Колокол

Сергей приехал к матери в деревню не потому, что давно собирался её проведать, соскучился по родным местам, просто так случилось, что с путёвкой пролетел, отпуск перенесли на более позднее время, с другом, который пригласил его к себе на дачу, поссорился. А потом всё как-то закрутилась, завертелось: расстался с женщиной, отказался от выгодного предложения в другой фирме, потерял паспорт, бегал его восстанавливать, выбросил вместе с мусором ключи от квартиры, пришлось менять замки, разбилось стекло у балконной двери от порыва ветра, потратил деньги и время на замену стекла.
А когда почти успокоился, потёк кран на кухне. Отпросился с работы на часок, а в результате так и не появился в этот день, пришлось объяснительную записку начальству писать. А всё из-за того, что сантехник пришёл позже, а во время ремонта, у соседей сверху что-то со стиральной машиной случилось, потекло с потолка, не сильно, но разводы остались. Сантехник к ним бегал, оказалось, что шланг сливной плохо прикрутили. Весь выходной потратил на ликвидацию последствий стихийного бедствия, короче, жизнь била ключом.
- Разводным ключом бьёт и исключительно по голове, - жаловался он по телефону  брату Ивану, который работал лесником в таёжной глуши и изредка звонил, в основном тогда, когда выбирался в посёлок по служебным и личным делам, правда, дозванивался не всегда.
Сергей пробовал писать брату письма, но они доходили до адресата тогда, когда все новости уже давно устарели. Да и переписка была односторонней, хотя Иван говорил, что дети очень любят читать послания Сергея, не только потому, что в них оказывались открытки и марки.
Иван молча слушал жалобы Сергея на жизнь и думал, что его брат будто с луны свалился, белоручкой вырос, забыл совсем, как в деревне жили. Хотя в этом не только сам Сергей был виноват. Все опекали позднего ребёнка, появившегося на свет через двенадцать лет после Ивана. Чрезмерное внимание, восхищение малышкой.
«Доопекались. Что выросло, то выросло», - подумал он, а вслух сказал:
- Это просто полоса такая, Серёга. Пройдёт. Ко мне помощником не хочешь пойти?  Лесное хозяйство огромное, не справляемся мы с Любашей. Женька только на каникулах впрягается по полной, Сонька больше матери по дому помогает,  у Гришки – новая живая игрушка – жеребёнок, а Сенька летом пастухом себя мнит, за коровой и козами приглядывает, на рожке выучился играть. Дом у нас большой, с Женькой по весне пристройку сделали с отдельным входом, так что можешь в ней поселиться. И крана нет, не потечёт. Из колодца воду в умывальник заливать будешь, а мыться – в баньке.
- У меня есть работа, - буркнул Сергей. – Я, это, к матери решил съездить.
- Похвально. Я к ней Женьку отправил, чтоб по хозяйству помог, а то сарай подремонтировать надо, крыша у родительского дома протекает, забор завалился. Да мало ли дел? Ты когда моего сына в последний раз видел?
- Когда на похороны отца приезжали. Лет десять назад. Ему тогда лет пять было, - вспомнил Сергей. – А чего мать мне ничего не говорила про крышу и сарай?
- А ты бы сорвался с работы, чтоб устранить неполадки? А деньги я и без тебя ей высылаю. Вот так и живём, - вздохнул Иван. – Всё некогда, дела, заботы, а потом оказывается, что уже поздно. Встречаемся в день скорби, а потом опять разбегаемся в разные стороны. Менять традиции нужно.
- Может, тоже приедешь?
- Может, и приеду. Когда-нибудь. Когда помощника дадут взамен ушедшему…
- Если у вас так хорошо, чего ж сбежал твой помощник?
- От судьбы не сбежишь. И уходят не всегда по своей воле. Убили Миколу, а жена его с дочерью в посёлок переселилась, к матери переехала. Дом освободили, добротный, на совесть сруб ставили, на века. И подсобное хозяйство большое у него было, а теперь без хозяина обветшает всё. Ладно, давай не будем о грустном.
- Давай, - согласился Сергей.
- Матери, родственникам и Женьке привет передавай.
- Большой и горячий? – решил пошутить Сергей.
- Какой довезёшь, такой и передавай, - сказал Иван, не поддержав игривого тона брата, и положил трубку.
И вот теперь Сергей шёл от станции по тропинке через лес в деревню, где родился и жил почти восемнадцать лет, пока в институт не поступил в городе, и почему-то не узнавал места. Хотя вокруг ничего, кроме деревьев, не было. Но то ли память подводила,  то ли вырубили за это время старые деревья и насажали другие. Он помнил сосновый бор с кронами до самого неба, а сейчас клёны, да берёзки вокруг полян, заросших иван-чаем, да кое-где гигантские сосны вставали прежним строем, а потом их ряды снова редели, пока не появлялись участки с молоденькими сосёнками, будто посаженными кем-то взамен исчезнувших.  Мелькнула мысль:
«Может, не в ту сторону пошёл»?
Но когда справа от дороги он увидел огромный овраг с протекающим внизу родником, то успокоился. Спуск, правда, зарос кустарником, будто природа хотела оградить оставшийся островок лесной благодати от человеческих посягательств. А метров через двести Сергей облегчённо вздохнул: перед ним простирались просторы «повзрослевшего», но до боли родного лесного массива.
- Не тронули, - удивился он.
- Да кто ж его тронет? Ведьмин лес, - услышал он у себя за спиной, резко обернулся и увидел старушку с палочкой.
- А вы? Вы откуда? – чуть заикаясь от неожиданности, спросил Сергей.
- Оттуда я, - бабушка показала палкой на лесную чащу. – Иль в гости хочешь?
- Нет-нет, спасибо, - пролепетал Сергей, а старушка рассмеялась.
- А я тебя помню. Ты Василия-кузнеца младшенький внук. Сынка его старшенького жалко, да и  самого Василия - тоже. Была бы рядом, спасла бы их. Но, видно, не судьба. А ты чего ж свою Таньку забыл? Не хорошо.
Он хотел спросить, про какую Таньку она говорит, но старушка вдруг легла на траву, приложила ухо к земле и заулыбалась. Сергею стало не по себе. А она посмотрела на него снизу вверх и закрыла глаза.
- Эй, бабушка, ты чего? Ты не помирай. Где ж я тебе врача здесь в лесу возьму?
- Какой врач? – проговорила она, не открывая глаз. - Его сроду не было в этих краях. Знахарка я местная. Серафима. Лечу травами да заговорами, роды принимаю. Хорошо мне. Я колокол слушаю. Звонит, милый, малиновым звоном чистит души людские…
Сергею стало не по себе, потому что никакого звона колокола он не слышал: ни малинового, ни иного цвета.
- Так ты не упала в обморок? – всё же поинтересовался он, пытаясь разглядеть, что написано старинной вязью на палке, которую знахарка так и не выпустила из рук.
- Разве так падают, милый? Лежу я. Наслаждаюсь звоном. И чего привязался? Неугомонный больно.
- А храм-то где? В селе нашем, что ль, построили? – Сергей задавал вопросы не из праздного любопытства, просто он не был уверен, что со старушкой всё в порядке.
- Кто ж тебе его там возводить будет и на какие шиши с маслом? В озере он, под водой, вот уж годков сто скоро будет. За Аникеевым болотом. Туда только по заброшенным тропам добраться можно. Чудные дела там происходят. Только не каждого пускают туда. А во время войны храм поднялся со дна, бой здесь был. Колокол как начал звонить, на фашистов страх нагнал. Они и побежали, как безумные, не разбирая дороги, - Серафима открыла глаза и села.
Сергею показалось, что мысли о странности происходящего, смешанные со страхом, рождались помимо его воли где-то глубоко-глубоко в недосягаемых недрах головы, после чего всплывали на поверхность и пытались выпорхнуть на волю все разом. 
«Может, страхи связаны с неким воспоминанием? Бабка же сказала, что помнит меня. А я вот не помню. Будто впервые увидел. За ведьму принял. Ведьмин лес, старушка, в нём живущая, будто из-под земли выросшая за моей спиной. А может, она меня напугала в детстве? Хотя, может, всё на самом деле совсем не так, - подумал он. - Может, происходит обратный процесс? Мысли других людей, напуганных когда-то в этом месте, летают в воздухе и залетают в мою голову, как птицы в клетку? Не важно».
- А ты и не должен меня помнить. Тебя из колодца вытащили мёртвым. Хорошо, что я у соседки вашей тогда роды принимала. Откачала. Рано дама с косой за тобой пришла, перепутала адрес. Ты ожил, а в тот же самый момент дед Михей ушёл. Одинокий старик, на отшибе жил, выпил лишнего, сердце и не выдержало. Ему далеко за девяносто было. Время пришло. Ты же понимаешь. Человек родился, и затикали часы, приближая его конец. Есть внутри тебя воспоминание об этом, которое всколыхнулось. И про колокол я ничего не придумала, - прошептала она. 
  И почти сразу Сергей вспомнил, что его бабка рассказывала какую-то невероятную историю, когда он был маленьким. Будто бы во время войны бойцов наших под звон колокола укрыл лес, а фрицев некая сила в болото завела и потопила. Будто на раненых раны сами затянулись, а те, что убиты были, воскресли, и воевали до окончания войны, вроде как, заговорёнными стали, даже если стреляли в них в упор, пули мимо пролетали. А храм вновь под воду ушёл.
В наше время искали тот храм, водолазы спускались, но не могли на глубину такую опуститься. Вроде, даже свет какой-то видели, а добраться до него не смогли. А когда уходили, колокольный звон слышали, но слово дали, никому о том не говорить. Друг Сергея там был, рассказал по секрету, но опять же доказательств материальных предоставлено не было.
Старушка покачала головой, поднялась, отряхнулась и вздохнула.
- Голову тебе чистить надо. Всё в одну корзину свалил, перемешал, думаешь, спрятался от прошлого? Бежать от воспоминаний бесполезно, всё равно догонят. Прав был твой друг. Со временем, действительно, понимаешь, что у каждого свои весы и свои гири.
Сергей вздрогнул, потому что месяц назад Андрей, которого уволили без выходного пособия, сказал, глядя на молчавших сотрудников, эту фразу. А потом про эти «гири» на собственных «весах» сотрудники не раз вспоминали. Череда событий, как волна прибоя, захлестнула берег, на котором стояли люди в разной обуви, отчего ноги промочили все, но в разной степени.
- Иди уж. Пироги давно поспели. Да и мне пора. А если надумаешь, - хихикнула она, - заходи.
«Ага, иди туда, не знаю куда», - мелькнула мысль.
- Зачем? Провожу, коль надобность в этом будет. Видишь дуб самый старый в этом лесу? Хочешь, постучи по нему, хочешь, крикни: «Серафима!»
- И ты прилетишь на метле.
- Проявлюсь. Так быстрее, - сказала старушка и исчезла.
Сергей ущипнул себя. Ничего не изменилось. Он посмотрел на рюкзак, стоящий у его ног, и потёр лоб рукой, в надежде, что память вернётся, потому что не помнил, как поставил его рядом с собой.
- И не пил с утра. Кому рассказать, у виска пальцем покрутят, - прошептал он, подхватил рюкзак и почти побежал к деревне.
  Женька увидел бегущего по склону холма мужчину с рюкзаком за спиной и невольно воскликнул:
- Во шпарит!
- Чужой? – спросила бабка Настя.
- Плаката на нём нет. Опознавательных знаков – тоже. Руками не машет. Так кто ж его знает? На деревенского не похож. Местные в лес ходят с корзинками, а не с рюкзаками. 
- Бинокль принеси, - потребовала бабка, вымыла руки в бочке, вытерла о фартук,  поправила платок и замерла, разглядывая незнакомца.
- Так это Серёга наш, - прошептала она удивлённо, отстраняя бинокль. – В гости к нам пожаловал. Сюрприз решил сделать. И что ж его так напугало в нашем лесу? Оборачивается, будто погони ожидает. Иди картошки накопай, - сказала она внуку. – Вовремя я пирогов напекла, как чуяла.
  Женька взял бинокль из рук бабки Насти, ещё раз полюбовался, как его дядька то бежит, то еле ноги тащит, будто врага вводит в заблуждение.
- Осталось только кругами, как заяц, следы заметать. А где же серый волк? – хихикнул Женька. – На горизонте – никого. И даже туч нет. Дождя не предвидится…
- Ты забыл? – чуть повысила голос бабка.
- Уже бегу на грядки.
- Бинокль вначале положи на место. В нашем краю вещь полезная. Спасибо, Ваньке за подарок, удружил.
Сергей подошёл к калитке, перевёл дыхание и решительно вошёл в родной двор. На пороге появилась мать с рушником в руках. Сергею в первый момент показалось, что его встречают с хлебом и солью. Он поклонился в пояс и сказал:
- Мир этому дому и здоровья всем живущим в нём.
- Спасибо, милый. И тебе не хворать. Заждались уже, - сообщила мать. – Пироги стынут. Иди, умойся с дороги. А там, глядишь, и картошечка готова будет.
Из-за её спины показался Женька.
- Здравствуй, дядь Серёж.
- Милые мои, как же я по вас соскучился, - прошептал Сергей.
- Ага, - улыбнулся Женька, хотел сказать, что видел его скачки, но получил тычок от бабки и благоразумно закрыл рот.
- Пообедаем, а вечером родственники придут, застолья не миновать, - сказала мать, обнимая сына, увидела седину на его висках и вздохнула: - Время никого не щадит. Женька, рюкзак Серёгин в избу занеси, нечего за моей спиной прятаться.
Ближе к вечеру уже всё село знало о приезде «блудного сына». А потом стали приходить родственники с авоськами, выставляли закуски на стол в саду, что давно ждал праздника, приспосабливали доски из сарая на стулья. Короче, все были заняты делом. И тут появился Михей, будто великан из сказки, младший сын Василия-кузнеца, продолживший его дело, а вот погибший брат тяги к кузнечному делу не испытывал, зато столяр был отменный. Михей принёс огромную бутыль самогона и сообщил Настёне:
- Лечебная, на травах настаивал.
- Предупреди только мужиков, чтоб больше рюмки твоей «лечебной» не пили, а то кто их по домам растаскивать будет, когда они уснут за столом?
- Настюш, не боись, я разбавил её. Учёл прежний опыт. Безобидная стала. Но лечебная сила осталась, - он любовно погладил бутыль и поставил на стол.
- Татьяну, соседушку свою, не видел? – спросила Михея мать Сергея.
- Лицезрел. В сомнениях вся. Ей же двенадцать было, когда Сергея в последний раз видела, а сейчас взрослая стала, а выглядит, как пацан со стрижкой ёжиком на голове. Она говорит, что смотрелась в зеркало сегодня, а оттуда на неё пялилось хмурое, голубоглазое «Нечто», а в голове рой мыслей, как тополиный пух на ветру. Я так понял, боится, что не понравится твоему сыну. А чего бояться? Он и не помнит её, поди. Библиотеку закрыла сегодня пораньше, сам видел, а вот не бежит что-то к вам. Думает. Она хорошая девка. Не потому, что дочь друга погибшего, не потому, что своих деток Бог не дал нам с женой. А может, как раз именно поэтому, - вздохнул Михей и увидел Татьяну возле калитки. – Пришла, - прошептал он. – Силища в девке таится неимоверная. Недаром Серафима, когда принимала её, сказала, что судьба благосклонна бывает и милосердна к тем, кто не равнодушен к людским страданиям, что её дважды из лап смерти вытащат. Хранительницей леса нашего станет. Это, конечно, она загнула. Танька библиотекарем стала, а не лесником. Но силу в ней даже я чувствую. Объяснить не могу, но иногда мне кажется, что она чудеса способна творить. Глупости, конечно, - смутился Михей. – Но мать её как-то рассказывала, что когда Таньке года три было, случилось нечто необъяснимое. Дочка заплакала на рассвете. Вошла она к ней в комнату и видит, парит Танька в воздухе: лежит, кровати не касаясь, а к ней лучи солнца тянутся, вроде как, укачивают в невидимой люльке. Дочь улыбается, а мать рот рукой закрывает, чтоб в голос не заорать от страха. Сам не видел, со слов её матери говорю. Она тогда в шоке была, муж в болотах накануне пропал. Может, и привиделось что с горя.
Настя промолчала, потому что тоже однажды видела, как маленькая Танька перебирала ножками и, не касаясь земли сантиметров десять-пятнадцать, летела к её калитке.  Она тоже тогда решила, что привиделось, и никому не сказала об этом. Правда, у девочки всё же спросила, как она это делает? А Танька пожала плечами, а потом всё же коснулась головы и произнесла: «Здесь». Настя ничего не поняла и подумала, ну, откуда этой крохе знать, что произошло только что, да и произошло ли?
- Здравия всем, - улыбнулась Татьяна, и будто ещё одно солнышко вспыхнуло на небосклоне.
Вначале родственники стеснялись расспрашивать сына Насти о том, как у него в городе сложилась жизнь, потом, после третьей рюмки, им стало всё равно, потому что главное жив, здоров и мать не забывает. Конечно, можно было бы и чаще вспоминать о ней, но все знали, что он регулярно присылал деньги раз в три месяца и исправно звонил раз в неделю. А разговоры ему влетали в копеечку. Об этом заведующая почтовым отделением говорила на каждом углу. Так что уважение к «блудному сыну» не пропало. И потом, он человек взрослый, работа, дела сердечные, да мало ли что. Главное, всё же приехал. Праздник людям устроил.
Рядом с Сергеем сидел Женька. Парень не мог разобрать, о чём родственники говорят, потому что каждый желал говорить, а не слушать. Получался сплошной гул, прерываемый очередным тостом. Это напоминало ему шум прибоя. Дядька, похоже, тоже пытался уловить смысл или общую тему разговора, а когда понял бесполезность усилий, заговорил сам, ни к кому не обращаясь, без всякой надежды быть услышанным.
- Интеллект для достижения духовности так ли важен? – Сергей помолчал и почти сразу же сам ответил: - Думаю, не очень, зато важна совесть. А с этим у многих сейчас проблемы. Но когда она вдруг говорить начинает, происходит чудо, преображение.
- Ты, правда, так думаешь? – спросил племянник и увидел радость на лице дядьки.
«Есть контакт!» - завопило что-то в нём, хотя зачем ему был нужен этот контакт, пока объяснить не мог.
- Конечно. Знания можно накапливать до посинения, но при этом ни капельки от этого не поумнеть. А знаешь, - Сергей вдруг хихикнул, - я как-то сказал другу, что вижу сволочей, определяю их по запаху. В шутку брякнул. А он моей девушке по секрету сообщил об этом. Мы тогда у него в гостях были. И знаешь, что она ответила ему? Что не удивительно, потому что после ещё одной рюмки я начну гонять по его дому леших, эльфов, гномов вместе с белочками. Это диагноз. Я оценил её чувство юмора, но ближе она мне от этого не стала. Кстати Анечкой звали. Имя запомнил. Расстались. Любить я не умею. Ведь вожделение, страсть – это не любовь. Святые говорят, что надо любить всех без исключения. А я не могу. Не дано, понимаешь?  И зависть есть во мне, и злорадство. И осуждаю, и кричу там, где бы промолчать надо было, и бестолков бываю. И каюсь исключительно в подпитии. А на трезвую голову не до покаяния. Конкретики моих деяний не жди. Достаточно обобщенного анализа. А вот интриги не плету. Не потому, что презираю их, а потому, что не умею. А вообще тошно, когда совесть просыпается. Помню, покаялся я как-то в совершении мелких пакостей, а потом снова сделал то же самое и расплакался.
- Так вот и рыдал? – спросил Женька. – А когда это было?
- В детском саду, - вдруг всхлипнул его дядька.
- Издеваешься?
- Нисколько.
- Это когда же было? Сколько лет прошло?
- Я же уже ответил. А года не считаю, из принципа. Время, - вздохнул он. - Неравномерность его бега озадачивает многих. Если час без любимой – Вечность, а рядом с ней – миг, что это за ребус такой? Вот и пойми его. А ещё попробуй объяснить это явление с точки зрения науки. Не получится. Парадокс! – Сергей задумался. – А ещё со временем нужное перестаёт быть необходимым.
Кто-то попросил гармониста Лёху сыграть что-нибудь такое, чтоб душа сама запела. Но под его аккомпанемент запели люди, а не души, что, впрочем, всех устроило. А потом баба Нюра выскочила из-за стола и топнула ногой.
- Нашу давай! – потребовала она.
Вслед за ней и остальные повставали. Народ плясал, пел частушки, смеялся. Сергей к пляскам не был готов, как и его племянник. Они тоже встали, но пошли не к общему кругу, а от него. Очутившись за калиткой, они обнаружили, что за ними увязалась девчонка со стрижкой ёжиком. Они с Женькой переглянулись и пришли к молчаливому согласию: пусть присоединяется.
- Пошли к реке, - предложила девушка. – Костёр разожжём. Там эльфы иногда танцы устраивают…
- Мы не в той кондиции, чтоб за танцами эльфов наблюдать, - решил предупредить Сергей.
- А это не глюки, это реальность. Там есть портал, через который вообще можно в другое измерение попасть.
- И что там мы делать будем? – спросил Женька.
- Что делать? Это вторично. Первично, как вернуться? – сказал Сергей.
- Значит, ты веришь, что это возможно? – обрадовалась девушка.
- После сегодняшней встречи с Серафимой, я уже ничему не удивляюсь. Я её в лесу встретил. Нарисовалась из ниоткуда и так же в никуда исчезла. Я после этой встречи бежал как-то странно. Будто кто меня в спину толкал, слегка приподнимал сантиметров на десять-пятнадцать и нёс над землёй, потом опускал и вновь повторял шутку. А мне не до шуток было. Так что верю. Как и в то, что есть вещи, которые можно познать, но невозможно описать…
- А я думал, чего это ты так странно бежишь? То пляшешь, то прыгаешь и всё назад оборачиваешься? Смешно смотреть было. Мы в бинокль с бабой Настей за тобой наблюдали, - признался Женька.
- Смешно, говоришь? Вот когда с тобой кто-то невидимый поиграть надумает, тогда я посмотрю на тебя…
- Тише. Природа не любит резких звуков, - девушка улыбнулась, а Сергею и Женьке показалось, что вокруг неё появилось свечение, но оба сделали вид, что ничего странного не произошло.
- Ладно, веди к своим эльфам. Будем наслаждаться их танцами. Кстати, как тебя зовут? - спросил Сергей.
- Татьяна.
В памяти Сергея всплыла фраза Серафимы, что он забыл некую Татьяну. Но, сложив одно к одному, решил, что в последний его приезд эта девушка была ребёнком, а ему двадцать было. А это значит, что никаких отношений между ними не могло быть. И, следовательно, забывать было нечего.
«Мало ли женщин с таким именем живёт в этом мире»? – подумал он и успокоился.
Они пришли к реке. Сергей уже и не помнил, что может быть в этом мире подобная красота. Женька и Татьяна собрали ветки, разожгли костёр внутри треугольника, сложенного из огромных брёвен. Сергей уселся на одну из граней этого сооружения и замер, разглядывая плакучую иву на берегу реки. Вода словно ласкала её листву.
Он ощутил тепло от пылающих веток, перевёл взгляд на Татьяну, что сидела напротив, лицом к лесу, увидел ореол вокруг её головы и подумал, что только глюков ему не хватало. А потом решил, что это игра лунного света за её спиной. Хотел пошутить по этому поводу, но передумал. Женька  подбрасывал ветки в костёр, изредка поглядывая на кусты, между которыми скрывалась тропинка, ведущая к селу.
Сергею показалось, что что-то стало просыпаться у него внутри: то ли память о давно минувших днях, то ли некое событие, о котором он забыл. А костёр вдруг запылал, унося вверх искры. Сергей заворожено смотрел на огонь, и ему казалось, что в нём сокрыта главная тайна его жизни, которую он силился прочитать, но как ни старался,  язык пламени  не понимал.
- Классно! – вдруг он услышал восклицание Женьки и вздрогнул, ощутив чьё-то прикосновение к лицу.
«Это просто ветер», - подумал Сергей, пытаясь избавиться от беспричинного страха.
 - Люблю встречать рассвет, наблюдать за чудом преображения, когда лучи, словно руки, тянутся от солнца, и всё, чего они касаются, меняет цвет. При этом для меня важно, чтоб кто-то стал свидетелем… - между тем вещал Женька, мешая Сергею сосредоточиться на странных ощущениях, происходящих внутри него.
- Природа не любит суеты, - тихо сказала Татьяна.
- Разве не приятно, когда кто-то разделяет вместе с тобой твой восторг? – спросил Женька.
- Не знаю. Восторгов не так много не только в моей жизни, но и вообще вокруг, больше иллюзий на этот счёт. Это всего лишь эмоции. А ежели у меня тоска и боль несусветная в этот момент, и она от света не только не растает, а станет виднее, обнажённее, рельефнее, что ли? Ведь тоска приходит без предупреждения, терзает без жалости, и ей наплевать, какой сегодня день недели, она не знает выходных. Станешь со мной разделять её? И будет ли тебе от этого приятно? Вряд ли. Поэтому я не буду делиться ею ни с кем. Так что предпочитаю в одиночестве справляться с эмоциями. Конечно, от жизни не спрячешься, не переждёшь в подворотне. И всё же самый честный союз, это союз с одиночеством…
- Глупости, - возразил Сергей.
- Это моё мнение. Оно имеет право на существование. Не так ли? К тому же люди постоянно пеняют то на жизнь, то на обстоятельства. А на самом деле жизнь справедлива: мы получаем то, что заслужили.
- Кто тебя обидел? – спросил Сергей и вдруг вспомнил девчонку лет десяти, бежавшую за машиной, когда он уезжал в город после окончания школы.
Это была она. Он сидел в кузове с тремя друзьями, смотрел на дорогу и никак не мог разобрать, что она кричала им вслед. Постепенно девчонка-сирота, отец которой исчез где-то среди болот, когда ей едва три года исполнилось, отстала. Он тогда почему-то облегчённо вздохнул. А когда они ехали по дороге мимо Ведьминого леса, он вновь увидел её над оврагом, где протекал родник. Она будто застыла на мосту и взирала оттуда со слезами на глазах. Но он знал, что никакого моста там нет, а парить над оврагом девочка просто не могла. Он зажмурился, а когда вновь посмотрел в ту сторону, видение исчезло. Спросить товарищей, видели ли они что-нибудь над оврагом, он постеснялся, а потом и вовсе забыл об этом.
«А ведь девочка была влюблена в меня. И почему я этого не видел»? – подумал Сергей и ощутил, как боль, пронзив его сердце, растеклась по телу, а потом медленно ушла через ноги в землю.
Мелькнула мысль:
«Что происходит?»
Сергей понимал, что вряд ли кто-нибудь ответит ему на этот вопрос. Он посмотрел на Татьяну и, скорее, прочитал по губам, нежели услышал:
- Никто.
Он не сразу сообразил, что это относится не к его мыслям, а к его вопросу.
- Ты слишком строга к себе, - прозвучал звонкий девичий голос откуда-то из-за спины Татьяны, и только потом Женька и Сергей увидели, как от дерева отделилась тень.
Татьяна, вскочила с бревна и бросилась к тени, которая вдруг обрела материальные черты миловидной девушки.
- Господи! Юлька! Когда ты приехала? - воскликнула Татьяна, а в следующее мгновение уже обнимала подругу.
- Сегодня вечером, огородами до дома пробиралась. Но, похоже, никому до меня не было дела: на гулянку торопились к бабке Насте, - она кивнула в сторону Сергея. – Из-за него, что ли, суеты столько? И чем ты так прославился? Я и не помню тебя. Может, переворот в науке совершил? Открыл ген старости, придумал молодильные таблетки, и теперь все в очередь выстраиваются, хотят жить вечно?
- Ты чего такая колючая? – спросил Сергей. – Сама же говоришь, что не помнишь меня, так чего нападаешь?
- От хорошей жизни лаять на всех подряд не будешь. Помнишь, как в детской песенке: «Только от жизни собачьей собака бывает кусачей»?
- Песенку помню, а вот отчего ты кусачей стала, не знаю. Может, поделишься? – спросил Сергей. – Ты садись к костру. Женьк, сбегал бы ты к бабке, у меня в рюкзаке есть  бутылка хорошего вина. Ну да, - признался он, глядя на племянника, - не стал выставлять на стол. Там разного всякого притащили, более привычного. Моё вино всё равно бы никто не оценил. Квасом бы назвали. А сейчас оно в самую пору. И яблок нарви по дороге.
- А то, что в чужих вещах буду рыться, это тебя не смущает?
- Нисколько. С разрешения же. К тому же я ничего запретного не прячу там. Деньги матери отдал ещё до гостей, часть ей, часть чтоб спрятала, мне ещё возвращаться надо.
Женька встал и вдруг замер с раскрытым ртом.
- И чего ждём? – поинтересовался Сергей.
- Рассвет. Вслушайтесь в многоголосие природы, в чарующую песнь жаворонка, шелест дубрав, колосящейся пшеницы, журчание родника, жужжание пчелы над цветком, стрекотание кузнечиков, всплеск воды на реке, возле которой мы сидим, в скрип наклонившегося дерева от дуновения ветра…
- Какие пчёлы, какие кузнечики? – спросил Сергей. – А где ж синие стрекозы над родником, что за пару километров отсюда? Коль слышишь его журчание, то и их видеть должен.
- Это моё представление о пробуждении природы. Это образ рассвета, - заявил Женька. – Скучный ты человек, дядя.
- Воистину, счастливые смотрят на жизнь иначе, - вздохнул Сергей и подбросил веток в костёр. – А может, старею? Мне иногда кажется, что после тридцати время не течёт, не бежит – летит. И что с этим делать, разве что Богу известно или Хроносу. Но ты особо не радуйся, племянничек, потому что у природы нет исключений из правил: старость всё равно приходит.
- Осенний лист тоже красив, - прошептала Татьяна.
- Соглашусь, - улыбнулся Женька. – Хотя «опыт, как говорил Оскар Уайлд, - это название, которое люди дают своим ошибкам», - выпалил он и побежал к дому бабки Насти.
- Сострадания нам не хватает. Мне кажется, что сострадание съедает ненависть. А жалость к себе, - голос Татьяны слышался, словно сквозь толщу воды, - разрушает что-то внутри, как ржавчина. Вот парадокс: когда других жалеешь – прозреваешь, а когда себя – слепнешь. Проверено, - она вздохнула и только теперь обратила внимание на то, что у Юли нет живота, хотя по всем подсчётам ей через полтора месяца рожать надо.
И её заявление, что огородами пробиралась домой, приобрело для Татьяны иное звучание. Да и ревнивец Петька не отпускал её никогда одну дальше десяти шагов: чтоб из поля зрения не пропадала. 
Юля протянула ладони к пламени и молча смотрела на его пляски. В её глазах застыли невыплаканные слёзы.  Молчание затягивалось. Прибежал Женька, и, не нарушая сложившейся тишины, протянул Сергею целлофановую сумку. Юля не обратила внимания на его возвращение. Как Сергей открыл бутылку, разлил её содержимое в пластиковые стаканчики и как один из этих стаканчиков оказался у неё в руке, она не помнила, залпом выпила его содержимое и вдруг всхлипнула:
- Всё у меня не так в жизни. Мужик чокнутый попался. Чуть что кулаками размахивал. От людей стыдно было. Он отсюда убежал в город и меня увёз.
- Ты не вещь, - вставила Татьяна.
- Конечно. Я позволила, чтоб со мной как с вещью обращались. У меня словно шоры на глазах были, а когда случилось… прозрела. А ещё я на Серафиму злюсь.
- С какого перепугу? – спросила Татьяна.
- Она говорила, что в двадцать пять ко мне душа девочки-ангела прилетит…
- И что? – спросил Сергей. – Обманула?
- Нет. Но мне уже двадцать шестой пошёл, а девочки-ангела нет.
- Ничего не понимаю, - сказал Сергей.
- А чего понимать? Забеременела я в двадцать пять. Может, это и была девочка-ангел? Я радовалась. А врач, у которого я в городе наблюдалась, сказал, что плод перестал развиваться, что ребёнок уже умер у меня во чреве и начал разлагаться. Умерла она, не успев родиться. А Серафима не сказала мне об этом.
- Так она тебе не про тело, а про душу говорила, а душа бессмертная. Может, душа и была ангельской, пришла, чтоб спасти тебя, чтоб ты прозрела, - сказала Татьяна.
- Ценой собственной жизни?
- Она себя в жертву принесла, чтоб тебя из пропасти вытащить, чтоб вознести тебя, - Татьяна смотрела в глаза подруги, не моргая.
- Каким образом? – спросила Юля и опустила глаза, словно увидела что-то на земле под ногами.
- Так ты ж Петьку-наркомана бросила, - сказала Татьяна.
- Я спасти его хотела…
- А вместо этого он тебя в ад тащить стал. Так что не вини Серафиму, - Татьяна погладила Юлю по плечу.
- А я и не виню, мне ей в глаза смотреть стыдно. Ангел погиб из-за меня…
- Неужели ты думаешь, что судьбой это не было предусмотрено? – спросил Сергей. – И всё, что случилось, уже случилось. А детей в любви зачинать надо и рожать в любви.
Юля завыла, протяжно так, как волчица на полную луну. От её воя стало всем не по себе.
- Чего орёшь на всю округу? Меня вот в такую рань подняла, - услышал Сергей голос старушки из леса.
Она стояла за Юлиной спиной и недовольно стучала палкой о землю.
- Серафима? – удивилась Татьяна.
- Серафима-Серафима. Дева, а ну-ка иди сюда, - она схватила за шиворот Юлю, слегка приподняла и поставила возле себя.
Как ей это удалось, Сергей не знал. Во всяком случае, на атлета знахарка не была похожа.
«Откуда в столь тщедушном теле такая силища»?- подумал он.
- Про силу Духа слышал? – спросила Серафима. – К тому же знахари, настоящие знахари, - уточнила она, – понимают силы природы и используют их. И рот закрой. Мне с ней разобраться надо.
Она посмотрела на Юлю и потребовала, чтоб та легла на землю.
- Слышишь? – спросила Серафима.
- Что она должна услышать? – вмешался Сергей.
- Колокольный звон.
- Она только стакан вина выпила…
- Господи! – прошептала Серафима. – Я не считаю её обкуренной или пьяной в стельку. Ты думаешь только после бутылки спиртного можно услышать то, чего другие не слышат?
- Слышу! – вдруг радостно воскликнула Юля.
- Что и требовалось доказать, - улыбнулась Серафима.
- Не понял, - произнёс Сергей.
- А чего тут не понятного? Душа пробудилась у девочки, иначе б не услышала, - сказала Серафима и исчезла.
Юля поднялась с земли и улыбнулась.
- И вы считаете это нормальным? – спросил Сергей.
- Что? – спросила Татьяна.
- Всё, - произнёс Сергей, потому что вдруг ощутил такую усталость, что захотелось быстрее вернуться домой и плюхнуться в кровать.
Он посмотрел на Женьку, ища поддержку в его лице, но тот мирно спал, развалившись на бревне. Сергей не видел, когда он уснул: то ли сразу же после выпитого стакана вина, то ли когда Юля начала свою невесёлую повесть. В любом случае, похоже, появление старушки он проспал.
- Вставай, - Сергей дотронулся до плеча племянника, а тот вдруг спросонья заявил, потягиваясь, с улыбкой на лице:
- Факты безжалостны, у них нет полутеней.
Сергей не стал выяснять, что он имел в виду и к чему относится его заявление, потому что был уверен, что не получит членораздельного ответа на свой вопрос.
- Девочки, вас проводить? – спросил Сергей.
- Нет, - сказала Юля, - мы посидим здесь, пока костёр не прогорит, а потом… потом я искупаться в реке хочу, нагишом. Мне зрители ни к чему. Смыть с себя прошлое надо. Чтоб идти...
Она не стала объяснять, куда ей надо идти или к чему. Сергей подождал, но не услышал продолжения фразы. Женька потянулся и, улыбнувшись, сказал:
- Вода холодная. Смелые девушки в вашем селе. И красивые, очень. Тань, тебе ёжик к лицу. А Юльке – коса. А знаете, я смотрю иногда на стремительный бег облаков и, кажется, что это время несётся вскачь, а всё вокруг замерло.
- У тебя талант образного видения. А талант не ремесло, ему не научишься. С этим родиться надо, - сказала Татьяна. - Это моя точка зрения.
- Именно! Точка! – вдруг воскликнул Сергей, как обиженный ребёнок, и потащил Женьку за руку домой, словно боясь, что он опять чего-нибудь выдаст с высоты своего образного видения.
Они отошли на приличное расстояние, когда услышали гром среди ясного неба, а следом ещё одно громыхание. Сергей посмотрел на безоблачное небо, и тут только до него дошло, что они слышали не громовые  раскаты, а выстрелы у реки.
Женька увидел побелевшее лицо дядьки и первым сорвался с места. На берегу реки лежала Татьяна, а Юлька бегала вокруг неё и орала проклятия в адрес своего бывшего мужа, который сидел под деревом с выпученными глазами и всё повторял:
- Я Юльку попугать хотел, над её головой стрельнул, а тут из воды она… взлетела и зависла перед Юлькой. Я от страха пальнул ещё раз. И попал. Не хотел, а попал, - он растирал слёзы грязными руками и всё пытался вжаться в ствол дерева.
Пистолет валялся метрах в трёх от Петра. Его колотило, но он продолжал сидеть, не двигаясь с места. И только подойдя ближе, Сергей увидел, что ноги бывшего мужа Юльки обвили корни дерева и держат сильнее любых оков. Почему он не кинулся сразу к лежавшей на песке девушке, Сергей объяснить не мог. Женька поймал Юльку, увидел безумный блеск в её глазах и, не долго думая, врезал ей со всей силы по лицу. Девушка ойкнула и молча опустилась рядом с подругой на песок, держась за щёку.
- Она жива? – спросил Женька.
- Не-не зна-а-а-ю, - всхлипнула Юлька.
- Надо в полицию звонить, - сказал Женька, - и в больницу, чтоб скорая помощь приехала.
- К вечеру дождёшься, и то не факт. К Серафиме её надо, - прошептала Юлька. – А с этим, она презрительно кивнула в сторону бывшего мужа, - потом разбираться будем. Никуда не денется. Пригвоздило его. Я даже не знаю, как. Очнулась! – закричала она, услышав стон подруги. – Сергей, бери Таньку на руки. К Ведьминому лесу её надо. Быстрей!
- А я? – растерялся Женька.
- В село хотел бежать, вот и беги, - крикнула Юлька.
Женька посмотрел на «пригвождённого», потом на дядьку с Танькой на руках, едва поспевающего за Юлькой, и ощутил, что ноги его не держат. Он стал медленно опускаться на песок и в это время услышал голос дядьки Михея. Вместе с ним к реке бежали ещё трое мужиков.
- Сюда, сюда! – крикнул Женька, но ни Сергей, ни Юлька уже не слышали этого.
Сергей положил девушку на траву. Что-то гудело и завывало у него внутри, рвалось наружу. Как он бежал к старому дубу, что шептал, как уговаривал Таньку не умирать, он не помнил. И в какой момент пошёл дождь, он не ведал. Ему показалось, что капли дождя, ударяя по листьям дуба, извлекают неведомые звуки, которые складываются в мелодию, которую он уже где-то слышал. Тающий звук печали…
«Как такое может быть? – мелькнула мысль. – Неужели беды – наши учителя?»
Он обнял дерево и вдруг закричал:
- Серафима!
- Чего вопишь? – услышал он тихий женский голос.
Сергей опустился на колени.
- Помоги.
- Ой! Батюшки мои! Не избежала, - прошептала Серафима, потом пообещала: - Я сейчас, - и исчезла, чтоб почти сразу же появиться из пустоты.
В руках у неё была корзиночка с пузырьками и баночками. Она склонилась над девушкой, влила ей в рот какой-то жидкости, потом из другого пузырька стала капать на грудь, туда, куда вошла пуля. Она что-то шептала почти в самое ухо раненой Таньки. Девушка открыла глаза и одними губами, почти неслышно, произнесла:
- Я заблудилась.
- Знаю, милая, знаю. Эй! Парень, иди сюда. А ты, дева, - обратилась она к Юльке, - в село иди. Не нужна ты мне здесь. Панику и страх только сеешь, дёргаешь пространство.
Юлька молча повернулась и пошла по тропинке.
- Вот что. Тело Танькино я отремонтирую. Видишь? – она вытерла кровь чистой тряпочкой, смоченной жидкостью из баночки и посмотрела в глаза Сергея.
Серафима приложила руку к ране, а потом стала её медленно поднимать. Сергей не верил своим глазам: пуля, как дрессированная мышка, подпрыгнула к ладони знахарки, а та её тут же схватила, показала Сергею, бросила в корзину, а рану смазала какой-то мазью.
- К полудню затянется. А до этого времени тебе надо вернуть её в тело…
- То есть, как вернуть? – опешил Сергей.
- Найти в царстве мёртвых и увести оттуда, - сказала Серафима, как само собой разумеющееся.
- Как?
Серафима пожала плечами.
- Это сердце тебе должно подсказать, лес, болото и колокол, а не я. У меня вот, - она показала на спящую Татьяну.
Она достала маленькую бутылочку и приказала:
- Пей!
А после того, как Сергей сделал последний глоток, неожиданно толкнула его палкой в спину:
- Иди, милый.
Он не успел даже подумать, во что влип, как переступил через нарисованную в воздухе черту. Она высветилась в какой-то момент, а может, это был всего лишь солнечный луч, пробившийся сквозь деревья? Голова не желала анализировать ситуацию, и не было у него ответа на появившиеся сомнения. Ноги же понесли его вглубь леса по бездорожью, будто только они одни и знали, куда надо двигаться.
То, что произошло потом, Сергей не мог объяснить никак. Время играло в очередную игру по собственным правилам, о которых Сергею не было ничего неизвестно.  И жизнь здесь двигалась в ином темпе. И не было понятно, почему он из солнечного утра попал в ночь. Он шёл сквозь дебри в темноте, под ногами был разноцветный коллаж из влажной травы, цветов, кочек, в окружении грибов, под высохшей прошлогодней хвоей, ягодных вкраплений, - и всё это в лунном свете приобретало иную окраску, блеск.
Тени делали мир контрастным, туманная дымка извивалась сказочной змеёй. Сергей вдруг ощутил себя отделённым от этого мира, он перестал быть его частью. Ощущение покинутости и ненужности усиливалось. Он увидел, как слетает с него поддельная, ненастоящая духовность, придуманная для самоуспокоения, показной значимости.
- Ну, да, надеть чужие штаны, не значит стать ими, - пробормотал он, а потом сам же у себя спросил:
- Намерения и цель – одно и то же? И кто может быть объективен к собственному опыту?
- Я не знаю таких, - вздохнул он.
- Думать, что ты знаешь, и, действительно, знать – не одно и то же.
Появилось странное ощущение земли, как живого существа.
- Наваждение, - прошептал он.
Он вдруг понял, что разговаривает сам с собой, спрашивает совета и сам же его даёт. Этот процесс не смущал его. Всё объяснимо, потому что больше ему не с кем было разговаривать.
Всё то, что при свете дня шептало, шелестело и едва поскрипывало, ночью загрохотало. Сергей ощутил вкус тревоги. Правда, как можно ощутить на вкус тревогу, он объяснить не мог. Энергия жизни входила в него с каждым шагом по Ведьминому лесу. Где-то вдали зазвучал колокол. Сергей сел под деревом, прислонился к нему спиной и стал слушать песню леса под звон колокола. Блаженство разливалось по его телу, разрастался внутренний и внешний комфорт.
Он встал, огляделся. Пришло знание, что впереди болото, что есть тайная тропа, по которой можно пройти на остров, а оттуда через портал туда, где надо искать Татьянину душу. Листья кустарника касались его рук, мысль, что у леса есть душа, показалась естественной. Откуда-то, почти из-под самых ног взлетела птица. Сергей не успел даже испугаться. Царство теней, пугливо движущихся под еле слышную музыку листвы, вводило его в иное состояние сознания. Сергей вдруг ощутил, что идёт босиком по влажной земле. А потом понял, что может парить над ней.
С первыми лучами солнца он оказался на острове перед входом в пещеру. Сергей заглянул внутрь и увидел Татьяну, стоящую в раздумье спиной к нему. На ней был тот же самый купальник, в котором он нашёл её на берегу реки.
- Нашёл! – облегчённо вздохнул он, позабыв совсем, что оставил девушку с Серафимой возле дуба.
Он взял Татьяну за руку.
- Милая, - прошептал он, - да ты замёрзла совсем.
Сергей снял с себя рубашку и накинул ей на плечи. Девушка молча наблюдала за его действиями. Было ощущение, что она не понимает, что происходит, как не понимал этого и сам Сергей. И вдруг он увидел яркий свет впереди, хотел идти к нему, но ноги перестали слушаться его. Кто-то невидимый развернул его в другую сторону и толкнул к дереву, за которым проявилась тропа. От верхушки этого дерева спустился светящийся шар и, облетев вокруг молодых людей, стал высвечивать дорогу.
Сергею казалось, что периодически его сознание делает странные скачки. Шаг – и ландшафт изменился. Берег реки, они сидят и смотрят, как волны накатывают на берег.
«Можно ли по волнам определить глубину реки? – странный вопрос пронёсся в голове Сергея, как ветер, а вслед за ним здравая мысль: - Не абсурдно ли производить запредельные вычисления, когда можно войти в воду и понять, насколько глубока река»?
Он вновь посмотрел на волны, на песчаный берег. Части картины не хотели складываться в единое целое. Вода скользила по песку. Обмытые, влажные кристаллы песка искрились на солнце.
«Откуда здесь такой чистый песок»? – подумал он, поднялся, не выпуская руки Татьяны из своей руки, и сделал ещё один шаг.
  Впереди – добротная изба, словно выросла из-под земли. Мысли о мыслях вдруг остановили его на полпути к дому. Он передёрнул плечами и попытался посмотреть разумно на происходящее.
«На самом деле ничего особенного, - подумал он. – Неужели это и есть наша цель путешествия»?
Третий шаг показался ему самым трудным. Девушка при этом стала почти невесомой. Возникло ощущение, что если он выпустит её руку из своей руки, она улетит. Дверь избы распахнулась. Он увидел на пороге Серафиму. Её руки удлинились, схватили их в объятия. От неожиданности он зажмурился, и в следующее мгновение с трудом открыл глаза и посмотрел на небо.
- Пришёл в себя? Вот и ладненько, - прошептала Серафима. – Успел, милый. С Татьяной всё хорошо будет.
- А где она? – спросил Сергей и огляделся. – Как я здесь оказался? Что вообще произошло?
Серафима пропустила его вопросы мимо ушей.
- Вставай. Голова не кружится? – она заглянула ему в глаза. - Танькиной матери скажи, что Татьяна завтра на зорьке сама придёт домой, - сообщила Серафима и исчезла.
- Мать твою. Кто-нибудь мне объяснит, что всё это значит? – спросил Сергей и ощутил толчок в спину. – Да иду уже, иду.
Он вздохнул, потому что вдруг осознал, что задавать умные и не очень умные вопросы, и анализировать случившееся можно до второго пришествия. Но к чему это приведёт? К истине? К новому заблуждению?
«А не лучше оставить всё, как есть. Какая разница: был ли это сон, похожий на реальность или реальность, похожая на сон? Всё равно всё упираться будет в мою персону, ибо я и свидетель произошедшего и её участник, - подумал он. – А Серафима ничего объяснять не станет. Я это просто нутром чую».
На следующий день Танька, действительно, чуть свет сама пришла домой. Серафима достала из сундука свой старинный сарафан, который пришёлся Татьяне впору. Она была настолько хороша в нём, что подслеповатая жена кузнеца Михея, не сразу признала в ней дочку соседки.
На её теле не было никаких следов от ранения, об этом Сергею сообщила Юлька, потому что слышала разговор врача с полицейским с утра. Женька происходящее воспринимал, как чудо, силился понять его секрет, а когда осознал тщетность собственных усилий, бросил это занятие и переключился на воспоминания, как ловко и убедительно он давал свидетельские показания по поводу странного поведения Петьки. Юльке вообще не удавалось собрать воедино пазлы вчерашнего утра. Каждый из них не мог с уверенностью утверждать, было ли всё случившееся на самом деле. Сергей решил пока не анализировать то, что с ним произошло в лесу. Танька была жива здорова. И это главное.
В селе был известен факт, что кто-то палил из пистолета возле реки. А когда мужики привели бывшего мужа Юльки и заперли в сарае без всяких объяснений, то все сразу решили, что этот «кто-то» и есть Петька. Женька бегал на почту, требовал по телефону, чтоб прислали кого-нибудь для разбирательства инцидента.
К вечеру приехали два полицейских, которые по очереди выслушивали свидетелей. На заявлении Петьки они споткнулись. Его «достоверная» история вводила  их в ступор. В результате они решили записать всё, сказанное им. Правда, когда приехал адвокат и прочитал показания Петьки, они пожалели об этом, потому что тот стал вначале хихикать, а потом хохотать, схватившись за живот.
- Нет, вы послушайте, - и он начинал цитировать особенно интересные места о полёте Таньки над рекой, о дереве, которое связало Петькины ноги, взяло, так сказать парня под арест и удерживало насильно, пока мужики не освободили его.
- Скорую помощь вызвали? – спросил адвокат. – Это пациент клиники для душевнобольных.
- Вызвали. Обещали к ночи приехать. Но, видно, раньше утра ждать не стоит, - сказал один из полицейских.
- Помутнение рассудка случилось у парня на почве приёма наркотиков. Это же очевидно, - не унимался адвокат. – А как он объясняет, откуда у него этот антикварный пистолет? Оказывается, во всём виноват фикус. Он разозлился на разлапистого монстра, толкнул бочку, отчего та рассыпалась, пистолет шлёпнулся к его ногам, а сам монстр указал корнями на дверь, и он понял, что надо делать. А это что ещё за мистические байки? После второго выстрела у него пистолет из рук выхватила чёрная птица, может, хотела убить его, но потом передумала и бросила пистолет на землю. На вопрос, почему не застрелил эту чёрную птицу, он ответил, что не смог дотянуться до оружия, потому что дерево прочно удерживало его против его воли. Что за птица, не рассмотрел со страху. Может, чёрный гриф, может, клинохвостый орёл. Таких птиц в здешних местах он никогда не наблюдал. Он что? Орнитолог?
- Нет, - сказал полицейский, - дворник.
- Приведите-ка этого типа, - попросил адвокат.
А Петька упорно твердил, что палил не в воздух, как свидетели заявляли, а в Таньку, которая летала над рекой, после чего дерево его само связало, арестовало и держало до прибытия мужиков, которые его и освободили, а чёрная птица хотела отомстить за Таньку, но передумала, когда та ей крикнула: «Нет!»
Женька же говорил, что бывший муж Юльки сам свои ноги под корни дерева засунул и сидел так, бормоча неизвестно что. На всякий случай полицейские потребовали на следующий день утром призвать «потерпевшую» для дачи показаний. Татьяна, едва вернувшись от Серафимы, вынуждена была явиться в клуб, где в кабинете директора  допрашивали очевидцев. Во время беседы с полицейскими она сказала, что ничего интересного сообщить им не может, потому что ушла в лес до того, как появился Юлькин муж. Врач скорой помощи осмотрела девушку и не нашла на её теле никаких следов ранения. Оружие полицейские забрали. Инцидент был исчерпан.
- Мужик сошёл с ума и всполошил всех жителей села, - так и доложили начальству.
Люди с их отъездом успокоились. Татьяна открыла библиотеку только после обеда. Ей не хотелось ни о чём думать. Она села за стол и обхватила голову руками. Сколько так просидела, вряд ли бы она могла сказать, а когда очнулась, увидела Сергея у открытой двери.
- Можно? – спросил он.
Татьяна кивнула, а он молча сел за один из столов, поставленных в ряд, за неимением специального помещения для читального зала, раскрыл блокнот и что-то стал писать.
- Ты пишешь дневник? – нарушила тишину Татьяна.
- Да. Просто делаю заметки для себя.
- Эмерсон говорил, что тот, кто пишет для себя, пишет на вечные времена.
- Забавно, - улыбнулся Сергей. – Хотя что-то в этом есть. Искренность и чистосердечность появляются, когда нет страха осуждения и обсуждения, когда не надо приукрашивать события и себя самого в них. Только вот незадача, я делаю записи достаточно редко, и зачем это делаю, сам не знаю. Может, чтоб понять Вселенную? – пошутил он.
- Кто-то сказал, что «цивилизованному человеку необходимо разобраться в том, как работает стебелёк травы, прежде чем пытаться понять Вселенную. Примитивный же человек старается познать природу Вселенной, и тогда он сможет по-настоящему оценить динамическую красоту стебелька травы», - произнесла Татьяна.
Сергей встал, подошёл к ближайшему стеллажу с книгами, взял наугад книгу, раскрыл почти на середине и прочитал:
«Ни один разум не занят всерьёз настоящим; почти всё наше время заполняют воспоминания и предположения о будущем».
- Это Сэмюэл Джонсон.
- Ты что? Все книги здесь прочитала? – спросил Сергей, глядя на девушку с удивлением.
- Нет, конечно, - она смутилась и от смущения встала, как ученица, которую спросил учитель. – Просто перед твоим приходом я тоже решила погадать, найти ответ на внутренний вопрос. И по странной случайности попала на это же высказывание. Мне жаль Петра. Он потерянный.
- Он тебя чуть не убил, а ты его жалеешь.
- Очень важно не просто ненавидеть подлость, предательство, надменность и лицемерие, но и не быть таковым. А если ты и слеп, и глух к чужому горю, ты хуже инвалида становишься, - произнесла Татьяна, опустилась на стул и закрыла лицо руками. – Мне и тебя жаль, - прошептала она.
- А чего меня жалеть? – спросил он с вызовом. – У меня всё в шоколаде.
- А в сердце – холод, - вздохнула она. – Ты иди, Серёж, я хочу одна побыть.
Он пришёл домой, снял кроссовки и лёг на кровать в своей комнате, не раздеваясь. Он вновь ощутил, как что-то заскреблось у него внутри, требовательно так, словно просилось выйти наружу.
- Глупо, - произнёс он вслух. – Всё очень глупо, - и закрыл глаза.
Аромат разнотравья затекал в открытое окно и будоражил что-то давно забытое внутри. Тишину и покой лишь изредка нарушал стук о землю спелых яблок от малейшего дуновения ветра. А потом он услышал радостный лепет соседского ребёнка под еле слышное напевание колыбельной, идущее от самого сердца его матери. И оно, это пение, каким-то невероятным образом вплелось в многоголосие природы и стало его частью.
То ли он смеялся над временем, то ли время смеялось над ним, но замелькавшие эпизоды жизни впервые оставили его равнодушным.
- Было, всё уже было, - мелькнула мысль, а вихрь событий рвался к открытой двери, страстно желая вырваться наружу, чтоб выстроиться в ином порядке или спрятаться, заметая следы.
- Всё зависит от того, в какую сторону движутся стрелки, - услышал Сергей.
- Какие стрелки? – закричал он и проснулся.
- Что случилось? – в комнату заглянул Женька. – По какому поводу ор? Может, могу помочь?
- Чем? Чем ты можешь помочь дураку?
Женька пожал плечами.
- Умным я его, конечно, не сделаю. А вот счастливым… можно попробовать. Ведь что человеку нужно для счастья? – спросил он и сам себе ответил: - Чтоб его выслушали. Так что мои уши к твоим услугам.
- Пошёл ты… знаешь куда?
- Нет. Но лучше я сам уйду, не дожидаясь, когда ты пошлёшь меня далеко и надолго, - Женька закрыл дверь и подушка, полетевшая в него, не достигла цели.
Женька вновь заглянул в комнату, поднял подушку, положил её на стул и покачал головой:
- А говорил, что любить не умеешь…
- Ты! – крикнул Сергей и вдруг сел на кровати.
Женька увидел растерянность на лице дядьки и, прежде чем уйти, всё же добавил:
- Танька у нас в саду сидит, чай с бабой Настей пьёт. Тебя звали. Я, собственно, по этому поводу заглядывал. И ещё я только что понял, что ты не лишён комплексов. Хотя, может, комплексы нужны, чтоб люди чего-то достигали, вопреки…
Сергей промолчал, а когда за Женькой в очередной раз закрылась дверь, подошёл к окну, постоял в раздумье, а потом, как в детстве, вылез через него в сад. Стол, за которым чаёвничали мать, Татьяна и Женька, стоял с другой стороны дома.
«Бежать, бежать», - стучало в его голове только одно слово.
Куда? Зачем? От кого? Эти вопросы как-то отпали сами собой. Сергей пролез через тайный лаз в заборе на улицу и только после этого удивился, что ещё никто до сих пор не заколотил его. Он бежал к лесу, будто за ним гналась стая бешеных собак. А когда остановился возле дуба, понял, что не в состоянии произнести ни единого слова. От безысходности опустился на землю возле дуба и стал головой колотить по нему.
- Ты думаешь, голова для этого дана человеку? Она, милый, не молоток, гвозди ею не забьёшь, - услышал он знакомый голос, и со слезами на глазах прошептал:
- Серафимушка. Пришла.
- Чего звал?
- Плохо мне.
- А кому сейчас хорошо? Может, Таньке? Ей судьба уготовила преемницей моей стать…
- Значит, она одна должна быть? – Сергей не ожидал, что в собственном голосе услышит нотки надежды.
- Отчего же? – спросила Серафима.
- Но ты же одна…
- Ты думаешь, что я всегда такой старой и одинокой была? Спроси у кого хочешь, никто не скажет тебе, сколько мне лет. И я не скажу. Перестала счёт вести. Но я помню ещё те времена, когда храм под воду не уходил. Правда, мне тогда лет пять было. Меня к храму моя предшественница привела. Данила тогда на колокольне звонил в колокола. Молодой парень лет семнадцати. Хранительница сказала, что лес меня избрал, что через двенадцать лет она мне передаст его.
- А это, - она показала на колокольню, - муж твой будущий.
Мы с Данилой душа в душу жили. Сынок у нас родился. Погибли они во время войны. Вот с тех пор я одна.
- А что ж ты их не спрятала на острове в болотах от войны?
- Даниле и Серафиму я бы никогда не предложила такое. Они не из тех, кто будет прятаться от врага, отсиживаться в лесу, чтоб шкуру свою спасти. Через себя нельзя переступать. Мы достойного сына воспитали, честного, смелого. Да и было с кого пример брать. Таких людей, как мой Данила, ещё поискать по свету надо, да ещё не факт, что найдёшь. Вот.
- А Татьяна знает?
- Что Хранительницей леса станет? Знает.
- И способности имеет?
- Имеет. Она посильнее меня будет. Лес сам избирает, кто его будет охранять. Я зимой покину этот мир. Меня Данила с Серафимом заждались. Ну, чего ещё спросить хочешь?
Сергей пожал плечами.
- Убежать от судьбы не удастся. Мне моя предшественница говорила, что жизнь во сне с открытыми глазами – это то, на что обречены многие. У них у всех прописано их будущее. Шанс на выбор появляется только у посвящённого. При этом он принимает полную ответственность за то, кем становится, и влияет на судьбу, предвидя последствия. Моя предшественница была не просто знающей, но ещё и образованной дамой. Я тоже всю жизнь образовывалась самостоятельно, благо библиотека переходит от Хранителя к Хранителю. Но даже у посвящённого это не управление судьбой. Над судьбой невозможно установить контроль. Это я позже поняла. Когда она говорила, что посвящённый может влиять на судьбу, это значит научиться танцевать вместе с ней. Осознавать ваши с ней совместные движения через танцплощадку времени. Татьяну лес выбрал и тебя принял. Коль по тропе в болоте провели, считай, что посвящение принял. Ну, чего глазищи таращишь? Не спал ты. Я же говорила тебе ещё при первой встрече, что чудеса на болоте происходят, да и в лесу – тоже. Нечто позабыл? У тебя с сердца печать сняли. Страшно? Глупости! Пространство Любви взращивать надо… коль родилось. И это факт.
- Я рассказать хочу. Там, на болоте, когда я шёл к острову, мне показалось, что я иду по чьему-то следу. Будто кто-то проложил для меня безопасный путь. А на самом острове, на рассвете, я вдруг ощутил в какой-то момент спиной чьё-то присутствие. Я оборачиваюсь, жмурясь от слепящего солнечного света. И вдруг вижу самого себя сидящего с закрытыми глазами. От удивления я сел на землю и вижу, что следы тянутся от меня ко мне, сидящему в отдалении. И я шёл по этим следам. И тот я открывает глаза и смотрит на меня. В моей голове мелькает спасительная мысль, что это галлюцинация, что это видение от перенапряжения, усталости. Я откуда-то знал, что могу не идти к тому себе навстречу. И вдруг слышу смех. Тот я засмеялся над моей глупостью и неуверенностью. И я рассмеялся в ответ, ничего не ожидая, ничего не ища, ничего не желая. А тот я встал передо мной, и я поднялся с земли  и вижу, что свет солнца проходит сквозь того меня, а на земле только одна тень – моя. Тот я протянул руки, и мы обнялись, а потом слились воедино. Мелькнула мысль, что я шёл искать Татьяну, а встретил себя. А следом пришло понимание, что если бы я не встретил себя, не смог бы пройти через портал, туда, где находится пещера…
- Говорят, что «когда смотрит рассудок, глаза не отвечают за результат».
- Я ж никогда до этого ничего подобного…
- Всё бывает когда-нибудь в первый раз. Возвращайся. Танька заждалась тебя.
- Так я ж ещё с час плестись буду. Уйдёт она.
- А ты через Ведьмин лес. Шаг – и дома, - засмеялась она. – Запамятовал нечто? – спросила она и исчезла.
«Мне только заблудиться не хватало», - подумал он.
- Глупец! Ты ж с будущей Хранительницей Ведьминого леса связан, - услышал он у себя за спиной голос Серафимы. – Руку давай, горе моё. Ну? – прикрикнула она. – А теперь о доме думай. Шагай! – приказала она.
Сергей закрыл глаза и сделал шаг, а когда вновь их открыл, оказалось, что стоит возле окна, из которого вылез.
«Ничего себе, шажок сделал», - подумал он.
- А-а-а! Вот ты где! Прячешься? – засмеялся Женька, выглядывая из окна комнаты.
Сергей посмотрел на часы и чуть не свистнул от удивления: всего пять минут прошло с тех пор, как Женька его на чаепитие пригласил.
«Что-то не так то ли со мной, то ли с пространством», - подумал он.
- Ты чего замер? Проблемы? – поинтересовался Женька, - А я так и думал, что ты сбежать захочешь.
- Да вот, прислушиваюсь. И что слышу? – спросил он у Женьки. - Время шелестит секундами…
- Не время, дядя, а часы…
- Часы на руке моей, - возразил он, - а я про время, которое в разные стороны круга бегать умеет.
Сергей подошёл к столу на ватных ногах и вновь замер, глядя на свечение вокруг Татьяны.
- Пришёл, - наконец произнёс он.
- Видим, - засмеялась его мать. – Добро пожаловать. Жень, налей ему чая из самовара.
- Не надо. Тань, пошли, прогуляемся. Разговор имеется.
- Знаю я твой разговор, - вмешалась мать.
- Откуда? – опешил Сергей.
- Да на лице у тебя написано. Крупными буквами. И, как всегда, о самой важной новости ты узнаёшь последним…
- Ничего не понимаю, - признался он.
- Тёть Насть, он же за чистую монету всё принял, - сказала Татьяна. – Нам, действительно, поговорить надо…
- Надо, - как эхо, повторил Сергей.
Они пошли дорогой, что вела к реке. Ему было невероятно комфортно. Правда, в какой-то момент мелькнула мысль, что пригласил девушку для разговора, а сам не может произнести ни единого слова. Вдоль тропинки, что вела к реке, на кустах и деревьях он, сам не понимая каким образом, ощутил фантомы забот и волнений, проходивших здесь  людей. В какой-то момент ему показалось забавным, что их тени бегут впереди, словно указывая им путь.
Татьяна посмотрела, как он пытается наступить на собственную тень, и улыбнулась:
- Тьма усиливает свет, свет определяет тьму. Предмет и его тень всегда вместе. Единственное, что не отбрасывает тени – это солнце.
Сергей понимал, что Татьяна что-то говорит, но смысл сказанного не доходил до него. Он коснулся её руки и ощутил ликование. Оно росло и ширилось, разливалось, наполняя пространство и всё, что было в нём. Из его восприятия почему-то выпал момент спуска к реке. Вот они идут по тропинке, а в следующее мгновение движутся вдоль берега к огромному валуну и замирают возле воды.
 Сергею показалось, что он уже видел где-то точно такие же волны, набегающие на песчаный берег. Только там была другая река, другие деревья, другой берег и другой песок. И как тогда части картины не хотели складываться в единое целое. И вдруг вода медленно-медленно заскользила по песку, возвращаясь в исходное положение, а обмытые, влажные кристаллы песка заискрились в лучах закатного солнца.
«Откуда здесь такой чистый песок»? – мелькнула мысль у Сергея.
- Почти как тогда на рассвете, - услышал он голос Татьяны. – Ну вот, волна стёрла наши следы…
Он вдруг вспомнил, что слышал от кого-то, что человек знания идёт по жизни, не оставляя следов, и улыбнулся, ощущая, как его сердце запело.   
- Я должен признаться, - тихо произнёс он, - я тебя очень сильно…
Она слегка коснулась его губ ладошкой.
- И я. Давно, - добавила она, прижалась к его груди и прошептала: - Два поющих сердца. Дождалась. Невероятно…
К чему относилось это её «невероятно»: к тому, что дождалась или к тому, что это случилось, она объяснять не стала, а Сергей не стал спрашивать. Да и какая разница. Он обнял её и в это время увидел танцующих эльфов за её спиной.
- Они танцуют, - прошептал он. – Я их вижу… Невероятно…
- Невероятно, что видишь, или невероятно, что они танцуют?
- И то, и другое, и третье… - улыбнулся он.
Она не успела сказать, что знает, о каком «третьем» он говорит, как откуда-то из-за леса послышался колокольный звон. Звук плыл над водой, отражался от неё и длился, длился, чтоб сойти на нет и вновь зазвучать. Сергей уловил в его звучании определённый ритм, а потом ощутил, как снялась пелена с его глаз, и он увидел первозданную чистоту, красоту и мощь Её Величества Природы. А колокол всё звонил и звонил, чтобы возвестить миру радостную весть: Пространство Любви набирает силу.

Октябрь 2016 года