Каменная рыба

Ну и что, что она его жена? Унылая пожилая женщина при должности, разве может она его понять? Что у них общего? Он - талантливый, он как сжатая пружина, в нем столько боли, а жена у него - просто тётка. Жертва. Дура. Сама она, конечно, тоже дура, но молодая, и её он, по крайней мере, хочет.

Сигаретный дым вился в темной комнате серой змейкой. Разговаривать с матерью не хотелось, да и не о чем было. Она знала, что мать сейчас уйдет, ляжет и сразу тяжело захрапит, и можно будет еще почитать, или посмотреть телевизор, - уснуть все равно не получится. Еще сигарету. Хорошо, что сказала сразу, когда начала курить - не надо прятаться. Можно курить в присутствии "взрослых". А чего они хотели? Сами всю жизнь с сигаретами в зубах. 

Переключив канал, она застыла: на экране, почти не шевеля плавниками, в каких-то неведомых водах висело страшное, неимоверно страшное, отвратительное порождение глубин и мути. Каменная рыба. Серая, бугристая, как кусок почему-то ожившей древней горной породы. И ядовитая, конечно. «Одно из самых ядовитых существ в мире», - сказал голос за кадром. А может, она не такая уж и страшная, просто телик черно-белый? Нет, страшная. Отвратительная.
Затянувшись, она почувствовала как что-то заныло в груди.
Каменная рыба на экране продолжала охоту, а она все смотрела, но думала снова о той - другой. Она красивая, конечно. Вернее, когда-то была красивой. Яркой. Приятный такой типаж, судя по всему,- с живым выразительным лицом. А сейчас просто баба. Эффектная и презентабельная, да, но рядом с ним она не смотрится совсем. Он невысокий, сильный, всегда напряженные плечи, господи, ну что у них может быть общего? Он - ходячая рефлексия, и алкоголик, конечно, а она - чиновница от театра. Может, неудавшаяся актриса? А каково это вообще - быть женой такого вот?

Опять ноет в груди, как же тоскливо, а каменная рыба - вот она, все еще рядом, зачем так долго, и нет сил отвести от нее глаза…
Это же было предрешено, таков сюжет, - он опытный актер, она - дебютантка, настроенная на него всем существом, и по сюжету и «по долгу службы» покорная, и ведь ее тоже к нему сразу потянуло, там такая сила, иначе и быть не могло. Не она автор этой ситуации, а что сюжет до банальности прост - не её вина. Она ни в чем не виновата.

А глаза какие у его жены… большие, и такая тоска в них плещется, такая боль. Лучше бы не видеть. И зачем она на неё так смотрит? Как будто это она у неё мужа уводит. Нужен он больно. Да он от жены и не уйдет никогда. Он просто не может не шляться, слишком много вокруг таких... Податливых.
Она встала. В полумраке мелькнули стройные сильные голые ноги. Подошла к зеркалу. Красивая, молодая. Сорочка коротенькая, грудь торчком, видел бы сейчас - с ума бы сошел. Он тогда после репетиции подошел к ней, взял за талию, приподнял легко, прижал к стене гримерки, и все было решено. Тогда в груди и заныло в первый раз, но - сладко заныло, радостно. Что она могла этому противопоставить? Да и хотела ли? Видела же, как смотрит, - с животной, болезненной страстью, с болью смотрит, с мукой во взгляде, - таким не отказывают.
Она выключила телевизор, приоткрыла балконную дверь и снова закурила.

А потом, в той квартире, где все и случилось, - было уже не так совсем. Его друзья - собутыльники, какие-то девицы странные, и все, кто раньше наблюдал за ними, после этого смотрели без интереса и почти насмешливо. Ну да, они все ушли тогда, оставили их одних, и ей было не стыдно и не неловко даже, а как-то скучно. Оставили зверя с его добычей. А добыча и не сопротивлялась. Гордо подняла голову и волосами встряхнула. Двадцать лет. Юная, но взрослая, - знает, что делает. «И не потасканная еще, как ваши шалавы». Отыграла роль, как по нотам. Она вспомнила, как поняла тогда: ему тупо, по-мужицки, завидуют.

Нет. Все не так...  Разве может такое быть, чтобы за страстью, за этим животным желанием ничего больше не было? Он ведь только что не рычал тогда, а ей было никак - одиноко. И немного больно. Слишком сильные руки. Даже синяки на груди остались.
А потом - пара насмешек от одного особо циничного; но ничего,  - ответила так, что мало не показалось.

И все пошло как в плохой пьесе. Ненавистная чужая квартира и глаза этой его старой жены. Почему она не на мужа своего так смотрела? Или на него тоже, да ему без разницы? Как же ноет в груди... И этот старый хрен бородатый в очках, ему вообще какое дело? С чего он вздумал ей морали читать? Кто он такой? «Я работаю с его женой, я вижу, как она страдает. Вы знаете, что она выкидыш перенесла - из-за вас?» Тогда так противно стало, но силы нашлись, чтобы огрызнуться...Причем здесь вообще одна из его любовниц? Нефиг было беременеть на старости лет - вот и всё, ему ведь под сорок, значит и жене не меньше. И потом, она что, не знает, за кем замужем? Да у него пол-училища таких, неужели она сомневается? Таким как он свежая кровь постоянно нужна, а жена - что она теперь может, - обычная баба с тяжелым крупом? Да пусть она ему хоть три жизни отдаст, ему все мало будет, потому что он... Он так живет, и он всегда голоден.
Она закрыла глаза, и в серой мути зашевелилась, завозилась каменная рыба. Теперь она сидела где-то внутри. Бедная отвратительная тварь, жалкий урод, смертельно ядовитая бородавчатая мразь. Ворочается в груди, шевелит ядовитыми плавниками, царапает.

В конце концов ей только и оставалось, что подруге рассказать, а что подруга, разве поймет? Носится со своим курсантиком - недорослем по киношкам, детский сад, честное слово…  Как объяснишь, что в груди ноет, и что так не хочется больше этого одиночества - и с ним, и без него, и так хочется уже привязаться и ждать его, а ему не надо, чтобы его ждали - он сам приходит, когда захочет. Как рассказать, каково это - когда ты от тоски сдохнуть готова, а он в это время на велосипеде катается... Тогда подъехал, просто так, поболтать, между делом, а у нее одна мысль - только бы не расплакаться, не выдать сокровенного...  Ну да, знала, на что идет. И потом, у него ведь работа.
Еще сигарета: на, гадина каменная, чтоб ты там задохнулась.

С работой понятнее, тут на одной волне как будто, и можно стать ближе.. Но когда увидела его на главной сцене в единственной тогда его роли - даже не второстепенной, а так, «кушать подано», - жалко его стало. Нельзя ему с его силой так мало работать. Он ведь сгорит, и спалит все, до чего дотянется. Неудачник.

Надо завязывать, пока не поздно. Будем считать, что легко отделалась. А если бы в самом деле влюбилась, всерьез? Если бы он позволил? Если бы подпустил ближе и открылся хоть чуточку? Если бы не трахал, не использовал, а отдал бы в ответ хоть немножечко - что же было бы? Такие же тоскливые глаза, как у его Светланы? Да, она ведь Светлана. Светка, как он ее называет, «моя Светка». Сволочь… Нет, в самом деле, идите вы оба, давайте как-нибудь без меня...

Она потушила сигарету, снова встала, открыла настежь балконную дверь, и, поёживаясь от летней ночной прохлады, нырнула под одеяло. Каменная рыба внутри спать не хотела, все барахталась.

Нет, плакать мы не будем, да, рыбка моя? Не дождутся. У нас завтра сцендвижение, нам надо быть в форме. И больше нас никто и никогда не поймает. Мы теперь будем умными.

…Рано утром мать, заглянув в ее измученные глаза, сказала жестче, чем ей  хотелось:
- Позавтракать не забудь. Совсем дошла, худая, как жердь. И не кури больше в комнате, где спишь, голова будет болеть утром. Сегодня опять не придешь? Хоть предупреждай, чтобы я не ждала, раз уж ты теперь...

Каменная рыба в ответ только лениво повела хвостом.