Дуркин дом. Глава 33

               
               



        Их беседа затягивалась, однако, похоже, никто из собеседников не обращал внимания на время. Поначалу Николай Григорьевич с интересом ему внимал, затем к месту вставлял свои комментарии. Виталию оставалось лишь «отпустить тормоза» и держать под контролем свой темперамент. Последнее было сложнее, ведь, стоило ему увлечься, как эмоции его брали вверх над расчетливым рассудком.
- Предполагаю, что будущее у нашего отделения, несмотря на отсутствие дотаций…
- Это, скорее всего, явление временное, - вставил Дроздов.
- Согласен. Считаю, как только наше правительство вникнет в сегодняшнюю ситуацию, надо заняться финансированием социальных программ. Жаль, что все эти перспективы могут запоздать на неопределенное время.
Судя по выражению лица говорящего, будущее их ожидавшее, было безрадостным. – Знаешь, Виталий, давай не будем трогать правительство, им и без нас критики хватает. Лучше скажи, когда твоя бригада коммунистического труда готова еще раз продемонстрировать на что она способна?
- В настоящее время, пока Нина Афанасьевна на больничном, ребята проводят влажную уборку не реже трех раз в неделю.  Мы держим в чистоте ординаторскую и туалет. На улице пока работать не получается, сами понимаете, погода не подходящая. С весны, я думаю, мы займемся площадкой, благоустроим дворовую территорию. Роза Георгиевна заинтересовалась нашим опытом. До меня дошли слухи, что и сам Александр Ярославович …
- Надеюсь, он ничего против не имеет?
Пока Виталий подбирал подходящие слова, Дроздов, прохаживаясь по своему кабинету, остановился у окна. Припорошенная снегом площадка под окнами, взывала о помощи: покосившиеся бревнышки, сломанные перегородки беседки напоминали о чем-то буйном времяпровождении. Ярким пятном выделялись на скамейке поблизости остатки чьей-то нехитрой трапезы.
- Николай Григорьевич, сейчас у нас на попечении пятьдесят один больной,  а люди все пребывают. Александр Ярославович на общем собрании говорил, что мы лишены возможности обеспечивать всевозрастающий поток пациентов нормальными человеческими условиями проживания для прохождения курса лечения …
- Сколько у тебя в бригаде числиться? Кто они?
Короткое недоумение слушателя сменилось ответным вопросом, - А зачем вам знать о них?
Каменное выражение лица скрывало борьбу эмоций, которыми Николай Григорьевич за долгие годы работы в психоневрологической больнице научился управлять. Реплика подчиненного вывела его из себя, он почти был близок к тому, чтобы дать волю чувствам, - Ты не зарывайся, Виталий. Если я спрашиваю, значит, на то есть веские причины.
Под давлением тяжелого взгляда Виталий опустил глаза. Он догадывался, к чему все эти расспросы. Грядущее противостояние с начальством сулило ему одни неприятности, но если он нарушит свой моральный долг, то перестанет сам себя уважать. – Николай Григорьевич, я не успел вас предупредить … Главному стало известно о далеко идущих планах по применению нетрадиционных методов лечения.
- Выражайся яснее.
- В прошлый раз, когда Амалии Потаповне понадобился ремонт кровли дачного домика, трое больных были привлечены к выполнению строительных работ. По моему мнению, подобное недопустимо.
Кустистые брови заведующего отделением сдвинулись к переносице, пронзительный взгляд посуровел, - Почему мне сразу об этом вопиющем случае не доложили? Доктор Гордеева злоупотребила своим служебным положением, к ней будут применены меры административного воздействия. Виталий Вячеславович, сколько на сегодняшний день мы имеем трудоспособных больных?
- Человек пять, шесть, - как-то неопределенно прозвучало в ответ.
- Опыт проведения ремонтно-строительных работ у них есть?
К чему эти вопросы, недоумевал Виталий. Наблюдая за начальником, он подметил лишь излишнюю напряженность в голосе вопрошающего. Дроздов чего-то добивается и, по всей вероятности, не совсем законного. Проверяя сделанные предположения, Аносов полюбопытствовал, - Николай Григорьевич, позвольте спросить, а зачем вам нужно это знать?
- Скажи, тебе деньги нужны? А, может, ты успел вложить ранее заработанное в акции и ждешь обещанных дивидендов?
- Николай Григорьевич, я не понимаю …
- Мы четвертый месяц не получаем зарплаты, а через три недели Новый год. Хочется нормально отметить праздники. На пациентов деньги пусть малые, но выделяются, а нам как быть, что делать здоровым, но бесправным людям?
Аносов пожал плечами, - Можно уволиться и перейти на другую работу.
- На которой будет тоже самое. Неужели ты не понимаешь, что бардак, который в настоящее время присутствует практически повсюду, закончится не скоро. Очень многие до светлого будущего просто не доживут. А я хочу дожить, поэтому вынужден использовать любые возможности для того, чтобы вернуть себе заработанное. Наши пять - шесть трудоголиков помогут мне в этом. Только не изображай из себя непонимающего. Мы заботимся о них, они нам платят взаимностью.
До Виталия, наконец, дошел смысл сказанного. В тот же момент обычно бледное лицо его залила краска негодования, - Вы желаете использовать их в качестве бесплатной рабочей силы? Чем же вы тогда будете отличаться от Амалии Потаповны, к которой вы сами же собираетесь применять меры административного воздействия?!
- Гордеева использовала наемный труд в собственных корыстных интересах, а я … а мы, - последнее слово Дроздов выделил особо, - Мы все получим от этого выгоду …
- Только не я. Я не желаю участвовать в этом. Лучше я буду голодать, но права человека на свободу выбора не нарушу.
- А я не собираюсь тебя уговаривать. Мне от тебя нужен список больных, которые ранее были задействованы на строительно-ремонтных работах, и я его получу.
Но, глядя в лицо оппонента, Дроздов совсем не был уверен в сказанном. Неестественная бледность, сменившая негодование, успела превратить  физиономию его подчиненного в непроницаемую маску. Аносов пока не знал, как он поступит, но задуманное Дроздовым не осуществится, ни при каких обстоятельствах.
Телефонный звонок прервал их противостояние. Воспользовавшись неожиданной паузой, Аносов быстро покинул поле боя. Он не задавался вопросом, что ему теперь делать. В неугомонной душе его все еще кипело возмущение расчетливостью человека, который совсем недавно являлся для него авторитетом. К словам Дроздова Виталий отнесся с полной серьезностью. Он станет добиваться того, что обещал. Найдутся доброжелатели в кавычках, которые не только список преподнесут, но и людей на каторжные работы снарядят. Но более никто не пойдет по стопам Гордеевой, этого он не допустит. Но как, каким образом, он, рядовой врач-психиатр, с двухлетним стажем работы сможет воспрепятствовать преступным замыслам руководства? Задумавшись, он поскользнулся на мокром месте и едва не упал.
- Осторожнее надо быть, - посоветовала ему новенькая Бочарова.
Поблагодарив девушку, успевшую вовремя поддержать его, Аносов остановился, прислонившись к стене. Вниманием его завладел не вымытый, буквально до зеркального блеска пол, а новенькая. Трудится она с полной отдачей, больных жалеет, отношения с коллегами по работе поддерживает ровные, по всем статьям, человек она положительный. – Катя, можно с вами посоветоваться?
Вкрадчивое, слишком осторожное обращение доктора немного удивило студентку, проходившую практику в отделении. Обычно ей приказывали, в ее зависимом положении, то было делом заурядным. А тут человек опытный, знающий собирается с ней общаться на равных. Простецкое личико Кати решительно рассталось с серьезностью, миловидная улыбка чуть тронула пухленькие розовые губы, а в уголках опушенных частоколом бесцветных ресниц вспыхнул задорный огонек. – Сейчас, Виталий …, - девушка замялась, припоминая отчество.
- Можно по имени, - пришел ей на подмогу Аносов, - Как освободитесь, зайдите, пожалуйста, в ординаторскую.
Девушка пообещала, без раздумий, и Виталий довольный, несколько студенткой, а более самим собой, направился по заданному адресу. Стоило ему войти в ординаторскую, как и тут не обошлось без сюрпризов. Белоснежный кафель стен притягивал к себе придирчивые взоры. Ни пылинки, ни разводов не оставила чья-то неугомонная рука. В шкафу, на полочках с медицинским инструментом, был наведен идеальный порядок. Окна и подоконник сияли первозданной чистотой. Вероятно, Катя потрудилась и над ними.
- Привет, - на пороге ординаторской возникла аппетитная фигура медсестры Маши. – По практике соскучился? Хочешь, помочь?
Слишком развязное поведение медперсонала заведующий отделением пресекал на корню. И доктора Аносова коробило от недвусмысленных намеков, вызывающе размалеванных лиц, вульгарной жестикуляции, вроде, выпяченной фиги и виляния бедрами. Но Апрелева взывала к помощи, потому отказать он ей не мог, не сумел бы, совесть не позволила. – Шкафчик передвинуть, или окно в палате не отворяется?
Скорчив милую рожицу,  Маша пояснила, - Требуется твоя грубая мужская сила. Больного подержать.
- Пойдем, - ответив согласием, Аносов придерживался иного взгляда на взаимоотношение пациентов и медперсонала. Грубостью от душевнобольных ничего не добиться. Только уговорами и немного хитростью, и то лишь, в крайнем случае, собирался действовать молодой доктор. В палате, где вместо положенных шести мест, были заняты дополнительные две койки, стоял удушливый аромат давно немытых, неопрятных тел. Не отличалось свежестью и постельное белье, а кое-где были разорваны пододеяльники, наволочки и вовсе отсутствовали. Больные, по большей части, непритязательные, не обращали внимания на хозяйственные мелочи. Каково же было удивление Виталия, когда на одной из привнесенных коек, он увидал старого знакомого.
- Вот этого надо подержать, - указала Маша на соседнее с Петром место, где сидел на кровати неопределенного возраста субъект в полосатой пижаме. – Это новенький, вчера поступил.
Койка с Клименко-Седельниковым буквально гипнотизировала Аносова. Как же он мог его проглядеть, недоумевал Виталий. Сегодня, во время обхода, больные спали. Может быть, поэтому он быстро пробежался взглядом по палате и поспешил в следующую. А подгонял его Дроздов.
Маша уверенно подошла к больному. – Вам сейчас сделают укол, приспустите штаны.
Обращение не подействовало, новенький продолжал сидеть, поджав под себя ноги и, уставившись в одну точку, Маша потрясла его за плечо и повторила сказанное ранее, но результат был прежним.
- Уважаемый, - пару раз щелкнув перед глазами сидящего пальцами, Виталий вступил с ним в переговоры, - Я – ваш доктор и желаю вам помочь. Внутримышечный укол безболезненный. Медсестра так умело вам его сделает, что вы ничего не почувствуете.
- Мне еще в трех палатах задницы компостировать, а эту статую Гордеева распорядилась взять под особый контроль. Мне бы поскорее бы, - взывала Маша.
Не хотелось истому джентльмену отвечать расхожей фразой охотника за табуретками. Достаточно было одного лишь осуждающего взгляда. Мягко попеняв коллеге за спешку, Виталий предпринял вторую попытку договориться с пациентом, - Пожалуйста, позвольте сделать вам укол. Ваш лечащий врач Амалия Потаповна назначила курс лечения, которого мы и будем придерживаться. Хорошо?
Вопрошаемый продолжал сидеть точно статуя, не шелохнувшись, игнорируя любые обращения. Пациенты с соседних коек любопытствовали, что это доктору от них понадобилось? Они смотрели то на доктора, то на Машу, начинающую терять терпение. Придурок не согласиться, нечего у него спрашивать. Перестав прятать шприц за спиной, медсестра подошла к Аносову. – Делай что-нибудь. Хватит на болтовню время терять.
- А ты не знаешь, как его зовут?
- Попандопуло, устраивает? – с вызовом ответила Маша.
Виталий проигнорировал дерзость и тихо прокомментировал, - Одному мне с ним не справиться. А из медперсонала у нас одни женщины …
Голос говорившего прервался, когда он увидел, с какой решимостью медсестра пытается уложить несговорчивого пациента. Со всей силой надавливая ему на плечо, свободной рукой она держала шприц наготове. Неподвижная прежде статуя оживилась. Упираясь в склоненную над ним фигуру Марии, объект повышенного внимания постепенно увеличивал силу приложения. Перед напряженным взором Аносова вдруг взвился маленький фонтанчик брызг, освобожденная от колпачка игла давно ждала своей очереди, наметив точку прицела.      
- Ой, сво …
В произошедшей потасовке пострадали Машины пальцы, на которых запечатлелся красной канвой укус передних резцов нападавшего. Несмотря на острую боль, Апрелева шприц не выпустила.  За то следовало благодарить не то сноровку, а, может быть, злость на распоясавшегося психа. Беспомощно оглядывался Виталий, соображая, к кому бы обратиться. И тут его блуждающий взор наткнулся на свернувшегося калачиком Петра. – Машенька, подождите минутку, пожалуйста.
Вот его спаситель и помощник одновременно. Вдвоем, даже с его хилой конституцией, если хорошо навалиться, они совладают с буяном. Склонившись над Седельниковым, Виталий тихо промолвил ему на ухо, - Петр, выручай, – одной просьбы, как видно, было недостаточно. Виталий потянул на себя одеяло, в которое, как в кокон, был завернут Петр. Вместе с одеялом слегка приподнялось его тоще, но упругое тело. – Петр, я тебя не раз выручал. Пришла твоя очередь помогать.
Увещевания не подействовали. А между тем, след Марии простыл. Жаловаться Дроздову она не пойдет, в этом Виталий был уверен. Да и на что жаловаться? Санитаров-то нет, и не будет, сам себе мысленно ответил Аносов. Пока не начнут регулярно платить заработанное.
По той же причине с него самого спрос небольшой. Окинув собравшихся сочувствующим взглядом, Аносов покинул палату. Однако стоило ему вступить в коридор, как Аносов тут же юркнул обратно, в палату. По отделению, с обходом расхаживал Дроздов, встречаться с которым у Виталия не было никакого желания. В палате его возвращение не вызвало никакой реакции, разве, что у пациента с одной из раскладушек, заменяющих в настоящее время койки. Пришел в себя не желавший уколоться больной. Очевидно, опасаясь повторения попыток уколоть его, он направился к выходу из палаты. Встретившись лицом к лицу с вошедшим внезапно доктором, строптивый больной опустил глаза. Показалось ли Виталию, или во взгляде проходившего мимо мелькнул виновато-плутовской огонек?
Выглянув в очередной раз в коридор, Виталий обрадовался. Путь был свободен. Теперь скорее в ординаторскую. Дверные створки сомкнулись, прежде чем Аносов понял свою ошибку.
- Проходите, Виталий Вячеславович.
Вкрадчивости в голосе говорящей не удалось обмануть бдительность Аносова. Сейчас ему будет устроена экзекуция на глазах у ничего не подозревающих коллег.  За столиком, где медсестры готовили медицинский инструмент, заседали все те, кого смогли собрать в эту смену: Марина Геннадьевна, медсестры Ломакина, Серебрякова и Маша Апрелева, совсем недавно жалующаяся на нехватку времени.
- Заходи. Сейчас руководство явиться, - за всех пригласила его Ольга Михайловна. 
Сохраняя непроницаемую маску на лице, Виталию удалось удержать в тайне истинное свое отношение к услышанному известию. Но хранить молчание среди болтливых кумушек – задача трудновыполнимая. Публика требовала продолжения разговора. – А вам известно, по какому поводу начальство всех нас собрали? – наконец выдавил он из себя. 
- Так же, как и тебя, без всякого заранее сделанного предупреждения. Все планы мне перепутали, - жаловалась в своей привычной слезливой манере врач Марина Геннадьевна.
Состроив гадкую рожицу, Апрелева вставила свои комментарии. - Дроздов злой какой-то. Я заглянула к нему в кабинет, он по телефону с кем-то разговаривал …
- И ты, конечно, не слышала, - не без ехидства процедила сквозь зубы Ломакина.
- Конечно, не слышала, - злобно отозвалась Маша. – В отличие от некоторых, мне нужно было врачебные назначения выполнять…
В разговор вступила прежде молчавшая Галина Серебрякова, - Меня тоже оторвали от работы, которую я так и не окончила.  Знаете, в нашей аптечке такой бардак, - говорящая обреченно развела руками.
- Для такой неквалифицированной работы у нас есть стажеры. Им бы и перепоручила.
Дельный совет из уст старожила отделения проиллюстрировало появление Кати, студентки мединститута. – С коридором я покончила. Я могу быть свободна?
- Спасибо, вы хорошо убрались, - опережая остальных, ответил доктор Аносов.
Объект положительных отзывов моментально воспользовалась ситуацией, - Только мне надо отметить прохождение практики в зачетке.
Виталий взял протянутую зачетную книжку, страницы которой пестрели от хороших оценок. Когда-то и у него был подобный повод для тихой радости и гордости. У троицы его коллег демонстрация чужих успехов не вызвала ответного интереса. Марина Геннадьевна задремала, Апрелева с любопытством разглядывала скромные украшения на руках юной «рабочей лошадки». Она сама была лишена даже этой малости. Вот и задавайтесь после вопросом: где она, справедливость?
- Вот здесь, пожалуйста, - тонкие, сноровистые пальцы быстро отыскали нужную страничку.
 Молодой психиатр уже успел запечатлеть на ней автограф, прежде чем раздалось предупреждение, - Лучше не ставь. Шефу это может не понравиться.
Безразличие было всего лишь маской, которую Аносов пожелал придать своему лицу. Однако в глубине души у него мелькнули опасения. А не поспешил ли он с помощью?
- Спасибочки, значит, я могу больше не приходить?
Мгновенно рядом с Виталием и Катей возникла Ольга Михайловна, - А кто завтра обязанности нянечки исполнять будет? Нина Афанасьевна выходная, Людмила Федоровна на больничном.
- Но у меня послезавтра зачет по хирургии. Мне нужно подготовиться.
Ну, разве можно ей отказать, ведь девушка так просит, почти умоляет. Виталий не выдержал, - Милые женщины, вспомните, вы сами когда-то были студентками. Людям надо помогать. 
- Вот именно, - парировала Ломакина. - А у нас работать некому, не нашлось кроме тебя желающих полы натирать.
- Минуточку внимания! – в дверях ординаторской возник заведующий отделением.
В этот момент Виталий желал исчезнуть, провалиться сквозь землю, только бы избежать ненужной встречи. Тщетно. Дроздов заметил его, пристальный взгляд начальства пригвоздил Аносова к месту.
- Коллеги, у людей перед праздниками скапливаются неотложные дела, и мы с вами не исключение. Не стану напоминать вам о должностных обязанностях …
Его перебили, - А зарплата? Причем тут обязанности, когда мы едва держимся, на удовлетворение элементарных потребностей денег нет.
Ломакину поддержали остальные: «Я в долгах, как в шелках», «А я дочку на елку обещала сводить. Что же мне теперь, врать ей?», «Когда, наконец, вы с нами расплатитесь?»
Дроздов терпеливо выжидал, пока общественное возмущение достигнет пика. И вот, когда персонал, казалось, был уже готов перейти к решительным действиям, Николай Григорьевич завладел их вниманием, - Деньги каждый из вас может получить в ближайшее время…
- Надоели обещания. Платите нам зарплату!
- Дорогие мои, мы работаем с грубой физической силой, которую нужно заставить повиноваться. Спросите, как? – Дроздов, вопрошая, собирался склонить подчиненных к единому мнению, - Рабочие трудятся, предприниматель подсчитывает прибыль. На то он и голова, чтобы за все производство отвечать.
- Хорошо, а к нам это какое отношение имеет? – недоумевала Серебрякова.
- Быстрее заставляйте своих рабочих трудиться,  а то мы до прибыли можем не дожить.
- А где именно, в каком месте будет налажено производство?
Аносов лишь успевал поворачивать голову в сторону выступающих. Последний комментарий исходил из уст Норкиной. Ничего более действенного от нее ожидать было трудно. Но Апрелева? Маша пришла в медицину осознанно, по ее собственным словам, руководствуясь стремлением помогать.  Откуда ее эгоизм?
- Все ваши устремления сразу же осуществятся, как только доктор Аносов предоставит нам список работников.
Удар ниже пояса. Вот, стало быть, каким образом Дроздов решил получить от него требуемое. Не по-хорошему, так по-плохому. – Должен вас разочаровать, коллеги. Половина состава выписана в связи с завершением курса лечения. Есть и такие, кто утратил квалификацию…
- Как? Амнезия подвела?
Аносов игнорировал ехидные реплики. – Всем известно, когда пациента начинаешь лечить, у него неожиданно открываются масса сопутствующих заболеваний. Так, что, - Виталий извиняющее пожал плечами и умолк, предоставляя возможность слушателям задействовать свою богатую фантазию.
- Нет, Виталий Вячеславович, ты уж постарайся, хоть кого-нибудь нам посоветуй.
Аносов тянул время. Об этом догадывались все те, кто его хорошо знали. Но отступать от пусть желанных, но низменных перспектив, в ничьи планы не входило. Перед лицом Аносова мелькнул исписанный сверху донизу лист, затем Дроздов повторил сформулированное ранее требование.
- Николай Григорьевич, кого мы завтра готовим к выписке. Я подготовлю документы …
- Виталий Вячеславович, это не входит в ваши обязанности. Сбором информационных материалов займется Ольга Михайловна при содействии Маши …
 В душе Аносова закипало негодование. Его не желали слышать, его мнение игнорировали. Протест?
- Ну, так как? Не тяните время.
Отмалчиваться не имело смысла. Вся эта компания с него, живого не слезет, а Дроздов перед решающим наступлением еще немало крови у него попьет. – Извольте, - на глазах у всех Виталий запомнил лежащий на столе бесхозный листочек, протянул его заведующему отделением. По окончании работы он тут же направился к выходу.
- Подожди, - раздалось ему вдогонку.
Не сработало. Доктор Аносов был сама обреченность.
Хитришь, шельмец, и глаза отводишь неслучайно. А вот я сделаю так, что не я за тобой, а ты за мной бегать будешь. – Если мне память не изменяет, четверо из твоего списка выписаны, остальные двое готовятся к выписке. Как ты можешь сей факт прокомментировать?
Лучше всего прикинуться дурачком, вот только поверят ли? Демонстрируя собственную слабость, Виталий пожал плечами и улыбнулся, что вышло у него достаточно жалостливо. Но разжалобить ему удалось лишь явно благоволившую к молодому специалисту студентку Бочарову.
- Я могу вам чем-нибудь помочь? – тут же поинтересовалась Катя с готовностью.
На лице Дроздова отобразилась неприкрытая злоба, - Твое дело исполнять наши назначения и поменьше рассуждать. Пойди, в туалете помой.
- Мыла уже и коридор вымыла. Я все ваши назначения выполняю.
В ответе подчиненной Дроздову почудился вызов, - Что ты раскричалась? Работы мало? Этим мы обеспечим…
- Николай Григорьевич, праздники скоро. Нам хотя бы немного денежек.
На него в упор воззрились сразу несколько пар глаз. В их взглядах читалась уже не просьба, а требование, перед которым его задача, как заведующего отделением было устоять и удержать заодно людей в повиновении, - Ольга Михайловна, я как никто вас понимаю…
Ломакина грубо перебила заведующего, - Нет, не понимаете. У меня двое детей подростков, и муж полгода алименты не платит. Не на кого мне рассчитывать, а детям праздника хочется. Как вы думаете, могу я исправно выполнять свои обязанности, когда у меня перед глазами стоят полуголодные физиономии моих детей?!
- А я уже два месяца мечтаю о зимних сапогах и не могу купить их, - жаловалась Апрелева.
- Предчувствую, что нам скоро придется ходить на работу пешком, - не дождавшись ответной реплики на свою жалобу, Марина Геннадьевна добавила, - В транспорте требуют оплаты проезда. Что посоветуете, Николай Григорьевич?
Они  сожрут его, если он будет продолжать безмолвствовать. С его пираньями нужно говорить, без разницы, что именно. Глубоко вздохнув, ему понадобилось вся его решимость для противостояния невзгодам, принявшим вполне реальные очертания, с ежеминутной сменой картинки. Последние декорации уж слишком затратны, хотя и неизбежны, потому, как нет ничего хуже бабьего бунта, в самом жерле которого он очутился, - Мария Геннадьевна, вопрос с транспортными расходами обязуюсь решить в ближайшее время. Александр Ярославович, несомненно, не останется безучастным, узнав о ваших трудностях… 
- А о моих? Я не могу ходить в дырявых демисезонных сапогах …
- Ах, Машенька, у вас столько поклонников, что глупо не воспользоваться их расположением, - Ольга Михайловна мечтательно закатила свои небесно-голубого цвета глаза, - Как я вам завидую. Быть для кого-то центром вселенной, это ли не предел девичьих мечтаний?
- Ольга Михайловна, но от вас-то подобной романтики никак ожидать нельзя было, - Норкина укоризненно покачала головой, - До мечтаний ли сейчас, когда, простите, жрать нечего! Зачем, скажите, я вернулась, а ведь поверила вам, рассчитывая на регулярную зарплату.
Собравшие с изумлением воззрились на умолкшую. Обычно выдержанная Норкина буквально пылала негодованием, причем было нелегко понять, к кому она испытывает больше отрицательных эмоций: к безалаберной коллеге ли, или упрямому начальнику?
- Помилуйте, уважаемые, зачем так грубо? Сейчас не блокада, и выжить можно, невзирая на трудности. Прошу заметить, все они временные.
- Вы так думаете? А, по-моему, вы совсем не разбираетесь в сложившейся ситуации. Вы морочите нам голову, Николай Григорьевич.
Похоже, разговор переходит на личности. Самое время незаметно раствориться  в окружающей действительности, не привлекая к себе излишнего внимания. Но задумать несравненно легче, чем осуществить, в том Виталий убедился, лишь только сделал несколько шагов к выходу.
- Виталий Вячеславович, я все еще ожидаю от вас список, да, пожалуй, и не только я один, - Николай Григорьевич обвел собравшихся проницательным взглядом, приглашая их в свидетели, - Надеюсь, вы более не станете морочить нам голову?
На полуоткрытых губах Аносова появилась горькая усмешка, совсем не испортившая их привлекательность, - Вы так считаете? Так знайте, вы все, коллеги, что я не желаю участвовать в столько недостойном эксперименте, которому вы, уважаемые, - последнее слово Аносов произнес с издевкой, - припишите научное значение. А я, человек маленький, но непривыкший молчать. Я предпочитаю называть вещи своими именами. Вы, Николай Григорьевич – эксплуататор!
Его пламенная речь потрясла собравшихся. Пока люди пропускали сказанное через себя, Виталий ретировался. Что он теперь будет делать, Аносов не думал, но твердо знал, что «мир не без добрых людей». Прежде, чем уединиться для сортировки материалов диссертации, Виталий заглянул к бывшему приятелю. Петр лежал все в той же позе, ко всему безразличного человека.
- Хотел с тобой посоветоваться, - начал издалека Аносов. Никакой реакции на его слова не последовало, но Виталий не оставлял надежды разузнать у Петра о его перспективах на будущее, и, если что-то не так, указать бывшему приятелю на его просчеты. – Пойми, твое внезапное появление в отделении противоречит ранее данным тобою обещаниям. Если ты забыл, могу напомнить, - пристальный взгляд на лежавший напротив клубок, зародили в душе говорящего сомнения, а не напрасно ли он взывает к чести и совести лежащего напротив? Похоже, что эти достоинства обошли его стороной. Брошенная ему вдогонку фраза, застала Виталия уже у дверей: «Тебе повезло. Она все время спрашивает о тебе».
Смысл услышанного дошел до сознания доктора лишь после того, как он мысленно вернулся к анализу психического состояния пациента. Вроде, Петр не бредит, скорее всего, он заблуждается, стало быть, задача моя, как медицинского работника довести до Петра всю ошибочность и нелепость его фантазий. Остается надеяться, что заблуждается он искренне, без всяких задних мыслей. Перед тем, как углубиться в пучину научных изысканий, Виталий выстроил диалог, которому суждено состояться в ближайшее время между ним и человеком, которого он еще совсем недавно считал своим другом. «Я не могу рисковать научной карьерой ради твоих «далеко идущих» планов. Ошибка твоя, Петр, в глобальном недоверии. Если бы ты удосужился посвятить меня в детали своей стратегии, мы сообща обсудили бы ее плюсы и минусы, и как знать, не исключено, что в моем лице ты нашел самого преданного своего союзника». Подобные высказывания не оставят Петра безучастным, кроме того, у него нет оснований сомневаться в моих словах.
Но он будет ждать от тебя ответа, шептал внутренний голос Виталию. Есть иной путь уйти от неприятностей. Достаточно сделать вид, что больной К. тебе неизвестен. Поступил он в дежурство Гордеевой, она же назначена его лечащим врачом. Он лишний человек в его жизни. Таких можно, нет, нужно просто вычеркивать. Жаль, что по аналогии невозможно устранить причины, вызывающие расстройство поведения, ведь они находятся за пределами понимания, тем самым, иллюстрируя в равной степени незнание как биологических механизмов интеллектуальной и эмоциональной деятельности мозга, так и процессов, лежащих в основе ее нарушений. По мнению доктора Аносова все, что делает больной мозг, какой бы сложной не являлась его патологическая деятельность, можно объяснить, исходя  из взаимосвязей между его функциональными единицами. Болезнь Альцгеймера, маниакально-депрессивный психоз, болезнь Гентингтона, шизофрения – все перечисленные заболевания имеют некоторые общие черты. Замечено, если они не прогрессируют, то, по крайней мере, периодически повторяются.
- Аносов, зайдите ко мне.
Приглашение исходило из уст Дроздова, а с ним Виталий менее всего желал встречаться. Озадаченный сложившейся ситуацией, он застыл посередине коридора.
- Бедненький. Чтобы так сказать, нужна определенная смелость. Я бы так не смогла. Ну и достанется тебе….
Сочувствие из уст Апрелевой служило слабым утешением. Виталий и не заметил бы Машу с ее жеманными ужимками, но Апрелева была не единственной, кто предсказал Аносову скорую расплату.
- Молодец! Вы поступили совершенно верно. Нельзя закрывать глаза на несправедливость. Я вас поддерживаю, - одобрение девочки-стажера прозвучало искренне и так, что с Виталия мгновенно слетело оцепенение, в котором он пребывал доселе.
- Благодарю, но, кажется, выступление мне слишком дорого обойдется.
Реплика Виталия была воспринята двояко. – Не огорчайтесь. Заведующий не посмеет вас уволить. А, если … если он подобное замышляет, не переживайте. Мы все, как один, встанем на вашу защиту.
Вздохнув, Аносов ответил, - Боюсь, мне больше ничего не поможет.
- Знаете, что? Я вас сейчас спасу от неминуемого гнева.
Прежде, чем Виталий успел опомниться, его схватили за руку и потащили на лестницу. А больничные пролеты такие крутые! Не дай Бог.
- Подождите, куда вы меня тащите?
- На первом этаже есть один закуток, где можно уединиться и обдумать, как вам помочь. Скорее, а то мы можем не на того нарваться.
Виталий более не сопротивлялся. Пусть его спасают, выручают, защищают, даже дерутся из-за него. Он того стоит. Правильно мама говорит, надо любить себя, не только Родину, близких, работу, но и непременно себя, единственного и неповторимого.
Закуток, куда привела его Бочарова, оказался полуподвальным помещением, со спертым запахом и отсутствием окон. Швабры, ведра, тряпки составляли весь его интерьер.
- Тут нянечки хранят свой инструмент и здесь спокойно.
И Дроздов меня здесь искать не догадается, продолжил Аносов за говорящую. Она более не выглядела в его глазах чудачкой, за ее непредсказуемостью поступков скрывалась неординарность Катиной личности.
- Вы опасаетесь увольнения?
Какие красивые девушки работают у них в отделении, поразительно, что ранее он не замечал этого. Оказывается, для того, чтобы разглядеть красоту, нужно пережить стресс. Испытания мобилизуют человека, обостряя восприятие им окружающей действительности. Горящий взор бархатных, темных глаз взывал к его активности. И он не стал обманывать ожидания юной красотки. – У Николая Григорьевича не получится от меня избавиться, но в его силах испортить мою карьеру. Вам, Катя, заведующий может дать плохую характеристику, так, что не в ваших интересах высказывать собственное несогласие с его мнением.
- Меня этим не испугаешь. Я привыкла верить людям, думаю, что и преподаватели, которые знают меня три с половиной года, поверят мне скорее, чем какому-то эксплуататору.
- Восхищаюсь вашей смелостью. У меня вот ее не хватает даже на то, чтобы исполнить распоряжение руководство.
Почувствовав дружеское пожатие, Виталий воспарял духом. Кажется, девочка имеет конкретный план действий. – Дроздов теперь лишит меня статистики, а без нее мои выводы ничего не стоят.
- Но в больнице ни одно отделение, разве в соседних вы не можете получить статистические данные?
Искренний интерес, проявленный к его проблеме, тронул Виталия за душу. Если рядом с ним преданные доброжелатели, еще не все потеряно. – Может и получу. Но Дроздов, вроде, как мой научный руководитель и без его поддержки меня никто слушать не станет.
- Поменяйте руководителя.
Грустная натянутая улыбка дала понять его союзнице, что не все так просто. – Мне полгода до защиты осталось, не успею.
- Тогда у вас один выход,- перед решающим словом Катя сделала паузу, тем самым, максимально подстегивая интерес слушателя. Вопреки ее ожиданиям, Виталий равнодушно отнесся к предложенному, что проявилось в его откровенном пренебрежении. – Зря вы так. Если не верить  в собственные силы, вам никогда не добиться справедливости.
Горькая усмешка исказила ровную линию губ. И эта юная особа будет учить его жить, когда ей самой впору давать советы. – К сожалению, Катя, в жизни мало справедливости, кроме того, каждый человек понимает ее по-своему. Николай Григорьевич считает, что правда на его стороне, а я – выскочка, которому еще предстоит пожалеть о сделанном выборе.
- Но главный врач больницы не может, не должен придерживаться того же мнения, что и Дроздов. Пойдемте к главному вместе, хотите?
- А к Дроздову, стало быть, не ходить?
На его вопрос Бочарова ответила отказом. Может, действительно, стоит рискнуть? К главному врачу они в тот день так и не попали. В приемной  Александра Ярославовича предприимчивая парочка едва не столкнулась с Дроздовым, опередившим их в своих намерениях.
- Жаловаться на меня пошел, - удрученно произнес Аносов.
- А мы на него тоже пожалуемся. Мы все: медсестры, врачи, нянечка.
Ему бы ее уверенность, но Виталия забрали в свои сети сомнения. Он уже жалел о сказанном. Если бы он поспешил к Дроздову по его первому зову и извинился, может, еще не все было бы потеряно. А так …