Мое рептилоидное тело

Мое рептилоидное тело, древняя моя чешуйчатая шкура – подсознание – всегда начеку. Когда сознание, лежащее в кружевных подушках, расслабленное инфантильными философскими теориями о гуманистических ценностях прогрессивного человечества, перестает решать задачки безопасного существования, то на поверхность выползает комодский варан со стекающей из пасти ядовитой слюной и утробно клокочет: "А теперь беги, лань моя безмозглая", "Стой, идиотка", "Пригнись, лапуль", "Не трогай, сказал", "Нападай, пора". И я отдергиваю руку, захлопываю рот, разворачиваюсь, перезаряжаю. Короче, действую, чтобы жить дальше, в вульгарном (фу, как неизящно) физиологическом смысле.


Подсознание отрабатывает, не придерешься. Не выдвигая никаких условий, на правах древнего наставника. Единственное, чего оно требует от меня - это соблюдения ритуалов. Иначе оно отказывается сотрудничать. Новый год – это подарки под елкой. Новый мужчина – это восхищение. Новый ребенок – это чистый лист. Подсознание складирует в меня ритуалы и модели поведения с самого раннего детства и не терпит смены сценариев. Мое подсознание – опасный зверь, но тягаться с ним в преданности не сможет никто. И в клетке этот зверь сидит совершенно добровольно, усмехаясь мутным вертикальным зрачком (неужели ты думаешь, что эта клетка для канарейки способна его удержать, если ему захочется освободиться? наивная дуреха).
 

Сознание восторженно попирает ритуалы, проституирует во взглядах, сомневается, кокетничает с моралью и правилами, провоцирует на эксперименты. То истерит и капризничает, то подается в берсерки познания, то аниматором на карнавале жизни пристраивается. И все пытается быть модным, все из обоймы современных тенденций выпасть боится. Порхает, в общем, не обремененное древними страхами. Не любит Библию, например, потому что та призывает бояться своих желаний, исключая желание работать и подчиняться.


А вот многомудрый ящер мой озабочен другими вещами. Беспокоится только, когда я больна или влюблена, ибо болезнь и любовь делает меня уязвимой. Он терпим к моей безусловной любви к ребенку, потому что эта единственная форма любви, которую он принимает как благо. Мое подсознание знает толк в подлинности, оно на раз отличает подделку от оригинала. Всегда молниеносно вынюхивает опасные ситуации, напрасных и никчемных людей, трущихся возле меня, и предупреждает, не пускает, запирает. Подсознание даже не пытается спорить с инфантильными доводами сознания, которое точно (!) знает, к примеру, что нет ничего страшного в прогулке по ночным переулкам, если у тебя в сумочке сотовый телефон с номером скорой и полиции.


Подсознание относится к сознанию как к слабоумному брату, талантливому шизофренику. В семье не без урода, знаете ли. Сознание тоже, в свою очередь, не ставит под сомнение, кто старший в лавке. Так и живем, от года к году, от события к событию. То пуховую подушку прочитанной роскошной книжки взобью, чтобы сознанию удобно было, то по шершавой холодной шкуре подсознание поглажу, чтобы не сердилось. Дружим, в общем.