Totus Tuus

«...Сойду с ума, если нагрянешь в мои чертоги,
На белой скатерти утра оставишь свои следы...
И как же мне с ними жить, скажи,
После того, как тебя не станет?..»
                /V/

Свинцовый день Петербурга медленно тянулся по серым низким небесам. Сухо покашливая, едва дышал, проклиная свою тяжкую старость. Год катился к концу и даже время, Вечное Время старело, теряясь в пустых глазах зимних балтийских вод.
Она скрывала жестокое отчаяние в полумраке отеля. Тяжёлые портьеры едва пропускали свет. Мир таял в сумраке, тонул в её слезах - шёл третий день смерти. В этом отчаянии не было вины. Она обрекала себя на гибель без единой надежды на спасение. Её смертью был Он.
- Ви...
Имя сходило на нет после первого звука. Острыми иглами отравленных минут пронзая вены. Молчал. На очередной вопрос о том, могут ли они... может ли в этом мире существовать общее "Мы", единое начало. Молчал. Её Бог молчал. И мир - трепетные, зыбкие кружева её света и его тьмы, рвались, тая в этом пустом зимнем сумраке, уносились морскими ветрами в ледяные пустыни волн... Как хотела его найти, прикоснуться к бледным губам, шепча что-то о любви. Во сне? Хотя бы во сне. Но он не приходил. Город скрывал его, ревниво скаля клыки ледяных витрин. И даже тени уходили в глубь зимних льдов. Слабела, опустошённая неравной борьбой, трепеща от мысли, что вновь столкнётся со страшным равнодушием его города.
Петербург... Великий сфинкс, гений иллюзий, великий волшебник, чьи узы невозможно разорвать. Очарованный пилигрим мечтал вернуться в его десницы и навеки остаться в уютной тени белых ночей. Каждого встречал он улыбкой и окутывал нежной колыбельной морских сказок... Как давно это было. И как быстро прошло. С первым письмом о любви... И ей никогда не забыть того звенящего одиночества. Сфинкс встречал её солнцем и золотым пряным вином полнил осенние парки. Но в то утро он стал мрачен и нем. Никогда более уголки его изумительно прекрасных губ не приподнимались в радостной улыбке. Петербург больше не желал её знать.
Это было давно... Сейчас на каждое люблю он отвечал жестоким штормом и ей никак не верилось, что до сих пор город не уничтожил её. Не верилось. И острый, неистовый сплин, чернея, истекал в меланхолию. И в этой пустой одинокой звенящей тишине тьмы не было ничего, кроме этого тающего призрачного звука:
- Ви...

Ад был всё ближе. Он надвигался неумолимой плотной стеной Её истерик. Их имена перестали жить, перестали существовать, став лишь звуками: Эн. Всего лишь. Чем был этот звук? Трубным гласом апокалипсиса. Она вмешивалась в его жизнь, не оставляя камня на камне, переворачивала его зыбкий мир с ног на голову каждым словом. Но этого ей было мало. Ад нарастал. И он требовал его душу. Эн нужна была его душа. Его жизнь. Его время. Она желала обладать им безраздельно. Забывая, насколько это невозможно. Растворившись в ней, остался бы он собой? И на письмо о любви, на мольбу о жизни вынужден был ответить "нет". Слово обессилело его. Он был готов сорваться в апатию, этот анабиоз чувств, и оставить её один на один с огнём боли. Она ведь и молила об этом огне. Желала пылать до тла.
Феникс... Феникс, который не знал, как умереть... Эн...

Его "Нет" застало её на берегу залива. Пустынный берег простирался на километры и ни единого живого существа не было рядом. Очевидный ответ, но боль разгоралась где-то в глубине солнечного сплетения. А волны были так маняще глубоки...
"Ты обещала жить, Эн..." - Тихий шёпот упрекав её в слабости. Но она никак не могла себе простить этого вынужденного ответа. Он любил её. Это было не менее очевидно, чем это "нет". Любил, но не мог быть рядом.
- Почему? Почему, Ви?!
Тысячи раз она задавала этот вопрос себе и ни разу ему. Любовь, как и нелюбовь, не имеет причин. Смысл изламывался, рассыпался в прах. И её вопрос был прахом. Боль нарастала, становясь нестерпимой. Неужели, это то, чего она хотела? Ясности. Ей так нужна была граница реальности, за которую можно держаться в этом хаосе чувств. Разве могла подумать, что граница эта отточена и опасна? Она медленно вонзалась, проворачиваясь, отравляла кровь.
И вот несколько шагов, разделявших её и чёрные воды, сомкнулись во времени. Чёрная кожа, охватывающая ногу, ступила в обжигающую тьму. Глубина росла и залив облизывал колени, плескался в пустых глазах.
- Прощай... Ви...
И ветер. Ледяной ветер, забивший дыхание. Секунда, две, три...
Шестнадцать... Она всхлипнула и открыла глаза. Ледяной ветер врывался в распахнутое окно, надувая паруса портьер. Ночь переливалась воем сквозняков, пронизывающих отель. Письма всё ещё не было. Лишь едва слышный вздох растаял за окном, оставив аромат гвоздичного дыма.
- Ви... - Печальная улыбка скользнула по губам и слёзы... - Я люблю Тебя, Ви...
- Я люблю Тебя... - Шептал холодный зимний шторм, врываясь в комнату. - Я люблю Тебя...