Дача

«ДАЧА»




Оптимистическая трагедия в трех действиях






Действующие лица




Сережа – хозяин «дачи»

Друзья Серёжи:

Петька – Чудик

Славик – Славик


«Дачники»:

Игорек – племянник Сережиной жены
Леди Галя (Петровна)
Борис Иванович (Бориван)
Маруся
Олег (Дуплет)
Димон
Лана  (Светлана)
Маниш
Натаха
Танюшка
Юрка – Прибыль
Череп
Костя-Ханурик
Человек-Паук (Иваныч, Паук Иваныч)















Краткие характеристики действующих лиц


Серёжа

Профессия шофера, как и любая другая профессия, накладывает свой отпечаток на внешность и характер. В молодости это не так заметно, а с годами достаточно одного взгляда на человека, чтобы увидеть специальность и понять, что он представляет из себя как личность, какие черты преобладают в нём, какие отсутствуют.
Водители автотранспорта при некотором общем сходстве внутри своей подгруппы резко отличаются друг от друга: есть водители грузовиков, автобусов, легкового транспорта; кто-то управляет мотоциклом, а кто-то фурой; кто-то возит больших начальников, а кто-то навоз и прочие удобрения.
Одни шофера чистые, аккуратные, в легких костюмах и красивой обуви. Другие круглый год носят бесформенные рубашки и брюки-штаны из плотной материи, жилеты со множеством карманов и фуфайки, а по праздникам щеголяют в потёртых кожаных куртках и таких же не свежих кепках.
У одних ногти и руки чистые, у других руки в техническом масле, ногти обломаны, обкусаны, под ногтями земля, грязь, куски засохшей краски, ошмётки ржавчины.
Есть шофера с печатками, кольцами, относительно дорогими часами и ручками. Есть шофера с часами советских времен на вытертых самодельных  ремешках из кожзама, простыми карандашами, торчащими из верхних карманов жилетов, с браслетами из нержавейки, с татуировками на пальцах и в области запястья.
Но почти всех погонщиков железных коней отличает гладкая выбритость, лысина или проплешина, запах одеколона, смешанный с запахом бензина, резкие движения, недовольство жизнью, обида на работу и работодателя, варикозное расширение вен нижних конечностей, гипертония, пристрастие к алкоголю, амбициозность, монтировка под сиденьем и заточка в бардачке.
Конечно, встречаются в шоферской братии и редкие экземпляры в нестандартной комплектации.
Хозяин «Дачи» и главный «дачник» Сережа, образно говоря, бытовой  романтик.  Внешне он производит впечатление ленивого, неряшливого, даже грязного человека. Но при этом на него производит впечатление вид на луну в тихую ясную погоду и цветущие кусты сирени.
Он может расплакаться, гладя котёнка и часами умиляться на какого-нибудь мальчика, запускающего кораблики в весеннем ручье. В эти сакральные моменты Сережа счастлив, он вспоминает детство, дом в деревне, бабушку-колхозницу, коровку Степаниду, кусты дикой малины и темно-зеленый прохладный ельник.
Когда жизнь бытовыми случайностями прерывает цепь воспоминаний, Сергей становится вспыльчивым, раздражительным, просит у жены Анечки недопитую баклажку пива и початую бутылку водки, покрывшуюся ледяным потом в морозилке.
Аня ворчит, но выполняет просьбу мужа, добавляя от себя несколько вареных картофелин, два-три кусочка селедки и дольку лимона, посыпанного солью, на закуску.
По мнению Сережи их отношения с Аней – это апогей мировой любви, потому что Аня полностью разделяет его убеждения, она такая же ленивая и неопрятная, много суетится и всегда пребывает в хорошем настроении.
Она не пьёт, но вместе с сыном  Вадимом от первого брака и пятнадцатилетней внучкой Серафимой состоит в секте и поклоняется Матери Вселенной и Отцу Хроносу, Согласно их религии мира как такового нет, а есть только Объем – Вселенная и Движение – Время.
Живые люди – часть настоящего времени, умершие суть прошлое, неродившиеся – будущее.
Религия крайне удобная, так как она ни к чему не обязывает своих сторонников, ибо нет ничего бессмысленнее , чем что-то делать, находясь в бесконечном пространстве и непрерывном времени.
В квартире у Сережи и Ани пылится стеклянный куб. Внутри куба уже давно перестал тикать хронометр, но и куб, и хронометр относятся к объектам поклонения. Аня каждый день о чем-то шепчется с ними, о чем-то договаривается, потом молитвенно складывает руки перед собой и делает обязательно четное количество поклонов. Для верности, чтобы молитвы точно    дошли до адресата, притоптывает три раза и громко выдыхает «У-ух!»
Второй Анечкин ребенок от первого брака – дочь Юля. Она вышла замуж за алжирца Ахмеда и уехала в его родную провинцию Тизи-Узу. Там у них родился мальчик Дима, а   по местному Абу Мусаб Абдель Вууд и еще несколько слов в паспорте.
Сережа и Аня в браке лет десять-пятнадцать, им очень хорошо вдвоем, они привыкли к тишине и позволили себе только кошку Сашку. Сашка глухонемая от рождения: вместо мяуканья она глухо рычит-шипит. Еще у нее нет   одного глаза и один бок совершенно лысый. Глаз был утрачен в драке, а на бок Сережа пролил кислоту из аккумулятора, когда разбирал его с научно-экспериментальной целью в пьяном виде и глубоко ночью.
Квартира, где живут Сережа, Аня и кошка Сашка похожа на сарай. Вся мебель принесена со свалки, кое-как покрашена и починена. Из электроприборов функционируют только лампочка в коридоре и на кухне, одна комфорка четырехкомфорочной плиты и холодильник.  Иногда он перестаёт холодить и вместо холода гонит тепло. Аня утверждает, что в первой жизни холодильник был кондиционером, а во второй – обогревателем, и пастырь, - главный человек в её секте, - полностью с ней согласен.
Зал (вторая комната, где нет лампочек и люстры) украшен камином. Если разобрать доски, убрать старые сетки от кроватей, сдвинуть неработающий телевизор, приподнять кресло без спинки, то можно подобраться к источнику тепла в английском стиле.
Для большего комфорта перед камином постелено облезлое шерстяное одеяло, сложенное вчетверо, а на сам камин установлен самодельный кальян из бутылки и шланга от стиральной машины и керосиновая лампа.
Периодически обновляемая весенне-осенняя коллекция хлама перестала помещаться в квартире лет пять назад. Тогда же возникла идея приобрести старый автомобиль с кузовом вагонного типа с тем, чтобы хранить в авто самые громоздкие предметы, а в кабине спать, когда на улице тепло.
Постепенно из кладовки на колесах санитарный УА3-3962 (в простонародье «буханка») превратился в нечто вроде дачи, куда Сережа перебирался в период с мая по октябрь.
«Дача» находится в пяти метрах от дома через дорогу. Перед дачей простирается небольшой сквер с огороженной площадкой для выгула собак и конференций собачников.
Сережа не любит зверинец у себя под окном, но терпит, старательно избегая разговоров с хозяевами и сюсюканья с четырехногими иждивенцами.
Собаки и собачки успешно гадят под колеса видавшего виды УАЗика, а на хозяина Дачи громко лают и как будто бросаются.
В июне-июле Сережа устраивает в сквере купальню в виде надувного бассейна диаметром четыре метра, глубиной шестьдесят пять сантиметров (цифры указал производитель на корпусе «водоема»).  По вечерам жжет костры, чтобы вскипятить воду в походном чайнике, а по выходным готовит барбекю из куриных ножек.
За годы существования Дачи Сережа много раз конфликтовал с местными жителями по поводу дыма и плеска воды, с сотрудниками коммунальных служб, обвинявшими его в замусоривании территории и с автовладельцами, претендующими на парковочное место.
Благодаря заступничеству товарищей, Матери Вселенной и Отца  Хроноса от Сережи на какое-то время отстают, хрупкий мир восстанавливается и жизнь на свежем воздухе продолжается.
               

***

Петька-Чудик

Очень злой, жадный, болтливый и хвастливый алкоголик. Завидует любому, кто лучше его, а таких   большая часть людей.
Он ненавидит жизнь за саму необходимость жить, дышать, говорить, делать. Он ненавидит бога, правду, совесть; ненавидит так, как ненавидят палачей. Он ненавидит любовь и любящих, потому что сам не умеет и не хочет любить.
Одним словом, Петька Чудик – полнейшая дрянь, как и его псина Лёшик: кобель из рода пуделей, с бешеными глазами, грязной шерстью, местами облезшей, местами выдранной другими собаками.
Петька, когда трезвый и не похмелившийся, жестоко бьет Лёшика, зато, когда Петька ползет домой на четвереньках, Лёшик бросается на него, кусает, рвет зубами, когтями, заливает слюной и пеной.
У Чудика есть привычка лгать по любому поводу и выдумывать дикие, глупые истории, никогда не случавшиеся в жизни. К тому же он – трус, забияка, предатель и вор. Его много раз били свои же собутыльники за кражу денег, одежды и выпивки.
Периодически Петька ходит на рыбалку, работает и сожительствует с такими же подзаборными алкоголичками.
Последнее, а, может быть, это его основное качество – склонность к осуждению всех и вся: от президента России до уличной кошки, от рыжих домовых муравьев до Господа Бога и всех его святых
               
***

Славик-Славик

Если человека прозвали его собственным именем, то это уже тип, а не отдельная малоприятная персона.
Славик закончил химико-технологический институт, аспирантуру на кафедре «Химии высокомолекулярных полимеров», получил ученую степень. Однако высшая школа, средняя школа и даже уроки чтения в старшей группе детского сада никак не отразились на его лице и интеллекте. Впрочем, он и сам не верит в свое образование, поэтому не преподает, не работает по специальности, а занимает должность курьера в одной из многочисленных столичных турфирм и должность консьержа в подъезде того дома, где живет с мамой и белой крысой по кличке Свалка.
«Дачники» никак не могут запомнить кличку крысы и называют ее Славкой.
Свалка-Славка долгожительница. Как-то она съела соль из химической лаборатории и теперь ейвосемь лет, а она даже не думает о смерти и вечности.
Славик тоже не интересуется философскими вопросами, равно как историческими и политическими.  Даже к маминому бурчанию по поводу его холостого положения и малоприбыльной трудовой деятельности он относится равнодушно.
Бытие Славика наполнено    пивом, солеными орешками, футболом по телевизору,  холей брюшка и слабым  интересом к лицам противоположного пола, преимущественно студенткам и школьницам.
Из забот основными являются ежедневный просмотр электронной почты, вялые, добрые склоки с соседями    и «дачниками», необременительные походы в «супермаркет» и чтение-разглядывание газеты «Спорт-экспресс». Ещё он любит порассуждать о хорошей жизни в Европе, где алкоголикам, наркоманам и тунеядцам в месяц платят больше, чем ему за год и помечтать о женщине, способной вытянуть его из трясины бытовухи.
               
***

Игорек

Веселый, широкоплечий парень двадцати лет.
После окончания медицинского колледжа работает технологом в лаборатории сна.
Предмет его работы – наблюдение за пациентами, страдающими храпом и апноэ*.
Дачное сообщество любит повеселиться, когда Игорек начинает рассказывать о своей деятельности.
Работа – не главное дело Игоря. По-настоящему он увлекается жизнеутверждающими учениями никому не известных, но очень богатых американцев.
Игорек постоянно говорит о мастер-целях, мотивации, программировании на успех, ментальных ловушках. Всех желающих и нежелающих он убеждает учиться по американским программам и методикам, чтобы добиться признания, заработать капитал, приобрести высокий социальный статус, стать счастливым и наслаждаться стабильностью и процветанием.

***

Леди Галя (Петровна)

Петровне пятьдесят пять – шестьдесят лет. Она маленькая, сухонькая, но спину держит прямо, движения и речь крепкие, уверенные, жесты четкие, решительные.
Петровна больше тридцати лет проработала медсестрой: сначала в операционной на больших операциях, потом перешла в перевязочный кабинет отделения гнойной хирургии. Ей довелось сотрудничать со многими, даже с очень известными докторами. Попадались, конечно, и совсем никчемные врачи: пьяницы, бабники, взяточники; глупые, хитрые, жадные, ленивые, самоуверенные, нерешительные, брезгливые, грязнули, но Петровна со всеми находила общий язык. Она хорошо знала свои обязанности, молчала, если не спрашивали, не обманывала, не опаздывала, за всю «карьеру» была несколько раз в отпуске и пару раз на больничном.
Таких людей нельзя не уважать, поэтому какой бы доктор не работал с ней, он всегда держал дистанцию и не позволял себе даже косо взглянуть на Петровну.
К сожалению, Леди Галя замуж не вышла, детей не родила, с родственниками особо не общалась.
Похоронив мать (отец с ними никогда не жил), Петровна осталась одна.
С молодости у нее была привычка к папиросам и перцовой водке.
Дачная компания приняла Леди Галю не сразу, но с течением времени она заработала авторитет. В первую очередь тем, что мало говорила, много знала и умела, выпивала в день не больше стакана, да и то не всегда; в случае необходимости одалживала небольшие суммы, и потом, если долг задерживали, никогда не напоминала, а молча, сурово ждала своих денег обратно.
Говорила Петровна резко, низким, хриплым голосом, категорически не допуская мата и богохульства как от себя, так и от других.


               



***

Борис Иванович (Бориван)

Тихий, чистый, аккуратный пожилой мужчина. Очень старательно произносит «здравствуйте» и «до свидания». Ходит медленно, как будто рассчитывает каждый шаг. Говорит степенно, тщательно (другого слова не подберешь) всматриваясь в глаза собеседнику.
Борис Иванович избирательно начитан. Особенно увлекается популярными научными журналами и «Газетой огородника».  Несколько часов в день, кроме выходных, он выжигает по дереву панно и картины. У него много заказчиков, ему хорошо платят.
Деньги дают возможность посещать платные клиники и покупать дорогие лекарства. Забота о здоровье тоже «конек» Бориса Ивановича. Он смотрит передачи о медицине, читает не профессиональные медицинские журналы и гордится настоящим двухтомным «Справочником участкового терапевта».
Его завораживает терминология, латынь, непонятные рисунки, таблицы и диаграммы. «Справочник участкового       терапевта» превратил жизнь Бориса Ивановича в увлекательное путешествие по неизведанным дебрям науки.
Дачникам ежедневно приходится участвовать в «уроках здоровья» в качестве слушателей. Они терпеть не могут своего до тошноты вежливого учителя, брезгующего ими и «просвещающего» их. Они бы прогнали его совсем, но памятование о «слабом сердце» и «тревожной печени» - как он любит сам повторять, держась за правый бок и грудь, - не даёт им этого сделать.
«Тревожную печень» Бориса Ивановича прозвали «творожной», а его самого «кислым» и «творогом».

***

Маруся

 Скромный, улыбчивый автомеханик, влюбленный в свое дело. Почти всегда молчит, временами создается впечатление, что он глухонемой.
Это происходит от того, что жизнь у Маруси сосредоточена в душе, а не во вне. Он наполнен той обычной радостью, которую может испытать любой человек, если перестанет волноваться по пустякам и забудет о поисках птицы-счастья и птицы-бессмертия, которых нет и не может быть для живого человека.
Любой философ знает, как легко оперируя словами, за которыми ничего нет, построить целую систему. И неизвестно, что является б;льшим даром: способность к поиску истины или незримое, неощутимое присутствие истины внутри себя.
Маруся знал, что он добрый человек, как сильный знает, что он сильный.
Силой и добротой, если они даны от рождения, люди не хвалятся, а просто пользуются ими как телом: непринужденно и для решения каких-либо практических задач.
Маруся помогал каждому, кто к нему обращался, потому что за каждой просьбой видел не человека и его желание сэкономить на  мастере, а проблему, требующую для своего решения компетентности и сноровки, то есть качеств, которыми он обладал.
Маруся никогда не ругал предыдущего механика, не проклинал Фордов с их заводами, не смеялся над отечественным автопромом.
Насмешки, гнев  - плохие помощники в работе; куда лучше вникнуть в суть дела и как можно аккуратнее и быстрее выполнить ремонт.
Маруся не пил, не курил, с женой и дочкой общался осторожнее, чем часовщик с часами, опасаясь даже взглядом задеть их чувства.
С дачниками он почти всегда молчал, а с пришлыми людьми тем более.
Только один маленький изъян присутствовал  в Марусином характере: если он в чем-то был убежден, то переубеждать его не имело смысла - он упирался до последнего, а когда аргументы заканчивались,   замолкал и старался больше никогда не встречаться со своим оппонентом.
               
***

Охотник Олег (Дуплет)

За его спиной часто произносят слова «козел» и «сука», но «в глаза» такого предпочитают не говорить.
Олег – высокий, крепкий мужчина. У него короткие, черные, жесткие волосы, подстриженные очень ровно, такая стрижка называется «площадка». Он носит спортивные костюмы или костюмы защитного зеленого цвета типа камуфляжа. На ремень всегда цепляет крупный перочинный нож со множеством лезвий и бензиновую зажигалку в кожаном футляре.
Лицо Дуплета гладко выбрито, но из-за густого волосяного покрова оно кажется черным. Зубы белые, крупные, видимо никогда не встречавшиеся со стоматологом.
Олег любит солнцезащитные очки, он как бы прячется за ними и следит за окружающими.
Голос у Дуплета сильный, баритональный, ближе к басу.
Манера общаться, как у младшего офицерского состава: прямая, грубая, не терпящая возражений, требующая где надо смеха, где надо    заискивания и подобострастия.   
Олег знает все. Если он в чем-то сомневается, то предмет, вызывающий сомнение, пустой, никчемный.
Если кто-то проявляет истинные знания и эрудицию, то такого собеседника он сначала внимательно выслушает, потом попытается подавить эмоциональностью и наглостью.
Очень часто создается впечатление, что Олег ненавидит оппонента и вот-вот набросится на него с кулаками, зарежет перочинным ножом и застрелит из охотничьего ружья.
Его любимые темы для разговоров: охота – как он всех убил, рыбалка – как он выловил всю рыбу, политика – как он не стал президентом, потому что не захотел, автомобили – какая у него шикарная, сверхскоростная и никогда не устаревающая модель.
О детях, жене Дуплет особо не распространяется. Любит сообщать о здоровье матери и о финансовых трудностях родного брата, живущего в Америке.
               
***

Брат;н Дим;н

Серьезный парень с огромной лысой головой, крепкими кулаками и мощным животом.
Было время, когда Димон занимался вольной борьбой, потом ушел в бокс.
Он смог бы достичь значительных побед и успехов, если бы ему не предложили должность охранника у одного очень солидного человека.
В должности охранника Дмитрий Дмитриевич (так к нему обращались секретарши Big BossА) проработал пять лет, пока хозяина не убили за жадность и нежелание идти на компромисс.
Жена убитого сделала Димку (из Дмитрия Дмитриевича Димон превратился в Димку-Димулю) своим любовником на целых три месяца, после чего прогнала, не заплатив ни копейки в качестве компенсации за потерю рабочего места.
Несколько лет Димон перебивался строительными работами, практиковал в ресторане вышибалой и барменом, был контролером в городском наземном транспорте пока не ввели автоматизированную систему контроля пассажиров, сокращённо АСКП.
Наконец, судьба подарила ему жену и тестя – большого начальника.
В рекламной конторе тестя Димон вновь превратился в Дмитрия Дмитриевича, а для молодых коллег в Мистера Даймонда.
Удачная женитьба решила не только вопрос работы, но и  жилья.  В доме напротив Сережиной дачи было много квартир, хозяева которых пили запоем и с удовольствием продавали свои квадратные метры за самую скромную цену.
Димон этим воспользовался и, понеся минимальные финансовые затраты, стал обладателем последнего двенадцатого этажа, где незаконно провел перепланировку, объединил трехкомнатную, двухкомнатную и однокомнатную квартиры, на крыше разбил зеленый сад, а вход на свой этаж перекрыл кирпичной стеной и мощной пуленепробиваемой дверью.
И еще два слова к портрету. По старой бандитской привычке Димон, когда говорит, широко расставляет ноги, носит черную бейсболку в любое время года, уважает спортивные костюмы и яркие пиджаки, в качестве обуви предпочитает  остроносые лакированные ботинки: летом – белые, зимой – черные.
На правом мизинце у Димона печатка с крупными белыми и черными бриллиантами.
***

Лана – Светлана

 Она выглядит старше своих двадцати пяти лет. Всех знакомых и малознакомых просит называть ее «Ланой». Сереже и его друзьям такое имя не нравится и вместо «Лана» они говорят «Светка».
Светина бабушка живет в том же подъезде, что и Сережа. Бабушке девяносто четыре года. Несмотря на почтенный возраст, она находится в здравом уме и трезвой памяти, и лишь из-за слабости в ногах никогда не выходит на улицу. Одно из окон в квартире старушки выполнено в виде готического витража, поэтому многие считают её ведьмой, каким-то образом связывая мистические наклонности и цветные стекла.
Лана работает косметологом и одевается соответственно. Например, ее весенне-летний наряд выглядит так: красная блузка, белые брюки, туфли на высоком каблуке, украшенные стразами, на шее легкий платок в крупный горошек, а на плече розовая сумка с внушительной «золотой» пряжкой.
Лана – крашенная блондинка, да еще с ежедневной укладкой, поэтому ее волосы выглядят кукольно-неживыми. У мужчин  вряд ли возникнет желание прикоснуться к такой искусственной шевелюре.
Руки ухожены, ногти свои, но достаточно длинные, на ногтях всегда яркий лак. Бывает и черный цвет, когда настроение не очень или планируется официальный вечерний коктейль.
Щеки покрыты толстым слоем тонального крема и пудры, такая смесь придает  коже нездоровый коричнево-желтый оттенок.
Губы жирно обведены карандашом и густо напомажены, отчего кажется, что они вот-вот лопнут.
Лана любит ментоловые сигареты, шампанское и мороженое пломбир в вафельном стаканчике.
В дачной компании она не частый гость, но иногда не отказывает себе в удовольствии продефилировать перед мужчинами и пококетничать на ходу.
               
***

Маниш

Хлипкий, как большинство индусов, но очень добродушный и общительный. Выучил русский в медицинском институте, где учится на пятом курсе.
В Сережином доме он снимает квартиру вместе с подружкой Леной.
Мужики любят расспрашивать Маниша про Индию. Он всегда охотно отвечает, хотя понимает и чувствует «превосходство» русских.
Чаще всего ему приходится рассказывать истории про Болливуд, про хитрых обезьян, умных слонов и коров посреди дорог и тротуаров.
«Больными» темами для Маниша были и остаются колонизаторы-англичане с их алчностью и жестокостью, вопиющая бедность основной массы населения, высокая детская смертность, антисанитария и собственная карьера, которая может не сложиться, если он вдруг останется в России. 

***

Натаха

Крепкая веселая девушка двадцати пяти-двадцати семи лет.
Она ведет себя так, как будто море и океан ей по колено, а галактика и вселенная по плечу. Слов «галактика» и «вселенная» Натаха не знает, потому что её образование – это восемь классов в селе Бруньки, затерявшемся в бескрайних  украинских степях.
В Москву Натаха приехала не за счастьем, а за работой. В их селе прошел слух, что там, в столице России большим спросом пользуются симпатичные малороссийские девушки, что за месяц можно заработать на машину, а за год купить комнату в неком таинственном Бутово, где недвижимость как упала в цене, так и лежит.
К великому удивлению слухи оказались ложными. В приличных учреждениях, где были вакансии, требовали  паспорт, дипломы, сертификаты, правильное москальское произношение. В других местах, не очень ладящих с законом, к документам относились проще, зато просили раздеться, спеть, станцевать в обнаженном виде. Натаха от таких предложений открещивалась, как от   нечисти, а недобросовестные работодатели в свою очередь открещивались от нее – непонятливой и стыдливой покорительницы столицы.
Мир, к счастью, не без добрых людей: нашлось дело по уму и по совести. Её приняли разнорабочей в бригаду, предлагающую своим клиентам «евроремонты квартир любой планировки, любой сложности за недорого и реально быстро».
Натаха освоила «малярку», поклейку обоев, но лучше всего у нее получалось штукатурить и класть декоративную плитку.
Со временем она добавила в свое резюме работы по бетону, замену розеток и выключателей, косметический ремонт ванной и туалета, отделочные работы и установку фильтров проточной воды.
Приобретя такое большое количество  навыков, Натаха смогла уйти из бригады и начать собственный минибизнес, используя в качестве рекламы «сарафанное радио».
Обладая потрясающей работоспособностью, она начала хорошо зарабатывать, смогла сдать на права и через полгода купила подержанный джип с кузовом, чтобы перевозить инструменты и стройматериалы.
Как-то одна из клиенток Наташи попросила «освежить» квартирку некой древней бабульки по имени Мария Корнеевна.
Баба Маша жила в том же доме, где и Сережа.
Одним ремонтом дело не ограничилось. Корнеевна не ходила, постоянной сиделки у нее не было, вот и взялась Натаха опекать старушку, а та возьми и отпиши на нее квартиру в качестве благодарности.
Удивительное дело: родня не возражала! Напротив, после подписания документов сыновья дарительницы притащили на новоселье пианино «Октябрь», радиолу и ламповый телевизор.
Наташа играла ,но совсем чуть-чуть, потому что в их сельском клубе был гармонист-бабник, мастер игры на всех инструментах, он-то и научил ее понимать ноты и различать клавиши в пределах первой октавы.
За свою преподавательскую деятельность гармонист хотел получить сердце ученицы, но получил кулаком в нос и больше уже никогда не лез с поцелуями и нежностями.
Бабуля любила звуки пианино, под них и умерла: тихо - тихо, как будто боялась нарушить мелодию стоном или хрипом.
Единственным пробелом в жизни Натахи было отсутствие молодого человека.
Среди дачников она не видела стоящего жениха, но любила это общество за понятливость и за возможность высказаться и быть услышанной.
               
***

Танюшка

       Свежая, яркая женщина сорока пяти – сорока семи лет. Выглядит очень молодо. Носит обтягивающие брюки,  платья, футболки, рубашки.
У нее всегда хорошее настроение, она полна оптимизма, живет настоящим, прошлое и будущее не имеют для нее принципиального значения, ведь прошлое прошло, а будущее еще не наступило.
Танюшка – формально высокообразованный человек, она закончила экономический факультет московского университета, а на деле последний раз листала книжку (какую не помнит) лет двадцать назад.
Мужа и детей у нее нет. Огромная нерастраченная энергия расходуется по большей части впустую: на работу администратором в частной медицинской клинике, общение с людьми и беготню  по магазинам.
Знакомство с Дачей и дачниками произошло случайно.
Являясь собственником жилья в центре Москвы, Танюшка «вынуждена» была ездить на шопинг в «спальные» районы, где много больших и дешевых магазинов.
Сделав минимум покупок, Танюшка искала, кому рассказать, что и где она видела, какие теперь цены, как, несмотря на установленную стоимость товара, можно поторговаться и получить десять, а то и пятнадцать процентов скидки.
Здесь-то ей и попались под руку мужики, скучавшие на июньском солнцепёке. Дачники Татьяну не очень любят. Они чувствуют в ней склонность к подсматриванию, подслушиванию, сплетничеству и предательству.
Перечисленные качества действительно имеют место, но они тщательно завуалированы болтливостью, суетливостью, общительностью, эмоциональностью, а также длинными ногами, короткой юбкой и грудью, сохранившей форму.

               
               



***

Юрка-Прибыль

Плотник из ДЭЗа, всегда при деньгах,  дает в долг. Получив долг,  просит о каких-нибудь мелких услугах или вещах.
Юрка гордится способностью зарабатывать, умением торговаться и добиваться выгодных условий сделки.
Он всегда гладко выбрит, волосы аккуратно зачесаны на бок и закреплены с помощью геля.
Любой разговор переводит на обсуждение своего плотницкого таланта, но не прямо, а исподволь, как будто между делом.
Как только собеседник уходит в сторону, отвлекаясь, допустим, на политику или погоду, Юрка рядом хитро построенных фраз возвращает беседу в приятное для него русло.
Прибыль, несмотря на очевидную скупость, периодически дарит жене гвоздики, но  потом долго восхищается своим поступком, дескать, такие дикие цены, а он супругу балует цветами.
К дачникам у Юрки исключительно потребительское отношение: приходит к ним не чаще одного-двух раз в месяц, полчаса-час хвалится, потом выпивает 0,33 литра безалкогольного пива, причем из личного складного стаканчика, «стравливает» анекдот, выпрашивает какое-нибудь барахло и убегает на очередной вызов-заказ.
У Юрки своеобразное чувство юмора: некоторые банальные фразы или истории вызывают у него хитрый клокочущий смех. Настоящего остроумия он не понимает и не ценит. В компании, где есть искренне веселый заводила  - балагур, Юрка чувствует себя подавленно, старается отмолчаться и как можно быстрее уйти.
Прибыль сам не свой до чего-нибудь дармового. Пусть это будет кусок хлеба или старый шуруп со шляпкой в краске и ржавчиной по ходу резьбы, а ему все дорого, всему он найдет применение.
Юра закодирован, но вынужденную трезвость с успехом компенсирует бесконечными рассказами о своей силе воли, удерживающей его от порочной склонности к вину.
У него растут два сына. Он учит их убегать в случае опасности, нашёптывать на ухо учителям и завучу о проделках одноклассников, брать как можно больше, если что-нибудь дают бесплатно, ничем не делиться, чтобы не приучать к дармовщине, мстить исподтишка и трогать девочек за определённые места аккуратно и ласково.

               
***

Череп

Настоящее гражданское имя Черепа – Богомолов Иннокентий Севастьянович. Он работает продавцом в гипермаркете «Всё для дома» в отделе «Гвозди. Шурупы. Крепёж». Работа у него тихая, покупателей мало. Самый неприятный контингент – молоденькие дамочки и интеллигенты с мамашами и жёнами.
«Иннокентий Богомолов. Менеджер-консультант», как указано на его бейджике, приходит в бешенство, когда к нему обращаются с просьбой подобрать шурупы или гвозди, не указывая точно количество, диаметр, длину и предполагаемую цель использования.
Череп – педант от мозга до костей, он ненавидит приблизительность и всегда презрительно смотрит и разговаривает свысока с неуверенными клиентами. В узком кругу дачников Иннокентий Севастьянович знаменит своим трудно произносимым именем, плешивым черепом, туго обтянутым кожей; так туго, что видны все костные структуры; и пристрастием к чтению «Энциклопедии смерти», где собраны биографические заметки о последних днях и часах жизни выдающихся людей. Помимо «Энциклопедии смерти» он с удовольствием читает учебник по судебно-медицинской экспертизе и рассматривает цветной атлас с большими фотографиями по той же тематике.
Дачники считают Иннокентия чем-то средним между полным придурком, сумасшедшим и ученым-любителем. Они любят подтрунивать над ним, сводя все шутки к покойникам, раздавленным конечностям и дружбой с Рыцарем – Смертью.

               
***

Костя-Ханурик

 Худощавый мужичонка лет сорока-сорока пяти, невысокий, седовласый, грустный и, по всей видимости, глупый.
Его отличительной особенностью является треугольная форма лица с широким высоким лбом, впалыми щеками и совсем маленькой нижней челюстью, как бы сдвинутой вглубь черепа. Челюсть незаметна еще и потому, что Костя-Ханурик носит густые рыжеватые усы, которые растут почти  из носа и полностью скрывают верхнюю губу.
Очень пугают Костины глаза: маленькие, потухшие, бесцветные, и худые руки  с рельефными тяжами синих, почти черных вен.
Обитатели Дачи сначала думали, что Костя наркоман или конченный алкоголик, поэтому прозвали его между собой «хануриком». Но потом, когда выяснилось, что он просто «не уродился», его прозвище заменили на «Олесика», от отчества Олесикович.
По профессии Олесик – врач-педиатр, но какие мамаши доверяют ему своих детишек - остается только догадываться, ведь обычно такими страшными мужиками пугают каприз и хулиганов.
Справедливости ради можно предположить, что все-таки есть малыши, которых безобразие чем-то даже привлекает, а чем они и сами не знают.
По характеру Костя унылый скептик, он ничему не верит и ничему не радуется. Только когда выпьет лишнего начинает танцевать дикий, ему одному известный танец. Танцует Олесик одинаково, что с музыкой, что без музыки, зрители его не интересует, а партнером может стать любое дерево, столб или некое воображаемое существо.
Натанцевавшись, Костя начинает рассказывать о своей родной Белоруссии, отце – артисте кино и театра, маме – костюмерше и машине 1970 года выпуска.
Так как действие происходит в 2011 году, рассказывать о сорокалетнем авто можно очень долго.
Олесик не женат, детей и домашних животных не держит, постоянно проживает в большой трехкомнатной квартире с двумя кладовыми и двумя балконами в центре Москвы.
Квартиру получил отец через год после того, как стал народным артистом СССР.
Зная жилищное положение Кости, мужики любят пугать его «черным риэлтором». Они утверждают, что «чёрный человек», заказавший «Реквием» у Моцарта и, в последствии, отравивший его, просто ангел по сравнению с ним.
Но Костя делает вид, что не боится, хотя на самом деле боится очень сильно и за себя, и за свою жилплощадь.
Из отрицательных качеств Олесика следует отметить жадность, нечистоплотность, отсутствие ума (уже говорили об этом), отсутствие чувства юмора и страшную обиду на жизнь.


***

Человек-Паук (Иваныч, Паук Иваныч)

В деревне без дурачка нельзя. Вряд ли в Москве или в любом другом мегаполисе найдется район, где бы зимой и летом, весной и осенью не бродил странный человек в поношенной разноцветной одежде. Он постоянно говорит и шепчет, смотрит то напряженно и дико, то пустым и равнодушным взглядом. Его маршруты запутаны до крайности и совершенно не логичны.
Он боится прохожих и в то же время пытается начать с ними разговор.
За его плечами котомка или рюкзачок, в руках  пакеты, авоськи, палки.
Встречаются  и такие, которые катят за собой сумку-тележку, а к голове у них прикреплен небольшой зонт на обруче.
Встретишься с районным сумасшедшим и  невольно задумаешься: почему он такой? Родился ли он таким или стал по причинам, неизвестным науке? Есть ли у него родственники? Что он ест, что пьет, где  живет?
Дачникам повезло: местная достопримечательность Человек-Паук поселился недалеко от них в гамаке.
Он не так часто возвращался в родное гнездо, но даже за то время, пока он находился дома, его можно было разглядеть и пообщаться с ним.
Иваныч – второе имя Человека Паука – одевался стильно: двубортный малиновый пиджак сочетался на нём с красными брюками-дудочками, черно-белой сорочкой в полоску, мятым тонким галстуком по цвету ближе к зеленому, летним женским шарфом в желтый горошек на синем фоне, шляпой в сеточку и лакированными серо-белыми туфлями на босу ногу.
Иваныч в качестве трости использовал    лыжную палку, а сумке предпочитал брезентовый рюкзак, доверху наполненный барахлом с ближайшей свалки. Там лежали осколки кухонной посуды, металлом, кукла без ноги,  плюшевый мишка без головы, жестяные и пластиковые банки, детский шуруповёрт, три носка, ошейник, две газеты на английском и справочник инженера-гидравлика.
Свое имущество Человек-Паук складировал под гамаком, если же шел дождь, то он прятал вещи обратно в рюкзак.
Хобби у Иваныча было под стать прозвищу: он вязал спицами нечто длинное и бесформенное, типа палантина для мамонта. Полюбившимся ему людям на заказ он сооружал варежки-носки и шапочки-шарфы.

















Действие первое

Сцена 1

Тишина. Предутренняя весенняя серость. Небо постепенно светлеет. Одна за другой вскрикивают птицы. Несколько минут спустя голосов становится много, слышен свист, щебет, чириканье.
В большом доме на заднем плане кое-где появляется свет в окнах. Кто-то с резким звуком открывает фрамугу. Звук напоминает треск ломающегося дерева.
Сумерки расступаются быстро. Все четче и четче проявляется силуэт машины, внешне похожей на маленький автобус. Из машины выходит мужчина. Через некоторое время он возвращается обратно, не сильно хлопнув дверью.
Утро полностью входит в свои права. Проснулись не только птицы, но и ветер. Это видно по деревьям: ветки с едва заметными листочками начинают плавно раскачиваться. Ощущение такое, как будто ветер их толкает, так осторожно они двигаются.
Появляются первые прохожие. Кто-то из них спешит в сторону метро, кто-то на автобусную остановку.
Вслед за прохожими на прогулку выводят своих питомцев собачники и собачницы. Одна женщина гуляет с хорьком на шлейке. Один молодой человек - импозантный и симпатичный - пасет на свежей травке черного резвого минипига.
Становится совсем светло и безлюдно. Теперь хорошо видно, что автомобиль, похожий на маленький автобус,  не что иное, как «буханка», то есть знаменитый УАЗ-3962, предназначенный для транспортировки раненых и    больных.
Со слов Сережи известно, что это чудо автотехники проходило службу в деревне Грачи Новгородской области. По-настоящему раненых за все время дежурств было двое: зоотехник Лобанов, напоровшийся по пьяни на двадцатисантиметровый гвоздь, торчащий из его собственного забора и баба Таня, стукнувшая себя обухом колуна, когда размахивалась, чтобы расколоть полено.
А вот больных в той деревне хватало, благо больше тридцати дворов: кто брюквой отравится, кто в бане перегреется, кто нахватает лишаев. Дед Макар Остапыч, например, сжег себе ногу, когда приложил к колену, измученному ревматизмом, варево из мухоморов. Плотник Саша пошел в лес без кепки и его укусил клещ. Семья Капустиных из пятнадцати человек подхватила ветрянку неизвестно от кого. Сам Капустин – старший уверен, что инфекцию он хватанул от волка, пойманного в яму и сбежавшего, когда его достали.
Тракторист Вовчик в самый разгар пахоты пожелтел, как лимон. В районке молодая врачиха долго смотрела в его глаза, похожие цветом на глаза филина и заявила: «Желтуха, уважаемый. В город вас отправлю, потому что у нас инфекционного отделения нет и не предвидится».
Электрик Тимофей вырастил на шее огромную черную бородавку. Он посчитал, что ее можно свести, если дать хороший разряд. В итоге, электротравма и обидное прозвище «Тимка-разрядник» на всю оставшуюся жизнь.
В общем, не перечесть всех случаев,      по которым «санитарку» (УАЗ-3962) гоняли в фельдшерский пункт в соседней деревне, в районную больницу и даже в сам Новгород.
А еще приезжал Большой Человек из города и вместе с егерями гонялся на ней за кабаном. Кабан завел их в болото, распорол Человеку ногу и сбежал, так и не превратившись в аппетитную свининку на углях.
Когда пришел срок, «буханку» списали и продали, потом перепродали и так далее, пока она не обрела статус недвижимости, то есть Дачи.

Весна  в том году наступила поздно, поэтому «санитарка» была не на ходу. Вместо одного из колес краснел  кирпичный столбик. На стеклах лежали сухие листья, веточки, кленовые вертолётики, птичий помет, скрепленные в плотную массу трехсезонными слоями грязи.
Внутренности автомобиля только-только разморозились и при запуске двигателя стонали, кряхтели, чихали, пускали дым, а то и просто отказывались функционировать. Из всего оборудования хорошо работал    приемник, но только на одной волне, где рассказывали сказки и пели детские песни, и ярко светил фонарь с крестиком на стекле.
В салоне пахло сыростью, прелой травой, гнилью. От всего веяло подвальным холодом и затхлостью брошенного сарая. Но людей эти мелкие неприятности нисколько не смущали.

Боковая дверь с треском и скрипом распахнулась и ударила ручкой по корпусу. На свет появился Славик-Славик (для краткости будем называть его просто Славик).

Недовольный сонный голос из салона: Славик, дверью не хлопай. Кто мне будет жестянку и покраску делать?
Славик: Ладно, чего ты.
Голос: Да ничего… Холодно!

     Славик потянулся, почесал грудь, живот и отбежал по нужде. Вернувшись, он замер на некоторое время в оцепенении. Потом начал потирать ладони, уши, нос. Несколько раз с шумом выдохнул, чтобы понять – превращается воздух из его груди в пар или нет.

Славик: Серег… Серег.
Голос: Ну?
Славик: Включи печку.
Голос: Фуфайку надень.
Славик: Тебе жалко?
Голос: У меня бензин не казенный, из крана не льется.
Славик: Холодно, блин.
Голос: Домой иди.
Славик: У меня же мать сам знаешь какая: без наркоза режет. Ни пожрать, ни поспать не даст.

Из «буханки» выполз заспанный, небритый Сережа.

Сережа: А здесь гостиница с бесплатным питанием?
Славик: Начинается.

Славик прекрасно знал, что Сережа выполнит его просьбу,  но  их утренний разговор – это своего рода традиция, и они оба не могли обойтись без него.

Сережа: Ладно, не выступай, сейчас побреюсь и заведу. Будет тебе Ташкент и Канары в одном флаконе.
Славик: Ты заводи, а потом брейся.
Сережа: Инспектор права заберет, если моя небритая рожа ему не понравится.
Славик: Какой инспектор? У тебя колеса нет!
Сережа: А если у меня колеса нет, то куда я поехал?

Мужики сами не заметили, как разговор перешёл на крик.

Славик: Смотри: инеем покрылся, пока ты орал. На тебе бритву, только заткнись.
Сережа: Помазок дай.
Славик: Может, побрить еще? Вот.

Славик протянул Сереже бритвенные принадлежности и пластиковую бутыль с водой.

Сережа: Благодарствую. Мусор выброси.
Славик: Какой мусор: три баклажки и скорлупа. А кулич куда?
Сережа (бреясь): Съедим.
Славик: Он засох, неделю лежит.

Сережа сделал неловкое движение и на щеке появилась кровь.

Сережа: У-у! Славик, твою мать…
Славик: А чего сразу Славик? Я пошел.

     Сережа, когда переезжал на Дачу, первым делом закреплял на дереве рукомойник и крупный осколок  зеркала. По старой шоферской привычке он брился каждый день, даже по праздникам и воскресеньям.
     Отхожее место специально не оборудовалось. Клозет заменяли собой кусты сирени и деревья с широкими стволами, за которыми легко было спрятаться от посторонних глаз.
     Мусор собирали в большие пакеты с названиями супермаркетов и транспортировали в баки, расположенные во дворе дома.
     После бритья Сережа освежил лицо крепким отечественным одеколоном, им же прополоскал рот, затем пригладил волосы ладонью и выдернул крупный волос из брови, чтобы не торчал и не портил внешний вид. На этом туалет был закончен.
     Теперь предстояло заняться машиной.
     Техосмотр заключался в следующем: необходимо было убедиться в наличии номеров, отсутствии новых царапин и вмятин, попинать колеса и проверить таким образом накачаны они или приспущены. Далее необходимо было выяснить наличие или отсутствие подтекания чего-либо, на месте ли глушитель, тяги подвески, рулевые тяги, в каком состоянии кардан, пыльники, стойки колес, амортизаторы, понюхать воздух на предмет испарений бензина.
После внешнего осмотра Сережа изучал уровень масла, разглядывал щуп на свет, растирал масло пальцами, пытаясь   понять - есть ли в нем металлические крошки или нет, внимательно смотрел на стартер, кожух фильтра. Напоследок он протирал катушку замка, провода, крышку прерывателя-распределителя, вставлял ключ в замок зажигания, чуть-чуть подсасывал воздух и заводил.

Славик: А ты можешь просто завести, без колдовства?
Сережа: Я – профессионал.
Славик: Так ведь не в космос летим.
Сережа (принюхивается): Гарью пахнет.
Славик (с довольным видом): Не, это я.
Сережа (прислушивается): Слышишь, слышишь? Летом коробку переберу и движок. Наверняка поршня сточились.
Славик: О, тепло пошло.

Сережа: Дверь закрой – еще теплее будет.
Славик: Задохнемся.
Сережа (нервно): Я улицу греть не собираюсь, закрывай!

Славик нехотя подчинился, но через несколько минут открыл окно. Сережа в сердцах заглушил двигатель и вышел покурить.

Славик тоже вышел. Неожиданно сработала сигнализация.

Сережа: Твою мать! Орет, что б ей…

     Процесс отключения сирены не быстрый: необходимо было лягнуть колесо, хлопнуть левой дверью кабины, потом правой, порезать палец, а то и два, пока нужный провод будет найден. Иногда требовалось снять аккумулятор или полностью его разрядить. В редких случаях достаточно было набрать соответствующую комбинацию на иммобилайзере. Сережа с электроникой справлялся плохо, поэтому чаще всего он прибегал к грубым механическим методам.

Славик: Зачем ты вообще ставишь ее на «сигналку»?
Сережа (перекрикивая гудки и «кряканье»: Затем! Чтоб такие дятлы как ты не лазили. Ай! Второй раз за сегодня.

     Сережа посмотрел на раненный палец, обсосал его и замотал полоской изоленты. Изоленту он достал из «бардачка».
     Славик наблюдал за всем происходящим через открытую левую дверь кабины.

Славик (заботливо): Йод принести?
Сережа (с усилием выдергивает провод, после чего наступает долгожданная тишина): На мне, как на собаке, без всякого йода.

     Жильцы, возмущенные шумом, начали швырять из окон в «санитарку» чем попало: яйцами, помидорами, пустыми бутылками. Но метательные снаряды не достигали цели и только злили хозяина УАЗика.

Сережа: Какие же у нас люди хамы: выйди, скажи, попроси. Нет, лучше бросать всякое г…но из окон. Вычислю квартиры и зубы пересчитаю.
Славик: Я тебе без всякого вычисления скажу: тетя Аня из девятой, Витька - Шнурок из двенадцатой и интеллигент, у которого рояль.
Сережа: Откуда знаешь?
Славик: От верблюда. Кто вахтером работает? Они мне весь мозг выпили из-за твоей «санитарки». Обещали прокурору написать.
Сережа: Засада.
Славик: Поэтому ты осторожнее с зубами - посадят , и меня еще привлекут, на работу сообщат и матери.
Сережа: У нас ДЭЗ нормальный, не боись.
Славик: Какой ДЭЗ?! Ты только шоферишь, а я, между прочим, курьер по особым поручениям.
Сережа: В «хареялте» что ли?

  Славик достал из самодельной визитницы замызганную визитку с мятыми уголками и прочитал по слогам.

Славик: Туристическое агентство «Харьявалта и Уусикаарлепюу».

Сережа засмеялся, когда Славик произнёс по слогам название агентства, где работал.

Славик: Чего ты ржешь? Мы вообще раньше назывались «***ттинен-тально».
 
Сережа засмеялся еще громче.

Славик: Ну, у финнов город есть такой ***ттинен, ничего смешного.
Сережа: Нет, не смешно, продолжай.
Славик: Да пошел ты. Вон с Петькой разговаривай, а я газету почитаю.

Славик сел на переднее сиденье «санитарки», достал из-под ног старую газету и начал ее сосредоточенно изучать.
Петька - Чудик был удивительно трезв. Возможно, это было связано с удочками и бидоном в руках.

Петька: Ну?
Сережа: Не запрягал. Сам-то чего такой трезвый?
Петька: Еще не завтракал.

Тут его внимание привлек читающий Славик.

Петька: А ты, смотрю, с газетой, натощак, живот болит?
Славик: Пока тебя не было – не болел.
Петька: Чего хоть печатают?
Славик: Разное.
Сережа: Так, глядишь, и в библиотеку запишется, облысеет и очки купит.
Славик: Не умничай.
Сережа: В бидоне рыба или воздух?
Петька: Нектар.
Сережа: То есть?

               Славик  обратил внимание на лысую голову Петьки и поэтически изрёк .

Славик: Пчелка, пчелка, пчелка,
                А где усы и чёлка?
Петька:  Какая чёлка? Сейчас клещ повальный: в волосы залезет, дыру в башке проест и   до свидания – полный паралич.
Сережа: Такой умный – тоже начитался?
Петька: Мужики, вы как не родные: апрель, удочка, рыбалка. Сколько лет бреюсь налысо, а вы до сих пор пугаетесь.

Петька не любил  связывать мысли логически, но некоторые пояснения ему иногда   приходилось делать.

Петька: С Валеркой на «козле» поехали к его теще в Залядье. Озерцо там есть маленькое, чистое – для отдыха, для души. Ну, чего-то наловили, чего-то плавать осталось. Теща правильная, на прощанье бидончик первача нацедила. С ореховым вкусом и с медом! Эксклюзив! Угощаю. Закусь ваша.

     Русский человек, достигнув определенного возраста, не сразу соглашается на предложение «выпить». Сначала он сурово молчит, потом вспоминает какие у него есть  дела, потом мнется, озираясь по сторонам в поисках жены, потом ругает    последними словами «соблазнителя» и, наконец, лихо произносит: «Да, наливай, чтоб тебе пропасть».

Петька: Ну, а ты, читатель?
Славик: Мне сегодня в смену. И мать прошла ковер выбивать.
Сережа: Ковер на снегу выбивают, а сейчас трава прет во всю.
Славик: Так и сказать ей что ли?
Сережа: Так и скажи.
Славик: А подъезд охранять?
Петька: Ты выпей, но не напивайся.
Славик: Как же, чтоб с вами и не напиться.
Петька: Как хочешь. Мед, кстати, иммунитет повышает, а орех – это самое, чтоб с бабами…
Сережа: Петь, хрен с ним, не хочет – не надо.
Славик: Короче, мне сто пятьдесят и я посплю часок.
Петька: Другой разговор.

     Еще в прошлом году Сережа бросил перед «санитаркой» несколько автомобильных покрышек. Когда сошел снег, они быстро высохли, и достаточно было постелить пакет или газету, чтобы превратить шину в маленькое кресло.
     Урна из пустой консервной банки и клумба из искусственных «анютиных глазок», расположенные рядом, создавали  вполне уютную атмосферу «мужского клуба» на открытом воздухе.
     Пойло, которое притащил Чудик, «джентльмены» прозвали между собой «тещиным кваском». Закусывали «квасок» крашенными яйцами, оставшимися с Пасхи.
     Славик выпил куда больше ста пятидесяти грамм и с довольной физиономией завалился в «буханку», причем он так старательно открывал дверь, что сигнализация вопила не меньше пяти минут.
     Сережа и Петька мирно трапезничали, беседуя на разные темы, как вдруг неожиданно появился разъяренный Димон с красивой новой битой.

Димон: Ну чего, синяки, поговорим?
Сережа: А в чем собственно дело, молодой человек?
Димон: Слышь ты, гнида в спирте, это твоя развалюха?
Сережа: Ваш тон мне кажется оскорбительным, я начинаю сердиться.
Димон: А я уже рассердился. Повторяю вопрос: твоя колымага?

     У Петьки был  особенный нюх на мордобой, поэтому он отошел в сторону и с деловым видом стал перебирать  рыболовные снасти.

Сережа: Парень, полегче.

Димон ударил битой по корпусу «санитарки».

Димон: Продолжать?
Сережа: Ты первый начал.

     Когда-то давно, еще в школе Сережа ходил на самбо. Из всех приемов он запомнил словосочетание «бросок через бедро». Попытка бросить Димона через бедро закончилась новой вмятиной на «санитарке», но уже не от биты, а от его собственной головы.

Славик: Люблю грозу в начале мая… Гром что ли?
Сережа: Славик! Наших бьют!
Славик: А… а

После «а… а» он перевернулся на бок и захрапел еще громче.

Сережа: Мужик, мужик, погоди. Давай по порядку.
Димон: Мужики поле пашут, а порядок будет такой: «железо» отсюда выбросишь, даю неделю. А пока, чтобы я больше не слышал сигнализации и дверей. Понял?
Сережа: Понял. Могли бы спокойно объяснить, зачем сразу руки распускать? Опять-таки – жестянка, покраска. Одни расходы…
Димон: Руки я еще не распускал, отдохни. И ты, рыбак, запомни.
Петька: Я чего? Я всегда… тут как бы не так как раньше и поэтому … извините…
Димон: Вашему скажите, чтобы я его рожу с девяти до девяти не здесь видел, а на вахте в подъезде. Клоуны.

     Димон ушел с поля боя, как уходит слон, невзначай наступивший на курятник и испачкавший ногу в помете. Петька и Сережа полные впечатлений молчали. Чтобы как-то справиться со стрессом они решили допить бидон и  поднять Славика, который проявил себя во время стычки с врагом как последний трус и предатель.

Петька: Славик, ты мужик или размазня?
Славик: А чего такое, чего за наезды?
Петька: Ничего! Серегу, блин, убивают, а он храпит.
Славик: Так уснул же, сами напоили!
Сережа: Не трогай ты его, он всю жизнь дрыхнет. Валенок!
Славик: Вы объясните ситуацию, а потом орите.
Петька: Ситуация серьезная: какой-то бык прилетел с битой – сто пудово из местных, - стал права качать, типа, дверью громко хлопаем. Хотели ему объяснить что к чему, он в драку полез, еле успокоили.
Сережа: Ага.

     Сережа потирал ушибленную голову, но страдал он не от ушиба, а от оскорбления. «Как же так, - думал он, - среди бела дня налететь на человека и «отметелить» его безо всякого повода?»

Сережа: Славик, по-моему этот отморозок из нашего подъезда: такой лысый, в черной бейсболке?
Славик: Димон что ли?
Петька: Чего за Димон?
Славик: К;мерс крутой. У него магазин свой или банк… Скорее всего банк.
Петька: А мы его чуть не пришибли.
Сережа: Ага.

     Сережа хотел было обвинить Петьку во лжи, вранье, но потом решил, что очень уж позорным выглядел его «бросок через бедро» и потому было выбрана героическая версия драки, вместо правдивого изложения событий.

Славик: Зря, он нормальный мужик.
Петька: Нормальные люди с пистолетом не бегают.
Славик: Чего, еще и пистолет был?
Сережа: Был. И ружье! И пулемет! Петька, хватит      болтать.
Петька: К слову пришлось. Кстати, первачок так себе, слабенький: два литра уделали и ни в одном глазу.

Славик понял, к чему клонит Петька, и стал отнекиваться.

Славик: Не, я пас. Мне час уже как на работу надо.
Петька: Все равно денег нет. Ты как?
Сережа: По нулям.
Петька: А у тебя?
Славик: На чекушку, от матери спрятал.
Петька: Кто пойдет?
Сережа: У меня голова болит. Не пойду. И машину подрехтовать надо.
Петька: Тебя сейчас Димон подрехтует: десять утра, а он колотить собрался.
Сережа: Сказал не пойду, значит не пойду.
Петька: Славик?
Славик: Денег дай, сбегай, нормально? Сам иди.

     «Три богатыря» заметно погрустнели: пустяковая проблема грозила разрушить их «дружбу».  Казалось бы, что проще: взял деньги и пошел, благо магазин рядом, но каждый хотел показать характер и поэтому упирался.
     Петька и Сережа решили покурить, чтобы обдумать создавшееся положение, а Славик достал леденец на палочке и начал его по-детски облизывать, жмурясь и тихонько мурлыкая от удовольствия.
    «Идиллию» нарушил Юрка-Прибыль своей беспощадной к тонким проявлениям души суетливостью.

Юрка: О, ребята, здор;во. Какие-то вы мрачные, не в настроении что ли?
Петька: Займешь?
Юрка: Откуда? Сам от получки до получки кукую.
Славик: Ты у нас вчера на третьем этаже дверь ставил.
Юрка: По договору, никакого налика.
Славик: Знаю я твои договоры. Жалко, так и скажи.
Юрка: Правда нету. Серег, ну чего они?
Сережа: Я в твой карман не заглядывал, ты на меня стрелки не переводи.
Юрка: Анекдот. Жена спрашивает у мужа: «Дорогой, откуда это пятно?» Муж: «Какое?» - «Вот это». – «А, это от пятновыводителя».

     Юрка первый залился своим противным смешком. Он был уверен в превосходном качестве юмора и искренне не понимал, почему другие не смеются.

Юрка: Ребята, не поняли?! Ну, пятновыводитель тоже оставляет пятна!

     Юрка продолжал хохотать. Компания хранила гробовое молчание.

Петька: Ты зубы не заговаривай, одолжи на бутылку.
Юрка: Нету, мелочь одна.
Славик: Он вчера жене гвоздики принес, я видел. Значит, за дверь хорошо взял.
Юрка: Гвоздички-то дешевенькие. Что я, жену не могу порадовать? Купил за три копейки, а она рада. И детям хороший пример.
Сережа: Юрик, не жмись, на самом деле надо. Я с получки отдам.
Юрка: Слово?
Сережа: Ты же меня знаешь.

     Юрка глубоко вздохнул и по его лицу было видно, что он не в силах отказать, слишком уж весомые аргументы приведены в доказательство его кредитоспособности. Но прежде, чем достать деньги он спрятался за деревьями, чтобы никто даже краем глаза не увидел сколько у него налички; спрятался и начал расстегивать и застегивать какие-то пуговки и молнии на своем костюме, рыться в карманах, пришептывать губами, теребить купюры пальцами, считать, пересчитывать шуршащие бумажки. Наконец, он записал сумму долга в записную книжку и снова вышел к людям.

Юрка: Держи.
Сережа: Спасибо.
Петька: Ты с нами?
Юрка: Нет, нет, нет. У меня дел невпроворот. А когда у тебя зарплата?
Сережа: Как обычно: двадцать пятого аванс, десятого    все остальное.
Юрка: Понял. Ну, счастливо.

     Через минуту Юрка вернулся. Лицо его приобрело неземное сияние, это означало, что он опять хотел рассказать анекдот или еще как-нибудь произвести впечатление.

Юрка: Славик, чего нет в женской сумке?
Славик: Не знаю, у жены спроси.
Юрка: Понятно. Петь, а ты как думаешь?
Петька: Отвали.
Юрка: Чего-чего? Места в ней нет!

     Когда Юрка, широко улыбающийся от восторга перед своей способности шутить, скрылся в глубине арки, Петька не смог сдержать эмоции и высказался по полной программе.

Петька: Идиот! За что ему такие деньги платят?
Сережа: Точно не за анекдоты.

     Неожиданно, но как всегда, именно Славик проявил инициативу.

Славик: Ладно, схожу. Моя – чекушка, вам – все остальное. А в двенадцать я на дежурство, о'кей?
Сережа: О'кей.
Петька: Иди, иди. Выспался, теперь побегай.


Сцена 2


     В природе, как и в нашей жизни, мало блестящих моментов, куда больше серости, холода и тишины. Весна – та же юность, а сколько в ней малозаметных дней. Тянутся они друг за другом, плетутся и даже ночь их не останавливает. Редко-редко когда небо очистится, солнце поднимется высоко, ветер притихнет или станет совсем теплым, когда засверкают самые обыкновенные камни на тропинках и заблестит вода в канавах и ручьях. Такие моменты удивительно прекрасны и незабываемы. Наверное, по этой причине весну принято считать чудесным временем года и все от мала до велика ждут ее и дождавшись, не могут нагуляться, налюбоваться, надышаться вволю, так много свободы, красоты , радости обрушивается в одно мгновение, которое быстро закончится и всё опять сделается  серым и блеклым, как будто вернулась зима или, еще хуже, осень.
……………………………………………………………………………………………………..
Техника сама по себе к дождю мало чувствительна, зато люди очень не любят работать в промозглую  погоду, ведь как не одевайся, все равно промокнешь, сколько не пей чай, - все равно замерзнешь, даже если чай с бальзамом и сахаром, а поверх фуфайки наброшена полиэтиленовая накидка с капюшоном.
     Шофера и автомеханики – особая порода людей. Для них лежать под машиной в холод, ливень, метель,  грозу – дело чести и профессионального долга. Они терпеливо крутят гайки и болты, регулируют пружины и шарнирные соединения, стойко переносят грязь, запах, презирают раны, ссадины,  ожоги. Видимо,  конечный результат их деятельности во много раз превосходит опасности и трудности, сопряженные с самим процессом починки автомобиля.

Сережа: Тачка-то вроде крутая – чего ты с ней делаешь?.. Коробку регулируешь?.. Поворотники?.. Электрика, точно, электрика у них хромает… А что тогда? Гидравлика?! Ну ты, Маруся, спец! В Tiguane влезть в гидравлику! Лучше возьми булыжник и лобовуху разбей, так хоть твои косяки не заметят… Я понял: дверцу заднего багажника клинит? Просто ты валяешься то под капотом, то в кабине, ну я и думал, что гидравлика или коробка полетела, из тебя же слово клещами не вытащить.

     Когда Сережа ковырялся во внутренностях «санитарки», он любил почесать языком о всяких пустяках, не относящихся к делу. Маруся, наоборот, работал тихо, сосредоточенно и на все вопросы отвечал или взглядом, или движением головы. В редких случаях он переходил на слова, но произнеся два-три слова, опять возвращался к знакам.
     Сережа, как всякий русский человек, не мог спокойно перенести, если ему не отвечали, и добивался ответа с иезуитской настойчивостью.

Сережа: А чья хоть?.. Я тебе весь район перечислять не буду. Чья?!
Маруся: Олега.
Сережа: Дуплета?!
Маруся: Угу.
Сережа: Кем надо работать, чтоб такие машины покупать!? Не смотри, я не спрашиваю, это мысли вслух. Тут тридцать лет торчишь за баранкой и кроме простатита ничего. Я знаю, что у тебя нету, но ты с ключами бегаешь, а не рулишь. Твое счастье. Пошел тут к урологу, а он не он, а она, то есть женщина, баба. Раздевайтесь, говорит, и нагнитесь. Нормально? Я при жене в трусах не хожу, а тут в полном параде, только носки и рубашка. Дальше – хуже. Полезла туда, а оттуда еще глубже. Больно, стыдно, голова кружится и запашок соответствующий, а она лезет и лезет, ковыряет и ковыряет. Потом хвать за «шары» давай мять, дербанить, трясти. Минут десять куражилась, как будто мужика сроду не видела. Тебе совсем, что ли, не интересно?! А, пассатижи подержать. Ну, так вот. Посмотрела, поспрашивала, объявила, что у меня простатит, назначила таблетки, процедуры и подарила клизму. Я клизму взял, поблагодарил, принес домой, похвастался Анечке и тут меня как током ударило. Это ведь намек на … понял? Короче, не подготовился я, гигиена хромает, пахнет им самым. Представляешь? Так унизить! И ведь до чего стерва ехидная: терпела сколько, мучилась. Раньше ходил к урологам с той же ж…пой и никто замечаний не делал, а эта не выдержала, , типа интеллигентка. А если ты интеллигентка, то зачем на такую работу устроилась? В заднице пальцем шарить – не на скрипке играть, курица. Отпускать? Мне поможешь? Что, что? Карбюратор. Свечи в порядке. Да, зажигание тоже в порядке. Марусь, ты бы говорил уже, надоело угадывать.
Маруся: Петька.
Сережа: Из Петьки помощник, как из деревяшки зеркало.
Маруся: Петь-ка.
Сережа: Петька! Ты куда полез?.. Вот зараза пьяная, только отвернешься, а он уже слесарит. Вылезает из кабины, вылезай, кому говорю, козлиная твоя морда.

     У Чудика в трезвом состоянии интереса не было ни к чему, когда        же он напивался, то лез и вмешивался во все, куда только можно было влезть и вмешаться.

Петька: Я-а-а п-п-помочь хотел.
Сережа: Ты на ногах не стоишь, иди проспись.
Петька: С-с-с-пасибо, уже проснулся. Д-д-доброе утро. Маруся, доброе у-у-утро.
Сережа: Где ты хоть   нажрался так?
Петька: Эта… мы… день П-победы отмычали.
Сережа: Отмечали!
Петька: Отмечали. Имею право… У меня дед Берлин взял и-и-и Париж.
Сережа: А Париж-то ему зачем?
Петька: Там башня телевизионная в поле стояла, никому не нужна, а м-мы теперь кино смотрим. Вон торчит.
Сережа: Это Останкинская башня торчит. До дня Победы еще неделя, …….
Петька: Вдруг времени не будет, может, меня на требуху пригласят к президенту и россиянам.
Сережа: Чего ты мелешь? Какая требуха?
Петька: Ну, как ступенька, только б-большая.
Сережа: На трибуну?
Петька: Да. Йес и тыз.
Сережа: Ложись в «санитарку», покимарь.
Петька: Я поговорить хочу.
Сережа: Утомил. Вздремни часок.
Петька: Часок можно. Проводник, где у вас белье выдают?
Сережа: Иди, иди, сам плед возьмешь и подушку.

     Петька долго бурчал, ворочался, чем-то громыхал, пытался петь, наконец, затих. Сережа облегченно вздохнул: он, конечно, тоже пил основательно, но в скотину никогда не превращался, даже если уходил в запой. Для Петьки состояние запоя было естественным и его мозг, не усложненный образованием и воспитанием, разрушался,  что называется, на глазах. Изредка Чудик говорил  по делу и даже остр;, но чаще всего нес околесицу или матерился.

Сережа: Вот, Маруся, страшный пример того, что алкоголь делает с людьми: ни работы, ни семьи, никаких-то интересов, только ханка, да сплетни. Гадость, а не жизнь.
Маруся: Друг.
Сережа: Какой он мне друг?! Ошивается тут целыми днями, вот и общаемся. Робинзон Крузо с попугаем разговаривал, чем Петька-то хуже? Не такой, конечно, цветастый, крыльев нет, мозгов поменьше, зато компанию может составить. Рыбкой иногда угостит, новости    местные перескажет. Не срослось у него чего-то в судьбе, так мы все с одного бока гнием; кто больше, кто меньше, но каждый по-своему. Ты можешь не соглашаться, но…
Петька: А-а-а!
Сережа: Пяти минут не прошло.
Петька: А-а-а!
Сережа: Чего ты орешь? Плохо? «Скорую» вызвать?
Петька: Плохо.
Сережа: Тошнит? Сердце?
Петька: Горе у меня.
Сережа: Какое?
Петька: Я Лёшика убил! Падлу!
Сережа: Зачем?
Петька: Я Лёшика убил. И-и-и. Танька от меня ушла, гадина. Я ведь знал, что она изменяет, знал! Красилась ярко, помада красная, духи воняют, кофточка белая. Она меня кофточкой зацепила и его, козла!
Сережа: Ты его знаешь?
Петька: Нет, но чувствую, чувствую козлом от нее пахнет. Нехорошо, ох, нехорошо. У тебя есть сто грамм?
Сережа: Пиво только.
Петька: Давай пиво.
Сережа: Теперь ложись.
Петька: Лёг.

     Олег (Дуплет) всегда появлялся неожиданно. Входил быстро, резко останавливался и пристально смотрел на лица, как будто пытался угадать тему разговора и, самое главное, понять: говорят о нем или нет.

Олег: Как мой «немец»?
Маруся: Работает.
Олег: Сколько? Хватит?.. Если мало, скажи, а так потом сочтемся. Серега, здор;во!
Сережа: Салют.
Олег: Видал, какого красавца отхватил? Аллочка моя выбирала. Полноприводный, сто пятьдесят лошадей.
Маруся: Передний привод.
Олег: Да ну?
Маруся: Сто двадцать две лошадиные силы.
Олег: Чего ты цепляешься к словам? Агрегат-то серьезный, полквартиры стоит. Какая разница сколько лошадей? Салон посмотри.
Сережа: Кожа? Дермантин?
Олег: Сам ты дермантин! Аллочка только на кожу была согласна. Плюс климат-контроль, подогрев сидений, электронный парковщик. Кстати, слышали, под Смоленском самолет навернулся, а там все польское начальство от президента до министра. Наши ПВО постарались. Угу!

     Сережа собрался было высказать свое отношение к падению самолета, но в это время открылось окно и мать Славика громко спросила: «Славик не у вас?» Сережа ответил: «Нет». – «Где его черти носят?» - ругнулась она и грохнула окном так, что стекла зазвенели.

Олег: Колдырит небось.
Сережа: Он сегодня курьером бегает.
Олег: А чего ты его матери не сказал?
Сережа: Потому что сегодня зарплата – заберет все до чиста, а мы шашлычков хотели пожарить.
Олег: Ага, шашлычков. Вон, один уже наелся, лежит, переваривает.
Петька: А-а-а!
Сережа: Не трогай ты его.
Олег: Короче, от правительства только пинджаки остались. Будут самописцы расшифровывать, причину выяснять.
Сережа: Керосину, наверное, не хватило или за облако зацепились. Поляки народ бестолковый, а гонору, как будто американцы.
Олег: Может и так, но я думаю, что они наших диспетчеров не послушались и с курса сбились.
Серёжа: Да и х…й бы с ними, своих проблем хватает.

     В XXI веке почтальоны кажутся артефактами, но они все еще существуют.

Почтальон: О, здорово. Здор;во. Маруся, мое почтение. Серег, я тебе повестку принес.
Олег: В суд на алименты, гы.
Сережа: Какую еще повестку?
Почтальон: Даже не повестку, а предписание. Машину надо убрать в течение трех месяцев.
Сережа: И кому она помешала?
Почтальон: Штамп нашей управы стоит, значит, им и помешала. Ладно, дальше помчался. Счастливо.
Олег: Бывает. Ну-ка дай. «Согласно распоряжению правительства Москвы -       это понятно – необходимо освободить придомную территорию в срок, указанный ниже. В случае неисполнения данного предписания администрация управы округа оставляет за собой право применять штрафные санкции.
                Глава управы Дроботенко А.Ю.»
Я этого Дроботенко знаю, с ним лучше не связываться, полный м…дак.

     Олег считал себя интеллигентом, даже аристократом, поэтому ненормативная лексика казалась ему необходимым средство для общения с народом.

Сережа: Совсем беда?
Олег: Могу юриста посоветовать, но дешевле гараж купить.
Сережа: Столько лет никому не мешала, а теперь «штрафные санкции».
Маруся: Колесо?
Сережа: Ну поставлю я колесо, а куда ехать-то?
Олег: Ух ты, куколка.
Лана: Приветики, приветики.

     Лана, как и Дуплет, любила эффект неожиданности. Но для того, чтобы впечатление о ней сохранялось надолго, она исчезала очень быстро и вместо полноценного разговора ограничивалась всего лишь приветствиями.

Сережа (вслед): Симпатичная девушка.
Петька: А-а-а! От меня Танька ушла.
Олег: Чего он ревет?
Сережа: Говорит, собаку убил и сожительница от него ушла.
Олег: Вчера его с какой-то бабой возле магазина видел. Прямо там и пили! Конченный алкаш… Ладно, время – деньги. Маруся, спасибо, выручил брат. Серега не кисни, прорвемся. Ключи? А, ключи дома оставил. Аривидерчи, сеньоры.
Сережа: Вот, блин, письмо счастья.
Петька: А-а-а!
Сережа: Да заткнись ты!


Сцена 3

     Мечта – один из самых покупаемых товаров на земле. Она может быть оформлена в виде романтического фильма, в виде спектакля, где глупого мужа обманывают, у жадного родственника отнимают деньги, а похотливого начальника-самодура штрафуют и увольняют.
     Под видом мечты продают одежду, которая стройнит, таблетки и аппараты, излечивающие от всех болезней, рыболовные крючки, сами догоняющие и отлавливающие рыбу. Отличным спросом пользуются гадалки, экстрасенсы, маги, чародеи, способные достать кого и что угодно, хоть из преисподни.
     Предвыборная кампания – тоже мечта: за «голоса» обещают жилье, деньги, здоровье, стабильность, большие пенсии, свежий воздух, натуральные продукты и целомудренные СМИ.
     Алкоголь позволяет забыть обо всех невыполненных обещаниях и уверовать в прекрасную жизнь и всеобщее братство, которое наступают уже после первой бутылки.
     Для многих  религия была и остается средством спасения от всех проблем, включая старость и смерть.
     Главное – хорошая реклама и любая идея будет востребована, а, значит, продана.
    Игорек – дитя НЭПа нулевых годов XXI века не понимал и даже не стремился понять определение и сущность капитализма. Он родился  в России, не имеющей ничего общего с СССР, даже географически страна претерпела самые радикальные изменения.
     В колледже на фармакологическом отделении, где он обучался еще год назад, а теперь являлся дипломированным специалистом, тонкостям экономической теории не обучали. Из новомодных слов особо ходовыми были «патриотизм», «востребованность», «приоритетные направления развития», «нанотехнологии», «международный валютный фонд», «постиндустриальная цивилизация».
     Старенький преподаватель философии молодел, когда произносил эти  магические словосочетания – заклинания, а его коллеги – медики морщились и ругались, боязливо оглядываясь на портреты президента, развешанные в каждом классе наряду с портретами Пирогова, Боткина, Склифосовского, Линнея и Чарльза Дарвина.
      Игорек и его многочисленные сокурсники свято верили в свою звезду на небосклоне современной России. Уверенность они подкрепляли «энергетиками», таблетками «экстази» в клубах и чтением трактатов по методам саморазвития и достижения успеха.
Лично Игорька зацепила легкость, с которой можно было, согласно заокеанским мыслителям, разбогатеть, стать гением, и достичь вершин политико-экономического могущества.
     Мужчина в костюме с обложки бестселлера «Король и гений за три месяца» смотрел так искренне, что сомневаться в правдивости его утверждений не приходилось.

***

Игорек: Нас здесь – один, два – семь человек. Сегодня тепло, солнечно. Цветут яблони, вишни, груши и запахи цветенья, такие тонкие и сильные, волнуют сердца.
Петька: А мне наплевать. Вон, посмотри, шмель хватанул, гад. Хотел Петровне букет собрать, теперь неделю рука болеть будет. И опухла!
Димон: Рот закрой.
Олег: Меня змея раз укусила. Правда, я не растерялся, ножом чирканул, кровь с ядом высосал и йодом замазал. Дмитрий Дмитриевич, я просто к тому, что никогда не надо отчаиваться. Правильно, Игорек?
Игорек: Друзья, что такое отчаяние?
Сережа: Машину сказали убрать, а куда я ее уберу: денег нет, на стоянку не поставишь, гараж не укупишь? Вот и отчаяние.
Славик: А у меня крыса восемь лет живет, никак не сдохнет…
Игорек: То, о чем вы говорите – это проблема, а ваше нерациональное и поэтому негативное восприятие проблемы как раз и можно назвать отчаянием. Попробуем взглянуть на ситуацию с другой стороны.
Олег: Игорь, в наше время философии не было – военная подготовка, да экономика. Опять-таки…
Игорь: Извините, что перебиваю, но Билл Джонс скорее психолог, чем философ. Он не скрывает, что его система строится на… на чем угодно, начиная с теории рефлексов Павлова, только…
Петровна: Мы наизусть историю партии учили и материалы съездов конспектировали.
Игорь: Знаете, у нас какая-то путаница в терминах Все-таки надо отличать идеологию и личностное развитие. Так. Короче. Суть учения Билла Джонса.
Славик: Серега, племяш твой сектант по ходу дело.
Сережа: Какой он сектант?! Начитался фигни всякой, теперь нам мозги пудрит.
Петька: Башка  трещит. Может у кого есть чего!
Олег: Ты хотя бы один день в году не пил, черный уже!
Петька: Это загар.
Петровна: Знаем мы такой загар: посадил печень, желчный, вот и почернел.
Петька: Медицина! Сама зеленая.
Игорек: Итак, Билл Джонс предлагает следующие программы.
Петька: А кто он вообще такой? Чего это мы должны ему верить? Ленину верили, Сталину, а теперь Билл Джонс нарисовался, нате!
Олег: Империалистический хищник.
Петька: Ну, я так и говорю.
Игорек: Билл Джонс известный бизнесмен-психолог.
Петька: А-а, барыга, я так и думал.
Игорек: Он читает курс лекций в лучших университетах мира. Прошел путь от бедного мальчика с окраин до советника президента США по вопросам международного сотрудничества. Служил в министерстве обороны Бразилии, там же организовал единственный в мире отряд психологической разведки и психологического подавления. Его ежедневный доход составляет…
Олег: Понятно, понятно. В детстве читали сказки, знаем: сидел за печкой, поймал волшебного таракана, калды-балды, женился на принцессе и сам стал царем-королем.
Славик: Не, Дуплет, не таракана, а щуку.
Олег: Как, как ты меня назвал?
Славик: Ну, Дуплетом, у тебя же погоняло такое… Чего ты волком смотришь, сам все время говоришь – положил дуплетом, бахнул дуплетом?
Олег: Нормально. Хорошо, что не Дупелом.
Сережа: Дупел? Какой такой Дупел?
Олег: У меня брат в детстве так дятлов называл. Показываешь ему картинку, мол, кто это? Он отвечает: дупел, то есть дятел. И еще прикол. Он тогда букв не знал; показывает, значит, отец на «ц» в азбуке. «Какая Дима, буква? Димка думал, думал, потом выдал: «Цыпленок жрал червяку». Три дня смеялись.
Петровна: Игорь, а чему учит твой гура?
Игорек: Два слова не даете сказать. Там, Галина Петровна, ничего сложного. Смотрите: у каждого из нас есть миссия, так называемая мастер-цель.
Димон: Миссия? Ну, у Джеймса Бонда, у разведчиков тоже миссия, поэтому уточняю.
Игорек: Мы в России говорим не миссия, а предназначение и не мастер-цель, а самое главное, самое важное дело в жизни. Задача каждого человека – понять свое предназначение, правильно определить цель.
Димон: Погоди, предназначение и цель – не одно и тоже?
Игорек: Предназначение – это то, для чего появился человек, за что он отвечает перед другими людьми, перед землей, перед космосом, перед богом. А цель – это чего он сам хочет достичь.
Олег: Словоблудие, ребята.
Димон: Ты мне мозги не парь. Допустим, я хочу собственный бизнес – это что?
Игорек: Цель.
Димон: А миссия какая у меня?
Игорек: Идти к своей цели, достигнуть ее и добавить свой голос в общемировую гармонию.
Славик: Полная х…ня.
Петровна: Славик, просила же.
Славик: Петровна, на самом деле не понятно. Например, у Петьки какая миссия?
Петька: Кто-нибудь займет, а? Трубы горят. Подохну, блин.
Игорек: Одного взгляда на человека недостаточно, чтобы выявить цель, надо изучить обстоятельства, вникнуть в детали.
Петька: Ё-моё, какие обстоятельства? Дайте человеку опохмелиться и никаких обстоятельств не нужно.
Сережа: Мудро.
Олег: А что-то более практичное твой Билл советует?
Игорек: Советует. Когда человек поймет и представит во всех подробностях чт; он хочет, он должен каждый день идти к мечте, делать хотя бы самые маленькие шажки и не сдаваться, если появится препятствие.
Петька: Я каждый день представляю себя то на лыжах, то в бассейне, то с кинозвездой. А проснешься – блевать охота и денег нет. Маниш, Маниш, погоди.
Маниш: Здравствуйте.

     Маниш по манере поведения и стилю одежды напоминал миссионера, только вместо черного костюма он носил светло-лавандовый, а галстуку-бабочке предпочитал классический галстук «селедку» яркого цвета, чаще оранжевого или красного.
     При встрече с мужчинами Маниш первым протягивал руку, женщин он аккуратно целовал в ямочку между большим и указательными пальцами, в область «анатомической табакерки». С его лица никогда не сходила улыбка, он искренне радовался факту своей жизни, никогда не забывал благодарить Бога за счастье дышать, видеть, слышать, чувствовать. Его сердце и душа никогда не покидали родной Индии, хотя телом он уже шесть лет пребывал в России, где научился лепить пельмени, ругаться с телевизором и бояться гопников.
     При случае Маниш открыто проповедовал индуизм – религию, которая в отличие от христианства никогда не пользовалась такими средствами для обращения в веру как пытки, инквизиция и массовые убийства.

Петька: Маниш, ты же сочувствуешь бедным, дай на пузырь, прояви дружбу народов.
Петровна: Не слушай его, он у всех деньги клянчит, паразит. Как только не стыдно!
Сережа: Ты ему лучше прочисть карму, говорят, помогает с похмелья.
Славик: Точно. Петюня, сейчас мы тебя чистить будем.
Маниш: У вас бледное лицо, вы покрыты холодным потом, да еще учащенный и неритмичный пульс, вы болеете?
Петька: Умираю.
Олег: Кого ты слушаешь? Вчера только козлом скакал, а сегодня умирает.
Игорек: Маниш, я рассказываю про Билла Джонса, а на меня никто не обращает внимания.
Маниш: Хорошо, я дам вам деньги, но вы должны очиститься.
Петька: Сто пятьдесят и в баню! Харе Кришна!
Маниш: Не надо, осторожнее с такими словами. Водка – это не пища жизни. Игорь, прости, что ты сказал?
Игорь: Они не верят, что человек может изменить свою судьбу.
Маниш: Себя можно изменить, судьбу нет.
Димон: Стоп! Я начинал в спорте, потом на стройке работал, в ресторане, даже билеты проверял в автобусах. Теперь я в рекламном бизнесе. Почему? Потому что я не ханку жрал и не утюгом деньги выжигал из палаточников, а стремился к лучшему, работал, дело делал. А так, какая была бы у меня судьба: или от пули сдохнуть, или от цирроза. Значит, если сопротивляешься, то и судьбу меняешь. Вот Сергей: нормальный вроде бы мужик, а ночует в гов…ной машине и баранку крутит тридцать лет. Вот это – судьба, то есть он ничего не меняет и поэтому жизнь из него     сок выдавливает.
Сережа: Димон, ну…
Димон: Да не мычи. Сидите в тепле, на жопе мох вырос и орете на человека, когда он просвещает. Игорек, реальные вещи говоришь. Согласен. Дай «пять».
Олег: А я тоже, между прочим, так считаю: не захочешь быть первым – никогда и не будешь. Вот мы…
 
Мама Славика отличалась удивительной особенностью: она могла начать разговор с сыном в любой момент с любого расстояния и без всяких там мобильных телефонов.

Мама: Славка, ты там?
Славик: Да.
Мама: Гид-ро ка-ка-кар-бо-нат на-натрия – это что?
Славик: Я не знаю, я на полимерах.
Мама: Славка?
Славик: Что?!
Мама: Ты Свалку покормил?
Славик: Покормил, покормил… Когда же она сдохнет, тварь? Как слон уже разожралась.
Олег: Я все же договорю. В школе, например, отличником не был, зато подтягивался больше всех и на самбо  три года ходил. Меня в районе очень уважали и даже пацаны из колонии на сходки приглашали. Женился первым, первым в институт поступил, Алка моя – красавица каких мало. Я и парней своих приучаю быть лидерами.
Славик: Ага, видели мы его парней.
Сережа: (Тихо) Среди дебилов они лидеры, как и папаша. ( Громко) Да, Олег, у тебя можно многому научиться.
Олег: А то!
Петровна: С вами, мужиками, конечно, не поспоришь, но получается, если я денег больших не заработала, начальницей не стала, то значит и жила зря и миссию не выполнила?
Игорь: Нет, нет, нет! Пусть вы и  не реализовали всю программу, но мастер-программу, то есть основную программу помощи людям , вы выполнили.
Петровна: Мой заведующий, когда я в гнойной хирургии работала часто повторял, что честный и добрый человек богатым в принципе не может быть, потому что стать богатым значит накопить, а накопить значит отнять и никому никогда не отдавать отнятое, даже себе.
Олег: То есть мы с Дмитрием Дмитриевичем – злые и   обманщики, а эти раздолбаи, которым задницу нечем прикрыть, - хорошие и добрые люди?
Маниш: У нас учат так: если любить и быть преданным Богу, то любой человек может очиститься и подняться до самого высокого уровня.
Олег: У вас там касты. Брахманы, кшатрии – они с Богом, а неприкасаемые за людей не считаются, хуже свиней.
Маниш: Возлюбленные Бога не принадлежат ни к какой касте. Настоящий индуист уважает жизнь во всех проявлениях, ведь все живые существа по своей природе духовны и являются искрами Бога.
Олег: Слова.
Сережа: Вот ты, Маниш, загнул, хоть в церковь иди.
Славик: Ходили уже за куличом. Очередина на два квартала! Отстоишь полдня, никакой церкви не захочешь.
Сережа: Это да.
Петровна: Знаешь, Игорь, у твоего Билла Джонса места есть только для молодых и сильных, а настоящее учение всем подходит: и старым, и малым, и кривым, и убогим.
Димон: Согласен.
Игорек: Не верите и не надо. В сипат-терапию тоже не верили, а теперь любые деньги платят, чтобы только вылечиться.
Славик: Куда платят?
Игорек: Сипат – терапия. Си, ай, пи, эй, ти!
Сережа: А что хоть это такое? Ты мне ничего не говорил.
Петровна: Спать надо в наморднике, тогда храпеть перестанешь.
Игорек: Я недавно устроился технологом в лабораторию сна. Мы лечим апноэ. То есть, когда человек храпит, он не дышит и не получает кислорода, поэтому быстро стареет или заболевает гипертонией. Иностранцы придумали аппарат, который одевается на лицо и подает кислород, если человек перестает ночью дышать. Все вместе называется сипат-терапией, то есть лечением храпа с остановкой дыхания.
Димон: Помогает?
Игорек: Помогает.
Димон: Координаты скинь на мой e-mail, а то жена ругается, что я храплю и ей спать мешаю.
Игорек: Угу.
Маниш: Лечить болезни надо воздержанием.
Олег: А зачем в мединститут пошел, там же учат лечить таблетками и скальпелем?
Маниш: Повреждение тела – это результат повреждения души.
Славик: Опять двадцать пять. О, орёл наш нарисовался.  Петька, мы на тебя противогаз наденем, будем храп лечить.
Петька: А я не храплю. Ребята, такая новость: в Таиланде цунами смыло двести тысяч человек!
Сережа: Насмерть?
Петька: Нет, к нам приплыли, будут с гастробайтерами газоны стричь. Конечно насмерть!
Славик: А Таиланд где находится?
Димон: Сейчас расскажу…
Олег: Дмитрий Дмитриевич, а фотографий нет, хотя бы в телефоне?
Димон: Нет. Короче, работал я начальником охраны у одного человека…

Сцена 4

     Горе в том смысле сплачивает людей, что каждый человек понимает его неизбежность для себя и поэтому сочувствует тому, кого беда уже коснулась. Слова утешения не утешают, а создают впечатление, что происходящее в твоей душе понятно до тонкостей собеседнику и пустота, образовавшаяся в результате потери, может быть заполнена.
     Молчаливое пожатие руки силой и теплом напоминает о жизни и возвращает к ней. Через глаза ближнего смотрит Бог и пытается объяснить закономерность события, убедить в своей любви и благости.
    Увы, смертный не вечен. И если бессмертие души можно понять и представить, то представить, что та оболочка, которая подверглась тлению, которая издает неприятный запах и должна быть закопана или сожжена, всего лишь покинута душой на небольшой срок вплоть до Страшного Суда, практически невозможно.
     Ожидаемая смерть  с молитвой и слезами – не так страшна. Внезапная смерть потрясает вероломством и свирепостью. Даже сильный может отчаяться, не говоря уже о слабом. Время остановит любую мысль, опасны только первые часы горя, особенно, если рядом никого нет.

Натаха… Чего же там в этой армии - электриков нет? Почему Витю надо было посылать? Мальчишке же, девятнадцать лет, куда только офицеры смотрели? Война сто лет назад кончилась, а похоронки до сих пор присылают! Гроб открыли – он там черный. Черный! И кровь на лице заварилась! Может, били его? А потом специально на электричество бросили, чтобы мы не поняли?
   Военком, сволочь какая:  просили,  деньги ему предлагали, мол, пусть Витя рядом с домом служит. У нас же танковая часть в городе стоит, а до города полста верст. Нет, куда там! Заупрямился, накричал, из кабинета выгнал маму. Мама сердцем чувствовала беду. И мне весь год, что он служил, зубы снились. Как будто они черные, гнилые, шатаются в разные стороны и гной идет из корней. За неделю, как Витя погиб, приснилось, что в челюсти под языком большая, большая дырка. Я пальцем  туда лезу – не больно, только запах тяжелый и склизкая она внутри.
     Рассказываю тебе все, а зачем и сама не знаю. Поговорить что ли охота? У тебя жена, дочка – не слушай, забудь.
Маруся: Воды?
Натаха: Что мне вода? Водка не помогает, да она, поганая, и в горло не лезет. Сереженька помянул, поплакал, теперь спит, а мне не спится. Вот серое облако взять, налить в него черной краски, сдавить со всех сторон – так и у меня в душе.
     Витя на шесть лет младше был. Очень мы дружили, даже удивлялись все, чтобы брат с сестрой так роднились. Он мне про ребят, про девчонок рассказывал, и я ничего не скрывала – маме не скажу, а ему скажу. Почему так, не знаю?
     Думала: как отслужит, сюда его возьму, в институт устрою за деньги, а по вечерам мне помогать будет. Жить-то есть где – это самое главное…
     Теперь из этой Москвы и на кладбище лишний раз не выберешься.
Маруся: Машину тебе надо.
Натаха: На машине тоже сутки ехать. Мужики наши приезжали, мясо сюда привозили, так назад и я за ними увязалась. Сутки, даже с гаком. С Витей мы бы купили, двоим на поезде куда накладней, чем своим ходом, да еще с грузом. А без Вити мне ничего не надо. Бабушку уже похоронила, квартиру продам и домой насовсем.
Маруся: Жалко.
Натаха: Нет, Маруся, всяк сверчок знай свой шесток: счастье надо на месте искать, а не таскаться за ним по всему белу свету. Придумали Москву, а тут грязно и холодно, да цены космические. От воздуха болеешь! Май, а ни цветов, ни соловьев, зато дождик, ветрище вон какой. Витя, Витя…

     Борис Иванович в разговор вступал не сразу. Он любил постоять, послушать. И только потом, разобравшись в ситуации, сказать нечто умное и осторожное.

Борис Иванович: Наташенька, я ведь не знал, что с твоим братом такое несчастье случилось. У меня печень барахлила – весной, осенью всегда так, - вот и сидел в поликлинике, а там капельницы, уколы, УЗИ. Собирались биопсию делать, но в институте меня посмотрел профессор и решили повременить. Светило! Посоветовал новую диету: кушать грейпфрут и яичный белок в течение двух недель. Так и написал: две недели. Пить можно только минеральную воду без газа и спать обязательно на спине, для улучшения кровотока. Я посмотрел в «справочнике терапевта» - там нет такой диеты, но профессор – знаменитость! доктор наук! академик! Его фамилия Пескарь. Смешная, правда?
Натаха: Да, смешная. К чему вы рассказываете мне про свою печень?
Борис Иванович: К слову пришлось. Братишке лет двадцать было?
Натаха: Девятнадцать.
Борис Иванович:  Ты только не сердись. Я в санатории лежал, на реабилитации: с утра до вечера процедуры, массаж, обертывание, кислород, ванны, прогулки. Мою палату курировал врач-гепатолог Слюсарь, Эдуард Эдуардович. До санатория он работал в онкологическом Центре и чего там только не насмотрелся. Я по вечерам  с ним в шахматы играл и чаек пил. Как-то разговорились по-серьезному и он объяснил: молодым, говорит, легче умирать. У них нет такой привязанности к жизни, как у нас, пожилых. Они толком и не разобрались что к чему, так – рефлексы, порывы. Понимание приходит с годами, входишь во вкус, как говорится, и тогда – да, начинаешь бояться смерти.
Маруся: Что вы такое говорите? Даже таракан убегает, когда на него тапком замахиваются.
Борис Иванович:  Таракан чувствует сотрясение воздуха и действует инстинктивно, но смерти он не боится, он не знает о ней и не знает страха.
Натаха: Витя мой не таракан, зачем вы обзываетесь? И не дурачок: он все знал и понимал, даже в Бога немножко верил. И на Пасху мы ходили в церковь, и на Троицу. В армии на нем всегда иконка была с Богородицей.
Борис Иванович:  Наташенька, милая, церковь церковью…
Натаха: Вы со мной по-настоящему разговариваете, не милуйтесь, ладно?
Борис Иванович: Хорошо.
Натаха: Вам со стороны чужая беда бедой не кажется, поэтому и начинаете философию.
Борис Иванович:  Философия моя – из прожитых лет, а не из книг. Долго живу, печень  даже раньше меня состарилась, поэтому стараюсь смотреть на мир объективно.
Маруся: Горе очень объективно.
Борис Иванович:  Нет, горе у каждого свое. Эдуард  Эдуардович рассказывал…

     Сережа Боривана презирал. Этот ласковый, упитанный мужичок, зацикленный на здоровье и поучениях напоминал ему глупых школьных учителей. Они уже потому уверены в своем превосходстве над учениками, что физически крупнее и старше их.
     Так как Дача была островком демократии, то есть любой имел право придти и высказаться, Сережа допускал присутствие Творога [Бориса Ивановича] и старался не хамить ему, но возражать и спорить с ним он считал делом чести.

Сережа: Заспал я ваш разговорчик. Ты все о брате? Земля ему пухом.
Борис Иванович: Добрый день, Сережа.
Сережа: Угу. Как печень, на месте?
Борис Иванович: На месте. Вот ты сказал: «Земля ему пухом»…
Сережа: Ну?
Борис Иванович: Между тем, это выражение по своему содержанию близко к язычеству. Оно заключает в себе…
Сережа: Ага, Марусь, я тоже ничего не понимаю…
Борис Иванович: Заключает примитивное понимание процессов, происходящих после смерти.
Сережа: Ты, Борис Иванович, внуками займись, а мне сопли на уши не накручивай . Так всегда говорили и я буду говорить.
Борис Иванович:  Умершим от таких слов может быть плохо, ведь они потеряли тела и физические законы на них не действуют, а душе правильно желать «царствия небесного».
Сережа: А почему… Ух ты, Иваныч собственной персоной к нам пожаловал.
Человек-Паук: Мир тебе, человече. Свет – невещественный. Свет наших дум и есть любовь. Любить сложно, потому что любовь – это не чувство, а добродетель. Любить – значит делать  добро, а делать добро – всегда жертвовать. В обиде жить, в ненависти – это самим себе устраивать ужасы. Ад! А мы все хотим получить радость. Возьми, дочка, не горюй.
Натаха: Ой, что это?
Борис Иванович:  Носки.
Сережа: Как это вы, Борис Иванович, тонко подметили. Да, носки! Иваныч у нас вяжет, и кто ему понравится, тому он подарки делает.
Маруся: Он сказал: «Не горюй»!
Борис Иванович:  Юродивые на Руси издревле славились пророчествами…
Сережа: Погоди, пока Иваныч гнездо вьет,* дай скажу. Почему ты думаешь, что покойникам там плохо, а? Иди, подними любого, он тебе в ответ «леща» отвесит и пару ласковых.
Борис Иванович:  Почему «отвесит»?
Сережа: А тебя самого растолкай среди ночи и заставь работать, что ты скажешь? Ага! Так и они – легли спать и хотят спать на мягком. Душе, если хочешь, царствие небесное, а всему остальному – земля пухом.
Борис Иванович:  Не логично.
Сережа: Я друзей столько похоронил, сколько ты за всю жизнь не видел. Что парни в гробу, что девчонки – ножом по сердцу. На лицах не морщинки, зубы белые, руки мягкие, с жилками, и волосы  на пробор зачесаны. Понял? Вчера говорил, пускай даже выпивал с человеком, а сегодня его закапывают! Навсегда! Поп кадилом машет, оркестр четыре ноты играет, мать, отец в слезах, мы, то есть молодые, на нервах – и нам еще «земля пухом» сказать нельзя, да?!
Маруся: Не заводись.
Сережа: Живым-то ничего не остается кроме слов! Ничего! Совсем! Оградка, памятник, фотография – это потом, позже. И надо молчать – он так решил, печень ему подсказала…
Человек-Паук: Дело свое надо правильно делать, жить надо по правде. Каждый знает. Вся жизнь, если она настоящая, должна тратиться на обучение жизни, Потому что за гробом мы такие, какие придем. На что я, дурак, себя обрекаю, почему? А кто его знает…

Сцена 5

     Едва ли найдется такая страна и такой народ, где бы не говорили о ценах и погоде. Что бушменов из Австралии, что топ-менеджеров с Пятой Авеню Нью-Йорка, что диких эскимосов, что английскую королеву с парламентом впридачу – всех беспокоят дожди, жара, буря, снег, повышение или понижение атмосферного давления, общее количество осадков, отношение солнечных дней к пасмурным и, конечно, роза ветров. Со школьной скамьи приучают  ориентироваться по солнцу, разбираться в облаках, наблюдать планеты, звезды и лунные фазы. Зачем нужны подобные знания и разговоры  городским жителям – не очень понятно, зато очевидно, что люди, занятые в сельском хозяйстве или существующие охотой, собирательством, рыболовством должны делиться друг с другом подобной информацией, так как она подчас становится жизненно необходимой.
     Наши Дачники переживали за погоду не меньше всего остального человечества. Даже у Петьки-Чудика была одна большая тема для разговоров. «Если в Москве будет три месяца подряд лить дождь, – рассуждал он, - выйдет Москва-река из берегов или нет? То есть затопит она Кремль со всем правительством или кто-то сможет спастись, чтобы снизить цены на водку, вновь разрешить торговать ей в любой торговой точке и обязательно круглосуточно?»

Славик: Мне матушка с детства говорила: холодная зима – жаркое лето.
Сережа: Лето смотрят по журавлям и одуванчикам: много журавлей прилетело – это к засухе, одуванчик расцвел рано – лето будет коротким. Вот так!
Олег (Дуплет): Ничего подобного: только по месяцам делают выводы. Смотри: январь холодный – июль будет жарким, сухим. Если в январе снегопады и метели – в июле частые дожди. Если в феврале холодно и нет снега – август будет жарким, очень жарким. Вообще, снег, вьюги, метели, туманы – всегда к дождям, к ливням, но не к мороси.
Славик: А мне без разницы. Я в принципе лето не очень: духота, комары, муравьи по квартире бегают, мухи     жирные на потолок гадят и на люстру.
Сережа: Надо иногда со стола вытирать, мусор выносить каждый день и нигде не оставлять воду: насекомые любят пить.
Олег: Дмитрий Дмитриевич, правда, до чего же прост наш народ?
Димон: А ты не народ?
Олег: Конечно, в определенном смысле да, но как взрослый и образованный человек, я не позволяю себе таких глупостей: у них, видишь ли, насекомые пьют, а собаки, вероятно, умеют читать.
Маниш: У вас есть странный праздник Крещения в январе, кажется. Я слышал, что если на Крещение ясная и холодная погода, то это к засушливому лету.
Олег: Здесь, Маниш, не Индия. Здесь много праздников, которые вам, иностранцам не понять. Вот ты, например, знаешь, что такое ночь на Ивана Купалу?
Сережа: Погоди. У нас, брат, хотя бы в чистую прорубь ныряют, а у вас в Ганге и стирают, и моются, и отходы туда сливают, а вода все равно священная. Пусть она не стоит на месте, то есть проточная, но воняет будь здоров. И грязи в ней побольше, чем в луже.
Славик: Инфекция! Кишечная!
Маниш: Вы же не были у нас, откуда вы знаете?
Сережа: Телевизор смотрим, газеты читаем и соображаем маленько. Только вот некоторые думают, что мы дураки. Ты, Олег Дуплетыч, охотник, для тебя животное-мишень, а мы, если хочешь знать, наблюдаем. На работе, в гараже Найда-лайка – жила; механики ее приучили: покажут слово «обед», жирно-жирно на табличке написанное, - она к миске своей бежит, покажут слово «чужой» - она гавкает, рычит. Значит, понимала буквы.
Олег: Понимала, как же! Рефлекс!
Маниш: Животные очень умные. У нас слоны…
Сережа: Погоди ты со своими слонами. Рефлекс! А если рефлекс, то почему тысяча человек пройдет и псина молчит, даже ухом не ведет, а козла кого-нибудь так облает, что ему до конца жизни хватит.
Славик: Точно, сам видел. У нас в деревне дед Артём жил, так его каждая шавка кусала, даже кошки на него шипели и выгибали спину. Он полжизни на скотобойне проработал, видимо, чуяли гада.
Димон: Я парнишку одного знал, в спарринге с ним работали месяца три, еще на боксе; он, как ты, Олег, на кабанов и лосей ходил – его бродячие собаки разорвали. У нас возле гаражей их много было и парняга тот решил капканов наставить. Кобель один попался. Он пошел его снимать и… от лица, от рук  голые кости остались. Родственники решили даже не закапывать, а в печке сжечь, в этом, как он там называется … кан…кансерваторий?
Сережа: Крематорий.
Димон: Да, да.
Маниш: У нас все тела сжигают, кроме маленьких детей.
Олег: Отлично поговорили. Чего мне теперь костер развести, себя бензином облить и на шашлык? Нет, ребята, не пойдет так. Охота – занятие не для сопливых, это мужское дело. И не надо нас в фашистов превращать. Вот, неделю     уже фотки ношу, показать хотел. Пожалуйста, Мишка Каюмов с тетеревом – ну, страшно? Виталик Морозов вальдшнепов настрелял. Это я с бекасиками. Это я тоже трех тетеревов поднял, двоих нашли, а третий – раненый – не знаю, убежал, делся куда-то, как сквозь землю провалился. И что? У нас ружье не самый главный инструмент. Манки, профили, чучела, еще куча всего. Главное не убить, а выследить, то есть – игра, азарт, адреналин. Опять-таки кто в нашем охотобществе: люди старшего поколения, ветераны, пенсионеры, для которых охота – образ жизни. Молодых мало. Тем более, сейчас очень дорого стоит с ружьем побегать. Угодья, хозяйства становятся частными, взносы растут из года в год, амуниция, патроны тоже не дешевеют. Государство нас душит.
Сережа: Да вас хрен задушишь – кабан;в таких.
Олег: А ты не завидуй. Кури меньше, пей меньше, ешь нормально, а не чипсы с таранкой под пиво, и наберешь килограммы.
Славик: Нет, лучше выпить, чем кого-нибудь подстрелить. А, Маниш, правильно я говорю.
Маниш: Не правильно: алкоголь лишает   ума и отдаляет от Бога, а для организма он – отрава.
Славик: Я тебе про охоту, а ты мне лекции читаешь.
Маниш: Кто убивал, тот не будет в раю.
Димон: Правильно.
Олег: Стоп, стоп, стоп. Все не так. Никакого убийства, только романтика…

После этих слов Олег замер, внутренне собрался, лицо его приобрело неземное сияние и он начал вдохновенный рассказ в духе Тургенева.

     Яркое солнце как будто играет: выглянет, пригреет и тут же спрячется. Облака то густые, иссиня-черные, то вдруг легкие, светлые. Ветер налетает порывами, пронизывает до дрожи и вдруг стихает. Становится тихо-тихо.
   Заморозки уже прекратились. Природа ожила. Весна вступила в свои права.
     С хорканьем пролетели вальдшнепы. Затявкала лисица.
   Это – вечер.
    Утром такая же удивительная тишина, безветрие, но все вокруг наполнено движением и звуками.
     Чуфыкают и бормочут тетерева. Гогочут гуси. Я зову их манком. Они отвечают и снижаются.
     Резко поднимаюсь, выцеливаю первого и жму на крючок. «Бах!» и гусь, подломив крыло, падает сзади меня. Ловлю второго, стреляю, он идет к земле по наклонной и падает метров за сто. Третьего сбиваю так, что он падает прямо к ногам, а дальнего приходится добить. Он пытается убежать, с трудом взлетает, опять «бах!», летит пух и он гулко ударяется о землю.
     Праздник удался! Охота получилась!
Ближе к ночи иду по просеке, нахожу полянку и жду. Слышно приближающееся цвыканье, вальдшнеп летит прямо на меня. «Ты-дыжь!» и кулик падает в трех метрах Еще один   долгоносик протянул стороной и вернулся обратно с цвыканьем. «Ты-дыжь!» и он падает чуть ли не на голову. Последний, третий вальдшнеп где-то рядом хорхает без передоху, но не показывается.
С северо-запада находит туча, появляется ветер, он становится пронизывающим. Вдруг все стихает, небо очищается и густо усеивается звездами. А за ними космос, вселенная, бесконечность.
От битой птицы пахнет лесом. Кровью запачкана куртка с одного бока, с другого бока…

Димон: Вали отсюда, сука.
Олег: Как? Что?
Димон: Быстро.

     Димон в этот момент стал похож на разъяренного медведя. В его руках, груди, стойке появилась свирепость и огромная сила. Он молчал и пристально смотрел на Олега. Тот от страшного молчания и взгляда покрылся капельками пота, на лице и бритой голове проступили красные пятна, выдававшие крайнюю степень испуга. Он даже не пытался оправдаться и принять оборонительную позу. За несколько секунд душонка охотника умерла и остался только маленький жалкий человечек, от которого так и веяло трусостью. Это понятно, ведь Димон – не гусь и дробью его не испугаешь.

Олег: Нет, не сука… Хорошо, я сейчас уйду. Завтра договорим. Пожалуйста.
Сережа: Ну, Дуплет, ну, какая же он крыса…
Славик: Нет, сами по себе крысы нормальные, опасны только крысиные волки.
Димон: Чего ты городишь, какие крысиные волки?

В этот момент из арки выплыл Петька - тихо, вальяжно ,как марево, как туман , и обдал всех мощным запахом свежего перегара .

Петька: О, друзья, как я соскучился… Какие вы милые…
     Давайте поцелуемся по-братски? Маниш, почему такой грустный? У тебя угнали слона?
Сережа: Иди, проспись. Еще целоваться лезет, скот.
Петька: Не надо ругаться, мы же – друзья! Димон, объясни ему по понятиям.

     Димон за время проживания на Заболоцкой улице привык к алкашне. Он знал, что достаточно взять приставучего «синяка» за грудки, пару раз встряхнуть как следует и тот растворится в пространстве. Именно так он и поступил с Петькой.

Петька: Вы хотите, чтобы я ушел? Не вопрос. Славик, дай хоть тебя поцелую. Понял. Исчезаю.

     И марево-туман, то бишь Петьку, как ветром сдуло.

Маниш: Животных убивать нельзя, ведь душа человека может перейти в какое угодно тело.
Сережа: Они «тела» съедают на ужин.
Маниш: Кто ест мясо, тот нечист, потому что Бог находится внутри каждого живого существа.
Сережа: Значит у них на ужин два блюда: гусятина и Бог.
Славик: Ты как скажешь, Серега, хоть стой, хоть падай.
Димон: Про крысиных волков чт; за тема?
Славик: Ну, среди крыс есть более крупные, агрессивные зверюги. Когда наступает голод,  большинство их сородичей дохнет, а они, то есть крысиные волки жрут своих же и так спасаются от смерти.
Димон: Х…рня.
Славик: Наверное, я  ведь это в интернете прочитал…


Сцена 6

     Юрка-Прибыль, как большинство занудных и жадных мужиков, был уверен в своей привлекательности. Он не сомневался, что любая понравившаяся ему женщина готова встречаться с ним только ради его улыбки и нескольких умных слов. Бездна обаяния, шарма, остроумия, свойственные ему одному, способны вскружить голову даже королеве красоты и королеве в смысле общественно-политического положения. Уже то, что он мог  собрать шкаф по инструкции, вбить гвоздь и распилить брусок 50х50 на любое количество равных частей, делало его в глазах «наивных малышек» героем-любовником, плотником-романтиком, рыцарем пилы и кавалером рубанка. А бездна юмора, сосредоточенная в тупых изъезженных анекдотах, даже самую взыскательную поклонницу была способна  в считанные минуты обратить ниц.
     Лана – одна из «наивных малышек» - Юрку не переносила на дух, хотя перед ней он всегда старался блеснуть оригинальным мышлением и тонкими поворотами в разговоре.

Юрка-Прибыль: Идут две блондинки по городу. Одна другой: «Смотри, какое белое солнце». - ! Нет, это луна!» - «Какая же это Луна, если в Москве сейчас день». – «Но мы же в Питере!»
Лана: И что?
Юрка-Прибыль: Сережа, ну хоть ты-то понял?
Сережа: Отвяжись.
Юрка-Прибыль: Костя, а ты?
Костя-Ханурик: Современной женщине юмор  не нужен, у нее другие интересы.
Юрка-Прибыль: Ну, ребята, вы даете. Смысл элементарный: летом в Питере ночи белые, то есть очень светлые, поэтому одна из блондинок…
Лана: Смысл понятен, только непонятно, что здесь смешного?
Юрка-Прибыль: Точно, современная женщина – существо прозаическое. А смешного много…
Лана: Ты еще раз расскажи…
Костя-Ханурик: Вот я врачом работаю, а сам езжу на машине, которой сорок лет – это действительно забавно.
Лана: Удивил. Сережа в своей колымаге полчаса с компасом лазает – не остроумно, но хотя бы занятно. Сережка, вылезай.
Сережа: Погоди, Светка, я занят.
Лана: Тысячу раз просила называть меня Ланой, а ты опять сказал «Светка» - фу! Никакого стиля.
Юрка-Прибыль: То есть «Лана» по-твоему стильно?
Лана: По-моему да, а мнение других меня не интересует. Вы, мужики – абсолютно банальные существа. Для вас отступить на шаг – глупо, на три шага – да ну, зачем, я лучше пивка попью и пусть ничего не меняется.
     У меня родители простые, назвали Светой – им было без разницы, главное, чтобы дочка голодной не сидела и одевалась прилично. Дочка выросла, институт закончила и ей хочется красоты, изящности, стиля, чего так мало в нашей жизни.
Костя-Ханурик: У меня родители в театре служили.
Юрка-Прибыль: Военные?
Костя-Ханурик: Нет.
Юрка-Прибыль: А почему «служили»?
Костя-Ханурик: Артисты так говорят: не работать, а служить.
Лана: Вос-пи-та-ни-е! У тебя, Юрик, только  опилки на уме и щеколды, ты не понимаешь другого языка. Сережа тоже  кроме каких-то амортизаторов в ниппелях ни о чем другом и слышать не хочет. Кру-го-зор му-жи-ка!
Сережа: Чего надо? Занят человек, так ведь нет: Сережа, Сережа, Сережа, Сережа! Достали!
Лана: Подумаешь. Смотрит в компас, а важности, как у доктора.
Юрка-Прибыль: На самом деле, Сергей, может тебе помочь?
Сережа: Чем ты поможешь? Ты – китаец? И фэн-шуй умеешь?
Юрка-Прибыль: У-шу?
Лана: «У-шу» и «фэн-шуй» - отлично, суперумница.
Костя-Ханурик: Держи.
Сережа: Что это?
Костя-Ханурик: Драконочерепаха. Брелок-талисман. Без него фэн-шуй не построишь.
Лана: Алло, гараж! Еще нужны феникс, единорог, жабка с тремя лапами и дракончик. Без них  энергия улетит обратно в космос.
Сережа: Не улетит. Я для чего, по-твоему, с компасом прыгаю? Чтобы найти приток положительной энергии и удержать его.
Костя-Ханурик: А где у тебя зона денег?
Сережа: Где и положено: в «бардачке». На «торпеде» зона удачи, через люк идет зона счастья. Но самое сложное вычислить энергетический дисбаланс, чтобы вовремя тормозить    проблемы.
Юрка-Прибыль: Где Петька обычно спит, там и энергетический дисбаланс.
Сережа: Погоди, как ты сказал? Где Петька спит… А спит он на заднем сиденье или на колесе. Мужики, смотрите на стрелку. Свет, смотри.
Лана: Ла-на. Пожалуйста, говори. Лана. И?
Сережа: Как бешеная крутится!
Лана: Ничего удивительного. Две тонны железяк набросал, вот она и крутится. Маг-нит! Тоже мне, мастера.
Юрка-Прибыль: Лана, скажи пожалуйста.
Лана: Пожалуйста.
Юрка-Прибыль: Если бы я не был женат, ты встречалась бы со мной как с парнем?
Лана: На верстаке?
Юрка-Прибыль: Нет, сходили бы в театр.
Лана: Юра, мне всегда нравились мальчики, у которых есть хотя бы одно высшее образование. Я не дурочка и не надо со мной играть. Костя и то намного симпатичнее тебя.
Костя-Ханурик: Эх…
Лана: Костик, улыбнись. У тебя же все отлично.
Костя-Ханурик: Чего отличного: машина старая, родители умерли, в квартире ремонт надо делать.
Лана: Ой, позови нерусских, они тебе любой ремонт сделают.
Юрка-Прибыль: Сказал бы мне. Возьму недорого, качество европейское, даже лучше.
Лана: Ну вы тут договаривайтесь, а я пойду, у меня вторая смена. Привет.
Юрка-Прибыль: Пока, куколка.
Костя-Ханурик: Эх… ушла.

     Сережа так увлекся фэн-шуем, что забыл обо всем на свете, то есть «потерялся» по выражению Славика.

Сережа: Светка ушла?
Юрка-Прибыль: Ушла наша девочка. Пивка?
Костя-Ханурик: Меня пучит с него.
Сережа: Твоим безалкогольным только колеса мыть.
Юрка-Прибыль: У меня его целый балкон. Одной женщине шкаф собрал – отблагодарила, десять упаковок, как с куста.
Костя-Ханурик: Лопнешь.
Юрка-Прибыль: Не лопну. Мне в детстве, в классе третьем сосулькой голову пробило. Весь класс в больницу приходил, месяц носили конфеты. Наверное, тонну съел, не меньше. И не лопнул, даже не потолстел.
Сережа: Хоть бы раз нормальную бутылку принес.
Костя-Ханурик: Коньяк!
Юрка-Прибыль: Вот еще! Мы в завязке, нам не положено с коньяками бегать.
Сережа: Юр, а у тебя дел нет? Совсем?
Юрка-Прибыль: Есть.
Сережа: Иди делай.
Костя-Ханурик: Ага, фэн-шуй не порть.
Юрка-Прибыль: Ханурики вы несчастные: такая девчонка к вам ходит и никто не нагнул ее, удивляюсь.
Сережа: Придурок озабоченный.
Костя-Ханурик: Жлоб.
Юрка: Я все слышу, все слышу…



Сцена 7

     В России как: вышел мужик с какой-нибудь сломанной ерундой во двор, молча сел перебирать ее и налаживать, глядишь, через час вокруг него собирается толпа из таких же «знатоков» и любителей. Сначала они просто наблюдают, потом потихоньку втягиваются в процесс и начинают давать советы. От советов быстро переходят к делу: просят отвертку, пассатижи, кому и молоток неси , и сами лезут туда, где не очень-то хорошо соображают.
     День еще только набирает силу, а мастера-ремонтники уже по уши в масле, в черной липкой грязи; у кого и ссадины на пальцах, у кого и нос разодран. Про хозяина злосчастной штуковины давно забыли, а он сидит где-нибудь в сторонке и потягивает холодный квасок. В редких случаях ремонт заканчивается успешно, но чаще всего агрегат разбирают до винтика, половину запчастей теряют, ломают и портят инструменты, оставляют после себя гору окурков и пластиковых баклашек из-под пива, рвут на страницы технические книги, решают, что день прошел зря и штуковину, над которой они бились, все равно надо было выбрасывать, после чего расходятся кто куда.
      Такое длинное вступление было сделано неспроста. Дело в том, что как – то одному знакомому Сережа похвастался, что переберёт любую коробку передач с «закрытыми глазами». Тот знакомый теряться не стал и притащил КПП [Коробка переключения передач] со своего старого «жигуленка». Сережа долго не решался взяться за ремонт, но чувство приличия и определенная гордость заставили его выделить день и приступить к работе.

Сережа: Муфту давай. Сам ты ее не поставишь. Теперь заглушку и шток.
Маруся: Зря масло не слили.
Сережа: Заглушку давай! Слили, но не все. Не жри на книге.
Славик: Семечки.
Сережа: Фигенечки.
Славик: Чего ты злишься, Серега? Сам же за коробку взялся. Тебя за язык никто не тянул. Сказал бы, что нет времени и жил бы спокойно.
Сережа: Трещётку.
Петька: Какой из них?
Сережа: Твою мать! Мужику полтинник, а он кроме штопора ничего не знает. Б…ть, подшипник разлетелся!
Маруся: У меня есть такой же.
Сережа: Связался с дураками.
Славик: Хорош лаяться.
Петька: Мужики, покурим, а? Я сбегаю.
Сережа: Покурим без водки. Сиди, инструмент изучай.
Славик: Руководство по ремонту толковое. Пока отдыхаешь, давай поковыряюсь.
Сережа: Валяй.
Маруся: Лучше я.
Славик: Тогда я на подхвате.
Петька: Терпения у людей нет, поэтому и страна разваливается.
Сережа: Какой ты умный, когда трезвый.
Петька: Отец, вот, целину поднимал. Работали с пяти утра до десяти вечера – с одним перекуром!
Славик: У меня дед трактора строил. Такие, с железными колесами, без кабины, только стульчик и рычаги. После него значок остался: «Ударнику Сталинского машиностроения».
Петька: Сталин хитрый мужик был: весь Союз на него пахал за грамоты и значки. Теперь тоже медальки в Кремле дают кому попало. Революция нужна!
Сережа: Революция?! А чего хотим-то? Тогда было понятно: колхозникам – землю, работягам – заводы, а сейчас никто пахать и стоять у станка не хочет… Большая разница, когда людям жрать нечего и когда они с жиру бесятся, вместо селедки хотят осетра, вместо «жигулей» подавай им «мерседес», да еще квартиру двухэтажную с библиотекой и роялем впридачу.
     Тебе, вот, нафига рояль с библиотекой? Что, ради этого революцию делать? Накуси-выкуси за алкашей и бездельников под пули лезть.
Петька: Не хами. Сам позавчера в слюни нажрался.
Славик: Было, было дело.
Маруся: Головку торцевую на тридцать давай.
Славик: Петь, тащи сюда ящик.
Петька: На. Революция нужна для справедливости.
Сережа: Что такое справедливость? Какая она из себя? Ее кто-нибудь когда-нибудь видел, нюхал, трогал?
Славик: Точно, нет справедливости.
Сережа: Правильно. О ней только слышали, как о шапке-невидимке, а в глаза никто не видел, потому что ее нет и никогда не было. Пока на земле больше одного человека –
справедливости не будет? Смотри, у тебя сейчас пружина вылетит.
Маруся: Смотрю.
Петька: Ладно, убедил на счет справедливости. Но бедных-то кругом полно!
Сережа: Кто бедный? Покажите пальцем: кто здесь бедный? Ты, Петька, да? Комнату сдаешь, не работаешь, водкой обжираешься круглый год, пенсию получаешь. И ты бедный? Вранье!
Петька: Я жертва радиации.
Сережа: Где ты видел жертву с такой красной мордой?
Славик: Натаха у нас не очень.
Сережа: Не очень?! Из деревни в Москву приехала, квартиру сделала, на машину копит.
Славик: Натаха?! На машину?!
Сережа: Копит, копит.
Петька: Петровна обносилась.
Сережа: Петровна, к твоему сведению, заслуженный медработник. У неё куча льгот, даже квартирка от больницы. Про Дуплета, Юрку и Димона вообще не говорю. У Кости-Ханурика «трешка» в центре! У тебя, Славик, хата, две работы, мать-аптекарь.
Славик: Провизор.
Сережа: Ага.
Маруся: Серега, шплинт никакой.
Сережа: Погоди. И сам – шоферю будь здоров, дача вот имеется. Нет сейчас бедных, а если и есть, то они прячутся. И при советской власти прятались.
Петька: Тебе в Думу надо.
Славик: Ты, может, президента возишь? От него набрался.
Сережа: Власть у нас дура. Одно дело, когда у каждого есть что поесть и сверху не жируют, то есть жируют, но не кричат, не показывают себя. А другое дело -   хвалиться своим добром, как эти. Придумали сказку: мы богатые, потому что умные и правильно себя воспитали. Читайте книжки, делайте тоже, что и мы, и обязательно разбогатеете. Хрен там! У кого   жопа голая, то как ее не прикрывай, все равно светится. На всех газа и нефти не хватит,  не на что нам дворцы строить и вертолеты с яхтами покупать.
     Только наивные люди доверяют проходимцам в костюмах. Взять моего Игорька: взрослый умный парень, будущий врач… (К Марусе)  Шлицевые отвертки в «бардачке»… (Продолжает) А начитался импортной лобуды и мучает себя – расписание на каждый день составляет, питается как козел – капустой с яблоками, йогой начал заниматься. И самое смешное… - Нашел? Тогда под сиденьем посмотри, в железном ящике, - он верит, что если повторять до бесконечности: «Я счастлив, я богат, у меня прекрасная работа и светлое будущее», то все это будет на самом деле.
Петька: У меня есть пиво, у меня есть пиво, у меня есть пиво.
Сережа: «Сиська» в «запаске», там прохладней.
Петька: Работает! А ты говоришь не исполняется.
Сережа: «Биты» в пенале, только «десятки» и «пятнашки» не хватает.
Маруся: У меня новые. В наборе.
Сережа: И куда с такими, как Игорек, революцию делать?
У него злости ни на грош.
Славик: Зато ты разошелся.
Сережа: Злости  ни на грош у человека. Его убедили, что он без штанов, потому что сам их снял, что надо измениться и тогда штаны появятся сами собой. Откуда они возьмутся?
     Еще, говорят, кругом конкуренты. Какие конкуренты на галерах? Все прикованы, одинаково гребут, боятся кнута и ждут ужина.
Славик: Игорек молодой.
Сережа: Старики революцию не делают. Нам бы дожить, а богатеть и командовать уже поздно… Тихо! Аллё, Анечка, здесь я, на Даче. Её мне только не хватало. Давай через пару часов, еще не проголодался.
Танюшка: Ой, здравствуйте, ребятки. Здесь же недалеко торговый центр построили, там фирменные вещи и совсем недорого. Купила туфли на лето и плащ.  Лето, говорят, жаркое будет или холодное. Если жаркое, то плащ          не буду носить, зато на раннюю осень не надо куртку искать. К Анечке зашла, вас, Сережа, дома нет. Она сказала: «Сейчас позвоню, узнаю, где он». А вы работаете, да?
Петька: Вы такая красивая, Танечка.
Танюшка: Не красивая - зеленое платье с прической не сочетается. Утром давление было низкое. Побежала к соседке, она фельдшер на «скорой». Та  померила давление и тоже говорит: «Низкое. Выпей кофе». Кофе выпила, теперь в пальцах трясучка какая-то. Ой, Славочка, зачем же ты на траве сидишь,  холодно?
Славик: Нормально.
Танюшка: В этом году май хороший. У меня под окном сирень, яблоня и вишня. Цветут! Красотища! А в само окно акация лезет. Смотрю, уже завязываются цветочки. На рынке много свежей зелени: укроп, петрушка, кинза, базилик. Пока не очень дешево, но в июне совсем подешевеет. И черешню видела – продавали. Пишут – китайская. Неужели в Китае растет наша черешня?
Петька: Там даже березы есть.
Танюшка: Березы, но не черешня. В школе на девятое мая, то есть седьмого, если не было дождя, нас собирали возле Стеллы. Директор говорил про ветеранов и играла музыка похоронная. Не похоронная, как на кладбище, а такая, серьезная и… Не важно. Побежала. У меня в сумке сливки, боюсь, что прокиснут. Ой, забыла. Сережа, Анечка жарит котлеты и спрашивает: класть чеснок или нет? Всё, пока, пока.
Сережа: Дура реактивная.
Петька: Зато ножки какие! И сиськи волшебные. Славик, скажи.
Славик: Чего Славик? Сам не видишь? Карамелька.
Серега: Да, аллё. Кто? Понял. Понял. Димон, не парься, посмотрю. Передам. Счастливо отдохнуть.
     (К Славику) Димон просил передать, чтобы ты на вахте перестал футбол смотреть и когда набз…шь  дверь не открывал - ему в подъезд заходить противно. И мне, кстати, тоже.
Славик: Чего он гонит?! Мать рыбу отварную дала, я её в микроволновке погрел. Мне тоже воняло будь здоров.
Петька: Надолго он?
Сережа: Месяца полтора не будет,  оставил ключи. Вот, цветы придется поливать.
Славик: Польёшь, не развалишься.
Маруся: Звони своему приятелю.
Сережа: ?
Маруся: Сдохла коробка. Шестерни, подшипники, валы… Проще новую купить. Я домой, спина отваливается.
Сережа: Спасибо, Маруся. Думал тебя сменить, а раз такая засада, то и нечего заморачиваться. У него денег полно, с «автоматом» машину купит.
Петька: Глядите-ка, наша смерть ходячая пришла. Давно не виделись. Как дела, Череп?
Череп: Работу надо менять.
Сережа: Совсем плохо?
Славик: Могу с тобой махнуться: будешь в консъержке сидеть, а я пойду шурупами торговать.
Череп: Ну, если ты баба – иди в продуктовый, в «нитки», трусы купи или платье, зачем лезть в мой отдел? Мне, вот, без разницы тесьма или бахрома, а они мебельный гвоздь от «костыля» не отличают, зато требуют: покажи, принеси и обижаются, что их не понимают. Бабы – одно слово! Даже когда помирают, все равно чудят. Вон, Екатерина Великая, та, которая Вторая, за день до смерти стояла у окна, на улице была гроза, причем в ноябре. Сверкнула молния. «Это, - говорит за мной, я скоро умру». Почему? Ладно, умру так умру, но ведь в последний день жизни и законы писала, письма читала и ведь какая противная: отказалась помочь Марии Антуанетте . Потом захотела в сортир – с каждым бывает – и померла там от инсульта. Кстати, она еще тень свою видела  на престоле и в парадной зале, на балу.
Петька: Чего ты пристал к царице. Она-то к тебе за крепежом не приходила. Или как?
Сережа: Не понравилась мне твоя история. Например, моя бабка, перед тем как помереть полы во всем доме два раза вымыла, с коровами, с теленком, с курями попрощалась и сыну, то бишь отцу моему телеграмму отправила: «Скоро помру. Мама… Деньги в комоде». А бабка дурой никогда не была. Так что, где связь? Причем тут винтики и сам понимаешь что?
Череп: Я про твою бабку ничего не говорил.
Сережа: Не говорил, но…
Петька: Череп, денег займи.
Череп: Не займу.
Петька: Может книжку купишь?
Череп: Покажи. Ух, ты! Ян Тигельман! «Как умирают убийцы»! Где достал?
Петька: Достал.
Славик: Небось с «волшебного» ящика взял, ну, с почтового.
Петька: Мое дело. Берешь?
Череп: Сколько? Договорились. Зд;рово! Очень редкое издание, не в каждой библиотеке есть.
Славик: Дуплет тоже на охоту уехал.
Сережа: Ты к чему?
Славик: Про Димона вспомнил, вот и сказал.
Петька: Дебилов с собой взял или дома оставил?
Славик: Дома, с женой.
Сережа: У него младший сын не дебил, у парня ДЦП – детский це…цер…цебр… Ну, сам видел. Он инвалид на всю жизнь. Старший, согласен, весь в отца, такой же дегенерат, только кудрявый.
Череп: Опять чего-нибудь натворил?
Сережа: Ты не в курсе? Тут из прокуратуры две машины приезжали.
Петька: Там еще третья была.
Славик: Только не машина, а мотоцикл.
Петька: С мигалками!
Славик: Нет, с мигалками это другое. У нас в четвертом подъезде Майкл живет, байкер, здоровый такой, волосатый. У него еще питтбуль есть. Это его мотик, то есть не питтбуля, а Мишки, ну, Майкла. А мигалки он для понта поставил.
Сережа: Чего ты привязался со своим Майклом? Дай, про кудрявого расскажу! Короче, он со своими к;решами – отморозками решил на бомжах самооборону изучать. Вылавливали их на остановках, в гаражах, возле помоек и отвозили в ангар. Туда, где раньше завод «Стройдеталь» был и тренировались. Кастетами били, дубинками, из арбалетов стреляли, из пневматики, электрошокерами тыкали, из газовых баллончиков брызгали, а в трупы ножи кидали.
Череп: Куда ж милиция смотрела?
Сережа: Они ждали. К ним люди стали приходить с заявлениями о пропаже стариков, ну, дедушек, бабушек...
Славик: Тещь.
Сережа: Это не знаю. Менты родственников убеждали, что пропавшие сами потерялись, типа, звоните по больницам, в морги. А информация у них уже была, что отморозок наш со своей компанией начал не только бомжей, но еще и пенсионеров прихватывать, тех, кто на вид победнее. Пришлось прокуратуре вмешаться, только тогда дело задвигалось. Короче, сынка Олегова выловили и прижучили по полной программе. Прокуроры даже нас допрашивали!
Славик: Ага, страшное дело: никого не трогал, а душа в пятки – вдруг не поверят и посадят лет на двадцать.
Петька: Мне пятнадцать суток дали. Я следователю нахамил и папку с документами на пол бросил.
Сережа: А пистолет кто пытался отнять? Материл ребят на три квартала.
Петька: Выпимши был маненько.
Славик: В хламину, а не маненько.
Петька: Они сами виноваты: не предупредили и приперлись.
Череп: Нет, там не предупреждают,  организация серьезная. Ну, а парня-то посадили?
Сережа: Как бы не так. Олег туда денег отнес вагон. Следаку машину подогнал, дело закрыли, а подсудимого в военное училище отправили с глаз долой.
Череп: Да ну?!
Славик: У нас так.
Череп: А второй?
Сережа: Над тем Дуплет сам поработал. Младшего то ли Вовка, то ли Витька зовут. Спрашивает как-то Вовка-Витька: «Пап, это что?» - «Ружье, сынок». – «Зачем?» - «Охотиться» - «Как охотиться?»  Олег объяснил ему популярно. Через неделю собрался на кабана, смотрит, ружье разобрано и половины запчастей не хватает. Туда-сюда, выяснилось, что пацан постарался, мол де, жалко ему зверей, он не хочет, чтобы их убивали. Дуплет озверел, избил его.
Череп: Избил?!
Сережа: Дал пару раз по затылку, много ребенку надо?
Череп: А ты откуда все знаешь, подсматривал что ли?
Сережа: Олег в тот вечер напился, жена ему голову  пестиком проломила и он у меня на Даче дня три-четыре околачивался: спал, ныл, жрал больше всех.
Петька: Пиво мое выпил и на банку тушенки наступил, гад. Тушенка шикарная, белорусская. Жира вообще нет и пахнет мясом.
Борис Иванович: Извиняюсь, что вмешиваюсь, - я тут на балконе столярничаю, - просто хочу уточнить: мясо, тем более диких животных, содержит гигантское количество холестерина. Для печени, сосудов это смерть. Опять-таки, в момент убийства в кровь  жертвы поступают миллиарды токсинов и, пожалуйста, рак, цирроз, язва, гастрит в лучшем случае.
Петька: Пойду сбегаю. В горле пересохло.
Сережа: Мне ликерчика возьми, который орехами пахнет.
Петька: Тебе?
Славик: Мне завтра к шести утра в аэропорт, туристов провожать.
Череп: Минералки. Любой. Только в стекле.
Борис Иванович:  Молодые люди, зачем вам алкоголь? Он калорийный, быстро превращается в альдегид. Альдегид сушит, разрушает белки, убивает клетки мозга, от него болит сердце, печень, желудок, кишечник.
Славик: И?
Борис Иванович: И на то, что делает мужчину мужчиной, тоже влияет. Тем более, вы голодные. Петя выпить принесет, а покушать вряд ли, полчаса и разлюли малина. Хоть баранинки пожарьте, картошечки сварите, нельзя же так.
Сережа: Умный ты, Борис Иваныч. Как тебя только жена терпит такого дельного?
Борис Иванович: Осторожный я, поболел на своем веку, сам берегусь и другим советую.

     Если большинство людей пользуется мобильной связью и таким образом передает информацию на расстоянии, то мама Славика предпочитала радиоволнам мощь своего голоса. Да, ее сообщения теряли некоторую конфиденциальность, зато в точности доходили до абонента.

Мама Славика: Славик, сейчас к тебе придет Наташа. Никуда не уходи, дождись ее.
Славик: Блин!
Натаха: Здрасьте всем. Привет, Славик.
Славик: Бонжур.
Натаха: Славик, я хотела поговорить с тобой по поводу химии.
Славик: Тыщу раз говорил: я! - на! - по! - ли!  - ме! - рах!
Натаха: У меня растворитель пролился на паркет, получилось пятно. Как ты думаешь: заново класть лак или растворитель тоже можно чем-то растворить?
Славик: А я откуда знаю? Я не Архимед.
Череп: Про Архимеда. Когда его собирались убить, он говорит воину с мечом: «Не убивай меня, брат. Я хочу закончить решение задачи,  потом - пожалуйста». На это воин ответил : «Не брат ты мне, презренный сикарузец» , и вонзил ему клинок в грудь, в самое сердце.
Натаха: Ой, ну вы маньяк… Сереж, может ты знаешь , как правильно сделать?
Сережа: Не знаю. Бензином потри.
Славик: Бензин с растворителем реакцию даст.
Сережа: Какую?
Славик: Какую-нибудь даст.
Череп: Эврика! Замени паркет, но не весь, а только там, где пятно.
Петька: Растворитель? Нет, только нектар. Держи, Серега. За мной уже стая мух увязалась, твой сироп чуют. На, Череп, травись. А мне: ноль пять, Петька ягодка опять. Ох, блин…

     Алкаши не любят перемещаться среди бела дня по открытой местности. Только  особые обстоятельства могут сподвигнуть их уйти с насиженных лавочек от домино и портвейна, и пуститься на поиски чего-либо.
     Группой «синяков», неожиданно появившейся в пределах Дачи, командовал суровый хмырь-бородач с недокуренной сигаретой в зубах. Он матерился не открывая рта, потел и очевидно хотел драки. Именно его увидел Петька и произнес сакральную фразу: «Ох, блин».

Главный синяк: Извиняемся за беспокойство. Мы к Петру.
Петька: Колян, не сейчас. Давай завтра.
Главный Синяк: И завтра дадим. Добегался, сучий потрох. Я тебя предупреждал.
Сережа: Господа, если я правильно понял, у вас накопились претензии к нашему общему другу.
Череп: Вас пятеро, нас четверо – задача решаемая.
Главный Синяк: Эта гнида сперла полторашку «Жигулевского», карандаш и пепельницу в виде солнышка из латуни. Пепелку мне дочка подарила. Дочка! Короче, пойдем, Петр, обсудим ситуацию.
Сережа: Было?
Петька: Ну… не знаю, по пьяни… может быть… Колян зря не скажет.
Один из команды Синяков: Пойдем, Петушок, подстрижем гребешок.
Натаха: Ребята, пожалуйста, не ссорьтесь.
Славик: Вот бабы… Какая же это ссора?
Натаха: Обязательно надо драться? Так нельзя договориться?
Главный Синяк: Девочка, его, козла, проще убить. Пусть вернет, что взял и ответит за воровство.
Петька: Колян, я серьезно, вот… тут нормально денег. Бывает, черт попутал. Извини, братан.

     Колян извинил Петьку обычным мужским способом: двинул ему в глаз, плюнул на затылок, взял деньги и пожелал сдохнуть под забором. После чего «карательный отряд» удалился. Петя остался очень доволен такой расправой и на радостях опрокинул в глотку целый стакан водки.
     Натаха сообразила, что при таком раскладе бессмысленно решать вопросы прикладной науки и когда ей тоже предложили выпить, она согласилась на приторно - сладкий ореховый ликер.
     Славик сбегал к матери и принес пучок молодого лука, копченую грудинку и шоколадку.
     Череп отдал на «запивон» минеральную воду. Сережа слазил в кабину и включил радио. Ему удалось поймать только «Детскую волну», поэтому веселье продолжалось под историю о Колобке, песенки про школу и мудрую «энциклопедию Всезнайки» в пересказе Незнайки.
     Ближе к вечеру в гамаке появился Человек-Паук. Он благословил весну, сжег чучело зимы из картонного снеговика и спел бесконечную песню, где вместо слов были слоги «ла-ла-ла, на-на-на, и-то, и-то, и-то». Потом Человек-Паук достал из рюкзака новое барахлишко и начал разговаривать с каждым предметом на своем странном полуцерковном языке.





Конец первого действия











Действие второе

Сцена 1

     Жара в большом городе особенно заметна в метро, в центре и в квартирах. Даже если работает кондиционер, марево с улицы как-то проникает в дом и тяжелит тело и душу. Движения замедляются, лень читать, лень смотреть телевизор. Душа цепенеет в ожидании прохлады от грозы, дождя, ветра.
     Природа, в отличие от человека, дорожит каждым летним часом. Большинство деревьев  в июне уже отцвели, на яблонях и грушах появились маленькие зеленые завязи, на вкус горькие и вязкие. От лип во все стороны идёт  густой и свежий запах меда. На  одних кустах    шиповника распустились цветы молочного оттенка с легкой желтизной, на других тёмнорозовые. Они пахнут очень тонко и надо наклониться к ним, чтобы почувствовать аромат.
     Трава в июне сочная, яркая, густая, с разноцветными вкраплениями полевых цветов.
     Если на траву лечь и не двигаться, то можно увидеть как много жизни вокруг стеблей. Муравьи, стрекозы, бабочки, жуки что-то находят для себя в теплой шершавой зелени, чуть липкой на ощупь. Человеку жизнь насекомых и растений кажется несущественной, легкой. Он уверенно  косит, перекапывает, удобряет, распыляет реагенты, защищая урожай от вредителей, а себя от комаров, слепней, мокрецов. Он всячески теснит окружающий мир и пытается приноровить его под себя, забывая, что спустя годы, там где он копал, трава снова забьет землю, там где он лил химию появятся другие, более сильные виды паразитов, там, где он отвоевал себе клочок земли постепенно начнется разрушение и сила жизни рано или поздно сведет на нет скудный и враждебный миру человеческий прогресс.
     Город приучает к особому виду жестокости – к , так называемой , культуре. Он четко отделяет природу от рукотворного и считает считает деревню, где человек ведет себя естественно и согласно с окружающей средой, чем-то вроде развлечения. Даже городские кладбища напоминают безликие кварталы, где куст сирени и   пение соловья – случайность, экзотика.
     Есть отдельные энтузиасты, они держат на подоконниках цветы, выращивают в ящиках лук, петрушку, укроп, собирают вишни с деревьев под окном, пытаются украсить дворик клумбами и заборчиками из кустов облепихи и малины. Попытки обычно заканчиваются грустно: случайный автохам или перепившие соседи паркуются на клумбах, мнут кусты, жалуются в муниципалитет и оттуда присылают бригаду с пилами, ножницами, топориками и лопатами. После их нашествия двор опять становится ровным и безжизненным, теряет цвет, запах и покрывается рыхлой пылью, клубящейся  от каждого шага.

     Сережа после неудачной попытки обустроить Дачу по фэн-шуй надумал разбить сад камней. Он слышал, что для этого нужно разровнять площадку, лучше граблями, и посыпать её мелким песком. Самому работать не хотелось, платить азиатам – чернорабочим «жаба душила», поэтому куча песка – её привез знакомый шофер за бутылку – так и осталась лежать грязно-золотистым холмом. Изредка приходили дети и устраивали из кучи песочницу: рыли пещеры, строили замки, лепили куличики.
     С камнями выручил Маруся. Его тесть купил в Подмосковье участок, перекопал и засадил картошкой. Почва оказалась каменистой, работяги собрали не меньше десяти тачек булыжников. Тесть даже был рад, когда Маруся по Сережиной просьбе перевез большую часть  «гербуликов» в Москву. Он, конечно, покрутил пальцем у виска, но на словах передал благодарность и пожелал удачи.
     Самые крупные и красивые камни Сережа расставил в виде простых геометрических фигур. Камни  помельче он выкрасил в белый цвет и рассыпал полосками, обозначавшими тропинки мудрости.
   Из песка ему по-прежнему хотелось сотворить океан вечности, но сил едва хватило на две лужицы гармонии, каждая из которых равнялась по объему одному детскому ведерку.
     Петька, Славик, Натаха, Борис Иванович оценили «прелесть обыденности» и «изящество простоты». Прочие дачники Сережин сад прировняли к долгострою и отказались постигать в нем дзэн-буддизм и любые из его ответвлений.

     Несколько слов о летней моде. Традиционно русские мужчины, злоупотребляющие алкоголем, летом предпочитают носить плотные матерчатые пиджаки на голое тело, брюки в цвет верха, ботинки на грязную ступню без носков, а для особого форса на шею цепляют галстук, по цвету и измятости больше похожий на портянку. От горячих лучей лучшей защитой считается шляпа в сеточку или кожаная кепка со сломанным в нескольких местах козырьком.
     Сережа, Череп, Костя-Ханурик со спины мало отличались друг от друга. Они ели, пили, спали в коричневых костюмах советского покроя, носили сандалии, правда, не на босу ногу, а на черные носки и прикрывали наготу цветными линялыми майками.
     Петька предпочитал яркие трусы-шорты попугайного окраса до колен, шлепанцы и футболку-авоську, фактически сетку с подобием рукавов и воротника.
     Славика одевала мать: ноги он прятал в холщовые серые брюки, тело прикрывал безрукавкой, в качестве обуви добился права дефилировать в толстых резиновых кедах – скрипучих и вонючих, а его голову даже в самый зной украшала корявая пилотка из газеты «Советский спорт».
     Петровна носила однотонные юбки по щиколотку, разноцветные аляповатые блузки с коротким рукавом и вырезом чуть ниже шеи, босоножки на низком ходу. В жару она добавляла в гардероб панамку, в ветреную погоду – заматывала голову косынкой.

Сережа: Кость… Кость… Костик, хорош  тебе, не загоняйся. Сейчас время такое: неуважение у всех ко всем. Петровна – большой человек, медработник со стажем, а ей в аптеке этот… как его… анальгин…
Петровна: Солпадеин.
Сережа: Солпадеин без рецепта не продали. Говорят, а вдруг вы наркоманка и будете из него наркотики варить.
Петровна: За прилавком – соска, слушать не хочет, что я в хирургии тридцать лет проработала. Дай ей рецепт и баста! Объясняю: зуб очень сильно болит, а  по опыту знаю, что солпадеин помогает: «Нет, - говорит, - бабушка, нельзя. Можете обратиться к дежурному администратору». Изголяется молодежь, ведь покупаю на копейку – что со мной возиться?
Череп: Леди Галя, вы – Клеопатра!
Славик: Джульетта!
Петровна: Лицо у меня не  самое молодое, кожа сухая, поэтому морщин больше, чем у других в моем возрасте, но откуда такая фамильярность – «бабушка»?!
Сережа: Петровна, беспредел в стране.
Костя: У-у-у-у-у!
Сережа: Костик, не вой.
Костя: Тебе не понять: «Эй, - кричат, - дядька, мяч давай сюда!» «Дядька»! «Сюда»!
Сережа: Ну и бросил бы.
Костя: Нет, погоди, я им не мальчишка. Я – врач, я – взрослый человек, гражданин.
Петровна: «Дядька» лучше, чем «бабушка».
Череп: Костя, Гиппократ и Гален тобой гордятся.
Костя: Меня другое удивляет: какими хамами должны быть родители, если их дети ничего не боятся. Ведь не только оскорбили, а еще портфель отняли и ударили.
Сережа: Сам же полез.
Петровна: Я тоже хотела этой сучке пару ласковых сказать, только стыдно с детьми пререкаться.
Сережа: Надо быть выше хама.
Череп: Надо. А ты знаешь, что после обычного подзатыльника может появиться гематома? А если эта гематома в голове, то привет – деревянный ящик и белые тапочки в подарок.
Петровна:  Хватит тебе народ пугать.
Сережа: Да ерунда. У меня друг на «скорой» работал. Давно это было, лет тридцать назад. Я за девчонку вступился, хотел один на один, а мне сзади вломили монтажкой по затылку, деньги забрали и смылись. Так вот, звоню на подстанцию, прошу, чтобы Павел – его Пашкой звали - приехал. Он приезжает, как всегда с похмелья,  лохматый, недобритый и такой у нас получается разговор: «Мне, - говорю, - по затылку двинули». – «Бывает». – «Вроде монтажкой». – «Покажи, - просит. – А, ну да, похоже». – «Крови совсем чуть-чуть, только платок испачкал». – «Ну?» - «Чего делать?» - спрашиваю. – «Тошнит?» - «Нет». – «Болит?» - «Нет». – «В туалет хочешь?» - «Нет». – А чего вызывал?» Начинаю объяснять, что боюсь стать инвалидом. Он мне так спокойно: «Правильно боишься. У некоторых через год-два после травмы инсульт бывает или опухоль, от неё паралич или еще хуже». - «Чего хуже,  кладбище,что ли ?» - «И кладбище бывает».
Славик : Короче?
Серёжа :  Короче. Посоветовал держать лед и больше спать. Так-то!
Петровна: Грамотно.
Череп: Кутузову пуля глаз выбила, через затылок прошла и ничего, даже Бородинскую битву выиграл. А Суворов после ранения…
Костя-Ханурик: Причем тут Суворов? Подростки надругались над сорокалетним человеком ,а милиция, то есть полиция, равнодушна, никаких мер не приняла, как будто ничего и не произошло.
Славик: Чего, правда надругались?
Костя-Ханурик: Говорю же: в глаз дали, портфель отняли, а совсем молодой еще за усы дернул.
Славик: Ты побрейся, у тебя усы на самом деле противные.
Костя-Ханурик: Дурак ты, Славка.
Петька: Пить хочу… воды дайте…
Сережа: Пивка хлебни.
Петровна: Он же на ногах не стоит, куда ему твое пиво?
Петька: Пиво?... Хочу!
Костя-Ханурик: Наливайте.
Череп: Мне с минералкой. Переживаю за почки.
Петровна: Почки от водки разваливаются, минералкой их не спасешь.
Костя-Ханурик: Давайте выпьем за порядок и уважение.
Сережа: Петровна, а ты?
Петровна: Пять капель. Что-то живот последнее время болит. Язва, не язва, провериться надо.
Череп: Алкоголь в малых дозах полезен в любых количествах.
Славик: У меня одному корешу поставили диагноз: язва двенадцатой кишки…
Петровна: Двенадцатиперстной.
Славик: Ага. Он с горя ушел в запой. Через  месяц опять завалился на прием, типа, готов, режьте, а врач сунул ему трубку, чего-то в телевизоре посмотрел и говорит: «Вали отсюда, все у тебя в ажуре».
Сережа: Если водка чистая…
Славик: По любому в ней сивушные масла.
Сережа: Ты химика не включай, нет там никакого масла. Короче, доказано наукой: чистая водка – лучшее лекарство.
Череп: In vino  vinitus, что означает – истина в вине… и здоровье там же.
Петровна: Ох, ребятки, ребятки, слушаю вас и диву даюсь: вроде бы взрослые мужики, а болтаете кое-чего. От жары, наверное, развезло или пьете неделю… Десять дней всего? Молодцы, молодцы! Ты вот, Сережа, какой-то сад обещал устроить.
Славик: Японский.
Сережа: Минуточку: вот песок, вот камни, водоем копаем.
Петровна: Мелкий водоем-то. Пруд, озеро?
Сережа: Прудик.
Череп: Петровна, все правильно, вода и камни – согласно традиции.
Петровна: Работал со мной хирург Борис Леонидыч Мисюрак. Тоже выпивал, особенно после больших операций, но как: сядет за стол, не спеша закусит, поговорит, улыбнется, анекдот расскажет, только потом выпьет. Никогда не мешал: или водка у него,  или коньяк. Не курил, не дрался, не приставал. Даже, извините, не выражался.
Славик: Ангел.
Петровна: За обедом свободно уговаривал бутылку. И ничего: покраснеет как помидор, кулаки посжимает, умоется холодной водой и домой к жене. Если осень, зима, будет целый вечер по хозяйству бегать: в магазин, чего-нибудь подкрутит, отпилит, рукастый…
Сережа: Хирург!
Петровна: Весной, летом на даче пахал, как трактор: десять соток под картошку вручную перекапывал, за несколько дней, один. Баню срубил, дом построил. Дети у него толковые: сын в «мед» поступил, старшая дочь в газете работает, статьи пишет.
Череп: Ему в Афинах памятник бы поставили.
Петровна: Запросто.
Сережа: Галь, какой-то ненастоящий мужик получается. Говнецо в каждом есть, хотя бы маленькая кучка. Может, ты чего не знаешь? Может, он убил кого или стихи писал?
Петровна: На счет стихов не в курсе, а пациенты у него не умирали. Уж такие перитониты были, и ножевые, и огнестрельные – максимум швы разойдутся, да с дренажа чуть больше накапает. Рубцов не оставалось – белая полоска, почти незаметная.
Сережа: А мы, значит, алкаши конченные?
Славик: Серега, не начинай.
Петровна: Про Влада Соколовского никогда не рассказывала?
Славик: Не помню.
Череп: Нет.
Сережа: А мы, значит, алкаши конченные?
Петровна: Дай про Влада расскажу.
Сережа: Ну, базарь.
Петровна: Пришел к нам в интернатуру парень: худой, длинный, нос огромный, зубы кривые, пищит, шепелявит. На операциях лезет куда не просят. Леонидыч его одергивает, покрикивает – Владу наплевать: хочу резать, дайте пошить, я сам. В картах писал – думала медсестры его прибьют: буквы метровые, одна от другой не отличаются, слов вообще не разобрать. И прилипчивый – смерть! К чему все это говорю: когда у нас были праздники, он только понюхает, ну, то есть, грамм сто, двести ему перепадет, и понеслась. Сначала байки травит, сам смеется, руками машет, рожи корчит, прыгает, бегает. Потом прибаутки дебильные начинаются: не пей – козленочком станешь, с утра выпил – весь день свободен, кто не курит и не пьет, тот здоровенький помрет. Долбит, долбит поговорками. Накапаем, чтоб заткнулся, куда там: лезет обниматься, целоваться. Раз на Леонидыча набросился, хотел его задушить. Благо молодой, иначе Борька убил бы, а так шлепнул по затылку,  дал пару тычков в «душу» и в угол кинул. Обиделся Владка, заплакал. С тех пор Леонидыч его не приглашал и мы не связывались. Так он, поросенок, сам нажирался: с охранниками,  с медсестрами из других отделений, с больными. В трусах по отделению бегал, ночевал в бельевой, блевал в каждом углу.
     Из ординатуры его на второй год вышибли: достал. Мы обрадовались, а через пять лет он вернулся, когда главврач и наш заведующий на пенсию ушли. Как же он изголялся: оперировал кое-как, сплошные осложнения, деньги с людей вымогал, врал на каждом шагу, хитрил. Со всеми переругался, кучу гадостей наговорил. Увлекся сектой, начал проповедывать. Сектанты у него квартиру забрали, потом судился за нее.
Зачем-то в Магадан уехал, пил там полгода, жил у лесников, говорит, охотился. Меня хотел на каком-то дружке своем женить. Так я и не поняла , что за друг : то ли  бомж, то ли дурак из психушки, под стать Владу. А жена его сколько раз приходила: он врал ей, что пошел на работу, а сам по бабам.
     В итоге доплясался: он тогда снимал квартиру в Подмосковье, ездил в больницу на электричке. Денег зарабатывал много, любил шикануть: накупит дорогого пойла и давай всех подряд угощать. Пристал как-то зимой к работягам, шабашникам, чем-то они его обидели, полез в драку. Те вышвырнули его из вагона, а зима была, поле кругом, снег.      Проспал он в сугробе пару часов, отморозил ноги, голову. Ноги остались целы, а умом совсем тронулся. Жена его в психушку сдала; год лежит, месяц дома. Говорят, на работу просится, да кто ж его отпустит.

Костя-Ханурик: Не верю. Категорически не верю. Как врач я утверждаю, что такого быть не может. Требую доказательств.
Славик: Костян, нажрался – веди себя спокойно.
Костя-Ханурик: Коллеги, мне тяжело. Я оскорблен.
Череп:  Спартанцы дефективных младенцев сбрасывали со скалы. Друг, не жди, пока мы тебя сбросим.
Костя-Ханурик: Так значит?! Руки распускаем?! Хорошо!
Сережа: Всем копать прудик. Петька, отвали.
Петька: Пить дай.
Сережа: У тебя канистра под головой.
Петька: Бензин не пью.
Сережа: Там вода. Холодная.
Петька: Пить дай.
Сережа: На, лакай!
Петровна: А с чего вы пьянствовать взялись?
Славик:  ( Указывает на Серёжу) Унего горе: ему бумажку прислали, требуют убрать «санитарку». Соседский «жопик» уже недели две как гниет на свалке, а мы пока держимся.
Сережа: Как жить?! Как жить?! По закону!? Но спрашивается: по какому  такому закону   у меня отнимают собственность, если земля рядом с домом принадлежит жильцам?
Костя-Ханурик: Нашел по чём страдать. У меня имя забрали – и ничего, терплю.
Череп: Лев Толстой говорил, что человеку достаточно двух метров земли вглубь, нет, вширь, то есть два на два. Короче, два кубических метра.
Сережа: Возьми рулетку, померь участок. Безо всякого Льва Толстого расчитали.
Петровна: Два метра скорее покойнику нужны, а не человеку.
Славик: Ну ты сказала! От Черепа научилась?
Сережа: В какое только время живем: душу рвут на части и кошелек. Все  не наше, клочка земли не дают, кладбища перекопали, деревья повырубили, траву с цветами выстригли. Нервы намотали на кулак и дергают людей: слабый – сдохнешь сразу, сильный – поживешь, потеплишься. Выжмут из человека сок и в крематорий, пепел с нитратами смешают, огурцы польют и на рынке продадут. Круговорот! Безотходное производство!
Славик: Так же думаю,но сказать не получалось.
Сережа: В сердце хоть кто-нибудь пытается заглянуть? Даже поп хочет с чувства барышей. Были бы деньги, а на грехи ему наплевать. Ладно! Вам скажу! Я жену убил.
Славик: Не х… себе.
Череп: Весело.
Петровна: Понеслась душа в рай.

Костя- Ханурик от водки пришел в странное состояние. Он перестал понимать, что вокруг него говорят и уцепился за какую-то извилистую мысль. На его  лице поочередно отразились страх, недоумение, боль, разочарование. Неожиданно  он закатил глаза, махнул правой рукой, левой рукой, притопнул, откинул голову назад и пустился в пляс. Его танец пугал и завораживал своей несусветной дикостью. Но при всей хаотичности какой-то общий смысл чувствовался в движениях. Было ясно, что человек страдает, что душа его томится чем-то   неземным и тяжелым, а руки и ноги      пытаются высказать невысказанное. Губы его тоже что-то шептали и ритм о чем-то говорил. Но никто не понимал Костиного танца, только Петровна предположила, что парню не по себе от одиночества, от осознания нелепости бытия, когда не произошло самого важного  и естественного для человека – создания семьи.

Петровна (про Костю-Ханурика): Давно керосинит?
Славик: Недели  три. На работу, правда, ходит и дома ночует, только ни жрёт ни хрена.
Петровна: Не по себе ему как-то.
Славик: Говорю же: не жрет ни хрена, зараза, даже хлеба с солью не хочет.
Сережа: Я… жену… убил! Нет, не Анечку, другую, вредную. Понимаете? Ка-таст-ро-фа!
Череп: Жарко блин. Тетя Галя, одолжи панамку.
Сережа: Звоните в органы! Каюсь.
Череп: Костя сейчас на Троцкого похож. Точь-в-точь его посмертная маска.
Петровна: Дурдом.
Славик: Мать смс-ку прислала. Оказывается, Свалка беременна, того и гляди окрысится. Как она могла?!

Костя остановился так же внезапно, как и начал. Глаза его потухли, голова опустилась на грудь, руки повисли веточками, спина привычно ссутулилась. Ни на кого не глядя, он пошел в «санитарку» и бухнулся спать рядом с Петькой.
     Жужжали мухи, шмели, пчелы. Изо всех сил жарило солнце. С тополей мягко опускался пух. Лето не понимало людей и делало свою работу. Люди собирались, грешили, надоедали друг другу грехами и разбегались, полагая, что живут.
     Кто-то бодрился, веселился, кто-то грустил. Грустил потому, что ничего из того, что сам же напридумывал, не исполнялось. С обидой в душе несчастный жаловался Богу на Бога, называл его фантазией и предсказывал ему смерть, хотя сам до конца не понимал кому говорит и  чем пугает.



Сцена 2

Лана: Рудольф! Рудольф! Ко мне! Сидеть! Хороший, хороший. На.
Петька: Болеет, да?
Лана: Почему?
Петька: Так ведь лысый, в пятнах каких-то.
Лана: Это порода такая: китайская хохлатая собака.
Костя-Ханурик: Не, мексиканская. Ксо… ксо… Сейчас в телефоне посмотрю… Ага, вот, ксо-ло-итц-ку-ин-ти.
Лана: Они просто похожи, но у меня китайская.
Славик: Все г…но китайское, даже собаки.
Петька: Дай лапу. Ну, дай лапу, чего ты?
Лана: Отстань от Рудика. Он терпеть не может пьяных.
Петька: Гав-гав-гав. Мяу!
Рудольф: Гав.
Петька: Ишь ты – такая дрянь, а тявкает, значит не кошка.
Костя-Ханурик (умничает). Хохлатые произошли от ксоло. В Мексике первый череп нашли, на две тысячи лет старше того черепа, который потом нашли в Китае.
Лана: Вообще-то, порода английская.
Славик: Какая разница: это собака что ли? Вот лайка – собака, овчарка – собака. А тут без слез не взглянешь. Даже противно.
Лана: На ваши рожи опухшие смотреть противно. Пойдем, Рудольф, пойдем, мой мальчик. К твоему сведению, Славик, хохлатые и мексиканки – статусные породы. А твоих лаек и овчарок на каждой помойке по сто штук бегает.
Славик: Ладно, чего ты завелась? Ну, не нравятся мне лысые, я даже Черепа боюсь. Хоть какая-нибудь шерсть должна быть!
Костя-Ханурик: Они бывают пуховые. Не все гладкие.
Славик: Завела бы себе пухового. Глядишь, потом бы пуховик сделала.
Лана: Мне Рудика подарили.
Петька: Любовник?
Лана: Не твое дело. Мужчинка один, очень солидный, между прочим, стоматолог. У него свой бизнес – сеть клиник в Москве.
Славик: Рвачи они такие, при деньгах. Сунься в поликлинику, а там так: хочешь с уколом – плати, хочешь, чтобы совсем не больно – еще плати. Потом в дырку вонючку йодовую положат и в глаза смотрят, мол, надо бы отблагодарить. Жулики.
Костя-Ханурик: Не правда, не все. У меня друг двадцать лет пломбы ставил и даже на машину не собрал.
Петька: Я с детства к зубникам не хожу. Уронит щипцы в горло и бывай здоров.
Лана: Нашел чем хвастаться. У меня даже Рудольф к стоматологу ходит.
Петька: А чего, твой мужик и собак лечит? Какой шустрый.
Лана: Собак лечит ветеринар: и  корешки удаляет, и пломбы ставит, и зубные камни снимает.
Славик: И коронки?
Лана: Не знаю. Наверное делают.
Костя-Ханурик: В «новостях» показывали как тигру клык наращивали! Под наркозом!
Петька: Ты псину с колеса сними, а то Сережа проснется и хороооошего пинка отвесит.
Славик: Ему сейчас хреново. Второй день не пьет. Зеленый весь.
Костя-Ханурик: Свет, а ты знаешь, что твоих мексиканок ели как деликатес на поминках и в жертву приносили?
Лана: Ла-На! Нет, не знаю. Рудик, фу!
Петька: В песок навалил? Молодец! Огребет.
Лана: Он же пес и не понимает, испугали его, - бедненький, - не волнуйся, я тебя в обиду не дам.
Славик: На солнце-то любит  поваляться?
Лана:Любит. Они , между прочим, загорают. И могут поменять цвет.
Славик: Как хамелеон?
Костя-Ханурик: Про хохлатых не знаю, а мексиканские лысые на самом деле зимой бледнеют, летом темнеют, вроде зайцев.
Петька: Уродуют природу, а зачем – сами не знают.
Славик: Точно. Что эти, мелкие, терьеры – в ладони помещаются, что спаниели – уши до земли, что доберманы – злые как волки.
Петька: А плосконосые, с мордами здоровыми – пер…ят и храпят. Не дать не взять мужики после пьянки. Главное, пер…нет и оглядывается, типа, кто тут?
Костя-Ханурик: Нет, той-терьеры – это не собаки, это – насекомые.
Лана: Дураки. Рудик, домой.
Петька: Привет доктору.
Лана: Иди ты.
Славик: Какая девочка! Сказка! Завидую ее псине.
Петька: Ничего особенного, больше гонора.
Славик: Ух, я бы с ней зажег.
Юрка-Прибыль (появился как чертик из табакерки): Ты про кого?
Петька: Юрик, ты мне полтинник должен.
Юрка-Прибыль: Держи, держи.
Петька: Костя, сгоняй в «лавку».
Костя-Ханурик: Сам иди.
Петька: Давай вместе?
Юрка-Прибыль: В нашем учет.
Петька: А на остановке?
Юрка-Прибыль: Работает. Только «Президентскую не бери», после выборов она паленая.
Славик: Всего ж два месяца прошло!
Юрка-Прибыль: А уже контрафакт.
Славик: Никому верить нельзя.
Петька: Тогда «Столичную» возьмем или «Пшеничную».
Костя-Ханурик: Классика она и есть классика.
Юрка-Прибыль: Угу. Славик, дружище, у вас тут ящик гвоздей ржавеет, может я возьму потихоньку?
Славик: У Сереги надо спросить.
Юрка-Прибыль: Серега никакой, а мне заказик хороший подкинули. С аванса откат сделаю – стольник.
Славик: Чего мне твой стольник, так бери, все равно выкидывать.
Юрка-Прибыль: Спасибо, выручил. Кстати, такие люди странные. Начал тут у одних в ванной плитку кафельную снимать, а под ней другая, целый слой! Я его сковырнул, блин, еще один. Стал объяснять, доплаты требовать – хозяин согласился, а жена его час истерила, мол де, у нас вся сумма по факту. Ничего себе: работы в три раза больше, а денег – как договаривались, жлобы!
     Сереге ничего не говори, если про ящик будет спрашивать. Лады?
Славик: Мать зовет, пойду.
Юрка-Прибыль: С меня стольник, братуха.




Сцена 3

Славик: Заколебали вы со своим пианино! Вас в окно выкину и его!
Интеллигент: Минуточку внимания. Федя учится в Гнесинской музыкальной школе, у него спецпрограмма, экзамен и большой отчетный концерт! Где прикажете нам заниматься? На улице?
Славик : Он пять лет уже стучит
Интеллигент: Во-первых, не стучит, а музицирует. Во-вторых, сейчас лето и все классы заняты, поэтому мы вынуждены работать дома. Никто не виноват, что вы живете под нами.
Славик: Да в лоб твою мать, что мне теперь – уши отрезать или зашить?
Интеллигент: Не надо ничего отрезать. Я принесу вам беруши. Целую упаковку и не возьму ни копейки.
Славик: Хорошо. Беруши. Но вы их тоже засуньте поглубже! И не надо бегать за мной: сказал буду  штробить, значит буду.
Интеллигент: Послушайте, господин Славик, у Феди есть все шансы выиграть конкурс Чайковского. И когда он будет говорить благодарности – ваше имя скажет первым. Весь мир узнает какой вы значительный и великодушный человек.
Славик: Я уже начал зашивать провода в бетон.
Интеллигент: Отлично. Вы их зашьете через две недели. Две недели тишины с вашей стороны и от нас шикарный гешефт.
Славик: Чего?
Интеллигент: Презент. Подарок, чтобы вам было понятнее. Великолепный крэм с минералами из Мертвого Моря для вашей мамы. Лично для вас  годовой абонемент на просмотр спортивных телепрограмм по кабельному телевидению в самом высоком разрешении. Отличный звук, отличная картинка и возможность повторно заказывать любые понравившиеся матчи.
Славик: Типа Чемпионат мира по футболу за девяносто шестой год?
Интеллигент: Конечно.
Славик: А Кубок Чемпионов?
Интеллигент: Только скажите.
Славик: Маме нравятся советские песни – Федя может? Или только Бетховен?
Интеллигент: Федя может все. Его не надо просить, только намекните.
Славик: Через две недели я вам тоже сыграю на перфораторе. Симфонию.
Интеллигент: Вы золотой человек, вам можно доверять, Дмитрий Дмитриевич, Морис Петрович, мое почтение.
Славик: Хрен носатый, ведь без мыла в ж…пу влезет. А тебя каким-то Морисом обозвал.
Маруся: Это я для вас Маруся, я по паспорту – Морис Петрович. В честь отца.
Славик: Отец – японец?
Маруся: Француз.
Димон: Славик, ты на людей не ори. Мой тоже целыми днями на скрипке пилит – убить его что ли за это? Терплю, сейчас так модно.
Славик: Скрипка не пианино, грохота меньше.
Димон: Грохота меньше, а воет будь здоров – челюсть сводит. Зато жене нравится, обсуждают чего-то там, пластинки вместе слушают.
Славик: Он первый начал, видите ли в девять утра работать перфоратором нельзя. А когда мне стенку долбить: по ночам или в воскресенье?
Димон: Проехали. Кстати, куда Серега делся. Слышал, он до чертей допился.
Славик: Ну да. К нему даже Костин приятель заходил – нарколог, поставил капельницу, таблеток десять баночек оставил. Теперь Серега ударник: ремонт на кухне начал, таксует с утра до вечера, мне с проводкой помогает. А ты чего хотел?
Димон: Помнишь, родственник его – пацан, длинный такой…
Славик: Игорек?
Димон: Ну. Лекцию нам читал, жизни учил американской.
Славик: Ну?
Димон: Хотел с ним побазарить. А то сунулся в интернет – муть одна: психологи, аналитики, страдания, кошмары. И, главное, чувствую, что разводят: гонят какую-то пургу на десять страниц, а потом «если у вас  остались вопросы, получите консультацию по телефону». Я позвонил. Они: « Давайте, приходите, у нас очень опытные специалисты, мы поможем решить любую проблему». Спрашиваю: сколько стоит поговорить? Крутились, вертелись, потом выдали: « Сто баксов.» Нормально?! «Сто баксов, - интересуюсь, - за что, делать-то чего будете?» - «Разговаривать. Возможно, потребуется несколько консультаций». – «И каждая по стольнику?» - «После десятой консультации вы получите карточку постоянного клиента и скидку пять процентов». Кладу трубку. Через минут пять приходит смс-ка: «С вашего лицевого счета снято триста сорок девять рублей. Спасибо, что пользуетесь услугами нашей телефонной компании».
Славик: Беспредел.
Димон: Раньше бы как: подъехали с пацанами, пообщались, утрясли проблему, а теперь, если  не нравится,если нагрели, иди в суд, нанимай адвоката. Дал в табло – и не надо никакого адвоката. Если совсем тупой, можно конкретно пресануть. Не таких обламывали.
Славик: У Игорька любовь не заладилась. Серега по-пьяни болтал, что девчонка от него ушла. Он пытался с ней по системе жить, ну, по американской, то есть в кафе каждый платит сам за себя, подарков нормальных не делать, не пить, не курить, считать калории, по вечерам рассказывать друг другу про свои проблемы и спать четко два раза в неделю.
Димон: Хуже киборгов живут в этой долбанной Америке.
Славик: Подружка концлагеря не выдержала и срулила.
Димон: Вот как! А я хотел книжку, которую он рекламировал, попросить.
Славик: Зачем она тебе нужна? Я вот читаю свою химию – ни фига не легче. Но есть разница, химия! и билиберда какая-то зарубежная? Маруся тоже, вон, полдня в журнал пялится, как деловой и что, где результат?

             Димон и  Маруся неожиданно вернулись к старому спору.

Маруся: Не согласен.
Димон: Значит, руль?
Маруся: Руль, а не джойстик.
Славик: Вы о чем?
Маруся: Пишут, что через десять лет в машинах вместо руля будут джойстики, как в самолетах. Японцы уже проводят испытания.
Димон: Наоборот хорошо: одна рука всегда свободна. И маневренность выше.
Маруся: Ты когда руль поворачиваешь, чувствуешь поворот, с джойстиком улетишь в кювет только так.
Димон: Не гони! Где ты видел самолеты в кюветах?
Маруся: Падают каждый день.
Славик: Только вчера в Америке «боинг» перевернулся, когда взлетал: на полосе оказался велосипедист, не смогли разъехаться, в итоге тридцать человек живы, но в гипсе.
Маруся: Джойстик!
Димон: Нет, штурвал! А штурвал – почти руль.
Маруся: На большой скорости не будет устойчивости.
Димон: Ни фига подобного: там есть электронная система, которая следит за этим.
Маруся: Ты в журнал не смотри: электроника и руки – большая разница.
Славик: На руле еще спать можно и стучать по нему.
Маруся: Погоди. С джойстиком не развернешься.
Димон: Наоборот. Вращение триста шестьдесят градусов вокруг собственной оси.
Маруся: Вырубилась электроника – чт; будешь делать? А руль всегда крутится.
Димон: Блокируется только так.
Маруся: Но… но… но… да пожалуйста!
Славик: Похоже, обиделся.
Димон: Какой упертый мужик. Вся Россия такая – никого не переспоришь… Кто?
Славик: Ох, ё! Где ж тебе так морду разворотили?
Маниш: Гопники. Хотели снять куртку и часы. Телефон забрали.
Димон: Где?
Маниш: Перед домом, где большой ремонт. Я их не заметил…
Димон: Сколько?
Маниш: Пять, шесть, не знаю. В спортивных костюмах, один лысый, один в черных очках.
Славик: Иди к тете Гале, она сегодня выходная.
Маниш: Зачем?
Димон: Башку замотает. (К Марусе). Возьми монтировку. Бей аккуратно – по ногам, по пальцам, по животу. Славик, из баллончика брызнешь.
Славик: У меня «перцовый».
Димон: Без разницы. Можно рвать ноздри, по яйцам только ладонью. Работаем быстро, на рожон не лезем. У них обычно ножи и кастеты. Стволов нет. Все равно без героизма. Маниш, не ссы, бывает.


Сцена 4

     Человек после запоя способен на чудеса. За что не возьмется, все так и горит в руках. У писателя получается давно задуманный роман, у конструктора начинает крутиться вечный двигатель, композитор пишет  гениальную симфонию, рейтинг политика взлетает до небес, даже на бытовом уровне производительность труда становится колоссальной и масштаб изменений просто ошеломляет.
     Сережа начал с себя: дважды сходил к парикмахеру – в первый раз постригся, во второй раз покрасился, чтобы хоть на время замаскировать седину. В парфюмерном отделе местного «супермаркета» купил легкий ментоловый крем после бритья и дезодорант-спрей с густым сладковатым запахом.
      Из-под шкафа он вытащил одну трехкилограммовую гантелю и устроил домашний фитнес,что только без бассейна и велотренажора.
     Не избежал своей очереди и гардероб: Анечка не пожалела денег и  подарила ожившему супругу две цветастые футболки, синие шорты на желтых завязках и летние кроссовки с лампочками в подошвах, чтобы светиться во время ночных пробежек.
     Из продуктов на столе появился нежирный творог, легкие сливки, хлеб «сорок злаков и один сухофрукт», на обед чаще подавался нежный суп из мелкого    куренка, на ужин – печенье и дольки мармелада с чаем или цикорием. Пили только йогурты, кисель и компот из первых яблок.
     На Даче Сережа разошелся вовсю. Вымыл санитарку, установил колесо вместо столбика, залил под завязку основной и запасной баки,перетянул  обивку на своем и пассажирском креслах. Перебрал ходовую и даже подумывал установить турбовпрыск.
     Прилегающая территория была облагорожена песком из кучи, яма-прудик заполнена цементным раствором, чтобы укрепить деревянный столб. На столб планировалось перекинуть электрические провода, то есть электрифицировать дачу. Для электрика-монтажника Сережа соорудил проволочную лесенку, дополнительно укрепил столб деревянными стойками под углом, а для профилактики гниения нанес несколько слоев олифы.
     Недалеко от столба был разбит «парусиновый» шатер из старых кухонных клеенок.
     В шатре предполагалось принимать гостей, проводить банкеты и прочие мероприятия. Там же любой из дачников мог пересидеть жару и переночевать в случае необходимости.
     За шатром Сережа организовал склад из хлама, до этого беспорядочно разбросанного по территории. На складе лежали старые оконные рамы с битыми стеклами, гнилые картонные коробки из-под бытовой техники, ржавые обрезки труб различного диаметра, кривой горбыль, ведра без днищ, мотки бечевки и проволоки, пластиковая бочка на сто литров с дырой в боку, несколько чугунных радиаторов, огромное количество пустых консервных и стеклянных банок, кувалда и метра два рубероида с гвоздями и рейками по краям.
     Немало сил было потрачено на обустройство оранжереи. Для этого несколько палок, воткнутых в землю по кругу диаметром около метра, Сережа обернул полиэтиленом, на палки сверху насадил баклажки из-под пива и газировки, баклажки покрасил в черный и красный цвета через одну. На ночь оранжерею можно было закрыть дерюгой, если вдруг выпадала роса и холодало.
     Но главной достопримечательностью стал надувной бассейн с несколькими ступеньками из тех самых кирпичей, которые долгое время были столбиком-опорой для «санитарки».
 На постройке погреба, корта и страусиной фермы Сережа выдохся и разрешил себе отдохнуть, видимо, до следующего запоя.

Петровна: Долго плавает?
Славик: Он даже спит в бассейне.
Петька: Баню будем ставить. Зимой можно в снег нырять.
Олег: Вас, ребятки, прижмут по самое не балуйся. Устроили тут поместье с оранжереями.
Сережа: На, уже охладилось.
Петька: Олег, может пивка? Свежее, холодное?
Сережа: В оранжерее пока арбуз  растет и фиалки.
Череп: Фиалки хороши на могилах.
Петровна:  На могилах «Анютины глазки», а не фиалки.
Олег: Раньше «анютины глазки» на всех вокзалах высаживали, перед каждым памятником. У нас возле школы голова Ленина стояла – вся в них, рвать не разрешали. Одна девчонка букетик сделала, так ее хотели выгнать. Директриса ругалась, собрание в актовом зале провела, родителей вызвала, партией пугала и КГБ.
Славик: А ты?
Олег: Я секретарем комсомольской организации был, целый доклад написал о бережном отношении к Вождю.
Костя-Ханурик: Когда ты в школе учился, коммунизм уже заканчивался , люди сами партбилеты сдавали или сжигали.
Олег: А ты сжег или сдал?
Костя – Ханурик : Для врачей коммунизма никогда не было, всегда пахать приходилось, что с Лениным, что без Ленина. У меня отец народным артистом СССР был, а я – раздолбай. Раздолбаев в партию не брали.
Сережа:  ( Наслаждаясь жизнью, мечтательно ) Хорошо! Электричество пустим, зимний  парничок обустроим – и круглый год лук, огурцы, на столе. Петровна, маринуешь, солишь?
Петровна: Раньше солила, теперь желудок ничего не принимает.
Петька: Глисты.
Череп: Не глисты, а гельминты – гельминтоз! У моего Сашки было такое. Что не поест – или понос, или рвота. Он тогда еще на горшок ходил. Лет пять-шесть ему было, живот разболелся, сделал, значит, свое дело и зовет меня: «Папа, посмотри, в каке черный кто-то шевелится». Я пошел, смотрю – червяк, сантиметров пятнадцать, на пиявку похож. Вызвали «скорую» ,они подтвердили, что гельминтоз! Я этого червя в банку со спиртом закатал, до сих пор сохранился. Димка сам не верит, что такой гад у него в животе крутился.
Славик: Череп, у тебя на уме, кроме покойников и болезней, еще что-нибудь есть? Люди кушают, а ты с такими гадостями.
Череп: Рыба ваша соленая - гадость. У меня в «судебке» фотография есть: камни с грецкий орех в почках. От чего? От таранки, да от пива!
Олег: А причем здесь судебная медицина?
Костя-Ханурик: Может, в «патанотомии»?
Череп: Может. Синяя обложка. Шестьсот двадцать страниц. Издательство «Медпресс», тысяча девятьсот девяносто восьмой год.
Славик: Ты бы меньше читал – вол;с было бы больше.
Череп: Петька не читает, а плешь будь здоров.
Сережа: Он этикетки читает и ценники.
Олег: Ты, Галина Петровна, сходи к врачу. УЗИ сделай, кишку проглоти, знаешь же порядок, мало ли какая там язва?
Петровна: Типун тебе на язык. Язва давно зарубцевалась.
Борис Иванович: Ну-с, честный народ, с праздником вас.

                Все присутствующие удивлённо посмотрели на него.

Петька: Шестьдесят лет вашей печени?
Борис Иванович: Остроумно, но не уместно. Сегодня нашему дому ровно тридцать лет. Пожалуйста: «В 1981 году Заболоцкий район только начал развиваться». Ага. Это не интересно. Вот: «Одним из первых домов, сданных в эксплуатацию, был дом номер один по улице Заболоцкой…» В районной газете пишут, серьезно!
     Сережа, ты бы вылез. Как-то неудобно на тебя голого смотреть.
Олег: Тут, Борис Иванович, натурализм, первобытная эстетика.
Сережа: С эстетикой у нас порядок – жарко, лето! Присоединяйтесь.
Борис Иванович: Водичка не очень.
Костя-Ханурик: У меня в бачке унитазном чище.
Славик: Ну ты же карпов там не держал.
Костя-Ханурик: А зачем мне рыба в толчке?
Славик: Затем! Мать купила свежего карпа, пять штук. Одного зажарили, других в бассейн пустили. А лучше, если бы они протухли?
Олег: Крокодилов еще до кучи не хватает. Завязывай Сергей, мне болото под окном не нужно. И Борису Ивановичу, и Дмитрию Дмитриевичу тоже.
Сережа: Есть претензии?
Борис Иванович: Молодые люди, не ссортесь. Программа благоустройства территории Москвы работает хорошо, поэтому Дачу, - вы же так ее называете, -  рано или поздно ликвидируют.
Петька: Бабка н;двое сказала.
Череп: В следующем году – точно.
Костя-Ханурик: Мне ядерный взрыв три ночи подряд снился – это к большим переменам.
Славик: Другую построим.
Сережа: Накуси-выкуси. Я столько сил и денег сюда вб;хал. Дай полотенце.
Славик: На.
Сережа: Каждый человек имеет право на собственность.
Борис Иванович: Не в ущерб другим людям.
Сережа: Каким людям? Кому плохо? Завидуете? Так и скажите.
Борис Иванович: Сергей, отворачиваться от правды – это трусость.
Сережа: Трусость – это другое.
Череп: Карл Первый целую речь перед казнью сказал, потом убрал волосы под шапочку и положил голову на плаху. А Гитлер струсил – жену пристрелил, собаку отравил, детей, сам яд выпил и даже тело свое приказал сжечь. Во как наших боялся!
Сережа: Сиди ты своими примерами. Трусость! Давай, Борис Иванович, всполним, как мы в Текстильщиках жили.
Череп: Там, говорят, промзона и крематорий.
Славик: Настоящий?
Череп: С трубами!
Сережа: Мы о другом.
Борис Иванович: Ты хочешь опозорить меня?
Сережа: А чего ты так глаза выкатываешь? Сделал – отвечай.
Петровна: Правда, Сережа, в другой раз выясните отношения.
Сережа: Другого раза не будет. Ишь, пугает меня: отберут, отберут; трусом называет… Пошли они с младшим братом в кабак…
Костя – Ханурик : В кабак или трактир?
Сережа: Туда, где вся дрянь районная собиралась. Выпили, закусили,  решили к девочкам в общежитие ехать. Стали возле заведения нужду справлять, услышали, что кто-то поет и тоже запели. Вдруг из кустов вылезает упырь…
Костя-Ханурик: Упырь или вурдалак?
Сережа: Урод один. И наезжает, типа, его песню передразнивают. Бориван начал извиняться, а брат его в бутылку полез по молодости лет…
Борис Иванович: Не надо…
Сережа: Надо. Тот ему кулаком, да по челюсти, да в нос. Борис Иванович рядом стоит, ждет, наблюдает, ведь интересно – брата избивают, когда еще такое увидишь?
Петька: С дряблой печенью в драку лучше не соваться.
Сережа: Погоди. Минут через пять из кабака выскакивает еще один боец и к нашему смелому, тот в крик: чего ты ко мне лезешь, это же он ругался? Он, то есть брат. Хорошо, менты проезжали, разняли, в кутузку доставили. Оказалось, что нападавшие – курсанты военного училища. Их долго держать не стали, вызвали старшего и отправили назад в часть, а наших – в травмопункт. Его брату сломали нос, губу разворотили. Борис Иванович молодец молодцом – ни царапинки, ни синячка и куча уважительных причин: не могу бить человека по лицу, хотел брату урок преподать, а по-нашему, по-пролетарски – зассал. Зачем только на турник бегал, да по «груше» дома колотил?
Костя-Ханурик: А я до сих пор дерусь, то есть лезу, а мне по шее.
Славик: Я последний раз в школе махался.
Череп: У нас правила всегда были: ниже пояса не бить и только до первой крови. Ну, понятно, двое дерутся – третий не мешай. Если, третий не завуч и не участковый.
Петька: Мы стенка на стенку ходили, с ножами. Я одного «кабана» в бедро пырнул за то, что он меня «козлом» назвал.
Петровна: Ты герой известный. Медаль еще не дали?
Петька: Указа ждем от президента. Борис Иванович, не грусти, лучше займи полтинник.
Борис Иванович: Сережа, а почему ты так уверен, что я не стыжусь своего поступка? Если хочешь знать, я глубоко раскаиваюсь и делаю это публично.
     Да,друзья, я прошу прощения у вас за малодушие, стоившее моему брату сломанного носа, а мне стыда на много-много лет.
Петровна: Пафос тут ни к чему: было и было.
Славик: Разошелся ты, Серега, не по делу. Иди дальше, купайся.
Борис Иванович: Скажите, разве это не смелость: публично признать ошибку? Ты вот ни разу не постыдился своего пьянства. Ты даже к родителям на кладбище не ездишь, а только жалуешься, как они тебя притесняли:  в детстве кулек конфет не дали сразу сожрать. Извини за твое же слово. Мне Аня рассказывала, как ты на мать тявкал и на отца замахивался… Как ты жену убил.
Сережа: Не правда!

После этих слов Серёжа подлетел к Боривану и толкнул его обеими руками в грудь.

Череп, Славик, Костя-Ханурик (Одновременно):  Стой! Стой! Не трогай!
Славик: Борис Иванович, вы идите домой.
Петька: Дедуль, пойдем. Заодно полтинник займешь.
Борис Иванович: Негодяй! Привык все кулаками решать и хамством!.. Ох, ох, Галина Петровна, Галочка, валидол.
Костя-Ханурик: Лучше нитроглицерин.
Славик: Ну ты зверь! Докопался до мужика, что он тебе такого сказал?
Сережа: Ничего! Дача – моя! И я никому ее не отдам!
Славик: Никто у тебя ее не забирает.

       В  конфликт вмешался Человек – Паук.

Человек-Паук: Братья, смиряйтесь друг перед другом, ибо на вас смотрит Господь.
Костя-Ханурик (оказывая первую помощь Борису Ивановичу): Сами не справимся, надо «скорую» вызывать. Борис Иванович, слышите, сейчас отнесем вас домой и вызовем «неотложку».
Борис Иванович: Инфаркт?
Костя-Ханурик: Похоже.
Череп: Тоннель видите? А свет? Может, ангелы или голоса какие? Тоже нет?
Петровна: Не кричи! Ему рано еще с ангелами здороваться.

Костя – Ханурик и Петровна ушли, поддерживая Бориса  Ивановича под руки с двух сторон.

Человек-Паук: Суть не в том, где мы. Жизнь только для вечности проживаем. Все, что в душе хорошего накопили, то с собой возьмем. Время летит быстро, что будем делать в четверг, если  в среду умрем?
Петька: Петровна, на чекушку, а? В воскресенье отдам.
Сережа: У меня есть. Клянчит, как нищий.
Славик: Погоди, ты же только-только завязал.
Сережа: Развяжу на денек.
Славик: Анька тебя сожрет.
Сережа: Не сожрет, у меня стресс.
Петька: (Имея ввиду Серёжину заначку) А чего молчал?
Сережа: Купался. Наливай давай.
Человек-Паук: Рюмочку надо пустить в кровь, чтобы разбежалось по венам зелье и задышалось легко.
Петька: Ты сам когда-нибудь пил?
Человек-Паук: Зело много.
Петька: Почему.
Человек-Паук: Потому что удобопреклонен ко греху. Всякому человеку нравится грех. Мы не ангелы. А водочка с виду горечь, а по сути сласть…
Сережа: Угости человека.
Человек-Паук: Откажусь и не откажусь.

     После этих слов Человек-Паук поднес стакан к губам, смочил их водкой, облизнулся и вылил все в бассейн.

Человек-Паук: Грех маленький, а работает.
Петька: Иваныч, неуважение.
Сережа: Молодец.
Петька: Мужики, вы перегрелись?
Сережа: Он мой стакан вылил. Тоска… Искусства хочу.
Петька: Иваныч – знатный клоун.
Человек-Паук: Я добрый клоун: стихи читаю, песни пою, танцую. К свету хочу! Вот моя цель…


Сцена 5

Маруся: Ты просто не помнишь, а вмятине сто лет.
Сережа: Откуда сто лет? Еще и царапины.
Славик: Может, собаки?
Сережа: Коровы! Маниш, посмотри, с твоей стороны есть щель между дверью и кузовом?
Маниш: Где щель?
Сережа: Дверь нормально закрыта?
Маниш: Да, закрыта.
Славик: Кто в тебя мог въехать с газона?
Маруся: Если  вмятина свежая, то откуда ржавчина?
Маниш: Здесь щель большая.
Сережа: Вот, пожалуйста.

     Когда мужики что-нибудь чинят или пытаются в чем-нибудь разобраться, они любят ходить скопом и много говорить. По ходу их разговоров то  возникают паузы, то вдруг тихая беседа становится беспричинно экспрессивной, иногда страсти так накаляются, что драка кажется неизбежной, но проходит несколько минут и снова наступает глубокомысленная тишина с почесыванием лба, щипанием подбородка и профессорским покашливанием.

Сережа: Ты кроме слонов и верблюдов другой транспорт видел?
Славик: У них еще рикши бегают.
Маниш: Чт; я не так сказал?
Сережа: Какая щель? Закрой дверь нормально и   щели не будет.
Славик: А ДДП с рикшами бывают?
Маниш: ДД…?
Славик: Аварии всякие. Ну, например, в корову кто-нибудь врежется или пешехода собьет?
Маруся: Ты за эту вмятину не переживай: исправим, покрасим.
Сережа: Не переживай. А мне обидно: машина на приколе, а все равно страдает.
Маниш: Почему русские такие странные: смеются над человеком, а потом лезут за него в драку?
Славик: Еще можно наклейку сделать: на фоне желтого треугольника черная корова, типа «Осторожно-говядина» или «Скотина за рулем».
Маниш: Хватит уже!
Сережа: Точно: пришел охранник из управы, двинул в бочину, вилкой ободрал краску, а потом комиссия скажет – металлолом, увозите. И еще бумажек кучу пришлют, сволочи.
Славик: Хорош тебе страдать, обещал шашлык – делай.
Сережа: Мясо еще не промариновалось.
Славик: Маниш, а ты когда-нибудь слона ел?
Маниш: Не, не ел, я боюсь кармы.
Сережа: У меня курица, курицу будешь?
Маруся: Пока ты кашеваришь, давай, начну рихтовать?
Сережа: Опять Димон прибежит или Бориван . Орать будут.
Славик: Творог не прибежит, он тебя боится. Ты его до инфаркта довел.
Маниш: У Бориса Ивановича  инфаркт? Я не знал.
Сережа: Хрен там! Небось,лежит , кефир пьет с утра до вечера и на брюхо свое любуется.
Славик: Дед наш чудит будь здоров. Петровна рассказывала: когда ты на него наехал, он попросил на груди йодовую сетку сделать. «Скорая» приехала: «Чего, - говорит, - за фигня?» - «Йодовая сетка». – «Зачем?» - «Йод – лекарство, впитается и поможет». Нормально?
Маниш: Йод нужен для обработки кожи, для щитовидной железы, сердце он не лечит.
Славик: Ежу понятно, только не Борису Ивановичу.
Сережа: А, была не была, рихтуй. Славик, тащи мангал. Маниш, щепочек настругай.
Маниш: Стру-гай? Как «стругай»?
Сережа: Трижды нерусский. Ножиком по деревяшке, вот так, вот так.
Маниш: О'кей.
Славик: Ты мангал на помойке нашел? Чего такой ржавый?
Сережа: Наташка твоя дала, он у нее на балконе маленько закис.
Славик: Моя? Наташка?
Сережа: А чья? Кухню вам поклеила, кормит тебя, обормота, свекровь окучивает.
Славик: Они с матерью подруги, а я-то здесь причем?
Сережа: Рассказывай. В кино кто с ней ходил?
Славик: Всего два раза.
Маниш: Наташа – хорошая девушка.
Славик: Тебя забыли спросить. Она пристала: пойдем, пойдем, а что я не мужик – взял и сходил. Пивка хоть попил нахаляву.
Сережа: Во, еще и поит тебя! Женись, дятел.
Славик: С чего?
Сережа: До пенсии будешь с мамой жить?
Славик: Не обязательно, может, собаку заведу или кролика.
Сережа: А дети?
Славик: Без них обойдемся.
Маниш: Второй период жизни – грихаста – время семьи и работы.
Славик: Вот привязалиcь, не хочу я жениться… мне футбол нравится.
Маруся: Другой молоток есть?
Сережа: Посмотри в ящике, где печка. У тебя от «футбола» живот мешком, ног не видно.
Славик: Поправился малость, за лето схудну.
Сережа: С пива еще никто не худел. Ишь, Натаха ему не нравится! Радоваться должен, что на тебя внимание обращают. Маниш, а ты на своей Таньке женишься или тебя там Сарика с Падмой ждут?
Маниш: Если буду хорошо зарабатывать, то смогу жениться на индийской девушке.
Славик: Зашибись. А русские бабы у вас на «черный день», типа, заначки?
Маниш: Если Таня примет мою веру, я останусь с ней.
Славик: А если она говядины нажрется?
Маниш: Хватит уже! Все!
Славик: Не кипятись.
Сережа: Давай щепки. Славик, достал лаяться. Докопался до парня, как пьяный до радио. Постой, Маниш, не слушай ты его, болтает,  сам не знает что.
Маниш: Таня просит положить деньги на телефон.
Сережа: Положи и приходи.
Маниш: ( Обиженно) Не знаю.
Сережа: Сколько раз тебе объяснять: другие они, нежные что ли, хрупкие. Я бы тебе дал в репу и никаких обид, а у них по религии не положено. Они муху навозную уважают, не то что человека. Придет - извинись.
Славик: Да ну.
Сережа: Смотри сам… Аллё… Привет… А чего ты дома не хочешь?.. У тебя же пианино есть?.. Славик, Маруся … Маниш – не знаю, он обиделся, вряд ли будет… Славка козлится… Как обычно: дразнит его бабами, коровами. Угу… Хорошо… трое?.. А-а! Понял. Правильно. Конец связи.
     Короче, сейчас к Натахе женихи придут.
Славик: Не понял?
Сережа: Все понятно: довел девку своей тупостью, теперь знакомится, где попало. Замуж ей пора, вот и суетится.
Славик: А здесь дом свиданий?
Сережа: Какой же ты бестолковый. Она для тебя старается: вдруг ревновать начнёшь и согласишься.
Славик: Чего соглашусь?
Сережа: Иди в пень. Привет.
Натаха: Привет. Слава, а ты почему не здороваешься?
Сережа: Перегрелся, людей не узнает.
Натаха: Ну и пожалуйста. Маруся, привет.
Маруся: Привет. У тебя грунтовка есть?
Натаха: Есть. Принести?
Маруся: Потом, как закончу.

                Появился первый Натахин «жених».

Сережа: Твой?
Натаха: Вроде бы. Я его только на фотографии видела, детской.

       Первый Наташин жених представлял из себя классический тип «маменькиного» сынка. Он был упитан, румян, круглолиц, волосы носил с пробором, немного заикался, потел; когда шутил, сам первый смеялся очень тонко и аккуратно. Несмотря на жару, он пришел в галстуке, сорочке с длинными рукавами и в черных туфлях, покрытых свежей летней пылью. Звали его Пашей.

Паша: Здравствуйте. Вы Наташа?
Натаха: Да. Здравствуйте.
Паша: Мама говорила, что вы хотите со мной ппппазнакомиться?
Натаха: А вы хотите?
Натаха: Очень. У меня никогда не было настоящей девушки.
Натаха: Вы учитесь или работаете?
Паша: Работаю. Менеджером в туристической фирме.
Натаха: У нас Вячеслав тоже работает в турфирме.
Паша: Вячеслав?
Натаха: Он в машине прячется.
Паша: Дикий?
Натаха: Ха-ха-ха. Вы очень остроумный.
Паша: Мама гговорит, что я артист. Но я не пошел в театральный – у меня слуха нет, и пппою плохо.
Натаха: А вы больше любите кино или театр?
Паша: Кинотеатр, там мороженое и вата.
Натаха: Ха-ха-ха.
Паша: Еще я люблю музеи и ппланетарий. Давайте сходим в пппланетарий?
Натаха: Там же темно и скучно.
Паша: Ннет. Там ппоказывают созвездия, ккометы, Ллуну.
Натаха: Вам не жарко в галстуке?
Паша: Мммама говорит, что на пппервое свидание не прилично идти в футболке.
Натаха: У вас есть братья или сестры?
Паша: Ннет. Я просил братика в детстве, а мама только меня родила.
Натаха: А мой брат умер недавно.
Паша: Пппочему?
Натаха: Несчастный случай.

     Паша вместо ответа затряс головой, как будто хотел что-то сказать и не мог.

Натаха: Вы любите весну?
Паша: Ммне больше нравится осень.
Натаха: Осень?
Паша: Угу. Нне жарко.
Натаха: Паша, а чем вы увлекаетесь?
Паша: Магнитики на холодильник собираю.
Натаха: А кому вы машете в арке?
Паша: Маме. Мне надо к ней, ладно? Ввот телефон, позвоните?
Натаха: Позвоню. Позвоню.
Паша: Спасибо. Я пппобежал.
Сережа: До чего же душный парень.
Натаха: Симпатичный.
Славик: Баран бараном: мммама… пппланетарий… Тьфу.
Натаха: Он хотя бы меня в планетарий пригласил, а тебя в кино надо упрашивать.
Славик: Пригласил – иди. Он тебе и звезды покажет, и мамашу свою цепную.
Натаха: Мама его любит и поэтому не отпускает одного.
Славик: Да… аллё… зачем ее менять?.. Хорошая розетка!.. Мам, вечером поговорим… Не знаю, окрошку сделай… Можно и суп грибной… У Наташки спроси… Приду… Скоро.
(к Натахе). Матери позвони, она не знает, что на обед делать.
Сережа: Молодежь, держи… Марусь, угощайся… Потом достучишь. Ешь, пока горячий.
Славик: А ты сам чего?
Сережа: Я уже напробовался - два шампура, хватит.

     Неожиданно в дерево, к которому был прикреплен умывальник, воткнулась и задрожала длинная стрела. Через секунду появился  сам лучник: здоровый длинноволосый парень с красным обручем на голове и в кольчуге на голое тело. Через плечо у него был перекинут тонкий кожаный ремешок от колчана, на широком поясе висел меч в ножнах, ноги были упрятаны в зеленые шаровары и тяжелые кирзачи.
     Язык, на котором изъяснялся воин, был секретным и поэтому часть слов осталось непонятной теми, к кому эти слова были обращены.

Воин: Курлы-мурлы – эбен-рабен.
Сережа: А если бы в меня попал? Мозги есть, эбен-рабен?
Воин: Озир – ваг;н – ур;с.
Славик: А его ты где нашла?
Натаха: Вы эльф З;ло?
Воин: Озин;за гран;ид булька-бульк.
Натаха: Не поняла?
Воин: О, прекрасная Н;тхи, эльф Золо обращается к тебе на языке Синдарин. Знаешь ли ты сей божественный язык?
Натаха: Не очень.
Славик: Псих на природе.
Сережа: Юмор у человека такой.
Воин: Мне нужна королева, которая вдохновила бы меня на подвиг, ибо целые полчища орков надвигаются на Московию-град. Дай же мне волшебное кольцо Чистой Любви и, клянусь, зло будет низвергнуто во прах.
Славик: Ничего не давай, пусть голову сначала подлечит.
Натаха: Эльф Золо, а как ваше гражданское имя?
Воин: Я – из Тог; Мира, т;м мое истинное воплощение и человеческий язык не способен передать великую силу моего имени.
Натаха: Ну, при людях как вас называть? Женя, Игорь, Вадик?
Воин: Чувствую, чувствую, здесь были гномы и они заколдовали мою прекрасную Натхи. Смерть вам, гномы! Смерть вам, гоблины! Да поможет мне профессор!* (к Сереже). Верните стрелу, заклинаю вас.
Сережа: Возьми. Шашлык будешь? Эльфы едят курицу?
Воин: Нет ли у вас Серебряной Росы и Студеного Нектара.
Сережа: Пива хочешь? На.
Воин: Не оскверняйте Божественный Напиток вещественными звуками. Благодарю.
Натаха: А я? А мне что делать?
Воин: Прощай, Натхи. Меня ждет грандиозная битва и летающий дракон Мух. И вы, Братья Земли, прощайте.
Славик: Баклажку отдай… Утащил пиво,гад! Натаха, я матери скажу – она тебя в дезинфекцию сдаст, если ты с такими дураками маз;ть будешь.
Натаха: Он – необыкновенный.
Славик: У него катушку сорвало еще в детстве. Нашла себе парня!
Славик: Курицу не стал жрать, может, вегетарианец?
Славик: У него от пива мозги забродили. Разве нормальный человек придет на свидание в кольчуге?
Натаха: Такой ранимый , сказочный.
Славик: Кого еще нам ждать? Даже страшно.
Натаха: Ромео.
Славик: Кого?!
Натаха: Рому… Да, привет. Иди вдоль дома, теперь поверни в арку. Видишь нас?
Ромео: Вижу.
Натаха: Привет.
Ромео: Чмоки, чмоки, солнце. Мальчики, хай. Насколько я понимаю, это и есть Дача?
Натаха: Угу… Я даже не думала, что ты такой красивый.
Ромео: Мерси. Осторожно, прическа! Фу, какой яркий блеск.
Натаха: В нашем магазине брала.
Ромео: Брала! Кто так говорит? Шо-пинг! Сейчас все делают шо-пинг.

     Славик мысленно выругался и прошептал Сереже на ухо: «Педик». Сережа согласился и добавил: «Скорее, и нашим, и вашим».

Ромео: Куришь?
Натаха: Бросила.
Ромео: А я балуюсь  ментоловыми, хотя стоматолог ругается, говорит, что от них появляется налет на зубах и трескаются эмаль.
Натаха: А мы шашлык сделали, хочешь?
Ромео: Мясо?! Жареное?! Милая, это же сплошной холестерин и жиры. Аллё, посмотри на свои бедра и талию.
Натаха: Я пресс качаю каждое утро.
Ромео: Девочка, купи абонемент на фитнес. Ладно, не покупай. У меня двойной, приглашаю завтра в шесть, удобно?
Натаха: Плинтус; хотела клеить… Ну, ладно, постараюсь до шести успеть.
Ромео: Ты – рабочий? Ой-ой-ой, куда я попала!
Славик (Сереже): Гомик, сто процентов.
Сережа: Не, смешнее.
Натаха: А почему ты сказал «попала»?
Ромео: Еще не привык быть мужчиной.
Натаха: То есть как?
Ромео: Как! Как! Операция!
Натаха: Что? И там?
Ромео: Там в первую очередь.
Натаха: Зачем?
Ромео: За шкафом. Мне с детства хотелось стать мальчиком, а с тобой пообщалась и расхотелось.
Славик: Это, Ромео, а, может, ты назад переделаешься? Я бы тебе тогда позвонил.
Ромео: Звони. Только ты не в моем вкусе. Ладно, свидание окончено. Бай-бай.
Славик: Вот тёлки с жиру бесятся, в мужиков переделываются. Где ты её нашла?
Натаха: Пила чай с тортиком в кафе. Подходит парень: «Я, - говорит. – Ромео. Хочу встретиться с тобой». Ну, а почему не встретиться? С виду симпатичный, кто ж знал, что он – это она с причиндалами.
Сережа: Весело.
Маруся: Что там насчет грунтовки?
Славик: Его не прошибешь.
Натаха: А ты, Славик, сразу зашевелился, как будто принцессу увидел. Я тоже могу шорты надеть и не хуже буду. Только стыдно с голыми ногами: пялятся все и мухи кусают. Сколько грунтовки?
Маруся: Полбанки хватит.

     Только Натаха собралась идти за грунтовкой, как появилась Пашина мама. Поздоровавшись, она сходу начала нахваливать сына: какой он умный, как хорошо кушает, какими болезнями болел, во сколько ложится спать и где у него родинки. Сам Паша в это время прятался в арке, изредка высовывая голову и щуря подслеповатые глаза.

     Вечерело. Жара не спадала. Громко щебетали птицы, куда громче людей, но их голоса не утомляли, а только напоминали, что день и лето  достигли    зенита, что осень еще далеко, но время идет быстро и не заметишь, как она придет и все прекрасное, цветущее, теплое исчезнет в ее холоде, темноте, туманах и дождях.


Сцена 6

Танюшка: Раньше у меня голова не кружилась, а теперь  сижу, сижу и вдруг как поведет, даже руками за стол хватаюсь. А один раз схватилась за стул, на котором работаю, стул у меня на колесиках и – не смейтесь, что вы смеетесь, - покатилась и упала.
Петровна: К врачу сходи.
Танюша: Была, была, уже десять раз была. Мне провода на лоб и затылок клеили, рентген делали, молоточком стучали, выписали кучу таблеток, капель. Уйму денег на лекарства потратила. Не помогает.
Славик: Чекушку возьми.
Танюша: Слава, ну, какая чекушка:  у меня и звонки, и пациенты, надо мной камера с микрофоном, деньги принимаю, деньги сдаю, ты что?
Игорек: Вам  не хватает любви.
Славик: Кто о чем, а вшивый о бане.
Танюша: Да, любви не хватает! Очень! У меня подруга замуж вышла, такая у них романтика: вместе на рыбалку ездят, кроссворды разгадывают, она ему пятки трёт пемзой, а он ее со всех сторон мажет простоквашей – кислое очень полезно для кожи.
Славик: А чего ж ты сама не замужем?
Танюшка: Не вышла. Жениха подходящего не было.
Петровна: Слава – зав;дный жених.
Танюша: К нам нового доктора взяли, мальчика. Такой талантливый: в синем халате, с бейджиком, причесан  ровно, «на бочок», очки золотые. Будущий профессор.
Петровна: Сколько ему лет?
Танюшка: Тридцать. Сорок. Не знаю. У него жена есть и велосипед. Только мне свитер не нравится. Синий, с красной полоской – очень не современно, для дедушки сойдет, а ему не хорошо. Игорек, а зачем ты Вику бросил?
Славик: Теперь не отстанет.
Игорек: Я считаю, что подарки – не самое главное, и что знакомиться с родителями надо в последний момент. А Вика хочет все и сразу.
Петровна: Девочке в первую очередь хочется внимания, она должна понять:  ты очередной оболтус или нормальный парень.
Танюшка: Знаете, я помаду купила, цвет мне не подходит. Игорь, подари ее Вике. Упаковка целая, даже футлярчик остался.
Игорек: Спасибо, не надо. Я ей взял абонемент на курс лекций по психологии отношений. Это, по - вашему, не серьезно?
Славик: Ну ты ф;фел.
Петровна: А свидания у вас в библиотеке проходили?
Игорек: Вика ко мне на работу ездила. У нас тихо, мы чай пили, музыку слушали. А чего, пациент спит, не мешает.
Танюшка: Вы же молодые – шампанское, танцы, массаж. Один человек, когда ухаживал за мной, лимузин присылал, меня подвозили к причалу и целую ночь мы катались на теплоходе по Москве-реке.
Петровна: Правильно, романтика.
Славик: А мы с Наташкой телевизор смотрим под таранку с «жигулевским».
Петровна: Нашел, чем хвастаться.
Танюшка: А в театры? Разве вы не ходите в театры? Я вас, кажется, на «Лебедином озере» видела.
Славик: На нашем пруду что ли? Тоже мне озеро: яму водой залили, ротанов, уток запустили и лавку для алкашей поставили.
Игорек: Самое главное другое: Вика не стремится к успеху, она считает, что у нее нет проблем. Как же нет, если мы в Европе не были, с известными людьми не встречались, на банковском счет – ноль, недвижимости – ноль.
Петровна: Она не москвичка?
Игорек: Москвичка, но квартира родителей, так же как и моя.
Танюшка: У нас была четырехкомнатная квартира недалеко от Кремля. Родители развелись и поделили ее. Отец остался в центре, а мы с мамой переехали за «кольцевую». Потом мама умерла и я теперь одна. Собственник!
Славик: Игорек, намек понял?
Танюшка: Какой намек? Ничего такого я не говорила. Ой, Галина Петровна, вы уже целый час не курите, бросили?
Петровна: Бросила. У меня язвочку нашли – при гастрите такие бывают – и сказали, что лучше не курить.
Танюшка: Я уже двадцать лет  желудком мучаюсь.
Славик: Возьми  чекушку, все микробы растворит.
Игорек: У меня Вика курила, чтобы похудеть.
Петровна: Забудь ты ее.
Игорек: Стараюсь .Три дня уже не звоню.
Танюшка: Кстати, сейчас вам такое расскажу,ужас!
Петровна: Опять на распродаже барахла накупила?
Славик: Инопланетяне на балкон прилетали?
Танюшка: Если бы! К нам ходит лечиться мужчина. Он – следователь, много лет назад расследовал убийство женщины. Оказалось, что ее убил муж. Муж!
Славик: Страшно-то как.
Танюшка: И звали убийцу – Се-ре-жа! Наш главный дачник Сережа!
Славик: Танька, иди воды попей, полегчает.
Танюшка: Правда. Мне теперь не по себе, когда его вижу: спина холодеет и левое ухо закладывает.
Петровна: Чего-то ты, мать, завралась. Слышала я кое-что про него, но…
Танюшка: Он десять лет сидел. Его главный пах;н боялся и сам начальник тюрьмы за руку здоровался.
Игорек: Дядя Сережа – очень правильный человек. Он злоупотребляет иногда, ругается, но зато у него есть цель – Дача!
Танюшка: Точно, вы же родственники, а я сдуру болтаю. Где вода? Дайте. Голова кружится.
Игорек: Распускать слухи низко, пожалуйста, извинитесь. Дядя Сережа никого не убивал и пусть следователь ваш не говорит ерунду. Да, он сидел в тюрьме, но по ошибке. Его приняли за другого и заставили подписать признание.
Славик: Пытали?
Игорек: Милиция, то есть полиция, это не гестапо, там не пытают, а просто задают вопросы по  схеме, человек путается и сам себя выдаёт.
Танюшка: Простите, извините, мне сказали, а я только повторила. Ничего не знаю, у меня дистония. Галина Петровна, померьте мне давление, что-то в висках стучит.
Петровна: Пойдем . (К Славику). Не вздумай напоить его.
Славик: У меня мать в окне висит, как я сбегаю? И до получки еще неделя… Пивка?
Игорек:  Можно.Только я сначала Вике позвоню.



Сцена 7

Сотрудник Управы (отвечающий за утилизацию транспорта): Сергей Савелич, вы получали наше уведомление?
Сережа: Нет.
Сотрудник Управы: Нет?.. А мы три раза отправляли, последний раз заказным письмом. Вот отметка о получении и ваша подпись.
Сережа: Это вы сами расписались.
Сотрудник Управы: Значит, согласно постановлению мэрии города Москвы «Об утилизации личного транспорта» за номером двести шестьдесят четыре от второго апреля сего года вам следовало освободить участок объездной дороги по улице Заболоцкой ,дом номер один от автомобиля УАЗ-3962, государственный регистрационный номер Н 45-97 МО. Указанные действия необходимо было осуществить до первого июля сего года.
Сережа: Чего сего?
Сотрудник Управы: Ну, этого года. Почему до сих пор не освободили?
Сережа: Я на ней езжу.
Сотрудник Управы: Транспортное средство, срок эксплуатации которого составляет более тридцати лет, может быть использовано на территории города Москвы только после заключения специальной комиссии о техническом состоянии с выдачей частному или юридическому лицу сертификата и техпаспорта нового образца. Также должна быть проведена перерегистрация транспортного средства в любом отделении ГИБДД. Пожалуйста, предъявите соответствующие документы.
Сережа: Вот, талон техосмотра.
Сотрудник ДПС: На талоне отсутствуют водяные знаки, печать размыта, подпись не разборчива. Скорее всего талон изготовлен кустарным способом. Составляем протокол?
Сотрудник Управы: Подождите. Сергей Савельич, давайте не будем конфликтовать и всего лишь уберем машину. Хотите ей пользоваться - ради бога, но только освободите дорогу… Сергей Савельич, я с вами разговариваю. Подделка документов – это серьезное правонарушение с далеко идущими последствиями.
Костя-Ханурик: Уважаемый товарищ… Господин  лейтенант, разрешите посмотреть. У меня такой же талон, а моему драндулету сорок лет. Кстати, никаких предписаний я не получал.
Сережа: Может, мы еще деньги подделываем?
Петровна: Тихо ты.
Сотрудник ДПС: Проверим. Может и подделываете.
Сережа: У меня видеорегистратор все пишет.
Славик: Я их на телефон сниму.
Петровна: Сережа, попроси их предъявить документы.
Сотрудник Управы: В кино видели?
Петровна: Попроси, попроси.
Сережа: Чего смотреть-то?
Петровна: Смотри фамилию и номер… А теперь позвони в Управу и в полицию, и выясни, есть там такие сотрудники или нет.
Сотрудник ДПС: Эвакуатор?
Сотрудник Управы: По всей видимости.
Сотрудник ДПС: Подкрепление вызывать?
Сотрудник Управы: Ты же видишь, они не хотят по-хорошему.
Костя-Ханурик: Господа, предлагаю обойтись без драки. Сережа, на два слова… Давай им денег дадим и они отцепятся.
Сережа: Хрен там отцепятся.
Костя-Ханурик: Ты попробуй.
……………………………………………………………………………………………………..
Сотрудник Управы: Надеюсь, ваш регистратор записал попытку дать взятку.
Сотрудник ДПС: Ну, ребята, держитесь.
Сотрудник Управы: Итак, что мы имеем! Записывай: ввиду упорного нежелания господина Иванова С.С., владельца автомобиля УАЗ-3962, государственный регистрационный номер Н 45-97 МО добровольно освободить незаконно занимаемый участок объездной дороги – улица, дом…
Сотрудник ДПС: Заба – или Заб;лоцкая?
Сотрудник Управы: Какая разница… Принято решение. Согласно приказу номер три четыре четыре пять пункт Е применить особые меры.
Славик: Ты в школу ходил, букварь видел или сразу с палочкой на дорогу?
Сотрудник Управы: При составлении протокола в присутствии свидетелей Иванов С.С. неоднократно оскорблял представителей власти, нецензурно выражался, всячески демонстрировал неуважение к государственной символике и…
Сережа: Ты совсем оборзел? Что значит нецензурно выражался? И какая, нафиг, символика?
Костя-Ханурик: Он про свои документы.
Петровна: У нас свободная страна! Мы имеем право посмотреть на документы сотрудника. Имеем! Так написано в законе.
Сотрудник Управы: Написано, бабушка, написано. Читайте перед сном. Вот это  что?

Сотрудник Управы указал на Сережины постройки.

Сережа: Я собственник жилья и имею право на участок земли возле своего дома.
Сотрудник Управы: Опять вы за свои права. Пишем дальше. Вышеупомянутый Иванов С.С. предпринял несанкционированную попытку застройки придомной территории с возведением потенциально опасных объектов. К таковым относятся бассейн надувной резиновый, диаметр около четырех метров, лестница из кирпичей красного цвета, столб… Столб-то зачем?
Славик: А что нам теперь в XXI веке без света сидеть?
Петровна: Замолчи.
Костя-Ханурик: Это – «майский шест».
Сотрудник Управы: Угу. Ясно. Столб электрический, высота три с половиной метра. Шатер брезентовый.
Сотрудник ДПС: На кленку похоже.
Сотрудник Управы: Брезентовый. Барбекю. Вот, пожалуйста, пожароопасный источник открытого огня.
Сережа: Песок для чего по-твоему?
Сотрудник Управы: Кроме того, ландшафт придомной территории изуродован камнями, речным песком, деревянными обрезками, металлическим ломом и… ямами?
Сережа: Моя Дача, что хочу, то и делаю.
Костя-Ханурик: Камни и песок  нужны были для японского садика.
Славик (глядя на сотрудника ДПС): И пугала очень не хватало.
Петровна: Славка, я маме твоей все скажу.
Сотрудник ДПС (разминая кулаки): Пугала не хватало?
Сотрудник Управы: Коля, не надо, ответят по закону.
Сережа: Стаи, стаи! бродячих собак. Где ваша санитарная служба? Я вынужден был копать «волчьи» ямы: тут дети, между прочим, бегают с мамашами , и самим жить хочется.
Сотрудник Управы: Подключим природоохранные организации.
Сотрудник ДПС: Чучело, говоришь…

     После этих слов началась добрая русская драка. Сотрудник ДПС, будучи  громадным, толстопузым мужиком, попёр на Славика, как танк. Славик никогда в жизни не занимался боевыми искусствами, но очень любил смотреть бокс, поэтому  зрительно он помнил стойки, приемы защиты, основные удары  и даже команды. С криком «брейк» он подлетел к противнику и нанес два удара: один в челюсть, другой в печень. Но до челюсти он не достал, а вместо печени попал в кобуру, ушиб руку о твердую кожу и отступил, тихо добавив «б…ть». Дорожный полицейский из-за тучности и привычки решать проблемы хамством и погонами тоже утратил бойцовские навыки. Кроме того, он четко помнил инструкцию, запрещающую рукоприкладство и поэтому ограничился всего лишь размашистым сочным подзатыльником. Славик не успел закрыть голову и его ухо тут же приобрело яркий малиновый цвет. Отдышавшись, дуэлянты сошлись еще раз. Славик, наученный горьким опытом, лягнул полицейского в колено, боднул головой в живот, обругал «с…кой» и быстро-быстро отскочил. «С…ка, значит? Погоди, сейчас ты увидишь Колю в ярости.» Славик внутренне содрогнулся, потому как сообразил, что разъяренный носорог способен на многое. «Носорог» в это время огромными трясущимися руками пытался отстегнуть наручники и дубинку. Время от времени он бросал на Славика такие хищные взгляды, от которых голуби замирали на лету. Наконец, он вооружился и пошел в атаку. Славик успел подхватить обрезок трубы и первый удар, обещавший быть последним, удалось парировать. Коля фехтовал отменно : в считанные секунды он загнал противника в угол между «санитаркой» и деревом с умывальником.
     Сережа понимал какая опасность угрожает товарищу, но ничего поделать не мог, так как сидел на чиновнике и пытался его задушить.
    Петровна, согласно древней женской традиции, металась между дерущимися и хрипела: «Хватит… прекратите… остановитесь…» Мужчины не обращали на нее внимания и продолжали сражаться.
     Славик уже стоял одной ногой в «волчьей» яме, когда Сережа догадался призвать подкрепление в виде Кости-Ханурика. Во время битвы тот спокойно сидел на лесенке из кирпичей и   теребил свои жиденькие усы с таким видом, как будто вокруг ничего не происходит.
     Когда ему приказали выступить, он снова задумался: кому помогать    первому, ведь чиновник уже выкрутился и сам стучал ладонью по Сережиному затылку, а Славик азартно отбивался доской (труба валялась в бассейне) и если не считать кровавой юшки под носом, то он явно был в лучшем положении, чем Серега.
     И все же Костя с криком «кия» атаковал полицейского. Защищаясь, Коля выпятил живот, Ханурик стукнулся об него носом, закружился на месте, упал и еще раз стукнулся головой  и в без того истерзанный бок «санитарки».
     В ту же секунду на Сережу нашло озарение: вмятина, которую не так давно рихтовал, грунтовал и красил Маруся – не результат коварной диверсии неизвестного водителя-вредителя, а отпечаток его собственной головы, получившийся во время известной стычки с Димоном. Теперь еще и Костя добавил проблем своим неловким, но разрушительным падением…
     Чиновник заломил Сереже руки и пытался связать их ремнем, отвлекая тем самым главного дачника от важных размышлений по поводу судьбы горемычного УАЗика.
      Славика, несмотря на его героическое сопротивление, удалось все-таки приковать наручниками к столбу, так и не ставшему электрическим, и чтобы урок был наглядней и запомнился надолго, Коля не сильно охаживал его дубинкой по известным филейным частям.
     Костя лежал ничком и не подавал признаков жизни, если не считать частых причитаний, состоявших всего из нескольких слов: «Ни х…я себе государство!»
     Петровна копалась в «аптечке», которую нашла с большим трудом, между запаской и пустыми бутылками.
     В «аптечке» лежал подгнивший резиновый жгут, обрывок бинта, пустой пузырек из-под йода, колбочка с марганцовкой, желтая таблетка непонятно от какой болезни и кривой ржавый гвоздь без шляпки.
    Заверещала сирена патрульной машины, из арки тихо выехала «скорая». К месту сражения подтянулись любопытные жильцы с детьми и собаками. С тополей громко и как-то осуждающе каркали ленивые жирные вороны, возможно, они рассчитывали чем-то поживиться или хотя бы поучаствовать в людском безобразии, но все быстро закончилось и ничего не оставалось, как только возмущаться и сплетничать.
     Славика и Сережу забрали в ближайшее отделение. Врач «скорой помощи» принялся было бинтовать голову Кости-Ханурика, но у него ничего не получалось из-за странной, нелепой формы черепа. В итоге он закрепил повязку с помощью эластичной сеточки и предложил госпитализацию. Костя сказал, что он сам врач и от госпитализации отказался.
     Чуть позже прибежала мать Славика. Узнав, что ее сынок подрался и оказался в полиции, она выругалась и пообещала оторвать ему уши.
     Неожиданно в «санитарке» сработала давно отключенная сигнализация. Поверещав несколько минут, она замолчала навсегда.
     Когда все ушли, Петровна заплакала: у нее разболелся живот и ей было обидно за Дачу, где хоть и выпивали, и чудили, но в общем жили мирно. Она прекрасно понимала, что чиновники теперь точно не отстанут, а ребят, возможно, посадят и если не повезет, то надолго.




Конец второго действия




Действие третье

Сцена 1

Петровна: Сняли швы?
Костя-Ханурик: Сняли.
Петровна: Не болит голова?
Костя-Ханурик: Гудит. Иногда ног не чувствую, иногда рук.
Сережа: Дело к осени. Сейчас закипит. Я туда бруснички добавил и мяты.

     В августе день и ночь  чётко разделяются вечером. Уже понятно, что солнце садится, что через час-два будет прохладно и даже холодно. Свет от Луны больше не кажется мягким и теплым, ветер не кажется ласковым, тени облаков зловещи и угрюмы, звезды – угольки, которые воткнули в черную подушку неба. Зато живой огонь приобретает совсем другое значение. В нем человек видит свет, тепло и чувствует потребность в доме, в семье. Но какое сильное чувство одиночества можно   испытать, если сидеть возле камина или костра одному. Языки пламени   двигаются, обгоняя друг друга, меняя цвет, становясь то больше, то меньше, то затихая совсем, пока вдруг не треснет какой-нибудь уголек и вместе с веером искр вновь не появятся яркость, сила, жар.

     Сережа получил пятнадцать суток и серьезный урок: коммунизма больше нет, с властью на равных нельзя, и земля, вода, воздух, солнце до тех пор находятся в его пользовании, пока на то есть высочайшее разрешение его величества Капитала.    И в любой момент – сегодня, завтра, через год или уже сейчас его и любого другого обывателя могут лишить имущества, свободы и никто, даже всемогущие Олег и Димон, не смогут остановить административную машину. Ее движение можно затормозить деньгами, но это должны быть колоссальные суммы, а где их взять, если жизнь сводится к существованию от зарплаты до зарплаты?
     Славик тоже получил пятнадцать суток, но зачем-то обхамил следователя и его пока не отпускали.

Петровна: Тебе же сказали все убрать, а ты костры разводишь.
Сережа: Зола – вещь полезная, на удобрение пойдет. Игорек, Маниш, хватит кукситься.
Маниш: Я молюсь.
Сережа: А-а, Кришне вашему привет. Игорек, чего ты там читаешь?
Игорек: Ничего.
Сережа: А все-таки?
Игорек: Коммунистом буду.
Костя-Ханурик: Его с работы выгнали, он теперь идейный.
Петровна: Выгнали или сам уволился?
Игорек: Зарплату два месяца не платили, сказали, что расходы больше доходов. А я к;к должен жить? Милостыню просить?
Костя-Ханурик: Я ему посоветовал обратиться в профсоюз, похоже его там и завербовали.
Сережа: У меня Дачу забирают. Пойдем на баррикады?
Игорек: Придет время – пойдем.
Маниш: Я скоро уезжаю в Индию, приезжай ко мне.
Костя-Ханурик: Чего он [Игорек] будет там делать: кобрам на дудке играть или коровам хвосты мыть? Пусть тут социализм строит.
Игорек: И построим!
Сережа: Я тоже в капитализм не вписался, но до СССР мы не созрели! Рано пока! Вот когда все завоют от голода – не потому что жрать нечего, а потому что купить ничего нельзя, когда все вылетят на улицу, а в их квартирах поселятся азиаты, когда у каждого дочку изнасилуют и пацана на героин подсадят, вот тогда другое дело, тогда – революция!
Игорек: Мы хотим честно, без крови.
Серега: Сынок, счастья без крови не бывает.
Петровна: Чему ты его учишь?
Маниш: Зло можно победить только добром.
Костя-Ханурик: Как-то у вас не получилось добром англичан выдворить.
Сережа: Иди, отбери у них миллиарды просто так. Человек зарплату получить не может – три копейки, - а ты хочешь добром весь капитализм переломить. Держи карман шире.
Маниш: Здесь в России очень злые люди и поэтому такая власть.
Сережа: То-то я смотрю ты в Индию засобирался.
Маниш: Мне      угрожают. Вызвали в полицию и сказали, что это я избил гопников.
Сережа: Чушь.
Костя-Ханурик: Они такие.
Петровна: Можно в другом районе квартиру снимать.
Маниш: Не получится, я устал. Везде спрашивают документы, везде смотрят  с ненавистью, все очень дорого и совсем нет справедливости. Даже в институте с иностранцев требуют взятки, иначе не дают сдать экзамены.
Костя-Ханурик:  Когда я учился, у нас иностранцы ничего не платили. И мы не платили, ну там  шампанское, коробку конфет принесешь на праздник в деканат, а так больше ничего.
Игорек: При социализме такого не будет.
Сережа: Ты сначала его построй. Пока только всякую фигню иностранную читаешь и лекции нам устраиваешь непонятно зачем.
Игорек: Социализм – это неизбежность, а читаю я устав коммунистической партии. Понятно вам, дядя Сережа?
Сережа (бормочет): Из одной крайности в другую.
Петровна: Пусть читает, жалко вам что ли, вдруг у них получится?
Костя-Ханурик: Галина Петровна, ты от огня такая желтая  или на самом деле?
Сережа: И худющая стала: кожа, да кости.
Петровна: Язва у меня. Кишку глотала два раза, ничего особенного не нашли, таблетки выписали. На диете я и так сижу.
Сережа: А как же перцовочка?
Петровна: Вспомнил, когда это было – сто лет назад. К тому же осень не за горами, как-то бояться ее стала: холодно, темно, дождь, грязь.
Костя-Ханурик: А мне нравится – красиво.
Петровна: Пролетела жизнь за секунду. А предложи мне еще раз пожить – ни за что не соглашусь.
Игорек: Вам надо в наш медцентр обратиться, ну, где я раньше работал, ведь от язвы так сильно не худеют.
Костя-Ханурик: Ты сначала врачом стань, а потом умничай: человек не ест, значит, идет  потеря массы. Аксиома!
Маниш: У нас в Индии все худые. Это правильно, потому что толстеют, если нарушается обмен веществ, например, при сахарном диабете. А если человек скромно кушает – он всегда стройный.
Петровна: Зима снится каждый день и церковь. Пурга метет, метет, а снег почему-то цветной. Бегу по дороге, чтобы не засыпало и попадаю на службу. Там поют очень тихо, очень красиво и вдруг «Долгие л;та» - басом, даже рыком. Как услышу «долгие лета», всегда просыпаюсь. Маму стала  часто вспоминать, отца. Лет десять на кладбище не была. На службу давно не ходила.
Сережа: Вот и не ходи, нашла о чем жалеть. Лично я на бога знаешь какой зуб имею?!
Петровна: Постерегись.
Сережа: И не подумаю. А зачем он смерть придумал? Ты, говорит, родись, отмучайся, умри, а потом что-нибудь сообразим, куда-нибудь тебя пристроим.
Маниш: Бога надо любить, чувствовать и стремиться к соединению с ним.
Сережа: Это пожалуйста, соединяйся. Я ведь бабку с дедом хоронил, мать, друзей – и ни слова, терпел. А вот когда отец… Не понимаю: как он мог умереть? Даже на свою смерть согласен, а за него обидно: вот был человек, говорил, думал, дела делал, ругались иногда, спорили, а потом – гроб и могила. Почему? Это невероятно! Такого произойти не могло, а произошло раз – и навсегда! Как отрезало!
Игорек: Дядя Сережа, ты про душу забыл.
Маниш: В человеке главное терпение.
Сережа: Не забыл. Терпение? Да! Получается, что смысл жизни в том, чтобы всегда терпеть и терпеть то, что тебе неприятно, что заставляет мучиться. Хамят – терпи, не платят – терпи, жить негде – терпи. А зачем тогда жить, если все время на тебя давят, сок выжимают и ничего взамен?
Маниш: Мы должны достигнуть совершенства души и разорвать круговорот рождения и смерти.
Сережа: Тело-то здесь причем? Душе пить-есть не нужно, а в кишки котлету закинь, варежки зимой надень, весной купи сапоги, осенью с температурой три недели проваляйся. Зачем? Пусть бы душа одна и колупалась в своем дерьме. А то какой-то странный получается человек – двойной. Вот машина: она либо ездит, либо по воздуху летает, а человек, значит, и там, и сям , и на земле, и на небе. Ерунда это.
Костя-Ханурик: Нет, мы не машины, мы сами решаем, что делать. Мы свободны, а они только исполняют.
Сережа: Погоди.

Серёжа полез в карман, достал оттуда диктофон и включил его на полную громкость.

Сережа: Слушай. Я не очень понял, но хорошо мужик сказал. Он по радио верещал, а я записал от нечего делать, а теперь, видишь, пригодилось.
Голос: Бог дал заповеди и дал право выбора, назвав это свободой. Но раз есть правила, то это уже не свобода. Или тогда надо предположить, что Бог сам существует по правилам, что его свобода тоже ограничена. А если его свобода ограничена, то какой же он Бог?

                Сережа нажал «паузу».

Сережа: Ну?
Петровна: Сектант. Типа твоей Ани.
Сережа: Анечка еще меньше меня поняла. Слушай дальше.
Голос: Если ты не нарушаешь заповеди, значит, подчиняешься – это не свобода; если нарушаешь, то есть не подчиняешься, тогда проявляешь свободу, но за нарушение тебя наказывает Бог, а если за что-то наказывают, то это тоже не свобода.
     В любом случае человек обязан    делать так, как сказал Бог, значит, без Бога он не может ничего делать в принципе и в принципе не может быть свободным, потому что вне Бога свободы нет. Но я!  я не хочу такого Бога – тюремщика. Не хочу!

                Сережа нажал «Стоп».

Петровна: Психованный какой-то сектант.
Сережа: И я не хочу такого Бога, чтобы все вокруг умирали. Поэтому у меня на него зуб. (К Косте- Ханурику) А ты как считаешь?
Костя-Ханурик: Если ты про смерть, то я на нее, как на змею смотрю: ужалит – не ужалит? Когда? Больно будет или нет? Стоять мне или бежать? Может, она проползёт мимо и меня не тронет?.. Хотя вряд ли…тронет… еще как.
Игорек: Извините, все-таки хочу посоветоваться, как мне с работой быть?
Петровна: Пока учись, а родители прокормят. Диплом важнее твоих ночных намордников.
Сережа: Правда, невидаль какая: храпели тысячу лет, а теперь выдумали – кислорода им не хватает. Перди поменьше, на ночь не жри и кислорода хватит, еще на утро останется. Кстати, ты сейчас сильно занят?
Игорек: Не особо.
Сережа: Петровне надо с ремонтом помочь. Мне некогда, а ты давай, включайся.
Петровна: Дима наш своих рабочих привел.
Сережа: У тебя квартира будь здоров запущена, найдут, чем парня занять.
Маниш: Друзья, вы так и не поняли: я уезжаю домой, мы больше не увидимся.
Костя-Ханурик: Уверен?
Сережа: Еще сто раз приедешь.
Игорек: Напиши по «электронке» как там с работой, я английский нормально знаю.
Петровна: Ты особо про нас не рассказывай: был и был, видел и видел. Кому надо, сам приедет и посмотрит.
Маниш: Здесь холодно. Я больше никогда не приеду.


Сцена 2

Петька: Крутая ты у нас девочка: квартира, машина. Осталось фирму открыть.
Натаха: Обыкновенная, сейчас все так живут.
Петька: Не скажи, не все.
Славик: «Форда» буду брать, «американца».
Натаха: «Японцы» мягче. У моей, знаешь какой плавный ход – засыпаешь. Плюс кондиционер, «музыка», даже какие-то подушки есть, правда, пока не нашла их.
Славик: Зато в «американцах» стойки мощнее и движок неубиваемый.
Натаха: А запчасти? На порядок дороже.
Славик: Маруся на что? Вместе на рынок пойдем, выберем, приценимся, благо, сразу никто покупать не заставляет.
Игорек: Мне бы ваши проблемы.
Славик: Опять из-за работы страдаешь?
Игорек: По твоему, «Макдоналдс» - это работа? Двенадцать часов на ногах, вонища, жарища. В носу поковырялся – штраф, менеджеру тихо «здрасте» сказал – штраф. Каждый день идиотские собрания, семинары. В сортир лишний раз не сходишь.
Петька: Зато бесплатный обед, кока-кола.
Игорек: Очень нужно.
Петька: Не грусти. Давай, пивка дерябнем, угощаю.
Натаха: Зачем ты парня спаиваешь?
Петька: Когда у нас пиво алкоголем стало?
Игорек: Дядя Петь, я вроде не пью.
Петька: Правильно. Но у тебя стресс, а стресс надо снимать вовремя, чтобы не накапливался.
Славик: Турник для кого? Подтянулся, подъем-переворот, «уголок» - тяжело, зато полезно и для сердца, и для нервов.
Натаха: Турник?! Где?
Славик: Вот.

     Сережа после объяснения с органами власти провел на Даче маленькую реконструкцию: засыпал песком и камнями «волчьи» ямы, продал шатер – бомжи дали за него два старых кинескопа. Доски, металлический  лом подарил азиатам. Те расчувствовались и в знак благодарности принесли волнистого попугайчика. Сережа отнес птицу на рынок и сбагрил её перекупщику за пару сотен рублей.
     Электрический столб он соединил с деревом посредством перекладины, в результате чего на свет появился макет турника в натуральную величину. Макет, потому что выполнять упражнения на нем было невозможно, из-за неустойчивости конструкции и слабого крепления самой перекладины.

Натаха: А почему столб качается?
Петька: Раскачали. Такой кабан на нем висит.
Славик: Ну, отъелся малость, а ты сразу кабан.
Игорек: Я сегодня – пивка, на спорт здоровья не хватит. И настроение не то – стресс.
Петька: Давай еще водочки плесну, для вкуса.
Натаха: Игорь, я тебе не мама и не старшая сестра, но, пожалуйста, не валяй дурака, проблемы надо решать, а не нажираться среди бела дня.
Петька: Чего ты на парня давишь? У него любовь не задалась, с работы выгнали, сам страдает. Человек хочет сочувствия, ему надо расслабиться. Ну?
Игорек: Горько, жжет.
Петька: Ты не глотками, ты сразу выпивай.
Игорек: Не лезет.
Петька:  Смотри.

     Петька налил в кружку водки, разбавил ее пивом на треть и выпил залпом.

Славик: Натусик, мне бы тоже пивка без водки, просто. В горле першит.
Натаха: Хочешь ершиком прочищу?
Славик: Ладно, ладно.
Натаха: Алло, привет… А Сережа дома?
Игорек: Тетя Наташа, не звони, не надо.
Натаха: Ваш Игорек вместе с Петькой хлещет… Чего, чего? Ну, не воду, конечно (к Игорьку). Возьми трубку.
Игорек: Тетя Аня, у меня стресс… Пять капель всего выпил… Завтра к восьми… Высплюсь. Я у вас переночую… Отсюда пятнадцать минут до работы… Приду… Через полчаса.
Натаха: Какие же вы малахольные, еще мужики называетесь. У меня маме шестьдесят пять лет. Она до сих пор дояркой работает. В четыре утра первая дойка! Сорок пять голов! А в месяц должна сдать не меньше десяти тонн. Ясно? Плюс дом, земля, хозяйство. Одних курей три десятка.
Петька: Ад.
Натаха: А ты сдал комнату, получил деньги и не делаешь ни хрена, даже бабы у тебя нет.
Петька: Предлагаешь?
Славик: Слышь, полегче, рога береги.
Петька: Ох, ох, ох. Извините.
Игорек: Уже не горько. Вкусно. Водочки… семь капель.
Петька: На… сырком закуси, только где зеленое не ешь.
Игорек: Зеленое – это антибиотик. Алкоголь ослабляет действие анг… ан… ан-тибка… анти-битика.
Натаха: Ему сейчас плохо будет.
Славик: Игорек, иди в «санитарку». Только Ханурика не буди и не блюй там.
Игорек: Зачем блевать? Блевать не надо.
Натаха: Дегенерат!
Петька: Вот поэтому я и не женюсь. У меня, например, есть вещь и я знаю, где она лежит, а бабу приведешь – тыщу раз ее переложит, а потом потеряет. Или захочу телевизор посмотреть – нет, скажет, иди вкалывай. Захочу кого угостить, а она мне: дегенерат!
Натаха: Целая философия.
Славик: А ты где свою ставишь?
Натаха: На платной стоянке. Возле метро. Сегодня пойдем забирать, заодно до центра прокатимся.
Петька: Жируете? Смысл жизни ищите? А смысл простой: живи так, чтобы не нагадить другому. И себе не нагадить. Если что-то плохое сделал – сто лет будут вспоминать, а хорошее сразу забудут.
Натаха: К тебе же сегодня племянники придут, неужели не стыдно?
Петька: Придут. Они часто приходят. На кровати прыгают, дома из стульев строят. Потом мне убирать. Если не дай бог их кто тронет – убью. Даже сяду за них. И квартиру на них оформлю.
Натаха: Разошелся-то как.
Славик: Оформишь, если не пропьешь.
Петька: Иди на свой турник, спортсмен хренов.
Натаха: Не тяфкай!
Мама Славика (в открытое окно): Слава, Аня спрашивает: что там с Игорем?
Славик: Блюет.
Мама Славика: А, хорошо. Ну, как закончит, несите его домой.
Натаха (к Славику): Слышал? Действует.
Игорек: ( Говорит что-попало,не отдавая себе отчёт) Мама мыла раму… Уронила мишку на пол… Он сказал: «Маман, нахал»… Долой капитализм…
Славик: Блин, ты же мокрый.
Петька: Салага… Костя, Костя, проснись… Мне скучно… Куда ты меня послал?.. Сам туда иди… Такую хату прос…ть… Педиатр… Ух, ты! Куколка, каким ветром?
Славик: Пойдем, пойдем, баиньки пора.
Лана: Даже собаку забрал! Гад! Жлоб!
Петька: Бери моего Лёшика: кормить не надо, блох нет.
Лана: Отстань.
Петька: Чего случилось-то? Где макияж, где юбка?
Лана: Водка?
Петька: Шампанское.
Лана: Пахнет пивом.
Петька: Разбавил.
Лана: Можно?
Петька: У тебя же все французское, фирменное.
Лана: Было… У него – же-на! двое детей! Месяц парил мне мозги, что развелся. Кобель драный.
Петька: Дантист оказался аферистом?
Лана: Посчитал мне каждый цветок, каждый обед.
Петька: Ужин?
Лана: Ужинал он с Леной, а со мной только обедал в самом дешевом кафе.
Петька: Зачем ты с ним связалась?
Лана: Я пришла пломбу поставить. Он попросил телефон, чепухи всякой наговорил. Вечером звонит: «Какие у вас планы на завтра? Давайте сходим в кино?» - «Давайте».
Номер снял в гостинице, браслет подарил.
Петька: Могу подарить часы с ремешком.
Лана: Убери лапы. Месяц встречались, потом при мне хватает трубку и начинает сюсюкать: «Да, дорогая, нет дорогая… Люблю … Целую… Котеночек… Солнышко…»
Говнюк, блин, сопливый.
Петька: Сопливый?
Лана: Лежит на мне и носом шмыгает: я раз не выдержала, дала ему платок. Высморкался и дальше заерзал.
Петька: Красиво.
Лана: Фу, кого тут вывернуло?
Петька: Игорька.
Лана: Фу… Вонь, грязь. Как вы тут живете?!. Пока.
Петька: А поцеловать?.. Костя, проснись. Просыпайся, кому говорят! Леший.


Сцена 3

     Когда у человека возникают неприятности, все вокруг знают как решить проблему, кроме него самого. У каждого в запасе есть история, случай, анекдот, из которых понятно, что подобное уже имело место на земле и что бывает еще хуже. Пострадавшего успокаивают глубокомысленными  сентенциями, типа, горе – не беда, перемелется – мука будет, где наша не пропадала, до свадьбы заживет. Однако до практической помощи редко кто доходит, ведь она хлопотна, затратна и на деле получается не так складно, как на словах.

Сережа: В ГАИ звонила?  Или как там она сейчас называется?
Натаха: Звонила.
Сережа: В страховую компанию?
Натаха: Да.
Сережа: Тогда не дергайся, никто у тебя квартиру не отберет.
Натаха: Ага, знаешь как он  наезжал!
Маруся: Пустая бочка больше гремит.
Славик: А чего ты меня не набрала?
Натаха: Тебя там еще не хватало.
Славик: Может и разрулил бы.
Сережа: Ну, а почему ты думаешь, что он бандит?
Натаха: Машина крутая, рожа наглая, корочкой машет, лысый.
Сережа: Бандиты на парковке не пасутся – зачем им свидетели?
Славик: Ты прям знаешь.
Сережа: Знаю. У нас мужики попадали, там совсем другой разговор: зашиворот из кабины, кулаком в зубы, ствол в башку и предъява штук на пятьдесят баксов.
Натаха: Он тоже кричал про деньги. Сказал, что без квартиры останусь.
Славик: Понты.
Маруся: Корочкой машет, а законов не знает: моральный и материальный ущерб определяется судом и суд решает кто кому сколько должен.
Сережа: Давай по порядку: как было дело? Только стаканчик приму.
Славик: Опять? Завязал же?
Сережа: Терапевт посоветовал; мол, расширяет сосуды, снимает спазм. У меня уже месяц башка трещит! Даже рентген делали.
Славик: Тебя хрен просветишь.
Маруся: Запретили же в общественных местах, хотя бы газеткой прикрой.
Сережа: А если курить запретят – не курить теперь? И где здесь общественное место? (К Натахе). Рассказывай.
Натаха: С рынка строительного выезжала – он сзади. Я перед шлагбаумом зачухалась, вдруг слышу: «Дыжь». Потом вылетает парень, молодой, лезет ко мне в окно, документом машет, ругается, угрожает. И самое главное не понятно: то ли он в меня ткнулся, то ли я в него.
Сережа: Точно не бандит: «чайник» или пьяный.
Натаха: Вроде бы трезвый.
Маруся: Экспертизу делали?
Натаха: Не знаю: мерили, мерили рулеткой, что-то писали, потом сказали, что вызовут и уехали.
Славик: И где твоя красавица?
Натаха: На стоянке. Пока не разберемся, ездить не буду, хотя к машине так быстро привыкаешь. Опять же материалы, инструменты на себе не попрешь, а в нее покидал и только достать.
Сережа: Помял сильно?
Натаха: Фонарь один разбил, да поцарапал.
Сережа: А сам как?
Натаха: Бампер треснул, но, говорит, двигатель сместился.
Маруся: Такого не может быть.
Славик: Козёл! Не знает, что придумать, лишь бы докопаться и бабл; срубить.
Сережа: У нас… ох, тяжело пошла, фу… на базе мужик один в гараже разворачивался и в стенку вошел. Короче, у него стойки лопнули, коробка полетела и коротнуло так, что торпеда задымилась.
Славик: Ты еще накати и тогда бензобак взорвется и колеса отвалятся.
Сережа: Сами не могли поверить. Инженер знакомый фотографировал, приборы подключал, собирался в академии транспорта докладывать. Вот!
Маруся: Перебрал ты сегодня.
Сережа: Ишь, разговорчивый какой. Раньше слесарил и не слышно было, а теперь соловьем заливается.
Маруся: Не слесарил, а осуществлял качественный ремонт личного и любого другого автотранспорта. Помешал я им, окружающую среду видите ли загрязняю. У самих-то из каждой трубы день и ночь дым, радиация, д…мо всякое льется.
Сережа: Закон вышел, нельзя теперь на улице работать, только в гараже, в сервисе, на дачном участке. Боремся за экологию.
Славик: Блин, а я Форд; взял, девяносто пятого года, думал поможешь. Даже масло нельзя менять?
Маруся: Кончилось наше время, ничего теперь нельзя. Сами безрукие и нам обрубили.
Славик: А перфоратор?
Натаха: Да?
Сережа: Запретят. И правильно сделают: достали.
Маруся: В цивилизованном обществе перфораторы не нужны, пальцем дырки ковыряйте.
Натаха: Что ж: тогда квартиру продам и к маме вернусь… вернемся.
Славик: Не-е, я у тещи жить не буду, да еще в вашей «Хохляндии». Извините. Вон, Паук Иваныч, без всякой техники обходится и , слава богу, не кашляет. Иваныч, рассуди.

     Но перед тем, как услышать ответ  Иваныча, немного поразмышляем. А вопрос заключается вот в чём : какая же все-таки  роль   отведена Человеку-Пауку в мироздании? Кто он перед Богом, если даже не знает о его существовании, хотя и повторяет его имя и даже пытается проповедовать? Почему для него перестали существовать человеческие ценности, но и святым он тоже не стал? Неужели таким образом была реализована генетическая программа; или это воздействие общества так удивительно изменило его психику? Остался ли он человеком, утратив всякое представление о реальности, или превратился в неразумное бездушное существо? Наконец, является ли его безумие наказанием или оно – способ избежать вечных мук? Впрочем, едва ли он сможет понять рай и ад, то есть наслаждение и мучение, которые могут быть восприняты лишь способными к восприятию
……………………………………………………………………………………………………..
Иваныч не имел привычки соваться в глубины сознания и подсознания , так как большую часть жизни был крайне занят. Лето того года, о котором идет речь, прошло у него в творческих поисках и исследованиях. Его очень заинтересовала Дача и формирующаяся вокруг нее инфраструктура. В Сережин бассейн он приносил мох, дождевых червей, лягушек, запускал их в воду, садился на лесенку из   кирпичей и подолгу наблюдал. Пару раз он купал там блохастых уличных собак, один раз купался сам, продемонстрировав крепкую, хотя и сухую фигуру в черных трусах с надписью «USSR».
     Электрический столб он обклеил фольгой и пытался через него войти в доверие к марсианам и лунатикам.
     В волчьи ямы Иваныч установил мышеловки и пообещал поймать золоторунную крысу, на которую мужики очень рассчитывали, надеясь поправить с помощью ее шкурки свои невеселые материальные дела. На углях в мангале он запекал картошку, яблоки, вишни, бананы и разогревал нечто, бывшее пищей и извлеченное из мусорных баков. Чаще всего такая еда выглядела паршиво, но воняла умеренно, потому что Человек-Паук караулил возле мусорки жильцов с ведрами и пакетами и начинал поиски сразу же, как только те избавлялись от своих каждодневных грузов. Свое гнездо он тоже не запускал. В сетку гамака вплел синие, белые и красные ленточки. Для  хранения пожитков принес откуда-то две здоровые коробки: одну из-под холодильника, вторую из-под стиральной машины. В землю повтыкал веточки сирени, березовые и   липовые ветки, «насажал» цветов. На его
импровизированной клумбе выброшенные гвоздики, розы перемешались с шариками бульдонежа и останками нескольких орхидей. Над гамаком - и с одной, и с другой стороны - были привязаны фонарики, рядом с фонариками висели портреты-фотографии действующего президента, Сталина, Петра I на коне и      репродукция картины Васнецова «Три богатыря».
     Детская ванночка, всегда заполненная водой, появилась только в июле в самую жару. Из нее пили все местные животные, как домашние, так и дикие, и даже ворона Катя, знакомая Иваныча по прошлому месту жительства.
     Сам Человек-Паук наладил     ходить в халате и разговаривать по телефонной трубке от дискового телефона с торчащим куском спирально закрученного провода.
     Рукоделие тоже продвигалось успешно: пятиметровая вязаная штука висела как ковёр на гвоздях и очень нравилась котам, регулярно запускавшим в нее когти.
     Из домашних питомцев он выбрал бегемотообразную плюшевую собаку, трехлапую гориллу и крокодила без хвоста, но с рогами.

Славик: …Иваныч, рассуди.
Человек-Паук: Осень – это серьезно… А меня давно пора на костре сжечь, распять. Все за смертные грехи, за каждый из них смерти заслуживаю.
Славик: Мы про перфораторы.
Человек-Паук: Ты любишь ее? (Он имел ввиду Натаху).
Славик: Хм. Ну, типа того.
Человек-Паук: Любовь это делание добра, а делание добра – это семья. Вот для чего Бог создал женщину, мужчину, дитя. Вы должны слиться вместе, чтобы получить новое. Только не убивайте! Лучше останься девственницей.
Сережа: О чем с ним говорить? Тоже, нашел себе товарища по уму.
Человек-Паук: В человеке все привычка. Тридцать лет он (Человек-Паук указал на Сережу) пил, что, думаете в понедельник бросит? Нет, ему нравится страсть – она его боль, страдание, счастье. А в молодости был хорош, зато теперь поизносился. Только когда свет попадает в глаза – он красивый. И дрожит внутри от напряжения. Не бойся: где труды – там и радость, горя очень много, на него лучше рядом глядеть, поближе.

     Неожиданно Иваныч подскочил к Игорьку, схватил его за шиворот и  стал, как котенка, тыкать в свои давно увядшие цветы. Игорек очень испугался и даже не пытался вырваться. Он покорно наклонялся и только повторял: «Хор;ш, хор;ш, чего ты?»

Человек-Паук: Ишь, пить наладил, гадёныш. Жить не хочешь – тонуть собрался. Вот – могила, нравится?

Игорек не понял, что имеет ввиду его обличитель, и как-то машинально сказал: «Да… да… нравится».

Человек-Паук: Кричи: тону-у-у-у… Кричи!
Игорек: Тону-у-у-у-!
Человек-Паук: Знаешь, сколько таких потонуло? Миллион. Держи.

     Иваныч поднял Игорька, поправил на нем рубашку и протянул руку для рукопожатия.

Человек-паук: Вылезай! Живи как Бог написал. Работай сердцем,  не спи. И не думай – кт; ты такой, не твоя это задача знать, какой ты. Понял?
Игорёк : Понял.
Человек-Паук: Когда про Бога говорю, я рассказываю как у меня было и как у меня стало. Я – ученик.  Мне легче яму копать, чем говорить. А когда разговариваю, включаю все оставшиеся силы ничтожной души своей.

     Человек-Паук резко повернулся к Славику с Натахой и приказал.

Человек-Паук: Отдашь ей свою машину. Ты – не скорби, возьми отпуск.
Натаха: Сроду не брала. Может, и, правда, отдохнуть?

     Паук Иваныч успокоился, разулыбался и начал знакомить Дачников со своим зоопарком. Сереже он сунул в руки рогатого крокодила, Марусе – трехлапую обезьяну, а Славику с Натахой отдал огромную собаку. После чего отошел на несколько шагов, достал из коробки старинную камеру, пощелкал  языком  , как затвором, резко закрыл и открыл глаза, что означало вспышку, затем собрал игрушки, отвернулся от всех и снова принялся за свое бесконечное вязание.





Сцена 4

Сережа (с газетой и пивом): Мужики, смотри, какая политэкономика: «Наши читатели регулярно присылают в редакцию вопросы. Наиболее часто их интересуют причины роста цен на бензин» … Конечно интересуют, и не только на бензин.
Петька: Хотел купить немецкого, в бутылках, нефильтрованного, а посмотрел на цену – куда там! Пришлось брать чекушку, не пропадать же настроению.
Сережа: Нафига тебе пиво, да еще немецкое? Ладно, дальше: «…Мы попросили редактора экономического отдела прокомментировать ситуацию.
- Михаил Герасимович, почему же бензин дорожает с каждым днем?...»
Петька: Герасимович? Еврей что ли?
Сережа: Наверное.
Петька: Конечно еврей, они всегда все знают.
Сережа: Угу. «…Данный феномен имеет самое простое объяснение. Судите сами: когда растут цены на нефть, то бензин – продукт нефтеперегонки – тоже поднимается в цене. Когда цены на нефть падают, то владельцам нефтяных кампаний приходиться повышать цены на бензин, чтобы компенсировать падение доходов от цен на нефть. Когда же цены на нефть стабильные, то цены на бензин растут в силу инфляции. Таким образом порочный круг замыкается и последовательность повторяется».
Петька (к Игорьку): Ты чего-нибудь понял? (К Косте – Ханурику): А ты?
Игорек: Все! Решил! В «мед» поступать буду. Иваныч правильно сказал: н;зачем водку жрать, надо суетиться.
Петька: Суетись, суетись.
Сережа: Пиво тоже лишнее. На меня не смотри: в желудке ком стоит, еда плохо усваивается, дрожжи для аппетита нужны. В институте тебе профессора объяснят, а я с точки зрения пациента рассуждаю.
Петька: Серег, водочки?
Сережа: Не, не, не… ладно, давай.
Петька: А Костя сейчас у тебя или у Славика?
Сережа: Посмотри в кабине.
Костя-Ханурик: Отвали. Не до тебя.
Сережа: Он третий день влежку, из-за квартиры страдает.
Игорек: Интересно, а после училища надо   экзамен сдавать или так возьмут? У Петровны какая квартира, я забыл?
Петька: Не ходи.
Игорек: Почему?
Петька: К ней сестра приехала, стерва каких еще поискать надо. В нос мне плюнула.
Сережа: Небось, занять хотел?
Петька: Хотел, да она-то здесь причем? Сунулся в комнату. Там Петровна ,высохла как мумия. Везде таблетки, пузырьки, воняет страшно. Меня узнала: «Иди, - говорит, - открой тумбочку, возьми сколько надо». Эта влетает, сначала тряпкой по голове, потом вытолкала в коридор и  в нос плюнула. Сказала , пришибет, а за что?
Игорек: Мне бы только посоветоваться. Может, у нее врачи какие знакомые есть, чтобы в приемной комиссии получше отнеслись.
Костя-Ханурик: Дурак. Человек помрёт не сегодня, так завтра, а ты лезешь. Иди сам в институт и узнай. Хочешь, мать возьми, если боишься.
Игорек: Я не хочу, чтобы родители вмешивались. И жить буду отдельно. Не могли бы вы комнату мне сдать?
Петька: Ой, бл…ть.
Сережа: Костя, только не ори, он не в курсе.
Костя-Ханурик: Не в курсе? Человек в машине живет, а он не в курсе! Хочешь, колесо тебе сдам? Будешь под голову класть, очень удобно.
Игорек: Извините.
Костя-Ханурик: От твоего «извините» не горячо, не холодно. Такое только у нас бывает, чтобы врач стал бомжом. Врач! Стал!! бомжом!!! Сожгу, обязательно сожгу, вместе с этой сволочью.
Сережа: Сам виноват: говорили тебе – не связывайся, по фотке видно – гадина, печать ставить некуда.
Костя-Ханурик: Мы же учились вместе, двадцать лет друг друга знаем!
Петька: У меня Валька тоже хотела прописаться, а я ей пинка под зад, чтобы не зарилась на чужое.
Игорек: Почему же она вас обманула?
Костя-Ханурик: Потому что дураком был, как ты, и вопросов слишком много задавал.
Сережа: Попробуй через суд.
Костя-Ханурик: Попробуй! Адвокат денег стоит, суд денег стоит и документы сам лично подписал.
Петька: Глотни, полегчает.

     Костя, так долго сдерживавший гнев, не выдержал последнего Петькиного предложения, вскочил, отнял у него бутылку, плюнул туда и вернул со словами: «Сам жри!» Петька, уже приученный, что в него плюют, спокойно слил несколько капель, не больше чайной ложки, выпил из горла, крякнул и с достоинством ответил на оскорбление: «Пожалуйста! Я не брезгливый»

Костя-Ханурик: Она мне тоже два месяца таскала коньяки и вина, уговаривала продать. Хотели домик в Подмосковье и новую машину. (Указывает на «санитарку»). Вот теперь и машина есть и дом со всеми удобствами.
Сережа: Ну и пусть подавится. У меня будешь жить. Мы с Анечкой в гостиной поместимся, а тебе спальню подарим, с камином !
Петька: Ладно, чего там, и у меня можно перекантоваться.
Игорек: А если попросить Димона разобраться, ведь он серьезный мужик?
Сережа: Серьезный, только опять заграницей торчит.
Петька: Погоди, я вчера его в магазине видел.
Сережа: Тебе приснилось.
Игорек: Давайте позвоним ему.
Петька: Позвони, Серег. Кстати, у Черепа есть нотариус знакомый.
Костя-Ханурик: Черепа уже сто лет никто не видел.
Сережа: Не берет трубку… Череп по кладбищам скачет, надгробия старинные фоткает, какие-то маски собирает с покойников… Аллё, Димон, салют. Дома? Слушай, у Ханурика…
Костя-Ханурик: Не понял, кто здесь «ханурик»?
Сережа: Засада с квартирой. Спустись, обсудим… (ко всем). Сейчас будет.
Костя-Ханурик: Насчет «ханурика» уточните.
Сережа: Ну, мы думали, что ты наркоман и как-то само собой получилось… Псевдоним, творческий.
Петька: Нормально, не хуже, чем Дуплет или Череп.

     Димон пришел быстро и сразу приступил к делу.

Димон: Документы какие-нибудь остались на руках?
Костя-Ханурик: Ничего нет, только паспорт.
Димон: В паспорте регистрация стоит?
Костя-Ханурик: Нет. Старый я потерял, а в новом печать ставить отказались.
Димон: На квартире был?
Костя-Ханурик: Не пустила. «Вы, - говорит, - кто? Здесь такие не живут». И мужик какой-то матом сказал – здоровый, на грузина похож.
Димон: Били?
Костя: Нет. Я пьяный был, когда она с бумагами  полезла, ничего не помню.
Димон: Значит так: ты теперь реальный бомж. По улицам ходи перебежками, ментам не попадайся. Сиди или у Сереги, или у Славика. Надо будет – у меня зависнешь. Я позвоню тестю, у него есть знакомые в Думе, там поднимут кого надо. Шансов один из ста, но попробуем. И завязывай керосинить.
Сережа: Да он сам себе голодовку объявил, поэтому рожа зеленая.
Димон: Побрейся. Костюм есть?
Костя-Ханурик: Откуда?
Петька: Я ему свой отдам. Жилец прошлогодний вместо денег оставил: настоящий, английский. Ботинок нет, извини.
Игорек: Дядя Петь, ботинки будут. У вас сорок первый, сорок второй?
Костя-Ханурик: Сорок первый.
Игорек: У меня сорок второй. На два носка нормально.
Сережа: Лучше стельку подложить. И ноги будут меньше потеть.
Костя-Ханурик: А без костюма нельзя? Зачем он мне?
Димон: Затем! Как тебя людям показать? Ты же врач, а не алкаш. И есть начинай, набирай массу. Чего ты в самом деле?
Костя-Ханурик: Ну спасибо.
Димон: Блин! Козел!

     Восклицание и ругательство относилось к подъехавшему джипу. Машина так неаккуратно затормозила, что чуть-чуть не влетела в «санитарку».

Петька: Какие люди! Сам Олег к нам пожаловал!
Олег: Добрый день, господа хорошие.
Димон: Ты чего творишь? А если бы влетел?
Олег: Сейчас сто пятьдесят по трассе шел…
Сережа: По трассе?
Олег: Дом строю за городом, финансы позволяют… Не на этой же ср…ной Заболоцкой жить, бензином дышать и на вас – «хроников» - любоваться.
Петька: Во как!
Олег: Лось выскакивает: огромный, рога немереные, морда злая. «Ну, - думаю, - сохатый, и тебе хана, и мне». В кювет не хочу, на встречку – страшно. И я прямо в него! Отскочил, гад, в последний момент, повезло… Но ненадолго – осенью на охоту выйдем и пристрелим. У него мясо жесткое, но для тушенки сгодится.
Игорек: Зачем же убивать, пусть бегает.
Олег: Мальчик, охота – дело мужское, серьезное, не для сопливых. Самый древний инстинкт какой? Нет, Серега, не размножения, а охотничий (К Игорьку). Ваше поколение за мамкин подол держится, никак не отцепится, всех вам жалко.  А сколько денег уходит на всякие там «Гринписы»?
     Тут читаю, на острове в Охотском море нашли тюлененка с розовыми ластами, с голубыми глазами, рыжего – прятался, боялся, что свои же убьют. А фотограф его в дельфинарий притащил, то есть пожалел. Спрашивается, зачем?
     Природа сама решает как ей быть. Ну, разорвали бы его и ладно, невидаль какая. Он же – тварь, то есть дикий – и не понимает, что живет. Мы, люди – понимаем, животные – не понимают. Подстрелил птицу, она дергается – рефлекс; подстрелил зайца, он кричит – рефлекс; собираешься нож в горло барану какому-нибудь сунуть – он не жалобно смотрит, он не думает о смерти, а просто боится…
(К Сереже). Вот зачем ты кошку в «ветеринарку» таскаешь: ей давно пора сдохнуть, а вы с женой её только мучаете? Она не может оценить вашей заботы, вы для себя продлеваете ее жизнь, но не для нее.
Сережа: Ты…
    
     В этот момент Димон аккуратной подсечкой свалил Олега на землю. Олег зло и заискивающе улыбнулся, как бы спрашивая: «Зачем?» Не получив ответа на молчаливый вопрос, он поднялся и опять упал, но уже от удара в живот. Кряхтя и шепча ругательства, Дуплет стал отстегивать нож, потом передумал и достал травматический пистолет. Димон выбил его ударом ноги, затем не спеша подошел сзади, обхватил шею Олега и начал душить.
     Олег побагровел, задергал ногами и попытался разжать руки. Димон не отпускал, наоборот, сжимал шею еще сильнее. От его тяжелого дыхания и от хрипов Дуплета Дачникам стало страшно, они не выдержали напряжения и начали сначала робко, а потом все настойчивее и настойчивее просить: «Не надо … задушишь… ну его к черту… сам сдохнет».
     Димон слушал и не слышал, чт; ему говорят: он принял решение наказать убийцу и не хотел от него отступать. Но все-таки ослабил хватку, чуть подождал и ударил по ключице ребром ладони. Олег от нехватки воздуха и удара потерял сознание и упал. Из носа у него потекла кровь; ртом он надул слюнявый пузырь, который никак не хотел лопаться.
    Больше всех испугался Игорек. Он схватил бутыль с водой и начал поливать  раненого охотника. Дуплет то ли от воды, то ли сам по себе через несколько секунд очнулся. Жестом показал, что воды больше не нужно; прошипел несколько фраз насчет убийства, уголовного дела и крутых разборок; с трудом поднялся и, ни на кого не глядя, поковылял в сторону машины. Там  он долго ковырялся в замке зажигания, включал и выключал фары, нажимал на сигнал . Вдруг резко сдал назад, потом рванулся в сторону Димона, круто повернул и сгинул в арке.
     Мужики – кто на что горазд – стали вслух продумывать возможные последствия драки. Сережа напирал на закон   о самообороне и не верил в возможность уголовного преследования. Петька настаивал на расстреле. Костя-Ханурик предполагал пожизненное заключение с конфискацией. Игорек убеждал, что без киллера не обойдется.
     Димон слушал, слушал и, наконец, рявкнул:
Димон: Да заткнитесь вы! Он трус и знает кт; я. Не полезет, а полезет – без головы останется. Все!


Сцена 5

Сережа: Как же меня достал Борис Иванович! Третий день за мной ходит, уговаривает: (передразнивает Бориса Ивановича) «…в шахматишки, партейку, а, мил человек?..» Сидел бы в своей деревне, чистил бы     печень со всем остальным ливером, чего в город приперся?
Славик: Он еще про Дуплета не знает.
Натаха: Я тебе сказала не напоминать, зачем ты опять начинаешь? Избили человека, унизили и сплетничают за глаза.
Сережа: А это часто бывает: пока не дашь в рыло, так и будет думать, что он самый главный на земле.
Натаха: Он теперь еще больше злится, много вы ему кулаками объяснили.
Череп: Злится, не злится, а осторожнее будет. Например, когда Петр I…
Славик: Только не про покойников.
Череп:  … под Нарвой генералу Горну проиграл, столько полезного сделал: пушки начали из колоколов отливать, флот построили, школы, больницы завели.
Сережа: Ага, сравнил ж…пу с пальцем: где Петр I, а где Олег!
Череп: Я как бы в историческом контексте.
Сережа: Костя, чайк; вскипяти.
Славик: Чайк; не мешало бы.
Маруся: Погоди, дай разгореться.

     После того, как вышел закон «о запрете любых видов авторемонта во дворах и    придомных территориях,  Маруся  заметно сдал. Он подолгу сидел на покрышках  в глубоком оцепенении – забытьи, что-то шептал, чертил травинкой какие-то схемы на земле. Его уговаривали пойти на работу механиком, слесарем, жестянщиком в автосервис, но он только вздыхал и отмалчивался.
     Зато они сблизились с Костей. Оба понимали друг друга без слов, не спеша ковырялись в «санитарке» - один крутил туда-сюда винты и шурупы, другой складывал и разбирал свои вещи. Если кто-то хотел чаю, они вместе собирали сухие ветки, кололи полешки, добытые по случаю в ближайшем дачном поселке. Время от времени готовили мясо – барбекю, иногда рассказывали, но очень   тихо о своей жизни.
     Русский человек такой – он не боится войны, когда она уже началась, но бумажная волокита его изнуряет, вымывает из души все силы, делает безжизненным и не способным к сопротивлению. В этом наш характер – в нерешительности и  прямодушии. Американцу или немцу судится одно удовольствие, чеченец будет годами сидеть в лесу и партизанить, индус впадет в нирвану и поди достань его оттуда, чтобы  заставь волноваться и страдать, а наш человек привык говорить, что думает и от других ждет того же. Слова и обещания он воспринимает буквально и как-то стыдно ему сражаться с чиновниками, которые кроме ручки и бильярдного кия ничего тяжелее и полезнее в руках не держали и даже понятия не имеют, что такое драться и говорить правду.
     Лишили человека квартиры, имени, семьи, работы и бывай здоров: на бумаге все правильно, а что в жизни их не касается. Сидит какой-нибудь юнец в пиджаке за конторкой и изголяется над взрослыми людьми, показывает им кодексы и правила, принятые такими же как он, и шепелявит: «Што вы хотите, штобы жакон не работал? Тогда не будет штабильности, понятно?» И не думает он, что административная машина и его при случае сожрёт, перемелет или крепко-крепко придавит.
     Димон не обманул и попытался помочь Косте. Для Маруси он специально придумал должность в своем фирме – эксперт-инженер по техническому обеспечению. Но за квартиру  уцепились крепко, все бумаги оформили правильно и подступиться было очень сложно, а Маруся переживал за какую-то свою  мифическую независимость и боялся стать обязанным, новая должность казалась ему нереальной и воспринималась как милостыня, то есть унижала его мужскую гордость и самолюбие.

Костя-Ханурик: У моей бабушки в деревне был самовар. Я долго думал, что он настоящий, а потом увидел электрический шнур и обиделся на нее, ведь получается, что такой чай ничем не отличался от обычного, из чайника. В общем, самоваром перестали пользоваться и держали в нем документы и мелкие деньги.
Маруся: А у меня дед кипятил воду в котелке, до дыр его прожег. Хотел купить новый, да не стал, почему – не знаю.
Сережа: Страдальцы фиговы : у меня Дачу забирают – и ничего, держусь, а вы нюни распустили.
Костя-Ханурик: Ты всегда пьяный.
Сережа: На, поддержи компанию.
Славик: Серег, им лучше чайку.
Сережа: Вот тебя Натаха воспитала.
Славик: Ты … ну… извини… короче… Она – Наташа!
Сережа: Да я вроде  и не Жизелью назвал , и не Глафирой .
Славик: Она не Натаха, а Наташа.
Сережа: Вот жизнь-то  пошла: все такие манерные, правильные. Ну, извини… те.
Череп: Интересный факт. Наполеон, когда умирал, сказал: «Мои бедные китайцы, надо, чтобы их не забыли».
Сережа: Китайцы?
Череп: Они тогда на острове Елены были рабами, а Наполеон их пожалел.
Сережа: Они и в Китае у себя рабы, чего тут интересного?
Череп: Ну как же: такой великий человек, а думает о каких-то жалких, ничтожных людишках.
Славик: Череп, ну, ты хотя бы газету почитал.
Череп: Читаю.
Костя-Ханурик: Он приходил ко мне в гости, тогда давно, когда у меня еще была квартира, и вырезал из старых отцовских газет все некрологи.
Череп: Это же исторические документы, неужели не понятно?
Натаха: Не завидую вашей жене.
Череп: Она привыкла. Я ее люблю.
Костя-Ханурик: Он детям на Новый Год всегда дарит конструктор «Собери скелет».
Череп: Там же разные скелеты, не только человеческий. Пусть привыкают к биологии, в жизни очень пригодится.
Маруся: Можно кипятить.

     Нежданно-негаданно к обществу Дачников присоединился Борис Иванович.

Борис Иванович: Очень рад вас видеть, молодые люди. Костик, почему такой мрачный? Поздравляю, Наташа, скоро свадьба?
Натаха: Мы еще не решили когда.
Борис Иванович: Не забудьте позвать, у меня есть замечательный подарок – «Энциклопедия здорового питания» в трех томах. Уникальная книга, полезнейшая.
Славик: Как вы себя чувствуете?
Борис Иванович: Костя с инфарктом погорячился. Слава Богу, никакого инфаркта не было. Только печень пошаливает – в деревне ни звука, а в городе дает о себе знать. Экология. Хотел поделиться с вами новостью.
Сережа: Шахматы потерял?
Борис Иванович: Шахматы на месте, кто желает партейку – милости просим, а новость такая. В интернете появился сайт, где собираются люди и вместе пьют.
Сережа: Налить?
Борис Иванович: Они друг друга видят через видеокамеру, разговаривают, чокаются, даже ругаются. Представляете?
Славик: Борис Иваныч, тебе выпить не с кем? Ты зачем туда полез?
Борис Иванович: Во-первых, я не злоупотребляю алкоголем, ты знаешь. Во-вторых, оказался я там случайно, когда лекарство искал.  Листал, листал и вдруг появилась надпись «Клуб виртуальных алкоголиков». Мне стало интересно, я кликнул и оказался там.
Славик: Что, и зарегистрировались?
Борис Иванович: Нет, конечно. Я не умею, и мне ни к чему. Просто безобразие в стране творится: говорят, что собираются бороться с повальным алкоголизмом, а сами приучают к пьянкам и гулянкам, да еще по интернету. Потом порнографию добавят, потом наркотики.
Сережа: Алкоголики – люди одинокие, хотят общения.
Натаха: Вы тут в Москве совсем тронулись от компьютеров.
Борис Иванович: Сайт не в Москве придумали, а в Красноярске или в Омске – не помню, но москвичей там полно.
Костя-Ханурик: Извращенцы.

     В открытом окне, как кукушка из часов, появилась мама Славика, но вместо «ку-ку» она прокричала:
- Наташа, Славик с тобой?
- Да.
- А-а, ну ладно.

Череп: Исторически падение нравов означает гибель цивилизации.
Борис Иванович: То, что люди книги выбрасывают целыми библиотеками, вот это действительно означает, что мы на краю пропасти. А такие сайты – гниль, червоточина, - вырежь, как   из яблока, и забудь.
Сережа: Не согласен. Есть очевидные плюсы. Мордобоя нет; где напился, там и уснул, то есть дома; общение, много нового узнаёшь; в постель, извините, не получится, да еще с последствиями нехорошими. По-моему, очень полезная штука.
Натаха: Нормальные люди, когда пьют, до любви с последствиями не допиваются.
Костя-Ханурик: Пьянство в одиночку – классический признак алкоголизма. Такую болезнь надо лечить, и не в виртуальном мире, а в реальном. Любой нарколог вам скажет…

И вдруг он перебил сам себя .

Костя – Ханурик : «Эх, яблочко, куда ты катишься…»
Сережа: О, с чаю-то как весело.
Маруся: Перестань.
Славик: Дайте человеку снять стресс. Маруся, плесни еще чайку, будь другом.

  Не понятно, что нашло на Костю – Ханурика, может, травма головы сказалась, может, переживания по поводу последних событий, но он начал танцевать, не выпив не капли спиртного. Танец продолжался минут пять.  Отплясав, Костя опять помрачнел и затих.

Борис Иванович: Сережа, на два слова.
Сережа: Ну?
Борис Иванович: Ты только не обижайся, но я написал письмо в Управу и в Мэрию, почти все соседи подписались. Мы хотим ликвидировать твой… притон, не знаю как по-другому сказать. Надоели эти пляски и костры. Тебя уже просили убрать машину, а ты опять за свое. Ну, нас тоже можно понять, терпеть свалку под окном мы не будем. К тому же осень на носу, надо успокаиваться…


Сцена 6

Петька: Череп, расскажи чего-нибудь.
Череп: Например?
Петька: Про всяких там покойников, как ты умеешь.
Череп: Тут книгу читал, называется: «Занимательная судебная медицина».
Петька: Ну?
Череп: Оказывается, если по человеку проехать, на нем останутся отпечатки шин.
Петька: И?
Череп: А если выстрелить с близкого расстояния, на коже останется темное пятно от пороховых газов.
Сережа: Больше поговорить не о чем? И так хреново, еще вас тут слушать.
Череп: Фотографии отличные! Например, там есть трахея после того, как мужик формалином похмелился. Лохматая такая, черная.
Петька: ( К Серёже) Слышал? Не пей формалин.
Череп: Циррозная печень.
Сережа: Её пересадили?
Череп: Нет, из покойника достали.
Сережа: Ладно тебе страх наводить, пуганные.
Череп: Попросили, я рассказал.
Петька: Удивляюсь твоим мозгам: взрослый мужик, а такую дурь читаешь! Лучше б ты бухал.
Череп: Да ну, сам жри свою ханку, мне и так хорошо.
Сережа: Где б её взять еще? Башка болит, все болит.. Налички ноль рублей ноль копеек, как хочешь, так и живи.
Петька: Зато вчера посидели! Класс! Череп, займи полтинник.
Череп: Нет. У меня двое детей, а я буду тебя похмелять. Сами, сами.
Петька: Ладно, не жмись. В бауле посмотри, вдруг где завалялся.
Череп: Там маски.
Петька: Какие?
Череп: Гипсовые. Копии с посмертных масок великих людей. У одного коллекционера на пианино обменял – от бабки осталось, XIX века, Блютнер, с клавишами из слоновой кости. У бабки тетя была певица, дружила с самим Чайковским, но после революции куда-то исчезла, до сих пор не ясно куда. Зато инструмент сохранили, а теперь вот пригодился, спасибо предкам.
Петька: Покажи.
Череп: Это – Наполеон… Это – Шопен… Это – Ленин.
Сережа: А почему они все на одно лицо?
Петька: Покойники похожи друг на друга.
Череп: Они разные!
Сережа: Ты сам-то их отличаешь?
Череп: Отличаю. Но на всякий случай сзади маркером подписал, чтобы не путаться.
Сережа: Развели тебя, как лох;. Да и не гипс это, а пластик. Смотри.

     Сережа аккуратно поковырял «маску Наполеона» с внутренней стороны и, правда, стало понятно, что она не настоящая: пластик скрипел, шел стружкой и даже подпахивал жженой пластмассой.

Сережа: И по весу: есть разница – гипс! и пластик!

     Череп изменился в лице. У него затряслись руки и губы. В надежде найти хоть что-нибудь стоящее, он вытряхнул на землю все содержимое баула. В этот момент на Петьку  сходила ворона Катя – та самая подружка Человека-Паука, которая пила из детской ванночки. Петька, чтобы избежать второй порции, сделал шаг в сторону, оступился и плашмя упал на маски.

Петька: Твою… раствою… блин.

     Когда он встал, Череп буквально взвыл от огорчения, ведь б;льшая часть его коллекции оказалась расколотой, раздавленной, треснутой, то есть совсем никуда не годной.

Петька: Вот! А дал бы полтинник, я бы сейчас в магазине был! Как чувствовал!

     Сережа хоть и был в озлоблении в связи с похмельем, но драматизм ситуации он прочувствовал в полной мере и кряхтя, начал собирать то, что совсем недавно составляло главный предмет гордости Черепа. Петька топтался рядом и вяло пытался оправдать свою неловкость, мол, день только начался, а он уже по уши в д…ме из-за какой-то  каркуши долбанной; и ночью ему снился горящий самолет – стопудовый кошмар и предзнаменование; в четверг его жилец съезжает, а нового нет, то есть придется или голодать, или работать – одно другого не легче; в то воскресенье у него перегорела проводка в коридоре и спёрли удочку с балкона, и в целом мир суров, опасен и не предсказуем.
     Под конец своих унылых признаний Петька опять поинтересовался насчет полтинника. Череп сунул ему деньги и мрачно поплелся в арку, повесив на плечо сумку, заметно уменьшившуюся в объеме. В арке он прижался к стене, чтобы пропустить кортеж из двух «Газелей» и одного мотоцикла. Мотоциклом, как оказалось, управлял Димон, в первой «Газели» сидела нанятая им бригада гастарбайтеров, а во второй везли разнообразный строительный материал.

Димон: Так: ты – разгружаешь. Ты, ты и ты – копаете ямы под столбы. Вы двое – устанавливаете туалет, потом тянете провода. Начали.
Сережа: Погоди, погоди, раскомандовался. Сказали же все убрать, зачем нам проблемы?
Димон: Будут проблемы – разрулим.
Петька: Я до магазина.
Сережа: Ты хочешь, чтобы ОМОН приехал? Мне пятнадцати суток хватило, а теперь ещё пару лет накинут и почки опустят.
Димон: Не каркай, пусть работают. Поставим нормальный забор, проведем электричество, плюс биотуалет. Сертификаты, заключения, разрешения экологов есть. В мэрии человечек один подключился, обещал прикрыть. Короче, сотку, а то и две, пробьем официально, и хозяйничай себе на здоровье.
Сережа: Дим, спасибо тебе, ты мужик хороший, только не надо ничего, сожрут.
Димон: Посмотрим. Копай нормально, не халявь. Кто сказал, что они (указывает на гастарбайтеров) работать любят? Пока стоишь с палкой – шевелятся, отошел – в носу ковыряют… Камни сюда складывай… С того столба и тяни… Сортир под дерево, чтобы люди не жаловались… (К Сереже). «Буханку» твою в синий перекрасим, как, согласен?

    Нежданно-негаданновозле дачи появиля Юрка-Прибыль.  После того как его взяли в Управу по сверхвеликому блату, он заважничал неимоверно. В считанные дни научился ходить животом вперед, говорить медленно и увесисто, не слушая собеседника; взгляд его помутнел, закостенел, а жесты стали рубящими и хватающими. Волосы он начал зачесывать назад и укладывать гелем, нацепил очки с обычными стеклами, потому что не страдал близорукостью или дальнозоркостью, и купил портфель  коричневого цвета, похожий на те, которыми пользуются  киношные министры из политических детективов.

     Димон сначала не обратил на Юрку никакого внимания, потому что был занят с работягами, потом грубо спросил «чего надо?» и нехорошо посмотрел.
     Юрка ответил на его взгляд такой же неприязнью, смешанной с нахальством и самодовольством, открыл портфель, достал ворох бумаг и басом начал учить жизни.

 Юрка-Прибыль: Дмитрий Дмитриевич, известно ли вам, что по поводу так называемой «дачи» уже принято решение в соответствующих структурах?
Димон: Отвали.
Юрка-Прибыль: Ну, во-первых, не отвали, а отвалите, а, во-вторых, реакция властей помимо всего прочего связана и с недавним коллективным письмом от жильцов дома номер один по Заболоцкой улице.
Димон: Тебе повторить? Серега, чего за письмо?
Сережа: Бориван жалобу накатал. Правда, Дим, сворачивай работу. Этот в Управе нашей прописался. Был - то г…ном, а теперь еще и начальник.
Юрка-Прибыль: Только личное знакомство останавливает меня от более решительных действий.
Димон: Бумаги покажи.
Юрка-Прибыль: Вот копия письма Бориса Ивановича, вот постановление об эвакуации автомобиля УАЗ-3962 и сносе ряда незаконно возведенных объектов; вот второе постановление, вот заключение земельного комитета; вот…
Димон: Ты знаешь какой человек у меня в Мэрии?

     Димон на ухо шепнул фамилию.

Юрка-Прибыль: Мэрия здесь не причем, вопрос находится в ведении муниципалитета.
Кстати, по поводу незаконной перепланировки вашей квартиры назначено дополнительное заседание специальной комиссии. По дружбе могу сказать: придется сделать все как было за свой счет и заплатить большой штраф.

     Теперь уже Юрка озвучил шепотом цифру штрафа. Димон побагровел от ярости и рявкнул в сторону суетящихся рабочих: «Отбой». Мужики решили, что ослышались и продолжали копошится до тех пор, пока Сережа не повторил распоряжение: «Шаб;ш, ребята. Вертайте назад». «А деньги, зарплата то есть, будет?» - начали тихо возмущаться «равшаны». «Будет, - коротко и резко ответил Димон. - Шевелите поршнями».

Юрка-Прибыль: Правильно, в цивилизованном государстве нет места самодеятельности, иначе наступит хаос.
Сережа: Ты же сам за одним столом с нами сидел, не стыдно? Что тут плохого, где тут грязь?
Юрка-Прибыль: Анекдот: прежде чем поднимать Россию, подними свою задницу со стула. Хочешь жить лучше – больше работай и будет у тебя нормальная дача, нормальный бассейн и на электричество останется. А ты на халяву решил устроиться, чтобы до дома два шага и делать ничего не надо. Халява, дорогой мой, давно закончилась. Государству нужны не халявщики, а налогоплательщики.
Димон: Вали отсюда.
Юрка-Прибыль: Кулаки чешутся, Дмитрий Дмитриевич? Я не Олег, со мной так по-быдляцки не выйдет. На вас укорот быстро найдем. Олигархов сажаем, не то что мелочь всякую.

     Пока дачники выясняли отношения, работяги успели все убрать, сели в ту же самую «Газель», что их привезла, достали хлеб, кефир, молоко и приступили к обеду, с интересом наблюдая через окно за «русский», не понятно о чем спорившими.
Те спорили и закончили только тогда, когда появился Славик. Он был мрачен, лицо его опухло, волосы торчали вихрами, под глазами темнели набухшие влажные «мешки».

Славик: Петровна умерла.
Сережа: Откуда знаешь?
Славик: Мать сказала и Наташка.
Юрка: Прискорбно.

     После своей казенной реплики Юрка сложил бумаги в портфель, погрозил пальцем сытому «пролетариату» из ближнего зарубежья, солидно помолчал, еще раз оценил обстановку и чинно удалился.

Славик: Шестьдесят пять лет. Пожила. Слава Богу.
Сережа: Да ну, сколько не живи, все мало. А что у нее было-то?
Славик: Рак. Желудка и кишок разных.
Сережа: Вроде не пила, не курила, а поди ж ты – рак!
Димон: Похороны когда?
Славик: Завтра. Только без нас. Сама просила, чтобы тихо, без церемоний. Мать, правда, поедет. Тети Галина сестра разрешила.
Сережа: Надо помянуть. Куда Петька-то делся? Славик, Димон, вы как?
Славик: Не, я чайк; лучше.
Димон: За рулем.

Петька, который обычно ходил медленно, вальяжно, внимательно осматривая прохожих, в этот раз   примчался со скоростью зайца.

Петька: Серега, тикай, менты за тобой едут.
Серёжа : Ты опять у магазина жрал ?
Петька: Какой жрал?! Там наш участковый, два опера и следак. Ну, вот блин. Говорил же: валить надо.

     Сотрудники полиции, прибывшие для задержания Сережи, действовали исключительно профессионально и оперативно. Они за секунду нацепили на него наручники, затолкали в машину и умчались на огромной скорости, даже не включая спецсигналы. Ни Славик, ни Петька, ни Димон не успели хоть как-то среагировать и стояли молча с растерянными лицами.

Петька: Я две взял. И что теперь с ними делать?

     В сказках некоторые  персонажи появляются откуда не возьмись.
     Танюшка, хотя и не была сказочным персонажем, но тоже обладала способностью появляться стремительно и с шумом.

Танюшка: Успели? Арестовали?
Петька: Танюха, каким ветром?
Танюшка: Я совсем ничего не знала: ну, мужчина, ну, выпивает, машина у него с бассейном. И вдруг… Таким тихим прикидывался, приличным. Потом смотрю    жены день нету, два нету, а там и неделя пролетела, за ней вторая. Что-то случилось! Караул!
Димон: Не трещи, объясни лучше.
Танюшка: Что тут объяснять? Все без объяснений понятно: убил жену, притаился, нам ничего не сказал, в больницу не позвонил, в милиции не до него. У следователя зубы неровные, с промежутками – счастливчик!
Славик: Ты милицию вызвала?
Танюшка: Они сами приехали! Вызвала? Ну, вызвала. Звоню – не берут трубку, перезваниваю – дежурный отвечает. А мне дежурный не нужен, мне генерал нужен. «Так и так, - спрашивает, - что случилось, гражданка?»
Гражданка! Так сказал, как будто мне девяносто лет. И совсем это не милиция оказалась, а поликлиника.
Славик: Вообще тебя не понимаю. С чего ты взяла, что он жену убил?
Димон: Надо самим ехать выяснять.
Танюшка: А как же?! Он дома ,ее нет и никто не знает, где она! Осень на дворе, холодно. Точно – Сережа!
Петька: Вы давайте тогда в отделение, а я здесь прикрою.
Димон: Поехали.

     Как всегда в самый драматический и напряженный момент открылось окно, но вместо мамаши Славика появилась Натаха.

Натаха: Славик! Славка! Ты у Сережи?
Славик: Его менты взяли.
Натаха: А?
Славик: Менты взяли!
Натаха: Не слышу…
Славик: У Сережи!!!
Натаха: Иди домой, срочно. Свалка родила! Два раза по тройне.
Славик: Думали – сдохла, она – беременная, странно. Из клетки не выпускали, от кого тогда?
Танюшка: Так бывает! Вот одна моя подруга…
Димон (Славику): Поехали, потом с детьми разберешься.


Сцена 7

Славик: Что-то Серега наш зачастил в ментовку.
Петька: Рецидивист.
Славик: Так ведь и посадить могут.
Петька: Будем передачи носить.
Натаха: Неужели вы думаете, что он на самом деле убил Аню? Он, конечно, алкоголик, но не преступник, тем более, убийца.
Славик: Откуда мы человека знаем?
Петька: Нет, не знаем.
Славик: Допился «до белки» и пристукнул.
Петька: Точно! А тело в камине сжег.
Натаха: Дим, ну, скажи ты им.
Димон: Кого ты слушаешь: тебя разводят, а ты введешься. Час назад звонил, домой едет.
Натаха: Значит он все-таки был в тюрьме?
Димон: Отдохнул трое суток в КПЗ, с кем не бывает.
Натаха: Просто так?
Славик: Да, Юрка-Прибыль, сука такая…
Натаха: Не выражайся.
Славик: Угу. Где-то чего-то услышал и ментам накапал. Те быстрей хватать, волки. Потом разобрались. Он свое отсидел сто лет назад.
Петька: Беспредел. Может, по пивку?
Славик: Любимая, как, можно?
Петька: Тем более, поминки заиграли. Что мы -  совсем дикие?
Натаха: Дорогой, опять?
Димон: У Петровны сестра-зверь. Говорю, давайте организуем церемонию, там, прощание в морге, отпевание, зал банкетный сниму. Уперлась: мы не нищие, нам ничего не нужно. Говорю, венок хотя бы возьмите. Та опять за свое: мы не нищие, нам ничего не нужно. Железная баба.
Петька: В;-в;. Я тоже к ним сунулся, а она с меня долг требует. Но я-то у Петровны брал, а не у нее!
Славик: Матушка сказала, что народу много было: родня всякая, с работы, даже дети какие-то. Цветов море накидали, а могильщики стебли у них порубили лопатами, говорят,  иначе их украдут и продадут еще раз. А одна бабка в яму свалилась на гроб: край могилы размыло дождем, вот и плюхнулась.
Петька: У меня друг помер, давно еще, мне лет двадцать было. Заказали оркестр ему, а двое трубачей нажрались в хлам и попасть в ноты не могли. Стыдно как-то стало за них и денег тоже жалко. Короче, заперли их в сарае, где инвентарь всякий, только на следующий день выпустили. Те замерзли, протрезвели и полезли драться к нам. Мы объяснили, что да как, а потом в пельменной всю водку выпили. Зд;рово было.
Натаха: Не стыдно тебе такие глупости рассказывать?
Петька: Не нравится – не слушай, а по мне смерть это даже хорошо: ничего не болит и делать ничего не надо.
Димон: Везде халяву ищет.
Петька: Ну, давайте хором страдать. Ё-моё! По любому кони двинем – не сегодня, так завтра, не завтра, так через год. Что вы трясетесь над старушкой? Вот удивила – померла, блин, чудо какое.
Димон: Не хами.
Натаха: У тебя пиво с чем, что ты такой дурак?
Петька: За своим следи. Приехала в Москву хрен знает откуда и еще права качает.
Славик: Эй, заглохни. Совсем страх потерял? Извинись.

     Петька, хоть и набрался пива до полной анархии в самом себе, но инстинкт самосохранения сработал безотказно. Боком, короткими перебежками он добрался до арки, оттуда пробурчал что-то среднее между «извините» и «не дождетесь», пригрозил, что убьет Лёшика и темным пятном навсегда затерялся в глубинах двора.
     Оставшиеся Дачники поговорили о том, о сем, погрустили о Петровне, позлились на Петьку и собрались было расходиться, но тут появился Сережа и, конечно, всем захотелось узнать почему его задержали, а потом с извинениями выпустили. Сережа первым делом закурил и, указывая на початую баклажку пива, поинтересовался: «Чьё?»
Славик: Петька не дожрал.
Сережа: А-а, я его видел, в песочнице спит… Свежее…  С горчинкой…
Димон: Как сам?

    Сережа смачно рыгнул, несколько раз встряхнул баклажку, подождал, пока пена осядет и снова превратится в жидкость, допил остатки и только после такого «фуршета» начал потихоньку рассказывать о своих приключениях.

Сережа: Вы ж знаете все.
Натаха: Я вообще не в курсе.
Сережа: Танька, жаба, - у нее здесь подруга живет и та насвистела ей про меня всякую фигню. Танюха зачем-то Юрке сказала, а Юрка – рад стараться – в ментовку побежал. В ментовке полицейские сидят, мозгов кот наплакал – нет бы пробить меня по базе или, может, как-то криво пробили, не знаю, - сразу хватать. Я спрашиваю их: где наш участковый? Показывают на какого-то мальчишку: вот, мол, он. – «А Степанов?» - «А Степанов не прошел переаттестацию и был уволен. Пенсионер твой Степанов, заслуженно отдыхает от вас, алкашей и прочей нечисти». И так с издевкой все, лишь бы унизить. День просидел – ничего, второй сижу – ничего. Вечером след;к вызывает: расскажите обстоятельства убийства и укажите место, где спрятано тело. Объясняю, что тело у дочери Юли в Тунисе, внука нянчит, через неделю приедет. Позвонили, проверели. Анечка в слезы, потом, слышу, кричит на них, истерика. Мне еще сутки и пинка под зад. Я, естественно, поинтересовался, дескать, будете привлекать неких Юрия и Татьяну за клевету и ложные показания? Ржут, типа, иди мужик, радуйся, что цел. Вот так вот,  б…ть,  Россия – свободная страна. Из каждого телека  с утра до вечера кричат о каких-то правах человека, а где эти права, видел их кто? Не уверен. Обидно, и кому жаловаться не знаешь.
Славик: В газету напиши.
Сережа: Ага.

     Сережа произносил свой монолог с таким видом, что было понятно – пивом он не ограничится. И, действительно, в «санитарке», где-то под потолком, в обшивке у него была заныкана литровая бутыль «Столичной». Никому не предлагая, он налил целый стакан – стакан валялся между педалями в кабине, - и залпом выпил.
     Минут через пять Сережины глаза помутнели, кожа на лице побегровела, а на губах появилась идиотская ухмылка-улыбка.

Сережа: Помянем рабу божию Галину?
Димон: Сходи, поешь, сейчас развезет.
Сережа: Ем уже.

     Имелась ввиду жевательная резинка.

Натаха: А ты, правда, никого не убивал.

     Сережа хотел было нахамить в ответ, но что-то далекое и осмысленное промелькнуло в его глазах, взгляд стал печально-суровым, на висках вздулись вены, а руки сжались в кулаки.

Славик: Старая песня.
Димон: Дай выговориться.
Сережа: Попалась мне такая женщина – Кристина Олеговна. Не нравилось ей, что живет по-советски, без ресторанов и санаториев. А мне тоже не все нравилось, особенно сапоги ее белые раздражали. Ругались, орали, пацана растили. Он вырос, разобрался, стал маму останавливать.
     И как-то набросилась она на меня. Женя в сторону хотел ее отвести, та оступилась, может быть, поскользнулась, может быть еще что-то, короче, налетела затылком на батарею. Смотрим: крови с гулькин нос, а сама хрипит, синеет, глаза закатывает. Вызвали «скорую», те ментов. Менты спрашивают: кто толкнул? Женя на себя показывает, я, понятно, уже заявление пишу, рассказываю как «убил» жену. На самом деле, у нее тромб оторвался и чего там перекрыл, а получилось, как будто ее специально затылком об батарею ударили. Дали двенадцать лет за непредумышленное, на два года раньше выпустили за хорошее поведение. Женька сначала писал, потом перестал. Он сейчас в Краснодаре или в Красноярске, мы не общаемся, не знаю почему.

     Покаянное настроение у Сережи быстро закончилось и сменилось на агрессивно-злобное.

Сережа: Вот ведь Юрка гавнюк какой: чуть поднялся и давай на своих же стучать. Гад! Ничего, пусть живет, его пацаны накажут больше, если станут такими же, или еще больше, если поймут, какая дрянь их папаша. Зато Игорек порадовал: студент! коммунист!
Славик: Понесло с пятого на десятое.
Сережа (совсем во хмелю): Димон, а чего там Костян наш? Где он есть-то?
Димон: Пока ничего. Баба цепкая, оформила все по закону и даже наехать нельзя. Сожитель у нее тоже при делах. Пробили его по базе – крыса, конечно, но со связями.
Натаха: Может, ему общежитие дадут от поликлиники?
Славик: Нет сейчас никаких общаг.
Натаха: Всегда были.
Славик: А чего ты его выгнала, поместились бы? Две квартиры!
Натаха: Маме своей спасибо скажи, кому тесно-то?
Славик: Мать у меня такая, да. Ты бы покимарил, Серега.
Сережа: Ничего, так посижу. Подышу… Маруся должен зайти… Он звонил… Ему сварочный аппарат нужен и паяльник. У меня паяльник есть, канифоли нету… Хрр… хрр… хрр.
Натаха: Зачем так напиваться? Ты приди домой, побрейся,  поешь нормально, выспись, а потом, если очень надо, выпей.
Димон: Тоже хотел с ним поговорить.
Славик: Наташ… это я чего думаю… давай, у мамы поживем, а твою хату сдавать будем? Деньги-то хорошие.
Натаха: Разбежался. Поселятся какие-нибудь кавказцы, потом доказывай, что квартира твоя. Лучше её продать и ко мне поехать, у нас там и воздух другой, и питание. Работать будешь по-настоящему, как мужик, а не как бабка старая.
Славик: Начинается. Димон, у тебя вакансии есть? Мне главное соцпакет и проездной.
Димон: Мы в Европу офис переносим, в Австрию.
Славик: Круто. Я заграницей нигде не был, только в Риге и в Таллине.
Натаха: Сережу надо домой отнести, простудится.
Славик: Это вряд ли. На улице быстрей протрезвеет. Опять же он Марусе паяльник обещал.  ( К Марусе и Черепу) Здор;во.

Маруся и Череп пришли одновременно, чего раньше никогда не случалось.

Маруся: Здор;во.
Череп: Салют, живым.
Маруся: Как он?
Славик: Нажрался, теперь спит.
Череп (продолжает разговор с Марусей, о чем-то     его просит): А ты сварочным аппаратом, а?
Маруся: Здесь нужна лазерная, точечная сварка. Или совсем тонким паяльником, с иголку.
Череп: Елки-палки, такая ерунда, а столько проблем.
Славик: Вы о чем?
Димон: Хорошая лазерная сварка в «Хаусшопе»: на второй этаж поднимаешься, их отдел рядом с «Детским миром».
Маруся: Значки у него старые, крепёж поразвалился, вот и ходит за мной, страдает.
Славик: Какие значки?
Череп (с гордостью): Советские, 30-х и 50-х годов, шикарная вещь, живая история. Только барыги хитрые: значок продадут, а как крепить его – не понятно. Вот и бегаю, суечюсь. (Укоризненно смотрит на Марусю). А кому-то груда железа важней, чем помощь товарищу.
Маруся: У меня последняя починка во дворе. Завтра уже в сервис выхожу. Серега проспится, возьмем паяльник и попробуем. Погоди маленько.
Димон: В какой сервис?
Маруся: Техцентр «Сила», на двадцатом километре, полчаса от дома на маршрутке.
Димон: Знаю, видел. По деньгам нормально?
Маруся: Надеюсь.
Череп: А сейчас совсем никак?
Маруся: Завтра вечером. После работы. Все, давай, я не люблю опаздывать.
Череп: Давай. Позвоню!
Натаха: Ой, у меня у папы столько значков было, и от дедушки медали остались – он воевал.
Череп: Покажешь?
Натаха: Я не знаю, когда домой поеду. И медали  мы точно продавать не будем.
Череп: А значки?
Натаха: Если найду, договоримся.
Славик: Ты у Боривана спрашивал?
Череп:  Пердун старый: кряхтел, кряхтел, трясся, потом такую цену заломил – я даже разговаривать не стал. Мартин Лютер хренов.
Славик: Кто в марте?
Череп: На, Мартин Лютер, когда умирал, говорил: «Боже, боже, как это больно и страшно уходить в иной мир». И Борис Иваныч тоже самое. (Передразнивает). «Как мне больно как я болен… Надо подумать о душе…» Хорошо он думает – за такие деньги три значка!
Димон: Могу комсомольский подарить.
Череп: Этих у меня полно… Хотя, давай, если не жалко. К Дуплету что ли сходить, он мужик зажиточный.
Славик: Там теперь якуты. Сам недели две как съехал. У него же загородная недвижимость. Олигарх.
Димон: Ага… олигарх… до поры, до времени.
Сережа (очухавшись): Чего орете? Не стадион.
Череп: Ты, помнится, паяльник обещал.
Сережа: В ящике, под сиденьем. Канифоли нет.
Череп: Мастера тоже нет.
Славик: У Маруси сегодня последний ремонт.
Сережа: Он говорил. В сервис зачем-то устроился, как будто здесь работы нет.
Славик: Запретили во дворах.
Сережа: Как запретили, так и разрешат… или забудут.
Димон: Короче, ситуация такая. До меня тоже докопались, Юрка постарался. Хотя квартиру так и так продавать, но обидно.
Натаха: Из-за перепланировки?
Димон: Из-за нее самой.
Славик: Рядом где-нибудь купишь.
Димон: Уже купил… в Вене… Я говорил, что офис перенесли. В России нормальный бизнес не сделать: налоги, уроды.
Сережа: И ты смываешься.
Череп: Ты сейчас как Цезарь сказал. Его убивали уже и вдруг он видит среди убийц  друга, Брута. Ну, Цезарь ему с упреком так, с обидой: и ты, мол, Брут, туда же, с топором, не хорошо это, не по-человечески.
Сережа: А Брут?
Череп: Дальше убивал.
Натаха (к Димону):  А пригласишь нас потом, когда-нибудь?
Димон: Не вопрос.
Славик: Светку с собой забери. Она опять чудит: нашла себе хохла-юриста, у того страусиная ферма под Калугой. Приходила недавно, хвасталась, какие они богатые, какая у них яичница каждый день.
Натаха: У нас куры тоже будь здоров несутся. Желток , как подсолнух , - густой, жирный. Смак!
Череп: К кому «скоряк», не знаете?

    Ответ на этот вопрос был получен сам собой. Минут через пять после прибытия «скорой помощи» к Дачникам подошел фельдшер и попросил мужчин пройти с ним, чтобы помочь утихомирить Петьку, категорически не желающего ехать в больницу. Его собирались госпитализировать в «травму» , с «многочисленными рвано-укушенными ранами», как сказал медик. Дачникам стало понятно, что убить Лёшика очередной раз не удалось, более того, зверь сумел достойно постоять за себя и отхватил своему горе-хозяину полноса, часть верхней губы, уха и разорвал кожу на руке. Вероятно, Петька сражался с ним стоя на карачках, а рукой пытался защищаться.
     Теоретически врачи могли отказаться от неадекватного и буйного пациента, но у того было сильное кровотечение и оставить его совсем без помощи означало бы поступить не гуманно и противоправно.
     Сережа идти на выручку категорически отказался, потому как сам нуждался в капельнице и постельном режиме. Славика не пустила Натаха:  она, видите ли, не для того взяла его в мужья, чтобы он с дураками связывался…  Оставались Череп и Димон. Им тоже не хотелось лезть на рожон, но фельдшер смотрел так робко и заискивающе, был так худ и бледен, что идти все-таки пришлось. Димон даже похрустел пальцами, то есть показал насколько он сердит и как сейчас не сладко придется Петьке.
    Через некоторое время с треском и грохотом открылось всем известно окно. Мама Славика сообщила, что Чудилу (она называла Петьку именно так) связали, забинтовали и даже начали бить. Потом мама убедилась в наличии сына, попросила Натаху сходить в магазин за «синим куренком для супа и колбасой для оливье». «Майонез, - добавила она, - бери в стеклянной банке. Если в стеклянной не будет, бери в пакете, но обязательно оливковый».
     Когда Натаха скрылась в арке, Сережа достал полную бутылку коньяка из ямы под задним правым колесом несчастной «санитарки» и, не спрашивая Славика, разлил спиртное в два пластмассовых стаканчика. На один из них он указал характерным жестом, означавшим, что выпить надо быстро (пока не спалили.), а закусить, увы, нечем, даже «сникерса говеного нет».
     Славик покряхтел, подержал стаканчик в руках, понюхал содержимое, сморщился и махнул его целиком. Сережа, в отличие от него, пил глотками, без аппетита, заметно задерживая дыхание.

Сережа: Ну вот! А то на тебя смотреть противно. Не дать, не взять ангел небритый.
Славик: Иди ты… Серег, а как думаешь,  Петровна квартиру кому завещала?
Сережа: Имущество после смерти человека переходит к его ближайшим родственникам, то есть к сестре. А тебе что?
Славик: Мать вроде как ухаживала за ней, вдруг она нам завещала?
Сережа: Ага, разбежался. У вас и так две хаты на троих, а ты еще одну хочешь . Жопа не треснет?
Славик: А чего. Наташкину бы сдавали, эту продали, можно тогда всю жизнь не работать.
Сережа: Халявщик.
Славик: Устаю. Даже почитать некогда.
Сережа: В школе надо было читать.
Славик: Читал. В десятом, что ли, классе писателя одного проходили. Черов, Чиров, Чихун… не помню.
Сережа: Чехов! Что за поколение - одни дебилы.
Славик: А вы Советский Союз прос…ли! Короче, там мур; такая. Сидят, значит, ну,типа, богатые и страдают, что у них денег нет и надо из этого дом продавать. Дом-то им по барабану, а сад жалко. В саду вишни, черешни, фрукты разные, цветы.
Сережа: А клубника?
Славик: Не знаю, наверное, тоже была. Вот. И одна из баб птицей прикидывается: вороной, не вороной, может, сайкой или галкой. А… нет… чайкой! «Я, - говорит, - чайка. Почему люди не летают? Хреново, что не летают…» - и так далее. И доктор ходит, яд от всех прячет и выпить предлагает. Типа тебя, такой же крендель.
Сережа: Дядя Ваня?
Славик: Где?
Сережа: Доктора звали дядя Ваня?
Славик: Не помню, нет. Борман, Гоцман… Хрен его знает. Врач одним словом, только без халата, в костюме.
Сережа: И?
Славик: А мужик, который дом купил, - ему эти вишни с клубникой на фиг не нужны. «Повырублю, - говорит, - все к чертовой матери и нечего на меня глаза таращить. Надо было не на пианино играть и кроссворды при луне разгадывать, а работать, то есть компоты делать, картошку сажать, ну, крутиться одним словом. Зажрались вы ту на природе, на всем готовом…»
Сережа: Понял. А женщина-чайка его заклевала?
Славик: Нет, там по-другому было. У одной из баб, помещиц, с ним получился интим. Он от этого дела должен был слезу пустить и ничего не трогать. Но пацан какой-то застрелился, второй на дуэль пошел, приехали сестры и тут, значит, лесники заваливаются с топорами и подчистую все вырубают. Бабы в слезы, да поздно – собирай чемодан и вали в Париж или еще куда подальше.
Сережа: Не понял?
Славик: Как ты не понял! Жизнь не стоит на месте, новые люди живут по-новому, а старикам хочется, чтоб  было по-старому, как им удобно, как они привыкли. То есть мир для живых, а не для мертвых.
Сережа: Это и так ясно: кладбища для покойников, города для нас. Чайка здесь причем?
Славик: Какая чайка?
Сережа: Ну, ты говоришь, чайка по саду летает, клюет вишни, капусту ворошит, с топором бегает…
Славик: Для тупых…
Сережа: Не тупее тебя.
Славик: У нас траву стригут?
Сережа: Жужжат по утрам.
Славик: Асфальт кладут?
Сережа: Каждый год.
Славик: Дома, магазины, гаражи лепят?
Сережа: Как из пластилина.
Славик: Тебе это надо?
Сережа: Нет.
Славик: Хочешь, чтоб было как в СССР?
Сережа: Нет… то есть да… не уверен.
Славик: А вот Игорек твой хочет.
Сережа: Он молодой.
Славик: Вот молодые и будут решать какая должна быть жизнь, а не мы с тобой.
Сережа: Логично… Дачу-то зачем сносить, она ведь не трава?
Славик: Новой власти барахло не нужно… и мы с тобой не нужны. Им главное – продать!
Сережа: Да-а-а… Коньячку?

     Едва ли стоит говорить о том, что вышеизложенная беседа сопровождалась обильными возлияниями.
     После Чехова Сережа и Славик перешли на резкую критику своих    жен,  признались друг другу в любви и в дружбе, договорились скинуться и купить участок земли, где они построят настоящую дачу и уже никто, включая полицию и армию не сможет их выгнать оттуда.
     В процессе разговора Славик несколько раз вспоминал про Маниша и доставал открытку, которую тот прислал из Индии.
     Сережа мычал какие-то  стихи и пытался показать как танцует Костя-Ханурик.
     Пока они веселились, Человек-Паук (он присутствовал с момента приезда «скорой помощи») не спеша занимался пересмотром и сбором вещей. Его не раз приглашали к «столу», но он отказывался и даже не хотел разговаривать с совсем уже пьяными Дачниками.
     Нельзя сказать, чтобы Иваныч сердился на них, - просто он не любил, когда люди перестают быть людьми и под воздействием алкоголя превращаются в оборотней. К тому же осень все ощутимей и ощутимей давала о себе знать. По утрам от инея седела трава, днем солнце поднималось не так высоко, как раньше, из птиц остались только вор;ны, голуби и воробьи. Одежда стала тяжелой, потому что за ночь она пропитывалась влагой от тумана и испарений и не успевала высохнуть до вечера.
     То, что Дачу запретили и приказали убрать, Человек-Паук не знал, но, конечно, чувствовал и готовился к переезду в другое, более спокойное место.
    За Славиком несколько раз приходила Натаха, но он шумел на нее и требовал оставить его в покое.
     Наконец, спиртное закончилось и Сережа, как в старые добрые времена, завалился в «санитарку» на боковую.
     Славик хотел было пойти домой, но передумал и улегся рядом, положив голову на запасное колесо, а ноги на своего уже храпящего товарища.
    Наступила последняя «дачная» ночь. Она выдалась тихой и ясной. Свет луны и свет из окон превратили «санитарку» в «летучего голландца», застывшего в черном спокойном океане. Какая-то тень появилась возле кабины. Через открытое окно она вытащила тонкий прямоугольник небольшого размера и, переместившись вбок, начала равномерно двигаться. Когда луна набрала силу и засветила особенно ярко, стало понятно, что тень – это Человек-Паук и что он рисует прямо на машине.
    Иваныч рисовал долго, старательно. Закончил он далеко за полночь, тихо собрал гамак, закинул рюкзак, подхватил пакеты и ушел по дороге, известной лишь ему одному.
     Утро выдалось солнечным. Люди как обычно спешили на работу, но перед «санитаркой» они останавливались и улыбались. Ведь вся она была расписана желто-красными узорами, а на боку на голубом фоне сверкала изумрудная гора.
     Живопись от капелек росы казалась живой и кто-то, несмотря на ранний час, фотографировал ее на свой телефон.
     На дереве, где раньше висел умывальник, была приколота открытка Маниша, с которого Иваныч и написал свой шедевр.
     Из арки выехала машина «ДПС» с усиленным нарядом, за ней порыкивал оранжевый эвакуатор.
     Через несколько минут после их появления Дача официально перестала существовать, что было зафиксировано в протокле и подкреплено соответствующими печатями и подписями.



Конец

2011-2012 год