Белые львы

Опять снег пошёл – густой и лёгкий, как серый дым. В нём почти исчезли каштаны, растущие у школы. Только ближние, выбеленные вьюгой ветки, выступают из мглы, будто оленьи рога. Прижавшись лбом к звонкому от холода стеклу, я воображаю незримое каштановое стадо, затерянное в нашей сумрачной зиме, которая длится и длится. Уже начали украшать бумажными цепями школу к новому году – мы их на продлёнке мастерим: берешь полоску цветной бумаги, мажешь кончики клейстером, соединяешь – и готово звёнышко. Берешь другую, просовываешь в получившееся колечко, и склеиваешь еще одно. Мы столько цепей наделали, что заглянувшая к нам завучиха всплеснула руками и сказала, что их хватит на весь мировой пролетариат. Ветер за окном шевелит ветку, и кажется, ближний олень согласно кивает.

– Ты почему тут? – окликает сзади Любовь Архиповна, наша классная. – Продлёнка кончилась, что ж домой не идёшь?
– Ключи, – говорю, – забыла, а дома никого.
– Нечего тебе тут болтаться, – решает она, – пойдём-ка, на уроке у меня посидишь с шестым классом.

Вот повезло, думаю, поспевая за ней по гулкому коридору. Она ведет меня в кабинет географии, где я еще ни разу не была.
Любовь Архиповна у нас добрая. И красивая, хотя и с короткой стрижкой. Волосы у нее лежат пышной волной, губы она красит розовой помадой, и не носит как другие учительницы толстых вязаных кофт.

В классе жарко натоплено – воздух в серебряных звездочках клубами валит в открытую фрамугу. Мне велено сесть в уголок за первую парту. Рядом на учительском столе, склонив на бочок тяжёлый земной шар, стоит глобус, почти весь голубой и немножко коричневый. На стеллаже у доски – теллурий, коробка с образцами камней и макет компаса. Всюду карты – новые, сияющие лакированной синью океанов и старенькие с замахрившимися краями и белобумажными шрамами на сгибах. Те, что не поместились на гвоздиках, рулонами свалены на шкафах, и составлены в фанерный ящик, приткнувшийся сбоку. Над картами портреты Миклухо-Маклая, Колумба, Пржевальского и его лошади. Возле умывальника на двуногой железной стойке, как одёжа в универмаге висят друг за дружкой таблицы и плакаты с кораблями, льдами и кактусами – вместо вешалок у них деревянные реечки. Любовь Архиповна перебирает их – ищет нужные.

На перемене большие ребята, галдя и толкаясь, набиваются в класс, хлопая крышками парт, рассаживаются. Гремит звонок. Учительница вешает на доску большую карту мира – там на всех континентах нарисованы разные звери. Сверху написано: «Зоогеографическая». Ого, чего шестиклассники учат, с легкой завистью думаю я. Любовь Архиповна берёт указку и показывает, кто где на свете живёт.

И получается, все самые интересные звери – в Африке: слоны, бегемоты, жирафы, зебры, тигры, обезьяны, леопарды, крокодилы, антилопы, дикобразы, верблюды – там столько всего, что даже обидно. Страусы, фламинго и попугаи тоже ведь у них! А у нас кто? «Волк, медведь, ёжик, лиса, заяц…» – все выкрикивают с места. Ну почему так несправедливо, думаю я. Почему у нас все звери обыкновенные, а в Африке – все необычайные? Ведь должен и у нас жить кто-нибудь редкий и прекрасный.

– Ещё, ребята, ещё, – подбадривает Любовь Архиповна.
Вспомнили белку, лося, кабана – вроде некого больше. И тут меня осенило.
– Белые львы! – громко говорю я. – У нас водятся белые львы.
Все головы в классе повернулись ко мне. Кто-то хохотнул: «Во даёт!», но смешок тут же стих: а вдруг правда?!
– Да ну? – Брови у Любови Архиповны поднялись высоко, и исчезли под волосами:
– Где ж они – львы-то?
– В лесу, наверно…
– Сама видала или подсказал кто?
– Догадалась, – скромно объяснила я. – Потому, что наш город так называется: Бе-лёв. Не зря же!
Класс одобрительно загудел. Но учительница покачала головой:
– Львы тут не причем. Ребятки, кто объяснит, почему львы не живут в нашей природной зоне?
Все стали думать вслух, заспорили. Выходило, Любовь Архиповна права. Какие уж тут львы в наших сугробах! Я обижено уставилась в залепленное метелью окно. Решила молчать.

После урока Любовь Архиповна взгромоздила на себя пальто из толстого драпа с цигейковым воротником, и крепко стянула мне рот и нос колючим шарфом – нам с ней по пути.
Темные туши окрестных пятиэтажек тепло светятся изнутри желтым и розовым. Белые луны фонарей висят над засыпанной дорогой, и одни показывают нам путь. Валенки поскрипывают по снегу, кажется кто-то идёт за нами. Оглядываюсь через плечо на круглые ямки следов – моих ли? Вдруг львиных? Жалко всё-таки, что их нет, раздумываю я, шагая рядом с учительницей. Но ведь город-то в честь них назвали. А может… Я трогаю её за рукав:
– А может, белые львы жили у нас когда-нибудь раньше?
– Кто их знает… – задумчиво говорит Любовь Архиповна, – Если жили, то очень давно. В другую геологическую эпоху.
Звучит обнадеживающе.
– Это значит, при царе, да?
Любовь Архиповна смеётся и треплет меня по кроличьей шапке: «Ох и фантазёрка!»

Стоя на тротуаре против моего дома, она следит, как я по всем правилам улицу перехожу, хотя машин нет.
– До свиданья! – кричу я – ветер забивает горло. Она машет мне рукой, и прячет лицо в поднятый воротник.

Дом весь до пятого этажа залеплен снегом, но у нас на кухне горит свет – от него сугроб под окном сделался оранжевым. За оплывшей его верхушкой колеблется тень – вроде там кто-то есть... Я уже различаю абрис гривастой головы, могучих передних лап и длинного тулова. Так и знала! Вот же он – белый лев, прямо на меня глядит. А вон и еще один. Храбро пробираюсь мимо них к заметённому подъезду – чего ж бояться? – белые львы меня не тронут.