Меня зовут Алина... Глава 21

            
               
    
        Я попеременно набирала то номер Акиньшина, то Гвоздиковой. Последняя, понятно, была на меня в обиде, а Витя … Почему он так со мной? Припоминая последний его визит, я перебирала в голове: что мною сделано не так? Спорила с Витей по поводу выбора мамы, ругала фунтика, но ничего обидно о мужиках, в общем, я не говорила. На предложение Акиньшина закрутить с фунтиком роман, я ответила решительным отказом. По-моему мнению, это подло, в отличие от мамы, я не люблю фунтика, точнее, он мне противен. А Витя, он скрытный, и что у него на уме, можно лишь гадать. Хлопнула дверь. Вернулась мама с прогулки. Погода теперь стоит замечательная, и она ходила с Ричиком в парк.
- На улице настоящая сказка, а ты; Алиночка, сидишь дома, - с порога мама делилась своими впечатлениями. 
Пока я возилась с Ричиком, пытаясь привести его в надлежащий вид, мама кому-то звонила. Ричик шумно плескался, мне же одновременно присматривать за его возней, и быть в курсе маминых планов было нелегко. Кажется, мама не совсем искренна со мной, опять что-то замышляет. Пока Ричик кушал, я вела с ним неторопливую беседу, - Нельзя допускать, чтобы люди до такой степени друг друга не понимали друг друга. Надо стараться уступать, учитывая не только собственные, но и интересы близкого человека. А что делать, Ричик, если человек этот, дорогой и любимый, серьезно заблуждается. Вот, если бы ты, Ричик, помог, - на меня смотрела сытая и довольная физиономия приятеля, - Догадываешься, что от тебя требуется? Всего-то, призвать к порядку одного обнаглевшего субъекта. Осилишь?
В то время, как верный Ричик воображал, беззаботно вертя головой, на кухне возникла мама и с порога начала, - Звонил Виталий. Он, наконец, устроился на работу, теперь нам полегче будет.
И снова заблуждение. Я не стала в ответ отделываться общими фразами, вроде: «поживем, увидим». – И сколько денег он нам раздобыл?
Жизнерадостная улыбочка тут же сошла с лица мамы, - Алина, зачем ты так? Ты же ненавидишь Виталия, - мама укоризненно покачала головой.
- Да, ненавижу, со всей силой, какую себе можно было представить! Ненавижу за лицемерие, за обман, за приспособленчество. Мама, теперь я убеждена: лучше жить одной, чем с таким.
Конец обвинительного заключения я произносила лишь для одного Ричика, который, как обычно, дружелюбно помахивал мне кисточкой своего хвоста. Он единственный, кто меня поддерживал в неприязни к фунтику. Что мне делать, ведь мама меня и слушать не желает. Если бы мне было, куда уйти… Я слишком приметна со своими костылями, хотя при благоприятном стечении обстоятельств, можно прожить на улице несколько дней , конечно же, в компании с верным другом. Стоит прикинуть, какие вещи взять с собой, чтобы не очутиться, как тот бродяга на детской площадке. Скрючившись, на узенькой скамейке, существо среднего рода походило на самоубийцу. Любой негодяй из местной шпаны способен смешать бедолагу с грязью, а мимо будут, как обычно, шествовать мещанские слои населения, и создавать видимость, что ничего особенного не происходит. Дождик, нагрянувший без приглашения, смоет с бродяги кровяные подтеки и скупые слезы, а с дерева ему в утешение будет каркать сердобольная ворона.
От размышлений о судьбе несчастного бомжа меня отвлекло появление мамочки, - Алина, прошу тебя, не говори ничего плохого, хотя бы при Виталии, и, прежде, чем выслушать мои возражения, мама стремительно скрылась. Прихорашиваться пошла, решила я. Честно говоря, после такого заявления у меня пропал аппетит. Закрывшись с Ричиком в своей комнате, я погрузилась в интернет. На электронной почте скопилось множество писем, в основном рассылка, но одно из посланий, судя по содержанию, носило предупредительный характер. «В жизни есть свое и чужое, худо тому, кто не делает между ними разницы. Люди – те же вещи, только не все об этом догадываются. Помни о праве собственности». Письмо было за подписью «собака Баскервилей». Глупость откровенная, но это бестолковое послание повергло меня в растерянность. Это что еще за загадка? Похоже, некто из поклонников классики считал меня за соперницу. Неужели я кому-то перешла дорогу?  Если бы Ричик мог подкинуть мне идею… Но приятель одобрял любое мое решение, каким бы несбыточным оно ни казалось. Сквозь плотно закрытую дверь до меня долетали радостные мамины возгласы, вперемежку со скудными откликами фунтика. В десятый раз я задалась вопросом: что делать? Ричик мне не подсказка. Ладно, стану перебирать варианты. Кроме моего исчезновения, есть еще один способ вынудить мамочку считаться со мной, рискованный, но эффективный. Фантазия, которой мне не занимать, уже рисовала картины будущего. Вот я, подобно изгоям общества, сижу на скамейке, или лучше в парке, на упавшем стволе дерева. Надо мной будут, склонившись, шелестеть березки, липы станут дарить пьянящим ароматом, где-то поблизости спешить к гнездам птички, а преданный Ричик предупредит меня о любой опасности.
Заблудший в гости Витя застал меня с дурацкой улыбочкой на лице, что послужило поводом к нелестным отзывам в мой адрес, -  Я шел на чьи-то похороны, а очутился перед домашним фарсом с тобой в главной роли. Подскажи только, когда начинать смеяться?
Секунду спустя на Акиньшина смотрела моя обиженная физиономия, - Ты считаешь, что вместо приветствия можно мне в лицо говорить гадости?
Стоило Вите улыбнуться, широко той лучезарной улыбкой, которая всегда меня в нем подкупала, и обида уступила место немой мольбе. Я ухватила сидящего напротив меня на диване Акиньшина за руку, выпустив из поля зрения дополнительную точку опоры. Ситуацию спас Ричик, который еще на прогулках наловчился хватать мои падающие костыли.
- Тебе повезло с помощниками, а ты расстраиваешься, - подбадривал меня Акиньшин.
Все еще не выпуская Витю за руку, я проронила, - Мне бы фунтика выгнать. Помоги, а?
Я смотрела на бывшего школьного приятеля, как на своего единственного спасителя, с надеждой, но эффект превзошел мои ожидания. Витя решительно отстранил мою руку, - Мое мнение тебе известно. Действуя с тем же настроем, ты добьешься ссоры с матерью. Помнится, при нашей последней встрече, ты рассчитывала избавиться от любовника матери более надежным способом. Не смотри на меня так, будто это для тебя открытие. Соображай скорее.
Я прикусила губы и надула щеки, - Я плохо соображала тогда. Как ты себе это представляешь, если фунтик мне противен, кстати, и я ему тоже, - добавила я, немного погодя.
Если ранее у меня был недостаток внимания, то в эти долгожданные мгновения я была подвергнута детальной переоценке. Акиньшин приглядывался ко мне, стараясь не пропустить ни одного мелкого штриха. Я ощущала себя словно под софитами видеокамер. – Если быть более точным в оценке, твоя мама выигрывает негласное соревнование между вами на привлекательность, и не благодаря естественной красоте, а после применения косметических средств.
- Выходит, ты заранее уверен, что я – уродина.
- Ну вот, в твоем голосе уже различима обида. Напрасно. Если хочешь знать, понятие красоты весьма относительно. В разные времена существовали разные ее критерии. Ты свои достоинства вполне могла бы подчеркнуть косметическими средствами. У тебя светлые ресницы, используя тушь, можно изменить их цвет, подчеркнув их длину и форму. На веки хорошо бы наложить тени, голубые, тогда и глаза у тебя посинеют. Попробуй.
Я слушала все эти никчемные советы от друзей по переписке, но никто из них не знал, что я – инвалид. По-моему, приукрашивать молодость на костылях глупо. Нарисованная красота будет смыта слезами разочарования. Вероятно, на лице моем уже мелькнули его следы, Акиньшин поспешил меня утешить, - Алина, человек, который тебя полюбит, не станет придавать значение твоей ограниченности в передвижении. Нет людей без недостатков, просто научись верить людям и сама не обманывай.
- Не обманывай?! – во мне все закипало от негодования, - Меня все обманывают, называют себя моими друзьями, а сами только и ждут, что от меня можно поиметь? Кто-то переводы заказывает, другим денег подавай.
Я была близка к срыву, когда Виктор остановил меня, - Ты о ком сейчас? Такое впечатление, что ты ни о друзьях говоришь, а о негодяях. Алина, за что ты озлобилась на целый мир?
- Не понимаешь? – я горько усмехнулась. – Мне казалось, что со школы у меня осталось много подружек, а где они сейчас?
Виктор молчал. Его задумчивость настораживала. После того, как я выговорилась, мне стало легче, а Витя… будто повесил камень себе на шею. Его сосредоточенное лицо напоминало маску, так оно было далеко от меня со своими мыслями, погруженное в грандиозные планы. Где ему до меня со своими проблемами, Витя слишком масштабно мыслил, чтобы снизойти до инвалида, от которого ничего не зависит. Хотелось бы мне ошибиться со своими выводами, но, увы… - Витя, - тихо позвала я.
Ответа не последовало. Мы беззвучно сидели напротив друг друга, старательно отводя глаза в сторону, будто мы были в ссоре, и подумать только, из-за чего все это?! – Витя, не считай меня монстром. Наверное, я наговорила лишнего. Кроме тебя и Ричика у меня нет друзей. Так получается, что ты приходишь, когда мне плохо, вот я и отрываюсь на тебе.
И вновь, видимо, словам моим не хватало убедительности. На каменном лице друга ничего не дрогнуло. Я тщетно искала хоть какие-нибудь признаки улучшения его настроения. Но ни преступница, ни предательница же я! Обыкновенная истерика, с кем не бывает. Пусть только поверит, еще раз поверит мне. Неосознанно я искала для себя оправдание, на глазах выступили слезы огорчения.
- Аля, не плачь, не надо! Не должен был я давать тебе советы. Хочешь, я сейчас уйду?
Стерев локтем сырость с глаз, я промолвила. – Но почему? Разве я обидела тебя?
- Напротив, это я чувствую себя виноватым. Давай не будем больше враждовать.
- Согласна.
Мы обнялись, как раз в тот момент, когда дверь в мою комнату распахнулась, и  на пороге ее возникла мама, - Мои дорогие, и у вас все хорошо. Я рада, а сейчас прошу к столу.
Мы с Витей переглянулись. По едва уловимому движению его длинных ресниц, я поняла, что Витя включился в предложенный мамой сценарий. Пусть мы с Витей будем вместе, как любящие … супруги. От одной мысли о близких отношениях, я смутилась. Только не считайте меня ханжой. Я ни Вити боялась, стыдно было участвовать в обмане. Временами мне казалось, что я любила, но как сильно мое чувство, на какие жертвы я готова была пойти ради него, я не ведала.
- Алина, Виктор, что же вы?
- Да, да, мы идем, - ответил Витя за нас обоих. Прежде, чем я успела опомниться, Акиньшин подал мне костыли и помог подняться. Радоваться мне надо было, либо усмехаться, но я, все-таки, решилась быть такой, какой меня хотели видеть близкие люди. В гостиной был накрыт стол, в центре стояла ваза с охапкой тюльпанов, розовых, малиновых, белых. Мой недоверчивый взгляд уткнулся в эти стройные цветы, хрупкие поодиночке, доверчиво льнувшие друг к другу. Как они  походили на меня, своей незащищенностью и зависимостью от неизбежности.
- Сегодня мы радуемся нашим отношениям, мы все заслужили любовь. Будем же счастливы!
Возможно, мама продолжала бы «вступительную» речь, но Витя спас положение, сходу опрокинув в себя стопку водки. Еще больше мама удивилась, когда я последовала Витьке. От терпкого привкуса у меня потемнело в глазах, от опрометчивого поступка едва не пострадал мой ненаглядный. Костыль был им пойман уже на лету.
- Алина, ты никогда не пила. Тебе плохо? – обеспокоенно спросила мама.
Весь негатив сошел бы на нет, но, как назло, вмешался фунтик, - Плохо будет нам, когда мы будем вынуждены звонить в скорую. Разве ты ни видишь, Лена, что твоя дочь идет на провокацию. Вот она, современная молодежь, готовы на все, ради того, чтобы отличиться, пусть даже цена слишком высока – благополучие близких.
Этот  выпад для меня был неожиданным, в ответ фунтик заслужил от меня враждебный взгляд. Зато не растерялся Виктор, - Прошу вас, не обобщать. Все люди разные, и вам это прекрасно известно. Алине и мне вы, - Акиньшин кивнул головой в сторону фунтика, - неприятны, и, все-таки, мы сели с вами за один стол. Имейте уважение к собравшимся.
Гримаса отвращения перекосила прилизанную физиономию фунтика. В следующую секунду раздался грохот ладонью о стол, - Не сметь учить меня, мелюзга! Вы … ничто еще из себя не представляете, и, вряд ли, достигните к моему возрасту и половины того, что у меня есть за плечами.
На помощь разбушевавшемуся пришла моя мама, - Не шуми любимый. Молодые стараются, но до тебя им далеко. Давайте лучше выпьем за наши помолвки.
Витя быстро включился в игру. Махнув рукой, он бросил, - Наливай, чего там!
Мне оставалось лишь наблюдать, как остальные «соображали на троих», практически, не закусывая. Больше всех меня изумлял Витька, который не отставал от мамы и фунтика. Я бросала на него вопросительные взгляды, но они оставались без внимания. Следить за общей обжираловкой мне быстро наскучило, и я скрылась в своей комнате. Вот он – мой замкнутый, ограниченный четырьмя стенами мир. Он только мой, и никакому фунтику здесь не место, даже, если он поселится у нас. До рези зажмурив глаза, я представила себе будущую жизнь. В нашей малогабаритной двущке станет на одного жильца больше. Я буду вынуждена выходить из своих чертогов строго по расписанию. Места общего пользования наличием на полочках посторонних предметов и терпких ароматов будут постоянно напоминать мне о лишнем жильце. Мама займет выжидательную позицию, возможно, даже станет оправдывать своего избранника. А Витя? Все в мещанском мире продается и покупается, в выигрыше тот, кто не продешевит. С Акиньшиным поступят точно с половой тряпкой, а я-то думала, что он лучше…
Из соседней комнаты прозвучало: «Алина». Я зашевелилась, а Ричик насторожился. Если он бросится на вошедшего, не стану ему мешать. Я прогадала. В комнату вторгся Витя, и с порога накинулся на меня, - Чего ты ушла в подполье? Подумаешь, выпили. Алина, мы строим планы на грядущее лето, это и тебя касается.
Последующее молчание преследовало цель разжечь во мне интерес, но Витя прогадал. Я упорно смотрела в окно, делая вид, что не замечаю его. Витя рассудил по-своему. Он плотно затворил дверь и продолжил, - Алина, я не пьян, а выпивал я для того, чтобы стать своим…
Я перебила, - Хотел добиться расположения мерзкого фунтика? Только мне он не указка. А ты давай, заводи с ним дружбу. Может, он тебя еще обучит, как одиноким бабам голову морочить.
Слезы отчаяния, я считала Акиньшина приятелем, душили меня. Не хотелось никого видеть. Уйду, сбегу из дома, буду жить где-нибудь, в заброшенном доме. По утрам ко мне в окошко будет заглядывать солнышко, осторожно касаясь меня яркими лучами. Я зароюсь лицом в подушку, а сама буду надеяться, что последнюю радость у меня никто не отнимет. Ричик станет неотрывно смотреть на дверь, чьи границы будут терять очертания в ее бесконечном взгляде. И не только прогулок он ждет с таким нетерпением. Путник-гость! Когда-нибудь наше добровольное одиночество прервется.
- Алина, Виталий что-то желает тебе сказать. Пойдем за стол.
Витя просил, что для него было несвойственно. Вот, если бы он уговаривал ради себя… Я бросила на него мимолетный взгляд и отвернулась снова. Несколько секунд спустя ко мне вошла мама, - Алина, доченька, я все сделаю, чтобы тебе было хорошо, только ты, пожалуйста, не мешай нам.
- Кому: нам?
Меня прорвало. Я кричала на всех подряд, обличая близких в подлости. Наверное, я походила на невменяемую. На лице мамы появилось отчаяние. Она обняла меня и прижала к своей груди. Мама гладила меня по голове, что-то ласково шепча мне на ухо. Я постепенно успокаивалась.
- Алиночка, сейчас тебе нелегко. Мы все постараемся, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Я скоро постоянно буду с тобой, уйду с работы. Виталий станет зарабатывать, один. Нам хватит его зарплаты. Ты поступишь в институт, вместе с Витей. Он тоже станет тебе помогать. У нас все в жизни будет замечательно.
Я слушала, озабоченность сменяла успокоение. Обещанию мамы мне и хотелось верить и, одновременно, я уже подумывала, как сделать ей назло. Она меня не послушала, так почему я должна ей уступать?
- Успокойся, доченька. Мы немного погодя будем пить чай. Виктор ушел за тортом. Ты же к нам выйдешь?
В интонациях голоса мамы проскальзывало нечто просящее, но я поступлю по-своему, - Я пойду с Ричиком на улицу, - врала я, не моргнув глазом.
- Ладно. А, может, мне выйти?
- Нет. Ричик лучше всех слушается меня, - бесповоротно заявила я.
Вовремя я сбежала. На улице светило солнышко, хотя небо стало затягивать пелена облаков, на первый взгляд, мягких и пушистых. Будто расчетливый пастух по небу их гнал порывистый ветер. А не вернуться ли мне, уж слишком я легко одета. Ричик возражать не станет, он всегда меня поддерживает. Вот его хвостик-кисточка трепещет от восторга. Боюсь, мать меня не поймет с переодеванием. Нет, буду мерзнуть.
Мы неторопливо костыляли в сторону парка. Сейчас отыщем там укромный уголок, и станем стойко переносить погодные невзгоды. Ричику, естественно, проще, он не мерзнет, может долго обходиться без еды, а попить, в крайнем случае, можно из Москва-реки… А я… мне придется скучать, ведь второпях я не захватила с собой ни свой ноутбук, ни даже какую-нибудь книжицу. Еще весной районная управа собиралась пересчитать на реке всех уток. Вот я этим и займусь. Оглядываясь по сторонам, я недоумевала. Где прохожие? Дорожки парка выглядели безлюдными, не было даже привычных любителей легких пробежек, исколесивших территорию парка вдоль и поперек. Я вовсе не рвалась к общению со случайными людьми. Смятение, вызванное неизвестностью, гнало меня к набережной. Была надежда встретить там рыбаков. Высоченные тополя у дороги кренились то в одну, то в другую сторон. Тяжелые от пышной листвы ветви, указывали нам с Ричиком верное направление. Каркали вороны, будто предостерегая меня от испытания на выносливость. Кажется, что Ричик был уже не рад внеочередной прогулке. Холод заставлял дробью стучать мои зубы. Кончики моих пальцев онемели, но не они, а пустынный берег завладел моим вниманием. Никто, кроме пары качающихся на волнах крякв. Я смотрела на одиноких птичек сквозь предательскую пелену. Кого я жалела? Уж, конечно, не уток-кочевников, они-то не прогадали. Из-за крупных капель дождя руки мои скользили по деревянным перекладинам. Я искала хоть какое-нибудь укрытие, скорее всего, под деревом. Ричик понуро плелся за мной. Мне не везло, либо под густым сплетением веток отсутствовала лавочка, в иных местах имелись скамейки, но не было растительности. Дождь уже лил вовсю. Ветровка моя была мокрая, но не это меня пугало. Ричик, обычно радостный и беззаботный, выглядел грустным. Дождевые потоки стекали по его вымокшей шерсти. Он мерзнет, бедненький. Что же будет с нами?
Я сидела на лавке, почти не чувствуя холода своего тела. Немели руки, появилось безразличие ко всему. Съежившись, я постепенно засыпала. Мрак вокруг не пугал, царившая темнота стирала чувство реальности. Казалось, все это происходит не со мной. Я летела по длинному, темному тоннелю, передвигаясь так стремительно, что ничего не замечала. Удивительно, но ощущения были мне хорошо знакомы. Когда-то я уже переживала нечто подобное. Тоннель был совершенно прямой и, главное, бесконечный. Полет мой не прерывался, если я крепко зажмуривала глаза, переживая то, что мне уже долгие годы было недоступно. Я более не нуждалась в костылях. Тому, кто свободно владел своим телом, было неведомо ощущение скованности, им не понять моей радости. Счастье переполняло меня, вот только поделиться им было не с кем… кроме парящих существ в белых одеждах. Ангелы! Неужели они стремились ко мне навстречу? Я поспешила к ним, однако при малейшем приближении, они отдалялись, лишний раз, напоминая мне о необъятном. Я продолжала парить, с каждой секундой все полнее наслаждаясь широтой своих ощущений. После мрака я очутилась на ярко освещенном пространстве. Мне больше не было холодно. Чьи-то заботливые руки предупредительно угадывали все мои желания, главное, меня окружали вполне земные вещи: теплые одеяла, мягкие подушки, а ветер, пронизывающий до мозга костей, уступил место всепроникающему свету электролампы. 
- Очнулась, доченька? Очнулась, вот и замечательно.
Надо мной ворковала мамочка, самая земная и любимая. Лежала я на своей кровати. И подушки подо мной были самые настоящие. – Мама … мамочка, что случилось? – голос мой дрожал.
Сквозь всхлипывание мамы послышалось тявканье Ричика. Одного приветствия мне ему показалось недостаточным, и, поставив лапы на край кровати, верный приятель, принялся облизывать мое лицо.
- Ричик, прекрати. Алиночке уже лучше. Правда? – в голосе мамы звучал страх ошибки.
Мамочка хотела выдать желаемое за действительное, но настоящее оказалось еще ближе к истине. Я находилась дома рядом с близким человеком и преданным другом, - Все хорошо. Мы вместе, только… только…
Я так и не отважилась огласить истинность моего недоумения, а мама истолковала мою заминку по-своему, - Мы очень волновались, когда ты долго не возвращалась с прогулки. Хотели даже звонить в полицию, но Виталий отговорил. Стали гадать, куда ты могла пойти? Витя сразу же предположил, что в парк, и не ошибся. Нашли мы тебя благодаря Ричику. Он громко лаял, заглушая даже раскаты грома. Виталий нес тебя на руках до дома, Витя тащил костыли, а я – рвущегося вперед Ричика. И вот ты, наконец, отогрелась. Мы все рады, особенно… 
Только не он. Ради, Бога, только не это чудовище!
- Витя, - он ушел лишь после того, как мы его убедили, что с тобой все в порядке.
- Догадываюсь, кто мы. Мам, неужели все будет так, как ты говорила ранее?
Прозвучавшее в ответ не было для меня неожиданным, но отнюдь не желанным. Теперь я была в преддверии еще большего испытания, повлиять на исход которого не в моих силах. Число моих союзников уменьшилось, а явные враги перешли в категорию скрытых. Дай, Боже, мне силы пережить все это.