Проводы

                Андрей Миронов               
                ПРОВОДЫ
                Пьеса в двух действиях

Время действия – конец 90-ых.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: 

САНЬКА  АРХИПОВ – главный герой (18 лет)
МАТЬ САНЬКИ – Мария Петровна (44 года)
ДЯДЯ БОРЯ – дядя Сани (47 лет)
ТЁТЯ НИНА – подруга матери (50 лет)
МИХАЛЫЧ – сосед (алкаш-афганец) (35 лет)
СЛАВИК – друг Саньки (18 лет)
ТЁТЯ ЛЮДА – мать Славика (42 года)
КАБАН – соседский парень (23 года)
ЛЕНКА – девушка, в которую влюблён Санька (18 лет)
ДЯДЯ ГЕНА – отец Ленки (42 года)
ГОЧА – ухажёр Ленки (26 лет)
ДВОЕ ПАЦАНОВ – массовка
ДЕД ВАСИЛИЙ – (82 года)
ДИМОН – сослуживец Саньки (19 лет)
АНГЕЛ.

Что случилось? Просто… Просто, одна история, из тысяч похожих, многими так и не узнанных. Можно было бы начать со слов: жили-были… Нет, не старик со старухой, а обычные, совершенно обычные и далеко не сказочные,  а вполне себе реальные, люди, разных возрастов. Живущие на просторах нашей необъятной Родины. Жизнью, похожей не на сказку, а скорее на правду, для кого-то незнакомую, непонятную и даже в чём-то ужасную. Возможно, и не совсем всё так было, в деталях, только сути это не меняет.
               
               
                ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Утро. Или, скорее, день. Весна украсила деревья свежей, ещё не до конца оформившейся, листвой. Времени, примерно, между десятью и одиннадцатью. Выходной, но народ сельский уже не спит. Жизнь провинции насыщена собственным, отличным от городского, укладом и колоритом. Спешить некуда, но забот хватает. Посему весь поместный люд давно на ногах и чем-то размеренно занимается, преимущественно, по хозяйству. Мы идём вдоль пыльной улицы, с разбитой, дорогой, на которой остались лишь фрагменты асфальта, проложенного здесь лет тридцать назад. Возникает впечатление всеобщего запустения. Вокруг, большей частью, деревянные дома, ещё довоенной постройки, нам в один из них. Подобная архаика в здешних местах не редкость, не смотря на то, что есть пара улиц с двухэтажками, сооружёнными ещё в советский период, да селикатно – кирпичные коттеджи. Перед нами предстаёт интерьер  смешанного типа, с маленькими окошками и тяжёлыми, деревянными дверями на старых, железных засовах, низкий потолок, с толстыми, шпалообразными лагами мягкая, самодельная мебель, пёстрая люстра, старый сервант и стенка социалистической эпохи, в углу, как и полагается – телевизор отечественного производства, на подоконниках цветы. Убранство весьма скромное, с довольно древними обоями, паласами на полу, да деревянными кроватями в комнатах, свидетельствующее о бедности хозяев. На стене, помимо ковра, в зале, висят старинные часы-ходики, оставшиеся, в память от предков, неистово отбивающие каждый час, словно напоминая о своём существовании, некой гнетущей неизбежности и заставляя обитателей дома периодически вздрагивать, то ли от неожиданности, то ли от чего-то ещё. Кухня, граничащая с сенями, в которой Мария Петровна хлопочет, приготовляя еду на старой газовой плите. Всё варится, парится, кипит. Раздаётся стук в дверь.

МАРИЯ ПЕТРОВНА. Да-да, открыто, заходите! (За дверью слышатся какие движения, похожие на тщетные попытки её открыть. Петровна идёт сама открывать. Дверь распахивается, шумно входит, почти вваливается мужчина, навьюченный полными сумками и с занятыми руками.)
ДЯДЯ БОРЯ. Ну, чего не встречаешь, хозяйка?
МАРИЯ ПЕТРОВНА. Ой, Боренька! (Обнимает, целует) Давай-ка, вот сюда пока ставь. Я потом разберу. (Пытается помочь разгрузиться) Руки в тесте.
ДЯДЯ БОРЯ. Да я сам. Там в машине ещё. Другой раз схожу.
МАРИЯ ПЕТРОВНА. Как доехали?
ДЯДЯ БОРЯ. Как видишь. Жив, здоров и невредим, мальчик Петя Бородин.   
МП. Понятно. Ну, слава Богу.
ДБ. Дороги-то разбитые в хламину, по весне снег сошёл, вместе с асфальтом, а до вас посчитай сто килОметров будет. Но ничего, вроде, добрался – не раздолбался. Растрясло, правда, немного.
МП. А твои где?
ДБ. Да я один.
МП. А чего так?
ДБ. У Петьки сессия. А Шурка с малой сидит. Куда ей ехать.
МП. А, ну да, конечно.
ДБ. А где боец?
МП. Да, с друзьями где-то шастает. Где ж ему быть ещё. Последний день всё-таки.
ДБ. Дело молодое. Я там мяса привёз. Вчера порося завалили. Свежак. Да и соления. Всё такое.
МП. Ой, спасибо тебе. Что бы я без тебя делала.
ДБ. Ладно.
МП. А я с пяти утра на ногах. Всё колгочусь. Зарплату не дали ещё в этом месяце, пришлось занимать, у Нинки. Столько денег уходит… Столько денег… Всё ж надо, как у людей, чтоб. Ой… А тут ты.
ДБ. Много народу-то будет?
МП. Да нет, все свои. Санькины друзья придут, да соседи. Но всё равно, надо чё т на стол поставить. Может кто и так забежит. Знаешь, как оно бывает…
ДБ. А то. Главное, чтобы топливо было. А с этим у нас порядок. (Смеётся) Давай, по маленькой, разогреемся. (Достаёт из сумки, забитой бутылками с самогоном, одну, открывает)
МП. Подожди, я хоть закусить сделаю.
ДБ. Ты рюмки доставай. Да сама садись.
МП. Ой, нет, я не буду. Да и некогда мне рассиживаться, дел невпроворот.
(Петровна суетится, отрезая хлеб, намазывая аджикой, наливая суп в тарелку, достаёт рюмку, ставя её на стол)
ДБ. А про деньги чего не сказала?
МП. Да что ж я буду-то? Ты и так, вон, стараешься. Не удобно как-то.
ДБ. Ну, ты сестра даёшь… Как не родня всё равно. Ну, дрогнули. За защитников Отечества. (улыбается. Осушив рюмку, поморщившись и закусив, продолжил) Ты это брось, в следующий раз. Чего нужно, говори. Сколько раз тебе повторять? Всё сделаем, по высшему разряду. На такое жалеть не надо. Не каждый день. Чтоб перед людьми не стыдно было. Племянник всё-таки. Проводить надо по-человечески.
МП. Ой, да это да.
ДБ. Он ж мне, как сын родной. Сама знаешь.
МП. Знаю.
ДБ. Как Николая не стало, так я его вот с таких лет почти что воспитываю. И хочу сказать, Мария, толковый парень у тебя. Своего, вон, оболтуса, в институт оформил, а он и учиться не хочет. Гуляет, да развлекается, паразит. Только и делаю, что мясо в город центнерами вожу, чтоб не отчислили.  Ну, хоть диплом получит, главное. Ты хоть доучись, говорю, меня не позорь перед людями. Закончи и делай чё хошь. Всю кровь мне выпил, засранец. А твой Санька молодец. Ответственный. Главное, чтобы в жизни по правильной дороге пошёл, не свернул никуда. Чтобы не оскотинился, как сейчас принято. А армия из него человека сделает.

(Порог дома. Санька и Славик сидят на крыльце.)
СЛАВИК. Чё, Санёк, к Ленке заходил?
САНЬКА. Нет.
СЛАВИК. Чё так?
САНЬКА. На фига?
СЛАВИК. Попрощаться, все дела.
САНЬКА. А оно ей надо?
СЛАВИК. Можт надо. Ты откуда знаешь?
САНЬКА. Она с Гочей кружится.
СЛАВИК. Боишься башку снесёт?
САНЬКА. Ни чё я не боюсь. Просто ей по фиг на меня.
СЛАВИК. Да бабы силу уважают, чувак. Ты думаешь она просто так с ним мутит? Его все в округе боятся. И бабосы у него водятся. Утрамбуй его, а потом подкати к ней, и она твоя. Может она только этого и ждёт.
(Санька сидит молча, ковыряясь в зубах спичкой) Ты ж её с пятого класса любишь. И щас любишь? А она не целка уже, полюбас, прикинь. (Ржёт)
САНЬКА. Да хорош ты, задолбал.
СЛАВИК. Да ладно, ладно, братан. Шучу. Просто пацаны говорили, что её, типа, уже, ну, того. Распечатали. Гоч же у неё не первый, сам знаешь.
САНЬКА. Мне всё равно.
СЛАВИК. Чё, прям женился бы?
САНЬКА. Женился.
СЛАВИК. И после других бы взял?
САНЬКА. Да.
СЛАВИК. И клыковую? (Ржёт)
САНЬКА. Слышь, ты достал, а! (Гневно обернувшись в сторону друга)
СЛАВИК. (Продолжая смеяться, но постепенно успокаиваясь) Да ладно, прикалываюсь я. Ленка нормальная, в этом плане. Не берёт, вроде. (Немного помолчав) Ток я не понимаю всех этих движений.
САНЬКА. Каких?
СЛАВИК. Ну этих. Люблю, трамвай куплю. Вокруг тёлок нормальных полно, а ты в одну втюрился. Сколько лет. Далась она тебе. Она уж стольких сменила. А ты всё паришься.
САНЬКА. Чё ты пристал-то? Я те чё говорю?
СЛАВИК. Да я ж вижу, что страдаешь. Страдаешь же. Чё страдаешь?
САНЬКА. Да ни чё я не страдаю.
СЛАВИК. Ага, рассказывай кому-нибудь другому. Не страдает он. Пялишься на неё постоянно, как волк голодный, из-за угла. У тебя и бабы ни разу не было. Всё по ней сохнешь. В армейку из-за неё пошёл. Девственником. (Смеётся) Мог бы отучиться, хоть в ПТУ. Типа – лишь бы не видеть. Понятно, чё.
САНЬКА. Я сам служить хочу. Лучше со своим призывом.
СЛАВИК. Не, эт так-то правильно. Базара нет. По-любому заберут. Лучше уж со своими годками, это да. А то будут потом тебя пинать деды – салаги. (Ржёт) Я тоже пойду, через год. Хабзайку закончу. У меня без вариантов. А – годен. Да я, в принципе, и сам косить не хотел. И денег нет на институт. Хотя, родоки собирались военкому заплатить, чтоб отмазал. Но я сказал, что по-любому уйду. На хера мне волчий билет. На войну хочу. Проситься буду в горячую точку. Приду, в орденах, в медалях, героем. Все тёлки мои будут. И бабки оттуда привезу, там говорят боевые платят нормально. Тачку возьму, хату куплю. Ништяк. Заживу.
(После небольшой паузы, видя, что друг не реагирует,  решает растормошить его, толкая в бок) Э, ты чё такой загруженный?
САНЬКА. Нормально всё.
СЛАВИК. А Ленке этой бабки нужны. Всем бабам бабки нужны. Суки продажные. Гоча обещал её в город увезти, вот она с ним и крутится. Подарки ей всякие дарит, поит да на тачке катает. А ты тупишь. Хорош, не гони. Всё пучком будет.
САНЬКА. Я не гоню.
После небольшой паузы.
СЛАВИК. Сань, а после армейки чё делать будешь?
САНЬКА. Откуда я знаю. Я ещё не ушёл.
СЛАВИК. Может и не вернёшься.
Санька вопросительно взглянул на Славика.
СЛАВИК. Не, я в другом смысле. В армии, чё ништяк, можно какую – нить профессию получить, права, например, да там и остаться, на контракт. Будешь каких-нибудь генералов возить и в тепле и в сытости, как батя говорит. Или на кухне, наоборот, подальше от начальства. (Лыбится) А так, конечно, лучше на войну, там и лавэ можно поднять и льготы потом будут. Да и вообще… Романтика. Щас косят многие, особенно городские. Ссыкуны. Вся армия на деревне держится. Нам чё терять? Тут ловить не хер, в принципе. Все отсюда валят, кто куда. Так что, ты молодец, правильно сделал. Валить отсюда надо и побыстрее. Чего время зря терять. А Ленка… Хер с ней. Пожалеет ещё не раз. Ты главное сам не переживай. (Санька посмотрел на Славика неоднозначным взглядом)
СЛАВИК. Отвечаю, так и будет.

(В это время на крыльцо выходит мать Славика – тётя Люда – дама весьма потрёпанного вида, с засаленными, грязными волосами и в заляпанном халате)
ТЛ. Славик!
СЛАВИК. Чё?
ТЛ. Ни чё. Чё… Иди курям дай и почисти заодно в сарае. И в магазин сходи за хлебом.
СЛАВИК. Ща.
ТЛ. Без ща! А встал и пошёл делать!
СЛАВИК. Ща, ма! У Санька сёдня проводы. Дай пообщаться, нормально.
САНЬКА. Здрасти, тёть Люд.
ТЛ. Здравствуй, Саш. Как мамка?
САНЬКА. Нормально.               
ТЛ. Ну, привет ей передавай. Так, а ты пошёл! Бегом!
СЛАВИК. Блин, забодала.
ТЛ. Поговори мне!
СЛАВИК. Давай, Сань, до вечера тогда. (Тянет руку)
САНЬКА. Давай, Славян. К шести подтягивайся. (Уходит) Тёть Люд, Вы тоже приходите.
ТЛ. Спасибо, Саш.

Дом Саньки, кухня, дядя Боря и Петровна.
ДБ. Да ты не переживай, Марусь. Всё хорошо будет. Мужик отслужить должен. Все служат. Я, вон, тоже, на флоте, три года, и ничего. Живой, здоровый. (Смеётся) Это школа жизни, её надо пройти. И долг Родине отдать, хошь – не хошь. Да и чё тут делать? Ну, сама подумай. Слоняться? Ни работы, ни перспектив. Нам-то уж чего. А они, молодые, пусть едут, жизнь свою устраивают. Может там и останется. Может какое тёплое место подвернётся и тебя потом увезёт.
МП. А если на войну заберут?
ДБ. Тьфу, да что ты запричиталась заранее, на войну… Чего на войну-то сразу?
МП. Да сейчас же, сам знаешь, всех гребут, кого не лень. Как это… Недобор у них, вот. Пушечное мясо. Растишь, растишь сыночка, а потом, на тебе, в цинковом гробу… Ой, Господи… (Плачет)
ДБ. Так, ты успокойся, мать,  не накручивай. На передовую, знаешь, кого берут? Спецназ. А твой в спецназ не попадёт. Точно тебе говорю, не попадёт. Так что не переживай. Отсидится, максимум, в мотострелках или в танковых, на Северах где-нибудь, и делов-то. (Громко выдыхает, опрокидывая очередную рюмаху. Морщась и закусывая, продолжает) Я те так скажу, - главное, когда покупать будут, чтоб он сам куда не надо не пошёл. Пусть хоть в Стройбат, хоть в Морфлот, хоть в Ракетные, на крайняк, но тока не в ВВ. Ни чё, я ему мОзги вправлю. Расскажу, объясню, чё по чём. Он сам-то парень не глупый, всё поймёт, не полезет чай, в дуру.
МП. Ой, Боренька, расскажи. (Вытирая слёзы)
ДБ. Не боись, мать, прорвёмся.

Тем временем в дверь постучали.
МП. Кто там? Открыто!
МИХАЛЫЧ. Петровна, ты дома штоль?
МП. Михалыч… Заходи.
МХ. Да я, эт самое, на минутку. Здоров, Борис. Сто лет не виделись. (Протягивает трясущуюся с похмелья руку)
ДБ. Здорова, Михалыч. Чего, с бодуна?
МХ. Ну, дык, я это…
ДБ. Понятно. Можешь не объяснять.
МП. Да когда он не с бодуна-то?
МХ. Петровна, я, это самое, по делу.
МП. Знаю я твои дела.
МХ. Не, я не то что бы.., ради веселья. Самому не удобно. Но надо, край, помираю, Петровна. В последний раз, клянусь. Спасай. А?
МП. Не клянись. Окстись. В последний раз. Помирает он. Уж лет 15, как помирает, всё никак не помрёт.
МХ. А чего у вас тут, торжество какое намечается?
ДБ. Да ты присаживайся, не суетись. На вот, подлечись лучше.
МХ. (Садится за стол, жадно глядя на наполняющуюся рюмку) Ох, спасибо вам, люди добрые. Дай Бог здоровья. Вам и вашим детям. За что пьём?
ДБ. За здоровье.
МХ. А. Ну, да. А чего, один штоль?
ДБ. Давай я с тобой. (Наливает себе)
Ну, давай. (Быстро выдыхает, опрокидывая трясущимися руками рюмку. Занюхивает хлебом. Борис делает то же самое.)
МП. Закуси хоть.
МХ. После первой не закусываем. А у меня ж вчера праздник был.
МП. Да у тебя каждый день праздники.
МХ. Не, вчера особенный. Так что причина уважительная.
ДБ. Чего за праздник?
МХ. (С гордостью) Дык, день Пограничных войск.
ДБ. А. Ты ж у нас погранец.
МП. Пограничник. Изгородь мне постоянно заваливает. Лазит, там, где не надо. Санька замучился поправлять. Нет бы, как все нормальные люди, через переды, да в калитку ходить.
МХ. Петровна, за пресечение государственной границы в неположенном месте приношу официальные извинения. Это ради сокращения пути и конспирации. Стратегия такая. (Смеётся, немного раздобрев после принятия на грудь)
МП. Да ну тебя.
ДБ: А мы сегодня Саньку провожаем.
В этот момент часы на стене пробили, заполняя своим звуком весь дом. Все трое на момент замерли в оцепенении, будто выпав из реальности, прислушиваясь, даже как бы к более, чем звуку «миникурантов», затем разговор продолжился.
МХ. Надо ж, время-то как летит. Вот таким ещё помню. Прям недавно вроде было. А я ни сном, ни духом. Вот время летит…
МП. Да ты себя т не помнишь, не то, что других.
ДБ. Но пришёл прям в кон. (Смеётся)
МХ. Ну, дык, это.., праздник же вчера... А так, да. Марусь, дай в долг на пузырёк. А? Там ребята ждут. Опохмелиться надо. Я отдам, честное слово, отдам.
МП. Ну совесть у тебя есть, Михалыч, или нет? У сына проводы. Сама в долгах, как в шелках, и ты ещё со своими алкашами, клянчишь. За прошлое ещё не рассчитался.
МХ. Отдам, всё до копеечки отдам. Пенсию только получу и сразу отдам.
МП. Ага, так я и поверила. Всё пропьёшь, до копеечки, сразу же. А то я тебя не знаю.
ДБ. Ладно. На, вот тебе, горемычный. (Достаёт поллитру из сумки, протягивает Михалычу)
МХ. Борис, ты человек! Век не забуду! Спасибо! (Неистово жмёт руку) Всё, ушёл. Не мешаю. А то ждут там, меня. (Затем остановившись в дверях) Это, Марусь, я зайду вечерком, с Санькой попрощаться, а? Соседи ведь как-никак, на глазах моих вырос.
МП. Да заходи, если живой будешь. Жалко что ли.
МХ. Ну, всё, убёг. (Обернувшись, Борису) Спасибо, ещё раз.
ДБ. Давай. (Махнув рукой)
Михалыч уходит, захлопнув двери.
МП. Надоел, до жути. Не просыхает.
ДБ. А чего ему ещё делать.
МП. Как с войны вернулся, так и порет изо дня в день. Всё пропил. И совесть и семью и себя.
ДБ. М-да. (Протяжно)
МП. А какой парень был. Видный. Красавец. Умный. Школу с золотой медалью закончил.
ДБ. Сломался. Жизнь она такая. Не всякий выдержит.
МП. Не жизнь, Боря, а смерть его сломала. Война… Он же так орал по ночам, что Валька от него и ушла, не вытерпела. А как напьётся, плачет. Или буянит. Руки,- говорит,-  ноги оторванные, да трупы перед глазами. И кошмары, почти каждую ночь снятся. А сколько их таких пришло… Покалеченных, да контуженных. Вроде живой, здоровый, а с головой непорядок.
ДБ. Ну, знаешь, Мария, ты давай, это, не наговаривай понапрасну. Не все такие. Это уж от человека зависит. Пьют с дури, а не из-за войны. А воевать тоже кому-то надо. Чтоб мир во всём мире был.
МП. Вам бы мужикам всё воевать. Скоро совсем перебьёте друг друга, никого не останется, кроме баб. А мира, как не было, так и нет. Чего туда было лезть? Пусть бы они там сами разбирались. Да и сейчас…
ДБ. (Жёстко, строго) Мы выполняли интернациональный долг!
МП. А нам он нужен, ваш интернациональный долг? О нас кто подумал? Дома бы порядок лучше навели.
ДБ. Родина дала приказ! Надо, значит надо!
МП. Да гори он синим пламенем, ваш приказ!
ДБ. У нас с вами – бабами, вечный конфликт интересов. Нам друг друга не понять. У вас одни меркантильности на уме. А мы решением глобальных вопросов занимаемся. Геополитической значимости.
МП. Вот я и переживаю за Сашеньку. Не дай Бог вот так вот, как Михалыч. Или того хуже. (Отвернулась в угол, плачет)
ДБ. Ну, ты это, Маш, успокойся. Ну, чего ты придумываешь-то? Не надо, ну. (Подошёл, обнимает) Всё, всё.
МП. Мой-то, вон, тоже, полез в этот Чернобыль. Добровольцем. Пришёл, помучился, да помер через год. Оставил меня одну с сыном, да моими бабьими меркантильностями. Я конечно хочу, чтобы у него всё было хорошо. И делать тут нечего, это понятно. Денег-то у меня нет, его выучить. (Плачет)
ДБ. Ну, всё, всё, всё. (Обнимая, говоря полушёпотом)

Дверь открывается, заходит Санька.
ДБ. О, Солдат! Здорова! (Тянет руку, обнимает)
САНЬКА. Здорова, дядь Борь. Чего тут у вас? Мам?
МП. Ничего, сынок. Всё нормально. Так, лук резала, да глаза щиплет, слёзы сами текут. Реву, как взаправдашняя. (Пытается рассмеяться)
Санька с недоверием посмотрел по очереди на обоих.
ДБ. Ну, ты это, все дела штоль сделал? Со всеми попрощался?
САНЬКА. (Из дальней комнаты, что-то там ища) Почти.
ДБ. Уходишь?
САНЬКА. Ага. А Вы один что ли?
ДБ. Один. Но мои тебе привет передавали. И тёть Шура и Петька. И Юлька. (Улыбается)
САНЬКА. Спасибо. Им тоже.
ДБ. Ну, ты смотри хоть на собственные проводы не опоздай. А то без тебя, тебя проводим. (Смеётся)
САНЬКА. Окей. (Уже стоя на пороге)
ДБ. Куда команда-то?
САНЬКА. ВВ, вроде.
Петровна аж замерла и побледнела от услышанного.
ДБ. (Немного затушевавшись, поглядывая на Марию) А. Ну. Это ещё так. Предварительно. Это примерно. Куда по здоровью, показателям, в общем, подходишь. А там… Кто купит.
САНЬКА. Мам, может помочь надо?
МП. А, да нет, сынок, ничего не надо, сама справлюсь. Тут всё женские дела. Ты иди, своими занимайся.
ДБ. А я для чего? Помогу, чай, если что.
САНЬКА. Ну, тогда до вечера. (Уходит)
ДБ. Сань, погодь. Выбегает за ним. (Прикрывает дверь, чтобы мать не слышала) Ты бы пришёл пораньше, с матерью бы побыл, а то она переживает, сам понимаешь, два года ж не увидитесь.
САНЬКА. Ладно.
ДБ. Ну, всё, давай. (Хлопает по плечу, заходит обратно)
МП. Слышал? (Борису)
ДБ. Да это всё ерунда ещё. Я ж говорю, кто купит.
МП. Да что ты заладил – кто купит, кто купит. Ой, нехорошее у меня предчувствие, ой, нехорошее.
ДБ. Да это ты заладила, со своим предчувствием. Раньше времени панику устраиваешь.
МП. (Села за стол, подперев голову руками) Ну почему? Почему ты не помог ему отмазаться от этой армии? Ты же мог договориться с Палычем, чтобы черканули эту бумажку несчастную на комиссии. Я ведь тебя просила… Я бы сама никаких денег не пожалела, если б они у меня были. Да где там…
ДБ. Да он сам не захотел. Служить, - говорит, - пойду. Как все.
МП. Значит, надо было его отговорить. Переубедить. Объяснить, что не нужно это всё. Или наперекор сделать. Учиться надо, профессию получать. Хоть в ПТУ. Отсрочку взять. А там, глядишь, и заварушка бы эта закончилась. Меня он всё равно не слушает. У меня ведь никого нет кроме него. Понимаешь? Никого. Случись чего, не дай Бог, не переживу…
ДБ. Наперекор бесполезно. Всё равно уйдёт, упёртый. Да и как я его отговорю, если он сам рвётся туда? Как ни крути, а парень у тебя горячий. Геройский, можно сказать.
МП. Кому оно нужно это геройство? Мне? Тебе? Ему?
ДБ. Стране.

Санька идёт по улице, в руках у него пакет. Подходит к группе молодых людей, сидящих на корточках возле полуразрушенной котельной. Парни одеты в спортивные костюмы, кепки и кроссовки, у кото-то на ногах туфли. Курят, грызут семечки.

КАБАН. О, Архип. Быстро смотался, молодца.
САНЬКА. Нате, пацаны.
КАБАН. А стаканЫ, закусь, всё есть?
САНЬКА. Всё.
КАБАН. И курево?
САНЬКА. Да. 
КАБАН. (Заглядывая в пакет) О. Ништяк. Живём. Нормально проставился.
САНЬКА. Ну, я пошёл?
КАБАН. А чё, с нами не будешь шоль?
САНЬКА. Да не, мне некогда.
КАБАН. Не уважаешь?
САНЬКА. Да не, некогда просто, дела ещё есть.
КАБАН. Ну, давай, хоть пять капель.
САНЬКА. Да не, мне трезвым надо быть.
КАБАН. Да ты чё, с пять грамм штоль улетишь? Слабый штоль такой? Ты чё? Ты давай хорош так меня пугать. (Все ржут)
САНЬКА. Да не охота мне.
КАБАН. Что значит не охота? Не, так не пойдёт. Давай, давай. Надо. Чтоб всё нормально было. По такому поводу. Ты чё, гонишь шоль? Давай. (Наливает в пластиковый стакан водку, протягивая Саньке)
САНЬКА. Ну, ладно. (Выпивает через силу)
КАБАН. Во! Правильный пацан. Хорошо пошла?
САНЬКА. Угу.
КАБАН. Закуси, закуси. Сухариком.
(Санька закусывает, морщась)
САНЬКА. Ну, всё, пацаны.
КАБАН. Погнал?
САНЬКА. Ага. (Жмёт всем руки)
КАБАН. Давай, удачи.
Все так же по очереди пожелали Саньке удачи. 
 (Уже вполголоса, дружкам) Вечером ещё зайдём, догнаться ж надо, по-любому. (Все ржут)
Отойдя, буквально на несколько шагов, Санька вдруг остановился, увидев дерево, на которое раньше никогда не обращал особого внимания, стаю кружащихся неподалёку ворон, деда Василия, сидящего, казалось бы уже последние лет двадцать, безотрывно, на лавочке возле собственного дома, двоих ребятишек, играющих на пустыре, кота перебегающего улицу. Всё это и не только это, словно слилось в одну общую картину в его разуме, заставив на мгновение затаиться и прислушаться к чему-то таинственному и до сей поры незнакомому, к тому, что объяснить было невозможно, но от чего словно защемило внутри.
САНЬКА. Кабан? (Обернувшись, произнёс он)
КАБАН. Чё?
САНЬКА. (Затем придя в себя через пару секунд, ответил) Ни чё.
Кабан. Ты чё, Архип? Потерялся? Вот тя приплющило по-ходу. (Смеются)
Санька уходит.

Снова кухня Санькиного дома. Дядя Боря и Петровна сидят за столом.
ДБ. Что-то меня разморило с дороги, Марусь. Пойду прилягу, наверно. Время-то есть. Тебе точно ничего не надо?
МП. Да нет. Ты иди, в комнату, отдыхай.

В дверь, по привычке, без стука, вошла соседка Нина, громко возвещая о своём появлении.
ТН. Соседка! Дома?
МП. Дома, дома.
ТН. Принимай, провиант. (Вытаскивает трёхлитровые банки с огурцами и помидорам, ставит, по хозяйски, на стол) Вот, приволокла, еле допёрла.
МП. Ой, ты моя золотая. Спасибо.
ТН. Будешь должна. (Смеётся)
МП. С тобой не расплатишься.
ТН. Одна штоль?
МП. Нет. Борис в комнате, отдыхать пошёл. А Сашка с друзьями где-то.
ТН. А. Объявился, в кои-то веки.
МП. Тихо. Ты чего?
ТН. Ничего. Пусть слышит. А то заявится раз в год, а разговору потом, как на десять подвигов.
МП. Да он и так, помогает, чем может.
ТН. Чем может… Мог бы и больше, если бы хотел. Родной племянник, как - никак.
МП. Он не обязан.
ТН. Обязан. Вы у него одни. Ты без мужика, а Санька без отца всю жизнь. А то только по праздникам, галочку поставить, да выказаться перед людьми, какой он хороший. Для своего то, вон, обормота Петьки, всё делает. Небось его-то и не приехали.
МП. Не смогли.
ТН. А. Ну, понятно.
МП. Ой, Нин, ладно, не затевай.
ТН. Эх, доля наша, бабья, Машк, горемычная, одни всё на себе тащим. Все мужики, - кто спился, кто уехал, кто помер. Я своих двоих в город спровадила, там хоть устроились, слава Богу. Одна ведь поднимала. Вырастила и вперёд.

Ходики снова громко ознаменовали уход очередного часа в небытие. Женщины замерли.

ТН. Давай хоть помогу чем, а то время 12, не успеем.

Сашка идёт по улице быстрым шагом, засунув руки в карманы ветровки. Доходит до двухэтажки, поднимается на второй этаж, стучит в дверь. Открывает мужик с огромным брюхом, тонкими ногами и руками, в семейных трусах и белой, обшарпанной майке.

САНЬКА. Здрасть, дядь Ген. А Лена дома?
ДГ. Ленк, иди, к тебе пришли.
ЛЕНКА. (Из дальней комнаты) Кто?
ДГ. Выйди, узнаешь. (Прикрывая дверь, икнув, уходит)
ЛЕНКА. А сказать, блин, не судьба.
Через некоторое время выходит, одетая в короткую юбку и топик.
Тебе чего?
САНЬКА. Привет, Лен. Поговорить. Хотел.
ЛЕНКА. Ну, говори.
САНЬКА. Может выйдешь?
ЛЕНКА. (Вздохнув, закрыла дверь, вышла уже в накинутом пуховике) Есть сигарета?
САНЬКА. Ты чё, курить начала?
ЛЕНКА. Балуюсь. Нельзя?
САНЬКА. Да, не. Не знаю. (теряясь от волнения)
ЛЕНКА. Ну, чё, есть?
САНЬКА. А, да. Вот. (Суетливо достаёт из кармана, протягивает, затем прикуривает) Для пацанов взял.
Закурила.
ЛЕНКА. Ну, чего хотел?
САНЬКА. Да, я, это… Ухожу сегодня.
ЛЕНКА. Куда? В мир иной? (Засмеялась)
САНЬКА. Нет. В армию.
ЛЕНКА. А, ну эт не страшно. Вернёшься.
САНЬКА. Угу.
ЛЕНКА. А от меня, чего надо?
САНЬКА. Да… В общем… (сделав паузу) Хочу, чтоб ты меня ждала.
ЛЕНКА. Чё? С какого перепугу?
САНЬКА. Потому чт… Потому, что я тебя люблю. (Затем повернулся к ней, взяв за плечи и глядя прямо в глаза, трясущимся от волнения голосом, выпалил) Я тебя очень, очень, очень сильно люблю, Леночка! Ты даже не представляешь как! Я всё сделаю для тебя! Я вернусь и мы уедем, я тебя заберу отсюда! Мы поженимся! У нас будет всё хорошо! Я тебе обещаю! Я заработаю денег, много денег! Я из армии, с войны привезу! Квартиру, машину, всё купим, в городе!
ЛЕНКА. (Пытаясь расцепить его кисти и отстраняя от себя) Да успокойся ты! Ненормальный! Разошёлся.
САНЬКА. Хочешь я Гоча урою за тебя! Хочешь?! Я всех урою!
ЛЕНКА. Да он тебя вперёд уроет. Ты лучше бы не попадался ему на глаза.
САНЬКА. Мне по фиг.
ЛЕНКА. Мы ж уже говорили на эту тему. Ну, не лежит у меня к тебе душа. Понимаешь? Не лежит и всё. Не могу ничего с собой поделать.
САНЬКА. А к нему лежит? (Грустно произнося)
ЛЕНКА. К нему? (Задумчиво) Не знаю.
САНЬКА. Он ведь тебя не любит! Не любит так, как я! Совсем не любит! Никто тебя не будет любить так, как я!
ЛЕНКА. Да нужна мне ваша любовь.
САНЬКА. Ты с ним из-за денег? Из-за денег, да? Из-за того, что он крутой, его все боятся? Да?
ЛЕНКА. Ой, да какие там деньги… И до понтов ваших мне нет дела.
САНЬКА. Тогда почему?
ЛЕНКА. Да по кочану. Просто по приколу. Сегодня он, завтра другой. Какая разница? Пока мне интересно, я с ним, надоест, пошлю.
САНЬКА. Я не могу жить без тебя.
ЛЕНКА. А я чё теперь сделаю? Жизнь большая, найдёшь кого-нибудь.
САНЬКА. Никто мне, кроме тебя, не нужен.
ЛЕНКА. (Вздыхая с усмешкой) Вот ты трудный.
САНЬКА. Я тебя с пятого класса люблю.
ЛЕНКА. (С усмешкой) Пипец.
После небольшой паузы.
САНЬКА. В общем, я попрощаться пришёл.
ЛЕНКА. (Равнодушно) Ну, молодец, чего ещё сказать. Флаг те в руки, барабан на шею. Всё?
САНЬКА. Можно я тебя за руку возьму? Просто.., подержать.
ЛЕНКА. Чё?
САНЬКА. За руку… Подержать… Просто…
ЛЕНКА. (Равнодушно, с пренебрежением и недоумением закатывая глаза кверху) Ну, возьми… Чудик…
Санька взял её руку, нежно сжав в своих ладонях, прерывисто дыша, затем прижал к области сердца.
ЛЕНКА. Больной.

В этот момент в подъезде послышались шаги и мужской кашель. Молодые люди обернулись, и увидели внизу, на лестнице, застывшего от удивления и недоумения, так же, смотрящего на них Гоча.

ЛЕНКА. Лёш… (Взволнованно)

ГОЧ. Так, чё это за херня здесь, я не понял?
ЛЕНКА. Ничего. Блин, отпусти. (Раздражённо вырывая свою руку из Санькиных)
ГОЧ. В смысле – ничего?! Чё этот ушлёпок здесь делает? (Начал быстро подниматься по лестнице, перешагивая через две ступени сразу, затем схватил Саньку за шиворот ) Слышь, ты чё, олень?! (Резко толкнул вниз по лестнице. Санька спотыкаясь полетел по ступеням) Ты, в натуре, шалава, совсем нюх потеряла?!
ЛЕНКА. Да чё я? Он сам…
ГОЧ. Слышь, ты рот закрой, а то я те щас хлеборезку сломаю! А ты суда иди, ****ёныш! Я с тобой ещё не договорил.
САНЬКА. Сам давай спускайся. Давай, давай. Ссышь?
ГОЧ. Чё ты там сказал? Ну, всё, урод, тебе .изда, базарю. Вешайся, чепушила. (Начал быстро спускаться вниз)

Санька выбежал во двор и скинув куртку, бросил её прямо на землю. Следом вышел и Гоч. Не дожидаясь, Санька с разбегу бросился на Гоча, попытавшись с размаха нанести ему удар в лицо, от чего тот увернулся и влепил Саньке так, что тот отлетел в сторону метра на два. Силы были явно не равны, поскольку  Гоч был крепким и довольно высоким парнем, коренастого телосложения.
ГОЧ. Нормально словил? Это ток начало. Ты у меня отсюда живым не уйдёшь, тебя унесут.
Ленка тоже выбежала следом.
ЛЕНКА. Лёш, хорош!
ГОЧ. Пошла на хер!
Санька едва отойдя от сокрушительного удара, снова ринулся на противника, и сразу же получил серию мощных ударов в лицо, а затем и коленом в переносицу.
ЛЕНКА. Успокойся, хватит! Ничего же не было!
ГОЧ. Пошла на хер, я те сказал!
Из носа Саньки обильно хлынула кровь, образовались гематомы. Он стоял на коленях, утираясь грязными руками.
Ну чё, сучёныш, зашибись?! (Гоч нанёс ещё один удар ногой в лицо Саньке, от которого тот упал) На, ещё, для разбавочки!
ЛЕНКА. Лёш, ну всё, хватит! (Она схватила его за рукав, пытаясь оттащить в сторону)
Гоч. Съебалась, шкура! (В ответ он развернулся и нанёс ей удар ладонью в лицо)
Санька вскочив, с рёвом бросился на Гоча, обхватив его руками в попытке повалить на землю, попутно нанося удары в правый висок. Но изловчившись, Гоч, со всего маху, ударил Саньку головой прямо в лоб, отчего тот снова отлетел в сторону и упал тяжело дыша.
САНЬКА. Лен, он тебя не любит! (Хрипел, задыхаясь Санька) Не надо тебе с ним! Не надо! Я тебя люблю! Пойдём со мной!
ГОЧ. Бля, вот ты, сука, дебил. В натуре, дебил. (Тоже прерывисто дыша)
САНЬКА. Леночка… Моя…
ЛЕНКА. (Крича, практически в истерике, сквозь подступающие слёзы) Куда с тобой?! Куда?! Уходи! Я не хочу тебя видеть! Я не люблю тебя! И никогда не полюблю! Никогда! Никогда! Никогда! Пойми ты это уже наконец! Не нужна мне твоя любовь! И ты мне не нужен! Уезжай в свою армию! И вообще не возвращайся! 
ГОЧ. Слышал, придурок? Вали отсюда, пока я тебя вообще не убил.
Санька медленно и тяжело поднялся, подобрал куртку, надел её, отряхнулся, посмотрел на Гоча, затем на Ленку, с остатками надежды.
ЛЕНКА. Уходи!
Затем резко развернулся и пошёл, но остановившись, хотел снова обернуться, как вновь услышал: Уходи! Её голос эхом отдавался в его голове, усиливаясь в десятки раз, пронзая, как тысячи игл нестерпимой болью, которую сложно было и принять и перенести. Он пошёл быстро, ускоряя шаг по мере движения, по пути обрывая в себе остатки надежды. За спиной, ещё отдалённо слышались крики разборок Ленки и Гоча, но всё это, постепенно, становилось для Саньки чужим. Чужая жизнь, чужая действительность, в которой ему больше не было места. Всё чужое. Из всего этого хотелось скрыться, убежать, раствориться, исчезнуть. Навсегда. 

Санька идёт по улице, пьёт пиво, держа в трясущейся руке бутылку. Проходя мимо деда Василия, останавливается, подходит, садится рядом.

САНЬКА. Здорова, дед Вась.
ДВ. Здорова, Сань, коль взаправду.
САНЬКА. Сидишь?
ДВ. Сижу. Чего ж мне ещё делать? И ты посиди, малёк, передохни.
САНЬКА. Почему всё так, дед? Почему мы так живём?
ДВ. Как – так?
САНЬКА. Вот так. (Санька вытер рукой лицо и отхлебнул пива)
ДВ. Я не знаю. Мы нормально жили. К богатству не стремились. Да и не было его тогда. Радовались тому, что есть. Проще всё было, не то, что сейчас.
САНЬКА. Проще… А любовь? Была?
ДВ. Любовь? (Задумавшись и вздохнув, после небольшой паузы) Мы, с моей Раисой пятьдесят лет прожили. До золотой свадьбы дожили. А познакомились на Первомае. Рядом транспаранты несли. Потом на субботниках, да в походах школьных вместе бывали. Там и общались. Подружились, да поженились после школы. Она меня всю войну ждала. А вернулся, так, как будто заново всё начали. Всяко бывало. И ссорились и мирились. Но что бы расходиться, как сейчас принято – такого нет. Я не знаю, любовь ли это, или ещё что-то. Только когда она померла, от меня словно половину отрезали. Вот, сижу теперь и думаю, как жаль, что мало порадоваться успел, пока она рядом была. Счастье порой и не замечаешь, когда оно под боком, сынок. Оно из мелочей строится. Ты радуйся тому, что у тебя есть.
САНЬКА. А я не знаю, чему мне радоваться. Не знаю, что у меня такого есть.
ДВ. А ты присмотрись хорошенько. И увидишь, сколько всего вокруг.
САНЬКА. На что тут смотреть? На помойки эти, да пустыри? На рыла бухие, быдлячьи?
ДВ. Пустыри, да помойки мы сами сделали. А радость, она, внутри, а не снаружи. У неё, как у света, источник должен быть. Будешь светом, будет и светло вокруг.
Санька снова отхлебнул пива, задумавшись над словами деда Василия.
ДВ. Посмотри на траву. Вокруг хоть запустенье, хоть разруха, хоть война, а она, всё одно, знай себе, растёт, никого не спрашивает, ни на кого не смотрит, и глаз радует. У меня на войне случай был. Сижу я в окопе, перед атакой. Немцы на подходе к рубежам. Всё замерло и вокруг и в сердце. Лежишь и размышляешь, - может и в последний раз, белый свет-то видишь. Вот-вот команда в атаку прозвучит, а ты надышаться не можешь. Страшно. И жить хочется. И тут, вдруг, смотрю, прямо на краю, из обвисшего куска земли, цветок торчит. Маленький, жёлтенький такой, лютик. Глядит на меня и улыбается. И я ему в ответ. Смотрю и думаю, - ну надо же. Живёт ведь. На этом крошечном клочке земли, который того и гляди обвалится. Всё вокруг рвётся, громыхает, наизнанку выворачивается, а он цветёт, к солнышку тянется. Всё ему нипочём. Ни война, ни пули, ни снаряды. Прижался я тогда к нему, вдохнул аромат всей грудью. И так хорошо стало. Легко. Не страшно. Вот, прямо тогда твёрдо и решил, - раз он живёт, то и я жить буду. Мне этот цветок, можно сказать жизнь спас. Знак дал. Веру вселил. Уму разуму научил. Живи, мол, Василий, радуйся, тому, что живёшь, каждое мгновение, и других радуй. Война закончилась. А на тех полях всё такими же цветами, да травами поросло. Чтобы жизнь продолжалась, нужно семя.
САНЬКА. А я сегодня ухожу. В армию. Не хочу сюда возвращаться.
ДВ. Это уж тебе решать, сынок. Только знай, - от себя не убежишь. Не важно - где ты, важно – кто ты. Люби тех, кто рядом, кто тебя любит. И цени каждый миг. Время уходит незаметно.
Санька. Спасибо тебе, дед. Странный ты, правда. Сидишь тут, сколько себя помню. Вроде умные вещи говоришь, а послушать некому.
ДВ. А я ни от кого не прячусь. Приходи, поговорим, коли надо.
Санька. Только я всё равно этого не понимаю.
ДВ. Ничего. Придёт время, поймёшь.
Санька. Давай, дед Вась.
ДВ. Бывай, Сань.

Санька уходит.
               
                ТЕМНОТА
                ЗАНАВЕС 
                КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

               
                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Дом Саньки. Мать и тётя Нина занимаются готовкой, делают салаты. Дядя Боря спит, задорно храпя. Входит Санька, весь в крови, с разбитым и опухшим лицом.

МП. Сынок, что случилось? Кто тебя так?
САНЬКА. Нормально, мам.
МП. Да где нормально? Где нормально? Ой, Господи! Да что ж такое-то…
ТН. Чё не поделили? От молодёжь, а. Неймётся им. Надо обязательно друг другу морды расквасить.
Санька умывается в раковине. Мать суетится рядом, пытаясь что-то сделать.
ТН. Ни чё, до свадьбы заживёт. Приложи полотенце сырое. С кем хоть?
САНЬКА. Ни с кем.
ТН. Вот тебе. Не успел в армию уйти, а уже повоевал. (Смеётся)
МП. Нин…
ТН. Да шучу я. Чего он не понимает штоль?
МП. Шутит она. Не до шуток. Сынок, как ты?
САНЬКА. Хорошо.
В это время в проёме между кухней и залом появляется дядя Боря, разбуженный голосами, с заспанным лицом.
ДБ. Что за шум, а драки нет? (Взглянув на Саню) О. Уже была. Ну, ничего, эт нормально. Какие проводы без мордобоя?
ТН. И без тебя. Проспался хоть?
ДБ. Здорова, Нинок! (Весело, задорно, шутливо)
ТН. Здоровей видали, не боялись.
ДБ. Чего такая?
ТН. Какая?
ДБ. Неприветливая.
ТН. А чего мне с тобой, кокетничать штоль?
ДБ. А вдруг? Я мужик видный, ты баба – тоже ничего. (Смеётся, пытаясь ущипнуть за зад)
ТН. Так! Руки убрал! Смотри. Суёт, свои культяпки, куда не надо.
Дядь Боря ржёт.
ТН. (Петровне) Нет, ты поняла? Вот такие вот они. Дома жена, с маленькой девкой, сын уж взрослый, а он всё туда же, к другим клеится.
ДБ. Да ладно, не кипятись. Пошутил я.
ТН. За такие шутки, в зубах бывают промежутки.
ДБ. Ой-ёй-ёй-ёй-ёй.
ТН. Вот те и ой-ёй-ёй.
ДБ. Радовалась бы, что тобой ещё мужики интересуются.
ТН. Да не велика радость, от таких, как ты.
ДБ. Давай лучше, за встречу. (Наливает рюмку)
ТН. Вот, только одно на уме. Силы б поберёг, а то на вечер не хватит.
ДБ. Ты за меня не боись. Я на флоте служил. Нам море по колено.
ТН. Ага. И лужа по уши.
ДБ. Вот ты Нинка интересный человек. На всё у тебя ответ готов. Тебе слово, ты двадцать. Чё ж ты одна-то, если умная такая?
ТН. Тебя забыла спросить.
МП. Ну хватит вам. Встретились. Два сапога пара.
ДБ. А чё я? Я ни чё.
Санька в это время сидит в своей комнате.
МП. Готовиться нужно, уж люди скоро подходить начнут.
ДБ. А чего готовиться? Я всегда готов.
ТН. Да ты… Пионер.
МП. Столы сдвигать.
ДБ. Сдвинем, раз надо.
ТН. Давай, балабол, меньше слов, больше дела.
БД. Ой, ну… (Быстро начинает убирать со стола лишнее, оттесняя Нинку) Ну-ка. (Затем берёт задорно стол, с остатками на нём предметов и несёт в зал напевая) Артиллеристы, Сталин дал приказ…
ТН. Вот шут гороховый.
БД. Всё сделаем, по высшему разряду. (Громко говоря из зала)

Часы пробили. ЗТМ. Звучит трек Би2 и Инна Желанная – Солдат уходит. Санька, появляется из темноты, на фоне звучащей песни , высвечиваемый фонарём, одиноко сидящий на краю сцены, скрестив ноги и низко опустив голову. В другой части сцены Ленка с Гочем. Она то появляется одна, то с ним в паре, в танце, где есть и выяснения отношений и движения похожие на секс. Ближе к финалу, Гоч бросает её на пол, она остаётся лежать. Пауза. ЗТМ.

Выход из ЗТМ. Шум, гам, гости за столом активно общаются. Санька, Мария Петровна, Дядя Боря, Тётя Нина, Михалыч, Славик, Тётя Люда. Кабан и двое пацанов. Мария Петровна смотрит у кого, что стоит, не нужно ли ещё чего. В это время поднимается уже изрядно поддатый, дядя Боря, с рюмкой в руке, восседающий, как бы, во главе стола, на другом конце сидит Санька.

ДБ. Так, тихо! (Народ умолк лишь частично) Полундра! (Громко прокричав. Все замолчали, уставившись на слегка покачивающегося из стороны в сторону, с рюмкой в руке, Бориса)
Вот. Другое дело. В общем, Сань. Я чего хочу сказать. Армия, Сань, это школа жизни. И её нужно пройти. Без неё мужик – не мужик.
ТН. Чего ж сваво-т Петьку не отправил, в школу жизни?
МП. Тихо ты. (Толкая в бок)
ДБ. Надо будет и отправлю.
ТН. (Недоумённо оглядываясь на Петровну) А чего?
ДБ. Так вот. Щас, Сань, времена такие пошли, что каждый норовит свою задницу, в тёплое местечко пристроить. Народ нынче такой, бесхребетный. Только о себе все думают. Молодёжи, лишь бы погулять, да выпить и ни хера не делать.
Кабан, Славик и двое пацанов, сидят, переглядываются и ржут.
ДБ. Мы виноваты, не спорю. Не доглядели. Не воспитали патриотического начала, в подрастающем поколении. А Родине, тем не менее, герои нужны. Где их взять?
ТН. Тьфу ты... Аж слушать противно.
ДБ. Противно, не слушай.
МХ. (Заплетающимся языком) Правильно Борис говорит!
ТН. Ты т уж, сиди, молчи.
МХ. А чё?
ДБ. Да что ж такое-то?! А?! Дадут мне высказаться сегодня или нет?!
ТН. Да говори. Не жалко.
ДБ. В общем, Сань. Вишь, как оно получается. Обложили со всех сторон. Кругом такая галиматья. Даже в доме родственном никакого уважения. А ты служи. Служи так, чтобы нам всем тут стыдно за тебя не было. Запомни! Родина сказала – надо, значит надо! Приказ есть приказ! А если что… И… Ну, ты понял. Как бы там ни было, а ты молодец. Правильно сделал, что сам решил.
МХ. Правильно!
ДБ. По добровольному, так сказать, волеизъявлению. За тебя, Саня! За будущего солдата! За Россию! За.., подъём! Давай. (Поднимает рюмку. Все чокаются, пьют, закусывают)
ТН. Выговорился, наконец.
МХ. Санёк, есть гитара?
Санька. Ага.
МХ. Тащи.
ДБ. За что ж ты меня так, Тимофеевна, не любишь?
ТН. А за что тебя любить, если ты демагог?
ДБ. Демагогия, Нинок, вещь нужная, особенно, для таких, как ты, - серых масс. (Закусывая солёным огурцом)
ТН. Ты, вон, лучше ешь, да рот на замке держи, а то подавишься, не дай Бог.
В это время Санька приносит гитару и отдаёт её Михалычу.
ДБ. О, давай, Михалыч, сделай красиво.
Михалыч настраивает, как может инструмент, затем начинает коряво перебирать кривыми пальцами по струнам и петь заунывным, гнусавым голосом.
МХ. Пришёл приказ - и по приказу мы встаём,
Взяв АКМ, садимся ночью в самолёт,
В тот ранний час, когда земля вокруг спала,
В Афганистан приказом воля занесла.

Афганистан, красивый горный дикий край.
Приказ простой - вставай, иди и умирай,
Но как же… (Петровна прерывает его)
МП. Так, всё, хватит.
МХ. Ну, чего?
МП. Ничего. Хватит, я сказала. (Забирает гитару)
ДБ. Ну чё такое, Марусь? Пусть человек допоёт. Чё ты в самом деле-то, ну?
МП. Не надо.
ТН. Действительно, устроили здесь панихиду.
МХ. А ты знаешь, чё эт за песня? Знаешь, что такое Афган?
ТН. Знаю!
МХ. Знаешь?! Чё ты знаешь?!
ТН. Так, успокоился! Чё надо, то и знаю!
МХ. Чё, успокоился? Чё, успокоился?! (Привставая, с наездом на Нинку)
ТН. Успокоился и сел на место!
МХ. Успокоился… Успокоюсь… (Садясь на своё место)
ДБ. Да… Дела… Бабы кругом командуют.
ТН. А командовать-то больше некому. Мужиков нормальных не осталось.
МХ. Борис, давай выпьем. (Тянет руку к бутылке, наливает)
ДБ. А, давай, Михалыч. Ну, а ты что молчишь, Сань? Сказал бы чего-нибудь. Твои ж проводы.
Санька. Я не знаю.
ДБ. Вот те раз. (Смеётся) Не знает он. А знаешь, Сань, из-за чего многие неприятности в жизни? Беды, я бы сказал. Не знаешь? А я те отвечу. Из-за женщин. Ага.
Кабан, с пацанами, ржут. Нинка пренебрежительно вздыхает, отмахиваясь рукой.
ДБ. Не из-за всех, конечно, ясное дело, мамка то у тебя, золото. Но, всё равно, из-за них. Да. Вот у нас на корабле парень служил. Нормальный такой парень был. Жизнерадостный, весёлый. Анекдотов кучу знал. Песни под гитару пел. Тоже, кстати, Саней звали. Утопился.
МП. Господи. (Вздрогнула Мария)
ДБ. И из-за чего, подумай? Из-за девки. Не дождалась и всё. Как узнал, что замуж вышла, так наутро и не нашли.
МХ. Может, эт самое, не утопился?
ДБ. Как это?
МХ. Ну, в смысле, не сам. А…
ДБ. Чё?
МХ. Ну, под этим делом. Бултых и всё, через перила.
ДБ. Да ты чё? У нас с этим строго было. На судне ни-ни. Если поймают, в дизель загремишь, ток так, как пить дать.
МХ. Да понятно. И не нашли?
ДБ. Где там. На корм рыбам ушёл. Кому, чего доказал?
МХ. Да, хреново.
ДБ. Хреново – не то слово.
МХ. Глупая смерть. У нас в роте тоже пацан из-за девки стрелканулся. Было дело.
ДБ. На флоте есть примета: женщина на корабле -  не к добру. Неспроста. Из-за неё всякий раздор случается и прочее, непонятное. Но, без них нельзя. (Подмигивая молодёжи)
ТН. Вас послушать, так во всём у вас бабы виноваты. Нечего на зеркало пенять, коли сам дурак.
ДБ. Поэтому, Саня, хорошо, когда тебя никто не ждёт на гражданке, кроме матери, конечно. Она одна тебя не предаст и не подведёт. Так что предлагаю тост, за матерей. За тебя, Марусь.
Встаёт. Все встают вслед за ним.
Солдатская мать, она женщина героическая. Многое на её долю выпадает. Чего уж там… Ну, поехали.
Все пьют. Женщины только пригубливают.
МХ. Мне вот тут всё рот затыкают, некоторые. А я, между прочим, воин-инер.., тен.., тер… нээционалист. (Запинаясь выдавил Михалыч) Тоже кое-чего в жизни повидал. И такого, что многим и не снилось. (Косясь на Нинку) А мне – сиди, молчи. А я может тоже высказаться хочу. Имею право.
ДБ. Говори, Михалыч, не стесняйся.
МХ. Вот, все, типа, - Михалыч то, да Михалыч сё… Алкаш, мол. Бухает без продыху. А я может и сам не рад, такому положению вещей.
ТН. Да кто ж тебя пить-то заставляет? Силой штоль заливают?
ДБ. А меня никто не отговаривает. Я может от горя пью, что жизнь у меня такая.
ТН. От дури ты пьёшь. Все вы, алкаши, одинаковые. Вечно находите себе оправдание.
МХ. Чё ты понимаешь, Нинка, дура. Своего мужика сгнобила...
ТН. Ах ты паразит. Ты меня ещё будешь моим мужиком попрекать?!
МП. Ну всё, угомонитесь, оба. Что вы, в самом деле.
ТН. Нет, ты послушай, чё он говорит. Энтот алкаш пил беспробудно, нервы мне мотал день и ночь, а я его ещё и сгнобила. В петлю тоже, я его загнала, да?!
МХ. Может и загнала.
ТН. Сволочь ты такая! Да я те щас! (Пытается подняться, чтобы отлупить Михалыча)
МП. Тихо, тихо! Всё, стоп!
Петровна усаживает Нинку.
ТН. Ишь ты, разговорился, посмотри.
ДБ. Нинк, ты давай здесь потасовок не устраивай. И ты, Михалыч, остынь. Всё ж надо, чтоб по-человечески было. По высшему разряду, как говорится. Тихо, мирно и с воодушевлением. Мы чё тут, зря старались штоль? Сань, а ну ка, дай сюда гитару.
Санька подаёт дяде Боре гитару.
ДБ. А ну, давай, вместе, нашу, Марусь. (Начинает петь песню Леонтьева «Исчезли солнечные дни». Нинка тоже постепенно присоединяется. Поют медленно, тягуче, закатив глаза, по-деревенски)
Исчезли солнечные дни,
И птицы улетели.
И вот проводим мы одни
Неделю за неделей.
Вдвоём с тобой,
Вдвоём с тобой
Остались ты да я,
Любимая, любимая,
Бесценная моя.
Вдвоём с тобой,
Вдвоём с тобой
Остались ты да я,
Любимая, любимая,
Бесценная моя…
ДБ. Эх, было время…
КАБАН. Дядь Борис, а можете Дембеля спеть?
ДБ. Про Дембеля споём, когда Саньку встречать будем. (Ставит гитару рядом)
КАБАН. Блин, песня ништяк.
СЛАВИК. В натуре, ништяк.
В разговор, неожиданно, вмешивается, сидевший всё это время, потупив взор, Михалыч, сразу обратив на себя внимание всех.
 МХ. Вот так вот. Вот как бывает. А я войну прошёл. Выжил. А словно и нет меня. Весь там остался. Места живого в душе не найдёшь, всё изранено. А я всё равно не жалею, Сань. Не жалею. Потому что там я человеком был, а здесь никто. Я душманов вот этими руками давил. Понимаешь?! И сейчас бы давил, если надо.
ДБ. Михалыч, ты всё ещё грузишься?
МХ. У меня медаль за отвагу. А мне вот такое вот, в лицо. Эх…
ДБ. Да плюнь ты и разотри. Вот делов-то.
КАБАН. В натуре, Михалыч. Хорош.
МХ. Всем до лампочки, что, как, да почему. Все ж только на рожу твою немытую, да пьяную смотрят, а в душу-то заглянуть никто не хочет. Опустился, мол, довёл сам себя. Пьёшь… Да, пью. А почему? Никто и не спросит. Никому нет дела. Может человек-то в сущности и не такой, каким видится. А… (махнув рукой) Я тебе так скажу, Сань, - только на войне порой и понимаешь, кто есть кто. И в жизни никогда не подумаешь, что какой-то там пацан, может тебя собой прикрыть. А тот, на кого больше всего надеешься, подведёт, как три копейки. Это я тебе точно говорю.
КАБАН. Михалыч, мы тя уважаем. Давай накатим.
СЛАВИК. За тебя, Михалыч. (Поднимая рюмку)
ТЛ. Так, ну ка, поставил на место.
СДАВИК. Блин, забодала.
Тёть Люда влепила увесистую затрещину Славику.
МХ. Не верь никому, Санька, на слово. Никому. Никогда. Только на дела смотри. Понял? Понял?! (Жмёт руку)
САНЬКА. Да.
МХ. Мы с тобой ещё встретимся, посидим, выпьем. Давай. (Наливает) За тех, кого с нами нет. Не чокаясь. (Останавливая намеревавшихся соприкоснуться рюмками) Земля пухом.
Часы снова протрезвонили, как будто присоединяясь к сказанному. Все выпивают.
МП. Ой. Уж скоро идти надо. А то не успеем.
ДБ. Не боись, Мань, без него не уедут. А то ты нашего Палыча не знаешь. Он ещё и нас с тобой заберёт, под шумок. (Смеётся) Скажи, хоть, чего-нибудь, а то всё молчишь, как сын.
МП. Не знаю чего и сказать-то.
ДБ. Понятно, в кого он у тебя такой неразговорчивый. (Смеётся)
Мария, волнуясь, встаёт.
МП. Сынок, ты уж прости, если чего не так. Вроде старались. Я, дядь Боря, тёть Нина, вон. Всё, вроде бы сделали нормально, как надо, по-человечески. (После небольшой паузы) 
ДБ. Всё по высшему разряду. (Пережёвывая пишу)
МХ. Самое главное. (Заплетающимся языком)
МП. Вот и вырастила я тебя. Время-то как пролетело. Господи. Оглянуться не успела, а ты уже и взрослый совсем. В армию вот тебя провожаю, уже. Ой… Многого, конечно, я тебе не смогла дать, денег-то у меня нет, сам знаешь. Ни выучить тебя, ни наследства какого оставить. Только дом, вот, ещё от деда с бабкой. В деревне тебя родила, не в городе. Одна воспитывала. В городе-то и возможностей больше, не как здесь. Но кто ж знал, что так всё повернётся, что жизнь такая настанет. Тогда ведь совсем не так, как сейчас было, всем всё давали. Работа была, какая, никакая. Мало, а хватало. И учиться можно было поехать бесплатно. Оно может и хорошо, что армия-то есть, может и там чего получится. Останешься, пристроишься куда. А тут что… Асфальта-то даже нигде не осталось, грязь месим сапогами резиновыми, круглый год. Работать негде. Нет здесь жизни, Санечка, и не будет. Так что, дай Бог, сынок, чтобы у тебя всё получилось. Просись куда-нибудь в хорошее место. А за меня не переживай. Я не пропаду. Ты о себе думай, свою жизнь устраивай. У меня, вон, и тёть Нина и дядь Боря. И Михалыч есть. (Вытирая подступившие слёзы, сквозь улыбку) Ты главное, сынок, себя береги. Помни, ты у меня один. Пиши. Не забывай.
Стол с гостями затемняется, высвечивается Мария. Звучит: Thomas Trenker - wind's embrace.
А я тебя ждать буду. И вечером у окошка. И днём, за делами. И в гостях. Ты только возвращайся, хоть ненадолго. Живым, здоровым. Мне много не нужно. Знать только, что у тебя всё хорошо. Обнять тебя и снова отпустить, с Богом.
ЗТМ.               
Выход из ЗТМ. Санька лежит в ячейке (окопе). Зима. Заправляет в пулемётную ленту патроны. Слышатся выстрелы, взрывы, крики. Подползает друг, низко прижимаясь к земле и сваливаясь в ячейку.
ДИМОН. Санёк, живой?
САНЬКА. Живой.
ДИМОН. Тебе патронов подкинуть? Я принёс, немного.
САНЬКА. Давай.
ДИМОН. Капец…
САНЬКА. Что там, по обстановке?
ДИМОН. Ваще труба. Чехи оцепили кругом. Мы практически в кольце, Сань. Если к вечеру помощь не подойдёт, пиши пропало. Нас здесь полностью накроет. С трёх сторон долбят. Пока боеприпасы есть, продержимся. Как закончатся… Короче, Сань, херово дело, если так, по - чесноку. До темноты ещё далеко, а у нас уже пять двухсотых, включая комвзода и трёхсотых с десяток. Эти черти, как тараканы из всех щелей лезут, их не передавишь. Помощь нужна. Срочно.
САНЬКА. Чё там Радиус кричит?
ДИМОН. Говорят, ползёт ленточка.
САНЬКА. Два часа назад говорили.
Димон промолчал. Оба многозначительно посмотрели друг на друга.
ДИМОН. Хоть бы вертушки прислали, Суки! Суки! ****ь!
САНЬКА. Не дрейфь. Фигня война, главное манёвр. Прорвёмся.
ДИМОН. Какой, прорвёмся?! Уходить надо! По тёмному бы лучше. Но до вечера не продержимся. Есть один проход для отступления, но там сложно перебираться, да ещё с ранеными.
САНЬКА. У нас приказ.
ДИМОН. Да какой, на хер, приказ?! Ты чё?!
САНЬКА. Приказ есть приказ. Не обсуждается.
ДИМОН. Да мы тут все останемся, в одной братской могиле! Ты не догоняешь, что ли?! Они ж нас сюда закинули, эти упыри штабные, как на убой! Как скотину! Лишь бы время оттянуть! Отвлечь внимание! У нас же шансов ноль! И помощь не идёт!
Санька взглянул на друга, вставив ленту в приёмник и пристегнув коробку к пулемёту. В его взгляде читалось всё.
ДМОН. Ты чё, Сань? Ты серьёзно? Оно тебе надо?
САНЬКА. (Спокойно, уверенно) Приказ. Надо выполнять. (Затем поднялся, вскинул пулемёт, и поставив его на сошку, приготовившись отстреливаться)
ДИМОН. Да ты… Короче, ладно, как хочешь. (Полез обратно из ячейки)
САНЬКА. За патроны спасибо. (Крикнул ему вслед)
ДИМОН. (Обернувшись, лёжа на земле) Не за что. (Продолжил отползать)
Как только Санька сделал первые выстрелы, по нему открылся шквал огня с нескольких сторон сразу. Он снова спустился в ячейку, посмотрел вверх, на пасмурное зимнее небо. Бросив взгляд на занесённый снегом край окопа, он увидел пучок  увядшей травы, протянув руку сорвал, поднёс к лицу, вдохнул, и крепко сжав в кулаке откинув голову назад, зажмурил глаза. Затем дрожащими, окоченевшими руками достал из кармана листок бумаги и ручку и подышав на неё, начал писать.
Здравствуй, мама! Вот, наконец, выдалась свободная минутка, чтобы написать тебе письмо. Прости, что долго не отвечал. Всё учения, да суровые, насыщенные солдатские будни. У меня по-прежнему всё хорошо. Сижу сейчас в тёплой казарме, отдыхаю после обеда. Ты не переживай. Я вернусь и всё будет, как раньше. Нет! Даже лучше будет. Я тебе обещаю! Я никуда не уеду. Дорогу починим. Новый асфальт проложим, прямо к дому. Я на права выучусь здесь. Генерала возить предлагают. Представляешь? Дома куплю Газель. Маршрутки сейчас – самое то, прибыльное дело. Дом отстроим по новой. Да вообще, заживём. У меня планов – выше крыши. А то все хотят свалить, а работать никто не хочет, деревню поднимать. Михалыча закодируем. Забор больше не будет заваливать, да на пузырь у тебя клянчить. Будем с ним на рыбалку ездить. Я только сейчас понимаю, как всё-таки у нас дома в деревне здорово. Ты всем обязательно привет передавай. Тёть Нине, дядь Боре, Михалычу, Славику, тёть Люде, Кабану, пацанам. И деду Василию, конечно. Скажи ему, что я всё понял. Он знает. Ты прости, что я мало тебе внимания уделял. Такой вот я, не самый хороший сын. Прошлого, конечно же, не вернёшь. Но в будущем, обещаю, всё будет по-другому. Ну, всё, мамуль, пойду, на развод зовут. Обнимаю, целую. Твой Саня.
Положив письмо в конверт, а вместе с ним и камешек, Санька слегка высунулся из ячейки, чтобы окликнуть друга, отползшего тем временем к своей оборонительной позиции.
САНЬКА. Димон! Слышь?!
ДИМОН. Чё?!
САНЬКА. Письмо матери отправишь?!
ДИМОН. Сделаю!
САНЬКА. Лови!
ДИМОН. Добросишь?!
САНЬКА. Доброшу. (Кидает. Конверт долетает до цели)
ДИМОН. Не передумал?
САНЬКА. Уходите! Я вас прикрою!
ДИМОН. Санёк, хорош, гнать, ползи сюда!
САНЬКА. Уходите, я сказал! Я догоню!
Затем он вылез из ячейки и пополз в сторону небольшого горного массива, по пути, с перерывами в дыхании, в полголоса, напевая песню Леонтьева «Исчезли солнечные дни», стараясь не обращать внимания на пули свистящие вокруг него.
Ис – чез - ли сол – неч – ные дни, и пти – цы уле – тели. И вот од- ни про – во - дим мы, не – делю, за не –де – лей. Вдво – ём с то – бой, вдо – ём с то- бо – ой, оста – лись ты да я - а, лю – би –мая, лю, би, мая – а, бес- цен – на - я мо - я.
Доползя до хребта, он быстро забрался наверх и начал вести огонь с разных точек, перебегая от  одного места к другому, прячась за камнями. Таким образом привлекая огонь боевиков на себя и освобождая возможность отхода товарищам. Перестрелка велась оживлённо. Остатки взвода начали отходить к лесному массиву. Санька продолжал бодро напевать, отстреливаясь. Пока по нему не начали долбить из гранатомётов.
Ах, так значит? Ну, ладно. На те вам. (Бросает гранату. Раздаётся взрыв) Ну, как, нормально?! Угощайтесь ещё, на десертик! (Бросает следующую) Вот так!
Димон повернулся на самой опушке в сторону друга. Они двигались перебежками, короткими дистанциями, неся на себе раненых.
ДИМОН. (Вполголоса) Саня, уходи. Уходи, Саня. (Затем, оглянувшись на удаляющих товарищей, повернулся и направился обратно. Но по пути получил ранение в ногу и с криком упал на землю)
Раздаётся взрыв, по месту, где находится Сашка, ударяет залп из гранатомёта. Чернота. Через некоторое время,  в темноте, слышится голос Саньки, как бы в пустом помещении.
САНЬКА. Где я? Что это за место? Пустота. Какая-то невыносимая пустота, вокруг и внутри. Я её ощущаю. Она словно поглощает меня. Словно я сам её часть. Как будто она во мне, а я в ней. И мрак... Ледяной мрак... Окутывает со всех сторон, пронизывая насквозь. Есть здесь кто? А? Эй! Никого нет... Я один... Мне холодно. Страшно. Почему мне так страшно? Я ничего не вижу. Ничего не слышу. Ничего не понимаю. Ничего не помню. Где я? Что со мной? Бежать? Или остаться ждать? Но куда бежать? Чего ждать? Что делать? Вопросы… Вопросы… Бесконечные вопросы… И ни одного ответа. Как отсюда выбраться? Никто не поможет. Никто не придёт. Надо двигаться. Не важно, куда. Вперёд, назад. Главное двигаться. Хоть на ощупь, хоть ползком. Должен быть выход. Впереди, сзади... Или вверху..? Где-то должен включаться свет. Только бы найти, где он...
В этот момент в углу появляется яркий свет, который не освещает всё помещение, оно словно бесконечное, но в то же время из него невозможно выбраться. Санька поднимается и подходит к нему, всматриваясь. Затем делает шаг и входит внутрь. Он снова оказывается в непонятном и незнакомом месте, перед ним появляется огромный экран, на котором он словно фрагменты из фильмов, видит моменты своей жизни. Вот он совсем маленький. Вот впервые упал и разбил коленку. Вот идёт в первый класс. Радостные моменты, переживания, выпускной, проводы. Экран неожиданно гаснет.
ГОЛОС. Дальше сам вспомнишь или продолжим просмотр?
САНЬКА. Кто здесь?
ГОЛОС. Ну, если я и назову своё имя, оно тебе всё равно ни о чём не скажет. Мы не знакомы. Хотя, я знаю о тебе всё.
САНЬКА. Я уже догадался.
ГОЛОС. Никогда не понимал вас. Чего вам не хватает? Солнце, воздух, вода, природа. Всё есть. Наслаждайтесь красотой, радуйтесь, любите. Нет. Придумали себе массу условностей, традиций, обстоятельств, нелепых игр, которые считаете чем-то серьёзным и значимым. И страдаете от этого. Бесконечно страдаете. Войны, конфликты развязали… Уничтожаете друг друга и всё вокруг. Ради чего? Чего делите? Чего ищете? И главное – зачем? Свободы то у вас, как и власти, в сущности, нет. Потому, что жизнь, как мгновение. Не успеешь оглянуться, а она уже и закончилась.
САНЬКА. Да кто ты такой?
ГОЛОС. Ты хоть бы о матери подумал. Ей-то каково? Без единственного сына остаться. Одной, на старости лет.
САНЬКА. Я что, умер?
ГОЛОС. Не совсем. Впрочем, можешь называть это состояние привычным для себя словом. Скажем так – перешёл в иную форму существования. Или – ушёл в мир иной. Как угодно. Хотя, если точнее, пока, застрял между мирами.
САНЬКА. Ни фига себе.
ГОЛОС. А чего ты ожидал? Что один разгромишь роту духов? Или ты думал, что ты пуленепробиваемый? В общем, чего удивляться. Вы все себя в 19 лет ведёте так, будто жить вам осталось лет 800. Что за создания…
САНЬКА. Да я просто не представлял, что всё будет именно так. Слушай, как там тебя, не знаю, а изменить что-то можно, ну, вернуть, там?
ГОЛОС. Нет.
САНЬКА. Что, совсем?
ГОЛОС. Да твоё тело по кускам едва собрали.
САНЬКА. Блин.
ГОЛОС. Хотя, ты молодец, в определённом смысле. Товарищей прикрыл. Приказ выполнил. Не испугался. Тебя, кстати, к награде представили. Посмертно. Хочешь посмотреть?
САНЬКА. Нет.
ГОЛОС. Ну, и правильно. Теперь-то уж какая разница.
САНЬКА. Ты Бог?
ГОЛОС. Нет. (Усмехнувшись ответил Голос)
САНЬКА. Тогда кто? Ангел?
ГОЛОС. Можешь звать меня Ангелом, если тебе так привычнее.
САНЬКА. Хранителем?
АНГЕЛ. Ага. Видимо, профнепригодным.
САНЬКА. А что это за место?
АНГЕЛ. Что-то вроде зала ожидания. Тебе полагается свидание с родственниками. Правда, одностороннее. Они тебя не смогут видеть. Посмотришь на свои вторые проводы, со стороны. Кстати, пойдём, нам пора.
Помещение растворилось и Санька оказался на своей улице.
САНЬКА. Да, круто так перемещаться. Прям как телепортация. Ты здесь?
АНГЕЛ. Здесь.
САНЬКА. А почему я тебя не вижу?
АНГЕЛ. А ты когда-нибудь, вообще, меня видел?
САНЬКА. Нет.
АНГЕЛ. Тогда что тебя смущает? Время придёт, увидишь. Не отвлекайся от сути.
Санька. А ты что, всегда за мной вот так наблюдал?
АНГЕЛ. Каждую секунду.
САНЬКА. Капец… (Стыдливо сморщился)
АНГЕЛ. Да уж… Мне тоже было, порой, не очень приятно. Служба такая. Ладно, не парься. Я и не такое видел.
Санька подошёл к дому, затем к двери, попытавшись её открыть, но рука прошла сквозь ручку.
АНГЕЛ. Проходи внутрь, сквозь дверь.
Санька последовал совету. Войдя в комнату он увидел цинковый гроб и людей вокруг. На серванте стояло его фото, возле него стакан с водой и лежащим на нём куском хлеба. На трельяже, с занавешанным зеркалом, стакан с солью и воткнутой в него свечой, рядом икона. В тот момент, как Санька вошёл, настенные часы пробили.
АНГЕЛ. Необычно, со стороны, смотреть на то, что совсем недавно считал собой, не правда ли? Да ещё в таком неприглядном виде.
САНЬКА. Жесть.
АНГЕЛ. Просто металлическая коробка, набитая останками того, что некогда было человеком.
Прямо у изголовья гроба сидела мать, рядом, утешающая её тётя Нина. А также тётя Люда, Михалыч, дядя Боря, Кабан и двое пацанов, стоят рядом.
АНГЕЛ. Это твои самые главные проводы. Последние. Теперь уже в один конец.
Санька по очереди подходит к каждому вплотную, всматриваясь в лица, проводя рукой перед глазами и пытаясь что-то сказать.
АНГЕЛ. Бесполезно. Они тебя не видят и не слышат. В их мире тебя больше не существует.
САНЬКА. Но им надо как-то сообщить, что я живой. Что со мной всё в порядке.
АНГЕЛ. Зачем?
САНЬКА. Чтобы не переживали.
АНГЕЛ. К сожалению напрямую это сделать невозможно. Да и вряд ли их это порадует. Представляешь, какой они испытают шок, если увидят или услышат тебя? Вспомни все эти истории про привидений. Да, и с чего ты взял, что с тобой всё в порядке?
САНЬКА. Ты какой-то странный ангел. Как будто и не ангел вовсе.
АНГЕЛ. А, ну конечно, привык по картинкам судить. Белая простыня или пододеяльник, крылья сзади, как у голубя. И добренький весь такой. Поживёшь тут с вами… Да была б моя воля.., я б… А, ладно. Это у них там, наверху, в ГЛАВКе, всё стерильно, чисто, да свято, а тут… С волками поживёшь, завоешь...
Санька начал рассматривать все предметы и изменения в доме, начиная со стакана воды и хлеба.
АНГЕЛ. Для тебя, кстати, поставили. Не хочешь отхлебнуть и перекусить?
САНЬКА. Очень смешно. Может ещё и свечку задуть, по поводу второго дня рождения?
АНГЕЛ. А что - мысль. Вот шороху то наделаем.
САНЬКА. (После небольшой паузы, задумчиво) Зачем всё это?
АНГЕЛ. Хороший вопрос. Теперь ты понимаешь, что в этом и подобном этому, нет никакого смысла? Вы же соблюдаете нелепые традиции, не имея представления о реальности происходящего. И пользы в том нет никакой, ни ушедшим, ни оставшимся. Обставили всё вокруг оберегами, магическими символами, атрибутами, да картинками, всё, якобы для души, а облепили тело и ему все почести и внимание. Суеверные материалисты.
САНЬКА. А зачем зеркала закрывают?
АНГЕЛ. Чтобы ты не испугался и они тоже.
САНЬКА. Чего?
АНГЕЛ. Ты – отсутствия своего отражения, а они тебя в нём. (Иронично) Ну, ещё есть одно поверье. Якобы, душа умершего, посмотрев в зеркало, застрянет в нём навсегда. Наивные люди. Они верят, что кусок стекла является порталом в потусторонний мир. Как дети, прямо, ей Богу.
САНЬКА. Я тоже в детстве верил в барабашек.
АНГЕЛ. А теперь сам им стал. (Смеётся)
Санька предосудительно сморщился, озираясь по сторонам, как бы в поисках Ангела, поскольку не было понятно, откуда именно исходит голос.
АНГЕЛ. Извини. Пошутил.
САНЬКА. Неудачно. Нашёл, тоже, время для шуток.
Мария Петровна в это время, бросив взгляд на гроб, всхлипнула, расплакавшись после, видимо, продолжительного промежутка. Тётя Нина взялась её успокаивать, держа за руку, а потом и обняв, прижимая к себе.
ТН. Ну всё, всё.
ДБ. Крепись, Марусь. Сын твой – герой России.
МХ. Эх, Саня, Саня. Хороший был пацан. В таком возрасте...
Мария  принялась плакать ещё сильнее.
САНЬКА. Мам, я здесь, я живой. Всё хорошо. Не переживай так. Меня там нет. (Показывает на гроб) Там не я. Я рядом, мама. Ну, услышь меня! Пожалуйста! Ангел, ну сделай что-нибудь, ты же Ангел! Бывает же, что знаки какие-то! Ну, сделай! Сделай! (Кричит в отчаянии)
АНГЕЛ. У меня нет таких полномочий. Раньше думать надо было, когда под пули без памяти лез. А ведь у тебя был шанс. Можно было уйти, вместе с остальными. Хоть попытаться. Или, вообще, не лезть на войну. Ты же сам выбрал и войска и командировку в точку.
САНЬКА. Господи! Я не хочу! Не хочу, так! Не хочу это видеть! (Сел на пол, рыдает) Я хочу всё вернуть! Всё исправить! 
Санька с матерью плакали от безысходности по разные стороны двух миров. И сложно сказать, кому было тяжелее: матери, думающей о том, что всё, что осталось от её сына, это груда изуродованной плоти, или Саньке, видящему её невыносимые страдания.
МП. Чуяло моё сердце, Сашенька, что не к добру всё это. Не хотела отпускать тебя. Как в последний раз провожала. Прости меня, сыночек! Прости!
САНЬКА. Мам, ты меня прости! Если сможешь, прости! Я дурак!  Какой же я дурак!
ДБ. Материнское сердце не обманешь, оно заранее всё чувствует.
МХ. Да. (Протяжно)
ДБ. Памятник я уже заказал. Хороший, мраморный, с гравировкой. И оградку, с узорами. Всё сделаем по высшему разряду. Племянник, всё-таки.
Немного успокоившись, Санька вновь заговорил с Ангелом.
САНЬКА. Что дальше? Дальше, что будет?
АНГЕЛ. Дальше? Дальше, - гроб с телом зароют под два метра земли, соберут поминки, напьются, пособолезнуют, всё, как надо, по-человечески, потом разойдутся, поговорят неделю и забудут.
САНЬКА. А Мать?
АНГЕЛ. А мать не забудет… Ты ж у неё один был. И любила она тебя, одна.
Санька сидит, опустив взор в пол, с осознанием безысходности и обречённости.
САНЬКА. А что с Ленкой?
АНГЕЛ. Хочешь посмотреть?
САНЬКА. Хочу.
АНГЕЛ. Ну, ладно, как пожелаешь.
Они оказались в какой-то тёмной квартире, похожей на притон. Повсюду было грязно, неприятно пахло, на полу валялись какие-то разбросанные вещи.
АНГЕЛ. Хорошо, что ты дух, а то бы ноги переломал на самом входе.
САНЬКА. Где мы?
АНГЕЛ. В квартире, которую снимает твоя Ленка. В городе, в который вы все так мечтаете уехать, за лучшей жизнью. Иди направо. Теперь налево.
Санька, по привычке, перешагнул через  чьё-то тело, лежащее на полу и громко храпящее. К слову сказать, их тут было не мало. Кто-то спал на разложенном диване, кто-то в кресле, кому не хватило места, устроился прямо не полу. По всему было видно, что накануне состоялась грандиозная попойка. Свернув налево и войдя в маленькую комнатушку, он едва разглядел в темноте свернувшуюся калачиком девушку. Это была Ленка. Всё внутри него затрепетало. Он никогда не видел её спящей, но столько раз мечтал об этом. Она зашевелилась, томно застонала, затем тяжело поднялась и проследовала в кухню. Включив свет, взяла металлическую кружку и наполнив её водой из крана, начала пить жадными глотками. Вид её был ужасным. Помятая одежда, смазанная косметика, растрёпанные, грязные волосы и все прелести похмельного синдрома, отразившиеся на измотанном лице.
САНЬКА. Что с ней?
АНГЕЛ. Длинная история.
САНЬКА. Я никуда не спешу.
АНГЕЛ. В общем, Ленка твоя, родила. Ребёнка оставила на попечение родителей, а сама в город подалась, на заработки, если это можно так назвать. Стоит вдоль трассы и торгует своим бренным телом. Крутится, как умеет. Гоч же, как узнал, что она беременна, так и выставил её за дверь. А у неё ни образования, ни прописки здесь нет. До родов в деревне околачивалась, на шее у родителей, а потом ребенка бросила и обратно вернулась. Теперь, вот, здесь, в этом притоне обитает.
ЛЕНКА. ****ь, уроды, насвинячили кругом, а ты убирай за ними. Всю квартиру загадили, отморозки.
Затем взяла сигарету из пачки, лежащей на холодильнике, села за стол и закурила. В прихожей послышалось шарканье чьих-то ног. В кухню вошёл молодой человек.
САНЬКА. Славик?
СЛАВИК. Ленок? У нас есть курить?
ЛЕНКА. У вас? Не знаю. У меня есть.
СЛАВИК. Хорош. Дай сигаретку. Бля, башка раскалывается. Палёнку штоль опять взяли?
Садится за стол, опирается головой о руки.
ЛЕНКА. Бухать меньше надо. Я у Зямы беру. Там нормальный спирт.
СЛАВИК. Ну дай сигарету.
ЛЕНКА. На холодильнике возьми.
Вяло поднимается, берёт, закуривает.
СЛАВИК. Ты чё не спишь?
ЛЕНКА. Не спится.
СЛАВИК. А накатить есть?
ЛЕНКА. Можт тебе ещё и по…..ся завернуть?
СЛАВИК. (Улыбнувшись) А чё, я не откажусь.
ЛЕНКА. Закатай.
Затем встаёт и достаёт из-за холодильника почти полную бутылку.
СЛАВИК. Ох, ни фига се. Вот ты, Ленок, затарилась. (Смеётся)
Ленка ставит пузырь на стол, разливает по рюмкам.
СЛАВИК. Ништяк, живём. Давай, Ленок. За тебя. (Тянется, чтобы чокнуться)
ЛЕНКА. Да иди ты.
Выпивают.
СЛАВИК. Чё грубишь-то?
ЛЕНКА. Да ни чё. Достал потому что. На хвоста садиться постоянно. Корми его, пои. Этих колдырей откуда-то приволок вчера. Они мне на хер нужны здесь?
СЛАВИК. Блин, пацанов в гости пригласил. Чё тут такого?
ЛЕНКА. К себе их приглашай, халявщиков, а не ко мне.
СЛАВИК. Ты ж знаешь, у меня сейчас трудности с хатой. Потому и попросился у тебя перекантоваться. Да и они ж не с пустыми руками пришли, тоже.
ЛЕНКА. С двумя полторашками пива, да сухариками, на десять человек?
СЛАВИК. Бля, Ленок, хорош мелочиться, а? Чё ты, в натуре? Отдам тебе потом.
ЛЕНКА. Дождёшься от вас. Только золотые горы и можете обещать. А на деле… (Встала, взяла ещё одну сигарету, закурила, стоя возле холодильника)
СЛАВИК. Ты в курсе про Санька?
ЛЕНКА. В курсе, мать писала.
СЛАВИК. Жалко пацана. Прикинь, говорят героя России дали.
ЛЕНКА. Чё ж ты на похороны к другу не поехал?
СЛАВИК. Да как я поеду? У меня работа.
ЛЕНКА. Ага. Откос у тебя. От военкомата прячешься.
СЛАВИК. Ты чё, гонишь шоль? У меня отсрочка.
ЛЕНКА. Да – да. (Показывает жестом на уши, как бы снимая с них лапшу)
СЛАВИК. Да пошла ты. (Наливает себе и выпивает залпом)
ЛЕНКА. Ссышь, так и скажи. Имей хоть смелость признаться.
СЛАВИК. А какой смысл в этой армии? Вот так вот по - хорошему? Время зря терять? Я хоть здесь, на рынке, заработаю.
ЛЕНКА. Все вы, только на словах…
СЛАВИК. Все? А Санёк? Он ведь тебя любил. ****ец… (Смеётся)
ЛЕНКА. (Резко обернувшись в его сторону) Все. Кроме него. Он человеком был. А вы чмошники, ничтожества.
Славик. Давно ты эт поняла?
Ленка села за стол, закрыв лицо руками.
СЛАВИК. На войну поехал деньги зарабатывать. Ради тебя. А может смерти искал. Кто знает. «Леночка самая лучшая, Леночка самая красивая, Леночка то, Леночка сё…» Охуеть. (Вновь смеётся) Видел бы он щас тебя.
ЛЕНКА. Закрой свой рот. (Выдавила она из себя по слогам)
СЛАВИК. Чё не нравится-то? Сама же его опрокинула.
Ленка сидит, плачет.
СЛАВИК. Нормальный пацан был. Только не стоишь ты ни хера такого отношения. Он к тебе, как к человеку, а ты – шмара подзаборная. Строила из себя королеву, а с пол деревней перееблась. На Гоча – барыжника позарилась. Он может единственный, кто в тебе человека видел. Жуй теперь сопли. Сучара. На *** ни кому не нужна.
Ленка расплакалась ещё сильнее. Затем утерев слёзы и поменяв интонацию, продолжила.
ЛЕНКА. Слав, ты ревнуешь, да? Ты ведь несерьёзно? (Вытирая слёзы)
СЛАВИК. Чё? Да пошла ты на ***. Шутки я с тобой што ли шутить буду?
ЛЕНКА. Ну скажи. Скажи, что пошутил. Скажи, что я тебе нужна. Скажи! (Опустилась на колени, поползла в его сторону, начала расстёгивать ремень и ширинку)
СЛАВИК. (С силой оттолкнув её ногой, так, что она отлетела и упала на пол) Отъебись.
Упав, Ленка начала истерически смеяться, а затем плакать, извиваясь по полу. Слёзы катились и по Санькиным щекам. Он выбежал через двери на лестничную площадку, не в силах больше на это смотреть.
АНГЕЛ. Извини. Ты сам хотел.
САНЬКА. Это я виноват. Я.
АНГЕЛ. Их ни что не изменит.
САНЬКА. Я их бросил. Ушёл. Оставил.
АНГЕЛ. И что бы ты сделал?
САНЬКА. Я? (Вытирая слёзы) Я должен был жить и радоваться. Чтобы жизнь продолжалась, нужно семя.
АНГЕЛ. Ты его посеял. И на полях снова вырастут цветы и трава. И жизнь повторится…
Санька замер от услышанного, вспомнив слова деда Василия.
АНГЕЛ. А то, что завяло, уже не  расцветёт.
САНЬКА. Скажи, а у них, у всех, тоже есть такие, как ты?
АНГЕЛ. Есть. У всех есть.
САНЬКА. А почему вы не помогаете? Вы же хранители.
АНГЕЛ. Это вы придумали. Мы лишь проводники. Вы сами выбираете, как поступать. Сами определяете свою судьбу. Ты, кстати, на Димона зла не держи. Он ведь тогда за тобой решил вернуться.
САНЬКА. Где он сейчас?
АНГЕЛ. В плену. Ранили его, по пути к тебе. Теперь выкуп требуют. Скоро встретитесь.
САНЬКА. Надо же… А я думал…
АНГЕЛ. Я знаю.
САНЬКА. Куда теперь? В ад?
АНГЕЛ. Ад вы здесь устроили. Хуже не придумаешь.
САНЬКА. Рая-то я не заслужил.
АНГЕЛ. Рая никто не заслужил.
Санька опустил голову, глядя вниз через перила лестничной площадки.
САНЬКА. Как же теперь мама…

Как только он это проговорил, они мгновенно оказались в его доме. Всё было по-прежнему: закрытое простынёй зеркало, фото, стакан с водой и хлебом, свеча, икона, тикающие на стене ходики. Только гроба уже не было. Мама в одежде лежала на кровати. Санька подошёл к ней.

САНЬКА. Мама. Мамочка.
Мария Петровна зашевелилась во сне.
МП. (Резко проснувшись, вскочив с кровати и держась за сердце) Саша? (Через небольшую паузу, выдохнув) О… Господи… Сынок. Тебя нет, а мне приснилось, что ты дома, зовёшь меня.
САНЬКА. Мам, я дома.
МП. Вот и сейчас всё кажется, будто ты здесь.
САНЬКА. Мам, я ухожу. Я должен. Ты прости, что так вышло. Но я не мог по-другому. Не мог. Хотел бы, но не мог. Так уж получилось. Прости!
МП. Ох… Почудилось чего-то. 
САНЬКА. Мам, жизнь такая глупая… Потому что мы глупые. Мы сами всё так устроили, глупо. Ты меня не слышишь, но чувствуешь, я знаю.
Мария Петровна взяла в руки фотографию, стоящую на столике, рядом с кроватью.
МП. Ох, сыночек… Жизнь такая глупая… И жестокая. Не уберегла я тебя, не сохранила. А ты у меня такой хороший. Такой… (Плачет)
САНЬКА. Мам, мы встретимся, обязательно встретимся. И уже никогда не расстанемся. Я тебе обещаю. Ты главное живи и радуйся, пока. Мне так дед Василий сказал. Надо жить и радоваться, и других радовать. А за меня не переживай, у меня всё хорошо будет. Я тебя там подожду. Смерти нет, мам.

В этот момент часы на стене пробили. Мария Петровна взглянула на них. Санька тоже взглянул.
АНГЕЛ. Пора.
Позади Саньки, в районе окна появился яркий, густой, струящийся  свет, издающий шум, напоминающий ветер, который начал затягивать его внутрь, отдаляя от матери.
САНЬКА. Смерти нет, мама! А время есть! Чтобы бы мы научились ценить! Научились ценить! Жизнь! Любовь! Друг друга! Каждое мгновение! Я это понял, мама! Я всё понял..! Ты скажи им, что я их люблю! Я вас всех люблю! И я не хотел уходить! Просто так нужно! Так нужно! 
Свет окончательно поглотил Саньку и исчез вместе с ним. Санька начал подниматься над домом, выше и выше. (Звучит: Thomas Trenker - wind's embrace.) Увидев, вначале, свою улицу, затем две соседние, полуразрушенную котельную, школу, магазин. Затем увидел полностью всю свою деревню, как на ладони. Люди занимались обычными делами. Общались, смеялись, ругались, пили, выясняли отношения, дрались и снова мирились. И только Мария Петровна подошла к окну, с фотографией в руке, вглядываясь  в звёздное небо, словно веря в то, что в этот момент её Санька смотрит  на неё откуда-то сверху. Будто провожая его, теперь уже в последний раз.
Темнота.
Санька открывает глаза, видит  пасмурное зимнее небо, повсюду слышатся выстрелы, взрывы, крики боевиков.
САНЬКА. (Сдавленным голосом, едва шевелящимися губами) Холодно… Больно… Мама… Ангел… (В руке сжимая пучок сухой травы. Рука разжимается, глаза закрываются.)

                ТЕМНОТА
                ЗАНАВЕС
                КОНЕЦ
               
                Все авторские права сохраняются.
   Постановка пьесы на сцене возможна только с письменного согласия автора.

                Андрей Миронов
Город Москва
ул. Нахимовский проспект д 6, кв 12
телефон: 8(967)-195-00-90
E-mail: holyapostol@mail.ru