Я все еще люблю тебя! Глава Вторая

Глава Вторая. История одного побега.


Уже который день Герман Федорович не мог найти себе места. Черная полоса, однажды начавшаяся в его жизни, похоже, не собиралась прекращаться, преподнося один неприятный сюрприз за другим. Мало того, что была разрушена вся его империя,  создававшаяся в течение долгих лет, так теперь еще перед ним замаячила перспектива достаточно длительного тюремного заключения.
— В общем, и твою бывшую жену, и твою невесту нужно, как можно быстрее, убрать, – заявил как-то, во время очередного посещения партнера, Владимир Борисович. – Герман, ты представляешь, какие у тебя могут начаться проблемы, если кто-нибудь из них начнет говорить? Потрясения с «Континентом» покажутся мелкими неприятностями.
— Володя, чтобы кого-то убрать ,  нужно знать, где этот кто-то находится. Ни где находится Полина, ни куда делась Лена, мне неизвестно абсолютно.
 — Хотя бы проблему с Владимировым тебе удалось решить?
Вопрос был риторический, который Ромодановский мог бы и не задавать. Уж что-что, а зачищать концы Герман умел, как никто другой, о чем Владимиру Борисовичу было хорошо известно.
Уже больше месяца прошло с тех пор, как корифей психиатрии – Константин Георгиевич Владимиров – мирно упокоился на одном из подмосковных кладбищ. Причиной столь раннего ухода доктора стала не болезнь или  одна из многочисленных вредных привычек, а банальный несчастный случай, произошедший на одной из оживленных трасс. Внезапно появившаяся невесть откуда фура в мгновение ока превратила новенький «Audi q7» в груду металлолома.
О подобных способах Германа решать свои проблемы Владимир Борисович знал хорошо, и в данный момент считал, что использование таких методов было бы наиболее оправдано.
— Ты понимаешь, что, пока Полина с Леной живы, мы оба не можем чувствовать себя в безопасности? – спросил Ромодановский Германа. – Только представь, носителями какой информации они являются. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что может быть, если эта информация, скажем так, просочится наружу. 
Подобный тон разговора Герман, конечно же, потерпеть не мог. Для него совершенно немыслимым было, чтобы кто-то наставлял его, тем более, делал какие-то замечания.
— Слушай, Ромодановский, давай со своими проблемами  я как-нибудь сам разберусь, – сказал Сапранов.
— Герман, а кто тебе сказал, что это только твои проблемы? Ты не забывай: мы с тобой одной «веревкой» крепко связаны. Если ты пойдешь ко дну, то и меня за собой потянешь, а такой расклад в мои планы, как ты сам понимаешь, не входит.
Ситуация и для Германа, и для Ромодановского действительно складывалась самым незавидным образом. Мало того, что Полина с Леной находились вне поля зрения Сапранова, так еще над ним, как никогда, близко нависла угроза разоблачения. Можно было не сомневаться в том, что Полина приложит все усилия, чтобы по максимуму поквитаться со своим благоверным супругом за все свои страдания.
Единственная проблема, которую Герману, как ему казалось, удалось решить, была проблема с Антоном.    
— Володя, ты же знаешь, что бывает с теми, кто встает у меня на дороге. Тебе ж не надо напоминать, что случилось с этим потенциальным докторишкой?
— Слушай, а тебе свою невесту вообще не жалко? – спросил Владимир Борисович. – Она ведь в этой истории больше всех пострадала.
 —  Сама виновата. Я ей предлагал достойный выход из сложившейся для неё весьма скверной ситуации. Но она предпочла этого недомерка, а такие вещи, как ты сам понимаешь, безнаказанными оставаться не могут.
Когда Герман Федорович говорил все это, он даже не представлял, насколько был далек от истины. 
Антон пребывал в добром здравии, находясь рядом со своей возлюбленной, а та, хоть и была в результате манипуляций Германа, не вполне здорова, все же также пребывала на седьмом небе от счастья.
Обстановка дрезденской клиники, хоть и была традиционно-официальной, все же разительно отличалась от той привычной дежурной среды отечественных лечебниц. Палата, в которой находилась Лена, с трудом оправдывала свое название, всем своим убранством походила, скорее, на номер в респектабельном отеле, чем на место пребывания пациентов обычной больницы. Устланный шерстяным ковром пол, оклеенные обоями стены, широкая кровать, висящий под потолком телевизор, стоящий возле двери платяной шкаф – вот нехитрая обстановка рядовой палаты одной из германских клиник.
То августовское утро выдалось необычно пасмурным и прохладным. Затянутое серыми тучами небо, начавший накрапывать еще затемно дождь располагали к сонной неге в постели. Сон, завладевший Леной еще ночью, с трудом уступал свои права лениво наступившему утру. Лишь появление в палате молодого человека заставило девушку вернуться из объятий Морфея в реальный мир.
Присев на край кровати, юноша дотронулся губами до щеки Лены и, лишь она широко открыла глаза, произнес:
— Котенок, пора вставать. Нам с тобой на процедуры собираться надо. Ты же знаешь: доктор Шульц ждать не любит.
Упоминание некоего Шульца сработало, как сигнал воздушной тревоги. Широко открыв глаза, Лена обхватила юношу за шею и стала неистово его целовать.
—  Мог бы и не напоминать, – сказала она.
Потом, приподнявшись в постели и крепко обняв молодого человека, Лена стала неистово его целовать.
—  Какое же счастье, что ты у меня есть, – говорила она. – Как же я тебя люблю, мальчик мой сладенький.
—  Малыш, это ты – настоящее счастье. – ответил Антон. – Не представляю, как бы я жил, если б тебя не было.
Молодые люди не уставали купать друг друга в комплиментах.  Причем, в выражении своих чувств друг к другу оба были абсолютно искренны. Наверное, это и была та красивая любовь, о которой мечтает любая девушка, и о которой грезят многие юноши. Даже несмотря на немощь, на то грустное положение, в котором она оказалась, Лена была счастлива. Счастлива абсолютно и безоговорочно, так, как если бы весь мир состоял только из этого счастья.
Антон взял супругу на руки и аккуратно усадил в кресло-коляску, стоявшую возле окна.
— Обожаю носить тебя на руках, – сказал он при этом. – Вот не могу представить себе, как бы я жил без тебя.    
— Антошка, это ты сейчас так говоришь,  – сказала Лена. – Устанешь ведь когда-нибудь.
— Вот это делать я не устану никогда, – шутя ответил Антон. – Как можно устать носить на руках самую прекрасную девушку на свете? 
От любви Антон не помнил себя. Выражение – на седьмом небе от счастья – к юноше относилось в полной мере. Уже два месяца он был женат на, как он считал, самой прекрасной девушке на свете, но послесвадебное послевкусие, сравнимое с самым неземным блаженством, все еще не оставляло его.  Антону казалось, что теперь ему в полной мере известно, что такое счастье, и за это счастье он готов был биться всеми силами!
— Малыш, обещай, что мы с тобой никогда не расстанемся, – сказала Лена. – Ведь может случится так, что я больше никогда не смогу ходить.   
— А вот это ты выбрось из головы немедленно! Малышка, ну, для чего мы тогда здесь находимся? Я, между прочим, мысли, что ты никогда не будешь ходить, даже не допускаю.  Да, даже если это и так… будет лишний повод – любить тебя еще больше.
Положение Лены действительно было более чем серьезно, хотя и не безнадежно. Ноги предательски отказывались ей подчиняться, а надежда на то, что они когда-нибудь придут в норму, была минимальной. Заморские эскулапы, хотя и излучали наигранный оптимизм, все же громких обещаний не давали.
— Антош, знаешь, как я боюсь, что все это навсегда, – часто говорила Лена супругу. – Вот сейчас ты со мной возишься, на руках меня носишь, но когда-нибудь тебе это надоест. И что тогда? Ты от меня уйдешь?
— А вот таких глупостей чтоб я от тебя никогда не слышал, – строго заметил Антон. – Солнышко, ну, нет таких обстоятельств, которые бы заставили меня расстаться с тобой. 
В своих высказываниях Антон был абсолютно искренен. Лена была для него больше чем любовь. Она уже давно стала для юноши той частью жизни, без которой он эту самую жизнь представить не мог. Все испытания, преподносимые жизнью, он готов терпеть беспрекословно, лишь бы всегда видеть рядом с собой свою возлюбленную.
Когда Антон видел светящуюся улыбку своей возлюбленной, из его памяти стирался весь тот кошмар, связанный с тем  периодом, когда Лена находилась в том ужасном месте. Все проблемы, следовавшие за этим, уже не имели  сколь-нибудь важного значения. Вернее, они не имели вообще никакого значения, так как любые проблемы, любые трудности отступали перед возможностью каждый день видеть улыбку этого ангела, слышать его звонкий смех.
Москва встречала вернувшихся Людмилу и Дмитрия  с их маленьким, вновь  обретенным сынишкой промозглым ветром и серым, затянутом свинцовыми тучами, небом. Осень, вступив в свои права, безжалостно демонстрировала свой строптивый характер назойливо моросящим дождем и пронизывающим холодом.
— Люд, смотри. Нас уже встречают, – сказал Дмитрий, выглянув в окно вагона.      
Стоявшие на перроне Вадим Викторович с супругой прослушали уже три  объявления о задержки поезда, что заставляло обоих нервничать.
— Вот что такого там могло случиться!?! – недоумевал Гусев. – На целых два часа поезд задерживают, а что случилось, не говорят. Не случилось бы чего…          
— Вадик, ты бы не каркал, – сказала мужу Анна. – Если бы что-то случилось, об этом уже давно было известно. 
Лишь очередное объявление о скором прибытии поезда из Белгорода немного успокоило Вадима Викторовича. 
— Ну, наконец-то… - тихо промолвил он. -  Так, мать, давай – в темпе вальса… ноги – в руки, и  - на перрон.
Все увещевания Анны о том, что поезд  подойдет только через полчаса, и нет никакого смысла все это время торчать на перроне, были бесполезны в принципе.
— Ну, что мы будем в последний момент бежать, как угорелые какие-то, – приводил свои аргументы Вадим Викторович. – Там Люся с Дмитрием вещами груженные, маленький ребенок у них на руках, а мы с тобой будем сквозь толпу протискиваться – ребятам ничем помочь не сможем.
Последние минуты ожидания поезда были, пожалуй, самыми мучительными. Анна, к всеобщему удивлению остальных встречающих, то и дело подходила к краю платформы, высматривая, не появился ли вдали заветный поезд. 
— Аня, ну, успокойся ты уже! – пытался урезонить супругу Вадим Викторович. – То ты идти не торопишься, а то – под поезд готова кинуться. Ты уж людей-то не пугай.
Ожидания Гусевых были вскоре вознаграждены встречей с их любимицей. Вытащив из вагона чемоданы с баулами, и погрузив их на дребезжащую тележку, пассажиры поезда в сопровождении Гусевых поспешили на привокзальную площадь, где их ждал серебристый «форд». 
— Ну, как все прошло? – спросил Вадим Викторович, сидя за рулем автомобиля. – Вы Ленку-то успели порадовать.
— Нет еще, – промолвил Дмитрий. – Чего-то забегались мы там с оформлением всех этих документов, потом вещи собирали… в общем, созвониться некогда было.
— Так, друзья мои, сейчас куда путь держим? – прозвучал следующий вопрос от Гусева.
— Ну, как куда? Ко мне, на Соколиную гору, конечно.         
      Вопрос о своем местонахождении Людмила с Дмитрием решили еще до бракосочетания. Квартира, в которой проживал Серковский, была признана наиболее приспособленной для проживания в ней маленького, не вполне здорового ребенка. 
— У меня и парк рядом шикарный, и детских площадок – полно.
Всю дорогу до дома Людмила с Дмитрием были немногословны и старались если и произносить какие-то фразы, то шепотом, боясь нарушить сон мирно дремавшего Алёши.   
— Слушай, ну, Димка-то как? – спросила Анна Людмилу, как только они  остались наедине. – К мальчику хорошо относится?
— Тетя Ань, честно говоря, я Серковского никогда раньше таким не видела, – начала свой рассказ Людмила. – С тех пор, как он узнал, что Лена – его сестра, совсем другим человеком стал.
— Люд, ты, я смотрю, по-прежнему в своем репертуаре, – тихо промолвила Анна. – Скажи, ты готова забыть всё, что он тебе сделал?
— Любому человеку свойственно меняться, и Дима – не исключение, – ответила Людмила.
Что было в словах Людмилы больше – наивной влюбленности или объективной оценки?  На этот вопрос даже она сама вряд ли могла бы дать точного ответа. Было ли это ренессансом прежних чувств или эти чувства никогда не умирали, а просто заснули где-то в глубине души – сказать было сложно. Сейчас для Людмилы ясно было только одно: Дмитрий снова стал для нее тем человеком, без которого свою жизнь представить себе она уже не могла.
Отношение Вадима Викторовича к Дмитрию, хотя и медленно, менялось в лучшую сторону. Его отношение к сестре, проявление заботы о ней не могли не вызывать уважения, что Гусев не мог не признать.
— Вадим Викторович, Полина вам не звонила? – спросил  Дмитрий по дороге с  вокзала. – Как она там?
— Да, вчера Аня с ней разговаривала, – ответил Гусев. – У неё-то пока все хорошо складывается. В монастыре она с утра до вечера в библиотеке сидит. Послушание у неё там какое-то… Только, Дим, всю жизнь там она находиться не сможет. Дальше как быть?
— Вадим Викторович, вы же понимаете, что, пока мы не привлечем Германа к ответственности, монастырь для Полины – самое безопасное место пребывания. Там её точно никто искать не будет.
— Привлечь Германа к ответственности. – Вздохнул Гусев. - Думаешь, эта задача из легких? Мы Полину с Леной вытащили из этой дурки, можно сказать, чисто случайно. Это хорошо, что тогда Варвара Захаровна в курсе дел своего сынка оказалась. А без этого, где бы мы твою сестру искали?
Трудно сказать, как сложилась бы дальнейшая судьба Лены (тем более, судьба Полины), если бы в ту ночь бессонница не овладела Варварой Захаровной, не давая сомкнуть глаз. Чтобы, так сказать, нагулять сон, Варвара Захаровна решила пойти в зимний сад, расположенный на первом этаже особняка. Когда пожилая женщина проходила мимо кабинета сына, он заметила полоску света, видневшуюся из-под двери, и отчетливо услышала голос Германа.
— Костик, я тебе дал совершенно четкие, определенные инструкции, которым ты должен неукоснительно следовать, – говорил Сапранов. – Если я сказал  - моя невеста должна пробыть в твоем заведении столько, сколько я скажу – значит, так оно должно и быть.
Все дальнейшее содержание разговора Варваре Захаровне было уже неинтересно. Сама не помня как, она добрела до зимнего сада, где, опустившись в плетеное кресло, стала размышлять над тем, что услышала. За раздумьями она даже не заметила, как за окнами забрезжил рассвет и хлопнула входная дверь, оповещавшая о приходе Анны.
— Варвара Захаровна, вы что, вообще спать не ложились? – спросила Анна, увидев явно заспанное лицо хозяйки.         
— Не до сна мне, Анют, – промолвила Варвара Захаровна. – Я вчера такое узнала…
Узнанное Анной еще раз убедило её в том, что Герман – законченный мерзавец, морально разложившийся тип.
— Варвара Захаровна, вы меня, конечно, извините, но ваш сын – полный поддонок, – сделала она неутешительное заключение. – Вот за что он с Леной так…
   — Аня, мой сын – очень непорядочный, аморальный тип, – произнесла, вздохнув, Варвара Захаровна. – Трудно сказать, когда я его упустила, но факт остается фактом.
— Да, не в чем вам себя корить, Варвара Захаровна. Герман всегда был – без царя в голове. Когда он вообще о других думал? Если ему что-то нужно, он ведь ни с кем считаться не будет.   
— Ой, Анюта, как же ты сейчас права! Знаешь, иногда мне кажется, что у Германа, вместо сердца, камень….    
Рассуждать, почему Герман именно такой, можно было долго, нудно и абсолютно бессмысленно. В данный момент со всей злободневностью вставал вопрос о том, как выручать Лену.
— Что теперь делать, Аня? – спросила Варвара Захаровна. – Ты представляешь, чем это для Леночки чревато? В подобного рода учреждениях из здорового человека овощ очень быстро делают.
— Ой, Варвара Захаровна, даже не знаю, что вам  на это сказать, – ответила Анна. – Я с Вадимом, конечно, поговорю, но вряд ли в его силах будет что-либо изменить. Тут ведь, сами понимаете, какие силы задействованы.    
О том, чему свидетельницей стала Варвара Захаровна, в тот же день стало известно и Гусеву. Поахать, поохать да растерянно развести руками – все, что мог сделать Вадим Викторович, услышав рассказ  жены.               
— Вадик, неужели ничего нельзя сделать? – сокрушалась Анна.
— Ань, а что ты тут сделаешь? Сама понимаешь, какие силы в этом задействованы. Ты, главное, Люде пока ничего не говори. Еще не хватало ей в эту клоаку соваться. 
Разоблачение последовало тут же. Вошедшая в комнату Людмила услышала обрывки  разговора, и упоминание  её сестры, естественно, вызвало живой интерес.
— Тетя Ань, вы что, что-то узнали про Лену? – спросила она. – Что с ней случилось?
— Люсь, пока еще ничего не ясно, – сказал Вадим Викторович.  – Твоя бабушка только краем уха услышала, что Герман твою сестру в какую-то лечебницу для душевнобольных отправил. Но что за лечебница, где она находится – это ведь ничего неизвестно.
— Дядя Герман! Опять дядя Герман! – запричитала Людмила. – Что ж им всем от  Лены надо?
— Всем – это кому? – спросила Анна.
— Да, этот Антон никому покоя не дает. Представляете,  иду сейчас к вам, а он возле подъезда сидит, про Лену спрашивает. Ну, я ему, естественно, высказала все, что о нем думаю. Сказала, чтобы он  к Лене ближе, чем на расстояние пушечного выстрела, не подходил.
— Люд, а тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? – спросил Вадим Викторович. – Парень-то в чем виноват? В том, что он полюбил твою сестру? Так это, знаешь ли, не преступление.
— Знаю я, дядя Вадим, эти сказки про красивую любовь. Мне тоже их рассказывали, будь здоров как… и что в результате?      
Встреча с Антоном была для Людмилы одной из самых неприятных. Этот настырный юнец даже толики сожаления не демонстрировал в том, что все, что случилось с Леной, произошло по его вине.
— Здравствуй, Люда.  Как Леночка? Ничего о ней не слышно? – начал сыпать вопросами Антон.
Больших трудов стоило Людмиле сдержать возмущение, буквально, клокотавшее внутри её.
— Антон,  а зачем тебе Лена? – строго спросила она. – Неужели не достаточно того, что она сейчас неизвестно  где находится, между прочим, по твоей вине. 
— Люд, но я-то тут причем? – удивленно спросил Антон. – Я ж хотел, как лучше… Неужели ты думаешь, что с твоим дядей Лене было бы лучше, чем со мной?      
— Ничего я не думаю. Просто из-за вот этих твоих бредовых идей моя сестра пропала. 
—  Люд, ты хоть думай, что говоришь, – возмущенно  произнес Антон. – Я-то тут причем?  Если  уж кому-то и предъявлять претензии, то, в первую очередь, твоему дяде.   
Дальнейший разговор терял всякий смысл, и Людмила не нашла ничего лучшего, как развернуться и уйти.
Сейчас, узнав, что виновник исчезновения её родной сестры – Герман, Людмила даже не представляла, что ей делать дальше. Сапранов принадлежал к тому типу людей, противостоять которым зачастую бывает просто бессмысленно, а каждое свое действие они просчитывают на несколько шагов вперед. В таких условиях Людмила нуждалась в помощи человека авторитетного, желательно, вхожего в хоть какие-то властные кабинеты, способного противостоять Герману.
Таким человеком, по мнению Людмилы, мог бы стать Коновалов, но все надежды на того, на кого, как казалось, можно было всецело рассчитывать, на этот раз оказались тщетны.               
Темные аллеи одного из городских парков в тот вечер были немноголюдны и не по-летнему прохладны. Спешащие по своим делам немногочисленные прохожие не обращали внимания на горящие огни веранды маленького кафе, затерявшегося в стороне от одной из аллей. Негромко игравшая музыка, тускло горящие огни висящих под потолком светильников – вот нехитрый антураж одного из заведений Москвы, прощавшейся с неумолимо уходящим летом. 
Стрелки на циферблате наручных часов приближались к девяти, а Коновалова, с которым у Людмилы была назначена встреча в этом кафе, все еще не было. Наконец, на ступенях веранды появилась массивная фигура борца за народное благополучие.
— Привет. – Сказал Виталий, подойдя к Людмиле и поцеловав её в щеку. -  Как твои дела?
— Ой, Виталик, как же хорошо, что мы с тобой увиделись, – произнесла улыбающаяся Людмила. – Слушай, честно говоря, очень нужна твоя помощь. Ты только послушай, что я тебе сейчас расскажу…
Реакция Коновалова на рассказ Людмилы оказалась вовсе   не такой, на какую она рассчитывала.
— Люд, а ты уверена, что все, что тобой было узнано, соответствует правде? – спросил Виталий. – Твоя бабушка  - человек, я бы сказал, очень пожилой, и вполне могла что-то не так расслышать или не так понять…
— Виталик, вот в чем - в чем, а в умственных способностях моей бабушки сомневаться не приходится. Она четко слышала, как дядя Герман разговаривал с кем-то из этой клиники, где находится Лена…
— Послушай, а тебе не кажется, что вы с Германом находитесь, скажем так, в разных весовых категориях? Люд, ну, согласись, мы с тобой находимся не в том положении, чтобы в открытую противостоять твоему дяде.
— Знаешь, Виталик, а я думала, что ты – человек более принципиальный, – обиженно промолвила Людмила. 
С  этими словами она встала из-за стола, бросила перед Коноваловым тысячерублевую бумажку и удалилась восвояси.   
Что делать дальше и, главное, кого еще просить о помощи, Людмила не знала. Мысль о том, что о каком-то содействии можно попросить Дмитрия, претила ей в принципе. Лишние минуты нахождения рядом с этим человеком были для неё тяжелы, а уж что говорить о более тесном общении…
Не меньше Людмилы за Лену переживал Антон. Оно и понятно: девушка за короткое время успела стать неотъемлемой частью жизни юноши, и свое существование без неё он уже не представлял. Каждодневные дежурства около особняка  Сапрановых заканчивались ничем. Все попытки разглядеть любимую хотя бы через решетку чугунной ограды терпели неудачу, а особняк вообще не подавал каких-либо признаков присутствия в нем Лены.
— Эй, парень, что тебе здесь надо? – окликнул как-то Антона немолодой рослый охранник, уже который день наблюдавший за, как казалось, праздно слоняющимся молодым человеком.
— Понимаете, мы здесь каждый день с друзьями встречаемся, чтобы вместе ехать в институт,- неумело попытался объясниться Антон.
— Парень, ты хотя бы врать сначала научись! – вздохнул охранник. – Ты здесь уже, наверное, с неделю  околачиваешься, и никого рядом с тобой я тут больше не видел.   
У Антона тут же возникло непреодолимое желание провалиться сквозь землю. Неизвестно, чем бы закончился  этот проникновенный, не предвещавший ничего хорошего диалог с охранником, если бы не появление Лизы. Оценивающе осмотрев стоявшего рядом с охранником молодого человека, Елизавета не преминула  задать следующий вопрос:
— Ну, что, студент, тебя-то каким ветром сюда занесло? Что, каяться пришел?
— Елизавета Германовна, а это кто? – спросил охранник.
— Это? Да, так…  прохвост один, строящий из себя будущего провизора, – ответила Лиза,  ловя на себе недоумевающий взгляд Антона. – Натворил дел, а теперь, видать, совесть замучила, и он  пришел грехи замаливать.
Для тонкого наблюдателя, знающего толк в отношениях между людьми, было бы понятно, что интерес Лизы к незадачливому молодому человеку отнюдь не обусловлен простым любопытством или желанием показать себя. Была во взгляде девушки какая-то еле уловимая, порочная червоточинка, естественно, незаметная для глаз ни Антона, ни охранника.
— Это, значит, ты, парень, подчиненный Елизаветы Германовны? – спросил Антона охранник. – Тогда держись! Стружку снимать она у нас умеет!      
—   Ну, чего стоишь, как вкопанный!?! – спросила Елизавета. – Я что, одна должна перед отцом за твои косяки отдуваться? Живо – за мной!
Распоряжение было отдано таким тоном, что не подчиниться ему невозможно было в принципе.         
Проходя по достаточно узким галереям особняка, Антон не мог не поразиться характерной для этого жилища нарочитой роскоши.               
   — Признавайся, зачем ты около нашего дома околачивался? – спросила Лиза. – Обнести, что ль, хотел?
  —  Да, ничего я не хотел! – обиженно ответил Антон. – Я же сказал: мы каждый день встречаемся с друзьями на этом месте…
  — Послушай, вот эти сказки ты можешь рассказывать кому угодно, но только не мне.  Что я, окрестности своего дома не знаю? Что-то раньше я не замечала, чтоб ты у ворот нашего дома с друзьями тусовался, и  вдруг дежурить ста с завидной регулярностью. Что-то тут не то… Ну-ка, быстро признавайся, что тебе здесь понадобилось.
Все вопросы Лизы разрешила внезапно появившаяся, как из- под земли, Анна.
  — Антон , а ты что тут делаешь? – спросила она. – Не дай Бог – тебя Герман увидит. Не сносить тогда тебе головы. 
  — Тетя Ань, а причем здесь мой папа? – спросила, в свою очередь, Елизавета.
  — Он знает – причем, – ответила Анна, а затем, обратившись к Антону, добавила: - А тебе, дорогой мой, пора бы уже успокоиться.
  — Тетя Ань, да, как тут успокоишься? Леночка пропала, неизвестно где  находится, а я должен быть спокоен?  Да, я всю землю переверну, чтобы её найти!
Диалог Анны и Антона открывал для Елизаветы все новые и новые тайны. Увлечение своего отца молоденькой, да еще и безродной, девушкой она не могла понять в принципе. К Лене Лиза относилась, как к чужеродному элементу, оказавшемуся в их размеренной и устоявшейся жизни чисто случайно, и который из этой самой жизни рано или поздно должен был исчезнуть.
То, что у её отца появился соперник в виде совершенно невзрачного юнца, Лизу не удивляло. В конце концов, Лена должна была быть во вкусе именно таких ничем не примечательных простаков.
  — Вот, значит, в чем дело, – промолвила Елизавета. – А мне заливал про институт, про друзей каких-то… Слушай, я только одного понять не могу: что вы все в этой серой мыши находите? Ведь такая, как она, доброго слова не  стоит, но шума из-за неё, как из-за суперзвезды.   
Подобные определения в адрес своей возлюбленной Антону слышать было, конечно, обидно, но ответить Лизе резко он не мог в силу её половой принадлежности.
  — Лиза, можешь незаметно вывести этого олуха из дома? – спросила Анна. – Ведь если твой отец его тут увидит, страшно тогда представить, что может быть.
  — А тебе, парень, лучше держаться отсюда подальше, – сказала она Антону. – Своими каждодневными дежурствами ты Ленке не поможешь, а дополнительные проблемы создашь – это точно.    
То, как Антон с Лизой выбирались из особняка, было очень похоже на сцену из кого-нибудь шпионского блокбастера. Чтобы не быть замеченными, молодым людям пришлось соблюдать все меры предосторожности.
  — Только постарайся здесь больше не светиться, – сказала Лиза Антону, выводя его за ограду особняка. – Я понимаю: нет для тебя сейчас ничего дороже Ленки, но безопасность – прежде всего. Только представь, что с тобой будет, если мой отец тебя тут застукает.
О том, что будет, если Герман Федорович застукает Антона в пределах своих владений, было лучше не думать. Оба считали друг друга соперниками. У обоих за короткое время выработалась жгучая взаимная неприязнь. Герман    вообще считал Антона мусором, чем-то нелепым и несуразным, мешающимся под ногами. Жизнь всесильного олигарха вместе с Леной была расписана им же загодя, и Антон в эту жизнь никак не вписывался.
— Удачи тебе, – искренне пожелала Лиза Антону на прощание. – Только постарайся здесь больше не светиться. Сам понимаешь, что мой отец устроит, если тебя тут застукает.
Внешне Герман демонстрировал лишь наигранное беспокойство по поводу пропажи своей невесты.
  — Я не понимаю, куда она могла запропаститься в этом городе, – говорил он. – Бежать ей абсолютно некуда. Да, и зачем? Всем необходимым для жизни я её обеспечиваю. Кроме того, в моем доме она находится в полной безопасности.
  — Дядя Герман, а вам не кажется, что в том, что Лена пропала, есть большая доля вашей вины? – спросила Людмила. – Ваша идея – жениться на ней – она, по меньшей мере, очень странная. Лена – еще ребенок, и к такому серьезному шагу, как замужество, вряд ли готова.
  — Послушай, девочка, во-первых, все, что происходит в моем доме, тебя вообще не должно касаться, – с издевательской усмешкой ответил Сапранов. -  Во-вторых, когда твоя подруга начала крутить тут любовь с этим завшивленным студентом, что-то ребенком она сразу быть перестала. 
  — Люсь, да, с кем ты разговариваешь? – произнесла появившаяся в комнате Варвара Захаровна.  – Он же своей вины, даже если она у него есть, никогда не признает, а вот эти твои увещевания, призывы к никогда не имевшейся у него совести – это все пустые сотрясения воздуха.
  — Ты все сказала, мама? – последовал вопрос от Германа.  – А вот теперь бери свою протеже, и убирайтесь вон отсюда!
Судьба, как бы Людмила того не хотела, вновь сталкивала её с Дмитрием. В конце концов, он был братом Лены, и все, что касалось его сестры, не могло быть ему безразлично.
Конечно, догадывалась Людмила, что визит в дом Серковского доставит ей мало удовольствия, но не думала, что на неё обрушится такой поток едких колкостей и совершенно необоснованных обвинений.
  — Что тебе здесь надо!?! – не по-доброму встретил Людмилу Андрей Степанович. – Опять пришла Димке голову морочить?
  — Я не знаю, о чем вы сейчас говорите, Андрей Степанович, но, как вы, наверное, знаете, у нас с Димой есть общая сестра, судьба которой небезразлична нам обоим…
  — Нет! Ну, ты посмотри на неё! – всплеснул руками Игнатьев. – Не получилось Димку по-простому заарканить, так она, вон, чего придумала! Слушай, девочка, вот эта твоя сказка про сестричку – она… как бы тебе это помягче сказать… не катит! Так что все эти небылицы рассказывай кому-нибудь другому, а Диму оставь в покое.
  — Людочка, да, не слушайте вы его,  – сказала появившаяся тут же, на пороге квартиры, Раиса Наумовна. – Он со своими разборками уже совсем разум потерял. Вы скажите, что Диме передать надо. Я ему все расскажу.
Наверное, еще ни разу в жизни Андрею Степановичу не приходилось выслушивать таких гневных отповедей, как в этот раз. Дмитрий рвал и метал, узнав о визите Людмиле и о том, какой неласковый прием ей  был оказан его крестным.
— Кто тебя просил вмешиваться!?! – кричал Серковский. – Дядя Андрей, до каких пор ты будешь за меня решать, что для меня лучше?
— До тех пор, пока ты сам не научишься разбираться в людях – спокойно ответил Игнатьев. – Дима, когда ты, наконец, поймешь: Сапрановы – гнилая семейка, и тебе следует держаться от неё подальше.   
— Андрей, а я смотрю: паранойя у тебя, прямо-таки, прогрессирует, – сказала Раиса Наумовна. – Ты уже готов на этих несчастных Сапрановых все грехи мира повесить. Ну, нельзя же так! Эта девочка-то в чем виновата? Только в том, что ей не посчастливилось родиться отпрыском этой семьи?
Звонок Дмитрия Людмиле не заставил себя долго ждать.
— Люсь, крестная сказала, что ты приходила к нам.  Что,  удалось что-то узнать про Лену? – спросил Серковский.
— Дим, мне кажется, это – нетелефонный разговор, – ответила Людмила. – Знаешь что: давай где-нибудь встретимся и спокойно все обсудим.
   Встреча Людмилы и Дмитрия состоялась в старом кафе, расположенном в тиши аллей останкинского парка.
— Люсь, что случилось? – сходу спросил Дмитрий. – Тебе что, удалось что-то узнать про Лену?
По мере того, как Людмила продолжала свой рассказ, лицо Серковского становилось все серьезнее и мрачнее.
— Люда, ты хоть сейчас понимаешь, насколько осторожной тебе надо быть с этими людьми? – спросил он. – Если Герман что-то задумал, он ведь ни перед чем не остановится.
— Дим, вот мое благополучие, моя безопасность меня сейчас интересуют в  последнюю очередь. Сейчас главное – вытащить Лену из того гадюшника, в котором она оказалась, а для этого я не остановлюсь ни перед чем.
— Хочу тебе заметить: ты сама находишься в гадюшнике. – произнес Дмитрий. – Люда, когда ты, наконец, поймешь: твоя главная проблема – это твои родственники… 
— Дим, давай сейчас не будем трогать моих родственников.  Сейчас для нас главное – это Лена, и о том, как ей помочь, мы с тобой должны думать в первую очередь.
— Ну, и как ты предлагаешь решать этот вопрос?
По мнению Людмилы, нужно было, во что бы то ни стало, найти способ проникнуть в клинику, где находилась Лена. Возможности для этого, по её мнению, были. Нужно было только правильно ими воспользоваться.
   — Ты же говорил, что у тебя друг в полиции работает, – сказала Людмила. – Вот и попроси его разобраться со всем этим.
  — Люся, разобраться в чем? – ответил Дмитрий. – Ты что, думаешь: раз Пашка служит в полиции, то у него – неограниченные возможности? Уверяю тебя – это не так. То, что ты мне рассказала, требует очень серьезного осмысления.
 — Ну, и что теперь делать? Долго ты осмысливать собираешься?
 — Не знаю, Люся. Ты, главное, дров не наломай. Пойми: все, что ты сейчас мне рассказала, очень серьезно, и требует холодного рассудка, который у тебя, к сожалению, напрочь отсутствует.
Подобные слова Людмиле было слышать, конечно, обидно, но найти какие-то грамотные аргументы, чтобы возразить Дмитрию, она тоже не могла. Во всем, что касалось её сестры, Людмилой руководили исключительно эмоции, а они, в данной сложившейся ситуации, могли быть только очень плохими советчиками.            
       Информация, полученная Дмитрием от Людмилы, не могла не привести его в кабинет Павла Спиридонова – его давнишнего друга и признанного корифея уголовного сыска.
За свою карьеру Павлу не раз приходилось сталкиваться с преступлениями одиозными, не вмещающимися в понимание  обычного, среднестатистического человека, но то, что Дмитрий поведал ему сейчас, было за пределами  всякой морали. 
— Слушай, я одного не пойму: у на сейчас что, сейчас тридцать седьмой год на дворе? – недоумевал Спиридонов. -  Времена, когда можно было вот так вот запросто закрыть человека, давно прошли.   
— Времена-то, может, и прошли, но люди, которые способны на такие вещи, остались, – сказал Дмитрий. – Герман Сапранов, ради достижения своих целей , пойдет на все, что угодно, и не остановится ни перед чем.
— Дим, ты хоть понимаешь, куда собираешься влезть? Это ведь тебе – не обычная дурка, а серьезное учреждение, которое в былые годы курировалось самими органами безопасности. Да, нас с тобой туда никто на пушечный выстрел не подпустит.
— Паш, но у меня другого выхода нет. Ты пойми: Люда настроена слишком решительно, чтобы проникнуть туда и забрать Лену. Поэтому будет лучше, если мы её опередим.
— Слушай, судя по твоим рассказам, Людмила Ивановна – просто сумасшедшего темперамента женщина. Вот уж кто действительно за твою сестру глотку перегрызет кому угодно.
— Паша, а Людмила Ивановна – это не женщина, – констатировал факт Дмитрий. – Это беда!
— Ой, Серковский… - Павел погрозил пальцем. – Что ж ты тогда из-за этой «беды» покой и сон потерял?
— Так, Паш, в том-то и беда, что я люблю её с каждым днем все больше и больше. Для меня уже не имеет значения ни кто она, ни какого происхождения. Я уже не могу представить себя без неё. Теперь понимаешь, почему я так беспокоюсь? Ведь если с Людой что-то случится, жизнь потеряет для меня всякий смысл. 
Сама Людмила в это время была далека от проявления подобных сантиментов. Все её мысли были заняты лишь освобождением сестры из того ужасного плена, в котором она оказалась. Как проникнуть в клинику? Как вывести оттуда Лену незамеченной? На эти вопросы Людмила мучительно пыталась найти ответы.
Союзников Людмила пыталась найти в лице Гусева и Анны, но и они были полны скептицизма.
— Знаешь, Люсь, я думаю: тебе одной в это дело влезать не следует, – сказала Анна. – Сама понимаешь: к этой клинике тебя никто близко не подпустит, а дополнительные проблемы и себе, и ЛЕНЕ ТЫ СОЗДАТЬ ЗАПРОСТО МОЖЕШЬ.
— Даже я со своими связями тут мало чего сделать могу, – вторил супруге Вадим Викторович. – Слишком серьезные силы там задействованы. Слишком! Головы в раз полететь могут, если они узнают, что кто-то к ним без спроса влезть пытается.
— Ну, и что мне теперь делать? – недоуменно спросила Людмила. – Надо как-то Лену из этой клоаки вытаскивать…
— Люсь, прежде всего, надо набраться терпения, – произнесла Анна. – Вот этой своей лихой прытью ты точно ничего не решишь. 
— О чем идет речь? – раздался в дверях зычный голос Германа. – Какие вопросы вы тут собрались решать?
Наверное, впервые в жизни ни Анна, ни Людмила, ни Вадим Викторович не знали, как вести себя дальше. Герман им всем был неприятен настолько, что сдержаться от разного рода колкостей и едких выпадов было весьма трудно.
— Да, мы тут обсуждаем положение, в котором оказался «Континент», – нашел, что ответить Вадим Викторович. – Ты знаешь, Герман, если бы не Люся, концерн давно бы пошел ко дну. Так что ты хоть бы поблагодарил племянницу, что не дала пропасть вашему с Иваном детищу.          
О какой-либо благодарности, равно как и о просто добром слове, от Германа не могло идти речи. Свою племянницу он считал особью абсолютно никчемной, которой в анналах бытия вообще не должно было быть.
— А я смотрю: ты неплохо устроилась, – произнес Герман, обращаясь к Людмиле.  – Ну, как оно – сидеть на всем готовеньком-то? Кошмарики-то по ночам не мучают? Только знаешь: халява долго длиться не может. Настанет день и час, когда ты с этого насиженного местечка вылетишь, как из бутылки пробка.
— Герман, как же тебе не стыдно? – попытался осадить Сапранова Вадим Викторович. – Да, если бы не Люся, это ваше с Иваном детище давно бы перестало существовать.
Весь дальнейший разговор был бессмысленен в принципе, и Людмила не нашла ничего лучше, как просто встать и уйти.
План по освобождению Лены, родившийся в голове Павла, был дерзок и максимально прост. Нужен был только повод – повод для внезапной проверки, какую не могло избежать ни одно, даже самое засекреченное, заведение в стране. 
— Слушай, ты можешь поговорить со своей Людмилой Ивановной, чтоб она какую-нибудь жалобу на эту лечебницу накатала? – спросил Спиридонов Дмитрия. – Ну, так… наобум. Понимаешь, нужен хоть какой-нибудь повод, чтобы нагрянуть туда с проверкой. Тогда появится возможность их прищучить.
Уломать Людмилу, чтобы она написала подобное письмо, Дмитрию больших трудов не составило. Для своей сестры она была готова на все, что угодно, и написание подобной бумаги для неё больших трудов не представляло. 
—  Я только не знаю, что конкретно писать надо, – сказала Людмила Дмитрию.
— Люд, да, все, что угодно. Да, вот, хоть напиши, что там здоровых людей насильно удерживают. Понимаешь, главное, чтоб было за что зацепиться.
В эпистолярном жанре Людмила сильна не была, но для родной сестры, что называется, расстаралась. Послание получилось сколько бедным со стилистической точки зрения, столько эмоционально богатым.   
— Если верить тому, что написала твоя любимая Людмила Ивановна, материалов для уголовного дела там ни на один том, – заключил Павел, прочитав письмо. – Дим, тебе самому-то страшно не становится? Ведь если ей захочется тебя уничтожить, она это сделает виртуозно, изощренно и без всякой надежды на пощаду.   
— Паш, а мне сейчас не до страхов. Для меня сейчас главное – спасти сестру, а что там будет дальше – вопрос двадцатый.
Диалог двух друзей прервал вошедший в кабинет Павла Денис Барабанов. Вид у командира СОБРа был несколько озабоченный.
— Ну, и мастера же вы всех на уши ставить, – произнес Денис. – Там Соколин рвет и мечет. У него ж с гэбэшниками терки какие-то. Вот он и ухватился за эту вашу информацию. Теперь сидит, мечтает:  как бы ему всю Лубянку через эту клинику раком поставить.
— Крутое у вас начальство, как я погляжу, – промолвил Дмитрий.
— Ну, а ты как хотел? – ответил Павел. – Ты пойми: Соколин весь – в политике, а тут выборы – на носу. Вот он и хватается за любую возможность отличиться.
— Ладно. Бог с его амбициями. Главное, чтобы был результат, – заключил Дмитрий.
Решимость Людмилы освободить сестру из заточения с каждым днем становилась все сильнее и сильнее. Неизвестность, неопределенность того, что произошло с Леной, служили как бы дополнительным стимулом для решительных действий. Действия эти Людмила прокручивала в своей голове сотни раз, тщательно обдумывая каждую деталь того, что собиралась сделать. 
— Люсь, извини меня, конечно, но по-моему ты ерундой занимаешься. – Говорила Анна. – Ты  что, СПЕЦНАЗ? Я представляю, какие там мордовороты на каждом углу расставлены.
— Тетя Ань, но у меня другого выхода нет. Пока Лена там находится, я ж не могу быть спокойна.
— Люда, только вот это твое рвение до добра не доведет, – сказал Вадим Викторович. – Одна ты ничего сделать не сможешь. Организация эта серьезная, и просто так к ним не подступишься.
Слова Анны и её супруга были в данный момент гласом вопиющего в пустыне. В своих намерениях Людмила была более чем решительна, и ничто не могло заставить её отступить от задуманного.
Не меньше Людмилы освободить свою возлюбленную из заточения был настроен Антон. Он уже забыл последнюю ночь, когда спал спокойным, безмятежным сном. Теперь, когда возлюбленной не было рядом, вся его жизнь оказалась разделенной на до и после…. До – была любовь, беспредельное счастье, желание парить в облаках. После – непроходимый мрак, опустошенность, черная тоска. 
— Марков, так недалеко и до скорбного дома… - не раз говорил Антону его сосед по общежитию. – Ты на себя в зеркало давно смотрел? Там же – тень блокадного Ленинграда, а не Антон, которого я знаю. Учти: если завалишь сессию, вылетишь из института, как пробка из бутылки.
— Слушай, ты-то хоть мне на мозги не капай, – отвечал Антон. – Я итак весь на взводе! Ты только представь себе: у тебя пропал близкий тебе человек, а ты совершенно не можешь ничего сделать, чтобы найти его. Тут мозг поневоле плавится начнет.
Помощь Антону пришла оттуда, откуда он её абсолютно не ждал в виде телефонного звонка, не к месту раздавшегося в кабинете коменданта общежития. 

— Слушай, Марков, совесть поимей! – сказала Антону раздраженная комендантша общежития. – Почему мне звонят непонятно какие девицы? Говорят, что они от какой-то Лены...
Дальше смысл сказанных комендантшей слов уже не имел никакого значения. Опрометью вылетев из своей комнаты, Антон побежал к распахнутой двери комендантской…
— Алло. Тебя еще твоя Лена интересует? – услышал Антон знакомый голос в трубке. – Тогда давай встретимся где-нибудь в тихом месте. Хоть узнаешь, где её искать.
— Кто вы? Откуда вам известно про Леночку? Что с ней? Где я могу её найти? – посыпались вопросы от юноши.
— Ну, парень, ты даешь! Старых друзей уже узнать не можешь, – было ответом в трубке. – Ну, да, ладно… Значит так: давай часика через два встретимся на Триумфальной… ну, там, где качели и я тебе все объясню: и где твоя Лена находится, и как туда пробраться.
Подробности того, кто с ним сейчас разговаривает, Антона уже не интересовали. Главным было то, что этот кто-то знал что-то о его любимой, а все остальное уже не имело никакого значения.
Увидев Лизу, стоявшую около памятника пролетарскому поэту, Антон почему-то даже не был удивлен. Девушка стояла, ежившись от холода, и все время оглядываясь по сторонам. 
— Ну, наконец-то! – сказала Лиза подошедшему к ней Антону. – Я уж начала думать, что твоя любовь для тебя больше неактуальна.
— Что с Леночкой? Где она? – посыпались вопросы от Антона. – Что тебе о ней известно?
— Посмотрите, какой нетерпеливый! – иронично заметила Лиза. – Да! Видать, крепко она тебя зацепила. Ну, да, ладно. Значит, слушай меня внимательно: твоя любовь сейчас пребывает в месте не самом веселом, и оттого за её душевное состояние никто тебе поручится не может.
Подробности того, в каком состоянии сейчас находится Лена, Антона мало интересовали. Куда важнее ему было знать, где можно найти возлюбленную.
— Учти, охраняется эта дурка покруче, чем любой ядерный объект, – говорила Лиза. – Поэтому пробраться туда – задача не из легких.
Как туда пробраться, какими последствиями может обернуться подобная вылазка – все это меньше всего интересовало Антона. Главным для него было – вытащить Лену из того ужасного места, в котором она оказалась, и в этом юноша за ценой стоять не собирался.
 Надо ли говорить, что желание Антона пробраться в сверхсекретное медицинское учреждение и освободить оттуда Лену, выглядело, как чистой воды авантюра. Еще хорошо то, что о его планах ничего не знала Людмила, итак имевшая зуб на возлюбленного своей сестры.
— Люсь, а, по-моему, ты из мухи слона делаешь, – говорил Вадим Викторович. – В чем парень-то перед тобой виноват? В том, что он полюбил твою сестру?
— Дядя Вадим, да, если бы не эта их любовь дурацкая, с Леной сейчас бы было все в порядке. Он ей голову забил, чем попало, а теперь мы должны все это расхлебывать.
— Вадик, ты не забывай, что наша Люся тоже обожглась, – вторила  Людмиле Анна. – Вспомни, как ей Серковский все нервы вымотал.
— Ань, ну, ты одно с другим не путай. Серковский – человек со сложной судьбой. Знаешь, притом, что он пережил, вообще трудно рассчитывать на адекватное поведение. Антон-то –  дело другое. 
Переубедить Людмилу в том, что Антон – действительно дело другое -  не представлялось никакой возможности в принципе. В число недругов он был внесен Людмилой сразу же, как только стало известно об исчезновении Лены, и, казалось, уже никто не мог переубедить её в обратном.   
— Видать, клиника эта для гэбистов действительно большой интерес представляет, раз они своих мордоворотов здесь на каждом шагу расставили, – говорил Спиридонов, сидя в бронированном фургоне, расположившись напротив лечебницы.
— Паш, я только одного понять не могу: мы чего ждем? – спросил сидевший рядом Серковский.
— Отмашки мы ждем, Дим, – ответил Павел. – Отмашки.  Понимаешь, письмо твоей Людмилы Ивановны в нашем главке, конечно, много шума наделало, но без министерских у нас тоже на решительные действия никто не осмеливается. Вот сейчас наш Соколин по министерским кабинетам бегает, уговаривает, чтоб хоть как-то санкционировали операцию.
 Повод для начала операции появился тут же в виде, как казалось , бесцельно слонявшейся около ограды клиники Людмилы. У Дмитрия замерло сердце, когда он увидел свою возлюбленную.  Причем, вопроса – что она тут делает – даже не возникало. 
— Ну, ты посмотри на неё! – воскликнул Серковский, увидев Людмилу. – Ей же русским языком было сказано – сидеть и не высовываться. Она куда полезла!?! Паш, у нас могут начаться проблемы.
 — Дим, а они у нас уже итак начались, – ответил Павел.- Вон, посмотри туда…
Недалеко от ограды замаячила другая, на этот раз, мужская фигура, в силуэте которой нетрудно было узнать Антона.  О том, зачем юноша появился именно в этом месте, тоже несложно было догадаться, что вызвало сумятицу у Павла и Дмитрия.
— Нет. Ты посмотри, что она делает! – выразил свое возмущение Дмитрий. – Если себя не жалеет, так хоть бы о парне подумала.
— Ты думаешь, что это она его сюда привела? – спросил Спиридонов.
— Больше некому, Паш. – ответил Серковский. – Больше некому. Кто еще знал, что Лена тут находится?
Дальше события приняли, хоть и предсказуемый, но совершенно нежелательный для Дмитрия и Павла оборот. Рослый охранник, с явно недобрым выражением лица, подошел к Людмиле и стал её о чем-то расспрашивать. Допрос продолжался минуты  две или три, после чего охранник взял её под руку и вместе они направились  к зданию клиники.
— Так, Серковский, похоже, пора действовать, – сказал Павел. – Только я тебя об одном попрошу: не суетись! Ребята у меня тут опытные собрались. Свое дело туго знают, а ты со своими дурацкими инициативами можешь все только испортить.   
Вслед за этим Спиридонов нажал на кнопку рации и произнес:
— Денис, командуй своим архаровцам, чтобы со здания глаз не спускали. Если вдруг увидят что-нибудь подозрительное, пусть начинают действовать незамедлительно.
Сама атмосфера кабинета, в котором оказалась Людмила, была мрачной и даже нарочито-угрожающей. Плотная ткань оконных занавесок неохотно пропускала сквозь себя солнечные лучи, а висевшие на стенах тут и там причудливые маски своими гримасами словно насмехались над незадачливо попавшей сюда девушкой.
— Рад познакомиться, – услышала Людмила за своей спиной чей-то скрипучей, дребезжащий голос.
Обернувшись, она увидела невысокого, седовласого мужчину в небрежно накинутом белом халате. Взгляд у мужчины хоть и был улыбчив, но явно выражал какую-то потенциальную недоброжелательность.
— Разрешите полюбопытствовать, что привело вас в наше скромное учреждение? – спросил он. – Признаться, о нашей клинике мало кому известно, и появление в ней посторонних людей для нас – полная неожиданность.
Упираться, делать вид, что оказалась здесь чисто случайно, Людмила не считала нужным, а поэтому решила  высказать все так, как есть.
— Вы незаконно удерживаете мою сестру, – сказала она. – Я – здесь, чтобы забрать её отсюда.
— Простите, но я не могу понять: о ком вы говорите? – последовал следующий вопрос от доктора.   
— Все вы прекрасно понимаете, – махнула рукой Людмила. – Уже несколько месяцев здесь находится молоденькая девушка, цель пребывания которой совершенно непонятна. Ведь она совершенно здорова.
— Простите, о какой девушке идет речь, и кем вы ей приходитесь? – поинтересовался эскулап.
— О Лене Лариной.  Я – её сестра.
Тучи над головой застигнутого врасплох доктора неумолимо стали сгущаться. Было понятно, что информация, которой располагала Людмила, могла привести к самым безрадостным последствиям, и, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу, необходимо было вмешательство человека, по вине которого все эти события и могли произойти.
— Подождите несколько минут,  – сказал доктор и быстро вышел из кабинета.
Владимиров хорошо понимал: то, что они устроили вместе с Германом, тайной больше не является, а поэтому требует принятия прямо-таки чрезвычайных мер. Он быстро вышел из кабинета и направился в потаенное помещение, расположенное под лестницей. Здесь, среди разного хлама и отжившей свой век утвари, он извлек из кармана мобильный телефон и стал судорожно нажимать на кнопки…
— Ну! Что случилось на этот раз? – раздался в трубке знакомый голос.
— Герман, у нас появились проблемы, – ответил Владимиров – У меня в кабинете сейчас сидит твоя племянница и требует, чтобы я отдал ей твою невесту.
Повисшее на другом конце провода минутное молчание показалось Константину Георгиевичу вечностью. 
   — Костик, по-моему, ты прекрасно знаешь, как поступать в подобных случаях, – наконец, раздался в трубке голос Германа.
 — Слушай, я – не убийца. Мне итак из-за тебя пришлось пойти на мыслимые и немыслимые нарушения закона, – затараторил Владимиров.
— Именно поэтому ты будешь строго выполнять то, что я тебе скажу – произнес Герман. – Ты ж не хочешь оставшуюся часть жизни пропариться на нарах?
Инструкции были получены вполне четкие, и их невыполнение сулило весьма плачевными последствиями. Подобные распоряжения Константину Георгиевичу выполнять ни разу не приходилось, а поэтому в таком щепетильном деле он решил всецело довериться дюжему санитару – Веньки Караваеву.                — Ну, что там происходит? – нетерпеливо спросил Дмитрий у Павла, не сводившего глаз с замысловатых приборов, коими был напичкан автомобиль.
— Да, погоди ты! – отмахнулся Спиридонов. – Тут чего-то приборы барахлят, техника с ума сходит… 
—Паша, пока ты тут со своими железками возишься, они там с Людой и с Леной неизвестно что сделать могут.
Ситуация действительно выходила из под контроля, и требовала срочного вмешательства…
Как Людмила оказалась в тесной, темной комнате, где из всех источников света была только тускло горевшая лампочка, висевшая под потолком, она сама не помнила. Откуда-то доносившееся тиканье часов, словно метроном, отсчитывало секунды, оставшиеся до рокового исхода. Путавшиеся в голове мысли не давали ответов главные вопросы: где Лена? Что теперь будет?
Наконец, звуки чьих—то приближающихся шагов давали надежду на скорую развязку, но думала ли Людмила, что та развязка должна была стать роковой.    
— Повторяю еще раз: эту работу надо выполнить быстро, – был слышан голос Владимирова. – От того, насколько ты чисто сработаешь, зависит наше дальнейшее благополучие.    
— А что делать с мальчишкой? – спрашивал другой незнакомый голос.
—  Ты сначала с дамочкой разберись, а потом уже будем кумекать, как поступить с этим парнем.
Из сказанного Людмила поняла, что Антон тоже находится где-то здесь, и его положение не намного лучше, чем у неё. Перспектива умереть, так ничего не узнав о своей сестре,  её не прельщала, но как-то противостоять роковым обстоятельствам тоже не представлялось возможным.
Все, что происходило дальше, было чем-то из разряда иррационального…  Звуки, похожие на выстрелы, едкий дым,  моментально заполнивший все помещение, чьи—то нечленораздельные крики – все слилось в единую какофонию, в которой было трудно что-либо разобрать.
 Мелькавшие чужие лица, яркие вспышки света, совершенно незнакомые голоса выведи Людмилу из того состояния, когда сознание способно сколь-нибудь адекватно мыслить. Густая, едкая пелена заволокла её глаза, а все тело поплыло неведомо куда.
— Люся! Люся, очнись! – услышала Людмила, словно доносящийся из далека, знакомый голос.
Открыв глаза, она увидела перед собой испуганное лицо Дмитрия. Попытка пошевелить рукой или ногой успехом не увенчались, так как все тело было, словно из ваты, и отказывалось подчиняться тому, кому оно принадлежало.
— Дима, где Лена? – только и смогла спросить Людмила заплетающимся языком.
— С ней – все хорошо, – ответил Серковский. – Давай, приходи в себя, и – бежим отсюда.
Просьба приходить в себя звучала, как откровенное издевательство. Само тело Людмилы в этот момент ей не принадлежало, и противостоять этому никаким образом она не могла.
Казалось, переполох, который переживала клиника в тот день, не был в её стенах никогда. Десятки незнакомых мужчин в черных костюмах сновали туда-сюда, что-то выискивая и о чем-то расспрашивая ничего не понимающих сотрудников. Опофиозом всей этой вакханалии стала выемка всей возможной документации к сугубому неудовольствию Константина Георгиевича.       
— Вы не имеете права! – кричал Владимиров. – Один мой звонок – и вы сами не замете, как от всей вашей конторы не останется мокрого места!
— Константин Георгиевич, в  своем учреждении вы незаконно удерживали людей, и именно это дает нам право на определенные действия, – ответил Спиридонов.
— О каких людях идет речь? – не унимался Владимиров. 
— В  первую очередь, о Елене Алексеевне Лариной. Ведь эта девушка совершенно здорова. Не правда ли?
 — Девушка, о которой вы говорите, поступила к нам после сильнейшего нервного срыва, – сказал Константин Георгиевич. – Если не верите мне,  можете просмотреть документацию…
Эмоциональный монолог Владимирова прервал вошедший в кабинет Денис Барабанов. Что-то шепнув на ухо Павлу, он быстро удалился , оставив последнего в весьма благостном расположении духа.
— Константин Георгиевич, а что вы можете сказать относительно Полины Римашевской? Она сейчас в соседней комнате дает, знаете ли, очень интересные показания.
Услышав имя Полины, Владимиров заметно занервничал. Было ясно, что это та тема, которая может существенно усложнить ему жизнь.
— Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал он. – Насколько, я знаю, Полина Римашевская умерла пару десятков лет назад, и в данный момент никаких показаний давать не может.               
  — Ну, насчет этого вы очень серьезно ошибаетесь, Константин Георгиевич, – произнес Павел.  – Полина Аркадьевна Римашевская жива! Правда, пребывает не в совсем добром здравии, но зато дает очень интересные показания про вас и про вашу клинику.
Реакция Владимирова на эти слова оказалась не совсем такой, какой следовало бы от него ожидать. Вальяжно откинувшись на спинку кресла, он залился таким гомерическим  хохотом, что его смех бы слышен далеко за пределами кабинета.
— Ну, молодой человек, вы поражаете меня своим непрофессионализмом, – наконец, произнес Константин Георгиевич, немного успокоившись. – Вы что, действительно, способны поверить словам любой сумасшедшей            
— Насколько эта женщина сумасшедшая, будет решать специалист, и, к сожалению, им будете не вы.
А кто? – спросил Владимиров. – Позвольте узнать.
В распахнувшуюся дверь вошел немолодой худощавый мужчина с заведомо недружественным выражением лица, чье появление вызвало оторопь у Константина Георгиевича.
— Михайлов? Ты? – спросил, ошалевший от неожиданности, эскулап.   
— А кого ты надеялся еще тут встретить, Костик? – последовал встречный вопрос от мужчины. - Ты, видать, меня окончательно в утиль списал? Думал, что я на каких-нибудь задворках спиваюсь? Однако, видишь, не все так просто оказалось.               
Для Владимирова появление его старого коллеги ничего хорошего не означало. В свое время, по совершенно непонятным причинам, Константин Георгиевич приложил максимум усилий для того, чтобы свести на нет карьеру Михайлова, превратив последнего в изгоя среди медиков. Сейчас, по всей видимости, час справедливости пробил, и Михайлов готов был отплатить бывшему коллеге той же монетой.
— Христофор Брониславович, вы готовы освидетельствовать одну из пациенток этой клиники, в чьем заболевании мы сомневаемся? – спросил Спиридонов.
— Конечно, – ответил Михайлов. – За этим я здесь и нахожусь.
Из всего услышанного Константин Георгиевич понял только одно: тучи над его головой сгущались со стремительной скоростью, и возможности хоть как-то изменить ситуацию не было абсолютно никакой.
— Леночка! Сестричка моя родная! Девочка хорошая! – говорила Людмила, осыпая Лену бесчисленными поцелуями.
— Что ты её тормошишь-то? – спросила сидевшая рядом «Гымза». – Не видишь – она тебя не узнает.
Только тут Людмила заметила удивленный, смотрящий куда-то мимо неё, взгляд Лены. Появлением Людмилы Лена была удивлена, но с чем было связано это удивление? Чем можно было объяснить то, что девочка смотрела  на свою лучшую подругу, как на абсолютно чужого человека?
  — Лена, что они с тобой тут сделали? Почему ты меня не узнаешь? – причитала Людмила.
  — Что они с ней делали, тебе об этом лучше вообще ничего не знать, – ответила за Лену «Гымза». – Эх, девочка, ты скажи спасибо, что её вообще живой видишь. 
Вошедший в палату Дмитрий был ошеломлен, увидев сестру. Жертва непонятно каких манипуляций, Лена производила весьма удручающее впечатление. Растрепанные волосы, бледное лицо, излишняя худоба, совершенно отстраненный, смотрящий куда-то в пустоту, взгляд – вот примерный портрет того, что предстало перед глазами Дмитрия.
  — Люда, что с ней? – спросил изумленный Серковский – Что с нашей сестрой!?!
Это был тот вопрос,  на который Людмила не могла дать вообще никакого ответа. Брошенный на Дмитрия изумленный взгляд говорил лишь о том, что произошло что-то, из ряда вон выходящее, чему объяснение еще предстоит найти.   
  — Дима, она нас совсем не узнает, – произнесла Людмила, еле сдерживая слезы.
  — Лена, как ты? – спросил Дмитрий, бросившись к сестре. – Что с тобой случилось?
  — Он еще спрашивает: что случилось? – промолвила «Гымза». – Получить мощнейший разряд в голову – это тебе, парень, не фунт изюма!
  — Они мучили её? – спросила Людмила.
  — Ой, девочка, само нахождение в этом учреждении – уже  мучение, а уж что с ней тут делали, вообще не поддается описанию.
По мере того, как «Гымза» продолжала свой рассказ, негодование внутри Дмитрия становилось все сильнее. Он никак не мог понять, до какой степени может дойти человеческая злоба, помноженная на вседозволенность. Память вновь оживила события той страшной ночи, когда Дмитрий стал свидетелем гибели всех своих родственников. У этой трагедии было имя, были плоть и кровь, и сейчас эти плоть и кровь активно пытались пустить под откос жизнь Лены – единственного родного человека, который остался у Дмитрия.   
  — Так, Люда, бери Лену, собирай её вещи, и – бежим отсюда, – скомандовал Серковский.
  — Ребят, погодите, а как же я? – обиженно спросила «Гымза» - Вы что, оставите меня тут одну?
Вопрос женщины вызвал некоторое замешательство у Людмилы и Дмитрия. Кто перед ними находится, оба понятия не имели, а поэтому слова чудаковатой незнакомки показались несколько странными.
  — Сейчас сюда придет полиция, – сказал Дмитрий. – Вы им все расскажете, а они определят, как быть дальше.
  — Молодой человек, ты, видать, смерти моей хочешь? – спросила «Гымза». – Да, не прожить мне и пяти минут, если Герман узнает, что я что-то сказала. 
  — Герман вам чем-то обязан? – спросил Дмитрий.
  — Обязан? – вздохнула «Гымза». – Да, он мне всем обязан! Ведь большая часть из того, что у него есть, принадлежит мне. Я уж не говорю о том, что из-за этого человека мой сын сейчас неизвестно где находится.
       Разговор для Людмилы и Дмитрия принимал совершенно неожиданный оборот. Перед ними находился человек, чья жизнь была безжалостно исковеркана Германом так же, как он пытался исковеркать жизнь Лены. Чтобы сейчас ни сказала «Гымза», вполне бы могло хватить ни на один том уголовного дела, а такой возможности поквитаться с обидчиком Дмитрий, конечно же, упустить не мог.
  — Вы – Полина Римашевская? – спросил Дмитрий. – Хотите сказать, что вы – законная супруга Германа Сапранова...   
  — … а также владелица очень большой части его состояния, – подтвердила «Гымза». – Теперь вы понимаете, молодой человек, почему мое обнаружение может оказаться роковым?
  — Где Антошка? Где мой мальчик? – раздался вдруг голос Лены. – Вы привезли его? 
Людмила и Дмитрий недоуменно переглянулись. Еще две минуты назад их сестра не подавала вообще никаких признаков сознания, а теперь вдруг вспомнила человека, сыгравшего, по их мнению, мало заметную роль в её жизни.               
  — Ленусь, а кто такой – Антошка? – спросил Дмитрий. – Ты помнишь, кто это?       
  — Конечно, помню, – ответила Лена, улыбнувшись. – Антошенька – мой любимый мальчик. Вот он придет за мной, мы с ним уедем далеко-далеко, и там поженимся.
Слышать подобные признания Людмиле было непросто.  Искренне считая Антона виновником несчастий своей сестры, она никак не могла ни понять, ни принять нежного отношения Лены к нему.            
  — Так, Дима, давай собираться, и – едем отсюда, – произнесла Людмила.  – Больше Лене здесь оставаться незачем.
Что-либо возразить на эти высказывания Людмилы Дмитрию было нечего, а поэтому, взяв в руки пакеты с вещами Лены, он направился к выходу из палаты.
  — Погодите, а как же я? – раздался вдруг голос «Гымзы». – Вы что, оставите меня здесь одну? Друзья мои, ну, так не честно!
Вопросы, заданные несчастной женщиной, требовали немедленных ответов. Представить, что им придется столкнуться с подобной ситуацией, ни Людмила, ни Дмитрий, ни, тем более, Лена, конечно, не могли.  Налицо было преступление, совершенное почти два десятка лет назад, которое требовало соответствующей оценки со стороны правоохранительных органов. Но вот тут-то и наступали сложности.
Само появление сотрудников ГУВД в стенах клиники уже сулило целый ряд неприятностей его инициаторам. А уж что говорить об изъятии «грязного белья» из «пыльных шкафов» главного врача…
  — Люд, что делать-то будем? – шепотом спросил Людмилу подошедший к ней Дмитрий. - Сама понимаешь: оставлять её здесь – это просто не по-людски.
  — Неужели твой друг ничего не может сделать? – спросила Людмила.
  — Да, пойми ты, наконец…  - продолжил шептать Дмитрий. – Пашка сам тут находится на птичьих правах.
  —  Ну, и что теперь делать?
  — Не знаю!
  — Дима, эта женщина провела в этих застенках Бог знает сколько времени. Мы что, оставим её здесь одну? Не протянем руку помощи?
Ответы на эти вопросы нашлись тут же, в мобильном телефоне Дмитрия. Быстро набрав нужную комбинацию цифр, Серковский, услышав в трубке знакомый голос, произнес:
  — Анна Трофимовна, мы с Людой сейчас Лену из больницы забираем, – сказал он. – Тут с ней находится одна женщина, которую тоже упрятали сюда, как нашу сестру, неизвестно когда и неизвестно зачем. Оставлять её здесь нельзя, а идти ей некуда. В общем, можно мы её к вам  привезем? Она пока у вас побудет…
Получив положительный ответ, Дмитрий, обернувшись к Полине, произнес:
  — Собирайтесь. Поедете с нами.
Сборы прошли быстро, даже стремительно, и уже, максимум, минут через десять Людмила, Лена и Полина стояли возле ворот клиники, около автомобиля Дмитрия. Все, что происходило дальше, позже Людмила будет вспоминать, как самый страшный сон в своей жизни.   
Из дверей больницы показался Дмитрий в сопровождении Антона. Едва увидев любимого человека, Лена расплыла в улыбке, а ноги, как бы отказываясь ей подчиняться, сами понесли её навстречу возлюбленному. Юноша и девушка не могли заметить торчащее из одного из чердачных окон дуло снайперской винтовки… 
— Антошенька! Любимый мой человечек! – кричала Лена, бежав навстречу юноше.
Наверное, лучше опустить подробности о радости этой встречи. Выстрелы, раздавшиеся откуда-то сверху, перечеркнули всё! Антон даже не заметил, как Лена из его объятий стала медленно съезжать куда-то вниз, а под ней вдруг появилась огромная лужа крови.
— Леночка! Сестричка моя! – кричала Людмила, видя, как Лена падает на серый асфальт…