Дневник и фото - 1966

4 января 1966 г.
Гуляем с Димычем по Москве: со стороны – точно Пат и Паташон. Общего у нас почти ничего, кроме того, что с первого класса учились в 245-й школе на улице Щепкина, и наши родители дружат до сих пор, хотя мы три года назад с Трифоновской уехали в Марьину Рощу, а они остались там же – в пятиэтажке напротив общежития ГИТИСа.
Обычно Димыч заходит за мной, и тогда мы начинаем свои маршруты от Маяковcкой или Пушкинской, а дальше – по улочкам-переулкам Гиляровского и Боборыкина. Сегодня я зашёл за Димычем – пошли в Центр по Щепкина – мимо «Хельсинки». То бишь мимо МОНИКИ – это у нас многолетняя шутка: географ попросил меня назвать столицу Финляндии, Димыч по складам подсказал губами, а я три слога прочёл как название медицинского НИИ, мимо которого мы ходили в школу. Так и смеёмся до сих пор.
К четырём вечера, когда начало темнеть и стало совсем холодно, дошли до Китай-города и любимой закусочной на пл. Ногина: салат «ерундопель» нам не предложили, но чебуреки там всегда отменные.
Каникулы в разгаре.

7 января 1966 г.
Москва смакует сплетни про Ингу Артамонову–Воронину, убитую мужем в припадке ревности. У мужиков в автобусе такие сияющие хари, словно их угощали дармовым пивом. То и дело слышишь: «Поделом ей, б..дище!..». Мужичья логика перетекает в мужскую солидарность: Воронина не судить – наградить нужно!
Посмотрел пырьевского «Идиота». Фильм истеричный и потому, вероятно, так сильно и будоражит. Тем не менее, Юрий Яковлев очень хорош, и теперь жутко хочется посмотреть князя Мышкина в исполнении Жерара Филипа.  А что  Тоcиро Мифунэ сделал с Рогожиным – вообще не представляю.

9 января 1966 г.
Каникулы кончаются, а мне совсем не до занятий. В моей амбарной книге уже тридцать страниц нового ненаучно-фантастического повествования. Конечно, всё действие его происходит в Рио-де-Жанейро, где все ходят в белых штанах. Что будет дальше, я ещё не знаю, да это и не суть важно. Главное – уже есть два убийства и авантюрная завязка. Есть и обалденный герой – джеймсбонд и сердцегрыз по имени Гарри Гордон. Много трудностей встанет на его пути, но он добьётся своего. Чего именно – это страшная тайна, поскольку дальше пока ничего не придумалось.

10 января 1966 г.
«Маскарад» для школьников в «Театре Моссовета». Ожидал большего – спектакль тяжеловат и старомоден. Похоже, Мордвинов играл вполсилы, очень вяло (понятно – детский утренник). Даже читая монолог Арбенина, он остался на той же ноте, которую взял в начале спектакля. Хотя, по сравнению с фанерной экранизацией Сергея Герасимова, спектакль всё равно выигрывает – нет  в нём и следа той жуткой театральщины, задушившей фильм. А режиссуры нет ни там, ни тут – спектакль держится только на Мордвинове.

14 января 1966 г.
У наших учителей потрясающее умение пресекать любую робкую попытку ученика улучшить свои знания.  Елизавета Константиновна далеко не худший словесник, но отчего после её уроков у меня пропадает желание прочесть даже прекрасную книгу?  Нас заставляют бессмысленно заучивать длиннющие тексты, пересказывать стихи прозой – что может быть отвратнее. В итоге нас отвратили от Гоголя, а сегодня насмерть ссорят с Маяковским. А ведь я люблю его! Зачем мне учить наизусть «Товарищу Кострову...», если никогда не буду исполнять его по памяти?

17 января 1966 г.
Приезжала мамина школьная подруга тётя Зина, учительница немецкого. Перед тем, как им на весь вечер уединиться за чаем, на полчаса заходит ко мне с непременным вопросом: чем сегодня интересуется молодёжь? Сейчас тётя Зина в приказном порядке пошла в Институт усовершенствования учителей, где педагогам со стажем более десяти лет освежают взгляд на литературный процесс (в свете партийных решений, разумеется). Обещала принести новый список книг для внеклассного чтения – что нам можно читать, а что нельзя.

27 января 1966 г. 
Умер Николай Дмитриевич Мордвинов. Только что видели его на «Голубом огоньке», где читал по просьбе Гагарина монолог Арбенина; только что я был на последнем спектакле «Маскарада» – не зная, что он последний. Мордвинов в театре Завадского был одним из самых харизматичных актёров, и теперь из репертуара наверняка исчезнут несколько постановок.
Очень хочется увидеть всех первых студийцев Завадского и Симонова, всех знаменитых МХАТовских стариков, пока они не ушли.

28 января 1966 г.
Когда гуляю по Москве, ноги сами идут к Трубной, Кисельному... Погода гнусная –  валит мокрый снег, а всё равно прекрасно. Меня так тянет на места моего детства, словно там ждёт некое откровение, без которого не выжить.

30 января 1966 г.
Во всех кинотеатрах идет фильм «Подвиги Геракла» – здоровенный культурист Стив Ривс демонстрирует свои мышцы, нереальные, как из папье-маше.
На пятом проезде – огромная афиша клуба завода «Борец»: рекламируют новый цветной итальянский фильм «ПодвиК Геракла», сеансы 15,17,19. На сеансе 21.00. – новый фильм «ГЕРАКЛА» (?!)  Прочитал и решил посмотреть, что же это за Геракла такая?  Вечером припёрся в клуб, а там над кассой бумажка – Художественный фильм «ГАДЮКА» по рассказу Ал. Толстого.  Художника на мыло!

6 февраля 1966 г.
Читаю лермонтовский «Маскарад». Конечно, драма гениальная, но в некоторых местах меня, совершенно непонятно почему, начинает пробивать смех. Интересно, ставил ли его кто-нибудь, как фарс?  Может получиться интересно. Но ведь у нас никто не даст цензурное разрешение – написано «драма», так драма и будет!

7 февраля 1966 г.
Коллективный выгул в Третьяковку – для «галочки». А я там не могу бегать из зала в зал – сяду у Иванова или Ге – и сижу, сижу, пока не выгонят.

10 февраля 1966 г.
Начался суд над Синявским и Даниэлем – чёрт-те где (мы думали, что он будет в зале Верховного суда на ул. Воровского, а не в каком-то клубе на окраине). Лучшим событием отметить день памяти Пушкина наши правители не могли.

15 февраля 1966 г.
Пятидневный гнусный цирк закончился ожидаемо: клеветники наказаны! Хотя Даниэль и Синявский виновными себя не признали, дали им 5 и 7 лет лагерей соответственно. Самое скверное в этой истории, что всё было предрешено заранее, а суд просто стал слепком политических процессов 30-х годов.

19 февраля 1966 г.
Провёл вечер у Димыча. Мы друг друга облагораживаем каждый на свой лад – он мне про музыку, а я ему про стихи. В итоге – я вряд ли назову хоть один моцартовский клавир, а он наверняка не вспомнит ни одного стихотворения Пастернака. При этом великодушно подарил мне ноты битловской песенки про девушку, что я не могу ни спеть, ни сыграть.

7 марта 1966 г.
Вот и ушла в мировую литературную антологию Анна Андреевна Ахматова. Вся её жизнь – абсолютно «книжная», будто заведомо срежиссированная. Где любой эпизод – история:  если любовная связь – то с Модильяни, если муж – то обречённый на смерть от чекистской пули Гумилёв,  если критика – то устами Сталина. Можно ли назвать её жизнь завидной? Начинала кокетливо, часто – пошло, а закончила – жёстко, на пророческой ноте (поэмой «Реквием», до сих пор у нас не опубликованной). Перед глазами – навсегда – не одышливая округлая бабушка, но артистичная красавица, как на альтмановском портрете –  вне времени.

11 марта 1966 г.
Шурик Уваров с Пексиным порезвились – пришли на центральный Почтамт  с одинаковыми портфелями, сели, поставив портфели рядом под ноги, быстро поменялись ими, разошлись и… через пять минут встретились в комнате с двумя нулями, где суровые дяденьки устроили им жуткую обструкцию. Пошутили, называется. Но в своих подозрениях утвердились – на почте надзор за посетителями весьма бдительный. Теперь предстоит обсудить безмозглое их поведение на комсомольском собрании.

24 марта 1966 г.
Опять начал много рисовать. Потянуло на жанровые зарисовки в федотовском духе. Бегаю с альбомом по городу – пугаю людей. Только взявшись за какое-нибудь дело, начинаешь понимать, что ты не единственный. Ходя с альбомом по городу, тотчас замечаешь себе подобных, которые, как каторжники на галерах, прикованы к своим этюдникам. Сразу становится тоскливо от мысли, что рядом над тем же самым сопит ещё кто-то. И никто не знает, что кому удастся, а что нет.

11 апреля 1966 г.
Хочу влюбиться, но абсолютно не в кого. Появившаяся в прошлом году Наташа, которой мама предусмотрительно сдала дачу как «женщине с ребёнком», в итоге поступила со мной жёстко:  приоткрыв дверь в мир взрослых страстей, сразу дала понять, что в городе у нас никакого продолжения не будет.  Если честно, я надеялся, что она своё мнение переменит, но нет: после нашего лета ни одной встречи у нас не было, а вчера просто бросила трубку, и Павлик теперь говорит, что мамы нет дома.

19 апреля 1966 г.
Районная Олимпиада по русскому языку.
Ошибся адресом – притопал в какую-то школу в Грохольском переулке, а она оказалась для слепых и плохо видящих. Меня, очкарика, чуть было не загнали по ошибке в класс, но я вовремя сообразил, что ВСЕ отличники в очках с толстенными стёклами быть не могут.
Какую рецензию можно написать на рассказ Паустовского «Телеграмма»? Естественно, отличную, что я и сделал. Явно и остальные поступили так же.
Соседкой по парте оказалась очень красивая армянка, глядя на которую озвучил в мозгу фразу «ножки от рояля», и точно – оказалась Ляля Шадикян из класса Димыча. О которой он говорил очень часто – не потому, что нравилась, а потому что о ней говорили все: её 18-летний брат Наполеон (любимый Напик) в прошлом году покончил с собой из-за неразделённой любви.  Самоубийство подростка всегда погружает в грусть,  потому все Лялины попытки разговорить в диалог не связывались, но домой в Марьину рощу мы шли вместе.  Телефон просить не стал: если понадобится – спрошу у Димыча, и потом – меня заранее напрягают люди, за которыми шлейфом тянутся несчастья.

21 апреля 1966 г.
Чуть не остался без глаза. Была большая драка, достойная лучших ковбойских фильмов, – прямо в классе, с использованием столов и стульев. Как-то получилось, что я тоже примкнул. Ну и засветили мне стулом по морде, причём очень оригинально – ножкой. Она попала мне прямо в переносицу, но по счастью угодила в оправу очков и сдёрнула их с носа, не задев глАза. Драка сразу кончилась, а я стоял посередь класса, подслеповато моргая. Потом все дружно вытаскивали у меня из бровей и щёк мелкие стекла и сочувственно ржали.  Оба глаза заплыли густым синим цветом. Красавец – нечего сказать!

24 апреля 1966 г.
Сижу дома. Не то, чтобы некуда было пойти или не с кем, – но со всеми мне скучно и тошно. Если бы я не писал и не рисовал, то, наверное, запил бы. Что и делают мои школьные товарищи. Я тоже нашёл себе «собутыльников» – Льва Толстого, Равеля и Бетховена.

2 мая 1966 г.
Первый раз со своей Садовнической прошёл на другой конец Балчуга – в сквер «на болоте» напротив «Ударника», с памятником Репину посерёдке. Много раз смотрел на него со стороны Лаврушинского переулка – через реку, а прийти сюда от дома деда собрался только сегодня. Зато как же здорово сшивать разрозненные кусочки Москвы в одно целое.

9 мая 1966 г.
Праздничный концерт на стадионе «Динамо».
Умеют у нас организовывать массовые зрелища, ничего не скажешь! Никулин, Вицин, Моргунов – на мотоцикле, Зельдин – на белой лошади, Крючков – на броневике, Магомаев – на чём-то длинном, вроде кадиллака. Жаль, что никого не было на танке – Т–34 в День Победы был бы кстати!
Народу – не продохнёшь! Даже на крышах соседних домов стоят. Магомаев в красном свитере. Девочки визжат от восторга.
Программа умная, с большим вкусом. С частушками:
               Кинул пачку тола в реку
               браконьер-рецидивист.
               Всплыли двести граммов килек
               и спортсмен-аквалангист.
И всё остальное на таком же уровне.
Конферансье Брунов, как всегда, с большим остроумием рассказывает любимое, сто лет как всеми выученное  – про индийского ребёнка по имени «Ибн-Сахиб-Ракетоноситель»...
И опять – как бы злободневная сатира:
               Если вы чулки купили
               и поехала петля,
               Это значит растворились
               без осадка три рубля!
И всё это называется «Под московским небом» и посвящено Дню Победы.

13 мая 1966 г.
Вечером зашёл Шурик Уваров – заговорщицки вытащил меня из дома, спросил: «Ты в прошлом году ходил в общагу ГИТИСа китайцев бить?» Сказал, что сроду никого не бил, и получил презрительный взгляд: трус, значит? За разговорами дошли по улице Щепкина почти что до отцовской больницы, когда Шурик протянул мне пузырёк с чернилами: «Докажи, что смелый, – кинь в стену китайского посольства!» Стало даже не смешно: во-первых, посольство отсюда давно переехало, и теперь тут ЗАГС, да и что я таким образом докажу? «А я с тобой хотел дружить!» – разочарованно сказал Уваров.
А ведь действительно – за восемь школьных лет, кроме Димыча, у меня других друзей не накопилось.

17 мая 1966 г.
Вчера тупица Шевченко, схлопотавшая сразу две «двойки», тотчас после уроков внезапно родила мальчика. Мы-то думали, ну толстая и толстая, а оказалось, что она была на сносях. И оказалось, что я вообще не наблюдательный – у нас в классе ещё и Бачурина на седьмом месяце! А как же наше половое воспитание?

22 мая 1966 г.
15-й день рождения Димыча. Вся молодёжь – я один. Забавно:  Димычев папа с большим чувством принимает поздравления в свой адрес... впервые придя к сыну в этом году. Потом взял бутылку коньяка и удалился на кухню смотреть футбол.

23 мая 1966 г.
Нас приобщают к труду – водили на завод «Борец» – «славное предприятие со своими добрыми традициями». Дожидаясь заводского «экскурсовода», сами заглянули в формовочный цех... В гигантском цехе стояла такая вонь, словно живого воздуха там не было вовсе. На грязном земляном полу кое-как свалены болванки, с потолка свисают ржавые цепи, находящиеся в непрестанном движении – в сине-зелёной копоти они смахивают на чудовищные лианы. И в этих душных тухлых тропиках сновали едва различимые во мраке оборванные люди, больше похожие на чертей...
Во дворе – вереница стендов, на которых по шаблону намалёваны сияющие бабы в косынках и ядрёные мужики в спецовках с иголочки.
«Мы надеемся, что многие из вас, окончивших школу, придут на наш прославленный завод...».
Им бы на рекламный проспект тот формовочный цех!

27 мая 1966 г.
На городской Олимпиаде по ИЗО получил Диплом 1-й степени, который учредители даже оформить прилично поленились. Так что никакой радости – кроме морального удовлетворения – не испытал, зато отец светился как новенькая копеечка и с удовольствием принимал поздравления. Он ушёл на фронт из МХТУ им.1905 года, куда потом не вернулся, и явно хочет, чтобы я стал тем, кем не состоялся он. Увы...

1 июня 1966 г.
«Берегись автомобиля» в панорамном «Мире».
Первая советская комедия, от которой меня не тошнит. По большому счёту, нужно считать этот фильм экранизацией некоего литературного произведения, гениальный оригинал которого утерян.
Смоктуновскому дико повезло – о такой роли только мечтать можно: Гамлет, Ленин, Деточкин – замечательная последовательность. И ведь рисунок всех ролей вроде предельно прост, перевоплощение его совершенно не волнует. И посыл к Гамлету хорош – Деточкин ведь ещё и Гамлет на самодеятельной сцене. Такой гражданской сатиры у нас ещё не было.  С сегодняшнего дня Эльдар Рязанов – любимый режиссёр.

12 июня 1966 г.
«Соблазнённая и покинутая» со Стефанией Сандрелли. Джерми сделал то, что совершенно не удаётся нам – трагикомедию. Хотя нашему кинематографу этот жанр вообще чужд. «Берегись автомобиля» под эту гребёнку не причешешь. А у Джерми абсолютно чеховский почерк.
Вышел из ДК «Правда» на пыльную душную улицу, и на какой-то миг даже задохнулся:  просто Палермо!

17 июня 1966 г.
Заглянул в свою бывшую школу, где было пусто и вовсю кипел ремонт. И увидел на стене… Джоконду: те же – спокойный взгляд, едва заметная полуулыбка. Наличие бровей и пионерский галстук совсем не мешают: такие лица вне времени. Леонардо на неё нет!.. Недолго думая, оторвал портрет с доски отличников вместе с гвоздями и отправился искать модель.

18 июня 1966 г.
Окончательно перебрались с бабушкой на дачу. На днях под Акуловой горой в болото завалился утренний, битком набитый автобус. Почти все погибли. Сосед Семён вернулся из Пушкина, куда ездил опознавать брата, – волосы шевелятся от его рассказов: морг крошечный, рассчитан всего на десяток трупов, а тут в три раза больше и тела для опознания раскладывают прямо на траве.. С нашей «Правды» в том автобусе ехали четверо, погибли все.

5 июля 1966 г.
Рисую акварелью Братовщину. Получается, хоть и разучился почти. Теперь буду рисовать каждый день.
По вечерам слушаю ИХНЕЕ радио (за городом глушилки работают хуже, чем в Москве). «Радио Пекина» чихвостит Шолохова, противопоставляя ему своего Го-Мо-жо, которому опять не дали Нобелевскую премию.

7 июля 1966 г.
Каждый день через дырку в заборе приходит Клавдия Ивановна – любимая всеми стоматолог Клавочка - просто так, потрепаться. Сейчас у неё новая  влюблённость  – Джон Кеннеди.  Будучи из русских курсисток, она очень живо воспринимает сусальные западные беседы о христианстве и человеколюбии. Кеннеди стал для неё чуть ли не Христом, потому портрет его пристроен среди икон в красном углу, где уже давно по разным причинам поселены Лев Толстой, Чайковский и Ван Клиберн.  Все мои попытки убедить её, что убиенный Кеннеди был далеко не святой, наталкиваются на мощное сопротивление – Клавочка и слышать ничего не хочет. В качестве последнего аргумента мне вручается журнал «Америка», где две трети отдано покойному президенту, и который должен в корне изменить моё мнение. Остаётся только пообещать. И Клавочка  с достоинством раскланивается, спеша к вечерней передаче вражеского радио. Я же даю себе клятвенное обещание – не читать до Москвы газет, не слушать радио и вообще вести аполитичный образ жизни.

10 июля 1966 г.
Зачесались руки – после заброшенного романа, полезла из меня рифмованная чушь, что прежде и в голову  не приходило. В углу пылится этюдник,  взятые  в поселковой библиотеке книжки так и остались нераскрытыми – срок на них давно вышел, а я все пишу и пишу. Причём, уже начинаю соображать, что пора бы и остановиться, – и не могу. Вот так и становятся графоманами?

17 августа 1966 г.
Лето кончается. Я совсем не отдохнул за два месяца, но усталости не чувствую. Две оставшиеся недели буду перебирать рукописи – может, что и останется.
За время моего отсутствия в Москве ничего не произошло – всё на своих местах. Зря не читал газет –  оказывается, великий кормчий плавал в Янцзы и побил все мировые рекорды. Мама предусмотрительно вырезала для моего архива предложение Мао Цзэ-дуну от международной федерации пловцов – принять участие в очередных соревнованиях по плаванию. Забавно. Что там Мао писал?
               Пусть ветер подул и волны пошли,
               сень сада на суше меня не влечёт.

14 сентября 1966 г.
Умер Николай Черкасов. Если был бы возможен статус «Человек–легенда», то он наверняка относился бы к нему – «государственному артисту».

20 сентября 1966 г.
Новая школа потихоньку начинает надоедать. Директор Семён Яковлевич Кривовяз – деятельный и энергичный, со значком «Заслуженный учитель» на лацкане пиджака, сплотил вокруг себя целую когорту видавших виды учителей. Преподают хорошо – есть даже история искусств, которую нам преподносит Саша Лазарев, выпускник ГИТИСа, которого вдруг увлекла педагогика. Но приторная образцовость, чинное прогуливание на переменах вдоль стен, как в тюремном коридоре, введённое руководством школы манерничание «под лицей», равно как стремление дать нам основы эстетики поведения – вот это уже «брррр!».
У нашего учителя истории только одна медаль, но второй такой я не видел больше ни у кого – обмотанная серебряной колючей проволочкой красная колодка, на которой кругляш с треугольником в центре и по бокам даты: 1937 - 1945. Называется эта награда «Почётный узник Бухенвальда», а награждались ею лишь заключенные фашистского концлагеря возле Веймара, которые в апреле 45-го при наступлении американцев подняли в охраняемой эсэсовцами зоне вооружённое восстание.
Историка ненавидят и боятся все – он садист. Все уроки кругами ходит по классу (столы в наших классах привинчены к полу и на шаг отстоят от стен), вооружась деревянной линейкой. При этом нам запрещается крутить головами, держать на столах книги и руки. И любимая игра у нас, мальчишек 9-го «Б», – обломать линейку. То есть как бы в забывчивости положить на край стола руку, затылком почувствовать подкравшегося за спиной учителя и успеть отдёрнуть кисть, избежав удара. Когда мы обыгрываем его «по очкам» – историк выходит из себя, и под наказание попадают даже девочки – десять требований «Сесть! – Встать!» касаются нас всех. Жаловаться бесполезно:  Кривовяз прямо говорит, что выгонит нас всех, но Почётный узник останется.
Когда я рассказал про него отцу, он пояснил, что после того, как Бухенвальд оказался в советской зоне, там был открыт спецлагерь НКВД, и наш историк – скорее всего – остался в нём уже не узником. Если это так, то и у нашего Кривовяза, хоть он и «Заслуженный учитель», руки коротки, Однако же доказательств у нас нет.
Наш девятый класс образовался из двух классов разных школ (моей 242-й и 609-й, которая за мостом, на 16-м проезде). Причём моих одноклассников –  меньше трети. Те – причёсаннее, и мы на их фоне выглядим косопузыми босявками. И успеваемость у наших хуже. А вообще ребята из 609-й вполне симпатичные. Сильно выделяются две девчонки – Таня Хаскина и Ленка Юргенсон. Первая умница и полиглотка, легко читает по-аглицки и на фр. Да и вообще приятна в общении. Юргенсон – девочка-звезда, длина её ног вполне компенсирует любые недостатки, но талантлива феерически – любимая актриса Саши Лазарева.
Александр Иванович Лазарев окончил театроведческий ГИТИСа и подался в школу. Как-то ему разрешили преподавать  (экспериментально, разумеется) историю искусства. Что он и делает. И делает хорошо – с азартом. Великий дар – заражать любопытством.

6 октября 1966 г. 
Отправились в поход. Кривовяз  разрешил захватить три учебных дня, но при условии, что погода будет мирволить. Проснулся – дождь. Однако всё равно взвалил рюкзак на плечи и потопал в школу. С портфелем не пришёл никто, все были в сборе – не пропадать же закупленному добру! Дождь не пугал – на него смотрели, как на романтическое приложение.
С Ленинградского вокзала доехали до станции «Подрезково», на перроне устроили перекличку и ломанули напролом. Через сотню метров на нас уже нитки сухой не было, на кеды налипло столько грязи, что все казались обутыми в валенки.
Часа через три тупой ходьбы мы вышли на какое-то шоссе и забились в автобусную будку на остановке. Как же мы блажили, увидев, что досюда можно было спокойно доехать от метро «Сокол»!  Однако Ксанваныч  пренебрёг воплями и потащил нас дальше.  К вечеру, пройдя по бездорожью километров 10-12, мы окончательно окопались на пригорке, «построили редут». Костер вознаградил нас за муки теплом и печёной картошкой. А что началось потом – одному богу известно.
Пили, пели песни, опять пили...
Утром выпал снег. Вконец окоченевшие, все переругались окончательно и разбрелись, кто куда. К обеду смылся и Ксанваныч с Юргенсон. Я примкнул к оставшейся  кучке самых инертных  и в её составе  возвратился в Москву.
Пока я отъедался и отсыпался, приходили чьи-то родители – справлялись, где их чада. А это уж что пардон, то пардон.

11 октября 1966 г.
В течение двух дней наши возвращались из похода. Последним приплёлся Шурик Уваров. Он пострадал сильнее других – расколол транзистор, потерял часы, прожёг в плаще здоровенную дырищу, да ещё вдобавок залил его «чем-то белым». Где Шурик шлялся - великая тайна, но вернулся он почему-то с Савёловского вокзала. Кривовяз рвёт и мечет: больше никаких походов!

19 октября 1966 г.
Записался в Юношеский читальный зал Ленинки – в надежде добраться до книг из аспирантского зала, поскольку школьникам разрешают заказывать и оттуда.
Смешная рыжая тётенька вдруг спросила: «Наверняка ведь «Юнкерские поэмы» Лермонтова почитать попросите? Все мальчики просят!».  – «Неужели можно?».  – «Закажете полное собрание сочинений 1947 года под редакцией Эйхенбаума и сами их там найдёте. Всё можно, если с умом».

5 ноября 1966 г.
Год как погиб Евгений Урбанский. Выпустил журнал, посвященный его памяти – со стихами Рождественского и Евтушенко. Если текст РР совсем барабанный, абсолютно в его духе, то «Баллада о совершенстве» ЕЕ выше всяких похвал. Отличная ещё и потому, что есть в ней механизм ПОСТУПКА. А то весь год говорят, будто бы Урбанский полез в тот смертельный автомобиль ради денег, положенных каскадёру. Убогие умом, даже не понимают, что есть вечные вещи, которые дороже денег.

10 ноября 1966 г.
Школа мне обрыдла окончательно: на литературе и истории мне рассказывают  всё, что я давно знаю, а на физике, математике и химии пытаются втюхать то, что я знать не хочу. А знать приходится – школа-то с математическим уклоном. Спасаюсь тем, что пишу что-нибудь своё или просто сматываюсь с уроков.
Сегодня рисовал в скверике у Никитских ворот, а напротив пристроился забавный дед. С полчаса смирно сидел и нюхал два красивых кленовых листка, и я нарисовал его. Получилось – характер схватил. Старик заметил, что я его рисую, подошёл, стал клянчить рисунок. Если честно, отдавать не хотелось.  Дедушка понял, что мне жалко, принялся совать рубль, а когда я отказался и от денег – в лоб спросил, что мне подарить.  Я сказал:  счастье. Тут дед рассиялся и подарил мне два кленовых листочка. И сам – тоже вполне счастливый – ушёл с моим рисунком.

12 ноября 1966 г.
Во Дворце съездов «Иван Сусанин» для школьников. В гардеробе не удалось спереть феноменальное «Социалистическое обязательство» гардеробщика, по которому он обязуется в следующем году юбилея Великого Октября ежемесячно обслуживать на  400 ЧЕЛОВЕКО-КРЮЧКОВ  больше,  чем в нынешнем.
В антракте поднялся на правый ярус, где сидели ребята из моей 242-й школы, и увидел – ту, которую оторвал с Доски почёта.  Итак, она звалась Татьяна.

17 ноября 1966 г.
Кривовяз устроил мне предварительный допрос: что намерен делать? – В его школе зачётная система: три месяца нас вообще не спрашивают, а перед новым годом предстоит сдать зачёты, и по сведениям директора – я их не сдам. Чтобы подтянуть меня по математике, отдаёт меня под шефскую опеку.  Девочка Жанна сидела тут же, бок о бок со мной:  я потеребил её косу – жёсткую, как проволока, – она часто-часто задышала, и я вдруг уловил терпкий запах её пота. От Семёна Яковлевича это не ускользнуло – велел мне подождать в коридоре, но я ждать не стал – сбежал постыдно. Боюсь, такое шефство ничем хорошим не кончится.

24 ноября 1966 г.
Вот уже вторую неделю Почётный узник не бьёт нас линейкой по пальцам.
Наше терпение кончилось, когда на переменке он ударил вертлявого Шурика Уварова. По лицу. За то, что тот, попятясь, наступил ему на ногу. Тогда мы после уроков собрались в сортире и решили его бить. Избили через день в учительской раздевалке. В гардеробной под лестницей нет окон, а свет выключается снаружи – после уроков, едва историк пошёл туда одеваться, за ним зашли несколько десятиклассников, щёлкнули выключателем... Я в этом избиении не участвовал, да и на стрёме стоять отказался.
Назавтра директор собрал всех мальчишек последних классов в спортзале, продержал нас на ногах до темноты – взывал к зачинщикам, но никто никого не выдал. И всё обошлось без санкций, только Почётный узник продолжает делать вид, что ничего не случилось.

26 ноября 1966 г.
Кроме всего прочего, наш Саша Лазарев родил театральную студию «Маяк» –  приобщает желающих к сцене. Сегодня привёл к нам Бориса Хмельницкого с Таганки.  Наши девочки сразу повлюблялись – красивый мужик. Да и только. Я видел его  в «Добром человеке из Сезуана» – тянул на себя одеяло  он классно.  И тут тоже – с  полчаса расписывал своё умение играть на всех народных инструментах, а потом преотвратно начал бренчать на рояле. Маяковского, Багрицкого и Когана читает скверно – кричит. Впрочем, этим сегодня во всех театрах грешат. А вот руки невыразительные – жестикулирует, как милиционер на перекрёстке.  Поёт лучше – все песенки из спектакля:
               Идут бараны в ряд
               Бьют в барабаны
               Шкуры для них дают
               Сами бараны!
В итоге Хмельницкий позвал нас к ним на Таганку. С таким же успехом он мог позвать нас и в Париж – для нас это одинаково нереально.

3 декабря 1966 г.
Давеча тётя Женя купила пару каких-то ценных рыбин. Мама взялась их разделывать, отрезала головы и пошла выбрасывать требуху, но бабушка настигла её на полдороге – «Ты что, я из голов суп сварю!»
Сегодня я уже не помнил об этом разговоре и потому велик же был мой ужас, когда  из кухни донёсся крик бабушки:
     – Нина, Женя, идите скорей! Из ваших голов такой суп мировой получился!...
Кадрик из фильма ужасов.

5 декабря 1966 г.
Шурика из школы выгоняют.   
Девчонки принесли в класс обыкновенную чернильную ручку. Предупредили, чтобы колпачок не снимали, а то рванёт. Мы, понятно, не поверили, но никто рискнуть не решался. После уроков слонялись по школе, искали – кому-бы её подсунуть. В итоге ею завладел Шурик – приоткрыл дверь в спортзал и крикнул: «Эй, спортсмены, кто ручку откроет!?». Возле двери сидел здоровенный освобождённый: «Давай я!». Ну и всё – тут у меня перед глазами вспыхнуло яркое белое, громко бабахнуло, и мимо меня с грохотом побежали, а я как стоял у дверного косяка, так и остался. Когда проморгался – рядом никого не было. Спустился вниз – у кабинета Семёна сидели все наши. А Шурик где, спрашиваю. На дверь кивают. Через десять минут он вышел – бодрясь: в среду велели за документами. А «освобождённый»-то как? 
Все уже ушли, а толстый парень посередь зала тщетно пытался попасть ногами в брюки. Заикаясь, спросил: «Что это было, а?»...
Нужна простая чернильная авторучка, немного пороху и пробка от пушечного серпантина. Ручку набиваешь порохом (сгодится и бертолетова соль с красным фосфором), затыкаешь хлопушкой, нитку от которой продёргиваешь через колпачок и закрепляешь её винтиком, и – готово!
Ручку мы так и не нашли, а колпачок остался цел, даже нитка не обгорела.
Теперь собираем подписи под петицией за Шурика.

11 декабря 1966 г. 
У нас в школе есть мальчик Коля, болеющий какой-то загадочной душевной болезнью, с которой ему наверняка требуется спецшкола, но родители его играют в Театре Советской Армии и как-то договорились с директором – принял их сына на особых условиях. чтобы у него был нормальный аттестат. Внешне болезнь не проявляется – симпатичный, с живым взглядом, но как бы со странностями. Например, Коля может встать посреди урока и выйти из класса, может зайти в чужой и там остаться, может весь учебный день бродить по коридорам, никак не отзываясь на просьбы учителей. Прощают ему всё, потому что обладает он гениальной памятью – помнит наизусть не только множество стихов, но – целиком – «Горе от ума», «Евгения Онегина» и «Двенадцать» Блока. И охотно их читает вслух с любой главы и страницы. превращаясь в тот миг в многоголосый театр одного актёра. Как-то получилось, что лишь я один могу с ним разговаривать, и три дня назад – накануне городской контрольной по математике – подговорил его прийти к нам в класс и занять всю пару декламацией «Онегина». Что он и сделал. Поскольку ни остановить, ни прервать его нет возможноcти, математичка с Семёном Яковлевичем провернули виртуозную спецоперацию – поочерёдно вывели из класса всех учеников в пустой соседний, где и написали контрольную.  Только я один остался и дослушал Колю до конца, на чём и был разоблачён...
Кривовяз даже не пилил – просто спросил: «Вам не стыдно?».

17 декабря 1966 г.
Выпустил журнальчик, посвящённый Уолту Диснею (два дня назад умер). Опять получилось – подпартный,  потому как редколлегия школьной стенгазеты об американском режиссёре написать не разрешила (ну не идиоты, а? – им День Конституции отметить надо). Раз номер неподцензурный, я его догрузил анекдотами от «Армянского радио».

19 декабря 1966 г.
Общешкольный поход на «Мёртвые души» во МХАТ. В антракте фланируем с Димычем по коридору – навстречу Юргенсон: «Здрассьте, мальчики!» – «Привет!» – отвечаем ей оба, и с удивлением смотрим друг на друга: ты почему с нашими девочками здороваешься?  Оказалось, я с ней учусь в обычной школе, а Димыч в музыкальной. До чего же тесна Москва!

20 декабря 1966 г.
Кончается год. Что-то кончилось. Надо что-то думать, что-то делать, что-то решать. Контакты со школой потеряны окончательно, я слишком устал от этой девятилетней каторги. Сил учиться дальше сейчас никаких. Нужно соскучиться по учёбе, тогда, может, впрок пойдёт. Только как бы родичам это объяснить?

22 декабря 1966 г.
Насколько же люди демократичные, без понтов, симпатичнее рафинированных интеллигентов!  Хмельницкий с Таганки, конечно, красавец, но вот привёл к нам Лазарев барда Юлия Кима, и тот купил всех нас с потрохами! Можно долго рассуждать на тему, настоящая это поэзия или нет, однако же теперь пол-школы ходит и мурлычет песенку про кита, и это здорово!

25 декабря 1966 г.
Через полгода в 9-м я уже понял, что всё – слетаю с резьбы. Однако предки  непреклонны: десятилетку отучись в дневной, а дальше делай что хочешь. Но к новому году, получив дневник с шестью двойками (алгебра, геом., физика, химия и даже за поведение), осознал, что ноги домой не идут. На рельсы в метро как-то банально, и крови много, да и вдруг выживешь – уродом останешься. Вот с высокого этажа – оно вернее. Самый высокий – на углу Садового, где живёт писатель Драгунский, и я пошёл туда по Краснопролетарской, мимо кинотеатрика, и висела там афиша фильма «Старшая сестра».  Спешить было некуда, в кармане было 25 коп. – как раз на дневной билет: в полупустом зале я посмотрел странный шедевр с гениальной актрисой, пронзительно спевшей: «И я была девушкой юной...». Не знаю, что со мной произошло, но, выйдя на свет, я вдруг понял, что сейчас умирать не стану.

29 декабря 1966 г.
Сбежал на дачу. Два дня просидел в холодном доме, подъедая всё, что мы там оставили, уезжая. Когда совсем замёрз – огородами пробрался к Клавочке,  которая всё так же сидела под портретами своих богов. Порассуждали за чашечкой кофе на темы добра и зла в художественной литературе За этим занятием нас и застала тётя Женя, опытным путём безошибочно вычислив, где искать пропавшего без вести любимого племянничка, и по следам на снегу меня сразу нашедшая. В ожидании электрички пошли греться в станционный буфет, где нашли котлеты с пюре и компот. Только тут понял, насколько голоден, – слопал две порции. Пообещал тёте Жене, что если не смогу найти общий язык с матерью – не стану валять дурака, а сразу доверюсь ей.

31 декабря 1966 г.
Подарил себе на Новый год замечательную книгу о Бетховене. Из глухонемых тетрадей:
«Только художник, поэт, композитор и свободный учёный носят счастье внутри себя. Они живут внутренней жизнью и не погрязают в пошлости».
Объяснил бы ещё глухой музыкант, почему люди благообразные и степенные чаще испорченных и падших страдают от отсутствия таланта.


ФОТО:  Мне 15 лет / Москва, фотоателье на Сретенке. Август 1966 г.
© Georgi Yelin

ФОТОАЛЬБОМ  к дневнику этого года – все снимки  привязаны к датам:
https://yadi.sk/a/lTZ_sWzwXQbNtw

-----