Дуркин дом. Глава 57
Предстоящий разговор с главным врачом тяготил его. Мысленно перебирая аргументы, которые он собирался привести в свое оправдание, Аносов подчеркивал все их плюсы и минусы. А почему, собственно говоря, он должен оправдываться? То, что беглянка Верещагина очутилась у него на пути, чистая случайность, за которую ему теперь придется держать ответ?
Судя по холодности, сквозившей в отчужденных репликах короткого телефонного звонка, Полуэктова успели ознакомить с происшедшим, и сделала это не кто иная, как вездесущая Роза Георгиевна. Отрывки из ее тезисов пересказал ему сам главный. «Что за либерализм твориться в твоем отделении, если больная с обострением стремилась попасть именно туда?»
Тяжелые капли застучали по окнам. Подставив ладони ковшиком, Виталий плеснул драгоценную влагу себе в лицо. Холодок ненадолго освежил, но не вселил уверенность в собственную правоту. Если он станет оправдываться, вину переложат на его плечи. Зря он привел Верещагину в свой кабинет. На будущее он сделает соответствующие выводы, но как быть с прошлым?
В дверь постучали. Не дождавшись приглашения, к нему вошла Латушкина, - Привет. Чего такой хмурый?
Не отрывая глаз от написанного, Виталий буркнул, - А чему радоваться?
Присмотревшись повнимательнее к старому приятелю, Лариса выдвинула свое предположение, - Поссорился с коллегами?
Не хотелось вдаваться в подробности, да и жаловаться на жизнь было не в его правилах. Виталий имел обыкновение легонько подтрунивать над нытиками. Человек здравомыслящий должен уметь противостоять обстоятельствам.
- Давно тебя таким подавленным не видела. Мой совет: лучше выговориться. Прокручивая в голове еще раз события, факты, ты по-новому можешь взглянуть на них. А я тебя поддержу.
После недолгой задержки, он произнес, - Извини, мне нужно идти, - голос говорившего звучал твердо, так, что у Ларисы отпали сомнения. Он не уступит. Провожая приятеля взглядом, она желала ему удачи.
У дверей Александра Ярославовича он столкнулся с Никитиной, исподлобья взглянувшей на противника. Отрешенный от всего, Аносов даже не уступил ей дороги, чему, с точки зрения, правил хорошего тона, трудно было подыскать объяснение. Сейчас Виталий плевать хотел на эти правила.
Главный врач жестом пригласил вошедших садиться. И вновь Аносов допустил непозволительную оплошность. Усаживаясь на соседний с Розой Георгиевной стул, он не предложил ей свою помощь.
- Не вижу еще одно действующее лицо случившегося. Роза Георгиевна, пригласите к нам дежурившего в тот день санитара.
Пока длилось ожидание, Полуэктов не обращал внимания на подчиненного, отчего Аносов весь внутренне сжался. Ежесекундно у него возникло желание: провалиться сквозь землю, сделаться невидимым, только бы не ощущать себя нашкодившим мальчишкой. Нечто подобное ему ни раз приходилось испытывать, когда классная руководительница отсчитывала его, стоявшего у доски, на лобном месте, под насмешливыми, редко равнодушными взглядами одноклассников. Разницы не было никакой: что тогда, что теперь Виталий не понимал своей вины.
В кабинет главного врача вошел, ведомый своей начальницей Седельников. Как Виталию не хотелось с ним встречаться, но неотвратимое наступило. Работнику низшего звена сесть не предложили. Роза Георгиевна указала ему место напротив себя.
Была бы ее воля, она и меня поставила рядом, заключил Аносов. Корни такого ехидно-уничижительного отношения крылись в тайной зависти, и отсюда соперничества за одобрение и поддержку главного врача.
Наконец, оторвавшись от своих записей, Александр Ярославович вернулся к происходящему. Первым его пристального внимания удостоился санитар, - Какова ваша роль в происшедшем?
Седельников под прицелом трех пар глаз, настроенных к нему враждебно, переминался с ноги на ногу. Он ничего криминального не совершал, - Я только подсказал девчонке, где выход.
- И все? – усомнился главный врач.
- Да, - без промедления подтвердил Петр. Простодушный вид выдавал в нем «своего парня», лишенного каких бы то ни было задних мыслей.
- Выходит, это Роза Георгиевна вывела на прогулку свою пациентку?
После короткого молчания не сдержалась Никитина, - Ну кого вы слушаете, Александр Ярославович? Седельников – безынициативный, бестолковый работник. Я его работой недовольна, но вам известно: у нас нет выбора.
Выговорилась старуха, усмехнулся Петр. Ладно, старая карга, после посчитаемся.
- Кто снабдил больную Верещагину одеждой?
На этот раз с ответом никто не торопился. Главный не назвал, к кому он обращается. Вот, если бы он меня, как следует, уважительно попросил.
Аносов удивился, когда заметил промелькнувшее самодовольство на простецкой физиономии Седельникова. Пожалуй, он переигрывает. Как бы Полуэктов не обратил внимания на его раздвоение личности.
Не получив ответа на заданный вопрос, главный врач посуровел, - Надеюсь, вы все понимаете, подобное не должно повториться. Виновный в случившемся будет наказан. Все свободны.
Очутившись в коридоре, Никитина набросилась на своего подчиненного, - Ты мне еще поулыбаешься, гад! Если подтвердиться, что ты, Седельников, занимался воровством, заявлю на тебя в милицию.
- Да пошла ты …. Куда подальше со своими угрозами. Тебе же будет хуже, если не оставишь меня в покое, - негодование Седельникова постепенно перерастало в ярость, держать под контролем которую, не представлялось возможным.
- Хам. И это в благодарность за то, что с тобой возились. По тебе тюрьма плачет ….
Возмущенный голос умолк, в тот самый момент, когда дверь в кабинет главного врача приоткрылась. Может, уходя, ее не плотно затворили, но не исключено, что она была отворена. Не навязчиво, но твердо, Аносов взял за руку Петра и повел за собой. Никитина лишь провожала обоих взглядом. Сколько злобы и ненависти в нем таилось, знала лишь она одна. Ничего. Будет и на ее улице праздник, с этим липовым спасателем она еще разделается, как он того заслуживает.
В апартаментах Аносова Петр расслабился. Развалившись на стуле он широко зевнул. Что еще человеку нужно?
- Верещагина случайно не та особа, которую ты собирался ко мне привести?
Все приятное быстро заканчивается, и наступают трудности, вынужден был признать Седельников, призванный к ответу, - Да, она – моя дальняя родственница.
- Помнится, ты представил ее мне, как свою подругу.
- Разве родственница не может быть подругой?
Он опустил глаза под пронзительным взглядом пытливых глаз. Чего Аносов от него добивается? К его недоверию он со временем привык, но с усмешкой, озлобившей его лицо, Седельников мириться не собирался.
- Может, и не только ей. Соучастницей преступления тоже может. Тебе известно, что у Верещагиной диагноз? Скажи мне, Петр, у тебя кто-нибудь в роду страдал деменцией? – по непониманию, отразившейся на поглупевшей физиономии Седельникова, Виталий догадался, чего не хватает, - Потерей памяти, еще навязчивыми идеями?
- Кажется, нет, - ответил Петр неуверенно. – Катя нормальная. Ее сестра в психушку упрятала.
- Это она тебе сказала, а заключение психиатрической экспертизы совсем иное. – Верещагина – хроник, с постоянным пребыванием в пограничном состоянии, со вспышками агрессии, без лечения она представляет опасность.
- Катька сказала, что сестра заплатила врачам, и все это из-за квартиры.
- Она тебе не говорила, что владеет недвижимостью на Мальте и имеет сбережения в Швейцарском банке?
Смеется, только в отличие от Розы, без ехидства. – Неужели обманула?
Разочарование Петра было искренним, так, что он не пытался его скрыть. Но быстро смекнув, что, может, оно даже и к лучшему, такие люди, как Аносов привыкли видеть рядом с собой беспомощность, зависимую от обстоятельств, Петр решил, что он и далее будет «плыть по течению», - Как всегда, понимаешь, хотелось помочь. Девчонка обратилась не к кому-нибудь, а ко мне. Вник в ее положение, ну а сам бы ты, как поступил?
- Не знаю.
- Она же мне чуть под ноги не бросалась, умоляла…
- И не только, - ироничный взгляд подсказывал прерванному нужный ответ.
- Да, именно. У меня, в отличие от некоторых, нет родственников с жилплощадью в столице, и надеяться мне не на кого.
- Потому, ты мог пойти на подлость, обман, лишь бы не упустить дармовую жилплощадь?
- Не такая уж она и дармовая. Из двоих обязательно кто-то лучше, кто-то хуже, один богаче другого, не всегда заслуженно. Мне десятый год приходиться мыкаться по чужим комнатам. Не каждый день я ложусь сытым спать, а другие жируют, те, кому все досталось даром…
- Ты живешь в людском обществе, где борьба за выживание не является приоритетной. Если к тебе обращается душевнобольной, твоя обязанность, сообщить об этом медперсоналу. Не ты несешь за пациентов больницы ответственность, не тебе решать, что им можно, что нельзя.
- Не мне, согласен. Только Роза не за судьбу полоумной волновалась, ее беспокоила собственная доля, полученная за участие в судьбе Катьки.
- Тебе какое дело? Забыли с тобой поделиться? Ты контролируешь лишь свои поступки, Никитина несет ответственность за любого из вверенного ей отделения….
Что будет далее, Петр не желал знать. Хлопнув дверью, он покинул кабинет бывшего приятеля. Без него обойдусь. Загоню монету, продам кое-что из вещей, на первое время хватит. Нащупав в кармане заветный кусочек металла, Петр взбодрился. Не из таких передряг вывертываться приходилось.
- Вы случайно не знаете, у кого можно получить порошок или моющее средство?
Вопрос был обращен к нему. Вероятнее всего, Петр его проигнорировал, но нельзя было не учесть: от кого он исходил?
Было затронуто его душевное равновесие. Спустя столько лет, Седельников никак не ожидал встретить девицу, из-за которой у него были разбирательства с милицией. Случай на вокзале, когда его попросили покараулить сумку с вещами и деньги, едва не обернулся для него тюрьмой, и все по причине ложного обвинения, которое и выдвинула стоящая перед ним гражданка.
- Спросите у завхоза.
Не успел Петр сделать и двух шагов, как ему вдогонку уже несся следующий вопрос, - А где он находится?
- На втором этаже.
Второпях, Петр едва не потерял равновесие, оступившись на шаткой ступени. Оказывается, о текущем ремонте предупреждало объявление, вывешенное при выходе на лестницу. Теперь Седельникова более беспокоило не своевременность предупреждения, а последствия только, что состоявшейся встречи. Вновь Петру пришлось пережить волнительные мгновения, едва не разрушившие его планы на будущее, когда он, вступив в вестибюль первого этажа, увидел входящих стражей правопорядка. Метнувшись назад, он спрятался под лестницей. Неужели старая ведьма воплотила свои угрозы в жизнь? Она у него получит по заслугам. Под лестницей ему не было спокойно, раз в день здесь непременно появляется нянечка, мыть пол. Он не станет сидеть и дожидаться, пока его обнаружат.
Надо что-то придумать. Перечисляя мысленно игроков любимой футбольной команды, Петр пытался убить время в бесконечном томительном ожидании. Он сам когда-то был неплохим игроком, «подавал надежды», как говорил его тренер. Гонял бы по полю мяч, не ведая ни жилищных, ни денежных проблем. Предаваясь воспоминаниям, Седельников не заметил, как задремал.
Длинный, трудный путь скоро должен завершиться, успокаивал он сам себя. Казалось, что они идут уже целую вечность по глухому, сырому подземелью, без света и тепла. Более всего он страдал от всепроникающей сырости, из-за которой у него возникло навязчивое ощущение того, что бриджи и футболка прилипают к телу в самых неподходящих местах. Ребята могут подумать, что он обмочил штаны и станут над ним смеяться. При одной мысли о таком повороте событий, у невезучего путешественника стали заплетаться ноги. Неудачно споткнувшись, он потерял равновесие и очутился на четвереньках. Зажмурив глаза, он ждал самого страшного. Но никто не давал ему обидных прозвищ и не потешался над ним, хотя неподалеку явно кто-то присутствовал, о чем бедняга догадался по глубокому свистящему дыханию. Верно, кто-то также, как и он, переживает трудности, делает оное, не жалуясь на судьбу, как настоящий мужчина. Выгибая, одновременно напрягая до максимального растяжения спину, затем резко расслабляя затекшие члены, естествоиспытатель никак не мог отделаться от ощущения неприятного прикосновения. Поначалу нечто щекотало его, рождая немой вопрос: кто с ним заигрывает? После некоторого времени, растянутого до невозможности, назойливые прикосновения начали тревожить его, будоража воображение. Виделись многочисленные, извивающиеся пальцы, впивающиеся в его тело до онемения. Хотелось кричать от ужаса и отвращения, но мешали чьи-то руки, веревками затягивающие невидимые, но осязаемые узлы все туже и туже. Вдруг, это – змея, пучок склизких, шипящих гадов? Среди них встречаются ядовитые. У него осталось лишь одно оружие – крик, оглушительный, будто бензопила или бормашина. Он станет орать так, что все гады расползутся.
- Эй, что с вами?
Протирая заспанные глаза, Петр спросил, - Что такое? – оглядываясь по сторонам, он недоумевал. Вокруг грязные стены, под ногами – кафельный пол, давно не мытый.
- Я иду по лестнице, слышу, как кто-то кричит, нечто невразумительное. Спустилась вниз и нашла вас, сидящего на ведре. Вы кого-то звали?
Вспомнил. Это девица у которой он, будучи в гостях, позаимствовал некрупную денежную сумму и разные побрякушки, только, она, вроде бы, меня не помнит. Сделанное предположение служило слабым утешением, так, как не гарантировало ему безопасности.
- Здесь хорошо отдыхается. А вы тут змею не встречали? Это ведь я ее хотел вспугнуть.
Лариса, глаза которой привыкли к темноте, разглядела в чудаке недавнего знакомого, того, что направил ее на второй этаж. – Змеи здесь нет. Да они вас не услышали, даже, если бы пожелали. Змеи от природы глухие, а вот местный медперсонал, думаю, вы напугали.
Бежать без оглядки, подальше от ненужных свидетелей, тотчас возникшая потребность более не покидала взбудораженный мозг Седельникова. Но куда, если повсюду врачи и прочая мелюзга. – А милиция в больницу зачем пожаловала?
- Милиция? – удивленно переспросила его спасительница. – Я никого из посторонних не встречала. Вам, верно, привиделось?
Может, и привиделось, почти согласился Петр. Похоже, его новая, старая знакомая не торопилась. Вместо того, чтобы шествовать по своим делам, девица, явно была не прочь продолжать беседу.
- Остерегаетесь правоохранительных органов? Бывает. А я более благодетелей в белых халатах опасаюсь. Это они только с виду такие правильные, присмотреться – хуже не бывает. У меня на памяти случаи разные: то человека чуть на тот свет не спровадили самым примитивным образом – наркоз давали. Веселящий газ вместе со снотворным – сущая отрава, то в рецептах такого навыпишут, что в аптеке руками разводят. Зато денежки они все любят. За убийство еще пока ни одного врача не осудили, а за взяточничество – часто.
Глаза Петра медленно скользили по говорящей. Судя по униформе, у нее самый низший чин в больничном табеле о рангах. Однако, на королеву швабры она не похожа. По виду, ничего, все, вроде, на месте, симпатичная. – Чего же тебя, красавица, сюда работать потянуло? Аль тебе горы золотые пообещали?
Странное дело. Чем дольше она смотрела на сидящего на ведре, тем крепче зрела в ней уверенность, что ранее они где-то встречались. Каким-то шестым чувством ощущала она тревогу, постепенно овладевающую всем ее существом, каждой клеточкой своего нескладного тела она предвидела беду. Разве этот туповатый с виду жердь, способен на коварство? – Ничего подобного мне не обещали, а, если посулили, не поверила бы, - с осторожностью ответила Латушкина.
- А работать зачем сюда явилась? – повторил свой вопрос Седельников.
- Захотелось. Убираться люблю, - с вызовом бросила Лариса.
Хитришь, стерва. А я с тобой твоими же методами. – Раз так, помоги мне. С детства, понимаешь ли, не дружу с тряпками и швабрами.
- Работаете уборщицей?
- Санитаром, на полторы ставки, денег не хватает. Москва – дорогой город.
Вроде, не жаловался, а вышло, как у попрошайки, сетовал Седельников.
- Жизнь – недешевое удовольствие, - согласилась Лариса. – Вероятно, вы в таком же положении, как и я, лишены выбора?
- Да уж, была бы моя воля, не воевал бы здесь с полоумными, ездил по экспедициям. Степи Поволжья, Западносибирская равнина, побережье Онежского озера, если взглянуть на карту России маршруты наших поисковиков пролегают по всем направлениям, компания обычно подбирается, с учетом вкусов и пристрастий, - погружаясь в далекое прошлое, Петр так увлекся, что в какой-то миг для него перестали существовать серые, больничные стены, темницей окружавшие его со всех сторон, вечные придирки Никитиной и отсутствие всяческих перспектив на будущее. Это – правда, он заложник обстоятельств, но в его силах попытаться изменить свою жизнь. Плюнуть на все это, и уйти.
- Что вздыхаете? Как бы не было тяжко, наше с вами положение лучше, чем у психов. Согласитесь.
Его не требовалось упрашивать. За долгие годы столичной жизни он успел примерить разные роли: от промышляющего, чем бог подаст бродяги, практикующего экстрасенса, до скучающего альфонса, ухоженного, но зависимого от женских капризов, лишь роль самого себя, незадачливого любителя старины, погруженного в изучение культур древних славян, осталась Седельниковым невостребованной.
Подкравшаяся незаметно апатия притупила интерес ко всему. Сейчас бы уснуть и более не просыпаться, либо очутиться на необитаемом острове, подальше от цивилизации. Своими чудными желаниями Петру не хотелось делиться не с кем. Вовсе не из-за опасения быть непонятым. А если девица кем-нибудь подослана? Петр не мог исключить подобного варианта.
- Не надоело прятаться?
Вот тебе и красавица. Какого черта ей любопытствовать приспичило? – Вроде, нет. Мы с ребятами на банку пива поспорили. Получит ее тот, кто дольше других просидит в укрытии.
- Очень похоже на правду. Если ранее не проболтались, поверила бы. Честному человеку милиции бояться нечего, а преступника может спасти только чистосердечное признание.
Нескладная фигура медленно приподнялась с насиженного места. Теперь они напротив друг друга. Поскольку Лариса была чуть выше ростом, атаке неприязненным взглядом подвергалась вся нижняя часть ее лица, включая шею. Противостояние длилось почти полминуты, ей казалось, что прохиндей не оставит ее в покое никогда. А ведь она всего решила его припугнуть.
- Не знаю, что ты там себе навоображала, ко мне это не имеет никакого отношения.
Тогда, десять лет назад, на вокзале, она могла его выдать, но поступила, следуя мимолетному импульсу. Может, кто-то также пожалеет и ее непутевого братца.
Виноватая улыбка исказила его неровную линию губ. Ему с ней нечего делить, стало быть, и враждовать им не имеет смысла.
Взгляд серо-голубых глаз стал мягче, в их уголках залегли первые морщинки, придавшие лицу очарование праведной строгости. Никто не властен над судьбой. Он, в сущности, неплохой парень. Пожалуй, им стоит помириться. – Ты здесь много лет работаешь, привык к неожиданностям. Мне часто становится страшно, вдруг выйду из палаты покалеченной. Более всего тяготит неизвестность, а уж, когда рассказов наслушаешься ….
- Не верь некому. Человека могут оговорить намеренно, а избавиться от ярлыка «псих», ой, как непросто, - не в силах сдержать вздох, Петр протянул собеседнице руку, - Меня часто подводили люди, которым я доверял. Но лучше отказаться от мести.
Как напряжена его ладонь. Он до сих пор что-то или кого-то опасается. Надо его поддержать. – Я тоже так считаю. Если человек когда-нибудь допустил ошибку, надо забыть об этом. О своих ошибках забывать не стоит, - добавила Лариса. – Я пойду, а то меня еще искать кинуться.
- Постой, - крикнул Петр ей вдогонку. – В каком отделении ты работаешь?
- У Аносова.
Видимо, неслучайно их пути пересеклись. Хорошо бы выведать о девчонке побольше: каковы жилищные условия, с кем живет, что задумала на будущее? Не исключено, что их ждет одна судьба.
От сделанного открытия у Петра перехватило дыхание. Не может быть! Он несколько раз проверял: на месте ли его сокровище? А если в кармане дырка? Стирая ладонью со лба холодный пот, Седельников выдвигал все новые и новые версии произошедшего. Монетка могла потеряться в тот момент, когда им овладело мщение. Лишь тогда ее пропажу он мог не заметить. До бешенства его довела Никитина. У Виталия в кабинете ему пришлось несладко. Но, если монета выпала из моего кармана у него на глазах, Аносов возвратил бы ее. Заподозрить в краже новую знакомую, было непросто. Нет, она честная. Остается Светка, мерзкая дрянь. От такой, как она всего можно ожидать. Тысяча долларов на дороге не валяются, без денег бросить работу он не мог. Черт, как обидно. Мозолистые пальцы все сильнее впивались в кожу ладони, пока она не побелела. У Светки забрать монету будет труднее всего. Утраченное придется выкрасть. О том, как воплотить в действительность сие предприятие, Петр пока не задумывался. Вдруг монетка отыщется?
Шаги по лестнице давались ему нелегко. Такое ощущение, словно к ногам его привязали по гире, которые тянут его в обратном направлении. Вдобавок казалось, что за ним следят. Милиция? От сделанного предположения стало смешно. Куда и зачем он шел, Петр пока не решил. Главное, не попадаться, кому не следует на глаза. Препятствия, которые ему приходится преодолевать, серьезные испытания, но он ведь находчивый и не из трусливых. Где же его сокровище? Потирая затекшие ноги, Петр замер у входа в отделение Никитиной. Перед ним снова возник вопрос: «зачем?» Что-то он последнее время много стал размышлять. Ни к чему хорошему сей процесс не привел. Ранее ему давал не лишенные смысла советы доктор «нос». На этот раз Седельников принял решение без размышлений. Теперь судьба его находилась в руках бывшего приятеля.
Осторожно пробираясь по больничным задворкам, Петр старался не упускать из вида любую мелочь. Кто из медсестер дежурит по отделению, ожидается ли нынче собрание сотрудников отделения или совещание у главного? Об этом он напрямик поинтересовался у Виталия. Войдя в его кабинет, привычно, без стука, Петр огляделся по сторонам. Где же хозяин? На столе разложены бумаги. Странно, Виталий не позволял себе неаккуратность. Большой кожаный портфель – предмет тайных насмешек Седельникова, был оставлен заведующим открытым. В его недрах Петр нашел небогатый скарб: книга «новые тенденции в психиатрической практике», старенький зонтик, пару полиэтиленовых пакетов и кошелек. Рука сама потянулась за ним, но дабы избежать соблазна, Петр перевел взор на накрахмаленный белый халат. С ним Виталий никогда не расставался. Каждую неделю униформу приводила в порядок его мама, делала это с любовью, разглаживая все швы. А как бы он смотрелся при полном параде? Жаль, только, что они с Виталием разной комплекции. Примеряя халат, Петр увлекся и не обратил внимания, как в кабинет заглянули.
- Здравствуйте, мы к вам.
Рука, застегивающая пуговицы, безвольно опустилась. Подобного поворота событий он не ожидал. – Здравствуйте, - полуулыбка, под которой он желал утаить страх, появилась и тут же пропала с его оторопевшего лица.
Незваные гости, не дождавшись приглашения, вошли в кабинет. – Заведующий отделением … Аносов Виталий Вячеславович?
Ясный, открытый взор был устремлен прямо на него. Как его обладателю можно было лгать? Не моргнув глазом, Седельников подтвердил предположение, - Он самый. Чем обязан?
- Мы к вам по делу, - начал издалека один из гостей. – Видите ли, нам необходимо заручиться вашей поддержкой, - говоривший многозначительно умолк.
Удобно усевшись в кресло, Петр расслабился. Судя по заданному тону, беседа не имела целью известить Петра о грядущих карательных мерах по отношению к нему. Демонстрируя свою готовность к сотрудничеству, Петр улыбнулся, только теперь это было истинным проявлением доброжелательности с его стороны. Широким движением откинув со лба спутанные вихры, Седельников развалился в кресле. Для респектабельности ему не хватает трубки. Эх, закурить бы сейчас, да так, чтобы терпкий аромат табака пропитал все, что его окружает. Воображаемый образ уверенного в себе, самодостаточного человека овладел им настолько, что Петр насторожился, услышав следующее.
- Нам нужно получить заключение психиатрической экспертизы, касающегося одного нашего сотрудника. Разумеется, ваша услуга будет оценена по достоинству.
Деньги. Ему предлагают взятку. В уголовном кодексе имеется соответствующая статья и срок по ней вполне реален. Но деньги?! Они ему необходимы. Рискнуть?
- Не спешите с ответом. У нас имеется день в запасе. В документе, кроме вашей, должны стоять подписи членов комиссии. Мы понимаем, что это связано с дополнительными расходами, которые будут компенсированы.
Говорильня. Где гарантия обещанному? Вслух Петр произнес, - Комиссия назначается главным врачом. Какие либо изменения в ее составе допустимы лишь с его одобрения.
Седельников им не отказывал, а предлагал проявить предусмотрительность. Не хотелось расставаться с надеждой получить свой гонорар, но что-то едва уловимое не давало Петру радоваться раньше времени.
- Так вы нам даете свое окончательное согласие?
Напором берете, с ходу в карьер? Два серо-голубых в крапинку глаза сузились, придав хищных оскал выражению лица. Как же он ненавидит всю эту милицейскую шайку, за тот ужас, что ему пришлось пережить, за хоть и недолгие, но мучения, пережитые им в камерах среди уголовников…Ответив избитой фразой, Петр встал и повернулся спиной к надоевшим гостям, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена, - Приходите завтра.
Представление было окончено, осталось опустить занавес, как на сцене появилось главное действующее лицо. Изумление, смешанное с недоверием обозначилось на лице Аносова, когда в дверях собственного кабинета он столкнулся с людьми в форме. Вовремя обратив внимание на облаченного в белый халат Петра, Виталий Вячеславович обо всем догадался. Не подав вида, он присоединился к игре, - Приветствую Вас, Виталий Вячеславович, я по поводу результатов обследования больного Селезнева.
Комментария оказалось достаточно, чтобы расставание с представителем правоохранительных органов, наконец, состоялось. Оставшись с провинившимся наедине, Аносов снисходительно наблюдал, как тот поспешно старается избавиться от вещественных доказательств своей вины.
- Не жмет халат?
- Прости…те, у меня это вышло непроизвольно, - пятясь к двери, Седельников мечтал поскорее исчезнуть, подальше от осуждения. Выход по-прежнему оставался недоступен, его загораживал Аносов и не помышлял трогаться с места.
- Жду пояснения к увиденному, - беспристрастно промолвил он.
- А … ничего не случилось.
С каждой последующей секундой, Петр чувствовал, что проигрывает. Соперник весьма прозорлив и готов отстаивать собственную правоту. Сейчас, с близкого расстояния казалось, что нос его стал еще длиннее, для полноты ощущений оставалось поводить им из стороны в сторону наподобие ищейки. Нервничает, терзаясь неизвестностью, решил Петр.
Но его оценка была неверна. Аносов, как истый стоик, оставался невозмутим, лишь по пульсирующей на шее, четко обозначенной вене, можно было предположить, что у его обладателя не все спокойно на душе, - А моим именем ты назвался с испугу?
Медленно заводя голову назад, Петр замер. Вот, когда он по-настоящему струхнул. Лучше бы ему провалиться сквозь землю, - Я …я не хотел никого подводить, тем более тебя … вас.
От пристального взгляда, устремленного на него, Седельникову стало не по себе. Его хотят задавить, приковать к стене, подвергнуть пыткам. В какой-то момент окружающие предметы, обстановка поплыли у него перед глазами. Пошатываясь, он сделал неуверенный шаг в сторону, но ненадежный пол стал уходить у него из-под ног. Руки ловили точку опоры, она оказалась намного ближе. Через пару секунд Петр повис на плече своего недруга.
Поредевшее войско медленно плелось по степи. Немилосердно палило солнце, испытывала терпение жажда. Еще несколько дней таких невыносимых условий и от его легиона ничего не останется.
Высокий, покатый лоб нахмурился. Во всех своих бедах он вправе винить лишь себя, признание далось ему нелегко. Коль скоро обнаружилось, что запасы питьевой воды истощены, провиант испорчен. А план нападения на лагерь врага призрачен, в его интересах возложить ответственность за происшедшее на императора Нерона. Что толку перечислять ему потери и поражения, свалившиеся им на голову. Самовлюбленный гордец не ведает, что сие такое. Тирана сотворила власть, посему он беспощаден к проигравшим. Вот, с кого он должен брать пример, а не смахивать всякий раз скудные слезинки, при виде истекающих кровью, изнывающих под гнетом ран бойцов. Чужие страдания его мало трогают, но где гарантии, что он завтра не очутиться на месте бедолаг?
Легкое похлопывание по плечу, вдыхание одуряюще мерзкого запаха вернуло его к действительности. В кресле заведующего он ощущал себя более менее уверенно.
- Как ты?
Вместо ответа Петр слегка кивнул головой. Вокруг не было ни палящего зноя, ни выжженной, раскаленной, словно сковородка, земли, ни измученных длительным переходом легионеров. Хотелось знать, что его ждет далее.
- Тебе нужно полежать.
Неужели он грохнулся в обморок? Чего стоят видения, когда он ассоциирует себя древнеримским полководцем, хотя ему подошла бы менее значимая роль. Он устал от навязчивого внимания, - Лучше я пойду.
- Куда?
И он задавался тем же вопросом. Без средств к существованию он некому не нужен. Если бы только … В истосковавшихся глазах читалось многое, не исключено, что Петр научился говорить без слов.
- Нет, приятель, у меня тебе останавливаться никак нельзя.
Сказал, как отрезал. Упрашивать бесполезно, да и не умеет он просить. «Просят только слабаки», припомнились ему слова наставника. – Ладно, тогда я все-таки уйду.
- Нет.
Противостояние длилось недолго, уступить пришлось Петру. В палате им сразу же заинтересовались. Любопытство психов раздражало. Петр поставил перед собой задачу – молчать.
- Устал? А сестрички тоже к нам заявятся? А давайте поменяемся местами, ты будешь больным, а я выздоровею.
За глупостью последовал жидкий смех, вдруг резко оборвавшийся, стоило Петру ударить по изголовью кровати.
- Не стучи, братан. Мы не хуже тебя понимаем, перемены власти никогда не будет. Но помечтать-то можно.
Не запрещается, молча согласился Петр. В палате, куда его забросила судьба, обнаружились знакомые. Будет, с кем перекинутся словами, если взгрустнется. Перевернувшись, Седельников широко зевнул. Какая у него жизнь, насыщенная событиями, ранее была. Когда-то он был Клименко, имел супругу и занимался научно-исследовательской деятельностью. Тициан, Боттичелли, Веласкес лет пятнадцать назад, когда он только окончил Липецкий институт культуры, много для него значили. Он с энтузиазмом разъяснял экскурсантам особенности творчества художников Эпохи Возрождения. В который раз рассматривая репродукции всемирно известных полотен, увлеченный искусствовед открывал для себя нечто новое. Обнаружилось, что величественно недосягаемой Сикстинской мадонне были не чужды человеческие слабости. И самому Рафаэлю, вероятно, они были присущи. Вышедшая из-под его кисти мадонна, державшая на руках младенца, чем-то неуловимым напоминала Петру его бывшую. Та доброжелательность и теплота во взгляде во взгляде золотисто-карих глаз женщины с полотна великого мастера пробуждали ответное мировосприятие. Как несказанно счастлива была Алена, когда родился их первенец. Материнство придает мягкость и уступчивость каждой представительнице прекрасного пола. Теперь Даниилу было бы шестнадцать. Воображение рисовало сына, каким он желал его видеть: мужественным, внешне привлекательным, но не смазливым, за рулем мотоцикла, мчащегося наперегонки с автомобилистами. Свежий ветер бьет в лицо, по обеим сторонам дороги сменяют друг друга, словно кадры кинофильма, городские пейзажи и уголки природы, и кажется, что еще чуть-чуть, и все, к чему он стремился, сбудется. Увы, так не бывает. Достигнув одной цели, человек ставит перед собой следующую. Погоня за недостижимыми мечтами и желаниями и составляет сущность человеческого бытия. И пусть ему все еще хоть чего-то хочется …
- Эй, Петроний, подсоби.
Едва слышимая просьба о помощи исходила от лежащего у дверей худого мужчины, по виду походившего на мешок с костями. Все его непропорционально сложенное тело напряглось, вытянувшись в струну, лишь прижатые одна к другой руки, подложенные под голову, придавали его облику человеческие очертания.
Не поднимаясь с постели, Петр отозвался, - Что случилось?
- Сосед мой кончился.
Тот, о ком говорил Мажукин, лежал точно усопший в гробу. Склонившись над ним, Петр замер. Кажется, не дышит. Пощелкав пальцами у лежавшего перед глазами, Петр не дождался ответной реакции. Сделанное наблюдение поставило в тупик. Только мертвеца им еще не хватало. Приложив ухо неподвижной груди, Седельников еще надеялся. Может же он обмануться? К реанимационным мерам он не готов, а «Нос» как-то обмолвился, что если не заставить биться остановившееся сердце в течение первых семи минут, далее можно не спешить.
С Петра моментально слетела вся его апатия. Вперед, найти хоть кого-нибудь из медперсонала. Но и в коридорах, и в соседних палатах Петру попадались на глаза только больные. В кабинете заведующего отделением ему встретилась коротко стриженная девчонка в белом халате, воззрившаяся на него сквозь толстые стекла очков. – Вам Виталия Вячеславовича?
- Там, в четвертой палате пациент умирает, - выпалил с ходу Петр и отправился обратно. Однако, как он не торопился, но со стриженной он очутился на месте почти одновременно.
Пока она мерила пульс и прослушивала легкие, Седельникову оставалось только гадать: уложились они в отведенное для воскрешения время? Переведя взор с мертвенно-бледной маски на докторшу, Петр искал ответ на свой вопрос. Тщетно. Черт возьми! Какое самообладание. Все от тонкой линии бровей до соблазнительно-трогательной ямочки на подбородке, оставались неподвижными. Может, еще …
Тонкие маленькие руки спокойно накинули на неподвижную фигуру одеяло, накрыв ее с головой. Сосед «мешка с костями» перешел в мир иной.
Свидетельство о публикации №216121400420