Если даже меня не вспомнишь... Глава 6

Глава 6. Озеро мертвых и путь без надежды.


Спустившись поутру с дерева, Савл увидел на мокрой почве множество следов от крокодильих лап и хвостов. И подивился, что остался  жив вчера. Видимо, вечерняя «канонада» здорово напугала хищников. В противном случае, преодолеть без риска для жизни, эти 200-300 метров вряд ли оказалось бы возможным. Да и крокодилы сыты и пищей обеспечены надолго. Утро безветренно. Небо цвета чистейшей бирюзы, словно, расплескалось по водной глади. И черные, раздувшиеся трупы, как огромные безобразные кочки, отчетливо заметны на поверхности этой сияющей голубизны. Смрад повис в свежем утреннем воздухе. И этот трупный запах не забивает едкий чад еще дымящегося тростника.

Савл не решился идти по берегу.
Грязный ил, гниющие растения и крокодилы, способные делать стремительные броски на добычу. Савл вовсе не стремился становиться их охотничьим трофеем. И через лес идти нельзя. Белые мангры. Тянущиеся к земле воздушные корни, листья и ветви источают капли редкого дождя, падающего вниз. Капли эти, коснувшись кожи, способны вызвать болезненный нарыв, и, попав в глаза, обеспечить неминуемую слепоту. Разумнее идти берегом. Туда, где за джунглями темнеют вершины невысоких гор. Главное сейчас, добраться до этих гор. Вдоль их подножий перемещаться легче – меньше болот, и деревья не так густы. Держа пистолет наготове, Савл быстро, насколько это было возможно, шел по илистому берегу, стараясь не приближаться к воде. Эти рептилии рефлекторно реагируют на движение. И их сытость не всегда помеха их охотничьим инстинктам. Да и лианы очень мешали продвижению. Они стелились по грунту. А иногда заросли уходили прямо в воду. Тогда приходилось пробираться сквозь мангровую чащобу, не поднимая головы, стараясь не приближаться близко к воздушным корням, источающим едкую, ядовитую влагу.   

Душный воздух влажен и осязаемо плотен. Поэтому, одежда за ночь почти не высохла. Хотя, и протертые остатком спирта, саднили ранки от укусов пиявок. Вдобавок, ощутимо лихорадило. Вероятно, подхватил какую-то заразу, прыгая на ходу с машины в болото, где и поранил предплечье два дня назад. Рваная эта ссадина пульсирующее ноет. Кажется, уже воспалилась. Плохо. Очень скверно. Различные гнойничковые заболевания кожи, всякие нарывы - бич местного населения и основная причина чудовищной смертности аборигенов. А для европейца подхватить подобную заразу, вообще смерти подобно. Савл, разумеется, знал такую статистику. Но, верный своему принципу «Не умирать раньше прихода смерти!», гасил, что называется, даже искры мрачных, пессимистических мыслей.
Рану обработал йодом. Имелась еще пара инъекций из аптечки. Так сказать, резерв Ставки. Попытался, но не смог вспомнить, какие вирусы имеют инкубационный период 40-50 часов. Хотя, какое это сейчас имеет значение? Просто, сработала привычка, не привычка даже, а рефлекс - вносить ясность в каждый момент ситуации. Во рту неприятно пересыхает, и очень хочется пить. Впрочем, вода здесь, практически, повсюду. Но совершенно не пригодная для питья. Можно обеззаразить ее, конечно. Марганцево-кислый калий сохранился в герметичной упаковке. Процесс стерилизации воды занимает 30-40 минут, но время поджимает. И нет гарантии, что погоня надолго потеряла след. Хотя,  после вчерашнего концерта надежда, и довольно реальная, вполне имеет право на жизнь. «А впрочем…,- размышлял Савл, хлюпая по неглубокой грязи и тщательно обходя «плачущие» мангры,- что такое человеческая жизнь? Каждый понимает это по-своему. Я думаю, что жизнь наша - то самое чистилище, о котором много сказано. Но никто ничего конкретно не знает. Этакая карантинная зона. Преддверие Ада или Рая, где практически каждый день вершится Страшный Суд. При этом, все мы рождаемся, взрослеем. Наши клетки отмирают. Любым действием, которое совершаем или не совершаем, мы решаем лишь одну задачу: сами не зная того, назначаем время своей смерти. Философы и биологи утверждают, что сам процесс жизни, это умирание на клеточном уровне. Затем, приходит смерть. И прекращает этот процесс. Но, если смерть прекращает умирание, то приход ее - это благо? Ну, дошел до Истины…,- сам над собой посмеялся Савл.- Из подобной философии легко можно извлечь вывод, что всякий убийца - благодетель. Прямо, какое-то моральное извращение…». Капитан при случае любил поиграть мысленно-отвлеченными категориями. Игры эти приводили иногда к парадоксальным выводам, которые психологически, порой, даже мешали решению очередной поставленной задачи. Но, зато, не позволяли хорошему оперативнику подняться или опуститься, что, в принципе, одно и то же, до уровня прагматичных, рафинированных убийц.

Вскоре идти стало легче. Закончились мангровые заросли. Берег постепенно становился выше. Пропала болотная грязь. Поднявшееся солнце высушило одежду, но смрад стал ощутимее. На берегу виднеются во множестве трупы. Люди здесь, очевидно, тщетно пытались спастись, уходя к озеру.
Дети, женщины, ранения в основном огнестрельные, но были и страшные колото-резаные раны. Складывалось впечатление, что тут совершенно беспощадно работали ассегаями черные воины средневековья. Тех, кто успевал бросится в воду, скорее всего, добивали выстрелами.
Поэтому, крокодилы и не проявили свою обычную агрессивность. Они просто были сыты. К тому же, грохот выстрелов загнал хищников в глубину. Гримаса судьбы – те, которые стремились его убить дикой стрельбой своей, возможно, сохранили ему жизнь!

Скоро он вышел к селению. Мертвая тишина царила всюду. Не лаяли собаки, не кричали гуси и куры. Лишь воронье, каркая, кружило во множестве, и трупный запах стал невыносим. Затаившись за крайним домом, Савл с пол-часа наблюдал и пришел к выводу, что деревня необитаемая. И тогда, с «ингремом» в руке, он вышел на центральную, единственную длинную улицу. Хижины, сложенные из необожженной, смешанной с травою, глины, накрытые тростником, в большинстве своем, разрушены. Сгоревшие крыши, сорванные двери, и всюду трупы. Даже животные, и те убиты. Раздувшиеся туши свиней и коров, дохлые собаки и множество стреляных гильз. Но боя здесь не было. Просто, тотальное уничтожение всего живого. Расстреливали и тех, кто пытался уйти вплавь, поэтому в озере столько мертвецов. И беглецов на берегу добивали тоже. По трупным пятнам, и ряду других признаков, можно было определить, что побоище произошло не очень давно. И страшная мысль заставила сжаться сердце: не он ли единственным выстрелом своим вверг местные племена в хаос кровавой междоусобицы?!!
Савл видел уже такое...

...два года назад, вместе с Димычем и парой кубинцев, они полдня удерживали мост, давая возможность жителям безымянной деревни спастись, уйдя в мангрово-болотные заросли. Мост этот тогда просто нечем было взорвать. Следуя инструкции, группа должна была тихо уйти, не вмешиваясь. Но Димыч как-то странно посмотрел в глаза Савла и, кивнув на раскинувшееся по берегу неширокой, но глубокой и быстрой реки селение, негромко произнес: «Настанет миг, и, может быть, присяжные Господа Бога вынесут смягчающий нашу участь, вердикт. Если мы попытаемся защитить сейчас этих людей. Это Донкихотство, разумеется. Идальго был безумен. Но безумен рыцарски-благородно! Ввязавшись, мы рискуем остаться здесь навсегда. Да и драться суждено нам вовсе не с ветряными мельницами! Но ведь ты не забыл ту, позавчерашнюю, деревню?»... Они даже названия того места не знали. После выполненного задания, с территории Заира предполагалось уходить совершенно другим маршрутом. Но ситуация на войне может измениться мгновенно, что и произошло. Наткнувшись на «вольных стрелков» полковника Брайтенбаха, после очень короткого, но жесточайшего боя, маленькая группа Савла сумела все-таки оторваться от преследования. Без потерь уйти в джунгли. Тогда, проплутав более суток, они вышли к неизвестному селению. Точнее говоря, к тому, что от него осталось. И, если дать более точное определение, вышли туда, где ничего, совершенно ничего не осталось...

...это было, вполне, в духе головорезов из Заира. Отрезанные головы, вспоротые животы, дети с раздробленными о высохшую землю черепами, и невыносимый трупный смрад. И воронье, с приближением людей не взлетающее, а тяжело отпрыгивающее в сторону - слишком много пищи!
Димыч, хотя формально и подчинялся Савлу, был старше лет на десять, и повидал поболее. Но, именно тогда он, серьезно посмотрев на командира, пошутил: «Девочке плохо?». А тот не обиделся. Тогда ему, действительно, стало дурно...

...И вот теперь, с оружием наготове, он шел по такой же мертвой деревне. Шел один. И некому было пошутить: «Девочке плохо?». А Савлу, действительно, было плохо. Его знобило. И спазмы пустого желудка – давно не ел! - буквально не давали дышать. Оставалась банка тушенки. Но это - на крайний случай. Улица казалась бесконечной. Сквозь выбитые двери, разрушенные стены и во дворах было видно множество людей – старых, юных, женщин и мужчин. Лишь живых среди них не было. Заборы отсутствовали. И хижины, не круглые, а в большинстве своем прямоугольные, довольно хаотично располагались повсюду. Да и улица, собственно, только название одно. Пространство неравномерной ширины, делящее эту деревню приблизительно пополам, очень грязное, с кучами мусора и большими ямами помоек. И чудовищное количество жирных зеленых мух, которые лезли в глаза, лицо и совершенно не боялись отмахивающегося от них человека. «Почему они столь настырны? ну, да! - я же весь пропах тухлой водой из озера. Для насекомых этих я такой же разлагающийся под солнцем труп. Только ходячий. Видимо, смердит и от меня сильно. Мухам тоже нужна пища...Где бы и мне отыскать еду...».
 
Улица повернула в сторону, уткнувшись в загоны для свиней, примитивно-сплетенные клети для кур и огородики небольшие, высаженные совсем недавно. Очевидно, поживиться тут нечем. И в хижинах также не находилось ничего съедобного, что сильно удивляло. Потом стало ясно, что все, что можно было взять, забрали. Вывод напрашивался сам собой. Это была не регулярная армия. Этническая бойня. И такие, как Савл, поневоле вовлекались во вражду племенных вождей. Невозможно быть нейтральным там, где все убивают всех. И даже степень вины или правоты одной из сторон определить, в большинстве случаев, почти невозможно.
В переулке за деревьями обозначился дом. Достаточно большой, хотя, тоже из глиняных кирпичей, с крестом на крыше невысокой, разрушенной колокольней, и широкой деревянной дверью. Похоже, католическая миссия. И еще один деревянный крест повыше человеческого роста, с примитивно вырезанной фигурой распятого Христа, сломан у основания и брошен недалеко от входа. Дверь полураскрыта. К ней, сквозь горло широким длинным ножом с длинной рукоятью, больше похожим на короткое копье, буквально прибит человек в сутане священника. Ассегай метнули с короткого расстояния и с чудовищной силой. Пробив шею, он так глубоко вонзился в полотно двери, что Савл приложил серьезное усилие, пытаясь извлечь его из створки. Под весом тела шея сильно вытянулась, а голова склонилась набок. Левый глаз багровел вырванным веком. И глазное яблоко, залитое кровью, тускло смотрело куда-то в сторону. Судя по обилию засохшей на сутане крови и изуродованному лицу, над священником жестоко измывались, затем пригвоздили к двери и даже не дострелили - чтобы подольше мучился.

Там, за дверью, Савл услышал непонятный звук. Как будто скулил щенок. Или плакал ребенок. Вытащив лезвие из двери, и положив убитого рядом, капитан открыл настежь дверь. В помещении было темно, но сквозь частично разрушенную стену дневной свет рассеивал этот смрадный мрак, высвечивая трупы. Только трупы. Женщины и дети. Но в темном углу он увидел ребенка. Живого. Тот лежал прижавшись к мертвой женщине, и тихо, на одной ноте, плакал. Девочка, а это была девочка лет трех-четырех, совершенно серая от страха – негры не бледнеют, а сереют в испуге – смотрела в страхе круглыми глазами и скулила без слез. Нечем уже было плакать. Савл взял ее на руки и, подивившись, что она ничего не весит, вынес ребенка на улицу. Очевидно, священник пытался спасти своих прихожан и поплатился за это жизнью. «Мир праху твоему! Ты истинный Воин Божий!»,- подумал про себя Савл и удивился, что в этом аду вспомнил про Бога. Затем, почти у входа церкви, выкопал найденной в развалинах соседнего жилища, лопатой неглубокую могилу. Установил в изголовье этой могилы крест с распятым Иисусом. Похоронил убитого и попытался вспомнить хоть какую-нибудь молитву - все-таки священник здесь похоронен! Но, не вспомнив ничего, кроме нескольких слов из «Отче наш», мысленно произнес их, добавив при этом вслух:
- Мир праху твоему! Я попытаюсь оправдать твою смерть, отче!

...Чтобы накормить девочку, открыл последнюю банку тушенки. Много не дал сразу. Отнес малышку в сторону от миссии, в тень деревьев. Посадил на траву. И с каким-то странным облегчением осознал, что теперь уже не спастись. Позволить себе бросить ребенка он просто не мог. И взять его с собой, означало, что надо идти туда, где, скорее всего, ждет смерть – в любой населенный пункт. Не зная страны, языка, ориентируясь лишь по часам и солнцу, легко явиться вовсе не к соплеменникам девочки. Не факт, вообще, что теперь получится дойти  хотя бы куда-либо. Но идти надо. Другого решения просто не существует. Долго рассматривал подобие карты местности на куртке немца. Не обнаружив на ней озера и спаленной деревни, пришел к выводу, что значительно уклонился в сторону от начертанного маршрута. Зато, горы были отмечены. Можно попытаться сориентироваться…
В миссии на алтаре Савл нашел несколько окаменевших просвирок, и кое-как сгрыз одну. Мгновение рассматривал остатки тушенки, но есть не стал. Вколол себе предпоследний шприц-тюбик антибиотика, двигаться иначе проблемно. Аккуратно убрал банку в карман. Затем, из грязного и рваного куска бесформенной цветастой тряпки, найденной здесь же, прорвав неровное отверстие посредине, соорудил нечто вроде примитивного пончо и прикрыл им совершенно раздетую девочку. Накормив ее, вспомнил про воду, которой у него не было. Вздохнув, машинально тронул пустую фляжку: ничего, воду мы обязательно отыщем! А сейчас нас ждет длинный и неизвестный путь.
 
Закинув за спину вещмешок, взял на руки насытившегося и успокоившегося ребенка, погладил по голове: Ну что, малышка, ты не боишься меня уже? Разумеется, не получив ответа, сгрыз почти окаменевшую просвирку и направился прочь от деревни и озера мертвых.


http://www.proza.ru/2016/12/16/1151