Алхимик

1. «Становление»


Пролог

Старый буддийский храм располагался в восточной части Тибета, скрытый от человеческого глаза. На фасаде храма была надпись, высеченная на деревянной табличке «Цао Дзинь юй». Бордовая крыша словно воспаряла к небу, а золотой шпиль в центре придавал величественность. По обе стороны входа стояли две статуи: Шахти – вечная бесконечная Божественная энергия или сила и Брахма – творец Мира. Внутри храма на деревянном полу сидел медитирующий неподвижный Шива, покровитель Тантры и йоги. Монахи, одетые в жёлтые накидки «намджяр», которые означают полное посвящение Бхикшу и одетые в оранжевые накидки «лагой», одеяния принявших монашеские обеты. Они сидели и пили зелёный чай после поедания лапши. Единственный день в году, когда ученикам разрешалось, есть лапшу, не соблюдая традиционного этикета и тишину. Затем отправились медитировать к источнику.
Дорожка от храма вела в рощу сада, где стояла небольшая скамеечка из лесного дуба с резными узорами. Неподалёку от неё стояла, возвышаясь над всеми людьми, величественная статуя Будды, которому местные жители деревушки приносили жертвы и молились. Настоятель сидел пред статуей, и казалось, молился и был погружён в собственное сознание. На вид семидесятилетний старик, лысый. Одежда его отличалась тёмным оттенком, что говорило о его положении. Потом он не проронив ни звука, встал и пошёл прочь.
Незаметно подле него оказался мужчина на двадцать лет моложе, на ногах его были обычные сандалии из лавандового дерева. Он поравнялся со стариком, лысина которого сверкнула под лучами солнца.
- Пожалуйста, Настоятель, расскажите что-нибудь о Дао, - попросил мужчина.
Старик долгое время шёл молча вдоль каменной стены и молодых кустов айвы. Он посмотрел на своего ученика, и в этом взгляде сквозила годами накопленная мудрость. Он, не спеша, взвешивая в уме каждое слово и наконец, начал говорить:
- Ну что ж, пожалуй, расскажу. – Он сощурился на горизонт и смотрел дальше куда-то вдаль, взгляд его иногда останавливался на ближайших кустах и пруде, а голос был грубовато-хриплым, но тихим. – Основателем даосизма был Лао-Цзы, который жил, как полагают в шестом веке до новой эры. В даосизме цель жизни – привидение своей деятельности в согласии с Дао – «путём природы». Наши представления о бессмертии: «Дао – это руководящий принцип Вселенной». У Дао нет ни начала, ни конца. Человек, живущий в согласии с Дао, участвует и становится вечным. Но был человек по имени, кажется, - он почесал свой подбородок и, посмотрев на небо, потом на собеседника ответил – Ноам Шалтиэль. Одни считают это мифом, другие суеверием, третьи же упрямо верят. Множество споров велось. Некоторые считали Ноама божьим посланником, а некоторые просто мудрецом. Родился он в городке Хеврон, который тогда назывался Кириаф-Арба, близ Солёного моря, которое позже стало именоваться Мёртвым морем. Какое-то время он жил в Греции. О юности его, к сожалению, никто не знает, но знали лишь, что начал Ноам увлекаться потусторонним миром и чёрной магией. В возрасте двадцати-тридцати лет он совсем пропал, словно его и вовсе не было…

Часть первая
Начало


Глава 1

570 г. до н. э.
В Египте начались междоусобные войны после похода египетской армии в Кирены.
Поблизости было неспокойно, в народных массах – волнения, но в городе Кириаф-Арба воцарился мир.
Дома в городе были построены из известкового камня и в совокупности составляли квадрат. Дороги на центральных улицах города от самой площади были выложены из брусчатки. Те, кто впервые бывал здесь, поражались красоте холмов, растительности и насыщенному свежему горному воздуху. Город славился самыми сладкими сочными плодами винограда и граната. Оливки ценились не меньше, чем льняные ткани, цветные и украшенные всевозможными узорами.
Это был самый прекрасный город, в котором довелось родиться Ноаму. Родился он на рассвете у Закии и Мейра. Родители были рады долгожданному ребёнку, наследнику фамилии и продолжателю их рода.
Мейр вложил деньги отца Закии в саженцы винограда, отменного качества и устойчивого ко многим болезням, посадил их в плодородную почву, площадью в 70 гектаров. До этого здесь была обширная степь, которая заканчивалась у леса. Земля была плодородной и тянулась от склона холмов до леса. Мейр нанял людей возделывать почву и терпеливо ожидал результата. Первые три года запрещалось употреблять виноград в пищу. Плоды на четвёртый год полагалось приносить в Иерусалимский храм, но теперь он был разрушен византийцами и плоды сжигались в присутствии раввина.

565 г. до н. э.
Закия стала нежной матерью, беспокоящейся за каждое падение и ссадину ребёнка. Она занималась его воспитанием,  учила говорить и понемногу рассказывала истории про еврейский народ и Истинного Бога, Иегову. Маленький Ноам казалось, всё понимал, внимательно слушая мать. В свои пять лет он лепетал и носился по всему дому. Никто не мог с ним сладить и приструнить в дневные часы. Когда домой возвращался уставший Мейр, отец непокорного сорванца, Ноам становился тихим и с наслаждением слушал рассказы отца о винограде, людях работающих не покладая рук на винограднике, о прекрасных странах с богатой культурой, растительностью и архитектурой. Ему нравилось представлять, как живут люди с другой религией и законами. Египет, Сирия и Финикия потрясали воображение мальчика, но отец предпочитал говорить о родной Иудейской земле.
- Почему нельзя кушать мясо диких животных? – спросил Ноам.
- Потому что Тора запрещает людям употреблять в пищу хищных животных, чтобы не стать агрессивными и жестокими. – Мейр старался по мере своих сил более понятно объяснять сыну.
- Кому эта Тора нужна! – отмахнулся Ноам.
- Нельзя так говорить. – Он покачал головой, сожалея, что сын мал и ничего не понимает. В свои пять лет он был как все дети упрям и эгоистичен. Нужно было развивать и дальше покорность и терпимость, а для этого Ноам должен чтить законы Божии. – Тот, кто чтит законы Иеговы – живёт праведной жизнью.
Ноам раскрыл рот, и до его отца дошло, что тот совершенно ничего не понял. Мейр увлёкся совершенно другой мыслью и поэтому перестал говорить снисходительно и терпимо.
- Тора создана для людей, чтобы мы жили правильно. Раввин объяснит тебе более понятно. Завтра придёт раввин Йорам с Ишмаэлом.
- Что? Йорам придёт на ужин? – спросила Закия.
- Да, он приехал со своей женой.
- Тогда я приготовлю что-нибудь особенное.
Раввин Йорам был давний приятель Мейра, ещё их отцы сражались бок о бок против вавилонских людей, которых возглавлял Навуходоносор и Иудейское царство превратил в Иудею. Иерусалим сожгли и многих увели в плен. Мейру тогда было десять лет, а Йораму – восемь. Они были лучшими друзьями, и Мейр помог Йораму перенести смерть матери при родах, в то время как отца Йорама взяли в плен. Они все уехали из Иерусалима и обосновались в городе Кириаф-Арба, Мейр, его мама – Нехемья, трёхгодовалый Дов, которого в семье ласково называли «медвежонок», семилетний Натаниэль и сам Йорам, его пятилетний брат Ишмаэл, четырёхгодовалая Кешет и шестимесячная Замира, которая умерла в пути. Муж Нехемьи, Савелий, отец её детей, умер на поле боя. Так две семьи объединились, благодаря мужеству и стоицизму добродушной женщины по имени Нехемья, которая приютила бедных сироток.
Дов работал на винограднике, ещё не женился. Мейр нет-нет да приглядывал за Медвежонком, ведь мать, умирая, завещала беречь его, потому как из всех братьев он взбалмошный и неуклюжий, в детстве частенько болел. Дов калибровал и прессовал плоды винограда. Мейр спокойно приглядывал за ним. Натаниэль работал Шохетом у Серафима, занимался шхитой, то есть перерезал артерию животных. Он стал уважаемым человеком и редко появлялся у братьев, Мейра и Дова, которые жили в одном большом и уютном доме. Натаниэль женился на сестрёнке Йорама и Ишмаэла, Кешет и она была бесплодна. Натаниэль подумывал о второй жене. А Ишмаэл, как и Натаниэль, работал у Серафима машгиахом, проверял туши животных на признаки болезней.
Шестнадцать-семнадцать лет прошло с тех пор как они живут в этом городе. Жители зажили более свободной жизнью.
После ужина каждый занялся своим делом. Маленький Ноам мирно спал, пока его мама убирала со стола и мыла посуду. Дов размышлял о жизни у окна, смотрел в сумеречную темноту. Мейр подсчитывал что-то, аккуратно записывая на пергамент из кожи верблюда.
На небе светила яркая полная луна, и жёлтый свет ложился на землю, деревья, кусты и дома.
Дом был выполнен из серого камня с плоской крышей, имел  четыре большие светлые комнаты. Столовая,  для принятия пищи и приёма гостей, спальня Мейра и Закии, спальня Дова, там же располагалась кроватка Ноама и небольшая кухонька, для приготовления пищи. Дверь кухни выходила на задний двор, где росли плодовые деревья и у каменной стены огромное ветвистое дерево.
Маленький Ноам почитал и уважал дядю Дова за весёлый шутливый нрав, глубокий ум и живую натуру. Он многое понимал для своего возраста. Он любил ходить с матерью на рынок, вдоль палаток и смотреть на людей. Однажды он видел, как одного несчастного голодного бродягу поймали на воровстве и его вели какие-то представительные люди, хотели отрубить ту руку, что прельстилась воровством. Частенько Ноам слышал гул, крики людей предлагающих фиги, оливки, овощи, фрукты и другие продукты. Его мама торговалась и просила мясо без жира. Мужчины и женщины одетые в шерстяные и льняные платья шли по улицам. В городе по большей части проживали иудеи. Город гудел, ведь сегодня была пятница, и все запасались едой, потому что завтра шабат.
- А кто такой раввин Йорам? – неожиданно спросил Ноам, держа маму за руку, чтобы не потерять. Вторая рука с гордостью и тайным наслаждением сжимала небольшую суму со специями.
Закия склонила голову, покрытую льняным платком с узорами, и карие глаза показались мальчику больше обычного на фоне смуглой кожи.
- Он стал нам родственником, хотя давний друг твоего папы, - спокойным голосом проговорила она.
- А что он делает?
- Раввин Йорам очень почитаемый человек и наставляет людей. Он проверяет нож дяди Натаниэля перед шхитой, потому что грамотный и знает законы Божии.
- Понятно, - протянул мальчик, и смотрел по сторонам, словно забыв о разговоре или, по крайней мере, потеряв к нему всякий интерес.
В это время они шли по узенькой улочке с каменными домами. Серые дома казались Ноаму огромными каменными строениями-гигантами, благородными и почитаемыми. Они отбрасывали большие тени, которые тянулись и тянулись вдоль улицы. В этот жаркий сухой летний день хотелось прохлады. Дома были холодными безмятежными прибежищами от знойного солнца. В платье изо льна и в сандалиях Ноам чувствовал себя прекрасно, лишь хотелось пить.
Они подошли к большому дому, и Закия постучала в дверь. Ноам безучастно смотрел по сторонам.
Дверь открыла скромная худенькая девушка в простеньком платьице без узоров и босая. Её худые чёрные ноги казалось, тонули и путались в платье. На ломаном языке, мешая и коверкая слова, она произнесла:
- Здравствуйте, как вас представить хозяйке?
- Скажите, Закия с сыном пришла.
- Хорошо, подождите, пожалуйста. – Аккуратно закрыла дверь перед носом.
«Ну и воспитание», покачала головой Закия. Ей вспомнилось, каким скромным и тактичным был Мейр, когда пришёл к отцу брать её в жёны. Он держался робко, но в тоже время уверенно доказывал, что достоин её. Глаза Закии потеплели при воспоминании. Она приготовила к его приходу сложное в приготовлении блюдо и с наслаждением услышала одобрение Мейра. Весь вечер после этого она не проронила ни слова, зардевшись, и смотрела в стол.
Дверь открылась и всё та же девушка впустила их внутрь, в то время как хозяйка спешно шла к ним.
Внутренняя отделка дома была в коричневых и золотистых тонах. Оконные проёмы украшены коричневой деревянной решёткой с волнообразными линиями, а стол был ручной работы с тонкими резными ножками. Окна прикрывают занавески из золотой ткани. Всё убранство говорило о богатой разгульной жизни. Хозяйка дома была кроткой добродетельной женщиной, не имея собственных детей, уделяла пристальное внимание убранству и преуспела в этом. Дом выглядел вычурным и слишком смелым.
В своём оливковом платье изо льна со всевозможными узорами, Кешет плыла как утка в пруду. Волосы мягкими каштановыми прядями аккуратно спадали на плечи и свисали чуть ниже.
- Мала, попроси Дрору приготовить чай и печенье с миндалём.
Девушка кивнула и едва слышно удалилась.
- Как я рада, что ты, наконец, посетила меня, Закия! – воскликнула Кешет, обнимая родственницу. – Здравствуй, Ноам, ты, наверное, меня не помнишь? – Она хотела обнять и его, но мальчик проворно скрылся за подолом матери.
- Какой скромный мальчик! – сказала она и мило улыбнулась.
Ноам решительно не понимал, чего от него хотела эта женщина, и как-то побаивался её напористого нрава.
Они сели за стол из дерева, накрытый бежевой с вышивкой скатертью.
- Мы зашли ненадолго, ведь нужно готовить обед. Мейр попросил зайти к Натаниэлю и пригласить на ужин. В город приехал Йорам с женой…
- Что, мой брат приехал? А почему к нам не зашёл?
- Теперь он уважаемый и занятой человек, - проговорила она, словно извиняясь, оправдывая и поясняя причину его отсутствия. – С ним придёт Ишмаэл. Скорее всего, он сообщит об ужине Натаниэлю, но нужно официально пригласить вас.
- Хорошо, обязательно передам мужу.
Смуглая полная женщина вошла с медным подносом и поставила чайник, кружки и тарелку с печеньем. Она была почтенного возраста, видимо бедная вдова, которой нужно кормить родню. Она ушла, прихрамывая.
- А как поживает Мейр? – спросила Кешет разливая чай в кружки. – Я слышала, что виноградник расширяется, а вино ценится не меньше, чем у достопочтимого Зусмана.
- Да, это так, - невозмутимо ответила Закия, испытывая гордость за своего мужа, не уронившего честь семьи и сумевшего умножить деньги её отца. Виноградник теперь имел стабильный доход. Мейр нанял ещё людей и приобрёл участок у подножия горы, где преобладала низкая температура и достаточное для винограда количество света. Но жили они скромно и решили не покупать большой дом, как у Натаниэля, а вложить деньги в раскрутку виноградника. Мейр желал добиться идеального качества вина, более насыщенного вкуса с мягким цветочным букетом. Старик Зусман выращивал другие сорта винограда, и его вино было кисловато-пресным. Люди видели разницу между вином Мейра и Зусмана. Мейр вкладывал душу и был чистым человеком, духовно и физически. Его вино имело привкус оливы и розмарина.
Через некоторое время Закия распрощалась с Кешет и вышла с Ноамом из огромного дома, в котором ей было не по себе. Ноам молчал, и только выйдя из огромного дома, полного ледяного радушия почувствовал себя лучше, задышал полной грудью.

Целый день Закия готовила самые изысканные кушанья, а Ноам сидел у массивного дерева на зелёной траве, которая пахла свежестью. Это было его сокровенное место, где никто не мог его увидеть.
Фруктовые деревья, кустарники близ дома скрывали небольшую полянку на окраине земли.
Ноам лёг на траву и с наслаждением погрузился в полифонию ароматов природы. Невдалеке пела птичка, звук переливался как ясный чистый ручеёк. Он смотрел на безмолвно текущие по небу облака, объёмные, они медленно плыли, словно лебеди по озеру. Под защитой верного слуги, могучего дерева с огромной листвой, он чувствовал себя расслабленно-спокойным.
Как-то дядя Дов сказал, что далеко-далеко на востоке люди верят в переселение душ и, проходя через множество ступеней (лимбо и самый что ни на есть, настоящий ад и рай) они переселяются во всё живое. Самые мерзкие и отъявленные негодяи становятся насекомыми и деревьями. Многие заблудшие души, обитают в листве дерева. Но есть одно священное дерево, в котором живут добрые духи, оберегающие людей. Ноам верил, что именно его дерево является священным.
Сияющие белые облака казалось, замерли неподвижно, и Ноама клонило в сон.

Далёкая страна была населена странными людьми: мудрецами, учёными при дворе императора, торговцами, портными, подмастерьями и бедняками.
Торговцы шли караваном, их тюки были полны льна и шёлка, с причудливой вышивкой, исполненной из дорогих нитей и драгоценных камней. Они пересекали пустыню, где солнце припекало знойным теплом. Верблюды шли мужественно в ближайший город, где ценились роскошные ткани и вышитые золотом платки.
Ноам был главным торговцем и вёл своих людей в самый богатый город Сирии. Роскошные дома, люди с достоинством шагают по рынку.
На окраине города располагались оливковые рощи, про которые говорил мужчина в тюрбане и длинном платье. Когда он повернулся к Ноаму, глаза его были белы, мутные и страшные, как сама Смерть. Он зашамкал беззубым ртом и, причмокивая губами проговорил: «Т-ты-ы-ы…», голос дрожал, но, тем не менее, сохранял твёрдость. У Ноама пробежали мурашки по телу. Старик был белее мела, словно мертвец.
Ноам вздрогнул и проснулся. Небо ясное, как стёклышко. Тишина. Он нахмурился, припоминая сон. Кто этот мужчина с мутными глазами и что он хотел сказать? Через минуту Ноам окончательно проснулся и, глядя на спокойное ясное небо, забыл сон.
- Ноам! – нарушил тишину крик, словно нож проникал в душу, и зарождал беспокойство.
Ноам поднял голову с удивлёнными большими глазами. Его мать стояла на пороге кухни и звала сына. «Ужин с важными людьми», - вспомнил он.
- Что, мама? – спросил мальчик.
- Одевайся и помой руки, скоро гости придут.
- Хорошо, уже иду.
Закия скрылась в кухне, явно нервничая о предстоящем ужине с уважаемыми людьми, которые, тем не менее, являлись их семьёй.
Ноам поднялся с травы и отряхнул платье. В свои пять лет он был самостоятельным, прилежным и вдумчивым мальчиком.
Он вошёл в кухню. Повернул ручку железного умывальника влево и подставил ладошки под маленькую струйку воды. Он вытер руки о материю и поднялся в комнату, где тени объяли, казалось всё пространство. Ноам надел белоснежное платье с «V»-образным вырезом, отороченным золотистой тканью в тон широкому поясу. Это платье сшил дядя Керен для особых случаев. Ноам пригладил волосы гребнем и сел у окна в ожидании, когда его позовут.
Он был покорным мальчиком, который уважал и любил родителей. Мысли его проносились со скоростью света, а сам он частенько пребывал в мечтах и думах.
Близился закат. Ноам вытянул руку, и тусклые лучи солнца касались кожи, лаская, скользили по поверхности кожи.
Пришёл Ишмаэл, раньше брата, чтобы проверить еду, которую они будут поглощать. Выполнив свои прямые обязанности, он примостился на скамеечке подле Дова, и у них завязалась беседа.
Вскоре пришли и остальные приглашённые. Они сели за стол с разнообразными блюдами, возблагодарили Бога за еду, что он дал, и принялись есть.
Раввин Йорам был человеком набожным мягким и несловоохотливым, его жена Ливнат держалась скромно, как и подобает её положению.
Натаниэль держался свободно и расспрашивал о делах Йорама, пока Кешет разговаривала с Ишмаэлом, приглашая в гости. Дов неожиданно для себя молчал. Мейр угощал гостей вином собственного производства. Его жена Закия следила за тем, чтобы все были сыты и попробовали каждое из блюд. А Ноам уткнувшись в свою тарелку, поедал любимое блюдо – баранину с черносливом и временами лишь ради приличия поднимал голову и бросал взгляды на гостей.
Мейр хотел, чтобы его сын унаследовал его дело и точка. Он не позволит. Йорам настоял на обязательном образовании Ноама, даже готов потихоньку обучать его, пока живёт здесь. Ноам станет грамотным и пойдёт дальше в познаниях. Йорам планировал обосноваться здесь. В этот город его направили по своему прямому назначению, направить людей забывших Бога и сбившихся с пути. Так как прежний раввин скончался месяц назад, а на его место назначили Йорама. И он из города Зифа приехал в Кириаф-Арбу, о чём никоим образом не жалеет, ведь здесь проживают все родственники и друзья.
После ужина все расположились на скамеечках. Их сделал по заказу плотник Нахум, пятидесятилетний мужчина с сединой. Он был самым искусным мастером во всей стране и выучил не один десяток великих мастеров, которые разъехались по всей округе. Нахума все иудеи уважали и ценили за хорошие точные  руки и доброе чистое сердце. Эти скамеечки были выполнены из отживших своё, но, тем не менее, крепких, оливковых деревьев, покрытых специальным лаком, который укреплял дерево. Нахум строго хранил состав лака и в его роду он передавался от сына к сыну. Боковые стороны скамеечек украшали дугообразные резные узоры плавно переходящие в изображение винограда с изящными листьями и ножки скамейки перетекали в ствол виноградной лозы. А сиденье было выполнено из довольно толстых стеблей виноградной лозы, переплетённой между собой, для прочности так тесно, что зёрнышко пшеницы не проскочит. Стебли виноградной лозы были выдержаны несколько суток в растворе из коры дуба, для прочности и долговечности, и пропитаны позднее тем же лаком, что и остальные части скамейки. Таким образом, глядя на эти скамейки создавалось впечатление, что они выросли прямо из пола.
Мужчины говорили о законах разных правителей в соседних странах и делились историями из жизни. Женщины ушли на кухню. Ноам разговаривал с раввином Йорамом, спрашивал о религии и о науках. Ноам жаждал узнать больше, его мозг впитывал со скоростью звука новые знания. Он сразу же  проникнулся уважением и доверием к этому человеку, который хотя и являлся родственником, но видел Ноам его впервые. Хотя Кешет была женой Натаниэля и сестрой Йорама, последний просил Ноама называть его «дядей». Они сразу поладили и прониклись тёплыми чувствами и через полчаса понимали друг друга с полуслова и полувзгляда.

Глава 2

В ноябре начался сезон дождей и продолжится до апреля. В следующем году земля, что тянулась от склона холмов до леса, будет отдыхать. Наступит седьмой год. А вот плоды в приобретённой земле не будут ещё два года употребляться в пищу.
Ноама теперь редко видели дома, в основном за ужином и завтраком. Он всё время проводил с Йорамом, который посвящал его в тонкости своих обязанностей. Ноам, несмотря на юный возраст, впитывал знания, терпеливо выслушивая нотации, истории из уст своего Учителя. Он с редким пониманием и усидчивостью внимал Слову.
Там Ноам подружился с одним мальчиком-одногодкой по имени Илан, в отличие от Ноама, он был тихим, вдумчивым флегматиком. Он держался подле своей матери, Джаэль, которая своим мудрым, покладистым поведением вселяла в маленького сына уверенность в себе, но и вместе с тем, делая того более женственным и мягким. Её муж, Зев, видимо из-за своего имени «волк», занимался шкурами животных. Он начинал с покраски, шитья шкур в различные изделия, после того как их обработали и так преуспел в деле, что вложил сбережения в это дело. Зев купил помещение и усовершенствовал технологию. Теперь его меха и изделия ценились не только в городе, но и далеко за пределами страны. Его меха вывозились в огромном количестве византийцами в города, где пролегало на севере, вдоль реки Иордан, Галилейское море. Меха покупали также иноземцы для дальних походов и странствий. Вскоре и здание расширилось, вместе с прибыльным делом. У Илана была маленькая сестрёнка трёх лет Нурит. Ноам с Иланом сразу стали общаться, делиться мыслями. Вскоре Илан без матери заходил к Ноаму домой, и они играли с деревянными игрушками. По своей натуре Илан не был лидером и поэтому в играх доминировал Ноам.

Однажды Ноам возвращаясь,  домой решил поглазеть на площадь. По мере того как он подходил, звуки голосов людей становились отчётливее. Из гама настойчиво жужжащего в ушах теперь можно было разобрать отдельные голоса и фразы.
Ноам осторожно выглянул из угла кирпичного дома и увидел множество людей, от бедняков в потёртых платьях до более богатых в льняных платьях с узорами и бахромой, встречались даже в шёлковых одеяниях, приехавшие издалека мужи. Они толпились вокруг небольшой площадки из дерева, вышиной в три метра.
Никто не заметил мальчика. Народ жаждал зрелищ. Все нетерпеливо ждали.
По небу плыли белые облака, солнце то пряталось, то выглядело вновь, словно забавляясь, или не желая видеть ужас человеческого угнетения. Подул ветерок, лёгкий и прохладный. Медленно собирались тучи из-за горизонта, захватывая всё пространство.
Ноам увидел худого старика в лохмотьях, барахтающихся под порывом ветра, они едва держались на худющем тельце. Он зябко жался, в окружении, по левую сторону от упитанного палача, в своём широком одеянии и колпаке, скрывающем лицо, а по правую же, этакого шута-заводилу толпы и человека, который следил, чтобы старик не сбежал. Одежда палача была чёрной и внушала ужас и отвращение, а кисточка на колпаке, болтающаяся из стороны в сторону, добавляла трагизм всему происходящему.
За воровство обычно отрубали руку, польстившуюся на кражу, но нашёлся человек, который сказал, что этот старик поднимал руку на свою жену и пьянствовал. Хотя большая часть, людей в толпе кричала, что этот человек клеветник и говорит это лишь потому, что не хочет больше держать этого попрошайку у себя, так как этот старик задолжал ему некоторую сумму денег. Недалече, как вчера клеветник после выпитого вина жаловался об этом всем прохожим на улице и говорил, что хочет избавиться от нищего жалкого старикашки, потому что жена того красивая женщина. А женившись на ней, окажет бедняжке услугу, и она будет его любить и до конца дней благодарить за такую щедрость. Он хвастался, что так хитро задумал и сам сухим вылезет из воды.
Завывание внезапного ветра слилось с криками людей, и дальнейшее было не разобрать. Ветер свистел, зловеще и грозно.
Толпу людей не послушали, не разобрались в этом деле и в итоге старика волокут к палачу с пнём, который поджидает жертву с топором в огромных ручищах.
Старик говорил сам с собой, порой его голос срывался не то в крик, не то в плач:
- Да, это моя вина, что я был голоден и беден, но лучше смерть, чем всю жизнь голодать, как проклятый и стучать зубами, мёрзнуть от каждого сквозняка. О да, на том свете не нужна ни еда, ни проклятые деньги… - далее он захрипел и засипел. Видимо он ни слова из обвинения не слышал и слова клеветника, своего хозяина тоже.
Народу хотелось зрелищ, особенно старательно кричали иноземцы. Некоторые были подавлены приговором, а некоторые возмущённо кричали, но их крики поглощались радостными, предвкушающими воплями других людей.
Старика тем временем раздели практически донага, и он продолжал что-то бормотать пересохшими губами, что двигались так быстро, словно за один краткий миг он хотел высказать всё, что наболело за эту долгую, полную страданий, жизнь.
Затем его повели к пню и били хлыстом, чтобы порадовать публику. Кровь с брызгами отлетала вместе с кожей к первым рядам людей.
- Господи, пожалей ты меня, я получил сполна за свои прегрешения. Пусть всё это кончиться. Боже, я никогда не прелюбодействовал, не убивал, не пьянствовал, а зарабатывал всё своими руками, не оставь мою семью – жену и детей моих, пожалей их. Аминь.
Когда он произнёс последнее слово, его перестали бить и тучи заполонили всё небо, нависая над людьми.
Затем палач вскинул над головой топор, лезвие зловеще сверкнуло и вмиг разрубило худую и тонкую жилистую шейку. Кровь лилась, но через мгновение гейзер утих. Видимо от недостатка пищи кровь у старика была скудной.
Толпа несколько разочарованно смотрела на тело, а через некоторое время скучающе начала расходиться, всё ещё смакуя историю старика.
Ноам неподвижно стоял и скрывался ото всех за углом дома. Он отчётливо слышал каждое слово старика, напряжённо прислушиваясь. Он понял, что справедливости в этом приговоре не было. Люди на улице частенько говорили, что в такого рода делах, находили крайних в бедняках и богачи платили деньги за лже приговор и делали ставки на исход дела.
Друзья старика говорили с горечью, что тот был хороший человек, верный своему ремеслу, а они не смогли ему помочь. Их снедала досада и обида на мерзких людей, жадных до зрелищ. Они завернули тело в шерстяной мешок, а голову аккуратно положили на ворох листьев в корзину. При этом по их лицам стекали ручьём слёзы. Сами они тоже едва сводили концы с концами и поэтому ничем не могли помочь другу. Один нёс тело, запрокинув себе на плечо, а другой корзину.
За ними на значительном расстоянии следовал Ноам, сам не понимая зачем. Минуя улицы и незнакомые дома, отчаянно запоминая дорогу, Ноам терпеливо следовал за мужчинами.
И вот показывается ветхий маленький домишко из серой кладки камней, с расшатанной крышей и запустелым двором, в числе многих подобных домов.
Мужчины подходят к дому, стучат и ждут, пока им откроют. Дверь отворяется и на пороге появляется симпатичная женщина в ветхом платье. После разговора, мужчины скрываются.
Ноам подошёл ближе, чтобы слышать что говорят. Женщина была женой старика, теперь горько плакала о своём муже, который всегда был честным человек и чист пред Иеговой. Исполнив свой долг перед покойным другом, мужчины спешно вышли, чтобы худая молва не пошла о добродетельной благопристойной вдове. Ноам тоже пошёл, взгляд его блуждал по брусчатке под ногами. Он думал, вспоминал увиденную казнь на площади, лицо женщины, одновременно печальное, полное обречённости существования и невыразимой муки. Этого лица не так часто касалась улыбка. Радость была ему неведома.
Крайне потрясённый и сосредоточенный он вошёл в свой дом.
- Ты долго. Я заволновалась, что к ужину не поспеешь. Что с тобой? – встревоженно спросила Закия.
- Понимаешь, я по дороге собаку увидел, - начал он и смело посмотрел в глаза матери. – Мне её стало жаль. Можно я отнесу ей немного еды?
Закия не могла видеть в столь любимом и желанном сыне, боль и страдание, и уступила.
- Мама, можно я сам сложу еды в узелок?
- Ладно, только руки помой. Ты же не хочешь прикасаться к еде грязными руками и совершить грех.
Ноам радостно побежал, вымыл руки и начал складывать в небольшую тряпицу половину хлеба, репчатый лук, пару огурцов и горсть чернослива. Завязав узелок, он подумал о том, что хотел положить пару кусочков мяса, но теперь он знал, что нельзя класть мясо с овощами, фруктами, равно как и употреблять рыбу с мясом и молоком.
Ноам побежал, слыша вдогонку:
- Быстрее, а то дождь начнётся. Целый день тучи набираются.
Он старался не бежать, просто быстро шёл, сжимая в руке монеты, которые почему-то сунула ему мать. У него промелькнула мысль, что она знает, куда именно он идёт. Затем вспомнил, что очень просил купить какую-то вещь или сладость, и она обещала дать денег.
Вскоре показался знакомый дом. Он подошёл к двери и замер, раздумывая, что скажет. Он посмотрел на небо, где серые грозные тучи так и норовили поглотить весь город. На миг выглянул маленький лучик солнца, он приободрил Ноама. Он постучал в дверь. Звук был глухим и отдавался в эхо. От дома веяло пустотой и Смертью. Ноаму стало не по себе, но ноги примёрзли, и он решил мужественно дождаться неизвестности. Ноам сам не понимал, почему делает всё это, словно кто-то направляет его.
Открыла дверь всё та же женщина, лицо вблизи казалось серым, а глаза тусклыми и красными.
- Мальчик, тебе что нужно? – Голос был ласковым материнским.
- Я принёс вот это, - глухо ответил он, робея и смущаясь.
- Значит, ты пришёл. Я тебя ждала. Знаешь, Иегова говорил со мной. Он сказал, придёт мальчик с узелком из коричневой ткани.
- Правда? – спросил он.
- Да.
Ноам не знал, что говорить дальше, поэтому протянул узелок и кулачок. Женщина подставила ладошку и вскоре в ней оказались монеты. Не в силах более выносить смущение, он попрощался и побежал, чувствуя сердцем благодарение Бога за то, что выполнил Его волю.
С чистым сердцем Ноам дошёл до дома и только захлопнул дверь, грянул гром и начался ливень. Он сидел в своей комнате и любовался небом. Оно гневалось и карало за лжесвидетельство тех, кто желал смерти ни в чём не повинного старика, которого обманул его хозяин из злого умысла и не платил по совести доброму человеку с руками, не знающими лени и никогда не бравшими чужого, как бы голодна не была жизнь.
Люди в городе засыпали сладким сном и не слышали, как кричал один богатый человек, которого зарезали и отняли кошелёк. Никто бы не сказал, что недалече он был счастлив, пьян, празднуя свою победу над стариком и полон надежд на будущую жизнь. Так справедливо оборвалась жизнь одного человека жадного до денег и до чужого добра.

В апреле со стороны пустынь дует сухой горячий ветер. Становилось жарче, а воздух был сухой.
Закия была беременна и в тесном кругу семьи они отметили это радостное событие. У Закии после рождения такого богатыря, как Ноам пошатнулось здоровье, и они с Мейром не могли зачать ребёнка. А теперь Мейр закатил праздник. Йорам и Натаниэль с Ишмаэлом пришли в первую очередь, а также плотник Нахум, лавочник Яхве, второй прессовщик винограда Иаким и, конечно же, Серафим, хозяин фермы по разведению и убою скота, где работали Натаниэль и Ишмаэл.
Они угощались яствами, и пили отменное вино. Мейр благодарил Господа Бога за беременность жены. Он решил отметить, ведь у него будет ещё ребёнок, хотя Закия утверждала, что празднованием можно сглазить. Сатана прознает и сделает дурное, но Мейра не остановить, радость затмила любой страх и суеверие.
На этом их празднования не окончились, Дов женился на хорошей девушке по имени Лилах, то есть «сирень». Она была дочерью того самого плотника Нахума и матери Дары. По поводу женитьбы Дов договорился и уладил мелкие вопросы с Нахумом на том празднике. Дов ввёл жену уже в свой дом, расположенный недалеко от дома Натаниэль, скромный, но достаточно большой, чтобы вместить не только супругов, но и прекрасных озорных будущих детей.
Жизнь шла своим чередом. Ноам с Иланом везде ходили вместе, даже к Йораму. Они стали братьями по духу и мировоззрению. А время рождения ребёнка приближалось, и Закия становилась мягче, добрее, чаще улыбалась и живот её округлялся. Она не знала, что втайне Кешет завидует родственнице и ненавидит за то, что та могла, а она нет.

В декабре у Ноама родилась сестрёнка, и нарекли её Йонат. Она была на редкость спокойной. Родители не могли нарадоваться рождению дочери, хотя и надеялись на мальчика. Йонат вошла в их жизнь, влетев голубкой, и принесла в этот дом счастье.

Здоровье Закии оставляло желать лучшего. После рождения дочери Закия чувствовала себя изнемождённой и вымотанной. И спустя два года эта добродушная отзывчивая женщина умерла, оставив робкую двухгодовалую и застенчивую девочку на руках Мейра и восьмилетнего Ноама.
Ноам не мог забыть тот день. Мама умерла вечером, и они с папой сидели всю ночь. Ноам сидел в потьме и смотрел на некогда живую мать. Темнота начала давить, и комната показалась тесной. Чем дольше он смотрел на тело, тем более ему чудилось, что она поднимается.
Ноам размышлял о том, куда попала его мама. Наверное, в рай.
Смерть матери потрясла Ноама. Он смотрел на вещи, некогда принадлежавшие ей, но не хватало духу дотронуться до них, вдохнуть вновь родной запах. Внезапно душа опустела, словно мама забрала с собой его душу, оставив на земле лишь оболочку. Он не мог поверить, что её больше нет. Не будет милых сердцу разговоров, смеха, он никогда больше не съест вместе с ней печенье. Её уже не вернуть.
Больше всех переживал несчастье Мейр. Некогда весёлый спокойный, он стал подавленным и угрюмым, но работал не покладая рук, скорее по инерции. Сердце его разбилось на тысячи мелких кусочков.
Кешет вызвалась сидеть с детьми. За домом Мейра стала, следила одна бедная вдова, которая приходила, убирала дома, готовила еду и уходила.
Йорам и Натаниэль решили найти Мейру жену, порядочную девушку из хорошей семьи. Многие семьи желали породниться со столь знатными людьми. Нашли и не прошло семь месяцев со дня смерти Закии женили Мейра на Менухе, младшей дочери Серафима. Она была двадцатилетней красавицей с большими карими глазами и скромным характером. Старшие братья и сёстры женились и обзавелись детишками. Серафим долгое время не мог найти для Менухи подходящего мужчину, состоятельного и воспитанного на вере в Бога.
Так в их жизнь вошла Менуха. Она отличалась покорностью, светлой и чистой душой. Она покорила своим обаянием всех, за исключением Ноама. Он с недоверием и обидой смотрел на отца и мачеху. Обычно он с отстранённым равнодушным видом наблюдал за кипением жизни в их семье, а когда маленькая Йонат потянула ручки к мачехе и назвала «мамой» - возненавидел. Как могла его сестрёнка назвать эту постороннюю женщину своей матерью? Какая несправедливость!
Раввин Йорам хотел для дальнейшего обучения отправить в Зиф Ноама, Илана и ещё одного мальчика. Мейр не хотел отпускать Ноама, ведь тот только начала вникать в тонкости виноделия. Но видя отношение мальчика к мачехе, и предчувствуя угрозу – отпустил в Зиф.


Раввин Йорам сопровождал троих мальчиков. В городе у него были дела, и заодно решил помочь устроиться мальчишкам на новом месте, проследить и заплатить учителю.
Илан с Ноамом познакомились с Дором по пути. Он родился в городе Шарухене, и перебрался в Кириаф-Арбу пять лет назад. Отец Дора владел текстильной мастерской, где делали льняную ткань, потом красили шелухой от лука и порошком из корней деревьев. Дор не любил рассказывать о своей семье. Видимо, отец его бил, на руках и ногах были синие, багровые и даже жёлтые синяки. Он говорил всем, что упал, но в противовес своим же словам вёл спокойную замкнутую жизнь и вздрагивал от каждого шороха и громких звуков.
Между тем пейзаж менялся с поразительной быстротой. Ноам едва успевал примечать, увиденные красоты. Поначалу они разговаривали, раввин Йорам рассказывал истории, но вскоре они устали настолько, что замолчали.
Обширные поля сменялись степью и многочисленными лесами.
Ноам с жадностью впитывал происходящее, ведь это первое в его жизни путешествие. Покидая родной город он не жалел, что вскоре будет вынужден обходиться без семьи и в особенности, без пристального ока мачехи.

Город Зиф оказался светлым местом с приятными людьми. Стены были сооружены из красного кирпича, новомодного материала в эти годы. Они прошли сквозь открытые ворота, прямо над массивной аркой, сооружённой из больших каменных глыб. По обе стороны с величественной статью стояли сторожевые башенки с плоскими крышами.
Прохожие поглядывали с явным интересом на пришельцев из другого города, но близко не подходили. Лавки с печёными хлебами и булочками, запах от которых разносился по всей округе; портные мастерские, палатки с дорогими отрезами тканей и закутки с мясными деликатесами – всё это проносилось, мимо завораживая воображение новыми впечатлениями.
Минуя множество невзрачных серых улочек, они свернули за угол и оказались у огромного дома, окружённого небольшим каменным заборчиком с калиткой. Дом состоял из многочисленных серых камней, а крыша покатая из щебня, разведённого с навозом и покрытая пластами. Окна прикрывали деревянные решётки, создавая тень и в то же время пропуская свежий воздух. Решётки были выполнены из туи, привезённой издалека, и украшены причудливыми египетскими узорами, которые переплетались в центральный символ Солнца, бога Ра. Дверь выполнена в той же тематике, только в центре находился глаз, заключённый в треугольник. Всевидящее око.
Сочные зелёные деревья, кусты вокруг дома говорили о тонкой душе хозяина и вьющееся растение у стены по левую сторону от дома, походило на виноград и тянулось, облепляя стену большими тёмно-зелёными листьями и бледно-жёлтыми бутонами.
В небе летали птицы, вереща и наслаждаясь свободой. Их крохотные чёрные тельца проносились, разрезая воздух, едва не задевая прохожих.
Ноам поднял голову, и одна птичка ловко пилотировала у его уха и стремительно полетела к собратьям. На фоне розоватого заката они смотрелись чёрными точками на небе, то приближаясь, то удаляясь вновь. Он улыбнулся и почувствовал родственную связь с пташками, что радовались свободному полёту.
Дверь открыла пожилая женщина в скромном одеянии из дешёвой материи и в платке. Она впустила их внутрь и пошла, сообщить хозяину о пребывших издалека гостях.
Внутренняя отделка гостиной оставляла желать лучшего. Каменные стены и полы обиты деревом. У стены стояла обычная лавка, покрытая изрядным слоем желтовато-янтарного лака. При свете солнечных лучей она сияла и светилась, оттеняя своим блеском прочую утварь, два стула из чёрного дерева обшарпанных и потёртых, казалось до дыр, от бесконечного числа постояльцев и круглого столика без лакированного покрытия.
Воздух был спёртым, и Ноаму стало тяжело дышать.
Навстречу им вышел худощавый мужчина, словно с того света. На нём было чёрное платье с разрезами, которые начинались от колен до щиколоток, украшенные чёрной тесьмой с узорами. На худой смуглой руке красовался железный браслет с символами, а на шее висел кусочек отшлифованного нефрита в обрамлении меди. Волосы на голове были редкими, с проседью, а лицо худое со впалыми щеками и большими чёрными глазами, беспокойными, нервными, которые при виде гостей стали уставшими и равнодушными. Держался он с холодным высокомерием, которое не исключало обычную любезность и учтивость. Мужчина представился Нахшоном и позвал Мордекию, которым оказался юноша со странными чертами лица, явно иноземного. Он повёл новоприбывших мальчиков, знакомится с домом и учениками.
По лестнице Ноам с друзьями шли за юношей. Мордекия был в платье, абрикосового цвета и коричневых сандалиях. В отличие от учителя он был в теле со здоровым румянцем на щеках, растрёпанными густыми волосами и пушком пробивавшемся под носом. Он производил впечатление человека целеустремлённого, любознательного и крайне гордого, хотя чёрные глаза светились надеждой и добротой.
Верхний этаж делился на два крыла, а они в свою очередь на три комнаты. Одна из комнат предназначалась под занятия, вторая библиотека, третья же, по сравнению с остальными, просторная спальня для учеников.
Мордекия объяснил новичкам, что пока Нахшон не выяснит какими знаниями и амбициями они обладают, придётся жить в крыле слева. Здесь царили свои порядки и требования. Слева обитали обычные ученики, крайне скудных знаний, дети из низшего сословия и сироты, которым следует владеть письмом, счётом. Они станут помощниками раввинов, слугами в богатых домах. В правом крыле жили из среднего сословия и богачи. Высокоодарённые интеллектуалы, натасканные частными учителями. Здесь они продолжали учиться более значимым наукам, высшим идеям, медицине, философии (греческой, римской), языкам и астрономии.
Ученикам воспрещалось разговаривать между собой, хотя правое крыло не горело желанием общаться с отбросами общества. Также они занимались в разное время, равно как и обедали.
Ноама, Илана и Дова разместили в библиотеке, чтобы они не мешали остальным детям, коих насчитывалось семеро.
Мордекия принадлежал к «Интеллектуалам» и это читалось в его строгой осанистой спине и подчёркнутых манерах. Помимо Мордекии в комнате проживали десять человек, двое из которых, как и он, выпускались из школы в новую жизнь с грамотой, где золотыми буквами на египетском папирусе сказано, что они окончили у Нахшона полный курс обучения, а также наименование предметов изученных за десять лет. Буквально, через месяц они покинут эти стены, показав учителю Нахшону свои знания, полученные за долгие годы обучения.
У Ноама жадно заблестели глаза при взгляде на огромное количество, как печатных, так и рукописных книг. Желтоватые листы так и просились в руки. Каждая книга носила в себе отпечаток тех, кто её читал. От полок из светлого дерева веяло старинной пылью знаний. А постеленная постель у окна прямо на деревянный пол дополняла образ комнаты. Серая льняная ткань была застелена на тоненькую перину, подушка тоже была скудного размера и формы.
Ноама взяла странная тоска по дому, сдавливала грудь. Ему хотелось немедленно бежать прочь. Казалось, все предметы пытались втянуть его в чужую жизнь. Он посмотрел на стены из серого камня, которые создавали в комнате прохладу, и услышал голос Илана:
- Какой мрачный дом! А Учитель странный и строгий.
- А мне он понравился, - произнёс Дор, голос его расплылся по комнате лёгким воздушным и тонким тенором. Этот голос так нравился раввину Йораму, вдохновляя божественной силой на благие дела. Среди многочисленных голосов хора он своим чистым лёгким звучанием выделялся среди двух десятков других баритонов и теноров.
- Очень странное место, - продолжил Илан, словно не слыша друга. Голос его был глухим, но твёрдым.
В комнату вошла женщина тяжёлым шагом, который отзывался скрипом в полу и гулким звуком. Она была полной женщиной, с отёкшими ногами и седыми волосами, собранными в пучок. Она тащила их вещи в тюках, видимо разгрузили бедного осла, который сопровождал их всю дорогу.
- Вас зовут к ужину. Спускайтесь. Я покажу, где мыть руки.
Мальчики переглянулись между собой и молча последовали за женщиной, которая сложила тюки с вещами возле стены. Они спускались всё по той же лестнице из светло-коричневого дерева. Первая дверь справа вела в Умывальную комнату, где располагались деревянные тазы для мытья, полотенца из хлопка и жидкость для мытья тела и головы. Пол со стенами были из дерева, а потолок белёный. Ещё под потолком располагалось окошко, длиною во всю стену, а в ширину всего в один локоть. В общем, самая модернизированная комната для мытья.
Мальчики зачерпнули в ладошки  настоянную на золе воду и растирали до образования пены над металлическим тазиком. Женщина в сером платье поливала из глиняного кувшина. Тёплая вода смыла грязь улиц и степей, лаская нежную кожу. После этого они вымыли лица и вытерлись полотенцем. Когда женщина взяла в руки какой-то стеклянный чайничек, который освещал всю комнату – мальчики обратили внимание на это новшество. Видимо усталость брала своё, и они не реагировали на мелочи.
Женщину звали Елисия. Она была сирийкой из бедной семьи и выглядела старше своих лет. Она занималась уборкой дома и стирала вещи, но когда ноги стали отекать, только стирала и штопала вещи. Дети из правого крыла помогали ей, это входило в их обязанности, потому что многие живущие здесь могли вполовину оплачивать свою учёбу и проживание. Поэтому другую часть суммы они платили работой – штопаньем вещей, мыли комнаты в правом крыле, сажали деревья, кусты вокруг дома и ухаживали за ними. Так они готовились к будущей нелёгкой жизни.
Помимо Елисии была пожилая женщина с виду строгая и решительная, по имени Инбаль, жена учителя. В её обязанности входило следить за слугами и детьми, чтобы и те и другие идеально справлялись со своими обязанностями и соблюдали тишину. Эта женщина в кремовом платье, подол и края рукавов украшала ручная вышивка из золотистых нитей, невольно внушала уважение своей осанкой и невозмутимостью.
Из прислуги помимо Елисии были, повариха добродушная полноватая женщина, которая одна справлялась с огромным количеством блюд, и никто понятия не имел, как ей это удавалось, а также худенькая немая мидийка убирала все комнаты в доме и крыльцо. Эту девчушку родные, как прокажённую предали в руки людей, высокостоящих, которые выставили её как рабыню на рынке, где продавали человеческие души и отхватили неплохой куш. А Нахшон купил её, когда услышал историю жизни девушки у продавца.
А от Елисии избавились собственные дети, которые выставили ту за порог с узелком еды и мелочью, что сжимала бережно в кулачке, боясь потерять. После ухода матери дети начали делить имущество между собой. Сами ставшие родителями, они с лёгкостью выкинули за порог дома собственную мать.
Нахшон случайно встретил женщину, когда та покупала на последние деньги краюху хлеба. Торгаш её обманул, а Нахшон восстановил справедливость, чем заслужил доверие и симпатию бедной женщины. Позже она поделилась с ним скромной трапезой, и он предложил ей работу. Елисия с радостью ухватилась за это предложение.
Девушка из Мидии привязалась к Елисии, и они стали друг другу самыми родными людьми.
Учитель Нахшон мог себе позволить содержать необходимое количество слуг. Также ему помогал родной брат по финансовой части и вёл бухгалтерию. Он был упитанным мужчиной, любителем напиться до беспамятства. Но Нахшону не было до этого дела, лишь бы братишка работал исправно. Лирон принимал деньги за  учёбу от родственников детей и платил прислуге за работу, а также давал деньги на мелкие хозяйственные нужды и продукты. В целом был человеком аккуратным, бережливым, но не жадным, хотя и мнил себя талантливым богачом.
Мальчики подошли к столовой изрядно вымотанные, уставшие и неимоверно голодные.
Столовая была просторной в персиковых тонах. Два добротных стола, накрытых коричневой скатертью изо льна. Маленькие светильники освещали только один стол, на котором находились тарелки с едой и кружки с водой.
Ноам с друзьями сел за стол и накинулся на еду, чувствуя, как удовлетворительно пробурчал желудок, словно ворча, что так давно не видел еды. Он не помнил, чтобы хоть когда-нибудь чувствовал подобное.
Ноам не помнил, как поел и добрался до постели, где с товарищами по несчастью заснул крепким сном.

Глава 3

Свежий утренний ветерок проник в комнату и наполнил ясным чистым ароматом цветов и зелени.
В комнату вошла Елисия своей обычной тяжёлой походкой, в свежем сером платье и волосы её при свете солнечных слабых лучей отливали серебром, гладко причёсанные в пучок, чтобы не мешали работать. Она разбудила мальчиков, которые сладко потянулись в постели. Они с удивлением обнаружили себя в незнакомой непривычной обстановке.
При свете комната предстала перед мальчиками в своём мрачном скорбном великолепии. Пол, казавшийся прежде светлым, теперь засиял своим великолепием стёртых кое-где до дыр длинных деревянных половиц и серыми каменными стенами из огромных, не отшлифованных камней, словно нога человека не ступала в этот дикий мирный уголок. Книги угрюмо ютились у себя на полках, будто ожидая неаккуратных детских рук, которые в любой момент могли схватить их и перепачкать страницы.
Ноам и Илан ждали, пока Дор оденется. У Дора была привычка подолгу одеваться, всё дело в аккуратности и педантичности. Его частенько отец бранил за неряшливость. Дор до сих пор боялся гнева отца, и совесть терзала его, подтачивая гордость, самоуважение, если он был неопрятен и волосы растрёпаны. Он слишком зависел от влияния родственников и даже вдали от них старался быть хорошим богоугодным мальчиком. Когда Дор посчитал себя достаточно аккуратным, они вышли вслед за Елисией. Ноам закатил глаза, переглянувшись с Иланом, что значило: «Ох уж, этот Дор! », тот понимающе улыбнулся. Иногда создавалось впечатление, что Дор молодая девушка, к которой пришёл жених, а она никак не может скрыть смущение и лёгкий румянец от предчувствия предстоящего счастья. Между собой они нарекли его «невестой» и, упоминая это слово, звонко хихикали. Им казалось забавным, что их знакомый так тщателен и аккуратен во всём. До этого они видели Дора лишь издали, не особенно общаясь, лишь косые мимолётные взгляды. А теперь им представился случай подружиться.
Они завтракали вместе со всеми, и в комнате царила тишина. Теперь Ноам отчётливо видел длинные столы, они стояли параллельно друг другу, и возглавлял их -  небольшой стол, за которым сейчас сидел во главе учитель, справа от него сидел чинно брат, а слева – невозмутимая супруга. Скатерть, покрывающая стол была та же, что и на остальных столах, но еда отличалась своим роскошеством и изысканностью. Запечённые фрукты в мёде, птица под вишнёвым сиропом и чёрный отборный чай. Лирон непрерывно поедал пищу, запивая отменным вином, подарок отца Ноама, и дела не было до остального внешнего мира, пока тот не заявлял свои права в лице старшего брата, Нахшона.
Сам Нахшон держался отстранённо с холодным налётом, и только редкие взгляды на супругу выдавали в нём, то человеческое, что скрывалось под маской чёрствого интеллектуала. Только человек, обладающий острым аналитическим умом и наблюдательностью, мог заметить, нежные и заботливые взгляды супругов. Инбаль тщательно следила за самочувствием Нахшона. В тоже время она не забывала об  учениках и зорко её глаза скользили по поверхности стола.
«Интеллектуалы» чуть уступали Учителю в роскошестве блюд, но всё же имели отменный завтрак из тушёного мяса с оливками и пшеничного печенья с кружечкой травяного чая. Все ученики выглядели бледными, несмотря на разнообразие и обилие в питании. У них были скорбные лица, полные необъяснимой тоски, глаза же серьёзными и целеустремлёнными. Это поистине являлось устрашающим для новоприбывших, но не настолько, чтобы позабыть о еде.
«Низшее сословие», в числе которых они оказались сегодня, лакомилось кашей из овса, сваренной на воде и кусочком хлеба и компотом из яблок.
В полном молчании, что прерывалось шорохом одежды или клацаньем ложки, они доели и отправились по своим делам. Троица же последовала в гостиную, где учитель подробнейше изучил степень знаний каждого и природные таланты. После минутного раздумья этот суровый на вид мужчина огласил приговор: Ноам с Иланом будут учиться в правом крыле, а Дор в левом, ведь из него выйдет отличный раввин или помощник раввина с отличными вокальными данными. Ребята расстроились, ведь сюда они пришли вместе, а в последующие годы не смогут разговаривать друг с другом. Илан втайне радовался, что они с Ноамом вместе будут учиться, хотя делал вид, будто расстроен потерей Дора или даже раздавлен этой новостью.
Инбаль дала поручение Елисии отнести вещи Ноама и Илана в правое крыло, разместить на кроватях у окна, а вещи Дора в левое крыло, кровать будет делить с Миссой и Абдрехве.
Два друга весело с оживлением направлялись к своей новой жизни, в то время как другой тяжело вздохнул и последовал другой дорогой.
Комнаты в левом крыле предстали перед юными зрителями во всём великолепии и многообразии предметов мебели. Спальня представляла собой большое помещение с узкими деревянными кроватями с персиковым постельным бельём и такими же занавесками на двух окнах. Вид открывался великолепный на холмистые возвышенности с растительностью. Красота! Свежий воздух. Ни пыли, ни людских криков и ругани. Тишина. Наверное, потому что, люди здесь были редкие гости, да и соседи сторонились мрачного учителя, который внушал страх. Все люди в городе держались стороной, предпочитая зачастую обходить этот дом окольной тропинкой.
Ноам вдохнул воздуха и преисполнился решимости усердно заниматься, чтобы достичь уровня Учителя. Илан переодевался в новое одеяние и Ноам последовал его примеру.
Вскоре все ученики последовали в комнату, где проводились занятия. Помещение было небольшим с двумя длинными столами. За первый столом села мелкотня, а за второй, располагающийся за ним, сели старшие ребята. Учитель Нахшон объяснял новый урок и давал задания для самостоятельной работы. Он подходил ко всем ученикам и следил за ходом учебного процесса.
Воцарилась тишина, столь убаюкивающая и окутывающая всю комнату, что многих учеников потянуло в сон. Нахшон Елицур стоял у окна и смотрел вдаль, сощурив глаза, словно она затягивала его в неведомый мир. Спина вытянулась, точно стрела, натянутая на тетиву лука.
Ноам с Иланом усердно читали свиток о вавилонской религии, где Бог света боролся с мраком и побеждал. Солнце, освещающее землю, источник тьмы, необъяснимая сила подземного мира и приносит смерть. Луна же в противовес Солнцу – вечная жизнь. Ноам с жадностью вчитывался в строчки, Илан едва поспевал за прытью друга, который благоговейно с энтузиазмом задался целью изучить все свитки, книги с пергаментными и папирусными листами. Он желал познать все таинства мира и докопаться до Истины. Обладая прекрасной памятью, живым воображением и усердием, он постигал все мелочи и объективно воспринимал информацию, без предрассудков. Его внутренние убеждения с каждой новой информацией лишь крепли и формировались зачатки следующих.
Учитель повернулся к ученикам и произнёс чётко грудным голосом:
- Обед.
Учитель Нахшон был крайне немногословен, когда дело касалось обыденной жизни с бытовыми мелочами. Ученики, услышав заветное слово-пароль, поднялись с жёстких скамеек. Ноам тоже поднялся крайне раздосадованный тем фактом, что придётся оторваться от заинтриговавшего его воображение свитка. В Ноаме пышным цветом разрослось честолюбие и жажда знаний. Когда он встал и поднял глаза, обнаружил, что Учитель пристально смотрит на него, словно изучает душу. Пронзительный взгляд проникал до мышц и костей мальчика. Наконец, Учитель отвёл глаза и возглавил шествие. Ноам почувствовал облегчение, даже плечи опустились и теперь скорбно и устало тянули тело вниз, если бы не позвоночник Ноам рухнул на пол.
Остальные ученики радовались возможности спокойно поесть и оторваться от нудного текста древних стариков. Илан не понимал рвения Ноама, к чему напрягаться, ведь родственники далеко и не могут оценить их стараний.
Обедали только они, Интеллектуалы и Учитель с женой и братом. Подали к столу тушёные баклажаны с морковью, сырая рубленая баранина, и кусок яблочного пирога с чаем.
Ноам проглотил еду, не задумываясь о составляющих ингредиентах и морали, той самой религиозной морали, что учили его с детства.
После обеда они самостоятельно занимались – читали, выписывали и разбирали древние тексты Греции, Египта и Сирии. Многие ученики разговаривали между собой, обсуждали изображения в свитках и рассказывали истории. Ноам занимался с намерением превзойти любого из присутствующих в комнате и, желая, чтобы отец гордился им. Он искренне жаждал одобрения и признания отца. Илану же надоело заниматься, и он пошёл знакомиться со старшими учениками и через некоторое время стал близким другом, влившись в компанию. Он изменился. Если дома Илан старался исправно учиться, был тихим, замкнутым и во многих ситуациях робким, то здесь переменился и стал развязным, ленивым. Ноам не узнавал своего друга.
День клонился к вечеру, когда Учитель занимался с другими учениками.
Розовый закат осветил город мистическим оранжево-сиреневым светом и облака плыли по небу в сторону Кармила, города расположенного близ Иудейской пустыни, как Зиф и Кириаф-Арба.
Еда, приготовленная на ужин, не обладала изысканным обилием из блюд. Подали лишь морковную запеканку, из нарезанной моркови, молока и яиц, а к ней сладкий компот из маленьких груш, заботливо собранных в лесу.
После ужина все ученики отправились спать, но многие болтали, травили байки-страшилки и вовсе позабыли о покое. Способствовал этому и мрак. За окном шуршали и трещали ветки деревьев, отбрасывая зловещие тени на ровный дощатый пол. Тени то удлинялись, то раскачивались из стороны в сторону.
Ноам не выдержал и пошёл в туалет. Там в полу было углубление, выложенное из камней, и от него вела длинная железная и широкая рейка с загнутыми стенками, сливая отходы далеко за пределами дома к лесу.
Учитель Нахшон обладал не только аналитическим умом, но и новаторским нетрадиционным взглядом на вещи. Он, как мастер на все руки, соорудил эту конструкцию, спроектировал дом и обустроил новейшими достижениями науки.
Когда Ноам возвращался, приближаясь по лестнице к правому крылу, застыл на месте от увиденной картины.
В полумраке отчётливо выделялись силуэты двух людей. Они боролись. Большой полный верзила и маленький хрупкий. Ноам своими большими от страха глазами узнал в огромной фигуре брата Учителя, Лирона. Дальнейшие события разворачивались столь стремительно, что мозг едва мог воспринимать и анализировать происходящее.
Несмотря на хныканье и слёзы мальчика, мужчина не отставал. Его руки ловко шарили по маленькому беспомощному тельцу. Лирон навис и сжал в своих объятиях мальчика, словно коршун пойманную добычу.
В воздухе повис запах перегара и пота.
Ноама сковал ужас и всё его тело окаменело. Кто-то положил руку на его плечо, и он вздрогнул. В следующую секунду рядом с ухом он услышал тихий шёпот столь знакомого голоса:
- Не бойся, тебя он не тронет.
Ноам почувствовал в этих словах нежную заботу и позволил увести себя от столь ужасающей сцены. По пути в спальню он увидел силуэт, и даже выражение лица спасителя. Растрёпанные густые волосы, широкий лоб и чуть вздёрнутый нос говорили о том, что перед ним Мальахи. Он появился, как Ангел, не зря его имя означает «подобен ангелу».
- Старайся не ходить так поздно.
До них начал доноситься шёпот из спальни, мальчики не могли угомониться. Мальахи, единственный, кто держался в стороне от игр и потех, но, тем не менее, не являлся замкнутым человеком. Он относился ко многим вещам слишком серьёзно.
Ноам остановился у порога и вслед за ним Мальахи.
- Спасибо тебе большое.
- Ладно, идём, дружище, спать.
Они вошли в комнату и залезли под хлопковое покрывало. Мальахи тоже устроился, если бы его кровать не была напротив кровати Ноама, он и не заметил отсутствия новичка.
Из окна дул лёгкий ветерок. Ноам лежал и смотрел в потолок. «Как несправедлива жизнь! А главное, я ничего не смог сделать, просто стоял там и смотрел!», - с отчаяньем подумал он. Веки его тяжелели, и Ноам уносился в мир сновидений.

Ноам начал привыкать к своеобразному распорядку дня и подружился с ребятами. Поначалу он присматривался к обстановке и ученикам. Мордекию, как и Мальахи, Ноам уже знал. В скором времени Мордекия, Надав и Захир покинут стены дома выпускниками со дня на день. Эта троица самых старших и более мудрых учеников. Они все вместе убегали в выходной субботний день за пределы дома и веселились. Им разрешалось пить вино.
Остальные в Шабат сидели дома в кругу «семьи». Учитель высоко чтил Бога, но, тем не менее, в некоторых мелочах давал слабину.
В счастливой троице ребят задавал темп Надав. Он был спокойным, но весельчаком, чья коротенькая плотная фигура никак не вязалась с овальным длинноватым лицом, взъерошенными волосами и чёрными большими глазами с длинными ресницами. Руки огромные, как у плотника, но душа трёхлетнего ребёнка, словом наивный, но старательный молодой человек. Захир же в отличие от своего приятеля по «волчьей стае» обладал задиристым характером, сильной волей и богатой фантазией, особенно если касалось какой-нибудь весёлой проделки или небольшого приключения. Он нравился молоденьким девушкам, особенно его, любили шлюхи за внимательность, нежность и весёлые шутки. Он щедро платил по счетам. Отец Захира вёл финансовые дела у богача.
Дарий с Ахашверошем ходили вместе. Они были длинными ребятами пятнадцати-шестнадцати лет. Общались с другими и учувствовали в проказах, но держались чуть в стороне. Они многих учеников не считали ровней себе, держались холодно с апломбом.
В отличие от этих ребят, Игаль был хорошим, богобоязненным человеком и родом из города Иаттира. Его большие глаза всегда сияли на кругленьком личике. Его приподнятое настроение невольно передавалось всем. Остальные ученики были настолько тихими и неприметными, что Ноам не запомнил имён.

Учитель Нахшон учил их записывать, шифруя основные элементы. Например, «меркурий» - свинец, а «зелёный лев» - окись свинца. В то время как «красный лев» - сурик, ну а «чёрный дракон» - порошок свинца с углистым веществом. Ноаму нравилось изучать основы магических веществ, рецепты зелий и назначение растворов. Главное, хранить простые вещества нужно в пузырях животных, а едкие и опасные в стеклянных или глиняных сосудах.

Ноам вошёл в библиотеку, где покоилось огромное множество книг, рукописей и свитков. Прохлада и влажность окутали тело мальчика. Тут он заметил Мальахи, который доставал нужные книги.
- Здравствуй, Ноам! Тебе помочь?
- Да, что здесь можно читать?
- Подожди немного, я закончу и помогу тебе. Ты же знаешь, что новичкам следует читать только в присутствии старших.
- А почему?
- Здесь хранятся очень древние свитки и к тому же рассортированы по степени обучения.
Мальахи отвлёкся и аккуратно положил находки на потёртый временем стол. Он был сосредоточен и крайне серьёзен.
- Подойди ближе, сейчас я тебе достану нужные рукописи и свиток.
Ноаму передалось настроение Мальахи, и он подошёл к деревянному стеллажу, усеянному книгами, как подсолнух семечками. Длинный стеллаж достигал потолка, и казалось, врастал в него. Мальахи забрался на лестницу и вскоре передал Ноаму свиток со столь знакомыми деревянными ручками. Вслед за свитком, который Ноам едва мог держать в руках, у него оказалась небольшая рукопись, пергаментные листы которой старательно сшиты, жёлтые листы в некоторых местах были серыми и в пятнах, от них пахло Знаниями.
Ноам и Мальахи направились в помещение для занятий и сели на привычные места. Какое-то время они сидели и занимались каждый своим делом, но вскоре Ноам устал и заинтересовался текстом, который читал Мальахи. Ноам развернулся и внимательно следил за старшим товарищем, скорее с благоговейным уважением, нежели обыкновенным любопытством.
- На каком это языке? – простодушно поинтересовался Ноам.
- На греческом. Это «Илиада» Гомера и написана на диалекте ионийских племён проживающих на малоазийском побережье.
- И о чём эта «Илиада»?
- Ну, так с ходу не скажешь. К тому же тут собрана лишь малая часть песен. Сказ ведётся о богах и их роде, очень многочисленном и могучем. Ещё Гомер написал «Одиссею» - она в полном изложении.
- А кто такой Гомер?
- Греческий сказитель. Хочешь послушать?
Ноам лишь кивнул затаив дыхание от восторга.
- Садись рядом и слушай, сначала я буду читать на греческом языке и переводить.
Ноам уселся рядышком с Мальахи и уткнулся в свиток. Слушать речь на незнакомом языке, Ноаму было в новинку и уши упрямо не желали вникать в резкую трескучую речь, но постепенно Ноам погружался в повествование и жаждал продолжения.
- Гнев Ахиллеса, сына Пелея причинил много страдания. Он отправил несметное количество душ сильных и благородных мужей в мрачное царство Аида, а их тела кинул на съедение собакам и птицам.
Ноам прикрыл веки и с наслаждением представлял историю.
Жрец Хриз пришёл к кораблям ахейцев и умолял вернуть дочь за богатый выкуп. Ахейцы согласились и готовы были принять богатый выкуп, но царь Агамемнон разозлился и отослал жреца, сказав: «Не являйся больше, старец! Не освобожу девушку, что живёт в нашем доме, в Аргосе и делит со мной ложе. Не зли меня и уйдёшь невредимым!» Старик молча ушёл, испугавшись. Он молился сыну Латоны: «Я верой служил тебе в храме, украшал и подносил в жертву животных. Услышь меня и пусть твои стрелы отомстят за мои горькие слёзы». Разгневанный Аполлон быстро спустился с Олимпа, неся за плечами лук с колчанами. Он шёл быстро, отчего стрелы в колчане гневно звенели. Сначала стрелы поражали животных, затем людей. Продолжался мор девять дней. На десятый день по совету богини Геры Ахиллес собрал народ и сообщил, что они возвращаются домой, ведь болезни и побоища истребляют воинов. Но сначала следует узнать у жреца, предсказателя, за что гневается Аполлон. Не хочет ли он отвратить от войска погибель и принять в жертву животных. Тут проговорил Калхас: «Ты, Ахиллес, желаешь, чтобы я разгадал гнев бога Аполлона. Скажу правду, только сначала поклянись мне, что защитишь от царя аргивян, ведь царь могущественнее, чем человек служащий ему. Если в тот день он затаит гнев в сердце, то пока не отомстит – не успокоится душа его». Ахиллес поклялся богом Аполлоном защитить Калхаса от царя Агамемнона пока жив на этой земле. Тогда Калхас успокоенный клятвой сообщил, что Аполлон гневается из-за жреца, которого оскорбили и отказали отпустить его дочь, не взяв выкуп. Не пощадит он войско, пока не вернём Хризеиду без выкупа и не принесём животных в жертву.
Встал Агамемнон в гневе и взглянул на Калхаса, говоря, что тот ликует, пророча злые вещи. Да он предпочитает иметь её подле себя, нежели Клитемнестру, взятую в жёны раньше, но готов подчиниться и вернуть её взамен награды. Ахиллес возмутился корысти Агамемнона, который грозил силой отобрать добычу, что получил Ахиллес, Аякс или Одиссей. Ахиллес возмутился наглости и корыстолюбию, сказав: «Не из мести пришли мы сюда к троянцам, ведь они не трогали наш скот и посевы, а ради тебя и Менелая. Ты грозишься отнять мою награду, добытую с таким трудом войском. Руками своими я всех больше нападал, но при разделе сокровищ ты берёшь наибольшую часть, а я лишь довольствуясь маленькой частью, удаляюсь уставший от сражений. Я хочу вернуться во Фтию. Ты же нипочём не преувеличишь богатства». Агамемнон ответил, что пусть убегает как трус и коли Аполлон отнимет его Хризеиду, то он придёт за Бризеидой, войдя в его шатёр. Он уведёт её в назидание другим, кто возомнит себя равным ему. Ахиллес размышлял убить ли ему Агамемнона или же подавить гнев и ненависть в груди своей. Появилась Афина Паллада, коснувшись его русых кудрей. Он обернулся и увидел богиню. Только он мог видеть её. Афина промолвила, что её послала Гера, укротить ярость. «Не вынимай меча из ножен, а отвечай словами. Если послушаешься, тебе воздастся втрое богатством». Послушался Ахиллес, и удалилась Афина на Олимп. Агамемнон обзывал последними словами врага. Нестор пытался помирить двух мужей, но каждый остался при своём. Разошлись они и готовили животных, которых тут же сожгли, принеся в жертву Аполлону. Агамемнон послал двух слуг за Бризеидой, и Ахиллес позволил увести её, сам же сел у моря плача. Взмолился он к матери и предстала перед ним из моря и выслушала всю историю о напастях сына. Она обещала поговорить и умилостивить Зевса, чтобы помог ему. Ушла она, оставив сына.
Тем временем Одиссей передал Хризеиду отцу, и они принесли в жертву животных Аполлону, сжигая на костре и поливая вином. Затем и сами подкрепились.
На Олимпе мать Ахиллеса, богиня Фетида, поговорила с Зевсом, и пока тот не обещал помочь Ахиллесу, не покидала.
- Всё, конец первой песни, продолжения, к сожалению, нет.
- Что, неужели конец? – спросил Ноам, с напряжением вглядываясь в свиток.
Мальахи потянулся, отчего послышался хруст костей.
На улице красный закат освещал город, и шумели листья на близлежащих кустах и деревьях от порыва ветра. Мальахи и Ноам собрали свитки и рукописи и отнесли в библиотеку. Они спешили к ужину. В своей тяге к знаниям они позабыли о внешнем мире, полностью отдавшись во власть легенде Гомера, жившего сто лет назад.
- Как ты думаешь, Зевс помог Ахиллесу и что предпринял? – Ноам не мог успокоиться, его воображение дорисовывало картину и продолжало волей-неволей повествование.
- Конечно, он внял мольбам богини Фетиды и примет мудрое решение.
- А что интереснее «Илиада» или «Одиссея»?
- «Илиада». Больше сражений и событий. Намного интереснее и познавательнее, хотя греческий намного сложнее, чем язык римлян. Знаешь, Гесиод, другой греческий поэт выиграл в состязании с Гомером.
- Неужели? – воскликнул Ноам, когда они с Мальахи спускались по лестнице. – А он что написал?
- «Теогонию» про богов, их происхождение и про земледелие. Ещё он сочинил поэмы «Щит Геракла» и «Труды и дни».
- Гесиод пишет намного интереснее, чем Гомер?
- Нет, в основном, о законах и правилах с мифами и баснями.
- Тогда почему он победил Гомера?
- Потому что писал о мирных вещах, а не о войнах и ненависти. Хотя Гомер учит, что нужно подавлять гнев и ярость, но в его песнях обилие сражений.
Они вошли в столовую вовремя, все остальные ученики усаживались в предвкушении трапезы. До Ноама донёсся аромат запечённой курицы и желудок сладостно, но сдавленно забурчал. На тарелке лежали две варёные картофелины, разрезанные пополам, и кусок курицы с жирной золотисто-красной кожицей и подле стоял стакан с компотом из яблок. Ноам взял из тарелки кусок хлеба и с наслаждением откусил, чувствуя, как текут слюнки. Картошку с курицей он мгновенно осилил и не заметил, как его одолела усталость. Он не помнил, как проковылял к своей кровати и лёг под покрывало. Его сморил сон.
 
Златокудрый Аполлон летел быстрее ветра с луком и колчанами за плечами. Он повстречал Ахиллеса, который понурив голову, шёл по дороге и сжимал рукоять меча, словно собирался вот-вот броситься в бой.
- Что с тобой приключилось, Ахиллес? Поведай все печали, что камнем лежат в сердце твоём.
- О, великий бог Аполлон! Вними моим мольбам! Агамемнон оскорбил меня, забрав черноокую деву с красивым лицом.
Аполлон сел на огромный чёрный валун и слушал речи мужа, силы которого нет равной. В гневе он помчался к шатру, где в покое лежал Агамемнон с Бризеидой, и сердце Аполлона яростно требовало мести. Он вынул из колчана серебряную стрелу и натянул тетиву лука. Стрела пронзила не крепкую мужскую грудь, а хрупкое девичье тело, за которое спрятался Агамемнон в страхе, спасая свою жизнь. Он вовремя пробудился ото сна и увидел Аполлона. Последний же, с досадой и печалью смотрел на тело юной красавицы и сердце тревожно и жалостно сжалось. Аполлон, испытывая жгучую ярость, снова натянул тетиву лука и пронзил сердце Агамемнона, спасающегося бегством.
Аполлон сдержал обещание покарать Агамемнона, но умерла Бризеида, прекрасная дева, которая запала в сердце Ахиллеса. Ахиллес умер от горя.

Глава 4


Солнечный свет пробивался сквозь решётчатое окно, рассеиваясь прекрасными таинственными ажурными узорами по полу и кроватям. Жара надвигалась с новой силой, и тяжелее было её переносить. Мальчики давно поднялись с постели, позавтракали и теперь с наслаждением сидели в прохладной тёмной комнате.
Все занимались. Юноши постарше с невозмутимым видом проецировали энергию в камни, кому достался янтарь, агат, а кому и хризолит. Ноаму не было до них никакого дела, ведь ему дали первое в жизни серьёзное задание. Он сидел  и чертил углём на дощечке ровный круг, затем в его центре символ «;». Ноам поставил маленький глиняный горшочек, в котором рос лимон. Из зелёного стебелька ростка лимона выглядывали три маленьких листочка. Ноам сложил вместе указательный и средний палец и произнёс заклятие:
- Циктум тхил!
Стебель лимона начал удлиняться и листьев становились всё больше, продолговатые и заострённые, они устремились к потолку. Появился один маленький лимончик, но в нём было больше зелёного, чем жёлтого цвета.
Куда меньше повезло Илану, задание, которого было аналогичным, но маленький кактус в глиняном горшке так и норовил вцепиться ему в руку или в рукав платья. Илан высунул кончик языка изо рта, старательно начертил чёрным угольком круг на дощечке, а в нём неровный символ «;». Учитель Нахшон перед этим объяснил, что для листовых растений и деревьев, а также плодоносящих, в круг заключают символ «;», а для иглообразных - пихт, елей и кактусов используют символ «;». Трудность состоит в том, чтобы точно начертить символ и чётко произнести заклинание со всеми ударениями. То есть, ударение делать на первый слог.
Илан поставил горшочек на символ и произнёс тоже, что и Ноам, заклинание. Кактус начал расти в длину и выровнялся с лимоном, стал в один локоть. Но колючки вымахали в половину пальца, и появился на макушке кактуса подозрительный фиолетовый цветок, который медленно распускался.
Учитель Нахшон быстро подлетел к Илану и, взмахнув рукой, произнёс:
- Иш мидра!
Колючки стали меньше, а цветок, распустившись, засох. Сам кактус вернулся в свой исходный рост.
- Внимательно следи за ростом кактуса, не хватало ещё, чтобы колючки глаза проткнули. – Учитель Нахшон покачал головой. Он убрал в сторону горшок и стёр все символы на доске. – Попробуй снова начертить, эти символы никуда не годятся! Запомни, если нарисуешь чёткие правильные черты символов – ничего страшного не произойдёт. Давай, делай, а я посмотрю.
Илан повторил все действия, тщательно водя угольком по дощечке.
- Та-а-ак, - протянул Учитель Нахшон.
Илан произнёс заклинание и кактус, как и прежде, сравнялся с лимоном, но колючки были маленькими, как и цветок.
- Вот видишь, уже другое дело. Ты Ноам молодец, всё правильно сделал. Сейчас дам вам следующее задание.
Учитель Нахшон забрал у них горшки и вернулся с горсткой обычных камней разного объёма и листком от растения. Он дал длинный продолговатый листок Илану со словами:
- Ты должен сжечь его, испепелив, при этом, не сжигая окружающие предметы. – Он поджал губы, видимо прикидывая, получится ли у Илана или он сожжёт весь дом. – Ладно, Ноам, пригляди за ним. - Ноам кивнул. - Илан, записывай заклятие «Им шту» и нужно лишь приложить ладонь к листку, говоря это и закрыв глаза сконцентрироваться на этом листке.
Илан усердно записывал.
Учитель Нахшон наклонился к Ноаму и проговорил:
- Я знаю, что ты серьёзный мальчик и сможешь сделать это. – Учитель Нахшон вывалил из небольшого деревянного ящика на стол груду камней, от самых маленьких до увесистого камня с кулак. – Заклятие «Ноу инсам шту», ударение на буквы: «о», «а» и «у».
- Понятно – кратко ответил Ноам и поспешил записать в свой свиток с деревянными ручками.
- Ты должен держать при этом ладони так, - при этом Нахшон держал ладони параллельно друг к другу, и расстояние между ними было в ладонь, он произнёс заклятие и медленно приближал ладони друг к другу. Маленький камешек растворился на столе, и осталась лишь пыль. – Понятно?
Ноам кивнул.
- Если хочешь, оставайся после занятий, и мы позанимаемся.
- Да, я останусь.
- Ну, хорошо, - спокойным ласковым голосом произнёс Учитель Нахшон. Он похлопал Ноама по плечу и пошёл к юношам, смотреть, что же они натворили. Там шёл небольшой дымок. Учитель прищурил глаза, видимо кого-то ожидала взбучка.
- Ну, что здесь происходит? – Учитель Нахшон нахмурил брови.
Захир пожал плечами. Учитель Нахшон прогнал рукой дым от аметиста и вздохнул, ему порядком надоели проказы этого молодого человека.
Мордекия в это время выполнял третье задание. Он указательным пальцем держал на столе тигровый глаз, размером с грецкий орех, сконцентрировавшись на нём, прошептал:
- Мну Рхунру Хепри, - делая при этом  ударение на второй слог, так как это было заклинание действия и касалось внутренней энергии направленной на камень.
Мордекия направлял часть своей внутренней энергии в камень, взамен получая тёплую янтарного цвета энергию, которая вливалась в тело и прохладным потоком шла по венам, достигая сердца и уже там становясь горячей. В груди стало горячо, сердце пустило по телу тёплую волну и в мгновение ока прохладные вены стали тёплыми. Он облегчённо выдохнул.
Мальахи, покосился на сидящего рядом Мордекию, но опомнился, взяв себя в руки, и принялся корпеть над своим заданием. Мальахи в ступке размельчил чёрный камень с белыми прожилками и добавил в зелье. Мальахи тщательно размешал серовато-перламутровое зелье и осторожно капнул на цветок. Лазурно-синий ирис с нежными отогнутыми лепестками и продолговатыми листьями на толстом стебле, выглядывал из глиняного горшка и его жёлтые прожилки на лепестках испарились и стали белыми, как и серединка цветка. Затем Мальахи капнул ещё на листья, которые в мгновения ока стали перламутровыми, а серединка цветка осталась белой, зато цветок источал невероятный тонкий цветочный аромат сирени, который распространился по всей комнате. Он улыбнулся, удовлетворённый результатом. Жаль, что ирис поменял цвет, тот сочный лазурный окрас нравился ему больше.
Проходящий мимо Учитель Нахшон одобрительно кивнул Мальахи.
В отличие от своего чуть отстранённого и чудаковатого брата, Идан сидел и усердно работал над заданием, ему не до проказ. Он чертил чёрным углём сложные символы на дощечке: ;fort;na; и затем приготовил зелье, сверяясь с рецептом:
- Та-а-ак, это и это я уже положил, осталось только эти ингредиенты. Мелко растолчённый Ладунец (цветы растения), базилик, вода и порошок из смолы дерева (янтарь).
Он усиленно смешивал все ингредиенты до однородной массы и достал из банки серую мышь. Он сжимал её, несмотря на многочисленные укусы и окунул в зелье. Мышь сопротивлялась, но вскоре захлебнувшись и наглотавшись вредных веществ, испустила дух. Тогда Идан положил мышь на дощечку, прямо на символы и произнёс слова:
- Уно фортуна! – Идан заметил, что мышь исчезает из пространства, напоследок щёлкнув хвостом, и оставив в воздухе лишь лёгкий дымок и пыль. Также испарилась надпись на дощечке.
- Чудеса! – воскликнул, сидящий рядом Надав, одновременно с восхищённым Дарием. Игаль же в отличие от собратьев-магов был напуган и начал взывать к Богу, прося защиты и прощения.
У Замира было схожее с братом задание. Замир усиленно работал, ведь ему Учитель сказал, что он толковый юноша. Он написал те же символы, сделал аналогичное зелье, что и брат, но у него в руках была лягушка. Он осторожно обездвижил её и произнёс:
- Уно пьетра! – лягушка видимо вслед за мышью исчезла в пространстве.
Независимо друг от друга братья умело расправились со вторым по счёту заданием.
Учитель Нахшон с непроницаемым лицом следил за учениками своими зоркими глазами, которые казалось, видели сквозь пространство.
На сей раз у Илана получилось всё идеально и гладко с первого раза. Видимо, присутствие Учителя, а также его тяжёлый взгляд, настроил Илана на рабочий прилежный лад.
Ноам сконцентрировался, собирая всю энергию из тела и направляя её к рукам, ладони излучали магнетизм и едва не сыпали искрами. Он медленно направлял ладони навстречу друг к другу, и когда они соприкоснулись, растворился камушек на столе, оставив после себя лишь горстку пыли.
Учитель Нахшон хлопнул ладонями по столу и все вздрогнули, кроме Ноама который всё ещё был углублён в себя и сохранял невозмутимое выражение на лице.
- Обед – коротко произнёс Учитель Нахшон и все радостно пошли с воодушевлёнными лицами.
Ноам с удивлением посмотрел на учеников и убрал свиток в сумку. Он всегда предпочитал держать всё при себе, никогда не знаешь, когда будет свободное время, чтобы позаниматься. Он нахмурил брови, вспомнив, что обещал Учителю зайти после обеда и что это единственный день, когда Учитель Нахшон был свободен до вечера. Обычно он проводил этот день, давая задания Мордекии и Мальахи. Эти двое были самыми выдающимися магами из всех.
На обед давали тушёную баранину под абрикосовым соусом и с базиликом, варёный картофель и конечно, красное вино, не больше одного стакана на человека. Как хорошо было есть с Избранными и Богатыми, вкусно и питательно! Ноам покосился на стол Низшего сословия, и его едва не перевернуло – овсянка, кусок хлеба и вода.
За столом Интеллектуалов можно есть неограниченное количество кусков хлеба. Вскоре принесли по лимонному пирогу, хотя он был тоненьким, лакомиться было одно удовольствие, ведь его готовили с мёдом.
После плотного обеда, набравшись сил, Ноам последовал в класс. Он был расслаблен из-за вина, и делать что-либо не хотелось.
Илан вместе с задиристым искателем приключений Захиром, отправился гулять на улицу. Они болтались без дела и вскоре пошли отрабатывать магию на Низшем сословии, приводя их в ужас. Они долгое время проказничали, пока не появилась Инбаль и не наказала их мытьём посуды и подметанием всех комнат в доме.
Ноам вошёл в класс. Мальахи сидел за столом, а Мордекия смотрел в окно. С этими юношами Ноам чувствовал себя неловко, сам себе казался неумелым и глупым сосунком. Ноам всегда в их присутствии терялся, но виду не подавал. Ноама даже некоторые стали дразнить, называя его сынком Нахшона из-за непроницаемого лица и углублённости в знания. Он поднимал подбородок и устремлял взгляд прямо перед собой, проявляя врождённое чувство собственного достоинства, которое многие принимали за неумеренную гордость и тщеславие. Сейчас он просто сел на скамью с лёгким румянцем на щеках от выпитого вина и старался быть как можно более невозмутимым, хотя рассеянный взгляд говорил об обратном.
Мальахи обернулся, но ничего не сказал. Мордекия стоял, как прежде. Вошёл Учитель Нахшон и его глаза скользнули по силуэтам юношей и остановились на Ноаме.
- Я рад, что ты пришёл.
Ноам просто кивнул, действие алкоголя рассеивалось. Мордекия обернулся и с удивлением обнаружил Ноама.
- Так, - начал Учитель Нахшон. – Сегодня занятие будет на природе. Мы запишем символы, формулы и заклинания и уйдём подальше отсюда.
 Мальахи и Ноам достали свитки с чернилами и деревянными перьями. Мордекия сел за первый стол рядом с Мальахи.
- Записывайте. – Он положил на стол свиток, и ученики, склонившись, начали списывать.
«Символы доброго духа – ;ђ;Њ заключённые в треугольник.
Заклинание действия  – Иш михр тум.
Для точности передачи энергии нужно взять по камню лазурита в руку.
По степени сложности – третий уровень».

Учитель Нахшон дал каждому юноше по два камня лазурита небольшого размера, и они вышли из дома. Ноам всё думал, почему им дают одинаковые задания, да и к тому же он не умеет проецировать, точнее, концентрировать и направлять энергию. «Подожди-ка - призадумался Ноам - сегодня было задание на проекцию, и я справился. Так вот почему Учитель дал это задание, проверить силы и потенциал».
Они направились с сумками на плечах, по узкой тропинке друг за другом в лес. Учитель Нахшон шёл впереди и полы его длинного чёрного платья развевались. Наконец, они вышли на огромную поляну. Учитель остановился и развёл руки в стороны, что-то быстро проговорил и облака покрыли всё небо.
- Ого! – воскликнул Мальахи.
- Потрясающе! – восхитился Ноам.
Мордекия же усмехнулся, думая про себя, что эти малявки и половины чудес тёмной магии не видели. То ли ещё будет!
По велению Учителя они взяли в руки по толстой ветке и принялись чертить символы на земле. Они заведомо отошли друг от друга на приличное расстояние и рыли палкой землю сквозь траву и корни растений.
Ноам старался больше всех, тщательно копируя со свитка символы. Учитель говорил рисовать каждый символ размером в один локоть. Затем Ноам сел на символы, сложив ноги, переплетая при этом икры, таким образом, чтобы ступни ног оказались под ним. Он взял в руки по лазуриту и сжал в кулаки, положил руки на колени, при этом пальцы были обращены к небу.
- Сконцентрируй – начал Учитель Нахшон шептать в правое ухо Ноама и тот вздрогнул - все силы, которые находятся в животе. Ну же, давай!
Ноам пытался изо всех сил ощутить внутри себя энергию, но напрягал лишь мышцы живота.
- Нет. – Учитель положил руки на плечи Ноама и послал слабый поток сквозь Ноама.
Ноам ощутил внутри живота слабый импульс и сконцентрировался на нём. Тепло медленно росло и наконец, ощутил всю мощь огня.
- Давай медленно направляй энергию к рукам.
Ноам едва сдерживал этот поток энергии, даже ощущал его на кончике языка, настолько тот возрос во всей брюшной полости. Энергия была горячей и густой, она медленно с огромной неохотой продвигалась к рукам. Наконец, благодаря лазуриту, как наилучшему проводнику потоков, он почувствовал свет, исходящий от камней. Глаза Ноама были закрыты, но он чётко чувствовал энергию камней, которая остужала его собственную энергию, делая прохладной и прозрачной. Не было больше янтарно-оранжевого огня. Всё стало кристально чётким и прозрачным.
- Молодец! Теперь произноси мягко слова.
- Иш михр тум!
 Разверзлось небо и земля одновременно, и вытолкнула из пространства между ними огромную голубую сферу и они закрылись. Сфера огромная парила невесомо в воздухе. Ноам чувствовал, что его силы на исходе, начали дрожать руки, и он тяжело дышал.
- Отпускать, плавно и медленно – мысленно. Крепче сожми камни.
Ноам повиновался, и сфера осталась в небе. Он осторожно открыл глаза и удивился, цвет сферы был лазурным в отличие от цвета его энергии. Его сфера кружилась, переливаясь, с двумя другими – их притягивало и вскоре, они прилипли друг к другу, при этом, не сливаясь воедино.
Ноам устало улыбнулся в ответ на одобряющие улыбки Мальахи и Мордекии. Им было легко выполнять подобные задания, они быстрее концентрировались и легче переносили отрыв собственной энергии и слияние с другой энергией.
Учитель Нахшон хлопнул в ладоши и сферы исчезли.
Ноам чувствовал себя выжатым до последней капли, и с трудом восстанавливал силы. Ноам откинулся на землю, краем глаза обнаружив, что символы исчезли, словно их и вовсе не было. Он раскинул в стороны руки и ощутил мягкость травы. На ладонях лежали камни, и он закрыл глаза, сделав глубокий вдох полный чистого свежего воздуха. Полная гармония души и тела.
- Он мерцает! – воскликнул Мальахи, крайне обескураженный и удивлённый.
Ноам выдохнул и растворялся в воздухе. Веки были слишком тяжёлые, чтобы открыть их. Он настроился на саму Вселенную и жадно впитывал её неисчерпаемую энергию, растворяясь в ней. Если бы в последний момент Учитель Нахшон не схватил его за лодыжку, то Ноам окончательно исчез, растворившись в воздухе, и превратился в пыль. Он открыл глаза и с ужасом осознал, что его тащат из мрачной пропасти на землю. Он от неожиданности выронил камни и тут же за его волосами, закрылась земля с травой.
Учитель Нахшон с юношами тяжело дышал, а Ноам с удивлением на лице приподнялся на локте, озираясь по сторонам.
- Ну, молодец, ещё бы чуть-чуть и испарился совсем! – Учитель Нахшон не мог отдышаться.
- Как это у тебя получилось, без заклинания и символов? – спросил Мордекия.
- Просто захотел.
- Учитель, как такое возможно? – спросил Мальахи.
- Он интуитивно почувствовал, что нужно делать и сконцентрировал, все остатки энергии, чтобы поймать сигнал Вселенной. В общем, он черпал энергию оттуда.
- Неужели такое возможно? – сузив глаза, спросил Мордекия, недоумевая, как мог обычный мальчишка, не знающий практически ничего, выкинуть подобный трюк.
- В теории. Вы же сами видели, его едва не затянуло в центр Вселенной.
- Чтобы с ним тогда стало? – Мальахи почесал затылок.
- Он завис бы в воздухе.
 Мордекия всё ещё сузив глаза, внимательно слушал, потирая при этом пальцами подбородок. Он глубоко задумался.
Ноам же в это время потянулся и с лёгкостью вскочил на ноги.
- Ну что, чем ещё займёмся? – спросил он.
- Ты что шутишь? – скептически спросил Мордекия.
Все смотрели на Ноама такими взглядами, словно тот спятил. Лицо Учителя Нахшона было, как и прежде непроницаемым, лишь глаза недоверчиво и удивлённо смотрели на ученика. Он думал, что у Ноама, скорее всего, врождённый дар мага.
- Идём все ужинать! Нужно набраться сил. – Учитель чувствовал текучесть времени и поэтому делал всё своевременно.
Они направились в дом в полнейшем молчании. Ноам не знал, что и думать. Неужели Учитель сердится?



Потихоньку Ноам стал постигать сложные заклинания, заучивал названия и свойства камней, трав. Учитель Нахшон перестал воспринимать и относиться к нему как к малому ребёнку и лично учил наукам. Благодаря жажде знаний и упорству в достижении цели Ноам с лёгкостью изучил самый древний иврит – их наследие, которое многие позабыли или не хотели знать. Также он читал древние свитки, написанные вручную. Не всем ученикам позволяли трогать древние тексты руками, поэтому он был польщён и горд.
На занятиях Ноам с Иланом начали учить язык римлян и постигать точные науки. Ноам жадно впитывал новую информацию, и не было предела познаний. Он опережал своего товарища и начал изучать медицину и египетские символы. Учитель Нахшон заметил рвение мальчика к знаниям и начал учить более сложным наукам и языкам. Старшие ученики завидовали успехам Ноама и не понимали, почему Учитель так возится с этим малолетним выскочкой. Более всех не понимал Ноама, втайне завидуя ему, Нисах.
В свободное время Ноам подтягивал Илана, заставляя работать с полной самоотдачей, как и он. Ноам не мог понять, почему у других учеников на изучение материала уходят годы, в то время как он, обладая острым проницательным умом и потрясающей памятью, мгновенно схватывал материал, осмысливая и пережёвывая на ходу. Ноам освоил в совершенстве язык римлян и египтян, запоем читал рассказы о божествах, фараонах и царях. Ему нравилось с упоением читать истории о далёких странах, о которых слышал от отца и дяди Дова. Там всегда преобладали хорошие главные герои, храбрые сильные юноши и жадные до денег купцы, а также таинственные мудрые старики и женщины, которые шли на многие интриги и злодеяния.
Ноам жаждал узнать как можно больше и для этого постигал множество языков. Но один язык ему не дался, китайский с его сложнейшими символами. В свободное время Ноам предпочитал, изучал окружающие его элементы: кору дерева, камни, сучья, песок и растения. Он усиленно собирал коллекцию из растений и изучал по свиткам, как варить качественные зелья, не уклоняясь от рецепта. И обожал разучивать заклятия, отгоняющие злых духов, символы с пометкой «Второй уровень сложности» и пытался осилить «Первый уровень», но ему пока не хватало знаний и умения складывать пальцы и ладони в нужном направлении, при этом посылая внутреннюю энергию к конечностям поочерёдно.
Порой он честолюбиво думал и мечтал, что станет самым великим магом и превзойдёт самого Учителя Нахшона. Тогда весь мир будет у его ног. Его будет уважать отец и станет до глубины души гордиться им. Его отец уважал только признанных людьми мудрецов и великих с добрейшей душой людей, которые не боятся грязной работы, работают головой и руками, не жалея сил. Поэтому Ноам не жалея себя работал и самосовершенствовался.


Ласково пригревало солнце и в этот воскресный день ни одного ученика не осталось в доме. Ветер поддувал лёгким воздушным и нежным дуновением. Ноам с Мальахи и Мордекией пошли в харчевню, располагавшуюся на широкой дороге, у площади. Они втроём издавна привыкли бродить и колдовать вместе.
Илан по своему обыкновению гулял с Захиром, по-видимому, искал приключений.
Мордекия заказал от имени всех, два кувшина вина и по бараньей ноге, запечённой с чесноком и базиликом, а также картошку. Они наслаждались атмосферой веселья и куража. Они чувствовали себя свободными взрослыми людьми.
За соседними столами в основном сидели обычные рабочие, некоторые богачи, занимающие видные места у власти. Преимущественно, вавилоняне, сирийцы, мидяне и один перс. Они гудели и хлопали в ладоши, хохотали и шутили.
Троица ребят смотрелась на фоне сильных мужей вполне сносно, даже удачно вливалась в общий настрой. Они слушали лиру, играющую рядом с ними. Мужчина изящно играл, захватывая ловкими пальцами струны. Они поедали нежное мясо на косточке с картошкой, и казалось, не было счастливее дня, чем этот. Юноши разомлели от выпитого вина, их щёки стали красными, а глаза безмятежно спокойными.
В харчевне стояли длинные деревянные столы и скамьи, на которых сидели. Старинная харчевня досталась хозяину Хулу от родного и горячо любимого отца.
Один из вавилонян, изрядно захмелевший обратился к музыканту:
- Эй ты, сыграй нам «Вавилонскую блудницу»! – Он напел какой-то мотив и дал музыканту денег, судя по удивлённому взгляду последнего, значительную сумму.
Музыкант заиграл незатейливую мелодию из трёх-четырёх повторяющихся нот и этот увесистый мужчина грудным голосом запел шуточную песенку о шутах, блудницах и их клиентах.
В харчевне царила весёлая дружеская атмосфера. Половина вавилонян смеялась, а другая дружно подпевала.
Ноам, равно как и его спутники, не знал вавилонского языка. Учитель Нахшон не учил их этому языку по своим тайным причинам, говоря, что этот язык врагов и варваров. Несмотря на то, что одна четвёртая часть свитков была на вавилонском языке.
Ноам выучил без малого семь языков со всеми захолустными деревенскими наречиями. И во что бы то ни стало, желал выучить самостоятельно вавилонский язык, пока начал с алфавита и простейших слов. Он не хотел повиноваться Учителю во всём, может всё дело в возрасте или в характере, но он не желал пресмыкаться, идти на поводу – это было унизительно.
Пока он размышлял, песня закончилась и началась складная нежная мелодия. Ноаму показалось, что её играет никак сама Афродита или Аполлон, тоже любитель музыки. Нежные чистейшие ноты мелодии, извлекали из струн простой лиры. Он прикрыл веки от удовольствия, мечтая о прекрасной девушке с длинными волосами и нежными ласковыми глазами небесной лани.
- Ты что заснул? – спросил Мальахи, который в отличие от Мордекии не любил молчать и думать, ему нужны были живые эмоции и собеседники.
- Нет, просто слушаю мелодию. Сколько бывал в подобных харчевнях, ничего подобного не слышал. – У Ноама впервые в жизни не хватало слов описать то, живое волнение, которое возникало, стоило ему прислушаться и погрузиться в волшебную музыку. Он понял, что слова не всегда способны передать волшебство и те едва ощутимые воздушные эмоции, что проникли в его душу.
Остаток вечера они наслаждались музыкой, яблочным пирогом и потягивая вино. Это был самый необыкновенный вечер в жизни Ноама.


Глава 5


Лучи солнца осветили спальню, предвещая новый день. Перистые облака рассеивались ветром, и ясное голубовато-синее небо заявляло свои права.
Дом покинули трое учеников: Мордекия, Надав и задира-смельчак Захир. Без весёлых проделок этой троицы в доме стало тише. Их осталось десять человек. В левом крыле тоже произошли изменения – один мальчик покинул дом и теперь в «низшем сословии» было семь ребят. Ноам тут же узнал в этом мальчике жертву ночного происшествия и поинтересовался, почему он уходит. Оказывается, его забирают служить богам в вавилонском храме.
Ноама преследовало гнетущее чувство от этого известия, но и вместе с тем радость, оттого что мальчик будет жить в храме, и с ним будут обращаться во сто крат лучше, чем здесь.
Недолго длилась радость Ноама, ведь вскоре дошла весть о том, что мальчик повесился на крыше храма. Наутро нашли его закоченевшее тело, свисавшее с крыши. Многие сочли это дурным знаком и отменили все службы в честь богов на десятки дней вперёд и не пускали людей молиться.
Ноам подумал: « Как коротка была его жизнь!» Он хотел помолиться за этого мальчика, но вдруг мысль, точно стрела, мелькнула в его голове, что бог глух к страданиям людей. Почему не помогает в беде и не защищает от зла? Ответ пришёл сам собой – это была кара бога за то, что мальчик служил чужой вере и поклонялся золотым идолам, совершал обряды и приносил в жертву животных другому богу. Он вынужден был приносить жертву за неизвестных людей, а ведь мог отказаться делать это.
Из задушевных бесед с Учителем он многое узнал о нелёгкой жизни того. У Нахшона было тяжёлое голодное детство и поэтому он скареден до еды. Его многие люди предали, но кто именно он умалчивал. Поэтому любой взгляд воспринимал как угрозу. Нервный и недоверчивый к внешнему миру, он занимался наукой: медициной, философией и поиском новых течений, изучал мыслителей и труды философов. Нахшон предпочитал, чтобы дела вёл брат, а самому заниматься преподаванием.
Нахшон любил учить нерадивых и несмышлёных учеников жизни и знаниям. Они неоперившиеся смотрели на него, как на божество, которое знало абсолютно всё на свете.
Когда Ноам узнал поближе Учителя, то перестал бояться и остерегаться худого, чуть бледного лица. На деле он оказался мягким, добрым и сердечным человеком. Он обладал невероятным терпением и безграничными знаниями. Ноам равнялся на Учителя и прислушивался к мнению своего Авторитета, что не могло не льстить последнему.
Но и ребят Ноам не забывал, помогал им и выручал в разных мелочах.
Недавно ему минуло четырнадцать лет и в его тесном кружке избранных появились ещё юноши, маленькие гении. Теперь в него входили: сам Учитель Нахшон, Мальахи, Ноам, Идан, Замир и Илан. Замир с Иданом были братьями, и по-отдельности тише ребят не сыщешь, но когда они вместе – ураган, спасайтесь, кто может!
В этой группе собрались самые смышлёные до беспринципности ребята. В основном они изучали запрещённые книги и ставили опыты над металлами, камнями и изучали свойства растений и прочих природных материалов. Они все вмести выпили из сосуда кровь летучей мыши и прочли заклинание для объединения своей группы посредством внутренней энергии. Ноаму показалось, что он впустил в своё тело дьявола, а Илана стошнило и ему пришлось снова делать глоток. Они стали навеки группой избранных прорицателей и назад дороги нет.
Учитель верил, что поглощая в пищу животных или её кровь человек забирает их силу и мысли. Учитель, как и остальные, был иудеем и разъяснил мальчикам, что правила в религии существуют для дисциплинирования людей и богу по большому счёту всё равно, что едят богобоязненные люди. Поэтому не стоит ждать судного дня или великой кары.
В этот день на ужин они ели запечённую змею под яблочным соусом с картошкой. Змея позволит стать гибче и проворнее, отдаст им свои способности и силу.
Так в их жизни начался новый распорядок, и незыблемая идеология со сводами правил и глубокими убеждениями.


Сплочённые общими идеями, они всюду появлялись вместе и чувствовали между собой глубинную связь.
Они впятером в воскресный день шли по городу, чтобы выпить вина и поглазеть на девушек.
Солнце слепило в глаза ярким удушающим светом и ребятам хотелось прохлады. Птички весело чирикали, а прохожие изнывали от жары.
Минуя кирпичные дома, они завернули в таверну, где сидели мужи, пили вино и ели. В зале было четыре длинных дубовых стола и лавки. Всё выполнено в том же стиле, что и столовая. Деревянные решётки на окнах рассеивали свет, делая приглушённым. Хозяин заведения был иудеем, как и его жена, готовящая стряпню на продажу. Он подошёл к ребятам, расположившимся за одним столом, и миролюбиво улыбался. Среди суматохи и споров вавилонских мужей, что сидели за другими столами, иудеи казалось, озарили это местечко, словно свет лампады.
- Что желаете юноши?
Ноам посмотрел на старших товарищей. Ответил Мальахи, более собранный и дружелюбный:
- Баранину, запечённую с черносливом, рубленый жареный язык с картофелем по пять порций, а также два яблочных пирога и три кувшина красного вина.
- Хорошо. Мальахи, а кто твои приятели? Тоже учатся у Нахшона?
- Да, - коротко ответил Мальахи давая понять, что не настроен на задушевные беседы.
- Ну что ж, хорошо, – ответил старик, почёсывая чёрную бородку. – Сейчас принесу вина.
Он ушёл и Ноам с Иланом оглянулись. В отличие от старших ребят им в новинку были подобные места и поэтому держались скованно. За двумя длинными столами сидели вавилоняне, весьма разгорячённые и весёлые. Они спорили и смеялись, рассказывая байки. Все взрослые мужи крепкого телосложения. Один из них начал что-то наигрывать на лире и все стихли, слушая волшебные звуки струн.
Ноам всякий раз, приходя в таверну, чувствовал себя ребёнком, которого ввели в мир взрослых и оттого, гордым собой. Вино, взрослые мужи с непристойными разговорами. Казалось, Ноам и не жил по-настоящему полно и свободно. Отец не разрешал пить вино, так как он был ещё ребёнком, но сейчас он повзрослел и многое понимал в этой жизни. Ноам не видел своего отца и сестрёнку четыре года и очень скучал. Гнев затих, а тоска и одиночество поселились навечно в сердце. Отец исправно платил за обучение и через своего работника передавал деньги, а однажды и чёрный виноград, который они впятером уплели за обе щеки. Ничего слаще и вкуснее в своей жизни не ел Ноам. Самый счастливый день в его жизни. Учителю же отец передавал огромный кувшин вина, привезённый на муле. Ноам деньги берёг и копил, тратил же их в воскресенье и субботу, когда гулял по городу. Теперь его не заботили религиозные ценности и мораль. Ноам вспомнил отца, и глаза потеплели от осознания того, что отец по-прежнему заботится и любит его.
Между тем под музыку лиры запел нежным грудным баритоном массивный мужчина. Язык песни был мальчикам незнаком, но они, тем не менее, с удовольствием слушали проникновенный голос.
Старик принёс кувшины с вином.
- Мы всегда будем держаться друг друга. За единение! – произнёс тост Мальахи, как самый старший из всех присутствующих.
Ребята выпили по кружке вина под неумолкающую сладкоголосую лиру. У собратьев по столу лица порозовели, и взгляд стал расслабленным.
За соседними столами выпили за долголетие царя.
- Если Мардук услышал мои молитвы и увидел подношения – всё получится. За Великого Мардука!
Они снова выпили вина и тот мужчина, что пел, произнёс:
- Будем славить Мардука песнями!
Все присутствующие в компании мужчины согласились и затянули хором песню.
Ребята перестали обращать внимание на других посетителей и уплетали только что принесённую баранину с черносливом, фирменное блюдо этого заведения и поэтому всегда было в избытке. Куски баранины отличались особой сочностью и впитали в себя весь сок и аромат чернослива. Вино отлично шло с тяжёлым мясом.
Замир разошёлся и у него стал проблёскивать мрачный юмор, который никто не желал понимать и поддерживать. А у Идана в противовес брату, обнаружилась поразительная болтливость и озарение от многочисленных идей. Он внушал свою точку зрения, пока Замир шутил. Они дополняли друг друга, и тем поразительнее казалась парочка. Мальахи привык к вспышкам этих двух братьев, а посему молчал или разговаривал лишь с Ноамом и Иланом, единственно здравомыслящими за столом.
Когда было покончено со вторым кувшином, им принесли жареный язык с картофелем.
- Почему Учитель Нахшон не учит нас языку вавилонян? – спросил Ноам всё ещё раздосадованный тем, что не понимает песен.
- Он говорит, что это язык врагов и захватчиков, поэтому не желает обучать ему. Я полностью с ним согласен, зачем нам знать язык, ведь они вечно не будут править над нами.
- Всё равно хочется знать, о чём они поют.
Мальахи прекрасно понимал Ноама, но гнев против захватчиков был сильнее. Они увели его старшую сестру-красавицу, и он не желал знать их. Он не мог простить дурные поступки вавилонянам. Нет, пока он жив – будет ненавидеть их. Даже сидя тут он едва сдерживался, чтобы не вскочить и не броситься на них, лишь только разум и долг пред отцом и матерью останавливал его. Он их единственная надежда и когда закончит учёбу станет им опорой.
- А тут вкусно кормят! – воскликнул Илан, уплетая седьмой кусок. Он сказал это с такой простодушной радостью, что сердце Мальахи потеплело и тяжесть как рукой сняло.
Остальные ребята как по команде стали более радостными и бесконечно улыбались друг другу. Да, улыбка спасёт мир!
Яблочный пирог оказался на удивление сочным и сладким. Они допили третий кувшин вина и каждый достал равную долю денег, которые и заплатили за чудесный ужин. Никому не было обидно или неловко. Мальахи куда-то торопился, и они поспешно вышли из таверны под утихающую музыку.
Солнце клонилось за горизонт и своим красным светом призрачно освещало дома и деревья.
- Ну что, пройдём в «Дом веселья»? – предложил Мальахи, обращаясь по большей части к братьям.
- Нет, у меня денег не осталось, - произнёс Идан.
- А я пойду, - ответил Замир.
- Ладно. Вот что, вы подождите нас, погуляйте и встретимся у огромного дерева, хорошо?
С этими словами Мальахи и Захир пошли по улице и вскоре завернули за угол.
- А что такое «Дом веселья»? - спросил Илан.
- Вы что, не знаете? Это дом, где продажные девы. Побежали, посмотрим! – позвал Идан.
Вскоре ребята стояли у большого дома и залезли на стену по выступам камней.
Ноам впервые увидел женщину без одежды. Они смотрели в окно спальни, где находились крепкого телосложения голый муж и женщина. Они с жадностью разглядывали тело с изящными линиями и длинными мягкими волосами, которые рассыпались по плечам и подушке. Мужчина покрывал всё тело женщины жадными поцелуями.
Ноам никогда не видел женщины прекраснее этой! Смуглая гладкая кожа с пышной грудью, что плавно переходила в талию и округлые бёдра с чёрными завитками волос, за которыми скрывалось что-то таинственное и желанное.
Ноам с Иланом впервые почувствовали, как внизу живота запылал огонь.
- Прочь отсюда, паршивцы! – закричал неожиданно возникший рядом седовласый старик. – Гоню-гоню их, а они снова здесь околачиваются!
Ребята припустились что есть мочи, слыша вдогонку:
- Вот расскажу вашим родителям, чем вы тут занимаетесь!
- Попробуйте, они в другом городе живут! – воскликнул Ноам, внезапно повеселевший от приключений. В нём столько храбрости появилось, он чувствовал себя всесильным.
Они бежали и смеялись на ходу.
- Вот это, да-а-а! – протянул Идан.
Илан же не мог остановиться и его смех из задорного превратился в истерический. Ноам похлопал по спине друга и убедил, что всё позади.
- Ну что, пошли к дереву? – позвал Ноам.
Все согласились с тем, что лучше убраться отсюда побыстрее, а то влипнут ещё в какую-нибудь историю и похлеще чем эта. Они пошли по дороге и энтузиазм троицы явно угас. Алкоголь перестал действовать и они стали вялыми, инертными и хотели спать.
Показалось до боли знакомое дерево у обочины и забрались по стволу на огромную толстую ветку. Они сидели и болтали ногами, как маленькие дети. Идан залезая первым, порвал подол платья, зацепившись за кору. Ноам сел рядом с Иданом, который тоже не мог расслабиться и вцепился руками в ветку. Они завидовали Илану, что безмятежно облокотился на ствол дерева, усевшись верхом на ветку и прикорнул.
- Ты знаешь, что означают метки, которые Учитель поставил нам? – спросил Ноам, давно мучимый этим вопросом.
Вчера Учитель Нахшон поставил им метки под шеей на спине и прочёл заклинание. У каждого из пятерых учеников стояло чёрное изображение в виде круга, который содержал треугольник, больше напоминающий греческую букву, заключающий в себе символ глаза и птицы – египетские знаки. Ни в одном из этих языков не было ничего похожего, и даже Мальахи не знал, что означали дословно символы. Более всего пугал треугольник, не то с зазубринами, не то волнистыми извилистыми лепестками на внешней стороне и они тянулись к ровному кругу, едва касаясь.
- Мордекия, считает, что метка – это печать. Она запечатывает силы человека.
- Как это? – не понял Ноам.
- Ну, в общем, тому, что ты узнал от Учителя – не сможешь научить других людей, например своих учеников. Это Тайный избранный круг людей. Понял?
- Кажется, да. Если я захочу научить или рассказать кому-либо – рот будет запечатан. И это навечно?
- Наверное, пока не умрёшь. – Идан пожал плечами и чуть не потерял равновесие.
- А что, если Учитель умрёт?
- Такие как он, не умирают. Говорят его, вскормила волчица, хотя я не верю. А вот волчья кровь продлевает жизнь. Давай рассуждать здраво, даже если Учитель скончается – печати-то всё же останутся. Они привязаны к конкретному телу и в мгновение ока не испарятся с поверхности кожи.
Ноам прекрасно осознал, что находится в клетке и подобные методы разрабатывались не за один день. «Видимо, Учитель Нахшон изобрёл собственное заклинание и печать. Почему он не желает учить их вавилонскому языку, неспроста. Язык врагов? Чушь! Это делалось для того, чтобы мы не придумали анти-заклинание, а также символ, выпускающий на волю все силы. Чего он боится больше всего? Того, что мы превзойдём его или научим других тайным знаниям и результатам его исследований? А может, чего-то другого? В любом случае, дальнейшее развитие событий покажет», так Ноам размышлял в сумерках глядя на сову в ветвях, она была наполовину скрыта листвой дерева. Неожиданно сова слетела с ветки к земле, затем миролюбиво прилетела восвояси, держа в клюве что-то небольшого размера. Она копошилась долгое время, сидя на ветке, видимо ела.
- Вон, идут, - мрачно произнёс Идан. – И где их черти носили! Давно бы уже закончили.
Ноам расшевелил Илана и они по одному слезли с дерева. Как только ноги Ноама коснулись земли, он увидел двух весёлых юношей.
- Мы вас, между прочим, заждались! Что так долго возились? – последняя фраза прозвучала из уст Идана не вопросом, а скорее упрёком. Идана терзала обида, что его брат преспокойно наслаждался девушкой, в то время как у него не было денег.
Юноши проигнорировали выпад Идана и поторопили ребят. Все боялись получить нагоняй от Учителя, а более всего от его жены, Инбаль. На счёт ужина они предупредили, что не будут кушать, но ко сну нужно вовремя прибыть. Они бежали как сумасшедшие.
Они едва успели и теперь мирно лежали в своих постельках.
Ноам почувствовал, как веки тяжелеют, и тело расслабляется от мягкого покрывала  и простыни. Это был самый весёлый, необычный день полный приключений и новых впечатлений.
Тьма укрыла город своим спокойным умиротворением и погрузила в сон.



В комнате сгустилась тьма, клубами пара она постепенно захватывала стены и потолок. Она возникла по велению Учителя Нахшона.
Ученики стояли в вершинах пятиконечной звезды. У каждого в руках было животное. Учитель Нахшон стоял в центре и руководил процессом.
Мальахи стоял в самой основной вершине звезды и обладал завидным стоицизмом. Он держал в руках чёрную змею. Взгляд выдавал, то внутреннее напряжение, что плескалось в нём, так и норовило поглотить.
Братья, Идан и Замир, стойко держались, но колени дрожали. Идан в руках держал чёрного ворона с большим чёрным клювом. Ворон поглядывал на действо с интересом и насторожённостью одновременно, причём умные до проницательности глаза скользили по силуэтам людей, и казалось, видели сквозь тьму происходящее. Замир прижимал к себе поросёнка со связанными ножками, он не визжал и не хрюкал, а лишь с содроганием чего-то ждал. Темнота поглотила все пять чувств и усмирила.
Более всего не повезло чувствительному и ранимому Илану. Он дрожал от страха и старался держать трёхмесячного крокодила как можно дальше от себя. У ненавистного Иланом животного пасть была связана, но это не успокаивало, а расстраивало психику. Илану казалось во тьме окутавшей их, что крокодил вот-вот вырвется и откусит ему руку. У него дрожали руки, и начался нервный тик.
Ноам реагировал более спокойно, нежели его друг. Темноты он не боялся, наоборот тьма успокаивала, окутывала своим теплом. К тому же, в руках у Ноама дрожал белый кролик. Ноаму казалось, что прошла вечность в ожидании, пока Учитель Нахшон договаривал заклинание. Наконец он скомандовал резким и глухим голосом:
- Давайте, режьте!
И ученики закололи животных, делая надрез в середине туловища. Больше всего не повезло Идану, Мальахи и Илану, у них оказались на редкость строптивые и хищные твари. Мальахи вспотел, пока не выпотрошил юркую змею и едва не порезал руку. Ворон, как и змея, страстно желал жить и в руках Идана бился крыльями и клевал беспомощно воздух, клацая острым чёрным клювом. Идан держал крепко ворона за лапки, сжимая с такой силой, что они похолодели. Нож Идана вошёл в живую тёплую плоть, когда он сжал тельце ворона с крыльями, и двигался вниз. Последнее что Идан почувствовал – биение крохотного сердечка, глухие два или три стука и тишина. Кровь ворона струилась сквозь пальцы и тяжёлыми каплями падала на пол. В груди Идана образовалась пустота, а голова работала автоматически.
Замир, в отличие от брата, сжал в кулаке нож и с наслаждением вонзил в упругую плоть поросёнка со всей силой, на которую был способен, и резким движением надрезал практически до хвоста, слегка увлёкшись. Кровь обрызгала руки и лицо, точно родник. Брызги попали на Идана и Ноама, стоявших неподалёку. Замир испытывал прилив сил от наслаждения, испытанного при убийстве живого существа. Ему казалось, что он только и жил ради таких незабываемых моментов.
Илан не испытывал того восторга и радости, что Замир. Он дрожал, как листок на ветру и липкий пот выступил на спине и лбу. Нож в руке дрожал. Илан вспомнил заповедь Моисея: «Не убий» и прослезился. Он поскорее хотел покончить с этим и вонзил в твёрдую кожу крокодила, отчего животное мотнуло головой из стороны в сторону. Крокодил не желал умирать так рано. «Ну, давай же, Илан, не трусь!» – подбодрил он себя и размышлял: - «Чем быстрее я убью его, тем меньше крокодил будет страдать». Илан не резал, а пилил толстую кожу и пот ручьём стекал по спине, когда крокодил затих. После содеянного Илан чуть держался на ногах.
В отличие от друга, Ноам обладал крепкими нервами и глубокими убеждениями, а посему не сострадал животному, скорее оттого что разум взял вверх над чувствами. Он сконцентрировался, лишь напоследок ласково погладил ушки кролика, что дрожал от страха и встревоженно принюхивался. Ноам решительным жестом вонзил в пушистую мягкую шкурку нож и двигал лезвие к задним лапам. Он представил, как Шохет на его месте убил бы одним молниеносным ударом животное. Кролик задрожал, и его сердце перестало биться.
Красноватый свет озарил Учителя Нахшона и ребята увидели, как силы животных только что убитых стекаются в центр.
- Наи ахша нома. Сли нома! – прогремел глухой голос Нахшона. Он ощущал необыкновенный и могущественный прилив сил. Голос его креп по мере того, как сила вливалась в него, как вино в сосуд.
Затем ученики бросили к своим ногам животных, и геометрическая фигура стала стеной, и можно было рассмотреть каждую из граней. Звезда обрела очертания и выпуклость до самого потолка.
Красный свет погас и воцарился привычный мрак. Гнетущий и удушающий мрак.
Когда Учитель зажёг масленую лампаду, ребята с нескрываемым удивлением и недоверием стали изучать пол. Жертвы животных испарились по волшебству и с ними следы крови.
- Чудо, - прошептал восторженно Илан. Он перестал дрожать и в полном безмятежном спокойствии взирал на пол.
Только на руках, ножах и коже оставалась полу запёкшаяся кровь и по спинам ребят пробежали мурашки. Более привычный ко всему, Мальахи, лишь пожал плечами с равнодушным видом.
Медленно клонилась ночь к рассвету, серое небо было затянуто перистыми облаками, что простирались до самого горизонта.

Ушёл Мальахи и Ноам ощутил в своей груди тягучую потерю близкого друга. Он привязался к Мальахи всею душой и сердцем. На смену старшему брату, пришли два младших. Одного звали Джоул с зоркими чёрными глазами и точной меткой рукой. Он был силён и любознателен, но мягкий и вспыльчивый одновременно. Второй называл себя Едидьёй и обладал весёлым и взбалмошным нравом, поэтому все воспринимали его, как разгульного не унывающего бродягу-странника. Эти двое сразу подружились и ходили повсюду вместе. Их ученики окрестили «Ураном и Тартаром» в честь греческих богов. Едидья олицетворял для учеников Бога неба, Урана. Небо, с лёгкостью меняется из полного спокойствия в мрачное состояние, полное объёмных серых, синевато-фиолетовых и чёрных туч. Джоул в противовес другу являл людям мрачное агрессивное настроение, которое граничило с мягкостью и спокойствием, и никто не догадывался, какое из них, в конечном счёте, перевесит. Поэтому его окрестили Тартаром, то есть, бездной. В эту бездну стекало всё. Джоул реагировал на настроения людей и его характер, мироощущение видоизменялись. Он с удовольствием поглощал новые идеи, знания, напоминая Ноама, хотя не обладал целеустремлённостью и силой воли последнего. Его можно было с лёгкостью склонить к чему-либо, навязать собственное мнение и манипулировать. Ноам прохладно относился к новичкам, полностью погрузившись в себя.
Жизнь текла своим чередом, и они привыкли ходить по улицам города вчетвером и выполнять требования Учителя Нахшона, обходясь теперь без Мальахи. Постепенно его образ стёрся из памяти, и они наслаждались жизнью в полной мере вчетвером.
В одну из таких прогулок по городу Ноам впервые зашёл в «Дом веселья». Внутри дом был отделан в ярких радужных тонах. Всё говорило о праздности. Синие шторы с золотыми кисточками чинно скрывали часть окна, а мягкое пурпурное ложе для сидения было украшено узорами цветов того же цвета, что и ткань. Каменные полы устланы зеленоватыми коврами, что простирались до деревянной лестницы, ведущей на второй этаж.
Вскоре вышли прекрасные девы, черноокие и синеокие. Каждый из юношей выбрал деву на свой вкус. Ноаму приглянулась девушка со смуглой нежной кожей в кремовом платье, ниспадающем с плеч складками, обтягивая округлые формы. У неё были тёмно-коричневые волосы с каштановым отливом, что волнистыми прядями спадали на плечи и грудь. Это милое и нежное создание повело Ноама наверх. Сердце его бешено стучало в груди от предвкушения. Он боялся ударить в грязь лицом. Он мысленно приказал себе успокоиться.
Спальня была под стать девушке – белые шторы с розоватым отливом, постельное бельё бежевого цвета, спинки и ножки кровати сделаны из дерева, а также располагался невдалеке стол со скамеечкой. Здесь царил уют и покой.
Девушка посмотрела своими прекрасными чёрными глазами с пушистыми ресницами и приоткрыла алые пухлые губы.
- Ты красивый юноша.
Её голос пропел нежным сопрано, как голосок птички, и смолк также внезапно, как появился.
Ноам смутился и покраснел. Ему впервые говорили подобные вещи. Сам он, себя красивым не считал. Большие выразительные глаза, ровный, сколь и изящный, нос и пухлые губы на смуглом лице, а также самое обыкновенное крепкое телосложение со стальными юношескими мышцами.
- Не хочешь вина? – предложила она, видя его робость и смятение. Впервые клиент не был ей омерзителен, и она хотела поощрить его на действия.
- Нет. – Он сглотнул. Его тело окаменело, непривычное состояние для него.
Она медленно точно во сне приближалась к нему, как богиня Афродита. У него бешено застучало сердце. Ноам понял, смотреть – это одно, а заниматься любовью самому совершенно другое. Как только она прикоснулась к нему – Ноам задрожал от желания. Его попросту трясло, и он не мог контролировать своё тело.
Дальнейшее происходило настолько естественно, что не возникало волнения и сомнения. Ноам учился на лету и в постели проявлял изобретательность и всю нерастраченную нежность, лаская неумелыми движениями девушку.
Так он познал плотские удовольствия и открыл для себя новые грани чувственности, их лиричность и полифонию.

В 553 г. до н. э. Кир пошёл против мидийцев. Бой прошёл в две битвы. Царь Астнаг снарядил стариков и юношей, которые вступили в бой. Мидийцы проиграли и царя взяли в плен.
Такие события происходили, когда Ноаму шёл семнадцатый год. Его покинули братья Идан и Замир.
За девять лет обучения Ноам с Иланом изучили язык греков, римлян и египтян, а также постигли все новейшие веяния в литературе, медицине, культуре других стран. А как колдуны-предсказатели они достигли невероятных высот и впитали заклинания, рецепты разработанные Учителем. Ноам изучил земледелие и виноделие, ведь отец питал надежду и желание, чтобы его прибыльное дело, стало семейным.
Приближалось время покидать этот прекрасный дом с людьми, что стали родной семьёй. В последнее время Ноам постигал то, что не узнал и повторял пройдённый материал, а Илан отделился и путешествовал по городу в одиночестве. Он частенько пил вино в забегаловке, но не желал никого рядом с собой видеть, даже продажных женщин. Когда он лежал на женщине и двигался, ему казалось, что он погружается в пучину бездны. Илан стал издёрганным и нервным, но старался всеми силами скрыть это.
Илан шёл по улице, и его трясло от нервного перенапряжения. Он двигался как пустая деревянная кукла, тело не подчинялось разуму и жило собственной жизнью. Скорее он волочил собственное обмякшее тело, как тяжёлую ношу на плечах. Илан не ощущал присутствия жизни в окружающем мире. Всё казалось серым и скучным. Сочные зелёные листья на деревьях безжизненными бумажками, развевающимися на ветру. Брусчатка под ногами безмолвствовала. Люди же с недоверием и тихой неприязнью косились на него. Илан с обречением ожидал прибытия в город. Он тяжело вздохнул и, глядя под ноги пошёл дальше.
Илан свернул по тропинке в рощу леса. Любимая дорога Илана в последнее время. Он устал от напряжения и не мог расслабиться в стенах дома. Открытое пространство внешнего мира давило на нервы, не давая полностью расслабиться, но всё же пугало меньше, чем духи умерших и сеансы с использованием крови животных, кишок и растворы в склянках и банках.
Илан заприметил это райское местечко, когда заблудился в поисках местной лавчонки, крайне популярной среди жителей городка.
За небольшой рощицей из орешника, осины и дикой груши шло огромное поле усаженное деревьями граната, малиновые плоды красовались под солнцем. В городе ценились плоды выращенные здесь. Илан с сожалением и радостью заметил, что плоды были собраны, ведь никто не станет мешать ему, отдыхать.
Он лёг под деревом на зелёную траву, положив руки под голову. Неспешно плыли по небу белые воздушные облака, подгоняемые порывом лёгкого ветра. Он лежал и смотрел на объёмные облака белые и сероватые. Они были повсюду, и сам он словно парил с ними.
Внезапно вылетели чёрные большие вороны огромной стаей так низко над землёй, что становилось страшно. Они каркали и летели вразнобой, их большие чёрные крылья махали в воздухе, словно прощаясь с Иланом. Он увидел в этом дурной знак.
- И тут нашли, - с досадой заметил он.

В это время Ноам раздумывал о своём друге. Илан стал мнительным и дёрганным, не доверял окружению в доме. «Скоро домой. Илану пойдёт на пользу домашняя атмосфера. Осталось показать знания Учителю Нахшону, и мы вернёмся домой. Хотя дом позабыт. Надеюсь, Илану станет лучше. Да-а-а, мы все у Вечности в плену».

Они ехали верхом на ослах, не боясь разбойников и воров, потому что обладали знаниями и силой.
- Думаешь, без нас родственники сильно изменились? – спросил Илан.
- Мне кажется, изменилась не только семья за наше отсутствие, а целый город.
Ноам покрутил на пальце кольцо с нефритом, подарок Учителя, раздумывая о чём-то своём.


Глава 6


Ноам расстался с Иланом у мясной лавки и направился к своему дому. Ребёнком ему город казался внушительнее.
Мимо шли женщины в разноцветных платьях и платках на голове, мужчины в длинных платьях, с бахромой у подола и перетянутых на талии расшитыми поясами и в накидках с рукавами. Дети подле родителей шли рядом, весело улыбаясь. Лишь бедняки угрюмо смотрели под ноги и тяжело вздыхали.
«Прошло почти десять лет, а, кажется что целая вечность. Как всё изменилось!» Дома из серого камня казались странными и нереальными.
Когда показался знакомый дом, сердце Ноама вздрогнуло и наполнилось теплотой и нежностью. Он долгое время стоял и любовался родным домом с плоской крышей. Калитка была приоткрыта, а из дома доносились голоса, и неожиданно выбежала девчушка с длинными тёмно-коричневыми волосами, милым личиком с карими глазами и в розовом платье с вышивкой из фиолетовых и жёлтых нитей по краям рукавов и подола. На вид лет шесть. Она весело и беззаботно смеялась, но увидев постороннего человека оторопела.
Ноам проговорил тихим грудным голосом:
- Мейр дома?
Девочка побежала обратно с криками: «Папа, папа!» Ноам слышал, как грубоватый голос проговорил: «Что?»
- Там пришёл взрослый дядя и спрашивает какого-то Мейра.
- Глупышка! Какая же ты ещё маленькая, Мейр – это я.
Ноам улыбнулся глупости несмышлёной девочки. «Итак, у него маленькая дочь. Сколько ещё детей?»
По лестнице спускался мужчина, одетый в белое платье, стянутое в талии зелёным широким поясом под цвет бахромы на подоле. На висках пробивалась седина, но борода оставалась чёрной и глаза на смуглой коже горели живостью и энергией. Походка была сдержанной, но простой. Всё в этом человеке говорило о другой жизни, такой чуждой Ноаму. Усталость, равнодушие и спокойствие сменялись в глазах Ноама. Он не понимал, что здесь делает вообще. В этой семье царила гармония, любовь, понимание, нежность и тепло. Зачем он здесь?
- Здравствуйте, что вы хотели?
- Напрасно я пришёл, - вслух произнёс Ноам свою мысль и вздрогнул.
- Вы по поводу работы? К сожалению, набор рабочих окончен и больше не требуются сборщики.
Ноам почувствовал тихую усталость и не думал скрывать от отца.
Тут выглянуло из открытого окна продолговатое смуглое личико с большими тёмно-зелёными глазами в обрамлении длинных ресниц и ямочками на щёчках, чёрные волосы скрывал наполовину платок персикового цвета. Ноам тут же узнал сестру.
- Она так похожа на мать! – воскликнул он.
Ноам в восторге смотрел на сестрёнку и не видел, как Мейр вышел к нему, грозно надвигаясь.
- Ты за нами следил? – У Мейра глаза почернели от злости, и Ноам посмотрел на него.
Глаза Ноама выражали полное спокойствие. Становилось всё интереснее, он забавлялся над возникшей неловкой ситуацией.
- Никогда бы не подумал, что отец не узнает собственного сына, - произнёс он оскорблённым голосом и взгляд приобрёл грустный оттенок. – Может, это знак свыше и мне не стоило сюда приходить.
Глаза Мейра скользили теперь по лицу юноши, изучая и не понимая, почему сразу не признал в нём сына. Видимо, до этого момента, не смотрел внимательно на его лицо, ведь не зря чувствовал что-то знакомое в чертах – копия его в молодости. Те же скулы, тёмно-карие глаза и чёрные волосы.
Мейр обнял сына и расцеловал в обе щеки.
Девочка смеялась над тем, что отец не узнал сына. Она выбежала из дома и через минуту стояла за спиной отца.
Ноам увидел сестрёнку, и тут же сердце потеплело, а улыбка сама собою возникла на лице. Он нагнулся к сестрёнке и взял её маленькие ручки в свои большие и сильные руки, боясь причинить боль.
- Здравствуй, Йонат. – Его голос был нежным и бархатным.
Йонат просто обняла брата. Мейр утирал слёзы счастья, что навернулись на глаза и катились по щекам от того, что Ноам вернулся.
Они зашли в дом, сняли в небольшой прихожей сандалии и прошли в столовую. Пол был устелен, синим ковром с орнаментом из жёлтых, оранжевых и красных нитей, а на окнах висели жёлтые занавески. В центре комнаты по-прежнему стоял добротный деревянный стол на толстых ножках и многочисленные стулья вокруг него. Также близ окна и по углам у двери стояли резные скамейки, сделанные Нахумом.
Девочка в розовом платье робко выглядывала из кухни и, поймав взгляд Ноама, скрылась из виду.
- Я позову Менуху. – Мейр ушёл на кухню.
Ноам достал из коричневой сумы украшение, представляющее собой жёлтый шарообразный камень «яшма», обрамлённый золотом и в торчащую петельку была вдета крепкая золотая цепочка с замком. Яшма защищает от негативных влияний потусторонних сил и существ, а также накапливает энергию человека.
- Это подарок для тебя, - произнёс Ноам, протягивая украшение сестрёнке.
- Спасибо. Какая красивая цепочка с камнем! – Йонат была в восторге, изучая жёлтый камень.
- Давай помогу застегнуть, - предложил он.
- Ладно.
Ноам взял цепочку в руки и застегнул на шее амулет. Он хотел защитить сестрёнку от постороннего злого влияния, поэтому достал с огромным трудом этот оберег.
- Красота! – восхищённо прошептала она, глядя на подарок.
В комнату вошла женщина в белом платье, лицо её казалось миловидным, несмотря на резкие скулы и точёный подбородок, волосы же ниспадали на плечи чёрными кудрями. С ней рядом шёл Мейр, а за ними девочка в розовом платье.
- Здравствуйте! – поприветствовал Ноам мачеху.
- Здравствуй.
- Нужно отпраздновать возвращение Ноама. Менуха, нужно приготовить что-нибудь особенное, попроси Дицу и Нерию прийти.
Пока они между собой говорили о планах на вечер, Йонат ушла в комнату, а Ноам проследовал на кухню и во внутренний двор, маленький оазис в этой городской пустыне. Площадь двора стала обширнее, видимо за время его отсутствия расширили территорию.
Зелёная сочная трава мягким ковром лежала под ногами. У дома росли кустарники, а на остальной площади деревья. Он шёл, ступая босыми ногами по траве, и углублялся в сад. Тут он вздрогнул и осознал, что его любимое дерево срубили. «Как же так? Мы с ним были братьями. Столько вместе пережили и делили. Кто посмел лишить его жизни? Конечно, отец». Мейр являлся деловым человеком и не видел в этих деревьях живые существа, он был реалистом и обыкновенным делягой.
Ноам шёл вдоль сливовых деревьев с тоской в сердце, а над головой тускло светило солнце. Внезапно коричневый камень со светлыми прожилками «тигровый глаз», начал давить и жечь кожу. Ноам вытащил камень в медной оправе, скрытый под платьем и внимательно изучал. Камень был неимоверно горячим и в нём образовались чёрные трещины. «Илан!», мелькнула мысль «Что-то случилось». Он стремительно шёл, обдумывая, что могло служить причиной – нападение на друга и только оно. У Илана с Ноамом были одинаковые амулеты, что незримо связывали их ауры на расстоянии.
Ноам переступил порог кухни и вскоре оказался в столовой, где стоял Мейр.
- Можно пригласить семью Илана на праздник? – спросил Ноам.
- Я об этом не думал, но ничего плохого в этой идеи не вижу.
- Спасибо. Я сейчас же пойду к нему.
- Так сразу, даже не выпьешь чая?
Глаза Ноама просили не задерживать его и отец сдался. Ноам в мгновение ока вылетел из дома.
Стремительным шагом огибал Ноам дома, лавки и проходящих мимо людей. И наконец, дом из серых камней показался в числе многих.
Ноам постучал в калитку, и через мгновение ему открыла женщина.
- Здравствуйте, я – Ноам. Илан дома?
- Да. Слава Господу, что ты пришёл! Проходи скорее. Ты его лучший друг и может тебя послушает.
- Что с ним? Мы ведь только что с ним пришли в город.
Джаэль была одета в зелёное платье, а голову покрывал платок. Она в смятении вела Ноама за собой. Они миновали прихожую, лестницу и наконец, показалась комната Илана. Она постучала в дверь и вошла. Ноам последовал за ней, и взгляд тут же привлёк Илан сидящий одиноко у окна, а вокруг него купол прозрачно-белого цвета. Конечно, постороннему глазу невидимый, и поэтому Джаэль направлялась к сыну.
- Стойте! -  вскрикнул Ноам, боясь за мать Илана, отчего женщина вздрогнула. Он добавил более мягко: - Я сам с ним поговорю, а вы приготовьте, пожалуйста, ему чай с лавандой.
Джаэль ушла готовить чай, единственное, чем она могла помочь сыну.
Оставшись с Иланом наедине, Ноам прикрыл дверь. Он скрестил кончики пальцев, положив указательный на средний палец. Таким образом, он приложил пальцы обеих рук на шарообразный купол, что становился синим. Прочёл заклинание и купол исчез. Илан посмотрел прямо на него.
- Ты зачем барьер поставил? – недоумевал Ноам.
- Мне страшно, а вдруг они придут.
- Кто? – не понял Ноам.
- Мёртвые духи.
- Брось! Их надёжно охраняют и к тому же, можно прочесть «И-и-им Нтху».
Илан ничего не ответил.
- Слушай, Илан, существует один способ защитить тело, создать жёсткую броню, но крайне болезненный метод и к тому же Учитель Нахшон говорит, что броня высасывает силы, энергию. Постоянное использование брони приведёт к полному упадку сил, как телесных, душевных, так и умственных.
- Давай, я согласен.
- Её нужно отключать. Я вполне серьёзно говорю, запомни это правило.
- Хорошо. – Ресницы с веками опустились, проявляя полную покорность.
Ноам достал из сумки маленький острый нож.
- Я сделаю надрезы на коже, они исчезнут.
- Каким образом?
- Слова впитываются и закрепляются на прозрачной оболочке души, понятно? Только нужно потерпеть боль и не кричать, сможешь?
Илан кивнул и стиснул зубы.
Ноам наложил заклятие на дверь, чтобы им не помешали, и попросил снять платье. Илан распластался на полу, сжимая в зубах рукав от платья, чтобы не закричать.
Ноам окунул кончик ножа в пузырёк с кровью волка и начал царапать на животе заклинание из восьми символов. Илан вздрагивал и жмурился от пронзающей плоть боли всякий раз, когда лезвие касалось нежной кожи. Когда Ноам закончил, вынул из сумки маленький пузырёк и вылил на раны желтовато-бежевую жидкость, и запахло травами.
Илан почувствовал, как на животе стягиваются раны и в него вливается новая сила, обжигая огнём. Неимоверное чувство защищённости и тепла, глубинного и порой испепеляющего в области груди и живота. Наконец, температура тела стала понижаться, да так стремительно, что Илан боялся резко похолодеть. Он сел на полу и обнаружил затягивающиеся каракули. На его глазах всё исчезло.
- Одевайся, скоро твоя мама придёт, - произнёс Ноам, складывая аккуратно в сумку нож с пузырьками. Он снял защиту на двери и успокоился при виде одетого и спокойного друга.
Они говорили о том, как контролировать силу, когда появилась Джаэль и позвала пить чай. Она успокоилась, глядя на спокойное безмятежное лицо и лукаво-озорные глаза сына.
Спускаясь по лестнице, Ноам говорил на греческом языке:
- Нам следует быть осмотрительнее и разговаривать между собой на языке греков.
- Я полностью с тобой согласен, так будет разумнее и безопаснее.

Праздник, устроенный в честь возвращения Ноама и, конечно же, Илана, начался, но за стол не садились, все ждали Натаниэля, раввина Йорама и Серафима. Пришли все приглашённые близкие родственники. В числе их были: Нахум с женой Дарой, сыном Капелом и его супругой Дорит, также пришла его дочь Лилах с мужем Довом и детьми, Залманом и Ниром, а трёх оставили дома – трёхгодовалую Еву, годовалого Иаффу и грудного младенца Зелига. С этими многочисленными родственниками ознакомился Ноам в первую очередь. Также Ноам удивился, узнав, что машгиах Ишмаэл женился на дочери Иезекииля, Зелде. Иезекииль занимался печатаньем текста и изображений на пергаменте. Он был хозяином типографии и следил неусыпным оком за ходом работы и давал указания. У Ишмаэла и Зелды было семеро детей, пять сыновей и две дочери.
Ноам узнал, что у раввина родилось два сына от Ливнат, последний туго слышащий, роды были болезненными, а Ливнат едва не умерла.
Пока Ноам прогуливался вдоль деревьев и поглядывал на длинный стол с белой скатертью. Решили разместить гостей во дворе дома, где поставили факелы и лампады для освещения. В призрачном свете у дерева он увидел прекрасную девушку с густыми тёмными волосами, покрытыми белым платком и в зелёном платье. Она шла лёгкой походкой, словно под звуки кифары. У него замерло сердце и перехватило дыхание от этой красоты. Ноам приблизился к стройной девушке, не в силах совладать с собой, ведь он непременно должен знать её имя.
- Здравствуйте, меня зовут Ноам, а вас?
- Так значит, вы лучший друг Илана?
- Да, а откуда знаете? – растерянно спросил Ноам.
Девушка улыбнулась милой широкой улыбкой, отчего сердце юноши затрепетало.
- Меня зовут Нурит и я сестра Илана.
Ноам покраснел от неловкости, ведь большие необычайно искренние и живые глаза девушки смотрели прямо и откровенно. Прошла целая вечность для Ноама, прежде чем он совладал со своими чувствами и собрал мысли воедино. В голове снова воцарился порядок и покой.
- Значит, Илан тоже пришёл? Как он себя чувствует?
- Да, лучше. Мама сказала, что после вашего прихода Илан стал спокойнее, даже смеялся.
- Это хорошо. А как у тебя дела, я помню тебя совсем крошкой. – Ноам почувствовал ещё большую неловкость, оттого что начал говорить как семидесятилетний старик.
- Очень хорошо. Я научилась готовить сложные блюда и шить.
- Молодец, главное не останавливаться на достигнутом, а познавать всё новые вещи, - похвалил её Ноам, не забывая о наставлениях и советах. Что, в общем-то, могла понять шестнадцатилетняя девушка из слов Ноама. Она лишь промолчала, воспитание не позволяло перечить мужчине или отвечать на подобные вещи.
- Ладно, раз Илан пришёл, тогда пойду к нему, - пробормотал Ноам и стремительно покинул прелестную, словно нимфу, девушку.
Сердце Ноама тоскливо сжалось, но он почувствовал облегчение, ведь чувство затягивало его в неведомый водоворот.
Навстречу ему шёл раввин Йорам, в коричневом платье.
- Здравствуй, Ноам!
- Здравствуйте! Как, вы меня признали? Отец родной не узнал.
- Он в работе и делах, оттого видимо спутал, но сердце говорило ему, что родной сын перед ним. После того, как родился маленький Зви, хлопот прибавилось. Ты со всеми своими братьями и сёстрами познакомился?
- Да.
- С кем-нибудь подружился из них?
- Ирит, очень весёлая и необыкновенно смышлёная.
- Да, она носится по дому, как мальчишка. Мейр очень любит её.
- А дядя Натаниэль и Серафим уже пришли? – прерывая рассказы о детях Мейра.
Ноам понял, что раввин стал ему совершенно чужим человеком за тот период времени, что они не виделись. Ноам испытывал раздражение оттого, что его заставляли разговаривать о семье, приходилось изображать из себя примерного сына, а это вгоняло в тоску и ожидание окончания беседы.
Ноам знал, что у отца было восемь детей. Первой родилась девочка по имени Елис, которой шёл девятый год, второй сын, которого так и не нарекли, скончался от болезни. Затем шли – Дебора семи лет, Акан пяти лет, а также четырёхгодовалые, Нахаф и Ирит, рождённые вместе; двухгодовалая Ана и младенец Зви, сын. Итого семь детей, не считая Ноама и сестру его, Йонат. Огромное многочисленное семейство. Менуха подарила отцу Ноама троих наследников и конечно ненавидела в глубине сердца того, кто получит огромную часть, унаследовав дело Мейра. Она как мать, желала своим детям самого лучшего и поэтому не питала тёплых чувств к Ноаму. К Йонат Менуха привязалась и относилась, как к родной дочери, но работы по дому давала побольше, а своих детей жалела и они росли белоручками и баловницами. Мейр же не вмешивался в воспитание детей.
Раввин не успел ответить на вопрос Ноама, потому что всех пригласили к столу.
Ноам поприветствовал Илана, и они сели рядом. Напротив них устроились Ишмаэл с женой и детьми и Натаниэль со своим семейством. Он взял вторую жену, Инбар, которая родила двоих мальчиков и девочку. Их дети остались дома. Женитьбу одобрили все родственники и радовались наследникам, только Кешет была хмурой и недовольной.
По правую сторону от Ноама сидел Илан, а по левую, Нахум с супругой и Серафим. Рядом с Иланом сидели Дов со своей семьёй, неизвестный старик, раввин Йорам и Мейр. Остальные люди располагались вне предела досягаемости.
Пока остальные рассаживались и были заняты разговорами, они с Иланом выпили по два стакана вина. Они почувствовали привкус смородины и приятный цветочный запах вина. Никогда прежде они не пробовали столь богатую полифонию вкуса красного вина. Они расслабились и болтали оживлённо от разыгравшегося воображения.
- Ведьма! – Илан прыснул в кулачок и продолжал всё ещё на греческом языке. – Вот, находка! Нужно её Учителю показать! – не унимался он, глядя на Кешет.
Ноам посмотрел на родственницу и точно определил признаки злости, презрения и ненависти. Не нужно было применять заклинание «Но-тхи», чтобы узнать гнилую, разложившуюся душу женщины, потерявшей былую привлекательность и мягкость.
- Нет-нет, ты посмотри! Она же брызжет ядом. – Друг не на шутку разошёлся и хорошо, что остальные не знали языка и вообще были заняты исключительно собой, семьёй и слушали, что говорил Мейр.
Ноам едва скрывал тоску, слушая, как о нём говорили в третьем лице, будто он умер. Почему он вынужден выслушивать рассказы о себе и тосты в свою честь, словно его здесь не было? От напряжения и внутреннего раздражения он начал потирать два пальца друг о друга, желая выстроить барьер, а вместе с ним начертить на столе заклинание, чтобы оказаться в другом месте.
Лишь Илан продолжал веселиться, забавляясь происходящим вокруг. Гул людей, чоканье бокалов и звон тарелок всё это говорило о празднике и бурлящей во всём многообразии жизни. Он съел целых три картофелины и кусок баранины, запив двумя стаканами вина.
В отличие от Илана, в планы Ноама не входило напиваться, как последний выпивоха. Это не Зиф, а семья вполне могла заподозрить что-либо. С такими как они, разговор был коротким – голова с плеч или в костёр. «Главное, завоевать доверие всех людей и проявить себя как любящий сын». Все присутствующие обладали одним-единственным недостатком – простонародной глупостью. Ноам с Иланом были на порядок выше этих людей и посему испытывали невероятную скуку и иронию ко всему живому. Они не подозревали, что стали такими же каменными изваяниями, как Учитель Нахшон. Алкоголь немного расслабил мышцы и разум, позволив наслаждаться весельем и участвовать в разговорах.
Музыканты начали играть на бубнах, дудочках и кифаре. Музыка ласково услаждала слух гостей. Многие захмелели и пустились в пляс.
В чёрном ночном небе сиял полумесяц, ярким жёлтым светом освещая землю, дома и людей.
Ноам встал с места и залпом осушил стакан с вином.
- Ты куда, неужели плясать?
- Нет, прогуляюсь. – Голос Ноама был угрюмым и мрачным. Он обошёл плотника Нахума и не спеша направился к выходу. Он шёл, едва касаясь земли, трава под его ногами ложилась бесшумно, словно склоняя голову от почтения.
Тем, кто его не знал, Ноам казался богобоязненным, умным и робким человеком, который желал жить по общепринятым стандартам и мириться с давлением семьи, называя это «родственной заботой» и «любовью». Впечатление зачастую обманчиво и человек выдаёт себя с лихвой жестами, словами и мимикой. Только меткий наблюдательный глаз человека, наделённого, к тому же острым аналитическим умом, мог отличить истинное от ложного. Правду от игры и истинный бриллиант чистой человеческой души от гниющей распутной и злобной душонки.
Ноам смертельно устал и чувствовал, что покой не предвидеться в ближайшее время. Он хотел, чтобы его не донимали своими советами, пожеланиями и расспросами о будущих планах и учёбе у известного на всю округу Учителя Нахшона.
Ноам остановился у дерева на углу соседского дома и прикрыл ладонями лицо. Он сел на траву, впитывая в себя энергетику самой природы, силу древнюю и могущественную. В его сердце остались только равнодушие, презрение к этому миру и глубокая бессмысленная пустота. Он устало прикрыл веки и откинулся на дерево, от коры которого исходило невероятное тепло, которое оно не грело.
Невдалеке ухала сова, видимо сидела на дереве и наблюдала в тиши, не пробежит ли мышка или тушканчик. В солидарность сове в лесу провыл волк, дикий кочевник, забредший в такую даль, чтобы поохотиться вместе с собратьями, которые стаей подхватили длинный вой вожака. Каждая нота звука была точной и настоящей, без тени фальши.
Жизнь бурлила, но проходила мимо него. Он не верил более в добро. На его шее висел амулет с тигровым глазом, который зловеще взирал, скрытый под платьем. Он помогал в борьбе и защищал хозяина от смерти.
- Если бы можно было схватиться за что-нибудь, опереться и поверить заново, - шептали губы Ноама тихим обречённым шёпотом, скорее напоминавший стон раненой птицы. Он размышлял о своей судьбе в мире и среди людей, которые не задумывались над глобальными вечными вопросами. Он желал ухватить Вечность и, зажав в кулаке показать людям красоту, истинную красоту, всех окружающих вещей. Ноам хотел жить в мире, где слова «война», «насилие» и «голод» будут пустым набором букв.
- Разве я желаю так много в этом мире? – спросил он, голос при этом переливался и выражал все оттенки чувств. Смятение и надежда струились в венах юноши.
- Вот ты где! – прокричал радостно Илан и добавил со смешком: - Я думал, что тебя утащил в подземелье грозный Аид.
Ноам вяло и кисло улыбнулся шутке Илана.
- Садись рядом. Ну что, там ещё пляшут и веселятся?
- Да, не заметили твоего отсутствия и пьют, едят. – Илан сел рядом с другом и похлопал одобрительно по плечу.
- Да-а-а, главное не человек, а праздник и пирушка, - вполголоса заметил Ноам, размышляя.
- Люди. – Он пожал плечами: «мол, что с них возьмёшь».
- А ты как, привыкаешь к своей родне?
- Немного. Ты знаешь, они стали другими. Я удивился, родители постарели и стали какими-то простыми и понятными. А сестра повзрослела, но всё ещё смотрит на меня как на мудрого старшего брата.
- Да, я тоже свою сестру не узнал, повзрослела и главное меня не забыла. Так приятно сознавать, что ты кому-то нужен.
Они надолго замолчали, глядя куда-то вдаль, где заканчивались дома вместе с улицей, и перпендикулярно начиналась другая улица.
«Ухалка» пролетела над ними так низко, едва не задела головы и густую листву дерева. Ребята даже не шелохнулись, серьёзно задумавшись над будущим. Воздух становился холоднее и, сгущаясь, наползал с гор туман. Медленно дымка касалась земли, домов и ползла к центру города.


Глава 7


Семья Мейра жила тесно, но это придавало им сплочённости и дружелюбия. В спальне Мейра ночевали дочь Ана в своей кроватке и малыш Зви в своей колыбельке, подвешенной к потолку. Остальные дети были разделены – девочки находились в комнате, что являлась раньше спальней Ноама, а мальчики спали в столовой, она же гостиная, расстелив перины и одеяла на скамеечки из дерева. Ноама же устроили на полу, причём Мейр был раздосадован тем, что его сыну приходиться спать на полу, как рабочему или бродяге.
Мейр сообщил, что просторный дом достроен и осталось лишь внести предметы мебели и украсить занавесками окна. Теперь Менуха целыми днями обставляла дом в соответствии с их планом, пока супруг работал. Рабочие слушались хозяйку, ведь от неё зависела оплата их труда.
В скором времени им предстояло поселиться и в огромном светлом доме окружённым растениями и кустами.
Только Ноам упрямился и говорил, что будет им в тягость, но Мейр ничего слышать не хотел. Если бы Мейр обладал наблюдательностью и прозорливым острым умом, заметил, что сын темнит и изворачивается относительно будущих планов, хотя и помогает отцу на работе. Ноам привёл в порядок бухгалтерию отца и научил делать удобрения из подручных материалов.
Ноам перерос детский оптимизм и бешеную веру в людей, и мир показался более приземлённый, простой и безжалостный к людскому горю. Ноаму с таким великолепным и значительным образованием предлагали работать у более высокопоставленных лиц. Но он не мог бросить отца. Ноам чувствовал себя связанным по рукам и ногам, к тому же ощущал себя одиноким чужаком в этом городе. Поэтому он позвал Илана работать вместе с ним и тот с радостным трепетом согласился, пока его отец не стал настаивать работать в семейном деле.
Частенько они, закончив всю работу, возвращались весёлые и счастливые. Как и сегодня, они гуляли по улице.
- А он мне говорит: «Я знаю одного пророка-знахаря, который вылечил одного мужа от проказы, а другого от хромоты». – Илан изобразил грубоватый простой голос бедняка.
Ноам смеялся так, что слёзы выступили на глаза, а лицо стало красным.
- А я его спрашиваю: «Откуда он знает, видел ли сам?», на что бедняк пожал плечами и представляешь, сослался на слова какого-то священнослужителя. Совсем совести нет!
- Дело не в бедняке, а в шарлатане-знахаре. Он обманывает людей и берёт с них много денег. А помнишь ту старуху в мясной лавке?
- Да, вот потеха! Она пыталась украсть жирную вырезку баранины, поменяв со своим маленьким костлявым куском.
- А потом, когда хозяин лавки заметил её манипуляции, - подхватил настроение друга Ноам – старуха притворилась, будто из-за слабого зрения не видела, что за кусок берёт. В таком возрасте и такая искусная хитрость!
На голубом небе ярко светило солнце, и лучи безжалостно припекали землю. Ветер не пожелал посетить этот город.
Они подошли к дому и поспешили на ужин. Ноам ежедневно захаживал к другу и ужинал. Начались визиты с дружеского участия, а затем Ноам не мог прожить и дня без ласкового взгляда и чуть смущённой и нежной улыбки, зеленоглазой Нурит.
У Зева и Джаэль детей больше не было, поэтому они старались дать самое лучшее Илану и Нурит.
За столом все вели себя по-родственному тепло и оживлённо. Зев интересовался работой сына, а также семейными событиями Ноама. А Нурит искренне была заинтересована познаниями Ноама, а он в свою очередь, поражался красоте, лёгкой текучести её голоса. Он затаив дыхание слушал, наслаждаясь ласковыми нежными интонациями голоса. От улыбки Нурит сердце Ноама учащённо билось в груди и тепло разливалось по всему телу. Каждый день начинался с радостного трепета, ожидая встречи с Нурит. Она стала смыслом его жизни.
Зев и Джаэль, как люди зрелого поколения и с жизненным опытом не могли не заметить происходящих в Ноаме перемен. Он становился мягким и весёлым, но в то же время всё ещё оставался решительным, остроумным и наблюдательным человеком.
Джаэль внимательно наблюдала за этой парочкой, которую магнитом тянуло друг к другу. Они становились настолько жизнерадостными и находчивыми, что настроение передавалось и остальным. «Если бы он не был сыном Мейра, я запретила бы приходить ему в наш дом». Джаэль снова посмотрела на свою дочь и улыбнулась. Кто бы мог подумать, что до прихода Ноама Нурит ходит с бледным лицом и целый день не ест, ждёт ужина. Она надевает яркие красивые платья с тонкой и прекрасной вышивкой. И заметив новое украшение на шее, браслет или платье – избранник хвалит её вкус и мастерство рукоделия. Она напускает на себя равнодушный вид, чуть польщённая, но глаза ярко засияют, как две звезды от удовольствия. Ей исполнилось восемнадцать лет, и её лицо стало с красивыми худыми скулами, а прежние округлые и пухлые детские щёчки исчезли. Фигура теперь у неё была женственной с округлостями.
Сегодня был особенный день, Ноам нёс в руке грозди чёрного отборного винограда, раздумывая над вчерашним разговором с отцом. Они с Иланом поднялись по лестнице и вошли в прихожую.
- Кажется, мы пришли слишком рано, пойду, узнаю готов ли ужин, - проговорил Илан.
- Подожди, возьми виноград.
Илан ушёл в столовую, оставив Ноама. Ноам прошёл в гостиную, и сел на мягкую кушетку. Из соседней комнаты вышла в изумрудном платье Нурит.
- Здравствуй, Нурит. – Он поднялся сражённый красотой девушки. Всякий раз она казалась нереальной, будто перед ним совершенно другой человек. Таким образом, он узнавал её заново, каждый раз открывая что-то новое.
- Здравствуйте, Ноам. Вы пришли так рано.
- Да, рано, – от неловкости поддакнул Ноам. Наконец, собрав волю в кулак, он решительно проговорил: - Можно поговорить с вами?
- Да, но…
Не в силах вынести сомнения и противоречия, он взял её впервые за тонкую нежную ручку и потянул на мягкую кушетку. Они сели рядом. Ноам всё ещё держал Нурит за руку и, чувствуя её дыхание, заглянул в глаза. Они были встревоженные, но и вместе с тем загадочно удивлённые.
- Сегодня я пришёл к твоему отцу, но сначала хочу знать, ты станешь моей женой?
Нурит покраснела. И тут в гостиную вошёл Зев.
- Что это вы тут делаете?
В голосе Зева слышались возмущённые нотки. Влюблённая парочка не реагировала, но спустя некоторое время Ноам отдёрнул свою руку. Нурит отрезвил голос отца, и она проговорила:
- Да, я согласна.
- Правда? – Ноам не верил своему счастью.
- Да, - тихо прошептала она.
Ноам заключил с нежностью любящего человека в объятия девушку.
- Ты чего кричишь? – спросила Джаэль, входя в гостиную с Иланом.
- Вы отдадите за меня вашу дочь? – спросил Ноам, отпустив Нурит. – Я очень люблю Нурит и без её согласия не посмел бы просить её руки.
Зев улыбнулся, ничего не поделаешь, юноши горячи и слишком молоды, чтобы делать предложение официально и к тому же, Нурит так и светится от счастья.
- Я поговорил с отцом, и он согласен, - продолжил Ноам.
- Вот как? Тогда за нами дело не станет.
Илан интуитивно знал о чувствах друга и поэтому был счастлив. Джаэль тоже не препятствовала браку, а с одобрением наслаждалась долгожданным моментом.
В этот вечер даже молитва к Богу перед едой была особенной. Джаэль с добродушной улыбкой поглядывала на влюблённых, и материнское сердце радовалось будущему зятю. Он обладал чистым добрым сердцем. Зев же был более приземлённым человеком и радовался тому, что породниться с богатой семьёй в городе.
После ужина Ноам пошёл домой и весь путь его сопровождал друг.
- Ну что скажешь? Ты сердишься, что я не сказал тебе первому о своём решении? – Ноам был в растерянности от молчания Илана за ужином и после него.
- Нет, наоборот, я счастлив, что Нурит в хороших руках. Но пообещай мне, пожалуйста, что позаботишься о ней и никогда, ты слышишь, никогда не обидишь её. – Илан был настроен решительно и серьёзное лицо с сияющими живыми глазами прекрасное тому подтверждение.
Ноам остановился, и серьёзно взглянув на Илана ответил:
- Я тебе клянусь, что убью всякого, кто даже подумает, обидеть Нурит и сам буду защищать и заботиться о её счастье. И Бог, милостивый и всемогущий, тому свидетель!
Илан вздрогнул и глаза от удивления расширились, ведь он никогда не видел друга таким решительным и непобедимым. Глаза Ноама зловеще сверкали, пронзая.
- Спасибо, теперь моя душа будет спокойна, ведь ты дал клятву.
Илан обнял друга в знак искренности своих чувств, и резко развернувшись, пошёл прочь. Он боялся растрогаться и разрыдаться.
Ноам смотрел вслед уходящему Илану и думал, о том, как непредсказуема жизнь и сами люди. Красновато-малиновый закат озарял юношеское лицо мистическим светом, делая черты лица более мягкими. На его ресницах сверкали маленькие лучики, и карие глаза казались живыми и светились искренним счастьем.


Подготовка к свадьбе шла полным ходом и совпала с переездом в новый дом. Мейр решил, что в свете последних событий его сын должен жить в их старом доме. Пока родители занимались планированием торжества и блюд, а Серафим выделил лучших баранов, коз, а также птиц, в то время как беспечные влюблённые под присмотром Илана узнавали лучше друг друга. Они чудесным образом взаимно дополняли друг друга, не вытесняя индивидуальную личность и не доминируя.
 Ноам всё ещё сладостно вздрагивал и поражался красоте глубоких глаз лани, пухлых губ и нежной кожи Нурит, не оставляя без внимания её шелковистые тёмно-коричневые волосы и гибкость тела, неторопливые плавные движения рук. А её мягкая упругая грудь, которая плавно перетекала в округлые бёдра, заставляли трепетать в ожидании предстоящей ночи любви.
Неделю до свадьбы они не виделись. Ноаму это стоило неимоверного самоконтроля, но сердце упрямо не желало подчиняться и билось в слепой надежде. «У тебя целая жизнь Ноам, перестань терзаться. Это лишь временно», утешал себя Ноам. Также они соблюдали пост, чтобы очистится от грехов и начать новую жизнь.
За день до свадебного торжества Ноам и Нурит посетили Микву и очистились духовно и телесно. Они окунулись в воду каждый у себя дома, читая при этом молитву. Нурит помогала в этом её мама, а Ноаму раввин Йорам.

Долгожданный день выдался солнечным, без единого облачка на небе. Бог благословил этот союз и послал ясную погоду, а также все начинания и дела разрешались с чудесной лёгкостью.
С самого пробуждения Ноам ощущал в себе приподнятое лёгкое ожидание праздника. Он поднялся на рассвете в комнате для гостей и потянулся. Они жили всей семьёй в новом доме и с трудом привыкали к просторным комнатам и огромному саду за домом.
 Дом выложен из красного кирпича и окружён забором из каменной серой кладки. Дом состоял из двух этажей, на первом, располагалась кухня, столовая, гостиная, а на втором этаже спальни. Самой большой комнатой была спальня Мейра и Менухи в бежевых тонах, затем шла комната Йонат и Елис, где преобладали жёлтые, синие и зелёные цвета. Далее располагалась комната Ирит и Деборы в розовом и коричневом цвете. Комната Акана и Нахафа была выдержана в синих и зелёных цветах. Детская же комната была оформлена в сиреневых и оливковых тонах и предназначена комната была для маленькой дочери Аны и крохотного Зви. Младенец лежал в своей новой колыбельке, сделанной из дерева Нахумом. Кроватка была самим совершенством! На спинках были вырезаны длинные узоры в виде стебельков, которые плавно заканчивались цветочками и нераспустившимися бутонами.
Все комнаты в доме были большими и потолки выше, чем в старом тесном доме.
Дети играли в саду и носились целыми днями по просторным комнатам. Они были счастливы оттого, что не приходиться жить в тесноте и ругаться, драться за своё пространство.
Ноам спал в гостиной, ведь старый дом переделывали и обставляли для молодожёнов. Непривычно было просыпаться в просторной комнате, где мебель орехового цвета, а постельное бельё абрикосового оттенка. Шторы представали в своём розовом великолепии перед всяким, кто заглядывал в эту комнату и поражался коричневым стенам.
Ноам поднялся с мягкой удобной кушетки, заправив покрывало с замысловатым рисунком и поправил подушки. Затем он надел платье.
Ноам улыбнулся при воспоминании о разговоре с отцом.
- Отец, мне нужно с тобой поговорить.
Как только он произнёс эти слова, Менуха кивнула и собиралась покинуть двух мужчин, не хотела мешать разговору сына с отцом.
- Прошу вас, матушка, останьтесь. Мне важно также Ваше мнение.
Менуха в голубом платье с тонкой вышивкой на подоле повернулась к ним. Лицо у неё преобразилось от удивления, словно она ослышалась. Но когда Ноам склонился к её ногам, Менуха растрогалась и глаза выражали нежную трогательную заботу и уважение.
Мейр был удивлён не меньше своей супруги, он впервые видел у сына проявление уважения к мачехе и искреннего интереса её мнения.
Когда Менуха села рядом с Мейром на мягкую кушетку, Ноам поклонился им.
- Я хочу жениться на дочери Зева и прошу у вас  благословения.
Он проявил сыновью любовь и уважение к родителям, тем самым покорив их сердце.
- Что ж, ты выбрал достойную девушку. Как я могу воспрепятствовать счастью собственного сына? – произнёс Мейр – Зев состоятельный человек со связями далеко за пределами города и страны. Я одобряю твой выбор. – Мейр похлопал Ноама по плечу и добавил. – Ты стал взрослым, и я с радостью возьмусь за планирование свадьбы.
Ноам посмотрел с надеждой на Менуху и спросил:
- Мама, а ты благословляешь меня, одобряешь ли выбор сына?
Он заметил слёзы радости в глазах матери и растерялся впервые в жизни.
- Конечно, сынок, я благословляю тебя.
Никогда прежде Ноам не видел Менуху такой растроганной и добродушной до теплоты в сердце.
Когда Ноам вышел из комнаты направился в сад. Роса на траве и листьях деревьев лежала, сверкая всеми цветами радуги. Ноги в сандалиях мягко ступали по влажной зелёной листве, и он поймал себя на мысли, что это последний день в его холостой жизни. Нет, он не жалел, скорее наоборот с нетерпением ожидал того момента когда «я» станет «мы». Он распрощается навсегда с одиночеством.
Солнце тусклыми лучами освещало землю, едва появившись из-за горизонта. Ноам посмотрел на солнце, оно не резало глаза, вдохнул свежий утренний воздух. Пробираясь сквозь влажные листья кустарников и деревьев, он почувствовал что пыл его угас и теперь Ноам запыхался и устал. В воздухе пахло сыростью и зеленью с цветами. Ему стало душно, и он поспешил выйти из сада.
Две служанки бегали туда-сюда, расстилая скатерть на большом длинном столе. И откуда он только взялся? Они не замечая Ноама, украшали стол салфетками и цветами в вазочках. И тут донёсся голос из дома, отчего женщины вздрогнули:
- Агаль, укрась цветами веранду. Ты слышала? – Менуха вышла в сад в своём синем платье с жёлтой вышивкой по краям.
Верандой Менуха именовала тот закуток дома, выходящий в сад. Веранда была шириной в три локтя и огорожена заборчиком с периллами и двумя балками-колонами, служащими опорой.
- Доброе утро, Ноам! Ты сегодня рано встал. – Голос Менухи, как и всегда порхал ласковой бабочкой. Она была мила со всеми и добивалась от людей того, чего хотела.
- Доброе утро! Вам нужна помощь? Я с удовольствием помогу – предложил Ноам от неловкости, ведь он до сих пор не знал, как относиться к Менухе.
- Нет, служанки всё сделают сами. – Менуха улыбнулась одними уголками губ.
Ноам вошёл в дом, всё ещё слыша указания Менухи. Он улыбнулся при мысли о том, что эта женщина могла заставить даже полено заработать. Когда она чувствовала свою значимость, то выжимала все соки из рабочих. Слуги бегали вокруг неё, и таким образом подготовка к празднованию шла полным ходом.
На празднование пришли самые близкие родственники и знакомые. А животных, которых приготовили к столу, собственноручно зарезал Натаниэль, а Ишмаэл проверил внутренние органы животных, тщательно осматривая и надувал лёгкие, чтобы убедиться, что нет ни отверстий, ни болезней.
Скамейки и стулья были расставлены у стола, а веранду украшали живые жёлтые, синие и красные цветы в своей первозданной красоте и изяществе.
В небе парили, радостно вереща и насвистывая, птицы. Они с лёгкостью пилотировали вдоль горизонта и стремительно делали петли и виражи.
В полдень вся семья они вышла из дома. Все члены семьи были одеты в яркую нарядную одежду. Прохожие улыбались, поздравляли и ласково смотрели вослед.
Они пришли к синагоге и вошли внутрь. Их ослепило великолепие и стать храма. Гостей со стороны невесты ещё не было. Ноам встал под Хупу, балдахин, под которым женятся и с трепетом ожидал появления Нурит.
Раввин Йорам стоял с серьёзным видом и поправлял одеяния, что выдавало его волнение. Перед ним стоял небольшой стол из дерева, на котором лежал свиток брачного контракта, Кетуба.
Начали в храм входить близкие родственники Зева. Все обернулись, потому как одна женщина лет семидесяти в коричневом платье и платке, повязанном поверх седых волос, задерживала людей. Она пыталась войти, держась за стену, и поднимала ногу, но промахивалась всякий раз. То ли она слабовидящая, то ли у неё слабая моторика от старости. Многие взрослые мужи растерянно смотрели от неловкости и стояли неподвижно, испытывая при этом замешательство. Наконец, один мужчина поддержал за локоть одной рукой, а второй приобняв за хрупкие костлявые плечи помог войти в синагогу и все облегчённо вздохнули, предчувствуя и видя в этом дурное предзнаменование. Видимо, этот мужчина был её сыном, судя по заботливому взгляду, полному также тревоги и нежной любви. Остальные ошарашенные и сбитые с толку, вошли следом за ними.
Удивительно, насколько слепы и глухи, бывают люди к ближнему своему. Бездействие, глухота к человеческому горю и мольбе, оказываются не менее губительными, чем агрессия и холодное презрение. Равнодушие – вот главный источник всех трагедий.
Наконец появилась Нурит в сопровождении отца, что вёл её под Хупу.
Сердце Ноама замерло при виде прекрасной Нурит в абрикосовом платье с золотистыми узорами по краям рукавов и подола. На её руках красовались, сверкая ярким блеском золотые браслеты и такое же ожерелье на шее с рубином в центре в числе россыпи изумрудов. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что рубин – это своеобразный центр цветка, вокруг которого из золота собрались тонкие изящные лепестки, а от них тянулись два стебля, обвивающие шею девушки, с изумрудными листочками. Тонкая работа Величайшего из мастеров Сухима. Голову Нурит покрывал платок бежевого цвета с золотистой и гранатовой вышивкой. Из платка струились по две пряди с каждой стороны и глаза особенно сверкали под действием изумрудов, более выделялись блеском и зелёным цветом. При взгляде на Ноама она улыбнулась. Ноам судорожно вдохнул воздух и наполнился изнутри энергией и тёплым светом. Его глаза восторженно с любовью смотрели в её зелёные глаза, когда между ними осталось расстояние в три локтя. Она же потупив, смущённо отвела в сторону глаза. Казалось, что для них не существовало внешнего мира – только они вдвоём. Нурит обошла Ноама несколько раз и только тогда остановилась рядом.
Когда все присутствующие были готовы, церемония началась. Раввин читал свиток, умоляя Бога благословить этих двух людей. Затем Ноам с Нурит подписали Кетубу вместе с четырьмя свидетелями.
Ноам покрыл лицо Нурит покрывалом, дабы показать, что защитит её от всех невзгод в жизни.
- Теперь отпейте этого вина, дабы соединить свои души и стать единой семьёй.
Ноам отпил вина из золотого кубка с узорами.
- Муж должен направлять жену в соответствии с путём и заповедями Бога. Муж должен поддерживать и оберегать жену, также с любовью и заботой, как и она его. Аминь.
Все присутствующие вторили хором: «Аминь».
Пришла очередь Нурит и раввин подал знак Ноаму и тот передал ей кубок. Она отпила впервые в жизни белого вина.
- Жена должна заботиться о муже своём, так велел Бог. Жена должна хранить очаг свой и тепло дома своего, оберегать и наполнять светом. Аминь.
Эхо из голосов вторило: «Аминь».
- Живите в мире и согласии, да благословит вас Господь Бог!
«Аминь» - проговорили присутствующие с теплотой и одобрением.
Ноам с Нурит вышли из храма мужем и женой. Все присутствующие направились в дом Мейра праздновать торжество, включая раввина Йорама проводившего церемонию в синагоге.
Перед застольем семь гостей благословили под халой жениха и невесту, произнеся по семь благословений.
Праздник начался, и вино текло рекой. Супруги лишь пригубили из одного стакана вино с глубоким изысканным вкусом.
Музыканты играли на кифаре, бубнах и дудочках. Все гости ели, пили и веселились. На столе стояли изысканные блюда из разнообразных овощей и фруктов, привезённые блюда из мяса.
Ноам сидел рядом со своей супругой Нурит и улыбался, заглядывая в глубокие зелёные глаза. Нурит отвечала искренней улыбкой, но взгляд смущённо отводила. Хотел бы он знать, о чём она там думает! Может, робеет от предстоящей ночи? Вполне возможно, ведь её лёгкий нежный румянец озарил щёчки.
- Смотри, как разошлись! – воскликнул сидящий рядом Илан.
Ноама вырвали из прекрасных грёз, и он не готов был возвращаться с небес в эту реальность.
- О чём ты?
- Вон, посмотри. – Илан махнул головой в сторону небольшого пятачка, где плясали Зев, Нахум и Дов. – Ну и как тебе?
Ноам улыбнулся, когда заметил, как Дов отплясывает с взрослыми мужами. Женщины благоразумно держались в стороне, но мужчины желающие вспомнить юные годы подтягивались и через мгновенье выкидывали такие фортеля, что жёны стыдливо опускали глаза или отворачивались.
- Давай ещё выпьем? – предложил Илан и разлил в стаканы вина. Сегодня он был необыкновенно счастлив, глядя на двух столь дорогих его сердцу людей и видя их искреннюю любовь.
Они выпили и съели по куску баранины. Илан начал что-то рассказывать, жалуясь, что это не Зиф и красивых девушек разобрали. Когда Илан пил, превращался в разговорчивого развратника, что для этого города было истинной катастрофой. Кириаф-Арба единственный город, где иудеи чувствовали себя дома и их не притесняли вавилоняне.
Все присутствующие повернули головы, и музыканты неожиданно прекратили свою игру.
Ноам посмотрел в сторону, куда были обращены все взгляды. Там стоял статный и подтянутый Учитель Нахшон в своём чёрном чудаковатом платье. Его статная фигура возвышалась этаким предвестником Смерти в чёрном одеянии. Рядом с ним стояла Инбаль и её точёные скулы свидетельствовали о строгости манер. Ни один мускул на лице не дрогнул. Она стояла в сером платье с вышивкой из жёлтых и зелёных нитей и производила впечатление робкой и хрупкой женщины рядом со своим статным мужем.
Присутствующие люди невольно вытянулись и с воодушевлением, уважением благоговейно смотрели на странную чету.
Ноам встал и с широкой улыбкой подошёл к Учителю и поприветствовал. Рядом с ним возник раввин Йорам, который заключил давнего друга в объятия и без разговоров предложил вина.
Учитель Нахшон взял бокал вина из рук любезного и добродушного Йорама и провёл большим пальцем незаметно по дну бокала. Этот жест для окружающих ничего не значил и они его не заметили, ведь осматривали необычную внешность Нахшона, но Ноаму это говорило о том, что Учитель не доверяет вину и поэтому наложил печать от яда.
Илан подошёл ближе выразить почтение и поприветствовал Учителя. Учитель Нахшон осушил бокал вина, не особенно интересуясь Иланом. Он с дороги устал, видимо не привык путешествовать.
Нахшон испытывал раздражение оттого, что пришлось ехать как обычные люди, без магии, чтобы не вызвать подозрения и он изрядно вымотался.
Мейр подошёл и выразил уважение, Менуха предложила пройти в дом и умыть лицо, поправить одежду. Они ушли в дом, где их разместили в гостиной комнате.
Музыка постепенно возобновилась, как и веселье гостей, но в душе Ноама поселилось сомнение и росток страха. Он искренне не понимал, почему человек двадцать лет, не покидающий своего города, приехал на свадьбу ученика? Ноам пригласил Учителя Нахшона, заранее зная, что тот откажется. А он просто взял и приехал, не используя заклинания.
Слуги принесли на подносах сладости, которые преподнёс Учитель Нахшон к столу.
- Такие вкусные и свежие печенья, будто прямо из печи! – восхитилась миловидная женщина в коричневом платье.
«Видимо, не обошлось без руки Учителя», посмеиваясь, подумал Ноам, окидывая взглядом всё многообразие сладостей. И каких сладостей только не было! Воздушные печенья с ванилью, усыпанные тростниковым сахаром и тёмные овсяные квадратные печенья. А также круглые белые из пшеничной муки, усыпанные душистой и ароматной корицей. Однажды почувствовав аромат корицы, не забудешь его до самой смерти!
Ноам попробовал круглое печенье, которое растаяло на языке так быстро, словно по волшебству, и он не сразу осознал, что именно проглотил, пока восхищался пряной корицей.
Пока такие эксперты в еде как Ишмаэл и Йорам подходили к столу, проверить печенье на кошерность – его смели все присутствующие гости.
Ноам посмотрел на Нурит, что стояла, словно громом поражённая. Её взволновало печенье, и глаза потрясённо смотрели на поднос. Она никогда в жизни не пробовала ничего вкуснее и досада грызла её оттого, что ей никогда не приготовить такого совершенства. Она вкусила какой-то запретный плод, не иначе. Нурит попробовала каждое из имевшихся сластей. Тесто отличалось мягкостью и воздушностью, а начинка сладостью и насыщенностью вкуса.
Все люди обсуждали сладости. Музыканты продолжили играть, и полилась лёгкая музыка.
Среди присутствующих гостей внезапно возник, словно по волшебству, Учитель Нахшон, но теперь его появление не произвело прежнего эффекта. Его зоркие глаза, как у ястреба, скользили по присутствующим. Он был в одном чёрном платье, с серой вышивкой по краям рукавов, что обнажали крепкие мужские руки с чёрными волосами, а подол украшала синяя отделка с серой вышивкой. На груди блестел зловеще агат в золотой оправе. Он снял дорожный плащ и выглядел более приземлённым в этом платье. Его супруга осталась в том же платье, что и явилась.
Менуха потеснила гостей и разместила пришедших, а также приказала служанке принести тарелки и бокалы.
Илан был внутренне напряжён, зная, что глаза Учителя Нахшона видят всё насквозь. Он боялся бросить неосторожное слово и сделать лишнее движение. Илан сглотнул и выпил залпом вино.
Ноам тоже осушил бокал вина и налёг на куски баранины под соусом из плодов винограда. Нурит ела запечённое мясо птицы с картофелем и баклажанами, запивая компотом.
Учитель Нахшон тоже расслабился и налил себе и супруге вина, а также приказал служанке наложить им баранины под мандаринами и розмарином, а также картофель с мясом птицы. Они с наслаждением ели еду не особенно чувствуя вкуса, как такого из-за голода и запивали отменного качества терпким насыщенным вином. Нахшон принялся поедать перепёлка под сливовым соусом, чувствуя, что одним он сегодня вряд ли ограничится. Инбаль поедала баранину с изысканным соусом и пила вино, как и супруг не особенно волнуясь на счёт общественного мнения. Когда они уплели блюда с добавкой, приступили к десерту из тёмного винограда, мёда, толчёной мяты и корицы. Ничего подобного они не пробовали и поразились богатству вкуса, а ведь каких только блюд не пробовали в своей жизни!
Веселье шло полным ходом. Ноам подумал, что ему нужно уходить с женой в свой дом. Стоило ему подняться с места, как возле него возник Учитель Нахшон.
- Покидаешь празднование?
Ноам и забыл этот грудной внушающий уважение всякому голос.
- Да, мне следует направиться в свой дом сейчас, если хочу добраться до рассвета. – Ноам улыбнулся.
- Давай прогуляемся и поговорим.
- Хорошо.
Они направились в сад подальше от людских глаз и ушей.
- Я порекомендовал тебя в качестве учителя. Мой друг из Афин с радостью согласился, ведь он входит в круг посвящённых. – Нахшон говорил на греческом языке медленно, словно взвешивая каждое слово. – Почему я хочу, чтобы ты поехал? Там ты познаешь многое, а если останешься здесь, твои способности и Талант останутся на том уровне, что ты достиг.
Ноам лихорадочно обдумывал услышанное предложение, и сердце его сжималось при мысли о том, какой это будет удар для отца.
- Возьми, это тебе пригодится, – с этими словами Учитель Нахшон достал из воздуха коричневую сумку с длинным ремешком.
- Что там?
- Письмо к другу, чтобы он принял тебя и адрес. Также зелья и рукопись. Больше мы не свидимся, а посему последний завет – береги себя и своих близких, грядёт ужасное время.
Ноам накинул сумку на плечо, а Учитель пошёл неторопливым шагом обратно. Слова Учителя Нахшона обеспокоили Ноама, и он долгое время был в задумчивости.
Ноам с женой пошли домой. Ему не хотелось покидать этот город, семью и родной дом, который с такой любовью обставили и украсили. Очнулся от раздумий он только в спальне, где на кровати сидела Нурит. Она нервничала, и глаза её были опущены в пол. Она ждала его действий.
Ноам улыбнулся и позабыл мгновенно обо всём на свете. Он прильнул губами к её губкам и прижал к себе, чувствуя, как два сердца бешено стучат в едином ритме.
Эта ночь была самой божественной в их жизни, полной нежности. Ему нравилось, как Нурит смущалась. Никогда прежде он не чувствовал того, что ощутил с Нурит. Необыкновенная чувственная ночь с жадными ласками с его стороны и робостью с её. Ноам и не подозревал, как истосковался по запаху и телу женщины.
Розовато-красный рассвет осветил комнату утомлённых любовников, которые мирно задремали.


Глава 8


Афины находились недалеко от моря. Город славился изделиями из керамики, ведь здесь были сосредоточены качественные запасы глины. Что касается политической истории Афин, то неоценимый вклад внёс тиран Драконт. Он создал свод законов на бумаге, ведь до этого сохранялась лишь устная договорённость. Новые законы отменяли право на кровную месть, разделяли неумышленное и предумышленное убийства, также за посягательство на собственность человека карой была смерть. Драконт ввёл публичный суд. Несмотря на все принятые меры, бедняки находились в порабощении, не только сами, но и их жёны с детьми. Все недовольства людей грозили перерасти в кровавую бойню, и поэтому был избран Солон. Он был выдающимся мыслителем и поэтом, прекрасно понимал сложившуюся ситуацию, ведь занимался торговыми операциями в Афинах. Он видел будущее города в новаторских и реформаторских решениях. С его подачи началось развитие оливководства, запрет на рабство за долги. Таким образом, преобразования сказались на всех слоях и упорядочили организацию государственного управления.
Сейчас правил Афинами, провозгласивший себя тираном, Писистрат. Был построен храм Афины на акрополе и установлен водопровод.
Здания были выложены из сырцового кирпича циклопической кладкой, а также сырцово-деревянные святилища прямоугольной формы.

Город встретил ярким солнечным светом. Когда они подъезжали на телеге Ахмеда к стенам Афин, слезли задолго до ворот, потому как дорога была неровной.
Более всего, подходя к воротам, Ноама удивила и насмешила струящаяся одежда людей с множеством складок и украшений, а также изрядно бледные лица с лёгким румянцем на щеках и причёски, до невообразимости мудрёные и чудные. У женщин волосы были уложены в пучок или перевязаны лентой вьющуюся гриву. У юношей гладкое лицо и кудрявые волосы, стянутые ободком, а взрослые мужчины носили бородку с усами, но короткую стрижку.
У ворот города их встретил худенький мужчина в длинной тунике, которая держалась на одном плече, стянутая и закреплённая заколкой. Лицо у него  было худое гладковыбритое, серые выцветшие глаза смотрели грустно и даже вымученная улыбка, не заискрила взгляд. На голове реденькие волосы были зачёсаны на лоб. Он представился Гедоклом.
- Я знал, что вы появитесь в послеобеденное время и решил встретить. У нас небезопасно разгуливать чужакам.
Гедокл в задумчивости щипал двумя пальцами подбородок, глядя на чуть смуглую кожу и простую одежду супругов. Наконец он проговорил хрипло под нос:
- Одежду придётся сменить и над внешним обликом нужно поработать.
Пока они стояли, Ноам заметил старуху в лохмотьях, грязная кожа и всклокоченные длинные волосы, бесцветные запавшие глаза под густыми бровями и точёный нос, такое не забудешь. Она протянула дрожащую руку и прокричала хриплым голосом непонятные слова: «Баку Чемпе!». Ноам впервые слышал подобные слова и был поражён до глубины души суеверным страхом.
- Кто это? – спросил Ноам, цепенея.
- А-а-а, - протянул Гедокл – старуха? Её зовут Кхира и привезли рабыней из далёкой страны близ Китая. Она ворожея, но неграмотна и верит в Шиву. – Он улыбнулся искренней улыбкой и пожал плечами, произнёс: – Местная тронувшаяся умом старуха.
Они наблюдали за развитием событий. Вскоре к старухе подошли мужчины.
- Заткнись, старая карга! Надоела со своими предсказаниями, будь ты проклята! – Они кричали на Кхиру и били её палками.
Ноам стоял и смотрел, позабыв о Нурит, которая с содроганием наблюдала, как бьют старую женщину и по её щекам текли слёзы. Она не поняла ни слова из того, что говорил Гедокл или кричали эти мужчины. Нурит вовремя отвернулась и не увидела, что происходило далее.
Кровь была повсюду потому, что мужчины выпотрошили старуху ножами и унесли за ворота, где выкинули в ров, помочившись. Они вернулись с довольными лицами, будто совершили подвиг, а толпа людей жадная до зрелищ смеялась и аплодировала, некоторые высунувшись из окон домов, благодарили за своё спасение от надоедливой старухи.
Гедокл потянул за собой Ноама, который машинально приобнял за плечи Нурит.
- Так вот, знаешь кто такой Шива?
Ноам мотнул головой, не веря своим ушам, ведь Гедокл продолжал беседу, словно ничего не произошло. Он был потрясён здешними жителями, их кровожадностью и беспринципностью. «Плохое предзнаменование», - подумал он, но его мучило дежавю, словно он видел что-либо подобное ранее.
- Брахма – творец мира, а Шива – разрушитель, есть также Вишну – хранитель мира. Помимо этого, Шива бог плодородия. Очень интересное верование, ведь Шива создал Вселенную, а затем уничтожил. Так до бесконечности создаёт и уничтожает. Какие-то глупцы! Только глупец может в это верить!
- А во что веришь ты?
- В бесконечность вселенной. Существует огромное количество миров.
- Как ты можешь допускать подобное, тщательно не проверив?
- В таких делах невозможно быть уверенным с точностью ювелира. Ну да ладно, ещё успеем наговориться. Мы пришли. Вот твой дом, конечно не дворец и всё же, все удобства.
Дом, в котором Ноаму с Нурит предстояло жить, по площади был вдвое меньше дома в Кириаф-Арбе. Пока молодая чета любовалась великолепно отделанной прихожей, носильщик аккуратно сложил в гостиной, она же столовая, их вещи в тюках и сумку.
- Спасибо, Ахмед, держи! – произнёс Ноам, протягивая оплату. Ахмед сопровождал их от родного города в повозке и довёз в целости. Он положил их тяжёлые тюки на пол.
- Если понадоблюсь, я к вашим услугам! – Ахмед остался доволен оплатой и поспешил к повозке, боясь воровства.
- Я тоже пойду, но обещайте прийти ко мне на ужин вечером до заката.
- Хорошо, спасибо за всё.
- Не стоит, мне приятно помогать друзьям Нахшона.
- Совсем из головы вылетело! – воскликнул Ноам, доставая плотный лист пергамента сложенный вдвое. – Это от Учителя Нахшона.
Гедокл взял лист и, попрощавшись, вышел, чтобы прочесть записку от друга, запечатанную магическим символом.
Едва Гедокл покинул их, Ноам вздохнул с облегчением и повернулся к Нурит. Она с любопытством изучала обстановку.
- Наконец-то мы приехали! – воскликнул он, и Нурит посмотрела на него.
Ноам заключил девушку в объятия, с наслаждением прижимая к себе тело Нурит и зарываясь в мягкие волосы. Он соскучился по запаху и родному телу, которое мгновенно отвечало на прикосновения, нежные ласки. Ноам приник к её губам, жадно целуя. Весь путь до Афин, он мечтал вновь дотронуться до неё. Ему хотелось свернуться калачиком на её коленях и забыть обо всём на свете. Лишь она одна освещала его путь, как звезда на небе. Она понимала все его страдания, надежды и от всего сердца поддерживала его. Частенько он прикрывал веки, когда голова покоилась на её хрупких ногах и нежные ласковые руки гладили его лицо, а губы целовали щёки и веки. Он жил лишь ею и жил только для неё.
Снаружи дом не представлял ничего примечательного – отдельная постройка из сырцового кирпича с крышей из черепицы, но внутри комнаты были обставлены с огромным вкусом. В гостиной на коричневом ковре стояли две скамеечки с мягкой пурпурной обивкой. Нахум позавидовал бы изяществу искусной работы! Скамеечки были сделаны из кедра и покрыты тёмным лаком. Спинки скамеек плавно перетекали в подлокотники и волнообразно заканчивались ножками. Скамейки одиноко стояли по углам комнаты, а в центре красовался массивный стол, покрытый скатертью цвета белого винограда. Рядом стояли три стула с мягкой тускло-жёлтой обивкой, а окна прикрывали тяжёлые шторы цвета тёмных сочных маслин. Буйство цвета в самом разгаре, ничто так не радует глаз, как полная безвкусица! Девиз этой комнаты – чем ярче, тем лучше – и даже жалкие попытки жёлтых и зеленоватых оттенков не могли сгладить впечатление от увиденного.
Маленькая кухонька была традиционная и выдержана в белых и светло-коричневых тонах. Рядом с ней (единственное достоинство этого дома) располагалась ванная комната, где стояла ванна для мытья с подведённым водопроводом и туалет, углубление для испражнений с трубоотводом.
Спальня благоухала обилием бежевых оттенков. Воздушные занавески струились под порывом ветерка. У стены стояла кровать, достаточно большая, чтобы вместить даже троих человек, а на полу лежал коричневый ковёр с ромбовидным рисунком и плавными линиями по краям. Также в комнате стоял небольшой шкаф из дубового дерева с резными дверцами, на которых тянулись плавные в виде стеблей линии. Всё дышало здесь лёгкостью и уютом.
Кабинет не мог похвастаться огромным количеством предметов и многообразием цветов. Здесь всегда было сумрачно, даже в дневные и утренние часы. Небольшой стол из дерева, потёртый и бедноватый стоял у стены в жалкой компании стула с потёртыми подлокотниками, мягкая обивка, которого потрепалась. Напротив стояла этажерка с потрёпанными книгами и рукописями. Здесь чувствовался упадок и разложение. Пыль вкупе со спиртовым светильником на столе подтверждала эту догадку.
Вечером Ноам с супругой были одеты, когда в дверь постучал Гедокл. Они шли по многолюдным улицам с огромными массивными домами, миновали площадь уложенную брусчаткой, которая перетекала плавно в разноцветную мозаику. По большей части преобладали коричневые цвета, все оттенки зелёного и синего, также появлялся светло-коричневый и немного чёрный цвет. Изображён был геометрический символ солнца с резкими кинжалообразными лучами, в центре которого изображение бога Зевса, устрашающее и грозное с кустистыми бровями, сдвинутыми на переносице и громадной шевелюрой кудрявых волос.
На площади возвышались здания с громадными колоннами, вдоль которых были протянуты каппелюры, что перетекали в эхин и абак, далее шёл архитрав с изящным барельефным фризом и неожиданно он заканчивался карнизом.
Нурит, одетая в белое платье из плотного льна осторожно прошла по голове Зевса коричневыми сандалиями. Она смотрела по сторонам с жадностью маленького ребёнка, который открывал для себя неизведанные миры.
Ноам в отличие от Нурит не был поражён красотой архитектурных сооружений, а внимательно слушал рассказ Гедокла о культуре страны, в которой предстоит жить. Он шёл рядом с Нурит в белом платье с короткими рукавами до локтей и пояс с полосками синего и пурпурного цвета в центре, стягивал талию. На рукавах также была вышивка из коричневых и синих нитей.
Ноам полностью погрузился в изучение культуры и забывал о присутствии Нурит и её незнании языка. Ноам с наслаждением слушал Гедокла.
- Именно Фалес предсказал солнечное затмение. Он говорит, что душа бессмертна и считает, что в природе есть жизнь. Его в городе нет, отправился путешествовать в Египет и посему познакомить не смогу. Но ученик Фалеса Анаксимандр, что написал трактат «О природе», благо в добром здравии, как и его ученик Анаксимен. Я не разделяю их взгляды и с подозрением анализирую слова. Жаль, моего дорогого друга Фалеса нет в Афинах, он общается со жрецами в Египте, и учиться там наукам.
- А чем вы занимаетесь? – спросил Ноам, с жадностью вслушиваясь в каждое слово собеседника.
- Я редактор в типографии слежу за процессом книгопечатанья, редактирую тексты, в общем, слежу за слаженностью хода работы. Именно с моей подачи в типографии издали «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, - не без гордости поведал Гедокл и принялся объяснять процесс книгопечатания и о важности редактуры.
Он прервался и Ноам удивлённо посмотрел на него, ожидая продолжения фразы.
- Мы пришли. Вот мой дом.
Гедокл произнёс это с нежностью и любовью и Ноам внезапно осознал, ЧТО для этого человека дом и семейные узы.
Дом Гедокла внутри ничем не отличался от дома Ноама, то же расположение, только площадь комнат больше.
К ним вышла полная женщина, пышечка в теле, с ярким живым румянцем на щеках и ослепительной улыбкой. Она была одета в белую с кремовым оттенком тунику, ниспадающую большими складками с плеч. Для своих лет она выглядела цветущей со свежей упругой кожей.
- Здравствуйте, меня зовут Солита. Проходите, не стойте в вестибюле.
- Здравствуйте, я – Ноам, а это моя жена, Нурит.
- Очень приятно, - ответила она и тут же добавила: - Как вам наш город? – преимущественно обращаясь к Нурит.
- Моя супруга не говорит на греческом.
- Ах, как жаль!
Ноам передал вопрос Нурит, и она ответила:
- Я потрясена большими домами и многолюдностью.
Ноам улыбнулся, услышав из её уст, что одежда до безобразности странная, а вид божеств её смущает. Он посмотрел на Солиту и проговорил:
- Нурит говорит, что её потрясли великолепия домов и площадь города, а также радушие людей.
Солита широко улыбнулась и подтвердила самодовольно, что в Афинах всё самое лучшее и храмы славятся за пределами города.
Их пригласили к столу с пурпурно-красной скатертью, на которой стояли тарелки и бокалы.
Они сели за стол из ясеня на стулья-кресла с подлокотниками и мягкой обивкой. Ноам осмотрелся. Золотистые шторы на окнах, деревянный столик в углу комнаты, покрытый тёмно-коричневым лаком с изящными ножками. На столике стояла изящная большая амфора с чёрной фигурной росписью. На ней был изображён бой двух воинов со щитами и копьями в железных шлемах, один из которых на коне прицелился копьём и замер в таком положении навечно. Более всего Ноама поразил реализм боя и искусное изящество мастера гончарного дела.
Они сидели вчетвером за столом, пока служанка разливала в бокалы белое вино и накладывала еды.
- К сожалению, наши дети разъехались и живут своей жизнью. Надеюсь, вы будете радовать нас своим присутствием? – произнесла Солита.
Ноам растерялся от назойливости и неугомонности этой женщины и Гедокл предложил отведать вина.
Ноам поднёс бокал ко рту и почувствовал аромат персика и миндаля. Ему хотелось наложить на бокал печать, но он поостерегся, убедив себя, что Учитель Нахшон не послал бы его на верную смерть. Он глотнул вина, которое поразило лёгкостью и нежным послевкусием во рту.
- Ну и как тебе вино? – спросил Гедокл, желая услышать похвалу и признание в том, что никогда прежде юноша не пробовал вина слаще и благороднее этого.
- Вкус лёгкий, но чего-то не хватает. Видимо, почва и климат здесь другие, - проговорил Ноам, но увидев непонимание и удивление в лице Гедокла, пояснил: - У меня отец занимается виноделием. – И произнёс название компании.
Гедоклу показалось знакомым название марки, но вот вина не пробовал.
Затем они поели наивкуснейшего мяса, запечённого с маслинами, и Ноам вспомнил времена учёбы у Учителя Нахшона, когда пробовал подобные блюда. Прекрасная жирная питательная баранина под лёгким вином поглощалась с аппетитом. Женщины накинулись на еду и не уступали мужчинам в аппетите.
Голод поглотил все остальные чувства.
Этот день остался в памяти Ноама как самый светлый и гостеприимный.
Закат незаметно для обитателей дома сменился густыми сумерками. День плавно завершился.


Ноам работал в типографии Гедокла, помогая с правками текста – такова общественная версия отражающая реальность, но лишь отчасти. Во главе с Гедоклом они занимались опытами, поисками новых элементов и изучали теорию об атомах в веществах, а также свойства каждого материала и жидкости. С каждым новым днём он постигал всё новые горизонты и брал новые вершины.
Ноам изучил все, имеющиеся дома, рукописи и книги – нашёл их совершенно негодными, но одна книженция привлекла его внимание геометрическими вычислениями расстояния до Луны и доказательством того, что Земля шарообразная.
Ноам поинтересовался у Гедокла, кто жил в его доме. Некий Феркл умер в этом доме, не имея ни жены, ни детей. Он любил путешествовать и собирать новые идеи. Феркл был в Коринфе и Парнасе, где активно изучал все теории, пусть и бессмысленные, нелепые.
Феркл не зря в одиночестве искал Истину, не подпуская никого к своим изучениям. Может поэтому и умер за письменным столом. Ноам решил, что никогда не коснётся этого стола и поэтому изучал рукописи, сидя за обеденным столом. Он обладал суеверным страхом, что если сядет за тот стол, то что-то откроется или он сам умрёт на месте.
Потихоньку Ноам начал изучать рукопись Учителя Нахшона, вникая в символы и заклинания на жёлтых пыльных страницах, вручную сшитых воедино.
Он научился преодолевать расстояния на многие километры, но лишь в теории. На практике ему пришлось бы кровью начертать символ на полу (лучше всего делать это на земле, есть вероятность того что дом перенесётся вместе с человеком) и как затем объяснить остальным куда делся дом? Его сочли бы связанным с потусторонним миром Аида и предали смерти. Также он освоил призыв любого животного, для этого нужна шерсть, коготь или перо. И к нему прилетел ворон, сел на окно и улетел обратно, потому, как греки боялись воронов и в страхе разбежались. Более Ноам не экспериментировал.
У Ноама появилось двое учеников ежедневно приходящие к нему домой. Одного звали Сидор из семьи зажиточного аристократа, учился математике и основам астрономии. Второго ученика звали Гедр из среднего слоя, изучал земледелие и математику, он происходил из семьи местного фермера, дело которого процветало из-за продажи оливкового масла за пределы города, славился самыми сочными выращенными оливками. Эти два ученика были трудолюбивые и не в пример другим, спокойные, уважающие чужое мнение и свободу.
Ноам исправно учил этих молодых людей, но не получал от этого удовлетворения.

Однажды Ноам шёл по рынку, чтобы купить продуктов, ведь Нурит не могла даже выйти из дома, и увидел прекрасные персики. Он остановился, чтобы купить и разговорился с лавочником. Его звали Юлий, и родом он был из Рима, весьма интеллигентный человек почтенного возраста. Спустя некоторое время они стали закадычными приятелями. Ноам присел на лавку подле Юлия и поинтересовался, как выглядит его город и во что он верит.
- Знаешь сказ об Афродите, у нас её зовут Венерой? – Ноам помотал головой и тогда тот продолжил: - Расскажу сначала, так вот…
«Из пучины морской на берег волною выкинуло огромную раковину, прежде никем не виданную. Она открылась и вышла оттуда прекрасная златокудрая Афродита. Её красота ослепляла всех людей, и даже животные ласково льнули к ней. Увидел её Атсил, сражённый красотою её белоснежного тела и длинными золотистыми волосами и задумал заманить богиню. Атсил прикинулся бродягой и привязал ягнёнка в глубине пещеры. Идёт Атсил, и плачет горько. Афродита услышала его плач и пришла к нему.
- Отчего ты добрый человек так горько плачешь? – спросила она.
- Как же мне не плакать, о, богиня! Потерялся у меня сын, но я слишком стар, чтобы вызволить его. Слышу, плачет мальчик в пещере, но я ничего не могу сделать. Помоги, о, Великая богиня, пожалей отца!
Смягчилось сердце Афродиты от речей бедного старца, и пошла она к скале. И слышит она блеянье ягнёнка, который зовёт маму, и сердце богини сжалось от жалости. Как только Афродита вошла внутрь, вслед за ней зашёл Атсил и вход пещеры завалило. Он подлетел к ней, она же сопротивлялась и звала на помощь.
В это время мимо пролетал Аполлон с луком и колчаном за плечами и услышал крик Афродиты. Натянул он тетиву лука и пронзил стрелою груду камней, как не бывало, разлетелись камни прочь. Второй раз натянул он тетиву лука и пронзил стрелой грудь Атсила. Замертво упал Атсил и таким образом поплатился за деяния свои, попав в мрачное царство Аида.
Афродита и Аполлон освободили ягнёнка и вернули матери, а сами долгое время летали по лесу. Аполлон был покорён навеки красотою Афродиты. Ни одна женщина на земле или богиня на Олимпе не могла сравниться с нею».
За рассказами Ноам не заметил, как пролетело время и, попрощался. Он всё размышлял о странности и мудрости старика Юлия, когда вошёл в дом.

Нурит позвала Ноама ужинать, когда он разбирал бумаги и вносил записи в свою личную рукопись. Нурит всегда с тёплой нежностью смотрела на него, лишь она одна была смыслом жизни.


Глава 9


Афины - интеллектуальный город с мощной культурой, но морально прогнившими людьми. Более плотно и близко изучив мифы о богах, Ноам ужаснулся фантазии людей. Здесь сын насиловал мать, так и родилась та самая прекрасная Афродита и всё в том же ключе. Ноам не понимал, вследствие чего родились эти больные мысли. Он этого не желал понимать, его внутренние убеждения и принципы бастовали. И родилась мысль, внезапная как вспышка, что они тоже станут такими гнилыми и развращёнными, как и греки. Дополнили всю картину недовольства людей против властей, богохульства зажиточных людей. Недовольства народных масс грозили перерасти в восстание и военные действия. Царила неспокойная обстановка.

 Хмурые огромные тёмно-серые, кое-где чёрные, тучи застилали всё небо, нависая зловеще над городом. Грянул раскатистый гром, и сверкнула белая с сиреневым контуром молния. Поднялся ветер, и зашелестела листва на деревьях, а воздух стал свежим и прохладным. Первые тяжёлые капли дождя упали на брусчатку, и грянул ливень. Он хлестал с неудержимой силой и вмиг дома, брусчатка, деревья и те одинокие несчастные прохожие, что оказались на улице, промокли насквозь. Одновременно дул сильный ветер и оттого дождь косо лил.
Ноам подумывал о том, чтобы поскорее уехать из Афин, можно податься в Египет, переплыв Средиземное море. К сожалению, он не мог вот так просто бросить дела и исследования, тем более что Учитель Нахшон желал продолжения его образования. Ноам посмотрел на Нурит, которая мирно шила маленькие безделицы и вышивала узоры, и улыбнулся. Она была беременна и щёки её округлились, как и грудь. Материнство ей шло. Ноам не мог уехать отсюда с беременной женой, велик риск, потерять ребёнка. Поэтому заботливо опекал и с любовью смотрел на неё. Наконец-то у него будет настоящая большая семья с кучей ребятишек.
На следующий день выглянуло солнце, пригревая своими лучами жителей города.
Ноам позавтракал тушёными овощами и отправился в типографию, полный надежд. Сегодня должны были заплатить за работу, и они с Нурит смогут поесть, как нормальные люди. Теперь Нурит нужно лучше питаться. «Да, надо купить побольше фруктов», решил он.
В типографии множество дел – проверять достаточное ли количество краски на бумаге, ведь у старика, чьё имя он никак не мог запомнить, слабое зрение, а также вчитываться в каждое предложение, выявляя ошибки. Гедокл полностью ушёл в изучение твёрдых и газообразных веществ, писал свой многолетний труд. Он называл его «Великим трудом в истории появления и развития Вселенной», Ноам не возражал, пусть и дальше продолжает тешить своё самолюбие.
Гедокл выдал деньги всем рабочим и просил не мешать, ему работать, прикрыв дверь своей каморки. Когда у него было приподнятое творческое настроение, он ни на что не реагировал, углубившись полностью мыслями в Небытие.
Ноам закончив редактуру, пошёл на рынок, где по привычке разговорился с Юлием.
Затем Ноам свернул за угол, шагая в хорошем настроении. Он держал в руке сумку с фруктами, овощами и куском мяса и предвкушал радость Нурит. Она ни на что не жаловалась, но он-то знал, что в душе Нурит страдала, едва сводя концы с концами. Она не привыкла жить впроголодь.
Он тяжело вздохнул. «Нурит не должна больше страдать из-за нехватки денег и еды. Нет, я, во что бы то ни стало, сделаю её счастливой. Я должен». С этими мыслями он постучал дверь, но она оказалась лишь прикрытой.
Ноам зашёл в прихожую, поставил сумку на пол и прикрыл дверь. Он заглянул в гостиную и ужаснулся. Нурит лежала на полу и рыдала. Он подлетел к ней, желая обнять, но она  боязливо отшатнулась и уткнулась в колени, совсем подобрав ноги. Он спросил, что случилось.
- Я думала, что это ты стучишь в дверь. - Тут она начала дрожать и слёзы потоком хлынули с новой силой. – Там стоял… - всхлип – Янсам.
Ноам живо представил нытика и зловредного Янсама из типографии, который носил ящики с оттисками и подметал помещение. И сегодня он всех приглашал в забегаловку отметить рождение сына. Янсама недолюбливали и многие открыто ненавидели. Он крал бумагу, но никто так и не поймал его на месте преступления, крайне скользкий тип. Сегодня он пришёл навеселе и, ввалившись, повалили её на пол, и изнасиловал в гостиной. Только теперь Ноам заметил рваную одежду на Нурит.
Время застыло тяжёлым грузом, и мозг Ноама едва мог вместить в себя всё произошедшее. Нет, он даже не хотел в это верить. Нет, только не Нурит!
Он провёл ладонями по лицу, пытаясь отогнать эту жестокую реальность. Пальцы прошли сквозь волосы на макушке и сжались в кулаки. От нахлынувшего отчаянья он дёргал на себе волосы.
Сердце Ноама болезненно сжалось от жалости и полной беспомощности. Он хотел её обнять, но Нурит отстранилась со словами:
- Не трогай меня, я нечиста.
Ноам не послушал и обнял крепко руками. Он бережно сжимал её в своих объятиях и гладил рукой по спине и плечам. Он обещал беречь её ото всех невзгод и что же сам послужил виной изнасилования, не только Нурит, но и её ребёнка. В нём медленно закипела ненависть к тому ничтожеству, который осмелился посягнуть на самое святое. Он гладил Нурит по растрёпанным волосам и шептал успокаивающие нежности.
Нурит бормотала, шмыгая носом, что она нечистая, и он перестанет её уважать, ведь себя она считает виновной – не надо было открывать дверь, и тогда не пострадал бы ребёнок. Их будущее. Больше она не сможет смотреть мужу в глаза.
Ноам порывисто поднялся и поспешил. Он не мог больше выслушивать это. У него помутился разум. Он кипел от гнева и желал поскорее найти этого подлеца. На улице было сумеречно и дул лёгкий ветерок. От гнева щёки Ноама пылали, а руки сжимались в кулаки. На ходу он обдумывал план мести. И едва не сбил старика Фалеса, что прохаживался и разминал кости от долгого пребывания в постели.
Ноам пошёл к забегаловке и обошёл здание, спрятавшись в кустах. Он достал нож из сумы на плече, который зловеще сверкнул во тьме стальным лезвием. Он обдумывал, как лучше всего убить Янсама, как счастливый случай сам привёл его к кустам. Он стоял возле кустов, преспокойно облегчаясь и Ноам затащил того в кусты так быстро, что тот не успел даже пикнуть.
Ноам резким движением перерезал горло, и полилась тёплая кровь, заструилась между пальцев Ноама. Затем Янсам упал на колени, сжимая горло руками, и Ноам пырнул пару раз для спокойствия ножом в твёрдую грудь. Янсам повалился от первого удара, а от второго перестал дышать и сердце замерло. Он лежал с широко открытыми от ужаса глазами в полном безмолвии. Ноам вытер руки о подол платья Янсама и побежал мимо деревьев, кустов.
Ноам бежал со всех ног, так, что даже дух захватывало! У него звенело в ушах от напряжения. Он посмотрел на свою руку, всё ещё цепко сжимающую нож и заставил себя разжать пальцы. Нож беззвучно упал в траву. Ноам испытывал такой прилив сил, а сердце бешено стучало в груди.
Наконец, он остановился, ведь никто не преследовал его. Он внимательно оглядел свою одежду, словно впервые и заметил, что на руках была кровь, равно как и рукава. Он вытер руки о траву, ещё влажную после дождя, стараясь не смять и не порвать её. Он умыл лицо и протёр рукава.
Ноам шёл к своему дому окольною тропой и, стараясь не выдавать своего волнения. Сосед заметил его подходящим к крыльцу и поздоровался, пришлось Ноаму ответить и поспешно войти в дом.
Гостиная была пуста.
- Нурит? – позвал он жену.
Ноама теперь волновала лишь жена, и он отправился искать её, думая о том, что дом этот верно проклят. Она лежала на полу в кабинете, Ноам подлетел к ней. Нурит лежала беззвучно, а глаза на бледно-сером лице были прикрыты. Он взял в руки худое лицо и позвал её. Девушка неподвижно продолжала лежать, и он встряхнул её за плечи. Он перестал дышать от потрясения. Сердце его замерло, по щекам текли слёзы, а руки дрожали. Он заметил невдалеке знакомый пузырёк и схватил его. Он вертел склянку в руках и не мог поверить, что именно этот раствор выпила Нурит.
- О, боже! – Голос Ноама был усталым, скорее от муки и боли, которые терзали его душу.
Потрясение было внезапным и не оставило мыслей и чувств. Его словно выпотрошили, и с каждым вдохом боль пронзала тело, постепенно уступая место всепоглощающей безграничной пустоте. От внезапного осознания, что прекрасную улыбчивую Нурит не вернуть он кричал, рыдая: «Что мне теперь делать?», сидя на коленях и молотил руками пол. Она умерла слишком молодой и красивой. Нет! Люди не должны умирать так рано. Почему она оставила его в этом жестоком мире одного?!
Ноам просидел до глубокой ночи на полу рядом с Нурит. У него дрожали руки при взгляде на прекрасное некогда живое лицо. Он гладил её по руке и рыдал в голос, а затем, когда силы иссякли, замолчал. Он решил уехать из Афин. Он хотел похоронить её на родной земле, а не на чужбине. Он взял отрез льна и заботливо укутал холодное тело. Затем снял с себя платье и вымылся из тазика, в этой же воде постирал платье и повесил на верёвку в кухне. Ноам надел белое платье с узорами на подоле и рукавах и начал обдумывать, что делать дальше.
Утром он отпросился у Гедокла, мол, жена приболела и кроме него некому присмотреть. Гедокл смотрел с жалостью, но брови нахмурил и согласился отпустить. На обратном пути Ноам купил большой сундук, его дотащили носильщики и поставили в гостиной. Затем Ноам договорился с Ахмедом, еле отыскав того на рынке, пообещал хорошо заплатить и тот согласился. Пока Ахмед распродавал свои лепёшки, Ноам аккуратно уложил Нурит в сундук и собрал все вещи. Он вытащил овощи с фруктами из сумки, вымыл и сложил в материю и завязал. А мясо оставил на кухне, оно начало неприятно попахивать.
Ноам сел в прихожей на пол и тяжело вздохнув начал грызть яблоко. «Если бы я не болтал с Юлием, успел вовремя, и она была б жива. Почему жизнь так несправедлива и жестока?» Внутри Ноама была лишь пустота, жизнь мгновенно померкла без Нурит и все предметы, стены дома напоминали о ней. Серость и одиночество. Он с тоской посмотрел на сундук и появился ком в горле и гнетущее мрачное ощущение в груди. «Если бы я не послушал Учителя Нахшона, и остался в Кириаф-Арбе, всё было бы по-другому. Мы с Нурит счастливо жили в доме и родили множество детей».
В дверь глухо постучали, и Ноам открыл. Конечно, на пороге стоял Ахмед.
- Помоги, сундук вытащить.
Ахмед с одной стороны поднял, а Ноам с другой.
- Какой тяжёлый! Что там? – пробубнил он, таща сундук с красным от потуг лицом.
- Большая амфора для вина, подарок отцу.
Ахмед с облегчением поставил сундук на повозку и передохнул. Ноам тоже едва дышал, облокотившись на повозку. Ахмед сложил все тюки и суму на повозку.
Ноам закрыл дверь дома и с лёгкостью взобрался на повозку и уселся на один из тюков. Они тронулись, и Ахмед перегнулся к Ноаму и сказал:
- Знаешь, Янсама?
- Да, он работает со мной, а что такое? – спросил, дрожа всем телом Ноам и с облегчением заметил, что Ахмед отвернулся и смотрел на дорогу.
- Его убили вчера ночью. Говорят, что убийца Микху. Янсам задолжал ему кучу денег, и он его убил. Так и надо, до чего же противный, как блоха, был Янсам! Пил кровь у всех кто находился рядом.
Ноам удивился, что подозревают постороннего человека, но вскоре уже безучастно смотрел на сменяющийся пейзаж. Чем больше было трудностей на его пути, тем более он цеплялся за жизнь. «Может, Учитель поможет и оживит её? Нет, вряд ли. Он говорил, что не имеет такой способности».
Поразительная особенность если в одном городе идёт дождь, отъезжаешь, и уже светит солнце. Как и сейчас, кое-где собрались облака, мощными сгустками и неожиданно выглянуло солнце, ослепительное с тёплыми лучами, едва согревавшими землю и оттого прекрасными.
Ласково шелестела листва на деревьях, и озорные лучи играли, рассеиваясь и скользя по влажным зелёным листочкам. День близился к завершению, и о том свидетельствовала одинокая песнь соловья. Он расправил крылышки, встрепенувшись, и вытянул головку к солнечному свету. Послышалась ласковая трель, доносящаяся с толстой дубовой ветки.
Повозку трясло на ухабах, но это не мешало мирно дремать Ноаму, измученному  нервным перенапряжением этого дня, он был истощён морально и физически. Он переместился, и теперь его голова лежала на мягком тюке, набитым одеждой и тканями, лежащими в нём, а сам он сидел на коричневом плаще с капюшоном, постеленный на голые доски. Одной рукой он обнял тюк, а другую положил под голову. Его чёрные волосы с бородкой, обдувал лёгкий ветерок.

«Ноам шёл по узкой тропинке, по обе стороны которой росла трава и деревья, густая чаща. Сумерки. Деревья доставали до неба, и конца и края не было этой непроходимой чаще.
Он посмотрел наверх – маленький кусочек неба, ясного и чистого, размером с ладонь, а впереди лишь тропинка, бегущая в неизвестном направлении. Есть ли там что-то впереди?
Он оглянулся назад и поразился мрачным деревьям с длинными чёрными тенями, которые сливались воедино. Он поскорее пошёл вперёд, чтобы тьма не поглотила его душу. И там, вдали забрезжил свет. Он изо всех сил шёл к свету, ласковому и нежному, надеясь на спасение.
Ноам не понимал, почему свет становится дальше. Он посмотрел по сторонам – рос длинный камыш, а ноги увязали в воде. Он хотел бежать назад, но там чёрное огромное пятно приближалось, тогда изо всех сил пошёл по воде, которая доходила уже до пояса и втягивала на дно. Он поскользнулся и упал в воду, поглотившую с радостью юношу.
Зелёная мутная вода заботливо укутала Ноама, и он мог дышать, словно не было толщи воды окружающей его. Мимо проплывали зелёные лягушки, сверкая перепончатыми лапками и рыбёшка. Повсюду росли водоросли, а дно покрывал ил. Он свободно плыл в воде. Ноам увидел чьи-то зелёные лапы с нескладными пальчиками и когтями, а также мощный хвост, столь знакомые детали. Где он видел подобное? «Учитель Нахшон. Это аллигатор. За мной гонится аллигатор!»
Он припустился и вдруг остановился от внезапной догадки, что он сам аллигатор. Повертеть головой он не мог, а передние лапки рассмотреть пасть мешала.
Ноам плыл, не задумываясь ни о чём, и ловко подлавливал рыбёшек покрупнее. Но тут его начало трясти».
Ноам открыл глаза.
- Приехали! Дальше куда сворачивать?
Ноам потёр глаза и, зевнув, потянулся.
- Направо и дальше до конца.
Ноам вдохнул свежего воздуха и посмотрел на сундук, огромный деревянный ящик. Мгновенно всё вспомнил. «Лучше бы я никогда не просыпался!»
Глубокая ночь. В чёрном небе светила полная луна с миллиардами звёзд.
Когда повозка доехала до серого дома, начинался рассвет. Небо стало голубоватым с белыми перистыми облаками, прожилки тянулись вдоль розовато-лилового горизонта и жёлтые солнечные лучи начали пробиваться.
Ноам слез с повозки, закинул на плечо сумку и открыл калитку. Они с Ахмедом занесли во двор сундук.
Когда Ахмед занёс все тюки и сумку, Ноам щедро заплатил ему. Он, спрятав, деньги мигом сел на повозку и уехал, жуя на ходу лепёшку.
Ноам почувствовал желание сбежать, куда угодно, лишь бы не объясняться с родителями Нурит. К своей семье он не мог поехать. У них своя жизнь, а у него своя. У него не прошёл ещё шок, и всё казалось нереальным. Он вздохнул очень тяжело, предвкушая заранее реакцию на его визит, и постучал в дверь. Глухой резкий звук напугал Ноама. Руки задрожали, мелкая дрожь постепенно увеличивалась от напряжения всех чувств.
Дверь открылась, и ему показалось, что сам Сатана стоит перед ним, и сердце замерло, с ужасом ожидая кары.
- Почему не отвечаешь? Я спрашивал – кто там?
Ноам помотал головой и хотел отступить, но ноги не слушались.
Мужчина внимательно вглядывался в лицо Ноама, наклонившись.
- Ноам ты что ль? Или старческие глаза подводят меня. – Мужчина ждал ответа и не получив его спросил: - Ты почему не отвечаешь?
Молчание.
- Ладно, подожди, светильник принесу. – И закрыв дверь, пробормотал: - Стоит точно тень и молчит. – И усмехнулся.
Сердце Ноама едва стучало в груди.
Зев вышел со спиртовым светильником и осветил бледное лицо Ноама, который зажмурился. Радость Зева была ещё более удушающей, чем само его присутствие.
- А где Нурит? Пусть подойдёт и обнимет старика-отца.
Ноама словно ударили под дых. Его начало трясти, ноги подкосились и он упал на колени.
- Простите, что не сдержал своего слова!
Ноам зарыдал в голос и Зев не на шутку испугался.
- Пап, кто там? – с этими словами на пороге показался Илан. Он увидел друга на земле и поразился, как тот изменился. Лицо осунулось, волосы всклокочены, а тело дрожало. – Что случилось?
- Да вот, я тоже понять не могу, - пробасил Зев. Интуитивно он чувствовал надвигающуюся грозу. – Что случилось Ноам?
Ноам поднял глаза полные слёз и затряс руками перед собой.
- Как вы не понимаете, в этом мире её больше нет! Она умерла!!! – прокричал он хрипло.
Зев с Иланом застыли, как громом поражённые. Они не могли представить жизнерадостную Нурит умершей. Первым, как и полагается, взял себя в руки Зев.
- Почему? Как это произошло?!! – Он решил, что Ноам не настолько жесток, чтобы шутить о таких вещах.
Ноам оторопел от крика Зева и то, что он нависал, делало Зева устрашающим, точно он был богом Зевсом, могучим и грозным.
- Она покончила с собой.
Зев замолчал надолго, затем подлетел к Ноаму, и, взяв за грудки, прокричал:
- Что ты сделал, бил её?! Нурит не могла просто так убить себя. Ты мне ответишь, подонок, за то, что довёл мою дочь!
- Я пальцем не трогал вашу дочь, клянусь матерью.
- Смотри-ка, ещё умершей матерью клянётся, подлец! – Он ударил Ноама.
- Мама самое святое для меня. И если я лгу – пусть Бог покарает меня прямо на этом месте! – произнёс Ноам, отплёвывая кровь.
Илан никогда ещё не видел отца таким грозным. Илан посмотрел на притихшего отца и произнёс:
- Папа пошли в дом. Там и поговорим.
На пороге показалась Джаэль.
- Вы чего тут шумите? – Ей хватило минуты, чтобы понять что произошло.
- Ладно, пошли в дом. – Зев увлёк сына и жену, бросив через плечо. – И ты давай иди в дом.
Ноам поднялся и последовал за ними.
Они сели за стол в гостиной и Зев рассказал Джаэль, что произошло. По мере того, как Зев говорил, голова Ноама опускалась всё ниже. Джаэль зарыдала.
- Давай рассказывай! – повысил голос Зев.
Ноам не поднимая глаз, подробно поведал им обо всём и лишь умолчал о составе жидкости в склянке.
- Будьте спокойны, за мной придут и предадут смерти. Я поплачусь за свою глупость! Если бы мы только остались в городе, ничего бы не произошло…
Зев внимательно смотрел на Ноама и понял, что тот совсем тронулся умом, говорил навзрыд хрипло и истерично повышал голос.
- Я хотел, чтобы она была похоронена на родной земле.
Ноам что-то быстро зашептал по-гречески. Илан лишь расслышал слова «всегда вместе».
- Учитель Нахшон её оживит, и она будет прежней, - проговорил по-гречески Ноам, отчего у Илана волосы встали дыбом.
- Вряд ли. Он себе-то не помог. Его дом сожгли возмущённые соседи за то, что тот колдун или Сатана.
- Значит, тогда он прощался.
Ноам посмотрел на кольцо с нефритом, которое помутнело до коричневого оттенка. Он и не заметил, как кольцо изменилось на руке.
- Где моя дочь? Я хочу взглянуть на неё, - потребовала Джаэль.
Ноам вышел во двор и остальные вслед за ним. Ноам склонился над сундуком. Он не хотел видеть Нурит умершей, а запомнить живой. У него дрожали руки, и Зев с Иланом открыли сундук.
Они увидели материю ткани и развернули.
Нурит лежала точно живая, её волосы были спутаны, а тело неподвижно лежало. Веки прикрыты, точно спит.
Зев всё надеялся, что происходящее злая шутка, но увидев дочь, он пал на колени и зарыдал. Он бился головой о деревянный сундук, пока жена рыдала. Глаза Илана расширились, но он безмолвно стоял и смотрел, пока его родители рыдали, причитали. Зев взывал к Богу, молил, корил и умолял вернуть дочку.
Илан прыснул и засмеялся во весь голос. Родители вздрогнули и посмотрели на сына. У Илана была истерика на почве нервного потрясения. Мать влепила пощёчину Илану со словами укора:
- Имей совесть!
Илан потрясённо стоял, потирая щеку. Более он не смеялся, пощёчина отрезвила его.

Похороны прошли в этот же день, но огласки избежать не удалось. Половина города судачила об этом. Как и положено родители Нурит рвали на себе одежду и посыпали голову пеплом.
Ноам пересёк множество пустынь и лесов. Он двигался на восток медленно, но целеустремлённо. Он направлялся в Китай на верблюде, с ним ехал только переводчик.
Он хотел забыться, поскорее уйти куда-нибудь, втайне желая смерти. В общем-то, все люди для него умерли, он попросту не хотел поддерживать отношения. В родном городе его понимали и сочувствовали, а он желал покоя, в сотый раз, выслушивая одно и то же. Многие говорили, что жизнь продолжается и нужно искать жену, то есть спутницу жизни. Он же с горькой усмешкой думал: «Вот, именно! Жизнь продолжается, несмотря на смерть Нурит».
Ноам остановился в деревушке Хуань-Ми, принадлежащей царству Чу, в небольшой лачуге у обеспеченного человека по имени Чжоу Тху. Ноам стал учить его детей, Сяна и Лу, западным наукам в обмен на кров и еду для него и переводчика Сяо. Чжоу Тху не возражал.
Ноама впечатляла культура китайцев. Женщины слишком бледные, а щёки розовые и брови удлинённые. У мужчин длинные волосы, собранные сзади в косичку или хвостик, закреплённый на макушке.
Что касается крестьян, они оборачивали бёдра материей и работали на полях под знойным солнцем, лишь голову покрывала шляпа, сплетённая из листьев бамбука. Огромное количество крестьян, землевладельцев умирали от голода.
Ноам хотел помочь людям пережить этот период, который как он искренне верил, пройдёт. Он предложил систему выращивания риса и ячменя, чтобы повысить урожайность. Он чувствовал себя нужным здесь. Частенько он разговаривал с крестьянами за чарочкой рисовой настойки или наблюдал, как они работают. Кто с энтузиазмом, а кто с тихой обречённостью.
Однажды мимо проезжал на носилках сановник этой земли, важный человек. Паланкин был украшен всевозможными украшениями, который несли двое щупленьких человечка, едва справляясь со своими обязанностями. Хозяин смотрел в окошечко от скуки и был настолько упитанным, что виднелись лишь глаза и нос.
Все в округе припали к земле, поклонившись, один Ноам с сумкой на плече стоял на земле. Сановник, встретив смелый взгляд Ноама и неповиновение, махнул красным веером с изображением цветущей сакуры и двое охранников с ножами метнулись к нему. Ноам быстро смекнув, что к чему, скрылся и побежал со всех ног в сторону леса и гор, где по преданиям обитали духи. Они, тем не менее, не отставали, а гнались с особым усердием. Лишь у леса притормозили, но затем всё же решили ступить на землю духов. Когда Ноам думал, что придётся сдаться, наткнулся на выступ, а за ним пещера.
Ноам укрылся в пещере, когда китайцы подходили всё ближе, но всё ещё побаивались вторгаться в святая святых пещеру.
Ноам опустился на землю и прикоснулся двумя пальцами рук к земле и начертил символ – большой круг, в центре которого глаз с лучами.
- Сквозь ветер тьму я вызываю!
Воздух стал густым, и показалось тёмное пространство на земле. Ноам юркнул туда, и тьма поглотила его.


Часть вторая
Подземное царство


Глава 1


Ноам почувствовал почву под ногами. Полёт оказался быстрым, но удушающе ледяным и всё тело продрогло. Он посмотрел вниз. Лестница.
Ноам шёл, ступенька за ступенькой, которые оставляли ожоги на ступнях. Ноам старался абстрагироваться, медитировать и не думать о боли. Ступенек было ровно три тысячи, как он и ожидал. Воздух сдавливал своим жаром.
На него навалилась неведанная прежде по силе и глубине усталость и отчаянье. Он хотел стряхнуть с себя этот груз, но не мог. Ноша на его плечах продолжала придавливать его к земле.
Повсюду была такая темнота, что хоть глаз выколи! И безграничная тишина.
Кап-кап. Справа подул ветер, и Ноам еле шевеля ногами, шёл по прохладному полу из мрамора, который показался сущим раем для обожжённых ступней. Он пошёл к ветру и обнаружил деревянную дверь. Он открыл её и заглянув внутрь, ничего не нашёл и пошёл по длинному коридору.
Снова подул ветерок. Он завернул за угол и увидел массивную дверь из чёрного гранита. Ноам с трудом потянул на себя дверь за стальную ручку в виде ромба и почувствовал, как холод вырвался наружу. Он зашёл внутрь, и дверь с грохотом закрылась за ним. Здесь было прохладно и довольно-таки мрачно. И тут он увидел то, отчего у него пробежали по телу мурашки.
Бесчисленное множество полупрозрачных душ в шрамах, бледные, они были прикованы стальными цепями к каменной стене. Ноам сглотнул и, продвигаясь по стеночке, вглядывался в лица и худые тела. Они были одеты в чёрные платья, скорее жалкие лохмотья, со стальными поясами, которые стягивали талию. Они были прикованы за руки и за ноги медными кандалами к стене, которые видимо, высасывали из них силы. Их лица застыли в одинаковом выражении непомерной муки и отчаянья.
Наконец, знакомые очертанья. Худое, бледное, некогда любимое лицо, которое он целовал каждый день. Нурит протянула к нему худые изнемождённые руки. Сердце Ноама бешено забилось от радости, он хотел дотронуться, но тут появился страж – бледная тень в набедренной повязке.
- Запрещено разговаривать или дотрагиваться до грешников! – произнёс он глухим, но строгим голосом.
- Как это? А она тоже грешница? – указал он на Нурит.
- Она покончила с собой, но из-за смягчающих вину обстоятельств, её освободят через сто восемьдесят лет.
- А-а-а. – Он всё равно ничего не понимал. «Неужели я оказался в самом Аду? Да не может этого быть!»
- Можете, подождать. Здесь – он указал на ближайшую дверь – играют в кости и беседуют.
- Я люблю тебя, - прошептал Ноам своей жене. Он был на удивление спокоен, видимо настолько был рад видеть Нурит, что сердце успокоилось.
Нурит лишь кивнула, сгорбатилась и обмякла. Видимо цепи причиняли невыносимую боль. С детства она была нежным созданием и не привыкла к страданиям.
Ноам не мог выносить вида её мук и пошёл дальше по коридору вдоль стены из грешников. Перед ним оказалась дверь, покрытая пластиной из меди, с другой же стороны Ноам обнаружил золотую поверхность, которая с непривычки ослепила.
Сгустилась тьма и внезапно он оказался во мраке. Никаких чувств не было, лишь тьма. Всепоглощающая тьма. По сравнению с предыдущим помещением, здесь царил по-настоящему дикий мрак.
«Интересно, если Нурит дали сто восемьдесят лет за самоубийство, то, сколько мне дадут за убийство человека? Наверное, вечно буду тут гнить возле стены, как сотни тысяч безымянных душ».
Ноам нащупал справа ручку двери, круглое металлическое кольцо и потянул на себя. В глаза ударил яркий свет. Он посмотрел наверх и увидел у покатого каменного потолка светящиеся шары, желтоватые, синие и зелёные – они освещали комнату, наполняя теплотой и яркостью. Затем Ноам посмотрел на людей, чьи взгляды были обращены на него. Они были одеты в длинные чёрные плащи, и в центре на серебряном троне сидел Учитель Нахшон. Он был облачён в своё любимое чёрное платье, отороченное золотистым орнаментом по краям подола и рукавов, а на ногах красовались чёрные сандалии с тесёмками до колен, как у римлян.
- Кто таков? Выйди на свет! – В голосе Нахшона проявилась властность.
Ноам подошёл ближе к Учителю и поразился большим чёрным глазам на худосочном лице, которые казалось, пронзали насквозь.
- А-а-а, Ноам! – облегчённо воскликнул он. - Мальчик мой, как у тебя дела?
- Пока ещё не знаю, как именно. – Ноам пожал плечами. – Наверное, буду ждать Нурит сто восемьдесят лет.
- А она тоже здесь? Не знал. Но огорчу тебя, забрать с собой ты не сможешь её.
- Почему?
- Её путь продолжится дальше в рай.
- А может, поговорить с Богом? Попросить?
Все присутствующие засмеялись. Учитель, утирал слёзы, бегущие из глаз и, отсмеиваясь, проговорил:
- Ты так и не понял, что Бога нет?
- Как нет? – удивился Ноам.
- Подожди, сейчас объясню. Ступайте! – Последнее он бросил мужчинам в плащах. Они удалились и Нахшон продолжил: - В общем, здесь совершенно иные законы, чем я представлял.
- Я думал, вы умерли.
- Нет, когда за мной пришли я совершил подмену и скрылся в подземном царстве, как, стало быть, и ты.
- А кто правит всем этим? – спросил Ноам, окинув взглядом всё помещение. Ни окна, ни мебели.
- Ты, наверное, не поверишь! Не было никаких богов вроде Анубиса, Осириса или Аида. Здесь правил Захар и мне пришлось сразиться с ним, чтобы войти в ад. Я победил и заточил его в сосуд, и он покоится в недрах магмы, в самом огненном ядре. Теперь я правлю здесь, а иначе ты бы просто так сюда не вошёл.
- Как мне забрать Нурит, скажите Учитель! – В голосе Ноама было отчаянье.
- Лучше позабудь об этом. Ты знаешь, для нас время здесь протекает по-другому.
- В смысле? – не понял Ноам.
- Ты сам не почувствовал жар, а затем прохладу? – У Нахшона голос был неторопливым и вкрадчивым. – Все процессы в теле замедляются, поэтому не хочется ни есть, ни спать. По ощущениям напоминает глубокую медитацию. Замечательное место!
Ноам не был согласен с Учителем на этот счёт, но промолчал, ведь судьба Нурит была теперь в руках Нахшона, правителя Ада. Он смутно чувствовал, что начинается в его жизни новый этап, виток и от этого становилось легче. Теперь у него была цель – Нурит. Его сердце болезненно сжалось при воспоминании о бледном, с серым оттенком, немощном лице с чёрными синяками под глазами и чёрные длинные волосы, которые он так любил ласкать, покрывая поцелуями, теперь жалкими верёвками лежали по плечам. «О, если б, это я был прикован вместо неё к стене! Я вытерпел бы любую боль ради неё. Нет! Только бы Нурит не мучилась, она заслуживает беззаботной райской жизни. Как это несправедливо!»
В комнату ворвались два чёрных существа вполовину человеческого роста, подобные псам с мордой летучей мыши и мощными львиными лапами с когтями. Глаза были красными, словно налитыми кровью, с чёрным узким зрачком и зловеще блестели. Они проковыляли, поскрипывая по мраморному полу своими когтями, и приблизились к Ноаму, навострив пушистые уши. Они обнюхали его, и пошли к Учителю. Ноам удивился страшным зверям, которые были ему по пояс, хотя он ожидал, что те выше и массивнее.
Нахшон нисколько не удивляясь, погладил мордочки с огромными клыками, торчащими из пасти, и раздался звук: «Р-р-р-р-р». Ноам не сразу понял, что существа заурчали, став ручными и покладистыми. Одна из них от удовольствия даже прикрыла веки и склонила на бок морду.
- Правда, Горгульи, милые существа? – Нахшон радовался как младенец.
«Да он что, шутит что ли? Эти клыкастые гиганты?»
- Не бойся, - вяло бросил Нахшон, пребывая в грёзах и мыслях. Наконец его лицо приобрело знакомое Ноаму выражение суровой сосредоточенности, и он хлопнул себя по колену.
- Поступим вот как, Горгульи проводят тебя в комнату, а я закончу дела и приду к тебе. Обсудим твой план. Нужно как следует всё обмозговать и к тому же, у меня есть в свитке рецепт одного зелья…
У Ноама начало отключаться медленно сознание, как после физического и эмоционального истощения. Мозг не был готов к перегрузке.
Учитель Нахшон оказался рядом и приказал горгульям донести изнемождённого Ноама к источнику. Массивные грозные твари тяжёлыми лапами пошли, царапая мраморный пол на ходу.
- И не поцарапайте мраморный пол у Источника! – крикнул вдогонку Нахшон.
Горгулья не то гавкнула, не рыкнула. Она недовольно следовала за собратом и отчётливо слышала слова Нахшона.
Ноам вяло улыбнулся и провалился в сон.
Источником называли небольшое прозрачное озеро с водопадом, где вода была целительной. Водопад с грохотом перетекал из ущелья горы в глубокое озеро, вокруг которого росли деревья с сочными плодами лимонов, яблок и груш. У Источника на полу были выложены синие в белую крапинку глянцевые мраморные плитки. Горгулья, державшая в зубах за шкирку Ноама, разжала зубы и аккуратно положила на мраморные плитки. Затем её мордочка вытянулась, и вырвался звук, обращённый к собрату:
- У-у-у-у?
- М-м-ы-ы-ы-у, - протянула вторая горгулья, и они повернулись и скрылись в зарослях.

- Где я? – спросил Ноам, озираясь по сторонам.
Пустота, чёрная глубокая пустота. Раздалось пение ласкового нежного сопрано, протяжное, к которому присоединился глубокий тенор. Пение становилось громче, но Ноам не видел, кому принадлежали столь дивные голоса.
Он решил не стоять на месте, а пройтись хотя бы в одну сторону этой безграничной пустоты. Через некоторое время он увидел узкий проход, длинный коридор, который казалось, не заканчивался. Мрак медленно становился светлее по тону и голоса всё ближе и ближе. Ему нестерпимо хотелось протянуть руку и ощутить предметы, но по обе стороны находились лишь стены, а впереди сплошной воздух, душивший своим мрачным могильным смрадом. Ноам чувствовал прохладу, и ноги легко шли по полу. Он по привычке прикоснулся к перстню на пальце, собираясь повертеть, но не нашёл его. Он остановился и провёл руками по телу. Судя по ощущениям на нём было приятное мягкое на ощупь платье из чистейшего  дорогого хлопка по колено, а на запястьях железные браслеты. Ноги же были босы.
- Интересно, где я? И кто меня так разодел?
Ноам вздрогнул, ведь его мысли кто-то озвучил.
- Я думаю или говорю всё это?
Он попробовал подумать, зажав при этом рот рукой.
- Мрак.
Ноаму стало страшно оттого, что мысли, его мысли, предназначенные только для него, озвучиваются.
- Наверное, всё дело в стенах. Они каким-то образом отражают звук или вернее преобразуют мысли в звуки, как музыкальный инструмент. Может, свойство такое?
Ноам раздражаясь всё больше, прибавил шагу и нащупал прямо перед собой стену. Он ощупал её сверху донизу, но не обнаружил ни ручки, ни рычага – одна сплошная прямая стена.
- Ладно, наверное, это тупик. Пойду обратно.
Ноам развернулся, чтобы идти, но увидел, как что-то стремительно приближалось к нему. Это была стена. Он сел на корточки и зажав веки, ожидал приближения конца. Но его не последовало, и он приоткрыл один глаз. Ноам открыл глаза, удивляясь всё больше.
Открытое светлое пространство, огромное количество света, но источника не видно. Всё цвело, и жизнь здесь била ключом. Зелёная трава под ногами, а вокруг жёлтые, малиновые и синие цветы – несчётное количество. В отдалении доносился звонкий смех и Ноам пошёл к нему, надеясь получить ответы на свои вопросы. Он миновал огромное количество кустарников и наконец, увидел девушку на скамейке. Она сидела в белом платье, ниспадавшем с плеч волнообразными складками к ногам, на которых красовались золотистые сандалии. Волосы были собраны в золотистую тесёмку и кудри спадали сзади. Её голубые глаза сияли на бледном лице, а пухлые алые губы улыбались. Её изящные руки упирались в скамейку. Рядом с ней стоял юноша в белоснежном платье, которое было сцеплено на плече большой золотой застёжкой, в тон золотому поясу на талии и завершал образ золотистые сандалии на изящных крепких ногах. Его волосы были зачёсаны на лоб, стянутые золотистой лентой. У юноши было миловидное лицо с ямочками на щеках, а глаза поражали своей безграничной синевой. На предплечье у него сиял золотой браслет.
Увидев Ноама, они перестали смеяться и чуть наклонили свои головы.
- Здравствуйте, мы рады, что вы пришли, – произнёс юноша, чистым тенором.
Ноам, наконец, взглянул на себя и поразился тому, что одет в точности как этот юноша, только поверх белоснежного платья было бордовое полотнище, перекинутое через плечо и заканчивающееся на руке. На запястьях красовались, сверкая золотые браслеты с изумрудами и рубинами, а на среднем пальце левой руки перстень из золота с восьмигранной бирюзой. Больше всего его поразило не роскошество одежды и вычурность драгоценностей, а белая кожа. Ноам отлично помнил, что у него всю жизнь была смуглая кожа.
- Куда я прибыл? – спросил Ноам, удивляясь собственному внушительному баритону.
- Розампия, это страна для избранных.
- Это вы пели только что?
- Да. – Юноша покраснел, взглянув на девушку.
- Как вас зовут?
- Юлиан, - просто ответил он. – А её зовут, Фелицией.
- Понятно. А чем вы занимаетесь?
- Поём, живём, здесь наслаждаясь всем этим. – Юлиан окинул руками всё пространство.
- А я здесь почему?
- Я точно не знаю, но наверняка прибыли, чтобы жить здесь, как и мы.
- А давно вы здесь?
- Да. Вас, достопочтимый Александр, мы и ждали.
- Для чего? – с сомнением сощурил Ноам глаза, чувствуя, что Юлиан темнит.
- Чтобы править Розампией, конечно.
- А вас здесь много?
Юлиан призадумался и растерянно взглянул на Фелицию.
- Полторы тысячи, не считая слуг. – Голос Фелиции поражал своей глубиной и лёгкостью.
Ноам наслаждался каждой секундой взгляда прекрасных глаз Фелиции. У неё были округлые формы и нежный аромат кожи, чего не скажешь о Нурит, бледной пародии на себя прежнюю.
Он ровным счётом ничего не понимал. Чего именно от него хотели?
Неожиданно повалили, откуда ни возьмись люди, с радостными криками: «Александр вернулся!». Они окружили Ноама, преклонили головы и выпрямились. Один закричал, вскидывая вверх руки:
- Да здравствует, Великий Александр!
Толпа мигом подхватила и закричала в унисон:
- Да здравствует, Великий Александр!!!
Фелиция улыбалась, а Юлиан одобрительно кивал головой, строго осматривая толпу.
Ноаму принесли золотой кувшин с изящными узорами, и он отпил красного вина вместе с радующимися людьми. Вокруг неожиданно для Ноама всё начало расплываться и гаснуть. Люди исчезли вместе с окружавшей живописной природой. Его тянуло по воздуху куда-то вглубь, всё выше и выше…

- Давай, глотни ещё! – настоятельно требовал голос.
Ноам разлепил веки и увидел перед глазами глиняную кружку с зелёным напитком.
- Что это? – тяжело и прерывисто спросил Ноам, губы едва слушались.
- Зелье из горькой полыни, фенхеля и аниса. Выпей ещё и тебе станет полегче.
Ноам глотнул, чувствуя приятный запах аниса, но тут же на языке появилась невыносимая горечь от полыни. Он поморщился и отвёл в сторону стакан.
- Ну что, лучше?
Ноам неопределённо пожал плечами.
- Здесь не следует спать, повезло ещё, что сон был неглубокий, а то бы так и завис в том измерении куда попал.
- А оно реально?
- О, ещё как! – засмеялся Нахшон.
Ноам привстал и огляделся. Незнакомое место. Голова становилась яснее.
- Вы сказали, я спал? Но вы же говорили, что желания плоти здесь не имеют никакого значения.
- Это так. – Нахшон выпрямился и вслед за ним на ноги поднялся Ноам. – Но ты ещё не адаптировался к местным условиям.
На минуту Нахшон задумался, глядя как стекает прозрачная вода со скал и водопадом с грохотом ударяется.
- Ну что ж, - начал он и вздохнул. – Пошли, покажу тебе комнату и устрою небольшую экскурсию по Обители душ. – Нахшон закончил на иронической ноте.
Ноам шёл рядом с Нахшоном и с жадностью впитывал происходящее вокруг: обстановку, пейзаж, голоса и внешний облик людей.
Стены коридора были чёрного цвета в белую крапинку и блестели, отсвечивая при приближении людей. Ноам посмотрел на Учителя Нахшона и поразился тем переменам, что произошли с ним. Дело было во внутренней невозмутимости. И тут Ноам решил спросить:
- А ваша жена тоже здесь?
- Что? Инбаль, да-да здесь, - рассеянно произнёс Нахшон и глухо добавил равнодушным тоном, скорее устало и вымученно, как показалось Ноаму, - она умерла и теперь прикована к стене с другими грешниками. К сожалению, Инбаль сгорела, и я ничего не мог поделать. Через пятьсот лет она будет свободна.
- И попадёт в рай?
Нахшон фыркнул.
- Нет, конечно! В Русандию – страну древних существ.
Ноам проходил мимо прекрасно выложенной мозаики на стене и остановился перед изображением. Разноцветные мельчайшие стёклышки переливались, сияли незабываемыми огнями, освещённые белым шаром по ту сторону стены и создавался эффект живых цветов. Яркие синие, жёлтые, зелёные, красные, а кое-где чёрные кусочки, дополняя друг друга, перетекали в столь знакомое лицо и грудь.
- Это вы? – спросил ошарашенный великолепием высокого тончайшего искусства.
- Да, - не без самодовольства произнёс Нахшон. – Ну ладно, пошли, не век же тут стоять. Тем более у нас много дел.
Ноам нехотя отозвался от великолепного витража. Они завернули за угол, и перед ними оказалась самая что ни на есть обыкновенная деревянная дверь без ручки. Ноам с любопытством наблюдал за действиями Правителя ада. Нахшон сел на корточки и провёл большим пальцем под дверью. Тяжёлая дубовая дверь со скрипом и грохотом отворилась.
Они вошли в комнату. Ноам поразился просторной комнате, что освещали синие шары под потолком, которые резвились, но при виде Нахшона зависли в одном положении.
- Ты уж с ними строже, а то разойдутся, и останешься без света.
Ноам кивнул, но ему было непривычно видеть комнату без окон и к тому же с одним столом из чёрной мраморной плиты с металлическими витыми ножками и стулом из чёрного материала. Ноам погладил стул по поверхности.
- Что это за материал?
- Булат, самый распространённый здесь камень. У стула имеется внутренняя подпорка, каркас из золота.
Ноам удивился.
- Да, золото не считается здесь драгоценным, наоборот, куда труднее найти дерево, серебро или тот же, лазурит с хризолитом. Я создал здесь подобие земного мира. Я построил Источник, дабы не тосковать по зелёным деревьям, тёплому солнцу, но не могу приручить цикл осадков. Ветер дует постоянно, гуляет, где вздумается, поэтому пришлось закрыть его в комнате грешников, заточив в кандалы. Народ жаловался на буйство ветра, но против дождя и снега ничего не имеет. Ты знаешь, какой здесь снег? Мелкие чёрные снежинки – никакой радости! Зато люди в восторге. А дождь синими каплями не увлажняет здешнюю почву, слишком мелкий.
- Владыка! – вскричал, забегая в комнату, смуглый паренёк в белом платье с золотистым поясом. – Там стражи Елемея и его сообщников поймали!
Нахшон переменился в лице, и взгляд стал суровым. Они покинули Ноама. Ему хотелось тоже взглянуть, но Нахшон убедил его остаться в комнате.


Глава 2

В огромной каменной комнате, наполненной мрачным светом и зловонием спёртого воздуха, набралось много людей. С одной стороны стояли обычные люди, по большей части зеваки, а с другой стражники и мятежники со связанными по рукам и ногам кандалами.
- Ничего этот Елемея толком довести до конца не может! – с раздражением шепнул мужчина в оливковом платье другому.
- Совет будет обескуражен провалом миссии. Елемея не оправдал ожиданий и если раскроет план действий – пострадают все.
- А что на счёт новенького? Ты думаешь, он приспешник Владыки?
- Не знаю. – Он пожал плечами и почесал седую бороду. – Следует разузнать о нём как можно больше.
Они смолкли, как только в комнату вошёл Нахшон. Все присутствующие почтенно склонили головы. Народ, собравшийся здесь, отбыл заточение и был настолько грешен, что их не пускали ни в один из миров. Хотя они не жалели об этом, наслаждаясь каждой секундой адской жизни.
Нахшон казался непобедимым в чёрном платье с отороченным золотистым орнаментом по краям подола и рукавам. Он был сейчас как никогда статным и могущественным. Его волосы были зачёсаны на лоб и виски, зловеще поблёскивая на свету, едва ли затмевая изящную серебряную диадему в волосах. Нахшон повелительно вскинул руку и все присутствующие, за исключением стражников и мятежников, сели на чёрный мраморный пол. Нахшон сел на тронный стул из красного дерева с изящными витыми ножками, спинка и сиденье которого были отделаны пурпурной тканью. Он дал знак одному из страж и тот начал.
- Мы поймали Елемею и его сообщников в столовой. У него нашли яд! – прокричал зловеще стражник, одетый в простое кремовое платье, повязанное тоненьким красноватым пояском.
Все присутствующие начали перешёптываться, кто с удивлением воспринял известие, а кто с негодованием, которое перерастало в гнев.
- Ну и что скажешь в своё оправдание? – насмешливо протянул другой стражник.
- Где яд? – поинтересовался Нахшон.
- Вот, Владыка! – Стражник подбежал и раболепно протянул пузырёк с желтоватой жидкостью.
- Елемея ты и правда считал меня полным глупцом, которого можно с такой лёгкостью отравить?
Елемея молчал, язык прилип намертво к нёбу и только глаза выдавали горечь от поражения.
- Не мы, так другие избавятся от такой мрази, как ты! – выкрикнул один из мятежников, молодой и горячий юноша.
Другой мятежник, стоявший рядом с юношей, бросил «Молчи!» и ударил локтём под дых. Юноша скривился, а стражники развели их в разные стороны.
- Назар! – крикнул Нахшон и его голос зловеще разнёсся по комнате.
В зал вошёл коренастый мужчина в коричневом платье, и сразу запахло смертью. Все присутствующие смотрели лишь на его огромные волосатые ручищи, сжимающие рукоять железного ящичка.
- Угости этих предателей Павлиньей плетью!
Назар поставил железный ящик на пол и подтолкнул Елемею к чёрному валуну у стены.
Нахшон сладостно предвкушал вопли, стоны, крики и, конечно же, долгий и торопливый рассказ о важных шишках, что заказали убийство Нахшона, побрезговав сделать всё своими руками.
Назар достал плеть с железной рукоятью и длинными верёвками, на конце которых болтались шарики с зазубринами и крестообразными гвоздями. Он порвал платье Елемея и нанёс первый удар. С губ Елемея сорвался не то стон, не то мычание. Кожа на спине разодралась в клочья, из ран сочилась кровь, застывая прекрасными алыми капельками на белоснежной коже.
Глаза Нахшона на миг сузились, словно прикидывая, сколько мятежник сможет выдержать ударов.
Елемея стиснул челюсть с такой силой, что заскрипели зубы.
Снова удар плетью по телу и струйка крови  поползла по спине и стекала теперь на пол.
- М-м-м, - промычал Елемея.
- Скажешь, наконец, хоть что-нибудь связное? – насмешливо поинтересовался Нахшон.
Елемея скользнул вымученным взглядом по ряду людей и замер, увидев одного человека, но вовремя отвёл глаза.
Нахшон невольно зауважал Елемею за проявленный стоицизм и так, не дождавшись признаний, сделал знак Назару и тот отрубил головы мятежникам. Он был раздосадован и решил пойти в столовую, и наесться, напиться, хотя и не ощущал голода.
Шагая вдоль коридора, Нахшон думал о несправедливости жизни. Только теперь он мог ощущать себя полноценным человеком, обнаруживая всё новые таланты. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько живым.
Будучи маленьким мальчиком Нахшон боялся своего отца. Лев женился на сирийки Лиме, которая стала позором для их семьи. Он был молодой и горячий муж, а она милой грациозной ланью, которая покорила его. Лев недолго упивался своей безграничной любовью и в первую брачную ночь с сожалением понял, что он не первый мужчина, коснувшийся этой лани. Он мог бы с позором выгнать Лиму из дома, но не сделал этого. Он не желал смешивать честное имя отца с грязью. После этого Лев охладел к жене и всячески начал истязать её. Спустя год родился Нахшон. Лев полюбил мальчика всем сердцем. Лима родила девочку, как две капли похожую на неё, которую они нарекли Миллой. Однажды, Лима вышла утром из дома и пропала на весь день, оставив на кормилиц детей. Лиму поймал дядя Льва, Давид, она целовалась с молодым мидийцем, когда прощалась у дверей. Её отвели на площадь как продажную женщину и прилюдно забили до смерти камнями. Лев узнал об этом и не сожалел о неверной змеюке. После этого Лев невзлюбил Миллу, подозревая, что это не его дочь.
Нахшону было три года, когда умерла его мама, и теперь не мог вспомнить её лица. Отец не вспоминал плутовку и запрещал даже произносить её имя. Так они забыли о матери. Милла любила и доверяла лишь брату, не отходила от него ни на шаг. Лев всегда подавал детям пример стоицизма, волевого характера и целеустремлённости и заставил их надеяться только на себя, а вместе с тем бояться, словно смерти его вспыльчивого категоричного характера. Только теперь Нахшон был благодарен за суровое воспитание, которое подготовило его к постоянной борьбе в жизни. Он надеялся только на себя и смог воспитать Миллу, когда умер отец. Он выдал её замуж за достойного человека, а сам продолжал самостоятельно изучать науки и постигать новейшие открытия и веяния в религии. Нахшон много работал и путешествовал, зарабатывая себе на хлеб множествами способов. Он видел Сирию, Египет, Грецию и Мидию. Работал на кораблях юнгой, коком и когда освоил несколько языков на скопленные деньги, его взяли учителем для детей самого фараона! Долгие годы Нахшон посвятил астрономии, основам строительства и инженерии, а также изучению божеств и целительных мазей, снадобий и скрупулёзному анализу бальзамирования. Жрецы начали подозревать его в связях с подземным царством, но Нахшон успел сбежать раньше, чем его сожгли или повесили благодаря тонко настроенной интуиции. У него странно немели пальцы рук, и сон не шёл из-за натянутых нервов, но стоило избежать опасности, он с наслаждением поедал свою телятину в вине, запечённую с картофелем и спал десять часов кряду.
Он посмотрел на перстень с изумрудом в золотой оправе, что переливался всеми цветами радуги и вспомнил зеленоглазую Юлию в белой тунике. Рим – самый прекрасный город! В нём кипит жизнь, полная чувственной страсти, изысканных и утончённых вин, а также прекрасных жриц любви в лупанарах. Страстные изворотливые кошечки, готовые на все фантазии. Один старик ещё тогда ему сказал, эти слова запомнились на всю жизнь:
- Всё преходяще и уходяще, но не разбрасывайся жизнью. Жизнь – самое ценное, что есть у человека. Здоровье и счастье – вот, всё что нужно человеку.
Тогда Нахшон усмехнулся и презрительно окинул взглядом старика в жалких лохмотьях. Он по молодости не понимал, какой дельный совет ему дали и лишь в сорок лет проанализировал свою жизнь и с горечью осознал, что разбрасывается жизнью бездумно и вероломно. Нахшон женился на одной вдове по имени Инбаль. Красивая статная женщина и к тому же привычная и терпимая к супружеской жизни. Её мать умерла от болезни ног, запущенной из-за бедности. Отец и брат Инбаль умерли от голодной жизни, а сама же она жила в другом городе и ничем помочь им не могла. Долгое время она корила себя за то, что жила в достатке, имела еду и кров с мужем, а родные тем временем умерли от голода. Инбаль потеряла ребёнка из-за истощения вследствие нервов. Мужа убили вавилоняне. Она считала себя проклятой, приносила жертвы Богу и молила его о снисхождении. Она подолгу умоляла, упрекала и корила Бога за то, что он так суров с ней. В это время Инбаль встретила Нахшона и решила, что Бог смилостивился к ней, и решила стать хорошей женой этому мужчине.
Из Мидии они перебрались в Иудею в маленький городок Зиф, где и основали школу для богачей и бедняков.
Нахшон тяжело вздохнул. «Да, жизнь сложная штука. Слабым людям не место в этом волчьем мире!». Нахшон сел за стол из сандалового дерева, накрытого золотистой тканью, что переливалась. Он взял стакан, провёл пальцем по нему и отпил распространённый здесь напиток из тёмного вина и волчьей крови. Он окинул всех взглядом, и присутствующие принялись есть.
Нахшон вспомнил о Ноаме и подозвал к себе слугу по имени Сабен и приказал позвать на ужин Ноама. Когда тот ушёл Нахшон уставшим взглядом скользнул по лицам людей. Все желали его кончины, все они хотели править сами. Отбросы общества! Мерзкие честолюбивые и распутные негодяи, создающие иллюзию жизни, но не живущие по-настоящему.
Нахшон принялся за фазанье мясо с тушёным картофелем, сыром и помидорами. Он запивал местным напитком под названьем Нейп.
Оживлённый разговор не смолкал. По левую руку от Нахшона сидел седоватый мужчина с крупными чертами лица и бородой завитой на ассирийский манер, военачальник Навуходоносор, и поедал местные водоросли с мозгами буйвола, запивая белым вином. Отказаться от земных привычек было сложно. По правую сторону сидел мудрый советник Соломон, также как и Навуходоносор, бывший владыка на земле. Нахшон не доверял другим народам, считая их двуличными и мерзкими людишками. Лишь в отношении Навуходоносора сделал исключение, зная обо всех его сильных сторонах.
Рядом с Навуходоносором сидел, угрюмо уткнувшись в тарелку с финиками и тушёной телятиной, бывший египетский фараон Нехао, которого обожал его сосед. Нехао захватил Сирию, Финикию и Палестину, когда Набопаласар дал доказать сыну, что тот отличный завоеватель. Навуходоносор посмеивался над тощей фигуркой фараона и нет-нет да пихал в бок хрупкого соседа. Ему нравилось унижать фараона, ведь на земле он нанёс поражение войску фараона и преследовал их. Если бы не известие о смерти отца Набопаласара, он разгромил Египет в пух и прах. Но противный голос Нехао то и дело вставлял едкие комментарии и Навуходоносор мириться с этим попросту не мог.
Далее сидели малоизвестные, но, тем не менее, весомые личности в истории. Бывшие главнокомандующие, советники, богатые знатные патриции, поэты и философы. Невдалеке, в нише сцены, стояли музыканты, женщины, облачённые в белоснежные туники, расшитые золотом, а мужчины в бело-кремовые шерстяные туники и поверх них были накинуты красные тоги. Женщины играли на флейтах, а мужчины на лирах и арфах.
В стенах Подземного царства все народы понимали друг друга и говорили на едином языке, сами не замечая этого. Здесь было что-то мистическое и колдовское. Время для людей тянулось однообразно и медленно, как в тюрьме. Поэтому здешние обитатели играли в кости, пили, ели и спали с женщинами, а сон длился всего несколько часов и то, потому что организм уставал от пьянок и гуляний.


Ноам сидел за столом и думал о будущем, когда вошёл Сабен и позвал к столу. Сабен протянул бело-кремовое платье с золотистой тогой и римские калиги, которые носили здесь все без исключения, любя за удобство тонкой и прочной кожи. Лишь Нахшон изредка радовал себя золотистыми сандалиями с серебряными завязками. Ноам чувствовал себя глупо в римской одежде, но калиги ему понравились, ноги в них ступали мягко.
Когда Ноам вошёл в огромный зал, который освещали исключительно масляные светильники, все присутствующие невольно оглянулись на него. Ноам поражался красоте мраморных статуй в зале и массивному длинному столу с яствами. «Наверное, светильники здесь редкость и поэтому зажигают лишь при Нахшоне». Сабен проводил Ноама на место в конце стола. Все зашептались.
- Это Ноам Шалтиэль, мой ученик и он будет жить здесь. Ну что, такие лица? Выпьем за гостя! – Нахшон поднял стакан, и все последовали его примеру.
Ноам сидел рядом со слепым Гомером и Фалесом, едва веря в происходящее. Они выпили нейпа и поедали телятину с финиками, начали спорить о материях и древних мифах. Ноам быстро обрёл в лице двух величайших людей верных друзей. Юный и прекрасный певец оставил арфу и запел звучным грудным баритоном, рассказывая об одном дурачке из поэмы «Маргит». Рапсод декламировал строки с такой лёгкостью и обильно жестикулировал. Ему подыгрывали лиры.
Ноам смотрел на юношу с нежными плавными чертами лица и прекрасно сложенной фигуры в белой тунике с вышитым орнаментом на подоле и в калигах из коричневой кожи и поражался тому, что грудной голос никак не вязался с миловидной внешностью. Потом Нахшон предложил актёрам начать представление.
Музыканты скрылись за занавесом, и на сцену вышел актёр, облачённый в кремовую тунику до колен с отделанной по краям пурпурной полосой. Коричневые калиги подчёркивали стройные прекрасно сложенные ноги. Белокурые волосы актёра были зачёсаны на лоб и стянуты белой лентой, а лицо бледное и благородное выражало спокойствие, хотя алые губы и синие глаза с чёрным тонким подводом выражали томление, схожее с тоской. Он был прекрасен как сам Дионис и Аполлон! Он начал декламировать стихи.
- Вдоль тёмных аллей
лунным светом, коснувшись теней,
Шёл одиноко в полутьме ночной
путник по длинной дороге.

Он был тоской и голодом объят, в кручине
И не заметил он, как поравнялся с ним старик седой,
Почти мужчина.

«Как звать тебя?», спросил старик у молодца.
«Антоний»,
лишь промямлил он.
«Куда ты держишь путь нелёгкий?»

«На Святославу гору, может, слышал ты?»
«Да, много поведал я в этом мире! Но не ходи туда, молю тебя!
Погибель ждёт тебя у врат несчастных душ в бессилье,
А может, вовсе ты ослепнешь,
но знаю я
Неведом путь горячим душам
И гибелен сердец неопытных и дерзких
Сколь много зла и пустоты стекает в бездну».

«Старик, скажи, молю тебя как не попасться в сети!»
Антоний был в отчаянье, и старец смягчился сердцем.
Ответ ему был дан сиюминутно:

«Найдёшь колодец у дороги и наберёшь воды
А дальше ты войдёшь в чертоги прозрачной дивы красоты.
Лови момент, удачу и лихо бей ты птиц,
Что дни и ночи напролёт кружатся.
Они не сделают тебе несчастья,
Лишь только ты глотнёшь воды
И вмиг разрушится проклятье
Той дивной девицы-красы».

Проникнулся юнец словами старца
И дорогою побрёл к горе
Увидел он колодец.
Набрал воды, вошёл в пещеру
И птицы налетели.
Коснулся губ воды и выпил всё до капли
Но не прошло и двух минут
Как потонул в бездонном царстве ожиданья.
«Почему я здесь?», спросил себя Антоний,
«Неужто дед наврал мне?
В обитель зла завёл сей искуситель?»
Оглянулся он и ни души вокруг,
Лишь тишина объяла тело.
Нет больше мыслей, слов и ожиданий
«Я раб судьбы и веки так немеют,
Что ничего сказать не смею!»
Тьма расступилась перед ним
И озеро увидел недалече
Скрутил внезапный страх
Час от часу не легче.
Антоний подошёл к воде
Увидел очертанья медных рыбок
Чем больше он склонялся над водой
Тем дальше заплывали.
Он поскользнулся и вмиг упал
И ощутил как чьи-то руки
Подняли над водою
И крепко сжав, поставили на берег.
Антоний пошёл на свет светильника
И вышел на дорогу
Но с тех самых пор как смерть вошла в него
И сжала мёртвою петлёй
Он бродит ветром по дороге.

Дзынь-дрынь-дзынь пропели струны лиры и флейты в тон стихам. Голос актёра смолк, но тишина оставляла гнетущее ощущение пустоты. Затем заиграла нежными течениями звуков арфа, и все присутствующие одобрительно подняли стаканы, и выпили нейпа. Ноам принялся за баранину, зажаренную с тмином и базиликом и поданную на тарелке со смородиновым соусом. Фалес поедал ножку курицы, запечённую с абрикосами, запивая отменным вином, пока его сосед Гомер с трудом справлялся с крылышком фазана, золотистая кожица которого была смазана свиным жиром и желтками яиц. Навуходоносор поедал жареный кусок свинины с сыром и запивал нейпом. Соломон с приятелем Саифом, поедал рыбу, запечённую с кардамоном и кориандром. Нахшон поедал фазанью ножку с перепелиными яйцами и дольками запечённых апельсинов. Все наслаждались отменной едой.
Вскоре все захмелели и в комнату вошли полуголые танцовщицы. Они танцевали египетские танцы, выставляя бёдра и грудь, а их шелковистые волосы рассыпались по плечам в такт лирам и арфе.
Ноам смотрел, как мелькали золотистые, белые и пурпурные одёжи и накидки. Медленные текучие движения и призывные взгляды танцовщиц манили всех мужчин. Все жадно смотрели заворожённые и не сводили глаз, пожирая плоть женщин. Из всех выделялся животным магнетизмом и жадным взглядом Навуходоносор и по сравнению со скромным и мудрым Соломоном, что заворожённо следил за каждым движением бёдер танцовщиц, хватал женщин за грудь и талию, в зависимости от того что подвернётся под руку. Но из всех присутствующих один Ноам испытывал настолько мучительное желание, что дрожал всем телом. Он в отличие от этих мужчин за столом был живым и от этого жажда женского тела более пленительна. Один Гомер пил вино и безмятежно сидел на стуле, слушая нежную музыку.
Когда вечер закончился, некоторые из присутствующих взяли танцовщиц к себе в покои и Нахшон оставил одну кареглазую бестию с пышными бёдрами и грудями для Ноама, которому приглянулась женщина.
Ноам с женщиной следовал за Сабеном и думал о том, что будет впервые заниматься любовью с умершей женщиной, вернее с её душой.
Ноам переступил порог комнаты и застыл от восхищения. На полу была мозаика, изображающая прекрасную Афродиту, стоящую подле Аполлона тесно прижимающуюся гибким телом к нему. Стены покрывал орнамент из синих, голубых и белых квадратиков из стекла, образуя витраж, сквозь который просеивался свет тонкими разноцветными лучами. В центре комнаты стоял огромный бассейн, маленькая лагуна, выложенная мозаикой. Сабен приказал слугам взять огромную амфору, и в ванну полилась густая темно-красная жидкость. После этого все вышли.
Женщина сняла с Ноама платье и расшнуровала калиги. Ноам погрузился в густую жидкость и почувствовал знакомый запах.
- Что это?
- Кровь ягнят.
Ноам удивился.
- Она расслабляет мышцы и делает человека сильнее.
Женщина разделась и тоже погрузилась в кровь. Она массировала спину Ноама, и вскоре он откинул голову на её плечо и впился в пухлые красные губы. Он с удовольствием сжимал полные груди, сминая и жадно целуя. Её мягкие руки скользили по его рукам, бёдрам. Наконец, она переместилась на его колени и задвигалась. Она была нежной и хищной пантерой с ногтями, скользящими и впивающимися в кожу. Ноам и забыл, что значит обладать женщиной, любить и страстно желать. Он смотрел в эти томные карие глаза, и целый мир открывался ему, словно он прозрел.
Прохладная кровь приятно ласкала кожу, но не остужала её. Ноам не помнил, как добрался до своей комнаты.


Глава 3


Ноам решил прогуляться и осмотреть окрестности. Он хотел проверить есть ли начало и конец ада. Он начал с длинного коридора и вышел, открыв дверь. Ноам тут же очутился на просторном лугу и когда оглянулся, с удивлением увидел огромный дом. Видимо он открыл мраморную дверь и вышел во внешний мир. По степи бродили козы, коровы и бараны. Некоторые с важным видом щипали травку, а некоторые с пассивным равнодушием косились на появившегося Ноама. В этом сумраке не хватало солнца и облаков, а также деревьев в степи. Небо было фиолетово-чёрным, и от этого вся живность казалась сказочной.
Ноам пересёк огромную степь с тянущимся ручейком и сел у дуба с причудливой формой в виде двух сплетённых стволов. Листья причудливой формы свисали с низких раскатистых могучих веток практически до самой земли. Сверху упал жёлудь и Ноам улыбнулся. Всё это до боли напоминало детство и юность в Кириаф-Арбе и Зифе. Он полностью откинулся на траву и смотрел в тёмное и зловещее небо. Он вдохнул полной грудью и почувствовал запах жасмина и сладковатый цветочный аромат. Воздух не имел насыщенную и свежую нотку, как в прежней жизни и оттого было непривычно.
Ноам чувствовал себя обновлённым и безмятежно счастливым. Душа наполнилась покоем.
- Да-а-а, не похоже на великий и ужасный Ад, - усмехнулся он. – Где же раскалённые угли, лава и погребальный костёр для тысяч душ?
Его чистый голос в тишине звучал нежным ласковым ручейком. Он раскинул руки в стороны, и, ощущая траву, молил, чтобы это не кончалось. Реальность оказалась насыщеннее сна. Это было намного лучше рая.
Он поднялся и сладостно потянулся. Ну, всё, он готов отправляться дальше. Ноам вышел на тропинку, которая петляя, вела его вглубь леса. Осины, берёзы и рябины раскинулись стройными рядами, словно провожали Ноама. По обе стороны от тропинки росли папоротники, зверобой и перечная мята с грибами. Он достал из сумки ножик и срезал пару коричневых грибов причудливой формы и положил в стеклянную баночку. Также он решил срезать пару растений и изучить их потом. В целом он был доволен находками. Он выпрямился и заметил на горизонте ветхий домишко и решил заглянуть туда. Рядом с домиком, окружённые заборчиком из стальных прутьев обитали кролики, зажавшись в уголок и куры, которые с важным видом игнорировали кроликов. Домик был из прогнившего дерева и удивительным образом всё же стоял на месте. Под самой крышей домика была надпись: «Кровавый глаз» и Ноам усмехнулся:
- Ну и местечко!
Его не испугала надпись, наоборот необычайно заинтересовала, и он вошёл в трактир.
Трактир состоял четырёх длинных столов с узкими лавками и кухней спрятанной за деревянной дверью. Вдоль стены перпендикулярно столам сидели на стульчиках три музыканта, в руках у них были лиры. Они наигрывали что-то лёгкое, пока рядом стоял и пел юнец в грязном затасканном платье. Сами музыканты выглядели с растрёпанными волосами и в мятом коричневом платье жалкими бедняками. За одним столом сидело семь человек в одинаковых платьях стражи и ели жареные рёбрышки, запивая вином. За другими столами сидели разномастные люди. За одним столом англичане пили яблочный сидр под копчёную свинину с жареной картошкой, за другим сидели немцы со своим пойлом и поедающие жареные колбаски, а за третьим столом восседали странные мужики в чёрных плащах, явно из дворца Нахшона. Ноам сел к мужикам в странных плащах и те притихли.
К Ноаму подошла полная пожилая женщина.
- Что будете есть? – пробасила она, и Ноам разглядел чёрный пушок под носом.
- А что у вас подают?
- Есть тушёное мясо, жареные рёбрышки и запечённая курица.
- Жареные рёбрышки с картошкой, тушёное мясо. Есть у вас что-нибудь выпить и какие-нибудь фрукты?
- Вино, яблочный сидр и гэлоп, а из фруктов персики, сливы.
- Что такое гэлоп?
- Напиток немцев, не рекомендую, один тут взял и блевался полдня.
- Ладно, тогда стакан сидра и кувшин вина. Также пять персиков.
Женщина слегка прищурилась, запоминая заказ, и ушла на кухню. Ноам огляделся и положил сумку рядом с собой. Он незаметно провёл большим пальцем вдоль стола, чтобы его никто не отравил. Через некоторое время ему принесли кувшин вина, стакан сидра и горячие ещё дымящиеся рёбрышки, на которые он налетел. Он чувствовал ароматы тмина и шафрана, которые исходили от мяса.
Певец тем временем раскатистым баритоном начал декламировать стихи неизвестного поэта.
«Жил на свете купец, который вырастил чудесных сыновей и дочерей. Он работал усердно и день ото дня богател, накапливая деньги. Он желал, чтобы его дети ни в чём не нуждались. Однажды в солнечный прекрасный день, когда торговля не шла, купца хватил удар, и он отправился на тот свет. Купец был хорошим человеком, но не достаточно чисты помыслы его и не настолько был он злобен и гнил. Его не хотели принимать ни в Раю, ни в Подземном царстве. Не было ему места и в других мирах. Так метался он из мира в мир, взывая ко всем и моля пустить его, что не заметил, как превратился в ветер и с тех пор он то здесь дует, то там».
Ноам выпил яблочный сидр, который показался ему уксусом и съел всё мясо на рёбрышках с картошкой. Ему принесли тушёное мясо, которое он с наслаждением поедал, запивая красным вином. Англичане хохотали, попивая сидр, в то время как немцы что-то мурлыкали под нос, не попадая в такт мелодии.
Музыканты начали наигрывать что-то лёгкое и шутливое, а певец промочил горло и начал петь нежно и проникновенно. До Ноама долетела фраза одного мужчины в плаще:
- Ultra posse nemo obligatur!
« «Никто не обязан делать что-либо сверх возможного?» Интересно, что он заговорил на латыни, особенно здесь, где нет в этом необходимости». Внезапно Ноам вспомнил Илана и своих родных. Ему хотелось знать, чем они занимаются и дышат. В Подземном царстве все процессы в теле замедляются, а как на счёт времени? Сколько прошло с того момента как он очутился здесь? День или месяц?
«Неужели Бог не существует или Нахшон врёт? Кто-то же должен контролировать все процессы, происходящие в мирах и сами эти миры. Не хочу стоять в цепях как все эти грешники. Но что я могу сделать?» Он в задумчивости разглядывал стены таверны и лица посетителей. Внезапно Ноам встретился глазами с одним мужчиной в плаще, и он поспешно отвернулся и сделал вид, что увлечён беседой приятелей. «Нет, в этом мерзком месте нужно быть осмотрительным и главное, не заводить никаких знакомств», так решил Ноам, допивая вино. Так и не скажешь, что здесь обитают самые отпетые негодяи: убийцы, воры, в общем, гнилые люди. Он встал из-за стола и расплатился серебряными монетами. Сначала толстый мужчина, владелец таверны, не хотел их брать, но попробовав сверкающие монеты языком, охотно принял их. Странное определение подлинности монет.
Ноам взял с собой персики и вышел из таверны. Он решил, что с него довольно впечатлений и пора бы вернуться во дворец Нахшона. Ноам с удивлением обнаружил, что небо приобрело голубой цвет с фиолетовыми прожилками, и решил что, видимо, наступил день. Долгое время он шёл вдоль гранатовых деревьев, удивляясь, как раньше не приметил их.
Ноам помочился у ближайшего куста крыжовника и спустился к ручью. Он помыл руки и ополоснул лицо и шею. Ему казалось, что он шёл по той же самой тропинке, по которой и пришёл, но когда дворец оказался намного левее, он понял что ушёл в другую сторону. Справа росла ветвистая плакучая ива и многочисленные могучие дубы, а прямо тянулись кусты роз. Он сел на траву и перевёл дух. Он достал персик и, поедая, взвешивал, сколько прошло времени с тех пор, как он отправился на приключения. Ноам встал и, отряхнув платье, отправился во дворец. Он шёл вдоль кустов и вскоре они привели его к дворцу. Они обвивали всё здание, и в проёме показалась дверь, в которую Ноам и вошёл.
Он вошёл и услышал торопливый шёпот и как только до них донеслись шаги Ноама, неизвестные быстро скрылись. Ноам шёл по длинному коридору, весьма посредственному и завернул за угол. Он увидел бордовую мраморную дверь и потянул за ручку, сделанную из железа в виде совы, и она с трудом поддавалась. Ноам еле тянул на себя тяжёлую громадную дверь. Наконец он вошёл внутрь. Шары света разлетелись и устремились к потолку.
В огромном зале с бордовыми стенами возвышались длинные многочисленные стеллажи с книгами и свитками. По обе стороны от двери стояли скульптуры Осириса, бога подземного царства и Анубиса, бога бальзамирования. А у стены стоял бог мудрости Тот. Недалеко от статуи находился стул с выгнутыми внутрь ножками:
 «» и тут же стоял небольшой столик.
Ноам подошёл к стеллажу с книгами. Труды большей частью неизвестных авторов. Грабель, Фридрих Гаузе, Уильям Джоул... Ноам открыл книгу Гаузе, переплетённую вручную и по нескольку раз с мятыми жёлтыми и серыми страницами. Она содержала в себе ряд гипотез о вселенной, окружающий мирах. Хотя написана она была на немецком языке, Ноаму не составляло труда читать её. В который раз он поражался миру, столь диковинному, в котором очутился. Ноам с удовольствием углубился в чтение книги, одновременно присаживаясь на удобный стульчик и кидая сумку на пол.

"Мир начался там, где находилось Солнце. Планета в виде огромного шара под названием Юпитер стала обителью для неприкаянных душ, в то время как Землю населяли люди. Маленький атом породил всё живое и не живое. Он  под лучами солнца пророс как зерно в поле. Когда люди умирали, то попадали в другие миры.
Всемогущий Захар стал во главе Подземелья. У него имелись дети Руфелия, Мнестр и Голгофа. Они родились уже в Подземелье от Анны, и советники Захара увидели в этом хорошее знамение. Руфелия была самой прекрасной девушкой с доброй душой и чистым сердцем. Она была неугодна для этого мира и Рай забрал её к себе, сжалившись над девушкой, которую желали казнить. Отеческое сердце Захара разрывалось от боли, но он утешился тем, что двое его детей остались и они-то радовали глаз! Мнестр обладал чёрным сердцем и кровавой душой. Голгофа была не менее кровожадной и злобной, чем её брат и стала именем нарицательным злодеяний и казней. То было Великое и Ужасное время. Долгие тысячелетия кровопролитий и войны. Во время одной из битв убили Голгофу, давно сошедшую с ума. Все погибшие отправились в самое гнилое место, название которого никогда не должно произноситься вслух, это Громандия. Древнее и ужасное зловонное место. Страна потерянных душ. Многие отправились туда, включая Еву, Каина, Достопочтимого Кленара, Голгофу и Мнестера. Остался Захар без детей, а его жену Анну взяли в плен ирейцы. Ирейцы жили на юге Подземелья особняком и не желали подчиняться Захару. Они были гордым и независимым народом, состоящим из древнего племени майи и жителей островов на юге Земли. Они не переставали верить в древних богов. Древний, суеверный, сколь и необразованный, народ малопонятный современным жителям Подземелья.
Захар после поражения стал набирать в войско самых сильных вояк мира. Иногда заключая сделку с надсмотрщиками, которые контролировали смертность людей и соблюдения законов. Таким образом, он приобрёл заблаговременно до их кончины фараона Эхнатона, Нехао, затем Набопаласара и его сына Навуходоносора, а также многих храбрых и сильных воинов и рабов. Нужно было пополнять свои войска и делать это немедленно за счёт живых людей и к тому же не грешников, но стойких духом. Пока Великий Захар обдумывал стратегию боя, пополняя ряды, происходили странные вещи в других мирах.
На Уран попадали лучи от Солнца и поэтому, на одной его стороне был, хотя и не такой ослепительный и тёплый как на Земле, но вполне солнечный день. На Уране бушевали могучие ураганы и вихри, а на другой его стороне, была тёмная ночь с яркими прекрасными звёздами, эллиптическими и наиболее завораживающими спиральными галактиками.
На Уране проживала единственная страна Русандия, древних существ и изгнанных из Подземелья людей. Летопись планеты никто не вёл, и в этом не было необходимости, ведь существа, живущие здесь, не были значительными и к тому же не умели ни читать, ни писать и жили лишь животными инстинктами.
В основном обитали странные и прежде не виданные животные. Грызобр, имеющий тело бобра, а пасть вытянутую как у крокодила, а зубы как у варана и акулы. В основном грызобр обитал в толще воды или около неё, строя нору из веток, пожухлой гниющей листвы и грязи. Он не выходил на охоту далеко за пределы собственного жилища и был не опасен для большинства животных. Он поедал рыбу средней величины и мелких грызунов в голодные времена, иногда они объединялись с самками и самцами для охоты на крупных акул. В суровых джунглях и степях обитала смилодон, золотисто-рыжая кошка с белым животом, имеющая мощные саблеобразные клыки, по строению как у грызунов. Смилодон был не важным охотником и поэтому питался падалью, мёртвыми мамонтами, бизонами и волками, коих насчитывалось огромное количество. Мамонты вымирали вслед за динозаврами в суровых реалиях здешнего мира и встречались крайне редко предпочитая обитать близ горных хребтов, возвышенностей и могучих скал, собираясь в стада. Огромные чёрные бизоны паслись на степях и лугах, держась как можно дальше от лесов и таинственных джунглей. Самые любопытные из всех здешних обитателей были волки, точнее целая колония древних койотов. Их семейства насчитывали до десяти, а то и до двадцати койотов, которые умело, охотились на неопытных детёнышей макак, всех представителей кошачьих и человека. Они единственные из всех представителей имели духовность, это сострадание, любовь, жалость и надежду, а также столь важное чувство как скорбь. Каждый занимал свою ступень в иерархии. Стая грустила и не ела долгое время, если один из койотов умирал. На деревьях обитали грациозные и искусные верхолазы оцелоты, с маленькой сплюснутой головой и ярким золотисто-рыжим мехом с рисунком из оранжевых полос с чёрным контуром, и чёрных пятен. Огромные чёрные глаза были обведены белыми полосами, также присутствовали чёрные полосы, которые начинались с одной стороны от внешнего уголка глаза и тянулись до мочек ушей, а с другой начинались от основания носа и бровей, до макушки. Живот оцелота был белым. Охотились оцелоты на грызунов и многочисленных змей, благодаря сверхчувствительным глазам и острому слуху. Выследив животное, оцелот устраивался на ветке, затаив дыхание и резко выскочив из укрытия, убивал жертву острыми зубами и сильным захватом мощных лап. В пещерах жили львы с львицами. Они охотились многочисленным семейством на бизонов, а иногда лениво подъедали падаль. Кушали они, все вместе ворча и рыча, друг на друга. Те немногие люди, что обитали здесь, тоже превратились в животных, с длинными когтями, растрёпанными немытыми волосами и бегали лишь на четвереньках. Люди охотились обычно группой с помощью гарпунов и камней на детёнышей макак, змей, мелких кошек и ловили рыбу в озере. За пропитание и каждую душу обитатели этой огромной планеты боролись насмерть.
Розампия в отличие от других параллельных миров была вполне приветливой мирной страной иллюзий. Огромная страна, прекрасная и далёкая. Она была привязана к планете Земля, как и все существующие параллельные миры. Лишь Подземелье не было миром, а являлось самостоятельным Царством, как и Рай, но было углублено в Землю между внешним ядром и земной корой. Рай же располагался в ближайшем спутнике Земли, притягательной Луне. Там в полной невесомости и тишине парили сотни тысяч душ.
Правила в Розампии Великая и Прекрасная царица Церера. Многие сходились на том, что не было никого прекраснее во всей Вселенной. Она была порождена фантазией и обрела плоть благодаря сну Гомера, который был, одержим богами. Некоторые люди, едва уснув, попадали в эту страну, объяснялось это неромантическим складом человека, который редко мечтал и видел цветные сны. И тогда очутившись там, обретали совершенно иной облик и принимали их за посланцев из других миров. Розампия была закрытой страной иллюзий и снов, поэтому малоизученной всеми учёными мужами.
Громандия – страна параллельного мира, куда попадали все умершие люди из Подземелья. Гнилое полуразвалившееся место, обитель бестелесных душ. Имея лишь тёмную прозрачную оболочку, души были прикованы к грязной и липкой поверхности страны, откуда исходил зловещий смрад. Мрак царил здесь дни и ночи, которые бесчисленным потоком незаметно сменялись, точнее сказать, царила безграничная и всепоглощающая ночь. Ходить по липкой топи было неудобно и к тому же, невозможно стоять на месте – потонешь, затянет глубоко в толщу трясины. В воздухе летала мошкара с комарами, которые ежедневно истощали души, вытягивая миллиметр за миллиметром вакуумные души, пока те не исчезали совсем. Поэтому в Подземелье никто не хотел умирать и царил мир, лишь время от времени нарушаемый возмущениями ирейцев. В Подземелье настолько боятся попасть в эту страну, что само зловещее название стало не только ругательным, запрещённым, но и самоисполняющимся пророчеством. Таким образом, умер Мнестр, сын Захара, который хвастался в трактире, заявив, что бессмертен и неуязвим для параллельных миров. И конечно, не избежал зловещей и малоприятной участи Набопаласар, отец Навуходоносора. Эти два случая научили обитателей Подземелья держать рот на замке и скромности, сколь и терпению.
Существует ещё один мир, малоизученный и малопонятный. Там никто не живёт, и единственное что населяют эту страну множество растений, деревьев, озёр и речек. Ещё на окраине там простираются могущественные горы. Малоизученный и дикий мир. Также там перемещались большие пластины, как ледышки на объёмных облаках, это сны людей на Земле. Страну эту называют Гипно. Лишь один человек был там, Захар. Ему позволено бывать во всех странах, в параллельных мирах и во всех существующих планетах, а также, если он пожелает в скоплениях, звёздах и галактиках. Всемогущий и ужасающий всякого Захар. Да хранит его Время и Вселенная! Славься Захар!
Подземелье – это Царство и посему самостоятельная структура, подчиняющаяся Захару. И как уже было изложено ранее, с богатой историей. На юге тянутся бесконечные степи, и пролегает с запада к востоку река Ишхар и на окраине востока, горы, у которых обитают ирейцы. На севере, где брала своё начало река, располагался дворец Захара со всеми удобствами, комнатами с грешниками, отбывающими заточение у стены Позора. Там жили в покоях стряпчий, готовивший еду, придворные музыканты, поэты и конечно, военачальник, Навуходоносор и советник Соломон. За самим дворцом тянулись степи, немногочисленные деревья, ручей и дорога вела к полюбившемуся всеми жителями трактиру «Кровавый глаз». На северо-востоке живут люди: слуги при дворе, стража и обычные рабы, трудящиеся на хозяйство, состоящее из скотного двора и садов с прорастающими овощами и фруктами, также на огромных полях простирались колосья пшеницы и овса. На западе от севера к югу тянулись многочисленные горы с лесами. Такова карта нашего любимого Подземелья.
Законы и поверья не менялись. Грешники должны были отбывать заточение в цепях, а выходя, становились полноправными здешними обитателями или направлялись в Царство Рая, а может даже в страны параллельных миров Русандию или Громандию. Этим занималась особая структура, Надсмотрщики. Они являлись существами бестелесными и принадлежащими к Раю. Они контролировали процессы во всех странах и Царствах, а также соблюдение законов, правил и сводок. Книга, с законами, сделанная из золота с буквами вылитыми вместе с пластами, то есть страницами, называлась «Свод законов» и была размножена для всех миров, где проживали люди. Единственные кто был обделён этой книгой, страны Розампия, Русандия и Громандия.
Язык, Одежда и Фольклор Подземелья.
Язык Подземелья единый, но те, кто раньше говорил на родном языке, сохраняют способность говорить и читать на нём. То же самое касается книг, любой человек может читать книгу на различных языках, в том числе, которых он никогда не учил.
Одежду позволяется носить ту, которая человеку удобнее и привычнее. Никаких ограничений для мужчин или женщин.
 С начала Подземного царства были музыка, песни, танцы и театр. Пусть односложное творчество, но постепенно оно развивалось, крепло и сюжеты стали сложнее и загадочнее. Пользовался популярностью изобретённый Псеем музыкальный инструмент, которому он дал название Меднук. Он состоял из длинной медной трубки с тремя отверстиями, на которые нажимали и извлекали звук. Ещё она имела две медные кнопки перед отверстиями, которые усиливали звук, делая его мягче, нежнее или громче. Меднук был изобретён специально для жителей Подземелья и долгие века пользовался популярностью, пока не был вытеснен лирой, арфой и систрами. Под музыку Меднука исполняли лирические баллады и весёлые шуточные песни. Особенно ценились сказания о далёких предках, поучительные истории о Добре и Зле, а также о параллельных мирах.
Я попытался собрать, воссоздать все песни со слов предков, актёров и певцов.

«Святая Лили» (лирическая).

Ветер пой песнь о трагической судьбе,
Той нежной, ласковой девы мученицы Лили.

Лили была придворной жрицей ночных снов
Неустанным оком жадно следил за ней
Молился в этот час ночной, Саид
Последний любимый сын Артемея и Лакоры.
Давно он возжаждал быть любовником девицы
Он окружил её заботой нежной, вниманьем
Иногда он развлекал в вечерний час.

Однажды Лили, дочь Озэды и Ризода
Целовала южный ветер, лепестки священного раздора
И предстал перед её глазами Саид
Увлёк он девушку в укромный уголок
Расточая клятвы, заверенья и обещанья лживые
Увы, потеряла голову бедняжка, обещанная Лаврию
И вмиг лишилась чести, врождённой доброты
Навечно разуверилась бедняжка Лили в людях
Наутро засветло ускакал на муле Саид
В родную деревушку весьма довольный озорством
И милой шуткой над девицей совершённой.
Лили осталась наедине с поруганной честью
И пообещала никогда не верить людям.

Плакал ветер, небо, осыпавшее дождём землю
Ива нежно, ласково склонившись над рекою
Надеялась, что Саид не оставит девушку
Вернётся, полюбив, но не сбылись надежды
И девушка Лили покончила с собой.
Ветер завывал, отчаянно пытаясь вернуть Лили
Но тело мёртвым холодным грузом покоилось
Средь ила и камней в реке.

Лили ушла, оставив след на песке
И траурным сияньем храм священный озарив.


Сказание о чести, доблести на поле битвы (название утеряно) – поётся лишь голосом.
Военная песнь, для походов и посиделок у костра с котелком каши.


В бой славный мы идём дорогой длинной
Во имя Древнего Великого Захара.
Славься Могучий наш правитель!

Мы дни и ночи плохо спали
Но храбростью полны даже ресницы!
О, славься наш освободитель!

Мы храбро бились с варварами
Дикими ирейцами живущими на юге.
Славься Могучий наш правитель!

Майи и люди с островов далёких
Японии, Австралии, Африки, Мадагаскара.
Да, славься Достопочтимый наш правитель!

Мы победили всех в бою нелёгком
И дети, старики и млад, так благодарен нам.
Славься наш Могущественный Захар!


«Караван надежды» - любовная лирика, написанная Руфелией (дочерью Захара) для дня Танцующих листьев.

Одним прохладным днём
Когда затянуло небо красным светом
Зажёг в душе твоей пожар надежды в ожиданье.
Зачем пронзил твоей вуалью красоты
Сердце страстного и мудрого джигита?
Наверно, думала ты так:
«Какой красивый мужественный Хриб!».
Нежно запел меднук о расставании влюблённых
И прикоснувшись к щеке краснеющей
Поцеловал он на прощанье, как сестру иль мать.

Тоскою сердце так объято расставаньем
Он лишь сказал, что привезёт ей
Нежные цветы акаций, орхидей.
И ночи стали всё длинней, черней
Накрыло сердце ожиданьем Хриба.
Зачем увидела она в потьме
Загадочные чёрные глаза
Они так ослепили душу!
И сердце юное, не выдержав разлуки
Однажды остановилось вмиг.


Эти песни были до появления лиры, арфы и систр, то есть, написаны для Меднука. Они напевались и передавались из уст в уста. Так сохранились благодаря великолепной памяти людей живущих в Подземелье.

Вселенная продолжает существовать лишь благодаря независимому течению жизни в Царствах, параллельных мирах и планетах. Вечного вам мира друзья и да славится Великий Захар!"


Глава 4


Ноам с удивлением осознал, что дочитал книгу, не шелохнувшись и теперь чувствовал, как затекла вся спина и ноги. Он встал и с трудом двинулся к стеллажу. Ноги едва его слушались. Он поставил книгу на полку, пытаясь осмыслить то, что прочёл.
Ноам зная теперь историю Вселенной, внимательно осматривал заголовки книг и свитков. И взял с полки два больших свитка с желтоватым пергаментом и потёртыми деревянными ручками и один маленький свиток из кожи животных с металлическими ручками, который весил намного тяжелее, чем предыдущие. Ноам дотащил их до столика и сел на стул.
Он внимательно осмотрел свитки и переложил их на пол, рядом с сумкой, чтобы освободить место на столе. Он разложил большой свиток с названием «Сказания ветров» и склонился над ним, начиная читать.

«Сказания ветров» Фридрих Гаузе.

"Считается, что существовал другой мир и был полностью уничтожен, вследствие чего появилась новая жизнь на Земле, что породило и остальные миры и Царства. Чтобы органично развивалась Вселенная, нужно было уравновесить силы и создать ответственных за закономерность вещей. Некоторые считают, что был Бог и создал всё это и появлялся он лишь тогда, когда гибла планета. В общем, никто его не видел. Посему никто не знает, как его зовут. Считается, что увидеть его может лишь человек с чистым сердцем и добрыми помыслами, но даже в Раю, где бесчисленное множество святых душ, не знают его, так что это просто миф.
Этот мир отличался от планеты Земля, имел синюю поверхность из-за толстого слоя лазурита. Красивая и необыкновенная была планета под названьем Стикс. Потом уже ветра разнесли эту историю по планете Земля, и в греческих легендах появилось это название в качестве реки загробного мира, где правил Аид. Жили на планете люди с единым языком и верой. Звали они себя стиксяне. Они приспосабливались к жизни и рыли родники с водой. Кое-где были острова с растительностью и животными, и люди выживали, как могли.
Солнце светило пригревая планету Стикс, практически полностью покрытую лазуритом, по которой ступать люди не могли, и им приходилось вести ночной образ жизни, когда луна ласковым светом освещала всё вокруг и ночь приносила долгожданную прохладу. Прошли тысячелетия, прежде чем люди додумались очистить землю от толстого слоя лазурита и наконец, перед ними предстали пласты абсолютно белой суши, которая вскоре обросла зелёной травой, цветами и кустарниками. Благодаря частичному вымиранию видов, начали появляться новые животные. Таким образом, появились летающие в небе существа, огромные стрекозы, от скрещивания амурчика и ящерицы, которая перелетала с дерева на дерево, раздувая капюшон. Известно ещё об одном животном, крысобр, рождённый крысой от крота, живущего под землёй.
Люди начали писать на валунах и рассказывать историю. Они делали оружия из камней, а также украшения из лазурита, обычно это были кольца и ободки на голову, шею и на пояс.
Ещё ветра поведали о несгибаемой воле и упорстве людей в достижении целей. Они желали обустроить жилище. Они не смогли до конца реализовать себя и преобразовать мир. Планета начала гореть красным пламенем и наконец, взорвалась на тысячи миллиардов кусочков и частиц. Взрыв не коснулся остальных планет и Солнца, лишь спалил дотла Луну.
Тут и появился Бог, который создал Землю и её спутника Луну. Началась новая жизнь и новая эра."

Ноам потянулся и отложил в сторону прочитанный свиток.
- Чушь какая! Стоило ли читать.
Ноам взял другой большой свиток и, развернув, начал читать.

«Сказания дядюшки Но-но»


«Лес Смерти»

Лес был самым мрачным и зловещим местом, многие опасались входить в него. Тишина и треск сучьев отпугивали жителей. Деревья были живыми и исторгали такой вопль, когда кто-то пытался рубить ствол. Они чувствовали и переживали за всякую живую тварь в лесу, если случалась неприятность или гибель.
В такой лес отправился Никодим. Ранним утром, когда сумерки ещё не рассеялись, было страшновато. Он пробирался по узенькой тропке и хруст от поломанных веток, шуршания листвы пугали и тревожили душу путника. На ветке ухала сова, сверкая своими глазищами.
- Кыш! Брысь, негодная! – Никодим замахал на неё руками, испугавшись до смерти птицы. Ведь в той северной стране, откуда он родом существовало поверье, если сова ухала раз – к неприятности, два – не миновать беды, а три – к смерти. Таким образом, он не дал сове ухнуть в третий раз.
Наконец, он вышел на заветную поляну из берёз, осин и хвои. Сначала он хотел поискать ветки на земле, но передумал, ведь искать в потьме малоприятное удовольствие. Поэтому он достал топор из пояса, который заткнул туда для удобства и взмахнул, отчего в воздухе засвистело, и опустил на ближайшую ветку берёзы.
- И-и-и-и-и-и-и-и-и-и!
Никодим оглянулся по сторонам, услышав крик, но не увидел никого. Ветка, что он отрубил, упала на землю. Затем поднял топор и снова отрубил одну из нижних веток дерева, самых толстых.
- Ву-у-у-у-ух!
Никодим решил, что это лишь его богатое воображение играет с ним злую шутку. Он приступил к следующим деревьям, и звуки повторялись, лишь были разнообразными. Затем он нагнулся и старательно собрал ветки и туго завязал бечёвкой из лыка. Он взвалил ветки себе на плечи и заткнул обратно топор. Он повернулся, чтобы уйти, но густые ветки закрыли тропу, и ему пришлось достать топор и прокладывать себе путь самому под оглушительные крики и стоны.
Между тем солнце начало подниматься из-за горизонта.
Он шёл с вязанкой за плечами и вслед ему каркали вороны. Никодим остановился, что-то не пускало его, и он после безуспешных попыток освободить ногу, оглянулся и от ужаса не мог пошевелиться. Деревья столпились в нестройные ряды и грозно смотрели на него из-под густой зелёной листвы. Они тянули свои огромные ветки-лапы и стискивали его тело, как питон, медленно, но сильно. Особенно Никодима пугали деревья с кровоточащими ранами, и он с содроганием узнал в них те самые деревья, которые он истязал недавно. Это их крики он слышал всё это время но, тем не менее, не остановился. Наконец, он задохнулся, хрустнули рёбра и тазовые кости, лицо стало красным, а глаза вылезли из орбит и выкатились.
Тишина повисла, умиротворённая и ласковая. Даже звери не смели нарушить покой.


«Лиса и заяц»

Жила-была красавица всего леса лиса и настолько была хороша собой, что даже видный койот, вожак всей стаи, предлагал жениться. Но лиса не торопилась принимать предложение койота, решила подумать. Койот негодовал:
- Я такой видный жених и вернусь в стаю с отказом? Да я лучше умру, чем перенесу такой позор!
- Ну не сердись! Подумай сам, дело такое сложное… нужно обдумать всё как следует. – Лиса сердилась на койота, но виду не подала.
- Ну, хорошо. – Койот смягчился под её ласковым взглядом. – Но завтра вечером я приду за ответом.
Как только он ушёл, лиса вздохнула с облегчением. Лиса вышла из своей норы подышать воздухом и тут увидела зайца. Он скакал по травке, но остановился и стал кушать сочную длинную травку. Его шерсть блестела на солнце, и взгляд показался лисе ласковым и нежным, что она подошла поближе. Заяц лишь услышав шорох под лапами лисы, поднял длинные пушистые ушки и лапки, собираясь ускакать, куда глаза глядят. Лиса промолвила:
- Не уходи!
Зайцу было в новинку, что лиса не преследовала его, как добычу, а ласково разговаривала с ним. От удивления он не мог и шелохнуться.
- Я знаю, где сочная и сладкая трава, - произнесла внезапно лиса.
- Как я могу тебе верить лиса? Ты же съела столько куропаток и зайцев!
- Ты мне очень нравишься, и я хочу помочь тебе. На опушке леса, возле осины и дуба, растёт сочная трава. Никто не знает об этом месте.
- Спасибо, лиса. Мне нужно бежать к моей норке, пока не стемнело. Прощай!
- Прощай, заяц! – только и могла вымолвить лиса. У неё перехватило дыхание от чувств.
На следующее утро заяц поскакал к указанному месту и с удовольствием пощипал травы.
На обратном пути заяц забежал к лисе, и они долгое время разговаривали. Вечером пришёл койот за ответом, и лиса отказала ему, поняв, что полюбила зайца. Так они встречались с зайцем день за днём. Как-то лиса решила порадовать зайца и забежала к людям, унесла пару морковок и четверть кочана капусты в две пробежки. Заяц просиял от счастья, как только увидел подарки лисы. Лиса умилилась радости зайца, и на душе стало тепло. Часть угощений заяц отнёс родителям.
Все обитатели леса вскоре узнали об отношениях лисы и зайцы, смеялись и осуждали их.
- Ладно, лиса всегда была сумасшедшей, но о чём думает заяц! – прокричал в негодовании чёрный ворон, обращаясь к ежу.
- Это их личное дело, - мудро изрёк ёж.
- Срам какой-то охотник и жертва любят друг друга! – проговорила сорока, сидящая на ветке осины.
Весть долетела и до койота, который не мог забыть лису.
Койот улыбнулся.
- Что я тебе говорила, лиса не стоит тебя! – изрекла его тётушка, которая была нянькой в стае, потому как умела обращаться с детьми, но главное была ниже всех в иерархии.
- Ничего ты не говорила! - огрызнулся койот, ведь его таланты вожака поставили под сомнение, назвав его глупцом. – К тому же, это я отказал лисе, слишком хитрой и избалованной она оказалась.
- Ну, конечно.
- Ты что-то сказала нянька, знай своё место! И чтобы я больше не слышал подобного бреда.
- Как скажешь. – Она была стара, но мудра не по годам и поэтому смолчала. А ведь недавно она качала койота малюткой и берегла его сон, добывала пищу, чтобы он не умер с голода. Какая неблагодарность.
Взгляд койота с прищуром был устремлён вдаль и никто, кроме няни не знал, о чём он думал.
Заяц пригласил лису к себе в гости, чтобы познакомить с родителями. Старый отец не ходил, сидел в норе. У него была сломана задняя лапа из-за койота, который гнался за ним до самой норы и в итоге отгрыз кончик лапы. Зайчиха ухаживала за ним и приносила в дом еды. Она была единственной кормилицей в семье, хотя сын и помогал ей, но еды не хватало и они перешли на кору деревьев.
Отец зайца почуял запах лисы, как только та вошла, и невзлюбил. Зайчихе лиса сразу не понравилась, материнское сердце обливалось кровью, при виде как её единственный сынок любит лису.
- Мы с лисой решили пожениться. – Заяц посмотрел смело на родителей, а сердце в это время разрывалось на кусочки.
- Этому не бывать! – вскричал заяц и замотал упрямо головой.
- Сынок, не принимай поспешных решений. – Зайчиха пыталась примирить сына и отца, сглаживая все шероховатости.
- Нет, я люблю лису и ни за что не отступлю! – Он смотрел на мать с жалостью, но гнул своё, он не изменит своего решения.
- Тебе всё равно, но нас соседи засмеют! Лиса и заяц, подумать только!
- Отец, мне горько при мысли, что тебя больше волнуют сплетни, осуждение соседей, нежели моё личное счастье.
Заяц понял, что ему не переубедить сына и скрепя сердце принял его решение.
На следующий день лиса и заяц сыграли свадьбу. Лиса надела на голову венок из белых ромашек и сидела рядом с мужем за столом счастливая, то и дело, прижимаясь к плечу мужа. Все были приглашены на свадьбу: зайцы, сороки, вороны, мыши и медведь, который в сторонке ел рыбу и ягоды. Все ели и пили напиток из мёда и ягод.
Весь день праздновали, а вечером лиса и заяц удалились к себе в нору, там они предавались нежным ласкам и сладким поцелуям. Уснули они в объятиях друг друга.
Наутро весть о смерти зайца потрясла весь лес. Лиса не сумела подавить в себе инстинкты и как только она удовлетворила страсть и чувство собственности, в ней возобладал инстинкт и древний голод, который возрос за это время. Она съела своего новоиспечённого супруга и забыла об этой грешной запретной любви.


Ноам поморщился и даже не стал продолжать читать эти зловещие и забавные мифические истории. Он положил свиток на пол и потянулся. Затем взял последний маленький свиток, ожидая чего-то подобного, но руки его застыли, в то время как глаза лихорадочно вчитывались в строчки написанные кровью:

«Заклинания, обряды и растения»

Собственность Великого Захара

Даже не пытайся обмануть меня! Я вижу всё сущее на всей Вселенной. Если ты всё ещё жаждешь знаний и тебя не напугали слова и проклятия на ручках то – Прижми большой палец к пластине на ручке свитка. Жди. Указания о дальнейшем позже.
Ноам прижал палец к железной ручке, где находилась маленькая едва заметная овальная пластинка с волнообразными иероглифами. Убрав палец, стал ждать. Наконец пластина стала красной, и появились новые записи.
Добро пожаловать мой юный друг! Теперь, я знаю о тебе всё и тебе не скрыться от меня.
Меня зовут Ниберий и я дух, заключённый в эти страницы. Я поведаю тебе о том, что не доступно другим людям. Ты тот, кто может меня освободить и поэтому, я покажу тебе то, что знаю сам, и взамен ты освободишь меня. Заключи со мной договор кровью и весь мир будет принадлежать тебе. Только тебе одному.
К счастью для Ноама дух не настаивал на немедленном заключении договора.
Для начала, чтобы ты поверил, мне я открою тайные заклинания и растения.
Дух видимо был не так прост, как казался поначалу. Ноам решил узнать как можно больше, неважно какой ценой. Особенно если дело касалось тёмных заклинаний, тайных искусств, ведь книга принадлежала Захару.
«Заклятие не слышимости»
Два пальца окунуть в раствор из зверобоя, мяты и фенхеля и провести пальцами по полу или земле на востоке и на западе, затем на севере и юге. Сказать: «Аммар тху митру».
«Заклятие, открывающее вход в миры»
«Ду домо нигату хирамоси» и следует прибавить мир, в который войдёшь:
Розампия – Сёцо, Русандия – Нокомуро, Гипно - Набара, Рай – Дизо, Подземелье – Химту.
Главное, выпить напиток, если существует попутчик, то ему следует выпить двойную порцию.
«Напиток»:
Отмочить в вине: Фенхель, растолчённый до порошка,
мяту, нарезанную кусочками, анис и
горькую полынь.
Настаивать восемь лунных дней.

Ноам достал кусочек графита и начал записывать рецепты и слова на вощёной дощечке. Он старательно выводил буковки, попутно запоминая всё, что записывал. Далее пошли растения.
Зверобой растёт на открытых полянах, близ леса. Он выделяется своими яркими жёлтыми цветами и тонкими листьями. Его добавляют в настойки, зелья.
Кенсения обитает близ рек, озёр и гор. Её белые крошечные цветки невозможно спутать ни с чем, а остроконечные листья, имеющие шипы нужно с осторожностью избегать. Особенно ядовиты шипы. Её цветы применяют в лекарственных зельях против ломоты в ногах, головных болях, а шипы вместе с листьями в ядах.
Ристр – растение, которое нужно избегать. Растёт преимущественно в Русандии. Имеет большой стебель с человеческую руку и вьётся вдоль дерева, огибая его, и заканчивается огромным цветком, лепестки которого заканчиваются шипами. Эти шипы нужны для того чтобы жертва не убежала, когда цветок захлопывается, они сжимаются к центру. Чаще всего в ловушку попадаются грызуны, насекомые и несмышлёные детёныши макак. Если попадёт человек, ему не выбраться. Сами корни питаются от корней дерева, тесно переплетаясь с ними.
Наиболее полезное во всех отношениях растение Зодиак с синими, словно из лазурита лепестками с жёлтой серединкой внутри. Растение Зодиак именуют также Бессмертник за его неповторимые лекарственные качества. Единожды съев цветок этого растения, ты становишься неуязвимым к смерти. Оно бесполезно для мёртвых, но для живых людей оказало бы неоценимую услугу. Зодиак применяется в зельях по исцелению от лёгких до тяжёлых и глубоких ран. Также добавляется в зелье «Горячая голова» и по вкусу добавляется в Нейп. Растёт Зодиак только под ивой и близ рек.
Трава «Долговязый путник» растёт вдоль дорог, тропинок. Длинная трава имеет тускло-зелёный оттенок. Добавляют траву исключительно в тушёное мясо, а также в настойки от гноя в глазах.
На миг лист свитка стал тёмно-багровым и Ноам заволновался.
Ну, что решил ты освободить меня? Я дам тебе безграничную власть и бесчисленное множество знаний.
Ноам решил не заключать никогда сделок с неизвестными демонами и душами. Он ещё раз усмехнулся наивности духа и свернул свиток. Встал со стула и, собрав свитки, положил их на место. Он разглядывал с любопытством всевозможные книги. Он взял одну книгу с надписью на обложке из кожи волка, окрашенной в чёрный цвет: «;;  ;;;;».
- Юпитер? Хм, это интересно, - прошептал Ноам, открывая ветхие аккуратно сшитые страницы.
На жёлто-серых страницах аккуратно сидели, как птички на ветке вереница букв. Ноам перевернул страницу с именем автора, и началось повествование.
- Млечный путь Юпитера тянулся на протяжении существования Вселенной. Захар родился от мидийца Афима и сирийки Алонии. Афим был богатым земледельцем, а Алония была бедной девушкой, едва сводившей концы с концами. Она вязала ковры, а когда её уволили, просила милостыню и умерла от голода. Афим мало платил рабам, и они его убили. В Подземелье многие великие умы рождались от грешных родителей, но они никогда не попадают в рай. Единственным исключением из этого правила стала дочь Захара, попавшая в рай. – Ноам задумался. Неужели, тут люди могли плодить людей, ведь это Ад?
Далее перечислялись личные заслуги Захара на престоле как Владыки и многие его литературные труды. Ноаму надоело читать про Захара, и он положил обратно книгу и решил пройтись. Ему хотелось переварить прочитанное.


Глава 5

Как только Ноам вышел из комнаты, глаза непривычно щурились в мрачной темноте. Он вытянул руку вперёд и осторожно шёл по стеночке. Долгое время рука скользила по холодной мраморной поверхности, но вскоре наткнулась на дверь с круглой ручкой. Он дёрнул дверь на себя и остолбенел от увиденного. Человек пять были подвешены за крюки и нити, обливаясь потом и кровью. К Ноаму подошла девушка. Её грудь и бёдра были стянуты тканью. У неё была короткая стрижка и затылок почти стриженый, а по бокам спускались до мочек ушей локоны. Она могла сойти за юного мальчика.
- Что желаете господин? Может, «имперскую жесть»?
- Эй, закройте дверь! Кровь сворачивается, - кричал, жалуясь, пожилой толстяк, который лежал ближе всех.
Девушка втащила Ноама внутрь и полила мужчину из флакона жидкостью поверх ран и тот с наслаждением застонал.
- Нет, спасибо, я лучше пойду, - сказал Ноам, заворожённо наблюдая за муками мужчины.
- Останьтесь, вам понравится, - с ласковым нажимом произнесла она, голос её ласкал слух. Она положила тонкие руки на его плечи, и он с удивлением понял, что покоряется её очарованию.
Она вела его за собой, и он думал, а может рискнуть? Что он, в самом деле, теряет? Между тем она лепетала, увлекая его в отдельную комнату:
- Для новеньких мы предлагаем другие услуги. Тебе понравится, - сладко и томно прошептала она в самое ухо.
Ноам оглядел комнату. Массивные стены были из белого мрамора в чёрно-синюю крапинку, а потолок был серебристо-белым с нежным отливом голубого. Пол выложен из мелких чёрных плиток. В центре комнаты стояла кушетка с мягкой бордовой обивкой и возле него столик со всевозможными скляночками, железками в баночках и тряпочки. Она сняла с него платье с невозмутимым лицом и положила на кушетку. Сначала она натирала ароматным маслом его тело, а он поражался красоте её пухлых губ и длинной изящной шейки. Хотя девушка имела угловатую мальчишескую фигуру с длинными худыми ногами, всё же было в ней таинственное очарование.
- Как вас зовут? – И тут же он мысленно отругал себя за вежливое обращение «вы».
- Все зовут меня Дианой, но родилась я в Египте, и нарекли меня Ахмунией. Перевернитесь на живот.
Он послушался и лежал в блаженной неги, когда услышал звуки железок и вздрогнул.
- Лежи тихо, расслабься. Будешь дёргаться – будет больно.
Он попытался абстрагироваться и не думать о боли. Ноам удивился, что не почувствовал ничего приятного. Запах лавандового масла и пощипывание.
Девушка зафиксировала маленькие чёрные камешки вдоль позвоночника. Также воткнула иголку в точку под левой и правой лопаткой и две иголки в поясничную область. Она принесла курицу и зарезала над его спиной, обрызгала всю кожу кровью.
Ноаму было страшно слушать смертный крик птицы и чувствовать тёплую кровь на своей спине. Ему было неудобно, и шея затекла, кости ломило от непривычной позы. Он смотрел на стену и скучал.
- Может, что-нибудь расскажешь? – предложил он.
- Нет, я не умею рассказывать. Зато… - тут она замолчала, и он подумал, что девушка ушла. Она медленно приблизила к нему своё лицо и её губы коснулись его губ.
- Ты по-настоящему красивый мужчина, – произнесла Ахмуния, когда оторвалась от него.
Ноаму стало жарко и нечем дышать. Всё окружавшее не имело никакого значения, лишь он и она. Ахмуния потихоньку начала убирать камешки и иголки, протёрла не спеша тряпочкой с лавандовым маслом смуглую нежную кожу. Он вздрогнул, когда она поцеловала его в шею, где красовалась печать, поставленная Нахшоном, и перевернулся на спину. Он потянул на себя девушку и поцеловал её пухлые губки. Её совершенно гладкие, по моде Ада, волосы щекотали щёки, и он чувствовал себя снова живым. Сжимая грациозное женское тело, он чувствовал себя любимым и желанным.
 Её упругое тело тесно прижималось к его телу и их ноги сплелись. Он действовал машинально и не помнил, как стянул с неё тряпки.

Ноам шёл к себе в комнату, прижимая руку к горящим пухлым от поцелуев губам, и вспоминал вкус её губ, запах тела, стоны и крики удовольствия. Его сердце и плоть пели песнь, восхваляющую плотскую любовь. Когда наткнулся на Сабена, поначалу не узнал.
- Ммм, можешь принести кувшин вина?
Он кивнул и пошёл в обратную сторону. Ноам же вошёл к себе в комнату и бросил сумку на стол, сам же сел на стул. Озорные весёлые огоньки слетелись в центр комнаты и зависли под потолком, стали похожи на огромный шар. Ноам долгое время смотрел на них, изучая. Интересно, из чего они сделаны и живые ли они?
Вошёл Сабен с кувшином и стаканом, Ноам аккуратно убрал сумку в сторону и спросил:
- А что это такое? – указав на шарики света.
Сабен поставил кувшин со стаканом на стол и посмотрел на потолок.
- Ах, это. Анимбы – светлячки, завезённые из Царства Рая Великим Захаром в начале своего правления. Ему не нравились здешний мрак и гниль. Он считал, что Подземелье должно быть сумеречным, но весьма гостеприимным. Раньше, я, как и все люди на Земле, считал, что Ад мрачное место с большим рвом, полным огня, куда бросают грешников. Сейчас люди смеются над этим, а ведь многие боялись Ада. Он оказался не так ужасен.
- Но ведь жить здесь всё же хуже, чем в Царстве Рая или в других мирах.
- Не больше и не меньше, чем в любом другом месте. В Раю тоже не эль или эликсир пьют. Там жизнь такая же, как и здесь.
- Нет, я имею в виду, что даже здесь человек смертен.
- Ах, это. Да, но такова плата за грехи. Сюда попадают люди не для отдыха. Если бы я знал, что такое Подземелье, я бы не издевался при жизни над людьми и не работал бы палачом. А вы здесь, за какие грехи, вроде молодой парень…
«Хм, какой любопытный тип! Нужно завоевать его доверие, не привлекая внимания к себе».
- Знаешь, я убил человека, который надругался над моей женой и ничего не исправишь.
- Да-а-а, такой молодой и уже совершил грех.
- Жизнь на Земле такая несправедливая, что выхода нет. Здесь ведь, как я понял, всё устроено справедливо и идёт своим чередом.
- Да, что есть, то есть. Помню, когда я жил в Риме, многие люди голодали и сдирали непомерные налоги. Едва ли оставалось денег… Ну ладно, мне нужно идти, а то Достопочтимый Нахшон сердиться будет.
- Иди.
- Если что нужно говорите.
С этими словами Сабен удалился. А Ноам выпил вина.


- Ну, что-нибудь узнал про этого мужчину? – спросил мужчина в длинном плаще с капюшоном.
- Да, он чист.
- Как его зовут?
- Ноам.
- И что он за человек, может подручный или сообщник Его.
- Нет. Он обычный грешник, бывший ученик Нахшона.
- Тише! Никаких имён, мы не должны привлекать к себе внимание. Ты уверен, что он не представляет для нас угрозы.
- Уверен, что их ничего не связывает. Недавно его видели в трактире. Обычный юнец.
- Хорошо. Завтра, как обычно.
Сабен кивнул и мужчины разошлись.


Ноам достал книги и записи, сделанные в библиотеке, а также травы. Он принялся усердно писать, изучая каждый цветок и травку.
Когда кувшин вина был допит и все дальнейшие действия продуманы до мелочей, к нему вошёл Нахшон.
- Не ожидал, что я приду? – спросил лёгким приятельским тоном Нахшон. Ему не составляло труда читать мысли по лицам людей, тем более, у таких юных, как Ноам.
- …
- Я пришёл тебя позвать к столу, но вижу, что ты уже поужинал.
- Да, я выпил вина, и честно говоря, мне не хочется есть.
- Тебе следует спускаться к столу и кушать в окружении многих людей, чтобы не вызывать подозрений. Они не знают и не должны знать, что мы живые люди.
- Вы хотите сказать, что даже Надсмотрщики не знают этого?
- Да. Я пришёл сюда, чтобы дать тебе этот кинжал.
Ноам посмотрел на золотой нож, лезвие которого было украшено волнообразными узорами, как и сами ножны. Он различил надпись:
- «Сильнее льва, гибче пантеры»? Что это значит?
Нахшон взял руку Ноама и молниеносно сделал надрез, отчего тот вскрикнул. Нахшон выдавил из ладони кровь, которая капала на узорчатую надпись, впитываясь в золотую поверхность.
- Теперь ты полноправный владелец ножа, - сказал Нахшон, отдавая нож юноше.
Ноам же любовался золотой гладью лезвия, в котором казалось, отражался весь мир. В нём была какая-то притягательная сила и мощь.
- Спрячь его. Нож слишком ценен, чтобы расхаживать с ним у всех на виду.
Ноам тут же спрятал нож на дне сумки.
- А почему в Подземелье нет детей? – задал он Нахшону давно мучивший его вопрос.
- Понимаешь, дети сами по себе не настолько грешны, ведь они совершили слишком мелкие грехи, за которые отбывают день, а самые отъявленные сорванцы неделю, то есть 1 Мнион. Если детей подначивают делать что-то их собственные родители: воровать, обманывать или что-либо другое, большая часть вины на родителях, но судьба таких детей рассматривается старейшиной в Царстве Рая. Надсмотрщики играют важную роль в подобных делах, ведь нужно точно выявить: заставили ли ребёнка сделать что-либо против его воли или же он сам из-за личной выгоды сделал это. Срок наказания зависит от глубины вины и раскаянья ребёнка.
Нахшон замолчал и после долгого раздумья медленно произнёс, словно взвешивая каждое слово:
- Ноам, запомни вот что – это место меняет людей до неузнаваемости.
- Я не понимаю вас, - честно признался Ноам.
- Здесь царят другие законы и в особенности, развлечения и привычки. Главное, оставайся собой и не дай им взять вверх. Не забывай, кто ты есть. Чтобы ни говорили, чтобы ни делали в Подземелье – здесь другие порядки. Я не хочу, чтобы ты остался здесь навечно.
- А как же вы?
- Я своё пожил на Земле и мне терять нечего, но у тебя вся жизнь впереди, не растрачивай её понапрасну. Знай, у тебя всегда есть выбор.
Нахшон подошёл к двери, и прежде чем покинуть Ноама прошептал:
- Помни это.
Когда он ушёл, стало тихо и казалось, тишина гнетуще повисла над головой, даже прежде весёлые огоньки будто приуныли и забились в угол комнаты. А может, просто спали. Ноам окончательно укрепился в своём решении и возблагодарил мысленно Учителя Нахшона за дельный совет и вселённое мужество.

Ноам отправился искать нужные травы. Вышел из того же запасного входа, что и раньше и отправился по лугу. Ему во что бы то ни стало нужно найти растение Зодиак, он же Бессмертник, а также ингредиенты для зелья: фенхель, мяту, анис и горькую полынь.
Небо было на удивление голубовато-фиолетовым, видимо над головой всех обитателей Подземного царства был переход верхней мантии в земную кору. Медленно небо менялось с голубого цвета с фиолетовыми прожилками на жёлто-оранжевый цвет. Трава казалась нереальной.
На горизонте показалось знакомое дерево за ручейком. Он нашёл уже фенхель и мяту, но спешил собрать остальные травы. Ноам внимательно всматривался в растения и цветы вдоль реки, и вскрикнул от счастья, найдя синие цветы с жёлтыми серединками и острыми листами. Он сорвал все до единого растения, бережно завернул в тряпицу и положил в сумку. Один цветок он положил на язык и с отвращением пожевал и с огромным трудом проглотил, всё ещё чувствуя горьковатый вкус. Несмотря на это цветки, источали смесь запахов лаванды, сандала и туберозы. Ноам не стал останавливаться у дерева, а последовал дальше. Близ кустов и деревьев он нашёл горькую полынь, но аниса нигде не было видно. У него пропахли все руки полынью и Зодиаком, в отличие от полыни Зодиак хотя бы источал приятный запах. Сердце остановилось на миг и забилось с удвоенной силой. Видимо Зодиак проникал в кровь, распространяясь на всему телу.
Он решил отдохнуть у ветвистого дерева, листья которого походили на листья ивы. Он бросил на траву сумку, которая прилично весила и сел у дерева. Ноам посмотрел на кору дерева, задрав голову вверх и вздохнул:
- Эх, жаль, что здесь нет птиц.
У него затекла от неудобной позы шея и часть спины, поэтому Ноам решил прилечь на ласковую травку, в которой не водились даже насекомые. Всё здесь было муляжным и не живым.
- И хорошо, что нет птиц, они только и знают, что гадить на нас, будто у нас нет чувств! – трескучим баритоном поведал кто-то и Ноам вскочил на ноги.
Ноам озирался по сторонам, даже заглянул за дерево – никого.
- Что за дела! Кто ты?
- Неужели ты меня не узнал Ноам?
У него пробежали по телу мурашки и вспотели ладони. Откуда Незнакомец знает, как его зовут? Наконец он посмотрел на листву дерева и под ветками показались трещины, которые хмурились, а под ними круги.
- Это ты только что говорил?
- Да, - пророкотало дерево.
- Ну и ну. – У Ноама впервые в жизни не было слов.
- Я вот тебя не забыл. Ты был маленьким и помнишь, как нам было хорошо вдвоём? Я всегда ждал, когда ты придёшь ко мне и будешь рассказывать истории.
- А что с тобой произошло? Ты знаешь, когда я пришёл домой, а тебя не было – я был в ужасе.
Ноам подумал, что, наверное, спятил, раз беседует с деревом. Здесь было так одиноко, и видимо, поэтому он обрадовался, встретив старого друга. Он прилёг у дерева, как в старые добрые времена и приготовился к разговору по душам.
- Знаешь, я тебя ждал и тосковал когда ты уехал, ведь со мной никто не разговаривал и не делился историями. И вот, Менуха говорит, что нужно высадить что-нибудь полезное, какие-нибудь фруктовые деревья и …
- отец согласился. – Ноам тяжело вздохнул, закончив фразу. – Он никогда не мог отказать ей.
- Я никогда не думал, что умирать так больно.
- А почему ты оказался здесь в Подземелье? Разве растения или деревья делятся на грешных и не грешных?
- Нет, это не имеет значения. Все деревья попадают в Подземелье, некоторые в Гипно, но знаешь же какая здесь катастрофа с растительностью. Ещё Захар приказал, чтобы вся живность поступала сюда. Старейшина не возражал, к тому же в Раю деревья ни к чему.
- Почему это? Я думал, там Эдем.
Ноаму показалось, что дерево улыбнулось.
 - Кстати, а у тебя есть имя?
- Да, но оно не существенно. Сапсан.
- Звать как птицу?
- Да.
- А у тебя есть родители?
- Нет, деревья произрастают из семян, но если ты имеешь в виду того, кто дал семя…
- Да, именно так.
- Тогда, есть. Его зовут Лаврентий. Он был из далёкой страны, и я его уже не помню.
- А почему мужчина, я считал… - Ноам не успел договорить, как ему отвечал Сапсан.
- В нашем роду все мужчины, другое дело осины или заокеанские берёзы.
- Раньше мне казалось, что в растениях и деревьях нет жизни. А знаешь, ты стал огромным и выглядишь счастливым.
- А как же, ещё почивший нас Захар навещал меня и два раза мы с ним разговаривали, когда он искал анис.
- Кстати, ты не знаешь, где он растёт?
- Знаю. Идёшь, всё время прямо и слева будет гранатовое дерево и подле него и растёт.
- Спасибо.
- Ты ведь не оставишь меня? – запаниковал Сапсан. – Мне так одиноко, даже деревьев рядом нет, чтобы поговорить. Только багульник. С ним особенно не поговоришь, он заикается от смущения, и всё время мечтает о солнечных лучах. Зануда.
- Нет, я хочу побыть с тобой. Как же долго мы не виделись! У тебя такая красивая пышная листва.
- Спасибо, мне приятно, что ты заметил. Здесь нет короедов и птиц, и я буквально цвету. – Он засмеялся лёгким воздушным смехом, отчего у Ноам потеплело в груди.
Ноам сомкнул веки, чтобы не видеть едкого жёлтого неба с белыми прожилками.
- Как у тебя дела? Я всё о себе, да о себе… отвык от общения.
Ноам открыл один глаз и тут же прикрыл.
- Ну что тебе сказать… - Ноам вспомнил слова Учителя Нахшона и принялся пространно рассказывать о своей жизни: - Я женился, затем уехал в Грецию, и там умерла Нурит, и я не вынес этого…
- Да, жизнь сложная штука, - посочувствовало дерево. – Ты достоин большего, чем это гнилое место. А как там поживают отец и мачеха?
- Куча детей, а так всё по-прежнему.
- Я помню твою маму, она была добрейшей души человеком!
- А вот я её совсем не помню. Наверное, она попала в Рай.
- Да, я тоже так считаю.
Ноам открыл глаза и с удивлением заметил сиреневое с розовыми прожилками небо.
- Как красиво!
Долгое время они молчали, и в этом молчании не было никакой неловкости. Им было просто хорошо в компании друг друга.
Ноам вскоре попрощался с деревом и пошёл искать анис. Он нашёл его сразу же, как увидел гранатовое дерево. Он решил посетить таверну, хотя и не хотел есть.
В таверне сидел лишь один немец и явно имел виды на толстую хозяйку заведения. Ноам заказал кувшин вина и баранину, запечённую с финиками. Музыкантов не было и Ноаму стало как-то тоскливо. Он посмотрел на свой амулет из тигрового глаза и вспомнил Илана. Интересно, что он сейчас делает? Камень был холодным и каким-то мёртвым. Что почувствовал Илан, когда он попал в Подземелье?
Тем временем ему принесли вино, и он не спеша потягивал его. Да на вкус лучше, чем пресловутый Нейп. Ему вспомнились годы, проведённые под покровительством Учителя Нахшона, забавные мальчишеские эпизоды, а также счастливые мгновения с Нурит. Эти воспоминания навсегда останутся с ним, несмотря на то, что он уже не помнит ни запаха тела Нурит, ни её поцелуев. Перед его глазами встало её холодное тело и мертвенный взгляд, а также невыносимые муки от цепей, сковывавших по рукам и ногам. Он тяжело вздохнул.
Он залпом выпил кружку вина и налил ещё. Видения как назло преследовали его. Вино начало действовать, и ужасы сменились нежными ласковыми воспоминаниями.
Вот, Нурит широко смеётся, а глаза блестят. Она прижимается к нему всем обнажённым телом, чуть стыдливо и шепчет:
- Я люблю тебя, и всегда буду любить. Всю вечность.
Он прижимает её к себе и зарывается носом в её волосы, чувствуя себя настолько счастливым, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
- А ты не хочешь мне сказать о своей любви.
Ноам улыбается, глядя как капризно она выставила губки, жалуясь.
- Чего смеёшься? Всё, я с тобой не разговариваю.
Она была ещё сущим ребёнком.
Он заправил локон за ушко и произнёс со всей нежностью, на которую был способен:
- Конечно, я люблю тебя! Как можно не любить такую маленькую глупышку! – Он впился в её губки, так страстно, словно хотел съесть.
Конечно же, она осталась довольна признанием.
Ноам выпил ещё вина и ему, наконец, принесли баранину с коричневыми финиками, которые он сдвинул на край тарелки, ему не хотелось их есть. Баранина была ароматной и вкусной, с базиликом и кориандром. Он ел и пил, словно годами отказывал себе в этом.
Когда он расплатился и вышел из таверны, небо, раскинувшееся над головой, предстало пред ним в ослепительном синем великолепии, без единого пятнышка. Он не спеша шёл, и душа его находилась в таком мирном успокоении, что он невольно подумал, а всё ли с ним в порядке.


Глава 6

Ирейцы напали на дворец, и Нахшон выставил охрану. В сам дворец они не проникли, но причинили зверский урон сооружению. Положение осады обязывало всех оставаться во дворце. Ирейцы начали жечь кусты, вызывая на бой. Несколько зазевавшихся ирейцев получили мечом в грудь и пали на землю, по их смуглой юной коже струилась липкая кровь, и ужас застыл в их глазах, когда они отправились в Громандию.
Навуходоносор разработал стратегию боя и велел воинам атаковать. Воины в тяжёлых железных доспехах и калигах на босу ногу ринулись в бой. Их шлемы отважно блестели, как и длинные мечи в руках. Над их головами небо зловеще приобрело фиолетовый цвет с чёрными прожилками.
Тысячи и тысячи ирейцев наступали под предводительством Тохогуру Мияки. Это был великий предводитель и первый советник императора Зимму династии Сумэраги. Рядом с ним в бой шёл его давний друг и соратник Исаму Минамото.
На обширном просторе Подземелья были уничтожены многочисленные деревья, и если продолжится бой в таком же ключе, погибнет всё живое. Навуходоносор вытеснял ирейцев подальше от дворца, на открытую местность.
Повсюду звенели мечи, и крики воинов не умолкали. Гибли храбрые и сильные воины, а численность ирейцев казалось, не уменьшалась. И Навуходоносор отправил послание, чтобы немедленно пополнили отряд.
Навуходоносор и Нехао бились спина к спине, как в старые времена, только теперь они были на одной стороне. Как старым воякам им не было цены.
Вся земля была залита кровью и трава приобрела красный цвет.
Нахшон прислал воинов, ему пришлось прибегнуть к экстренным мерам и освободить множество грешников, которым оставалось стоять прикованными цепями в заточении полгода, месяц и даже пару дней. Тех же, кто должен отправиться в Рай, он не тронул.
Навуходоносор с новой армией из грешников, оттеснил ирейцев к реке Ишхар, кое-кто пытался бежать по широкому деревянному мосту, но военачальник приказал его поджечь. Ирейцы на мосту сгорели заживо, а тех, кто упал в воду, подстелили лучники. Воины гибли от рук ирейцев вооружённых лишь длинными мечами из редкого сплава и поэтому лучники начали атаковать. Заранее спланированный манёвр сработал. Ирейцы у себя на земле, но, тем не менее, оказались в западне, нет деревьев одни деревянные домишки и шалаши. Конечно, поле боя им знакомо, но здесь они наиболее уязвимы, так как берегут свои жилища и семьи.
Предводитель Минамото скомандовал отступать, и в его грудь тотчас вонзилась стрела, и хрустнуло ребро. Он подхлестнул лошадь и, заржав, она едва не скинула его.
Небо над Подземным царством стало чёрным, и едва можно было что-либо разобрать в кромешной тьме. Навуходоносор зажёг факел и стали видны силуэты воинов. Лишь ирейцы струхнули перед зловещим знамением.
Навуходоносор решил брать ирейцев решительным напором. Навуходоносор приказал лучникам пускать в ход отравленные стрелы в пехотинцев и в двух лошадей, на которых скакали Минамото и Мияки. Затем лучники начали пускать стрелы с огнём, поджигая деревянные лачуги и шалаши, а некоторых было приказано взять в плен, включая Минамото и Мияки, а жену Захара, Анну, освободить. Враг с молниеносностью был побит войском Навуходоносора, который с облегчением обнимался с Нехао. У Нехао навернулись слёзы радости.
Вся армия двинулась к дворцу, затянув походную песню о бое и вместо строчки «Захар» им пришлось петь «Нахшон», затем выкрикивали с торжеством «Навуходоносор» и наконец, радостно завывали «Нехао». Они праздновали окончательную победу над ирейцами, сожгли дома и многих убили – так будет со всяким, кому не дорога собственная жизнь и мир.
Нахшон устроил в честь победы над ирейцами пир. За столом впервые за долгое отсутствие сидела Анна рядом с Соломоном. Все сидели за столом, ломившимся от блюд из баранины, фазанов, уток и перепёлок, добытых из Русандии. Рядом за таким же столом сидели воины. Нахшон встал, поднял стакан, и обратился к сидящему соседу:
- Благодаря отваге и мудрости великого военачальника Навуходоносора мы выиграли бой с ирейцами. Славься Навуходоносор!
- Славься! Славься! Славься! – прогудели воины.
- А также благодаря самоотверженности и отваге каждого из вас, - обратился Нахшон к воинам, - мы сумели проучить ирейцев! Выпьем же за долгожданную победу!
Нахшон осушил стакан с вином, а Ноам подумал, что его учитель не самый лучший в мире оратор. Воины пили с радостным восторгом, в то время как мужчины в плащах за соседним столом перешёптывались. Ноам тоже выпил и съел кусочек баранины в винно-пряном соусе и не успел проглотить, как на середину комнаты вывели трёх ирейцев. Их начали поочерёдно истязать, так рьяно, что брызги крови отлетали к сидящим за ближайшим столом, воинам.
«Варвары!», подумал Ноам и выпил ещё, стараясь не встречаться взглядом с пленниками. Анна тоже не разделяла энтузиазма, прекрасно сознавая, что и она здесь гостья у нового правителя Подземелья. Её выдавала дрожь пальцев, которыми она поедала перепёлку, прожаренную до золотистой корочки. Её снедала тоска по Захару, но она решила стать сильной и скрыть свою печаль.
Воинам нравилось смотреть, как зверски истязают ирейцев и в пылу восторга они вскочили и прикончили их. Затем музыканты, сидящие у стены, заиграли на инструментах. Миловидный юноша запел звучным ласковым баритоном о девушке, что жила между сном и реальностью. Когда шла, едва ступая на пол, оставляла за собой ало-багровый след крови. При этом она выглядела зловещей, словно с этой кровью она теряла частичку себя. Как восковая фигурка она таяла на глазах. Так она тощала и становилась всё меньше и меньше, пока не испарилась вовсе.
- Эй, спойте что-нибудь повеселее! – рявкнул захмелевший Навуходоносор.
Юноша обиделся, ведь это было сочинение его отца, а этим знатным господам не понравилось то, что было так дорого его сердцу. Чтобы выручить юношу, вышел известный в Подземных кругах певец по имени Мустафа и запел контратенором на весь зал, окутав его, точно дымкой.
- Ты райская птица Зарина!
Ай-вах-вах, нежная и стройная как газель и сладкая как харат-лукум.
Лай-лай-лай, - пропел он в тон лире.
Нахшон смотрел на всех присутствующих тщательно замаскированным взглядом и улыбался. Добрая половина людей желала его смерти, особенно эта сентиментальная дурочка Анна, которая видимо, обдумывала план его свержения. О да, здесь нужно быть осторожным и проявить скрытую внутреннюю силу, которая обнаруживалась в экстренных ситуациях. Анна откровенно заигрывает с Соломоном, которого не знала прежде и улыбается кривозубому Гавриле. Пусть. Никто не запрещает, но он так этого не оставит. Ему нужно быть начеку и ко всему быть готовым, даже к неожиданным и глупым выходкам. Покамест, он будет изображать из себя спокойного и взвешивающего каждое слово, но не мелочного, человека. Игра обещает быть интересной и занимательной. Он даже с торжеством улыбнулся, но поняв, что слишком явно демонстрирует превосходство, сделал вид, что внимательно слушает своего военачальника и выпил вина.
- Славная была битва, да Нехо? – проговорил Навуходоносор, по привычке хлопнув приятеля по плечу.
Нехао, несмотря на каменное лицо всё же улыбнулся уголками губ и ответил в тон ему:
- Да, мы доказали ирейцам, что непобедимы благодаря твоей тонкой стратегии.
- Выпьем за это!
В это время Гомер вёл разговор о Вечных материях с мудрым Соломоном.
- Ты не понимаешь, Иегова существует.
- Почему он не покажет свой облик нам? – спросил Гомер. В Подземелье из-за навязчивой скуки, он полюбил полемику.
- Он является лишь избранным. Тем, кто достоин, узреть лик его.
- А ты видел Его?
- Да, но я был невежественен и ослеплён любовью женщины.
- Тогда что же ты делаешь здесь среди грешников? Почему он не взял с собой или хотя бы не отправил тебя в Рай?
- Я предал его и должен гнить здесь. Я заслужил это, - мрачно произнёс он, и продолжил спокойным голосом, рассказывая всю свою жизнь, как на духу:
- Я взял дочь фараона в жёны и вознёс на жертвеннике в Гаваоне тысячу жертв. Он явился ко мне во сне, и я просил дать мне разумное сердце, чтобы отличать добро от зла. Даровал Он мне мудрое разумное сердце, а также богатство и славу. Я богател, строил дома и выстроил храм в честь Бога. У меня было множество красивых чужестранных женщин! Семьсот жён и триста наложниц. Я стал служить другим богам, их богам и Он рассердился на меня. Да, я получил всё что хотел, но был глуп и не благодарен. Он сказал, что отберёт у меня всё, но лишь после моей смерти, когда будет править мой сын. За сыном моим, Ровоамом он оставит лишь два колена.
Ноам слышавший разговор Гомера с Соломоном подумал, что если у человека нет в душе мира и гармонии, прежде всего с самим собой, то он будет всю жизнь несчастен. Соломон получил всё, но почувствовал себя всесильным и наплевал на Бога. Если верить его словам Бог существовал, только каким образом в Подземелье о Нём не знали? Может, просто не имели с ним дел? Но в Раю-то наверняка знают, что Бог существует.
Ноам налил себе ещё вина и выпил залпом, чувствуя аромат смородины. Вино было выращенное на лучших виноградниках, однако ни одного он здесь не увидел.
- А из чего делают это вино? – спросил Ноам у Соломона, словно знал его тысячу лет.
- Вино делают из плодов смородины, малины или голубики. На севере благо растёт множество ягод. Но это не то вино, что привыкли мы пить на земле. К сожалению, здесь не приживается виноград.
- Необычный вкус.
- Да, но это всё же лучше, чем ничего.
Лиры ласково играли незатейливую мелодию и в тон им словно подпевала арфа.
- А что там происходит среди живых, не знаете? – спросил старичок, напротив Ноама.
- Судя по свежим новостям от заключённых, - заговорил Нахшон внушительным строгим голосом, - персы захватили бывшую столицу эламского царства Сузы, а также покорили страны: Парфию, Гирканию и Армению. Правитель Лидийского царства, Крез, начал готовиться к войне с Киром. Крез владел греческими колониями в Малой Азии. Он выступил против персов со своим войском, и у реки Галис произошла битва, но безрезультатно, однозначного победителя не было. Крез отступил в столицу Сарды, чтобы подготовиться к войне, однако Кир не желал отпускать противника и стремительно настиг город. Жители были застигнуты врасплох, но Крез не растерялся и на равнину вывел конницу вооружённую копьями. Кир прибегнул к хитрости и поставил перед войском верблюдов с воинами. Кони противника почуяв незнакомый запах бежали. Лидийские всадники, ничуть не растерявшись, соскочили с лошадей и начали сражаться. Лидийцы бежали в Сарды, которые осаждались в последующие четырнадцать дней. Зимой персы вошли в город и взяли в плен Креза. Кир завоевал Малоазийское побережье, а также восточноиранские и среднеазиатские области. После он начал войну с Вавилонией, - тут Навуходоносор, который слушал лишь мельком, попивая вино и поедая сочную жирную баранину, выпрямился, и даже его рука с вином замерла на полпути из-за сосредоточенности, с которой тот слушал, – и победил.
- Вот ведь, - вскипятился Навуходоносор, - нельзя оставить их. Расслабились, распоясались без меня!
- Все страны до границ Египта добровольно подчинились Киру. А самые последние вести о Кире, это то, что в результате похода на кочевые племена массагетов, он потерпел поражение и погиб. Камбиз ;;, сын Кира, стал царём Персидской державы и пошёл на Египет. – Голос Нахшона смолк и он с наслаждением глотнул вина, изрядно промочив связки.
На мгновение воцарилась тишина, все присутствующие переваривали новую информацию и даже музыканты давно перестали играть. Затем  Соломон потянулся к бокалу, а Ноам к остывшему жирному куску баранины. Остальные тоже продолжили трапезу, а музыканты заиграли ласковую мелодию, приятную для любого уха, не только для Гомера, который сидел с задумчивым выражением на лице.
Певец нежным и проникновенным голосом начал песнь:
- Цветок жасмина в руках Сумико
Нежными лепестками, словно обнимает кожу.
Певец, поймав суровый взгляд Навуходоносора с насупленными бровями, оборвал песнь и начал другую, без упоминания ирейских женщин. Певцу было около сорока лет, совсем молодой мужчина, и одет он был просто. Коричневое платье, сандалии. Глаза его были глубоко посажены на овальном лице и глядели, как два чёрных уголька, в то время как живой рот активно произносил множество звуков за одно мгновение. У него имелась чёрная бородка, но, тем не менее, она не отталкивала римлян и людей из прочих стран, привыкших к гладковыбритому лицу. Грудной, но не лишённый нежности, голос привлекал своим живым глубоким тембром. Он разводил в стороны руки, иногда от души жестикулировал ими.
Воины гудели за соседним столом, вели себя совершенно свободно и раскованно. Нахшон понимал, они радуются и достойны, отпраздновать всеобщую победу.
- Набур, вели принести сикера, да пусть не жалеют! – отдал он приказ темнокожему слуге.
- Слушаюсь, Владыка! – с благоговейным рвением ответил тот.
Нахшон оглядел присутствующих.
Навуходоносор хмельным взглядом провожал стаю девушек, вылетевших как птички, в огромный зал. Воины оживились и стали отпускать замечания и шуточки в их сторону. Навуходоносор поправил бороду, смахнув пару капель вина и встал, выпрямившись во весь свой богатырский рост. Он уверенным шагом направился к восточным танцовщицам и схватил одну черноокую девицу с мягкими внушительными округлостями. Ближайшие девушки взвизгнули, а та лишь улыбалась алыми губами военачальнику, руки которого скользнули по бёдрам.
Соломон же разговаривал с запечённым поросёнком, видимо принимая его за одного из соседей. Он доказывал ему свою правоту и делился воспоминаниями.
Гомер склонил голову набок и что-то мурлыкал и попеременно бормотал себе под нос. Он насупил брови и его толстые губы шевелились, открывая практически беззубый рот.
Рядом сидящий старичок внимательно слушал разглагольствования своего соседа, хромого Ярослава из далёкой северной страны. Ярославль разошёлся не на шутку, он критиковал власть, людей, как стадных существ и всю обширную Вселенную. Он то и дело поправлял свои рыжие усы с бородкой, а его чуть потухшие от вина зеленовато-карие глаза смотрели прямо на собеседника.
Анна, прикрыв глаза, делала вид, что смотрит на музыкантов, сама же безуспешно боролась с хмельной усталостью.
На этом фоне Ноам выглядел также презентабельно, как и сам Нахшон. На мгновение их глаза встретились, но тут внесли три огромных амфоры, наполненные сикером. Все присутствующие воодушевились, предвкушая веселье, и потянулись к сладостному хмельному напитку. Ноам едва ли не с радостным восторгом осушил полную глиняную кружку сикера. Его полагалось пить лишь из глиняной посуды, так сохранялся весь тонкий глубокий вкус и аромат волшебного напитка. Ноам почувствовал сладковатый вкус мёда на языке. Также он попробовал сикер, сделанный из фруктового сока.
Отряд воинов, сидящий неподалёку, громко поднял бокалы за одержанную победу, которые присоединились к военачальнику в соблазнении женщин.
Ноама тошнило от этого сборища людей гудящих и обслюнявливающих прекрасные шеи и груди танцовщиц. Ноам улыбнулся в хмели его не так раздражало невежество людей. В это время одна из танцовщиц в белом топе, длинной юбке, поверх которых была прозрачная накидка вышитая белыми и серебряными нитями в виде звёзд, заприметила юношу со столь же прекрасным, сколь и мужественным лицом и направилась прямо к нему. Ноам удивился, когда стройная смуглянка увлекла его за собой. Она плавными движениями двигалась вокруг него, танцуя и широко улыбалась. Её зелёные глаза пленили его своим изумрудным сиянием. Он тоже начал изображать какие-то движения, следя за тем, как рассыпались волосы по плечам. Вблизи он заметил множество веснушек на лице, они практически сливались со смуглой упругой кожей. Ноам был пленён красотой женщины, ощущение походило на то восхищение, какое он испытал глядя на жрицу любви, ещё будучи наивным юнцом. С тех пор он вырос и видел немало продажных женщин и полюбил Нурит.
Танцовщицу звали Феодосия, и она увлекла его в тёмный уютный уголок, где они предавались наслаждениям. Ноаму казалось, будто он впервые касается женщины и вдыхает сладкий долгожданный запах кожи. Он полностью растворился в ней. Феодосия была в восхищении от его тела с тугими сильными мышцами. Они слились, воедино растворившись в страстном желании, потные и дрожащие стремились к одной цели. Возгласы долгожданного мига, который разлил в их теле сладостную истому полной эйфории. Они тяжело дышали, блаженно раскинувшись на ковре с арабским орнаментом. Она поцеловала долгим поцелуем полным благодарности и щемящей нежности.
Ноам смотрел в потолок, увитый барельефами в виде изящных длинных листьев и лилий с отогнутыми лепестками. На стенах была мозаика, но в тусклом свете невозможно было разглядеть изображение. Светлячки распоясались и кинулись в угол, вереща на ходу. В безумной радости они продолжали шептаться и суетиться в уголке. У Ноама возникло подозрение, что светлячки обсуждали их, но это было полным бредом, и он отмахнулся от этой мысли, как от назойливой мухи.
До ушей доносилась ласковая музыка, переливаясь всеми возможными нежными нотами, которые то замирали, то стремительно мчались вперёд. Эта музыка была созвучна его душе, полной умиротворения. Наконец, он нашёл успокоение и гармонию в своём сердце. Никогда прежде он не чувствовал ничего подобного, хотя, может, это хмель заставил поверить в это иллюзорное спокойствие. Ему не хотелось, чтобы волшебство рассеялось, и он отчаянно стремился продлить минуты и часы. Он осыпал поцелуями тонкую смуглую шейку девушки, вдыхая вновь и вновь аромат её кожи, состоящий из душистого запаха масла и пота. Он улыбнулся и впился в пухлые губы, сжимая Феодосию, так крепко словно боялся, что она рассеется, как туман.

Глава 7


Ноаму наскучило, и он решил пойти в комнату со стеллажами книг. Он прошёл по длинному тёмному коридору и завернул за угол. Ноам вошёл в комнату, до боли знакомую. Здесь ничего не изменилось.
Он достал с полки книгу «Странствия волков» Анри Громе и начал читать.

Шла зима, суровая и беспощадная. Стая волков двигалась к югу. Её главарь Казар Ратх ибн Салип вёл свою семью в безопасное место, подальше ото львов, обитающих в пещерах. Его род вёл к самым древним волкам.
В километрах трёх от них выл одиноко и протяжно волк, отбившийся от стаи. Ему было одиноко, и голос его звучал с надрывом, словно он рыдал. Казар не отвечал, ведь это был чужак. Голоса своих «родственников» по стаи он отлично помнил, вплоть до оттенков и тонов.
Казар был самым сильным и мудрым, посему и поддерживал порядок в стае, кусая своих подчинённых волков и напоминая, кто вожак стаи. Но частенько он обходился лишь суровым взглядом, чтобы приструнить и подчинить волков. Маромка была возлюбленной и женой Казара. Рядом с главарём стаи всегда в трудные минуты и в бою находились верные товарищи-бойцы суровый и непобедимый Ашхан, а также сильный Надур. Они были незаменимы, и на них можно положиться в любой ситуации. Два беспечных подростка, Дим и Тим, от выходок, которых болела голова не только у Казара. Дальше низшие ступени иерархии: Пьюзо, примиряющий всех волков в сложных конфликтах и стычках, прибывший издалека; также имелась нянька Майя, робкая волчица.
Маромка должна была родить весной и поэтому няня была поблизости и приносила ей самые вкусные куски. Майя заслужила полное одобрение жены Казара, показывая свою покорность и готовность служить.
Северное сияние осветило небо, и будет продолжаться три месяца. Стая держала путь на гору Айзек, где надеялась переждать до рождения волчат в подножии горы или в пещере. Небо переливалось с розовато-сиреневого цвета в зелёный цвет и даже голубой с жёлтыми просветами.
Погода была отвратительной. Дул юго-восточный ветер и метель мела всю дорогу. Казар шёл, пригибая голову с ушами, прекрасно понимая, что вот-вот метель разыграется не на шутку, а они всё ещё в пути. Он едва хватал носом воздух, практически уткнувшись мордой в лапы. За ним шла его верная спутница, Маромка, она держалась с присущим только ей одной оптимизмом и стоицизмом, как и её муж. У них было настроение одно на двоих, словно их души были скреплены навеки. Она промёрзла насквозь, но держалась ради него, не показывая чувств.
За ней следовали шаг в шаг Ашхан и Надур.
Морда Ашхана не выдавала той бури эмоций, что таились внутри. Ашхан шёл за своим единокровным братом Казаром, который был сильнее, мудрее и старше его. Его тяжёлые и мощные лапы отпечатывали свой собственный рисунок на снегу, но как две капли воды утопали в отпечатках брата. Ашхан был непробиваемым как скала, но мать всегда любила больше Казара, своего маленького и сильного проказника за то, что тот был похож на отца. У Ашхана же был характер дедушки, а внешность матери. Ашхана никто не понимал и он с детства завидовал брату, а ведь он сам добивался с таким трудом внимания и любви матери, но она всегда предпочитала Казара. Ашхан это проглотил, но осадок остался. Он стал недооценивать собственные силы, иной раз даже боялся прямо высказать свою точку зрения. Казар не был виновен в этом и проявил почтительность и доверие, к собственному брату безоговорочно назначив его своей правой рукой, советником и военачальником. Теперь Ашхан терпеливо шёл следом за братом хоть на край света, и был единственным, кто по-настоящему верил в него. Снег замело в самое ухо, и он потряс головой и пригнул поплотнее уши к голове. Хвост давно уже ныл от холода, хотя он был самым сильным и мускулистым в стае, уступая лишь Казару.
Надур же про себя ворчал на мерзкий холод и то и дело сжимал со скрипом челюсть. Он порядком устал от промозглого холода северных стран, хотелось только одного свернуться клубочком рядом с членами стаи и крепко спать. У него ныли жилы на задних лапах, и хвост заледенел, покрывший коркой льда и теперь жалко свисал. Его толкнул кто-то сзади, и он обернулся и увидел Тима. Надур рыкнул как можно зловеще и недовольно на него и тот кратко заскулил в ответ, извиняясь. Надур недовольно отвернулся с холодным выражением на морде. Сопляк!
Тим пригнул ещё ниже голову, ему надоело переться в такую даль, притом, что мело так, что продувало тело насквозь до самых рёбер с желудком. Тоскливо заурчало в животе, и он вздохнул, значит, ещё неделю не покушают свежего мяса.
Дим держался более беспечно и думал, а не бросить ли всё и бежать, куда глаза глядят. Но и он вскоре приуныл от длительности прогулки.
За ним следовал уныло Пьюзо, еле переставляя лапы. Он единственный кто ворчал и ныл, но его слышали лишь ближайшие соседи и то, больше догадываясь скорее интуитивно.
За Пьюзо шла Мая, у которой отнимались лапы.
Казар остановился у глубокого рва, рядом с которым стояло огромное дерево, и повернулся к стае.
- Оу-у-у!
Все подчинились вожаку и с радостью привалились к дереву. Они давно мечтали об отдыхе. Они устроились поплотнее друг к другу и почувствовали себя лучше.
Маромка прижалась к Казару и склонила голову на его плечо. Казар мужественно смотрел вперёд, тяжело дыша. У него совсем не осталось сил, тяжело быть вожаком и отвечать не только за себя, но и за волков. Он устало и с ласковой нежностью прислонился головой к Маромке, и душа его наполнилась глубокой безграничной любовью. Один её бок согревал Казар, а другой Ашхан, отогнав Майю с её назойливой заботой. Они с Маромкой решили отсоединиться от стаи, чтобы образовать собственную семью и этот поход последний, дань уважения стае. Рядом лежали Надур, Тим и Дим, облепив их стеной, далее с краю лежали Пьюзо и Майя. Последние волки менялись друг с другом местами и таким образом, никто не мёрз.
Через час, может и два, метель чуть стихла и они с неохотой поднялись и продолжили путь. Дим и Тим по дороге ругались. Дим беспечно завывал и приплясывал галопом вокруг них. Надур ворчал на него, чувствуя, как закипает от гнева, но лишь когда Казар зарычал на Дима, замолчал, трусливо поджав хвост и пригибаясь к земле, показывая брюшко, в доказательство своего полного подчинения.
Мая начала жалобно поскуливать и этого уже Надур не выдержал и сорвался на неё, укусив за место где-то между шеей и щекой. Майя притихла. Казар понимал, что все устали и дёргались от каждого шороха, но всё же зарычал и укусил Надура. Надур заскулил и пригнулся к земле, его уши при этом были прижаты к голове.
Подул ветер с новой силой и стая пригнулась как можно плотнее к земле. От снега промокла верхняя шерсть, но они сохраняли спокойствие и оптимизм.
Казар волновался за Маромку, она была слаба и не ела уже полмесяца. Ей нужно кормить малюток. За Ашхана он не переживал, тот сильный выносливый волк, но Маромка… У неё уже был выкидыш и Казар не желал чтобы всё повторилось. Даже ценой собственной жизни он защитит жену.
Ашхан тонко чувствовал малейшие колебания настроения брата и с беспокойством смотрел на него. Ашхан решил пойти рядом с Маромкой, чтобы защитить от холода и ветра. Надур последовал его примеру и пошёл по другую сторону. Идти было тяжело по припорошённому снегу, ведь теперь им не прокладывал путь Казар. Вожак оценил их самоотверженность и при ближайшей возможности он вознаградит их кусками мяса.
Наконец, показалась огромная скала и Дим с Майей радостно заскулили. Они уткнулись в гору и вдоль неё искали, где бы укрыться. Они нашли пещеру и вошли. Она оказалась довольно глубокая, и внутри было небольшое озеро подгорного запаса воды. Они улеглись поближе друг другу, а Казар лёг так чтобы был виден вход пещеры и метель, что заметала всё вокруг. Маромка попила ледяной родниковой воды и легла у стены. Рядом с ней вскоре лёг и Казар.
Тишина. Метель окончательно стихла. Сияние же продолжалось, переливаясь с оранжевого на зелёный цвет.
Через два часа Казар поднялся и посмотрел на Маромку. Она не поднимала морды и лежала неподвижно. Он уткнулся мордой в её морду, толкнул, говоря: «мол, что с тобой, моя дорогая?» Она слабо пискнула в ответ, и он решил пойти раздобыть ей еды. С ним пошли верный Ашхан и Надур, а остальные проигнорировали призыв и крепко спали. Но когда они ушли, остальные начали выть от одиночества, спрашивая, где они.
Казар вёл их к верхушке скалы, чтобы подстеречь птиц в гнёздах. Они карабкались по тропинке и настигли вершины лишь спустя час, хотя скала была не такой высокой, как Эверест. Внезапно Казар увидел гнездо беркута и пригнулся. Остальные тоже пригнулись, заметив птицу. Беркут вертел головой из стороны в сторону и тут же заметил волков. Вскоре показалась самка беркута, которая бросила окорочок зайца и начала отгонять волков от гнезда, увлекая за собой.
Волки оказались внизу и уныло плелись, пока Казар не заметил окорочок зайца и, подобрав его, побежал в пещеру. Когда он пришёл, сразу положил подле Маромки добычу и толкал мордой её, но она не отвечала. А он всё уткнувшись носом в её ухо, тормошил. Казар неожиданно осознал, что она умерла, и лёг рядом, положив морду на её спину. Он был раздавлен. Остальные тоже улеглись, рядом прижавшись к телу Маромки или уткнувшись носами. Дим лежал рядом, но почуяв аромат мяса, вскочил и эгоистично начал есть, попеременно рыча. Наконец, когда он догрыз последние костяшки, Казар не выдержал и, зарычав в самую пасть, Дима и укусил за ухо, единственное что подвернулось. Затем решил не доводить драку до абсурдного завершения и уныло поплёлся к ней. Маромка даже не поела перед смертью. Метель её окончательно добила.
Неделю они соблюдали траур и не сходили с места. Ашхан осторожно сказал брату, провыв, что нужно двигаться дальше и искать еду. Казар прислушался, и они потихоньку пошли по равнине.
Душа Казара была не на месте. Дим и Тим радостно бегали друг за другом и кусали за щёки. Рядом беззвучно с братом шёл Ашхан. Он приободрял, мордочкой тормоша Казара, и прижимался щекой к его щеке. «Держись, брат!», говорил Ашхан. Казар разумом понимал, что следует жить дальше, но сердце упрямо не желало признавать смерть любимой. Их сердца бились в унисон, и когда остановилось её сердце и его словно перестало биться.
Неподалёку грифы жадно клевали бизона, а вороны летали над ними, а понаглее, клевали и урывали куски. Волки легли неподалёку, практически сливаясь со снегом и сухой растительностью. Они выслеживали птиц. Ашхан поймал ворона, а затем объединился с Надуром и они поймали грифа, упитанного, который бился крыльями и не желал умирать. Ашхан добил его, сжав плотно челюсти вокруг тонкой шейки. Ашхан с трудом потащил грифа, а Надур подхватил ворона. Они положили перед вожаком добычу. Дим и Тим поймали по ворону и принесли добычи к Казару. Он оценил их улов и кивнул в знак одобрения и чтобы каждый забрал то, что поймал. Дим и Тим радостно поскакали с добычей и недалеко от вождя стали есть. Надур с Ашханом не трогались с места, и вожак велел небрежным рыком удаляться с уловом. Ашхан подобрал грифа и пошёл с Надуром есть его сообща. Они оставили ворона вожаку, но тот всё так же смотрел на горизонт и о чём-то думал. Его взгляд был тяжёлым и прямым.
Ашхан мысленно умолял брата одуматься и поесть, набраться сил. Казар словно вняв мольбам Ашхана, решил поесть, если не для себя, для стаи, которую должен защищать и наставлять в трудные моменты. Он с наслаждением вгрызся в похолодевшую тушу птицы и почувствовал, как довольно заурчал желудок. Он снова откусил мясо так, что кровь размазалась по всей морде. Когда закончил, отошёл в сторону и объедки начал есть Пьюзо и после него Майя. Даже у них был огромный пир, так много осталось объедков.
Они лежали, скрытые холмом из снега, сытые и довольные. Час спустя Дим начал веселиться и побежал. Он прыгал и радостно повизгивал с дружком своим Тимом. Внезапно послышался треск и Дим провалился в воду, видимо под ним треснул лёд.
- Оу-у-у-у-у! – тянул Тим, Ашхан поднялся и подошёл ближе. Он посмотрел туда, где провалился Дим, но тот видимо уже утонул.
Казар с Надуром даже не поднялись, им надоел радостный восторг Дима, и теперь сидели отвернувшись.
Тим после этого надолго ушёл в себя. Стая двинулась к востоку.
Они охотились на газелей, даже всей стаей нападали на бизона, дружно и слаженно. Каждый отвечал за свою часть работы. Тим занял место Дима и с Надуром и Казаром сидел в засаде, в то время как Пьюзо с Майей вспугивали жертву. Жертва, таким образом, попадала в ловушку. Лакомились они целый день, пока не прилетели грифы с воронами. Они успели хорошенько набить животы. И после трапезы, свернувшись в клубочек и дремали.
Пришла весна, а с нею закончилось сияние на небе, а также потихоньку начал таять снег. Стало теплее и птиц летало видимо-невидимо.
Казар с сожалением подумал, что Маромка не дожила до весны. Сейчас бы родились волчата.
- Оу-у-у! – одиноко выл в километре Ашхан.
Через мгновение Казар ответил:
- Оу-у-у-у-у! – сказав, что всё хорошо, и он идёт к ним.
Они всегда волновались, когда член стаи покидал их, чувствовали себя одинокими и брошенными.

Ноам закрыл книгу с желтовато-серыми страницами и потянулся. Неужели он прочёл от корки до корки? Самое необыкновенное повествование в его жизни. Интересно, кто написал? Ни на обложке, ни на последней странице не было написано. Откуда автор знал жизнь волков или это выдумка? Какая необыкновенная история про мужество, стоицизм и дружбу, любовь и главное, про сплочённую семью. Да, невероятная история!
Ноам поднялся со стула и положил книгу на место. Он разглядывал полки с напряжённым сосредоточением, и его рука остановилась на одном свитке небольшого размера с изящными ручками из бука. Он начал читать, не отходя от стеллажа.

«Путевой рассказ»

Я ехал на юго-восток и записывал виды животных, изображая углём на полях их очертания. Конь, как и я, не ел вот уже три лунных дня. Если он мог пощипать пару тройку травинок, чудом найденных в этой пустыне, то я был бессилен. Я упустил единственное живое существо, змею, которая мигом скрылась, ускользнув от стремительно пущенной стрелы.
Я достиг Ахмуллы к рассвету. Город встретил радушно, несмотря на жару и мой жуткий вид после дороги.
Весь день я знакомился с местными традициями, верованиями и кухней. Женщины здесь были приветливыми, а мужчины держались отстранённо и холодно, но при ближайшем знакомстве проявляли чудеса гостеприимства.
Животные здесь разнообразием не жалуют. Верблюды, как двугорбые, так и одногорбые, макаки, маленькие юркие воришки, которые воруют как фрукты у лавочников, так и бытовые мелочи прохожих, встречаются даже те, кто берёт кошели с деньгами.  Конечно, встречаются дикие гремучие змеи, которые держат в страхе весь город, ведь они имеют привычку забираться в дома, особенно в тенистые места, будь то постель или стул, тумбочка. Также в местном озере обитают крокодилы, тьма-тьмущая и уносят зазевавшихся детишек, оказавшихся неподалёку.

Я пробыл в этом городе четыре лунных дня и направился дальше. Меня интересовали джунгли, дикие и необитаемые. Многие не возвращались оттуда, съеденные муравьями. Один местный рассказал мне историю о том, как лично видел это. Они с другом легли спать в сооружённый на дереве гамак из тонкой рыболовной сети, но к нему сон не шёл. А друг, выпив изрядную порцию вина, спал безмятежно. Он слышал шуршание и далёкий рык леопарда. И грохот. Он посмотрел вниз и увидел, что его друг упал с дерева, но не проснулся, а сам он побоялся слезть с дерева из-за диких кошек неподалёку. Мне кажется, он трясся за собственную жизнь, и плевать он хотел на друга и всё же смотрел во все глаза, не отрываясь. Муравьи облепили тело друга и медленно кусочек за кусочком уносили к себе в муравейник. Зрелище было настолько ужасным, что он до боли кусал руку, чтобы не вскрикнуть и не выдать своего места пребывания. Да, он втайне желал, чтобы его не тронули, пусть лакомятся его другом. Он с трудом дожил до утра, увидев, как остались от приятеля лишь кости. Он с ужасом осознал, что ведь тот не проснулся, а умер беззвучно на его глазах. Но не эта история привлекла меня, а леопард и множество диких неизведанных миру животных. Я решил отправиться в самую глушь джунглей. Рассказчик видимо хотел предостеречь меня и заодно отговорить от безумного на его взгляд поступка, но я бывалый охотник и учёный. Мне нужно двигаться дальше и изучать виды животных, открывая всё новые и новые виды.

Я двинулся ночью и к утру был в самой гуще джунглей. Я пил утреннюю росу из листьев банана и ел мелкие травы, вроде «кислинки» и ягоды. Сами плоды банана были незрелыми зелёными и маленькими. Но я нашёл дерево «жизни», как его часто называют за великолепные лечебные свойства. Стоит лишь надрезать кору, как из дерева начинает сочиться красноватая жидкость, похожая на кровь, что очень часто пугает не на шутку людей. Нужно помазать соком дерева рану, и она моментально заживёт, и не будет гноиться. Ещё я собрал беловато-коричневых грибов для ближайшего обеда и дошёл до ручья, глубиной по колено и с помощью гарпуна и сооружённой рогатки, наловил мелкой рыбёшки. Я приготовил обед, на небольшом костре воткнув, рыбёшки в длинную палку с грибами. Обед получился ничуть не хуже, чем на острове Мар-ян.
Я соорудил небольшую хижину на дереве из бамбука, он лёгкий и самый прочный материал, а соединил нитями из лиан. Я намеревался поселиться здесь на какое-то время. Все щели я обработал, так что зазора не осталось, и почувствовал себя птичкой, которая сооружает гнездо.
Провёл я в джунглях восемнадцать лунных дней. Днём стояла жара, а вечером не давала покоя влажность. Далее я буду приводить лишь виды животных.

Ластогрыз – имеет голову в форме яйца, а тело бобра. Он передвигается как варан, но имеет перепончатые с шерстью лапы. Тело также покрыто короткой шерстью. Обитает у воды и близ банановых деревьев, так как питается его плодами и рыбой, которую ловит мощными лапами и ест своей сильной челюстью с мелкими острыми зубами.
Пурп – загадочное существо, напоминающее пеликана. Длинный жёлтый клюв с белым тельцем и красными лапами, как и его длинная согнутая шея. Он ловит рыбу прямо в озере, расхаживая, как и собраться по дну, иногда ловит сидя с раскрытым под водой клювом. Гнёзда строит исключительно на деревьях айвы. Там же частенько можно встретить муравейники с мелкими муравьями. Эти муравьи, совершенно безопасные, так как не имеют яда красных больших муравьёв. Они любят плоды айвы, бананы и ягоды облепихи.
Негшуцы – имеют маленькое тельце со светло-коричневой шёрсткой и коричневыми, почти чёрными лапками и длинным хвостом, для удобного перемещения по деревьям. Мордочка коричневато-чёрная. Они дальние родственники местным макакам и лемурам. Также как и последние предпочитают фрукты.
Также здесь можно встретить крокодилов, леопардов и змей, но не имеет смысла углубляться в описания и происхождения сих животных.
Нонимы – маленькие пушистые зверьки, похожи на белок и сурков одновременно. Делают норки на деревьях и едят грибы, ягоды. Иногда они воруют у макак ягоды или орехи. Они шустрые маленькие проказницы!
Лих – жук чёрного цвета с длинными рогами на голове и выпуклыми глазами. В основном  поедают кожуру от бананов, гнилые растения и любят зарываться в грязь от жары. Больше всего, однако, они любят муравьёв и личинок мук, для них это редкое лакомство. Благодаря своему панцирю, они забираются в муравейник и лакомятся личинками-куколками муравьёв.
Мне встретился совершенно необыкновенный вид паука. Он выглядел совершенно непримечательно: тельце, множество чёрных, отливающих зелёным цветом, глаз и длинные пушистые лапы из мелких волосков. Рисунок на его тельце был из красных полосок. Я застал его на охоте. Он поймал в свои сети огромную стрекозу, с коей расправился играючи с такой лёгкостью, что поразило меня. Мгновение и жертва в коконе, созданном из его прочных нитей, и ввёл ей свой яд. Она скончалась на месте. Некоторое время спустя он высосал её оставив после себя лишь оболочку.
Не могу не сказать о ядовитых и опасных растениях.
Лилии-убийцы – так я окрестил их. Цветы имеют едкий оранжево-жёлтый цвет, внутри же чашечка цветка бледно-зелёная и крепко держится на толстом длинном стебле. Стебель толщиной примерно в одну ладонь и листья, завершённые шипами, имеют бархатную поверхность. Цветок источал нежный аромат, смесь дыни и азалии. Как только в большую чашечку цветка попадала бабочка, прилетевшая ли на запах, зашедший по стеблю лих или шустрый и ветреный ноним, то капкан захлопывался, и можно было на просвет видеть, как жертва пыталась вырваться, но безуспешно. Они переваривались в соку растения, что таился на дне цветка, который и распространял запах на огромное расстояние. Человек мог попасть в лилию лишь в том случае, если самостоятельно забрался в цветок и то в сидячем положении.
Ещё одно растение с плоскими двумя, чашечками, напоминающими ложки с шипами. Туда попадали насекомые и мухи, однажды я видел ящерицу. Жуткое зрелище! Настоящая искусная ловушка, захлопывающаяся всякий раз со стремительным щелчком.
По-настоящему опасное растение, дикая лиана. Стебли её ядовиты, не то, что у обычной длинно пучковой лианы. Местные жители листьями собирают её и моют в озере, чтобы яд вышел, стуча при этом молотилками, палками похожими скорее на молотки. Делают из неё верёвки.  Нет ничего крепче стеблей ядовитой лианы, даже обычная лиана не сравниться по прочности с этой.

Путешествие моё подошло к концу, и я сожалением покидаю джунгли, эти непроходимые древние леса. Я ехал умиротворённый розоватым закатом и задремал, когда выезжал из местной деревушки на повозке, которой правил  туземец.

Ноам оторвался от рассказа и потёр глаза.
- Интересно, этот рассказ о животных и растениях на Земле? Где происходило это в Сирии, а может на далёких островах? А всё равно! – махнул рукой он и зевнул.
Он устал от чтения бесполезных рассказов о неведомых странах и животных. Он встал и пошёл к себе в комнату. Ему нужно приготовить зелье, да побыстрее. Он узнал, что время здесь тянется не так как на земле и скоро Нурит закончит своё пребывание у стены грешников.
По пути он взял кувшин с вином из кухни и направился к себе. Он в ступе размельчил до порошка фенхель и насыпал в стеклянную бутылочку. Достал из сумы нож и нарезал кусочками анис, а также горькую полынь и отправил в бутылочку, которая была на две трети полна. Ноам осторожно маленькой струйкой влил туда вина и закрыл. Он положил её в суму, пусть настаивается теперь восемь лунных дней. Всё, он готов.
Ноам отхлебнул из кувшина, и по телу разлилась тёплая волна. Он прикрыл глаза и откинулся на стуле. Он выпил потихоньку весь кувшин вина с нежным ароматом смородины. Да, теперь он знал, что местное вино делают из ягод смородины.
Ему стало как никогда спокойно на душе. Он сидел, думал и вспоминал более счастливые годы в жизни. Нет, он никогда не должен попадать в Подземелье. А как же родные, ведь их не убережёшь? Они все умрут, от подобного злого рока не уходят. Господи, ну почему ты так жесток? Ответь?! Молчание? Может, Его и правда нет? Нет, я не желаю в это верить, ведь всю жизнь я верил и жил только Им. Я верил и любил Его больше себя самого. Кир наконец-то разрешил иудеям вернуться на родину и в Иерусалиме храм построенный Соломоном отстраивать заново. Славься Господи!


Глава 8


Комната обыкновенного кирпичного дома. Небольшая гостиная, где в центре стоял огромный деревянный стол и две длинные скамьи. За столом сидело восемь человек, а один расхаживал вокруг них и блистал ораторским искусством. Спина его была широкая и прямая, а плечи расправлены. На нём было коричневое платье с широким поясом и сандалии на ногах.
- Получает славу Нахшон, а гибнем-то мы! – вскипел он.
В ответ присутствующие одобрительно загудели.
- Прежде Великий Захар награждал нас за доблесть, посещал и осматривал раненных, а также заботился о семьях погибших. Святой, поистине был человек! – Пауза. Он собрался духом и продолжил: - Неужели мы позволим этому выскочке Нахшону, который пришёл к нам, распоряжаться Царством? Сначала он заточил Великого Захара с помощью тёмных искусств и потусторонней магии, а затем господствует, как хозяин Вселенной, где это видано, а?! Назначил Навуходоносора, этого медведя с бородой военачальником над нами, а советником такого же иудея, как и он сам.
- А что ты предлагаешь, устроить бунт? – уныло промямлил мужчина в кремовом платье. Ему не хотелось отправляться в Громандию так просто и легко, как нечего делать. Он желал жить, дышать, вкушать глубокие нежнейшие сорта вин, поедать ароматные вкуснейшие блюда и конечно, любить дюжины прекраснейших как лани женщин.
- Нет. Лаврентий предлагает устроить заговор и свергнуть его.
- Пострадают тысячи людей, после войны всем хочется отдохнуть, а не бросаться в бой. И кого он предлагает на место Нахшона? – пробасил мужчина в зелёном платье с коричневой оторочкой по имени Емельян, который давно заметил в Лаврентии честолюбие и жажду власти. Он сощурил глаза в ожидании ответа.
- Анну провозгласить правительницей Царства.
- Ты с ума сошёл? Женщину? – вскричал Родион.
- Она, по крайней мере, была женой Захара и является прямой наследницей трона.
Родион тяжело вздохнул, скорее повержено и уныло, и спросил:
- И каким образом, мы можем убрать Нахшона, ведь он лучший тёмный маг в мире. Даже Захар не устоял в битве с ним, а нас он одним мизинцем одолеет.
- Не скажи! – возразил Лаврентий. – Даже у таких непобедимых людей, как Нахшон есть слабые места, нужно только их обнаружить.
На мгновение воцарилось молчание.
Лаврентий продолжал:
- Родион, нужно вооружить наших воинов и для этого потребуется время. Главное, держать всё в тайне и надеяться на лучшее. Следует просчитать каждую мелочь.
- Да. Вот, Елемея добавил нам хлопот, и личная стража Нахшона вооружена до зубов. Не будет эффекта неожиданности. – Емельян смотрел, нахмурив брови, сосредоточенно о чём-то думая.
- Пока Родион будет вооружать наших сторонников, - начал Лаврентий. - Мы вместе с Тимофеем – тот в знак согласия кивнул и на среднем пальце сверкнул золотой перстень с рубином – разработаем подробный план действий. А теперь объявляю собрание завершённым. Расходитесь по одному, чтобы не привлекать к себе внимания.

Сегодня шестнадцатый день сто семьдесят девятого года и небо имело странноватый оттенок из серого цвета с белыми длинными толстыми прожилками. Восстание заговорщиков началось незаметно днём.
Во дворец проникли воины, убив стражников, которые охраняли все входы. Стремительно ворвались по коридорам и устремились в покои Владыки Нахшона, но путь им преградили полчища непробиваемых и сильных воинов. Казалось, они высыпали из неоткуда, как пчёлы из улья. Стены сотрясались от воплей, звона мечей и крови.
Лаврентий, возглавлявший народное восстание сражался не жалея себя. Ему не хотелось жить в Подземелье, где властвует Нахшон, неважно умрёт ли он или кто-то ещё. Нужно достигнуть мира, смены власти и тогда можно будет спокойно жить. Со лба струился пот, а громоздкий щит с длинным мечом, тянули вниз и нагревались от горячей битвы. Пусть они были вооружены не так хорошо как воины Нахшона, но они должны, во что бы то ни стало выиграть битву.
Рядом с ним бился его единокровный брат Азар, и Лаврентий собрался с духом и нанёс удар воину в самую грудь. Азар тоже не отставал от брата и бился, как лев.
Воины Нахшона как на подбор были в кованых кузнецом Абдуллой кольчугах, они состояли из отдельных стальных колец. Их одёжа состояла из длинных рубах и шлемов, по краю которых свисали маленькие кольца. Они с трудом передвигались, но зато были невредимы перед сообщниками. Мечи они держали прямо перед собой с грозным бесстрашным видом и в отличие от сообщников не нуждались в щитах. Поэтому сообщники заманивали их и, проявляя хитрость и юркость, били прямо в шею.
Небо стало красновато-чёрным, и Подземелье погрузилось в кровавую тьму. Во дворце горели единичные факелы, и поэтому бой продолжался с новой силой. Силуэты людей сливались воедино в длинные тени.
Навуходоносор вовремя появился и начал отражать атаку, отдавая приказы. Военачальник крикнул Марку, чтобы тот держал оборону. Воины воодушевились, глядя как сражался Навуходоносор. Он не понимал, что творилось вокруг, но старался изо всех сил биться и отражать натиск.
В ушах Родиона звенело от грохота, а пот лил ручьём со лба, и всё поплыло перед глазами, когда он сражённый мечом пал на мраморный пол. Он с удивлением осознал, что отправляется в разверзающуюся дыру на полу прямиком в Громандию.
Часть сообщников прорвалась, убив Варакха, отважного вавилонянина. Они устремились к стене грешников, и их было не остановить. Двое прикрывали, в то время как пятеро подбежали к стражнику-громиле и убили его. Они начали мечами расковывать грешников, массивные железные цепи с энергетическим потоком с трудом поддавались. Сообщники вспотели. Большинство освобождённых грешников отказались участвовать в заговоре, оставшись в стороне.
Подоспел отважный Нехао с давним воякой Соломоном и не дали освободить всех грешников, они бились спина к спине и убили четырёх из семи. Они отважно продолжали громить противника и благодаря своему напору одолели их. Освобождённые грешники трусливо забились кто куда, ожидая своей участи.
Неизвестно откуда явились Надсмотрщики, совершенно не к месту и один попал под горячую руку Лаврентия и умер на месте. Лаврентий только что осознал всю безысходность своего положения. До этого он и не знал, что бестелесные ангелы умирают. Умирающий проклял его, и проклятие не заставило себя долго ждать. Его коллега-надсмотрщик положил руку на плечо Лаврентия и тот отправился в Громандию. Его ноги сначала начали гореть, а затем он провалился в чёрное пространство на полу.
В это время узнать, что же происходит, вышел Нахшон. Пока он входил в курс дела, Ноам появившийся из-за угла схватил Нурит за руку и скрылся за углом. Они бежали. Нурит бледная и всклокоченная, но всё ещё прекрасная бежала рядом в длинном до щиколоток сероватое платье и волосы её развевались.
Ноам остановился, чтобы перевести дух и понял, что никто не гонится за ними. Он достал из сумки пузырёк и сделал глоток, также дал сделать два глотка Нурит.
- Ду домо нигату хирамоси Набара, - хриплым голосом произнёс Ноам, крепко прижимая к своей груди Нурит.
Всё вокруг закружилось, и взвился вихрь, закручиваясь вокруг них, и белая стена из тумана поглотила их. Ноам посмотрел вниз и увидел окончание битвы возле стены грешников.
Навуходоносор ударил мечом по плечу Емельяна и нанёс ещё один удар в грудь, последний в жизни заговорщика. Глаза военачальника пробежали по головам воинов и остановились на воинственном лице одного из сообщников, но не успел ничего предпринять, как тот стремительно кинулся к Нахшону и пронзил его грудь насквозь. Из груди Нахшона вырвался полу стон полу рык, и он осел, сникнув на полу. Его глаза закатились и руки раскинулись в стороны, словно хотели уцепиться за что-нибудь. А ноги его как деревяшки упали на пол. Все присутствующие оторопели при взгляде на поверженного Владыку Царства и растерялись от неожиданности. Даже Нехао с Соломоном стояли как вкопанные, не говоря уже о Навуходоносоре, который никак не ожидал такого молниеносного броска. Навуходоносор пронзил убийцу Нахшона его же отравленным клинком и тот отправился в Громандию.
Ноам не ожидал, что его Учитель умрёт так внезапно и скоропалительно, а посему в душе скорбел. Их с Нурит окончательно затянуло в неведомый мир.



Часть третья

Гипно


Глава 1


Ноам с Нурит стали невесомыми и летели куда-то сквозь слои миров и ярких скоплений галактик с тёмными пылевыми туманностями и звёздными скоплениями. Наипрекраснейшее зрелище!
Они неожиданно для себя очутились в каком-то странном месте.
На окраине простирались могущественные горы и тишина до самых краёв. Растения и деревья росли повсюду и их огибали озёра и речки.
Ноам с Нурит оказались по щиколотку в воде, там, где простиралась, петляя маленькая речушка. Холод пронзал всё тело до самого позвоночника. Ноам схватил Нурит и отыскал место суше. Они стояли на небольшом островке. Ноам огляделся. Тут же росло длинное дерево, казалось, оно врастало в самое небо, которое голубовато-лазурным сиянием затмевало всё окружавшее их. Главное, что согревало сердце Ноама, так это присутствие Нурит рядом. Слава Богу, что она была рядом с ним! Ему ещё никогда не было так спокойно. Он боялся, что это всё закончится как хороший славный сон и ужасы, реальность жизни унесут его в водоворот новых событий.
Нурит присела на траву, обняв руками, грязные ноги в сером платье похожем скорее на мешок, нежели на одежду и тоскливо смотрела в воду. Ноам неслышно присел рядом с женой и положил руки на хрупкие костлявые плечи.
- Всё будет хорошо, - произнёс он спокойным голосом и уткнулся носом в её плечо.
- Зачем ты похитил меня?
- Разве ты не хотела этого? – спросил он, растягивая при этом слова.
- Нет, то есть да. – Она запнулась и совсем смутилась. Нурит отвыкла от разговоров с Ноамом. Нурит опустила голову, боясь взглянуть в глаза мужу.
Ноам придвинулся ближе и поднял её лицо за подбородок. Теперь он смотрел в её прекрасные глубокие глаза очень внимательно, словно видел впервые.
- Неужели ты думаешь, что я вот так запросто брошу тебя? – его голос звучал тихо, но она расслышала, даже если бы ей грозила казнь на гильотине.
Ноам поцеловал её, нежно наслаждаясь каждым мгновением, а заодно вдыхая мягкий едва уловимый запах её кожи. Его губы стали более требовательными, жадными со сладковато-манящим вкусом. Нурит задыхалась от нахлынувших на неё чувств. Она считала себя проклятой навеки и знала, что заслуживает кары. Ноам возрождал её к жизни своими поцелуями и ласками.
Ноаму было тяжело, когда умерла Нурит, сердце разбилось на кусочки. Их мир разрушился в одно мгновение, а сердца заледенели, чтобы воскреснуть вновь.
Сейчас Нурит выглядела здоровой и живой, несмотря на прохладную кожу и синяки под глазами. Он чётко сознавал, что Нурит мертва, в отличие от него, но ничего не мог с собой поделать. Пусть даже он прогневит Бога и тот проклянёт его. Он ловил каждый её вздох, каждое касание и нежный томный выкрик, который повис вместе с его нечленораздельным воплем. Они тяжело дышали. Эйфория от волшебного мгновения, полное расслабление. Нурит теснее прижалась к нему.
Глядя в прекрасное голубое небо они чувствовали себя самыми счастливыми во Вселенной. Ноам ласково трепал волосы Нурит в задумчивости и его глаза казались ей тёплыми и понимающими.
Нурит опустила глаза и ужаснулась своему виду. В потьме у стены ей было плевать на внешний вид, все её мысли концентрировались на невыносимой боли, но теперь рядом с ней находился любимый человек. Она приподнялась, и Ноам с удивлением наблюдал за ней.
Нурит присела у воды и набрала в ладошки прозрачную воду, ополоснула лицо. Затем она села на берегу, погрузив смуглые ноги в воду и с ужасом осознала, что ноги так и не коснулись дна. Она нагнулась и усердно мыла лицо и тонкую шею от грязи, а затем сполоснула волосы. Нурит выпрямилась и начала расчёсывать рукой длинные чёрные волосы, которые при свете отливали медью. Затем не спеша мыла ноги до колен. В метре от неё находился Ноам, который не отрывал пристального взгляда. Ноам тоже присел рядом с ней так близко, что их бёдра касались. Сердце Нурит бешено застучало и она, покраснев, отвернулась.
Ноам же не замечая робости Нурит, умылся, отчего волосы на лбу превратились в маленькие завитки. Ноам посмотрел на Нурит и в голове его вертелся один вопрос. Он решил поговорить с ней и выяснить, почему она покончила с собой так безрассудно и легко.
- Почему ты оставила меня?
Нурит вздрогнула и посмотрела ему в глаза виновато и растерянно.
- Мне очень жаль, что тебе пришлось остаться одному со всеми проблемами. Теперь я понимаю, что совершила непоправимую ошибку и расплачиваюсь за это. Я молилась лишь об одном, - Нурит протянула руку к его лицу и погладила нежно и с любовью по щеке – чтобы ты нашёл в себе силы и мужество жить дальше. Ты умер?
- Нет.
- Но как это возможно?
- Я пришёл за тобой.
- Но ведь ты будешь наказан за это.
- Хм. Я уже совершил один грех. Если Надсмотрщики не знают об этом, то Бог видит всё.
- О чём ты говоришь? Какой грех? Твоя душа самая чистейшая на свете, не то, что моя… - Она опустила глаза.
- Я убил того негодяя, по чьей вине ты здесь и не жалею. Когда я умру, мне придётся расплачиваться за это. – Он тщательно подбирал каждое слово. – Но я знаю наверняка, что без боя не сдамся. Знаешь, это самый необыкновенный и счастливый день в моей жизни. Главное, ты рядом.
Он прижал её к себе и поцеловал. Нурит была сейчас такой трогательно-ранимой, что хотелось защитить её от всех невзгод, укрыть за своей могучей спиной. Он никому её не отдаст, и плевать через какие препятствия придётся пройти, главное они будут вместе. Он тяжело вздохнул при мысли о том, что им не выбраться отсюда. Максимум куда они могут перебраться это в Русандию, Рай или Розампию. Не возвращаться же в Подземелье или не гнить же в Громандии. Не важно, главное они ускользнули незамеченными и теперь наслаждаются каждым мгновением жизни. Он посмотрел на голубое безграничное небо и с удивлением заметил, что оно не меняло цвета. Нужно будет к этому привыкнуть. Он вздохнул и уткнулся носом в макушку Нурит, которая прикрыв глаза, наслаждалась гармонией, царившей вокруг.
Кругом была вода и слева от них прямо в воде росла яблоня с жёлтыми яблоками, а справа пожухлое поле.
Ноам пригляделся и заметил, как в воронку затягивало старую траву и корни деревьев.
Он забрался на дерево и скидывал на землю яблоки, затем подобрал одно сочное жёлтое яблоко и протянул Нурит, понимая всю комичность ситуации. Раньше Ева соблазнила Адама яблоком, а вот теперь он поступает также. Нурит не замечала ничего и спокойно поедала яблоко. Он подобрал ещё одно яблоко и сев рядом с Нурит, стал грызть его с таким аппетитом, что брызги летели во все стороны. Ноам смотрел на Нурит и не верил, что когда-то они были самыми счастливыми людьми на свете, а теперь доживали оставшиеся годы. Ноаму не нужно было заглядывать в лицо Нурит, искать её взгляда, чтобы узнать, что она чувствует. Он ощущал её энергетику, биение сердца рядом и тепло исходящее от кожи. Всё их совместное прошлое казалось давно ушедшей секундой жизни.
Раньше у них была любящая семья. Единственно ценное на земле для человека – это его корни. Они делают человека сильнее, потому что семья это фундамент всех отношений, они основа и составляющее огромного дома. Дом держится только благодаря каждому члену семьи. Многие ненавидят, презирают, откровенно грубят членам своей семьи, не понимая, что без них они умрут. В болезни, горе человек быстро завянет как цветок, ведь корни его высохли, прогнили и нуждаются во влаге. На свете нет идеальных людей с плоской линейной перспективой, и все делают ошибки, ведь человек – не ангел. Но главное во всём этом не потерять из виду дорогих тебе людей, быть рядом в горе и радости – это залог счастья. И тогда весь остальной жестокий мир не страшен, ведь войны, разруха, голод существовали во все времена. Но если и родные люди отвернуться от тебя, то, что тебе остаётся? Ты никто в целом мире, будучи одиночкой, а с семьёй ты часть силы, которая объединяет всех и преодолевает все препятствия на пути и переживёт всё.
Ноам вспомнил, как отец учил его законам Божиим и жить в гармонии с самим собой, защищать даже ценой собственной жизни дорогих ему людей, которые намного слабее. Ноам не ценил людей находящихся рядом. Мейр любил его всем сердцем, переживал, когда Ноам учился в Зифе. Ноам знал, что отец, замкнутый человек и ни за что на свете не произнесёт вслух слова любви или беспокойства. Чувства он предпочитал держать при себе, глубоко под маской хладнокровного безразличия и заботы о своих виноградниках. Как умерла мама, он словно спрятался под слоями кокона и навсегда закрыл сердце для этого мира. Единственное, что заботило Мейра сыты ли, обуты ли его дети. Но никаких эмоций. Единственную фразу он позволил себе под влиянием чувств:
- Я рад, что ты приехал!
Для Ноама не привыкшего к нежностям, любовь отца стала откровением, наполнив сердце теплотой. Теперь он знал, что дорог отцу и тот всегда будет рядом. Огорчился ли он когда Ноам уехал? Да. Переживал ли, когда Нурит умерла? Однозначно. Убивался ли, когда Ноам пропал из страны без вестей? Да и скорее всего, отец умер, ведь прошло без малого двадцать-тридцать лет. Интересно то, как в Подземелье замедлялись процессы в теле, словно время замирало, и ты оставался таким же молодым, как и на Земле. Но и вместе с тем прошло почти двести лет, а там всего лишь двадцать-тридцать. Что это, насмешка природы? Его отец, скорее всего, умер или умрёт. Он точно попадёт в Рай, ведь его сердце и душа, чисты помыслами и деяниями. Он встретит маму и будет жить с ней. Илан, добрый и верный друг, Йонат милая улыбчивая сестрёнка, всё ещё верящая в людей, добрячка, а также дядя Дов искренний и весёлый шутник. И конечно, строгий и зазнавшийся дядя Натаниэль, и Менуха, которая недолюбливала как Йонат, так и его самого. Ноам не был в обиде на неё, ведь она по-своему защищала свою семью и беспокоилась за каждого. Что будет с ними? Со временем они все умрут, а терять близких людей тяжело. Ноам был твёрдо уверен в том, что Кешет будет вечно гнить в Подземном царстве, в отличие от своих родственников, Натаниэля и Ишмаэла, у которых единственные грехи это, себялюбие, тщеславие и жадность. Они поторчат у стены не одну сотню, а то и всю тысячу лет. Люди после смерти меняются до неузнаваемости, хотя характер остаётся прежним. Вот и Соломон чудесным образом оказался в Подземном царстве. Ирония судьбы. Ноаму казалось, что этот человек образец человеколюбия, доброты, мудрости и милосердия. Значит, Ноам ошибался.
Ноам тяжело вздохнул, глядя на горизонт, который оставался чистым и голубым. Нурит словно почувствовав его печаль на сердце, переплела свои маленькие тонкие пальчики с его длинными сильными пальцами. Она заглянула в его тёплые карие глаза, и он ободряюще улыбнулся. Нурит прижалась к его плечу. Она больше не казалась болезненно бледной и уставшей, ведь нежный розоватый румянец заливал её щёки, как заря. Он погладил её по нежной шелковистой щеке. Нурит с тоской в глазах смотрела на ровную гладь воды, абсолютно прозрачной и чистой. Озеро было глубоким, и дно практически было не различимо. Она думала о смерти. Раньше когда она была молодой и глупой, ей казалось, что умирать больно. Её бабушка умирала долго и мучительно, у неё отнялись сначала ноги, а затем и всё тело. Нурит хорошо запомнились её светлые голубые глаза, которые всегда были полны невыраженной муки и нестерпимого сожаления или точнее немого упрёка. Порой её глаза выражали тоскливую муку и ожидание. В один самый обычный и ничем не примечательный день, она просто перестала дышать и её сердце остановилось. Но глаза были полны муки, которая контрастировала с её бледным лицом. Её холодные голубовато-мутные глаза преследовали её долгое время. Ей снились кошмары. Мама делала ей чай и подолгу сидела у постели, пока она не засыпала. Когда сама Нурит умирала, она лишь чувствовала, как что-то тянет её в тёмную пустоту и не сопротивлялась. Всё чего она желала, это покой. Ей хотелось уйти от страданий, мук совести, разочарования в людях и в Боге. Она перестала верить в Добро. Смерть казалась ей единственным выходом, и она импульсивно, так просто и легко, выпила горький и густой раствор из трав, свинца и ртути. Смерть мягкими лапами окутывала её с головы до ног, и ей хотелось спать. Сон, тёплый и успокаивающий затягивал её в свои смертельные  объятия. Затем из чёрной пустоты появились Они. Они показались Нурит ослепительными Ангелами в бежевых платьях с золотой оторочкой по краям. Один из них положил руку на её плечо со словами:
- Такая молодая и грешница. Зачем ты сделала это, дитя моё? – ласковый голос разливался нежной заботой.
Нурит чувствовала себя преступницей и смолчала.
- Пожалела бы хоть ребёнка. – Он упрекнул её и посмотрел на другого Ангела. Судя по взглядам, они обменивались мыслями.
- Да, - произнёс её Ангел, повернувшись к ней – ребёнок отправится в Рай, а ты в Подземелье.
- Эх, как жалко милых детишек! – покачал головой другой Ангел.
- Ничего, за ним присмотрит Руфелия, дочь Захара, она обожает детишек. Она выходит его до возвращения грешной матери. Полетели!
Они летели сквозь светлые и тёмные слои и наконец, оказались в мрачном месте, где вдоль стены стояли изнемождённые люди в рваных одёжах и прикованные цепями. Ангелы поговорили с громадным верзилой и улетели. Верзила представился как страж Димитрий и приковал её к стене крепкими оковами. Он сообщил ей, что пребывать здесь сто восемьдесят лет. Нурит приуныла, но через некоторое время начала ощущать действие тяжёлых медных оков, которые высасывали из неё медленно энергию. У неё болела голова и в горле пересохло. Она сознавала боль каждое мгновение и каждой клеточкой тела. Там где оковы сжимали конечности, кожа горела, словно её медленно зажаривали. Так день за днём. Она сознавала боль и жила только ею. Кровь начинала гореть, и сердце медленно жарилось, но какое-то время спустя она перестала чувствовать огонь, и её тело закалялось, когда жар и жжение достигло костей от кончиков пальцев до позвоночника, тазобедренных костей и черепа. Теперь она понимала людей боящихся попасть в Ад. О да, чувствовать эти невыносимые боли, сознавать их каждый миг – самая страшная пытка на свете! Уж она-то теперь знала это наверняка.
Целую Вечность, плавились кости, пока Нурит в один прекрасный день не увидела Ноама. Ей показалось, что видение порождено её больным разумом, истерзанным воспоминаниями. Она так долго мучила себя глупыми упрёками, ругая себя за чудовищный поступок в своей жизни. Ведь она не только себя убила, но и ребёнку не дала шанса жить полноценной счастливой жизнью. Ноам стоял чуть побледневший и исхудавший, но такой родной и знакомый. Истерзанное сердце радостно забилось. Она протянула с огромным трудом руку, но лишь кисть руки устремилась к нему. На миг она и забыла, что они в Подземном царстве. Нурит скорбно посмотрела в глаза мужа, гадая, что же он делает здесь. Глаза Ноама были полны невыразимой муки, когда ему сообщили, что ей дали сто восемьдесят лет. Димитрий сказал, что с грешниками нельзя разговаривать и тем более прикасаться, но он может подождать её. Ноам кинул на неё прощальный полной любви и скорби взгляд и скрылся. Она мало понимала царящие в Подземелье порядки, и тем более не сразу созрел вопрос о том, что же здесь делает её муж. Нурит жила лишь надеждой на освобождение.
Нурит посмотрела на Ноама и поняла, прочувствовала в полной мере какое это счастье находиться в его объятиях. Даже тысячелетия невыносимых мук стоят одного прикосновения к любимому.
Внезапно послышались какие-то протяжные звуки, словно кто-то играл на двух лирах, не попадая в такт единой мелодии. Ноам поднял голову и увидел, как появились из воздуха огромные пластины, похожие на ледышки. Они сверкали, словно были сделаны из серебра. Пластины перемещались на объёмных облаках.
- Что это? – испугалась Нурит.
- Не бойся, это сны людей.
- Сны? Настоящие человеческие сны?
- Ну да.
Ноам был потрясён не меньше Нурит, ведь видеть воочию огромные пластины не то же, что читать о них.
Тем временем над деревьями по воздуху одна пластина проплыла мимо них. Огромная стальная, сверкающая как клинок, она переливалась фиолетовыми и белыми цветами. А другая пластина переливалась голубыми и зелёными цветами, в них Ноам увидел изображение радуги и зелёную траву. Там шла белокурая женщина в хитоне. Она горделиво смотрела на горизонт и выставила руку вперёд, на которую вскоре сел ястреб. Ястреб пронзал взглядом всю округу и не обращал внимания на воркование хозяйки. Она пыталась погладить гордую и мощную птицу, но та клюнула руку и улетела. Женщина осталась одна с нежной окровавленной рукой.
Следующая пластина изображала бой двух мужчин вооружённых мечами и щитами. У одного похожего на египтянина на щите была изображена медуза горгона, и он активно пугал ею другого воина, который боялся взглянуть на щит, но всё же умудрился пробить его мечом, практически наощупь. А у другого воина, сирийца или вавилонянина, на щите была распростёрта кошка, привязанная цепями. Египтянин бросил меч и спасся бегством.
Ноам удивился странным снам людей, словно у них других мыслей и мечтаний не было. Хотя нет, только что мимо проплыла чёрно-белая оргия с наложницами. Захватывающая картина с дорогими винами, сладостями и обнажёнными женщинами, что танцевали танцы прекраснее, чем на празднованиях с застольем в Подземелье. Султан расположился на подушках и, вкушая вино со сладостями, жадным плотоядным взглядом наблюдал за ними.
Ноам чуть сконфуженно посмотрел на Нурит, которая была поглощена разглядыванием водной глади. Конечно, она видела, и её воспитание восстало против подобных мерзостей, где также женщины любили женщин, а мужчины мужчин. Она с красными щеками сгорала от стыда, Ноаму показалось забавным, что его жена такая скромница.
- Можешь и нам попробовать что-нибудь подобное? – игриво спросил Ноам, желая поддеть и раззадорить жену.
- Гхм, - это всё что сорвалось с губ Нурит.
А Ноама не на шутку завели чужестранные женщины с горящими томными глазами и пышными формами в миниатюрных прозрачных накидках. Он впился губами в прохладные губки Нурит и повалил её на траву.

Ноам удивлялся простоте и наивности Нурит. Она всегда впитывала то, что говорил он, не имея при этом своего мнения, не задумываясь, не опровергая его точку зрения. Иногда ему казалось, что он разговаривает сам с собой. В ней было определённое очарование, наивного запутавшегося в зарослях жизни, ребёнка. Он лишь сейчас осознал, спустя годы накопленного опыта, что Нурит по своей природе была зеркалом того с кем находилась в данный момент. Она как губка, сначала впитала понятия родителей, затем его и вот теперь набравшись личного опыта в Подземном царстве, кажется должна окрепнуть и исторгать истины, к которым пришла, но нет, она осталась прежней. Нурит остановилась в своём развитии на том месте, где их пути разошлись. Несмотря на множество весомых, казалось бы, недостатков, Ноам продолжал её глубоко с надрывом любить. Кажется, что любил он ни её достоинства, а недостатки. Ни нежную мягкость, умение сглаживать трудные конфликты и ссоры, ни глубинную слепую привязанность к нему, а беспрекословную покорность. Даже выпив его свинцовый раствор, она и понятия не имела о его знаниях, власти и стремлениях. Он сам захотел, чтобы она жила в неведенье и посему не посвящал в свои дела. Враги могли пронюхать и лишить его всей мощи, а также Ноама могли запросто найти ученики Нахшона. Конечно, жить в подполье было унизительным и проблематичным, но жизненно необходимым.
- Странное место! Неужели здесь не водится ни одной птицы или жука – рассуждала Нурит. – Может, пройдёмся, изучим это место, а то на душе неспокойно.
- Нет, думаю, не следует рисковать. Видишь вон там, - Ноам указал на горизонт, где огромная воронка продолжала поглощать растительность, а также затягивала корни деревьев с такой силой, что они наклонились к воде. - В мгновенье ока нас затянет глубоко в толщу воды.
Нурит сосредоточенно вглядывалась в горизонт, словно от этого зависела жизнь.
Ноам поднял пару яблок и протянул одно Нурит.
- Возьми и поешь, а то ты слишком встревожена.
Нурит решила расслабиться и не думать о плохом. Ноам сел рядом и как мальчишка болтал ногами и грыз яблоко. Прохладная вода приятно ласкала ноги, проскальзывая сквозь пальцы.
Куда ушли детские годы? Почему человек взрослея должен забывать о детских проказах и наивных радостях.
Как-то в один ненастный день, сидя на крыльце дома, они с Иланом разговаривали на вечные темы.
- Я ненавижу латинский язык! – вскипел Илан и прищурив при этом карие глаза на куст, высаженный у забора. – Почему мы должны надрываться и учить этот грубый язык с тупыми звуками «g», «h» и «w».
Дождь стучал по крыше, не переставая уже полдня. Тяжёлые капли громыхали над их головами. Ноам растерянно посмотрел на друга, не зная, что сказать.
- Да, знаю сам, что учить надо, но так скучно.
Илан протянул руку, и капли дождя мгновенно наполнили ладонь.
- Вот бы превратится в какую-нибудь сильную птицу!
- Вроде сокола или беркута?
- Да и улететь далеко-далеко! Представляешь, лететь по небу, чувствовать воздух на крыльях и сознавать полную свободу.
Ноам понимал его мечтания, но не разделял их.
- Свободу от чего?
- От людей, особенно от чёрного мира.
- Это бегство от проблем.
- Знаю. – Илан тяжело вздохнул.
- От магии не убежишь, наоборот нужно быть готовым дать отпор злым потусторонним силам.
Ноам искренне хотел помочь другу. Если Илан был встревожен или подавлен, Ноам чувствовал его боль и душевные метания. Ноам положил руку на плечо Илана, тот слегка вздрогнул, но тут же почувствовал теплоту в груди. Его понимали и поддерживали. У него был один самый верный и дорогой друг, и брат в одном лице.
Илан подтянул ноги к себе и уткнулся подбородком в колени.
Сколько Ноам помнил своего друга, он держал свои чувства и мысли при себе. Хотя окружающие считали Илана наивным доверчивым весельчаком, на деле он лишь радовался текущему моменту, Ноам знал, что в сердце друга глубокая печаль и сомнение в собственных силах, неуверенность в себе.
Как-то они сидели в одной полюбившейся сердцу харчевне и поедали баранину под винно-чесночным соусом с розмарином, запивая рубиновым вином из чёрного винограда. Они разговаривали о жизни, невдалеке слышался гомон, хохот других посетителей, но им было всё равно. Они пили вино, и на душе было спокойно.
- Отец не верит в меня и считает, единственное, что мне по плечу это мять и окрашивать кожу. Знаешь, я хочу большего от этой жизни.
- Например? – спросил Ноам, внимательно выслушав друга.
- Я не знаю, но точно знаю одно – я не желаю работать на отца. Он бывает жестоким и неуправляемым в гневе. Он подмял под себя мою мать и сестру. Он зол и раздосадован, что я единственный член семьи не подчиняющийся ему.
- Я хорошо тебя понимаю, ведь мой отец тоже непоколебим, как скала. Но нужно действовать.
- Как именно? – грустно произнёс он, с лёгкой досадой.
- Главное не сдавать позиции, гнуть своё. Неважно сколько придётся работать на родителей, важно основать своё дело.
- Какое, к примеру? – Илан стал решительным и целеустремлённым. Если бы отец увидел его сейчас, то гордился им.
- Да что угодно, для начала сгодиться лавка. Или ещё лучше! Мы можем начать печать книги, развивающие и развлекающие, поднять на новый уровень типографию! Я слышал, открыли новые технологии печатания с помощью оттисков, используют изящный шрифт и рамку для страницы. Нужно модернизировать искусство литературного слова. Когда мы окончим обучение Нахшона, станем профессионалами в астрономии, туземных языках и главное в подсчёте и знании веществ и трав. Мы станем недосягаемыми гениями. Мир будет лежать у наших ног! – Закончил речь Ноам, как и полагает, осушением глиняной кружки вина.
- Да, ты прав.
- Ты со мной до конца?
- Да!
Они прилично напились в тот вечер и едва не опоздали на ночлег в дом.

Ноам горько усмехнулся наивности мечтаний тех юношей, беспечных и глупых. Какими наивными они были с Иланом раньше. Прошло много десятилетий, жив ли он ещё? Мысли Ноама теперь состояли из одних сожалений по поводу растраченных сил на эфемерные иллюзии юности и на попытку жить самостоятельной жизнью. Ноам сам выбрал эту дорогу жизни, и никто не подталкивал его в принятии решения. Он выбрал Нурит и другой город, позабыв о своих корнях, и разрушил все, что связывало его с родными людьми. Проку в сожалениях нет и нужно идти дальше. И он пойдёт с прямой спиной и устремлённым на горизонт взглядом. Он будет бороться и дальше, во имя себя и Нурит.
Ноам с любовью посмотрел на хрупкую женщину рядом с собой. Нет, он не готов её отпустить, даже из своих крепких сильных объятий. Он ни за что не покинет её!
Внезапно тело Нурит застыло, как у огромной кобры перед прыжком.
- Что такое? – тихо и настороженно произнёс Ноам.
- Кто это? – При этом она указала дрожащим пальцем вправо.
Ноам увидел двух длинных мужчин в кремовых платьях с отороченной каймой золотистой ткани по краям.
- Чёрт! – выругался Ноам и потянул Нурит за собой к земле. – Они пришли за нами.
- Что теперь будет с нами? – испуганно прошептала Нурит, глядя своими большими глазами на мужа.
- Точно ничего не могу сказать, но, наверное, заточат у стены грешников.
Нурит начала плакать и хныкать, как маленький испуганный ребёнок.
- Тише-тише, - успокаивал Ноам, боясь, что их могут услышать.
Они спрятались за небольшим кустиком, и Ноам смотрел на незнакомцев сквозь небольшую щёлку. Мужчины на вид были здоровые и крепкие, но это не пугало Ноама. Они могли владеть волшебной силой или магическими приёмами и техниками – вот, что по-настоящему тревожило его. Откуда они узнали, что Ноам с Нурит здесь или это обычная проверка за ходом процесса? Надсмотрщики за снами людей, к примеру? Может, они ищут кого-то другого? Нет, не нужно обманываться.
- Мы знаем, что вы здесь, выходите! Всё равно мы отыщем вас, не ведите себя как малые дети. – Голос был приятным и спокойным, но и вместе с тем внушающий доверие и уважение.
- Ноам, нас прислал Бог! Мы можем лишь спросить Его о вашем местонахождении в одно мгновенье. Выходи по доброй воле, будет лучше. Заодно сэкономишь и нам и себе время! – Раздражённо произнёс другой мужчина.
- Погоди, Сава, - бросил он своему спутнику и снова обратился к Ноаму: - Бог знает о тебе всё и желает, чтобы ты выслушал его волю. Ты должен отпустить свою жену и позволить ей двигаться дальше. Её ждёт обещанный Рай.
- Ни за что, я не потеряю её вновь! – воинственно воскликнул Ноам, решив не прятаться, а поговорить с ними начистоту.
- Ты же понимаешь, что это невозможно, - терпеливо произнёс мужчина, глядя своими ясными голубыми глазами прямо на него.
- Кто вы такие? – бесцеремонно спросил Ноам.
- Ангелы. Меня зовут Евстафий, а его Савелием. Мы служим Богу напрямую в отличие от Надсмотрщиков и исправляем ошибки. Мы также знаем о планах и действиях Нахшона. Он скрылся от нас в мире Зеркал и иллюзий. Этот мир соприкасается с миром людей напрямую.
- Зачем вы сообщаете мне всё это?
- Бог простил тебя, но ты должен оказать ему услугу и найти Нахшона. Ты должен заточить его в этот сосуд. – Евстафий дал ему сосуд продолговатой формы в виде маленькой амфоры или скорее олабастра из серебра.
- Каким образом, я поймаю его? – У Ноама никак не укладывалось в голове то, что Нахшон жив, и его нужно поймать.


Глава 2


- Я хочу забрать с собой Нурит.
- Это невозможно – произнёс сурово Савелий. – Тебе и так оказана величайшая милость. Ты сможешь, строить жизнь с чистого листа.
- Ты не понимаешь. – Покачал головой Евстафий. – Если она появится в мире людей, будет нарушен естественный ход вещей.
- Я думал, что мира Зеркал не существует. Я читал обо всех мирах.
- Ты ещё очень многого не знаешь. Всего существует сто тридцать четыре мира и четыре тысячи восемьсот пятнадцать спутников миров.
- Почему…
- Почему тебя выбрал Бог? Ты бессмертен и единственный кто обладает чистым сердцем. Ты верил в Него, даже когда остальные говорили тебе обратное. Ты истинный раб Его, дорог Ему и посему должен доказать свою преданность.
Молчание. Евстафий продолжил тоном, не терпящим возражений:
- Прежде чем ввести тебя в курс дела, нужно отправить твою жену в Райское царство. Я понимаю, что ты любишь её и тебе тяжело расставаться с ней, но ты должен повиноваться воле Господа Бога нашего.
Ноам понял, что никакие жалобы или увещевания не помогут, и взял руки Нурит в свои, а затем прижал её хрупкое тело к себе и долгое время наслаждался теплом тела и свежестью аромата волос. Он поцеловал её крепким долгим поцелуем и, отпустив, замер. Он смотрел себе под ноги, боясь, что иначе не сможет её отпустить.
- Савелий, забери её с собой, а я останусь здесь и разъясню Ноаму суть миссии.
Савелий кивнул и, подлетев к Нурит, положил руку на её плечо.
Ноам поднял глаза и в последний момент увидел, как Нурит рассеивалась в густом тумане, охватившем их с Ангелом, и исчезла. На душе Ноама стало пусто, словно вырвали из тела важную часть. Всё же расставание произошло легче, чем в прошлый раз. Видимо его душа смирилась с потерей любимой женщины и теперь из горстки пепла возрождалась вновь. Сердце решило жить дальше. Жить, а не существовать, как это делал Ноам раньше. Он теперь со всей ясностью видел, что трудности его закалили.
Евстафий всё это время в задумчивости смотрел на Ноама, наблюдая за его реакцией и решил, что не ошибся в своём решении.
- Ты сейчас вне сферы влияния всех миров и являешься единственным исключением из всех мыслимых и немыслимых правил.
- А как же Нахшон? Я видел, как он умер.
-Обычная иллюзия для таких простачков как жители Подземелья вполне реальная. Они не в состоянии отличить реальное от ложного, не говоря уже о границах простирания подобных вещей. Сейчас главное не эти мелкие обстоятельства, - начал он доверительным тоном, словно они с Ноамом были давними приятелями – а тонко продуманная стратегия поведения с Нахшоном. Он опасен, но доверится лишь своим  ученикам. Ты должен найти всех учеников его и главное, с их помощью войти в мир Зеркал и иллюзий, который называется Кармос. А для этого тебе нужен верный друг. – Ангел материализовал из воздушного пространства сокола с коричневым оперением и жёлтым клювом. – Это подарок тебе от Бога. Помощник в делах, ручной сокол.
Ноам с удивлением смотрел на диковинную молодую птицу. Верхняя часть тела была бурой с каёмками кроющих мелких перьев охристого цвета, нижняя же более светлая имела продольные пестрины. Крепкое телосложение, грудь широкая с твёрдыми выпуклыми мышцами. Хвост длинный узкий и на конце закруглён. Восковица голубовато-серая, ноги жёлтые. Несомненно, сапсан был молод. Он смотрел по сторонам. Его большие выпуклые тёмно-карие глаза были окружены желтоватым кольцом голой кожи.
Ангел произнёс:
- Вытяни руку.
Ноам подчинился, и Ангел усадил гордую птицу на вытянутую до локтя руку. Сокол, наконец, глубокомысленно взглянул на Ноама.
- Он отлично понимает речь на нескольких языках, но сам не разговаривает.
- А если я захочу узнать у него местонахождение учеников Нахшона.
- Он покажет путь, поведёт тебя.
- А каким образом он узнает, где они?
Лица Ангела, коснулась лёгкая улыбка.
- У сокола потрясающая интуиция, также он чувствует энергетику людей. Он будет прекрасно ориентироваться в мире Зеркал и иллюзий.
- А как его звать?
- У него нет имени.
- Тогда я буду звать тебя Лиором.
- «Мой свет»? – удивился Ангел, прежде его никогда не поражали люди своей человечностью.
- Именно. Лиор, - ласково прошептал Ноам и осторожно погладил нижнюю часть крыла.
- Осторожно! – предостерёг он.
- Что? – удивился Ноам.
Сокол смотрел Ноаму прямо в глаза, кивнул и отвернулся впервые от своего хозяина. Его взгляд был устремлён вдаль.
- Я думал, что он заклюёт тебя, ведь они не любят, когда к ним прикасаются. Просто удивительно! Он признал тебя. Но предупреждаю тебя, Ноам, ему необходим должный уход и внимание. Главное, позволять ему охотиться днём или ночью, как он пожелает. Также нужно следить за целостностью его перьев, кожи и когтей. Обычному соколу достаточно охотиться один раз в день, но он с необычными способностями и посему должен питаться не меньше трёх-пяти раз. Если вы в пути, тебе не придётся останавливаться для этого, он покажет, куда тебе держать путь, а сам полетит охотиться. Так, вроде с птицей разобрались.
- Кееек-кееек-кееек! – прокричал сокол.
Ангел только открыл рот, как Ноам отвечал ему:
- Да, Лиор, лети! – Ноам произнёс спокойным голосом с чистыми нотами.
- Значит, вы понимаете, друг друга – произнёс он, когда сокол улетел, расправив свои мощные крылья огромного размаха.
- Да, - с теплотой ответил Ноам.
- Надень это кольцо с сапфиром, чтобы тебя в случае чего смог найти сокол. Оно невидимо для остальных людей, но Лиор издали тебя увидит.
 - А-а-а, как маяк, да? – Ноам надел на средний палец левой руки золотое кольцо с ромбовидным тёмно-синим камнем.
Ноам поднял голову и со смущением произнёс:
- Я представлял себе ангелов с белыми крыльями, светящихся ярким жёлтым светом.
- Пф! Какое у людей ложное представление об ангелах! Крылья нам ни к чему, мы перемещаемся без них, и как видишь, сияния нет и в помине. Глупо привлекать к себе внимание, если все обитатели итак знают, кто мы и вряд ли спутают с теми же Надсмотрщиками.
- Меня ещё беспокоит одно обстоятельство, - осторожно начал Ноам.
- Какое именно?
- А вдруг ученики Нахшона умерли или умрут в ближайшее время.
- Не волнуйся! Как только ты прибудешь в мир людей, Бог наложит на них заклятие, и как только ты коснёшься их этим камнем на кольце, их молодецкая удаль и сила вернуться к ним, вместе с обликом. Естественно, как их миссия завершится, они станут прежними.
- Понятно.
- К слову и твой облик изменится, но знак Нахшона останется на теле.
- Как же они признают меня?
- Покажешь знак на теле, и они поймут, кто перед ними.
- Хорошо. – Ноам кивнул.
- Теперь самое главное, мир Зеркал и иллюзий. В первую очередь следует запоминать всё то, что находится вокруг и отличать иллюзии от реальности, тень от людского изображения. Этот мир зародился недавно и усиленными темпами развивается. Достаточно выставить руку вперёд, чтобы рассеять иллюзию, но на некоторое время. Тебе поможет этот свиток, - с этими словами он вручил Ноаму небольшой по размеру, но очень толстый, свиток. – Зная твою тягу к знаниям и любовь к чтению, я даю тебе этот свиток, написанный на древнем иврите с защитой.
- ?
- Видишь эти медные ручки, на них крохотные изумруды, оберегающие текст от постороннего глаза. Внутри содержится огромное количество заклятий, отваров, инструкций и видов камней. Главная твоя мощь и армия, это ученики Нахшона. Если большая часть согласится следовать за тобой, значит, победа в руках.
Ноам положил свиток в сумку, с трудом запихнув. Он устал от всяческих замечаний и наставлений. У него болела голова. Он посмотрел на сокола, парящего над деревьями и озёрами. Пластины исчезли, видимо, на земле начался день. Лиор наслаждался освободившимся пространством. Он просвистел в воздухе, едва не задев их макушки.
- Интересно… - начал Ноам.
- как твоя мать? – продолжил Евстафий, а Ноам вздрогнул. – Да, я могу читать мысли.
Ноам посмотрел на него таким взглядом, словно видел впервые, изучая черты лица.
- Я не могу тебе показать её, это против правил. Но скажу, что в Райском царстве она эталон добродетели и человеколюбия. Она пришла к нам сразу же после смерти, за ней не было ни единого греха, а это скажу тебе необычайная редкость среди людей.
Ноам смутно помнил свою мать, но желал увидеть её хоть раз, чтобы узнать и понять, что она не плод воображения. Он хотел запомнить каждую чёрточку лица, чтобы унести воспоминания, её образ с собой. Он решил не зацикливаться на этом и задал совершенно иной вопрос, сменив тему разговора:
- Думайте, мне много столетий у стены грешников дадут, за все деяния?
- Хм. – Ангел улыбнулся широкой открытой улыбкой. – Что за глупости! Ты будешь жить не одно тысячелетие, пока не прекратится действие Зодиака, длинную счастливую жизнь.
- Ну да! – скептически возразил Ноам. – А в это время будут гибнуть дорогие мне люди.
- Ты сам избрал этот путь. К тому же, что есть время и люди в твоём понимании? Время относительно, оно растягивается для человека, который чего-либо ждёт, в нетерпении и стремительно бежит, когда он занят любимым делом.
Лицо Ноама вытянулось.
- Ах да! Я и позабыл, в каком тысячелетии ты живёшь. Мы, Ангелы, способны видеть всё в одно мгновение. Мы, вне времени. А люди, так или иначе, смертны, поживёшь с моё, поймёшь, что человеческая жизнь – ничто, по сравнению с Вечностью. Воспоминания человека бесценны и нет ничего прекраснее, чем сидеть среди друзей, попивая эль и слушать необыкновенные рассказы умерших людей. Каждодневно через мои руки проходят тысячи жизней, особенно тяжело, когда на Земле царит разруха и войны.
- Я думал, вы только исправляете ошибки.
- И это тоже, по совместительству, так сказать.
- Как же вы с Савелием справляетесь с такой тяжелейшей нагрузкой?
- А кто сказал, что нас лишь двое? Триста ангелов с разной специализацией и конечно, районы строго поделены.
- И какой район за тобой?
- Раньше мы занимались умершими людьми, но эта должность несколько ожесточает ангелов, ведь приходиться видеть столько грешников. Не каждый выдержит такое. Нас повысили в должности за проявленную преданность и точность исполнения дел, дав больше полномочий и заданий. Мы с Савелием теперь стоим во главе всех и направляем, даём ценные советы и исправляем досадные промахи.
- Такой, как сейчас? – с улыбкой проговорил Ноам.
Ему хотелось узнать, как можно больше об устройстве Вселенной и её неукоснительных правилах. Для этого он слегка надавил на Евстафия.
- Да. Это ошибка системы. Всякий может проникнуть в один из миров, просто познав потустороннюю магию и силу, разумеется, при должном старании и целеустремлённости. – На миг он умолк и другим, более философским тоном продолжил: - Пребывание здесь разрушительно для личности и психики человека. Это место необратимо меняет человека.
- Где-то я уже нечто подобное слышал.
- Да, оно преобразовывает человека. Своеобразная фантасмагория. Постепенно ты перестаёшь быть собой и конечно, большая часть вины здесь в необыкновенном по своим чудодейственным свойствам растении Зодиак с необычными цветами. Оно постепенно разрушает тебя Ноам, но есть и великолепные качества, что дарует оно.
- Какие именно качества?
Ангел смотрел на полёт сокола, заворожённый стремлением птицы найти добычу в этом мёртвом мире. Птица не желала сдаваться в достижении цели, а села на огромную скалу, дабы передохнуть и окинуть взором всю местность.
- Сам познаешь это в мире людей, здесь подобные качества не работают. Видишь, тот водоворот на горизонте, он высасывает из этого мира все магические и живые свойства, делая его бесполезным и мёртвым. И если мы поселимся с тобой в Гипно, то через десятилетия сами станем мёртвыми. Даже мы, Ангелы, не можем находиться здесь долгое время.
«Надо же, а я намеревался застрять с Нурит здесь навсегда», подумал Ноам.
- Но как же здесь выживают деревья и озёра с реками?
- Очень просто, у них нет души.
- Но в мире людей деревья живые существа.
- Да, там солнечные лучи преобразуют энергию жизни, которой подпитывается всё живое, но здесь Солнца нет.
- А как же Подземное царство?
- Там люди не нуждаются в свете, они сами тьма.
Ноам понял, что тема закрыта по тому, как поджал губы Евстафий и решил поиграть с другой темой, волнующей его воображение.
- Всё-таки, мне интересно, когда я умру, и действие Зодиака рассеется, то за все прегрешения меня ждёт пожизненное заточение?
Евстафий округлил глаза, усмехнулся и покачал головой.
- Что? – удивился Ноам.
- С твоей жаждой знаний тебе пора собирать свою школу. Ты задаёшь слишком много вопросов, и это меня начинает утомлять. Мне приходится свои знания и язык приспосабливать под твоё, прости, примитивное мышление. Ничего, когда окажешься на земле, соберёшь все частички мозаики в общую картину и поймёшь что к чему. Пожалуй, кое-что я тебе открою, пока мы разбираемся в твоей жизни и ждём Савелия. – Голос Евстафия стал более мягким приятного тембра и успокаивающим. – Ты недостаточно грешен, чтобы заточить тебя в медные оковы, и не настолько священ, чтобы отправить тебя в Рай. Слушай, а что ты хотел за использование магии?! – возразил тут же Евстафий на мысли Ноама. – Нет, на Земле ты будешь вечным рабом обстоятельств и одновременно самым свободным человеком во Вселенной, но после затухания, не смерти, ты отправишься к Богу, отчитываться за каждый шаг в Вечности и оспаривать его решение. Одно из двух, ты станешь Ангелом, таким же покорным Ему, как и я, за свои заслуги перед Богом, служа верой и правдой Ему на земле.
- А второе?
- Тебе вряд ли это понравится. Если ты будешь жить на Земле чрезмерно распутной, лживой жизнью и станешь служить ложным богам, отправишься в один из пустынных мерзких миров и все выходные дни проводить в Громандии. Это в самом из худших вариантов, но ведь миров бесчисленное множество! Говорить тебе всё это против правил, но Бог хотел, чтобы я намекнул тебе о последствиях поступков.
- Понятно. – Ноам помрачнел, ведь такого он не ожидал.
- У тебя есть вопросы относительной твоей миссии? – Евстафий был прямолинейным по характеру и уже сожалел, что не преподнёс новость изящнее и мягче, но таков он сам. Он не любил юлить, изворачиваться, подбирать каждое слово в общении с людьми. Но что-то в самом Ноаме заставляло его раскрывать своё видение Вселенной, а также доходчиво объяснять суть всего.
- Почему Бог послал меня, а не знакомых верных Ему Ангелов?
- Хороший вопрос. – Ангел ласково улыбнулся, ведь Ноам был ещё таким ребёнком, а он, Евстафий, подобно мудрому отцу учил его. – Видишь ли, Ангелы только в людских сказках и мечтах являются людям. Нет, Ноам, отсюда добраться до мира Зеркал и иллюзий невозможно, минуя людской мир. Однако Нахшону это удалось через узкий портал и то, потому что он раздробил себя и собрался воедино уже там. Он использовал для проникновения в портал маленькое стёклышко в витраже, которое впоследствии разбилось. Суть не в этом. Главное, ты по всем показателям подходишь для этой миссии. Во-первых, ты знаешь Нахшона, как он выглядит и его характер. Во-вторых, ты бессмертен и обладаешь неимоверным стратегическим умом, безграничной памятью и острым зрением и слухом. Ты стал как твой сокол неуязвим и силён. В-третьих, тебе нужны союзники, верные друзья чтобы выстроить гигантскую фигуру из камней и чистейшей энергии. Этот свиток, что вручил я тебе, написан со слов Бога уважаемым Даниилом, недавно пришедшим к нам. Бог разработал идеальный план, как с помощью доброй чистой магии со святым потоком энергии поймать Нахшона в ловушку.
- А он не может таким же образом, как вошёл выйти из мира?
- Всё не так просто, иллюзии будут всячески препятствовать этому.
Ноам не хотел убивать Нахшона, ведь тот заменил ему отца, помогал в трудных ситуациях.
- Может он, самый понимающий человек на свете, самый гениальный маг из всех живущих, но он должен заплатить за бесцеремонное вторжение в Подземелье, убийство Захара, назначенного на эту должность самим Богом. Он нанёс непоправимый ущерб и изменил, сам того не сознавая, естественный ход во Вселенной.
- И что же его ждёт после заключения в сосуд?
- Ничего, достойные похороны в недрах Громандии.
- Жестоко.
- Честно, - поправил Евстафий Ноама.
Ноам не представлял, как жить среди равнодушных к нему людей, в мире, где войны и междоусобица не редкость. Как найти своё место среди людей и вновь обрести гармонию. В Раю теперь были два самых дорогих человека, а в мире среди людей ему не было места. Он одинок в любом мире. А когда, наконец, появится возможность быть со своей семьёй, воспоминания о ней сотрутся и превратятся в пустые нелепые картинки из прошлого. Так происходило с ним на протяжении всей жизни. Если он чего-то сильно желал – не получал, а когда терял всякую надежду обрести желаемое – оно чудесным образом, оказывалось в его руках, но не приносило долгожданного восторга, лишь кислое равнодушие. Его жизнь состояла из разочарований, несбыточных надежд и мечтаний. Нет, он определённо мог бы похвастаться званием истинного неудачника по жизни. То, что он горячо любил, в итоге терял, а то, что ненавидел, созерцал всю жизнь.
Конечно, он возьмёт себя в руки и восстанет из пепла, но как же тяжело жить, принимать решения и нести за них ответственность.
- А Захар был кем, неужели Сатаной? – спросил Ноам, внезапная мысль заняла всё его существо.
- Ну, ты и загнул! Скажешь тоже! – Евстафий усмехнулся, явно не ожидая такого поворота событий. – И откуда у людей подобные представления? Видимо, в народе существуют ещё сказочники, вроде Гомера.
- Но он ведь был ужасным человеком, несмотря на гениальные нововведения и любовь к искусству?
- М-м-м, вообще-то он был замечательным добрейшей души правителем. Они с Богом единокровные братья, рождённые Вселенной, вернее сотворённые из частиц метеоров и звёздной пыли. Захар всепоглощающе любил Ночь и Мрак, поэтому создал мир в недрах Земли, в то время как его брат Софрон стремился к Свету. Софрон создал Царство Рая на поверхности Луны, но простым смертным нипочём не увидеть его. Рай спрятан за завесой частиц из пыли.
- Я не слышал о Боге по имени Софрон.
- И не услышишь, людям ни к чему это знание.
- Но как же боги по имени Яхве, Иегова и прочие?
- Имён множество, но Бог один.
- Мне казалось нужно верить в истинного бога.
- Главное, чтобы не разум верил, а сердце чувствовало и стремилось к Богу. На словах и в мыслях люди верят, приносят множество жертв беспомощных животных, показывая самим себе и окружающим, как глубока их вера, а на деле и вполовину не крепки духом и сердце их безраздельно принадлежит женщинам, винам и самолюбованием. Они крадут и убивают, совершают обряды в храмах, желая чтобы их грехи ушли, дабы совершать новые злодеяния. Как правило, таких люди гниют у стены, недоумевая, почему они оказались там. Всё просто до невообразимости, нужно искренне верить и искренне сожалеть о содеянном, не допуская подобного. Они должны учиться на своих ошибках и творить Добро на Земле. Великий Софрон не требует от людей невозможных жертв.
- Кажется, я понял. Главное, от чистого сердца приносить жертвы, сколь малочисленными они не были бы, но если богатый человек принесёт тысячи или десятки тысяч жертв его животные погибли напрасно?
- Да и ещё одно, убийство живого существа оправдывает лишь голод. Животных можно убивать ради еды, но не ради развлечения. Охотники, которые получают удовольствие от убийства животных и делающие из них чучела – гниют тысячелетия у стены Грешников. Это мерзость убийство ради удовольствия! Софрон знает всё, что происходит во Вселенной и слышит каждого человека, но лишь он чувствует искреннее чистое сердце и составляет списки людей. Он записывает в миллионы свитков деяния и мысли людей. На каждого человека по большому свитку. Он любит порядок во всём, хотя его память кристально чиста.
Внезапно Евстафий замолк.
- Что такое?
- Не нужно больше говорить об этом. Он рассердится.
- Тогда не будем об этом, лучше расскажи о создании миров.
Евстафий посмотрел на Ноама и взглянул в его блестящие, полные нетерпения глаза и улыбнулся.
- Софрон создал Царство Рая. Оно было ослепительным, но в нём не было людей. Софрон вместе с Захаром они объединили силы и создали из пыли множество планет и населили людьми и животными. Постепенно появились параллельные миры, множество образовались под воздействием извне, частиц и воздуха.
- Как мир Зеркал и иллюзий?
- Точно. Софрон дал названия планетам и мирам, о существовании коих люди не догадывались, но в скором времени откроют их.
Из воздуха внезапно появился Савелий, и досаде Ноама не было конца. Они обменялись мыслями, и Савелий проговорил с каменным лицом и пустыми холодными глазами:
- Нужно отправляться. Евстафий, ты забыл Ноаму сказать о самом главном.
Евстафий долгое время всматривался в лицо Савелия и наконец, проговорил:
- Ноам, ты же понимаешь, что всё услышанное здесь и то, что ты узнал в Подземелье, не следует разглашать обычным людям на Земле.
- Да, я понимаю. А как на счёт учеников Нахшона?
Ангелы переглянулись, но лицо Савелия скривилось кисло-горьким выражением.
- Понимаешь, магам нежелательно знать м-м-м, - он подбирал подходящее слово - слишком много, но исходя из вашей миссии, кое-что поведать всё же можешь. В общих чертах, никаких мелочей. Факты, касаемо лишь Нахшона.
- Понятно. Спасибо, за разъяснения.
Савелий и тут не удержался от угроз, видимо имел вспыльчивый нрав:
- Мы следим за тобой! Не вздумай шутить с нами!
- Я понял.
- Ну ладно, - произнёс и вздохнул Евстафий, уставший от разборок Савелия и Ноама. Они невзлюбили друг друга и ничего с этим не поделаешь. – В путь!
Ноам вытянул руку, и сапсан опустился на неё.
Искры полетели во все стороны, и Ноам прижался к Евстафию, который успокаивающе положил руку на плечо. Вокруг них возник вихрь из беловато-голубого тумана и поглотил их полностью, унося над Гипно.
«Как жаль, что по вине Учителя погиб такой замечательный человек, как Захар!», подумал Ноам и его мысли тотчас отпечатались в плотном густом тумане.
- Не волнуйся! Софрон освободит Захара, но не в ближайшее время.
- Почему? – по-детски спросил Ноам.
- Сосуд, в который его заточили, содержит множество заклинаний на нескольких уровнях. Так или иначе, всё будет хорошо.
- Я рад. – У Ноама словно отлегло от сердца.
Под их ногами мелькали параллельные миры. Лиор давно переместился с руки Ноама на плечо и прижимался к голове хозяина. Ноам правой щекой чувствовал мягкое оперение Лиора и рукой придерживал птицу, пытаясь защитить от туманного вихря. Другой рукой Ноам придерживал сумку на плече. Перед глазами Ноама проносились все цвета радуги и наконец, ноги встали на твёрдую поверхность, не болтаясь как прежде в воздухе. Под ногами росла сочная зелёная трава, на небе светило ярким жёлтым пятном солнце. Вокруг стояли деревья и кустарники.
- Где это мы?
Он оглянулся. Никого. Сокол всё ещё сидел на плече и зорко смотрел по сторонам.
- Лиор, лети и осмотрись! Будем держать курс на учеников Нахшона. Лети! – с этими словами Ноам взял птицу на руку и подтолкнул к небу.
Сокол устремился в небо, раскрывая свои крылья, и вскоре превратился в маленькую точку.
- Тоже мне Ангелы! – усмехнулся Ноам. – Могли бы на пустыре или на поляне оставить. Лес и глушь. Интересно, где это я? Уж, не в Китае ли?
Подул лёгкий ласковый ветерок и Ноам прикрыл глаза, наслаждаясь ароматом и лёгким потоком. Как же он скучал по этому! Только сейчас он обратил внимание на себя. Кожа стала молочно-кремовой, а волосы на руках золотисто-рыжие. Неужели Ангелы всё-таки изменили его внешность? И как ему теперь называть себя, в этом нелепом светло-коричневом платье до колен и в коричневых сандалиях из грубой кожи?  Может, Александр?
Сверху послышался щелчок и он, подняв голову, увидел, как из воздуха падает что-то чёрное к его ногам. Он подобрал и удивился. Это была чёрная шерстяная накидка с капюшоном, практически как у Нахшона.
- Спасибо! – искренне поблагодарил Ноам невидимых друзей-ангелов.
Ноам надел накидку, идеально скрывающую не только его платье, но и ноги. Лишь носки сандалий торчали из подола. Стало прохладно, он почувствовал не только холод, но и голод. Он решил двинуться в путь, нужно хотя бы выбраться из леса.
По узкой тропинке Ноам двинулся к солнечному свету, обнаружив, что Евстафий не соврал. Зрение стало более чётким, а также Ноам воспринимал тончайшие ноты. Он слышал пение птицы переливистое и нежное с чистейшими нотами, стук дятла слева от себя и если вслушиваться особенно тщательно, разрезание крыльев воздуха высоко в небе.
Ноам вышел на огромную поляну из множества цветов. Солнце медленно садилось за горизонт, красное, словно затухало.
Ноам сел на корточки и вокруг себя начертал символы и, выпрямившись во весь свой рост, поднял высоко над головой левую руку и проговорил:
- Иш хинтар! – И сложив вместе указательный и средний палец правой руки, направил их на горизонт: - Хента!
Мгновенно, едва успев оторвать ноги от земли, Ноам переносился на окраину. Он старался, чтобы Лиор не потерял его из вида и поэтому держал кольцо над головой. Поток воздуха иссушал роговицу глаз и Ноам прикрыл веки. Ветер ласкал прохладой щёки, отчего они покраснели. Его золотисто-русые волосы с лёгким рыжеватым оттенком растрепались, а глубокие серые глаза, так и норовили глянуть из-под век. Теперь у него был широкий лоб, говорящий о невероятном интеллекте, изящный правильной формы нос, а скулы придавали строгость лицу и образ завершали тонкие губы. Правильной формы чуть впалые, как и виски, живые глаза, в которых, тем не менее, было что-то холодное, а иногда лукавое. Если бы великие греческие и римские поэты увидели его однажды, то воспели бы, декламируя гекзаметром его красоту и отвагу. Его целеустремлённо-волевой взгляд и густые шелковистые короткие волосы.
Ноам остановился, к нему подлетел Лиор и сел на протянутую руку. Он гаркнул и Ноам понял, что они на правильном пути. Ноам погладил крыло и грудку сапсана, проговорив:
- Мы идём в путь. Кто ближайший из учеников?
- Грр.
- Мордекия? Интересно, как он поживает, давненько его не видел. Лиор, показывай направление дороги и можешь лететь на охоту.
Сапсан довольно прокурлыкал, но выражение зорких глаз оставалось неизменным – холодным, волевым и хищным. Сапсан взвился в небо, расправив огромного размаха, крылья и показал путь на юго-запад.
Ноам почувствовал, что, наконец, обрёл верного друга в лице хищного сапсана и почувствовал, как тепло разливается по сердцу и вся душа наполняется светом и теплом. Он двинулся в путь.



Эпилог


Огромный мраморный зал с четырьмя массивными тёмно-синими, стоящими по углам, колоннами блистал во всём своём великолепии. Стены были синими в белую крапинку, видимо покрытые лазуритом, а пол сложен из чёрных плиток.
Анна стояла в огромном мраморном зале, а вокруг собрались подданные. Она была в прекрасном золотистом платье и её талию обвивали три ряда золотого шнура с кисточками на концах, которые развевались по ветру, прикасаясь к бедру. Её тонкие бледные руки беспомощно лежали на груди, непривычный для неё жест, а густые рыжие волосы тщательно уложены сзади и лишь одна прядь из центра пучка ниспадала на правое плечо. Её заострённое лицо из-за впалых длинных скул казалось тощим, а бледно-зелёные глаза из-за худобы выглядели более выпуклыми, как у лягушки или хамелеона. Она снисходительно смотрела на своё окружение. Это был горделиво-ленивый, но и в тоже время властно-холодный взгляд.
К ней подошёл мужчина в длинном чёрном плаще, Анна наклонила голову, и он возложил на её голову тонкую золотую корону, похожую скорее на тиару. Изящные завитки короны приподнимались, образуя зубцы, что смотрели наверх. Лёгкий румянец удовольствия застыл на бледных щеках Анны, и улыбка замерла на лице скорее торжественная и всемогущая, чем счастливая и простодушная.
- Да, здравствует королева Анна! – произнёс мужчина в плаще суховатым и скрипучим голосом.
- Да, здравствует королева Анна! – подхватил стройный хор невежественных людей.
Они простодушно радовались победе над Нахшоном, совершенно не представляя, что ждёт их впереди. Горящие глаза, искренние улыбки и звучное скандирование лилось потоком.
Королева Анна снисходительно принимала одобрение и радость народа, прищурив по своему обыкновению зеленоватые кошачьи глаза.



2. «Испытание»

Пролог


Тени кружились повсюду, зловещие чёрные и бестелесные. Они в своих прозрачных оболочках летали повсюду и выли, как одинокие волки.
Нахшон носился, как сумасшедший повсюду, пытаясь найти выход или хотя бы окраину этого зловещего и бесполезного мира. Ни одного лучика света, кромешная тьма и туман. Ни одного шанса выбраться отсюда.
Над головой Нахшона что-то загудело, превращаясь в бессвязный гам. Он поднял голову и с ужасом обнаружил стаю воронов, кружащуюся над головой в виде воронки. Он, наконец, разобрал слова огромного чёрного ворона:
- Поцелуй смерти!
У Нахшона волосы встали дыбом от этих слов.


Часть первая «Воссоединение»


Глава 1

Ноам устроил привал. Он соорудил шалаш из веток, листьев и мха. Сел у костра и наблюдал, как жарится куропатка, которую он подстрелил из самодельного лука.
Подул ветер. Солнце медленно скрывалось за горизонтом и яркие лучи, как пламя затухало. Надвигались сумерки.
Ноам чувствовал, как в груди нарастало волнение при мысли о предстоящих испытаниях. Он должен заточить Нахшона в сосуд, но не желал этого. Также используя железные аргументы нужно убедить бывших учеников Нахшона пойти против самого могущественного мага на свете. Нелёгкая задачка. И самое главное, ни при каких обстоятельствах маги не должны узнать о его «бессмертии».
И всё же, так или иначе, Ноам не желал подчиняться кому-либо, даже если этот «кто-то» сам Бог. Даже в такой запутанной и тупиковой ситуации его гордость и эгоизм не позволяли этого. С другой стороны, он был настолько разочарован в устройстве мира, что плевать он хотел на муки совести, гордость и обиду за юношеские глупые ожидания. Он лишился всего, что у него было: любимой жены, крова и семьи. Что у него осталось теперь? Его душа, разум и это обновлённое тело. Как ему жить дальше?
Тишина. Только сейчас Ноам обратил внимание, что наступила ночь. Долгим взглядом он смотрел в темноту.
Ноам достал куропатку и с наслаждением откусил сочное мягкое мясо птицы и его желудок довольно заурчал от удовольствия. Давненько он не ел «живой» пищи, было даже непривычно есть столь ароматное сочное мясо с золотистой кожицей.
После сытной трапезы Ноам свернулся калачиком в шалаше, как довольный койот.
Впервые за долгие годы, проведённые в Подземелье, он дремал, и сон был крепким и безмятежным. Его утомлённый мозг переваривал полученную информацию и нервная система восстанавливалась. Ноам черпал силы из природных источников – ветра, деревьев и земли.
В пяти километрах от Ноама, на скале гордо восседал сапсан. Он размял лапки и укрылся глубоко в гнезде, любовно сооружённое его сородичем.
Это было небольшое ущелье. Сокол поджал лапки и вобрал в себя голову. Он тоже решил вздремнуть после сытного ужина из трёх полёвок и пойманного на лету ворона.

Ноам сидел на траве с закрытыми глазами медленно посылал энергию огненным потоком в камни, заряжая их своей внутренней энергией.
Начал накрапывать дождь и Ноам нетерпеливо взмахнул рукой, словно горизонтально прорезая воздух, выстраивая невидимую стену. Дождь усилился, но не одна капля не попадала на Ноама, который шептал:
- Шу им тухлу.
От камней исходило красное сияние, но вскоре потухло, и Ноам убрал их в сумку.
Он открыл свиток с медными ручками и с крохотными изумрудами, оберегающими текст от постороннего глаза. Книга принадлежала лишь Ноаму и настроена была на тонкую голубую ауру хозяина.
Книга содержала огромное количество заклинаний, отваров, инструкций и видов камней.
Ноам отвёл глаза от свитка и посмотрел вдаль, прищурив глаза. Как он справился со всем, что навалилось на него? Сможет ли…
Дышать становилось тяжело из-за груза на сердце, даже страшно делать вдох.
Он прикрыл веки и заставил себя дышать. Один вдох. Два. Три…
Ему было тошно от сущности людей, мира и тошно от себя самого, вот такого жалкого и ранимого. Он жил через силу, дышал через силу. Он не знал где взять терпения, хоть капельку веры в светлое будущее. Что восполнит чёрную пустоту в груди и заставит поверить, что жизнь стоит того, чтобы жить. Ему бы только зацепиться за что-нибудь, а дальше он не выпустит, вцепится мёртвой хваткой, и не даст себе упасть. Как обрести почву под ногами, если нет цели? Победить Нахшона – это не цель в жизни, а долг.
- Всё, хватит!
Ноам порывисто поднялся, злясь на своё нытьё, и закинул сумку на плечо. Он приложил пальцы к земле и переместился в одно мгновенье к воротам города Дивон. Он всё ещё чувствовал на щеках поток холодного воздуха от столь стремительного перемещения. Благо на многие километры по округе шёл дождь, и небо было затянуто зловещими сероватыми и сине-чёрными тучами.
Ноам щёлкнул пальцами, чтобы не выделяться из толпы горожан и сойти за своего. Ведь в своём светло-коричневом платье и в коричневых сандалиях из грубой кожи он выглядел крайне подозрительно. Заклятие называлось «Хамелеон» и позволяло окружающим думать, что он один из них.
Ноам вошёл в трактир. Ничего особенного. Мрак. Маленькие столики. Он сел за столик у стены. К нему подошёл плотный мужчина с длинными собранными на затылке волосами.
- Кувшин вина и свиные рёбрышки с картошкой.
Мужчина удалился, а Ноам начал присматриваться во тьме к посетителям. Один пьянчуга в углу дремал, а рядом с ним трое толстяков весело ржали и один из них тискал за грудь миловидную шлюху, что сидела на коленках. По центру сидел мужик плотного телосложения и видимо, норовистого характера и напивался, глядя прямо перед собой расфокусированными глазами. В одной руке он держал кусок мяса, а в другой кружку и разговаривал, доказывая кому-то свою правоту.
Вскоре Ноам тоже присоединился к собратьям, резво налегая на вино и сочные рёбрышки с картошкой. Еда была холодной, но хорошо шла под крепкое красное вино. Ноам, наконец, расслабился и выглядел более довольным.
Он снял комнату на ночь и поинтересовался на счёт шлюх.
- Вам какую? – бесцветным голосом спросил хозяин.
- Миловидную, покорную с большой грудью и бёдрами.
- Хорошо.
Хозяин ушёл, а Ноам спрятал под кровать свои вещи, оставив лишь деньги на оплату услуг. Ему как никогда хотелось почувствовать человеческое тепло рядом и погрузиться, убаюканному покоем.
В дверь робко постучали и он открыл. Вошла смугленькая черноглазая девица в кремовом платье. У неё были пышные формы. Ноам потянул её за руки к кровати. Одним движением она скинула с себя платье, и у него чаще забилось сердце. Он снял с себя платье и привлёк за талию девушку. Он с наслаждением вдохнул пьянящий аромат тёплой плоти и покрывал поцелуями тело. Он яростно прижал её к кровати, одновременно вторгаясь с наслаждением изголодавшегося зверя в её беззащитное тело. Она хрипло простонала, и её ноги обвились вокруг его бёдер. Его всё больше распыляла эта покорность женщины на затхлом несвежем постельном белье.
Огонь страсти поглощал их тела, сметая всё на пути. Последний толчок и он рухнул, блаженно удовлетворив свою плоть. Никогда прежде он не испытывал такого удовольствия исторгая своё семя. Ноам чувствовал себя живым, полным, рядом с этой дешёвой шлюхой, покупая её тепло.
Женщина отстранилась, и он искоса посмотрел на неё. Внезапно он почувствовал себя брошенным и одиноким. Он прижался к ней, шепча:
- Согрей меня.
- Тебе холодно?
- Да, - жарко зашептал он в её ухо.
По её телу пробежала дрожь, и она полностью отдалась во власть этих чувств, лаская так, как не ласкала ни одного из своих клиентов.
Он снова и снова погружался в тёплое ласковое женское тело, касался округлых форм с нежной кожей. Он терял голову, чувствуя с какой радостью, тугая узкая плоть принимала вторжение его хищного монстра. Лишь под утро, утомлённый Ноам заснул крепким сном. Он проснулся оттого, что женщина рядом с ним поднялась с постели и натягивала платье. Он смотрел на это с нескрываемым удивлением, заворожённо. Вчера она казалась ему хорошенькой и уступчивой, но сейчас он видел в ней самую, что ни на есть, опустившуюся на самое дно шлюху. Он расплатился с ней, и как только она ушла, тоже стал собираться. Пахло перегаром, разложением и похотью, тянуло на свежий воздух. Ему принесли воду, и он умылся, смывая с себя остатки сна.
Бодрый духом он вышел на улицу, жадно вдыхая свежий, после дождя воздух.
На горизонте тускло светило солнце, предвещая начало нового дня.
Он настроил свою душу, открывая для новой информации. Все органы чувств его были обострены, и он тщательнее прислушивался к окружающим звукам.
Мимо него шли люди. Поначалу голоса людей сливались, и невозможно было разобрать ни слова. Затем слух начал сортировать голоса на октавы. Он словно слушал мессу в храме, состоящую из десятки тысяч различных голосов.
Все эти голоса взаимосочетались, сливались, и в то же время он мог различить каждую фразу и звуки, сопровождающие их. Наконец, он широко распахнул глаза и позволил голосу вести его:
- Мордекия в последнее время выглядит обеспокоенным и бледным.
- Думаешь, он болен и умирает?
- Типун тебе на язык! Скажешь тоже!
Ноам обнаружил тех, кому принадлежали голоса, две замужние тётушки в чёрных платьях и белых платках на головах.
- Простите за беспокойство, я ненароком услышал имя своего друга и заволновался. Как он поживает? – Ноам приложил недюжинные силы и обаяние, чтобы очаровать женщин и втереться в доверие.
- Держится бодро и ни на что не жалуется – заговорила женщина, что постарше перехватив инициативу у подруги, которая начала говорить о болезни.
«Эта женщина не так проста, как кажется. Лишнего не взболтнёт, но и сама постарается вытянуть как можно больше».
- О вот, как? Очень хорошо! Я не видел, его с прошлой весны и хотел бы выразить своё почтение старому другу моего отца. К сожалению, отец захворал, и я был вынужден покинуть этот город, но теперь отец в добром здравии. О чём и хочу сообщить, порадовать его.
- Да, теперь понятно, почему он пребывает в таком волнении.
- Да это так. Они с отцом учились у одного учителя и были дружны, как родные братья. Прошу, - он схватил женщину за морщинистую с веснушками руку – пойдёмте со мной и обрадуем его.
- Да, конечно. – Женщина была в растерянности, но всё же взяла себя в руки и вскоре они втроём шли по дороге. Ноам косил под наивного неопытного юношу и рассказывал о тёплой дружбе его отца и Мордекии, а женщина всё более прониклась и выдавала всю информацию.
Когда они подошли к небольшому домику, выложенному из сырцового кирпича, Ноам проговорил:
- Само небо свело нас в этот день! Не знаю, чтобы я делал, если бы не встретил вас! – восторженно произнёс Ноам и незаметно для окружающих приложил два пальца к шее женщины и её спутнице.
- Идите, дальше я справлюсь сам. – Он говорил тихим, но повелительным тоном и смотрел прямо в их глаза.
Женщины постояли немного, и вскоре, словно очнувшись ото сна, пошли по своим делам.
Ноам усмехнулся наивности старых клуш и постучал в деревянную дверь. У него болели мышцы на лице от натянутых щедрых улыбок. Он был рад, что отделался от этих кумушек. Женщины порой способны свести с ума!
Дверь открыл пятидесяти-шестидесяти летний мужчина. Несмотря на возраст, его тело было подтянутым крепким, взгляд ясным, а седина придавала мудрости. Одет он был в бордовое платье, стянутое в талии чёрным поясом в тон чёрной накидке.
- Ты кто? – его глаза смотрели подозрительно, но душа была спокойна.
- Я – Ноам.
Мордекия ухмыльнулся:
- Придумал бы что правдоподобнее.
- Смотри! – Ноам наклонился, чтобы Мордекии было удобнее видеть метку, и оттянул ворот платья. – Узнаёшь? Метку нам Учитель Нахшон поставил ещё в школе.
- Понятно. Идём в дом, нечего тут торчать у всех на виду.
Ноам пропустил мимо ушей стариковское ворчание и вошёл за хозяином.
- Может, и меня научишь этому заклинанию? – произнёс с ироническими нотками Мордекия.
- Какому?
- Омолаживающему.
- Ты тоже можешь стать молодым, если поможешь мне с одной миссией.
- Что я должен буду делать? – спросил он, насыпая чай в маленький глиняный чайничек и заливая кипятком. Повеяло необыкновенным ароматом.
Ноам сел за стол и внимательно изучал обстановку. Обычный стол и стулья. Ничего примечательного.
- Странно, у тебя ни жены, ни служанки нет. Готовишь сам?
- Жена умерла десять лет назад, а с уборкой и стиркой помогают подруги жены.
Ноам не сводил пристального взгляда с Мордекии, раздумывая какие аргументы предъявить для убеждения.
- Ноам, - начал он.
- Зови меня лучше Александром во избежание недоразумений.
- Хорошо. Эта миссия связана, я так полагаю, с магией, иначе ты бы не пришёл ко мне.
- Да. Слушай, мне нужно собрать учеников, чтобы заточить Нахшона в сосуд.
Глаза Мордекии округлились. Он сел рядом с Ноамом и пристально смотрел на него. Внезапно он хмыкнул и, усмехнувшись, выпалил:
- Дохлый номер! Ничего не выйдет.
Мордекия из всех учеников Нахшона славился стратегическим и аналитическим умом. Сейчас взвесив шансы, он подвёл итог.
- Как бы там ни было, придётся очень постараться, ведь об этом попросил Бог. Это твоё право отказаться, но, в самом деле, что ты теряешь? Если согласишься, тебе это зачтётся, и к тому же приобретёшь молодость. В свободное время сможешь обольщать женщин и наслаждаться жизнью.
Мордекия углубился в размышления. Он разлил в кружки ароматного чая, составленного из различных трав, и достал печенья с миндалём. Они долгое время сидели и поедали печенье, запивая чаем.
- Хорошо, я согласен, но у меня есть одно условие.
- Какое? – Ноам насторожился.
- Ты ничего не должен от меня утаивать, ведь от этого зависит, победим ли мы Нахшона.
Ноам смотрел в эти мутные карие глаза под насупленными бровями.
- Я согласен с твоим условием, но и ты должен пообещать, что не будешь разглашать об услышанном.
- Да, я сохраню информацию в своей голове и надёжно поставлю барьер.
Ноам знал, что Мордекия единственный человек во всей Вселенной кому он мог доверять. Он протянул правую руку и Мордекия пожал её, скрепляя тем самым договор. Ноам почувствовал теплоту в сердце, при слиянии их энергетических аур.
Теперь договор обрёл силу, скреплённый устным согласием мага и считался нерасторжимым, пока все его пункты не осуществляться.
Ноам улыбнулся лишь уголками губ, и коснулся синим сапфиром морщинистой щеки Мордекии. И на глазах Ноама, Мордекия начал преображаться. Морщинистая дряблая кожа подтянулась и стала упругой золотисто-смуглой и мутные блеклые глаза превратились в зоркие орлиные, которые излучали целеустремлённость и волю. Чёрные густые волосы, придавали сходство с вороном.
Это и был тот Мордекия, которого Ноам знал. Мордекия с удивлением заново открывал своё тело. Его лицо при этом не менялось, ни один мускул не выдавал смятения или удивления. Ноам долгое время общался с ним, изучив характер, чтобы теперь подмечать изменения в настроении друга.
Когда восторг Мордекии поутих, Ноам рассказал ему всё что знал сам.
- Я всё понял, только вот меня настораживает тот, факт, что Нахшон послал тебя в Афины и дал тетрадь с ножом. К тому же, старуха предостерегла тебя. Не нравится мне такое стечение обстоятельств. Давай, как следует, осмотрим и изучим предметы.
Ноам достал из сумки тетрадь с ножом и Мордекия внимательно осмотрел каждую трещину и надпись.
- Сомнений нет, энергетика предметов сильная, но ничего сверхъестественного и магического я не чувствую. Следовательно, он лишь направил тебя по пути, что выбрал сам. Только для чего? Нужно как следует всё обдумать.
- Хорошо, нет смысла спешить, - произнёс Ноам. Он и сам сомневался в намерениях Учителя Нахшона и только теперь благодаря аналитическому разбору фактов, убедился в очевидном. – Где тут можно ополоснуться?
Мордекия встал из-за стола, платье болталось на плечах.
- Следуй за мной.
Ноам зашёл в умывальную комнату, довольно-таки тесную и тёмную, где стояли тазы и скамейка.
Ноам бросил на пол сумку, с которой никогда не расставался.
- Тут в углу в ведре вода, а там, - Мордекия указал на тазик – мочалка и мыльный раствор. Сейчас принесу тебе полотенце и одежду.
Ноам кивнул и скинул с себя потное грязное платье и вылил половину воды из ведра в деревянный тазик. Он сел на маленькую деревянную скамеечку и намыливался, чувствуя запах трав и мокрой древесины.
Мордекия повесил на крючок чистое синее платье и длинную хлопчатую ткань для вытирания тела. Он взглянул на чёрную печать Нахшона, выделяющуюся на молочно-кремовой коже Ноама и скрылся.
Мордекия переоделся в белое платье, по краям рукавов и горловины оно было украшено коричневой с жёлтыми ромбами вышивкой и стянуто синим широким поясом с красным и зелёным орнаментом. Он повязал на лоб коричневую тесёмку с орнаментом.
Ноам вышел из умывальной комнаты с влажными растрёпанными волосами. Он был в синем платье, украшенным вышивкой из красных полосок с жёлтыми и зелёными ромбами. Платье было стянуто широким поясом, состоящим преимущественно из вертикальных чёрных и зелёных полос, которые разделяли маленькие красные полоски. Также на голове его красовалась синяя тесёмка с горизонтальными красными полосками по краю, а в центре находились зелёные и жёлтые ромбы.
Он вошёл на кухню, где Мордекия хлопотал, накрывая на стол. Ноам поразился разнице между ним и Мордекией. Ноам был выше и шире в плечах, а раньше он смотрел снизу вверх на него. Мордекия казался ему внушительным, а сейчас он видел перед собой обыкновенного человека равного себе.
- Откуда еда?
 - Женщины принесли. Пришлось наплести им, что я ученик Мордекии, а сам он вышел из дома.
Ноам улыбнулся.
- Занятно. От этих клуш хоть какой-то прок есть, - иронично закончил он.
Мордекия усмехнулся, глядя в холодные серые глаза Ноама, которые стали тёплыми и живыми при поедании супа с курицей, картошкой и луком. Мордекия знал наверняка, что это и есть тот Ноам, которого он знал. Он становился искренним, волевым, порой до жестокости и смелым в компании лишь Мордекии и Мальахи. С остальными он держался отстранённо и холодно. Но всё же теперешний Ноам и тот, которого он знал, незримо разнились. Он стал более агрессивным, непоколебимым и это импонировало Мордекии и заставляло уважать, следовать за ним.
- Ты, наверное, ждёшь, не дождёшься, когда увидишь своего старинного друга Илана?
- Нет.
Мордекия не ждал подобного ответа и заглянул в глаза Ноаму, которые источали сейчас холод и равнодушие.
- Не хочу нянчиться с ним и выслушивать очередное нытьё.
- А ты беспощаден, - заметил Мордекия.
- Наверное, но следует изначально избавиться от слабых звеньев, иначе победы не жди.
- Ты прав. Илан всегда был нервным и впечатлительным. Он помеха.
- Да.
Более они не разговаривали, а поедали суп. Затем выпили красного вина с насыщенным глубоким вкусом.
- Кьяк-кьяк-кьяк.
Внезапно глаза Ноама обратились к окну и стали спокойными и тёплыми. Он похлопал рукой по левому плечу и в мгновение ока там оказался сапсан. Он устремил свои чёрные глаза на Мордекию.
- Кра-кра-кра! – прокричал сапсан, явно обеспокоенный присутствием Мордекии.
- Это Мордекия, - обратился Ноам к птице.
- Кееек-кееек-кееек – ответил сокол, делая кивок.
- Это сокол, его зовут Лиор, и он поможет нам найти других учеников. – Ноам перевёл взгляд на птицу. – Мы некоторое время побудем здесь. Кто на очереди? – спросил Ноам, почёсывая горлышко птицы, и погладил напоследок брюшко.
Сокол смотрел по сторонам, активно изучая обстановку.
- Киек-чип-чип! – гаркнула птица.
- Город Елеал, там Идан – пояснил для Мордекии Ноам и похлопал птицу по крылу со словами – Ну лети, ты свободен!
Сокол прокурлыкал явно довольный и улетел, оставив после себя вихрь из воздуха и два чёрных пёрышка.
- Занятная птица, гордая и бескомпромиссная, - заметил Мордекия, разглядывая перья. Он выкинул в окно, и ветер унёс их.

Ночь была прохладной и необычайно спокойной.
Ноам лёжа на полу на мягкой подстилке под одеялом, смотрел в звёздное небо. Оно казалось необычайно прекрасным и таинственным. Звёзды ярко сияли в ночи, даруя миру надежду на что-то светлое и прекрасное в жизни.
Веки тяжелели, и вскоре Ноам задремал, окутанный тишиной и спокойствием.


Глава 2


Идан сразу же наотрез отказался от участия в магических обрядах. Он желал дожить нормальной жизнью среди родных и умереть спокойно и с чистым сердцем. Не помогли ни дар убеждения, аргументации Ноама, ни стратегический план Мордекии. Идан сообщил, что его брат Замир умер год назад.
Ноам с Мордекией перекусили в ближайшей харчевне и покинули город Елеал.
Ноам был рад, что теперь не одинок и верный Мордекия рядом. Они были схожи во взглядах. Оба скептики, да и вообще крайне мнительные личности. Теперь они понимали друг друга с полувзгляда, и Ноам более не ощущал так остро пустоту в груди. Его успокаивала аура Мордекии.
Следующим на очереди был город Сокхоф, где жил Дарий. Город Сокхоф лежал между рекой Иордан и впадающая в неё с востока река Иавок. Мордекия напустил вихрь из песка и Ноам положил руку ему на плечо. Они мгновенно переместились к воротам города, дабы не терять времени понапрасну.
Дарий высокомерно отказался от предложенного приключения. Но зато сообщил важные сведения. Надав, Нисах и Ахашверош умерли, а Игаль отправился в паломничество, в корень, помешавшись на религии.
Ноам сообщил Лиору, что этих учеников искать не нужно, и он по своему обыкновению полетел на охоту. Ноам с Мордекией удручённые шли по узенькой тропинке в густой чаще.
- Сколько думаешь нужно человек для построения «Пирамиды»? – спросил Ноам, потирая пальцами подбородок.
- Хотя бы человека два-три, но они должны быть искусны в магии.
- Да, ты прав. Не думал, что такой проказник и задира, как Дарий откажется.
Мордекия остановился и Ноам посмотрел в чёрные, словно сама ночь, глаза.
- Ты всегда можешь рассчитывать на меня. Я всегда буду рядом с тобой.
- Я знаю.
Ноам прекрасно понимал, что Мордекия его поддерживает и он самый надёжный из всех друзей. Илан и Мальахи, дети в сравнении с опытным мудрым Мордекией, который всегда серьёзно относился к магии.
Мордекия взял за руку Ноама и сквозь вихрь из песка они неслись, прикрыв глаза из-за прохладного сильного воздуха. Ноам чувствовал мощную тёплую энергию Мордекии, которая огненным потоком согревала всё его тело. Когда они очутились на земле, Ноам взглянул на Мордекию, пытаясь понять, специально ли он пустил свою энергию или неосознанно.
Мордекия перехватил его взгляд и ответил:
- Ты всю жизнь хочешь прожить во мраке? – Мордекия усмехнулся красноречивому молчанию друга и продолжил: - Тебе нужен свет. Поверить во что-то или кого-то.
- Я боюсь того, что это буду уже не я.
- Напрасно, тебе станет намного легче, если ты разовьёшь в себе духовную сущность. Нужно узнать свои пределы и прочувствовать сущность, какая она есть, и тогда ты сможешь контролировать себя естественнее. Твоё тело будет двигаться вслед за разумом. Соедини разум, тело и душу. Почувствуй себя цельным.
Мордекия положил левую руку на его спину, а правую руку, на живот, где циркулировал поток энергии, называемый чакрой.
Энергия Ноама была не такой обжигающей, как у Мордекии. Мордекия – огонь, всепоглощающий и обжигающий. Ноам почувствовал, как поток внутри тела волной приближается к коже.
Мордекия отпрыгнул и рассмеялся.
- Ты – вода.
Ноам с удивлением смотрел на Мордекию.
- Стихия в человеке определяется только к тридцати из-за того, что она хрупка и непокорна. Моя стихия – огонь. Это новое учение, дошедшее из Китая и посему малоизученное. Наши с тобой стихии противоположны, но взаимодополняют друг друга. Моё время суток – полдень, орган чувств – форма, а цвет – красный. Твоё время суток – полночь. Орган чувств – звук, а цвет – чёрный, тёмно-синий. Это не просто философская концепция, а долгие годы наблюдений, изучений одного гениального мага.
- Думаешь, нам как-то это может помочь?
- Определённо, но только самостоятельно ты постигнешь себя, обретёшь почву под ногами. Тебе нужно развивать в себе это.
- Думаешь, Нахшон в курсе этого учения?
- Сомневаюсь.
- Ты думаешь, к какой стихии принадлежит он?
- Если строить предположения, то земля или металл. Это будет замечательно, если я прав.
- К чему ты ведёшь?
- Только огонь, вода и дерево имеют степени развития, как духовного, так и физического роста. Земля и металл неизменны и не нуждаются в выявлении, расширении сущности.
Ноам призадумался, тщательно обдумывая слова Мордекии.
- Пошли за Мальахи. Торчим тут на виду.
Они вошли в город, где только начинался день. Раннее утро. Заря осветила город, ярким знамением, подчёркивая каждый дом.
Они шли вдоль домов, Ноам вёл их к дому Мальахи, благодаря своей сверхчувствительной тонкой интуиции. Мордекия взглянул мельком на белоснежное лицо Ноама с лёгким кремовым оттенком, никак не мог привыкнуть к новому облику. Он улыбнулся тёплой лёгкой улыбкой. Раньше Ноам был любознательным, но казался ученикам отрешённым и замкнутым. Мордекия никогда не был его близким другом, но как никто другой понимал одиночество, растерянность и жажду узнать все тайны во Вселенной. Все ученики считали, что у Ноама два друга Илан и Мальахи, но только Мордекия знал наверняка, что Ноам не доверяет никому и не делится мыслями, надеждами и его сердце закрыто для остальных. Может именно поэтому Нахшон выделил Ноама среди остальных, ведь больше всего в людях Нахшон ценил молчание и скрытую внутреннюю силу и волю к победе, чтобы преодолеть преграды.
Ноам равнялся на Мальахи, соревновался с ним в умениях и желал превзойти его и Учителя. Благодаря Илану одиночество Ноама не было таким острым, но, тем не менее, он не считал его другом.
Мордекию мучил вопрос, кто он для Ноама? Друг, соперник или старший брат? Через некоторое время Мальахи непременно присоединиться к ним, и что это будет? Воссоединение семьи, прежней троицы?
Ноам постучал дверь. Через некоторое время на пороге показался седоватый мелкий старик. При виде юного Мордекии у него округлились глаза.
- Как?
Он протёр глаза, прогнал остатки сна.
- Давай прогуляемся, чтобы не беспокоить твоих родных.
Мальахи оделся и вышел к ним. Он подозрительно косился на спутника Мордекии, казалось, что у того глаза видели всё насквозь.
Мальахи поманил к себе Мордекию и прошептал:
- Кто это с тобой?
Спутник тем временем безучастно смотрел в горизонт, где поднималось большим жёлтым пятном солнце.
- Ноам.
Мальахи с сомнением вглядывался в черты юноши.
Мордекия принялся подробно и скрупулёзно объяснять.
Так они с Ноамом изначально договорились, что Мордекия будет тщательным образом убеждать учеников, так как по ходу разговора легче применять его гибкую стратегию и Ноам будет завершать речь. Если ученики отказывались, они насылали заклятие «Дурман» и стирали из памяти разговор. Ноам концентрировался на внутреннем потоке воды и понял, что управиться со стихией намного сложнее, чем с внутренней энергией организма. Вода растекалась беспорядочно по всему телу мелкими волнами. Единственное, что у него выходило, это пустить рябь.
Ноам медленно выдохнул и прикрыл веки. Он расслабил все мышцы и почувствовал усталость во всём теле.
Стихия воды была холодной и далёкой, хотелось почувствовать теплоту до самых кончиков пальцев.
Когда его плеча коснулась рука, он чуть вздрогнул и открыл глаза.
- Пойдём к Мальахи, поедим и отправимся в путь.
- Не получается приручить воду. Она слушается только тебя.
Глаза Мордекии стали тёплыми и лучились светом.
- Не совсем.
- Покажи, снова.
Ноам протянул руки, и тёплые руки Мордекии схватили их, пленяя вновь своим огнём. Медленно тёплой волной огненное тепло проникало, и разгоралось в груди горячим огнём. Он доводил до кипения водную стихию, которая уже не сопротивлялась, пытаясь потушить, а с лёгкостью приняла огонь.
Ноам чувствовал себя под защитой этого огня, наполнившего его жизнью. Вода не пыталась подчинить огонь, победить, а стала союзником. В первое появление огня, она защищала себя от нападающего яростного огня, но теперь она поняла, что огонь верный друг и успокаивала собрата приливами волн. Они дополняли друг друга. Инь и ян.
- Когда они успели поладить и понять друг друга? – произнёс Мордекия, и они с Ноамом открыли глаза.
- Интересно, каждую ли стихию можно объединить подобным образом? – размышлял Ноам.
- Вполне, возможно.
Мордекия отпустил руки Ноама. Ноам почувствовал себя одиноким, расставаясь с теплом огня. Они направились к дому Мальахи. Мордекия не мог скрыть улыбки от осознания, что он покорил Ноама и стал его лучшим другом.
Жена Мальахи, Румелия, подала к столу тушёное мясо с картошкой и черносливом, а затем ушла в комнату.
Ноам с Мордекией накинулись на сочное мясо, запивая отменным красным вином.
Ноам был по настоящему счастлив их воссоединению. Они дружной маленькой компанией сидели и разговаривали. Ноам с Мальахи впервые видели Мордекию таким расслабленным. Мальахи рассказывал интересные истории из жизни и Ноам смеялся до слёз.
Затем Мальахи пошёл собирать вещи, а Ноам с Мордекией остались на кухне. Они допивали вино, не спеша, потягивая из кружек. Ноам чувствовал, как каждая клеточка тела наполнилась теплом. Вино здорово разгоняло кровь.
Они сидели в полутьме, потому что солнечные лучи не проникали в эту комнату. Здесь всегда было прохладно и сумрачно. Время словно остановилось. Мордекия и Ноам думали каждый о своём.
В комнату вошёл Мальахи в приподнятом настроении.
- Ну что, пойдём? – спросил Мальахи, находясь всё ещё в весёлом настроении.
- Да, - ответил Мордекия, посмотрев на Мальахи.
Ноам осушил бокал с вином и порывисто встал со стула. Они вышли из дома и яркий солнечный свет с непривычки слепил глаза.
Когда они вышли из города, Ноам коснулся рукой Мальахи и тот стал моложе. Поразительно платье на нём сидело впору, видимо комплекция тела не изменилась с тех пор.
Мальахи улыбнулся сияющей широкой улыбкой и проговорил:
- Как в старые добрые времена!
Он был таким же жизнерадостным и открытым, как и раньше. Ноам улыбнулся и протянул: «Да».
Ноам резко остановился. Мордекия вздрогнул, а шедший позади Мальахи чуть не налетел на Ноама.
В воздухе отрывисто и резко прозвучало:
- Кьяк-кьяк-кьяк!
И сокол приземлился на плечо Ноама, впиваясь острыми когтями в кожу. Сокол смотрел по сторонам, вертел головой и топтался на плече, вгрызаясь когтями в плоть Ноама.
- Молодец! – похвалил птицу Ноам и ласково погладил по грудке.
Теперь их связь окрепла, и они чувствовали друг друга. Ноам с удивлением услышал в своей голове:
«Дофан. Захир живёт там».
«Хорошо. Мальахи согласился теперь мы пойдём за Захиром», отвечал Ноам – «Можешь лететь».
Сокол посмотрел долгим взглядом своих чёрных хищных глаз с подозрением.
«Со мной всё в порядке. Просто взволнован. Не беспокойся обо мне, Лиор».
Сокол резко отвёл взгляд и, оттолкнувшись, устремился ввысь.
Обычный сокол не стал бы восседать на плече и не смог бы взлететь, расправив крылья. Но этот волшебный сокол точно рассчитывал расстояние.
- Ничего себе! – удивился Мальахи, который до этого раскрыв рот, смотрел на эту сцену.
- Держим путь в город Дофан, там живёт Захир. Давайте там заночуем. – Ноам приобнял Мальахи, а тот в свою очередь Мордекию.
- Так ты, металл? – тихо спросил в удивлении Мордекия.
- Что? – спросил Мальахи.
- Да нет, ничего.
Только Ноам понял сказанное Мордекией, но вот они дружно щёлкнули пальцами и прошептали заклинания. Мордекия пустил вихрь из песка, Ноам следил с помощью ветра, чтобы сквозь песок их не было видно, а Мальахи окутал их туманной дымкой.
Ноам не ощущал стихию Мальахи, только прохладу, такую же, как у него. Но вскоре непроизвольно почувствовал, как Мальахи становится теплее и, превращаясь в проводник, передаёт тепло непосредственно Ноаму. Когда они ступили на землю, ощутив, наконец, почву под ногами, Мальахи вспотел и покраснел.
- Как жарко!
- Подождите, - произнёс Ноам и резко схватил руку Мордекии, проверяя теорию.
Ноам внимательно смотрел на своих друзей. Теперь Ноам передавал тепло Мордекии и на удивление почувствовал, как тело остывает.
- Значит, ты подавляешь собственный огонь. Тушишь его.
- К чему это ты, я не понимаю. – Брови Мордекии сдвинулись к переносице.
- Для тебя температура огня вполне естественна и поэтому, когда огонь циркулирует и проходит через нас с Мальахи – ты заглушаешь его. Огонь бунтует и пытается сжечь дотла металл, нагревая и поэтому Мальахи так плохо. Но проходя на втором круге через меня, ему не хватает запала на воду и он просто проходит по поверхности. Возвращаясь к тебе и так как, огонь потерял прежнюю силу, твоё тело воспринимает утихший огонь как норму.
- Но почему-то этот метод не работает, когда я держал тебя за руки? – спросил Мордекия, загоревшись размышлениями о стихиях.
- Всё дело в свойстве металла. Я же говорю, огонь растратил всю силу на сжигание металла и остыл сам.
- Да, это интересное наблюдение.
Мальахи устал слушать непонятный ему разговор и поторопил их. По пути Ноам разъяснил суть их с Мордекией разговора.

Как и следовало ожидать, бывший задира с сильной волей и любитель приключений Захир согласился. Он обладал богатой фантазией и весёлым нравом, к тому же был лёгок на подъём. Мальахи рядом с ним казался серьёзнее, но в разговоре не уступал. У Мальахи были растрёпанные волосы, широкий лоб и вздёрнутый любопытный нос, из-за которого весь облик казался озорным.
Они перебивали друг друга, и пока вся четвёрка не вошла в трактир, болтали без умолку.
Они сели за столик у стены и заказали вино, жареное мясо с тушёными овощами. Рядом с ними гудели, смеялись подвыпившие мужики. Они чувствовали себя свободными среди них и тоже ели, пили и болтали.
Пахло выпивкой, жареным мясом и потом. Кто-то пил и веселился, что-то дрых на столе, а что-то блевал в углу. Вся эта атмосфера была живой, частью жизни и Ноам впервые со дня появления на земле осознал всю значимость таких вечеров. Они вносили разнообразие и живость в жизнь, в её серые дни.
После плотного ужина они разошлись по комнатам со шлюхами. Мальахи с Захиром направились в одну комнату, а Ноам с Мордекией в другую. Их сопровождали пухленькие девицы.
Ноам с наслаждением вторгся в тёплое беззащитное тело. Он чувствовал, как плоть радостно приняла его мощь. Он ощущал себя хищником, истинным самцом. Женщина извивалась под ним, дрожа от желания.
Мордекия не отставал от друга и, развернув к себе спиной шлюху, двигался. Её руки упирались в спинку кровати, но вскоре сползли, и женщина вымотанная лежала на животе и её голова качалась в такт толчкам партнёра.
Через некоторое время насытившись, они отпустили женщин и, натянув одеяло, утомлённые заснули крепким сном.


Глава 3


Они переместились в город под названием Гоим, где жил некий Алаим.
- Кто-нибудь знает этого Алаима? – спросил Ноам.
- Нет, никогда не слышал, - ответил Мальахи.
- И я не знаю. – Пожал плечами Захир.
- Я слышал о нём и знал лишь, как он выглядит, но не общался. Он заканчивал обучение, а я учился первый год. – Мордекия призадумался и продолжил: - Точно вспомнить, как он выглядел не смогу, да и вряд ли это поможет.
- Хм, значит, он учился до нас. Как же нам тогда его найти, да и жив ли он вообще. Не факт. Шанс, что мы его найдём - низкий, практически нулевой. – Ноам потёр пальцами подбородок.
- Да и заклинания применять опасно, вдруг увидит кто – проблем не оберёмся.
- А Лиор? – спросил Ноам.
- Вряд ли. Если он будет летать высоко – мы его не увидим, а если низко – наступит паника во всём городе, и к тому же привлечём ненужное внимание, а хуже всего то, что этот Алаим заподозрит что-то неладное и скроется.
- Что же нам тогда делать? – забеспокоился Мальахи. Ему не шло обеспокоенное выражение на лице, как неестественная маска.
Мордекия усиленно думал. Ноам понимал, что не существует даже отдалённого заклинания, чтобы найти того, кого ты в лицо не знаешь. Он прикрыл веки и сконцентрировался на звуках и заодно настроил внутреннюю энергию, выпустив интуицию в свободный полёт и заглушил разум, полностью отдавшись во власть чувств.
«Подумать только! Обманывает с таким честным лицом!»
«Когда-нибудь Бог покарает его!»
«Пусть его душа горит в пламени Ада!»
Ноам улыбнулся болтовне двух пожилых женщин.
«Ковры! Покупайте, хорошие ковры! Ручная работа, смотрите, как играют цвета! Не проходите мимо!», надрывался торгаш.
« … а вчера он приказал приготовить ему сладости, какие ест сам царь!»
Ноам решил сконцентрироваться на имени, но никто из горожан не желал произносить его. Ноам начал тяжело дышать, словно три раза обежал весь город. Затем он почувствовал руку на своём плече – Мордекия, таким образом, решил его поддержать. Ноам чувствовал, как огонь распространялся по телу. Теперь настроившись, он видел, что огонь не жёлтый, как казалось ему изначально, а красноватый, язычки же пламени малиновые с чёрным контуром по краю.
Дыхание Ноама выровнялось, и теперь он мог слышать даже частое сердцебиение Мордекии, неровное, но гулкое и сильное.
Внезапно Ноам начал чувствовать необъяснимое волнение или восторг и что-то синее с мутно-белым отливом притягивало его как магнит.
- Я что-то чувствую. Не может быть! – выдохнул и ахнул Ноам.
Ноам открыл и приобняв правой рукой Мордекию, пошёл в направлении, только ему одному известном.
Изредка Ноам прикрывал глаза, проверяя местонахождение той таинственной ауры.
Вскоре он очутился напротив седого старика, что был на голову ниже и в старых лохмотьях.
- Нашли меня? Я вас ждал.
Он по очереди оглядел всех присутствующих и проговорил вполголоса:
- Всё так, как я и представлял. – И добавил более уверенно: - В общем, я согласен. Конечно, можно соблюдать формальности и притворяться, что я не в курсе, но это потеря времени. Идёмте за мной.
Он развернулся и собрался идти, но обернулся к Ноаму и проговорил:
- А ты интересный человек.
Ноам внутренне поёжился. Мутные голубые глаза смотрели прямо на Ноама, и он не отводил взгляда. Он не боялся, не сомневался, а смело, но не яростно сверлил взглядом старика.
- Человек с секретом. Интересно найдётся ли ключ от этого замка? Покажет время.
- Я смотрю, вы властитель времени.
- Можно и так сказать, - уклончиво ответил старик. Он, пожевав губы, прищурил глаза и быстро проговорил: - Дар провидения касается только моей судьбы и людей напрямую способных повлиять на неё.
- Понятно – произнёс Мордекия, но старик не обратил на это внимание.
- Иначе не дожил бы до восьмидесяти шести лет.
Ноам понял, что этот человек мог менять своё будущее, как ему вздумается и выбирать из множества вариантов единственный устраивающий его. Да, он был не так прост, как мог показаться обычному человеку. Более того, скорее всего он прекрасно помнил все те возможные варианты, они не стирались из памяти. Здорово. Достойно уважения, а если он докопался до этого с помощью Нахшона, то тот, скорее всего, будет ждать их атаки.
- Этому тебя научил Нахшон?
- Кто? Этот неуч? Я превзошёл его во многих науках, тем более тех, куда он всегда боялся сунуть нос.
Какой высокомерный тон! Ноам был удивлён. Не похоже чтобы Алаим пытался хвастаться или набить себе цену. Скорее всего, это правда.
- Это хорошо.
- Будущее снова поменялось. Именно с этого момента. Что я такого сказал?
Ноам взвесил все пункты и понял, что может доверять ему.
- Если бы Нахшон обладал тем же даром, что и вы, не видать нам победы.
- Резонно.
- Хотя было бы интересно посмотреть, чей дар выиграет, - произнёс, усмехнувшись Мордекия.
- Ничей. Скорее всего, мы бы боялись сделать ход.
По тону старика, всем стало понятно, что разговор об этом окончен.
- Вот ещё что, если тебя это интересует, - обратился старик к Мордекии – Я – дерево, а он, - при этом указал на Захира – земля. Удивительно, собрались все стихии, возможно, это предрешено изначально Фортуной. Ну что ж, следуйте за мной.
Все присутствующие были настолько обескуражены, что молча последовали за стариком до самого дома.
Самое большое удивление их ждало, когда старик преобразился. Его волосы стали шелковистыми русыми с лёгким рыжеватым оттенком, глаза медово-карие, а губы и нос идеальной правильной формы, дополняющие друг друга. Ростом и по комплекции он был практически как Ноам и Мордекия. Теперь его можно было принять за брата Ноама.
Все разговаривали о пустяках, попивая вино и один Ноам сидел, призадумавшись, потирая пальцами подбородок.
- Слышь, Мальахи! – внезапно произнёс Ноам, и все присутствующие вздрогнули и повернули головы к нему.
Мальахи смотрел пристально на Ноама.
- Помнишь тот обряд с животными. Как ты думаешь, какую силу обрёл Нахшон?
- Могущественную, учитывая, что мы стояли вершинах фигуры, а он в центре.
- С какой стороны не посмотрю, не нравится мне это. Думаешь, он обрёл силу животных?
 - Несомненно.
- Но как он её использует, вот в чём вопрос.
Мальахи не сводил глаз с Ноама, размышляя.
- Что он там произнёс, ты не можешь вспомнить? – спросил Ноам.
- Нет, даже отдалённо. Было темно и страшно даже мне.
- Да точно, ты же змею держал. Почему он именно таким образом раздал животных?
- Может, и с нами поделитесь, в конце концов, а то умираю от любопытства! – почти вскричал Алаим.
- Да, хорошо. Учитель поставил нас в вершины пиктограммы, а сам встал в её центр. – Ноам пытался доходчивее объяснить, но его воспоминания так и норовили ускользнуть. – Мальахи занимал главную вершину фигуры и держал змею.
- Чёрную змею, которая извивалась, как чёрт! – подтвердил Мальахи.
- Дальше, по обе стороны стояли Идан с чёрным вороном, и Замир с поросёнком. Завершали построение мы с Иланом, у меня в руках был кролик, а у Илана крокодил. Может, поэтому у Илана крыша поехала. Мы зарезали животных.
- Будь проклята эта шустрая змея, я едва не порезался! – вскричал Мальахи, видимо зрелище необыкновенно потрясло его.
- Затем красный свет озарил Учителя, и он что-то воскликнул. Кажется, «Наи ахша нома. Сли нома»
- Слышь, ты поосторожнее с заклинаниями – предупредил Мордекия.
- Да, знаю. Сила из животных устремилась в центр, к Нахшону и мы бросили животных на пол. Как только мы сделали это у фигуры, в виде звезды, появились стены с гранями. В конце животные исчезли, как только Учитель зажёг светильник. Кровь лишь осталась на наших ножах и кинжалах.
- Сомнений теперь не осталось, Нахшон обладает силой животных и может, как личины менять. Кстати, он не использовал силу, ловкость чтобы скрыться от кого-нибудь.
- Да. Теперь и я понял, чтобы улизнуть из Подземелья Нахшон прикинулся змеёй. – Мордекия быстро втянулся, анализируя действия Учителя по знаниям и услышанному от Ноама.
- Кстати, дом Нахшона подожгли, и он скрылся – проговорил Ноам. – Думаешь, он мог превратиться в кого-нибудь? – спросил он у Алаима.
- Вполне возможно, он обратился в ворона и улетел. А это значит, что у него остались личины кролика, крокодила и поросёнка. Сущность животного можно использовать единожды.
- Я считал, что на практике подобное невозможно – проговорил Мордекия.
- Я тоже так считал, но видимо Нахшон выработал идеальное заклинание и построение. Но одно остаётся непонятным, - Алаим перевёл взгляд с Ноама на Мальахи – почему он животных поделил именно подобным образом, есть идеи?
Захир помотал головой, остальные молчали, сидя в полной неподвижности.
- Нужно как следует это обдумать. – Мордекия сложил руки на груди.
- Да, раньше Нахшон был более доверчивым и открытым, делился знаниями. Мы вместе с ним открыли свойства камней, разработали заклинания для открытия некоторых миров и огромное количество заклятий. Кстати, эти метки на спинах он придумал в годы моего обучения и я даже ему помог. Да и получил первым метку. – Тон Алаима стал горьким и обречённым к концу.
- Что означает метка? – спросил Мордекия.
- Человек не может делиться магическими знаниями, а также применять эти знания против Учителя.
Некоторые приуныли после слов Алаима, но Мордекия проговорил:
- Это не страшно, мы можем использовать книгу и к тому же придумать, объединив знания, множество новых заклинаний, которые Нахшон не будет знать.
- В верном направлении мыслишь. – Алаим загадочно улыбался.
Ноама подобные размышления мало волновали, он, наконец, понял, пока вспоминал и рассказывал эпизод с животными, что медленно утрачивает память о многих аспектах своей личности. Он помнил имя Нурит, но ни лица, ни связанные с ней воспоминания. Детские годы, родителей…
Пока все болтали, он незаметно ушёл прочь. Ему нужно было, как следует всё обдумать и пережить этот необъяснимый страх перед неизвестностью.
Он шёл в сторону леса, по пёстрой поляне из цветов и растений. Солнце над головой светило ярко, облака медленно плыли по лазурному небу.
Ноам резким движением развёл ладони в стороны, крикнув:
- Кыш! – и насекомые исчезли, уползая прочь.
Ноам кинул сумку в сторону и лёг на сочную зелёную траву. Он прикрыл глаза и с наслаждением вдохнул запах свежей травы, лёгкого цветочного аромата.
Он открыл глаза и следил, как плыли объёмные, почти прозрачные облака. Как ему хотелось очутиться сейчас на одном из них, ощутить мягкость, теплоту и зарыться лицом в пуховость облака!
Он перебирал пальцами жёлтые одуванчики, белые с жёлтыми серёдки ромашки и зелёную траву, расчёсывая лёгкими движениями. Всё это успокаивало его. Он забирал энергию у природы и чувствовал лёгкость. Он ощущал полное единение с природой, отплачивая взамен ей огромной любовью. Ноам всегда любил природу, нежной трогательной любовью и оберегал покой обитателей.
Вокруг щебетали ласково птички, растягивая звуки в переливистом ритме. Их жизнь казалась такой лёгкой и беззаботной. Подул лёгкий ветерок. Ноам положил руки под голову и продолжал смотреть на небо. Яркие краски радовали глаз насыщенностью цветов. Жизнь бурлила.
Его глаза слипались, он прикрыл веки и вдохнул воздух, насыщенный различными ароматами и медленно выдохнул.
- Зачем ты здесь? – устало прошептал Ноам.
- Остальные никогда не понимали и не поймут тебя и твоё состояние.
Мордекия сел рядом с Ноамом. Ноам тяжело вздохнул и положил правую руку на глаза, пытаясь отгородиться.
- Мне всё равно. – Немного помолчав, Ноам добавил шёпотом. – Как бы я хотел, хоть на мгновенье стать прежним, ощутить всю глубину того человека, кем был.
- Ты мне больше нравишься такой, как сейчас. – Голос Мордекии был спокойным ласковым с тёплыми бархатными нотками. – Раньше ты не был таким многогранным, старался не влезать в авантюры, имел собственное мнение и не делился им. Неизменным осталась твоя жизненная позиция, но теперь ты живёшь полной жизнью, участвуя в разговорах и жизнях других людей.
- Да, это так. Теперь я считаю, что жить нужно  в своё удовольствие, не ограничивая себя ничем.
Мордекия лёг на траву, подложив под голову левую руку.
- Умеешь ты убеждать, когда нужно – сетовал Ноам.
- Нет, с тобой я не прорабатываю ходы и варианты. Мне не нужно притворяться. Я полностью честен.
Ноам убрал руку от лица и взглянул на приятеля.
- Я теряю некоторые воспоминания.
- Знаешь, тебе нужно преодолеть этот период, скорее всего твоя душа переродилась в новом теле, поэтому ты теряешь связь с прежним собой и людьми, которых знал.
- Это значит, что я позабуду и вас всех?
- Возможно не сейчас, когда мы прямо перед тобой. Ты должен радоваться, что начинаешь жизнь с чистого листа.
- И что в этом занимательного? Проноситься будут чередой всё те же трактиры, женщины и люди, которые затем умрут.
- Но из этого и состоит жизнь, разве нет?
- А нужно ли мне всё это?
- Поэтому я и считаю, что тебе нужно зацепиться за что-то, чтобы не упасть.
Ноам ощутил теплоту в сердце при осознании того, что о нём заботятся, так приятно. Без всякого вмешательства огня, он чувствовал в груди нарастающее тепло и радость от того, что он живёт.
Мордекия перекатился на бок и, подперев голову рукой, посмотрел на Ноама.
- А ты изменился.
- Да? – Ноам широко улыбнулся и впервые Мордекия увидел в его глазах внятные человеческие эмоции. Радость и лёгкое воздушное счастье, скорее как намёк.
Солнце пригревало ласковыми лучами и юноши лежали на траве и наслаждались свежестью дня.


Глава 4


Мордекия с Алаимом шли по рынку, спорили о чём-то, а позади них плелись Ноам с Мальахи и болтали. Мальахи заливался весёлым смехом и подпихивал в бок товарища. Ноам не заметил сам, как втянулся в весёлую болтовню друга и начал широко улыбаться. Последнее время он замечал за собой нервное взвинченное настроение, с трудом сдерживался, чтобы не запустить ближайшие предметы в свои раздражители по совместительству, они же друзья.
И правда, как и говорил Мордекия, его личность неизменно менялась и укрепляла свои позиции. Прежде он считал себя спокойным человеком со стальными нервами, чёткой жизненной позицией, но он становился всё беспокойнее, резче и бескомпромиснее.
Народ вокруг непривычно гудел. Они натолкнулись на толпу, стоящую вдоль лавок с фруктами. Мальахи потянул за локоть Ноама за собой и протиснулся во второй ряд. Они остановились и смотрели туда же, что и остальные мужчины. В центре толпы мужчины плевали и пинали полуголую женщину. Она лежала в ободранном сером платье, которое открывало шею, грудь и ноги. Она прикрывала лицо, её всклокоченные волосы были грязными, пыльными в крови. Кожа на плечах и ляжках была ободрана. Она рыдала, умоляла о пощаде, шмыгала носом, но мужики были беспощадны.
- Что произошло? – поинтересовался Мальахи у ближайшего соседа.
- Нищенка-воровка, украла хлеб. Теперь её разденут и пустят по городу.
- Понятно. – Мальахи снова повернул лицо к женщине. В нём смешались несколько чувств – брезгливость, презрение, жалость, понимание и злость на зевак-людей.
У Ноама быстро забилось сердце, а глаза заблестели огнём и стали почти чёрными. Он затаил дыхание, разглядывая кровь и грязь на коже женщины и её слёзы струящиеся по лицу. Эти трагичные руки, цепляющиеся за жизнь, молили и простирались к небесам, моля пощады.
В животе Ноама возник огонь и он задрожал. Он сжал руки в кулаки и резко, порывисто развернулся и пошёл прочь. Его трясло, хотя с виду он казался спокойным.
- Вот оно! Сдвиг пошёл. Крайне занятная личность – проговорил Алаим, смотря в спину Ноама.
Только Мордекия услышал его слова.
Мальахи побежал за другом и приобняв его, проговорил:
- Ты чего? – заглянул в покрасневшее лицо Ноама – Не волнуйся, женщина сама виновата.
- А я и не волнуюсь. – Ноам посмотрел чёрными глазами смело на друга, потихоньку он остывал. Теперь его не трясло.
- Тогда, что это было?
- Может, пойдём и возьмём пару шлюх, а? – Голос Ноама слегка хрипел.
- Так ты захотел поиметь девку? Конечно, так бы сразу и сказал!
Ноам усмехнулся уголком рта. «Ты и понятия не имеешь, насколько сильно я хочу!»
Никогда прежде Ноам не прижимал к себе податливое мягкое женское тело, с такой жадностью и страстью. Он целовал, вгрызался в плоть зубами. Её губы он целовал, посасывал и кусал. Его язык скользил по тонкой беззащитной шейке, и зубы сомкнулись на изгибе, ведущем к плечу, одновременно он царапал ногтями кожу от розовых сосков до пупка, бёдер. Он чувствовал превосходство над этой жалкой женской плотью. Он насытился лишь тогда, когда полностью удовлетворил свою похоть. Шлюха ушла от него с шеи до колен в засосах, укусах и царапинах. Он умудрился оставить укус даже на мочке уха и щеке.
- Выпьем? – предложил Ноам, натягивая платье после столь жарких утех.
Лицо Мальахи выражало оцепенение.
- Что такое?
- Впервые я видел такую животную страсть. Ты умудрился между ласками связать ей руки.
- Я сам удивился, никогда прежде не хотел так женщину. Я, наконец, утолил свой голод.
«Ничего себе! Всунул три раза и моментально кончил, не считая двух раз, когда девка доставила удовольствие своим ртом». Мальахи почувствовал, как его хлопнули по спине, и посмотрел на Ноама. Он от души улыбался широкой открытой улыбкой и Мальахи моментально забыл о своих мыслях. Ему нравился настрой Ноама. Он решил забыть об этом и просто наслаждался вечером.
- Будем наслаждаться жизнью! – воскликнул Ноам. На душе его было легко и радостно. Хотелось жрать, пить и веселиться.
Ноам чувствовал себя уверенным, и вся внутренняя энергия воды была усмирена. Впервые он ощущал себя полным жизни, наполненным новыми чувствами и каждая клеточка тела с радостью покорно подчинялась хозяину.
Ноам с Мальахи едва дотащились до дома, где их явно заждались и обыскались. Они посмеивались над шутками и фразами друг друга, а остальные с удивлением слушали весь этот бред. Волосы у них были всклокочены, а одежда помята и несло выпивкой. Они рухнули на кровать и моментально заснули.

Захир с Мальахи пошли на рынок за продуктами, а остальная троица по книге собирала «Небесный амулет».
Камень хризолит в золотой оправе с петелькой, в которую продели верёвку и обвязали горлышко сосуда.
Взявшись за руки, чтобы их круговорот стихий обрёл силу, читали заклинания. Они сидели на полу, а в центре стоял сосуд с камнем. Они готовили ловушку для Нахшона, заряжая энергией и скрепляя заклинаниями.
Ноам чувствовал, как поток воды проник в стихию дерева, проходя сквозь древесину, и устремился к огню, но не тушил его, потому как поток превратился в ручеёк и лёгкими струйками бежал между язычками пламени, как по ущелью. Вода проникала во все трещинки, и огонь ласково окутывал воду, возвращая поток тёплым Ноаму.
Мордекия был удивлён, тому насколько легко контролировал Ноам свою стихию, ведь он мог ненароком потушить его огонь, но действовал осторожно, огибая языки пламени, чтобы не потушить.
Над сосудом образовался небольшой мутно-голубой купол.
- Аш-ми-нихил! – прошептал Алаим.
- Ми-тум, - проговорил Ноам вслед за Алаимом.
- Семптум, - закончил Мордекия и купол начал затягиваться и скрылся в камне.
Хризолит впитал их энергию, и сосуд был защищён. Хризолит обладал древней чистой энергией и не дал выйти негативной энергии и мощной силе из сосуда.
Ноам разжал руки, чувствуя, как ладони вспотели от напряжения.
- Кьяк-кьяк-кьяк!
Ноам посмотрел на Лиора, который сидел на окне.
- Придётся подождать. Скоро двинемся в путь. – Проговорил вполголоса Ноам.
Сапсан вертел головой, зорко высматривая каждый закоулок своими чёрными хищными глазами, жёлтый клюв зловеще как знамя бросался в глаза.
Алаим с интересом разглядывал птицу, а Мордекия разминал спину. Ноам убрал сосуд в сумку и в комнату вошли весёлые Захир с Мальахи. Они выкладывали из сумы морковь, лук, помидоры, красные яблоки и Захир достал кусок мяса, собирался достать второй.
- Стой, брось мясо, и отпрыгивайте к стене! – прокричал Ноам.
Мальахи быстро прислонился к стене, а Захир бросил мясо и рухнул на пол, отползая за товарищем вместе с сумкой. Как раз вовремя сапсан уже вцепился когтями в кусок мяса, и спустя мгновение гордо восседал на небольшой реечке на окне, пронзительно и хищно смотрел по сторонам. Он начал разгрызать клювом мясо, разрывал маленькими кусочками и заглатывал их.
Сердца Захира с Мальахи бешено стучали.
Ноам знал, что сапсан голоден, потому что выдохся в погоде за зайцем. Как только он увидел кусок красного сочного мяса в руках Захира, не задумываясь, расправил крылья, чуть нагнулся всем телом и не сводил хищных глаз с добычи. Только Ноам успел договорить, как сапсан преодолел большую часть пути. В то мгновение когда Захир разжал пальцы, сапсан поймал в воздухе мясо и приземлился на стол. Сапсан посчитав, что вокруг слишком много ртов, полетел с мясом на окно.
Мальахи рассмеялся от облегчения.
- Кто бы мог подумать! – воскликнул он и подошёл к столу.
- Идите на кухню со своим мясом! – рявкнул Алаим, ему надоел весь этот бред, если всё не пресечь сейчас весь день эти двое будут веселиться. Он устал от концентрирования энергии и его стихия медленно восстанавливалась, после того как отсырело дерево. Ноам водой подпитал не только корни дерева, но и древесину, так что он чувствовал себя с одной стороны полным жизни, а с другой измотанным.
Вечером, они сидели, насытившись плотным ужином с вином, а Лиор доел мясцо и чистил пёрышки, не сдвигаясь со своего пятачка на окне.
Сытые и довольные они заснули, чтобы с утра двинуться в путь.



Часть вторая «Кармос»




Глава 1


Кромешная тьма. Раннее утро. Густая чаща леса. Трава ещё мокрая от росы. Пятеро магов остановились. Сапсан раскрыл свои могучие аспидно-серые, с чёрными кончиками, огромные устрашающие крылья и, размахивая, завис над их головами.
- Кееек-кееек-кееек!
Сапсан охватил магов своими крыльями, окутав дымкой. Всё заискрилось вокруг них, и на мгновенье вспыхнул свет, осветив их растерянные встревоженные лица. Леса как не бывало. Мутная дымка, как густой туман ещё некоторое время прочно держалась вокруг них. Сапсан сел на плечо Ноама и активно вертел головой.
Юноши с осторожностью пробирались в густой тьме за Ноамом.
Ноам услышал в отдалении протяжный вой, скорее похожий на визг: «Ииииииииии». Сокол  насторожился, но более никто, кроме них, не услышал вопля.
Ноам чувствовал горячее дыхание Мордекии на своей шее. Мордекия, как великолепный стратег и аналитик решил идти за Ноамом, но поравнялся и пошёл рядом. За ними следовали Алаим, Мальахи и Захир. Каждый из них имел при себе камень из числа тех, что Ноам приготовил, зарядив энергией и заклятием.
Сердце Ноама бешено колотилось в груди частыми и тяжёлыми ударами. Под ногами была протоптанная земля без трав и растений. Он вспомнил лестницу в Подземелье, каждую ступеньку по которой спускался вниз. На спине выступил пот, и Ноаму стало тяжело дышать. Ему во что бы то ни стало нужно взять себя в руки и уверенно шагнуть в неизвестность, ведь именно он выбрал этот путь и должен продолжать бороться до конца, даже если силы оставят его. Ни для того он прошёл через столькое в жизни, чтобы свернуть трусливо в конечном счёте с пути. Да, он обязан победить Нахшона и показать на что способен.
- Кра-кра-кра! -  быстро и грубо прокричал сапсан.
Ноам посмотрел ввысь, где в воздухе плыла голубая сфера с синими и белыми прожилками.
Они осторожно прошли под ней и продолжили путь. Через некоторое время перед ними оказался серый мост, который тянулся до следующего берега. Под мостом текла чёрная зловещая река.
- Стало намного светлее – заметил Захир, наклоняясь над обрывом, чтобы получше разглядеть реку и определить расстояние до неё.
- И верно, - пробормотал Ноам. – Ну что, пошли? – Он левую руку выставил вперёд, чтобы проверить, не иллюзия ли мост.
Ноам с Мордекией шли по каменному холодному мосту, который скорее походил на длинный коридор в королевском замке. Казалось, что от моста исходил холод, пронизывающий кожу.
Мост был протяжённостью в целую Вечность. Поток воды под мостом не проявлял активности.
Когда они ступили на землю и тут не обнаружили ни признаков жизни, ни растительности. Ничего удивительного, ведь это мир Зеркал и иллюзий.
Внезапно перед ними возникла деревянная кукла в половину человеческого роста. Она имела лишь голову с торчащими рожками или небольшими антеннами, торчащими в разные стороны, а также у куклы имелись забавные ножки, как у аиста, только короче.

Кукла вытянула свой забавный ротик персикового цвета и проговорила:
- Вы кто такие? Раньше я вас здесь не видел – и голос отдавался эхом. Не смотря на внешний вид кукла, говорила равномерным ласковым голосом  и её чёрные глаза заблестели.
Мордекия посмотрел на Ноама, который не желал рассеивать столь милую иллюзию, и перевёл взгляд на куклу. Мордекия решил, что союзник им не помешает в этом диком глухом месте.
- Как тебя зовут?
- Греол. – Голос куклы казалось, стал теплее и мягче на целую октаву. До этого голос был глухим и металлическим.
- Греол, ты не видел здесь чудаковатого старика внушительного роста?
У Греола округлились глаза, отливая синим цветом.
- Нет, не видел. Мин всё знает.
- Кто такой Мин?
- Огромная сова. Она живёт в ветвях дерева баньяна и охраняет этот мир.
- Веди нас к нему.
Греол забавно развернулся, как маленький цыплёнок и зашагал по пустынной земле.
Ноам взглянул на Лиора, который сидел тихо и почувствовал, что сапсан абсолютно доверяет Греолу. Ноам успокоился и поспешил за Мордекией и Мальахи.
Через некоторое время они увидели рощу из баньяна. Сам ствол баньяна не был огромным, но из-за воздушных корней, спускающихся с веток и врастающих в землю, которые создали не одну аллею, казался могучим. Листья у него были той же продолговатой формы, что и у лимона.
Греол подошёл к стволу дерева, пробираясь мимо воздушных корней и остановился.
- Дядюшка Мин! – прокричал пронзительным голосом Греол.
Ноам посмотрел в листву дерева, задрав голову. Там что-то зловеще закопошилось, ветки затрещали, листва раздвинулась, и показались два жёлтых глаза. От неожиданности Ноам вздрогнул.
Между тем сова слетела на нижнюю ветку баньяна, и совершенно не обращая внимания на магов и Греола, уставилась своими жёлтыми глазами с огромными чёрными зрачками на сокола. Сокол сидел с невозмутимым видом, явно уступая в размерах диковинной сове.
Сову трудно было разглядеть в потьме, но оперение казалось серым с пестриной. Брюшко имело рыжеватое оперение с продольными и поперечными тёмно-бурыми полосами. Чёрный клюв зловеще сверкнул во тьме, и даже уши с пушистыми листочками придавали важный и вместе с тем грозный вид. Сова была практически с человеческий рост.
Ноам с удивлением осознал, что Лиор нисколечко не боится грозной птицы и более того сама совушка остерегалась хищника, словно он мог полакомиться ею в любой момент. Поначалу тонкие седые брови с чёрными пушистыми кончиками грозно были сдвинуты к чёрному хищному клюву, но сейчас внезапно взлетели вверх. Она хмыкнула и высокомерно отвернулась, вперев свои большие жёлтые, с чёрные зрачками, глаза в Греола.
- Чего тебе? – Сова наполовину прикрыла глаза, демонстрируя свои прекрасные пушистые белые ресницы.
- Тут люди спрашивали об одном человеке, - начал Греол, но в разговор вмешался Мордекия:
- Вы не видели седого статного мужчину с тяжёлым взглядом. Его зовут Нахшон, и он носит чёрное одеяние.
Сова щёлкнула клювом. Её веки в задумчивости опустились. Долгое время она сидела неподвижно, словно бездушная бесполезная кукла.
- Спит что ли? – спросил шёпотом Захир, склонившись к Мальахи.
Мальахи озорно улыбнулся. Мордекия бросил на них уничижающий взгляд, и юные сорванцы стыдливо потупили взгляд.
Ушастая сова тем временем медленно распахнула свои большие глаза, словно у куклы и открыла клюв.
- Да этот старец змеёю вполз в наш мир. Вороны гнали его до самого устья реки, где он успешно скрылся из виду. Вы пришли за ним?
- Да, мы восстановим баланс. – Ноам пристально посмотрел в глаза Мордекии, заставляя того молчать. – Мы – Надсмотрщики.
- Понятно. – Сова резко повернула свою голову: - Греол, покажи им дорогу к лесу Тьмы и возвращайся обратно.
Сова встряхнула крыльями и повернулась спиной. Она взмахнула крыльями, взлетела и скрылась в дупле.
- Какая важная птица! – прошептал Захир и хихикнул.
Они последовали за Греолом. Пока Лиор восстанавливал свои силы, после перелёта в этот мир, им приходилось прислушиваться к здешним обитателям.
С каждым шагом решимость Ноама крепла, как и злость с презрением на этот фальшивый мир. Он чувствовал в себе нарастающее раздражение. Захир в глубине души боялся темноты и неизвестности, а Мальахи не отличавшийся выдержкой духа устал, и Ноаму осточертело ощущать их души. Хорошо, что Греол был куклой, а сова бесчувственной, как камень, и поведавшей всякое в жизни, а то бы он сошёл с ума.


Глава 2


« - В темноте ты ключик обронила
А я нашёл твои мечты.
Открой мне своё сердце, дева,
В потьме своей души.
Колокольчики звенят и плоть пронзают
Ты где-то в вышине паришь.
К чему мы сделали круг дважды
Забыв печаль и нежность в облаках.
Забьются в унисон два сердца
И навсегда забудут свой покой».
- Что это ты поёшь? – спросил Ноам у Греола.
- Песнь любви и печали. Её любят в нашем мире.
Греол по характеру был сущим ребёнком, любопытным и наивным. Он пел песнь грустным лирическим тенором с чистейшими верхними нотами, не понимая смысла. Ни одна строчка не трогала его, потому что был обычной деревянной куклой.
Ноаму стало немного тоскливо. Ноам стал размышлять, чем отличаются «реальные» иллюзии от «эфемерных». «Если иллюзии безобидны, тогда почему Ангел сообщил, как рассеивать иллюзии? Значит, существуют злобные мистические иллюзии. Вот мерзкий мир!» - Ноам устало прикрыл на мгновение глаза, чтобы прогнать ненужную злость.
Когда Ноам открыл глаза, лес тьмы был на горизонте. Алаим заранее им сказал использовать магию лишь по назначению и посему они шли на собственных ногах, без перемещений в пространстве. Лес Тьмы отличался от обычного леса на земле тем, что деревья имели синюю листву.
Греол постоял с минуту и попрощался с магами. Когда он ушёл, Ноам опустился на корточки и тщательно начал изучать следы на земле. Продолговатые линии тянулись к лесу, извиваясь и изредка заплетаясь в клубок. Ноам неотступно шёл за этими следами вглубь леса. Справа за лесом текла неспешно река, а за ней тянулись величественные и могучие горы.
Ноам пробирался мимо деревьев, растущих практически вплотную друг другу. Мордекия шёл следом. «Значит, я сделал верные выводы и Нахшон использовал обличье змеи». Мордекия задумчиво смотрел в спину Ноама. « Похоже, Ноам, наконец, обрёл новую сущность и в полной мере ощутил свою Личность. Да, он стал спокойнее и взвешеннее относиться ко всему, как и полагает настоящему мужчине». Сильная с крепкими мышцами спина Ноама говорила об упорстве и стойкости, а изгибы шеи с маленькой родинкой – о несгибаемой воли и вместе с тем внутренней ранимости и брошенности. Мордекия хотел помочь другу, но знал, что Ноам слишком горд и самостоятелен, чтобы принять его заботу. Мордекия всё ещё чувствовал ответственность за младшего брата, и эта обязанность превратилась в привычку.
- Интересно, время бежит с той же частотой и последовательностью, что и на земле? – спросил Ноам, обернувшись через правое плечо. – Как думаешь?
- Сомневаюсь, - ответил Мордекия.
Ноам что-то почувствовал и вскинул руку перед собой в то мгновенье, когда лицо девушки возникло туманной синей дымкой с отчётливыми очертаниями. Оно тут же рассеялось, медленно по крупицам, которые маленькими капельками попадали на землю.
- Ууууу, - протянули где-то в чаще леса.
Мордекия положил руку на плечо Ноама и проговорил:
- Смотри! По центру что-то темнеет.
Ноам прищурил глаза, тщательно вглядываясь и пытаясь рассмотреть силуэт и черты.
Сокол забил крыльями и прокричал пронзительно:
- Кра-кра-кра! – и его крик эхом отозвался в лесу.
Тень вздрогнула, вытянулась во весь рост и в готовности вытянула бледную руку вперёд.
Ноам улыбнулся и хмыкнул. Никогда бы не поверил, что этот бледноватый тип был когда-то его Учителем.
- Мы нашли тебя – бесцветным голосом произнёс Ноам.
- Кто вы?! – прокричал хрипло Нахшон и в его голосе слышался страх и презрение.
Ноам лишь улыбнулся, в нём не осталось ни толики чувств к этому человеку.
Перед ним стоял Нахшон в своём чёрном до середины икр платье. Его лицо с дряблой морщинистой кожей, глаза некогда чёрные и зоркие, теперь были мутными болезненными и отрешёнными. А раньше Ноам считал его сильным умным и знавшим все тайны мира. Даже теперь не стоит обманываться его внешним жалким видом, он по-прежнему был силён в магии, а это тело лишь подтверждение его дани тёмному искусству. Он положил на алтарь Демонического искусства всю свою мощь и пожертвовал сердцем, которое некогда источало теплоту и сияние, а теперь совсем заледенело.
- Неужели это вы, да ещё и в таком облике? Или это зловещие тени подшутили надо мной? – Его голос звучал грубым хриплым баритоном, в котором, тем не менее, чувствовалась внутренняя сила. Он обвёл всех взглядом.
Мальахи оробел под тяжёлым взглядом Учителя, а Захир лишь презрительно и с неким тайным любопытством смотрел.
- О, и ты Алаим здесь! Неужели это конец?
Алаим холодно смотрел на Нахшона, спектакль не производил впечатления, тем более он наперёд знал каждую фразу и действие бывшего Учителя.
Нахшон посмотрел в глаза Мордекии, что источали уверенность и непоколебимость и застыли на неведомых прежде глубоких серых глазах. Они-то и поразили его больше всего. Они жаждали крови и зрелищ, жадные и жестокие глаза манили своей притягательностью и магнетизмом. Нахшону хотелось окунуться в этот Ад, настолько велико было его любопытство, но в тоже время что-то сдерживало, то ли голос разума, то чувство самосохранения.
Сокол на плече юноши дополнял картину своим хищным взглядом чёрных целеустремлённых глаз вкупе с крючковатым клювом и жёлтым ртом, который казалось, хищно скалился и жаждал жертв. «Странная и зловещая парочка!», подумал Нахшон. Пока Нахшон изучал Ноама, Захир, Мальахи и Алаим окружили его, заняв свои позиции.
Ноаму нравилась храбрость Нахшона в его загнанном положении. Нахшон не желал подчиняться, и бой обещал быть интересным.
Уголки губ Ноама слегка дрогнули, а глаза заблестели. Нахшон уверенно смотрел на него прямым пронзительным взглядом, пытаясь выявить слабые стороны соперника.

Глава 3


Воздух в лесу стал серебряным и лёгким, точно прозрачная пелена.
Сокол оттолкнулся, взмахнул крыльями и рассеял дымку, словно её и не было. Затем сел на ближайшую ветку дерева и вертел головой, оценивая обстановку.
Нахшон прищурил глубокие чёрные глаза, и в его взгляде было столько решимости и мужества, когда он выставил, согнув в колене правую ногу, и взмахнул руками.
Ноам, не сводивший с него всё это время глаз, явственно различил в шёпоте: «Ниго-де-летра». И тут же Нахшон обратился в розового поросёнка с чёрными мелкими глазками и забавным хвостиком, который смело, торчал маленькой завихрюшкой. Поросёнок задрожал всем телом и резко двинулся в сторону. Как только он наткнулся на тщательно выстроенную невидимую стену, через него прошёл мощный разряд тока, и он в тройном сальто отлетел назад.
Ноама позабавило, как мелкого поросёнка отбросило от мутно-синего барьера, и глазки-бусинки блеснули.
Поросёнок исчез и вместо него тяжело дыша, стоял всё тот же Нахшон.
Мордекия смотрел на Нахшона, анализируя обстановку, Алаим следил за настроением Нахшона и тщательно вглядывался в будущее. На удивление Захир с Мальахи, обычно шебутные и весёлые, стояли погружённые в действо.
Нахшон понял, что ему придётся преодолеть барьер, чтобы сбежать. Он не желал бороться с бывшими учениками, растрачивая драгоценные силы. Но его начал мучить одни самоочевидный вопрос:
- Почему вы сражаетесь со мной, как с врагом?
Взгляд Ноама тяжёлый и беспощадный стал чуть снисходительнее.
- Ничего личного, - произнёс Ноам и взглянул на Мордекию, размышляя, что следует сообщать Нахшону.
Мордекия моментально перехватил инициативу:
- Нас прислал Бог. Мы должны выполнить долг.
- Понятно. – Нахшон прикрыл глаза, вдохнул. Резко открыл глаза и жёстко проговорил – Не ждите снисхождения! Отныне, борьба в полную силу. Другого пути нет.
Как только он это договорил, густой туман окутал их и Нахшон попытался пробить заклинаниями барьер, но ничего не выходило. Тогда он обратился кроликом и резво зигзагообразными движениями поскакал к барьеру, чтобы пробить его силой. Но пушистый кролик моментально сжарился и сгорел красным пламенем. На его месте оказался крокодил, который с лёгкостью прогрыз барьер и кинулся бежать по лесу.
Мордекия и Алаим бросились вслед за беглецом.
- А ты чего стоишь, побежали за ним! – крикнул Мальахи Ноаму и собрался с Захиром бежать.
- Поздно, у Нахшона нет шансов. Воздух сгущается. – Ни один мускул на лице Ноама не дрогнул.
Мордекия бежал за Алаимом мимо деревьев. Крокодил спрыгнул с обрыва в реку, Алаим ловко схватил его за хвост и вовремя. Чёрная река зловеще забурлила. Из неё вырывались ядовитые пары мутно-серого цвета.
Мордекия помогал Алаиму втащить хладнокровную тварь, а вытащив, они запыхались. Преобразившийся в свой истинный облик Нахшон тоже лежал на земле.
- Всё здесь настолько фальшиво, что становится мерзко, - прошептал холодно Ноам и хлопнул в ладоши.
Лес исчез, а вместо него оказалась степь с кустарниками и горы, тянущиеся могучим хребтом на окраине. Лиор устроился на вершине горы, гордым взором чёрных хищных глаз, оценивая обстановку.
- Как глупо всё время бежать! Теперь мой ход. – С этими словами Ноам скрестил большие пальцы рук и, глядя в глаза Нахшона проговорил: - Наи-цзу-митне.
«Ты попадёшься в мой капкан, Нахшон. Я точно расставлю заклятия и обману ложными ходами. Я заставлю подчиниться тебя! Я буду терпеливо и медленно двигаться к цели, пока ловушка не сомкнётся над твоей головой».
В тоже мгновение Нахшон покрылся ледяной коркой, а с неба начали падать пушистые белые хлопья снега. Красивые снежинки неторопливо летели на землю.
Нахшон выпрямился и скинул с себя ледяную корку, не применив при этом ни единого заклятия. Это была высшая степень магического искусства.
- Бой обещает быть интересным и захватывающим, - с улыбкой проговорил Ноам, и глаза его зловеще горели огнём. «Я ему ни в коем случае не уступлю и повышу планку. До этого были игры, но теперь я настроен серьёзно».
Мальахи и Захир переглянулись. Мальахи выхватил из металлических ножен в поясе кинжал с прямым клинком с выгравированными словами «могущество серебряного дракона» и сжал окованную металлом рукоять, на которой были изображены цветы и орнамент. Захир тоже выхватил из ножен, висящий на портупейном кольце, на поясе, кинжал с прямым клинком, рукоять которого была из слоновой кости. На рукояти был такой же цветочный орнамент, что и на ножнах.
Мальахи и Захир были главными воинами и стремительной силой. Они единственные обладали умением ближнего боя, гибким подходом и отличным чутьём. Вместе они работали слаженно, успешно маневрируя.
 Они стремительно подлетели к Нахшону, прекрасно осознавая, что заклинаниями его не одолеешь. Только ближним боем они могут удивить Нахшона, застать его врасплох.
Благодаря своей стихии Мальахи отлично владел ножами и кинжалами с точным чётким исполнением. Он направил кинжал в спину Нахшона, в то же время Захир устремил свой кинжал в грудь. Они направили энергии своих стихий к острию. Нахшон выдохнул изо рта клубы дыма и, взмахнув правой рукой, хлёстким движением выбил из руки Захира кинжал. Захир отлетел назад.
Мальахи же успел прорезать не только ткань платья, но и задеть кожу, прежде чем Нахшон ребром ладони отправил его на землю. Сзади на лопатке Нахшона кровоточил порез свидетельство о недавней схватке.
Всё это время Алаим тщательно изучал ведение боя Нахшона, его подходы и манеру атак. Он видел будущие действия Мальахи, Захира и Нахшона и детально анализировал каждую из атак и уклонение Нахшона.
Ноам почувствовал, как в Алаиме мгновенно созрело решение и, взглянув в его глаза, он осознал, дальнейшие действия. Ноам посмотрел на Мордекию и почувствовал как между ними, троими, крепнет связь из их стихий, стягивая единой цепью. Мордекия был настроен на энергию друга, понял всё по кивку головы Ноама.
Они втроём присели на корточки, образуя треугольник, и воткнули в землю спицы. Они представляли собой металлические гвозди с человеческую ладонь, концы которых были увенчаны небольшим шариком из серебра.
Ноам сконцентрировал энергию стихии воды и пустил, как разряд тока через головку гвоздя, чувствуя, как синяя бурлящая вода потоком устремилась в землю, пронзая её насквозь. Стихия удовлетворённо заурчала и забурлила, демонстрируя земле, кто здесь главный.
Мордекия пустил огненное жёлтое с красными язычками пламя одним потоком через металл в землю и пригвоздил одним махом энергию, сжигая дотла землю. Он чувствовал, как огонь беснуется и скачет от удовольствия подчинения.
Алаим направил энергию стихии дерева, тёплую светлую через холодный металл и земля с удовольствием приняла коричневый поток с зелёными проблесками, принимая его за обычное дерево пустившее корни в благодатную почву.
Три стихии направились из точек друг к другу, образуя треугольник. Образовался единый фиолетовый поток энергии, видимый лишь троице магов. Воздух вокруг них стал густым плотным и подул холодный ветер.
Нахшон был поглощён атаками Мальахи и Захира, посему не заметил произошедших перемен и действий магов.
Снег на земле лежал тонким пушистым покровом и лишь вокруг Нахшона он смешивался с землёй.
Лишь когда его тело пронзил ледяной воздух, Нахшон остановился и огляделся. Его интуиция подсказывала, что в обстановке что-то изменилось.


Глава 4



Небо затянулось тягучими фиолетовыми массами, которые переливались, заворачивались в причудливые узоры.
Мальахи шмыгнул носом. Он не выносил холода и простужался со скоростью света. Они с Захиром попытались прожечь Нахшона заклятием, но он успешно отразил заклинанием разложения и весь удар принял на себя кинжал Захира с рукоятью из слоновой кости, которая вмиг потрескалась. Захир выпустил из рук кинжал и тот в мгновение ока рассыпался, превратившись в горстку пепла.
Нахшон плюнул в снег и там появился кинжал. Ножны были оформлены причудливым орнаментом, и в центре плавно перетекал в изображение солнца с лучами. Нахшон выхватил из ножен кинжал с прямым обоюдоострым клинком, который причудливо блеснул на свету. Рукоять кинжала была сделана из золота с выгравированными завитками, перетекающими в мелкие гранаты, и в центре сиял зелёный изумруд. Нахшон первым бросился на Захира и ударил в грудь. Захир, оказавшийся открытым, и без оружия стал лёгкой мишенью для мага. Мальахи не растерялся и с силой всадил кинжал по самую рукоять в район ключицы, отчего Нахшон захрипел.
Снег пропитался кровью раненных магов. Мальахи подлетел к Захиру, который испустил дух, не сказав ни слова.
Всё это время троица магов вокруг действа, неотрывно следила за стихиями и читала заклинания.
- Мог бы, и предотвратить это, - с горечью проговорил Мальахи, глядя на Алаима.
- Так было нужно.
Мальахи, наконец, осознал, что они с Захиром сыграли роль наживки, и от осознания этого стало горько на душе.
Ноам чувствовал, как внутри нарастает раздражение, мало того, что он отчётливо слышал каждое слово, так ещё ощущал боль друга, ранение Нахшона и смерть Захира. Он не мог отделить их чувства от своих. Видимо, в этом был повинен мир под названием «Кармос», здесь обострялась его интуиция, да и время стремительно бежало. Все они добровольно подписались под этой схваткой и Захира никто силком не тащил. Мальахи держал эмоции при себе, и это ещё больше раздражало Ноама. Мускулы на лице Ноама остались неподвижными, словно заледенели. Он смотрел, как яркая кровь пропитывает снег, делая его прекрасным и живым. Повис слабый металлический запах, распространяясь всё больше и больше.
Фиолетовая дымка сгустилась и медленно начала высасывать энергию жизни из Нахшона. Троица выпрямилась во весь рост, и Нахшон почувствовал приближение смерти. Нахшон подобрал свой кинжал и кинулся на Ноама. Тот был в полной растерянности, но мгновенно схватил рукой запястье с кинжалом. У Нахшона почернели от злости глаза, когда напирал всем телом на высокого и крепкого юношу.
Ноам пристально смотрел в эти устрашающие чёрные глаза, будто в бездну и находил это прекрасным. Крепкий Нахшон был похож на волка-одиночку, который бился до последний капли крови. Ноам увернулся, и удар кинжала пришёлся на предплечье, прорезав мышцы. Ноам схватил правой рукой за горло Нахшона и, прижав его к земле, душил. Ноам не чувствовал своей боли, всё внимание было приковано к горлу с выпирающими венами и покрасневшим лицом. Он чувствовал удовлетворение от того, что Нахшон полностью в его власти.
Мордекия подбежал к Ноаму и оттащил его от Нахшона, который медленно растворялся в пространстве. Алаим поставил сосуд в центр пирамиды и Нахшон утекал, как вода, скрываясь в сосуде.
Ноам всё не мог прийти в себя. Мордекия развязал пояс на талии и туго перевязал руку Ноама. Ноам сидел с равнодушным лицом и Мордекия поинтересовался, не больно ли ему.
- Нет, я не чувствую собственной боли. Тело – сосуд для души, оно бессмертно и отличие от неё надёжно защищено.
Мордекия понял, что Ноам говорил о своём бессмертии.
Нахшон скрылся в сосуде. Алаим запечатал его заклятием.
- Нужно выбираться отсюда, - проговорил Ноам и Мордекия кивнул.
Алаим взял сосуд, а Мальахи с Мордекией взяли Захира. Лиор показывал им путь. Они были уставшие, вымотанные до последней капли крови и пота и поэтому, молчали, желая побыстрее выбраться отсюда.
Пространство стало серым, и появилась стена с серебряной поверхностью, в которую маги вошли, словно прогрузившись в воду, и оказались на земле.


Часть третья «Победа духа над плотью»


Подул лёгкий ветерок, приятно лаская кожу магов. Ноам почувствовал облегчение от удачно выполненной миссии. Ему хотелось лишь одного – расправиться с остальными формальностями побыстрее.
Захира положили на землю и пытались привести в чувства. Алаим смотрел, прищурив глаза на горизонт и о чём-то думал.
- Почему Захир умер по-настоящему ведь мир иллюзорный! – вопрошал Мальахи, Ноам начал подозревать что у того окончательно поехала крыша и сдали нервы.
- Потому что мы – реальны, а всё живое в том мире – нет, - произнёс сдержанно Ноам.
Ноам покосился на Мальахи, вроде он перестал всхлипывать и успокоился. Они с помощью магических действий, похоронили Захира. Честно говоря, у них совсем не было времени на церемонии, так что обошлись простыми похоронами без излишеств.
- Ну что там? – нетерпеливо спросил Ноам у Алаима, который сосредоточенно смотрел вглубь себя.
- Я не вижу будущего.
- Ка-а-ак? – не понял Мордекия, нахмурив брови. Это не поддавалось никакой логике. – Ты в этом уверен?
- Да, тут не может быть никакой ошибки.
- Гы-ы-ы-ыр, - протянул непривычно сокол и все как по команде посмотрели на него.
 Сокол сидел на ветке, вытянув шею, но всё ещё смотрел зорким хищным взглядом. И в то же мгновение пред ними очутился Ангел. И Ноам узнал до боли знакомые черты Евстафия и улыбнулся.
- Я рад видеть тебя снова, - проговорил тёплым голосом Ноам.
- Ну, здравствуй снова, Ноам. – Лицо Евстафия при этом ничего не выражало. – Я нисколько не сомневался в том, что тебе удастся сделать это. Но прежде чем продолжать разговор следует успокоить Мальахи.
Ангел провёл рукой перед лицом Мальахи и хлопнул по плечу. Мальахи в мгновение ока исчез.
- А куда...? – начал было Алаим до этой минуты упорно сохранявший нейтралитет.
- Я стёр его память и отправил домой. Ему нужен покой после того, что он пережил.
Алаим протянул Евстафию сосуд и тот с лёгкостью взял его.
- Ещё я должен забрать свиток.
- Да, конечно! – спохватился Ноам и отдал ему свиток. – Теперь это конец?
- Не совсем, у меня к вам предложение, - при этом он обвёл взглядом троицу магов.
- Хм, какое? – спросил Мордекия, сложив руки на груди и прищуривая глаза. Видно он был готов даже с самим дьяволом торговаться.
- Вы должны стать троицей соратников, которые будут исполнять волю Бога. Вы будете вечно жить на свете, и очищать эту землю от несправедливости, лжи и насилия.
- Да уж, звучит заманчиво, - скептично произнёс Алаим.
- Я понимаю, для вас это будет тяжёлой ношей, но могу вас заверить в одном – ваше будущее будет иным. Другими словами, вам будет даровано нечто большее, чем Рай.
- Что это? – спросил Ноам. Ему не улыбалось всю жизнь пахать на Бога, каким бы светлым и чистым он ни был.
- Это решение Бога и вы попадёте в особое место, для узкого круга людей. Вы будете вечными помощниками Бога. Взамен вы будете вести такой образ жизни, какой велит вам сердце, пока не истечёт действие «вечной жизни». Ну, так как?
- Ладно, я согласен мне всё равно нечем заняться на протяжении всей вечной жизни. – Ноам пожал плечами.
- Куда Ноам туда и я, мы с ним настоящие друзья. – Да, они с Ноамом верные проверенные временем друзья и отдали бы друг за друга жизнь. Дружба между мужчинами намного более святое и возвышенное понятие, нежели любовь.
- Делать видимо нечего, я слишком привык к риску и к вам, ребята. – Алаим впервые за долгое время искренне улыбнулся.
Затем Ноам достал цветы Зодиака, и они съели их. В засушенном виде цветы теряли часть свойств, и продолжительность жизни будет чуть короче, чем у Ноама. Но главное что они пройдут по жизни вместе. Не важно, что Личность Ноама изменилась, и он окончательно утратил воспоминания о себе прежнем, главное, что он нашёл свой луч света в этом тёмном царстве, и у него появилась надежда и реальный шанс изменить свою жизнь к лучшему и познать себя. Теперь он не чувствовал себя потерянным и одиноким, ведь с ним были Лиор, Мордекия и Алаим. Его самые верные спутники.
Он улыбнулся и зашагал по дороге.
- Эй, подожди! Ты куда идёшь без нас? – бежал за ним Мордекия и Алаим вздохнув, пошёл за ними.
Сокол полетел впереди, взвиваясь в небо и весело крича. Ангел с улыбкой смотрел вслед и проговорил:
- Какие они ещё дети! -  и вскоре исчез, будто его и не было в этом мире.