Автобус

   Часто приходится мне ездить на общественном транспорте, толкаться средь разных людей, добрых и злых, старых и молодых. Так и в то зимнее утро, когда в небе уже разгорались угли будущего рассвета, я как и всегда, стоял на остановке, ощущая лицом колкий утренний воздух, который выдыхался густым паром. Стоял я так, примерно минут десять, когда подъехал автобус нужного мне маршрута. С знакомым звуком отворились складные двери, перчатка прошлась по, до боли узнаваемым, протертым сотнями других рук, желтым поручням. Почему-то имея именно такую привычку, видно из-за особенностей психики, я уходил в самый конец автобуса, и либо садился, либо стоял всю дорогу, заранее уступая место тем, кто в нем больше нуждается.
   В то утро, я остался стоять, прошел мимо полу пустых сидений с протертыми и кое где уже рваными кожаными чехлами коричневого цвета, и облокотившись об поручень напротив заднего стекла, повернулся лицом в салон, который в начале пути всегда был холодный, но потом, все же, наполнялся теплом от печки и заходящих в него людей.
   Интересно наблюдать за народом! Так как я садился почти возле самой конечной, автобусы подходили пустыми, но, по мере движения по маршруту, они наполнялись, делались тесными и жаркими от выдыхаемого тепла, но пока внутри царила холодная свобода. Рядом со мной, на одиночном угловом сидении севшая еще до меня, была женщина лет пятидесяти, в аккуратных, тонких очках, черной дубленке и шапке на меху. Ухоженное лицо ее, все же было покрыто неизбежными морщинами, но губы, накрашенные алой помадой, все так же – женственно волнительны. Она всю дорогу с чавкающим звуком жвала жвачку и иногда посматривала на меня, стоявшим совсем рядом с ней, но чаще всего, скучающим взглядом просто смотрела в окно.
   Чуть поодаль, на боковом трехместном сидении, одиноко сидел старик. Он был просто одет, в дешевую серую куртку и джинсы. Седые, жидкие, но длинные волосы, оставшиеся по бокам и на затылке, падали на его широкие, видные даже под курткой плечи. Отпущенная седая борода придавала ему вид какого-нибудь священника. Он, как и я часто обводил людей в салоне своим взглядом, неописуемо уставшим. Понял я это, когда глаза наши встретились во взаимном взоре, серые, но ясные, даже и не сказать что старческие.
   Еще был незаметный паренек, в черной куртке, шапке с каким-то овальным логотипом и портфелем, который лежал рядом с ним. Он сидел на противоположном старику ряду сидений, и явно нервничая, теребил лямку своего портфеля. Я остановил на нем взгляд, то, как он теребил эту несчастную лямку и нервно закусывал нижнюю губу, с бегающим, не задерживающимся ни на чем быстрым взглядом – все это вместе забавляло. Мысль конечно греховная и антигуманная, но когда слышишь или видишь проблемы других, при том, что у тебя их нет, то всегда появляется мысль радости, радости за свое благополучие, и редко когда может промелькнуть что-то вроде: «А, у него проблема, ну что ж жалко конечно, их не избежать».
   Рядом с этим пареньком сидел и второй, более спокойный в легком пальтишке и без шапки. Он был со светлыми короткими волосами, сам имевший тонкие черты и лица и тела. Он всю дорогу просидел в наушниках, с закрытыми глазами, открывая их только изредка, что б понять, где он едет. Много кто из молодых людей поступал подобным образом. Отгородившись в свой телефон, ехала и миловидная девушка-студентка, державшая в ногах тубус, и паренек в простом спортивном костюме и легкой куртке, который энергично набирал текст. Старик с бородой кидал на этих «отгородившихся» быстрый взгляд, полный какого-то печального чувства, и только высшие силы знают, о чем он думал в эти моменты. Я же такого яростного стремления не выпускать телефон из рук не понимал и часто такие картины напоминали мне персонажей из «451 градус по Фаренгейту», где подобным образом, постоянно слушая «чудо-ракушки», люди под предлогом веселья убегали от своих мыслей и эмоций.
   Автобус ехал дальше, выходило людей все так же мало, а вот заходило много, очень скоро он был забит, все сиденья заняты и отрадно было от жалкой мысли, что я уступил кому-то место. В поле зрения была школьница примерно 7-8 класса, уже очаровывающая своей юной красотой и стройностью. Она была слегка ссутулена под тяжестью плотно набитого рюкзака за спиной и с часто опущенным взглядом переминалась с ноги на ногу, перекладывая сумку со сменной обувью то в одну руку, то в другую. Прямо пред ней, не уступая места, и не видя, или не желая видеть ссутуленной девичьей спинки, сидел тот нервный, незаметный паренек, который продолжал теребить лямку сумки, уже лежавшей на его коленях, ибо к нему совершенно недавно подсела не в меру полная девушка. Судя по ее внешнему виду, одежде и атрибутам она была студентка, но лицо, кожа выдавали в ней уже умудренную жизнью женщину.
   Автобус, двигался дальше, останавливался на светофорах, подрезал остальные машины, тем самым пройдя уже половину пути, и забитый салон начинал постепенно освобождаться. Вышел старик, почему-то взглянув на меня в последний момент перед раскрытыми дверьми. Вышла, незадолго до меня школьница и вприпрыжку пошла в сторону недалекой от остановки школы. Ушла и та женщина с жвачкой. И вот вновь автобус был почти пуст. В голову лезли разные сумбурные мысли. Сколько раз видел я эти картины, сколько повидал людей, едущих незаметно для всех, по своим, никого не волнующим делам? Задумываются ли люди, коих я вижу рядом с собой о подобном, или же головы их пусты, заняты думами?
   Солнце мелькало в запотевшем стекле, и я приходил к абсурдному выводу, что чем то, эти поездки напоминают жизнь. Сначала, только войдя в автобус нам холодно от непонимания того где мы, наш круг общения еще мал, но вот, автобус едет дальше, наше окружение растет, растет и тепло нас окружающее, от понимания чего-то, от житейских радостей и тому подобного. Автобус трясет на ухабах, он может заглохнуть, появляются проблемы и способы их решения. Но, эта мысль правомерна для тех, кто вошел в автобус в начале пути, а как же быть с теми, кто зашел в автобус на середине или в конце пути? Додумать это я уже не успел, ибо близилась моя остановка. Отдав деньги и забыв все то, о чем размышлял минуты назад, я ушел навстречу своему дню.