Дуркин дом. Глава 52

               
               


          Больничные стены действовали на нее угнетающе. От резкого запаха лекарств хотелось бежать, лишь холодеющая рука отца возвращала Ларису к действительности. Ради него она должна сдерживать отчаяние, которое гложет ее изнутри. Как это нелегко, натянув маску довольного жизнью человека, непринужденно болтать о всяческих пустяках, отыскивая новые поводы для веселья. Играть приходилось «на публику», ведь, если соседи по палате заподозрят неладное, могут проговориться, «жалеючи» отца.
А что будет, если он узнает о неизлечимом недуге, Лариса даже представить себе не хотела. Рак четвертой стадии – это уже не диагноз, а приговор. Было тяжело смириться с тем, что отца не станет в ближайшие месяцы. Любящий, всегда заботливый, он служил Ларисе примером во всем. Вероятно, в него она такая трудолюбивая уродилась. Хотя, кому теперь надобно ее трудолюбие? Третий месяц сидит без работы, без любимой работы, но, как видно, в издательстве ей более не работать.
- Лариса, - еле слышно промолвил Михаил Петрович. – Мама от Гриши известий не получала?
- Пока нет, - осторожно ответила младшая Латушкина, - Но знаешь, она могла мне не сказать по забывчивости.
Чего в ответ подумал папа, Лариса могла лишь предполагать, а так хотелось, чтобы он не переживал из-за домашних неурядиц. В уголках подслеповатых глаз старшего Латушкина блеснули слезы. Из-за боязни моргнуть Михаил Петрович, не переводя взгляда, уставился в одну точку на стене. Как он не старался, глаза устали повиноваться ему.
- Папа, он напишет, обязательно, может, уже написал. Ты лучше скажи, тебе лекарства какие-нибудь нужны?
Михаил Петрович прошептал: «нет». Ему хотелось добавить: «мне уже ничто не поможет», но сочувствие к дочери побудило его молчать. Проглотив комок в горле, он перевел взгляд на Ларису, что будет с дочерью, когда его не станет? Работу она, конечно, найдет. Предприимчивая и неунывающая Лара заслуживает уважения, самое время подумать о личном счастье. Не должна такая хорошая девушка жить одна, где же тот единственный, кто может любить ее беззаветно, не требуя ничего взамен?
- Папочка, я забыла сказать тебе, на прошлой неделе я разыскала телефон старого школьного приятеля Виталика Аносова и завтра мы с ним встречаемся. Постараюсь разузнать у него о работе. Он сказал, что у него есть связи в редакции «Московских аптек».
Про данное обещание она «с ходу придумала», но отцу необязательно об этом знать. Не будет она ничего просить даже у близкого приятеля, сама всего добьется. А папа … папа пусть считает ее слабой, лишь одной известно: какова она на самом деле.
- Помню я Виталия. Вежливый такой, книжками интересовался, - голос Михаила Петровича неожиданно обрел силу. Ларисе даже показалось, что он сейчас улыбнется.
- Он и сейчас ими интересуется: медицинскими энциклопедиями, справочниками по психиатрии. Он по-прежнему живет с мамой, и лечит своих пациентов.
- Хорошо, когда врач добросовестно исполняет свои обязанности. Но прежде всего, он должен любить людей.
Заметив, как исказилось при последних словах лицо отца, Лариса заволновалась, - Папа, у тебя что-то болит? – девушка была готова бежать за врачом, но отец успокоил ее слабым рукопожатием.
- Папа, может тебе принести домашний суп или котлеты? Пока я сидела дома, научилась готовить. Я и маме по хозяйству помогаю, - Лариса не знала, о чем еще рассказать отцу, чтобы немного отвлечь его от мрачных мыслей. Ответ подсказал сосед по палате.
- Нам бы радио кто принес, а то скучно лежать в полной тишине, когда уже обо всем переговорили.
Лариса обернулась. Рядом лежал мужчина в возрасте, с перебинтованной грудью. Его скрипучий, с хрипотцой голос, был неприятен окружающим. Говорящий, вероятно, догадывался об этом, и неохотно давал о себе знать. Просьба его была вполне выполнима, и, Лариса собиралась в следующий раз принести в палату радиоприемник, вот только не знала еще, где его раздобыть? – Не обещаю, но постараюсь. А доктор к вам в палату заходит? Если кому плохо станет, а посоветовать: чем и как, некому.
- Не дозовешься их, ни санитарок, ни медсестер, все куда-то уходят. Петровичу твоему несколько раз так худо было, что все, кто рядом, успокаивать его кинулись. Вот в платных больницах, там вокруг каждого санитарка и врач персональный находятся.
- Конечно, за деньги чего не сделаешь, - с обидой в голосе отозвался любитель радио.
- А здесь вор на воре сидят, и управы на них не найти.
Слушая реплики соседей отца по палате, Лариса подошла к окну. Весна была в самом разгаре. Припекало яркое солнышко, радуя все живое. Подсохли лужи, на деревьях набухли почки, еще немного, и сквозь рыхлую почву  пробьется первая нестройная поросль. Не за горами лето, а там и желанные каникулы, которых Лариса всегда ждала с нетерпением. Радость омрачалась лишь тем, что летом ее ежегодно отправляли в пионерский лагерь, где она вынуждена была заниматься тем, что предусмотрено распорядком дня: ходить на линейки, делать зарядку, распевать патриотические песни, а вечерами приходилось изображать из себя любительницу новомодных эстрадных ритмов, дергаться на дискотеке, словно контуженная, хотя, будучи уверенной, что в нее не станут тыкать пальцами, юная Лариса предпочла бы чтение любимых книг.
- Ларочка, а как мама себя чувствует?
Отец, кажется, повеселел. Увидев впервые за вечер улыбающегося отца, Лариса воспаряла духом. А вдруг, врачи ошибаются, и не все еще потеряно. – Мама пишет письма, собирает посылки, я … я ей помогаю. Она послезавтра к тебе придет.
Ей самой хотелось верить в сказанное, но обмолвиться о том, что мама второй день не встает с постели из-за простуды, все равно, что сразить отца наповал.
Время, проведенное у постели отца, показалось ей вечностью. Никакие сильные, проверенные временем чувства не выдержат, спасуют пред приближением смерти, которая стояла у отца за спиной. Свое бессилие перед ней Лариса воспринимала особенно тяжело. Лучше бы все это происходило с ней. Она бы с покорностью приняла мучения отца, ведь никакие физические страдания не сравняться с душевными терзаниями. Это было вовсе не мнение ее любимых книжных героев, а ее собственная точка зрения. Еще год назад в ее лексиконе отсутствовало понятие «покорность», но за последнее время с ней столько всего произошло, что в пору самой измениться. Она стала другой: окружающим решать: хуже или лучше? Ей только, что улыбнулся совершенно незнакомый мужчина, и на душе стало немного легче. Может, надо быть поприветливее с людьми?
- Иди домой, Ларочка. Иди, маме чем-нибудь поможешь.
Папа прав. Она может хоть целый день просидеть рядом, но легче от этого никому не станет, а дома…. дома она найдет, чем себя занять. Обратный путь занял почти полтора часа, а все из-за того, что общественный транспорт ходит не регулярно. Подобное наблюдается по причине того, что люди, от которых зависит его работа, редко пользуются трамваем, а о проблемах в метро знают лишь понаслышке.  Вот, если бы она была депутатом Государственной Думы … Блуждающий взор Ларисы уткнулся в кипу не глаженного постельного белья. Целую неделю, что ли мать его копила?
- Ларочка, нужно докупить Грише кое-что. Сможешь? Я напишу тебе.
Очухалась. – А где деньги возьмем, чтобы твое кое-что докупить? – скепсис в голосе Ларисы был неслучаен. Деньги закончились еще два дня назад. Ладно, еще на помощь тому, кто ее заслужил, а то… - Мама, лучше скажи, что тебе выписали?
- Много разной всячины, я и так поправлюсь, отлежаться главное.
На убежденность в материнском голосе Лариса не обратила никакого внимания. Ее беспокоило самочувствие мамы. Ее недомогание это очень серьезно, но чем и как она может ей помочь?  - Мамочка, я принесу тебе грелку, поставлю горчичники, - совсем не привыкшая к нежностям младшая Латушкина гладила мать по голове, сначала робко, затем все ласковее. Ее подталкивал к тому нежный взгляд любимого человека. Оказывается, маме нравилось, когда она такая. Действия Ларисы не свидетельствуют о ее слабости, как сама женщина предполагала. Она сильная очень, потому, что может выдержать любые трудности, и не спасует перед ними, как бы тяжело ей не было.
- Ларочка, я скоро поправлюсь. Спасибо тебе.
Галина Леонидовна промолчала о том, что кроме заурядной простуды ее беспокоят сильные боли в позвоночнике. Перечисление собственных хворей вызовет ответное сочувствие, но легче ей от этого не станет.  Тогда зачем жаловаться? Она поступит, следуя совету старой приятельницы: «надо меньше любить себя, больше уделять внимания потребностям близких людей. Они-то и восполнят тебе недостающую любовь».
- А как у тебя с работой?
Вопрос ее не был простым любопытством. Галина Леонидовна старалась, как могла поддержать разговор, но страдания все больше давали о себе знать. Еще немного, и она проиграет болезни.
Искаженное от боли лицо матери напугало Ларису, - Мамочка, что с тобой?
Пытаясь совладать с мучениями, Галина Леонидовна кусала пересохшие губы. Казалось, она все бы отдала ради избавления от страданий. Онемев от бессилия, Лариса выбежала из комнаты больной матери. Все давнишние неурядицы, как то - разборки с главным редактором, ссоры с коллегами, подзатыльники от дедушки и даже провалы на экзамене – ничто не могло сравниться по силе переживания с тем, с чем ей пришлось столкнуться. Бедная мамочка. За что ей такие муки? Схватив первое попавшее ей под руки, Лариса попыталась отвлечься, но сквозь газетные строки, беспристрастно излагавшие суть экономических нововведений, она видела страшную гримасу боли. Мама как-то рассказала ей, что недавно ходила в церковь, где молилась, испрашивая у какой-то святой здоровья для отца, скорее всего и о себе не забыла. Толку молитвы не возымели, так к чему тогда вера, задавалась вопросом Лариса. Затуманенный от слез взгляд натолкнулся на старую репродукцию иконы Божьей матери. Неживые глаза смотрели прямо на нее почти укоризненно. Что в Божьей посланнице такого особенного, почему миллионы людей во всем мире обращаются к ней, как к своей последней надежде? А что, если …. Ранее ей и в голову не могло прийти ничего подобного. Она же – атеист. Нет, лицемерить Лариса не приучена, а взывать к помощи того, кого не уважаешь, и есть настоящее лицемерие. Изображение с иконы удерживало ее. Повинуясь неведомой силе, Лариса смотрела на беспристрастный лик Божьей матери. Вроде она сама о чем-то ее просит, засомневалась Лариса. Младенец Христос, с не по-детски серьезным взором, словно что-то пытается ей промолвить. Забыв о гордости, она молитвенно сложила руки, взывая ко всем святым сразу, - Пожалуйста, сделайте так, чтобы мама перестала мучиться.
Если ее просьба будет выполнена, Лариса дала обещание посетить храм. На цыпочках подходила она к дверям родительской спальни. Из-за двери, которую она сама прикрыла, не раздавалось ни звука. Прислушиваясь, Лариса пыталась уловить слабый стон или зов матери, только бы не случилось самого непоправимого. Заглянув, отчаявшаяся женщина увидела мать, лежавшей все в той же позе, скрючившись, она натянула одеяло до самого подбородка. Мама спит, догадалась Лариса. Окликнув, она не услышала ответа на свой призыв. Склонившись, Лариса несколько секунд наблюдала за матерью. От внезапного предположения у обеспокоенной дочери перехватило дыхание. В отчаянии она потрясла лежавшую за плечи. Никакой реакции. Приложившись ухом к материнской груди, Лариса ужаснулась. Дыхание почти не прослушивалось.
Руки отказывались повиноваться, когда она набирала номер скорой помощи. – Девушка, что делать, когда пожилая женщина почти не дышит? – срывающимся от волнения голосом прокричала Лариса.
На другом конце провода ее пытались успокоить, - Не волнуйтесь, это может быть слишком крепким сном …
- Вы не поняли меня. Мама в обмороке, ей очень плохо, - продиктовав адрес, Лариса более не отходила от кровати матери. Она выглядела, как неживая. Но с ее мамой не может случиться ничего плохого, она ведь никогда не совершала неправильных поступков, думала всегда больше о других, чем о себе. Гладя маму по руке, Лариса не сводила с нее глаз. Может шелохнется, тогда Лариса что-нибудь прошепчет ей, чтобы приободрить. Ожидания оказались тщетными. Подоспевшие врачи что-то делали, и при этом задавали Ларисе вопросы, на которые она чаще всего отвечала невпопад.
Оставшись одна, после того, как маму госпитализировали, Лариса спохватилась. Почему она не поехала вместе с ней? Сжимая в руке клочок бумаги, на котором был записан адрес больницы, Латушкина медленно соображала: пустят ли ее? Потухший взгляд наткнулся на карту столицы. Так это же на другом конце города, зачем ее так далеко увезли?
Тишина в опустевшей квартире угнетала. Переходя из комнаты в комнату, Ларисе хотелось поверить в то, что близкие лишь ненадолго покинули ее, и к ужину обязательно соберутся все вместе, будут обсуждать дневные новости, из-за чего-то спорить, не соглашаясь, отстаивая собственную точку зрения, но, в конце концов, придут к согласию.  Может, в этом и есть секрет семейного счастья?
Тикали настенные часы, неторопливо бежало время. Она тоже не станет спешить, подождет до завтра. Включив телевизор, Лариса уселась в кресло перед экраном. Детская передача быстро ей наскучила. Переключая кнопки на пульте, Лариса наткнулась на «криминальные хроники». Поиски и преследование преступников, многочисленные сцены насилия преобладали в демонстрируемых репортажах. Равнодушно уставившись в экран, Лариса некоторое время спустя почувствовала, что ее клонит в сон. Глаза закрылись сами собой, она, как могла, боролась с собственным бессилием, но все произошло помимо ее воли, словно она провалилась в бездонную пропасть. Вернул Ларису к действительности громкий телефонный звонок. Окончательно не проснувшись, с заплетающимися ногами, она поспешила на призыв, но телефон внезапно умолк. Звонок, спустя несколько секунд, повторился, и вновь в трубке раздавались частые гудки. Гадать, отчего связь прерывается, Лариса не стала, а набрала номер больницы. Выспрашивая, как самочувствие ее мамы, Лариса надеялась услышать подробный ответ, а услышала лишь сухое: «справок не даем». Ехать в больницу было поздно, на часах полдевятого вечера. Придется томиться в неизвестности до начала следующего дня. Поговорить не с кем, может, переложи она груз своих забот на чужие плечи, легче стало бы. Добрые, сочувствующие слова ее немного выручили бы, вот только сказать их было некому. В том, вероятно, частично и ее вина, учитывая ее нелюдимость. Трудно быть общительной, когда окружающие относятся к тебе с недоверием. Заслужила она подобное или нет, теперь уже все равно, а вот справляться с напастью, придется ей одной.
А все-таки, позвонить или нет ее школьному приятелю? В записной книжке Лариса искала номер телефона Аносова, но, как назло, находились совсем ненужные данные. Листая потертые страницы, Лариса уже отчаялась, как ей, наконец, повезло. Руки сами потянулись к телефону. Выжидая, Лариса мысленно призывала: «Ну где ты, отзовись. Ты очень, очень мне нужен», но оппонент не отзывался.
- Ну вот … Даже бывшим друзьям без надобности … даже им.
Собственный голос показался ей чужим. Из зеркала на нее взирало малопривлекательное изображение уверовавшего в безнадежность человека. Висящие сосульками волосы, блеклые глаза, а ведь они когда-то были голубыми. Теперь их окружала едва приметная сеточка морщин, и это в тридцать пять лет-то. Боже, она превратилась в старуху. Разглаживая кожу на лице, Лариса пыталась, как могла вернуть ему первозданную молодость. Да она сама себя довела до такого состояния, что стала некому не нужна. – Уже седина появилась … - оторопело уставившись в зеркало, Лариса смолкла. Докатилась, сама с собой стала разговаривать. Кажется, именно так сходят с ума. В интернете она читала, что многие одаренные люди имели обыкновение философствовать вслух. Подумаешь, что в том ужасного? Страшно, что она совсем разучилась улыбаться, превратившись в заурядного пессимиста.
Набирая номер телефона, Лариса мысленно проговаривала предстоящий разговор. «Привет», «Привет, как дела?», «Нормально, у тебя как?», «Не очень. Предки заболели», «Что-нибудь серьезное?». Нет, не годиться. Посвящать, пусть и бывшего приятеля в подробности свалившихся на ее голову напастей, не входило в планы Ларисы. Ради сочувствия плакаться на жизнь – признак людей слабохарактерных, к коим она себя не причисляет, а хвалиться ей не чем. Выходит, что и звонить не зачем.
Она уснула мгновенно, как только голова ее коснулась подушки. На следующее утро пробуждение наступило поздно. Настроение у Ларисы было прескверное. Непривыкшая к бездействию, она быстро умылась, перекусила, чем было, принарядилась по сезону, вот  только идти было некуда. Отсутствие работы – тяжелое испытание, пережить которое дано не каждому. Решено, она поедет в больницу, заранее не перезванивая. Маме надо что-то отвезти. Опять незадача, запасы съестного дома ограничены и все такое заурядное: крупы, макароны, сосиски, консервированные овощи, а денег, чтобы прикупить фрукты и сладости, нет, лишь мелочь на проезд.
По дороге в больницу пришлось терпеть столпотворение в транспорте. Имея свободный график работы, Латушкина и не подозревала о том, какое огромное множество народу отправляется по утрам на службу. Когда-то она мечтала о собственном автомобиле. Скорее всего, это было мимолетное желание, овладевшее ею вслед за повальным приобретением сотрудниками редакции личных транспортных средств и одновременно, позывом отгородиться от окружающих. Вряд ли бы, она справилась с управлением автомобилем, для этого необходимо обладать хорошей координацией движений, быстротой реакции, любить скорость. Ни одним из этих качеств она не могла похвастаться, хотя ни раз, воображая, представляла себя за рулем внедорожника. Сейчас, вместо того, чтобы толкаться, пробивая себе дорогу в скученном переходе с Краснопресненской на кольцевую линию, затем с усилием протискиваться сквозь захлопывающиеся двери переполненного вагона метро, она, вполне естественно, располагая нужной суммой денег, могла бы доехать до больницы в такси. Зарплата корреспондента социального отдела вполне позволяла подобные траты.
К больнице она подходила в приподнятом настроении, однако неожиданности не заставили себя долго ждать. Пятиэтажный корпус медучреждения напоминал неприступную крепость, вот только она сама не походила на штурмующего неподатливый бастион. Охранник при входе отказался ее пропустить.
- Сегодня нет приема для посетителей, - невозмутимо отрапортовал он.
Лариса возразила, - Но я к тяжелобольной матери, ее только вчера привезли.
Слова ее не произвели на охранника желаемого впечатления. Отгороженный стеклянной преградой, грузный мужчина еле-еле зашевелил выпяченными губами, - Сюда каждый день кого-нибудь привозят.
Присматриваясь, Латушкина искала обходные пути. В качестве преграды на пропускном пункте был установлен валидатор, подобный тем, что действуют в общественном транспорте. Его она запросто преодолеет, но что будет далее? О ее «подвиге» сообщат больничному руководству. Вполне реально, что ей это ничем не грозит. Главное, чтобы мамочка не расстраивалась. Лишь только Лариса приступила к осуществлению задуманного, раздался звуковой сигнал. Тут же всю медлительность с грузного охранника, как рукой сняло. – Стоять на месте!
Но было уже поздно. Лариса успела пролезть под поручнями валидатора. Впереди дверь и долгожданная свобода. Выяснилось, радовалась она преждевременно. У двери охранник успел схватить ее за руку. Он с силой сжал ее запястье, так, что у Ларисы потемнело в глазах.
- Пустите! Вы не имеете права.
Ни дрожь в голосе пострадавшей, ни ее поверженный вид не образумил тирана. Руки Ларисы он не выпустил. Ей оставалось лишь надеяться, что его, в конце концов, кто-нибудь отвлечет. – Я пожалуюсь вашему начальству, - еле слышно произнесла Латушкина.
Наконец тиран отпустил ее, - О начальстве заговорила. Заодно скажи, как ты пыталась незаконно проникнуть на территорию охраняемого объекта! – от звучного голоса толстяка задрожали стекла. – Сейчас я передам тебя, кому следует.
Потирая затекшие руки, проверяя, ничего ли у нее не выпало из кармана куртки, Лариса обнаружила пропуск с бывшей работы. Весьма кстати. - Передавайте, а я расскажу, кому следует, о вашем самоуправстве, я еще до главврача больницы дойду!
Красная книжечка, предъявленная в развернутом виде, была проигнорирована охранником. Он по-прежнему стоял на страже к подступам больницы. Лариса разволновалась, уж слишком затягивается разбирательство, - Послушайте, я – корреспондент столичной газеты. Хотела написать репортаж о тяжелых буднях службы охраны. Представляете, как замечательно, как приятно было бы вашим родным и близким прочитать в газете о вас лично, о ваших …
- У меня нет родных и близких в Москве, - кратко отрезал неразговорчивый страж.
- Пропустите меня, пожалуйста, мне очень нужно попасть в больницу, - взмолилась Лариса. Если бы родственники увидели ее со стороны, не поверили глазам своим. Гордая, самолюбивая женщина была вынуждена наступить на собственные амбиции. Неужели охранник настолько безжалостен, невосприимчив к чужим терзаниям? Кажется, на лице у нее было написано все для того, чтобы добиться желаемого, но этого не произошло. Страж правопорядка был непреклонен. Потянулись томительные минуты ожидания. Прислонившись к стене, напротив закутка, где расположился охранник, Лариса не сводила глаз с вершителя своей судьбы. Вкладывая во взгляд просьбу и приказ одновременно, она пыталась разгадать, о чем думает неподдающийся. Охранник сидел на стуле, развалившись, и со стороны походил на спящего. Подбородком касаясь груди, он прикрыл глаза. Невыразительные черты лица его наводили на мысль, что их обладатель не отличается великодушием и сообразительностью, о чем свидетельствовали низкий покатый лоб, выпяченные губы. Их бы покрасить, и объект легко сошел бы за представителя нетрадиционной ориентации. Мясистый нос напоминал скомканный шмоток сала. Оттопыренные уши высовывались из-под волны землистого цвета волос.
- Посторонним здесь находиться не положено, - беспристрастно изрек охранник.
Лариса никак не отреагировала на предупреждение.
- Я вызываю наряд милиции.
На него в упор продолжали смотреть. Подняв телефонную трубку, охранник громко произнес, - На проходной задержана нарушительница. Высылайте машину.
Теперь они оба пристально смотрели друг на друга. Во взгляде Ларисы улавливалось сомнение. А не выдумывает ли он? Шло время, ничего не менялось. Лариса опустила глаза на часы. Почти двенадцать. Она здесь второй час. Торопиться некуда, а к маме попасть обязательно нужно. Встрепенулась Лариса, когда у ворот притормозил автомобиль. Отлегло от сердца, когда охранник бросился открывать перед ней ворота. Удачная мысль предпринять очередную вылазку. Она успела только приблизиться к дверям через проходную, как ее настигла погоня. На этот раз ей заломили руку за спину, так, что банка с консервированными помидорами с силой ударилась о стену и треснула. Из сумки потек рассол, - Что я теперь передам маме?! – закричала Лариса в отчаянии.
Что толку с того, что ее быстро отпустили. Руку растерла, а передача пропала. Выпустив из рук ставшую в миг ненужной сумку, Лариса медленно съехала по стене. За что ей так не везет … Уставившись в одну точку, она потеряла счет времени. Неизвестно, как долго Лариса просидела на корточках, пока ее подхватили под руки и приподняли. На ногах она едва держалась, не смотрела ни на кого.
- Гражданочка, что с вами?
Лариса не сразу поняла, что к ней обращаются. Когда она медленно перевела взор на спасателей, те ужаснулись еще больше. – Господи, да она помешалась.
Лариса плохо помнила все, что происходило далее. Кажется, ее куда-то вели, о чем-то спрашивали, она отвечала невпопад. Ее усадили, рядом ходили люди в белом. От обилия светлого потемнело в глазах, вдохнув резкий запах, Лариса очнулась.
- Нашатырь подействовал. Что с ней будем делать?
- Сейчас врач дежурный придет. Он решит. Молоденькая какая, а вроде, как не в себе. Надо ее расспросить.
О ней говорят. Зачем? Разве им не все равно.
- Девушка, что с вами? У вас что-нибудь болит?
- Мама в больнице, -  отозвалась Лариса, - Вот передача … помидоры, вот только разбились.
Медсестры переглянулись, и тут же одна из них присела рядом с Ларисой и полуобняла ее. – Успокойтесь, милочка. Мы сейчас все узнаем, непременно вам поможем.
Голос медсестры действовал благотворно, снимая напряжение, но навязчивые прикосновения были Ларисе неприятны. Даже родителям она не позволяла ласкать себя. Она ничья, и не кому не принадлежит. А любовь не в телячьих нежностях, а в реальной заботе и поддержке. Поймав удачный момент во все внимание, Лариса обратилась с вопросом, - У меня мама здесь лежит. Как мне ее найти?
- Можно обратиться в регистратуру …
- Кому плохо? – перебил подошедший дежурный врач. Медсестры расступились, и Лариса вновь очутилась в центре всеобщего внимания. – Мне уже лучше, но я до сих пор не знаю, что с моей мамой?
Придирчиво осмотрев Ларису, врач изрек, - Прямая угроза жизни отсутствует, а ставить диагнозы можно после проведенных обследований.
Врач ушел также быстро, как и появился. Медсестры, похоже, также, были не прочь последовать его примеру, если бы ни Латушкина, которая не придумала ничего лучше, чем удерживать ближайшую медсестру за полы халата.
- Отпустите меня. Вам уже лучше, и вы вполне можете обходиться без посторонней помощи.
Медсестра ушла, предоставив Ларисе возможность, самой решать: куда направляться? А не проверить ли ей: в состоянии ли она самостоятельно держаться на ногах? Стоило только Ларисе принять вертикальное положение, как пол, стены, все, что на них было, поплыло у нее перед глазами. Пришлось вновь опереться на стену для устойчивости. Сетуя на собственное пошатнувшееся положение, Лариса медленно, шаг за шагом, приближалась к цели. По дороге ее пару раз останавливали, предлагая помощь. Лариса благодарила, но отказывалась. Поднявшись на второй этаж, она решила искать кардиологическое отделение. Долго ей терзаться не пришлось. Навстречу ей шли две студентки, на которых Лариса и набросилась с расспросами.
- Это на самом верхнем этаже. А я как раз туда направляюсь, - приветливо отозвалась одна из девушек.
- Не возражаете, если я с вами?
Сопровождающая ей попалась толковая. По дороге знакомила с местными порядками. «Даже, если пришли в не приемный день, всегда можно найти сочувствующих».
Лариса была готова опробовать совет в действии, но удача ей и так сопутствовала во всем. Первая палата, куда они заглянули, встретила их радостными приветствиями. Обвешанная  капельницами, в окружении гирлянды проводов, лежала улыбающаяся Галина Леонидовна, - Я тебя ждала, доченька.
Поблагодарив при расставании провожатую, Лариса тут же кинулась на шею матери. Подобные нежности она редко себе позволяла, но сегодня был исключительный случай. – Мамочка, ты совсем поправилась, или тебе еще проводят курс лечения?
Можно было и не спрашивать. Мама выглядела также бодро, как будто и не было никакой болезни.
- Угостить мне тебя, к сожалению, не чем, - Лариса удрученно развела руками, - Зато могу обрадовать, - поторопилась говорящая, - Устраиваюсь на работу, в редакцию. Неожиданно появилась вакансия, с такой же хорошей зарплатой, как и раньше.
Обманывать близкого человека Ларису вынуждало беспокойство, справиться с которым она рассчитывала собственными силами.
- Вот и хорошо, а то уж я девочкам-медсестрам хвалилась, что у меня дочка в газете работает. Теперь я им тебя живьем представлю.
В душе подсмеиваясь над материнской инициативой, Лариса без труда сохраняла деловитый вид. Ей необходимо произвести впечатление, и тогда мамуле обеспечен надлежащий уход. Главное, чтобы мамочка осталась довольна.
- А как папа себя чувствует?
Глазом не моргнув, Лариса с ходу придумала, - Поправляется.
Нелегко было выдержать мамин испытующий взгляд, но коли взялась, надо идти до конца, - На нем передовую методику отрабатывают, «альтернативные» лекарства. Они дороговато стоят, но, как говорит врач, «без них благополучный исход невозможен».
- Ну и когда ты теперь пойдешь к папе? Я не случайно спрашиваю. Сейчас напишу ему несколько строчек, а ты передашь.
«Надеяться невредно», мысленно ответила Лариса матери. Вслух же прозвучало, - Папе приятно будет о семье весточку получить.
В воображении она, всякий раз, представляя посещение отца, словно слышала его совет: «Берегите друг друга, но не лгите, обман не лечит». Трудно было сохранять невозмутимый вид на глазах у множества зрителей, но Лариса выдержала. Всю жизнь она училась, глядя на других. Теперь не кому-то требовалась помощь, а ей самой.
- Ларочка, передай папе, - обхватив руками пространство вокруг себя, Галина Леонидовна постаралась вложить в поцелуй всю силу своей любви.
У Ларисы был огромный соблазн повторить за матерью движения, но словно кто-то строго остановил ее. – Я все сделаю, как ты хочешь. А еще, мамуля, - выдержав паузу, чтобы придать собственным словам больше значительности, Лариса пообещала, - Мы заберем папу из больницы вместе.
Мать поверила или сделала вид, что поверила. Спросить ее, ни за что не признается.
Сейчас она соврет, а что дальше делать станем, призадумалась Лариса. Отец при смерти, ему уже не поможешь. Стоит ли вводить в заблуждение людей, мнением которых не только сама дорожишь, но и желаешь, чтобы окружающие воспринимали его соответствующе. Пустяк, на восприятие которого ничего не жаль. Она готова нафантазировать все, что угодно, ради того, чтобы самые ее нелепые мысли воплотились в реальность, вот только, как отличить нелепое от реального? Порой хочется забыться, и поменять их местами и, как утверждает Виталик, «иногда достаточно подыграть им», сегодня она, как раз, это и сделает.
Дорога домой была бесконечной. Сначала пересадки в метро, где она едва не перепутала Кировскую линию с кольцевой, затем ей пришлось очутиться в эпицентре событий с запавшей лентой эскалатора. Жалобные вопли тех, кому повезло меньше, чем ей, хотя она не прилагала к тому никаких усилий, резали слух. Просто оказалась в нужное время, в нужном месте, но она о своем везении больше некому не расскажет. У нее будет тайна, секрет от всего белого света. Она станет молчать, когда в памяти вновь возникнут искаженные болью и отчаянием лица тех, кому не суждено было достигнуть пункта назначения. Он для всех разный. Кто-то будет довольствоваться малым, проживет чужие страдания, где-нибудь в сторонке, но только не она. Отступление не для нее. Перелистывая страницы чужой жизни, она поборется со смертью.
«Ларочка, передай папе, что я принесу ему все необходимые лекарства», эту просьбу матери она повторяла, как заклинание. Ни одна она обманывает отца, ложь во спасение нужна, скорее ни отцу, а им самим, потому, как дает им хлебнуть глоток надежды, ощутить собственную значимость. Она и далее станет лгать родителям, раз это им нравится, сама с собой она останется кристально честной.
- Вам плохо?
Вопрос был обращен именно к ней. Поразительно, что среди толпы полусонных от духоты людей, дежурная по станции выбрала ее, будто остальные не нуждаются во внимании.
- Нет, мне хорошо, - ответ ее был достаточно резок, Лариса пошла бы и на грубость, только бы не выглядеть слабой. А еще лучше, чтобы ее оставили в покое. Ей никто не нужен, она в состоянии всего добиться самостоятельно. Казалось, что она уснула, так необычно было состояние, в котором она пребывала. Она будто бы видела себя со стороны, ведущей беседу. Может, она берет интервью, только вопросы несколько однообразны. «С вами подобное ранее случалось?», «Что вы сейчас ощущаете?», «Голова кружится, в глазах потемнело?», «В сон клонит?». Вопрошающий ее заботливо приподнял ей голову. Вместо благодарности Лариса тихо произнесла: «пить». Маленькими, но жадными глотками она пила поднесенную ей воду, с удушливо резким ароматом. Чувствуя слабость, она опиралась на чье-то плечо. Похоже, она полулежит на жесткой скамейке. Монотонный шум отъезжающих и подъезжающих в отдалении поездов, наводил на мысль, что она в метро.
- Вы ее родственник?
- Нет, старый друг. Решать, ехать ей в больницу или нет, будет она сама.
Разговор касается ее. Она покажет им, что она – не просто зритель. – Некуда я не поеду. Я пока еще не труп, и подпишу все бумаги, чтобы вы оставили меня в покое.
Ей внушали, - Поймите, обморок может повториться. Кроме того, необходимо установить его причину.
И все-таки, она взяла вверх над дотошными докторами и неизбежными обстоятельствами, хотя слабость победить ей не удалось, зато она обрела некогда утерянного давнего друга, с которым была готова отправиться, хоть на край света. Лариса назвала ему свой домашний адрес и отключилась. Пока она спала, он верно и преданно держал ее, приобняв за талию. Лариса была уверена, что ничего плохого с ней случиться не может. А потом он, кажется, взял ее на руки, как в детстве это часто делал папа. Вот, если бы близкие никогда-никогда ее не покидали …