Баварские рассказы. 12 - Труппен

     Вообще-то у Ганса и Рихарда день рождения выпадал на среду, но отмечать его они решили в субботу. Но самое удивительное, что пригласили на него в числе прочих и «русских» - Лешу с Олежкой. Кононенко едва дара речи не лишился, оказывается нелюдимые близнецы считали их приятелями.


   «Остарбайтеры» получили официальное уведомление о месте и времени проведения вышеозначенного мероприятия, изложенное красивым почерком одного из близнецов, на твердой, пахнущей конфетами и сыром бумаге. Друзья призадумались, что-же такого подарить Гансу и Рихарду. В родных пенатах этот затруднительный вопрос решался очень просто – в конверт, вздыхая за лазил один из американских президентов и менял место прописки.


    Но в Германии не принято дарить на день рождения деньги. Пришлось идти к Витьке, как и обычно он был для ребят палочкой-выручалочкой.
 - Подарите им ремни армейские, они на них давно засматриваются, - предложил проницательный Крайзер.


   Ремней у Олежки было два, и ни один из них он не носил, взял их в Германию на всякий случай, может надеялся обменять или продать кому-нибудь. Но как-то не сложилось, так и скучали оные в объемистом рюкзаке цвета детской неожиданности, изредка появляясь на свет Божий. А ремни были классные! Из мягкой свиной кожи, с дразнящим ароматом сыровяленой колбасы и тяжелыми пряжками.


   Ремни были двоюродными братьями, при всем кажущемся сходстве, имели они и видимое отличие. Один имел звезду на яркой меди, другой трезубец, на более бедном металле, сказывались трудные времена нового военного ведомства. Дело в том, что Олежка умудрился послужить в трех армиях совершенно разных государств, не выходя при этом из казармы.


  Призвали его в девяностом в советскую армию, через год Союз развалился и его часть, дислоцированная в Приднестровье, стала российской. Пришлось сержанту Литвиненко давать новую присягу, а еще через месяц его перевели в Черкассы, где он в третий раз поменял форму. Леха, который вначале «косил» от армии, а потом имел институтскую военную кафедру, в шутку называл товарища «коллаборационистом».


   Теперь ремни пригодились. Ехать решили на Лешином форде, полицию они уже не боялись, неделю назад, Олежка «приняв на грудь» сто грамм водки, «продлил» им визы на целых два года.


   После приобретения машины резко увеличился риск попасться полиции. Одно дело ехать на «велике» или топать на своих двоих, идут себе двое ребят, никого не трогают, у них ведь на лбу не написано, что их визы закончились несколько месяцев назад. Совсем другое ездить на транзитных номерах.


  В общем Олежка малехо выпил и вооружившись одноразовым шприцом, заменившим ему иголку и баночкой чернил, совершил то, что в уголовно-процессуальном кодексе называется подделкой документов. Получилось идеально! Даже лучше, чем было до «изменения».


   Правда выходил казус или парадокс, называйте это как вам хочется. Получалось, что нумизматическая выставка в славном городе Реймсе длилась два года и три дня, ибо именно на такой срок были выданы визы. Олежка изменил последнюю цифру с шести на восемь, заставив несчастных коллекционеров поселиться во Франции на два долгих года. Леша прикинул, что за это время можно влюбиться, жениться, родить ребенка и развестись, а нескончаемая выставка продолжалась бы и продолжалась…


    Но немецкие полицейские имели иную логику, либо же так слепо доверяли любой бумажке, что поверили бы и в двадцатилетнюю выставку. Внимательно изучив документы, они вежливо козыряли, заставляя ребят ощущать себя всемогущими волшебниками.


    В субботу закончили пораньше, как цапли поклевали травы в «кафушке» и погнали в душ. Пятьдесят километров до Ансбаха преодолели за час, в населенных пунктах Германии ехать полагалось именно с такой скоростью. Жили близнецы в каком-то мелком поселке, не имеющим даже названия, на окраине столицы Средней Франконии. Аккуратный домик был разделен на две половины, в которых и обитали Ганс с Рихардом. Дворик был общий, там именинники поставили длинный стол, большой гриль и кучу разнокалиберных стульев. Жен близнецов звали Тильда и Марта, они были похожи между собой, вкусы у братьев сходились, и достаточно симпатичными по немецким меркам.


   Деток было четверо, по два на каждого из близнецов и приблизительно одного возраста, из чего Леша сделал вывод, что процесс размножения у Ганса и Рихарда шел параллельно.  «Русские» прибыли последними, дворик уже был заполнен гостями, в основном худыми шустрыми бабульками и дедульками, и толстыми тетеньками, и дяденьками, все они были родственниками именинников. Складывалось впечатление, что, родня близнецов жестоко коровела к среднему возрасту, а затем, опомнившись начинала резко сбавлять в весе.


   Получив ремни, обрадованные Ганс и Рихард, представили «рашен фройнтен» гостям. Так близко русских видел только их дед Николас, по кличке – Альт, старый, он оттарабанил «десяточку» в лагере под Саранском, где оказался, попав в плен. Дедуган был живчик, хлопнул с Олежкой три рюмки шнапса и так витиевато выругался, что ребята покраснели до корней волос. Гости обрадованно захлопали в ладошки, видать это было коронным номером деда Коли. Знай они, что им пожелал Альт, то вряд ли бы так сильно веселились.


   Еды, которая в первую очередь интересовала непьющего Лешу, было немного, в основном мелкие бутерброды-канапки, фруктовый салат, от которого сыт не будешь, и сгоревшие стейки с кровью, от них у Кононенко началась изжога. Из-за этого киевлянин быстро потерял интерес к празднику и стал поглядывать на часы.


  Зато Олежке было весело. Он в принципе был малопьющим, очевидно угро-финская кровь, передавшаяся от матери, подавлялась казацкой, которая, как известно имела тюркские корни. Но если надо он мог употребить много. Случалось это нечасто и в такие дни бывший милиционер, как Василий Иванович из анекдота, ведро выпить не мог, но надпивал много. Леша видел, что приятеля понесло, Олежка пил по-гусарски – с ладони, с локтя, с плеча и всяко разно. Обалдевшие фрицы жарко аплодировали «русскому» и наливали все новые рюмки. При этом они составляли компанию «остарбайтеру» и меньше, чем через час степенный немецкий день рождения превратилось в банальную русскую пьянку.


  Дедос-матерщинник покинул компанию первым, заснув, как заправский бухарь прямо за столом. Напились даже женщины, они устроили хоровод, а остальные, в том числе и Олежка подпевали им гнусавыми голосами. Лешин друг, из которого обычно и слова выдавить нельзя было, разразился длинными тирадами и спичами. Он поднимал рюмки и пил за честную компанию, и за каждого из гостей в отдельности. Леша не мог разобрать из сказанного ни слова, зато гости его прекрасно понимали и весело смеялись каждой шутке.


  Еще через час Кононенко понял, что вернется в Лютерхаусен один. У него жутко разболелась голова, будто это не Олежка, а он пил всевозможные шнапсы. Леша попрощался с гостями, которые постепенно впадали в аморфное состояние и поехал домой.


  В воскресенье Олег не приехал. В начале Алексей не придал этому значения, отсыпается приятель, что же тут не понятного, но в обед забеспокоился всерьез. Он спустился вниз и попросил Карла перезвонить близнецам. Хозяин, который был в курсе вчерашнего, хитро улыбнулся и стал крутить пальцем круглый диск телефона. Но уже через минуту усмешка сползла с его лица, новости были просто ошеломляющие.


  Оказывается, вчера, после того, как Леша покинул день рождения, Ганс с Олежкой поехали за водкой на машине, причем последний был за рулем. Не доезжая Ансбаха, они уснули и «опель» мягко съехал в кювет. Остановившиеся водители вызвали полицию и скорую, которые приехали через четыре минуты. Врачи вытащили тяжелых, как комоды собутыльников и увезли их в реанимацию, перед этим полицейские тестером замерили содержимое алкоголя в крови и ужаснулись, у Ганса оно составляло четыре промилле, а у Олега целых шесть! При этом мудреный прибор грустно замигал и на ярком табло высветилась надпись – «труппен», то есть с точки зрения медицины бывший милиционер был давно и безнадежно мертв, а близнец стоял на пороге жизни и смерти.


   Леша сам чуть не впал в коматозное состояния, ощущая безграничную вину, за смерть близкого друга, но горевал он недолго. Под вечер приехал опухший Рихард и сказал, что все, мол, в порядке и завтра Олежку выпишут. С Гансом было хуже, он лежал под капельницей, не приходя в себя.


    В понедельник явился и сам виновник. Был он свеж и как всегда немногословен. С его слов, очнулся он в больничке, весь обмотанный проводами и тестерами, как вышедший из анабиоза космонавт. Чувствовал он себя не плохо, немного болела голова и зверски мучил «сушняк».


   Прибежавшие доктора и медсестры, смотрели на Олежку, будто он вернулся из Аида, царства мертвых. Вместо того, чтобы дать человеку воды, а еще лучше рассола, его стали разглядывать и ощупывать, будто он конь, а врачи цыгане на рынке. Так ничего и не добившись они удалились, сокрушенно качая головами. А утром выписали.


   В среду состоялся суд. На нем толстая тетка в синей мантии долго изучала французскую визу Олежки, а затем впаяла ему тридцать марок штрафа за неправильную парковку транспортного средства, свидетелей, что он управлял автомобилем пьяным не было, а статьи, которая запрещала бы спать за рулем в нетрезвом состоянии не нашлось.


  Через неделю из больницы выписали и Ганса… Здорово погуляли.