Человек из ниоткуда. Глава 26. Виновен

               
    


         Кофе сбежал, куда-то исчезли ключи от автомобиля, разбилось зеркало в прихожей, все с утра было не так. От досады Джеймс Фарнон со всей силы ударил по стене кулаком. С прибитых лосиных рогов посыпались шляпы и шарфики. Ему показалось, что еще чуть-чуть и сами рога не выдержат и соскользнут ему на голову. Пожалуй, надо успокоиться и собраться с мыслями, а еще лучше, избавиться от беспорядка, царящего  в квартире. Может, удастся вспомнить, куда делись ключи? Все эти неприятности неслучайны, дела не заладились с того самого времени, как был арестован Ланкастер. Неумело орудуя тряпкой, Джеймс Фарнон припоминал события минувших дней. Чудовищное стечение обстоятельств привело его к неверному выводу, комиссар искал несуществующее. Но разве кровать, залитая кровью, позабытые на месте преступления личные вещи, не вполне реальны? Во всех известных ему свершенных деяниях не было главного -  свидетелей. Немые свидетели не в счет, брелок, рукопись, прядь волос – могли намеренно подбросить. Получается, что Ланкастер кому-то перешел дорогу. Судебно-медицинская экспертиза идентифицировала остатки крови из-под ногтей подозреваемого с группой крови убитой девочки. Это какая-то мистика, дважды умереть невозможно. Обнаруженная девочка была Клариссой Тотдж, дочерью садовника из Нориджа. Получается, что она воскресла . Если бы Джеймс Фарнон не видел бы мертвую Клариссу около полугода назад, то решил, что Ланкастер – конченный негодяй. Но сейчас комиссару Фарнону казалось, что он медленно сходит с ума. Ну, нет, с кем бы он не имел дела на этот раз, довести его до сумасшествия никому не удастся, а терпение потребуется мистеру Ланкастеру, которого ожидает впереди психиатрическая экспертиза. Для Ланкастера будет лучше, если его признают невменяемым. Интерес к этому загадочному делу с серийными убийствами подстегивался выступлениями в прессе. С обличительной речью выступил коллега Ланкастера мистер Барт Олмес: «…преступно надеяться на собственную безнаказанность, - писал этот литератор, - Ларри  Ланкастер черпает вдохновение, испытывая острые ощущения, что достигается им в свершении жестоких убийств. Последняя его жертва – маленькая девочка была единственным ребенком в семье. Ее безутешный отец клянется добиться справедливого возмездия…» Пустая болтовня, если бы отец ребенка был в состоянии оценить случившееся, то он, наверняка, припомнил бы, что Кларисса и мистер Ланкастер прекрасно ладили между собой, и повод к убийству ребенка у последнего отсутствовал. В несчастье от Ланкастера постепенно отворачивались все те, на чью поддержку он вправе был рассчитывать. Миссис Лакстон в своих показаниях заметила: «…что, учитывая обстоятельства дела, не может поручиться за невиновность мистера Ланкастера».  Это, вообще, ни в какие ворота не лезет.  Быть человеку другом, знать его ни один год, и так непорядочно повести себя. «Черт, побери», тихо выругался Джеймс Фарнон. Зеркало бьется – плохая примета. Дожил, комиссар полиции стал верить в бабушкины присказки. Блуждающий взгляд его остановился на связке серебристых  ключей. Оказывается, они преспокойно висели на рогах. Рассеянность подвела, для него это несвойственно. Джеймс Фарнон в задумчивости почесал подбородок, о чем-то размышляя. Да, именно так он и поступит.
Решение об эксгумации трупов Инессы Гонсалес, Джеймса Рида, Элизабет Иствуд и Клариссы Тотдж многих повергло в шок. На комиссара подозрительно косились подчиненные, открыто высказывали недовольство высшие полицейские чины. «Истина превыше всего», успокаивал себя Джеймс Фарнон. А не напрасно ли он ввел в заблуждение миссис Хиллсайд относительно отпечатков пальцев, якобы обнаруженных им в квартире на Таггет-стрит. Похоже, она здорово испугалась, и уже не за него, а за собственную репутацию. Злоумышленники что-то искали, антиквариат, которым им удалось поживиться, не был их целью. Опись похищенного, могла бы составить миссис Лакстон, но она, кажется, ищет повод, для того, чтобы уйти в сторону. Запутался Ланкастер со своими женщинами, комиссар Фарнон еще раз взглянул на список имен. Пожалуй, придется побеспокоить инспектора Лави. Пусть отыщет и опросит отца погибшей девочки и заодно побеседует с родственниками Ланкастера. И для Лесли Спока найдется поручение, ему не помешает проявить себя в новом звании. Согласно списку в резерве у комиссара Фарнона всего три человека, которые могут реально помочь следствию своими показаниями, но выразят ли они желание дать их добровольно? Джеймс Фарнон в задумчивости почесал подбородок, за сегодняшний вечер он делал это уже не раз, так, что покрасневшая кожа сравнялась оттенком с остальным цветом лица. Последние дни, после задержания предполагаемого убийцы, он лишился покоя. Пошаливало сердце, участились головные боли. Совсем он не думает о своем здоровье, точно так же считала его старенькая мама. Как ему сейчас не хватает ее заботы. Плохо человеку без семьи, теперь уже соглашался с ней неугомонный комиссар. Вот и Ланкастеру, чего не жилось с миссис Лакстон. Расписались бы, жили, как все, и не было бы дела о серийных убийствах. Уж, эта хваткая Женевьева Шарли-Левенготтс за Ланкастером присмотрела бы. А о нем, Джеймсе, кто позаботится? Комиссар Фарнон вздохнул так глубоко, что маленький исписанный листочек слетел со стола. Вечерело, давно было пора идти домой, а он не торопился. Дома его, кроме кота Бэнджа никто не ждал. Часом раньше, часом позже, дождется, а Джеймс, между тем, заглянет кое-куда. У него отсутствовал определенный план, когда он садился за руль своего фольксвагена. Идея, как и вдохновение к творцу, приходит сама.
Поздняя весна напоминала о себе привычной слякотью. Ленивое солнце было нечастым гостем на небосклоне. Еще в детстве у Джеймса была игра, сосчитать все облачка над головой и представить, на что они похожи. Вот это, мохнатое над Национальным музеем на овцу лестерской породы, а вот то, чуть подальше – на корабль аргонавтов. Невесомые, насыщенные белизной, с примесью серого и бледно лилового оттенков, они отличались друг от друга, притягивая к себе взгляды пассажиров и праздношатающихся гуляк. И если первые надеялись, что дождь минует столицу, то вторые вспоминали о нем, лишь, когда по мостовой стучали тяжелые упругие капли. Незаметно для себя Джеймс Фарнон очутился на Ноттинг-авеню. Если повезет, он застанет миссис Хиллсайд дома. Кажется, она живет на шестом или пятом этаже, в двести третьей квартире. Он взглянул на окна, бесполезно, с улицы не разобрать. Короткий звонок в дверь, и унылое ожидание. Комиссар Фарнон прислушался, за дверью ни звука. Через минуту он позвонил вновь. На этот раз за дверью послышались шаги, и тихий голос спросил: «Кто там?»
-  Джеймс Фарнон, миссис Хиллсайд, откройте, пожалуйста. Мне хотелось бы поговорить с вами.
Воцарилась тишина. Комиссар Фарнон гадал, примут его или нет,  шаги, как будто удалялись. Спустя некоторое время щелкнул дверной замок, и на пороге возникла женская фигура. Поначалу он не узнал ее. В накинутом на плече огромном, не по размеру шерстяном пуловере, с растрепанными волосами, миссис Хиллсайд была не похожа на ту привлекательную особу, которая очаровала его желанием упрямо отстаивать свою правоту. Зубайдат едва заметно кивнула ему головой, что  было воспринято, как приглашение войти. Комната, куда прошел комиссар, была не прибрана. Мебель покрывал толстый слой пыли, на спинках стульев были развешаны вещи, по всей видимости, к ним давно не притрагивались. Тускло горела небольшая настольная лампа. Ненамеренно ли, миссис Хиллсайд провела в плохо освещенную комнату и усадила поближе к свету?
-  Извините, господин комиссар, я приболела, - Зубайдат облокотилась на стол, уронив голову на руку.
Теперь понятно, почему, встретила  так неприветливо, подумал Джеймс Фарнон. Может быть, пришлось вытащить ее из постели. -  А не пора ли вам отправиться к врачу,  миссис Хиллсайд?
Она вздохнула и опустила глаза, предоставив гостю самому определить причину ее недомогания. Комиссар Фарнон не спешил с расспросами, сейчас главное, добиться ее расположения, а это будет нелегко. Да, и болезнь у нее, похоже, сердечная, врач здесь не поможет. «Когда женщина перестает следить за собой, она уже не женщина», - сия цитата принадлежит бывшей супруге комиссара. Джулия, как обычно оказалась права. Сейчас он немного похозяйничает, и стена недоверия рухнет.
-  Где тут у вас кухня?
Зубайдат неопределенно махнула рукой. Джеймс Фарнон решил, что разберется сам, даже в полумраке, это всего лишний повод дать почувствовать себе, что еще на что-то годен.
Она поежилась, Зубайдат знобило, хотелось снова забраться в постель и уткнуться в подушку. Еще хотелось горячего чаю, но не было сил возиться с розеткой, кажется, именно из-за замыкания утром она не могла вскипятить чайник. Горькая усмешка исказила ее рот, надо же, как быстро меняются ее желания, еще недавно она хотела просто уснуть и больше не просыпаться. Это от отчаяния и безвыходности Зубайдат перестала дорожить жизнью. Послышался шум открываемых и закрываемых шкафов, полок, наверное, гость что-то искал. Зубайдат было безразлично. Будто школьница она сложила руки на столе и положила на них голову. Ей вспомнились строчки: «…Стремиться ввысь, где звезд сплетенье, гореть огнем..» Не вышло, не получилось у нее жить по - написанному, но что-то делать все равно нужно, не спрашивая себя: «зачем?», просто потому, что еще дышишь, видишь, слышишь. Расстаться с жизнью – проще всего, значит, просто расписаться в собственной слабости. Но Зубайдат не такая, чтобы позволить обстоятельствам взять над собой вверх. Сейчас она сделает над собой усилие, и пойдет, приготовит чай, угостит им комиссара Фарнона. Спасибо ему, он единственный, кто вспомнил о ней.
Аромат душистого чая с бергамотом заставил ее поднять голову. Большая чашка горячего напитка стояла перед ней, рядом сахарница, почему-то наполненная дынным мармеладом и обсыпанные сахарной пудрой овсяные галеты на блюдце.
По другую сторону стола расположился комиссар Фарнон с точно такой же огромной чашкой. -  Выпейте, миссис Хиллсайд. Выпейте и согреетесь, - он произнес свою просьбу мягко, но настойчиво, и Зубайдат не посмела ослушаться.
Вечер уже не казался ей таким унылым, а одиночество неизбежным. Руки постепенно отогревались, обхватив пузатую чашку. Она смотрела на дымящийся чай, вдыхая аромат травы, и уже от этого ей становилось легче. Когда она припала губами к чашке, отхлебнув пару глотков, комиссар Фарнон рискнул нарушить молчание, - Ну, как?
-  Спасибо, уже лучше, - Зубайдат слабо улыбнулась. Ей стало неловко, посторонний человек заботится о ней, а она безучастно взирает на происходящее, - Это я должна была позаботиться о вас, мистер Фарнон.
-  Еще успеете. Сейчас главное -  не думать о плохом.
Она с интересом взглянула на комиссара Фарнона, к чему вся эта забота? Она знала, что с нее были сняты подозрения, неужели на Таггет-стрит обнаружили еще что-нибудь недостающее?
Джеймс Фарнон разгадал ее немой вопрос, но не торопился отвечать на него. Будучи хорошим стратегом, он выстраивал разговор таким образом, чтобы собеседник не заподозрил его истинных намерений. Она, наверняка, знает о Ланкастере что-то такое, что может пролить свет на его жизнь, на образ мыслей этого человека.
-  Комиссар Фарнон, что-то случилось с кем-нибудь из моих знакомых?
-  Ничего исключительного, кроме того, что давно должно было случиться. Мистер Ланкастер арестован.
Он не сводил глаз с ее лица. Никакой реакции, ни единый мускул не дрогнул, в уголках глаз не появилось ни единой слезинки, но он не мог ошибиться. Эта молодая женщина любит его, а если любит, значит должна помочь.
-  Ларри, мистера Ланкастера надолго задержали? - и все-таки голос выдал ее.
-  Все будет зависеть от того, как он себя проявит. Обвинения против него достаточно серьезны.
Комиссар Фарнон выжидал. Вот-вот любящее сердце не выдержит, и поведает ему о темных сторонах личности Ларри Ланкастера. У каждого человека, даже самого правильного, найдется, что утаивать. И на Солнце есть пятна, вот эти отметинки и жаждал разглядеть терпеливый комиссар.
-  Он не виновен, я уверена в этом.
-  Надо, чтобы в аналогичном было уверено следствие, «и я», - хотел добавить Джеймс Фарнон, но промолчал, - Вы знаете мистера Ланкастера давно, может быть, вам известно такое, о чем полиция даже и не догадывается?
-  Мистер Ланкастер – решительный, прямолинейный и добрый человек.
Джеймс Фарнон припомнил эпизод с девочкой, получается, что его, Ланкастера добротой, успели воспользоваться. -  Многие люди обладают подобными качествами, но за это им не предъявляют обвинение в совершении тяжких преступлений. Мистер Ланкастер, на мой взгляд, чем-то отличается от большинства людей, именно это качество привлекает к нему взоры негодяев.
-  Значит, вы тоже не верите в его виновность?! – радостно воскликнула Зубайдат, и непонятно, чего больше было в ее словах, вопроса или утверждения?
Комиссар Фарнон вздохнул, - Увы, следствие аргументирует материальными категориями, а они против обвиняемого. Стало известно, что мистер Ланкастер некоторое время пользовался чужими  документами.
Зубайдат раздумывала, а стоит  ли рассказывать комиссару об их с Ларри приключениях в Мьянме, о мисс Мубарек, которая умело использовала их с Зубайдат сходство? Но тогда под подозрения попадет месье Растиньяк, который является точной копией Ларри. Неизвестно, как это растолкует полиция. Лучше промолчать.
Крепкий орешек мне попался, думал Джеймс Фарнон по пути домой. Но ничего, и он со временем расколется. Еще не приперло, но повод для размышлений он миссис Хиллсайд подбросил хороший. Завтра ему предстоит допрашивать Ланкастера, посмотрим, что он заговорит.
Дома Бэндж не отходил от хозяина. Кот был голоден и недовольно урчал, в ожидании, когда его пищевые потребности будут удовлетворены.
-  Проголодался? Эх, красавчик, ты не по мне скучаешь, а по своей миске, - у Джеймса Фарнона вошло в привычку разговаривать с котом. Поворачиваясь на кухне от холодильника к столу и обратно, Джеймса в какой-то момент оглянулся. Перед ним уже сидело два Бэнджа, настоящий и тот, что в зеркале, в точности повторяющий движения реального собрата. Джеймс постучал по миске, и толстяк Бэндж бросился на привычный зов. В зеркале никого не было.
Остаток вечера пролетел незаметно. В столичных газетах опять сообщали об угрозе террористических актов, наводнениях в Европе и падениях курса доллара. Ночью Джеймс ворочался, вздрагивая всякий раз, когда Бэндж находил себе новое местечко, при этом он или топтался по подушке или исследовал глубины пододеяльника, пока, наконец, хозяин не решил прогнать его прочь. Тогда  обиженный кот умылся около кровати на ковре и периодически напоминал о себе жалобным мяуканьем. Утром Джеймс Фарнон проснулся с головной болью, ругая кота и собственную непредусмотрительность, кажется, вчера он оставил ключи от сейфа, где хранятся все дела, принятые к рассмотрению на работе. Нагоняй ему не от кого получать, он сам себе начальник, но ранее подобного за ним не наблюдалось. Наверное, это старость незаметно подкрадывается, хотя грех ему жаловаться, в прошлом году стукнуло пятьдесят два года.
В отделении с утра стояла непривычная суматоха. Сразу же нашлась работа инспекторам, два сержанта выехали на задание. Из городской тюрьмы был совершен побег, оставалось надеяться, что сбежавший не Ланкастер, иначе к его прежним обвинениям добавиться еще одно. Вдобавок, на имя комиссара полиции пришло письмо без обратного адреса.
-  Я не решился вскрывать его без вашего ведома, - отрапортовал сержант Спок. Повышением в звании он был обязан комиссару Фарнону. Сержантский чин придавал бывшему инспектору солидности.
-  Правильно сделали, сержант Спок. Отдельное спасибо за ключи. Раз они попали в ваши руки, мне не о чем беспокоиться.
-  Рад служить, комиссар, - если бы Спок был в форме, он обязательно взял бы под козырек. Кажется, начальство довольно его усердием.
Когда за сержантом закрылась дверь, Джеймс Фарнон покрутил в руках ни чем непримечательный конверт и аккуратно вскрыл его  перочинным ножиком. На ослепительно белом листе бумаги был запечатлен текст, набранный на компьютере. Неплохо продумано, вычислить его автора почти невозможно. Шрифт был мелким и бледным. Джеймс Фарнон нацепил на нос очки в роговой оправе и прочел следующее: «Как ревностно преданные Соединенному Королевству граждане, мы не можем оставаться в стороне от внутренних и внешних проблем государства. В условиях обострения межнациональных конфликтов возрастает угроза террористических актов. Мы, группа молодых патриотов, которым небезразличны судьбы соотечественников, предупреждаем вас и просим отнестись к нижеизложенному серьезно. Седьмого июля 2005 года в Лондоне прогремит несколько взрывов. Основной удар террористов будет направлен на транспорт, более всего жертв ожидается в метро. Трагедия может случиться утром, когда люди будут спешить на работу. Остановите террористов!» Далее крупным шрифтом была  набрана дата: «7.07.2005 г.» Провокация, настоящая провокация, на багровом лбу Джеймса Фарнона выступили капельки пота. Хорошо, что это послание сумасшедших никто, кроме комиссара не читал, он позаботится о том, чтобы оно даже зарегистрировано не было. Он порвал письмо на мелкие кусочки и выбросил их в корзину для мусора. Мало ему преступников, еще психи на его голову свалились. В дверь постучали.
-  Войдите, - неожиданно для себя громко произнес Джеймс Фарнон. Он успел привести себя в порядок и выглядел спокойным.
В кабинет неуверенно вошла миссис Лакстон. Присев на краешек стула, она вопрошающе взглянула на комиссара Фарнона.
-  Догадываетесь, наверное, зачем я вас пригласил, миссис Лакстон?
- Да, господин комиссар, но боюсь, что помочь следствию я не в состоянии, не располагаю конкретными сведениями, тем более, что в настоящее время я очень занята на работе.
Комиссар Фарнон пропустил мимо ушей ее ответ и продолжал, - Неделю назад
мистер Ланкастер был арестован по подозрению в убийстве несовершеннолетней Клариссы Тотдж. Вспомните, когда вы в последний раз видели мистера Ланкастера?
Ответ последовал моментально, - Мы не встречались с июля прошлого года.
Лжешь. Но не так-то просто будет вывести тебя на чистую воду. Придется подходить к вопросу с другой стороны. Комиссар Фарнон откашлялся, - Может быть, выпьете со мной чашечку кофе? Очень хочется пить, в горле что-то першит, а поухаживать за мной некому.
Женевьева нехотя подчинилась. Предчувствуя, что разговор предстоит нелегкий, и комиссар Фарнон настроен по-боевому, она взяла с подоконника термос и разлила кофе по чашкам.
-  Благодарствую, миссис Лакстон.
Кофе был горячим. Женевьева, по началу воспринявшая просьбу Джеймса Фарнона, как одолжение, с наслаждением вдыхала кофейный аромат. Когда-то они сидели по утрам вместе с Ларри и мечтали, что будут делать летом, куда отправятся отдыхать, порой до хрипоты споря, где лучше: на Мальорке или в Мар-дель-Плата? Разве это было? Женевьева тихо вздохнула, и это не осталось незамеченным.
Пускай ностальгирует, может быть, это развяжет ей язык. Джеймс Фарнон смаковал кофе, каждый раз, мысленно желая здравствовать и благоденствовать родине этого восхитительно бодрящего напитка. Пожалуй, пора, она расслабилась, самое время идти в контрнаступление, - Как вам в этом году погода в Мандалае?
От неожиданности Женевьева поперхнулась, закашляла так сильно, что комиссару Фарнону пришлось постучать ей по спине. Когда она подняла на него синие глаза, они были полны слез, - Откуда  вам известно, что я была в Мьянме?
Комиссар Фарнон улыбнулся, - Я даже знаю, когда вы там были, миссис Лакстон.
Она жадно припала к чашке, хотя кофе там осталось на дне. Пока это -  ее спасение, всегда можно сослаться на жажду. Комиссар Фарнон не сводил с нее внимательного взгляда. Он блефовал, конечно, он не знал, в какое время она там находилась, он не был уверен, была ли Женевьева когда бы то ни было в Мьянме? На то он и полицейский, чтобы вовремя заподозрить недомолвки, неточности в показаниях.
-  Это было в конце марта, кажется, двадцать шестого числа. Я прилетала всего на два дня по работе,  - тихо добавила Женевьева.
-  Вы видели мистера Ланкастера?
Женевьева кивнула головой. Ей вдруг стало неловко, комиссар уличил ее во лжи, значит, он станет и дальше сомневаться в ее словах. Но дальнейших вопросов,  к удивлению Женевьевы, не последовало. Комиссар Фарнон положил перед ней лист бумаги и обратился с просьбой, - Миссис Лакстон, постарайтесь, как можно точнее и последовательнее изложить, все, что вам известно о похождениях мистера Ланкастера, начиная с конца июля прошлого года.
Именно тогда было совершено первое убийство, мелькнуло у нее в голове. Но она-то, наверняка, знает, что никакого убийства не было. Таких, как Инесса Гонсалес убить невозможно. Так что, может и об этом написать?
Комиссар Фарнон незаметно вышел из кабинета. В воспоминаниях он ей не советчик, миссис Лакстон справиться с заданием, он был почти уверен в этом. Природное чутье не подводило его.  Комиссар чувствовал, что Женевьева Лакстон – хороший человек, просто она в какой-то момент совершила ошибку, позволила мести завладеть собой.
Словно заведенные, сновали инспектора, принимали сообщения телефонистки, все вокруг были чем-то заняты. Пора  было и комиссару ознакомиться с отчетами за прошедшую неделю. Для этого надо было отыскать местечко поспокойнее. Архив – самое для этого подходящее место. Положив перед собой несколько документов из папки, комиссар Фарнон погрузился в чтение. Изучение подобных документов –  занятие кропотливое, требующее повышенного внимания, как никак, скрепляя отчет собственной подписью, Джеймс Фарнон дает положительную оценку проделанной работе. Просмотрев несколько отчетов, комиссар Фарнон наткнулся на знакомое имя. Что за наваждение? Перед ним лежал второй отчет сержанта Спока, написанный также аккуратно, с той лишь разницей, что выполнен он был позже, чем первый. Это без сомнения, его почерк, так убористо и компактно располагать в строчках буквы, из всех  служащих в комиссариате мог только он один. Внизу стояла подпись сержанта, но и к первому документу он приложил свою руку, только текст его был набран на компьютере. Еще раз, внимательно перечитав два отчета, комиссар Фарнон был в недоумении, события, которые в них указывались, разнились в своей последовательности. Первым побуждением Джеймса Фарнона было вызвать сержанта Спока и потребовать от него объяснений. Но не таков был комиссар, чтобы идти напролом, сначала надо разобраться во всем самому, без привлечения подчиненных. Брошенными опрометчиво подозрениями можно обидеть достойного человека. Пожалуй, стоит сходить, посмотреть, что там насочиняла миссис Лакстон. Оставленный на его рабочем столе лист, он бегло пробежал глазами. Почерк у Женевьевы Лакстон замечательный, все буквы, как на подбор, были ровными, с одинаковым наклоном и нажимом, значит, волнение у нее улеглось. «Крепкий орешек» на деле оказался стойким оловянным солдатиком. Изложенные факты были комиссару Фарнону хорошо известны из показаний мисс Кроуни. Ничего нового ему узнать не удалось. Не хочет, не желает миссис Лакстон помогать следствию, а заодно и своему бывшему приятелю. Быстро люди  забывают все хорошее, но сокрушаться над избирательностью человеческой памяти комиссару Фарнону долго не пришлось. Из Нориджа пришло сообщение от инспектора Лави. Полученные сведения не ошеломили комиссара Фарнона, лишь утвердили его  в предположениях. Теперь надо было дождаться эксгумации трупов Рида, Иствуд и Гонсалес, это дело нескольких дней. В Оксфорде все было по-прежнему, а значит избежать возмездия Ланкастеру остается все меньше и меньше шансов. Обстановку мог бы разъяснить мистер Севирус Снегс, но он, как сквозь землю провалился. Что же это за школа такая, у которой даже нет конкретного адреса?
В дверь постучали. – Заключение доктора Риггерта.
-  Спасибо, Хемптон. Оставьте на столе.
Вот оно, заключение психиатрической экспертизы, с результатами которой комиссару Фарнону не терпелось ознакомиться. Довольно-таки пухлая папка, но почему-то Джеймс Фарнон не решался ее открывать. Что там могло находиться: пространственное умозаключение или оправдательный приговор? Мистер Риггерт являлся одним из опытных специалистов Хемпширской клиники для душевнобольных. Иногда он шел вопреки принятым стандартам, его методы диагностики не находили отклика у коллег. Комиссар Фарнон открыл папку наугад. Первое, что попалось ему на глаза, было заключение психиатра по результатам проведения компьютерной томографии, с приложением снимков. На черной глянцевой поверхности были хорошо различимы два овала, соединенные перемычкой. Из приложенного комментария, комиссар Фарнон смог разобрать: «…Желудочки не увеличены» к папке были подколоты листы, испещренные ломанными линиями, вероятно, доктор Риггерт не остановился на единичном исследовании мозговых структур. Мистеру Ланкастеру была проведена энцефалография головного мозга. И все-таки, комиссар Фарнон не выдержал и заглянул на последние страницы. Там самой рукой доктора Риггерта было выведено: «психически здоров», это и ожидал увидеть комиссар Фарнон, но где-то в глубине души, он лелеял надежду, что найдется для Ланкастера хотя бы один шанс остаться на свободе. Пусть не упрекнут его прокурор и государственный обвинитель, но симпатии Джеймса Фарнона были целиком на стороне Ларри Ланкастера. В крайнем случае, можно будет настоять на проведении еще одной психиатрической экспертизы. Комиссар Фарнон не терял оптимизма. Листая папку, он невольно вчитывался, и перед ним открывались ранее неизвестные стороны личности Ларри Ланкастера.
Доктор: «Как вы поживаете?»
Ланкастер: «Как можно поживать в тюрьме? Не особенно, я чувствую себя так, словно меня привезли сюда для того, чтобы посадить на электрический стул, осудить, убить и все из-за моих мифических прегрешений.»
Доктор: «Вы знаете, какое сегодня число, месяц, год?»
Ланкастер: «11 апреля 2005.»
Доктор: «Должно быть это очень страшно, если вы чувствуете, что вас хотят убить.»
Ланкастер: «Это ужасно…Я мог бы рассказать вам о картинке с головной болью.»
Доктор: «Хорошо, расскажите мне подробней об этом – у картинки…головная боль?»
Ланкастер: «Ладно, когда природа собирает свои силы воедино и обрушивается своей мощью, человек ощущает себя ничтожной песчинкой мироздания. Подует ветер, грянет гром, и песчинки уже нет, как нет Помпеи, знаете, был такой итальянский город. Вспомните лицо женщины, потерявшей в суматохе ребенка. Лицо ее ужасно, эта картинка и вызывает у меня головную боль.»
Доктор: «Допустим, так. Но что, по-вашему, мы можем сделать для вас?»
Ланкастер: «Я хочу, чтобы вы отучили меня от сигарет, выписали самое
 сильнодействующее снотворное и отвезли бы в Патагонию, там сейчас чудесная погода.»
Доктор: «У вас нарушен сон?»
Ланкастер: «Я, наверное, не сплю уже несколько месяцев.»
Доктор: «Вы чувствуете себя подавленным?»
Ланкастер: «Да, несомненно.»
Доктор: «Вы испытываете печаль или нечто большее?»
Ланкастер: «Скорее безнадежность. Мне трудно говорить об этом.»
Доктор: «Если вы остановились бы на чем-то одном, то мы могли бы вам помочь. Что вы выбрали бы?»
Ланкастер: «Одиночество.»    
Доктор: «Вас тяготит общение с людьми?»
Ланкастер: «В первую очередь, с вами. Думаете, я не понимаю, зачем вы ведете со мной беседы и расспрашиваете о всяких пустяках? Мне не составило бы труда сыграть роль шизофреника или депрессивного психосоматика.»
Доктор: «Шизофреника? Что такое шизофрения? Люди, обычно, употребляют это слово по-разному.»
Ланкастер: «Шизофрения – это, когда… в вашей голове слышатся голоса, знаете ли, прямо таки в вашей голове.»
Комиссар Фарнон захлопнул папку. Гнетущее впечатление возникало после прочитанного. Он мог себе позволить более не заглядывать в нее, а доктор Риггерт обязан был каждый день выслушивать испытуемых, анализируя порой такое, от чего неискушенный человек может потерять голову. Копаться в тайниках чужой души – занятие тяжелое. Ланкастер ожесточен, но в  одиночестве он бессилен. Хватит ли у Джеймса Фарнона решимости бороться за него до конца? Тюрьма – неподходящее место для ожидания. Если бы нашелся поручитель, можно было ходатайствовать перед прокурором, чтобы обвиняемого выпустили под залог. Следствие может затянуться еще на многие месяцы, учитывая душевный настрой Ланкастера, до сумасшествия ему недалеко. Черт возьми, Джеймс Фарнон с такой силой закрыл ящик стола, что его переклинило. Он достанет этого неуловимого профессора Снегса, хоть из-под земли. Выяснит все его связи и случайные знакомства, получит с него показания. Кажется, в необыкновенной магической школе работает кто-то из знакомых мистера Ланкастера, это наверняка знает миссис Лакстон.  Что ж, комиссар Фарнон и ее не оставит в покое. Так не должно быть, чтобы от человека в беде отвернулись его друзья. Джеймс Фарнон почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Он поднял глаза. Немного поодаль стоял сержант Спок. Джеймс не услышал даже, как тот вошел, а ведь вошедший, скорее всего, стучал в дверь и ни один раз. Ничего не поделаешь, сказывается напряжение, в котором комиссар Фарнон пребывает последнее время.
-  Будут ли еще какие-либо распоряжения, господин комиссар? – услужливо спросил Лесли Спок.
Исполнительный какой, отметил про себя комиссар Фарнон, по два отчета за неделю сдает. А не поручить ли ему задание позаковыристей?  - Раз вы так рветесь в бой, сержант, поручаю вам собрать все газетные и журнальные публикации о Ларри Ланкастере за последние…два года.
После того, как Джеймс Фарнон избавился от назойливого внимания Лесли Спока, он решил проверить электронную почту. Сообщение инспектора Лави не было официальным, но пока следствие топталось на одном месте, на тезисы инспектора вполне можно было опираться. Вторично просматривая входящую корреспонденцию, комиссар Фарнон удивлялся, среди писем не было сообщений от инспектора, но два часа назад Джеймс читал его, не вдаваясь в подробности. Что такое? Ранее электронная почта работала безотказно, о внезапных сбоях абонентам поступало уведомление  почтовой службы. В его электронный ящик кто-то проник, и, скорее всего, удалил нужное письмо.
Придется сменить пароль, но послание все равно уже  не восстановить. Оставалось ожидать, когда из Нориджа придет официальное заключение судебно-медицинской экспертизы. Огорчал комиссара тот факт, что теперь кто-то, так же, как и он владел закрытой информацией. Джеймс Фарнон тер подбородок, позабыв о том, что он вскоре не будет отличаться по цвету от багровых щек, надо припомнить, кто заходил в его кабинет за прошедшее время? Достаточно сотрудников, а вот выяснить, кто побывал здесь в то короткое время, когда комиссар Фарнон выходил в туалет и спускался в архив, будет непросто. Дверь напротив все время открыта, там находится его личный секретарь, мисс Лэтчер. Она могла видеть злоумышленника. Не успел он представить, как поискусней расспросить ее о чересчур любопытных подчиненных, как секретарь сама напомнила о себе.
-  Господин комиссар, вам звонила миссис Рэндалл. Она сказала, что вы знаете ее, и просила  передать, что ваша квартира горит. Уходя, вы забыли выключить чайник, загорелась электропроводка и вот….
Джеймс Фарнон уже торопился к припаркованному фольксвагену, вслед ему летела последняя фраза, оброненная мисс Лэтчер, -…пожарных миссис Рэндалл вызвала.
Какой же он невнимательный. Пожар в квартире хуже стихийного бедствия. Сейчас, помимо ремонта, ему грозит разбирательство с соседями. Если пожар случился из-за неисправности электропроводки, можно предъявить иск соответствующим инстанциям. Вот невезение, от добра, оставшегося после раздела имущества, могло ничего не сохраниться. Лучше бы он все, в том числе и квартиру, уступил Джулии, а сам переехал в служебную. До дома Джеймс Фарнон доехал за четверть часа, вместо привычных двадцати пяти минут. Пожарной машины около подъезда не было, значит, пожар успели потушить. «Третий этаж, третий этаж», - твердил он скороговоркой, памятуя, как в прошлый  раз миссис Рэндалл застала его на четвертом. Странно, около подъезда и внутри было идеально чисто, ни подтеков воды, ни въедливой пены, которая обычно остается после работы пожарных. Войдя в квартиру, первое с кем столкнулся комиссар Фарнон, была бывшая супруга Джулия, с неизменной сигаретой в руках.
-  Здравствуй, Джеймс. Это я звонила тебе на работу от имени миссис Рэндалл. Нам надо срочно поговорить.
Бэндж, очумевший от счастья, ластился то к Джеймсу, то к Джулии. Хозяин нечасто баловал его своим вниманием, а тут сразу же двое любимых людей пожаловали для того, чтобы скрасить его одиночество. Комиссар Фарнон, машинально поглаживая кота, не сводил настороженного взгляда с бывшей супруги. К чему этот розыгрыш? Наконец, он спросил, - Каким образом тебе удалось попасть в квартиру, при расставании ты оставила ключи мне?
-  Оставила, но позаботилась о копии. Не кипятись, Джеймс, когда ты узнаешь, зачем я к тебе пожаловала, ты позабудешь обо всем остальном.
Он, будто ищейка переходил из одной комнаты в другую, все, оценивая и подмечая. Объяснения Джулии ему не понравились. Завтра же надо будет сменить замок, иначе этим хождениям конца и края не будет. – Сейчас же верни мне ключи.
Кончик носа комиссара Фарнона стал лиловым, словно переспелая слива. Это происходило всегда, когда он начинал злиться. Черт с ними с ключами, они ему не к чему, все равно придется сменить замок, - Что тебе нужно?
Джулия, нервничая, смахивала пепел прямо на пол, что еще более злило бывшего мужа. Если бы не исключительные обстоятельства, она ни за что бы не заставила себя пойти с ним на переговоры. Надо обождать, пока он успокоиться,  а после начинать говорить о деле. На кухне давно уже вскипел чайник, хороший повод, для того, чтобы выпить чашечку душистого напитка.
Джулия гремела на кухне посудой, истошно вопил возле своей миски Бэндж, требуя любимый паштет из телячьей печени, а Джеймс скользил глазами по полкам в книжном шкафу. Здесь, между томиками Вальтера Скотта и Шекспира у него были запрятаны страховое свидетельство, чековая книжка, дарственная на дом. Благодарение Провидению, все оказалось на месте. Он постепенно успокаивался. Теперь можно заняться выяснением отношений.
Благоухал чай, разлитый по чашкам, нашлось место на столе любимому чеддеру, ветчине, поджаренному хлебу.
-  Как поживаешь, Джулия? - миролюбиво спросил Джеймс Фарнон. 
-  Замечательно, можно сказать, лучше всех. Ты же знаешь, я всегда хотела уехать из города, возиться с цветами на грядках, держать пару коз. А, главное, воздух, на Йоркширских просторах дышится легко, так, что порой мне, кажется, очутившись там, я сбросила десяток лет.
-  Не верю ушам своим. А не ты ли утверждала, что защищать людей – почетный долг адвоката, или пять лет, проведенных в Оксфорде, пошли коту под хвост?
-  Люди меняются, Джеймс. Я не о чем не жалею. Может быть, единственное…Ладно, сейчас о главном, Джеймс, с Эдом случилась беда. За прошедшие полгода он так и не смог привыкнуть к сельской жизни. Я рассчитывала, что после исключения из университета, он одумается и возьмется за ум, но он словно с цепи сорвался. Стал  завсегдатаем местного паба, ведет разгульную жизнь, не желает ни работать, ни учиться. Ума не приложу, где он в Йоркшире находит травку? Наркотики толкнули его на преступление.
При слове «преступление» Джеймс Фарнон вздрогнул. Эд был младшим в их семье. Слабохарактерный от природы, он легко поддавался дурному влиянию. Джеймс ничуть не сомневался, что пагубные пристрастия сына вполне могли толкнуть его на нарушение закона. – Что с ним случилось?
-  Несколько дней назад я убиралась в его комнате и обнаружила чужие вещи: серебряные кубки, старинные подсвечники, статуэтку бронзового льва, а еще старинный меч, украшенный драгоценными каменьями. Я расспросила Эда, пытаясь выяснить, откуда взялось все это добро? Сначала он лгал мне, рассказывая, как один из его друзей попросил сохранить сокровища, но отказывался назвать мне имя этого просителя. Два дня назад Эд ушел из дома. Мы с Грейс очень волновались, несмотря на то, что успели уже привыкнуть к его неожиданным отлучкам. Вдвоем мы обошли все местные питейные заведения, нигде его не было, а спрятанные вещи, между тем, стали пропадать. Он вел наблюдение за домом, и как только мы с Грейс уходили, незаметно проникал  в свою комнату и брал ворованные вещи, для того, чтобы продать их. Вчера, поздно ночью, он заявился пьяный, с безумными глазами. Это было  страшно видеть, Джеймс. Эд желал еще чем-нибудь поживиться, но мы с Грейс уговорили подождать его до утра. Он сломался, Джеймс, и сегодня утром поведал мне, что его новый приятель, кажется, Дик Трэвор, подговорил Эда забраться в чужую квартиру с целью ограбления.
Подсвечники, кубки, статуэтка, старинный меч – вещи, которые были похищены из квартиры Ланкастера. Нет, это невероятно, не может его собственный сын оказаться преступником. Скорее всего, в квартиру Ланкастера проник этот самый Дик Трэвор, а вину решил свалить на простофилю Эда. – Джулия, где он сейчас?
-  В Йоркшире, под присмотром Грейс. Думаю, что это ненадолго, Эд может вновь сорваться.
- В кратчайший срок ему надо будет уехать из страны. Деньги на дорогу я дам. Лучше будет, если ты поедешь с ним. Еще не поздно попытаться его вылечить, а вещи… Что-то еще цело? – Джулия на вопрос бывшего супруга согласно кивнула головой, - Надо спрятать, может быть, закопать в землю, но не на нашем участке. Перед тем, как ты это сделаешь, уничтожь все отпечатки пальцев.
-  Я уже сделала все необходимое, перед тем, как приехать в Лондон.
Джеймс Фарнон облегченно вздохнул. Жаль, что ранее он недооценивал Джулию. Теперь, все упирается в деньги, с ними комиссар Фарнон уже привык расставаться без сожаления.
Деньги уйдут и вернутся, а хорошее отношение останется. В силу сложившихся обстоятельств он вдвойне обязан помочь Ланкастеру, выходит, что комиссар Фарнон его должник. Пожалуй, он сам нанесет визит Ланкастеру, это случиться завтра, а сегодня можно будет еще раз запросить результаты эксгумации Рида, тело которого было обнаружено в Сохо-сквер и Иствуд. Джеймс Фарнон застал мисс Лэтчер уже на выходе из комиссариата, по всей видимости, она торопилась, - Извините, господин комиссар, я не стала вас дожидаться. Запрашиваемые вами документы еще не поступали, - легкие каблучки застучали в направлении Лондонской подземки.
После того, как стройная фигура мисс Лэтчер скрылась из виду, комиссар Фарнон вспомнил, что он забыл поинтересоваться о злоумышленнике, уничтожающем электронные письма. День пролетел, как всегда быстро, оставив Джеймсу много несделанного. Наступил вечер, но домой он не торопился. Теперь, когда большинство служащих разошлись по домам, можно было не опасаться, что тебя побеспокоят, посидеть в архиве, может быть, удастся обнаружить что-нибудь об этом Дике Трэворе? Длинные стеллажи, уставленные папками, хранили множество полезной информации. Доступ в архив был разрешен по специальным пропускам, для комиссара обычно делали исключение. Изучая досье на Хью Стрипа, изворотливого владельца «Уютного уголка», Джеймс Фарнон припоминал обстоятельства своего знакомства с ним. Этот нечестный на руку предприниматель под прикрытием ночного клуба,  занимался перепродажей и сбытом наркотиков. Неслучайно, он так ловко уходил от наказания за содеянное, видимо, в полиции у него завелись «свои» люди. Может быть, такой негодяй, как Стрип и приучил Эда к наркотикам, от злости у комиссара Фарнона заходили желваки. Он не успокоиться, пока этот делец, наживающийся на чужих несчастьях, не окажется за решеткой. Стеллаж с буквой «Т» располагался у окна. Джеймс Фарнон тщательно просмотрел все папки, но нужной обнаружить не удалось. Не выходило у него из головы показания Стрипа, в которых было упоминание о Леруике, эта та самая местность, где некоторое время назад скрывался Ларри Ланкастер. Сделанные открытия давали пищу для размышлений. Домой можно было не торопиться, Джулия уже уехала, Бэндж накормлен, и там все в порядке, но какие-то смутные предчувствия терзали Джеймса Фарнона. Жаль, что ему некогда съездить в Йоркшир переговорить с сыном и разузнать об этом Трэворе. Не исключено, что он знаком с Хью Стрипом. Около дверей его рабочего кабинета сидела незнакомая женщина. Она оценивающе взглянула на комиссара, будто что-то обдумывая. Сколь же он провел в архиве, если его еще дожидаются поздние посетители?
-  Вы комиссар Фарнон?
-  Да, вы ко мне, мэм?
Женщина медленно направилась к дверям его кабинета.  Пропуская даму вперед, Джеймс Фарнон успел составить о ней первое впечатление. Благопристойная домохозяйка, обеспокоенная какой-нибудь чепухой, вроде отсутствия клумб в городском парке. От излишней напористости скучающих дамочек не так легко будет избавиться, но что-то предпринять требовалось, иначе придется ночевать в комиссариате. В кабинете, присев на предложенный стул, женщина почувствовала себя скованно, пребывая в затруднение, с чего начать разговор? 
-  Я вас внимательно слушаю.
-  Дело, с которым я к вам обращаюсь, весьма срочное и не должно подлежать огласке. Зовут меня Парвати Мал,Истфайе. Мой супруг, барон Драко Мал,Истфайе – известный в своих кругах художник. Он ни  в коем случае не должен узнать о моем обращении в полицию.
-  Хорошо, - постарался успокоить рассказчицу комиссар Фарнон. Поздняя посетительница вызвала у него невольный интерес, кажется, ей удалось изменить его мнение о себе.
-  Примерно две недели назад, может быть, чуть более, в Норидж -  это наше поместье, приезжала некая мисс Мубарек…
-  Сейчас, ее величают миссис Хиллсайд, - дополнил Джеймс Фарнон, заметив, что услышанное вызвало недоверие у собеседницы.
-  Она представилась журналисткой столичной газеты, - в глазах Парвати читался немой вопрос.
-  Верно, кроме того, с ее же слов, она – старинный друг мистера Ланкастера, вашего шурина.
-  Значит, она и у вас побывала… Вы обвинили ее в ограблении квартиры на Таггет-стрит, она надеялась самостоятельно отыскать доказательства своей невиновности, - то ли  спрашивала, то ли утверждала Парвати Мал,Истфайе.
-  В Норидже, мэм? Какие там могут быть доказательства?
-  Не знаю, господин комиссар, меня более волнуют вещи, похищенные из квартиры моего шурина. Вы можете ознакомить меня с их перечнем?
-  Скажите, почему они вас заинтересовали?
-  Понимаете ли…,  -  Патти замялась, - Пожалуйста, не забудьте о данном вами обещании. Скажите, среди украденного числился меч, рукоять которого была украшена рубинами?
-  Да, именно такой серебряный меч.
-  Вы представить себе не можете, в каком ужасном положении я оказалась. Этот меч – семейная реликвия рода Мал,Истфайе. Если муж проведает, что меч пропал, я не представляю, что он сделает…, - Патти приложила к сухим глазам платок, но как ни старалась, ни одной  слезинки из себя ей выжать не удалось.
-  Объясните, почему семейная реликвия оказалась в квартире вашего шурина?
-  Я передала его мистеру Ланкастеру по его же просьбе, на время.
-  Странная просьба, зачем ему понадобилось оружие?
-  Даже не догадываюсь, он мне не сказал.
Комиссар Фарнон пристально смотрел на Патти, не выдержав его тяжелого взгляда, она опустила глаза. – Если вы не скажите мне всю правду, я ничем не смогу помочь вам.
Она молчала, размышляя, а не допустила ли она глупость, когда обратилась в полицию? Скорее всего, скандала с Рокки ей не избежать, да к тому же, она дядю Томаса здорово подвела. Этот седовласый бульдог при исполнении не доверяет ей, еще задумает произвести обыск в Норидже. Лучше будет промолчать, - Скажите, а мистера Ланкастера скоро отпустят?
-  Неизвестно. Я пытаюсь ему помочь, но если бы все поступали точно также…, - Джеймс Фарнон красноречиво взглянул на Патти.
-  Он невиновен, господин комиссар. Сам того, не ведая, Ларри многое знает, но кому-то выгодно,  чтобы он молчал.
Странная женщина, анализируя свою встречу с баронессой Мал,Истфайе, заключил комиссар Фарнон. Проделать немалый путь до столицы, это в ее-то положении, для того, чтобы выяснить, что исчезло из квартиры на Таггет-стрит. Пожалуй, надо будет разузнать о покоящемся на Йоркширских холмах мече, у Ларри Ланкастера.
Домой Джеймс Фарнон вернулся поздно вечером. Бэндж встречал его так бурно, словно хозяин отсутствовал целую вечность.
-  Отстань, не до тебя сейчас.
Ужинать  не хотелось. Надо было просмотреть газеты. В недрах почтового ящика  лежала сегодня полная стопка. Перебирая газеты, Джеймс Фарнон увидел белый конверт без обратного адреса. В графе «получатель» значился он, Джеймс Фарнон. Что-то ему напомнил этот стандартно оформленный лист бумаги. Текст послания был набран на компьютере. Ясно, опять какой-то псих развлекается, чертыхаясь, Джеймс Фарнон прочел следующее: «Вы можете нам не верить, но предсказанное случится, и тогда вы уже ничего не сможете изменить, погибших не вернешь. Взывая к вашей совести, заклинаем, отнеситесь с полной серьезностью к этому предупреждению». Вместо подписи стояла дата: «7.07.2005 г.» Если бы Джеймс Фарнон мог вычислить этих «доброжелателей», он бы их проучил. Он бы вызвал их родителей, сообщил по месту учебы. Комиссар Фарнон ничуть не сомневался, что это -  дело рук распоясавшихся студентов, он бы… А в сущности, что он мог бы с ними сотворить? Закон не предусматривает наказания за рассылку анонимных писем, с которыми можно сделать все, что угодно. Вот именно так  Джеймс Фарнон и поступит. Он просто не станет обращать на них внимание.
Несмотря на усталость, заснул он только под утро. Не давал покоя Бэндж, крутившийся с целью выбрать себе местечко поудобнее. В темноте, за тонкой полосой лунного света Джеймса Фарнона преследовали видения бегущего по равнине волка, несущего в пасти меч. Образ его был так реален, что, казалось, протяни Джеймс руку, и кожей он ощутит холод кованного металла. Так и хочется взглянуть, тот ли это меч, о котором говорила ему Джулия, а для этого надо рассмотреть его рукоять.  Джеймс открыл глаза. Полоска света исчезла, словно ее и не было, Луна скрылась за облаками. В царящей темноте не видны были очертания буфета, тумбочки, стоявшей возле кровати, не давал о себе знать неугомонный Бэндж. Пытаясь заснуть, Джеймс опустил ресницы, веки сомкнулись, стало еще темнее. Он пытался представить себе что-нибудь хорошее, например, красавицу-
-дочь. Грейс была похожа на Джулию в молодости. Светло каштановые длинные волосы, ореховые в крапинку глаза, слегка вздернутый нос, пухлые губы, из-под приоткрытой верхней виднелись квадратные резцы – единственное, что портило Грейс. Сейчас Джеймс позовет ее, и Грейс улыбнется. Волосы, пышной волной упавшие на лицо, загораживали от него дочь. Взмах головой, и на комиссаре Фарноне остановился застывший взгляд…. Клариссы Тотдж. Для того, чтобы прогнать навязчивые видения, он проводит рукой по лицу, но шелковистые волосы, назойливо касаясь его, лезут в рот. Джеймс резко вскакивает, и видения исчезают. Рядом слышится недовольное фырканье Бэнджа, бьющего пушистым хвостом по подушке.
Утро началось с телефонного звонка Джулии. Сегодня же вечером они с Эдом улетают на континент. Грейс остается в Йоркшире. Джеймс воодушевился, хотя бы в чем-то есть положительные сдвиги. Свежевыбритый, сияющий, словно шпили собора святого Павла в погожий день, он отправился в тюрьму. Настроение у него было замечательное, поэтому комиссар спешил поделиться энтузиазмом и с обвиняемым. Пребывание в тюрьме сильно изменило Ланкастера. Неряшливый внешний вид – это еще полбеды, взгляд его, доброжелательный и обычно все схватывающий, был иным. Зеленые глаза уставились в одну точку, он шел по коридору, будто слепой, спотыкаясь на ходу. В комнате, куда его привели, было зарешеченное окно, в котором виднелся кусочек ярко голубого весеннего неба. Может быть, Ланкастер еще что-нибудь там видел, это было для комиссара неясным, но обвиняемый упорно смотрел в одном направлении. Похоже, что комиссара Фарнона для него не существовало.
-  Доброе утро, мистер Ланкастер. Вижу, что настроение у вас не очень, - ответа не последовало, и комиссар Фарнон продолжал, - Думаю, что вам будет интересно узнать, что стали известны результаты эксгумации трупов четырех жертв преступления. Я почти не сомневаюсь, что подтвердится ваша невиновность. В ходе следствия у полиции возникло несколько вопросов, получив ответ на которые, можно было бы ускорить его. – Комиссар Фарнон не сводил глаз с Ланкастера. Постепенно квадратное лицо комиссара принимало озабоченный вид. Надо, чтобы его не только услышали, но и развеяли все его сомнения. -  Мистер Ланкастер, давайте договоримся. Отвечать требуется  в случае согласия «да», а несогласия – «нет». Вы меня поняли? -  В ответ тишина. Что тут станешь делать, не уходить же? Придется рассчитывать на непроизвольную реакцию, усилия комиссара должны увенчаться успехом. -  Знакомо ли вам имя Дика Трэвора? -  Ничего, словно каменное изваяние, ни один мускул не дрогнул в ответ. Хорошо, подойдем к ответу с другой стороны. – Этот человек задержан по подозрению в ограблении вашей квартиры. Он  ссылается на то, что проник в нее с вашего ведома. – Снова мимо. Мумия
фараона по сравнению с Ланкастером просто неумелый младенец, комиссар Фарнон потер вспотевшие ладони. Интуиция подсказывала ему, что он на верном пути. -  Мистер Трэвор утверждает, что меч, который он у вас забрал, тот, что с двенадцатью крупными рубинами, не является вашей собственностью. Вы похитили его из Нориджа. – Ага, зашевелился. Джеймс Фарнон заметил, как при словах «похитили из Нориджа» у Ланкастера заходили желваки. -  Вот и золовка ваша утверждает тоже самое.
-  Она была у вас? – неожиданно спросил Ларри.
-  Да, причем в тайне от своего супруга. Спрашивала о вас, требуется ли вам помощь? Сказала, что еще  приедет, -  это комиссар Фарнон добавил от себя, в надежде разговорить Ларри.
-  Ничего мне не надо. Пускай меня осудят, - глухо произнес обвиняемый.
Рано, парень, ты ставишь на себе крест. Не получится у тебя пойти ко дну. Вслух комиссар Фарнон добавил, - Еще одна особа вами интересовалась. Красивая смуглянка, примерно одного с вами возраста. Она так непоколебимо утверждала, что вы невиновны, расписывала все ваши достоинства, что мне ничего не оставалось, как поверить ей. – Опять замкнулся в себе, болван, сам себя губит. Комиссар Фарнон еще с минуту полюбовался взъерошенным затылком Ларри и сделал вид, что собирается уходить. -  Напоследок мисс Бэтти сказала, что не желает сидеть в тюрьме по обвинению в ограблении вашей квартиры, но, что поделаешь…- комиссар Фарнон выдержал паузу, - Тому имеются неопровержимые доказательства. Отвечать за содеянное ей придется по всей строгости закона.
-  Вы не имеете права сажать ее в тюрьму. Она не воровка, меч взял я.
Новая загадка, как это понимать: сам у себя, что ли?  Вновь не подвело богатое воображение Джеймса Фарнона, Ланкастер просто взвился при  подозрении, падающем на голову миссис Хиллсайд. Вот к кому он неровно дышит, а миссис Лакстон в прошлом. – Ваши слова ничего не объясняют. Предполагаю, что скоро миссис Хиллсайд составит вам компанию. Конечно, срок у нее будет не слишком большим, но…
Договорить комиссару Фарнону не удалось, цепкие руки крепко схватили его за горло, - Замолчите, слышите. Мне плевать, что будет со мной, но невиновные не должны страдать.
Джеймс Фарнон претворился, что находится при последнем издыхании, закатил глаза и захрипел. Ларри отпустил его, - Молодой человек, вы не оставили мне иного выхода, кроме как замолчать, - еле слышно прошептал комиссар Фарнон. Кашлянув, он строго посмотрел на обвиняемого и произнес, - Не смейте распускать руки. Вы что, шуток не понимаете? Ну, приврал я немного, а вы сразу же на людей бросаться. Надо же мне было вас как-то расшевелить. Сумасшедший, чокнутый, нет, не прав был доктор Риггерт, вас лечить надо.
-  Извините, комиссар Фарнон. Все произошло из-за того, что я не терплю несправедливости. Бэтти, миссис Хиллсайд хорошая, она даже в мыслях не смогла бы воспользоваться чужим, а вы…
-  Давайте поговорим о вас. С миссис Хиллсайд все нормально, лишь приболела она немного,  наверное, за вас переживает. Что это за история с мечом? Ваша  золовка не была со мной откровенной, уж очень она супруга своего опасается.
Ларри еле заметно усмехнулся. Да, его кузен Рокки такой, любит показать свою власть, - Вы не очень-то жмите на Патти. Ей рожать скоро.
Все помнит, заботливый какой, вот только о родственниках его этого сказать нельзя. Джеймс Фарнон как-то по-новому взглянул на Ларри. А ведь он – хороший парень, запутался только, - Не беспокойтесь, не стану. Ей и без меня волнений хватит. Так что мне ей передать, мистер Ланкастер?
Ларри пожал плечами, что он может сделать, сидя в тюрьме? Меч, если его действительно похитили, вернуть не в его силах, - Не знаю. Если бы я мог встретиться с Рокки, бароном Мал,Истфайе, то постарался бы ему объяснить, что Парвати не причем.
-  Поймите, мистер Ланкастер, я желаю быть вам другом, и это – не пустые слова. Для того, чтобы помочь вам, я должен знать все из того, что известно вам. Не молчите, прошу вас.
Не получилось сегодня у него, Ланкастер вновь ушел в себя. Как комиссар Фарнон не пытался его расшевелить, более Ларри не проронил ни слова. В комиссариат Джеймс вернулся с тяжелым сердцем, это и его ошибка, что не удалось достучаться до обвиняемого.  До сих пор оставалось невыясненным его отношения с Трэвором, и здесь комиссар Фарнон был прав в своих предположениях, вдобавок еще этот вожделенный меч, из-за которого может полететь ни одна невиновная голова. Надо будет разыскать школьных друзей Ланкастера, может быть, они что-нибудь слышали о Трэворе?
-  Господин комиссар, к вам посетительница, миссис Хиллсайд. Не желает не с кем беседовать, кроме вас, - в дверях его кабинета стояла предупредительная мисс Лэтчер.
-  Зовите, Саманта. Скажите, вы случайно не припомните, кто вчера днем заходил в мой кабинет, когда я отсутствовал?
-  Конечно, помню, комиссар Фарнон. Инспектор Хемптон, сержант Спок и сержант Ровэрт, никого из посторонних я в ваше отсутствие не допустила бы.
Услышанное из уст секретаря признание давало лишний повод для размышлений, не все чисто в его ведомстве. К новому сержанту Ровэрту надо было бы присмотреться повнимательнее. – Пригласите ее, пожалуйста, мисс Лэтчер, - комиссар Фарнон одарил секретаря такой лучезарной улыбкой, что она выпорхнула из его кабинета  словно райская птичка.
Через несколько секунд к нему в кабинет вошла Зубайдат. Она выглядела более бодро, по сравнению с их прошлой встречей, а главное в ее выразительных глазах комиссар Фарнон прочел решимость бороться за Ланкастера до конца, - Здравствуйте, господин комиссар, я долго думала над вашим предложением. Вам необходимо знать о том, что случилось со мной и мистером Ланкастером в Мьянме, - Зубайдат последовательно изложила их совместные приключения в Юго-Восточной Азии, заведомо упуская те моменты, в которых фигурировал Филипп Растиньяк. Из-за этого рассказ ее получился не очень связным, но в первую очередь, она ожидала, что ей поверят.
-  Значит, вы говорите, что есть некая мисс Мубарек, которая именем вашим воспользовалась и при этом, как две капли воды похожа на вас?
-  Да, и она хотела поссорить нас с Ларри.
- Весьма интересно. А эта мисс не состоит с вами в родственных отношениях?
-  Нет, я встречалась с ней лишь однажды, - по лицу Зубайдат промелькнуло облачко сомнения.
-  Вы что-то не договариваете, миссис Хиллсайд? – предположил комиссар Фарнон.
И тогда Зубайдат поведала ему о случае, который произошел с ней прошлой осенью, о немых врачах, странной клинике, в которой Зубайдат более никого не встретила, кроме медицинской сестры, точной ее копии. Комиссар с недоверием отнесся к ее рассказу, делая скидку на ее плохое самочувствие. Он, всю жизнь обитающий в Лондоне, ничего подобного никогда не слышал. Поверить в эту историю с привидениями он не захотел, но вида не подал. -  Благодарю вас за информацию, но не представляю, каким образом она может сказаться на судьбе мистера Ланкастера?
Зубайдат покинула кабинет комиссара озадаченная, чем же еще можно помочь Ларри? Комиссар Фарнон, тем временем, размышлял, где ему раздобыть список бывших соучеников Ланкастера. Беспокоить его родственников из Нориджа ему не хотелось, но иного выхода он пока не видел. Учитывая пожелания Парвати Мал,Истфайе, комиссар должен был дождаться отсутствия барона и заявиться к ней домой, инкогнито, как никак, дело весьма деликатное.
Неожиданно отыскался Севирус Снегс. Он позвонил из Оксфорда, судя по приветствию, он показался Джеймсу Фарнону человеком не слишком общительным.
-  Я возмущен, господин комиссар. Меня отвлекают от работы в середине учебного семестра, на носу сессия, экзамены, и моя квартира в беспорядке.
-  Мистер Снегс очень хотелось бы с вами встретиться по весьма срочному делу.
-  Я уже сказал вам, что мне некогда. Кто оплатит услуги домработницы?
-  Может быть, мне, комиссару полиции, явиться к вам домой, для того, чтобы навести там порядок?
Профессор Снегс не заметил скрытого в вопросе сарказма и возмущенно продолжал, -  Говорите быстрее, по какому поводу вы меня отвлекаете?
-  Это не телефонный разговор, мистер Снегс. Прошу вас приехать по адресу, - Джеймс Фарнон продиктовал координаты комиссариата, -  в любое удобное для вас время, с девяти до восемнадцати часов. Буду вас ждать, - он положил трубку, сожалея, что не  сообщил сварливому профессору номер своего домашнего телефона.
Апрель уже вступил в третью свою декаду. За окном было по-весеннему солнечно и шумно, вовсю щебетали воробьи и надоедливые голуби ворковали, облюбовав себе многочисленные в Лондоне памятники старины. Мэрия в который раз грозилась извести весь этот птичий базар, ссылаясь на то, что каждый год приходится тратить все больше средств налогоплательщиков для ликвидации следов пребывания птиц на городских площадях. Весной Джеймса Фарнона неизменно тянуло в дорогу, хотелось, уложив вещи в чемодан, отправиться в путешествие, куда-нибудь на курорт в Испанию или жаркую Грецию, за пятьдесят прожитых лет он так до них и не добрался. Вместо путешествий ему приходилось что-то доказывать, разыскивать, уговаривать, противостоять, а жизнь такая короткая. Кажется, только вошел в реку, ощущая подводные течения и камни, которые надо умело обойти, нашел-таки подходящий брод, а уже вот он – другой берег. Похоже, что в ближайшее время Джеймсу не придется греться на курортах, он вынужден будет копаться в Йоркширской землице, в поисках старинного меча.
«Ровэрт», его буквально обожгло. Комиссар Фарнон печатными буквами вывел на листе бумаги «Трэвор», это же зеркальное отражение фамилии «Ровэрт». Из кабинета он почти выбежал, - Мисс Лэтчер, найдите мне, пожалуйста, досье на сержанта Ровэрта.
Как он ранее не догадался, это же так просто. Вот, наконец, долгожданный звонок, подтверждающий, что комиссар Фарнон скоро получит материалы экспертизы. Мысль о вынужденном одиночестве Грейс не покидала Джеймса Фарнона, надо было бы ей вернуться в Лондон. За домом присмотрела бы старая тетушка Дороти, сестра покойной матери Джулии.
Просматривая досье на сержанта Кидда Ровэрта, комиссар Фарнон не переставал удивляться, почему у него не вошло в привычку подобным образом знакомиться с каждым, поступающим на службу в комиссариат? За подбор персонала отвечала доверенное лицо комиссара, инспектор Сьюзан Бартли. Видимо, ее подкупили эпитеты: «блестяще подкован, дисциплинирован, исполнителен, метко стреляет, легко входит в доверие людей…»  Почему же этот общительный человек так часто менял места службы? В его послужном списке много благодарностей, но это, отнюдь, не объясняет, почему он долго не задерживается на одном месте? Порой нелегко разобраться в человеческой душе. Иной живет, отгородившись от окружающих броней, не ведая, что на каждый такой надежный щит, можно найти отточенный меч…
Какие нелепые ассоциации приходят ему в голову, комиссар Фарнон поежился. Несмотря на теплый вечер, его знобило. Было шесть часов, скоро в комиссариате останутся лишь дежурные, а он будто прирос к своему стулу, сидит, в третий раз, перечитывая материалы экспертизы. В ней  подробно изложены факты, приведены необходимые доказательства, официальные слова, за которыми стоит поломанная судьба. Комиссар Фарнон закрыл папку. У него не было повода сомневаться в прочитанном. Но Джеймс был уверен, что вопреки всем фактам и доказательствам, Ларри Ланкастер невиновен.