Утро
— Да, милая? Я на кухне. Ты уже проснулась?
Я стоял у плиты на кухне и теребил вилкой шипящую на сковородке яичницу с помидорами. Делая это правой рукой, левой я теребил свои собственные «помидоры» через карман грязных спортивных штанов.
— Паап! — Раздался радостный крик из комнаты. — А что ты делаешь?
Я отвлекся от плиты и помидоров и заглянул в комнату. Малышка уселась на кровати по-турецки и весело смотрела на меня своими большими карими глазами. Маленькое задорное взъерошенное чудовище.
— А мне снились мишки!
— Какие мишки? Бурые?
Она наморщилась:
— Фу! Нее! Бурые похожи на какашки! Большие мохнатые какашки!
Я рассмеялся и спросил:
— А какие были в твоем сне?
— Белые! Как снег! И они жили у нас дома!
— Это чур без меня. — Сказал я.
— Не бойся! Они же добрые. Один из них любил читать. Прямо как ты! Он читал… — Малышка нахмурилась.
— Ну ка! — Прищурился я.
Кареглазка сосредоточенно думала. И тут встрепенулась и воскликнула:
— Он читал романы! Романы! Про женщин и мужчин и про то, как у них была любовь! И горе тоже было. И они много пили…
Куда же без этого, думаю.
— И вот они со всем справились вместе и зажили счастливо! А потом она умерла…
— Па-па-пара-пам! — Пропел я.
Малышка рассмеялась, и я улыбнулся ей:
— Медведь романист… Пойдем завтракать. Я готовлю яичницу.
— Ура!!!
— Но сначала сходи, умойся!
— Ну! Я не хочу! — Она насупилась и уперла ручки в бока.
— Сходи, умойся, милая, яичница никуда не убежит, она жареная.
— Я не хочу умываться! Я хочу быть грязнулей, как ты!
— Эй! Я не грязнуля!
— Не правда! Не правда! Ты грязнуля! — Закричала дочурка. — У тебя грязные волосы на голове и на лице, и еще много где! И ты ходишь в грязных штанах с пятнами! И еще бабушка говорит, что ты подолгу сидишь в душе, потому что занимаешься там грязными делами! Что это за дела, пап?
Я стал цвета своих помидоров (думайте про какие хотите, тут это без разницы).
— Твоя бабушка всегда видела везде куда больше грязи, чем есть на самом деле. — Сказал я, а про себя подумал: «Старая толстуха сама только и знает, что себя изнутри спиртягой прочищать!»
— И вообще, Солнышко, волосы у меня такого цвета. А мальчикам, между прочим, простительно быть грязными. А вот девочкам это совершенно не идет, особенно таким красавицам, как ты.
Дочурка одним прыжком соскочила с кровати и, вбежав на кухню, врезалась в мою ногу и тут же, не отпуская, прижалась к ней еще крепче. Подняв на меня свои глаза, в которых можно было утонуть, она с удивлением спросила:
— А почему это мальчикам можно, а девочкам нельзя? Это же… Это…
— Не справедливо?
— Да! Вот! — Она вся загорелась. — Да! Это не спаведливо! Почему мальчикам можно? — И она с надеждой посмотрела на меня.
Я поддел вилкой яичницу и выключил огонь.
— Потому что на протяжении всей истории человечества мальчики занимаются серьезными делами, милая. Они творят великие дела. А иногда, чтобы сделать дело хорошо, приходится запачкаться. Самые великие люди, великие мужчины поднялись на самый верх, оттолкнувшись от дна…
Малышка внимательно смотрела на меня и слушала, приоткрыв рот.
— А на дне, зачастую, много ила. Как в пруду у бабушки на даче. Понимаешь?
Малышка кивнула.
— Мужчины охотятся, вкалывают в угольных шахтах и на металлургических заводах, воюют и заключают легендарные союзы. И все это делается ради женщин, Солнце. Что бы ни делали мужчины, все в конечном итоге каждый из нас делает для своей единственной.
— А ты для меня все сделаешь, пап?
— Все, моя хорошая! Все, что угодно!
— Правда? — Она еще шире распахнула глаза.
— Правда, детка. Но запомни одну важную вещь: Кроме меня через твою жизнь пройдет немало мальчиков и мужчин. И всем ты будешь нравиться.
— Но ты самый лучший, пап!
Я улыбнулся:
— Несомненно. Но все-таки однажды они все будут добиваться тебя. Но лишь тот, кто лицом в грязь упадет ради тебя, будет работать на трех работах, чтобы накормить тебя ужином и даже развяжет войну, если потребуется, только тому я доверю вместо себя будить свою малышку по утрам и готовить тебе завтрак.
Снова хмурый недоверчивый взгляд:
— Ты отдашь меня какому-то чужому мужику?
Я улыбнулся и погладил ее по голове.
— Поверь, детка, однажды ты будешь упрашивать меня отпустить тебя к какому-нибудь чужому мужику и лазить по ночам к нему через окно.
— Нет! Я не буду! Я всегда буду с тобой! А не как мама!
Я почувствовал укол где-то глубоко и отвернулся на секунду. Потом нагнулся, взял малышку на руки, приподнял и посадил на стул. Тут же присел на корточки и заглянул ей в глаза.
— Мама не виновата в том, Солнце. Не всем людям везет самим решить, когда им уйти.
Из бездонного карего озера пополз тоненький ручей слезы.
— Прости, пап. — Малышка прижалась ко мне изо всех сил и обвила ручками мою шею. — Прости! Я тоже скучаю по маме! Я ее никогда не видела… Она была красивая… — Малышка плакала.
— Я знаю, Солнце. И я скучаю. Она была потрясающе красивой... — Я прижал дочку к себе.
Через пару минут дочурка разжала объятия, слегка отстранилась. Слез как ни бывало. С прежним задором она спросила меня:
— Ну! Мы будем завтракать?!
Я поднялся и показал правой рукой «козу»:
— Конечно, детка! Давай отожжем рок-н-ролл с этой болтуньей! Но сначала, — я поднял указательный палец, — сначала умываться!
— Ну, блииин…
— Давай! Давай! Беги! Я налью чай.
Я достал из буфета кружки. Опустил в них пакетики и потянулся к закипающему чайнику.
Сквозь шум воды из ванной я услышал вопросительный крик.
— Что?
Малышка вбежала на кухню, резко остановилась и уставилась на меня:
— А мир мальчики могут сделать? Целый мир? Чтобы там было все, как захочется?
Я разливал кипяток по кружкам.
— Ну конечно, милая!
— А бабушка говорит, что мир создал Бог.
— Бог тоже мальчик, Солнышко, большой мальчик.
Дочурка хитро посмотрела на меня, прищурилась и насмешливо спросила:
— А он тоже грязный?
— Он такой грязный, что его не разглядишь под слоем грязи! Поэтому то его никто никогда и не видел.
«Солнце» кивнуло, медленно развернулось и направилось в ванную. И тут же вернулось обратно и спросило снова:
— А где он взял, столько грязи, пап?
— Это люди, милая. Каждый человек кинул в него комком грязи.
— Каждый?
— Хоть раз в жизни — да. Каждый.
— И ты, пап?
Перед глазами пронесся миг пятилетней давности.
— И я, милая...
Дочурка подумала несколько секунд, направилась к стулу и, взгромоздившись на него, восхищенно уставилась на яичницу.
— Такая большая… А сколько там яиц?
— Шесть.
— А сколько яиц в курице?
— Наверно, больше, милая, курица ведь больше нашей сковородки.
— А бабушка, говорила, что у дедушки нет яиц. Но он ведь не курица, откуда они бы у него взялись?
Я сел за стол.
— Да и действительно. Откуда они у него возьмутся?
— Вот и я так бабушке сказала! А она ответила, что когда выходила за него замуж, думала, что они у него есть. Получается, дедушка обманул бабушку, пап?
— Твой дедушка тот еще хулиган!
— А у бабушки есть яйца, пап?
— А как же! Огромные и стальные!
— Она поэтому горбится? Ей тяжело? А она может их снести?
— Твоя бабушка никого и ничего не сносит.
Малышка, прожевала кусок яичницы, подумала и сказала:
— Может дедушка ей поможет? Она поделится с ним и ей будет не так тяжело.
— Хорошая идея. — Сказал я. При встрече обязательно ему это посоветую.
Девочка сосредоточенно жевала и над чем-то думала, уперев взгляд в стол. Неожиданно она резко вскинула голову, лицо ее озарилось радостью, и она воскликнула:
— А мы пойдем сегодня в парк? Ты обещал, пап! Ты сказал, что если будет солнце, то мы пойдем в парк, и ты купишь мне что-то вкусное!
— Пойдем милая! Солнце сегодня просто заливает все вокруг. Но все же там будет прохладно, поэтому наденем куртки. Хорошо?
— Я надену красную! Ту, с капюшоном!
— В ней не будет жарко?
— Нет! Я же в ней уже ходила. Мне не жарко.
— Ну, хорошо, Солнце. Тогда сейчас поедим и будем собираться.
Малышка просияла. Одним гигантским глотком она осушила стакан чая, спрыгнула со стула и понеслась к шкафу с одеждой.
— Милая! А кто будет доедать?
— Ты!
— В логике не откажешь… — Пробурчал я и, вздохнув, принялся за покинутый кусок яичницы.
Свидетельство о публикации №216121101532