Бодрствование о Вечной любви

Я нервно передергиваю плечами.
Как я могу говорить о вас, как я могу говорить от вашего имени? Тепличный цветок, не  познавший боли на своей шкуре, изнеженный и бесполезный.
А вы… Ваши судьбы, писанные кровью на сером предрассветном небе. Ваши души, отраженные в уголках глаз, на старых фотографиях, вшитых в дела. Ваши жизни, оборванные в зените.
Как я могу говорить?
Но я всем сердцем всегда ощущал, что мы с вами одного сердца, если и не одной крови.
Череда ваших имен тянется, иной раз, повторяясь от дела к делу. Череда ваших имен вмещается в церковное «новомученики». Череда ваших имен не отразит уникальности каждого из вас.

Я вряд ли узнаю, что чувствовал ты, мой святой брат, засыпая и ожидая в ночи стука в дверь. Я могу лишь бояться, но не понимать, каково это – не спать сутками, мерзнуть и томиться от жары в пыточных застенках нашего закона.
Пострадать за веру? За любовь? Отцы мои, молитесь обо мне.
Я не пойму. Но я буду презирать себя, если не скажу об этом.
Ведь тысячелетиями Бог тот же, Иов тот же и диавол тот же…
И сейчас…
И, лишь думая о вас, я понимаю – есть цена словам. Эта цена – жизнь. Я смотрел в лица благонадежных граждан и гражданочек, у которых куча дел и дети малые, и думал о других детях, сгинувших в лагерях.
Ваши души не исчезли из этого мира. Их отголоски звенят в воспоминаниях, со страниц, старых и истрепанных страниц самиздата…. И в каждой травинке на ваших безымянных могилах.
Значит, я буду – я должен! – читать ваши мысли в уголках глаз на ваших старых фото. И говорить – сам, но от вашего имени! Говорить во весь голос, чтоб слышно было за сотни верст. Брать смелость становиться на миг каждым из вас.
И чувствовать холод.
Боль.
Страх.
Отчаяние.
Прозрение.
Умирать и возноситься -  и говорить.
Быть сыном врага народа и вымаливать гнилой овощ или черствый сухарь, чтоб не умереть.
Быть женой врага народа и отрекаться, не прощая себя за это ни в сем веке, ни в будущем.
Быть врагом народа, – и умирать по чужой воле, влекомый чужим капризом.
Мое сердце пронесет ваш свинцовый венец, как носят корону.
И никогда не поймет вас до конца, полностью смиряясь перед вами.
Я – кровь от крови и дух от духа твой, и я – твой наследник.
Я пройду по твоим следам, каждый вздох и каждое бессонное бдение в ночи.
И, знаешь – это бодрствование о вечной любви. О вечной, вложенной в нас самим Богом любви к Человеку, как к идее, к Богу и к самому себе.
То, что отличало каждого из вас от кровавых комиссаров. От заплывающих самодовольным жиром членов Троек. От дьявола, мусолящего свою трубку за краснокаменными стенами Кремля.
От шалав, за отрез ситца и десяток квадратных метров пишущих на вас доносы.
Вы – это я. Каждый из вас. И ты.
И в эту ночь, линяющую в морозное утро, на сером небе я читаю твои чувства.
И я буду говорить о них.
Говорить о том, как ты замерзал за кромкой полярного круга, кутаясь в свой плед – и мерзнуть с тобой.
Говорить о том, как голодал ты, и ревниво сжимать свой стакан с красным вином.
Как ты страдал – и молиться за тебя.


Век Двадцатый. Век самого чудовищного андроцида, что случался за все предыдущие столетья. Я говорю от  каждого, убитого чудовищем по имени ХХ век – от каждого, кого смог услышать.
В Советском ли союзе или Третьем Рейхе, на полях битвы, которую не ты начал и в лагерях, осужденный безвинно.
Я – твой сын, мой дух – твой дух.
И я буду кричать от твоей боли.


Моя голова устало клонится на сложенные на столе руки. Мой дух бодр, и вслушивается  в голоса, тянущиеся сквозь время и пространство.
Я буду вами, мои отцы, те, кто дал мне биение пульса и вымолил для меня дар любви. И вы – не покиньте меня.

В каждом – каждый.
Аминь.

14.12.2016