Демоны Максвелла

Демоны Максвелла


Ранний солнечный луч проник через занавеску, и самодовольно принялся путешествовать по моему лицу. Я недовольно натянул одеяло на голову. Через несколько минут начали замерзать оголившиеся ноги. Я понимал, что сон уже не вернуть, но продолжал надеяться, поэтому перевернулся на бок, подтянул колени к груди. Стало жарко. Пришлось высунуть одну ногу из-под одеяла. Беда в том, в процессе всех этих перемещений, само одеяло умудрилось перекрутиться и частично сползти. Встал я в паршивом расположении духа.
Надевая свою форму,  я думал о завтраке. Что сегодня выбрать, кофе или чай? Кофе хотелось меньше – уж очень он был дрянной, оставлял неприятное послевкусие. После него долго хотелось пить. Хотя, может быть, дело в сахаре?
Без тридцати семь на перроне было не протолкнуться. Тысячи людей в одинаковой серой униформе ждали своих поездов. Подходил поезд, открывал двери, и люди организованно заполняли вагоны. Следующие шеренги делали шаг вперед, к краю платформы. Поезд уносился прочь. Приходил следующий. Словно патроны в автомате, выстрел за выстрелом в сторону Центра.
На работе было то же самое – бесконечные потоки людей вливались в однотипные здания, уходившие ввысь до самого неба сверкая остеклением на солнце.
Пока я пробирался к своему столу, перекинулся парой слов со знакомыми, несколько раз ответил на приветствия. Обычный день. Как сотни других, ему предшествовавших. Ну, хотя я несколько утрирую. Сегодня был день №3 по моему определению. Я сегодня снова раздумывал о том, как приходится тем, у кого боязнь замкнутых пространств, как они справляются с этой толчеей дважды в день. К примеру, в день №6 я обычно размышлял о том, почему кофе все-таки такой дрянной. Надо же было себя чем-то занять по пути до своего стола?
Работа моя была не пыльная. Просматривай себе бумаги, ставь подпись, печать, да отправляй их дальше. Нас, таких работников, были тысячи, сотни тысяч. Гордо это именовалось Государственный Аппарат. Мы, сообща, принимали законы, выносили приговоры, назначали и отменяли праздники. Демократия в чистом виде.
В обед разрешалось немного походить по этажу, поговорить со знакомыми, ну или просто поесть за своим столом. Ко мне подошел приятель, и долго стоял над душой, расспрашивая, не собираюсь ли я идти на празднование запуска миллионного роботизированного конвейера. Как-то не очень хотелось: толкаться в толпе и слушать патриотические речи? Хотя, там на этих праздниках, частенько продавали хороший кофе. Да что же такое-то? Сильно меня этот кофе зацепил сегодня. Зайти после работы где-нибудь выпить чашечку? Что там у меня в персональной медкарте? Вроде бы еще 13 чашек до конца месяца. Не больше – иначе выговор от медслужбы, и обследование. Это такая тягомотина, что проще себя ограничить в кофе. Пожалуй, зайду, выпью.

Вечером все повторилось. Потоки людей, заполняющие платформы, образующие шеренги. Поезда-пули. Отличие было лишь в том, что солнце село, да стрельба велась в сторону жилых кварталов.
Я вышел раньше своей остановки. Несколько раз прошел проверку документов, ответил на стандартные вопросы о цели прибытия не в свой квартал. Рутина. Но тут, в этом квартале, было лучшее кафе, что я знал. К тому же владелец был мой знакомец, и при желании можно было прикупить из-под прилавка пирожное. Нас с ним познакомила Кэт, пока еще была жива.

Когда я возвращался на поезд, из темного переулка меня окликнули.
      - Эй, мужик. Товар не нужен?
Мне ничего не требовалось, но я все же оглянулся и подошел. Лицо человека было скрыто капюшоном. От него ощутимо пахло табаком.
- Что у тебя есть?
- Кофе, сигареты, есть немного спирта, но это влетит в копеечку.
- Дай сигарету. – Буркнул я, немного подумав.
Спрятав деньги в карман, неизвестный сказал:
- Есть еще кое-что, новинка. Пока даже не запретили. Штука стирает плохие воспоминания, вообще подчистую. Весь негатив из башки вымывает. Привыкания нет, но и стоит порядочно.
- Нет, не интересно.
Я поспешил уйти. Не стоит доверять тем, кто предлагает такие вещи незнакомым. Откуда ему знать, что я не шпик? Откуда мне знать, что он не шпик?

Дома я выкурил сигарету и лег спать.

Новый день. Завтрак – перрон – поезд – рабочий стол. Сегодня был день №15. Я ни о чем не думал, просто смотрел в окно и разглядывал лица людей. Отклонение от обычного сценария произошло вскоре после обеда. Через три стола от моего, арестовали мужчину. К нему подошли люди в черной форме, попросили пройти с ними. На освободившееся место сел пришедший с ними человек на замену. Рядовой случай, никто не обратил на него особого внимания. Один винтик сломался, его заменили.
На работе пришлось задержаться, я ехал домой на последнем поезде. На одной из станций в поезд вошли веселящиеся фрики. Вместо стандартных комбинезонов, они были разряжены в разноцветные тряпки, носили яркие парики. У женщин был яркий макияж. Особого неудобства они мне не доставляли. Я смотрел в окно, и думал, что это у них такое своеобразное желание индивидуальности. Те, в черной форме смотрели на них сквозь пальцы, пока они не переходили границ. Пусть балуются, тешатся тем, что они не как все. Лучше им не мешать, тогда и никакого бунта не будет. Глупые. Разве индивидуальность не от того зависит, какой у тебя образ мыслей? Я решил, что что-то в этой мысли есть, и надо будет на досуге ее обдумать. Какая-то она не завершенная, хоть и имеет рациональное зерно.
Дома мое настроение окончательно испортилось. Я решил достать свою заначку – бутылку рома, купленную месяц назад за большие деньги. Впрочем, я давно жил один, мало куда ходил, так что мог себе это позволить.

Под это дело я вышел в сеть, найти неизвестного собеседника. Конечно, пришлось включить запрещенные программы, скрывающие реальный траффик. Один, другой, третий. Все какие-то скучные. Только один мне понравился, потому, что сказал, что миниатюры и четверостишия продолжают писать в нашем стандартизированном обществе только те, кто боится задуть огонек свечи. Раньше люди могли гореть в полную силу, а теперь гаснут, потому что это, в общем-то, не поощряется, да и просто-напросто никому не нужно. Ни стихи, ни романы. Но задуть этот еле теплящийся огонек – слишком сложно и жестоко.
В общем, стало только хуже. Тоска только усилилась, хотя я и надеялся на то, что мне станет попроще. Лежа в кровати подумал, что страшнее всего ночь, потому что ночью не получается заглушить свои страшные мысли. Днем они прячутся, их слепит яркий свет солнца, который они не выносят. Но ночью… Ночью они выходят, вылезают из своих убежищ и становятся сильнее. Они набирают силу, и, что страшнее всего – осознанность. Ночью они не кажутся нелепыми и безумными.

И еще один день.
В этот раз у моего соседа случился нервный срыв. Он начал хохотать и бормотать несуразицу. К нему кинулись люди в форме, схватили. Он вырывался и истошно орал:
- Вы демоны, демоны!
На его место тут же сел новый рабочий.
Я машинально перебирал бумаги. Да ведь демоны не они. Демоны – мы. Демоны Максвелла. Мельчайшие механизмы, винтики системы. Выполняем свою простенькую работу, получаем свои копейки. Нас так просто заменить, и никто не заметит. Обезличенные одинаковые шестеренки, единственное, что нам позволено – выбрать свой цвет. Системе плевать, красная шестеренка сломалась, или зеленая. У нее их тысячи, разноцветных, но одинаковых. Способных ставить штампы, обслуживать конвейеры. Выполнять работу демонов Максвелла.
Мои мысли перетекли в другое русло – человек, у которого поехала крыша, наверняка перестал принимать свои антидепрессанты. А в медкарте четко указано, что пить их необходимо раз в два дня. А я то, я то их не пью уже недели две. Руки автоматически перебирали бумаги, а я пытался подавить улыбку.

Тем же вечером я вернулся в свою квартиру, пряча под форменной курткой ту самую штуку, о которой говорил барыга в переулке. Похожа она была на пистолет. Только дуло заканчивалось эластичной присоской, да не было курка. Вместо него на боку прибора была кнопка включения. Я заварил себе чаю, прикрепил присоску к виску и нажал кнопку.
По телу разлилось тепло.
- Интересно, буду ли я счастлив? – подумал я.