с ней.
  Обязанности Фази свелись к приготовлению чая и уходом за одеждой Гоци, к себе девушку он больше не подпускал, даже если ему было очень плохо, и своим внешним видом он больше напоминал плохо сделанный муляж на человека. Поэтому Фази больше не дежурила в его комнате, не помогала ему вставать, когда он не мог подняться с кресла или с кровати. Вмешательство доктора Кру было так же резко очерчено, но и при всех этих мерах гости и так понимали, что Гоци действительно сильно болен. К счастью, они поняли, что последнее, что ждёт от них Гоци – это поблажек в отношении  и в задании, с которым они приехали.
  Всё это высвободившееся время Фази тратила либо в кабинете доктора Кру, помогая ему при приеме, либо уходила в Н. помогать Аргоне. По вечерам женщина зазывала её к себе домой на чай, и Фази с восхищением гуляла по её прекрасной оранжерее, где Аргона выращивала цветы и даже некоторые экзотические фрукты.
- Ваша оранжерея просто чудо, - в один из вечеров поделилась Фази. – Здесь очень красиво, но сколько нужно трудов и терпения, чтобы ухаживать за этими растениями. Они с виду такие деликатные.
- Для этого дела нужно не больше терпения и деликатности, чем при уходе за человеком. Как, кстати, поживает твой подопечный?
Аргона, устроившись в кресле поудобнее, выспрашивала Фази о её работе.
- Ум-м, - Фази оторвалась от кружки с чаем. – У него сейчас гости из военного лагеря. У них неимоверно много работы, и Гоци постоянно занят с ними, поэтому у меня практически и нет никаких занятий.
- Я заметила, что зачастила ты ко мне. О-о, не понимай превратно. Я не в обидном смысле.
Фази понимающе кивнула с набитым ртом, она как раз откусила большой кусок от кекса.
- И что, Фази, как Гоци – есть у него улучшения?
Фази отрицательно покачала головой и добавила грустно, наконец-то прожевав:
- Скорее ухудшения, а в последнее время ещё и от усталости сильно истощен. Ему никак не лучше.
- А как его настрой?
- Он… он нормально, - Фази покачала в руках кружку. – С доктором Кру, со знакомыми он хорошо держится.
- Так-так. А с тобой? Вы не ладите? Может, он обижает тебя?
- Нет-нет, что ты! Всё отлично.  Конечно, я ближе всех к нему, постоянно у него под носом. И он знает, что я обо всем докладываю его родителям, но у нас всё хорошо, - быстро закончила Фази и снова отпила из кружки.
  Аргона внимательно смотрела на сидящую перед ней девушку, покрасневшую, с трепещущими ресницами,  и размеренно постукивала левой рукой по ручке кресла. Ей явственно показалось, что девушка что-то ей не говорит. Но это «что-то» было до смешного очевидным. Но, скажем, не хочет говорить об «этом», могла бы рассказать о самой банальной и болезненной для любой сиделки проблеме - о хандре. Кому, как не Аргоне, было знать, что такое хандра при болезни?  Нет, если её опыт не лжет, и если тот сердитый молодой мужчина, которого она несколько раз видела мельком, действительно чувствует себя хуже, то конфликтов с сиделкой ему не избежать, а бедная сиделка так покраснела…
  Фази засмотрелась на начавшийся снегопад, мелькающий в окне белыми легкими перышками. У неё сильно горели щеки, и она непроизвольно закусывала внутреннюю часть губы, как будто не хотела ещё что-то говорить. В принципе, сказать ей было больше нечего, а сидеть в тепле в окружении цветов с чашкой чая было очень приятно, позади остался  бурный, заполненный хлопотами день. Теперь же не хотелось о чём-то серьезном думать или о чём-то переживать. Девушка не заметила, как стала потихоньку впадать в дрему. Она очнулась, едва не уронив чашку.
- Фази, ложись на диван, отдохни немного, - произнесла Аргона.
- Нет-нет, мне пора домой. Я уже пойду, спасибо вам за чай.
- Брось, полежишь полчасика и пойдешь домой. Ты выглядишь уставшей, куда в таком состоянии идти? Да ещё пешком. Надо бы хоть немного набраться сил.
  Фази отрицательно покачала головой, она уже встала, убрала чашку и блюдце с крошками кекса, поправила за собой накидку в кресле. Ей наперерез поднялась из своего кресла Аргона.
- Ложись, - сказала она повелительно. – Я тебя разбужу через полчаса. Сейчас придет Кольций, я пока приготовлю ему ужин, а потом и тебя провожу до развилки.
  Девушка согласно кивнула, одобрив план, чувствуя, что сил действительно практически не осталось, и удобно устроившись здесь же, в оранжерее, почти мгновенно уснула на мягком диване. Аргона укрыла её пледом, забрал посуду и вышла, выключив свет.


***
  Фази проснулась уже глубокой ночью и обнаружила себя в каком-то чужом месте. Спросонья, она не сразу поняла, где она.
  «Аргона! Не разбудила меня. Как же так?»
  У девушки по спине и ногам прошёлся холодок, будто кто-то резко плеснул на неё студеной водой. Она осмотрелась в темноте, постепенно различая очертания растений и мебели, а затем тихонько встала и направилась к выходу.
  «Мне надо домой, срочно надо домой!»
  Девушка вышла в коридор, тихо прошлась мимо закрытых дверей и свернула к выходу. Здесь в темноте на вешалке она нашла свою куртку, а вот шапку взять не рискнула, она лежала на верхней полке в шкафу, а Фази никого не хотелось будить лишними звуками.
  «Кто же за мной закроет дверь?!»
  Фази в нерешительности замерла. Ей было жутко неспокойно на душе. Не хотелось обидеть Аргону или того хуже, поставить её семью в какую-то опасность, но иного выхода не было. Фази рискнула. Она надела ботинки и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Девушка от всей души сожалела, что у неё под рукой нет бумаги и ручки, чтобы оставить Аргоне хотя бы записку и объяснить своё самовольное поведение.
  Впереди ещё ждал переход из Н. в Л. На улице слабо светил месяц, падал легкий снег, дорожки в Н. ещё подсвечивались уличными фонарями, но дальше на выездной дороге уже стояла темень, эта часть дороги не освещалась ничем, кроме месяца, звезд и сияющего снега. Такого света не сильно-то хватало, однако, Фази, внутренне откликаясь на далекие завывания в лесу, всё же решила не тушеваться.
Когда она проходила через город, то увидела яркий свет в окнах двух-трех заведений, откуда доносились звуки неряшливой залихватской музыки и классический для таких мест грохот. То, кстати говоря, были ночные кафе, где вовсю развлекались люди, страдающие бессонницей, алкоголизмом и полным отсутствием вокальных данных. Последних два умозаключения несложно было сделать: из кафе рваными неразборчивыми фрагментами доносились звуки пьяного пения, ругани и всякой иной похабщины.  Когда Фази уже почти прошла мимо последней «горячей точки», дверь ночного кафе с грохотом открылась, и оттуда вывалилась тройка с виду очень пьяных и очень веселых мужчин. Один из них был  - среднего возраста, а двое – ещё совсем молодые парни. Заметив впереди быстро идущую девушку, она закричали ей, каждый на свой лад:
- Эй, девушка! Девушка, стой! Иди сю-юда, поговорим. Эй, мы не обидим! Слышишь, дура!
  Фази не реагировала, только стала шагать быстрее. За её спиной уже начиналось какое-то особое волнение, и когда Фази обернулась, то увидела, что к ней бегут двое парней, а из кафе вываливается толпа зевак, предвкушая хорошенькое развлечение.
  «Только этого не хватало! Пьяных идиотов и погони!»
  Фази припустилась бежать. Сказать по правде, сердце у неё бешено колотилось, но она делал вид, что ей всё ни по чём. К несчастью, один из парней бежал куда как быстрее среднестатического пьяницы и даже иных, более трезвых бегунов. В метрах 300-х от кафе, когда Фази и её преследователь вышли из зоны визуальной досягаемости, общительный юноша нагнал помощницу и повалил в снег.
- Образина! – закричала Фази на всю улицу и залепила ему рукой по лицу. Удар одиноко дзынькнул на пустынной улице. – Отпусти меня!
  Фази бешено завозилась под парнем, взметая вокруг себя снег. Её мучитель, сидел сверху и всё ещё тяжело дышал от бега. Ничего не говорил,  а только смеялся с перебоями, когда ему нужно было глубоко вздохнуть. Наконец, в последний раз глубоко выдохнув, он откинул голову, выставив на холодный воздух гибкую шею, и посмотрел на звезды, затем снова склонился над девушкой.
- Какая же ты злая! Обозвала меня «образиной» ни за что, - голос у преследователя оказался неожиданно мягким и мелодичным, с волнующе хриплой ноткой.
- Этого ещё мало!
  Фази едва-едва не скинула с себя парня, но он поймал её за запястья и крепко сжал, так что девушка ойкнула.
- Какая нехорошая девчонка! Разве можно так отвечать взрослым пьяным мужчинам на темной улице? Они же могут обидеть.
- Обидеть? Хуже того, что ты сидишь на мне, уже вряд ли что может быть.
- Может, - лукаво засмеялся парень.- Уверяю, может.
- Всё, что «может», карается законом, - рявкнула Фази и ударила развеселившегося гуляку, низко  склонившегося над ней, головой в подбородок.
  Тот с полустоном-полусмехом съехал рядом в сугроб, но Фазиных рук не опустил.
- Мне больно, зверёныш!
- Пьянь овражная, отпусти, мне надо домой!
  Наконец, к барахтающимся в снегу подбежал второй бежавший за Фази парень, он держался за бок и был куда более пьяным, чем его быстрый и выносливый приятель.
- А-а-а, что вы здесь… делаете! Птюх.
  Парень с дурацким возгласом свалился в сугроб, затем вынырнул из снега и прокричал, отплевываясь:
- А-а, Ру-ми, тащи её к нам, у нас там танцы…!
  Этот пьяный парень ухватил Фази за голень, но она его грубые пальцы сбросила резким движением ноги, при этом на её лице отразилась бездна отвращения и презрения. Тот самый Ру-ми, что держал девушку за запястья, приподнявшись из снега, искоса наблюдал за лицом Фази, увидев её реакцию, он и сам отчасти брезгливо, отчасти  насмешливо, оглядел товарища. Затем он острыми глазами снова блеснул на Фази, заставив её непроизвольно покраснеть.
- Я тебя видел, - сказал юноша вкрадчивым голосом, – в Л., ты там живешь. Но почему ты одна ночью возвращаешься домой? Разве родители не говорили тебе, что это опасно? Можно на всяких отбросов натолкнуться.
  Юноша со смехом отпустил руки Фази и приподнял за волосы голову второго парня, демонстрируя то, о чём говорил. Девушка замерла на секунду, затем развернулась и побежала. Второй парень заулюлюкал ей вслед, а затем послышался дружный смех обоих гуляк…
  Фази бежала со всех ног, изредка сбивалась на шаг, а в боку кололо, а мысли бежали самые лихорадочные,  и незаметно для себя девушка оказалась у усадьбы. Она вошла, тихо поднялась на свой этаж, и застала неспящего Гоци:  он сидел за большим столом и усиленно работал, только что пар от него не валил, как от паровоза. Рядом с ним высились стопки книг, лежали многочисленные странные приборы, уже связанная покоилась на краю стола большая стопка бумаг, а в камине практически догорели дрова. Когда Фази вошла, мужчина не обернулся, пока не дописал. Затем бросил беглый взгляд на девушку, со странно отстраненным выражением лица застывшую у дверей.
- Дурацкий вид, приведи себя в порядок и сбегай на кухню. Я посылал тебя полчаса назад.
- Как полчаса назад? – переспросила Фази севшим голосом.
- Что - как? Я сказал, чтобы ты принесла чай. Ты этого не сделала, неси его сейчас.
  Девушка вдруг очнулась.
- Меня вообще-то дома не было. Вы не заметили?
- А где ты была? – в свою очередь спросил Гоци, и его голубые глаза недобро блеснули. У него был до того строгий и даже злой взгляд, что Фази дала задний ход.
- Я уходила, - девушка ответила невпопад и тут же поспешила скрылась за дверью.
  Гоци, не меняя выражения лица, снова склонился над своей работой. Через минут 20 Фази принесла ему долгожданный чай, добавив к нему печенье, зефир и фрукты.   Подбросив в камин побольше дров,  Фази поинтересовалась,  когда Гоци пойдет спать, но тот ей не ответил, и девушка не стала больше испытывать его терпение, а тихонько ушла в свою комнату.
  Её всю ночь мучили кошмары, в которых постоянно присутствовал дерзкий юноша, уронивший её в сугроб. Он приходил к ней в образе льва и кота с львиной гривой, и всё мурлыкал с хрипотцой,  затем он обернулся полуоборотнем, а под конец и вовсе стал змеей, которая тесно обвила Фази и мгновенно проглотила. Девушка с криком очнулась, не сразу разобрав, что это был всего лишь сон. У неё бешено стучало сердце, а всё тело ныло так, будто его и вправду сжали в тиски. Юноша из ночного кошмара показался каким-то ненатуральным и далеким, будто его в действительности и не существовало, и Фази подумала, что и вправду ночь была какая-то ненатуральная, и всё, что с ней произошло, должно быть, произошло понарошку, но ребра всё же ощутимо ныли, пока девушка засыпала во второй раз.


***
  Красивая лапчатая елка стояла посередине холла на первом этаже. Её поставили перед самым Рождеством, и  она была совсем свеженькая и молодая. Все её иголочки были темного насыщенного цвета, елка пахла, как пахнут все елки в мире, но для Фази этот был запах особенный. Елку девушка украсила мишурой и стеклянными шариками. Из золотой и желтой бумаги сделала звезду и водрузила на самую верхушку.
- Как Вифлеемская звезда. Может быть, и мне укажет дорожку.
  Фази сидела теперь под елкой и просто любовалась ею. Был самый день Праздника. Ночью девушка была на праздничной службе, а утром Фази, доктор Кру и семейство Аналони – Сайрус, Амадейя, Гоци, Тайлон и Хинди  собрались за одним столом, и вот теперь Гоци собирался уезжать в родительский дом, чтобы его там окончательно обласкали и задушили в неиссякаемом потоке любви.
  Фази на неделю дали отпуск, и она решила съездить в это время к тетке Каполии.  Пока же девушка просто сидела под елкой и перебирала подарки, которые нынче получила: сладкий подарок от доктора Кру, сережки от Аналони  и подарок от Гоци, который  девушка ещё не распечатала. Она повертела в руках простой конверт из плотной коричневой бумаги. Бумага пахла корицей и мандаринами и приятно хрустела под пальцами.  Девушка догадывалась, что было внутри, но не могла предположить: сколько же там? Наконец, Фази открыла подарок, пересчитала, не поверила себе и снова пересчитала, осталось только поразиться - сумма была очень большой! Но на что потратить такие деньги?
  Фази легла под елкой, пользуясь тем, что ей никто не видит: доктор Кру ушёл праздновать со своими родными, а Аналони, полностью оккупировав второй этаж, бурно собирались уезжать. 
- Не знаю, - вполголоса произнесла девушка.
- Что ты не знаешь? – отозвался голос откуда-то сбоку.
 Девушка повернулась на голос и увидела: на диване в расслабленной позе полулежал Гоци. Выглядел так, будто уже давно отдыхал здесь.
- Можешь не вставать, мне всё равно, - упредил он движение со стороны  Фази. – Хоть на голове стой. Так что ты не знаешь, а?
- Не знаю, на что потратить деньги.
- Купи одежду, например, или потрать на отдых. Поезжай на Теплое море, там сейчас как раз прекрасное время бархатного инжира.
- Хорошо бы, - заметила девушка. – Но я всё-таки не знаю. Вот вы бы что сделали?
- Я знаю, что сделал бы, - холодно ответил Гоци.
- Какой ловкий ответ! Вот если вы такой умный, скажите, много ли нужно человеку для счастья?
- Ровно столько же, сколько нужно, чтобы чувствовать себя несчастным.
  Девушка фыркнула и встала с пола.
- На досуге я подумаю над этим умозаключением.
- Хочешь сказать, ты меня не поняла? Не притворяйся глупее, чем есть.
- Мерси за комплимент, - Фази сделала шутливый реверанс, втайне ликуя этой первой за долгое время такой дружеской, такой непринужденной и такой приятной беседе.
  Шум и суета со второго этажа стали плавно приближаться.
- Хорошего вам отдыха, мастер Гоци.
- И тебе, помощница. Передавай пожелания доброго здоровья своей тете.
- Непременно, - ответила Фази с легкой ноткой церемонности. – А вам хорошо провести время в кругу семьи, с родителями, сестрами…
- Можешь всех родственников не перечислять – их много, - хмыкнул Гоци и в свою очередь встал с дивана.
  В этот момент в холл вошло шумное семейство Аналони. Госпожа Амадейя сразу подошла к сыну, чтобы осведомиться о его здоровье. Две юные девицы, сестры Гоци, с задранными носами прошли мимо Фази, желая осмотреть елку поближе. По пути они тихо переговаривались на тонском языке и смеялись. Саурйс в это время подошел к Фази:
- Хорошо вам отдохнуть  у тетушки. 14 возвращайтесь обратно.
- Спасибо, господин Сайрус. Я запомнила.
- И, Фази милая, вам не мешало бы провести генеральную уборку на втором этаже, особенно в гостиной, я пришлю вам новые шторы и кое-что по мелочи. Замените, договорились? – со своего места обратилась госпожа Аналони. Она хотела помочь бледному Гоци с плащом, но он её остановил.
- Хорошо, госпожа.
- И, как мы и говорили, поменяете кое-что из лекарств в тумбочке.
- Хорошо, госпожа.
- И…
- Дорогая, нас уже ждет порейтер. Обо всех иных мелочах мы вам напишем, Фази, - Сайрус прервал Амадею. – До свидания.
- До свидания, Фази, - проплывая мимо, сказала Амадейя.
- До свидания, - хором произнесли Тайлон и Хинди.
  Гоци прошел последним. За два дня до отъезда он почувствовал себя неважно, и ему почему-то казалось, что всё может измениться сейчас, если он поцелует свою помощницу.
- До свидания, - холодно произнес он и прошел мимо. Его тяжелый плащ прошелестел на ступеньках. Строгий профиль на секунду отразился на фоне снежного пейзажа, расстилавшегося за дверью, и, наконец, Аналони покинули дом.
  Удобно устроиться у Гоци не получилось, слева и справа от него сели сестры. И той и другой было по 17 лет. Они уже были вполне себе взрослыми девушками, но отличались некоторой эгоцентричностью. Не замечая, что Гоци не до разговоров, они тут же стали сыпать на него всеми замеченными фактами.
- Твоя помощница всегда такая, Гоци? – первой спросила Тайлон.
- О чём ты?
- У неё серое скучное лицо, на голове какой-то муравейник вместо волос, одета в тряпки. Так о чём это я? Она всегда такая ужасная?
- Нет, только по случаю вашего приезда.
- Она тебя не раздражает, Гоци? – вступила  в разговор Хинди.
- Вы меня раздражаете каждую секунду, а она нет.
- Странно, может, ты её любишь, а, брат?
- Я безумно её люблю, - подтвердил  Гоци.
- Фу-у, какой позор. Мы не будем считать тебя своим братом после таких признаний! - сказала Хинди и обвила руку Гоци, уместив свою голову у него на груди. Тайлон сделала тоже самое. Они тянули руки каждая в свою сторону, так что Гоци было неудобно держать их скрещенными на груди.
- Это ещё один плюс, - заметил Гоци и уже рассерженно вздохнул.
  Девицы  стали плакаться, что Гоци им редко пишет, затем посвятили его в подробности его недельного отдыха.
- Или ты хочешь чем-нибудь другим заняться? – Хинди спросила как можно мягче.
- С таким расписание, милая, я захочу вернуться в усадьбу.
- Нет, - хором завизжали девчонки.
- Прямо сейчас, - добавил Гоци.
- Ну-у, Гоци!
  На этом терпении Гоци лопнуло.
- Тайлон, Хинди, перестаньте причитать, я хочу посидеть в тишине, - сердито прикрикнул на девиц молодой мужчина, и его обиженные сестры затихли, но своих рук не убрали, наоборот – они положили свои головы на грудь Гоци, чтобы хотя бы физически сцепить его со всех сторон.
- Гоци, - Сайрус тихо посмеялся. – Они так соскучились по тебе. Будь к ним помягче, если можешь.
- Я и так мягок, господин Сайрус, - вздохнул Гоци. – Жалко, что они выросли, и их уже нельзя наказывать. Две оторвы, а не сестры, - уже посмеиваясь, закончил он.
  Чтобы не начинать все разговоры и переговоры сначала, он сделал вид, что спит, и вскоре действительно заснул.


***
  Фази тряслась в холодном вагоне, ей уже скоро нужно было выходить, и она все больше и больше волновалась. Тетушке Каполии она написала за месяц, и та её всё-таки пригласила к себе. Сейчас Фази не знала, правильно ли она поступила, что едет к тетушке не на неделю, а на три дня.
  В последнем письме она указала, что её отпустили совсем ненадолго.
Когда Фази вышла на заснеженном полустанке, то никого не увидела. До остановки ей пришлось добираться самой, а там ей посчастливилось – её узнал Бромм-лавочник и взял с собой до Тайска. Пока Фази ехала с ним и его сыном на санях, он расспрашивал её о новой работе.
- Значит, хорошо работается, - заключил Бромм. – А Корти вот устроился к Асептусу – уже старший счетовод. Каково?
- Замечательно, - ответила Фази  и посмотрела на Корти. – Поздравляю, это очень большое достижение.
- Ну, не то, что ты, Фази. Так как ваши отношения с этим воином? – спросил он, глядя девушке прямо в глаза.
- Очень хорошо, он меня не обижает.
- Совсем не обижает, да?
- Совсем. А как у тебя? Я слышала, что Асептус бывает очень строгим.
- Нет, у меня всё нормально. Тем более мужчина с мужчиной легко могут сработаться, мы друг друга понимаем. Оба, знаешь, из одного теста.
  Корти посмотрел вдаль, а затем снова на Фази.
- Он рассказывает тебе о своей службе? Может, ты слышала интересные истории от него?
- Нет, он ничего мне такого не рассказывал, - пожала плечами девушка.
- Скучно. Но это то, что и требовалось доказать. Разве девчонке расскажешь о таких вещах?
- Ну, знаешь, ты какой-то очень критичный. Я вот всегда любила книжки про пиратов и разбойников. Мне было бы интересно послушать, но что уж делать, если не рассказывают. Видимо, господин Гоци считает так же, как и ты, что с девушками лучше не делиться.
- И правильно думает! У меня, кстати, есть книги про пиратов Туманного моря. Я уже давно такое не читаю, могу тебе отдать.
- Было бы здорово!
- Тогда зайдешь к нам в лавку. Этих три дня я буду там дежурить. Ты всего на три дня, да?
- Да, - вздохнула Фази, хотя на душе у неё немного скребли кошки.
- Тоже не сахар, твоя работа, я имею ввиду. 
  С плавными разговорами Фази доехала до Тайска, а здесь уже прошлась пешком к дому тетушки.
  На её стук открыли не сразу. Из-за двери доносилось столько звуков и шумов, непривычных девушке, что она невольно заволновалась. Откуда у тетушки такое оживление в доме? Наконец, с третьего раза Фази открыли. И тетушку Каполию в этой цветущей розовощекой женщине было не узнать.
- Фази, милая! – не то радушно, не то удивленно сказала женщина. – Это ты! Я думала, ты будешь завтра утром!.. Ах, как ты сама добралась?
  Женщина обняла её одно рукой, втягивая в дом, другой - закрывая за Фази двери.
- Как я рада тебя видеть. Ты ничуть не изменилась. Всё такая же.
  Тетушка окинула девушку беглым взглядом, но отвлеклась на зов – из гостиной слышались громкие голоса шумного праздника.
- Тетушка, у вас гости, ух ты! - не зная, как правильней начать, произнесла Фази.
  Затем она, спохватившись, передала тетушке корзину с подарками.
- Не обращай внимание, милая. Хотя… нет, знаешь, всё же скажу. Хотя это и не точно.
  Каполия поставила корзинку прямо в коридоре и увлекла Фази в отделение за шкаф.
- Возможно, Фази, я скоро выйду замуж! – сказала оно торжественным шепотом, вся сияя и мерцая.
- Тетушка, какая весть! Я так рада! И кто же ваш жених?
- Тшшш, глупая. Он пока не сделал мне предложения, но скоро должен. Это господин Постес. Он нынче вместе с семьей у меня в гостях, и ещё тут несколько моих друзей, а теперь и ты к нам присоединилась. Вот такая шумная у нас компания.
- Господин Постет, однако! Но он давно обратил на вас внимание. Может быть, он намерен сделать вам предложение уже сегодня за ужином?
- Не знаю, Фази, не знаю. Может быть, но, ах… все очень спонтанно и непривычно. Такие изменения в жизни. А ты-то как? А то я всё о себе и о себе. Вот и господин Постес говорит, что я невнимательная.
- У меня ничего другого. Всё, как я писала вам в письмах.
- Да-да, а что же твой господин? Всё хорошо?
- Конечно…
- Ну и отлично. Ой, опять зовут! Ты пока раздевайся и проходи в гостиную. Я побегу.
  Тетушка убежала, оставив Фази в темноте шкафа в несколько смущенных чувствах. Девушка была рада, что у тети так сложилась судьба после её отъезда. Сколько Фази себя помнила: тетушка после смерти дяди Бортона вела очень уединенный образ жизни. В бытность Фази, она не устраивала широких праздников. Наверное, стеснялась или чувствовала неловкость. В конце концов, она взяла Фази к себе в дом, когда той было 13 лет, наверное, она во многом себя ограничила, чтобы взять девушку на воспитание.
  Фази сняла свою куртку и вышла из шкафа, желая оглядеться в новом старом доме, умыться и присоединиться к непривычно шумному празднику.  В коридоре всё было по-прежнему: старые коричневые двери, ведущие в другие комнаты; допотопные обои, выцветшие и шершавые; привычно поскрипывающие половицы пола, и знакомый запах  - тетушкин дом тот, что и раньше, но не она сама!
  Фази заметила, что корзинка с её подарками так и осталась стоять в коридоре. Прихватив её с собой, она занесла корзину на кухню и поставила в тумбочку: пускай хозяйка дома сама её разберет по своему усмотрению.
  Девушка наскоро умылась в небольшой ванной и прошла в гостиную, где негде было яблоку упасть, и все были заняты праздником. Тетушка сидела во главе стола, рядом с ней, на углу сидел господин Постес, вроде такой же, как и прежде, но и в то же время абсолютно новый. Он был в нарядном костюме, его русые густые волосы были аккуратно уложены в волнистую прическу, усы педантично выстрижены как под линеечку. Семья Постеса сидела по правую руку от него – госпожа Постес, господин Постес-старший и сестра господина Постеса – Анжелина – худая, строгая женщина, муж которой большую часть времени проводил в долгих разъездах. Обычно Анжелина сопровождала его, но в последнее время слабое здоровье не позволяло такой роскоши, а без мужа и разъездов Анжелина немного грустила. Тут же в гостиной собралось  множество подружек тетушки Каполии, все знакомые Фази кумушки: Агес, Моная, Лоте, Кармин, Истер, здесь же был почтальон господин Турсон с женой, и еще несколько человек – соседей тетушки – уже новые для Фази лица.
Фази вошла в гостиную, обратив все внимание на себя, вежливо поздоровалась, когда больше десятка пар глаз устремили на неё свои взоры.
- Дорогие друзья, это моя двоюродная племянница, Фази! – представила её тетушка.
- Конечно, Фази, я рад тебя видеть – тут же отозвался господин Постес. Он чувствовал себя за столом абсолютно свободно и держался непринужденно. Его родители тоже вспомнили Фази, Анжелина сдержанно кивнула ей, а подружки тетушки и вовсе заголосили на разные лады.
- Ах, Фази, ты вернулась!
- Ты насовсем или на пару дней?
- На пару дней, госпожа Агес. Меня отпустили на рождественские каникулы, в честь большого праздника.
- Как же хорошо, очень хорошо, Фази!
- Фази, милая, ты не поможешь мне? У меня там курица в печи, посмотри, может нужно уже выключить, - прервала этот нескончаемый приветственный поток тетушка Каполия.
  Фази поспешила на кухню, чтобы действительно удостовериться: курица готова. Когда  девушка уже вытаскивала противень из печи, на кухню вбежала взволнованная Каполия.
- Ну, как он тебе? – тут же суфлерским шепотом осведомилась она.
- Господин Постес, как всегда, выглядит замечательно. Но и вас не узнать, вы стали совсем другой.
- Да? Я что, видимо, постарела?
  Тетушка обернулась вокруг своей оси, оправила платье, её брови печально приподнялись.
- Нет, ни в коем случае. Вы стали более открытой, улыбчивой, и это вам чрезвычайно к лицу.
  Фази, наконец, справилась с противнем, нашла нарядное блюдо, переложила курицу и торжественно вручила его тетушке.
- Ваш выход! – сказал девушка шутливо.
- Пойдем, Фази, пойдем, - нетерпеливо-радостно подталкивала её Каполия, принимая царское блюдо. И они вместе вошли в гостиную. Тетушка разместила курицу на столе, в то же время господин Постес подвинулся на скамейке, уступая юной гостье место возле себя, подзывая её рукой. Девушка благодарно присела рядом, и пока громкий шум и возгласы восхищения гремели над столом, господин Постес тихим голосом спросил:
- Как твоя работа, Фази?
- А? Что? Работа! Очень хорошо, господин Постес, замечательно. Мне все нравится.
Фази немного смутилась, заправила локон за ухо, а тут уж и тетушка села на свое место. Они с господином Постесом возобновили давно начавшуюся беседу, но мужчина никак не сдавался, вовлекая в общий разговор и Фази.
- А ты что думаешь, Фази, как сейчас в Главном городе?
- Не знаю, господин Постес, я там ни разу не была, и мало, что слышала, - призналась Фази. Она положила себе картошки и салата. Тетушка тут же придвинула к ней соусницу, а  Господин Постес отрезал Фази куриную ногу…
- Фази, соус почти закончился, не могла бы ты…
- Конечно, тетушка, сейчас.
  Фази ушла на кухню и снова вернулась. В это время Моная пролила на себя гранатовый сок, девушке пришлось пойти вместе с ней -  застирать пятно, а когда она вернулась, настало время убирать тарелки и нести фирменный тетушкин десерт – медовый торт.
  К моменту, когда Фази снова села за стол, то уже едва не засыпала: долгая дорога, суета, шум и сильные эмоции были такими новыми и яркими, что разом отобрали почти все силы. Вскоре и десерт, и кофе подошли к концу. Гости стали потихоньку собираться, провожаемые тетушкой,  а Фази осталась в гостиной убирать посуду. Каполия проводила своих подружек, церемонно расцеловалась с родителями господина Постеса и его сестрой, а соседи всё медлили, не понимая, что тетушка хотела бы последним проводить своего главного гостя. Господин Постес, наконец, вышел из дома в компании почтальона и его жены, и тетушка раздосадованная отправилась проводить соседей до калитки.
  Когда она вернулась, на ней лица не было. Причем она не сердилась, нет, это было своего рода отчаяние.
- Ах, Фази, прости меня, - сказала она и крепко обняла девушку, хотя нежности не были у них в привычке. – Я мало уделила тебе внимания. И вообще… знаешь, прости.
- Вы очень устали, вам надо отдохнуть от шума и суеты.
- Я не устала, нет.
  Женщина покрепче обняла Фази.
- Просто что-то взгрустнулось.
- Ну-ну, - сказала Фази, погладив её по спине. – Завтра будет новый день, и кто знает, что он принесет. Может быть, он развеет вашу грусть, а, между прочим, господин Постес весь вечер так ухаживал за вами, и говорил почти только с вами, а вы и вовсе сияли.
  Каполия отстранилась от Фази, у неё на щеках блестели слезы!
- Тетушка…
- Сияла! Фази, я не знаю, не слишком ли я стара, чтобы сиять и думать о любви.   Это выглядит смешно.
- Почему вы так к себе относитесь?  Господин Постес проявляет к вам особое чувство, а вы говорите о том, что все подобное невозможно. Как же «нет», если уже «да»?
- Фази, не мучь меня. Ох, как я устала за день, пора бы уже пойти спать. Ты тоже иди и отдохни, твоя комната, правда, не готова, я ведь думала, что ты приедешь завтра, так что лучше ложись в маленькой гостевой, хорошо?
- Да, тетушка, конечно, спокойной ночи. Ангела хранителя вам.
  Фази хотела ещё кое-что добавить, но тетушка уже ушла, только девушка и посмотрела ей вслед.


***
  На следующий день тетушку и Фази пригласила к себе Истер. Фази как раз была на кухне: вымачивала сукловину.
- Фази, сегодня в 4, не запаздывайте. И скажи Каполии, что я пригласила и господина Постеса, - последнее она сказала игривым голосом. И только она ушла, как из чулана отозвалась тетя:
- Что Истер хотела-а?
- Она пригласила нас в гости к 4.
- А-а, понятно.
- Она сказала, что пригласила господина Постеса!
  Тетушка быстро вошла на кухню, она была бледной, но щеки у неё ярко горели.
- Да? Ах, я даже не знаю. Может, не пойти.
- Почему, тетя, надо идти. Истер – одна из ваших ближайших подруг, наоборот будет подозрительно, если вы откажетесь от приглашения. Она же была у вас.
  Каполия вымученно посмотрела на Фази.
- Ох, тетя, не выдумывайте, собирайтесь. Выберите красивое платье, завейте волосы, ведь сейчас идет праздник, почему бы вам просто не повеселиться. Вы ведь всегда на работе, в жизни не так много поводов отдыхать.
- Ты права, Фази, - лихорадочными пальцами снимая передник, сказала тетя. – Права совершенно. Пожалуйста, доделай сукловину. Завтра её можно будет развесить. Хорошо?
- Конечно.
  К 3-м тетушка была готова, в это же время Фази закончила с сукловиной и ушла собираться. Тетушке все не сиделось, она постоянно окликала Фази, благо, что той не пришлось долго выбирать наряд и делать прическу.
- Я совсем подзабыла о подарке Истер? – простонала тетушка, когда они уже собирались выходить.
- Я кое-что вчера привезла, можно взять из той корзины.
- Ах, да, корзина. Неси её!
  Фази вынесла корзину из кухни.
- Бери и пойдем.
- Тетушка! Вы даже не посмотрели, может, что-нибудь возьмете себе?
- Нет-нет, не будем жадничать, Фази, я очень ценю твой подарок, но как иначе?
  Девушка молча подхватила корзину. К Истер они дошли за минут 15 по большим снежным заносам. Когда они вошли в дом, то попали уже в эпицентр праздника. Многие гости были на месте, но господина Постеса всё ещё не было.
- Ах, Каполия, Фази! Очень рада вам.
- Это вам, госпожа Истер, - с радушной улыбкой произнесла Фази.
- О, как мило, что там?
- Посмотрите, - улыбнулась Фази ласково. – Может, вам чем-то нужно помочь?
- Да-да, там на кухне Агес и Лоте… Ты умеешь варить рисовую мулинью?
- Нет, - честно призналась девушка.
- Ну, тогда тебя научат, - ни капли не смутилась Истер, принимая подарок.
  На кухне Лоте неожиданно расцеловала Фази в обе щеки.
- Дорогая, ты к нам? Очень хорошо. Нам как раз нужна помощь и свежие новости. Ну-ка, расскажи нам, за кем ты там ухаживаешь. Небось, старая брюзга, да?
- Вообще-то…
- Лоте, Агес, можно вас на секундочку… там в большую комнату.
  Женщины быстро вышли из комнаты, оставив Фази одну, и ей пришлось на ходу осваивать рисовую мулинью по книге рецептов. Это блюдо заняло немало времени, как-то сказочно быстро пролетели полчаса, Агес и Лоте, как в воду канули, и про Фази, кажется, все забыли. Надежда, что в её лице снова обретут гостью, которая, как и все пришедшие, хочет отдохнуть, ещё была, но она быстро улетучилась, когда пришел мистер Постес, и собрание оживилось. На кухню стали забегать хозяйки, они набирали то мясо из большой кастрюле на печи, то раскладывали салаты из тазиков, то что-то дорезали  в овощные тарелки. Фази помогала им, она же справлялась с посудой, которая приходила к ней из «того» мира. Между делом Фази решила перекусить, и когда она уже с тарелкой стояла у плиты и собиралась поесть, в кухню заглянул мистер Постес.
- А, Фази, и ты здесь? Почему не со всеми?
- О! – трагично воскликнула Фази, -  Я осваиваю древний рецепт рисовой мулиньи, господин Постес.
- Дежурная наказанная хозяйка, значит. Разве тебе не грустно вдали от всей компании? Ты давно не была дома, а там пришел Бромм-младший, Алатея Тромби, Байба – ты же училась вместе с ними?
- Да, училась, но я была в другой группе, не с ними непосредственно. Ничего, мистер Постес, мне здесь нравится, здесь можно все попробовать.
  Фази царственно указала рукой на печь.
- А я вот не распробовал гуляш, - с сожалением сказал мистер Постес и целиком вошел на кухню. Сегодня на нём был тот же самый праздничный костюм: коричневый в тоненькую светлую полоску, на ногах щегольские ботинки с дырочками. Вида он был самого нарядного, к тому же,  вместе с собой он принес хорошее настроение и желание пообщаться.
  Фази налила ему гуляш в тарелку, принесла из шкафчика ложку, и они, устроившись за маленьким столом у окна, просто ели и разговаривали обо всякой ерунде. Разговаривать было легко и приятно, будто слушать весенний дождь у окна.  Господин Постес спрашивал: скучает ли Фази по старым местам? Часто ли пишет тетушке? Когда Фази ответила, что пишет не очень часто, господин Постес посмеялся. У него сложилось впечатление за время их знакомства, что Каполия не большая мастерица отвечать на письма – она не очень умеет сосредотачиваться. Ещё господин Постес спросил, правда ли, что Фази работает у знаменитого воина – защитника дальних пределов. Фази это подтвердила и назвала имя Гоци.
- Гоци? Гоци Аналони? – удивленно переспросил Постес. – Поверить не могу, какой поворот! Я много о нём слышал. Это большой человек и выдающийся воин, но не может быть, чтобы он так заболел, чтобы ему понадобилась сиделка!
- К сожалению, это так, господин Постес, но он и сейчас много работает.
- Что ж, это не удивительно. И всё-таки это сам Гоци Аналони! Как тебе с ним, Фази?
- Очень хорошо. Он очень внимательный и не очень требовательный, во многом мне помогает, - ответила девушка.
- Могу поверить… Но он ещё очень молод, должно быть, и привлекателен, насколько я могу об этом судить по фотографиям из газет. Не отвлекает ли тебя от работы… что-нибудь?
- Нет-нет, с чего вы взяли? - Фази непроизвольно покраснела.
- Ведь может быть, что его подруга докучает тебе или любительницы молодых воинов? - весело подмигнул  господин Постес. – В любом случае, быть помощницей молодого мужчины, воина, да ещё и работающего – это очень непросто. Ты большая молодец, Фази, но выглядишь уставшей, и это очень заметно. Тебе нужно отдохнуть, и я попрошу у Каполии, чтобы она тебя не волновала работой. Нет-нет, не перечь, Фази, я знаю ваш быт, тетушка никогда не делал из тебя белоручку, а ты приехала не работать.
  Фази не знала, что и сказать, горячая благодарность вдруг сжала ей горло теплыми пальцами. Девушке показалось, что она сейчас заплачет, ведь в голосе господина Постеса было столько живого участия и искренности. На кухню в этот момент вошла тетушка Каполия. Она увидела сидящих за столом, посмотрела на неопределенное лицо Фази и на спокойного, довольного господина Постеса .
- А я везде искала тебя, Фази, нам… нам, кажется, пора домой, - изменившимся голосом произнесла Каполия.
- Уже? Я ещё не доварила мулинью.
- Ничего, - очень ровным тоном сказала тетушка. – Вы нас извините, господин Постес?
- Конечно, госпожа Каполия, но всё же к чему такая спешка?
- Праздник был очень шумный, а нам завтра рано вставать, работа не ждёт. Нам же нужно зарабатывать на жизнь, – ответила тетушка сухо и вышла из кухни.
  Фази и Постес переглянулись.
- Она устала, - сказал мужчина.
- Конечно, она много работает, всегда рано встает, - тут же подхватила Фази. Она быстрыми руками убрала со стола, сполоснула тарелки, отставила с печи недоваренную мулинью. В коридоре с ней столкнулась Истер.
- Фази, объясни мне, куда Каполия бежит? К чему такая спешка?
- Не волнуйтесь, просто тетушка с раннего утра на ногах, она очень устала. Да еще   и переживает в последнее время много.
- Но… но всё ж!
- Госпожа Истер, я так и не доварила мулинью, вы присмотрите за ней, - начала про другое Фази.
- Конечно, нет… стой! Я вас провожу.
  Фази оделась быстро,  Истер накинула на голову и плечи платок, а из соседней комнаты в это время вышла Каполия с бледным лицом, за ней господин Постес.
- До свидания, госпожа. До свидания, Фази, - вежливо попрощался мужчина. – До завтра.
  Каполия быстро вышла на улицу, на ходу поправляя накидку, за ней последовали Истер и Фази.
- Каполия, что это значит? Он что-то тебе сказал? Он зайдет за тобой завтра?
- Да, - буркнула в ответ Каполия и больше ничего не говорила. Истер вскоре вернулась домой, и Фази с тетушкой зашагали домой одни. Быстро и молча. Между ними явно происходило что-то неладное, но Фази гнала недоброе подозрение. В любом случае – объяснения и оправдания не помогут, когда тетушка что-то вбила себе в голову.
  Дома было холодно, камины давно затухли, трубы мало грели. Фази, сильно замерзшая в своей куртке, сразу же представила, как будет спать в этом холоде.
- Тетушка, я могу взять одеяло из чулана?
- Можешь, - коротко  бросила та и с грохотом закрыла дверь в свою спальню.
  У Фази гулко забилось сердце, будто стукнувшая дверь ударилась не об дверной косяк, а защемило её сердце. Взяв себя в руки и сглотнув тяжелый ком в горле, девушка отправилась спать.


***
  Утром девушка проспала, она просто не смогла встать  в обычное время от накопившейся усталости и слез. Ночью Фази не удержалась и расплакалась, и возмездие не заставило себя ждать: с утра ей было больно открыть закипевшие соленые веки.
  Девушка проснулась от топота, быстро поднимающихся на второй этаж ног. Спустя короткое время, дверь в комнату порывисто распахнулась, и сияющая Каполия с возгласом радости бросилась к ещё не совсем проснувшейся Фази на шею, целуя её куда попало.
- Фази, он сделал мне предложение! Господин Постес, он приходил только что, с самого утра. Он мне сказал, что любит, и свадьба… он сказал про свадьбу! Я не могу поверить. Я так счастлива!
  Каполию прорвало как мешок с зерном, и она долго-долго рассказывала о своих чувствах, переживаниях, взлетах и падениях её нежданной любви, вызревшей как персик у Теплого моря и едва лопнувшей от мучительного ожидания.
- Прости меня, Фази, прости, я тебя подозревала, что ты… Ещё в первый вечер,    Постес проявил к тебе внимание, а вчера я ещё застукала вас на кухне в предосудительном положении, но он мне всё объяснил. Всё-всё абсолютно! И я надеюсь, больше я такое не переживу, не увиже больше такого…
  Внизу постучали.
- Это должно быть Кармин. Я открою!
  Тетушка убежала, оставив огорошенную Фази одну. И весь день девушка провела одна, развешивая сукловину, радостная Каполия в это время принимала гостей. Помолвку назначили на февраль, и времени было катастрофически мало, так что все приходящие гости сразу же получали задание в подготовке предсвадебных торжеств. Фази на это только радостно улыбалась: наконец, в жизни её тетушки появился любимый человек, который к тому же понимает её. Но Фази ещё нужно было решить одно деликатное дело, которое она задумала ещё до того, как пошла работать, а теперь имела возможность воплотить в жизнь, да ещё и при круто и благоприятно изменившихся обстоятельствах, да ещё так быстро, а дело было серьезным, требующим подготовки.
  На утро следующего дня Фази молилась с утра больше, чем обычно, прося у Господа помочь ей в важном деле. После молитв, завтрака и утренних хлопот, растянувшихся на полдня, Фази, сказав, что собирается пойти в лавку к Броммам, пошла к господину Постесу. Как она и ожидала, она застала мужчину в его рабочем кабинете. К счастью, других посетителей у него пока не было, и он, отложив несрочные дела, отвел Фази в домашнее крыло дома, в уютную светлую гостиную, пригласил гостью устраиваться  свободно и сел в кресло напротив, готовый её выслушать.
 Девушка обдумывала своё дело под разными углами, примерялась к обстоятельствам, в общем-то, двигаясь наугад. Она вспоминала всё, что видела, и все-таки не могла однозначно сказать: можно ли полностью довериться господину Постесу? Не обманчива ли приятная наружность, хорошие манеры и  чувства, которые он испытывал к Каполии, и участие, которые он проявил к ней самой? Но куда было отступать?  Поскольку Фази молчала в нерешительности, начал Постес:
- Фази, я понимаю твои сомнения. И должен тебе сказать: мне ясно, что ты нервничаешь, и мы действительно не сможем сразу взять тебя с собой, но, как только мы устроимся, ты переедешь к нам.
- Простите, я  не поняла. О чем вы?
- Нам с Каполией понадобится месяца 2, может быть 3, пока мы устроимся в Южном городе, а потом мы сможем забрать тебя.
  Фази будто на полном ходу остановили, сказанное настолько было далеко от любых её даже малейших предположений, что она некоторое время не могла ничего сказать.
- Господин Постес я вроде бы вас поняла, но всё же не совсем. Мне - жить с вами?
- Конечно! Это же естественно – жить всей семьей. Мне кажется, мы с тобой… нет, может быть, я самоуверен, если хочешь – совсем не прав, но мне кажется, мы с тобой подружились или можем подружиться. В конце концов, я рад, что стану не только мужем Каполии, но и вообще  - частью вашей семьи, нашей семьи.
  Фази не смогла скрыть своего грандиозного удивления. Вот (!) чего она не ожидала совершенно, она смотрела на сидящего перед ней мужчину и не решалась говорить.
- Господин Постес, вы неправильно меня поняли:  я не претендую на то, чтобы жить с вами, - произнесла Фази как можно мягче и убедительней.
- Фази, бросай свою скромность, бросай свой жертвенный алтарь! Ты должна жить в семье, в родном доме. И он у тебя будет, только дай срок.
- Нет-нет, господин Постес, я не потому не буду жить с вами, что стесняюсь или боюсь признаться в своем желании. Я просто не могу жить с вами, я теперь должна и буду жить одна, самостоятельно. У вас своя семья, я лишь в каком-то смысле её часть, но у вас будет совершенно новая семья.
  Постес и Фази внимательно посмотрели друг на другу.
- Я тебя, Фази, не понимаю. Может быть, пока не могу понять, а лучше пускай будет, что это ты не можешь меня пока понять. Мне стоит оставить эту тему пока?
- Да, так будет лучше… пока…. Вы сказали мне большую  неожиданную новость. Каполия ведь и словом не обмолвилась, что вы переезжаете.
  Они снова переглянулись. На лице Постеса отразилась некая гамма чувств, в нём промелькнуло выражение человека, который на всей скорости скачет на лощади, а тут вдруг замечает, что седло не пристегнуто с одной стороны, и наездник начинает терять равновесие. Мысли господина Постеса и Фази двигались в одном направлении: Каполия не сказала Фази, потому что сама женщина полагала, что они уезжают из Тайска навсегда, безвозвратно и без Фази. Глупо было господину Постесу это отрицать, но этого он, впрочем, и не сделал. Девушка решила заполнить напряженную, несколько неловкую паузу.
- Я хотела сказать, что тетушка 6 лет заботилась обо мне. Я… я не буду лгать, она не заменила мне мать, но она была добра ко мне, и себе во многом отказывала из-за меня.
- В чём? – перебила её господин Постес.
- Во многом: начать хотя бы со свободного пространства, а деньги, а внимание, а хлопоты? Разве всё перечтешь. Я даже не знаю, как отплатить ей в полной мере, но хотела бы сделать ей небольшой подарок.
  Фази вытащила из-за пазухи конверт.
- Здесь небольшая сумма, но я хочу попросить вас, чтобы вы распорядились ею для тетушки. И чтобы вы не говорили, что у вас есть деньги, которые я дала вам. Понимаете, господин Постес?
  Мужчина пристально вгляделся в лицо Фази и кивнул.
- Пожалуйста, потратьте их на свою новую семью, на новую жизнь. Мне… так хочется сказать больше, но так волнительно, - Фази протянула плотный конверт. – Нет-нет, не считайте их, пожалуйста,  пока я не уеду. Господин Постес, я надеюсь, что вы и тетушка будете счастливы вместе. Я очень надеюсь, что Господь Бог благословит ваш брак, и что вы создадите крепкую семью. Я очень рада, что вы будете рядом с тетушкой, я видела от вас только заботу и внимание по отношению к ней… к себе тоже. Мне тоже кажется, что мы подружились.
 Господин Постес встал, спрятал конверт в полке с дверцей, откидывающейся наверх, и закрыл её на замок. Он молчал, ничего не комментируя. По его реакции Фази не могла понять, что он думает. Господин Постес проводил девушку к выходу, ещё раз спросил, когда она уезжает.
- Завтра с утра, господин Постес, в 6 мой поезд.
- Хорошо, Фази, я понял.
- До свидания, господин Постес. Ангела хранителя вам на всю вашу жизнь!
  Девушка кивнула ему на прощание, а у ворот обернулась и помахала рукой. На обратном пути девушка всё же зашла в лавку к Броммам и взяла обещанную книгу про пиратов, там же она смогла выпить чашку горячего чая, а то Фази отчего-то била крупная дрожь. По пути домой девушка встретила Истер. Неугомонная тетушкина подружка  с акульей силой схватила её под руку и, не отставая от юного быстрого шага, засеменила рядом перебежками:
- Фази дорогая, как чудесно всё сложилось. Я думаю, они сыграют свадьбу поздней весной. После Пасхи, а?
- Наверное, госпожа Истер, тетушка мне пока ничего не говорила.
- Ах, видимо ещё просто не успела. Но как это замечательно! А помолвка уже очень скоро, в начале февраля. Сколько ещё нужно сделать.  Но ничего, мы поможем. Как не помочь, мы ведь подруги и соседки, всю жизнь прожили вместе. Точнее, я-то всю жизнь, а у Каполии всё только начинается, - Истер голосисто и заливисто рассмеялась. – Но я-то при муже… Ах, и о чём я? ДА о том: ты заметила, как всё-таки мы постоянно удивляем друг друга! Прямо не знаю, что и думать. Новыми людьми оказываются старые друзья. Вот, например, какой гостинец принесла мне Каполия позавчера? Уму непостижимо, там столько всего было: и мед, и вино, и балык, и какие-то дорогущие конфеты, и фрукты. Я когда открыла корзину, глазам своим не поверила, ночь не спала –всё думала… Она же, наверное, разорилась на этом подарке. Я ей так прямо сегодня и сказала, но ка-ак она меня порадовала, и я знала, что она меня больше всех любит…
  Около своего дома Истер прервала нескончаемый поток слов и остановилась, она обещала прийти к Каполии позднее, а то дома ещё есть дела. Фази прошла оставшийся путь одна, к своей тихой  радости. Когда она пришла домой, то застал тетушку, разбирающей в чулане сундуки с дорогими тканями, которые она не отправляла на продажу и никому не дарила.
- Фази, мне нужна помощь. Тут надо перебрать верхние полки. Ты справишься?
- Конечно, тетушка.
Каполия вышла из чулана, неся в руках два рулона с белоснежной и розовой тканью.
- Начались те самые хлопоты, какие я так не люблю, - сказал тетушка, с азартом разворачивая рулон. – Если тебе нужна лестница для уборки в чулане, то она за домом.
  Фази снова надела куртку.
- И знаешь, ты могла бы меня остановить, когда мы несли ту корзину к Истер на праздник. Сказала бы, что именно ты там привезла, а то мы всё это добро унесли, -  вдруг с обидой в голосе произнесла Каполия.
- Прости, тетушка, так получилось.
- Обидно, знаешь ли. Всё-таки это был мой подарок!
- Да, очень обидно. Но может быть кушанья на свадьбе будут не хуже.
- Да-а, думаю так, - замялась Каполия и больше к вопросу корзины не возвращалась.

  Утром следующего дня Фази и Каполия собрались на станцию, было темно, и валил густой снег. Выходить на улицу совсем не хотелось, а у Фази в животе и вовсе застыла ледяная глыба, она чувствовала, что больше никогда не вернется в этот дом, что у неё больше и нет родного дома, а ещё она знала, что тетушка боится её, не договаривает кое-что важного, думает сказать об этом в последний момент.
  «И я скажу в последний момент, что не претендую на её семью».
  Фази и Каполия вышли из дома, и к их удивлению у ворот их уже ждали: маленький ухоженный автомобиль,  за рулем  - господин Постес. Он вышел, поздоровался и галантно открыл переднюю дверцу машины перед своей невестой,  а заднюю – перед Фази. Пока они ехали сквозь снег и тьму, подсвечивая путь фарами, восхищению Каполии и нежности в её голосе не было предела. Слушая это ласковое щебетание, Фази думала, как же всё-таки тетушке долгое время хотелось иметь семью и любимого человека, и как она боится всё это потерять или убавить хоть на грамм.
  По снегу дорога заняла больше времени, чем ожидалось, и машина остановилась у полустанка тогда, когда поезд уже тормозил для короткой остановки. Фази выскочила из машины и подхватила свою сумку, Каполия побежала за ней, крича вслед:
- Фази, стой, мне нужно кое-что сказать тебе!
  Девушка у самого вагона замерла, боясь опоздать на посадку, обернулась и крепко обняла тетушку, бросив сумку в снег.
- Тетушка, пускай Господь Бог никогда вас не оставляет. Спасибо вам за всё, спасибо, вы просто ангел. Надеюсь, вы будете очень счастливой, и ничего не объясняйте. Я всё понимаю.
- Но, Фази, я…
  Девушка уже отошла к вагону, оставив тетушку, но её снова остановили – господин Постес. Он крепко пожал обе руки Фази и смело поцеловал в лоб. Девушка запрыгнула в тамбур, господин Постес передал ей сумку, и поезд медленно пополз от полустанка. Фази нырнула в вагон, открыла окно и замахала рукой.
- Прощайте! Прощайте! Тетушка, улыбнись. Это был отеческий поцелу-уй!
- Фази!..  – позвала Каполия в ответ, не имея больше, что сказать, но Постес её перебил:
- Фази, мы ждем тебя. Приезжай к нам! Я пришлю тебе письмо!..
  Поезд ускорил ход и, к радости девушки, понес её всё дальше и дальше. Фази свернулась на скамейке в клубок и беззвучно зарыдала, горячие слезы прорезали на щеках соленые дорожки, ни один звук не вырывался из горла, хотелось его разорвать от этого бессилия. Наконец, девушка тяжело всхлипнула, качаясь всем телом. Благо в вагоне никого не было, в такое время никто не уезжал в путешествия, все праздновали дома со родными и близкими. Фази было ужасно больно в груди, душа просто рыдала, и чем больше девушка плакала, тем легче ей становилось.
  «Спасибо Богу, что дал слезы, так прекрасно плакать» -  спустя какое-то время, думала девушка, вытирая уже сплошь мокрое лицо шапкой.
  В усадьбу она прибыла вечером.


***
  Гоци сидел в большой нарядной гостиной в вышитом кресле. На нем был дорогой темно-серый костюм и белая рубашка, запонки, ботиночки со скрипом, на тонком запястье – браслет с гербом Аналони. Волосы Гоци были тщательно уложены, он пах новым дорогим парфюмом и длинными  пальцами держал чашку с чаем. В такой позе его зарисовывала сестра Хинди. Она сидела чуть в отдалении с мольбертом и старательно щурила глаза. Тайлон тут же фотографировала брата с теми же намерениями – запечатлеть сей светлый образ. В гостиной, помимо перечисленных лиц, отдыхали ещё несколько человек – дальние и близкие родственники. Некоторые из них были настолько дальними, что скорее считались хорошими знакомыми, а не членами семьи.
Гоци только-только разогнал стаю девушек от себя, наперекор своей привычке, он отогнал и юношей и подростков, которые сунулись к нему с вопросами о безвоздушной зоне, крокусах, чоросах, саклихах… От этого некоторая неловкость в гостиной ещё не прошла,  и присутствующие здесь молодые люди общались между с собой скованно, будто боясь сидящего здесь мужчину. Гоци это хорошо прочувствовал, но ему нравилось, эта была его форма не совсем законного развлечения развлечения. Улыбки довольства он не показывал, сидел с отрешенным лицом, и раз за разом снимки Тайлон становились всё лучше и изысканней. Гоци на них получался как мраморное изваяние - суровое, холодное, гордое. Сестра радовалась, как дитя, а её предполагаемый жених – Раскат Керении, сидевший здесь же, в гостиной, сердился всё больше и больше, он надеялся сам занять внимание Тайлон, посему самоуверенная персона Гоци его сильно раздражала.
  «Показушник. Сидит королем. Уверен, что он ничего не стоит, и даже не воевал, а отсиживался где-нибудь за чертой боевых действий».
  В это мгновение Гоци безразличным взглядом чиркнул по лицу молодого Керении, и тот смутился, приняв что-то на свой счет.
- Гоци, поверни голову чуть-чуть левее, - попросила Тайлон нежным голоском, но Гоци не воспринял. Когда же девушка попросила снова, он раздраженно фыркнул.
- Всё, я устал, развлекайтесь без меня, - сказал он и поставил чашку на изящный чайный столик, располагавшийся рядом с его креслом.
- Гоци, - захныкала девушка. – Ещё пару снимочков.
- Пофотографируй Раската, он твой гость, а ты ему не уделяешь внимания.
- С чего это он мой гость? – взвизгнула девчонка.
- А ты у него и спроси, - ушел от ответа Гоци, с лукавой усмешечкой посмотрев на закипающего молодого человека, который, если бы мог, взглядом прожег роскошный костюм Гоци где-то на уровни сердца.
- Гоци, я тебя не дорисовала! Сядь! – приказным тоном сказала Хинди, но и это мужчину не проняло. Он подошел к мольберту, глянул на незаконченный рисунок и в двух словах уничтожил его.
- Так нельзя! Ты же мой брат, ты не должен мне такое говорить!
- Я твой брат и должен говорить тебе правду.
  Вот так рассеяв и обидев, как можно больше людей, Гоци вышел из гостиной, а к нему навстречу уже спешил господин Сайрус.
- Гоци, пойдём к нам во взрослое общество, надеюсь, ты уже вдосталь пообщался с молодежью. Во «взрослой» гостиной тебя очень ждут, всем хочется пообщаться с тобой. Из Эрертэна приехал Усулус, он не успел к обеду, но теперь присоединился к компании и привез новости из Большого города.
- Нет, отец, я уже сыт общением. За последних три дня я наговорился без меры, если ты не против, я пойду в библиотеку и почитаю. Не хотелось бы, чтобы меня тревожили.
- Конечно, я не могу настаивать, - с нотой сожаления в голосе произнес мужчина. – Тебе необходим отдых -  (на этих словах Гоци поморщился: скажите, от чего отдых?) - Может, тебе что-то нужно?
- Нет, совершенно ничего. Я надеюсь, вы не в обиде на меня?
- Ну что ты, как можно. Я тебя даже очень понимаю. Если у меня выдастся свободная минутка, я с удовольствием к тебе присоединюсь. И сам устал от этой суеты, зато госпожа Аналони имеет бесконечный энтузиазм развлекать тебя.
  Оба мужчины обернулись на высокую, резную дверь, ведущую во «взрослую» гостиную.
- Я её немного остужу, так что отдыхай.
  Гоци поклонился и ушёл в библиотеку. Здесь было приятно холодно, оттого что камин в этом зале давно не разжигали. В праздник читающее общество предпочитало брать книги с собой и уходить в более праздничные и оживленные места замка.
  Огромные стеллажи с книгами не так уже и манили мужчину, просто ему за последние дни крайне надоели все удобства и создаваемые тепличные условия, и он, презрев стул, лег на рабочий стол, задрав одну руку за голову. В большое окно он видел темное звездное небо, и так и лежал довольно долго, просто глядя на звезды и размышляя.
  «Это не любовь. Если была бы любовь, я бы тосковал. Я бы знал её всю до кончиков пальцев, а так я даже не могу сказать, что она любит, что её интересует, чем она живет. Я знаю её фрагментами, когда вдруг чувствую её рядом с собой, тогда зажигается свет, и в этот короткий промежуток времени, я её вижу, а потом, хотя она и существует рядом, я её не вижу, до следующего краткого освещения».
Гоци завозился на столе, было неудобно и от этого приятно.
  «Я отправлюсь в военный лагерь. Завтра же напишу письмо, чтобы меня приняли на срочную службу. Я засиделся, и эта жизнь меня явно не устраивает, мое место там, где нужны мои навыки и таланты. Я ещё очень вынослив и силен, и не имеет значение, кем я буду, пусть даже не командиром. Хочу просто держать меч в руках, нестись вперёд, чувствовать горячий ветер на лице, и эту радость, когда несешься на чороса и тебе кажется, что весь мир стоит за твоей спиной, и ни шагу назад… Вот, что мне нужно, что я жажду больше всего. Это мое предназначение».
  Гоци порывисто встал, подталкиваемый пришедшим на ум решением, и устроился за рабочим столом, выудил белый лист бумаги, механическое перо, стал писать прошение остосу 1 порядка Сорсти о назначении его в любой отряд. Мужчина сухо и коротко изложил имеющиеся факты, но просил не пренебрегать его просьбой: он хочет умереть не на пуховой перине, а с мечом в бою, защищая свою землю. Письмо было готово, Гоци его запечатал, спрятал в карман пиджака и пожалел, что под рукой нет Фази, которую можно было бы послать на почту. Теперь придется сделать это самому, и надо бы сделать так, чтобы избежать огласки и внимания со стороны госпожи Аналони, и сестер, и теть, и праматерей.
  «Вот это конец. Так, как мне бы и хотелось. Надо причаститься перед смертью и оставить свою волю перед волей Бога… но есть одно дело».
  Гоци снова вернулся за стол и написал два письма: одно доктору Кру, одно - ей. В письме к доктору Гоци просил переслать письмо к её тетушке, чтобы помощница, как только сможет, выехала в замок Аналони. Одно большое письмо, хранящее два, было запечатано. Мужчина с легким сердцем вышел из библиотеки, и сразу же натолкнулся на Состуса, тот спешил с пустой вазой куда-то в западную часть этажа.
- Состус, не могли бы вы отправить это письмо, как можно скорее в Л.?
 - Да, мастер Гоци, вам ещё что-нибудь нужно?
- Нет, спасибо, только письмо. Как только отправите, дайте мне знать.
- Конечно, мастер Гоци. 
  Мужчина пошёл дальше по коридору, на этот раз ему из темноты навстречу вынырнула изящная женская фигура в длинном черном платье, изящно облегающем фигуру.
- Госпожа Анаиса, очень рад вас видеть, - галантно поздоровался Гоци и поцеловал  протянутую женскую ручку, ухоженную и изнеженную, отполированную множественными поцелуями.
- Ах, Гоци, ты прекрасен, как всегда. Но почему ты упорно скрываешься от нас, тебя не видно в гостиной, за обедом ты почти не говоришь? И не слишком ли ты бледный?
- Прикажите мне не бледнеть, госпожа, - с легкой улыбкой попросил Гоци, чуть дольше задержав женскую руку в своих руках.
- Не будьте таким бледным, господин Гоци. Я вам запрещаю, - подхватила игру Анаиса, но вдруг улыбка на её лице стаяла, она пристальней вгляделась в лицо мужчины.
- Гоци…
- Ничего это всего лишь небольшое кровотечение, - ответил мужчина, доставая платок, но уже через мгновение он упал на пол, Анаиса хотела его подхватить, слегка смягчив его падение у самого пола.
- На помощь! На помощь, Гоци плохо! – закричала она и вызвала ужасный переполох…


***
  Когда Гоци очнулся, он обнаружил себя в своей комнате, на проклятой пуховой перине. Всё тело вибрировало, как натянутая струна, очертания предметов размывались, сухость во рту была едва ли не больше, чем сухость пустынь перед безвоздушным пространством, глаза резал яркий свет, но хуже всего были эти мягкие объятия перины.
- Уберите, уберите, подушки... матрас… одеяло. Я хочу… на жестком лежать, - слабо проговорил мужчина.
  Вместо ответа он услышал какую-то какофонию звуков.
- Немедленно! Я не могу… -  он постарался придать своему голосу усиление.
  Через какое-то время и, видимо, с препятствиями, которые Гоци не услышал и не ощутил,  с его кровати сняли все. Теперь Гоци лежал на струганных досках, покрытых простыней, и чувствовал, что ему немного, но лучше. Его поили водой, что-то кололи в руку, в ногу и в поясницу, но Гоци всё предпочитал не слышать и не чувствовать. Сквозь туман в голове Гоци приказывал уйти из комнаты всем, дать ему отдохнуть, выключить свет, не шуметь – всё это его ужасно раздражало. Он же в воздух, не понимая, кто с ним рядом, заверил, что не умирает, а просто требует отдыха. Он ругался до тех пор и так отчаянно и грозно, что даже доктора сочли за лучшее его действительно пока не тревожить, чтобы дать ему набраться сил в тех условиях, которые ему самому нужны. Комната Гоци опустела, у дверей попеременно дежурили сиделки и никого не впускали.
  Однажды ночью, спустя ещё три дня, когда в комнате никого не было, а неугомонная сиделка на стуле у двери всё-таки заснула, Гоци очень явственно почувствовал, что умирает. Его сердце стало биться всё реже и реже, холод наползал со всех 4 сторон и отнимал жизнь, организм замирал и застывал.
  «На Суд, на Суд» - билось в голове у Гоци, его охватила внутренняя дрожь, будто он стал струной.
Но к груди прикоснулось что-то теплое, сильно надавило на сердце и отпустило, надавило и отпустило. И так снова и снова. Гоци вырвался из состояния вечного, медленного ухода. Эти надавливания причиняли ему боль, шли не в ритм с затухающим сердцем, были противны, но сердце постепенно, неохотно подчинялось.
  Гоци выдохнул и пришёл в себя, открыл глаза, будто впервые в жизни. Фази делала ему непрямой массаж сердца, затем склонялась к холодным губам и делилась своим теплым, живым дыханием. И эти соприкосновения живого и умирающего вызывали восторг в груди, который разрастался, разрастался, чтобы, наконец,  лопнуть и окончательно пробудить Гоци. Восторг лопнул, и мужчина перестал видеть происходящее со стороны. Он вернулся в себя, явственнее почувствовал сильные, болезненные надавливания в грудь и быстрое, но тесное соприкосновение ртов. И это было прекрасно, как на аттракционе, только Гоци ещё не до конца мог осознать, что с ним происходит.
- Ты очнулся, а-ах, - Фази отпрянула от него,схватившись за лицо, будто теряла свой облик, у неё крупно дрожали руки, глаза сделались  на пол лица, коленки подкосились, и она сползла на пол, но тут же усилием воли встала, опираясь на край голого деревянного каркаса кровати.
  Гоци откинул голову на жесткие деревяшки и просто лежал минут 10 без движения.
- Нет, никакого доктора, - прервал он порыв Фази. – Я сегодня не буду умирать. Мне ещё рано.
  Он крепко держал запястье Фази и видел новую девушку и все же прежнюю. Её присутствие здесь было естественным, как наличие ребер у него  в груди. Иные люди могли бы нарушить всю атмосферу, всю жизни, а Гоци её только что заново приобрел благоволением Господа Бога.
  Адреналин и затухающий страх заставили мужчину преувеличенно быстро вернуться к прежнему будничному состоянию, он  заговорил с Фази просто и непринужденно:
- Ты давно здесь?
- Один день.
- Ты так быстро приехала.
- Ну да, я была в усадьбе, когда пришло письмо от вас.
- Вот как. Ты же была у тети, разве нет? Что же ты тогда делала в усадьбе?
- Я приехала чуть раньше.
- Почему?
- Какая разница? Просто приехала.
- Просто так, да? Рассказывай, ведь твоё раннее прибытие спасло мне жизнь. Что-то в видимом мире должно было произойти.
- Моя тетушка выходит замуж, – с некоторым смущением произнесла Фази.
- По логике вещей ты должна была, наоборот, у неё задержаться.
- Не сработала логика, - сердито отбила девушка. – То есть, я хотела сказать, что остаться не было возможности.
- Лгунья, человек едва не умер, и может быть, я снова попытаюсь умереть, а ты боишься мне рассказать правду.
  Фази тряхнула головой, нашла рядом с кроватью стульчик и присела, силы разом покинули её.
- Она выходит замуж, и у неё будет новая семья. Вот что.
- А ты?
- А что я? У меня своя жизнь, я самостоятельный человек… И не надо так смотреть!   Я сама это решила и не вперекор кому-либо. Жених тетушки вообще сказал, что я могу к ним приехать, но я не поеду.
- Какой славный жених. Видимо, редкий человек. А тетушка что же?
- Да что вы прицепились-то. Живете - так живите, не прикапывайтесь к другим людям!
- Вот что стресс делает с тобой, помощница, ты становишься злой, как кобра!
- Ну и пусть.
- Нет, не пусть, Крапивная дева.
- Сами-то вы с каким результатом Рождество Христово отпраздновали?
- Я выжил.
- Ага, ну разве что, - сердито бросила Фази, помолчала минутку и вдруг глухо рассмеялась. Собственная реплика её рассмешила. С ней засмеялся и Гоци,заглядывая в её убегающие от взора глаза. Смех из комнаты, в свою очередь, привлек сиделку за дверью. Она заглянула в комнату, увидела девушку, не замечая не спящего Гоци,  и уже было собралась ругаться.
- Что вы здесь делаете, мастера нельзя тревожить! – сипло заговорила она, обращаясь к девушке.
- Ей можно, она моя помощница, - тут же отозвался Гоци. – Будьте любезны принесите ей чаю, она очень устала.
  Сиделка посмотрела на Гоци, услышала его живой голос и убежала.
- Она сейчас позовет госпожу Аналони. Будь добра, не говори, в каком состоянии ты меня нашла. Договорились? А я тебе отплачу.
- Не мелите чушь, мне не нужна плата. Это, в конце концов, унизительно.
- А как же мы тогда рассчитаемся?
- Никак. Мы квиты. Я работаю у вас, я исполняю свою работу. Баста!
- Ладно-ладно, тогда это отличная возможность сэкономить. Но давай так, раз уж у нас есть общий секрет, можешь называть меня просто Гоци. Даже при моей матери.
- Ладно, - буркнула девушка.
- И ещё одно - поцелуй меня снова, раз ты так наловчилась.
- У вас не всё в порядке с мозгами, а с этим уже настоящие доктора разберутся, - Фази резко отвернулась к окну, щеки её жгуче запылали. Шутка Гоци и его насмешливый издевательский тон её серьезно уязвили.
  "Чем бы тяжелым по голове поцеловать тебя".
  Гоци хмыкнул со своего места, будто прочел Фазины мысли.
  "Твой характер достаточно тяжел для этого. С радостью отмечаю, что в своих мыслях ты уже давно на "ты" со мной" .
  "Что-о вы делаете в моих мыслях?!
  Фази дернулась от испуга и неожиданности, да так, что едва не упала со стула.
  "Что вы делаете у меня в голове?"
  "У нас с тобой поле стало общим, не беспокойся - это пройдёт через пару минут, или раньше, если ты сейчас уйдешь. Ан, нет, стой, посидим, подумаем вместе. Главное, не думай обо мне, красивом и молодом. Постой-ка, что я делаю в твоих мыслях такой неодетый?"
  "Что вы творите!Прекратите сейчас же! Я вас ударю всерьез".
  "А помнишь эту песню, с легким, тупым мотивчиком: "Где-то там-там-там живет сиам-ам-ам..."
  "Что вы делаете?!"
  "Сущая безделица - подсадил тебе в мысли прилипалу, теперь этот мотив с тобой весь день проходит".
 "Вы просто маленькая дрянная девч..."
  В комнату резко и настойчиво постучались, и спустя мгновение в комнату ворвалась сиделка с чаем, а за ней как в сказке про Репку (где Репкой был сам Гоци) прибежали господин Сайрус, за ним госпожа Амадейя,за ней - сёстры Гоци (какими-то тайными путями прознавшие о суматохе в замке), а там уже и тетки подоспели...
  Фази была отомщена сполна, и, довольная этим фактом, сидела тут же в гуще событий, и тихо попивала несладкий чай. Изредка до неё долетали поверженные взгляды её непосредственного начальника, полные глубочайшего изнеможения. Он бросал красноречивые и нежные, и требовательные взгляды на чашку у её губ и, видимо, намекал, что срочно хочет, чтобы все ушли по своим комнатам, а ему Фази принесла бы кружечку горячего с печенцем, но нет...  К моменту, когда Фази выпила уже полчашки чая (к которому недогадливая сиделка не догадалась принести ни конфетки, ни сахаринки), комната уже полностью заполнилась людьми. Вскоре Фази сочла за благо уйти, оставив Гоци самому разгребать эту кашу. Выйдя из комнаты, девушка явственно почувствовала щекотку в голове, будто оборвалась ниточка. 


***
  На следующий день Гоци объявил, что они с Фази уезжают, и это не нашло никакого положительного отклика среди его родных и их гостей. Мужчине предстояло отвоевать свою позицию, и Фази, полагаясь на обширный воинский опыт своего начальника, удалилась с места боевых действий,  счастливо избежав лицезрения семейных распрей. К тому же девушке практически не нужно было готовиться к отъезду, весь её нехитрый скарб умещался в одной заплечной сумке, и так и не был распакован (не представилось случая принарядиться в серую праздничную юбку). Так что до самого ужина Фази бродила по замку и его окрестностям, а рано утром следующего дня Гоци и его помощница выехали в Л. Дорога обратно заняла почти два дня на скоростном поезде, и Фази была жутко рада стряхнуть с себя пыль и снег дорог, когда вновь вошла под кров уже милой сердцу усадьбы.
  Кроме того в усадьбе, в этом центре Вселенной,  их возвращения  дожидался доктор Кру. Он получил письмо от Гоци и весь в вопросах и догадках томился в предвкушении личной встречи, желая всё разузнать из первоисточника. В первый же вечер после приезда, он пришёл к Гоци на чай и занял его долгим, обстоятельным разговором, и оба мужчины отлично повеселились. Гоци  щедро поделился историей своего спасения, принарядив Фази в ореол славы и блеска, а так же поведал пикантные новости светского общества, видных людей и даже своих родных. Ни на ком он не оставил живого мест: шутил и язвил бессовестно и умно.
  Фази смотрела на него украдкой и думала, что для едва не умершего, он слишком рад и весел. Хотя  выжить в таких условиях – это ведь большая радость?..
  В начале февраля Гоци с Фази, как обычно, отправились на полный курс химизации в Восточный город, и в этот раз Гоци не повезло, как раньше: его мягкие, шелковистые волосы всё-таки выпали. Им хватило буквально трех дней,  чтобы осыпаться с головы сухими отцветшими прядями. Зрелище это было жуткое, поразившее помощницу до глубины души.
  Фази и Гоци вернулись в усадьбу спустя месяц, когда снег уже практически стаял, и март с теплотой в воздухе вступил в свои права, однако, ещё один побочный эффект лечения выявился буквально на второй день возвращения – Гоци стал временами жутко мерзнуть. От этого аномального замерзания мало что спасало и помогало. Например, Гоци садился почти у самой решетки камина и старался согреть окоченевшие руки, а его всё била и била крупная дрожь. В попытках хоть как-то преломить ситуацию доктор Кру и Фази прибегали к самым разным вариантам. Фази купила в Н. теплый пуховый шарф и тяжелое одеяло, под которым Гоци никак не мог согреться (шарф же носил с великим презрением, прямо заявив, что хуже цвета и вязки он в жизни не видел, ко всему ещё и встречающихся в одном предмете). Помощница подавала ему самый-самый горячий чай, нагревая воду не на кухне, а прямо в их гостиной. Она готовила Гоци теплую вовсе не весеннюю одежду, подкладывала грелки ему под ноги, готовила носки с теплой горчицей. Доктор Кру мазал спину и грудь Гоци согревающими ядерными мазями, давал перцовые отвары, провел два срочных медикаментозных курса, для консультации дважды уезжал в Восточный город в ту самую больницу, где Гоци и проходил химизацию... И временами мужчине кое-что помогало в моменты «морозильных» приступов, а иногда Гоци ругался в своей устрашающей крокусов и окружающих людей манере, так что «горчичные» носки, и грелки, и новые шерстяные шали просто разлетались в разные стороны от его разъяренного лица, голоса и слов.
  Однажды ночью Гоци снова стало очень плохо, плюс ко всему его била крупная дрожь, и Фази дежурила в его комнате, на грани сна и яви, посапывая в кресле. Девушка уже наловчилась спать в полувертикальном состоянии, хотя стандартно в середине ночи съезжала на пол с болью и ломотой во всем теле. Но именно в эту ночь такого не случилось. Девушка очнулась ранним-ранним утром, в часа 4 утра в объятиях Гоци. Он обвил её двумя руками и сложил свою голову ей под шею.
- Гоци, что ты делаешь? – девушка грубо оттолкнула от себя мужчину и взлетела над кроватью. – Что это такое? – переспросила она испуганно.
Гоци не сразу проснувшийся, с усилием поднялся над подушкой и выпрямил спину.
- Мне было холодно, и я подумал…
- Но... но это безобразие! Так нельзя! Я же тебе не вещь, захотел рядом с собой положил.
  Фази убежала в свою комнату, не оборачиваясь. Ей почему-то было до того неприятно и стыдно, что он заплакала, укрывшись с головой на кровати. Всё следующее утро она на мужчину демонстративно не смотрела, её бросало то в жар, то в холод. Вспоминать ни о чём не хотелось, ей всё мерещилось, что её будто окунули во что-то темное и вязкое. Гоци и вовсе не подавал виду, был он несколько холоднее, чем прежде, но не более. Он ни о чём не напоминал, будто бы забыл об утреннем инциденте.
  Через несколько дней, когда Фази заснула в своей комнате, проснуться ей довелось уже под утро и снова в объятиях Гоци. В первые секунды пробуждения она просто не поверила, что это повторилось. Девушка грубо разбудила мужчину, а когда он проснулся и приподнял голову, влепила ему звонкую пощечину.
- Да как ты смеешь? Что же ты дурак такой! И не надо на меня смотреть, как идиот на телескоп. Что ты здесь забыл?!
Фази резко развернулась на кровати, уже было хотела спустить ноги на пол, но до того молчавший и не реагирующий мужчина крепко ухватил её за локоть.
- Фази, прекрати кричать!
- Прекратить! Ты в своём уме? Может быть, ты прекратишь? А? Ох-х-х, ты просто ужасен. Не прикасайся ко мне!
- Ты прокричалась? Успокоилась, наконец-то, ненормальная?
- Ненормальная? – девушка не могла выдохнуть от переполнявших её чувств. – Ты залез в мою постель, спишь, обнявшись со мной. И это я ненормальная – это ты ужасен.  Ты меня унизил своим поведением. Я кто тебе, а? Ты не имеешь права ко мне прикасаться. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались!
  Гоци вдруг разъярился.
- Не хочешь!? А я сплю с тобой, потому что ты у меня вызываешь восторг и пожар ниже пояса? – в голосе у мужчины звенела издевка. -  Девчонка безмозглая. Я не собираюсь тебя насиловать, ты не вызываешь во мне никаких подобных чувств. Я просто мерзну, но когда я засыпаю с тобой, мне становится. Вот и вся разгадка, не слишком уж очевидная, а?
- И тут думаешь, что это нормально! А если тебе ещё что-то нужно будет, чтобы согреться? Где твое уважение ко мне? Мужчина не должен спать с девушкой, если он ей не муж, это блуд!
- Блуд есть блуд, не путай понятия.
  Фази оторопело смотрела в это грозное и суровое лицо напротив. В голове никак не укладывалась это простота голоса, речи и слов, полное отсутствие понимания или желания понимать, что происходящее неправильно.
- А как же я? – вдруг просто  спросила Фази. – Разве мало, что я чувствую себя плохо?
  Мужчина внимательно, будто впервые, вгляделся в лицо своей помощницы, и его строгие черты лица смягчились:
- Фази, прости, я погорячился. Я не прав. Следовало хотя бы объяснить, в чём дело, но мне и правда лучше. Не надо уходить. Мне бы и в голову не пришло тебя обидеть, но я по-настоящему болею. Посмотри на меня: разве нет?
  Фази колебалась, ноги она уже стянула с кровати, и всё ещё могла уйти. Ей было всё так же неприятно, душа ходила волной, сердце отказывалось принимать любые доводы, но девушка всё-таки обернулась со строго сжатыми губами.
  В утренних сумерках была отчетливо видна голова Гоци – абсолютно лысая. Девушка  вспомнила, как в ладонях Гоци осталась целая прядь, когда он привычно-беззаботным жестом провел рукой по своим шелковистым волосам. Она осталась у него в руке, а на голове в том месте образовалась проплешина, тогда Гоци просто расхохотался. Глаза у мужчины впали, кожа лица приобрела пепельный оттенок, губы обескровили и потрескались, как безводная земля. Вот и всё. Не человек уже вовсе, а кукла. Вспоминались картинки: Гоци свернулся калачиком на кровати, но всё не смог согреться, бесплодно крутился под одеялом; или вот Гоци две руки протянул к огню, едва не забрался в него, и хотя руки согрелись, телом мужчина заметно дрожал.
  Фази ещё раз с сердечной мукой оглядела кровать, она ни капли не поменяла свою точку зрения: это было неправильно, плохо, противно её душе, но всё-таки она опять легла боком на свою подушку. Девушка знала, что такие решения – это выбор опасного пути. Где-то тут пролегает грань между милосердием и отступлением от должного, эта грань опасная и такие вещи не должны оправдываться добрыми намерениями. Фази пообещала себе, что как только Гоци коснется хоть случайно какой-нибудь особой части её тела, она убежит.
  Мужчина лег рядом, накрыл Фази и себя одеялом и, собрав руки на груди, насколько мог, тесно прижался к девушке. Через какое-то время Гоци заснул, а девушке не спалось, хотя она чувствовала себя усталой и разбитой. Её мучили жалость и огорчение, стыд и мука. Где-то в глубине души ей и самой хотелось крепко обнять Гоци, усыхающего и исчезающего. Она помнила его ещё могучим тополем, а теперь он всё становился меньше и меньше, слабее и слабее, усыхал, как слабое деревце. Живого и настоящего человека была жалко, а он будто рассыпался, проходил, песком сквозь пальцы. Фази с ужасом осознала, что он д-е-й-с-т-в-и-т-е-л-ь-н-о скоро умрет, и они не увидятся больше на земле, и как знать, увидятся ли вообще. Возможно, это их последние дни рядом.
  Он потерял прекрасные волосы, а до этого его красивое сильное тело превратилось в скелет, обтянутый кожей, мерцающая кожа стала сухой и серой, губы почти потерялись на лице. Он всё ещё держал гордую осанку, глаза его всё ещё были живы, порой – устрашающе строги и холодны, порой – лукавы и насмешливы, редко, очень редко  - открыты и радостны, но кто знает, что заберет болезнь в следующий миг? Может быть, эта искра жизни, эти выражения глаз, тоже вскоре померкнут. Будто кто-то внутри Гоци выключит светильник и всё? Кажется, уже наступил момент, когда можно было забыть половую принадлежность Гоци, и просто пожалеть его, ухаживать за ним как за обычным, но и дорогим человеком, желающим сердечного участия.
Но вот как было это сделать? Если Гоци, не смотря ни на что, оставался мужчиной. Пускай его внешность рассыпалась, но ум и дух остались прежними, это было всё ещё так, и это было так же явно, как и черты лица или что-то иное внешнее.
  Когда солнце встало довольно высоко, Фази уснула, а Гоци проснулся. Посмотрел на крепко спящую девушку и тихонько оплел её руками с мягкой, довольной усмешкой на лице. Греясь ею, как рядом с печкой, Гоци мысленно недоумевал, как он мог так сильно и жутко замерзать, когда рядом постоянно была помощница. Казалось, холод и мороз остались далеко позади, зато добавилась новая беда – непроходимое упрямство Фази и оскорбительно-недостойное подозрение в его намерениях, в то время как он – настоящий кавалер – хотя и понимал, что это не совсем правильно, но ничем предосудительным не хотел согрешить. 
  «Фази – добрая девушка. Значит, её смущение действительно велико, раз она так распереживалась. Как же всё-таки зря, я ведь ни одну секунду не подумал о ней плохо, а держа её в объятиях, не подумал о чём-то унизительном».
  Гоци удивительно довольный и радостный кончиками пальцев погладил девушку по щеке, Фази не отозвалась. Её грудная клетка мерно вздымалась и опускалась, левую руку он уместила около головы запястьем вверх. Она спала в длинных шортах и широкой футболке, завязки которой произвольно лежали у неё на шее. Гоци, повинуясь внутреннему позыву, провел пальцем по завязке, и почувствовал, что вот сейчас делает всё неправильно, делает то, отчего бы Фази содрогнулась, если бы узнала. Ещё раз проведя пальцами по шее девушки у самой ключицы, Гоци убедился, что это не ошибка. Медленно встал с кровати и вышел из комнаты.


***
- Я пушинка, я песчинка, я точка, я тень. Господь поставил меня среди славы Своей, посреди природы, мира, вселенной, Им созданной. И я не красивее этих пряных трав, этих сладкоголосых птиц, этого солнечного света. Я безымянна, а Господь дал мне имя, я слепа, а Господь подарил мне глаза. И ты тоже видишь это, - Фази обернулась на рядом сидящего Гоци.
  Они оба сидели на клетчатом пледе, на краю невысокого обрыва, проросшего травами и цветами, среди приятно пахнущих кустов. От Соленого озера дул ветерок, под его теплыми струями слова Фази казались почему-то более правдивыми и объемными, и  Гоци внимательно слушал девушку, не перебивая её, чтобы она плавно-плавно плыла по волнам своего монолога. Он попросил её рассказать что-нибудь о себе, но надеялся услышать рассказ о первой любви, учебе в школе и коллегии, о неизвестных привычках. Фази ничего такого не поведала, она говорила то, что говорила, не давая ни единого своего признака: словно и в правду не имела любимого цвета или книги, истории кражи школьного журнала или написанной любовной записки.
  Девушка со следующего утра, после совместной ночевки, стала немного другой. Она и раньше не пренебрегала своими обязанностями, но теперь и вовсе принялась за них со всем возможным жаром. Стала она ласковей и терпеливей, чего Гоци не мог не заметить. Теперь она вставала, как можно раньше, и уходила в город, чтобы к утреннему чаю принести Гоци свежий хлеб или его любимые рогалики. Она поговорила с поваром, объяснив ему, что Гоци нужно питаться обильнее и сытнее, иначе он совсем растворится в воздухе. Девушка тщательно следила за одеждой Гоци, проявляя маниакальную дотошность даже в мелочах, пытаясь соответствовать изящному вкусу своего начальника. Посоветовавшись с доктором Кру, она стала заваривать на ночь Гоци особые травы для мягкого сна. Уже немного разобравшись в книжных желаниях Гоци, она без его указки раз в три дня отправлялась в книжную лавку и библиотеку, вызывалась под диктовку писать его письма, перерисовывала его карты со схемами Голых пустынь перед безвоздушным пространством. И ещё, и ещё, и ещё.
  Мужчина пользовался новыми благами, ни в чём себе не отказывая. Теперь он мог сколько угодно покусывать Фази, ерошить её колкими замечаниями и  гонять по усадьбе с каким-нибудь сумасбродным приказанием, девушка всё исполняла с улыбкой. Видимо, это тоже было своего рода лечение, по крайней мере, Гоци пошёл на поправку: слегка поправился, и даже немного отрасли волосы. Мужчина изредка становился замкнутым, раздражался, сумасбродничал, испытывая девичью крепость, но ему становилось лучше и лучше. Это отметил и доктор Кру, и приезжие доктора, которые наведывались в усадьбу раз в месяц по поручению родителей Гоци.
  В числе прочих нововведений Фази были постоянные попытки разнообразить досуг своего непосредственного начальника: ей однажды удалось пригласить его в театр, где он повстречал свою давнюю знакомую – Аску (к счастью, без сопровождения Яни), затем была небольшая победа на концерте классической музыки в исполнении дебютантов музыкальной школы, затем последовала пара провалов, и в начале апреля Фази всё-таки сманила Гоци на пикник к Соленому озеру.
  Они так и сидели на краю небольшого обрыва. Фази замолчала, и в наступившей тишине, словно музыка, звучали едва-едва слышимые озерные волны, набегающие на песчаный пляж, откуда доносились смех и крики.
- Вы знаете, господин Гоци, что для постройки хорошего корабля нельзя брать молодой лес?- вдруг произнесла Фази. – Да, и если будете плавать в соленой воде, то нет ничего лучше, чем просмолить дно судна смолой с добавлением ордянки широколистой.
- Какая полезная информация, - Гоци приподнял брови, глядя на воды озера. – Я запомню.
- И если будете грабить купцов, то лучше туго завязывать лицо платком, чтобы не унесло ветром повязку, и прятать глаза, а то были случаи, когда по глазам узнавали разбойников.
- Как бы не забыть, при встрече с подходящим купцом.
- Ну что вы, вы точно запомните!
- Это ты к чему? – резко ощетинился Гоци.
- Ну, я к тому, что вы на память рисуете карты военной зоны, - сразу же оправдалась Фази. – А такую важную пустяковину точно не упустите.
- Возможно, - уже безразличным тоном бросил Гоци.
  От пляжа снова донесся дружный молодой смех, громкие голоса как бы на несколько мгновений удалились, а затем стали приближаться к тому месту, где сидел Гоци с помощницей. Видимо, те, кто были на пляже, поднялись на уступ. Между деревьев и кустов замелькали силуэты, ряд кустов отступил, и большая шумная группа студентов, всего 4 юношей и 3 девушек, прошли мимо сидящих на уступе, внимательно их оглядев и не прерывая беззаботного общения. По виду им было по 20 лет, в руках они несли форменные куртки и рюкзаки – поэтому и не сложно было предположить, что это студенты местного университета. Когда компания отошла на приличное расстояние одна из девушек отделилась от группы и приблизилась к пледу. Она, как и её спутники, была практически раздета: только купальник с накинутой на тело форменной рубашкой, в руках болтались юбка, пиджак и сумка. Волосы у девушки были пышные, курчавые, хотя влага и заставила их немного опасть. Девушка узнала Гоци, а он – её, его холодный взгляд уже успел скользнуть по её голым, смуглым от природы ногам, и теперь мужчина приветливо улыбнулся подошедшей.
- Привет, Аска.
- Привет, господин Гоци, не ожидала тебя здесь увидеть.
- Дышу свежим воздухом. Не холодновато ли для купания?
- В самый раз, люблю такую водичку, я хорошо плаваю, а зимние заплывы вообще мой конек.
  Девушка собрала ножки вместе и стояла - изящная южная статуэтка. Её лицо не было гармонией классически правильных черт, но оно постоянно было наполнено какой-то живой эмоцией, и в нём было столько динамики, столько прекрасных и естественных выражений и жестов, что Аску можно было бы назвать выдающейся красавицей.
- Вы прогуливаете занятия? – спросил Гоци благодушно.
- Да, не очень-то хочется учиться в такую погоду. Ты так не считаешь?
Девушка вскинула на него глаза, её лицо непревзойденно играло, характерные пухлые яркие губы шевелились, пробуя ветер на вкус.
- Просто преступление, - Гоци улыбнулся своей обворожительной улыбкой.
  Фази, украдкой наблюдавшая за ним, сразу же отметила метаморфозы его лица и голоса. Рядом с ней сидел другой человек, уж точно мужчина, весь такой любове-жаждущий и сам по себе жутко притягательный. Судя по этим двум, здесь намечалась любовная игра, и оба в ней участвующих были настолько хороши и так подходили друг к другу, что Фази просто растаяла на их фоне.
- Я пока прогуляюсь по пляжу. Вода, значит, теплая? – спросила помощница, вставая с пледа.
- Да, очень хорошая, - невнимательно улыбнулась Аска, а затем, обернувшись  ожидавшим её друзьям, крикнула. – Не ждите меня! Идите вперёд.
  Фази ушла, шумная компания тоже, а Аска присела напротив Гоци. Какое-то время они внимательно смотрели друг на друга с полуулыбками. Мужчина даже слегка наклонил голову, щуря зеленые глаза, Аска смотрела на него, опустив подбородок. Таким образом, они общались без слов, предвкушая первые сладостные секунды безрассудства.
- Гоци, - позвала девушка. – Пригласи меня к себе.
  Мужчина приподнял бровь, усмехнулся.
- Так просто?
- Да.
- Не слишком ли смело? Ведь такие встреча нужно устраивать тоньше.
- Нет, не согласна.
- Ты должна быть другой.
- А я такая, какая есть. Хочу гореть, хочу сгорать, хочу пробовать, хочу плавать в холодной воде, хочу прогуливать пары, хочу, чтобы ты, господин Гоци, хотел меня. Ясно?- Аска упала спиной на плед, её волосы рассыпались по крупной-красной клетке, глаза она прищурила словно кошка.
- Так говорит юность. И самоуверенность.
- А мне, кажется, я слышу, как говорит занудство, - пикировала Аска, сильнее прищурив глаза. – По крайней мере, только-только слышала что-то подобное. Или ты что, боишься? – девушка блеснула глазами. – Ты не такой, да? Мальчик-из-хорошей-семьи.
Гоци засмеялся, склоняясь над девушкой, опираясь на правую руку, близко наклонился к сумасбродной девице.
- Не в подворотне воспитан, это точно. И мне приходится таким быть занудным, даже сильнее своего воспитания: я на карантине, и ничего никому не обещаю.
- Приходится? А ты брось, и не надо мне ничего обещать, - закусив и отпустив нижнюю губу, произнесла Аска.
  Гоци склонился и поцеловал девушку. Их поцелуй был чувственным и бурным. Аске нравились его сухие обветренные губы, Гоци нравились её пухлые, влажные и теплые, которые она так старательно облизывала перед их встречей.
- Давай здесь, - шёпотом попросила девушка, на секунду оторвавшись от дела.
- Нет.
- Ну и что, что твоя помощница может увидеть, так даже веселее.
- Нет, - вдруг грозно произнес Гоци, и добавил уже вновь вкрадчивым голосом. - Раз уж я «господин Гоци», то сам скажу - когда.
 Аска резко  встала и, пятясь задом, весело и громко произнесла:
- А с чего ты взял, господин Гоци, что я приду именно тогда, когда ты позовешь?
- Я это узнаю наверняка, - ответил мужчина с беззаботной улыбкой. – Мы оба будем это знать.
  Аска развернулась и побежала. Край её рубашки летел по ветру, и сама она, легко касаясь земли сильными стройными ногами, бежала, пока не скрылась за деревьями. Гоци ещё некоторое время смотрел в ту сторону, где Аска пропала из вида, а затем отвернулся. У него горели губы, и впервые за долгое время шумно бурлила кровь во всём теле и в губах. Это было совсем другое чувство, не такое, какое он на миг испытал, когда погладил спящую Фази по шее, хотя ему казалось, что это вещи одного порядка. В то время, как одно было скипидаром, другое было шипучкой.
  Гоци пересел поближе к обрыву и глянул вниз, на водную гладь, желтый песок и безлюдную серость. В озере, по колено в воде замерла Фази и, склонившись, смотрела на волны и переливающуюся скупым светом водную гладь, взглядом что-то выискивая среди прозрачных вод, пока кончики её волос плавно окунались в озеро. Изредка девушка вскидывала голову, когда острокрылая чайка надрывно вскрикивала над её головой.
Мужчина горько усмехнулся, обзывая себя дураком.


***
  После сильного выстрела последовала отдача: на все нынешние старания как можно тщательней и внимательней ухаживать за ним, Гоци стал отвечать непринятием. Дошло до края, когда Гоци прямо Фази в лицо сказал, что её заботы причиняют ему лишь неудобства, и она надоедает ему, и если так будет продолжаться дальше, он заменит помощницу без всяких сомнений.
  Этот неожиданный, ничем не обоснованный упрек произвел эффект взрыва, вмиг разметав всю обстановку в гостиной. Фази будто по лицу ударили, она старалась не показать вида, но её лицо, весь её образ сломался после этих слов. Девушка ещё на некоторое время задержалась в гостиной, расположившись за большим дубовым столом и доделывая работу (гладила новые простыни, которые купила для интерната), а потом ушла, имитируя полное завершение своих трудов.
  Но всё было неправдой, Фази ушла, потому что находиться со своим работодателем в одной комнате больше не могла. Её настолько опустошили холодные расчетливые, сказанные не в припадке гнева и не от больших эмоций слова, что она даже слез не находила. Девушка, двигаясь на автомате, собрала простыни, села на кровать в своей комнате и какое-то время просто сидела.
  Был конец апреля, с тех пор, как девушка вернулась из Тайска, ей пришло оттуда одно письмо от господина Постеса: он написал, что у них не будет свадьбы, как таковой, Каполия высказалась против, и скоро они уедут в Южный город. Искренне высказанное предложение приехать к ним подтверждалось приложенным к письму адресом и несколькими денежными купюрами, которых должно было хватить на поезд или корабль. Фази посмотрела на это сокровище пустыми глазами, подумала, что сама разыгрывает драму своей жизни, и спрятала письмо в дальнюю полку, к фотографиям, подаренным книгам о пиратах и шкатулке с безделицами. Письмо девушка отложила на память о человеке, который хотел искренне позаботиться о ней.
  Аргона уехала с мужем в Восточный город в окружную лечебницу, якобы на временной основе. Доктор Кру был очень занят в своём кабинете, а свободное время проводил либо со своими многочисленными кузенами, либо ухаживал за Мадленой. Родители Гоци постоянно слали письма, где требовали всё более точных отчетов. Каждое письмо начиналось на слоге «Го», а заканчивалось на «Ци». И девушка уже устала высасывать из пальца подробности его жизни.
  «Завтра праздник цветов. Нужно приготовить одежду», - безразлично подумала девушка.
  Она встала, выудила из шкафа серую юбку и самую свою праздничную белую блузку. На ноги ей нечего было одеть, кроме будничных башмаков. Двигаясь как по принуждению, Фази порылась в полке и выудила две шелковые ленточки, которые остались с тех пор, как она упаковывала травы. Одна ленточка была голубой, другая – красной. Девушка решила, что это и будет её украшением. В полке лежала ещё какая-то темно-синяя коробочка. Фази открыла её и увидела пару золотых сережек в виде двойных лепестков – один небольшой лепесточек застегивался на ухе, узким острым краешком вверх, а другой, прицепленный колечком, свободно болтался острым краешком вниз. Сережки были довольно милые, и Фази тоже решила их надеть, хоть раз.
  Помолившись, Фази легла спать. Утром она на автомате выполнила свои обязанности, отводя от мужчины глаза. Приготовила одежду Гоци, помогла накрыть на стол для завтрака, заварила чай. Она разобрала готовые письма Гоци, связала их, но вовремя вспомнила, что сегодня городок празднует день цветов, а значит, ни почта, ни библиотека, ни другие публичные присутствия не работают.
  Когда Фази одетая для праздника вышла из комнаты, она застала Гоци сидящим в кресле и читающим книгу.
- Могу я пойти на праздник цветов? – спросила она.
  Гоци немного помолчал, с замедлением холодно бросил:
- Иди, не держу.
- Насколько мне можно задержаться?
- Сколько посчитаешь нужным, ты мне сегодня не нужна, - забивая очередной гвоздь в сердце Фази, ответил мужчина.
  Девушка кивнула, быстро вышла из усадьбы и, наконец-то, нашла потерявшиеся слезы. Она шла по мощенной  пустынной дорожке, затем вышла на широкую дорогу. Рядом было мало людей и все спешили к центру города – на площадь и на главные улицы, где проходило основное гулянье. Фази среди редких прохожих шла и шла, сама не зная, зачем и куда.
  Из оцепенения её вывел резкий веселый голос:
- Посторонись, дурочка!
  Мимо Фази проскакала фигура на коне. Фигура чуть проехала вперёд, а затем повернула обратно и остановилась. Наездник в коротком темном плаще и темно-коричневой форме с кожаным поясом поперек груди, наклонился в седле.
- Ах, так это ты, зимняя вишня. Я рад тебя видеть.
  Фази мгновенно узнала его, хотя и прошло столько времени, и тогда черты лица этого юноши были размыты ночью, но всё же узнала с сердечным замиранием.
- Не помню, как тебя зовут, рестрейтор, - произнесла Фази сурово.
- Ру-ми, милая, запомни хорошенько, - сказал юноша, наклоняясь вперед, и умещая оба локтя на широком рожке седла. – А как тебя зовут, подснежник?
  Фази недовольными припухшими глазами посмотрела на наглеца.
- Отстань.
- Ты плакала? Я с ума схожу, кто мог обидеть тебя, подснежник? Это бессердечно – заставлять тебя плакать, - сказал он сочувственно, а затем добавил. – Мне больше нравится, когда ты в гневе, тогда ты раздаешь направо и налево забавные позывные.
- Ты ненормальный, - отбила Фази.
  Она хотела быстро пройти мимо, но Ру-ми на коне преградил ей дорогу.
- Это так, но у меня есть предложение, способное восстановить в твоих глазах честь рестрейсторства, - на этих словах юноша приложил руку в перчатке к груди, шутливо поклонился, - я подвезу тебя до площади коротким путем, со мной ты сможешь увидеть, как пронесут «розовую волну», а иначе не успеешь.
- Нет, спасибо, обойдусь, - фыркнула Фази.
- Ты неимоверно глупа. «Розовая волна» – это самое ценное, что есть в празднике цветов. Не стоило идти, если не хотела её увидеть.
  Ру-ми протянул ей руку. Девушка поглядела в склонившиеся над ней насмешливые, лживые, темные омуты-глаза. Ни дать, ни взять, просто разбойник какой-то в форме рестрейтора. Но она не сказала «нет», а замерла в нерешительности, прижав свою руку к подбородку.
- Я помогу, - Ру-ми  схватил девушку за пальцы, дернул к себе пытающуюся ускользнуть руку. – Ставь ногу в стремя. Не спеши, я подтяну тебя.
- Не надо, я сама, я очень тяжелая, - отрывисто отвечала Фази, но парень,  не слушая её, сильно и бесцеремонно обхватил её за талию, и через мгновение девушка уже сидела перед седлом, двумя руками, держась за кожаную лямку, перекинутую через голову коня.
- Эй, я хочу сесть сзади. Что за глупая поза?
- Поедешь, как принцесса, две ноги в одну сторону, – сказал он ей в висок.
  Фази вильнула головой.
- Я сейчас слезу.
  Ру-ми пришпорил коня, и он буквально рванул с места. Фази от испуга сильнее вцепилась в поводья. Справа и слева её талия соприкасалась с руками Ру-ми.
«Надо поскорее слезть. Так не пойдет» -  лихорадочно думала Фази.
Спустя минут 20 виртуозной скачки по ветвистым улочкам  и после одного невысокого барьера, конь вывез своих седоков прямо к Серой улице. Эта улица была закрыта для подготовки цветочных композиций: здесь их готовили к представлению, и отсюда они начинали свой путь по улицам и, в конце концов, на площадь. Здесь и была та самая «розовая волна», она вот-вот должна была начать своё шествие. Фази, и в правду, не успела бы к центру города, а значит, не увидела бы это представление. На правах рестрейтора  Ру-ми пропустили на Серую улицу, и с ним у девушки появилась возможность  с наиболее близкого расстояния увидеть жемчужину праздника.
  Это было удивительное зрелище: целое море роз, плавно сменяющих друг друга оттенков, от черно-бордового до снежно-белого, двигалось сплошным потоком, покачиваясь будто на  волнах.
- Эти розы, они на чём держаться? На какой-то платформе? – повернув голову вполоборота и не отрывая глаз от зрелища, прошептала Фази.
- Это секрет, - теплое дыхание прошлось по её губам.
  Девушка отпрянула.
- Не бойся, я не ем девушек, но конь мой не может предоставить всех удобств, а мы очень близко друг к другу.
- Ну ты и наглец, - сказала Фази, двумя ногами устремляясь к земле.
- Нет, не здесь. Иначе тебя с Серой улицы не выпустят. Ты уже налюбовалась?
  Фази ещё раз посмотрела на «розовую волну» и замерла. Потрясающие красивые цветы своим  розовым ароматом кружили голову, благоухая и медленно умирая под жаркими лучами. Ру-ми чуть наклонился вперёд и схватил из волны темно-бордовую розу. Её он быстро, но аккуратно зацепил в локонах Фази, собранных двумя лентами наверх.
- Что ж, поедем.
  Ру-ми направил коня обратно, и они во мгновение ока выехали с закрытой зоны, проскакивая узкие извилистые улочки. Юноша довез свою спутницу до Розового угла и помог слезть.
- Спасибо, - оборачиваясь к нему, сказала Фази и чуть отступила. Ру-ми спрыгнул рядом с ней и взял коня под уздцы. 
- Нет, спасибо мало. Скажи своё имя? – приказал юноша, глядя на девушку сверху-вниз.
- Фази.
- Таким именем нужно называть только детей, - с улыбкой заметил Ру-ми. – Оно очень ласковое.
  Юноша направился вперёд по улице, его конь шагал слева, а Фази шла справа. Все вместе они вышли на двор страгилата, где девушка сразу же стала прощаться и пятиться задком-задком, чтобы скорее улизнуть из этой странной компании.
- Ещё раз спасибо, мне уже пора, - Фази махнула рукой, но Ру-ми поймал её улетающую кисть. Его прикосновение неожиданно отозвалось жаром, от удивления Фази сначала вскинула глаза на его руку, скользнувшую к её пальцам, а затем посмотрела в насмешливые глаза, будто Ру-ми знал, что Фази обожгло это прикосновение.
- Не убегай, мы пойдем на праздник вместе. Только мы вдвоём. Буран, - тут он обратился к коню, - а ты останешься здесь.
  Ру-ми одной рукой крепко вёл за собой Фази, а другой – Бурана. Коня юноша уместил за зданием страгилата в специальном стойле, а затем, попетляв по каким-то узеньким улочкам, вывел Фази к неказистой двери, запертой между стенами двух зданий.
- Мы что в это здание идем? – наконец, освобождая свою руку, спросила девушка.
- Лучше, мы идем праздновать.
  Ру-ми открыл дверь, и за ней оказалась площадь. Над головой Фази тут же раскрылся огромный персиковый цветок из бумаги, слева ударило конфетти, справа – затрубил трубач, а впереди кружилась толпа из людей. По краю площади теснились изящные  столики летних кафе, а в центре были выстроены цветочные композиции всех цветов, форм и ароматов. Фази от восторга приоткрыла губы и минуту стояла словно заворожённая, смотрела на невиданное доселе празднество. Ру-ми опять взял девушку за руку, подождал, пока она осмотрится и потянул вперёд…
  Ближе к вечеру Ру-ми и Фази сидели за столиком одного из многочисленных кафе, рассыпавшихся по центру города. Рядом танцевали люди, проходили молодые и взрослые пары, бегали дети с яркими ветряками в руках, либо с сахарной ватой, либо с шариками, либо с цветами или горящими светляками. Фази смотрела, вся переполненная теплотой и радостью, на этот праздник. Стоял теплый-теплый вечер, и было ужасно хорошо сидеть  вот так и пить что-то вкусное из нарядной кружки.
  Ру-ми, сидевший рядом и склонившийся к девушке,  с мягкой, бархатной хрипотцой голоса доказывал своё. Они пару минут назад поспорили о том, на каком море лучше плавать пиратом. Фази была уверена, что в Южном, а Ру-ми доказывал, что ему, как разбойнику, везде есть чем поживиться.
- Из тебя такой же разбойник, как из меня глава города, - смеялась девушка. – Ты абсолютно не можешь быть разбойником. Для этого нужно быть умным, смелым, дерзким и бессовестным. В тебе нет ничего, кроме последнего.
- Ну и горазда же ты обзываться, подснежник. Однако твоё главное оружие совсем не в этом.
- А в чём же? Можно даже не говорить про мои прекрасные глаза.
- Я и не буду! Глаза твои и не могут быть на первом месте, при такой слепоте, когда не видишь очевидных вещей. На первом месте – первозданная глупость. Ты просто дурочка, раз не понимаешь, как я умен, смел и дерзок.
- Не мешало бы всё это унять, - оборачиваясь к Ру-ми, сказала Фази.
- Может быть, может быть, - смеясь, согласился юноша и добавил мягко. – Но глаза твои действительно красивы, они цвета жженой карамели.
  Юноша сделал движение, будто хотел кончиком языка лизнуть глаз, и девушка отшатнулась под раскат бархатного смеха. Смех Ру-ми, его жесты и мимика, когда он смеялся, гипнотизировали, заставляли смотреть на него, смеяться с ним, делали рестрейтора ещё более привлекательным. Этот юноша сочетал в себе завидную смесь обворожительных качеств: с ним было просто как с воздухом – просто дыши и наполнишься Ру-ми, вдохнешь его без всякого труда, но когда он что-то рассказывал Фази, то наоборот – казался носителем чуть ли не змеиной хитрости и незаурядных дарований. Вот он уже не раз и не два поставил девушку в тупик. Фази не могла понять: этого юношу стоит остерегаться, либо ему можно доверить любой свой секрет без страха.




***
  У Ру-ми был прекрасный талант – умение слушать, молчаливо раскрывая своего собеседника как конфетку. В какой-то момент Фази останавливала себя, когда вдруг раскрывала ему какой-то свой маленький секрет, которым бы вряд ли поделилась с мало знакомым человеком. Ру-ми сказал, что живет в Большом городе, но работает теперь здесь  рестрейтером. За какую-то провинность, о которой Ру-ми умолчал, лукаво улыбнувшись, его перевели из Большого города в этот городок. Пока что временно, если он опять не нарушит строгий устав рестрейторства.
  Фази теперь часто видела юношу на своём неизменном Буране: когда шла в Н., или в библиотеку, или на почту, а однажды, когда Фази тащила в руках плетеную корзину с белым тюлем, только что просвеженном в холодных водах местной речки, Ру-ми нагнал её у подножия Зеленого холма. Он был без коня и без рестрейторских плаща и перчаток, только неизменный пояс перечеркивал его грудь наискосок. Он выхватил у Фази корзину из рук и быстро поднял на холм.
- Эй, а ну… Ах, это ты, Ру-ми. Подумала, что у меня тюль угнали…
- Нет, я за таким добром не охочусь, хотя-я… - Ру-ми ускорился и скрылся за подъемом холма. Когда запыхавшаяся Фази поднялась наверх, то увидела, что Ру-ми сидит на скамейке, уместив у свих ног корзину, и поигрывает зеленой веточкой.
- Присядь, а то ты так вряд ли доживешь до совершеннолетия. Твой зверский Гоци Аналони  тебя просто загоняет.
- Ничего подобного, - Фази плюхнулась рядом с Ру-ми на скамейку, выудила из кармана бутерброд, переломила на двоих. – Ничуть не бывало.
- Мда, а почему я постоянно вижу тебя в трудах? Вечно ты чем-то занята, вся в заботах, - Ру-ми принял кусок хлеба с сыром и колбасой и вонзился в него зубами. Какое-то время они просто ели, наслаждаясь едой и теплым ветерком, у Фази в карманах обнаружилось ещё пару конфет – ириски и «гусиные лапки».
- Ты, наверное, такое не ешь. Плебейская пища.
- С чего бы это – не ем? Очень даже.
  Ру-ми сгреб себе половину конфет с ладони Фази. Он посмеивался, разворачивая карамельки и жуя тугие, клейкие ириски.
- О да, обожаю, с ними можно зубы потерять.
- Угум, - Фази прикрывала рот рукой и смеялась.
- Спасибо, - наконец, поблагодарил Ру-ми и устроился на широкой скамейке поудобнее, выставив за спину руки и вытянув длинные ноги в узких форменных штанах.  – Ты, наверное, росла в большой семье?
  Он испытующе смотрел в лицо Фази своими теплыми темными глазами.
- Нет, у меня… маленькая семья, - запнулась девушка.
- Не может быть, ты постоянно носишь с собой конфетки, уже не в первый раз меня угощаешь.  Это верный признак большого количества братьев и сестер, а значит, большого количество тех, у кого надо постоянно отвоевывать свою законную долю!
  Ру-ми донельзя смешно играл глазами, его мимика очаровывала.
- А ещё ты постоянно что-то жуешь! Нет, ты точно из большой семьи, а там знаешь – клювом не щелкают.
- Ем? – Фази покраснела до кончиков волос.
- Ты красная как рубин. Нет же, ты просто полевой хомяк.
  Фази поперхнулась «гусиной лапкой».
- Ну, знаешь, не всем же быть красавицами, - девушка отвернула голову, наблюдая за бабочкой.
- А ты красавица, редкая принцесса…  вечно жующих хомяков, - Ру-ми едва не коснулся лица девушки, он провел своими пальцами в сантиметре от Фазиной скулы, и она вслед этому бесплотному прикосновению повернула голову обратно. – Ты очаровательна.
  Ру-ми посмотрел Фази прямо в глаза, но тут же снова откинулся на скамейке, как ни в чём не бывало.
- И всё-таки ты мне не рассказала про свою семью. Сколько у тебя братьев?
- У меня их нет, правда!
- Не может быть! А мне казалось, что ты росла в большой компании братьев, младших ужасно шумных, и их постоянно воспитывала.
  Ру-ми от страха округлил глаза.
- Что за чушь! – Фази от души рассмеялась. – Нет, это не так. И братьев у меня нет, и сестер тоже.
- Значит, твои родители тебя очень любят, раз у них единственная дочь: девочка как девочка, но с мужским характером.
  Фази подняла на Ру-ми большие глаза и произнесла негромко:
- У меня есть родители, но они сейчас не со мной.
  Ру-ми нахмурил брови.
- А кто же у тебя тогда есть? – спросил он серьезно.
- У меня есть тетушка, - Фази сглотнула. – Двоюродная. Или я не знаю, как это правильно называется,  она приходится моему папе двоюродной сестрой.
  Ру-ми тихо сидел рядом, а потом произнес мягко:
- Хорошо, что у тебя есть тетя, а ты – у неё.
- Да, - Фази нервно посмеялась, её жесты стали быстрыми и нарочитыми. – Это точно. Она у меня хорошая.
- И как же тетя тебя такую юную, отправила следить за молодым мужчиной?
- Я сама захотела. Мне же нужно работать и жить самостоятельно.
- Я не спорю, - мягко заметил Ру-ми. – Тебе много, что нужно… Видимо, твоя тетя - очень понимающая женщина, - наконец, изменил тон голоса Ру-ми. – Она поняла твои устремления.
- Да, конечно, - сказала Фази с облегчением. – Да, я это и хотела сказать.
- Вот и славно, но знаешь, ты могла бы всё же быть чуточку менее взрослой. Тебе ещё можно и нужно быть юной.
  Фази посмеялась.
- Ну уже нет, не надо из меня делать девчонку. Я девушка!
- Я заметил, даже в этой кофте и штанах.
  Ру-ми задрал голову и издевательски вскинул бровями.
- Это трудно скрыть.
- Да-а!?
- Слушай, твоя тетя видимо старая крючконосая карга, из тех, что бывают в книжках для девочек? Или она пухленькая вечно смеющаяся пышечка? Я не могу представить!
- Нет, не так. Она нормального телосложения, молодая женщина, привлекательная.
- Ах, вот как, а у тебя есть дядя? Если нет, я бы мог стать твоим… дядей.
- Какой кошмар, нет! Хуже и не придумаешь.
- Ты просто не знаешь, от чего отказываешься. Я очень заботливый и внимательный дядя.
- Ага-ага. Но у меня он уже есть. Тетушку недавно позвали замуж, и по моим расчетам они уже живут счастливо в Южном округе.
- Я опоздал! Какая несправедливость. И что же этот новый дядя? Как он тебе?
  И Фази рассказала ему. Не заметила, как рассказала почти всё – про господина   Постеса и тетушку Каполию, она рассказала про то, как приехала к тетушке зимой и как уезжала навсегда. И Ру-ми её внимательно слушал, он мгновенно переходил от веселости к серьезности, под конец он даже перестал задавать наводящие вопросы –   Фази сама с ним поделилась, и так они сидели на лавочке почти два часа, а затем девушка, спохватившись, поспешила в усадьбу. Ру-ми проводил её до поворота, тепло попрощался с девушкой и отдал ей корзину.

***
  Однажды Гоци снова поднял Фази ни свет, ни заря и повел на рынок в Н. Со дня его заявления, что Фази можно легко заменить, между ним и его помощницей образовалась большая дистанция. Девушка перестала обращаться к нему на «ты», отвлеченных разговоров они больше не заводили. Фази предпочитала больше не задерживаться в гостиной, и единственное, что могло надолго задержать их в одном помещении – это необходимость писать письма и отчеты Гоци под диктовку, и ещё однажды, когда Гоци от слабости не мог подняться с постели, он приказал помощнице читать ему вслух одну из книг по основам пилотирования.
  Теперь они непривычно вместе двигались сквозь толпу зевак и покупателей. Стоял жаркий летний день, в воздухе застыло тягучее марево. Лавки и летние магазины рассредоточились под щедрой тенью городского парка, но кое-кому места всё равно не хватало и продавцы фруктов, овощей, специй, тканей, металлов и иных подобных вещей стояли на солнцепёке, прикрытые лишь бумажными или льняными козырьками своих лавочек. Гоци как раз понадобилось купить немного останового угля, и он долго выбирал его, а Фази стояла рядом с корзиной в руках и таяла под жарким солнцем, подставляя лицо под солнечные лучи.
  В этот момент девушку отвлек шум: между лавками торговцев кто-то быстро бежал, виртуозно перескакивая через ящики и бочки. За беглецом неслась рестрейторская погоня на конях, но они явно не успевали. Беглец, не даваясь ни кому в руки, уже было перемахнул через ограду в густой городской парк, но ему наперерез бросился неожиданно появившийся всадник: через эту самую ограду с другой стороны легко перемахнул Буран со всадником. Темноволосый юноша взмахнул кнутом, и он туго обмотался за плечо беглеца. Погоня была окончена. Ру-ми соскочил с коня, сцепил руки убегавшего за спиной и сурово посмотрел на зевак. Фази стояла так, что её было видно в неплотно сомкнувшейся толпе. Она с робкой улыбкой помахала Ру-ми, но тот отвернул голову и, ведя одной рукой под уздцы Бурана, а другой пойманного мужчину, повел его к другим дожидавшимся рестрейторам.
  Девушка опустила свою приветственную руку и сглотнула.
  «Всё ясно».
  Фази отвернулась, безразлично глядя на «гнезда» из осковой проволоки и на крупные бронзовые штыри. У неё начинала понемногу болеть голова, но она пока этого не замечала, забыв, что стоит без головного убора на самом солнцепеке.
- Да, и устоновый лист, пожалуйста, - деловито распоряжался Гоци.
- Конечно, господин Аналони. Что-нибудь ещё?
- Нет, спасибо, заверните остановый уголь в два слоя бумаги.
- Конечно, господин Аналони. Штыри я тоже закрою наконечниками.
  Гоци молча кивнул, расплачиваясь. И тут Фази что-то стукнуло, каштан рикошетом отлетел от её плеча и покатился по песчаной дорожке. Девушка обернулась, чтобы увидеть, кто в неё бросал и увидела у городской ограды сидящего верхом Ру-ми, он подбрасывал зеленый недозрелый каштан в руках и улыбался сам себя, теребя гриву своего коня. В следующий миг Буран взял высоту и скрылся в парке. Из-за ограды в Фази снова прилетел каштановый плод, и она ловко поймала его ладонями.
- Какое безобразие! - послышался недовольный женский голос из той части парка. Он прозвучал одновременно с дружным девичьим смехом и топотом удаляющегося коня.
  Гоци всё прекрасно видел. Он теперь слегка повернул голову, чтобы посмотреть строгими глазами на улыбающуюся помощницу. Она же опустила голову, глядя в корзину, но её губы непроизвольно улыбались.
- Пойдем, - резко позвал Гоци, и Фази послушно двинулась за ним. Они вышли с рынка с другой стороны городского парка и очутились у магазинов. Здесь Фази присела за столик летнего кафе, а Гоци ушёл за книгами, и пока его не было, девушка наслаждалась тенью и легким ветерком. Она почувствовала, что у неё немного печет макушка, но головная боль чудесным образом отступила.


***
  Каким-то неизведанным образом Ру-ми выяснил, что у Фази ещё не было таких друзей, как он. И это очень смутило девушку. Они дружили вот уже два месяца, а в последнее время виделись не меньше 5 раз в неделю, и казалось, никто не знал про Фази столько, сколько этот юноша.
  И вот недавно он пригласил девушку на танцы, которые должны были состояться через две недели – в самой середине июля. На этот праздник, как знала девушка, ходили только парами, причём не просто парами, как парами, а теми самыми парами.
  Фази не знала, как справиться с волнением: она задержалась, разговаривая с Ру-ми до позднего вечера, а теперь вот – приготовив чай Гоци и собрав его корреспонденцию, заперлась в своей комнате и съехала по двери, не зная, что и думать. У неё бешено билось сердце в гортани, в животе, в руках и в губах.
  «На танцы…»
  В коридоре послышался шум: Гоци вошел в свою комнату, а спустя  некоторое время, снова вышел.
  «Кажется, он опять себя плохо чувствует. Ему с виду-то лучше, волосы отрасли, но сегодня стало хуже», - Фази вдруг почувствовала вину, в последнюю неделю, её мысли стали совсем рассеянными, и она ухаживала за Гоци, как бы подзабыв, что он серьезно болен.
  Девушка взяла себя в руки и вышла в гостиную, впервые спустя много дней, и разложила на столе разномастные конфеты: она собирала подарки для летнего праздника, чтобы занести их в интернат. Привычными пальцами она расправляла картонные коробки в виде цветов и засыпала в них рассортированные сладости.
  «Нужно будет завтра помочь в саду интерната, а в субботу - доктору Кру. И скоро должна приехать Аргона, надо бы её навестить. Как всегда, столько дел. Сколько у меня дел».
  Фази глубоко погрузилась в свои рабочие мысли, но они снова и снова уходили в сторону. Она одергивала себя, возвращалась к мыслям о Гоци. Что было очень кстати: как в дурной сказке с бесконечными кознями, реальная жизнь ворвалась в мир Фази и разбила его. Гоци хотел встать с кресла, и тут же упал на одно колено, дрожащими пальцами пытаясь ухватиться за ручку кресла.
- Гоци! – Фази рванулась от стола, помогла ему встать и дойти до спальни. – Я побегу за доктором Кру!
- Нет, - мужчина резко до треска ткани схватил девушку за кофту. – Не надо, если ты не заметила, доктор Кру только что вернулся из окружной больницы, он работал всю неделю, не отдыхая. Не тревожь его.
- Но тебе плохо!
- Мне уже лучше. Я приказываю тебе: не идти к доктору Кру.
  Девушка сняла жесткие пальцы со своей кофты, но повиновалась. Убравшись в гостиной, она вернулась в комнату начальника и застала его спящим неспокойным сном. Гоци метался на кровати, его лоб покрыла обильная испарина. Девушка тут же бросилась за тазиком с водой: плеснула в него специальный настой, добавила соли и чуть-чуть корня аравейна. Смочила полотенце в этом растворе и присела на край кровати.
- Тише, тише, - шептала Фази, проводя смоченным полотенцем по лбу Гоци. – Сейчас будет легче.
 Она обтерла лицо и шею мужчины, затем ладони. Во время процедуры Гоци иногда открывал воспаленные глаза и смотрел мимо девушки.
- Если тебе будет очень плохо, я вколю обезболивающе, - в следующий раз, когда он очнулся, произнесла Фази. Гоци посмотрел на неё, будто пытаясь прострелить глазами, но, в конце концов, кивнул. К середине ночи Фази воспользовалась «спасательным кругом», и затихший Гоци уснул.
   "Однако какой же у него сильный дух. Я бы не смогла так долго терпеть», - с грустью и завистью размышляла девушка. Она сидела в кресле и следила уставшими глазами, как Гоци спит. Она скользила взглядом по острым скулам, впалым щекам, светлым бровям и вздрагивающим ресницам, и отчего-то отворачивалась, но от Гоци никуда нельзя было деться: на его рабочем столе в идеальном порядке лежали книги, здесь же стоял остов какого-то летательного аппарата, который собирал Гоци.   Девушка с восхищением встала, чтобы рассмотреть его поближе. Тут же на столе лежала схема этой модели. Ещё рядом лежала книга «Летная техника», где на одной из раскрытых страниц был скрупулёзно зарисован каркас металлической птицы.
  «Как же всё-таки здорово».
  Фази на автомате подняла книгу и заметила под ней ещё одну – «Поэма о тысячи днях». Девушка на секунду замерла.
  «Гоци читает любовную лирику? Подумать только. Это, конечно, классическое произведение, и всё же».
  Под «Тысячами днями» обнаружились два письма. Одно было подписано «Доктору Кру», другое «Фази». Девушка вернула книги на место и отошла от стола, она догадалась, для какого случая были написаны письма без адреса. 
Лежащий на кровати мужчина мерно дышал, легкий сквозняк, тянувший из окна, холодил его лицо и настрадавшиеся горячие веки, которые до этого умиротворяющего сна он яростно сжимал от боли.
  Фази смотрела на мужчину с какой-то тоской в сердце, будто соскучилась по нему. Ру-ми казался девушке то жарким карнавалом, то теплыми заботливыми объятиями, а Гоци – всегда был холодным снегопадом, но Фази показалось, что она соскучилась по зиме и сугробам.
  Девушка удобнее устроилась в кресле и постаралась больше не думать об этом.


***
  «Ру-ми, Ру-ми, Ру-ми»
  По мере того, как день танцев приближался, мысли Фази становились всё лихорадочнее и отрывочнее. Они не виделись вот уже неделю:  Ру-ми какое-то время не было в городе, и он не подавал о себе вестей, а когда снова вернулся, всё-таки не приходил к девушке, благо, что та была занята – и не могла предаваться тоске один на один с собой. Кроме того, когда её мозг прояснялся, и она убеждала себя, что Ру-ми её не избегает, она вспоминала о танцах! И вот эти мысли заставляли её сердце летать, будто на аттракционе, сладко сжиматься от предвкушения праздника.
  Фази дошла до того, что уже заранее – за неделю (!) -  вытащила и приготовила своё единственное платье. Оно было бело-желто-розового цвета с цветами и летящей юбкой. К нему девушка рискнула и купила белые перчатки и туфли. Когда Фази померила платье, она с восторгом ощутила, что оно ей велико.
  «Осталось только найти помаду и, может быть, тушь!»
  Эти вещи ей предоставила Аргона в числе, явно превосходящим все Фазины самые смелые запросы. Фази выбрала две вещицы, а от всего остального отказалась.
- Возьми эту тушь! Та уже старая!
- Нет-нет, спасибо, мне эта очень нравится.
- Упрямая, эта будет лучше!
- Нет, Аргона, пожалуйста, не надо.
  Фази отпрянула от стола с кучей косметики.
- Ох, ну ты и неуступчивая, - пробурчала Аргона, а потом, прищурив умные голубые глаза, спросила. – Значит, грозный Гоци пригласил тебя на танцы? Очень неплохо.
- Гоци? Нет, нет… Это не Гоци… Дело в том, что у меня есть друг. Только друг, и он меня по-дружески пригласил на танцы.
- В самом деле? – задрала бровь Аргона. – И что же за друг?
- Его зовут Ру-ми, он рестрейтор, - с какой-то тайной гордостью отвечала Фази.
  Но Аргона прокомментировала не сразу.
- Ру-ми… Хм… Ру-ми… Где-то слышала это имя…
- Да, он замечательный рестрейтор… и друг, - с улыбкой добавила девушка.
  И Аргона пристальнее вгляделась в юное пылающее лицо.
- Ну, разве что.

  Фази за несколько дней стала намекать Гоци о празднике. Он в последнее время стал всё реже и реже её куда-либо отпускать, находил немало работы для своей помощницы, и теперь проблема стала как нельзя более насущной  - как отпроситься у него? Фази решила начать издалека и намеками. Однажды она пришла в гостиную и стала краситься перед маленьким зеркальцем.
  Гоци, войдя в гостиную и увидев Фази с единственным подкрашенным глазом, только фыркнул.
- Ужасно, - коротко сказал он. – Этот ком и есть твои ресницы?
  Фази на такие замечания не сдавалась. В один из вечеров Гоци стало хуже, и девушка ухаживала за ним, исполняя все приказания, да так, что сама заболела и слегла на 3 дня. Её саму лечил уже доктор Кру и крепкий сон. 
  За день до танцев она прямо спросила у Гоци: отпустит ли он её, но тот не ответил. Вместо этого он заставил её занести одно срочное послание, но не на почту, а в студенческий  дом при университете. Фази исполнила приказание, как можно лучше, но и это не возымело эффекта.  Гоци молчал до самого последнего момента.
  В этот день Фази тщательно приготовилась, оделась, причесалась, заколов наверх свои темные волосы, накрасилась, с большим удовольствием надела свои летние белые перчатки и вышла в гостиную, присев возле Гоци.
- Жду, когда вы уснете, - коротко сообщила она, ни на что не намекая.
  Гоци всё так же молча пил чай, прикусывая его апельсином.
- Если я сейчас скажу, что по правилам тебе нельзя покидать меня, даже когда я сплю, и ты обязана всегда быть рядом, то ты, конечно, сочтешь, что я просто не отпускаю тебя на танцы. А мне смысла не отпускать тебя нет, даже наоборот.
  В этот момент на первом этаже старого рассохшегося особняка стукнула входная дверь. Фази показалось, что услужливая акустика донесла до неё знакомый женский голос.  Девушку вдруг будто укололи… На мгновение она смутилась, но это тут же прошло: Фази вернулась к прежней цели. Какое-то время её начальник просто молчал, прошло несколько минут, в которые по всем законам физики гостья Гоци должна была подняться наверх, а её всё не было. Фази томилась в своём красивом наряде, и, наконец, Гоци сдался. Опережая бег секунд, Фази быстро выбежала из гостиной, но свернула не на главную лестницу, а пробежала через кухню и запасной выход. Ей  очень не хотелось встречаться с той, что шла к Гоци.
  «Я иду на танцы. Я иду на танцы. Я иду танцы» - мысленно повторяла Фази, и с каждый повторением ей становилось всё радостней и радостней.
  Ру-ми ждал её в условленном месте у развилки: там, где пыльная дорожка, ведшая от усадьбы, сливалась с мощеной дорогой городка. Он стоял, высокий и стройный, одетый в темный костюм и светлую рубашке с необычным кроем воротника. Черты его красивого и резкого лица хранили какое-то неопределенное выражение, а в сумерках глаза казались угольно-черными в обрамлении и без того густых и темных ресниц. Свои прекрасные оттенка красного дерева волосы юноша специально не укладывал, и они в изящном беспорядке лежали на голове. От Ру-ми прекрасно пахло, и весь он был сияющий и величественный. Когда он обернулся к девушке, она покраснела от смущения и тревоги.
 Он ничего не сказал, увидев Фази, но аккуратно взяв её за пальцы, легонько поцеловал руку и задержал теплые улыбающиеся губы дольше, чем требовалось.У девушки от этого прикосновения стало очень тепло в груди, и она почувствовала себя ужасно беспомощной.
- В восточных сказках были такие коварные существа – ракшаи. Полуоборотни. Ты очень похож на них по описанию из книг.
- Серьезно? И чем же?
- Особенно глазами, но и чем-то ещё, не могу сказать точно. Ты случайно не оборачиваешься в ракшаю и не охотишься на людей по ночам… А-а, ну да, ночью ты занят…- вдруг с досадой закончила Фази и хитро посмотрела на Ру-ми. Они вместе засмеялись, вспомнив их первую встречу.
- Я знаю всю тебя, Фази. Мне, опытному ракшаю, не стоит труда догнать тебя, схватить и съесть. Всё предельно просто, - на последних словах Ру-ми потянул девушку к себе, и они вместе отправились на площадь, уже убранную к шумному празднику и заполоненную людьми.
- Так ли просто? – хмыкнула будто уязвленная Фази.
- Да, - уронил Ра-ми, издевательски вздернув бровями, а затем рассмеялся, перечеркивая свой ответ, свой тон.
  Молодые люди танцевали весь вечер и всю ночь, а под утро Ру-ми проводил девушку к усадьбе и в потемках легонько поцеловал её в щеку. Фази от этого прикосновения снова почувствовала воздушную слабость и головокружение, аромат Ру-ми окружил её и отпечатался так сильно, что она весь следующий день ощущала его рядом с собой, и прикосновение Ру-ми всё не забывалось, хотя девушка усилием воли старалась забыть.
  Магическое влияние юноши было таким очевидным, что следующие несколько дней Фази специально избегала видеться с ним и аккуратно ходила по улице, чтобы случайно не встретить молодого человека, который снова и снова приходил к ней во сне, ухмыляясь, улыбаясь, маня взглядом и исчезая в сизом тумане сновидения. То, как Фази чувствовала себя, заставляло пугаться собственного сердца.


***
  Аска поднялась по лестнице и вошла в гостиную. Здесь в кресле и сидел Гоци. Он повернул к ней своё строгое, изможденное лицо, прошил насмешливым взглядом.
- Ты пришла? – сказал он с иронией. – Я уже и не ждал тебя. Ты опоздала на 5 минут, а я думал, придешь раньше.
  Гоци снова улыбнулся, обнажая белые блестящие зубы, собирая глаза в щелочки, но на этот раз открыто и без насмешки.
- Посетила, чтобы всего лишь узнать о твоём здоровье.
  Аска прошла к дивану, стоящему слева о кресла, и села, скрестив длинные смелые ноги. Пальто она расстегнула ещё на лестнице, теперь же неспешно сняла с шеи шарф и отбросила его в сторону. Короткое платье задралось ещё выше, оно было безумно бесстыдным, больше смахивающим на шелковую ночную сорочку, и Гоци окинул всё это великолепие  оценивающим взглядом. По его выражению нельзя было понять, что он испытывает, но девушке это понравилось – легких побед она не любила, а на Гоци возлагала большие надежды.
- Ты так прекрасна, - сказал он, откидываясь в кресле. – Мне нечего тебе предложить взамен.
- Не правда, - тут же ответила Аска. – А опыт, а сильный дух, а воля – то, что главное и ценится в мужчинах.
- Как интересно. Значит, мне можно не переживать, что моя красота увяла, - спокойно произнес мужчина. Вместо ответа Аска резко встала с дивана, подошла к нему и села на колени, впиваясь своими губами в его. Она больше не могла ждать, что-то неистовое толкало её в сердце, и она за долгое время с удивлением отметила, что её чувства как бы обновились, что она, наверное, испытывала такую же остроту ощущений только в первую пору своего любовного опыта.
- Кто тебе сказал, что увяла? – на миг оторвавшись от него, спросила Аска. – Она просто стала немного другой.
  Гоци двумя руками изучал тело девушки, обхватив её талию и спускаясь то выше, то ниже. Наконец, его руки соскользнули к её ногам и сильно впились в теплую, смуглую кожу.
-Да-а! Так хорошо, - страстно произнесла девушка, и стала целовать лицо и шею   Гоци, стягивая с него кофту и пальцами изучая его шрамы.  – Ты как дикий зверь, прямо царь стаи – весь в шрамах и отметинах.  Все настоящие?..
  Какое-то время они просто целовались, а потом Аска сбросила своё пальто. Мужчина оторвался от её губ, спросил со смехом:
- Не больно ли сидеть на моих костях?
  Аска в ответ нетерпеливо тряхнула головой.
- Разве сейчас удачное время для похоронных шуток?
- О-о, как раз самое время, - с придыханием сказал Гоци. – Но есть кое-что…м-м… что меня интересует.
- Спрашивай, если любишь поболтать за этим делом.
- Сколько тебе лет?
- Двадцать.
- Даже двадцать, - Гоци коротко усмехнулся. Его руки стали медленней проплывать по гибкому, извивающемуся телу. – У тебя есть родители? Родные братья и сестры?
- Всё есть, а что: тебе нужна девочка из хорошей полной семьи?
- Мне просто интересно знать: где растет порок.
  Аска, целовавшая до этого висок Гоци, на секунду приостановилась у его уха. Голос у неё  был уязвленный, когда она ответила:
- Порок? Везде растет.
- Если ты такая, то всё рядом не становится тобой.
  Девушка снова замерла, как бы сильно у неё не горело под сердцем, ледяные слова   Гоци её всё же немного отрезвили:
- Интересно, а ты-то сам кто?
  Аска рассмеялась и вонзилась зубами в шею Гоци, стараясь отвлечь мужчину, она ещё немного покусала его, но, не находя ответа в его действиях, добавила:
- Мои родители отправили меня сюда учиться, а они не очень-то пристально за мной следят.
- Я уже понял.
  Гоци медленно отвел от себя беглые губы и медленно встал с кресла, поднимая с собой легкую как перо Аску, обвившую его как лиана.
- Очень жаль, ведь ты безумно привлекательна, но ты просто дрянь, - устало произнес Гоци с какой-то грустной ноткой в голосе. Аска замерла на его руках.  Пользуясь её оторопью, он поставил девушку на пол.
- Я - дрянь? – переспросила она дрожащим голосом.
- Да, ты пришла ко мне, чтобы просто заняться сексом.
- А ты тогда кто? – надо отдать должное Аске – у неё было хорошее самообладание.
- И я дрянь, раз пригласил тебя сюда.
- И даже больше, - Аска смелой рукой чиркнула по поднявшемуся естеству Гоци, заставив его самого немного отступить.
- Я в первую очередь дрянь, потому что моё дело было сразу сказать тебе, что ты не должна так делать. Если ты, конечно, не продаешься…
- Ты просто скотина, как я погляжу. Моралист, да?  Чуть не по****лись, а теперь мораль?
- Да, я и ты поймем сейчас, если захотим: нельзя вести свободную половую жизнь и считаться чистыми.
- Я и не хочу, - сказала Аска и подступила на шаг к Гоци.
- И это самое ужасное, - сказал он, остановив её за плечи.
  Гоци поднял пальто девушки, набросил на плечи, а Аска всё не начинала истерику, не кричала, не пыталась ударить Гоци, она смотрела на него презрительно и молчала.
- Прости меня, Аска.
  Девушка хмыкнула, спокойно продела руки в рукава пальто, завязала пояс на талии.
- Засунь себе в жопу своё «прости», ублюдок конченый. Ходячий труп.
  И вышла из комнаты, бешено сбежала по ступенькам, выскочила из усадьбы, прижимая руку ко рту, когда её душили беззвучные слезы. Она побежала было к городской дороге, но передумала и резко свернула в сторону Зеленого холма. Там она упала на траву и, дрожа от гнева и душевной муки, снова встала. Не зная, что делать дальше, она подбежала к бурной реке, вбежала в её холодные воды, а потом громко сама себя сказала:
- Спокойно, Аска, спокойно. Ничего ужасного не произошло. Я справлюсь, я всегда со всем справляюсь… Проклятый с***нок! Ненавижу!
  Она ещё долго бесновалась в реке, пока холод не пробрал её до костей, и тогда  вышла из воды, низко опустив тяжелую голову, растирая звенящий гул в висках.  Девушка в изнеможении осмотрелась кругом и, наконец, увидела перед собой Гоци. Он спокойно стоял на берегу прямо перед ней:
- Я боялся, что ты что-то сделаешь себе.
- Тебе ли не всё равно? Одной дрянью больше - одной меньше. Какая разница? – Аска развела руками, вальяжно отступая назад.
- Я не хочу, чтобы ты что-то сделала себе.
- А если я пойду и вскрою вены в студентке? Что ты сможешь сделать? И ты будешь виноват. Ты здесь, потому что знаешь это.
  Аска наклонилась к Гоци, глаза у неё были полны слез и блестели безумно.
- Ничего, я ничего не смогу сделать, если ты решишь умереть, но что это докажет мне?  Докажет тебе? Твоим родителям? Только то, что ты действительно слаба и несчастна? Ты тогда у озера сказала мне, что ты молода, свободна и хочешь счастья или удовольствий. Но ты в тупике. Я это знаю, потому что сам в тупике. В своём собственном, правда.
- Как мило, давай поплачем у друг друга на груди. Или спасительный секс?
- Нет, спасибо, - просто ответил Гоци.
  И Аска вдруг прыснула и рассмеялась, затем повалилась на землю и расплакалась.
- Ты так забавно ответил: «нет, спасибо», - говорила он сквозь слезы. – Будто от жвачки отказался…
  Гоци присел рядом, ласково прижал Аску к себе и погладил её курчавые волосы. На её вздрагивающие плечи он накинул свою куртку, а потом уже насильно поднял девушки с земли.
- Переночуешь сегодня в усадьбе, а то, кто знает, может, действительно перережешь себе вены?
- С тобой поночую? – хватаясь за кофту Гоци, глядя ему в глаза, спросила Аска.
- Нет, не со мной. Пойдем. Ты вся промокла.
  Гоци отвел девушку в усадьбу, нашел ей сухую одежду, растопил в её комнате камин, в единственной жилой комнате, где он был, и уложил спать. Девушка очень быстро заснула и спала долго-долго, но с Фази они с утра не пересеклись: та пришла с танцев ещё позднее и не смогла встать до самого обеда, и Гоци её не будил. После безумной отрывочной ночи, он хотел, как можно дольше не видеть свою помощницу.


***
  На 10 день после танцев Фази все-таки встретилась с Ру-ми, это случилось, когда она возвращалась из интерната. Она шла сквозь сад цветущих деревьев кумики. Белые цветочки вовсю роняли нежные лепестки, и Фази шла, будто в снегопад, чуть только поддувал теплый ветер. Увлекшись этим зрелищем, девушка и не заметила сразу, как к ней с другого края сада, по мощеной дорожке идет высокая фигура в темном...
Ру-ми был прекрасен, он будто источал что-то обволакивающее, был весь насыщен обездвиживающим ядом. Когда он приблизился, бежать уже было поздно. Фази замерла, все эмоции были написаны у неё на лице. Она сначала покраснела, а потом побледнела, хотя всё ещё мучительно старалась принять будничный вид.
- А! Это вы, рестрейтор? Я что-то нарушила? - немного дрожащим голосом спросила она.
- Пока нет, - сказал Ру-ми и ухватился за низко висящую ветку, пригнул её к своему лицу, вдохнул аромат, прикрыв глаза от удовольствия. – Кроме того, рестрейторы иногда выполняют приятные обязанности. Например, награждают тех, кто помог поймать преступника. Вот, например, вы, Фази Подснежник, 10 дней назад на целую ночь обезвредили особо опасного ракшаю. Я хочу вас наградить, но сначала скажите мне, Фази, вам понравились танцы?
  Ру-ми улыбнулся открытой ласковой улыбкой, как старый проверенный друг, как хранитель всех Фазиных секретов, его улыбка так и говорила: «Скажи мне всё».
- Мне очень понравилось. Меня ещё ни разу не приглашали на танцы. И… и пойти на танцы с таким хорошим другом для меня было радостью, - Фази склонила голову на бок от смущения. – Спасибо большое.
- Ну, какой же я тебе друг, Фази? – вдруг вкрадчивым, но не менее ласковым голосом спросил Ру-ми. – Разве я тебе не дорог?
- Дорог, - тихо ответила Фази. – Ко мне никто и никогда так не относился. – Ей не хотелось шутить, когда она пыталась донести людям словами  или поступками, как ей важно их внимание и отношение к ней.
- Но разве я тебе не нравлюсь?
- Нравишься, как же иначе! – заверила Фази.
- Фази, - с расстановкой произнес Ру-ми. – Я нравлюсь тебе как мужчина? Скажи мне.
  Девушка вскинула на Ру-ми глаза, затем опустила и призналась тихо.
- Ты мне очень нравишься. Хотя я иногда тебя опасаюсь… как мужчину. В смысле, как более взрослого, - Фази не знала, как объяснить, а уже привыкла говорить Ру-ми тайны.
- Не надо меня бояться, - так же тихо произнес Ру-ми.
  А потом Ру-ми резко и естественно, как умел только он, отбросил всю серьезность. Он рассмеялся, пряча руки в карманах и отступая, будто танцевальным шагом, подтянул к ней свою голову, чтобы хорошенько рассмотреть в глазах Фази, что она в него влюблена, что это правда.
- Мне это нравится, - сказал  Ру-ми. – Но где доказательства? И почему же ты не спрашиваешь, где твоя награда за обезвреживание ракшая?
 Фази засмеялась: «Дурак!», а Ру-ми вдруг ласково, но настойчиво обвил Фазину шею рукой и, притянув к себе, поцеловал в губы. Поцелуй перехватил дыхание, будто заморозил девушку. Фазины лицо выражало муку, но в её груди лопнуло что-то теплое и пролилось к плечам и животу, и аромат Ру-ми был повсюду.
  Ру-ми первым прервал поцелуй. Как ни в чём не бывало, снова наклонил к себе ветку, понюхал её.
- Я знаю, что это был твой первый поцелуй, - сказал он, играя с листьями кумики. –Я люблю тебя, Фази. Ты будешь навеки моей.
  Фази не знала, что ей делать. Признание её околдовало, лишило возможности ясно мыслить… Она рванула с места, полетела быстрее ветра.
- Фази, приходи послезавтра в Л. В 4, жди около башенных часов, - понеслось ей вслед.


***
  Фази не хотела идти, ни за что, но мысль, что её любят… Девушка ничего не видела рядом с собой, потому что её любили, и это застилало весь мир.
  «Меня любят. Всю меня».
  Фази могла застыть около зеркала на несколько минут, рассматривая свой образ, и ей казалось это таким невероятным, что она прятала лицо в руках. Девушка мысленно летала, а может и наяву. Она снова и снова вспоминала, что Ру-ми её любит.
  «Значит вот почему любовь между мужчиной и женщиной божественна, она такая восхитительная! Что же это значит, что я буду Ру-ми… женой? Я стану невестой, какой была тетя?... Или Ру-ми не захочет быть моим мужем?...»
  От этих мыслей Фази просто лихорадило. Гоци смотрел на свою помощницу и не узнавал её, он давал ей больше и больше поручений, но она их все выполняла, и всё равно её рассудок не возвращался к реальной жизни. Мужчина, ещё много времени проводивший с Аской, занятый окончательным вариантом своего пособия, ко всему ещё помогающий доктору Кру в его исследованиях раковой болезни, тем не менее, старался держать Фази всё время при себе.
  Ему не нравилось, что она так сильно увлечена Ру-ми, но он полагал, что у этого мужчины, которого он тогда мельком видел в Л. и несколько раз в Н-ском страгилате нет к Фази серьезных чувств. Гоци несколько раз видел этого Ру-ми в Л. в компании куда более видной девушки, чем Фази. Та девушка была редкой красавицей и, видимо, с ней он был в серьезных отношениях.
  Влюбленная Фази была девчонкой рядом с ним, и хотя она была действительно влюблена, что Гоци признавал, этот рестрейтор был слишком разборчив, чтобы водить любовь с помощницей. Она не имела той внешности, чтобы хотелось затащить её в постель такому, как Ру-ми, прожжённому бабнику.
  Мужчина говорил себе, что есть всего два варианта: либо Ру-ми надоест дружить с Фази, и он просто исчезнет, когда срок его штрафного пребывания здесь  закончится (Аналони узнал это в страгилате), либо Фази раньше разобьет себе сердце, когда узнает о свойствах своего вдохновителя.
  «Я не ревную её. Чушь собачья, и я не буду её спасать, чтобы она от благодарности стала моей. Я уже ничей».
  Но отстраненная Фази его просто выводила, он грубил ей, наказывал её, делал резкие замечания, а она была как резиновый мячик – всё время возвращалась в прежнее состояние.
  «Тогда пусть он ей разобьет сердце, если она так ничему и не учится. Слова здесь бессильны».
- Фази, пустая голова, очнись, - Гоци разъяренно вскочил с кресла и резко приблизился к столу.
- Что, господин Фази?
- Кто?
- Кто?
- Ты назвала меня «господин Фази».
- Да-а, - девушка засмеялась. – Я пустая башка. Простите меня.
Девушка улыбалась, глядя на него снизу вверх. Он, уместив правую руку на столе, навис над ней.
- Ты придешь в себе наконец-то? – без тени веселости спросил Гоци.
- О чём вы?
- Я спрашиваю: ты вернешься на землю? Брось летать в облаках. У тебя есть только твоя работа: всё остальное твоя выдумка, перестань быть где-то ещё!
- Господин Гоци, простите. Я в последнее время невнимательна.
  Фази отвернулась, уши её покраснели, и она снова принялась шить – то, чем она занималась, пока Гоци не отвлек её.
  Мужчина отошел от стола и вышел из гостиной.
- Мы были на «ты», - уронил он перед уходом.
  Ночью он испробовал последнюю возможность обратить на себя внимание. Очень кстати его пробил озноб, и он зашел в комнату Фази, таща своё одеяло.
  В её комнате было совсем темно из-за привычки задергивать на ночь тяжелые портьеры, и поэтому, пока Гоци шёл к кровати, он пребольно ударился о стул. Фази спала под цветастым одеялом в ночной рубашке, завернувшись на кровати в какую-то дугу. Гоци, дрожа и уже чуть постукивая зубами, накинул на цветастое одеяло своё, залез под этот шатер, нащупал теплую Фази и крепко обнял её.
  Через минут 5 озноб ушел, ещё через 10 минут Гоци впал в сон, который частенько нарушался тем, что грелка периодически старалась улизнуть, привыкнув спать одна. А поутру они проснулись, вернее, сначала проснулся Гоци, который не избавился от привычки вставать рано, а затем он как бы невзначай тряхнул Фази, и та медленно очнулась.
- Что это? – со сна не поняла она.
- Это тебе нужно зубы почистить, - сразу же отбил больной.
  Фази похлопала ресницами затекших глаз.
- Гоци, это унижает тебя, как мужчину, я даже не почувствовала, что ты пришел.
- Просто, когда ты спишь, тебя и сирена не разбудит. Я всегда удивлялся, как ты ночью меня находила, когда я бывал в беспамятстве?
- Я чувствовала. Потому что твое поле отзывается на мое, именно поэтому я твоя помощница.
- Надсмотрщица.
  Фази попыталась выдернуться из объятий. Гоци её крепко держал, то на миг ослабляя захват, то делая его сильнее. Когда же игра ему надоела, он выпустил свою грелку и, перекатившись на её место, сделал вид, что уснул, но и в полудреме он думал, что она среагировала на его появление, как на приход любимого кота. Ещё бы чуть-чуть и за ушком его потеребила бы. Гоци уснул, сравнивая с себя с котом или домашней собакой.



***
  Ровно в 4 Фази стояла под часами и ждала. Ру-ми всё не было. Девушку будто сначала опустили в горячее масло, а потом окатили холодной водой. Она стояла сама не своя. Гоци она сказала, что идет в гости к Аргоне, и он её отпустил. Теперь Фази стояла и переходила от одного полюса лихорадки к другому:
  «Может мне убежать к Аргоне? Я не могу с ним гулять, я буду так смущаться, а если он возьмет меня за руку? Или снова поцелует?»
  Зазвонили часы на башне, Фази вздрогнула: удар часов показался ей торжественным колокольным звоном.
  «Мне надо бы сходить в храм. Уже две недели не была с этими заботами, но как, интересно, принести в церковь свою любовь? Я даже и не знаю? Это же целый мир, и его нужно аккуратно принести к главному».
  Фази отвлеклась и думала с блаженством, но мысли её все удалялись и удалялись. Ей было и жарко, и холодно, она вспоминала поцелуй, и он не давал ей сосредоточиться. Ей было и стыдно за свое поведение, и в то же время она обо всём забывала, не справляясь с собой, воспроизводила вновь прикосновения губ.
  «Что-то мне нехорошо», - подумала Фази, и её сзади кто-то обнял.
- Фази, ты пришла, - произнес Ру-ми в девичьи волосы.
  Девушка, отстранилась, обернулась, отступила на шаг назад и заметила, шутливо защищаясь:
- Фу-у, какая романтика. Можно подумать, мы в мелодраме.
  Фази отбежала в тень деревьев, и Ру-ми устремился за ней. Он взял её за руку, и они пошли вдоль высаженных прямой линией розовых кустов. Ру-ми строго замолчал, и какое-то время совсем ничего не говорил. Фази стала бояться, что обидела его, что он что-то в ней такое увидел, наконец-то...  У неё в ушах шумело море.
  До самого вечера Ру-ми  водил девушку по достопримечательностям городка, а он знал лучшие из них: те, которые никто не знал. Он показал ей арку из свитой лозы; показал ей воздушный мост, полуразрушенную дорожку Победителей с прекрасными мраморными статуями, когда же они поднялись на гору  Соквалы, Фази увидела закат во всей своей красе. Ру-ми, всё ещё тяжело дыша от подъема, привалился к камню и сказал:
- Любуйся закатом, подснежник, а я буду любоваться тобой.
- Тебе нужно открытки сочинять, - засмеялась девушка.
  Потом замерла и так стояла минут 20, а может дольше. Ей казалось, что мир рядом стал больше и шире, она стала легче, а рядом сидел человек, который знал её всю-всю, каждый её секрет, самые большие её огорчения и радости, и как ещё знал!  Принимал их все, и любил её саму, он единственный, кто называл её красавицей. Кто знал, как ей тяжело и больно бывает. Фази с грустной улыбкой вспомнила, как однажды, когда они снова встретились у Зеленого холма, она расплакалась при нём: Гоци отчитал её за что-то, и она вспомнила его давешнюю угрозу; ненаписанные письма её тетушки; своё сплошное одиночество, которое сложно было лечить чем-то, кроме молитв. Фази тогда в эмоциях и сказала, что если бы не Господь и он, она бы рассыпалась на части. Девушка помнила, что после этого испугалась, что Ру-ми исчезнет из её жизни, просто-напросто испугается или посмеётся над ней с кем-нибудь из друзей и знакомых, но нет – ничего такого не произошло. Ру-ми был рядом.
- Фази, проводи меня, пожалуйста,  домой. Мне нехорошо.
  Девушка обернулась, Ру-ми сидел на камне с явным усилием, был он очень бледный.
- Что с тобой, Ру-ми?
  Фази подбежала к нему, придержала его за плечи.
- Я несколько дней назад поранился на учениях. Меня понес мой верный Буран. Как бывает иногда неожиданно предательство.
- Он не специально, может, так случайно получилось, - заметила Фази. Вместе молодые люди спустились с Соквалы, потратив на этот спуск уйму времени, и шли по улочкам города уже в сумерках.
  Ру-ми теперь на время лечения жил в квартире около центра города. Квартира располагалась в башенном домике, который раньше Фази принимала за памятник архитектуры, но никак не за жилое здание.
- Как обманчива внешность, - заметил на это Ру-ми. - Но жить здесь прекрасно, в такое характерное здание часто залетают вороны, здесь на верхнем этаже живут принцессы, на нижнем - драконы.
- А посередине?
- Посередине – те, кого не взяли в принцессы, и те, кого не приняли в драконы.
- У этих людей незавидная участь.
- Да, но я не жалуюсь. Хотя я мог бы пригодиться некоторым принцессам. Вот моя дверь.
  Фази и Ру-ми вместе вошли внутрь. Квартира оказалась очень просторной, только стены были непривычно закругленные. Здесь была просторная кухня-гостиная и ещё одна дверь вела в жилую комнату.
- Нет, не включай свет, - попросил Ру-ми. – Не надо, иначе драконы с первого этажа прибегут. У них есть какое-то предубеждение против тех, кто не спит в это время суток.
   Фази кивнула, Ру-ми перестал опираться на девушку и обвил руками её талию.
- Спасибо, подснежник.
  Он поцеловал Фази, и на этот раз поцелуй длился дольше и был нежнее. У девушки подогнулись коленки, голова шла  хороводом, Фази забыла, как её зовут. Но когда наслаждение от поцелуя стало слишком большим, она отпрянула.
- Я домой! – сказала она, тяжело дыша, и ей захотелось рыдать отчего-то и бежать, как можно дальше.
- Нет! – Ру-ми снова ухватил девушку, другой рукой резко закрыл дверь. – Сейчас ночь, куда ты пойдешь, глупая, чтобы найти ещё одного пьяного мужчину?  В твоей жизни уже есть один.
  Он рассмеялся.
- Не-ет! – взвизгнула Фази.
- Фази, Фази, успокойся, прошу, я тебя ни разу не обидел, кроме нашей первой встречи. Я не хочу тебя обижать сейчас, но и пускать тебя ночью из Л. в Н. не собираюсь.
- Я уйду к Аргоне, это моя подруга.
- И как ты ей объяснишь, что ночью оказалась в другом городе?
- Скажу, что задержалась. Пусти!
- Аргона - не та, которая работает в больнице?
- Она.
- Зачем же ты будешь её тревожить, когда она поссорилась с мужем?
У Фази от страха бешено колотилось сердце, она вдруг почувствовала, что попала в ловушку, но вкрадчивый голос Ру-ми ей пояснил:
- Ты ляжешь в спальне, я на диване здесь. Я никому не скажу, что ты была у меня. Да, я люблю тебя, но любовь не обязательно должна осквернять другого или быть неправильной. Я не хочу сделать тебе что-то дурное. Ты знаешь,  о чём я. Я никому не скажу. И это не плохо, мы же с тобой честные, правильные люди и ничего плохого за душой не имеем…
  Ру-ми знал, как нужно разговаривать с Фази и что ей нужно сказать, недаром, он так внимательно слушал и помнил каждый секрет. Он отпустил девушку, дав ей возможность отдышаться и подумать. Отошел к шкафам, зажег свечу. Его лицо было спокойным, не выражало ничего дурного, и Фази с легкой надеждой подумала, что он не желает ей зла. Ведь он же её любит?..
  Фази расправила плечи и ещё раз внимательно посмотрела на Ру-ми, он - на неё.
- Я всегда говорил, что тебе не нужно спешить быть взрослой. Если бы рядом с тобой были бы твои родители, они бы не позволил брать тебе в голову так много лишнего и так много страхов иметь за душой.
  Упоминание о родителях смягчило Фази, будто это слово всё сделало теплее рядом с ней.
- Думаю, ты прав, что-то я разволновалась. Но только… так не должно быть. Ты никому не скажешь?
- Никому, Фази, - веско произнес Ру-ми.
  Девушка посмотрела на него с грустной  нежностью и подумала:
  «Он меня действительно любит».
  Она ушла в спальню, легла и уснула, а посреди ночи к ней пришёл Ру-ми, абсолютно голый…
  Когда всё было кончено, Фази похолодела, страшное осознание легло на неё пеплом до этого горевшего на ней пламени. Ру-ми со стоном скатился с Фази и прошептал, довольный, приложив ладонь ко лбу:
- Да-а, это то, что надо.
  В сумерках его молодое, сильное тело мерцало, и он не стеснялся своей наготы, ему и нечего было стесняться. На его теле не было ни единого шрама, оно было выхоленным и красивым, полным сил и желаний.
- Не надо плакать, - нежно целуя Фази под глазом, произнес Ру-ми. – Не надо. Я всё ещё люблю тебя, и ты теперь вся-вся моя. Блуд – когда нет любви, но мы для друга единственные, неповторимые.
  Девушка отвернулась, но Ру-ми обнял её сзади, обхватив грудную клетку руками.
- Твой первый раз был с любимым человеком? – спросил он сурово.
- Да, Ру-ми, с любимым, - Фази было и горько, и сладко произнести это имя своими губами.
  Когда наступило утро, и девушка очнулась первой, она осмотрела кровать, себя и посмотрела на спящего рядом мужчину. Её пробила дрожь: Фази показалось, что ещё секунда, и она сойдет с ума от того, что натворила. Проснулся Ру-ми, поднялся на кровати.
- Фази, если ты сейчас надумаешь слишком много, то я не спасу тебя от собственного сумасшествия. Просто перестань. Потому что у тебя только два выхода: либо смириться, и принять, и принять полностью со всем прошлым и будущим, либо сойти с ума. Но зачем? И почему? Потому что церковь сказала сходить по этому с ума?
  Фази обернулась на него.
- Не так она сказала.
  Ру-ми задержал девушку, не давая ей встать.
- У нас есть ещё, как минимум, час. Не спеши.
  Фази высвободилась и стала быстро одеваться. Она не нашла сил, чтобы обернуться на Ру-ми, и так убежала. Если бы она всё-таки взглянула в его лицо, то впервые в жизни увидела бы разъяренного Ру-ми. Это многое бы открыло в нём.
  Гоци не ругался, увидев Фази. Он фыркнул что-то про неутомимые женские посиделки, но, когда Фази наливала ему чай, он заметил что-то не ладное. У его помощницы дрожали руки, а лицо будто завяло, будто сжалось и с него сошли все краски. Черты лица стали резче, а губы припухлые и были слишком красные. Какие-то порочные губы, совсем не те, что прежде.
- Ты поссорилась с Аргоной?
- Нет… то есть, в каком-то смысле… Не спрашивайте.
- В первый раз ты вернулась с ночевки у Аргоны в таком состоянии.
- А что со мной? Скажите?
  Фази стояла, прижав чайник к груди, Гоци подивился, какие опечаленные у девушки глаза, какое повзрослевшее у неё лицо, и какое оно несчастное.
Фази страдала, но к своему стыду, ей хотелось увидеть Ру-ми. Не поцеловать его, не прикасаться к нему, а просто побыть рядом с ним, минуту хотя бы. Только чтобы не помнить ночную его версию.
  Девушка ушла на задний двор усадьбы, здесь уже вовсю наросла высокая трава. Фази показалось, что трава горько пахнет, и она легла в неё и лежала, изредка возвращаясь в дом и спрашивая у Гоци, нужна ли ему помощь. Но она, как назло, никому не нужна была, даже в интернате, даже доктору Кру, который разрабатывал методы лечения раковой болезни.

- Фази, сходи в Л., - спустя 3 дня, приказал Гоци. – Это нужно срочным письмом отправить в Большой город. Это моим родителям, а это купишь в лавке Сердегея, я записал название.
- Хорошо, Гоци. Может, что-то ещё?
- Нет, свободна, и можешь побыть на празднике фейерверков, - склоняясь над приборами, невнимательно ответил Гоци.
  Девушка справилась с заданиями очень быстро, и хотя всюду шумел праздник, ей было не до веселья. Она, выходя из лавки Сердегея, еле-еле пробивалась между гуляющими людьми, но тут толпа и сама схлынула. Люди пропускали актеров шоу огня, а те шли величественно, самодовольно в ярких и сложных нарядах, и всюду чувствовалось ожидание чего-то невероятного. Фази задержалась, только чтобы увидеть, что же всё-таки начнется, но осталась и досмотрела до самого конца. Танцы, летающие огни, яркие вспышки отвлекли её раненное сердце, и она с усталой улыбкой хлопала вместе со всеми. Последней выступала великолепная танцовщица – гибкая, изящная девушка в маске. Она была неподражаема, но её танец был слишком откровенен, и, судя по всему, танцовщицу это не смущало. Она исполнила свой номер с особой гордостью, и на этом шоу огня закончилось. Толпа стала редеть, люди потянулись к западной части парка, чтобы занять места перед началом парада салютов – следующего номера программы. И Фази стало легче двигаться, она прошла немного вперед, и тут её взгляд зацепился за яркую ткань. Она увидела ту самую танцовщицу: девушка сняла маску, двинулась навстречу мужчине, и они крепко обнялись, страстно поцеловались, никого не стесняясь.
  Фази узнала эти волосы, Фази узнала эту рестрейторскую форму, и ей прострелили сердце.
- Что это они? – слабо спросила она, не понимая, что говорит вслух.
  Рядом стоящая женщина, которая была как-то причастна к составу актеров шоу огня (у неё на груди болтался значок), сказала:
- Что такого? Орнанка целуется со своим мужем.
- Мужем?.. А кто он? – у Фази стал пропадать голос.
- Это Ру-ми – старший рестрейтор, но пока разжалован. Он в Большом городе устроил историю с любовницей. За это его и разжаловали: рестрейторы должны соблюдать строгий кодекс чести, а с женой он, кажется, уже помирился, да ещё как, хм…
  Женщина вытянула шею и довольно хмыкнула.
- А тебе что? – она внимательно вперилась в лицо Фази своими пытливыми глазами.
- Это так нескромно… целоваться… при всех, - сказала девушка, и, не видя ничего перед собой, с дырой в груди пошла дальше.
  Ру-ми заметил Фази ещё до того, как приблизился к Орнанке, от этого его поцелуй стал жарче и бесстыднее. Мужчина  украдкой проследил глазами за удаляющейся Фази и отвернулся: рядом стоящий укротитель огня – Бел-Бей отвлек его вопросом.



***
  Доктор Кру пребывал в сильнейшем возбуждении, он суетливо двигался по врачебному кабинету, заканчивая очередной прием, убирая приборы, складывая бинты и пряча неиспользованные шприцы.
- Да, да, Гоци, очень хорошее средство. Так ожог быстрее пройдет.
- Надеюсь, это не помешает мне сдавать экзамены, чтобы поступить на  гарнизонного? - боязливо спросил мальчишка лет 16.
- Э-э, а разве у тебя в этом году экзамены, Усуси?
- Не помешает, - со своего места отозвался Гоци. - К следующему году, к экзаменам, все заживет, и даже раньше.
- Я уже тренируюсь, и очень обо всем переживаю, мастер Гоци!
- Не надо, это абсолютно лишнее. Лучше обрати внимание на историю и языки. Но и здесь не перегибай палку.
  Усуси еще немного повозился, собираясь, но больше не решился тревожить Гоци расспросами, хотя ему очень хотелось. Он поблагодарил доктора и Гоци за лечение, робко положил скомканную денежную бумажку на стол, проверяя, достаточно ли, а потом вышел из кабинета.
- Мда, не очень ли он мнительный и робкий, чтобы быть гарнизонным? Случалось мне пересекать границу через  Каменные хребты. И те гарнизонные, что я видела, были очень грозные и представительные ребята. Одним голосом могли остановить незаконное проникновение. С такими не пошутишь.
- Ничего, в школе его переведут на то отделение, где ему следует быть. Я ведь тоже вначале поступал на военного дипломата.
 Доктор Кру, ещё возившийся с инструментами около умывальника, резко обернулся на Гоци.
- Не может быть!
- Вот видите, вы тоже во мне его не признали.
- Нет, ну что ты, Гоци, я просто удивился. У меня нет сомнений, что ты бы справился и с этой службой блестяще.
  Молодой мужчина ничего не ответил, коротко ухмыльнулся - и все.
- Доктор Кру, что вы мне хотели сообщить? Кажется, у вас для меня есть хорошая новость, и это очень странно.
  Гоци лучезарно улыбнулся, удобно откинувшись на  жесткой деревянной табуретке, упирая лопатки в стену.
- О-о-о, Гоци, - возбужденно-радостно протянул доктор. - Это все перевернет!
  Кру закончил все свои дела и подкатил кресло, чтобы сесть напротив своего главного пациента.
- Я знаю, как вас вылечить, - торжественно и неспешно сказал доктор Кру. - Мы с вами немало потрудились, ища верный выход. Все уже открытые способы - это, конечно, жуткое и дорогое дело. Да ладно дорогое... Ваши родители не скупились, и некоторые их... ммм... начинания, - доктор искал слово помягче. - Были то ли похвальны, то ли ужасны.
  Доктор посмотрел на Гоци, считывая его реакцию.
- Только ужасны, - ответил тот.
- Ну-у...
- Вспомните пойманную в полнолуние Черную тень.
  Доктор вздрогнул.
- Я про то и говорю, - тут мужчина даже посмеялся. - Хорошо, что ваши родители не знают, что вам пришлось еще и сражаться с их лекарством. Славно, что вы убили эту нечистую тварь.
- Мне было ее жаль, - вспомнил Гоци.
- Да-а, она страшно умирала... Но Гоци! Я нашел средство!
  Доктор Кру пребывал в сильнейшем волнении.
- Случайно нашел... Послушайте, это просто манна небесная,  все так сложилось...
  Гоци вопросительно поднял брови, он терпеливо слушал долгую прелюдию доктора, но теперь ему бы хотелось услышать и сам ответ.
- Раковую болезнь в условиях нашего мира можно... передать! - выдержав эффектную паузу, сказал Кру.
  Гоци повел головой недоверчиво.
- Впрочем, именно на  этот способ уповали ваши родители, присылая Черную тень. Но это был крайне ненадежный вариант. Как и при всякой передаче, нужны особые условия. Их всего два: возможность передать и добровольное согласие получателя. И болезнь сама перейдет, без каких-либо особых усилий с вашей стороны.
   Кру стукнул себя ладонями по коленям.
- Когда ты ученый, так иногда далеки от тебя вопросы добра и зла, философии, богословия, но ты будто упираешься носом в стекло и ткнешься, ткнешься, хотя через него ясно проступает смысл...
 Доктор Кру от волнения покачивался из стороны в сторону на вертящемся стуле и говорил как бы в себя.
- Я, доктор, никогда прежде не сталкивался с феноменом разумных лекарств. Разумных не в плане их действия, так все лекарства разумны. Но я говорю о лекарствах как бы разумно чувствующих. Я когда-то помню только лишь посмеялся над доктором, который на полном серьезе утверждал, что известные тебе Хлеб и Вино нужно признать одним из медикаментозных средств.  Нет, не поймите меня не правильно, я  не смеюсь... с большим уважением, - доктор выставил ладонь перед Гоци, быстро приложил к сердцу, развел руками. - Но...
- Доктор, что же в итоге?
- Ах да, я увлекся. Эм, на мой взгляд, и это логично, у тебя может быть один реципиент, готовый принять болезнь…
- Нет, - Гоци даже не дослушал.
- Гоци, не спеши! Послушай меня! Я не враг ни тебе, ни Фази. Умное чувствующее лекарство  - это еще не все! Это само по себе не закрывало бы круг, не было бы справедливым обмен. Послушай, у тебя 6 степень болезни. Никто, кроме нас двоих об этом не знает, мы лечим тебя теперь только витаминами и снимаем боль наркотиками, но есть настоящие лекарства, способные... нет, вылечивающие болезнь на более ранних стадиях! Фази получит болезнь 1, максимум 2 стадии, не более. Вот она - мгновенная награда за жертву от разумного лекарства! А Фази… мы ее вы-ле-чим!
  Гоци отвернулся. Он уже давно сменил позу и сидел, наклонившись к доктору Кру, как он к нему.
- А разве бывают мгновенные, простые решения в таких делах, доктор Кру? Это чушь!
- Гоци!
- Нет, я отказываюсь здесь и сейчас, окончательно. Дайте мне зарок, что вы не скажите ей.
  Доктор Кру подавлено молчал.
- Что означает это молчание?.. Вы уже сказали ей? Не посоветовавшись со мной?
  Выражение лица Гоци стало меняться, глаза потемнели от ярости, черты лица стали острее, губы обескровили.
- Как это понимать?
- Гоци, я открыл это, когда Фази помогала мне. Я не мог ей не сказать!
  Молодой мужчина медленно поднялся со стула, не сводя страшных глаз со своего врача.
- Мне нужно было этим поделиться!  - не выдержал Кру, не принимая взгляда своего пациента.
- Доктор Кру, вы предали наш уговор.
 Казалось, сейчас разразится буря, и Гоци наброситься на доктора, но мужчина взял себя в руки, затих, в его чертах отразилась теперь только горечь и боль.
- Болезнь уже переходит?
- Я точно не могу просчитать этот механизм. Наверное, все-таки, если донор не отдает болезнь, она не перейдет. Но это очень тонкий механизм, здесь все больше зависит от Фази...
  Гоци снова опустился на стул.
- Доктор Кру, пускай Фази думает, что болезнь передается. Скажем ей, что я передаю болезнь, но ей ничего не нужно делать. Никаких официальных принятий, концентраций и ничего.
- Хорошо, Гоци, я все сделаю.
  Оба мужчины замолчали. Гоци впал в ступор, он не знал, что делать, но нужно было что-то предпринять срочно. Что нужно сделать, чтобы не было хуже?
- Гоци, да-а, это... это было главное, что я узнал, но может быть, что-то получится с Землей.
- О чем вы, Кру?
- Земля забирает в себя все аномальные способности и явления этого мира, при постоянном жительстве, конечно. По нашей официальной версии - ваша болезнь пришла к вам от крокусов, она не совсем естественного характера, а значит, аномальна. Как вас могла заразить эта птица, даже не понимаю...
  Гоци поморщился: "Эта птица".
- Может быть, земля поглотит и болезнь.
- Вы можете это проверить, и как можно быстрее?
- Я приложу все силы, Гоци!
  Молодой мужчина кивнул и вышел из кабинета, ему нужно было срочно увидеть Фази.


***
  Ру-ми встретил девушку в библиотеке. Она стояла между стеллажей и листала книгу, хмуря брови, а сам Ру-ми зашел сюда за книгой об уфтонских травах. У него было необычное увлечение - юноша хорошо разбирался в растениях и их свойствах, и на основе этих знаний создавал духи.
 Среди стеллажей он увидел ее фигуру в синей теплой кофте, чуть великоватой,  и в темных штанах. Юноша подождал, пока двое стоящих рядом посетителя уйдут, и приблизился к девушке. Молча встал перед ней, и когда она оторвала взгляд от книги и посмотрела на него, то мгновенно узнала, покраснела и тут же отвернулась, собираясь уйти. Все ее эмоции честно отразились на лице.
- Нет, постой, - Ру-ми грубо придержал девушку за кофту на животе, вплотную приблизился к Фази и спросил, близко склоняясь к ее лицу, вдыхая сладкий печеного яблока.
- Как поживает моя маленькая женщина, моя нежная любовница?
  У Фази ослабли руки.
- Никак. Отпусти мою кофту, - девушке не хватило сил, чтобы вырвать ее из цепких пальцев. - Я не твоя любовница.
- Нравится отрицать очевидное? Я так тоже иногда развлекаюсь. Например, ты не любишь меня. Ты не видела меня с женой на площади...
  Фази снова постаралась вырваться, но Ру-ми вдруг дернул девушку к себе,  пребольно стукнув ее о стеллаж, так что некоторые книги выпали из него. Теперь он крепко держал Фази за запястья.
- Я чувствую себя, будто меня оплевали.
- А что, ты рассчитывала стать моей женой? Прожить со мной до глубокой старости в любви и мире?
- А я должна была хотеть то, что ты дал мне?..
- Да, Фази, да, именно и только это, ещё и благодарить меня.
- Значит, - девушка сглотнула, опуская голову.  - Человек, который знает меня лучше всех, счёл, что я...
- Не преувеличивай. Ты слишком любишь все чувства подробно обдумывать. К чему тебе это?
  Ру-ми отпустил ее кисти, но вместо этого стал пальцами перебирать складки ее кофты. - Просто живи.
- Если бы животные умели говорить, они, видимо, то и говорили.
- Я и не считаю себя существом особого порядка, - хмыкнул Ру-ми. - Хотя... - Юноша поднял темные глаза и с выражением властного превосходства вгляделся в Фазино лицо. - Хотя кое-что я могу. - Со смехом наблюдая реакцию Фази, закончил он.
- Наверное, мне было бы ужасно смешно увидеть, как ты очаровываешь очередную недалекую одними и теми же приемами, - Фази подняла на Ру-ми померкшее лицо.
- Для каждой у меня хранится свой секрет, ведь каждой нужно своё и, однако, то же, что и всем, - юноша тонко улыбнулся. - Если твою гордость это утешит, могу сказать, что с тобой пришлось повозиться немного больше, чем с некоторыми.
- Я для тебя одноразовый пакет, а ты для меня был почти всем. Я относилась  к тебе как к особому человеку, а не как к вещи. Значит, я выше тебя.
  Фази прямо смотрела на юношу, уголки ее губ подрагивали как в улыбке. Этот выпал заставил Ру-ми выпрямиться и перестать паясничать.
- Скажи мне спасибо, что я не твой муж. Я бы постоянно бил тебя, Фази...
- Ты бьешь свою жену?
- Нет, только если она сама просит, - последовал издевательский ответ.
- Значит, ты экспериментируешь на любовницах?
- Ты только что косвенно признала, что стала моей любовницей?.. Ах, нет, никого не бил.
- Почему же мне такая честь? - Фази строго посмотрела на Ру-ми, а он на нее.
  У нее было одновременно и совершенно разбитое, сломленное лицо, но при том и сурово-горькое, почти гордое.
- Не знаю, я же сказал, я не рассуждаю о чувствах. Я гедонист. Апостола Петра назвали "камнем", это было его новое имя. А моё имя «похоть», я апостол похоть...
  Лицо у Фази снова поменялось, оно запылало, задышало жаром...
- Да как ты смеешь!..
  Девушка молниеносным движением ударила Ру-ми по губам, но он даже не собирался ее останавливать. Вместо этого он засмеялся, схватил девушку за плечи, чтобы она не ушла, руки у него были ужасно сильные, и он причинял Фази боль намерено.
- Я знаю всю тебя, я знаю, как сделать тебе больно, как оскорбить тебя, унизить, обрадовать. И ты сама всем со мной поделилась. Кто виноват? Твоя горькая жизнь?   О, не будь больше такой глупой, Фази, как была со мной. У меня тоже есть внутреннее право - я не обижу твою веру, не оскорблю твоих родителей, не буду издеваться над другими людьми при тебе, но с тобой могу сделать, что захочу. Силой или лучше без нее. Можешь называть это манипуляцией, как это было сейчас. Но правда в том, что ты просто меня любишь. Ты ослабела, тебе не хватает сил уйти, ну, тогда и останься.
- Твоя жена, - вдруг бессильно застонала Фази. - Это так жестоко к ней, а другие твои любовницы?.. Что это за ад, которым ты живешь?
- Пускай для тебя ничего не будет иметь значение.
  Девушка громко закричала, и Ру-ми отпрянул от нее. Фази быстрым шагом понеслась между стеллажами. Рядом, как назло, никого не было.
  На выходе  из библиотеки девушке никто не встретился, и ее снова догнал Ру-ми, дернул в закуток между библиотекой и лавкой Стендегарта. Под широким корявым деревом, чьи ветви распластались до самой земли, он горячо поцеловал Фази. И девушка ответила ему, о чем вспоминала с ненавистью и радостью.
- Послезавтра в Л., в 9 приходи к часам.
- Не приду.
  Фази присела на корточки, пряча в руках свое оскверненное лицо и влажные пульсирующие губы. Ру-ми, удаляясь от нее легким шагом и отводя с пути ветки, обернулся. Блеснул лучезарной улыбкой и исчез.


***
  Фази снова рыдала в ванной. Ей вообще казалось, что она всю свою жизнь только плачет и плачет, а в последнее время -  купается в слезах, как богач в золоте.    "Кто чем богат..." - думала она, опираясь о массивный чугунный край. Чтобы ее рыдания были неслышны в гостиной, девушка включила воду, правда, не очень сильно - ей все-таки было жаль терять ее просто так. И Гоци  все равно все слышал, и думал, что его помощница, наконец, обожглась.
  "С кем она его увидела? С кем? А разве важно? Я должен ей сегодня сказать, и будет даже лучше, что она в таком состоянии - не будет долго, нудно и бесполезно сопротивляться".
  Гоци ждал, когда она уже выйдет, напрасно делая вид, что у нее насморк или аллергия, или гоци-непереносимость. Мужчина внутренне собрался в пружину, он думал, что все в его жизни так ужасно запуталось, что он не может найти концов и даже разобраться в чувствах и эмоциях, которые переживает. Он злился и чувствовал свою вину, готовился всю жизнь нести бремя своего выбора и тайно ликовал. И все это было переплетено болезнью, расставанием, ревностью, неизвестностью, незнанием.
  "Кто это девушка? Что я получу, и на что могу рассчитывать в этой жизни?..  Этот проклятый Ру-ми. Что ему от девчонки нужно?"
  Гоци с сердечным жжением признал, что она влюбилась сильнее его предположений. Зато обожглась быстрее. Мужчина пытался предположить насколько сильно его просчеты осложнили их будущую жизнь. Как долго она будет переживать?..
  Девушка вышла из ванны.
  Села за стол.
  Он сказал ей, что они уходят из Третьего мира.
  Упала и разбилась чашка.
  Затем Фази потеряла сознание.
  Девушка не могла увидеть, как слетела холодная раздраженность и непререкаемая повелительность Гоци, когда он бросился к ней. Проверил дыхание, не зная, что от нее ожидать, взял на руки, занес в ее комнату, попытался привести в чувство, позвал доктора Кру, узнал вердикт, стал ждать ее пробуждения.
  Он сидел на ее кровати, от нечего делать, разглаживая рукой одеяло, когда в комнату снова заглянул доктор Кру.
- Еще отдыхает? - спросил он. - Ну, ну... Эх-х.
  Доктор Кру вошел, тоже присел на кровать и произнес ностальгически:
- Девушки...
  Гоци молчал.
- Все-таки, как Фази изменилась за год?
- Изменилась? - отозвался Гоци.
  Доктор Кру воодушевился его откликом.
- Конечно, повзрослела, стала серьезней.
- Разве ей это нужно было?
- Так, конечно, так, - быстро согласился доктор. - Но, с другой стороны, она перестала так бурно реагировать на  слова и события... И опять же, влюбилась, - мужчина улыбнулся, не заметив, как на этих словах дернулась щека у молодого мужчины. - Да еще как! Знаете, мастер Гоци, ее сегодня видели в библиотеке с Ру-ми. "Они немного повздорили", сказала мне Стелла.
- Это к лучшему.
  Доктор не понял, что имел ввиду Гоци. Посмотрел на него с недоумением, принял все за шутку.
- Хе-х,  но потом сладко помирились. Забежали за лавку Стендегарта и давай целоваться. Ну-у, я не ожидал от Фази такой... озорливости, - тут Кру хохотнул. - Но что молодо, то не и по временам не сдержанно.
- Вот как? - очень раздельно переспросил Гоци и пронзил доктора Кру взглядом.
  - Послушай, Гоци, я тебя не понимаю! - воскликнул доктор. - Какое-то... неустроение... вокруг. Ты взвинчен. Нет, я понимаю, но я-то старик почти, что с меня взять. Я всегда относился, отношусь и буду относиться к тебе с уважением, если можно было бы сказать - как к сыну. Ясно, что есть многие трудные обстоятельства в твоей жизни, но пожалей и меня Гоци! Зачем нам ссориться перед твоим уходом? Что мне останется тогда?
Кру сник, отвернулся, стал беззвучно хлопать руками, изредка приговаривая "так, так, так". " Решил напоследок поиграть в жалость, имея целый Л.,  заполоненный его родственниками».
- Доктор Кру, не принимайте близко к сердцу. Есть кое-что, что прямо не относится к вам, но в чем вы незримо участвуете, поэтому  и есть обиды и огорчения, но это не моя к вам личная неприязнь. Я отношусь к вам, как и прежде.
  Доктор Кру обернулся с проясняющимся лицом, протрубил добродушное "Вот это славно!", и еще немного поотвлекав неотзывчивого Гоци разговором, ушел.
  Гоци остался с Фази наедине.
- Вот как! - сказал он и вдруг тихо рассмеялся, прилёг на кровать, упираясь взглядом в потолок, и от нервного возбуждения сильно провел ладонями по лицу.

***
  Глава города и доктор Кру, оживленно  переговариваясь, шли впереди молодоженов. Вскоре вымощенная дорожка нашла свое ответвление - вытоптанную в траве небольшую полоску земли. Сюда Гоци и Фази свернули, чтобы поскорее прийти в усадьбу, а глава города, церемонно распрощавшись с молодыми людьми, ушел, пригласив доктора на полдник.
  Наконец, наедине Гоци и Фази шли по плавно поднимающейся и спускающейся дорожке. По обе стороны от нее расстилались сочные травяные ковры, щедро приукрашенные яркими полевыми цветами. Жарко пекло солнце,  в воздухе жужжали пчелы, с цветков перепархивали бабочки, и время застыло в истоме сладкой, как цветочный нектар.
  Здесь Фази предложила мужу присесть на траву. Ей было страшно оставаться с ним в замкнутом пространстве, и было страшно оставаться одной, было страшно куда-либо идти и тут же хотелось побежать, чтобы увидеть Ру-ми в последний раз...
О  на подумала, что Гоци сможет ее удержать около себя, и в то же время бессознательная ее часть уже просчитывала, когда она сможет ускользнуть от него.
  "Я не могу понять, как он стал моим мужем? Я ничего не поняла. Что со мной только что произошло?.."
  "Она теперь моя жена, но я совсем не чувствую, что она моя. И понятия не имею, как ее сделать своей. Этот обряд в зале Особых церемоний - какой-то обман. Ничего не изменилось между нами".
  Они сидели рядом, Фази чуть согнула в коленях свои ноги, и ее белое платье распласталось на зеленом ярким контрастным пятном. Руками она долго откидывала длинную фату, чтобы не порвать нежную ткань, пока садилась. Девушка расположилась чуть-чуть боком к Гоци.
  Фази сгорбилась, он сидел прямо, Фази понурила голову, Гоци держал ее ровно, лишь опуская глаза и изредка оглядывая Фази снова и снова.
- Тебе очень идет этот наряд, - сказал он потеплевшим голосом.
- Да, - ответила  девушка. - Нужно выходить замуж почаще.
  Гоци псевдо-нравоучительно заметил, желая всего лишь хоть что-то сказать:
- Не стоит с этим торопиться, надо видеть своего избранника, а не пользоваться придуманным образом.
  Фази напряглась: она приняла всё всерьез на счет себя и... Ру-ми.
- А любовь?
- Это относится к любви в полной мере, - спокойно ответил Гоци.
- А что значит, увидеть своего избранника?
- Каждый сам прекрасно это знает, но не хочет это принимать.
- Вот так просто? - вдруг ощетинилась девушка.
- Именно так, зло есть зло, добро есть добро.
- И что же, злых людей нельзя любить?
- Почему?
- Откуда я знаю, ты сказал! - девушка резко повернула к Гоци разъяренное лицо.
- Мы говорим не о людях, а о чувствах. Если они добры, то таковые и есть. На добрые чувства могут быть способны злые люди, но не все, что испытывает человек - добро.
  Фази было невыносимо это слышать, она поморщилась, отвернулась, но уже не могла сидеть. Хрупкий баланс, при котором она не бежала, теряя голову и гордость к Ру-ми, был нарушен. Теперь хотелось именно то и сделать, и растоптать все, что не было истоптано. 
  Она встала, Гоци поднялся за ней, а она уже спешила по дорожке, ее фата и подол платья неслись вслед за ней. Девушка большим усилием заставила себя замедлить шаг и вдруг с отчаянием подумала, до того готовая сорваться в любую пропасть: "Что? Что я делаю?!"
  Девушка в усадьбе сняла платье (до этого ей хотелось побежать прямо в нем, чтобы Ру-ми увидел, какой красивой и светлой она может быть), переоделась  в будничное и стала ждать. Гоци собирал последние необходимые ему вещи, Фази уже давно была готова, ей особо нечего было брать, и она металась, как зверь в клетке. Гоци ничего не приказывал ей, и Фази хотелось забежать к нему в комнату и избить его до полусмерти. Потому что он, когда это не нужно было, занимал ее работой с головой и с условием срочного выполнения, а сейчас, когда нужно было это сделать, как никогда, он молчал.
  Фази выбежала, наконец, из дома, несколько раз обошла его. Она ужасно, даже физически, мучилась - тело ломило, голова болела, мучила постоянная жажда, мучила боль в ребрах, так что больно было вздохнуть, и боль в ногах, так что больно было ступать, мышцы отзывались у самого начала бедра в глубине плоти.
На исходе дня истощенная, но не успокоившаяся девушка ушла в свою комнату, и за ней с силой хлопнула дверь. Гоци вздрогнул от этого звука. У него самого целый день все мысли были заняты неустроенностью существования. Он прекрасно видел состояние Фази, полагал, что она мучится из-за свадьбы и сейчас больше всех ненавидит его, в то время, как он уже не может думать ни о Третьем мире, ни о своих родителях и сестрах, ни о своей воинской службе, а весь поглощен её. Он с удивлением наблюдал за девушкой, пока она бесновалась, а его лицо становилось все темнее и темнее. В какой-то момент Гоци спросил себя: "Что я натворил?"
  Болезнь скрутила его сегодня ночью, он мерз и терпел рвущую боль во внутренностях. Фази же, к своему счастью, заснула. Она думала, что эту ночь может и не пережить - сойдет с ума.
  На следующий день рано утром они перешли на Землю, в место своего нового обитания.
  Оба были примерно одинакового вида - ужасно изнуренные с темными вытянувшимися лицами, с синяками под глазами. Но Гоци хорошо держался: он был безукоризненно одет, держал строгую осанку, не выказывал  раздражения и усталости. К вечеру они поселились в гостинице, а на следующий день Гоци уже смог посмотреть их будущую квартиру. Вечером того же дня, укладываясь спать с Фази на одной постели, он рассказывал ей о том, как выглядит то место, где они будут жить. Девушка отвечала ему односложно и кратко, она приготовила поесть и почти весь день провела в номере.
  Присутствие молодого мужчины рядом с собой на одной постели её не смущало и не волновало, она его не видела – отвернулась в свою сторону и пыталась заснуть, а её муж остро ощущал женское присутствие рядом.
  «Я не буду её трогать и даже намекать. Мне ничего не нужно. Пускай живет, как живет», - размышлял мужчина, пытаясь расслабить напряженные мышцы. Такое положение дел, повторяющееся изо дня в день, заставило Гоци закрыться сильнее, чем во времена его болезни: он стал холоднее, неприступнее и суровей. Одним выражением лица он заставлял людей оборачиваться на него, вызывая удивление у случайных прохожих и собеседников. Ему под такой вид не хватало только формы, меча и достойного соперника.
  Фази и её муж уже через 5 дней переехали в квартиру, и с тех пор дистанция между ними становилась всё больше, но всё же они повенчались.


***
  Когда Гоци снова увидел Фази в белоснежном наряде, ему очень захотелось всё бросить и сказать, что, как оказалось, он её безумно любит, и это волнует его больше, чем расставание с родными, с прежним миром, с воинской службой. Девушка стояла рядом с ним, но не близкая  ему, перед выходом поправляя фату на волосах. Её бледное лунное лицо было повернуто к Гоци скулой, и он рассмотрел, что на мочке её уха болталась сережка в виде лепестков. Ресницы Фази были влажными, и оттого их оттенок казался темнее, а веки стали чуть припухлыми и красноватыми, будто кто-то тонко нарисовал Фазины глаза на белом листе кожи.
  Гоци любовался её, будто впервые рассматривая ее красоту, доступную в такой полноте. Она после переезда на землю стала непривычно молчалива, могла по целым дням не разговаривать, увяла её улыбка, цвет глаз померк, но и это было красиво Гоци, будто Фазина красота пребывала в тени, прячась, укрываясь, таясь.
  «Я единственный, кто видит это? Надеюсь, что только я, и только для меня она сейчас».
  В руках юноша держал букет свежих цветов, он выбрал белые розы и чуть уже раскрывшиеся лилии с розовой каемкой на лепестках. Лилии и розы сильно и волнующе пахли, к наряду девушки они подходили идеально. Наконец, Фази закончила и аккуратно взяла букет, посмотрела на Гоци снизу-вверх, спрашивая взглядом, готов ли он.
  На мужчину смотрела несчастная, далекая, прекрасная, сама своя, а потому Гоци совершенно чужая девушка. Как можно было увести такую, чтобы навсегда перед Богом стать с ней одним целым? Разве это будет правдой перед Царем Небесным?
  «А есть ли мне куда отступать? А тебе, Фази?»
  Гоци молча взял девушку за руку, и они вышли из квартиры, быстро спустились на первый этаж, вышли из подъезда, где их у входа ждало такси.
В большом храме всё было готово. Их уже ждал батюшка. Обговорив с молодыми последние вопросы, взяв венчальные кольца, он ушёл переодеться для обряда. Прислужники были готовы, хор, спустившейся со своего привычного места на балконе второго этажа, встал справа от царских врат. Певчие с любопытством смотрели на молодую красивую пару.  Пока Гоци и Фази ждали начала, в храм зашло ещё несколько человек, кто-то до этого был здесь: писал записку или ставил свечку у икон, а теперь остался, чтобы посмотреть на венчание. 
Храм весь изнутри сиял убранством, лики  множества икон будто стояли тут же, с  венчающимися. Пахло цветами: в церкви стояли растения в горшках и букеты в вазах, самый красивый и пышный пионовый цвет стоял под храмовым образом Пречистой Богородицы.
  Погода на дворе была не по-осеннему теплой, ещё  буквально с утра шёл дождь, и обильно сыпались последние листья, а теперь медовый свет проходил сквозь большие высокие окна и весь растворялся в храме, сияя, мерцая, переливаясь на начищенных подсвечниках, нарядных окладах и в стеклах икон.
Наконец, батюшка вышел в полном убранстве, тут же вступил первый  легкий напев хора, и венчание началось. Обряд длился не очень долго и прошёл неожиданно легко для Фази и для Гоци. Им стало спокойнее, душевные раны не тревожили их, и тяжкие сомнения не сбивали. Батюшка в конце подвел их к храмовому образу Богородицы Девы, они поцеловали его, и Фази сняла с ушей свои сережки.
- Могу я отдать их к иконе, отец Иннокентий?
- Спаси Господи, Фази, - отец благословил её крестом, подождал, пока девушка их снимет, и взял переданный дар, затем благословил Гоци.
  Он поговорил с молодыми ещё минут 20, узнал об их планах, спросил, какая у них теперь общая фамилия. Его очень позабавила фамилия «Аналони»,  и он спросил, из какой национальности пришло такое второе имя. Гоци с улыбкой ответил, что фамилия смешанного происхождения и не является традицией какой-то определенной страны. Они ещё немного поговорили с хором, оценили достоинства их пения. Гоци спрашивали: поет ли он, но он со смехом отвечал, что вряд ли сможет протянуть что-нибудь, кроме солдатской баллады.
  В то время, пока отец Иннокентий, Гоци, певчие и кое-кто из прислужников разговаривали, Фази поспросила разрешения у свечницы поставить свой букет к образу Богородицы, а затем, встав на колени перед Небесной Царицей, молилась ей сугубо, и горькие, отчаянные слезы обильно прорезали ей лицо. Она сначала смотрела на Пречистый лик, но потом закрыла глаза, и не заметила, как Гоци тихо подошёл к ней сзади и встал рядом, ожидая, когда она закончит.
Девушка, всхлипнула, вздохнула и открыла мутные от слез глаза, глядя сквозь расплывающиеся очертания на Пречистую Деву, смотрящую на неё с образа, как показалось девушке, ласково и тихо.
  Фази поклонилась до земли и обернулась, готовая встать. За своей спиной она обнаружила Гоци. Он спокойно посмотрел в её мокрое лицо и помог встать, вместе они ещё раз перекрестились перед иконой и вышли из церкви в теплый осенний день, редкий для этого периода осени.