Довоенное детство

           Довоенное детство...
                Н.И. Скрипка
Подготовил  к  публикации
Владимир Полуничев

После  публикации  тетрадки  "Оккупация"  из  воспоминаний  Надежды  Илларионовны, наше  общение  с  ней   не  прерывалось. Возвращаясь  с  работы  я  частенько  встречал  её,  медленно  идущей  по  улице  Садовой  нашего  посёлка. Живёт  Она  на соседней улице, а  по  Садовой  ей  было  удобно  ходить  по  делам  в  центр  посёлка. Встречались  мы  и  на  различных  мероприятиях, связанными  с  праздниками  или  другими  значимыми  событиями, особенно  бурно ворвавшимися в  тихую  жизнь посёлка  в  последние  три  года.

Сегодня  неожиданно  она  позвонила  мне  по  телефону, попросив  к  ней  зайти... И  вот  я  у  неё  в... маленьком   домике, изрядно  обветшавшем  за десятилетия  жизни  без  хозяйской  мужской  руки, в  домике,  строившемся  наспех  сразу  после  войны,  когда  людям  нужна  была  хоть  какая - то  крыша  над  головой. Провела  меня  к  ней  в  небольшую  комнатушку  её племянница,  сама  уже  не  молодая  женщина.

Надежда  Илларионовна  сидела  на  кровати,  застеленной  одеялами  без  пододеяльников  и разложенными  на  ней  подушками. Ноги  она  спустила  на  пол, перед  ней  стояли... ходунки. Комнатка  была  небольшой,  кровать одной  спинкой упиралась  в  комод, на  котором  стоял  старенький  телевизор и чуть  сбоку  было  небольшое  оконце,  смотрящее  на  улицу. Другая  спинка  была расположена близко  к входной  двери, а  сама  кровать  прикасалась  к  стене  так,  что  за  спиной  сидевшей располагалось  второе  оконце, выходившее  во  двор! В  доме  не  топилось, было  довольно  прохладно. Так  что  не  удивительно, что  хозяйка  была тепло  одета,а  на  ногах были... старенькие  бурки,  с  заправленными  в них  тёплыми  гетрами, поверх, наверное, женских  трико. 

Сидевшая, пригласив  меня  присесть,  ответив  на  мои  искренние  приветствия.  Усевшемуся  напротив,  на  старенькую  табуретку, мне  было  доведена  суть  просьбы  Надежды  Илларионовны. Так  что  я  получил  из  её  рук  ещё  несколько  тетрадок  из... её  воспоминаний...  Хочу  отметить,  что  передо  мной  сидела  старушка  в  возрасте... 91  год, но  речь  её  была  настолько  эмоциональной, правильной,  живой, с  огромным числом  фактов, имён, событий, комментариев, что это  не  могло не  вызвать  восхищения  доброжелательного  слушателем, коим  для неё  я  всегда  был.
 
Ниже, дорогой  читатель, я  дословно, практически  без  правок излагаю, и перепечатываю  воспоминания  Надежды  Илларионовны, изложенные  в  её  тетрадках. Не  сомневаюсь, что  её  рассказ  будет  интересным, поучительным  и  даже  для  некоторых  молодых  людей  совершенно  неожиданным.  Это... наша  история.

          Тетрадка №1. "Моё довоенное  детство". Н.И. Скрипка 

(с.1) До войны,  с 1934 года  по 1941  год, наша  семья  жила в Красноперекопском  районе  сначала  в  деревне Ишунь, а позже  на "Бром - заводе" - ныне город  Красноперекопск (Республика Крым). Отец  преподавал  в  школе русский  язык  и  литературу, а  мама занималась  домашним  хозяйством. Я  ходила  в  школу, а  сестре, на  шесть  лет  младшей  меня, было  всего  три  годика. В  Ишуне  я  оканчивала  второй  и  третий  классы. Коллектив  учителей  и  учеников  был  многонациональный: русские, украинцы, немцы, татары и  евреи  с  типичными  еврейскими  именами Рива, Циля, Мара. С  Марой  я  дружила. Отец  её  был агрономом  в  местном  колхозе  со  странным  названием  "Третий  решающий", что  означило   "третий  решающий год пятилетки". А  четвёртый  год  тогда  назывался (с.2) "завершающим", т.к. Партия  призывала  досрочно выполнить пятилетку в четыре  года. Отец  Мары  объезжал колхозные поля  на  бедарке, запряжённой   лошадкой. В  прохладную  погоду он одевал  брезентовый  плащ  с  капюшоном. В  степи  он  не  раз  попадал  под  дождь. Я  считала  его  смелым  человеком, т.к. он  не  боялся... грозы (я её  тогда  очень  боялась!) Он  всегда  говорил  по  этому  поводу: "А  что её  бояться? Молния  сверкнёт  раньше, чем  её  увидим".

Директором  школы  был  у  нас  вначале  украинец Демченко (имя  и  отчество  не  помню).У  него  была  очень  красивая  жена - блондинка  с  шикарной  косой до  пояса. Был  у  них сынок - небольшой  мальчик, Толик. И  жила  у  них  и  мама  жены. Жили  мы  с  ними "под  одной  крышей":(с.3) их  квартира  была направо, при  входе в  коридор, а  наша - налево. У  каждой  семьи  было  по две  комнаты. Долго  они  жили  мирно. А  позже  разразился  у  них семейный  скандал: пришло  откуда - то  письмо,  из  которого  Прасковья, жена, узнала, что  у  директора,  до  неё,  была  связь  с  другой  и  теперь  он  должен  платить алименты. Вскоре  они  уехали  куда - то  на  Украину.

В  этом  же  дворе, где  жили  мы, находилось  отдельное  здание  общежития  для  ребят  старшеклассников (у нас  была  школа - семилетка).Окружающие  деревни  были, видимо,  не  близкими  и  они  ходили  домой  только  по  выходным  дням. Готовили  еду  сами. Не  помню,  чтобы в  общежитии  был, специально,  воспитатель. Но  отец  часто  ходил  туда  по  вечерам. Иногда  и  меня (с.4)брал  с  собой. Дети  всегда  были  рады  нашему  приходу, делились  с  отцом  своими  делами  и  жизнью. Всегда  там  были  чистота  и  порядок.  Кое у  кого были  самодельные  деревянные  сундучки. Иногда  меня  угощали  вкусным  пахучим  розовым  домашним  салом.

Позже  директором  школы стал  Фрелих Эдуард Иванович - немец. Он  преподавал немецкий  язык  в  старших  классах, кроме  того  руководил  школьным  хором. У  него  был  приятный  баритон. Видно  было,  что  он  любил  дирижировать. Разучивал  он  с  нами  песни  не  только  на  русском, но  и  на  немецком  языке. Была  такая  революционная  песня:"...Заводы  вставайте, шеренги  смыкайте...". Мы  её  исполняли  на  немецком  языке. Эдуард  Иванович  был  заботливым  хозяином  в  школе и  хорошим (с.5) преподавателем. Человеком  общительным, весёлым. Носил  он  пенсне  на  цепочке, которое  очень  украшало  его  красивое  лицо. Отец  мой  дружил  с  ним. У  него была  большая  семья: старик - отец, жена  и  трое  детей.

Старшая - Ада - была  моей  ровесницей. Валя - чуть  моложе, а самому  младшему, Вите, было 4-5 лет. В домашней  обстановке они  между  собой  общались на  родном  языке. С  Адой я дружила. Она  была  некрасивой внешне, но  очень  доброй  и  хохотушкой. На её  плечи легли большие  трудности, забота  о  семье, хотя  ей  всего  было  тогда  не  более  десяти  лет - мать  у  них  тяжело  тогда  заболела.

Случилось, однажды, так, что Эдуарду  Ивановичу надо  было получать  паспорт, почему - то,  в Каховке (видимо, они  там  жили  до  этого). И  он  на  летних (с.6) каникулах пошёл  пешком  в  Каховку. Автобусы  туда  тогда  не  ходили. Вера  Станиславовна - его  жена -   очень  тогда  нервничала, переживала.

Был  в  коллективе  и  учитель  по  фамилии Воевода - глупый  человек  и  большой  зубоскал. Он как - то  и... ляпнул при  Вере Станиславовне, что, мол, кто - то  видел, якобы, под  Каховкой  убитого  человека. Вера  Станиславовна  и  приняла  его  слова  близко  к  сердцу. Стала  всё  больше  задумываться  и кончилось  всё  тем,  что  она... помешалась. Помешательство  у  неё  проявлялось  буйно. Она  хваталась  за кухонный  нож и  набрасывалась  на  дедушку - свёкра  или раздевалась  до  гола  и  бежала  в  степь. Вся  школа  была  встревожена  и  с  нетерпением  ждала  возвращения  Эдуарда  Николаевича, в  надежде,  что  Вера  Станиславовна, увидев его  живым, придёт  в себя. (с.7)Эдуард Иванович (он  отсутствовал  месяц) вернулся  с  паспортом,  а  Вера  Станиславовна так  в  себя  и  не  пришла. Пришлось  ему  оправлять её  в  Симферопольскую психиатрическую  больницу  к  Балабану, как  тогда  говорили. Балабан  был  заведующим  этой  больницей,  очень  талантливым  врачом, хорошо  известным  в  Крыму. Многих  больных  от  вылечил. А  во  время  немецкой  оккупации  его  с  женой  немцы  расстреляли. Он  был  еврей. Говорили, что  немцы  расстреляли  и  всех  больных  этой  больницы.

Для  всей  семь  Фрелихов это  был  большой  удар. Особенно  досталось  Аде. Ей  пришлось  вместе  с  дедушкой  готовить  еду,  стирать, присматривать  за  младшими  сестрой  и  братом  и... воспитывать  их,  в  какой - то  мере.(с.8)Она  часто  читала  им  нотации, выговаривала  и  наставляла  их  на  своём  родном  немецком  языке. Эдуард Иванович  был  строгим  отцом,  строго  с  неё  спрашивал за  все  домашние  дела,  а  иногда  наказывал... даже  ремнём. Но  Ада     воспринимала это  как  должное  и  никогда  не  обижалась  на  отца. Отзывалась  о  нём  всегда  с  уважением. А  дедушка  их  был  очень  добрым человеком  и  позволял  нам - детям, всякое  баловство. Самым  любимым  нашим  занятием  было сделать  ход  в  скирдочке  соломы, которая  стояла  у  них  во  дворе   и  лазить  там  дуда - сюда. Вылазили  мы  оттуда  все  в  соломе, но  дедушка  только  смеялся  и... не  ругал  нас.

В  младших  классах  учителем  был Бондарь  Иосиф  Львович, еврей по  национальности, родом  из  Евпатории. (с.9)Это  был  молодой  человек, блондин  с  рыжим  оттенком  волос. Начался  учебный  год,  а  одно  вакантное  место  учителя  оставалось  свободным. Не  всем  хотелось  ехать  в  такую  глушь, какой  в  то  время  была  Ишунь. Иногда  приезжали  такие  учителя, которые  не  могли  работать  в  других  местах  по  разным  причинам. Однажды  приехал  учитель  физики по  фамилии Татарин. Он  оказался  алкоголиком  и  страдал  запоями. Когда  он  запивал,  то  лежал  дома  пластом. Уроки  его  отменяли, объявляли  о его  болезни, причину которой  от  учеников  скрывали.  Учителей  не хватало, поэтому  терпели  его  до  поры, до  времени. Позже  он  всё - таки  уехал.

Так  вот  из - за  того, что  не  хватало  учителя  младших      классов,  Иосифу (с.10)Львовичу пришлось  вести  два  класса, второй  и  третий  одновременно. Оба  класса  сидели  в  одной большой  комнате. Слева - два  ряда  парт - второй  класс. Справа - два  ряда парт -  третий  класс. Посредине - доска. Когда  Иосиф  Львович  занимался  с  третьим  классом  устно, нам - второму  классу - давал самостоятельные  задания - писать какие  - нибудь  упражнения  или  решать  примеры  по  арифметике. И наоборот, когда  занимался  с  нами, третий  класс  писал  самостоятельную  работу. Мы  старались  быстрей  списать  упражнение  и  послушать, что  происходит  в  третьем  классе. И, конечно, баловались. На самой  последней парте  у нас  сидели  два  друга - второгодники. Один  высокий  парень  по  фамилии  Ландаров, второй - пониже ростом, рыжий. Вот  они  нас  и  развлекали во  время  самостоятельной работы. (с.11) То  строили  рожи, то  отпускали  какие - то  смешные  реплики. А то  рыжий  пацан  начинал  по  полу  ползать  до  передних  парт. Все  оборачивались, начинался  шум, хохот. Иосиф  Львович  бросал  заниматься  с  третьим  классом, переходил  к  нам, чтоб  навести  порядок, успокоить. Учителю  было  тяжело. Иногда  он в  сердцах  произносил: "Вот  этот Ландырев  жить  не  даёт!" Но  нас  это  мало  трогало, не смотря  на  то, что большинство  из  нас  любили  Иосифа  Львовича. Он  был добрый, весёлый, хорошо  объяснял уроки. И  учились  мы  охотно. Очень  мы  любили  уроки  физкультуры. Иосиф  Львович  затевал  с  нами  часто  игру. Игра  называлась "Вороны  и  воробьи". Мы  выстраивались  в  две  шеренги  лицом друг к другу на  небольшом (с.12) расстоянии. Одна  шеренга  - вороны, вторая - воробьи. Учитель  произносил "воро.."  и  делал  паузу. Мы  в  напряжении  ждали. Если окончанием  было "бьи...", то  воробьи   должны  были  убегать, а  вороны  их  ловить. Если же  окончанием  было "ны...", тогда, наоборот,- ловили  воробьи. Но  часто  мы  путались, ошибались  и  вместо  того, чтобы  быстрей  убегать, бросались  ловить и - наоборот. Со  стороны  получалось  очень  комично. И Иосиф Львович  от  души  смеялся  вместе  с  нами.
 
Из песен, которые  пел  с  нами  Иосиф  Львович  на  уроках  пения, чаще  других  пели  тогда  распространённую  песню с  таким  припевом:

"На  Хасане наломали  им  бока
Били, били, говорили им : "Ну, пока!""

Песня была  связана  с военным  конфликтом    наших  Дальневосточных  войск с  японцами, которые хотели нашу  границу  пересечь  у  озера Хасан.

"И  впредь  мы  обещаем,
Что  так  вас "разбанзаем",
Что  будете
Не бегать, а  лежать".

Кажется, что  эта  песня  больше  других  нравилась  Иосифу  Львовичу.
Это  был  учитель от  Бога! Мы  любили  его,  а  он - нас, детей.А  ещё  он  любил  ездить  на  велосипеде  и  увлекался  стрельбой. У  него  на груди  висел  значок "Ворошиловский  стрелок", на  который  мы  с  уважением поглядывали. Отец  мой тоже  любил Иосифа  Львовича.(с.13)Он  часто  бывал  нашим  гостем и  отец  дома  по  отечески  называл  его "Енчиком" и  оба  были  довольны  общей  беседой  о  школьных  и  других  делах. У Иосифа  Львовича  была  смешная  привычка  вытирать  нос ладонью... вверх. Замечательный  он  был  человек: добрый, весёлый, способный  учитель - учитель  по  призванию. В  1941  году  он  ушёл  на  фронт  и  не  вернулся...

Жила  в  Ишуни  ещё  одна  замечательная  женщина - Лидия  Артемьевна Лурье. Родом  она  была  из  Новороссийска. Отец  у  неё  был  грузином. Разошлась  она с  мужем  и... приехала  на  скромную  должность колхозного  библиотекаря. Отец  понял,  что это  умная  и  способная  женщина  и уговорил  её перейти в  школу на  преподавательскую  работу. Она  согласилась  и  это  оказалось (с.14) удачным  выбором  и  для  школы, и  для неё  самой. Оказалась  она  талантливым  педагогом: знающим и  очень  грамотным .Она отлично  знала  не  только  отечественную  литературу  и  историю,  но и иностранную.. И  ей  было  чем делиться  с  учениками. Добрая  и  справедливая была  она  в  оценках. В  Ишуни у неё  родилась  дочка ( она  приехала  туда  беременной), которую  она  назвала  Ией,  что  в  переводе  с  грузинского  означает "фиалка".Наружность  Лидии Артемьевны  была  привлекательной: высокая  брюнетка с  красивыми  серыми  глазами. Никто  никогда  не  видел Лидию  Артемьевну  с  не накрашенными  губами, но  никому  это  не  казалось  вульгарным. Цвет  помады  не  нарушал  гармонию  её  выразительного  лица, а  дополнял  его. Руки - всегда ухоженные, с аккуратно  подстриженными,  в  меру  удлинёнными  ногтями.(с.15) Маникюр  никогда  не  был  кричаще  ярким. Лидия  Артемьевна  пользовалась  белым  или светло - розовым  лаком. Маникюр  делала  она  сама. Дома  у  неё  для  этого  было  всё  необходимое.   Охотно  делилась  своим  опытом  с  нами - девчонками. Однажды  и  мне  сделала  маникюр. Показывала  нам, как  надо неслышно  кушать  суп. Все её  манеры  были  манерами  интеллигентного и  воспитанного  человека.

Экономить Лидия  Артемьевна  не  умела. На  последние  деньги  она  могла  купить  огромную  куклу  для  Ийки  или  себе - дорогое красивое  платье. Моя  мама  пыталась  её  упрекать: "Ну,  что же  вы купили  такую  дорогую  вещь  и... остались  совсем  без  денег!"На  что  Лидия  Артемьевна  с  улыбкой  отвечала:" Анастасия Фёдоровна, но... это  платье  мне  так  идёт!" На  это возразить  было  уже  нечем и  они  обе... смеялись.

(с.16) Любила  Лидия  Артемьевна  читать  и  читала  очень  быстро. Помню, вышла  тогда  книга  В. Катаева "Белеет  парус  одинокий" (до  этого  её  печали  отрывками  в  журнале). Лидия  Артемьевна  села  и  прочла  её... мгновенно. Я  удивлялась, как  листки  книги  быстро  мелькали  в  её  руках. Ещё  у  неё  было  одно  увлечение. Она  прекрасно  вышивала  всеми  способами - художественной  гладью, ришелье, стебельчатым  швом, аппликацией, крестиком. Рисунок, цвета  ниток  подбирала  с  таким  вкусом, с  такой  любовью, что её  вышивки  были  настоящим  произведением  искусства и  на  выставках  всегда  получали  самую  высокую  оценку. Были  у  неё  и  два  прекрасных  ковра  над  кроватями, вышитые  сплошным  крестиком. Увлечённость  и работоспособность  её  были  поразительны.

(с.17)Мать  моя  тоже  любила  рукоделия, хотя  сама  этим  не  занималась. Лидия  Артемьевна  и  нам  на  память  вышила  несколько  вещей, которые  к  сожалению,  у  нас  похитили(стащили  у  нас  с  мамой  чемодан  в  Ташкенте, куда  я  была  направлена  на  работу  после  окончания с/х техникума). Но я до  сих  пор  помню  эти  работы. На  сумочке  для  газет были  вышиты  гладью  красивые  ромашки: оранжевые, жёлтые, белые. Скатерть  с  замысловатым  узором из  цветных  ниток.  Занавески  на  окна, вышитые "ришилье". Но  самым  чудесным  был  детский  коврик, предназначенный  для  моей  сестры, вышитый аппликацией. На  нём  был  изображён  бочоночек с  водой,  в  котором, сидя  в  воде, купался  малыш  с  торчащими  волосёнками и  огромными  испуганными  глазами, потому  что к  бочонку, в  котором  он  сидел, тянули  свои  шеи  беленькие (с.18) гусята, окружив  его  со  всех  сторон.

Была  Лидия  Артемьевна  и  хорошим  кулинаром. Умела напечь  вкусных  пирожков  или  коржиков. В карман  за  словом  никогда  не  лезла и  умела, при  случае, достойно  ответить  и, кого надо, посадить  на  место. Это  касалось  и  детей  и  взрослых. Но с  друзьями Лидия  Артемьевна  была  обаятельным, общительным  человеком. Умным, весёлым и остроумным  собеседником. Она   с  одинаковым  удовольствием  декламировала нам - детям, и  такое  замечательное  детское  стихотворение  Веры  Инбер:

У сороконожки
Народились крошки -
Радость без  конца!
Дети  эти, прямо, -
Вылитая  мама:
То же  выраженье
Милого  лица.
(с.19)
И  стоит  пригожий
Дом  сороконожий.
Сушатся  пелёнки,
Жарится  пирог.
И  стоят в  порядке
Тридцать  три  кроватки 
В  каждой - по  ребёнку,
В  каждой - сорок ног.
Папа  с  ними  в  дружбе.
Целый  день  на  службе.
А когда  вернётся
В  тёплый  уголок,
Все  играют  в  прятки,
В  куклы  и  лошадки.
Весело  смеётся
Сам  сороконог
.............
    и т.д.
 
И более  серьёзные  классические  вещи  и  цитаты. Знала  она  их  немало. Многие  места  из  "Евгения  Онегина"  знала  наизусть. А  однажды  привезла  из  Симферополя (с.20)(она училась  там  заочно  в  пединституте) песню "...Жил отважный  капитан..." из  кинофильма "Дети  капитана  Гранта".Тогда  мы  фильма  ещё  не  видели, а  песню  слышали  в первый  раз и  она  нам  всем  очень  понравилась.

Была  Лидия  Артемьевна  прекрасным  рассказчиком  и  я в  детстве  всегда буквально "всегда  смотрела  ей  в  рот" и  ловила  каждое  её  слово. Когда  спустя  много  лет  я  читала  "Педагогическую  поэму", то А.С. Макаренко  невольно  мне  напомнил  Лидию  Артемьевну. У  них  с  Антоном  Семёновичем, как  мне казалось, было  что - то  общее. Наверное, - остроумие  и  учительский  талант.

Лидию  Артемьевну  любили  не  только  мы, дети, но и взрослые.  Она  дружила  и  с  нашей  семьёй, и  со  многими  другими людьми. Всегда  была  желанным  гостем  в  нашем  доме. Некоторые  мужчины  учителя  были  в  неё  влюблены. Был  в  неё  влюблён  тихий, скромный  учитель  математики(с.21) Швейгерт  Яков  Михайлович,  но  так  и не  решился  объясниться  ей  в  своих  чувствах. Он  спросил  её, однажды: "Лидия  Артемьевна, вам  какие  мужчины  нравятся?". Она  сказала  ему - какие... Он   решил,  что  в  это  число... не  входит и  промолчал. Был  в  неё  влюблён  и  Иосиф  Львович Бондарь. Он  тоже очень при  ней  стеснялся  и  робел, но  всё  же всё же  сумел  найти  тропинку  к  её  сердцу. Она  и  сама  видела,  какой это  милый   и  хороший   человек. Они  поженились...  гражданским  браком  незадолго  до  войны. Однако прожили  вместе  недолго - Иосиф  Львович  с  войны  не  вернулся.

Ясно  себе  представляя,  что  такое  фашизм, Лидия  Артемьевна  во  время  войны  сумела эвакуироваться  в  Узбекистан, где натерпелась  с  Ийкой  много  лишений  и  нужды. После  войны  Лидия  Артемьевна  работала  директором  школы  в  Ишуни. Но  школа  тогда  уже  была  отстроена новая, на  другом  месте. Под её крышей  была  и  квартира  Лидии  Артемьевны. (с.22) Ийка  выросла  хорошим  человеком. Внешне  она  была  совершенно  не похожей  на  свою  маму. Родилась  она  с рыжими  волосёнками. И  позже, те, кто  не  знали  её  с  детства, думали, что она  удачно  красит  волосы  в  модный  рыжий  цвет и  даже  спрашивали, где  она  она  берёт  такую  красивую  краску.

В  школу  Ийка  отличалась  начитанностью  и  глубокими  знаниями,  в  основном  в  области  литературы  и  истории. Это  не  всем  учителям  нравилось. И когда   она  одевала в  школу,  в  общем  - то,  простенькое  и  недорогое  платье,  но  украшенное  волшебными  руками Лидии  Артемьевны, ей некоторые  учительницы  делали  замечание: "Ты, Лурье, всегда  стараешься  выделиться  среди  других!". Видно  завидовали. Платье - то  её  действительно было  единственным  на  всю  школу и выглядело  дорогим  и нарядным. Недаром  Лидия Артемьевна сказала однажды:(с.23)"Я  всегда  любила  дружить  с  мужчинами. У  них меньше  мелочности, зависти, сплетен".Как - то  одна  женщина  пыталась  с  ней  посплетничать, обвиняя  другую  в  безнравственном  поведении  и  ставя  себя  в  пример, как  образец  непорочности. На  что  Лидия  Артемьевна  ответила  примерно  так: "Знаете,  есть  добродетель  природная,  а  есть  такая,  на  которую  никто  не  посягал". И  та  не  знала, что  ответить.

Позже  Ийка  предпочитала  мужской  стиль  одежды. Она с  детства  любила  мужскую работу: рубила  дрова, забивала  гвозди. И  специальность  трудовую  себе  выбрала  мужскую. Окончила строительное  учебное  заведение  и  работала  прорабом  на  строительстве. Но  внутренне  она  была очень  похожа  на  свою  мать: такая  же  добрая, весёлая  и  остроумная. Она  могла  встретить  знакомого  парня, возвратившегося  с (с.24) с  курсов  повышения  квалификации  таким  возгласом: "Ну,  что  ты  у  нас  поумнел?" И "поумневший" парень рассказывал  ей  с  большим  удовольствием,  что  нового, интересного  было  на  курсах.

При  попытке   изобразить  образ  Лидии  Артемьевны  мне  всегда  казалось,  что  я  не  смогу  до  конца  это  этого  сделать -  не  хватит  нужных  слов  и способностей, чтобы передать  то  очарование, которое  которое  излучала  эта  женщина  и  ту... изюминку,  которая в  ней  была... Такие  люди  не  часто  встречаются  в  жизни. Раз, два и... обчёлся! Один, какой - то писатель  сказал: "Найти  прекрасную  человеческую  душу - большой  выигрыш". Вот  таким  выигрышем и одарила   меня  судьба  детстве. Образ  Лидии  Артемьевны  остался   в  моей  душе  одним  из  самых  светлых  в  воспоминаниях  моего  детства.
(с.25)Отец  мой очень  любил  школьную  художественную  самодеятельность  и  участвовал всегда  в  составлении  репертуара  школьных  концертов. Помню,  что  при  их  составлении  всегда  старались  учитывать  многонациональность  учащихся  и  их  родителей. Включали  не  только "русскую", "гопачок", но  и  татарский  танец. Помню, что  последний  -  танцевали  мальчик  и  девочка. Он  был  с  "кинжалом"  и  собирался "вершить"  над  ней  какой - то  суд.Не  помню  произносимых  при  этом  слов, но  она  пред  ним  опустилась  на  колени, покрыв длинным  шарфом  свою  голову. Я  очень  переживала, но  потом  всё  закончилось  благополучно, Он  воскликнул "Встань, проснись, душа  моя, мы  станцуем  Шамиля"  И  они  кружились  в  вихре  танца. Были  номера   вокальные, декламации  стихов  и  прозы, музыкальные. Тогда  ещё  были  распространены так (с.26) называемые "пирамиды", когда  по  счёту  дети  делали  разные  гимнастические фигуры  и  что - то  потом, по - моему, произносили. Все  были  одинаково  одеты:  тёмные  трусы, белые  рубашки  и  кофточки  с  пионерскими  галстуками. Пирамиды  эти  красиво  смотрелись  и вызывали  аплодисменты. Я, как одна  из  маленьких  и  лёгких, часто  оказывалась  на  верху пирамиды.

Отец  руководил  школьным  драмкружком,  в  котором  играл  роль режиссёра и суфлёра. Я  любила  ходить  с  ним  на  репетиции. Играли  ребята   пятых  и  шестых  классов. Помню, какой  успех имела  постановка  пьесы "Недоросль" Фонвизина. Ребята  играли  с  большим  воодушевлением. И  в  зале часто  раздавался  весёлый  смех  зрителей.

Иногда  приезжали артисты со  стороны, обычно  с  концертной  программой. Приехала  как - то  труппа  лилипутов. Молодой  лилипут  продавал  билеты.(27)Моя  мать  не  поняла  и  сгоряча  сказала  ему: "А  ты, пацан, что  тут  делаешь?". Потом... увидела  этого "пацана"  вместе  с  другими "пацанами"  на  сцене. После  спектакля  она  смеялась  над  своей  оплошностью  вместе  с  отцом. Приезд  артистов  всегда  был  ярким,  незабываемым  событием  в  жизни  деревни. Мест, при  этом, в  колхозном  клубе  не  хватало  и  детвора  часто  сидели  прямо  на  полу  перед  самой  сценой. Иногда  отец  с  мамой  уходили  сами  на  концерт  или  в  кино, а нас  с  сестрой  оставляли  дома. Тогда  я  приглашала  Аду Фрелих, чтоб было  не  так  печально  одним  провести вечер. Спала  я  с  Адой  на  одной  кровати. Как - то  ночью  я  сползла  с  неё  во  сне  и  стянула  с  Ады  одеяло. Бедная  Ада  мёрзла  полночи и  не  могла понять,  в  чём  дело. А  я   продолжала  спокойно  спать  на  полу.
         
(с.28) Колхоз  относился  к  учителям  заботливо. Выделил  участки под  огороды. Мне особенно  нравилось  убирать  и  чистить цветную фасоль. И коров продавал  колхоз  учителям недорого. Корову  отец покупал с опаской. С одной  стороны, было соблазнительно  иметь  своё молоко  и  сметану, а с другой стороны, было  страшновато, потому что ни отец, ни мать, не  имея  опыта, не знали, как за ней  ухаживать. Корова  попалась молодая, "первестка". Раздаивать её было сложно. У неё болело вымя  и  она  никого  к  себе  не  подпускала. Пришлось просить  знакомую  женщину  тётю  Варю   нам  помочь. Только  она  и  могла  её  доить. Позже  корову пришлось всё - таки  продать. Были  у  нас  и куры, поросёнок. Как - то  раз  маму  мою опутал верёвкой  поросёнок. Животное  оказалось  сильнее  её. Мама  бегала, увлекаемая  им, как  могла  сопротивлялась, но запутывалась  всё больше. Со стороны это, видимо,(с.29)выглядело комично и  отец рассмеялся. Мама  обиделась, рассердилась  на  него.Он  помог  её  справиться с  поросёнком, но  продолжал  смеяться. Да и   мама  тоже  начала  потом  смеяться - долго  сердиться  не  могла.

У меня  было  в  то время  увлечение. Я увлекалась выращиванием комнатных цветов. Стремилась иметь у себя все цветы, росшие на подоконниках как и у  моих  подруг и соседей. У  всех  выклянчивала отростки этих цветов. Ставила  их  сразу  в  воду. Радостно было  наблюдать, как через некоторое  время  на  них появлялись нежные  белые  корешки .Не  все цветы хорошо  приживались,  но  многие  из комнатных деревенских цветов у меня были:"Девочка"  с  нежными розовыми цветами,"Калачик"(герань)с розовыми и красными цветочками,"Кислый Иван" с сочными листьями  и  невзрачными розовыми цветками, кислыми на вкус,(с.30)"Фуксия", висячими цветами. Завидовала  тем, у кого росла "Китайская роза"  и  "Олеандр".Из  крупных цветов  у  нас  была "Арма". На  подоконнике  она  не  помещалась и росла в  большом  деревянном  ящике  на  особой  подставке. Она  не  цвела, но  имела крупные  красивые  резные  листья и  предавала  комнате экзотический  вид.

Моей  маме  надо  было вставлять  зубы и с  этой  целью они   с  отцом решили  летом поехать  в  Симферополь, остановившись  у родственников. Сестру  они  взяли  с  собой, а меня  отправили  на  месяц в  пионерский  лагерь  в  Евпаторию. Перед  отъездом  я  очень  просила  тётю  Варю, которая  должна  была  присматривать за нашей  квартирой, не забывать поливать мои  цветы. Но  она  то ли забыла  об этом,  то ли  ей  было  некогда, но,  когда  я  вернулась домой,(с.31)многих  своих  любимчиков  не  досчиталась и  очень  огорчилась.

Запомнилось, как  колхозники отмечали праздник "Урожая" и  какое  это  было  яркое и  радостное зрелище  для  нас, ребят. Погода стояла  летняя, тёплая. Прямо  на  улице  были поставлены длинные  столы, обильно заполненные разнообразными вкусными  блюдами, сладостями, фруктами. Люди  были  нарядно  одетыми, особенно  женщины, в  ярких  праздничных  платьях, и  нам, девчонкам, доставляло удовольствие рассматривать их наряды. Люди  произносили  тосты, угощались, пели, танцевали. А  мы, дети,  крутились  рядом, наблюдая, как  веселятся взрослые. А  нас, конечно, тоже  угощали  вкусными  вещами.

И  учителя иногда  собирались  вместе, чтоб отметить  за столом какой - нибудь праздник, например, день «Октября», «Первое Мая» и др.(с.32) В  школе  тоже  к  празднику премировали отличников  и  хорошо успевающих учеников. Подарки  были  хорошие: отрезы  на  костюм мальчикам  или на платье  девочкам. Моей  подружке Оле  Маликовой подарили отрез сатина "Либерти"- был  такой материал  тогда, нежный, шелковистый. Оля  была  счастлива. Мне  таких  подарков  не  дарили, так  как  считалось,  что  я  не  из  бедной семьи. Мне  дарили книгу  или  коробку  конфет. Но  и  это было  замечательно.  Конфеты были вкусными, мы сообща  их  с  подругами съедали. А  книги бывали  интересными. Особенно я  любила  книгу "На  краю  света" Безбородова  о  зимовках  полярников. К  сожалению,  все книги  моей  библиотеки и  библиотеки  отца  пропали  во  время  войны. И  не  только  книги. Когда  мы  эвакуировались, в глубь  Крыма, из Красноперекопского  района, всё (с.33)там  и  осталось. Жалко  и  пропавшей  моей  коллекции  монет. Летом  мы  много бегали, часто  босиком и  по -  сухому, и  после  дождя  по  лужам и  часто находили  старые  монеты. У  меня  их   было порядочно: и  русские  царские  монеты, и иностранные  на  непонятном  языке. Ведь Перекопская  земля богата  историческими  событиями. Для музеев они, может быть, представляли бы  интерес.

Случались  в  школе и ЧП. Как - то  попало  в  руки  учителей  любовное  письмо одной  ученицы шестого  класса к  своему  парню, возможно, к жениху.Она  там  писала о планах  на  совместную с ним  жизнь. Директор  школы  Демченко был  за  то, чтобы предать  письмо  огласке и  пристыдить  ученицу. Мой  же  отец выступил  категорически против, сказав, что они  уже  почти  взрослые  и  нельзя  вмешиваться  в  их личную жизнь.(с.34) В  нашей  школе  тогда  среди учениц  шестых - седьмых классов много  было  почем - то почти взрослых девушек. Может,  по  каким - то  причинам,  они  в  школу  поступали  позже,  чем  требовалось. Мнение  отца "перевесило"  и  письмо  отдали ученице  лично в  руки.

Случилось  как - то, что ученица  шестого  класса  родила  ребёнка. Не  знаю,  как  ей  удавалось  скрывать своё  положение, но  в  школу  она  ходила  до  последнего  дня. Помню, что  какое - то  время после  больницы,  она  была  с  пацаном  у  нас, пока  не  приехали  из  деревни её  родители  и  жених и забрали её  домой.

Ишунь  всё же была глухой  деревней,  по  сравнением  с Бром - заводом, который  был  от  нас в  трёх - четырёх километрах и  светился  по  вечерам электрическими  огнями, на  которые  мы  смотрели  с  завистью. Мы  же  жили при  керосиновых  лампах. Был  даже  случай, когда  мы с  отцом  заблудились, зимним  тёмным  вечером, возвращаясь  из  клуба. Мы почему - то пошли не  в  ту  сторону,  куда  надо. Я  держала  за  руку  отца и  вдруг  он  куда - то  провалился, а  я  остановилась на  самом  краю... ямы. Хорошо,  что эта  яма  оказалась  не  глубокой  и  отец  из  неё сразу  выбрался  и  мы  нашли в  конце  концов  дорогу  домой. Не  помню,  чтобы  в  Ишуне  было  и  радио.

(с.35)Летом я с подружками ходила  на  Бром - завод за  тюльпанами. Там  в  степи  росли  дикорастущие тюльпаны. В  основном - красные. Жёлтые  встречались  редко и  нашедший  их считался  счастливчиком. Путь  наш  лежал  через сухую  полынную  степь. Полынь  там  называлась "дюшаном".Её  летом  разбрасывали  на  земляных  полах (в  деревнях  не  у  всех  они  были  деревянными) от  блох. А в  сухую складывали в скирдочки,  как  топливо на  зиму. Горела  она  жарко.

В степи  водились  степные  ядовитые  гадюки. Советовали  друг  другу  при  встрече  с  ней  бежать  лицом  к  солнцу. тогда  гадюка будет  ослеплена  и  не побежит  за  тобой. Верный  ли  это  был  совет, не  знаю, но  встречи  такой  боялись. Возвращались  мы  с  прогулки  с  букетами  усталые, но  довольные. Ещё  боялись  колхозного  быка, у которого, по рассказам, был агрессивный  нрав. Старались  не  одевать  ничего  красного и  обходить  колхозное  стадо  стороной.

(с.36)В Ишуни я  два  раза тяжело  болела. Один  раз - корью. Лицо у меня распухло, глаза  заплыли. Мама  завешивала  окна тёмным  одеялом, но  всё  равно, у меня случилось  осложнение  на  глаза. После болезни  я  стала писать  в  тетрадях крупными  буквами и цифрами,  а  мне  казалось, что они - маленькие. Постепенно  зрение  восстановилось. Сестра  тоже  перенесла  корь. Второй  раз  я  болела  ангиной  в  тяжёлой  форме. Даже  думали, что у  меня  дифтерия и отправили  меня  в  больницу на  Бром - заводе. В  Ишуни  больницы  такой  не  было. Диагноз не  подтвердился, но так  как  я была в тяжёлом  состоянии, мама  была  со мной до  тех  пор, пока  не  миновал  кризис.

Через  два  года  отца  перевели  работать  на  Бром - завод. Там  была  десятилетка. Бром - завод нам  понравился. Там  кроме  кроме  электрического  света  и  радио(помню, что  сначала его  случали  в  наушниках) и  степных  тюльпанов, был  ещё  рядом (с.37)Каркинитский  залив  Чёрного  моря. Летом  мама  мама  готовила  нам  еду: яйца  варёные, огурцы, помидоры и  я  с  подругой  Надей  Кухаренко  и  с  отцом  отправлялись  пешком  купаться. Залив  мелкий, тёплый. В  воде плавали  красивые  медузы, отсвечивающиеся  разными  оттенками - голубым, фиолетовым, розовым. На  берегу было  много  выброшенных  водой водорослей."Камку" - эти  водоросли - местные  жители  сушили  и  набивали  ею  матрасы. С  удовольствием  купались в  тёплой  воде. И  Сиваш  был  недалеко. Поэтому  на  базаре  часто  бывала  рыба: бычки, "камса". А  ещё  продавали  "на  блюдечко" мелких  вареных рачков. Вообще, базар  на  Бром - заводе был  хорошим. много  было  пахучих  фунтиков  сливочного  масла - белого, жёлтого, на  любой  вкус. Была  ряженка  с  румяной  корочкой.

Родителей  устраивало  и  то, что на  заводе (с.38) была дешёвая и  приличная  столовая. Когда  мама  занималась  стиркой  или  неважно  себя  чувствовала, она  посылал  меня  за  обедом  в  столовую. На  второе  можно  было  взять  котлеты - они  стоили  дёшево - или порционное  мясное  блюдо, более  дорогое ( порция:  котлет  - 1р. 20к., порционное  блюдо - 2р. 50к.) А  вот  с  жильём  на  заводе  было  хуже. Многие  рабочие,  в  том  числе  и  родители  моих  подруг жили  рядом  с  заводом  в  землянках. В  комнату  спускались  по  ступенькам,  а  из  окна  были  видны  только  ноги  прохожих. Это  место  называлось "грабарями". Говорили  "живёт  на  грабарях". Жили  люди  и  в  бараках  в  однокомнатных  квартирах с  общим  длинным  коридором, без  удобств. Были  и  аккуратные  двухэтажные дома. Но  их  было  на  первых  порах  мало. Нам  дали двухкомнатную  квартиру  на  втором  этаже  в  доме №1.Комнатки  были  небольшие,  но  уютные и с  кухней. В  двери  между комнатой  спальней была  небольшая  дырочка. (с.39)
Говорили, что  это  ревнивый  муж (живший  здесь  до  нас) стрелял в свою  жену из одной  комнаты  в  другую. К  счастью,  не  попал.

В  квартире  водились  клопы,  с  которыми  пришлось  вести  жестокую  войну, в  которой  мы  не  всегда  оставались  победителями. Обычно,  этим  занималась мать. Она  тщательно  мазала  керосином каждый  узел в  кроватях, поливала  их кипятком. Летом  пытались  спать  на  полу, чтоб хоть  как - то  сбежать  от  клопов, но  они  находили  нас  и  здесь. Падали... откуда - то  с  потолка, выползали  из... стен. В  хорошую  погоду  спали  на  балконе. Интересно  было  рассматривать  высокое  звёздное  небо  над  головой. На  нашей  площадке  было  ещё  две  квартиры,  а  в  доме  ещё  и  два  таких  же  подъезда, как  наш. Помню, что  к  посёлку  близко  подходил  колхозный  поливной  огород. Мы  с  отцом  иногда  туда  ходили. Отец  беседовал  с колхозниками  поливальщиками, (с.40) а  я  смотрела, как  вода  весело  журчала  в  поливных  канавках  огорода.

У  родителей  появились  новые  знакомые, друзья, в  том  числе  и  среди  учителей. Не  забывали  и  старые  Ишуньские  друзья:  Иосиф  Львович
и  Лидия  Артемьевна. А  здесь  отец  дружил  с учительницей  младших  классов Александрой Кирилловной Гончаровой, которая  жила  с  семьёй  в  нашем  подъезде на  первом  этаже. Был  у  него  ещё  друг, пожилой  учитель. У  него  не  было  одной  руки, но это  не  мешало  ему  хорошо  рисовать. Он  нарисовал  в  альбом  на память  отца  и  меня  в  профиль  и  мы  ему  позировали. Вышли  очень  хорошо - похожие очень.  Жаль, что  альбом  не  сохранился. Как - то  пришёл старшеклассник Володя Сокольченко и  нарисовал  в  альбом  розы. Розы  были  как  живые. Приходил  и  молодой  учитель, который  сочинял  стихи.(с.41)Бывало, по  долгу  смотрел  на  портрет  Пушкина, который  висел  у  отца  над  столом. Но  стихи  у  него  были  грустные. Однажды  прислали  на  Бром - завод, в  школу,  нового  преподавателя географии  по  фамилии Чапа, Валентин  Васильевич. Оказалось,  что  он  бывший  ученик  отца - выпускник  детского  дома. Отцу,  конечно, было  очень  приятно  встретиться  с  ним вдвойне, потому  что  он  тоже  выбрал  профессию  учителя. Но  работал  он  у  нас  недолго. У  него  случилась  крупная  неприятность  в  семье - жена  оставила  ему  грудную  дочку,  а  ухаживать  за  таким  ребёнком  и  работать,  было  ему  тяжело и  он  решил  помириться  с  женой -  уехал  к  ней  в  Симферополь. После  войны  я  случайно  его  встретила. Он  работал лектором  при  обкоме и  приехал  на  с/х.  "Опытную  станцию",  где я тогда  уже  проживала, с  лекцией  о  международном  положении.

Чаще  других  приходила  к  нам  в  гости  молодая  учительница Анна  Васильевна (фамилию её  не  помню)(с.42) потому, что  она  дружила  не  только  с  отцом, но  и  с  мамой. Очень  общительная  и  весёлая, она  преподавала  в  младших  классах. Помню  её  пышную  причёску и  холёные  руки. Всегда аккуратно  подстриженные  ногти  с  маникюром. Она  была  белоруской. Помню, как  она  здорово ,  помогла  маме  в  приготовлении  праздничного  стола по  случаю  окончания  отцом  Симферопольского  пединститута, в  котором  он  учился  заочно (до  этого  он  уже окончил коммерческий институт в  Москве, но  позже  понял,  что коммерция  - не  его  призвание).  И  ещё  Анна  Васильевна  старательно  помыла  полы в  нашей  всей  квартире. Отец  пригласил  всех  учителей  школы. Было  весело. Произносились  тосты  с  поздравлениями, пили  шампанское,  танцевали  под  патефон. Запомнились  танцевальные  пластинки "Брызги  шампанского"  и "Рио - Рита". (с.43) Позже Анна  Васильевна  уехала  в  Симферополь, вышла  там  замуж  за  хорошего  человека - какого - то  ответственного  работника. Но её  семейная  жизнь  длилась  недолго. Вскоре  её  мужа  в  чём - то  обвинили  и  арестовали. Она  осталась  с  ребёнком  одна. В  то  время  многих  женщин  постигла  такая  участь.

Помню, что  наркомом  просвещения  был  тогда  Бубнов А.С., по  слухам  умный  и  строгий  человек. Отец  отзывался  о  нём  с  уважением. Был  он  требовательным  и  работники  образования  его  побаивались. Иногда  он  приезжал  с  проверками  в  Крым. В  последствии,  в  "Сталинские  времена", был  он  расстрелян, как  и  многие  невинные  люди. Очень хорошая  подробная  статья  обнаружилась  у  меня  о  наркоме  Андрее  Сергеевиче  Бубнове  и  его  дочери.

(с.44) На  новом  месте  и  у  меня  появились  новые  подруги  и  друзья. Я  пошла  в  четвёртый  класс. У  нас  была хорошая  учительница Фёкла Витальевна Дегтярёва, жена  директора  школы. Но  она, к  сожалению, учила  нас  только  одну  четверть  или  даже  меньше. Случилось так,  что сам  Дегтярёв  стал  ухаживать  за  одной  ученицей  девятого  класса. Звали  её  Ноной. Это  была  кокетливая  смазливая  девушка. Она  жила  на  нашем  этаже - напротив. Помню, что  отец  ходил поговорить  с  её  матерью. Видимо,  предупредить, чтоб  с  дочерью  не  случилась  беда. И чтоб  как - то   предотвратить нарастающую  неприятность  в  школе. Но  сплетни  всё же  дошли  до  ушей Фёклы  Витальевны и... её  парализовало на  нервной почве. Мы  остались  без  учительницы  и  наш  класс  перевели  раньше  времени  на  предметную  систему  обучения. Русский  язык  и  литературу  преподавал  мой  отец. Он не  всегда  строго (с.45) придерживался  школьной  программы. Старался познакомить  нас  и с  другими  хорошими  произведениями  детской  литературы. Помню, как  он  читал  нам "Школу" А. Гайдара, которой  по  программе  не  было. И  мы  с  нетерпением  ждали  продолжения чтения  на  следующем  уроке  литературы. Задавал  нам иногда   написать  домашнее  сочинение на  тему "Самый  интересный  случай  в  моей  жизни". Случаи  оказывались  самые  разные: и  комическими, и  трагическими и  читать  их  было  интересно всегда. Самые  интересные  сочинения  отец читал  в  классе. Один  мальчик, как  он  с  товарищами шёл  зимой  в  школу  за  несколько  километров,  и  их  в  степи  застала  страшная  пурга. Они  сбились  с  пути, забрались  под  какой - то  мост  и  едва  там  не  замёрзли. Второй  описывал, как  он  забрался  на  крышу  дома, покрытую  снегом, с  лопатой и  решил съехать  на  лопате  с  крыши.(с.46)На  земле  уже  сильно  ударился  и... потерял  сознание. Очнулся  уже  в  постели. На  перемене  его  окружили  ребята:"Как же  ты  додумался на  лопате?" И  все  вместе  смеялись.

Или,  как - то предложил  нам  в  четвёртом  классе  отец  описать  содержание  полюбившегося  кинофильма. А  был  у  нас  одним  из  лучших  учеников  в  классе Боря  Пискун. Он  описал кинофильм "Музыкальная  история". Это  был  замечательный  фильм  с  участием Сергея  Яковлевича  Лемешева  с  его  неповторимым голосом  и  красивой  артистки  Зои  Фёдоровой. Сочинение  Бори, как  всегда,  прочиталось  в  классе,  с  отличной  оценкой. Только  в  одном  месте  Боря  ошибся. Вместо "женился" написал "вышел  замуж". Отец  с  улыбкой   сказал: "Ох, Боря, Боря! Когда  ты   женишься  сам, тогда  уже  не  перепутаешь…". Но  жениться  Боре  не  пришлось... В  кино  мы  ходили  часто. Любили  смотреть  о  Чапаеве, Котовском, (с.47)о Щорсе. Особенно  любили "Чапаев". Смотрели  его  не раз. Любили  фильмы  о  пограничниках, о  лётчиках и, конечно, музыкальные  фильмы: "Большой  вальс" о  жизни Иоганна  Штраусса  мы  с  подругой  Надей  Кухаркиной  смотрели  много  раз  и  каждый  раз - с наслаждением.  И, конечно,- любовные кинофильмы  любили. Но  их  до  16 лет  смотреть  не  разрешали. Помню  был  замечательный  иностранный  фильм "Маленькая  мама". Так  мы,  толкаясь   в  фойе кинотеатра, пытались  смотреть  в  замочную  скважину в  двери  кинозала по очереди.

А  когда  появился  фильм "Трактористы", тут  мы уже  у  нас с  подругой  Надей  было  настоящее  помешательство. Мы  ходили  на  все  сеансы  подряд. Потом  написали  письмо в "Пионерскую Правду" о том, что хотим  стать "трактористами"  и  просили  прислать  нам    фотографию Николая Крючкова, которую, конечно, нам  никто  не  прислал, а посоветовали (с.48) для  начала  окончить  10  классов. Но  мы были  настроены так  восторженно, что  такой "прозаический" ответ  нас  разочаровал.

Нравился  нам  и  Борис  Чирков в  кинофильмах "Юность", "Возвращение Максима" и  в кинофильме "Учитель". Сколько  в  то  время  было  замечательных  кинофильмов  и  артистов. Добродушный  здоровяк Борис  Андреев, Пётр  Олейников, который  кроме  других  ролей, сыграл   ещё  и  Пушкина  в  "Путешествии в  Арзрум". Борис  Ливанов, сыгравший  Дубровского, Алексей Черкасов - незабываемого  Александра  Невского и Паганеля в  "Детях  капитана  Гранта". Алла  Тарасова  в  роли  Кручининой  и  Анны  Карениной. Нина Алисова  в  "Бесприданнице". Очень  любили  мы   Марину  Ладынину  в  музыкальных  фильмах. А  кинофильмы "Цирк", "Весёлые ребята",(с.49) "Волга - Волга"  с  участием  Любови  Орловой  и  Игоря  Ильинского, Леонида  Утёсова  были  настоящим  праздником  для  детей  и  взрослых.

Очень  любили  ещё  мы  праздники день "Октября"  и  "Первое  Мая". Бромный  завод  находился  на  порядочном  расстоянии  от  посёлка. В  праздничные  дни  колонна  демонстрантов  собиралась  в  центре  посёлка  у  клуба. А  оттуда  со  знамёнами  и  песнями  шли  степной  дорогой  к  заводу. Там  поворачивали и, делая  полукруг, возвращались  в  посёлок уже  другой  дорогой, которая  была  ближе  к  железнодорожной  станции. Всю  дорогу с  восторгом  распевали  свои  любимые  песни  со  взрослыми. Домой  возвращались  усталые, но  счастливые. Взрослые, кроме  того, ещё  и старались разнообразить  и  украсить  жизнь  себе  и  людям.

(с.50)Был  в  посёлке  ещё  и  драмкружок,  в  создании  которого  участвовали и интеллигенция, и  рабочие  завода. Руководила  им  талантливая  женщина, влюблённая  в  свою  режиссёрскую работу, Белла  Яковлевна  Орлова. Ставили  очень  много  хороших  вещей:  "Чужой  ребёнок", "Неточка  Незванная","На дне" М. Горького, Чеховские  коротенькие, но комичные  пьески, "Цыгане" Пушкина,"Без  вины  виноватые" Островского и другие. В "Цыганах" отец  играл  старого  цыгана. Ему  очень  нравился  его монолог "Оставь  нас  гордый  человек". В "Чужом  ребёнке"   играл  инженера, одного  из  поклонников героини. В  Пьесе "На дне" - Луку. Вообще, играл  почти  во  всех  пьесах. А к  юбилейным  датам  писателей делал доклады в клубе. Мама  Нади Кухаренко тоже  участвовала  в  драмкружке. Семья у них была большая. кроме Нади ещё  было  трое детей. Работы дома хватало.

(с.51) Основную тяжесть её тянула старшая сестра Нади - Вера, тем  более, что она болела головой и учиться в школе не могла. Вера, в основном, занималась приготовлением пищи, а с другой работой  не всегда справлялась и дома, порой, у них бывал страшный беспорядок. А мама тоже смотрела на это сквозь пальцы. Бросала все дела, одевала белую нарядную кофточку, подкрашивала губы и спешила в клуб   на репетицию.

Жила на  нашем этаже длинноногая блондинка Варенька - зубной врач. она очень модничала. Тогда было модно у женщин носить берет набок. Варенька  так  его носила, что он, фактически, прикрывал  ей только одно ухо. Приходилось удивляться, как он, вообще, держится на голове. Варенька оказалась хорошей  артисткой. Она очень удачно подражала артистке Рине Зелёной, когда  та  декламировала  по радио детские стихотворения. Хорошо копировала детские голоса,(с.52) декламируя из репертуара Рины зелёной "А что у вас?" и другие. Всегда  выступала в концертных программах и пользовалась успехом у зрителей.

В одной  из пьес артисту надо было изображать покойника и ложиться 
в гроб. Молодой человек, сыгравший эту роль болел туберкулёзом  и действительно, вскоре  умер. Это был зять знакомой учительницы, жившей этажом ниже. Прибежала она к нам испуганная вечером: "Павлик умирает!" Стало жутко. Ночь спала плохо, мерещился умирающий Павлик. Больше эту пьесу не ставили. Никто не хотел играть роль Павлика. Он работал в бромном цеху завода. Самыми вредными для здоровья были бромный и и котельный цеха. И зарплата была высокой, и усиленное питание, дополнительное, но люди, работавшие там, всё равно часто заболевали реже (с.53) туберкулёзом горла, чаще - лёгких. Путёвки в санаторий им давали не до полного выздоровления, как было гораздо позже (уже после войны), а только на месяц. Антибиотиков сильных  тогда ещё не было. Болезнь считалась неизлечимой. Потеря  Павлика омрачила жизнь артистов .Отец часто брал меня с собой на репетиции  драмкружка и всегда - на генеральную. А уже на постановку пьесы они шли вдвоём с мамой, а нас с сестрой оставляли  дома.

Мы, дети, не  отставали от взрослых и тоже  участвовали в художественной самодеятельности. Одно время я точно посещала школьный драмкружок, которым тоже руководила Белла  Яковлевна Орлова. В одной пьесе я и Боря Пискун изображали детей важного учёного.(с.54)Он  имел свои секретные открытия, которые пытался выкрасть шпион, но мы, "дети" не дали ему  этого сделать. И когда я взобралась на стол, в ящике которого хранились документы "отца", в зале раздались аплодисменты! А взбешенный «шпион»  пытался меня задушить. Шпиона  играл ученик 10 класса Виктор Черепанцев ( или Черепанов - точно не помню!). Он  с  такой силой  бросил меня на диван, так по зверски вращал глазами, что я  думала, что вправду меня... задушит. Пьеса имела успех. Участвовали мы с подругой Надей Кухаренко и в хоровом кружке. Руководил кружком старичок - немец. Сам он играл на скрипке. Он разделил нас по тембру голоса на группы. Сначала с каждой группой репетировал отдельно. Пели   всегда  не одновременно, а  когда надо было, следуя его дерижерским указаниям. Какая - то группа молчала, а другая - вытягивала, потом (с.55)  подхватывали  все вместе. Короче говоря, он знал толк в хоровом пении. На районной  олимпиаде в Армянске (он был тогда районным центром) мы исполняли несколько песен. Коронным номером была "Песня о Сталине":"... На просторах Родины чудесной...". Это была мощная торжественная песня. Спели  мы её хорошо и получили самую высокую оценку. Выяснилось, что у Нади Кухаренко прекрасный голос,  и она выступила на олимпиаде как солистка. Исполнила песню о "Чайке", которая должна была передать "милому привет", А ещё  - песню, которую исполнял тогда ещё молодой и красивый Марк Бернес в кинофильме "Истребители": "... В далёкий  край товарищ улетает, родные ветры, в след за ним летят...". Надю наградили отрезом чёрного плюша на пальто. Она была  в  восторге. Позже  из  него было сшито красивое пальто.

(с.56)Был у Нади Кухаренко и ещё  один талант - очень красивый почерк. Если случалось ей ошибаться где - то в тетради или зачеркнуть какое - то слово, то она брала новую тетрадь и переписывала в неё  всё  сначала, чтоб не иметь помарок. Любила писать! Одно время, мы выпускали в своём классе пионерскую стенгазету, которую назвали "Дружбой".И Надя все наши статьи старательно переписывала в газету своим завидным по красоте почерком.

Отец  Нади работал каким - то руководящим  или партийным работником на заводе. Но их семья была не из числа обеспеченных. Одевалась Надя скромно. У неё были единственные  чулки, и она  их без конца штопала и стирала, так что они уже потеряли цвет. Вместо чёрных - стали какие - то зеленоватые. Мы все, в большинстве своём, одевались тогда не богато. Всех нас девочек дома мамы учили штопать чулки. А ещё с удовольствием мы ходили в кружок рукоделия.

У мамы  моей была знакомая  портниха. Она иногда перешивала "для меня из маминого платья",а сестре из  моего. Тогда, вообще, было  туго с промтоварами. Чтобы купить какой - нибудь материал или готовую вещь или обувь, надо было ещё с вечера, когда приходил товар, занимать очередь у магазина. Мать как - то  стала   такую очередь. А утром, когда открыли магазин, её  оттолкнул  кто - то был сильный да понахальный, и она вернулась со слезами и ни с чем. А однажды учителям разрешили отовариться на определённую сумму "при закрытых дверях". Но отец  наш был очень не практичным человеком.  Он не разбирался ни в тканях, ни в  их  качестве. Нужд   наших тоже  толком  не  знал, хотя  мама и старалась втолковать ему это. Даже  себе купить что - нибудь из  "верхних вещей" он не  решался. Если покупал, то  чаще неудачно. Поэтому мать  не доверяла ему и старалась при возможности покупать вещи сама.  Что  выбрать  в  магазине  нужного, отец  сообразить толком не мог, и однажды, чтоб использовать взятые  деньги, он купил маме в подарок перстень с крупным сиреневым камнем. Но мама никогда не носила и не любила никаких драгоценностей.(с.58)Отец её успокоил:"Это валюта и всегда может пригодиться в нужный момент. Так и пролежала у нас эта "валюта" несколько лет без дела, пока в один из печальных для нас дней её не похитили  вместе с другими вещами.

Иногда  приезжала по железной  дороге вагон - лавка  и останавливалась на какое - то  время в тупике железной дороги. Тогда  все спешили на вокзал в надежде что - нибудь купить из вещей. Иногда родители привозили нам с сестрой обновки с ярмарки из Армянска. выручала и тётя Маруся - мамина двоюродная сестра, которая жила в Москве. Мама посылала  ей  деньги. Но у тёти не всегда было время, чтобы  побегать по магазинам и выполнить наш заказ. Поэтому  посылку приходилось ждать довольно долго. Прислала  она  нам  с  сестрой красивые выходные  шерстяные платья и кофточки, маме (с.59) - тоже кое - что из одежды. Отцу  присылала реже, но он был не  в  претензии  и  меньше  всего думал о себе. Я очень обрадовалась, когда она прислала мне разноцветные не линяющие нитки "мулине" для рукоделия. Посылка  от  тёти всегда была праздником для семьи. В  посылке  ещё обязательно оказывались вкусные конфеты, печенье и в жестяной коробочке в  виде сундучка - хороший  душистый чай...

                Довоенное детство...
                Н.И. Скрипка

Подготовил  к  публикации
Владимир Полуничев


 Тетрадь № 2.

(с.1)В то  время многие школьники одевались скромно. Шёлковое платье у девочек было редкость. Ручные часы считались роскошью. Их не было ни у кого. Их имел единственный  мальчик на всю школу. И за это его прозвали  «Будильник». Это был сын богатых родителей , «маминкин  сынок». Родители  снимали для него комнату на «Бром – заводе» (что тоже само по себе было тогда редкостью)., а сами жили  в  Воинке. Почему он не учился  в  Воинке, никто  толком  не  знал. Говорили, что якобы не поладил с учителями. Учился он в 6 классе. Лицо у него было очень белое. Ходили  сплетни, что он мажет лицо  кремами и даже пудрится. Некоторым девочкам он нравился,  и они его прозвали «Беленьким». (с.2)Писали ему    записки и он был не прочь поухаживать и назначить одной из них тайное свидание. А для мальчишек он был «Будильник» и они с презрением обходили его стороной. Но он был единственным, в своём роде. А, в основном, у нас ребята были в школе не такие: из небогатых рабочих и крестьянских семей.

В четвёртом классе я влюбилась в ученика нашего класса  Борю Пискуна. Это было первое трепетное чувство. Позже выяснилось, что Надя Кухаренко тоже была  в него влюблена. Надя была самой близкой и давней подругой. Мы с ней познакомились и подружились ещё в пионерском лагере в Евпатории, (с.3) когда мы жили ещё в Ишуни. Общая тайна нас сблизила ещё больше. У Бори   было круглое веснущатое лицо. Под тёмными бровями – голубые глаза. Длинные музыкальные пальцы рук. Завидовала я ему, потому что у меня, наоборот, -  были  толстые, некрасивые пальцы. Но самое главное в Боре, что выделяло его среди других, было то, что   был они  очень способным. Был у нас одно время директором школы татарин. Преподавал  нам историю. Выглядел старше своих сорока лет. А жене его было только  20 лет. Красивая женщина, одетая в шикарную меховую шубку. Мы удивлялись, что заставило  её пойти за такого  «неприятного»  «старика». Жена была русской. Хотя самым интернациональным  браком на «Бром – заводе» был брак у красавца инженера Острера, по национальности еврея, когда (с.4)  он женился на враче местной больницы татарочке  Шифике. Шифике была красивой, изящной женщиной, одевалась со вкусом. Учитывая свободу крымских нравов, никто особенно  этому не удивился. Они стоили друг друга. Оба  молодые, красивые (каждый в своём стиле), оба с высшим образованием… Так вот, наш директор – татарин не переносил малейшего движения или шума в классе. От говорил: «Если кто – нибудь  будет шуметь, я сниму галошу с ноги  и запущу в него». Мы его боялись и дома  старательно зубрили историю. А Боря вот, дома никогда ничего не зубрил: ему достаточно было прочитать текст на большой перемене и он  сразу же мог ответить урок на «отлично»! В тёплое время года  у Бори на пиджаке красовались четыре значка, в том числе и «ЮВС» (юный  Ворошиловский стрелок).(с.5) Мы все занимались в кружках. Изучали санитарное дело и химическую оборону, на случай войны, занимались бегом, мальчишки – стрельбой, ещё вдобавок. Борины значки поднимали  его авторитет в наших  с Надей глазах. У нас их было меньше.

Боря тоже был неравнодушен ко мне. Я сидела за партой спереди, он –дальше, за мной. И мы частенько на  уроках  «играли»  в «гляделки». Смотрели друг не друга до тех пор, пока кто – нибудь из нас не отводил смущённо глаза в сторону. Бывало – он, бывало – я. А какое счастье было играть с Борей вместе в драмкружке или сидеть рядом, когда случалось, в кинозале. Если героям фильма грозила  какая – нибудь беда, Боря меня успокаивал, уверяя, что ничего плохого не случится. Так было  и тогда, когда мы с ним смотрели «Бесприданницу». Он сидел в соседнем ряду, оборачивался (с.6) ко мне, когда события для героини стали опасными. Хотя жизнь её так добром и не кончилась. А нам с борей очень хотелось, чтоб жизнь у неё сложилась счастливо…

Зимой Боря носил шапку -  ушанку, коричневое драповое пальто. Точно такого же качества и мне купили, только более яркой расцветки. Была у Бори небольшая белая собака, которая везде его сопровождала. Увидишь, бывало, собачонку его и сердце радостно забьётся: значит и Боря где – то рядом. Было тогда очень много хороших песен, исполняемых кинозвёздами и артистами по радио. И о любви, конечно, - тоже. Вроде таких  как «Маша», «Саша», «Андрюша» и много других, которыми мы, девчонки увлекались. Пели и дома, и с подругами, но была среди них одна песня, исполняемая Любовью Орловой, которая как нельзя лучше передавала мои чувства к Боре.

(          с.7) «… Я вся горю, не пойму от чего
                Сердце, ну, как же мне быть?
                Ну, почему изо всех одного
                Можем мы в жизни любить?
                ………………………………
                Если б имела я в жизни десять сердец
                Все бы ему отдала!»
Эту песню я напевала наедине с  собой. Казалось, что любой свидетель мог проникнуть  в мою тайну, нарушить то трепетное чувство любви к Боре, которое я особенно чувствовала, когда пела. Это была моя личная песня. Я не могла ни  с кем её делить…

Двадцать пятого мая было  днём рождения Бори. Нам с Надей Кухаркиной всегда хотелось его поздравить. Но мы страшно стеснялись и ни за что не   решились бы пойти   к нему в гости, если бы не более смелая наша подруга  Галя Кацуба. Она знала, что мы с Надей не равнодушны к Боре (с.8) и захотела нам помочь. Вместе с Галей было уже не так страшно пойти к Боре домой и мы стали  смелее… Боря с мамой  жили вначале в бараке (позже получили квартиру в доме) в одной длинной комнате. Борина мама, тётя Шура, работала в детском саду воспитательницей. Была очень общительной и весёлой. Она всегда гостеприимно нас принимала, шутила с нами, называла нас всех троих своими "невестушками". Когда Бори не было дома, показывала нам семейные фотографии, рассказывала о Боре. О том, что он любит и чего не любит, какие у него любимые блюда и другие подробности из их жизни. А мы жадно её слушали, боясь пропустить хоть одно её слово. У Бориного отца была другая семья, он жил в Керчи. Был, по словам Тёти Шуры, партийным работником.(с.9) Боря не раз во время летних каникул ездил к отцу в гости. Были у Бори близкие друзья среди мальчишек - одноклассников: Коля Ерохин и Сергей Кириленко. Это были серьёзные ребята. Все трое хорошо учились, никогда ни с кем  не дрались. Не помню, чтобы в нашей среде были крупные драки и, вообще. А если кто -то из мальчишек пытался курить в школе, о таком говорили шепотом  и смотрели на него как на отъявленного хулигана. Не обходил Боря стороной и общества девочек. Часто на переменке он крутил  для нас скакалку, а мы, девчонки, прыгали через неё.

Была у меня хорошая подруга - эстонка Рута Семикина. Полное  её имя было Руфь. Жила она с мамой и старшей сестрой. Отец с ними не жил,  но не   забывал их, писал из Эстонии и помогал, видимо. Как - то Рута сказала: "Если  окончу год на пятёрки, папа пришлёт мне подарок". Учёба Руте давалась легко. (с.10)Кроме того, она много читала художественной литературы. У Руты были красивые руки и, когда она умывалась, то каждый пальчик мылила и тщательно тёрла отдельно. Рута мечтала стать хирургом. Как -то мой отец  сказал, улыбаясь:" Хирург, Руточка, из тебя получится. У тебя рука твёрдая, как резанёшь, так резанёшь!" Рута рассмеялась и было видно, как были приятны ей слова  отца.   Мама у Руты была  опытным фельдшером  и пользовалась уважением у населения. Её часто вызывали на дом вместо врача. Вызывали её родители как - то и ко мне.

Мамы Руты часто не было дома, как и её старшей сестры  Маноны, уходившей к своим друзьям - старшеклассникам. Вот тогда - то мы и были предоставлены сами себе.(с.11) Переодевались в разные наряды и начинали изображать героев любимых кинофильмов. Рута любила изображать "Человека - невидимку"(для этого в ход шли мамины бинты, которыми она обматывала своё лицо). Был тогда  под таким же названием увлекательный фантастический иностранный  фильм, который нам очень нравился. Очень любили играть  в "панаса", начиная со слов:
"Панас - панас, на чём  стоишь?
На бочке!
Что продаёшь?
Квас!
Лови три года нас!"

 Прятались от "Панаса" по всем углам комнаты. Топтались по мебели, в том числе и по кроватям. В квартире всё переворачивали к верху дном. К приходу Рутиной мамы старались всё убрать и расставить по местам. Но мамы её мы особенно не боялись. Она была очень добрая и спокойная. Часто приходила уставшей после ночного дежурства и ложилась спать, не обращая внимания на наши занятия и быстро засыпала.(с.12) У нас в доме такие игры  были бы невозможны. Мама  моя не разрешила бы делать такой беспорядок в квартире, да и  сама она всегда была дома.

Ходили к Руте чаще по выходным дням, вечерами. Бывать у неё любили. Играли и в «Спокойные игры». В «Фантики», когда в шапку  бросали записки и каждый вытягивал записку,  «фантик». Задания в записках были разные: кому спеть, кому станцевать, а кому – то залезть под стол и… прокукарекать. Фантазия не подводила,  и  всегда  всем было весело. Приходи в гости к Руте и Боря Пискун. Они с ней были давними приятелями – ходили  вместе ещё в детский сад. Чувствовал он здесь себя, как дома. Садился поудобней в кресло и читал что – то увлекательное. Про капитана «Немо» или ещё что – нибудь не менее интересное. Любил читать.(с.13) В «Панаса» мы уже при Боре  не играли. А в других играх участвовал и Боря. Играли  и в «Сидячую игру – в «Садовника». Игра довольно пустая, но… любимая  нами. Каждый играющий  изображал какой – нибудь цветок: розу, ландыш, нарцисс и т.д. Начинали  игру  так. Выбирали  «Садовника». Он  и  начинал игру словами: «Я садовником родился, не на шутку рассердился! Все  цветы   мне  надоели кроме… « И  называл  какой – нибудь  цветок. Тот  отзывался : «Я». «Что  такое?» -  спрашивал Садовник. «Влюблена(влюблён)» - следовал  ответ. Садовник: «В кого?»… Вот  для  нас  с Надей  Кухаренко и заключалась  вся  соль игры в  том , что, когда  мы  с  трепетом  произносили «влюблена»  в тот  цветок, который  избрал Боря. Произнося  это слово, мы страшно смущались. Это  было своеобразное признание в любви друг другу. Неповторимы, незабываемы счастливые  мгновения в обществе Бори.

А Рута  была  влюблена в парня, который ухаживал за старшеклассницей Дусей. Дуся жила  в том же доме, что и Рута, в том же подъезде. Виктор  часто приходил к Дусе в гости (с.14) и проходил  мимо Руты, не догадываясь, конечно, о её чувствах. Был тогда какой – то фильм ( не помню  названия), где главный герой был как две капли воды похож на этого Виктора. И Рута без конца ходила смотреть этот фильм.

Но играли мы не только на квартире у Руты. Мы тогда, вообще, много играли в разные развлекательные игры. Когда были младшие, девочки играли в «Кремушки», в «Классики», в  «Мяча об стенку». Подросли – другие  игры  появились. Играли в «Цурки». Мальчики изготавливали «цурку» - небольшую круглую палочку с  заострёнными концами. Её  клали на небольшое углубление. Палкой  надо было ударить «цурку» по концу  так, чтобы она взлетела  в воздух. Тут надо было не прозевать и ещё  раз  удачно ударить, чтобы  отбросить её  в сторону, как можно  дальше. Первый удар мог быть простым, по концу «цурки» и ценился  он  в  одно  очко. Или  с  «накатом», когда палкой  накатывали «цурку» и  только после этого поднимали  в воздух. Такой удар  ценился дороже: в три очка.. И, вообще, если удар  удачный, то «цурка» летит далеко и забросить её обратно в очерченный круг сопернику бывало  не легко. Очки считались  и  у него. Если соперник  побеждал, то  то игроки  менялись  местами. Бить  «цурку» было легче, чем тому, кто за ней бегал и бросал обратно. В «цурку» девочки играли реже, чем мальчишки.

Была ещё  игра  в «каре», в которую с увлечением играли все. Играли  одновременно 8 человек. Перед игрой бросали жребий, кому где стоять. По углам четырёхугольника определённого размера  стояли четыре человека – «на каре» и четыре человека внутри четырёхугольника – «под каре». У каждого из играющих считалось по четыре «руки». (с.16) те, кто стоял  «на каре» старались попасть мячом в кого – нибудь из тех, кто был «под каре». В промежутках, чтобы обмануть бдительность тех, кто внутри,  они перебрасывали мяч друг другу, и от каждого из них можно было ждать удара мячом. И если попали  в кого – нибудь, надо моментально его( мяч)  хватать и стараться попасть в кого – то из убегающих соперников, чтобы вернуть свою «руку». Если попал в кого, то у того пропадает  одна «рука». И так играют до тех пор, пока не выбьют  у команды соперников все «руки». То, кто лишается всех рук, покидает играющих. И так их становится постепенно всё меньше и меньше, пока не останутся только участники команды победителей. Игра длится долго, но зато проходит весело и интересно. Играли в неё  даже и старшеклассники, чаще на большой перемене. (с.17) И хотя не до конца, но всё – таки получали заряд веселья и бодрости. Почему  она  так называлась, никто не знал, но игра, и вправду, была замечательной. Тут надо было и быстро бегать, и уметь метко попадать мячом ( у мальчишек это получалось лучше). А тем, кто был внутри -  мгновенную реакцию на летящий мяч, чтоб вовремя отскочить или прогнуться так, чтобы мяч пролетел мимо.

Играли ещё в «красных» и «синих» летом. Тут уже команды собирались посолидней. За наши домом № 1 были ещё два дома, точно  такие же. Так вот, дети собирались со всех трёх домов. Делились поровну на «красных» и «синих». Один отряд прятался, второй  - искал. Прятались  везде, где было только можно: в подъездах, в сараях, в кустах. Старались найти и «застукать» всех противников. Искать было хлопотно.(с.18) Помню, как Володька Щегула из нашего дома спрятался  в густой  кроне вербы и его никак не могли  найти. Но и прятаться …   тоже… Бывало заберёшься в какой – нибудь тёмный сарай  и  самой… страшно  от темноты: «найдут или не найдут…». Если  мио тебя  при  поиске  проходили  мимо, можно было выскочить из укрытия, побежать и самому «застукаться» в определённом  месте, обычно, у  стены дома. Игра затягивалась иногда за  полночь. Тут уже родители приходили «загонять» нас домой, тем более ,когда  начинались уже кое  у кого экзамены  в школе.

А отец  любил  иногда сыграть партию в шахматы с приятелем. Я запомнила, какие фигуры и как должны  ходить. Но игра  показалась  мен  сложной. В  шашки  играть было проще. Играли мы зимой  и  в  картишки с друзьями из нашего дома. Завидовали, если кому  попадался козырный туз, называли его «главным». Играли, конечно не на  деньги в «дурачка» , простого и подкидного, и в другие безобидные  игры: в «свинью», в «мокрую курицу», в «ведьму» в «пьяницу».

Училась я с Борей  в  одном классе всего два года. А в  шестом классе наш класс разделили на два. Поделили поровну и хорошо успевающих учеников. И  меня  с Борей… разлучили:  я попала в  6 – Б, а Боря  -  6 – А. Это была  моя  личная  трагедия, личное  горе. Но некому  было  пожаловаться  и  некому  было помочь. (с.19)) С этих пор отец уже не преподавал в нашем классе, а только в  6 - А. А у нас был другой учитель – Григорий Иванович Бандура. Смеялись, что в школе два словесника и оба носят фамилии музыкальных инструментов:  Скрипка и Бандура. У Григория Ивановича отец работал машинистом паровоза на железной дороге, и он этим очень гордился. Литературу он преподавал сравнительно неплохо. Особенно у него хорошо получался  Хлестаков и другие  герои «Ревизора». А вот в грамматике он плавал. Как –то задал нам домой упражнение, где надо было проставить буквы «и» и  «е». Слова оказались трудными, и я не везде смогла сообразить, как правильно написать. Помог отец (к нему я обращалась очень редко). А когда пришла на занятие, выяснилось, что у меня  многие слова написаны «неправильно». Дома я высказала  отцу недовольство, по поводу его «помощи». Он же  в  свою очередь удивился, так как был уверен в своей правоте. (с.20) И объяснил Григорию Ивановичу в тактичной  и дружеской форме, что он неправильно ориентирует нас в написании этих слов. Но, видимо, Григорию Ивановичу это не особенно понравилось, сто позже  проявилось во враждебном его отношении к отцу.

         Немецкий язык преподавала  пожилая немка Розалия Эдуардовна  Фогель. Это была педантичная и довольно неприятная особа. Был у нас в классе Витька Савенко, не лишённый  способностей ученик, но с задиристым характером. Он знал, что немка не любит, когда неправильно произносят имя,  отчество. Поднимает Витька руку на уроке: «Роза Эдуардовна, что у  вас на доске написано в… этом  месте? Я не понял. «Не роза Эдуардовна, а Розалия Эдуардовна» спокойно  поправляет, отвечая ему  на вопрос немка. Витька делает вид, что понял свою ошибку. (с.21)Через 10 минут вновь: «Роза Эдуардовна…» . В ответ - «Не Роза Эдуардовна, а  Розалия Эдуардовна… », вновь  возражает  немка… Такой диалог регулярно поправлялся на уроках немецкого  языка к удовольствию всего класса. Витьку щедро одаривали одобрительными улыбками и репликами. Любителей немецкого языка в классе не было. Не давался  он и мне и не интересовал, хотя у  меня  была возможность раньше ,кое – что, взять  от свой  подруги  Ады Фрейлих.

Нравилась мне математика, особенно алгебра. Учитель Семён Семёнович, хорошо знал свой предмет и дал нам прочные знания. После него была учительница, которая плохо разбиралась в алгебре. Класс у нас был сильный и мы уже твёрдо знали, когда надо ставить  «плюс», а когда -  «минус». И когда   решался на  доске сложный  пример, который  не  все могли решить дома, (с.22)у нас ней часто получались разные ответы. Мальчишки начинали с ней спорить, доказывая свою правоту. Она тоже не сдавалась. Кончилось тем, что мальчишки пожаловались на неё директору и просили прислать к нам другого учителя, и она ушла от нас. А вот уже в восьмом классе у нас был замечательный  педагог Иван Ефимович Орловский, влюблённый в свой предмет. Особенно нам нравились задачи на составление уравнений. Его преподавание  не  было  стандартным. Он всегда, где было можно, показывал , что задачу можно решить не только одним способом. И если не все решали одинаково, но получали правильный ответ, он это только приветствовал. Иван Ефимович учил нас логически мыслить.

В восьмом классе мы уже учились в новой, двухэтажной школе.(с.23)Наш класс находился на втором этаже. Но старая низенькая и уютная  школа мне была дороже, родне. Самые счастливые детские годы прошли именно в ней. В 1941 наш класс сдал успешно экзамены за восьмой класс. На каникулах наша школа решила дать концерт художественной самодеятельности в соседнем колхозе. Колхоз был близко, примерно в трёх – четырёх километрах от завода. Пошли туда пешком. Ночь была такой тёмной, что в двух шагах уже ничего не было видно. Шли близко друг к другу. И вдруг на фоне абсолютно чёрного неба появилось красивое сияние, похожее на  северное сияние. Никогда  в жизни ни до, ни после такого сияния я не видела. Позже пошёл слух, что старые люди увидели в этом необыкновенно – сказочном сиянии предсказание скорой войны. (с.24) Мы, ученики школы, ещё успели съездить на экскурсию а Асканию -  Нова. Ехали через Турецкий  вал, на открытых бортовых машинах. Всю дорогу лихо распевали новую ещё тогда песню6 «Если завра война».  И вот она…пришла, уже не в песне, а наяву. Наше беззаботное детство кончилось. 

Ещё до войны, в марте 1941 года на нашу семью обрушился тяжёлый удар. По ложному доносу арестовали отца и объвинили  его ( как потом выяснилось) в пропаганде против Советской власти и, кажется, ещё в антисемитизме. Ещё до этого арестовали на заводе одного инженера. Прошёл слух, что он – бывший  офицер царской армии или белоармии. Было предположение (оно появилось позже), что среди учителей есть тайный агент НКВД – одна из учительниц младших классов (с.25)(фамилию её называть не буду).Эта учительница ничем не лучше других, но умела хвастаться на педсоветах и делать рекламу своей педагогической работе и своим ученикам. И ещё она преподавала  рисование в старших классах. Отец мой её не любил. И многие учителя школы были просто поражены, когда она единственная в школе  (и по –моему в районе) была награждена правительством орденом(не помню каким) хотя многие  в районе учителя были не менее способными и талантливыми педагогами. Недоумевали: «За что?». Видимо, она и была главным свидетелем на суде против отца. Да ещё Бандура Г.И. Что они говорили в его адрес, мы не знаем. Нас с мамой на суд не пустили (суд был в Джанкое), а только – на приговор, после чего предоставили свидание с отцом. А я познакомилась с этой учительницей (с.26) и с её дочкой Людкой ещё в пионерском лагере в Евпатории. Приехала она туда в качестве воспитателя. В лагере, помню, была выставка детских рисунков. Были среди них и хорошие. Внизу, под ними, на  маленьком кусочке плотной бумаги была написана фамилия исполнителя. Некоторые запомнились. И каково же было моё удивление, когда  через какое – то время эти фамилии исчезли, а вместо  них появилась фамилия и  имя Людки. Настоящие авторы рисунков, видимо, уже уехали домой. Я с удивлением смотрела на Людку и думала, почему она мирится с этой ложью, разрешает это делать своей матери? Как ей не стыдно, ведь она знает, что это не её рисунки?

И вот уже на «Бром – заводе» я встретилась с ними снова и увидела, что Людка учится в нашем классе. Держалась она обособленно, была не общительной. (с.27) Училась неважно, слегка заикалась, когда отвечала урок. Одно время я пыталась с ней подружиться и раза два даже  приходила к ним домой. Мне нравилось, что они с матерью хорошо рисовали и у них   много хороших рисунков висели на стенах и в альбоме. Но однажды она мне  на уроке передала записку, в которой писала, что она «подлизывается» к  нашей пионервожатой и теперь у неё всё «хорошо» (какой – то разговор о ней у нас был, видимо, до этого) В нашей ученической среде «подлизывание» было не в почёте. И если кого – то  обвиняли  в этом грехе, то тот оправдывался и старался всех уверить, что это не так. А тут – сама открыто, не стесняясь да ещё в записке признаётся, что она … «подлизывается». Это меня шокировало и оттолкнуло от Людки. И я сразу же порвала с ней всякие отношения, (с.28) она для меня больше не  существовала.

Приехали мы с суда очень расстроенные. Надя  Кухаренко плакала вместе  со мной. Верные друзья наши  и отца из среды учителей от нас не отвернулись, а старались как – то поддержать, успокоить. Никогда не забуду свою добрую учительницу по ботаники и биологии Елизавету Михайловну Безрученко. Муж её работал инженером на заводе. И они  должны были эвакуироваться, как и другие, на восток страны с заводом, когда началась война.  У неё было двое детей и вот – вот должен был родиться третий. Моя мать  предложила ей купить набор ёлочных игрушек  (любили мы украшать ёлочку под Новый год). И Елизавета Михайловна купила у нас эти игрушки. Хотя я понимала, что эти игрушки в разгар лета ей  были совершенно не нужны. Тем более,(с.29) в то тревожное время , когда все волновались и не знали, сто их ждёт завтра(отца судили, когда у началась война). Она купила их только для того, чтобы поддержать материально и морально нашу маму, зная, как ей тяжело после  ареста отца. Тем более, что к тому времени мы уже жили на частной квартире. Государственную -  нас попросили освободить. Старались поддержать и помочь и родственники. Сестра отца – тётя Маруся, которая жила в Симферополе, решила взять меня с собой для поездки в гости к другой тётушке в  город  Миргород, где та работала врачом в санатории. Первый раз в жизни я ехала на скором поезде. Я не знала, что он быстро едет не только за счёт  скорости, но и потому, что останавливается далеко не на каждой станции. И была разочарована (с.30) тем, что он оказался не каким – то особенным и мало отличался от обыкновенного  пассажирского поезда.

Квартира тёти Дарьи находилась на территории санатория в большом красивом парке. С одной стороны росли лиственные деревья, в другой – хвойные. Туда же приехал и  дядя Николай из Москвы.  Хозяйка целый день была на работе, а мы – гости отдыхали: пили лечебную  Миргородскую лечебную минеральную воду, имеющую неприятный  запах тухлых яиц. Гуляли по парку, ходили на базар за продуктами, покупали клубнику. Я с удовольствием  её ела, тем более, что дома Красноперекопский район  фруктами не славился. Иногда, чаще на ярмарке в Армянске покупали яблоки («кандиль» - сочные кисло - сладкие и «шафран» - сладкие яблоки), абрикосы. Там летом хозяйки даже сушили  ягоды чёрного паслёна, чтоб зимой начинять ими  вареники и пирожки. А вот арбузов и дынь хватало. Московский дядюшка готовил очень вкусный салат… Но наш «курорт» длился недолго. По радио объявили, что Германия внезапно напала на Советский  Союз. Тётушки плакали – они уже знали, что это такое. (с.31) Уже  на следующий день все лечащиеся в санатории ,   кто успели полечиться и те, кто не успели, срочно забирали свои документы и разъезжались по домам. Взяли и мы свои чемоданы и отправились на вокзал. Дядя взял билет в Москву, а мы с тётей Марусей – домой, в Крым. Должны мы были ехать прямым поездом через Харьков, но тётя не смогла взять билет на этот поезд. Дали – на другой, с пересадкой в Днепропетровске. Посадка была нелёгкая: чемоданы бросали через  головы людей в окна вагонов. В Днепропетровске тётя пошла компостировать билеты, а я осталась стеречь вещи. Там я впервые услышала песню «Синий платочек». Какой – то молодой парень, из пассажиров, красивым  голосом задушевно пел её  под баян с ещё мирными довоенными словами.(с.32) Слова я подзабыла, а мотив остался в памяти. Позже появились и новые слова в войну. В поезде соблюдалась светомаскировка, боялись  налёта авиации. Доехали домой благополучно. Мама уже волновалась, боялась, чтоб я не застряла в Миргороде.

Война разбросала людей в разные стороны и безжалостно повлияла  на их судьбы. О судьбе некоторых знакомых, друзей и моих соучеников я узнала уже после войны. Многие из них не вернулись домой с фронта.  Погиб заведующий Районного отдела  народного образования Ветров (имя и отчество не помню). Он жил с семьёй в  районном центре в Армянске. Это был ещё молодой человек, с привлекательной наружностью. (с.33) Был как – то  временно  и отец завучем в школе. Но последний наш довоенный  завуч в школе на «Бром – заводе» был  Кударь Яков Венедиктович. Он погиб где – то в районе Севастополя. Там же погиб и Виктор Черепанцев – выпускник школы. Погибла в  Белорусских партизанских лесах и выпускница  школы  Клава Михайлюк, красивая высокая  блондинка, сестра  второй жены  Эдуарда  Ивановича Фрелиха. Сам Эдуард Иванович с семьёй был выслан из Крыма, как немецкая семья. Дальнейшая судьба их семьи мне не известна. Погибла и Катя Гурина, моя подруга ещё по Ишуни. Семья Ишуньского агронома Золотушкина эвакуировалась из Крыма и после войны поселилась в Сакском районе в селе Чеботарка.  Мара пошла по стопам отца и (с.34) окончила сельскохозяйственный институт. Погибли братья Белоусовы. Родители их были железнодорожниками и они жили где – то на «будке».В школу от туда  ребята ходили пешком. Старший Роман учился в нашем классе. Он был весёлым, остроумным парнем. На переменах мы все были не прочь поторчать возле него и посмеяться его шуткам. Погиб одноклассник Гриша Карантинный. Это был уравновешенный  хороший парень. Были мы с ним в дружеских отношениях. Он жил в нашем доме в соседнем подъезде и часто приходил ко мне за учебником, которого у него не было. Гриша любил закаляться. Всё лето он ходил обнажённым до пояса, но всегда в брюках.



(35) Не вернулся с войны и любимый учитель Иосиф Львович Бондарь, милейший человек. Была у меня хорошая  подруга Шура Спильная. У неё был старший брат Вася. Он относился к ней очень заботливо, иначе как «Шурочка» её не называл. И всегда  беспрекословно  её просьбы  и требования: что – то  ей принести, что-то подать,  что- то сделать по дому. Шура очень хорошо играла на гитаре «Ночь светла», «Цыганочку», «Отход поезда» и другие вещи. Мы с Надей Кухаренко с восторгом слушали её игру и сами воспылали страстью к гитаре. Учились играть под руководством Шуры, но как мы не старались, нам до Шуры было далеко. У неё был природный талант. Ещё один мальчик из нашего класса (с.36) Вася Оголь хорошо играл на  гитаре. В школе был хороший  струнный  оркестр. Были там и скрипки, и мандолины. Мне  нравилась игра на балалайках. Отцу особенно  нравилась игра одного учителя на скрипке. Он исполнял отрывок из «Пиковой дамы». Способная  к учёбе, Шура и собой была хороша. Красивые серые глаза с поволокой, большой лоб. Шла ей и причёска с чёлочкой с одной стороны. Хорошая женская фигура ( нам тогда  было уже по 16, когда началась война). Был у неё  знакомый парень. Он  служил в лётной части в Сарабузе (Гвардейское). Иногда он приезжал на «Бром – завод» к родным и  заходил к Шуре. Он уже считался её женихом. И она была не прочь выйти   замуж за славного лётчика. После войны она писала мне, что погиб на  фронте и её брат Вася   жених, тоже Вася, и отец. Остались они с матерью. Шура  стала учительницей в начальных классах школы.(с.37) Сообщала, что немцы  расстреляли мать Нади Кухаренко, она оказалась еврейкой. А дети по отцу – украинцами. Надя осталась жива и переехала в Армянск. Наша общая подруга  Галя Кацюба осталась на Урале, куда их семья  была эвакуирована  вместе с заводом. На  «Бром – заводе» у неё работали старшая сестра  Мария ( заведующей клубом)  и  отец.

Погиб и Боря Пискун – умный, добрый милый мальчик, первая моя  детская любовь. Единственный  сын у матери. Побывал в плену, вернулся ближайший друг Бори – Сергей Кириленко. Слышала, что  вернулся больным, очень нервным. После войны стало известно, что моих ровесников 1924 – 1925 годов рождения вернулось с войны  всего три процента. В число таких  счастливчиков попал и мой  одноклассник Вася Накивайло,(с.38) с которым мы с отцом встретились только через 30 лет. Много лет жили в одном районе и не знали друг о друге, пока, случайно, отец не наткнулся  на его фамилию в районной газете. После войны Вася окончил сельскохозяйственный техникум(как и я), и много лет, до самой пенсии работал управляющим третьего отделения   совхоза «Красноармейский» в с. «Докучаево».  На работе пользовался большим уважением, был награждён орденом «Трудового Красного Знамени». Были у Васи и боевые награды. В школе Вася учился хорошо. Вызовет его, бывало, отец к доске и, после его обстоятельного ответа, похвали перед  всем классом: «Накивайло – серьёзный человек» и поставит хорошую отметку. И Вася, довольный, улыбающийся, (с.39) под одобрительные, весёлые реплики товарищей, садится на место. Вспомнили мы вместе с ним своё  безоблачное детство и тех, кто не вернулся домой.

В Прибалтике в 1944 году Вася встретил Васю  Спильного. От  него узнал о гибели Бори  Пискуна. А вскоре погиб и сам Вася Спильной. Приезжал Вася разделить с нами  горе, когда умер отец мой,  проводить его в последний путь. Помог  нам  материально, спасибо ему. К сожалению, сейчас уже и Васи Накивайло нет в живых. Но в нашем районном  музее есть  его  фотография. Встречала  я  после войны ещё одного одноклассника Гаврюшу Григорюка. С Гаврюшей я сидела за одной партой в четвёртом классе. Он был старше моих ровесников года на три. По какой причине он пошёл с опозданием в школу, не знаю. Был он крупным, высоким(с.40) парнем и казался мне совсем взрослым. Гаврюша  с жадностью тянулся к знаниям. Я тоже неплохо училась. Но, когда, иногда, на уроке начинала возиться со своими тетрадками или оборачиваться на заднюю парту, он хватал своей огромной  ручищей  мою  и так, бывало, сдавит, что  едва не вскрикнешь от боли. После такой  «воспитательной»  меры я уже старалась не мешать ему  сосредоточиться и внимательно слушать учителя. И вот мы встретились через много лет. Он стал солидным  уважаемым человеком. Работал главным бухгалтером в одном из колхозов  Красноперекопского района. Вспомнили свои школьные годы, учителей. Гаврюша  сказал о моём отце: «Да, это был настоящий учитель». Не скрою, слышать это (с.41) мне было приятно.

Погибли в партизанских лесах Крыма ближайшие друзья отца, педагоги Брусенцев Сергей Павлович и Чёрный Яков  Прокофьевич.  С Сергеем Павловичем отец работал в детской колонии в деревне Мамак (Строгановка) и в деревне  Саблы (Партизанское) в сельскохозяйственной  школе в Симферопольском районе. И с Яковом  Прокофьевичем  - в Саблах . (Об этом  времени отец сам  написал в своих воспоминаниях). А  знаком  он  с  ними  был  с  самого детства. У Этих людей было боевое  героическое  прошлое. Брусенцев Сергей  Павлович -  красный  командир в легендарной  дивизии Котовского, участник боёв за  Перекоп в гражданскую войну. Яков Прокофьевич  Чёрный – в прошлом машинист  паровоза, возглавлял (с.42) подпольную партийную ячейку  в  тылу  у  Врангеля. Подпольщики  совершили ряд диверсий  на железной дороге. Позже – организовали партизанский  отряд. Подробно о его работе в подполье «Крымская Правда» поместила статью П. Байкова в 1983 году (статья у меня сохранилась). Дружба их с отцом длилась много лет. Виделись они  не  раз и после  того,  когда отец  работал уже  в других районах Крыма.  Бывая в Симферополе, он всегда старался побывать их семьях и отзывался о них с большой  теплотой. Это были верные  друзья, интересные и обаятельные люди. Сергей Павлович отличался завидным гостеприимством и щедростью. Любил детей. Они с женой (с.43) Лидией  Александровной удочерили  её  племянницу Ниночку, у которой рано умерла мать. Сергей  Павлович её  очень  любил  и  баловал. Отец  тоже  мне  о ней  рассказывал. Поэтому, когда у меня  родилась сестра, мне тоже захотелось  назвать её Ниной. Родители не возражали.

Была у нас фотография Сергея Павловича (жаль пропала во время войны), где  он  был снят в  военной командирской  форме, которая  ему очень шла. Сергей  Павлович был видный красивый человек. Яков Прокофьевич был хорошим рассказчиком, любил петь украинские песни ( по – моему, он сам  был украинцем) Особенно  ему  нравилась песня, в которой  были  такие  слова: «… ой  прыйшла журба  козакови, козак зажурывся…» . Пел  задушевно, задумчиво. До войны  Яков Профьевич  Чёрный  и  Сергей Павлович  Брусенцев  преподавали в Симферопольской  школе №9. (с.44) С началом  войны им были  вручены секретные  пакеты, которые они  не  должны  были  вскрывать до особого распоряжения. Видимо, учитывая их большой  боевой опыт, им было  предписано  остаться  в тылу врага, на случай  оккупации Крыма. Они были бойцами   Симферопольского партизанского отряда № 1. Погибли оба в 1942 году. Яков Прокопьевич -  в бою, а Сергей  Павлович – в лесу  от  голода. Между  Симферополем и Алуштой  перед Ангарским перевалом  за  селом  Перевальное  стоит  у дороги  памятник  павшим партизанам  с  их  именами. Там  есть  и  имя  Якова  Прокофьевича  Чёрного.

В 1948 году, после  семилетней  разлуки с нами, вернулся  домой  отец. Смотреть на  него осунувшегося, постаревшего было больно. Все  эти годы  он работал на Урале (с.45) в Молотовской  области ( ныне – Свердловская) на заводе  строй  материалов, куда был сослан после суда. О годах, проведенных в  ссылке, вспоминать не любил, но иногда, кое – что рассказывал. Было в этих рассказах много печального, тяжёлого. Но, как говорят, «слов  из песни  не выбросишь». А, вообще, мы  оказались счастливчиками, дождались отца. Оттуда  возвращались далеко не все. Из –за  этого «тёмного пятна» в биографии работать по специальности он уже не мог. Работал там, где было можно. Рабочий  его стаж пришлось восстанавливать  с  помощью архивных документов из Москвы, где он учился и работал в  молодости и из Симферополя. Помогли  и  свидетельские показания его  бывшего ученика  Чапы Валентина Витальевича и председателя  Райисполкома (к сожалению, забыла его фамилию). (с.46) Он и до войны и после неё продолжал работать в Красноперекопском районе. Но, видимо, учительская  работа не вошла при начислении  пенсии или , может быть. Вошла  не полностью, и отец довольствовался минимальной  пенсией  и ещё  долго работал. В 1965 году  пришло письмо из Киева о его реабилитации «За  отсутствием состава преступления». Читая  эту… бумагу, отец  плакал. Он до конца  своих дней, не смотря  ни  на что, оставался  горячим  сторонником  Советской  Власти. Кроме  русских и зарубежных классиков, очень любил  советских писателей и их произведения: Горького, Сейфулину, Маяковского, Макаренко, Фурманова («Чапаев»), Фадеева («Разгром», «Молодая  гвардия»); «Железный поток» Серафимовича, произведения Шолохова, Катаева,  (с.47)Гайдара  и других писателей. С  большим  уважением  относился  к  творчеству Т.Г. Шевченко. Очень  любил песню на его слова «Думы, мойи думы, лыхо мени з вамы». Ещё он очень любил древние  произведения «Слово о Полку Игореве», «Витязь в тигровой  шкуре» Шота Руставелли и много других. И любовь к этим  авторам  старался передать нам  с сестрой и своим ученикам.

Большую  часть этих произведений мы  проходили в школе. До самых последних дней занимался общественно – полезной работой. Особенно много  сотрудничал с районной газетой  «За Родину» и «Огни Маяка».  Был  заведующим общественной  приёмной  в шестидесятых годах (прошлого века) в районной газете. Был награждён грамотами и медалью «За доблестный труд» в честь 100 – летиего юбилея  Ленина в 1970 году. Отец любил свою Родину,Крым и людей. Любил детей, особенно (с.48) сельских ребят. Поэтому  и  предпочитал работать в сельских школах, хотя  и была возможность работать в городе. Его родиной  был Бахчисарайский район, станция «Альма» (сейчас «Почтовое») Для матери Крым  также  стал второй родиной. В Крыму она провела большую часть своей жизни. Хотя иногда  и ругала его, особенно -  крымскую погоду, о не говорят: «Крымская погода – как  капризная женщина». А ещё вспоминала  землетрясение, которое они здесь пережили в 1927 году в Симферопольском районе,  когда обвалился в из квартире потолок и упал большой камень на подушку кроватки в которой  спала я.  Мать едва успела поднять меня с кровати. А эпицентр  землетрясения находился  под Ялтой. Тогда  Ялта очень пострадала. Многие её жители    бросили квартиры  тогда  и  уехали  оттуда. После пережитого страха,  уговаривала  отца уехать из Крыма. Но отец не хотел расставаться с Крымом. Мама моя была родом из Харьковской области.

(с.49) Вспомнить своё  счастливое детство было приятно. Теплеет на сердце, когда оказываешься в  окружении девчонок и мальчишек  своего детства. Хотя и больно  вспоминать о тех, кто не вернулся с войны. И навсегда они остались в памяти живыми милыми мальчишками. Поколение способных, честных, скромных,  чистых, добрых ребят, которые   умели с увлечением учиться, играть, веселиться Железные  мальчишки… Они не успели пожить, самореализовать себя  во взрослой жизни, но… страну «защитили собой». Вспоминая  их, я  всегда  плачу 9 Мая. А те, кто  остался в живых,
 Стали достойными тружениками и порядочными людьми. Хотелось  всех их вспомнить и, конечно, тех умных и добрых учителей, которые нас воспитывали  и учили. (50) А вот вспоминать мытарства нашей семьи во время войны и жизнь в годы немецкой оккупации, занятие   уже малоприятное. Хотя, может быть, следовало бы вспомнить и об этом, ради истории  и памяти тех добрых людей, которые  встретились на нашем жизненном пути в то  тяжёлое и тревожное время. Но это надо уже описывать отдельно.

п. Красногвардейское 
2001 – 2004 годы.
Н.И. Скрипка.

            
PS. 8 июня 2018 года  немногочисленные родные, знакомые  и друзья  пришли на...  9  дней  помянуть  Надежду  Илларионовну,  скромно  и  незаметно для  посёлка, района  и...  всего  Крыма, ушедшую  в  Мир  Иной... . Пусть  земля  Ей  будет  пухом... Она  всегда  довольствовалась  малым,  знала  цену... этого  малого.Так  много  хотела  рассказать  людям,  а  они  часто обижали Её своим  равнодушием  и  невниманием...  Жаль...