Обыкновенный человек

Сегодня днем мне оказал любезность совместно пообедать мой старый школьный знакомый, из первой школы, с которым мы постоянно встревали в самые различные неприятные истории, и за которые нам устраивали выговоры. Хотя, на самом деле виновником всегда был он… и до недавнего времени я не мог отчетливо и с уверенностью сказать, как же его зовут. То ли Петька, то ли Ваня. Память меня в последнее время шибко подводила, когда дело касалось имен, и особенно тех имен, что встречались исключительно в прошлом. Особенно, подчеркну, в теплые, такие отторженные советские времена. Это сейчас мир обрел  живые краски, о каких нам постоянно рассказывали на уроках истории. В общем и целом, я любил в школе заслушиваться такими легкими и ненавязчивыми россказнями старого преподавателя по истории, чья нелепая одежда, состоявшая из коричневого затертого пиджака и брюк, на размер больше, казалась мне до безумия смешной. Но, даже учитывая факт того, что он был причудлив и своеобразен характером, я все равно любил слушать его, и, порою, даже Петька, или Ваня, отходил на задний план. Это было похоже на моменты из иностранных фильмов, когда девушка разговаривает с парнем, а тот, делая вид, что внимательно ее выслушивает, на самом деле погружается в свой чудесный мир, с фоновым шумом, и просто смотрит на нее. Но, эти чувства, в фильме то, были обусловлены любовью, а мои – обыкновенным детским интересом. Долго мы беседовали о прошлом, потом о настоящем. Кто как устроился в жизни, у кого, что слышно насчет семьи, да и всё, в самых общих подробностях. Оказалось, что зовут его и в правду Петька, и сейчас зарабатывает на хлеб тем, что руководит строительными бригадами где-то на Байкале, а здесь, у нас в городе остановился, только чтобы вернуться к истокам. Его появление для меня оказалось весьма неожиданным, и встретились мы совершенно не случайно, а совсем по заранее составленному плану: наша общая знакомая – Люда, до сих пор проживает на той же улице, где когда-то стояла незыблемо наша школа. Сейчас-то там уж целый торговый комплекс, советские времена прошли, и навязчивая современная реклама стала к месту везде, куда глядят глаза назойливого покупателя, в перспективе имеющего желание разориться. Людке в школе зачастую ставили завышенные оценки по причине ее неистовой зубрежки, активного участия в школьной жизни, и, возможно, потому, что ее родители вносили большие вклады в развитие школьного образования в нашем городе. Особенно сильно это отражалось именно на нашем заведении, а потому мы с Петькой думали, что Люда ничего толком не знает, а просто выходит победителем и сияющим героем за счет участия и влияния родителей. Отличником я никогда не был, ровно, как и мой товарищ, но по окончании школы я вкусил истинную горечь, отголосок незнания и неумения быстро и четко сформировать и выполнить цель. В конечном итоге, все же, мне свезло, и я сумел наверстать настолько сильно недостающую базу, и выучиться на отлично. Ну, а потом уже пошла работа, женщина, семья. Я жил в достатке, а потом наступил тотальный крах союза и всего уже давно сформированного, с последующими кризисами, нестабильностями в городе. Ну, чего уж таить: по всей стране они были, но я жил со своей любимой голубкой и детьми в относительном спокойствии. Мне хватало, и им того более. Мне уже было сорок семь лет, когда я решил навести справки по своим старым школьным товарищам, и каково было мое удивление, и немного огорчение, когда я осознал, что большая их часть уже давно почила. Прискорбно, например, было осознавать, что Виталий Громов – подающий большие надежды в футболе и баскетболе парень с соседней мне парты, постоянно крутящий роман с все той же Людкой, внезапно умер от рака легких. Потом, мне было обидно за Свету Илечеву, которая не сумела устроиться в жизни, а потом спилась, и насмерть замерзла на одном из Московских вокзалов. О ней конкретно мне поведали ее родственники, которые в отличие от многих родственников запитых до смерти алкоголиков, имели средства и совесть о ней позаботиться, даже после смерти. Все эти факты долго не выходили у меня из головы, вот, как будто только вчера слушал сочинение на тему “Как я провел лето” от Светки и Витали, а сегодня они уже – просто ничто. Они канули в небытие, но сделали это по-своему жутко. На фоне всего этого я радовался, что нашел в себе силу бороться со столь неблагоприятными условиями. Но время прошло, и мне теперь пятьдесят три года, у меня замечательная жена, и взрослые дети, и я действительно счастлив. У них светлое, обеспеченное безбедностью будущее. Несколько квартир, пусть и не самых шикарных, но все же уютных и дивных, может быть, они им понадобятся для продажи. Я буду рад, если они распорядятся всем добром, что от меня, и моей дорогуши останется, во благо себе, и будущему нашей крепкой семьи. Я хотел бы, наконец, еще раз ощутить ту теплую, проникающую радость от содрогания маленького существа, которое окажется для меня таким же близким, как и я сам. Внуки – они были бы для нас настоящим подарком, порадовать стариков пред ликом смерти – это благородное дело. Ну, вот я уже и ушел в степь грустных рассуждений, на самом деле, мне стоило бы рассказать о нашей с Петькой встрече.

Так вот, на днях мне звонила Людка, расспрашивая о жизни. Она интересовалась моими делами совершенно подозрительно, будто бы ее внезапно осенило, что я интересный человек. По правде говоря, об этом мне сообщали только мои коллеги, и моя дражайшая жена, но даже такие мелкие похвалы меня очень радовали и настраивали на верный лад. Когда я завершил свой рассказ, касательно всего, что происходило со мной, она резво и с интересом заявила о некоем товарище Петьке Смирнове, который желает со мной встретиться. Да, в тот момент я и вправду слышал его имя, но моя память сумела дать непривычный сбой, и я, как назло, запамятовал. Должны были мы, изначально, встретиться все втроем, и по ходу дела обзвонить всех еще живых и здравствующих одноклассников, дабы коллектив поднабрался, и превратился в некое слабое подобие группы старых советских товарищей. На этой стадии планирования оказалось, что единственными живущими в родном городе людьми были мы с Людкой, а Петька то, и вовсе оказался не местным. В итоге собрались мы с Петькой, посидели какое-то время в современном, новомодном ресторане, подождали Людку, после чего терпение мое иссякло, и я решился все-таки вызвонить ее. По лицу Петьки я очень четко определил, что интересовал его именно я, а Людка была лишь побочным эффектом, который он просто отмёл. Но, как человек воспитанный, я все же соизволил разузнать о случившемся, и оказалось, что внезапно у Людки появились неотложные дела. В конце вечера Петька уже еле шевелил губами: был совершенно пухл и неряшлив, он постоянно поглощал все новые и новые порции, которые его толстый кошелек мог оплатить, и в точно таком же  состоянии он шел на свой поезд, когда спустя какое-то время его ночевки на моей второй квартире, я провожал его. Человеком он был всегда веселым и задорным, но в еде  перестал себе отказывать, видимо, с наступлением почтенного возраста. По утру я спровадил его, окатил добрым словом и дал в дорогу бутылку хорошего украинского вина – так, в знак старой дружбы и товарищества. А потом просто стоял и размышлял обо всем на свете. Думал я и о прошлом, и о будущем. Все что было раньше, в прошлом, предстает мне таким пожелтевшим от времени снимком, с этим мягким, падающим летним светом, и давно забытыми чувствами, любовью, и знакомствами. С давно ушедшими из моей жизни людьми, оставшимися на задворках  памяти. Они остались там, на последней остановке моих воспоминаний, ожидая своей электрички. Ожидая того, что под чудесно волшебный блеск лучей заходящего солнца, они усядутся на своих местах, в окружении пустоты, и под ритмичный стук смогут насладиться одинокой поездкой в никуда. И закат будет им последним проводником, и уснут они, предаваясь забвениям, уезжая от нас в далекие дали. Теплота их сердец перестанет быть частью меня.