С Пушкиным на короткой ноге

                Подарок для блистательной Диты фон Тиз
     Мое вгорячах принятое решение отринуть родную речь оказалось целиком и полностью верным, своевременным и настолько жизненно необходимым, что я вот уже второй час придурял, разговаривая с кошкой обрывками тюркских наречий, забавных и недостоверных словечек, когда - то снайперски охарактеризовавших величайшую теннисистку планеты, лучшую словослогательницу ойкумены и прочих, примкнувших в хвост, как Кусумду.  " Напрасно она, Кусумда, встает на задние лапы ", - давным - давно кричал маленький медвежонок, более известный как Пох. Два раза " как ", даже страшновато как - то при интеллектуальном блеске моих виртуальных друзей ( бля, третий ! ), они, наверное, решат, что два раза - это цвай, би, нечто пидарасско - недостоверное в обмотке из сального полиэтилена, засунутое небрежно за юфтовое голенище татарского всадника, скачущего по острову Туле по диагонали, свистящего и орущего молитвы. Нет, нет, любезные читатели не предназначенных для ваших куриных мозжечков и расшатанных вестибулярных аппаратов сказочек, два - это два, самая замечательная оценка в воспитательных учреждениях родины, усредненных школах, детских садах для олигофренов сорока лет, неграмотных поэтов, снующих рыбками по синему небу под ногами, аналитиков и паралитиков, озабоченных чего - то где - то там, как нельзя лучше характеризующая состояние умов неизбежных нутциге юде - о, Розенберг, настолько пользительных, что я через день отстреливаю их куртуазными залпами пролетарского карамультука, чищенного аглицким кирпичем в палатке Жуасына, самого Жуасына, величайшего и, чую, имя это приведет к разнообразным последствиям : хождению на х...й, дрочилову набрякших членов стекловатой, втыканию кармазиновых фаллосов меж рог правозащитных беглянок, рыдающих о судьбе какого - то хохла, с именем, а раз имя, то надо нарисоваться поблизости, проявить самодеятельность инициативы, пукнуть, повонять калом, раздвигая анус и жилясь окаменевшими какашками бурундуковой прозы Бродского, надоевших до тошноты еще в сраном совке, сто лет назад и миллион километров вправо. Вот так, Дита. Вот так. Русский язык велик и могуч, словно ковш экскаватора, зачерпнувший со дна бассейна речки Срачки египтянский ил, украинский жир и славное доброе старое говнецо отечественного разлива и производства, так и вижу сутулых орденоносцев, надрывно кашляющих в предбаннике женской бани, яростно дрочащих сизые херы, подглядывающих на моющегося в тазу с бабушкой Андрюшу Малахова, куриного бога. Подрочат, козлы, и бегут строем, гуськом, цугом на праздничную демонстрацию, гневаются злобой, торжествуют ликованием, пьют вино и живут насыщенной жизнью с восьми до одиннадцати где вы были, спят вполуха, жрут вполглаза и думают втрое против того самого, что нельзя называть.
     А теперь слушай историю, любимая моя француженка. Про Францию, само собой. Однажды Бельмондо сидел в Бельведере. Срал. Сидит такой и видит : идет ему навстречу Моника Белуччи. Голая. Идет и поет, горланит во все горло, хули, пьяная и богатая, велика в перьях.
     - Кильманда, куда ходила ?
     Кильманда, на речку ?
     Кильманда, чего искала ?
     Кильманда, овечку ?
     Натужился Бельмондо и раздулся от гордости. Сидит, как шар. Белуччи еще ближе. Глядь : Бельмондо, сука. Подходит и говорит :
     - Сволочь !
     Побелел Бельмондо, зашатался и упал, а лбом въехал в Парламентскую Ассамблею Совета Европы, там как раз Савченко сиськами красовалась. Упал ей Бельмондо на грудь и захрипел. От восторга.
     Вот так и произошла Великая Французская Революция, а уж Робеспьера какого - то потом масоны придумали, задним числом, Сен - Жюста вытащили из библиотеки при заводе " Рено ", он там на верхней полке лежал с Познером в обнимку, Марин Ле Пен подобрали в Булонской роще среди одиноких осин с развешанными на их кривых и хрупких ветках лифчиками седьмого нумера, хлопчатобумажными лифчиками, простроченными на машинке, с красочными лейблами и рекламными прокламациями конфет какой - то Шугарповой. Собрали все это вместе, принесли в зал для игры в ножики, поклялись Мганге в нелицеприятии и выкинули на х...й. Король не поверил такому счастью. Спустился, оглядел, дал интервью севильскому цирюльнику, пояснив неразумному парадигм и навсегда, отпраздновал сотую годовщину восшествия потомка самураев на подножку кареты и коней с шашкой наголо, херякнувшего лезвием тупия по твердоголовой башке воспитанника гардемаринского училища при СМУ нумер пять, чего тот и не заметил, ибо был занят, думал о клецках, гренках, неграх и чутка о Кшесинской. Кшесинская в этот самый момент трахалась на балконе с конем. Встала раком, ухватилась за перила и - понеслась. Вот так и народились на свет русские люди лошади. Еврей Войнович пытался приоткрыть краешек правды, но хизнул назвать вещи своими именами, будучи сам конем. Короче, Дита, одни лошади кругом. И кони.
    Мораль - хотя, и не должно быть морали у истории, но она есть, поверь - такова : " Да ну на х...й лошадей, раз есть трамваи ".
    А в конце самом стишок.
    - Козловым щеком Кусумда
    Симбиотической и Кильмандой,
    Трагично щуря идеалы, да, да, нет, да,
    Херней и бородой
    Улезла в боржч обочинных подлесков.
    Отягощенных злом уродцев бытия.
    А я опять сбегаю резко,
    Иначе, это был б не я.
    Только так, любовь моя Дита. Иногда - эдак. Но всегда как - то вот так.