Баварские рассказы. 9 - Скинхед

    Леша раздраженно вытащил перепачканные синюшным майонезом листья салата и за неимением в купе другого места засунул их в пепельницу. Вообще-то курить тут не полагалось, о чем предупреждали грозные «ахтунги», извещавшие о штрафах и прочих неприятностях. Однако пепельницы имелись, видно вагон выпустили в те времена, когда человечество спокойно травило себя едким табачным дымом, не заморачиваясь о вреде никотина и смол. Но парень и не собирался курить, сигареты, купленные еще в Украине неумолимо, заканчивались, поэтому он сократил дневную норму до пяти штук.


   Хотелось есть. Спасибо толстухе Гретхен, сунувшей пунцовому Леше сверток с двумя бургерами. Правда они были вегетарианскими, обычные пресные булки, похожие на мацу, и выращенные на сплошной химии листья салата, от коих Леха и избавился. – «Уж лучше наш подорожник жевать», - подумал он, - «от него хоть какая-то польза».


    Булки исчезли в его «топке», оставив после себя только грустные воспоминания и сиротливо торчащий из пепельницы ярко зеленый листок. Кононенко посмотрел в окно, и в который раз вздохнул: - «Как найти этот Вальтроп»? Дело в том, что Леша ехал покупать себе машину, и не куда-нибудь, а в далекий, по европейским меркам Эссен.


   Помог найти авто Витя Крайзер, он пол дня просидел на телефоне, обзванивая многочисленных продавцов подержанных машин. Но этим бизнесом занимались в основном турки, курды и наши эмигранты. Они выкупали «тачки» у немцев, «мазали губы» и «толкали» приезжающим из стран СНГ «гонщикам».


  Витя безошибочно определял кто перед ним – турок, русский или итальяшка. После войны в западную Германию приехало множество рабочих из Турции и Италии. Промышленность ФРГ бурно развивалась, а погибших на фронтах второй мировой немцев надо было кем-то заменить. Итальянцы благополучно ассимилировались, но турки и курды в силу национальных и религиозных отличий смешиваться с автохтонным населением не спешили. Они-то и занимались этим сверхприбыльным бизнесом.


  Купленная у турка машина ездила долго, но не очень. Уроженцы Леванта и Анатолии нагло скручивали спидометры, меняли новые запчасти на всякий «непотриб», одним словом, купив такой автомобиль его счастливый обладатель получал еще головную боль в качестве акции.


   Но Витя нашел классную тачку. «Форд» был дизельным и не старым, всего-то семь лет от роду, его хозяин прошел ТО и готов был расстаться с этим чудом всего за четыре тысячи марок. Одна беда, жил фриц у черта на куличках – в далеком Эссене, а туда на «велике» не доедешь.


   Но деваться было не куда и в ближайшее воскресенье Леша отправился на север. До Ансбаха его подбросили близнецы, которые были родом оттуда, а там Кононенко сел на скоростной поезд. Уже подъезжая к Кельну Алексей понял, что найти Вальтроп, где и обитал хозяин автомобиля будет сложно.    Огромные города переходили в мелкие поселки, которые вообще не заканчивались, упираясь во все новые населенные пункты. Одно слово – агломерация. Казалось все люди всей земли собрались в одном месте и решили здесь жить. Каждый клочок земли был застроен, залит бетоном и асфальтом, или на худой конец вспахан. Изредка в окне мелькали чахлые скверики и узки полоски городских алей, вот и вся зелень на фоне изрыгающих желтый дым труб.


   Ехать следовало до Кастроп-Раукселя, а оттуда было рукой подать до Вальтропа, километра три-четыре. Там на Шопенштрассе 117 и проживал герр Шнобе, хозяин машины.


   Леша едва не проехал нужную станцию и выскочил уже в закрывающиеся двери. Шумный в будние дни Кастроп-Рауксель в воскресенье мирно почивал в полудреме. На пустом перроне бесцельно слонялась парочка полицейских, да дожидались своего поезда несколько вялых пассажиров. Прохладный ветерок напоминал о начавшейся осени, загибая журнальные листы на газетной раскладке.


   Где находится Вальтроп и улица Шопена, Леша не представлял себе даже приблизительно. Спрашивать у полицейских было боязно, трехдневная французская виза закончилась несколько месяцев назад, а ну как они паспорт попросят показать? Кононенко вышел с вокзала и начал ловить одиноких прохожих.


    Через полчаса Леша понял, что его баварский диалект местные немцы совершенно не понимают, впрочем, как и он их. Даже название этого проклятого городишки приходилось произносить по слогам, чтобы эссен-дармштадтцы смогли разобрать его. И не удивительно, ведь еще сто с небольшим лет назад на месте Германии было множество небольших государств, языки которых отличались друг от друга больше, чем русский от украинского.


    С горем пополам Кононенко взял направление на Вальтроп и пошел вдоль трассы, руководствуясь дорожными указателями. Подъехать на автобусе не представлялось возможным, общественный транспорт в маленьких поселках отсутствовал за ненадобностью, все ездили на машинах или велосипедах.

 
    Наконец появилась вывеска – «Вальтроп». Леша воспрянул духом, но как оказалось, зря. Он попал на Кенигштрассе, а где запряталась улица Шопена, оставалось загадкой, да и поселок был какой-то непонятный. Странные аборигены не походили на немцев, были смуглыми, горбоносыми и тоже не знали направления на Шопенштрассе. Они удивленно разглядывали загорелого Лешу, с его каштановыми волосами и светлыми глазами, но помочь ничем не могли. Кононенко разобрал лишь слово – «гетто». Сам того, не желая он забрел в место компактного проживания выходцев из Турции – курдов.


   Здесь Германия заканчивалась и начиналась неизвестная страна. Кучи мусора на обочинах дорог, узкие дворики, заваленные всяким хламом и толстые тетки, в окружении многочисленной ребятни. Под потертыми тентами сидели бородатые мужики, покуривали, пили чай и неспешно играли в нарды. Тут-же стояли лавчонки со всякой мелочевкой, начиная от цветастых платков и заканчивая кривобокими матрешками.


   Леша был единственным европейцем в этом восточном царстве, и аборигены пялились на славянина, как баран на новые ворота. Кононенко немного смутило столь пристальное внимание к собственной персоне, но он решил не обращать внимания на «нерусских», живут себе и живут, ему какое дело? Вот бы эту Шопенштрассе найти. Если бы Леша знал, что местная молодежь и скинхеды жутко дерутся между собой, а в гетто белые вообще не заходят, то вряд ли бы оставался так спокоен.


    Он купил вкусный кебаб за две марки и выпил предложенный хозяином лавчонки чай в стеклянной рюмке. Местные окружили его и о чем-то спрашивали. Увы, парень их не понимал, они его тоже. Не добившись от курдов информации Леха поплелся дальше, миновал гетто и… нарвался на скинхедов.


  Три лобастых, коротко стриженных фрица натужно буравили его своими прищуренными глазами. Одеты они были одинаково, словно являлись единоутробными близнецами, и счастливые родители купили им одежку в одном магазине. Белые футболки с непонятными символами плотно облегали крепкие торсы неофашистов, небесно-голубые джинсы были приспущены, бесстыдно оголяя верхнюю часть трусов, а подтяжки болтались до самой земли, едва не касаясь стоптанных спортивных туфель. На руках и шее у «скинов» чернели готические литеры, оскаленные головы собак и арийские кресты.


   Чудики, как и курды до них, тоже заинтересовались незнакомцем, они подошли к Леше, который без боязни смотрел на неофашистов, страха он, почему-то не испытывал.


   Кононенко медленно построил фразу об опостылевшей ему до смерти улице Шопена. Говорил он четко, стараясь не путать ударения и до конца выговаривать трудные слова. Стоявший перед ним ушастый скинхед, хлопнул ладонями по толстым ляжкам и выдал на языке Пушкина:


 - Ты русский?
 - Да, – кивнул Леша, и уточнил: - украинец. – А ты еврей! – это было не вопросом, а констатацией, стоявший перед ним «скин» был явным представителем колен израилевых! Уж в чем, в чем, а в этом Леха разбирался. Он вырос среди этого древнего народа, в его классе славяне были подавляющим меньшинством – в центре Киева традиционно жили евреи-ашкенази, восточноевропейская ветвь иудеев. Кононенко даже помнил некоторые слова на идиш, уже практически мертвом языке, в Израиле давно говорили на иврите.


  Они росли вместе, сорились, дрались, мирились и крепко дружили. Лешу обзывали «гоем», он не оставался в долгу, но первая его любовь – Наташа Ульшина, была «дочь Сарры», друзья детства были тоже сплошь евреи. В восьмидесятых они практически все выехали из СССР и Киев потерял частичку своего этнического колорита.


    И то, что скинхед был голубоглазым и светловолосым ничего не меняло, влажные, чуть оттопыренные губы и глаза навыкате выдавали в нем потомка Моисея. Скинхед повернулся к товарищам и что-то пролаял на своем тарабарском диалекте немецкого, стриженные кивнули, и расслабились.
 - Ты, что в гетто делаешь?
 - Шопенштрассе ищу, - раздраженно пожал плечами Леша, - тебя как звать?


      Неофашиста звали Миша Хейфиц, приехал парень в Германию из Москвы пять лет назад по квоте, которую немцы предоставляли евреям. Жил он Бабушкинском районе российской столицы и до сих пор скучал за ней. Согласно каким-то договорам, немцы обязались восстановить численность богоизбранного народа на своей территории. А их до войны жило сто тысяч. Вот Мишкины родители и уехали из разваливающегося СССР в самую богатую страну Европы. Он с радостью согласился провести Лешку на улицу Шопена 117, поговорить по-русски ему давно было не с кем, «родаки» свалили в Штаты, оставив «Миху» с бабкой.


     По дороге он коротко рассказал о себе. Хейфиц сидел на «социалке», как и его собратья скинхеды, работать на заводах и фабриках Эссена им не хотелось. От нечего делать они били курдов, негров и других жителей Германии, кому не посчастливилось быть европейцем. Те, в свою очередь не отставали – дубасили белых и жизнь в Вальтропе текла своим чередом.


 - Ты чего, фигней страдаешь? – спросил простой, как двери Кононенко.
 - В смысле? – не понял еврей-скинхед.
 - Нарядился словно клоун, голову побрил, курдов этих лупишь. У нас в Киеве фрицы сто тысяч евреев расстреляли в Бабьем Яру, аккурат твоя квота…
 - Мы к нацистам отношения не имеем, - горячо перебил его Мишка, - главное в нашем движении – это чистота арийской расы!


 - Это ты то ариец? – расхохотался Леша. – Ты вообще знаешь, кто это такие?
 - Белая раса, - немного смутился Хейфиц, - я хоть и еврей, но мы тоже арийцы.
 - Это индоевропейцы, - жестко отрезал Леша, - а евреи – семиты, и ваши ближайшие родственники – арабы, или по-твоему они тоже арийцы?
 - Ты в этом уверен? – совсем растерялся несчастный Мишка.
 - На сто процентов, - вздохнул Кононенко, - можно, конечно, считать евреев - индоевропейцами, арабов – неграми, а немцев – монголоидами…


 - А курды тогда кто? – Мишкино представление о мироздании рушилось на глазах.
 - Курды? – переспросил с улыбкой Леша. – Древний этнос, моложе персов и вас евреев…, но гораздо старше нас, славян. Они-то как раз и есть настоящие арийцы.