5. Макаренко ищет правду

Неожиданно получив известие о трагической гибели Михаила Яновича, я написал о нём статью (что-то вроде некролога), в которой было написано и о событиях, связанных с несостоявшейся выставкой Марка Шагала. Приведу отрывок из этой статьи:

…А мы уже готовились принять Марка Шагала. Инициатива исходила от Макаренко. Он готовил письма Шагалу, которые приносил ко мне, и после некоторой переделки (Макаренко писал их очень эмоционально, но отнюдь не политкорректно) они посылались Шагалу. Начиная эту работу, мы не были уверены в приезде Шагала, но он неожиданно согласился.

Я знал, что на организацию такой выставки и приезд Шагала в СССР необходимо получить «высочайшее согласие». В Сибирском отделении АН я заручился поддержкой Михаила Алексеевича Лаврентьева, и мы направили письмо в Министерство культуры, где культурой «заправляла» Екатерина Алексеевна Фурцева.

Вечером в гостиницу Академии наук, которую все называли «Якорь», на углу Б. Грузинской и ул. М. Горького, где я обычно останавливался, приезжая в Москву в командировки уже по новому месту работы в Институте прикладной физики, ко мне пришёл Михаил Янович. Он был очень взволнован и возбуждён.

На нашу просьбу об организации выставки Шагала и его приезде в СССР из Министерства культуры был получен отрицательный ответ. Решение, скорее всего, принималось Президиумом ЦК КПСС, а его членам было наплевать на великого русского художника Марка Шагала, родившегося в 1887 г. в Витебске, творившего в Петербурге и Москве, и покинувшего страну в 1922 г. Они видели в нем не всемирно известного художника, а еврея-эмигранта Мовшу Хацкелевича Шагалова, сбежавшего от советской власти за границу.

Почему-то сегодня его называют великим французским художником, а в России даже не пытаются назвать его великим русским художником, хотя он и является таковым.
Макаренко надеялся прорваться к Отдел культуры ЦК КПСС, я не верил, что это даст какие-нибудь результаты.

– Тебе не дадут возможность поговорить с каким-либо высокопоставленным деятелем Отдела культуры. Очень может быть, что никого разговора вообще не будет. А вот последствия могут быть самые серьёзные, – говорил я ему.

– Ну и пусть, – сказал мне тогда Михаил Янович, – по крайней мере, я оправдаюсь перед Шагалом. Он поймёт, почему ему не послали официального приглашения, и кто сорвал ему поездку на родину. Он должен знать, что мы сделали все возможное, чтобы он смог приехать.

– Да, за страну стыдно, – ответил ему я, – но тебе этот поход в ЦК обойдётся дорого. Как друг, я тебе не советую туда ходить. Давай подключим академика Келдыша (президента Академии наук) и других академиков. Может быть, и решим это вопрос. Все-таки, Марк Шагал – мировая величина. В ЦК тогда поймут, что на Западе будет большой шум, и, возможно, изменят решение.

Я видел, что он меня не слушает. Он уже для себя всё решил. Я отредактировал письмо, которое он написал в ЦК, несколько смягчил его. Мы обнялись.

На следующий день, вечером Макаренко снова был у меня. Он все-таки поехал в ЦК, но его дальше приёмной не пустили, письмо он сдал вышедшему к нему человеку. Макаренко начал с ним говорить, тот его выслушал, но не сказал ни слова.

Макаренко был подавлен. Перед ним была глухая стена. Я его успокаивал, как мог.
Через год в газете «Правда» появился подвал, где были подробно описаны похождения «спекулянта» Макаренко (Хершковича).

Ещё через какое-то время меня вызвали на допрос в Новосибирское КГБ, где расспрашивали о нём в течение двух-трёх часов. Почему-то они всё время интересовались его политической деятельностью. А я им все время говорил о Макаренко, как о талантливом искусствоведе, прекрасном организаторе и хорошем человеке, но абсолютно далёком от политики.

Видимо, то, что я говорил о нём, не укладывалось в рамки созданного «политико-уголовного дела», потому что на суд меня не позвали. Макаренко получил 8 лет. Опубликовано было, что «за спекуляцию», оказалось потом, – за «политику».

Я храню письма, которые он написал мне, когда вышел из лагеря. Вместе с ними он прислал фотографии, где он снят вместе с Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Посылаю отрывок из одного письма и три фотографии.

Марка Шагала пустили в СССР только в 1973 г., и его выставка состоялась в Третьяковской галерее. А Макаренко, потерявший свою коллекцию картин, которую тогда конфисковали, выехал в США.

Своё главное дело в жизни он сделал в 60-х: Картинная галерея Дома учёных – его замечательное и выдающееся детище, и его имя будет всегда вспоминаться, как имя первого директора и организатора Картинной галереи, организатора выставок замечательных русских художников, бывших в забвении.