След на земле Кн. 2, ч. 3, гл. 54. Обещания

Глава 54. Обещания
(сокращенная версия романа)

1
       Егор проснулся от холода. Нехотя вылез из-под шинели и посмотрел на часы. Было около шести часов. Скоро прозвучит подъем. Решил растопить печурку, но дров в землянке не оказалось. Ординарец Клубиков почему-то не заготовил их с вечера. Пришлось вылезать из землянки, чтобы набрать дров снаружи. Вокруг было белым бело. Вот и первый снег. Ветки деревьев, кусты, трава были покрыты то ли снегом, то ли инием. Разница, впрочем, не большая, потому что образуются они от мороза. Поэтому и такой холод. Хотя для ноября это явление обыденное.
       Самочувствие после вчерашнего праздника было не очень бодрым, учитывая, сколько было выпито и во сколько пришлось лечь спать. Егор вспомнил события вчерашнего вечера и протяжно вздохнул. Настроение было испорчено этим гнусным, наглым и изворотливым паном Пшичиком. Помешал им с Эммой нормально пообщаться. Отравил ему радость от встречи с любимой. «Он, гад, так и считает Эмму наложницей своего сына. А все его обещания лишь для отвода глаз, до момента, когда мы уйдем отсюда. Нельзя верить этому пройдохе».
       Вспомнил, что договорились сегодня встретиться с Эммой в костеле. «Она просила придти именно туда. Но там же нельзя целоваться. Вот только на обратном пути через лес. Обязательно уговорю её пойти через лес. «Зацелую допьяна и зажму, как цвет…», писал Есенин, и я так поступлю. А что потом? А если Эмма уступит? Могу ли я её обманывать? Я могу воспользоваться её доверчивостью и влюбленностью, но жениться-то потом не смогу. Не могу же ей сказать: «Я люблю тебя дорогая, но завтра расстанемся навеки».
       Задумавшись и углубляясь в лес, Егор набрал целую охапку хвороста. Повернув назад, направился к своей землянке. Поляна, на которой размещался лагерь, ожила. То тут, то там доносились команды младших командиров, восклицания и топот сапог. У входа в землянку Егору встретился ординарец Вася, идущий с другой стороны с охапкой нарубленных дров.
       - А мы гадаем, куда старший лейтенант подевался, - воскликнул он.
       - Как видишь, твои обязанности выполняю. А что, капитаны тоже проснулись?
       - Они-то вас и искали. Не знаю, правда, зачем.
       Егор вошел в землянку, капитаны вопросительно смотрели на него.
       - Ты когда пришел от своих женщин? – спросил Олейников. – Как прошло?
       - Хреново, если честно. Женщины оказались в самом затруднительном положении. Их хозяин, та еще сволочь. Хитрый и наглый. Требует, чтобы Эмма стала женой его сына-инвалида, грозя выгнать из дома. И непонятно, как можно им помочь. Угрозами мы его застращали, но как только уйдем из этих мест, он возьмется за старое. Решили сегодня с майором сходить к местному солтусу, старосте по-нашему. Поговорить с ним, чтобы взял под своё покровительство семью погибшего героя-освободителя Польши от фашистов.
       - Мысль неплохая, - оценил идею Ратушный. – Но, насколько мне известно, эти местные старосты, фашистские ставленники. Поэтому особо на них рассчитывать нельзя. Но и вреда от этого похода, думаю, не будет. Ну, коль скоро, пойдете к этому… солтусу, зайди к пани Марысе, попроси у неё бутылочку самогона для опохмелки. Голова просто раскалывается после вчерашнего.
       Егор пообещал, хотя совсем не горел желанием делать крюк и заходить к пани Марысе, выпрашивать самогонку для этого оболдуя. Похоже, Ратушный прочитал его мысли.
       - Это не приказ, можешь не выполнять. Но это моя товарищеская просьба, - его тон не оставлял сомнений, какие будут последствия за невыполнение просьбы.
       - Я вас понял, товарищ капитан. Обязательно постараюсь её выполнить, но прошу больше с подобными просьбами не обращаться.
       - Ты на меня обиделся?
       - Я не о вас. Просто эта пани Марыся мне не совсем приятна. И ходить к ней, чтобы просить чего-то неприятно вдвойне. Я итак у неё в долгу, как бы ни пришлось дорого заплатить.
       - Ты чего-то недоговариваешь. Объясни, чем она тебе неприятна.
       - Скользкая какая-то. Уж, через чур свою любовь к нам показывает, а сама какая-то холодная. Не искренняя. Не верится мне. Или вот, убеждала меня, что я похож на её сына Зигмунда. Я вчера внимательно пригляделся, ничего общего, совсем другой тип лица. Ну, тогда зачем она врет, что я похож? И вообще, не гожусь я в агитаторы для старух. 
       - Ладно. Сегодня ещё разок зайди за лекарством, а дальше посмотрим, - неопределенно сказал парторг.
       У столовой к Егору подошел майор Улановский.
       - Ну, что пойдем к солтусу или передумал? – спросил он.
       - Чего это я передумал? Пойдем, как договаривались. Сейчас зайду к замполиту и как освобожусь сразу к тебе.
       Выйдя от замполита Егор встретил капитана Белоусова. Тот тоже поинтересовался итогом позднего похода к девушке. Егор пересказал ему ситуацию и возникшую проблему, посетовав, что с их уходом женщины останутся беззащитными. Начхим достал из кармана маленький серебристый пистолетик.
       - Вот, что им нужно для самозащиты. Маленький дамский «Браунинг» вполне сможет защитить девушку. На, бери. Потом ей подаришь для самозащиты. А то если ты их застрелишь, то, как бы тебе не вышло боком.
       Егор был доволен. Действительно, пистолет действовал на пана Пшичека устрашающе. И если он будет знать, что Эмма может оказать сопротивление, то вряд ли полезет к ней.
       Решив все дела и получив разрешение руководства, Егор с майором Улановским направились в волостной центр в трех километрах от хутора. Солтуса-старосту застали в управе, хотя было и воскресение. Высокий сухой старик с холеной седой бородкой клинышком принял советских офицеров весьма радушно. Вышел из-за стола навстречу гостям, поздоровался с каждым за руку, предложил сесть в мягкие кожаные кресла.
       - Чем могу быть полезным панам офицерам? – спросил, улыбаясь, он.
       Майор Улановский подробно на польском языке объяснил ему цель визита и озабоченность положением семьи героя войны пана Зигмунда Слончинского, погибшего при освобождении Польши от фашистов. Егор же продолжал рассматривать представителя  местной власти. Солтусу на вид было лет шестьдесят. Высокий лоб, лысоватая голова. Чем-то он напоминал Владимира Ильича Ленина, только высокого роста, седоват и без усов. Лицо и руки старика были холеные. На пальце одной руки было золотое кольцо, на другой руке массивный серебряный перстень. Все говорило о его достатке и привилегированном положении. «Такой вряд ли будет помогать бедным женщинам. Скорее наоборот, - подумал Егор, - станет на сторону зажиточного пана Пшичика, хотя и наобещает нам вселенскую заботу о семье фронтовика».
       Солтус-староста слушал майора внимательно, временами кивая в знак согласия. А когда майор закончил, сказал, что знает семью Слончинских давно и, конечно же, приложит все силы, чтобы вдова и дочь героя ни в чём не нуждались.
       Майор Улановский остался разговором доволен и посчитал, что цели своей добился. Он тепло распрощался со старостой, пожав ему руку и одарив улыбкой.
       - Ну как, гожусь я в дипломаты? – спросил он Егора, выйдя из кабинета.
       - Годишься, Анджей. Вот только я ему не верю.
       - Почему? Вполне благородный человек. Внимательный.
       - Потому что он тоже хороший дипломат. Умеет пускать пыль в глаза. Говорит с улыбочкой одно, а в мыслях держит совсем другое.
       - Что, например? - смутился майор.
       - Вроде того, что сами, без сопливых,  знаем, что нам делать. Я могу вам наобещать все, что угодно, только мы в Польше свою жизнь строить будем. И пана Пшичика, с которым состоим в одной партии, обижать не собираюсь, - предположил Егор.
       - Почему ты решил, что с паном Пшичиком он заодно?
       - Потому что он живет здесь давно, всех знает и оба живут, как барчуки.
       - Но, что мы можем ещё сделать? Вдруг, он все-таки поможет пани Ядвиге и Эмме. Во всяком случае, от этого разговора им хуже не станет.
       - В костел со мной пойдешь? – спросил Егор.
       - Зачем я тебе там нужен? Ты же хочешь встретиться и провести время с девушкой. Третий в таких случаях лишний. Пойду в полк, займусь делами.
       - Так сегодня выходной.
       - Дел, все равно полно.

2
       Егор остановился у ограды костела. Вокруг не было ни души, но из-за массивных дверей храма слышалось хоровое пение. Слов он не понимал, но мотив был как будто знаком. Нечто подобное он слышал, когда еще в детском возрасте, до колхозной эпохи, ходил с родителями в церковь. Слов он не разбирал и тогда, поэтому сходство было сильным. Дверь в храм была приоткрыта. Любой желающий мог зайти в костел.
       Егор стоял и ломал голову заходить ему самому в этот очаг религиозного культа или ждать Эмму снаружи. А если ждать, то, как долго? Решил заглянуть. Сняв с головы шапку, зашел в храм. В полумраке просторного зала находилось пол-ста прихожан. В основном женщин. Все пели следом за ксендзом. Стал искать глазами Эмму. Она была недалеко, видимо, для того чтобы самой легко увидеть Егора. Она была в цветастом полушалке и поглядывала периодически на вход. Их глаза встретились, и Эмма сразу стало потихоньку смещаться к выходу. Когда пение закончилось, а прихожане стали креститься, Эмма и Егор выскочили из храма на улицу, и, не сговариваясь, побежали в сторону видневшегося лесочка. Только добежав до опушки, они остановились и бросились в объятья друг другу. Их поцелуи были продолжительными, словно они хотели нацеловаться на месяц вперед.
       Наконец, оторвавшись и переведя дух, Эмма заторопилась рассказывать, что было в доме вчера после ухода Егора и майора. Добавляя в польскую речь русские слова, она хотела показать возлюбленному, что учит его язык. Егор хорошо понимал её речь.
       - Старого пана будто подменили, - говорила она. – Он почти час благодарил мать, что она спасла его и глухонемого Болека от расправы русских. Да и утром вел себя уважительно и с матерью, и с нею.
       Потом стала расспрашивать Егора, есть ли у него в России любимая девушка, и пишет ли она ему на фронт письма.   
       Егор отвечал, что у него нет невесты, и если Богу будет угодно, он с радостью женился бы на милой и желанной Эмме. Она засветилась от радости и снова наградила Егора продолжительными поцелуями.
       - Мама говорила, что вы скоро пойдете воевать с германами дальше, что мы долго не увидимся и, что тебя могут убить. Но я верю, что с тобой все будет хорошо. Я буду писать тебе письма каждый день. Ты ведь оставишь мне свой адрес?
       Егор пообещал, и они снова стали целоваться. Каждую сказанную друг другу фразу они закрепляли жаркими поцелуями.
       - Пока ты будешь воевать с германами, - продолжала вдохновлено Эмма, - я буду учить твой язык. И когда ты вернешься за мной, поеду с тобой в Россию. Буду тебе примерной женой и ударницей в колхозе.
       «Боже, как она прекрасна и непосредственна. Как бы я не хотел с ней расставаться», - думал Егор, покрывая её красивое личико нежными поцелуями.
       - Я обязательно после окончания войны вернусь за тобой, милая Эмма. Я уговорю свое начальство, чтобы оно разрешило мне жениться на тебе и конечно увезу тебя в Россию, - Егор хотел верить своим словам.
       - И маму? Возьмем с собой мою маму?
       - И маму возьмем обязательно, - обещал Егор. – Она у тебя еще молодая и красивая. Найдем ей в России достойного мужа.
       Эмма была счастлива. Её обожаемый Егор соглашался на все, чего она так желала для себя и матери.
       Ноябрьские дни коротки, а влюбленные часов не наблюдают. Скоро над ними стали сгущаться сумерки. Пора было расставаться. Егор проводил Эмму до того места на картофельном поле, где они впервые встретились и заторопился в полк. Ему ведь ещё нужно было забежать к пани Марысе за самогонкой для парторга. Ведь обещал, хотя так этого не хотел.
       Чтобы оправдать свой визит к ней, подумал, что поводом могло бы быть примирение пани Марыси с женой и дочерью её сына. Эта идея ему понравилась. Почему не попытаться. Горе от потери близкого обеим человека, сближает порой самых непримиримых. Если бы они помирились, и женщины перебрались в дом пани Марыси, Егор мог со спокойной совестью воевать дальше. А уж, после Победы будет проще разобраться, как жить дальше. Только на подходе к дому пани Мырыси он вспомнил про пистолет, который хотел передать Эмме. Он был такой миниатюрный, что легко терялся в кармане.
       Пани Марыся встретила Егора, как всегда приветливо, но, как и раньше Егор ощущал некую фальшь в этой приветливости. Но хозяйка сразу усадила его за стол и стала выставлять перед ним угощения. Егор не знал, как ему поступить. С одной стороны, не хотел у неё задерживаться, с другой, уйти сразу, выпросив бутылку самогона, было тоже не красиво. Да и есть уже хотелось. Решил принять приглашение пообедать, заодно и поговорить насчет своей идеи примирения.
       Пани Марыся, накрыв стол, и сама уселась за него, налив два стакана, для Егора и для себя.
       - У меня для тебя есть одна хорошая новость, - сказала она немного загадочно. Егор подумал, что она сейчас предложит ему угадать какая.
       - А я пришел к вам опять с просьбой, даже двумя, - чувствовал неловкость Егор.
       - И что за просьбы? – участливо поинтересовалась пани Марыся.
       - Первая просьба… после вчерашней попойки капитану Ратушному требуется опохмелиться и он просил, чтобы я выпросил для него бутылочку самогона. Если это возможно.
       - Ну, эта просьба пустяшная. Есть у меня самогон. А какая вторая просьба? Надеюсь, она будет лично твоей.
       - Да, эта моя. Мне хотелось, чтобы вы, очень уважаемая мною женщина, наконец-то помирились с вашими родственниками, с женой и дочерью вашего сына Зигмунда.
       Пани Марыся, на какое-то время ушла в себя, но потом спохватилась.
       - А, почему ты об этом просишь, пан поручик? Значит, ты к ним не равнодушен, - сказала пани, оценивающе глядя на Егора. – Хорошо, я подумаю.
       - Чего тут думать? - с пылом заговорил Егор. – Может, они в чем-то были виноваты перед вами, но они молоды, и были недостаточно мудры. Сейчас наверняка осознали свою вину. Простите их. Они же самые близкие родственники вашего сына. Значит, и ваши. Если бы был жив ваш сын, он не допустил бы размолвки.
       - Возможно, вы и правы. Что же, я постараюсь простить их.
       - Когда это случится?
       - Пожалуй, завтра же поговорю с ними. Но желание должно быть не только твоё.
       - Спасибо, пани Марыся.
       - Хороший ты человек, раз хлопочешь за других. Признайся, влюбился ты в Эмму?
       - Да. Очень. Беспокоюсь о ней. У пана Пшичика им приходится туго. Тот поставил условие, чтобы Эмма стала женой его глухонемого сына и давит на неё.
       - Раз так, то считай, что вопрос будет решен. Я приглашу их жить к себе.
       Егор расплылся в улыбке. «Может, я зря сомневаюсь в этой тетке, - мелькнула мысль, - Если она решит эту проблему, я буду ей очень благодарен».
       - Спасибо, пани Марыся. Я ваш должник. Ну, а какая у вас для меня новость?
       Пани Марыся неопределенно пожала плечами, будто была неуверенна, стоит ли ей говорить. Она была удивлена признанием этого русского поручика в любви к своей внучке. Хотя у неё самой была мысль свести его с какой-нибудь польской девушкой, чтобы он влюбился и потерял голову. Влюбленным «телком» легко управлять: как правило, он сам бежит за своей «тёлкой». Таким образом, она рассчитывала заманить его для работы на их партию Крайову. «Теперь же ситуация упрощалась. Он уже влюблен. Нужно только подкрепить его любовь обещаниями райской жизни.  Пообещать ему, в качестве приданного, имение, где-нибудь, верстах в пятидесяти от хутора, чтобы он сразу не мог проверить, прибавить небольшой табун элитных лошадей и стадо коров, чтобы сам себе завидовал, тогда и вовсе он будет готов на все. Ну, а когда он на все это согласится и сбежит из своей армии, став дезертиром, тогда ему уже будет некуда деваться, кроме как соглашаться на их условия. Русские дезертиров жестоко наказывают. И он это знает», - так думала пани Марыся, глядя на этого, с виду простоватого, русского парня.
       - Я поведаю тебе эту новость завтра в полдень, после того, как переговорю с пани Ядвигой и Эммой. Это касается и их тоже. Сможешь завтра в полдень быть у меня?
       - Ради хороших новостей постараюсь, пани Марыся. Я уже заранее вам благодарен за желание помочь, а если все получится, то… Короче, в полдень буду у вас.
       - Тогда я предлагаю выпить за то, чтобы мы породнились, -  разлила самогон в стаканы пани Марыся.

3
       - Ну, чем закончился твой поход к этому… солтусу? – поинтересовался капитан Ратушный, когда Егор спустился в землянку.
       - Пообещал защищать семью героя. Чем же еще? Но вы бы его видели. Такому старосте важны только интересы богачей. Короче, я ему не верю.
       - И чтобы мы увидели?
       - Да он самый настоящий барин. Холеный, как царица Савская. Такой нос воротит от каждого нуждающегося, хотя на словах сама любезность и отзывчивость. Но я, кажется, нашел другое решение проблемы. Я договорился с пани Марысей, что она помирится с родственницами и возьмет их на жительство к себе.
       - А насчет самогонки с ней договорился? Я уже заждался.
       - Принес я её. Вот ваша самогонка, - Егор протянул литровую бутыль парторгу.
       Ратушный почти выхватил бутылку и стал оглядываться в поисках стакана или кружки, но не найдя их, вытащил зубами пробку и прильнул к горлышку глотая мутноватую терпкую жидкость большими глотками. Проглотив почти четвертую часть он, наконец, оторвался от неё и с удовольствием срыгнул. Глаза его заблестели или засияли звездами.
       - Хороша у них самогонка. Взять бы рецепт у поляков. Когда уйду на пенсию, тоже буду заниматься приготовлением самогона.
       - У нас в стране эта деятельность запрещена законом.
       - А я для себя, а не на продажу. Для себя можно.
       Утро следующего дня было теплым и от вчерашнего снега ничего не осталось. После завтрака Егор отправился в третью роту, которой командовал майор Улановский. Егор помнил о своем обещании помогать бывшему летчику и уговорил замполита разрешить ему взять шефство над ней. Горностаев не возражал. Он помнил, что комсорг с третьей ротой переломил ход боя при Вилкавишкисах.  Увидев, как Улановский приучает своих подчиненных действиям по свистку, посмеялся. Этот метод использовался в годы первой мировой войны и сейчас казался  неуместным, но не пытался спорить с Анджеем. Только представил, как бойцы у него будут в туалет по свистку бегать.
       Егор полдня занимался своей прямой работой, помогая приводить в порядок документы на вновь поступивших в роту бойцов, готовил речь на комсомольское собрание и собирал материал для боевых листков. Но постоянно поглядывал на часы, как бы подгоняя время к полудню, когда он сможет отправиться к пани Марысе узнать о новостях. Ровно в двенадцать часов отправился на хутор.
       - Ну, что, пани Марыся, чем меня обрадуете? – спросил он свою знакомую, после приветствия, оказавшись в её доме.
       - Порадую, Егор. Обязательно порадую. Я уже обо всем позаботилась, - как обычно сдержанно улыбаясь, говорила пани Марыся, придавая своему сообщению торжественность. – Ксендз обвенчает вас завтра же. Я даю моей внучке хорошее приданное: дом на двенадцать комнат, это усадьба в пятидесяти верстах отсюда с шестьюдесятью акрами земли, табун из двадцати двух элитных лошадей и сорок коров. Справишься с таким хозяйством?
       - Зачем мне все это? – удивился Егор. – Что мне с ним делать, если я сейчас воюю с фашистами в своей армии? Даже, если бы я был гражданским, то как всё это богатство я смог бы забрать в Россию, домой?
       - А зачем увозить в Россию? Живи здесь. Многие русские прекрасно живут в Польше. Имея такое хозяйство, ты со своей семьей будешь одним из самых уважаемых жителей нашего государства. Молодая красивая жена, усадьба с плодородной землей, скот в подворье – мечта любого мужчины. Что ещё нужно для счастливой жизни?
       - Я ведь русский офицер, пани Марыся. И не просто офицер Советской Армии, а ещё коммунист и политработник. Для счастливой жизни мне, как и многим другим патриотам своей страны, нужна окончательная Победа над фашисткой нечистью в этой войне и восстановление своей страны от разрухи. Этому я учу других, воспитываю любовь к своей Родине, верность партии и правительству Советского Союза. А вы мне предлагаете, чтобы я сам стал дезертиром и отказался от своей страны, своего народа и своих близких.
       - Что ты, пан поручик, - пани Марыся видя, как менялся в лице Егор, говоря свою речь, заволновалась, - ничего этого я от тебя не требую. Я просто стараюсь для своей внучки. Хочу, чтобы она была счастлива, а не овдовела, едва выйдя замуж за любимого. Она ведь любит тебя тоже и не хочет, чтобы ты погиб. Подумай сам, что ждет тебя впереди. Сегодня ваш полк снимется и уйдет на передовую, где уже завтра вступит в бой с германами. Не исключено, что тебя убьют или искалечат. Сколько людей погибает в сражениях. Но даже, если ты не погибнешь и не станешь инвалидом, какое у тебя будущее? Роль коммунистического батрака, добывающего пропитание ударным трудом? Здесь, в Польше, с таким хозяйством ты будешь сыт, богат и уважаем.  Так что лучше: быть убитым или покалеченным, или жить с молодой женой в любви и благополучии?  Мне кажется, что тут и раздумывать нечего.
       «Вот оно что. Да она же, сука, против нас работает. Иначе, зачем ей делать из меня дезертира? Её задача ослабить нашу армию. Думает, что я клюну на это. А как только приму её условия, стану дезертиром, то назад дороги не будет. Деваться будет некуда. Оденут меня в форму повстанческой армии Крайовой и пошлют стрелять в своих. Нет уж, милочка, ничего у тебя со мной не получится, - рассуждал Егор. – Доложу-ка я о ней своему контр-разведчику. Пусть он решает, что с ней делать. Эта его сфера деятельности. Он наверняка сможет узнать, кого ещё из наших она могла завербовать такими посулами. А главное, откуда она могла узнать, что полк сегодня должен покинуть лагерь и отправиться на передовую? Такие данные, обычно, содержатся в глубоком секрете, а она почему-то  их знает. Откуда? Значит, кто-то из наших начальников, владеющих секретной информацией у неё на крючке. Ну, если не у неё лично, то у организации, на которую она работает. Хотя, может быть, что она врет и говорит это только для того, чтобы склонить меня к дезертирству? Ладно, не будем поднимать панику и посмотрим, что будет дальше».
       Длительную паузу пани Марыся истолковала по-своему. Она приняла её за согласие с её доводами, а значит и сомнения, которые поколебали его убеждения. Она решила нажать, чтобы быстрее склонить его на её сторону.
       - Если ты беспокоишься, как тебе скрыться, чтобы не искали, то я подскажу. На марш тебе нужно будет выйти со всеми, а потом, как только наступит ночь вернуться к перекрестку на Варшаву. Там тебя будут ждать лошади. Они привезут тебя ко мне, а отсюда мы направимся в имение. Здесь тебя будет ждать и Эмма и ксендз. Он сразу вас обвенчает. Если все же кому-то придет в голову тебя искать у тебя будут документы на имя Зигмунда Слончинского.
       «Складно поет, сука. Все уже рассчитано, - думал Егор, стараясь не спугнуть старуху и побольше узнать о её замысле. Он даже стал кивать головой. – Все её ухаживания были фальшивкой, направленной на то, чтобы заманить меня в свои сети. Ну, ничего, у нашего начальника контрразведки ты будешь петь по-другому».
       - А вы точно уверены, что наш полк именно сегодня снимется из лагеря и двинется на передовую? До того, как пойти к вам там было все тихо и спокойно, без намека на сборы, - спросил он заговорческим тоном.
       - Вчера я ещё не была убеждена, поэтому не стала говорить тебе об этом, но сегодня знаю точно. В три часа по полудню ваш полк должен будет выдвинуться на передовую.
       Егор машинально посмотрел на часы. Стрелки показывали начало второго. «Значит, выход намечен сразу после обеда. Нужно поторопиться, чтобы донести информацию до особиста и успеть прижать эту суку», - решил он.
       - В таком случае, мне нужно возвращаться в полк, чтобы никто не стал искать. А над вашим предложением обещаю подумать. Оно заманчиво, но, как бы не пришлось пожалеть.
       - Не пожалеешь дорогой зять. Твоего возвращения мы будем ждать с Эммой.
       Через пять минут Егор на всех порах бежал в полк.

4
       Пани Марыся не обманула. Поляна в лесу напоминала растревоженный улей. Лагерь полка был наполнен суетой, царившей обычно при подготовке к продолжительному маршу. Слышались отрывистые команды, бойцы сновали, перетаскивая для погрузки на транспорт ящики, коробки и прочую походную утварь. Недалеко от своей землянки Егор увидел ординарца Васю.
       - Товарищ старший лейтенант, ну, наконец-то, вы объявились. Я уже битый час вас разыскиваю.
       - А что происходит?
       - Уходим. Говорят на передовую.
       - Меня кто-нибудь спрашивал?
       - Да. Майор Горностаев. Уже с полчаса. Идите к нему.
       Егор побежал к замполиту.
       Майор Горностаев, к его удивлению, не стал отчитывать Егора за опоздание на совещание. Даже не спросил о причине. Он продолжал инструктаж политработников по организации марша. Егору велел нацелить комсоргов батальонов и рот на контроль за личным составом при переходе, не допустить отставаний и расхлябанности. Никишин козырнул и побежал выполнять указание. Попутно забежал в землянку контрразведчика старшего лейтенанта Задумина. Хотел рассказать ему о происках пани Марыси и агитации к дезертирству. Пусть примет к ней меры, пока полк не снялся с места.
       Но контрразведчика на месте не оказалось. Не было его и при штабе. Там сказали, что он ещё не вернулся из дивизии, куда был вызван пару часов назад.
       Пока Егор разыскивал контрразведчика, ординарец Клубиков оповестил комсоргов собраться на совещание. Все собрались вовремя.
       - Долго рассусоливать не буду. Все вы имеете опыт, как действовать на марше. Но предупреждаю, что в подразделениях много новичков, большинство из которых из западных областей, побывавших в оккупации у немцев. Мы не знаем, какая там с ними проводилась работа немецкими спецслужбами. Поэтому обратить на них особое внимание. Мы должны исключить возможные провокации, отставания от строя и дезертирства. Обязываю вас немедленно закрепить за каждым новичком опытных комсомольцев, чтобы они предотвращали нарушения на марше. Задача ясна?
       - Ясно, - ответили хором комсорги.
       - Выполняйте.
       Ровно в пятнадцать часов полк был построен на плацу в колонну по четыре. Командиры батальонов и спецподразделений доложили полковнику Пугачеву о готовности к маршу, а через десять минут последовала команда: «Шагом марш!» Контрразведчик полка старший лейтенант Задумин появился в расположении полка за пять минут до построения и выслушав Егора, дал понять, что времени для разбирательства по этому вопросу у него нет. Но он пообещал отправить в дивизию гонца с этим докладом, чтобы те приняли к ней меры.
       Голова колонны выползла из леса на шоссе, ведущему к Варшаве. Дорога поднималась на холм, мимо одиноко стоящей усадьбы панов Пшичиков. Егор грустно вздохнул. Он так и не успел решить вопрос безопасности Эммы и её матери. Он даже уходит, не попрощавшись с любимой. «Что она теперь подумает? Как теперь после его ухода на передовую сложится их жизнь в доме ненавистных Пшичиков? Хорошо, если пани Марыся заберет их к себе. Но и она не вселяет доверия».
       Колонна прошла мимо дома на холме на запад, а Егор, замыкающий её, поминутно оглядывался, словно надеясь запечатлеть это место в памяти и обязательно вернуться. Вдруг он увидел бегущие с холма две женские фигуры. Он ни секунды не сомневался, что это Эмма и её мать, пани Ядвига. И побежал к ним навстречу.
       Эмма утонула в его объятиях. А подбежавшая пани Ядвига, запыхавшись, спросила: «Уже уходите?»
       - Да, пани Ядвига. Надо же добивать фашистов, - виновато улыбался Егор.
       - Мы будэм ждать тебя лубимый, - прижимаясь к нему, сказала Эмма.
       - Спасибо. Я постараюсь вернуться живым.
       - А когда ты вернешься, мы поедем с тобой в Россию. Вместе с мамой, да? И будем работать в колхозе.
       - Конечно, я обещаю. Ты будешь у меня ударницей, дорогая.
       Эмма снова кинулась его целовать, а пани Ядвига побрела к дому, чтобы не мешать молодым прощаться.
       - А ещё у нас будет много детей, - говорил Егор.
       - Да, много деток. Я буду ждать и учить русские слова, чтобы тебе не было стыдно за меня, - говорила Эмма, показывая хорошие успехи в русском языке.
       - Ты у меня молодец. Я буду гордиться тобой.
       Снова подошла пани Ядвига и стала подавать дочери знаки, чтобы не задерживать офицера. Колонна полка скрылась за поворотом. Егор стал быстро говорить ей о результатах посещения солтуса и его обещаниях взять их под свое покровительство.
       Пани Ядвига нахмурилась.
       - Солтус Ляховский был злейшим врагом моего мужа, а я для него была и буду чужой. Сомневаюсь, чтобы он вдруг проникся к нам симпатией, тем более, если учесть его дружбу с паном Пшичиком.
       - Вот, черт, я сразу подумал, что его слова были не искренними. Хотя он клялся и убедил майора Улановского, - смутился Егор. – А пани Марыся, мать вашего мужа, тоже обещала мне взять вас на жительство к себе. Она даже обещала обвенчать нас с Эммой сегодня ночью и дать в приданое усадьбу из двенадцати комнат с участком плодородной земли в шестьдесят акров, табун лошадей и стадо коров. Правда, если я сбегу из армии и останусь здесь в Польше.
       - Пани Марыся? – переспросила мать Эммы и разразилась истеричным смехом. – Ей не верил даже её сын Зигмунд. Она врунья, каких свет не видел. Нет у неё ничего, ни какого имения, земли и скота.
       - Странно. Зачем же она все это мне обещала? Неужели для того, чтобы я сбежал от своих и стал дезертиром? Но при этом ссылалась, что говорила с вами и примет вас с Эммой к себе, - Егор вопросительно смотрел на пани Ядвигу, надеясь, что та прольет свет на свою свекровь.
       - Пожалуй, я догадываюсь, почему она вам врала. Она давно состоит в партии Крайовой и выполняет все указания своих руководителей, среди которых и солтус и ксендз. Они боятся, что после войны власть перейдет к русским или вашим ставленникам. Они хотят вернуть Миколайчика, который сейчас прячется в Англии, и надеются собрать свою армию, для его защиты от коммунистов. Поэтому и обещают легковерным, что те будут богаты и счастливы, если станут на их сторону.
       - Похоже на правду, - сказал Егор больше себе, чем женщине. – А при немцах она как себя вела?
       - Да так же. Подхалимничала и лицемерила. Но немцев, конечно, ненавидела. Ну, вам пора пан поручик. Не забывайте Эмму, она любит вас.
       - Хорошо, но и вы мне обещайте. Обещайте дождаться конца войны, продержаться ну хотя бы ещё полгода, до тепла.
       - Хорошо, постараемся продержаться, - пани Ядвига снова отошла в сторону, а Эмма стала целовать Егора. Глаза её увлажнились, но она старалась не плакать. Потом сняла с себя медальон и одела на шею Егора.
       - Не снимай до конца войны. Он убережет тебя. А это тебе мой платок. Будешь вынимать его из кармана и вспоминать меня.
       - Прими и от меня подарок, - Егор вынул из кармана миниатюрный серебристый Браунинг, переданный ему капитаном Белоусовым, и протянул девушке. – Будешь защищаться, если будет угрожать опасность.
       - Спасибо, милый. Вот ещё тебе от меня письмо. Прочитаешь потом, когда будешь скучать обо мне, - Эмма сунула ему в карман заклеенный конверт. – Ну, прощай, лубимый.
       - До свидания, дорогая, - Егор ещё раз поцеловал девушку в губы и побежал догонять свой полк.

9полную версию романа можно прочитать в книге)