Людмила Петрушевская

23 января 1990 г. 
Встретил Петрушевскую – в слезах: «Что происходит с Колей Булгаковым? Совсем чужой, общего языка найти уже не удаётся. Русопятство его на грани патологии – он даже осквернить язык словом «еврей» не может – говорит:  э т и...   Знаете, что он бросил литературу и собирается уйти в церковь?»
Уже все знают.

4 октября 1990 г.
Пришла Люся Петрушевская и пробыла в редакции часа три – вычитала вёрстку,  потом увела меня пить кофе, потом стала расспрашивать про Поздняева  (она-то   Веру знает как облупленную).  Уже  уходя спросила, не можем ли мы ей оформить подписку на  «огоньковское»  собрание сочинений Дюма. Да в чём вопрос? – сразу пошёл к Гущину.
Лев Никитич обрадовал:  нет проблем – пусть  даёт деньги  и...  Каким-то чудом сдержался, чтобы не двинуть ему в наглый глаз:  когда Людмила Стефановна  в твой проворовавшийся сучий  «Анти-СПИД»  перечисляет весь гонорар за свою книжку – 5 тысяч долларов!  – это нормально?  В каком же  бл..стве  мы живём?!..

29 января  1991 г.
...Хотел отоспаться – просил Лену не звать меня к телефону, однако прозвонились  все, по кому я соскучился:  Петрушевская, Володин, Рощин, Булычёв, Иртеньев  и самый последний – Успенский, когда у нас была глубокая ночь, а Миша в своём Красноярске  только-только проснулся. Так я и не поспал.

21 февраля 1997 г.
С Петрушевской во МХАТе:  предпремьерный  прогон  спектакля  «Три сестры»  – полтора часа пытался понять, что побудило Олега Ефремова поставить нынче эту пьесу.  Наконец Мягков подошёл к самому краю сцены и, глядя в зал, проникновенно сказал:
     – Богатые должны делиться с бедными!..
На этих словах сидевшая передо мной Петрушевская вздрогнула плечами и обернулась – в её глазах блестели слёзы.

26 июня 2000 г.
На Рождественском бульваре встретил Петрушевскую с её немкой-издательницей –  снимал город, глядя на Москву через видоискатель камеры,  и когда в стекле  вдруг крупняком появилось лицо Людмилы Стефановны – от неожиданности чуть не уронил свой  Panasonic.  Жаль, не снимал в тот момент – классные кадры получились бы.

12 ноября 2000 г.
Долгие разговоры с Петрушевской – про жизнь и сына Федю, который втравился в “коммерсантовский” эксперимент с компьютерными игрищами –  с 20-го числа он будет абсолютно голым безвылазно сидеть в пустой квартире и пользоваться для жизни  только Интернетом. Типа, опыт – как выжить и не умереть с голоду, имея лишь комп.

27 января 2001 г.
Собирались с Черновым поехать к Петрушевской,  но я до обеда гулял  с Тошей, потом лёг спать.  Прозвонился Людмиле Стефановне только вечером, и с ней проговорил  часа полтора, пока Фыфка не осерчала.  Неосмотрительно наступил на  больную мозоль, помянув Крымова, и тут Петрушевская понесла  как  его папу, так и самого Диму,  сотрясая мембрану вопросами,  во сколько жене этого конъюнктурщика обошёлся Манеж, и метала в прибивателя рубашек молнии, пока я не перевёл  разговор на другие темы.   Легко,  поскольку Людмила  Стефановна огорошила – оказывается,  две недели назад умер Саша Ремез...   
...Оказалось, никуда не уезжал, жил тут (трудно жил – единственным твёрдым доходом были деньги за сдачу  квартиру,  сам ютился в какой-то общаге).  Много пил – Петрушевская сказала,  чуть ли не две бутылки водки в день...   Он (не шутя)  говорил,  что станет русским Лопойдевегой,  и не получилось...  Вопрос:  что осталось в столе?

3 февраля 2001 г.
До вечера спокойно занимался своими делами в конторе,  к семи подошёл Чернов  (в сегодняшних “Известиях” – интервью с ним про “Гамлета”,  Юля Рахаева сделала).  Пошли пешочком к Петрушевской на Пресню  (давно так не гуляли – около часа месили снег).
Людмила Стефановна приняла нас с ужасом во взоре – всё боялась, как бы Чернов не стал пьесу читать, и наливала нам водку с тем же неуёмным страхом.  Обошлось без художественной декламации:  Андрея больше интересовало, что теперь с товаром делать. Оказывается, нынче пьесы вообще литовать не надо:  нашёл деньги, режиссера или приму  –  и вперёд!

24 мая 2001 г.
Вчера с утра – на телефоне: Амалия, Коркия, Петрушевская.  Взял у ЛС её  эссе про Ефремова,  которое вынимал ровно год;  конечно, Людмила Стефановна опять перестраховалась – вымарала не только  всё про Лену Майорову,  но даже про Степанову и театр.  И всё равно  “Вечернему Клубу” отдавать жалко – у “Новой” тираж посолидней.  Вечером уехал на дачу (отвёз мамин холодильник), а сегодня  утром встретился с Хлебниковым на станции, передал  ему  текст Петрушевской. Олег очень доволен.

28 мая 2001 г.
Два дня умирал – давление подскочило,  дико болела голова – белого света не видел, даже Петрушевскую  забыл поздравить с Днём  аиста. (...)
...Вышел текст Петрушевской о Ефремове – хорошо,  что Олег меня послушал, сделал сноски к именам,  которые ЛС предпочла “окутать тайной”.  Боюсь звонить авторше – редакция переименовала эссе,  а Людмилу Стефановну такая вольность в обращении  с её текстами просто бесит.

6 августа 2001 г.
Петрушевская приехала из Переделкина с двумя  своими акварелями, совсем ещё сырыми, и предложила выбрать ту,  которая больше нравится. Подразумевалось, что надлежало взять откровенно слабую, но я забрал самую удачную:  роскошные золотые шары.
Людмила Стефановна очень наблюдательна – сказала:
     – Поверьте, я сама двух мальчишек вырастила и знаю, что такое детская реакция.   А вот ваш Антоша реагирует  на всё  очень  взросло:  ему что-то не понравилось, так  он отошёл к забору и десять минут неподвижно смотрел в лес.  Просто стоял   и  смотрел…
Реакция в общем понятная – в два года Антоша ещё не говорит.

20 марта 2002 г.
Досталось нам с Фыфкой  от  Петрушевской.  Отругавшей нас за то, что слишком спокойно относимся к молчанию Тоши – очевидно, что глухотой мальчишка не страдает, но и столь же очевидно,  что функция речи у него нарушена. В итоге Людмила Стефановна срочно велела нам попрощаться с домработницей:  хачапури и лобио в нашем меню – это замечательно, но если не хотим, чтобы Антошка под её влиянием  заговорил по-грузински…

8 мая 2002 г.
Вдруг меня протелепатировала Петрушевская.  Циклевал пол под лак, думал о Володине, вспомнил, что Людмила Стефановна  написала о нём несколько страниц, которые даже не хочет показывать (про смерть  Алёшиной мамы и проч. – все чёрные стороны жизни Александра Моисеевича), и тут раздался звонок. Звонила Люся вроде по поводу – в журнале Пархоменко нашла фото Коли Булгакова (“жуткое! – в клобуке и с микрофоном”), но почему именно теперь набрала мой номер – объяснить не смогла.
Рассказала историю с врезом Искандера к Булгаковской книжке “Я иду гулять” (которую я не знал). Оказывается, это она  уговорила Фазиля дать напутствие Коле, но ему книжка не понравились, и бедная Петрушевская сама была вынуждена сочинять  предисловие, под которым ФА долго не хотел подписываться.
Проговорили мы больше часа, и снова попало мне за дневник.  Петрушевская  считает, что если он пишется в расчёте на опубликование, то неизбежно заполнится  кляузами и грязью (пример – Нагибин), а если искренне – тем более писать не надо:  пусть эти мысли улетают в молитву и пустоту. Не стал спорить.

21 декабря 2002 г.
На Новой сцене МХАТа в Камергерском (зальчике на полсотни мест на втором этаже в школе-студии) – Петрушевский “Бифем”, который поставил по маминой пьесе младший сын Фёдор Павлов-Андреевич. Играли Филипп Григорьян и  Таня Ипатова.

22 декабря 2002 г.
Ещё раз посмотрел “Бифем” – сегодня играл Павел Деревянко.
Вчерашний  спектакль был удачнее. Потому что тогда зал – смеялся (и почти не хлопал, будто помня станиславскую плюмбу не разрушать аплодисментами целостность действия). А тут все шло наоборот – очень много хлопали (актеру Деревянко, который не сильнее и не интереснее  Григорьяна, просто  – другой) и почти не смеялись (зрительница рядом ниже поначалу порывалась, но отчего-то сдерживала себя – явно ей казалось, что это неприлично). В итоге спектакль стал абсолютной драмой (каковой пьеса ЛП по сути и является),  достаточно монотонным, и несколько зрителей вообще сбежали (лишенные такой возможности, мои соседи меня извели – Дибров со своей очередной девицей от скуки начали впотьмах читать программку, и моя дщерь со своим валенком пол-спектакля прошуршали бумажками).
На поклоны Фёдор организовал море цветов (под кинокамеры, для вечности) и вывел-таки смущённую Людмилу Стефановну.
На Федин вопрос: ну как? – что я мог сказать? – Отшутился:  хочешь, чтобы воспитанный на картине “Фашист пролетел”  искусствоед объяснил Пикассо суть его “Авиньонских девиц”? О чем бишь я?.. Ну да – про талантливого мальчишку Фёдора Павлова-Андреевича.

8 марта 2003 г.
Людмиле Стефановне позвонила Токарева: нужен совет – завязла в новой повести и никак не сообразит, что ей делать с главной героиней.
За Петрушевской не заржавело:
     – А знаешь, Вика, сделай-ка ты её круглой дурой!
Тонкий совет,  если помнить,  что все свои книжки Виктория Токарева пишет от первого лица. 

17 июня 2003 г.
Звонила Петрушевская – в мерихлюндии: я думал, она вернулась из Германии, а ЛС вовсе никуда не уезжала – провалялась в больнице. Сказала, что какая-то поклонница прислала ей её же стихи, давно забытые (из того времени, когда Петрушевская похоронила первого мужа):

               Жизнь как сон. Как будто происходит
               всё не со мной, а с женщиной иной.
               И вот она за мальчика выходит,
               И вот его хоронят – Боже мой!

               Вот... что-то за спиною,
               И ты живешь, в согласии с собой,
               И происходит это не со мною
               А я стою в сторонке – Боже мой!

               И я старею. Года нависают
               И я живу работой и семьей
               И вот посмотрит ... расписанье
               И я ее не знаю! Боже мой!

               И в этот час, когда она рыдает,
               Это я рыдаю над собой.
               А она в сторонке отдыхает...
               .........Боже мой!

23 марта 2004 г.
...Ночью звонила Петрушевская. В трансе – только что она стала прабабушкой и потихоньку свыкается с этой данностью.

3 января 2005 г.
Поздравляя Женю Попова, наконец выяснил причину  мёртвого голоса Люси Петрушевской: месяц назад умерла её внучка (14-летняя дочь Кирюши, так и не вышедшая из своего инвалидного состояния).

1 сентября 2012 г.
Проходя по бурливой субботней Пушке услышал, как на балюстраде бывшего к/т "Россия" зажигала неуёмная Петрушевская. Для злобной Ксюши Лариной из "Эха Москвы" её песни – "исковерканные, изуродованные, удушающе пошлые, вне нот и смыслов", а для меня – всё в рамках жанра. В конце концов, не нра – не слу. А тем, кому она не пофиг, Людмила Стефановна с оркестром "Керосин" 13-го сентября в клубе "16 тонн" презентует новый диск.
Кое-как протолкавшись к сцене, поздоровался с ЛС и сделал ей десяток хороших фотографий. (...)


ФОТО:  Людмила Петрушевская / Москва, январь 1991 г.
© Georgi Yelin
https://fotki.yandex.ru/users/merihlyund-yelin/

-----