Главы из романа Нищенство. Как писалось Белое движ

"Тёмной ночкой кто-то в дверь стучится..."

Николай Иванович держал своё слово, данное корнету, что будет беречь его дом как зеницу своего ока, – он три раза в неделю посещал городок, обещая Никанору Сидоровичу вернуться в город.
8 мая 19… Вечер. Николай Иванович готов встретить праздник, прилично выпить, но главное, он ждал приезда своего "хозяина", корнета А.Н. с адъютантом Трупилиным, который обещал приехать тоже накануне дня Победы.
Нищий этим днём почти не ложился: сначала два часа просил милостыню, а потом весь день шатался по улицам городка, наконец, выпил и прямо в одежде лежал на просторной кровати...
Стук в дверь. Поначалу не хочется открывать, вставать. Стук всё настойчивее, и сильнее слышны недовольные голоса. Наконец, когда дверь вздрогнула от сильного удара, Николай Иванович вспомнил, что он ответственный за дом корнета и словно при¬видение подошёл к двери, говоря: "Тёмной ночкой кто-то в дверь стучится... Кто же это там, а?" Нищий открыл не получив ответа: перед ним стоял хозяин дома корнет с адъютантом Трупилиным, возле ног их солидный багаж. "Через порог не здороваются," – улыбаясь, сказал корнет, когда обомлевший нищий протянул ему руку.
Адъютант Трупилин долго тряс руку нищему, а когда послед¬ний вспомнил, что у Tрупилина плохо со слухом, то стал кричать ему в ухо о том, что за время отсутствия корнета в доме не пропала ни одна вещь. Трупилин отвечал: "Не надо так громко. Аппарат отлично слышит даже писк мышей под крыльцом. Очень рад, что всё в целости..."
Если бы видели, как радостно, облегчённо вздохнул корнет, когда прошелся по дому и сбросил с себя дорожный плащ. На нём был всё тот же старинный китель с погонами, туго затянутый портупеей. То же самое было в душе корнета. Он сказал, что ни¬куда за кордон не поедет и останется в России до конца своих дней.
Николай Иванович долго расспрашивал Трупилина о белой эмиграции, о тех, кто ещё жив: "Я отвечу вам тогда, когда вы посмотрите новые... кинозаписи... вернее сказать, старые записи нашей гвардии "бывших." Мы уходим один за другим. В боль¬шом возрасте доживает свой век один полковник. Меня к нему привёл «русский француз», если так можно выразиться. Полковник настолько стар и болен, что не выходит даже на балкон. Я пытался заговорить с ним, и наш диалог длился почти два часа. Я видел и внука Корнилова — Лавра Алексеевича Корнилова-Шаперона дю Ларрэ. Он стоит на стороне своего деда и является моим единомышленником. У него тоже много фотографий, за границей я видел картину "Смерть Корнилова»... Как она впечатляет! Вы, Николай Иванович, разбираетесь в живописи, я это помню — мне их показывал ваш хозяин корнет. Вы оценили бы и картину "Смерть Корнилова", но на словах не передать... Господин корнет, кадры мы покажем вашему квартиранту утром?" — спросил Трупилин, а корнет ответил, что, конечно, утром, а то от поездки кружится голова и ноют ноги.
Утром, как и было обещано, на шкаф прицепили белое полотно, достали кинокадры, кинокамеру. Белогвардейцы-долгожители, убедившись, что всё в порядке, направили луч света в темноте на полотно: вот прощание с Крымом. Люди, хотя и со слезами на глазах, а духом не падают. Разлука с Родиной навсегда. Один офицер лет 50 с чёрными усами уступает дорогу к трапу, возле трапа появляется высокая фигура в черной черкеске — генерал-барон П. Врангель! Он отдаёт честь, приказывает покинуть только берег, а Родину унести в сердце...
Кадры немного затёрты, но лица видны хорошо... Следующие кадры, которые в девяностых годах будут показывать по телевидению, — это генерал Корнилов Л.Г. и его штаб.
Лицо у Корнилова узкое, с впалыми щеками, усами, опущенными по-татарски, и с узким разрезом глаз. Чувствуется, что в нем много азиатской крови. Мундир на нём сидит помято, но офицерский и солдатский Георгий и медаль все равно висят...
Окружающие генерала офицеры видят глаз кинокамеры, улыбаются. Это штаб Корнилова. Сам же генерал не хочет общения с кинематографом и, козырнув, уходит...
«Ну, господин корнет, вы словно окунули меня в прошлое! Очень интересно, по-новому смотрю на историю. Очень интересно. Впервые вижу лица вождей белогвардейского движения. Вот бы взять бумагу да изобразить на ней их, пока есть вдохновение, а?" — пылко говорил Николай Иванович и получил ответ: "Рисуйте, а мы потом покажем вашу работу в штабе белоэмигрантов-долгожителей, согласны?"
Николай Иванович был без ума от радости. Он представил, что его художественные работы будут разглядывать десятки людей и удивляться: "Надо же, всё это нарисовал нищий! И откуда у него появилось в такой жизни желание рисовать, и откуда вдохновение?"
...Потом корнет повесил на стену то, что много лет лежало у него в подвале за семью печатями: двухметровый портрет Врангеля...
Николай Иванович покинул помещение долгожителей, когда ему обещали показать ещё многие кинокадры старых лет, но только после отдыха. Николай Иванович стоял на базаре с фуражкой у ног и жалел, что она в момент прошения милостыни у него не на голове, — иначе бы отдал честь тем, кто кидает монеты. Ему казалось, что тёмный пиджак его превратился в чёрный китель — форму корниловского полка, а спортивные шаровары обрели форму галифе с лампасами.
Он ждал вечера, когда народ городка будет справлять по-настоящему великий праздник — 9 Мая.

Шестнадцать килограммов соли

На Руси давно существует пословица: "Чтобы познать человека, надо пуд соли съесть". Во многом эта поговорка правильная, но бывает так, что видно человека с первого взгляда...
Покуда корнет-долгожитель пребывал в Париже (разумеется, туда его с Дона вызвали читать лекции), на Дону было время гололёда. Николай Иванович так сильно падал, что потом у него были синяки и шишки, кровоподтёки и даже кровавые раны. Гололёд на ступеньках дома корнета подводил нищего: он каждый раз, проходя мимо, падал...
И вот в городе Николай Иванович разговаривал с совсем незнакомым ему человеком-крановщиком Иваном, который тогда жил нормально, но не мог предположить, что в двухтысячных годах станет нищим и будет жить в подвале.
...Николай Иванович — человек общительный, ему доступно поговорить с любым, кто старше его или моложе. Он обратился к Ивану: "Чёртов гололёд! Им ступеньки так покрылись, что на них не ступишь!"
Иван, строго скосив глаза, внимательно выслушал и серьёзно  сказал: "Да, крутой гололёд, тем более если на нём получаешь кровоподтёки, это, конечно, плохо! Вот что я тебе посоветую: возьми крупной соли и посыпь ею ступеньки. Соль, она моментально уничтожит, растопит лёд! "Моментально!"
Николай Иванович прислушался к словам бывшего крановщика и достал по дешёвке 1 пуд соли. Ею он посыпал обледенелые ступени и даже удивился, когда на его глазах соль превратила лёд в воду...
Прошло больше десяти лет. Николай Иванович к тому времени был уже покойником, когда Иван жил в подвале, и в дни гололёда посыпал идущие в подвал ступеньки солью... Надо сказать, что в 19… г. в августе, до своей смерти, Николай Иванович несколько раз употреблял соль в гололёдные дни, вспоминая Ивана добрым словом...
Но вернёмся в тот год, когда Николай Иванович был жив и ему вспоминалась старая пословица: "Чтобы познать человека, надо пуд соли съесть». Николай Иванович считал, что он познал нищего Ивана с помощью соли, но не съев пуд, а высыпав шестнадцать килограммов на ступеньки, покрытые льдом.