Пролетая над Череповцом, посылаю вас в далекое пут

«Пролетая над Череповцом, посылаю вас …» в далекое путешествие к родственникам!
Все новое – это хорошо забытое старое! Ничто не ново под луной! Сколько еще народных мудростей, крылатых выражений и цитат великих предков можно найти на эту тему! Люди всегда знали, что любые их жизненные ситуации не уникальны! И я на днях с удивлением поняла, что сейчас случайно оказалась чуть-чуть в шкуре героя моей биографической книги – выдающегося советского орнитолога Сергея Александровича Бутурлина (1972–1938). 10 лет он был объектом яростных и очень несправедливых нападок со стороны «отца русской орнитологии» Михаила Александровича Мензбира, который считал его выскочкой, неспециалистом, не имеющим права «молвить слово» в научной литературе.
Меня тоже некоторые милые дамы из околотеатрального сообщества недавно обвинили в непрофессионализме и фактически сказали мне: «Каждый сверчок знай свой шесток!». И сделали это как-то очень эмоционально и неинтеллигентно. И образование у меня подкачало, и степень ученая не та, работаю не так, и дерзкА в своих поступках не в меру. От всего этого веяло и американской «охотой на ведьм», и советскими персональными делами комсомолки такой-то… А проштрафилась я, с их точки зрения, тем, что издала книжку, посвятила ее любимому певцу Мариинки и рассказала об этом на своей странице ВКонтакте. Но ни книжку они не видели, ни меня не знают, да и знать не хотят. Я и не жажду. От таких людей лучше держаться подальше. Словом, не нравлюсь им и все! Но почему-то они считают себя вправе, мягко говоря, выражать свое недовольство не по существу, а переходя на личности. Ну не ново это, не солидно и не достойно.
А на Бутурлина Мензбир ополчился потому, что молодой исследователь осмелился воспользоваться предложением автора орнитологического труда «Птицы России» (1893-1895) и опубликовал в научной печати свои соображения по поводу столь важной для специалистов книги. Бутурлин не ограничился высокой оценкой этого двухтомника, но высказал ряд дополнений и предложений по улучшению книги, чем вызвал нешуточное недовольство М.А.Мензбира. Но для Бутурлина, которого волновала «польза дела», это было обычным поведением. Он почти в то же время спорил с великим князем и возглавляемой им правительственной комиссией по разработке охотничьего законопроекта, раскритиковал в печати предложенный официальный вариант закона, разработал свой и смог добиться его одобрения научной общественностью на Втором Всероссийском съезде охотников (1909). В итоге он стал автором советского охотничьего законодательства, и российского тоже.
Профессор Московского университета, а потом его ректор – Мензбир – вместо ответа по существу тут же перешел на личности и обвинил Бутурлина в том, что он «любитель», а не «патентованный» ученый (т.е. работающий в университете). Это положило начало длинной, но не новой дискуссии, могут ли «любители» заниматься наукой, или это право есть только у «кабинетных» «патентованных» ученых. Бутурлин, действительно, официально никогда в качестве зоолога, орнитолога нигде не работал и соответствующего диплома университета не имел (два года был лишь вольным слушателем Санкт-Петербургского университета). Он закончил училище Правоведения (Чайковский, кстати, тоже), был юристом, мировым судьей в Прибалтике и орнитологией занимался на «общественных началах» в свободное от работы время. Это было очень типично для этого времени и не только в естествознании. Именно так Владимир Даль, будучи чиновником по особым поручениям в Оренбургском крае, собрал материал для своего знаменитого «Толкового словаря». «Кабинетные» ученые не ездили в экспедиции для сбора научных материалов, то есть не занимались «полевыми исследованиями» – трудно, грязно, хлопотно. С.А.Бутурлин по собственной инициативе и при поддержке научных обществ, например, Русского Географического общества (оно и создано было для помощи «любителям»), собрал в итоге полную коллекцию птиц Российской империи (11 тыс. экз., которую, в конце концов, подарил Зоологическому музею МГУ), фактически дважды написал первый принципиально новый полный определитель птиц всей страны в четырех томах (Птицы Советского Союза, 1935-1941, последние тома – в соавторстве с Дементьевым), который издал в конце жизни. В этой работе ему помогал его ученик, Г.П.Дементьев (тоже юрист по образованию, а не зоолог), но почти сразу после смерти своего учителя – Бутурлина – он переиздал этот определитель, чуть-чуть его переделав, под своей фамилией и вскоре стал ведущим орнитологом Советского Союза. В науке такие вещи вежливо называют «основанием научной школы», что я и показала в своей диссертационной работе и в монографии «Сергей Александрович Бутурлин». А Бутурлина из-за этого надолго забыли, он же был ничей, никакая организация за него вступиться не могла. И моя монография была первой и пока единственной, которая показала важную роль Бутурлина в развитии советской орнитологии. Он стал связующим звеном между ненавидевшим его всю жизнь М. А. Мензбиром и предприимчивым учеником Бутурлина Г.П.Дементьевым. Один из выступавших на моей защите зоологов МГУ сказал: «А я-то думал, почему в истории науки есть какой-то необъяснимый провал. Теперь он заполнен». Институт истории естествознания и техники РАН, где я была соискателем и где проходила защита, приглашал меня на работу, предлагал разработать учебную программу для студентов-журналистов МГУ, собирающихся писать о вопросах науки и техники, совет было заикнулся даже о ходатайстве о присвоении сразу докторской степени, но я от всего этого отказалась по разным причинам и ни разу не пожалела. Меня вполне устраивало тогда все, что у меня было.
Я не надеюсь, что особенно невзлюбившая меня дама, заявляющая себя сотрудником питерского телевизионного канала, сменит гнев на милость. Чудес не бывает, тем более аргументы ей и не нужны. Сегодня модно огульно говорить о купленных диссертациях и ученых степенях. Правда, я не нашла ее имени ни на сайте телеканала, ни в поисковике ни в каком контексте. Но ерничать по этому поводу у меня нет никакого желания. Мало ли что! Да и ВКонтакте часто пишут о себе не то, что есть. Не слишком я расстроилась и из-за ее необоснованных выпадов. Тем более я оказалась в хорошей компании. Работая над биографией и литературным наследием Бутурлина, я убедилась, что спорить и доказывать что-то в таких случаях абсолютно бесполезно. Надо работать, делать, что делала, и двигаться дальше. И все само встанет на место. Ведь и по этому поводу народ много чего мудрого сказал: «Собака лает, караван идет», «Собака лает, ветер относит». Да и Михаил Жванецкий советовал: «Отойди, не стой во всем этом!» Поэтому, вспоминая еще одно высказывание его персонажа – попугая, воскликну: «Пролетая над Череповцом, посылаю вас в такой-то матери!»