Разговор

Глава из сборника "Забытый диалог",
рассказ первый
Нам всем (соседям и не только) посвящается…

     Снег.
     Легкий пушистый снег старательно укутывает мой
старый двор.
     - Валя! – слышу радостный голос, – ты?..
     - Я-а, - тяну, удивленно всматриваясь в
незнакомое лицо.
     - Это ж я, Раиса, - почему-то виновато
улыбается она, - Щербакова из 58-ой.
     - Рая?.. Ты?.. Не может быть, - выдыхаю. -
Сколько ж лет-то прошло?.. Двадцать?.. Двадцать
пять?..
     - Тридцать два... – обречено машет она рукой.
     - Тридцать два!? – дивлюсь, – пол жизни…
     - Мы ведь с мужем тогда в Ленинград переехали.
Дети настояли. Выросли, говорят, поближе к работе
надо, к цивилизации, - качает она головой. –
Цивилизацию им подавай, а вот, видишь, вернулась
обратно, к нам, в пригород, в любимый Рамбов. Пришла
проведать солнечную пятиэтажку… нашу. Она мне
снилась… всё это время, а приехать, хоть и недалеко,
некогда было. Де-ла-а, - тянет обреченно, - а вот
теперь всё, нет дел… кончились! Мужа в
позапрошлом году похоронила… здесь, у нас, на
Иликах! Ездила, ездила к нему на электричке,
надоело, наказала им, детям, чтоб купили мне хоть
угол здесь, в Ломоносове, рядом с ним… никуда больше
не хочу.
     - О-ох, - выдыхаю, увидев словно наяву,
интеллигентную статную фигуру мужчины,
выгуливающего в нашем дворе на поводке их маленькую
собачонку, Тошку. У нас в Ломоносове (Рамбове в
простонародье) с роду-то никто собак не выгуливал,
особенно таких, мелких, выпустят её на улицу и все,
там и бегает сама с детворой, и тем в радость, и
собаке польза. А тут нет… на поводке. – Царство ему
небесное, Раечка, а мой-то ведь тоже
умер… в позапрошлом!
     - Знаю, знаю, Валечка, соболезную тебе, видела
памятник на нашем Иликовском кладбище в центре
второго участка, - зашелестела она, - мой в начале
участка лежит у леса, чуть раньше хоронили видно.
Тебе туда не с руки идти, далеко, да и вряд ли б ты
узнала его,время-то сколько прошло… Я там и себе
местечко оставила. Вот хожу теперь, говорю с ним,
цветы посадила, да за своим местом приглядываю.
     - А сколько… сколько ему было? – спрашиваю.
     - Восемьдесят четыре справили…
     - У-ух, мо-ло-дец какой, моему-то семьдесят
семь… не исполнилось, – смахиваю незваную слезу.
      - А тебе… тебе, Валя, сколько? – уводит
разговор Раиса.
     - Вот- вот, под Новый год семьдесят пять
исполнится… юбилей, даст Бог, справлю, - отвлекаюсь,
вспомнив, что как раз
вышла во двор, чтоб пройтись по магазинам за
покупками для праздника.
     - У-у-у, мо-ло-дая ещё, - тянет Рая, - хо-ро-шо
тебе, поздравляю, а мне-то уж восемьдесят три, вот и
заспешила я сюда, домой... У парка в старой
"кирпичке" трехэтажной - знаешь? - квартиру
дети сняли, сказали, выкупят со временем. Хит-ря-ат…
видимо, да и правильно, зачем она им, а мне… не
долго уж.
     - Пойдем ко мне, чаю попьем, - зову старую
соседку к себе, - я всё там же в шестьдесят шестой
на пятом, помнишь?
     - Как не помнить, Валечка, ты ж над нами через
этаж живешь, - оживает она, да вдруг, опомнившись,
добавляет, - жила… над нами. Вот хотела заглянуть в
свою… бывшую, да не смогла, домофон на подъезде, как набрать – не знаю, да и что скажу.
     Она поднимает глаза вверх, видно, на свои
окна, а затем, вдруг весело глянув на меня быстро,
словно боясь забыть, не успеть что-то важное,
затараторила:
     - А, ты знаешь, Валечка, мне всё время
почему-то казалось, что здесь у нас всё как раньше,
по-прежнему… у подъезда сидят три неразлучные
подружки-вдовушки: баба Зина, баба Тоня и баба Вера. Помнишь?.. А тут вот смотрю, – нет скамейки никакой…
прям, как в городе. Там, - машет пренебрежительно
куда-то в сторону, - как только поставят новенькую
скамейку у подъезда, жильцы сразу её ломают… или
прячут, чтоб пьяниц, да наркоманов под окна не
пускать, прорва их там, деваться некуда…
гадят,безобразничают.
     - Нет-нет, Рая, мы не прятали и не ломали, наша
скамейка сама от старости развалилась, - говорю я, -
давно уж, как не стало вдовушек наших, да детей их…
постаревших, вот и не кому стало здесь сидеть, не
принято… теперь сидеть, все по домам, в этом ихнем
Интернете сидят.
     - Да-а уж!.. А кто из наших-то, тех, кто в дом
этот солнечный новый в 1972 году заехал остался ещё
здесь... жив, то есть, - с испугом и надеждой в
голосе спрашивает Раиса.
     - Из наших-то, да почитай только я, Лешка из
шестидесятой, да Катюха, твоя ж, кажется, подружка
была с первого этажа, - загибаю пальцы.
     - Ка-тя! - смахивая слезы, радостно выдыхает, - надо ж, как хорошо.
     - Хо-ро-шо, Раечка, - радуюсь, - хорошо, что ты вернулась... правильно.
     Легкий пушистый снег укутывает старый двор.
     Солнце неуверенно скользит по удивлённым окнам.
     Нахохлившийся воробей... вдруг радостно чирикнул.
     А разговор, кажется, прервался...
     Ну, вот здесь и всё!


Автор благодарит критика  и корректора (ЕМЮ) за
оказанную помощь, а также приносит свои извинение за
возможное совпадение имен, названий, диалогов,
потому как рассказ является художественным,
вымышленным, хотя и случайно подслушан в рассказах
мамы (ЕВИ)...
30.11.2016 года.


Рецензии
Грустно. Неотвратимый приход старости. И люди, на закате жизни возвращающиеся в свои насиженные норы. И место на кладбище, подготовленное для себя, уже не пугает. Интересно, в каком возрасте человек переходит черту и перестаёт бояться старости , немощности, ограниченности в движениях и близости смерти? Неужели душе не тесно внутри дряхлого тела?

Екатерина Крылова 2   10.12.2016 10:35     Заявить о нарушении
Нет-нет, здесь вовсе не о том. Помню, у Д. С. Лихачева в "Мои мысли" (Пересказка №5) есть эпизод, когда люди после блокады выходили на улицу и искали тех с кем жили вместе до... неё. А найдя просто радовались друг другу. В этом "Разговоре" примерно тоже самое. Мы все почему-то начинаем замечать друг друга, лишь когда теряем часть... себя. Как бы научиться делать это до этого, всегда!

Еквалпе Тимов-Маринушкин   11.12.2016 18:08   Заявить о нарушении