Выродок 9

Предыдущая страница http://proza.ru/2016/12/09/310

...Кто-то рассмеялся зачарованным смехом, но я не мог определить, то ли смех звучит издалека, то ли совсем близко. Странное, щекочущее ощущение во всем теле, словно вся моя кровь превратилась в газировку и кипела, шипела в прозрачных, как из хрусталя, венах. Я сделал несколько шагов, но тело словно заиндевело, задеревенело, - я оперся на стену и медленно сполз по ней вниз. Впервые я был невластен над своим телом, впервые оно было само по себе, а моя душа, свободная от физической тяжести, носилась в каких-то неземных сферах, как птица. Я смеялся, ловил её двумя руками за хвост, но она не давалась, ускользая. И тогда раздавался тот же зачарованный смех. Я не понимал, то ли это моя душа плясала и смеялась, то ли это кто-то рядом смеялся в своих видениях. То ли это смеялся я сам.

Пацан оказался прав: это было интереснее и эффективнее сигарет. Пацан, кстати, был не из наших, приютских; он бродяжничал, побирался и мелко воровал. Такие, как он, знали, что у таких, как мы, есть деньги. И вот, такие, как он, перелезали через наш забор и искали, кому бы сбыть товар. Особого товара, правда, и не было: аэрозоли, клей Момент, целлофановые пакеты, - все то, что мы легко могли достать и сами. Но дело-то не в доступности материалов, а в наличии компании. Это важно, когда тебе двенадцать лет.

Я заплатил за удовольствие, сколько попросили, и меня научили нехитрым приемам, да я и сам легко бы разобрался. Невелика наука даже для двенадцатилетнего ребёнка!

Кроме меня в том подвале было ещё трое пацанов, может, ещё кто-то по тёмным углам, - я не разглядел. Но было тихо, и мои пацаны тоже почему-то переговаривались друг с другом хриплым шепотом. Я не мог рассмотреть их, все, что я видел, это были абсолютно лысые (я повторюсь, это важно, - лысые, а не бритые) черепа и зияющие черные дыры вместо зубов. Интересно, если я буду нюхать клей, как эти пацаны, я тоже вскоре облысею, и у меня выпадут зубы?

Мне становилось страшно и захотелось, чтобы в этот самый момент в подвал вошёл кто-то из взрослых - и разогнал бы нашу компанию. Я заплатил пацанам деньги, я откупился, и сейчас мне больше всего хотелось, чтобы произошло чудо. Чтобы кто-нибудь спас меня. Я готов был смириться с тем, что меня потом бы наругали, даже, может быть, наказали, - я был готов ко всему, только бы кто-то защитил меня от того, что я должен был сделать, под чем сам подписался по глупости и из-за спеси.

В ту минуту я понял, что мне хотелось бы, чтобы у меня был кто-то, кто, пусть и занудным голосом, повторял бы мне все детство: "Не делай этого, это опасно для тебя!" Или: "Мы будем переживать, если с тобой что-то случиться!" Эти столько раз проговоренные предостережения, я уверен, сейчас сработали бы, и я никуда не пошёл бы с этим пацаном. Или оттолкнул бы его в последнюю минуту, когда он подносил пакет к самому моему лицу.

Но чудо не произошло, и меня ничто не удержало. Никто не пришёл, и не разогнал нас. Чувство разочарования и отчаяния сковало меня, раздавило мою волю, я не мог сопротивляться. Меня никто не воспитал и не выучил быть сильным человеком и давать отпор некоторым людям и обстоятельствам. И мне не для кого было жалеть себя...

... Состояние, в которое я погрузился в первые мгновения, мне понравилось: частицы резкого по первому впечатлению запаха вдруг перестали бить в нос, сделались мягкими и вполне приятными моему организму. Меня расслабило, голова тут же стала пустой и хорошо проветриваемой, как будто кто-то распахнул в ней большую форточку. И что там за тревожные мысли ещё совсем недавно мучили мою бедную головушку?! Я забыл все свои мучения. Передо мной выстелился залитый солнцем летний луг, такой ярко-зелёный, что я усомнился, а бывают ли такие в реальности? Но вскоре у меня вообще не осталось никаких вопросов.

Мне хотелось бежать по этому лугу, под этим солнцем, топча эти маленькие, трогательные цветы. Я испытывал чувство упоения, эйфории от этой ничем и никем не ограничиваемой свободы! Мне было тепло, я был сыт и вполне счастлив. Солнце светило ярко, и моя маленькая фигурка сверкала, осиянная его лучами, словно шоколадный человечек, завёрнутый в фольгу. Голубое небо все больше сваливалось на меня, бегущего, своим тяжёлым, неподъёмным коромыслом. "Оно ж меня раздавит!?" - промелькнуло в моей голове, и я тут же почувствовал, как мои ноги стали увязать в чем-то липком, как пластилин. Я не мог опустить голову вниз и посмотреть, что там такое, - и это очень тревожило меня, страх возвращался, грозя стать ещё сильнее и могущественнее. Мои ступни скользили, и мне чудом удавалось удерживать равновесие и не падать. Я собрал все силы, чтобы наклонить голову и посмотреть вниз, - и тут, крак, моя шея сломалась, как у пряничного человечка, и голова осталась безжизненно висеть на плечах.

Зато я теперь прекрасно видел, что творилось у меня под ногами: трава смешалась в одну плотную зеленую массу, в которой увязали мои ноги. Я боялся остановиться и утонуть в ней, - и я бежал, хотя уже не видел, куда. Эта неживая, искусственная красота была сущим адом, и моим единственным желанием было поскорее выбраться отсюда. Я звал на помощь так отчаянно, как это только может делать человек с поломанной шеей.

Наконец, я наткнулся на чьи-то ноги и встал перед ними, как вкопанный. Я чувствовал, что зелёная трясина продолжает поглощать меня, я шёл на дно и уже не мог продолжать свой путь. Чьи-то руки вдруг взяли моё лицо и повернули его к солнцу. Я увидел прекрасное лицо той женщины, которая недавно приходила в приют за долговязым. Она нежно улыбалась мне.

- Мама? - спросил я хриплым шепотом.
- Да, я твоя мама, - ласково ответила она, и я почувствовал, как её ладони все сильнее сжимают моё лицо. Моё тело уходило вниз, а она упрямо тянула мою голову вверх, - мой бедный поломанный позвоночник мог этого не выдержать. Я слышал хруст последних держащихся друг за друга позвонков, я ощутил, как они отсоединились, и костный мозг, - последняя ниточка, которая связывала меня в одно целое, - растянулся, как какая-то соплеподобная масса.

- Мам, ты мне голову оторвёшь! - взмолился я. - Возьми меня за плечи!
- Оторву голову? Ну и что с того!? - равнодушно протянула она и стала смеяться так, как смеются уродливые монстры в фильмах ужасов. Я не любил фильмы ужасов именно потому, что потом целыми днями и даже неделями не мог справится с чувством страха и ужаса, который они во мне породили. Я снова и снова прокручивал леденящий сюжет в своей голове, не мог от него отделаться, а так как страха было и так предостаточно в моей жизни, - в конце концов, я заболевал...

Она продолжала тянуть меня за голову и смеяться, а я закричал что есть мочи, не чувствуя боли, но чувствуя такой ужас, который был несравним ни с какой болью. В следующее мгновение что-то лопнуло, наверное, моя голова все-таки отделилась от туловища. Я жадно ловил ртом воздух, но он проходил сквозь меня через какую-то зияющую дыру. От удушья я распахнул глаза, - и все! Перед глазами, мягко развернувшись, с глухим шумом упал чёрный занавес. Я отключился.

Следующая страница http://proza.ru/2016/12/15/1740