Обознались

     Когда торопишься, всегда так: уже спустившись  в метро, я вдруг обнаружил, что забыл дома кошелек. Через полчаса редакционная летучка, где мне  быть обозревателем, а я  как вкованный стою у этих проклятых турникетов.
     Как назло   никого из знакомых. Возвращаться домой – значит опоздать на летучку, даже  такси не спасет. Что делать?
     Решил  обратиться к дежурившей сотруднице метрополитена, объяснил ситуацию, обещал вечером заплатить в двойном размере.

     -Конечно-конечно, проходите  пожалуйста,- сказала с обворожительной улыбкой женщина. — Ведь мы же Вас знаем, только потом телефончик дадите?

     Разбираться откуда  она меня  знает    и почему я должен дать ей свой  "телефончик" у меня уже времени не было. Я пулей пролетел  в открывшийся вдруг проход на перрон и успел вскочить в последний вагон   поезда.

     Вечером, возвращаясь с работы, подошел к стоявшей на своем посту спасительнице, протянул ей, как и обещал, два жетона, поблагодарил и, конечно же, поинтересовался, откуда она меня знает.

    -Ну как же, Вас все девочки нашей смены знают, о таком гинекологе  можно только мечтать! – сказала,  доверительно  наклонившись ко мне женщина, возвращая один жетон.

     Я на всякий случай не стал ее разубеждать и, еще раз поблагодарив, быстро  ретировался , пока  речь не зашла о "телефончике".

    При  двухметровом росте меня трудно было с кем-то спутать, но видно «девочки»  из метрополитена знали обо мне больше, чем я сам о себе, потому как  с того времени стал замечать, что все дежурившие у турникета сотрудницы со мной приветливо здоровались и потом о чем-то  шептались между собой.
     Чтобы их не разочаровывать, я решил впредь пользоваться вторым   входом, но  и там, как оказалось, меня уже знали.
     Кто и зачем  пустил эту  “утку» непонятно, но с тех пор,  как я  непостижимым образом превратился в гинеколога,  жизнь повернулась ко мне лицом.
     Со мной   начали   первыми здороваться на улице незнакомые дамы. Всегда нервные кассирши в ближайшем  супермаркете вдруг стали любезными. В парикмахерской посетительницы  из женского   зала  даже ходили в   мужской-  смотреть, как меня стригут, чем страшно нервировали цирюльника.

     Так же внезапно, как началась, моя «карьера» врача-гинеколога прекратилась.

     То ли потому, что телефончик не дал, то ли по другой какой причине, но «девочки»  в метрополитене меня перестали замечать в упор, кассирши в супермаркете возвратились в свое первобытное состояние, незнакомки на улице перестали при встрече улыбаться и в парикмахерской, кроме  мастера, никому до меня дела не было. Наверное , поняли, что обознались.

     Нужно сказать, что это не первый случай, когда меня принимали за другого.
     Помню, студентом  летом  поехал в стройотряд. Наш   палаточный лагерь  был расположен в семидесяти километрах от узбекского города Карши, в совершенно безлюдном месте. До ближайшего населенного пункта  - двенадцать километров.
     Единственным строением в  округе, в выжженной солнцем пустыне,  было кафе «Ветерок», расположенное возле трассы.
     В первый же день наша ватага студентов  пришла знакомиться с местной достопримечательностью.
     В совершенно пустом заведении за стойкой скучал хозяин, загорелый мужик, похожий на героев американских вестернов про дикий Запад. И звали его  мудрено для этих мест – Томас.
     Ассортимент поразил нас своим разнообразием: пачки галетных печений соседствовали  с бутылками лимонада «Буратино» и банками килек в томате. Для того времени это было недурно.
     Мы, сдвинув столы, тут же принялись дегустировать  содержимое пачек и бутылок, выставленных на прилавке.
     Я пошел к бармену за  консервным ножом, чтобы вскрыть вожделенные кильки.

     -Ты как здесь оказался? - спросил меня Томас.- И тут же, не дожидаясь ответа, задал второй вопрос- Как брат?
      Никакого брата у меня никогда не было, но не успел я  ответить, как хозяин кафе  тут  же пояснил:
     -Мы с ним на нарах вместе срок мотали.
      У него, видимо, была такая манера общения: задавать вопросы, совершенно не интересуясь ответами.
      Я  не успел даже слово вставить, как Томас продолжил:
     -Я тебя сразу узнал – вылитый Гарик, такой же длинный, худой и губастый. Надо же, как природа вас вылепила,  по одному лекалу! Он много мне о тебе рассказывал. Да, досталось вам, конечно. Ну, ничего, хорошо, что мы встретились! Я Гарику многим обязан, через тебя рассчитаюсь. Говори, что хочешь?» 
      Я попросил  консервный нож. Томас швырнул его на стойку и негромко сказал, "чтобы зашел  часа через два, но один, без оравы».

     Два часа я прокручивал в голове  наш  разговор, решая как мне быть: признаться Томасу, что он меня с кем-то путает  или  продолжить играть роль брата неизвестного Гарика.

     - В  конце концов ты ничем не рискуешь,- сказал  мой друг Колька Соловьев, с которым я решил посоветоваться. – Сходи, послушай,  может «по старой дружбе» нам чего и перепадет, торгаш все же.

     - Этот Гарик, оказывается  ему  много обо мне рассказывал. Значит, он знает, как меня  звать. То есть не меня, конечно,  а  Гарикиного брата. Я же проколюсь, а он срок мотал, сам признался. Такому перо в бок  сунуть ничего не стоит. Кругом степь, закопает – никто не отыщет,- зашептал я, холодея от своего же сценария.

     В итоге мы решили, что я пойду, честно признаюсь в этом недоразумении и попробую задружиться с бывшим уголовником.

     Через два часа на негнущихся ногах я подошел к кафе. На дверях висел огромный амбарный замок. Я было облегченно вздохнул, как  чья-то тяжелая рука легла мне на плечо. Это был Томас.

     - Пойдем через служебный вход. Я закрыл кафе, чтоб нам никто не мешал, - сказал он, подталкивая меня  вперед.

     В подсобке уже был накрыт  стол, на котором  красовались огромная ваза с виноградом, бутылка армянского коньяка и два блюда: одно с отварными сосисками, другое – полное зеленого горошка.
     Это был царский  прием. Я, забыв о том, что  хотел  признаться Томасу в недоразумении, набросился на еду. Хозяин  разлил коньяк в граненые стаканы…

     Говорить мне в тот день ничего не пришлось – бармен  ударился в воспоминания.
     Рассказав свою родословную, Томас перешел к самому интересному, называя  статьи Уголовного кодекса, которые ему хотел впаять неведомый мне следователь Копейкин и как он один, без адвоката, доказал суду свою невиновность по трем эпизодам из пяти, чем вдвое скосил грозящий ему срок.
     С Гариком он познакомился в лагерном лазарете, где оба лечились от дизентерии.
     Подробности я опущу, так как они трудно перевариваемые, что, впрочем, не помешало мне одному схомячить  блюдо с сосисками, закусив  зеленым горошком.
     Томас налегал на коньяк.
     К моему удивлению, несмотря на свою приблатненность, мой собеседник ни в трезвом, ни в пьяном виде не произнес ни одного   нецензурного слова. И никаких татуировок на его загорелом теле не было видно. Я так и не решился спросить, за что же Томас мотал срок, чтобы не выдать себя окончательно.

     Не буду томить читателя малозначимыми подробностями, скажу только, что на признание я так и не решился.
     Выговорившись  вдоволь, новый знакомый предложил   выкупить меня из стройотряда с помощью какого-то всесильного Тофика. Я категорически отверг этот вариант. Сошлись на том, что  раз в сутки  буду приходить столоваться к Томасу.

     Две недели  я вкушал яства в  его служебной каморке, каких, думаю, не было даже в знаменитом Елисеевском  магазине. Описывать не стану, слюной подавлюсь.
     Сухим пайком брал немного для Кольки, совсем немного, чтобы не вызвать подозрения. Но мой друг  и этому был несказанно рад.
     Наша лафа кончилась так же неожиданно, как и началась. Через две недели Томас вдруг внезапно  исчез.
     То ли он подался в бега, то ли его  снова достал неугомонный следователь Копейкин, то ли недолеченная в свое время дизентерия дала о себе знать, но  мой  «благодетель» растворился во времени и в пространстве.
     Мы с Колькой долго сокрушались по этому поводу, но в конце концов привыкли к стройотрядовской баланде и сошлись во мнении, что все – к  лучшему. Все хорошо, что хорошо заканчивается.

     C тех  пор много воды утекло. Я переехал в Израиль. Пошли мы с женой в ульпан ( курсы),   иврит учить. Группа   была только что  сформирована из новых репатриантов.  Преподаватель предложила для знакомства каждому назвать свое   имя,  страну, откуда прибыл,  и профессию.
     Я сидел в ожидании,  пока очередь дойдет до меня,  и думал: "Если скажу, что журналист, то непременно попросят стенгазету организовать, мадригал по случаю  сочинить, письма в разные инстанции  написать…  А я страсть как не люблю работать по заказу. Представлюсь-ка  я  гинекологом, тем более, что уже был им. Ну не братом же Гарика мне представляться!"