Вещий Олег. Глава 40. Бег по кругу

               
               
 
   
        Выйдя из кафе, он так и не решил: куда пойдет? Домой? Не годиться. К однокурсникам? Забыл прибавить слово «бывшим», а нужен ли он им, с его неопределенностью, с его нежеланиями следовать чужим рекомендациям. Собственный взгляд на происходящее ценится лишь у тех, кто достиг вершины социальной лестницы,  а тем, кто только стремиться к ним, выгодно плыть по течению, обходя подводные камни, то бишь, проблемы. Нет у него друзей, зато врагов он себе нажить успел, благодаря старшей сестре, будет их на одного меньше. 
Разомлев от сытной еды, он присел на лавочку. Чего ему для счастья надобно? Был бы уголок, где можно было бы отдохнуть от будничной суматохи, пара – тройка книжонок, с интригующим содержанием и …. Все. От бабского общества он раз и навсегда отказался, после недавнего разговора с Мазуровой. Эта бессердечная кукла и театр-то полюбила только за то, что там можно не затрудняться, подцепив богатого жениха, ведь вся ее любовь к Мельпомене объясняется ненасытной страстью к деньгам, где театральные подмостки лишь ступень к богатству. «Я выйду за любого обеспеченного человека, будь он хоть трижды дурак или безрукий. Безногий, с деньгами для меня он – писанный красавец. Деньги в нашей жизни решают все». Припоминая день их знакомства, Женя отметил ее неумную страсть к материальным средствам, потому, ради любимой, легко отважился на кражу. А когда понял, что может воровать даже у самых близких людей, намеренно пошел на преступление, именно так классифицирует Уголовный кодекс похищение им ювелирных украшений  и денег из квартиры приятеля, предоставившего ему ключи, с целью передачи письма. Воровал он не единожды, и с каждым последующим случаем в нем просыпался азарт добытчика. Риск быть обнаруженным лишь подстегивал его на «подвиги», и, если бы не признание Мазуровой, как знать, не исключено, что он продолжал бы посягать на чужую собственность. Из-за первой любви, которая стала для него губительной, он бросил III курс Юридической Академии. По окончанию ее, его ждало блестящее будущее, подкрепленное стабильной работой и защитой от всяких потрясений. А теперь? Теперь он – никто, ни юрист, ни – артист, и некому-то он не нужен. Он жил одними общениями и недосягаемыми ориентирами, но скоро напомнит о себе военкомат, стало быть, без жертв не обойтись. На этот раз придется пожертвовать принципами, и расстаться со своей независимостью. Сколько раз он прокручивал в воображении предстоящий с отцом разговор. «Ты не в гостиницу вернулся, а, значит, за тобой будут закреплены определенные обязанности», пожалуй, не худший вариант его возвращения в семью, выраженный в форме жесткой альтернативы. Отец, конечно же, обяжет его все вечера посвящать работе в конторе, и вовсе не с целью получения профессионального опыта, главное – приносить в семью деньги. Вскоре ему суждено будет превратиться в безропотный винтик запущенного в действие механизма. Он станет послушным исполнителем чужой воли, и не все ли равно, какова ее конечная цель, если приз на финише достанется не ему?
Погода не располагала к длительным прогулкам. Переменчивый ветер вырывал из рук легкие предметы, Женя едва не лишился записной книжки. Листая ее страницы, он не преследовал определенную цель, разыскать кого-нибудь, скорее, надеялся на случай, может, повезет.  Ему нередко сопутствует удача. На истрепанных страницах в беспорядке записаны цифры без указания каких-либо имен. Несчастье случится, когда он забудет, кому принадлежат перечисленные номера. Корявые цифры потеряли свои очертания, после того, как с неба пронеслись первые капли. Сейчас он обойдется без них, а вот без капюшона обойтись ему непросто. Нужную часть утепленной куртки отстегнули в подъезде, когда непродолжительный сон сморил его. Без денег ему пришлось скитаться по подъездам, негодяи не преминули этим воспользоваться. Повезло, что с него еще не стянули сапоги. Жаль, что он не мог отплатить им тем же.
Ежась от холода, он все глубже засовывал руки в карманы. Из тех денег, что ему дала Настя, осталось совсем немного. Обидно? Скорее, нет. Ему так долго приходилось довольствоваться малым, что он не сильно расстроился. Деньги для него лишь средство, а не цель. Да и цели на данном этапе существования у него нет, потому, не все ли равно, какова его судьба?
- Калинин, окликнул он проходящего мимо парня. Не в пример ему, одет был прохожий с учетом весеннего ненастья: в куртку с капюшоном, обшитым мехом. В ответ на оклик парень ускорил шаг. Женя поспешил за ним. В том, что это был его бывший однокурсник, Дмитрий Калинин, Женя не сомневался. Калинин намеренно делал вид, что не узнает его. Юркнув в первый двор, представляющий лабиринт на пути, старый знакомый попытался раствориться, затерявшись в его «достопримечательностях». Однако, он не учел, что детство его преследователя прошло в подобном, ничем непримечательном дворике юго-восточной окраины столицы. В хорошо знакомой обстановке Женя прекрасно ориентировался. Калинина Женя застал в тот момент, когда Дмитрий вынырнул из очередной арки. Встав у беглеца на пути, Зарубин спросил напрямую, - Зачем ты от меня бегаешь?
Смерив оппонента высокомерным взглядом, бывший однокурсник изрек, - Вы ошиблись, молодой человек. Мы незнакомы. Сделайте одолжение, не путайтесь у меня под ногами.
- Дима, а когда тебе на втором курсе надо было подсобить с практикой, я тебе не отказал. Забыл?
Ни одна черточка не дрогнула в неподвижном лице напротив. Казалось, что теперь оно выглядит еще более уверенным и наглым, - Все, что я помню, равно, как и то, что вычеркнул из жизни, вас не касается. Обратитесь к врачу, он профессионально оценит вашу память.
- Дим, но я же восстанавливаться собираюсь, - крикнул Зарубин вдогонку уходящему.
Тщетно. Его явно слышали, но не желали показывать того. Подлость исходила от человека, с которым они три с небольшим года виделись почти ежедневно. Считается, что хуже равнодушия ничего нет. Его можно расценить, как неопределенность, а она не исключает частицу надежды. Подлец лишил его даже этой малости. К вечеру изрядно продрогнув, Женя приблизился к своему дому. Застарелая неприязнь к отцу сдерживала благие намерения. По силам ли ему роль искусного лицемера, исполнить которую ему так и не удалось, штурмуя театральные подмостки. А не предпринять ли ему еще одну репетицию, тем более, что дверь нужного подъезда открывает лучший друг.
- Олег, - едва слышно позвал Женя, от внимания которого не укрылось, что Подушкин был чем-то расстроен.
Оглядываясь на ступенях, Олег оступился. От падения его уберегла вовремя обхватившая рано располневшее тело рука Зарубина. Скупо поблагодарив, Олег прошествовал мимо, с опущенной головой. Женя провожал Подушкина взглядом, не решаясь присоединиться к нему. Не моя ли семейка испортила ему настроение? Медленно поднимаясь на шестой этаж, Женя пребывал в сомнениях. Идти домой сейчас, либо дождаться утра, когда отец отправится на работу? Сильный озноб стал итоговым аргументом. На звонок в дверь к его радости, откликнулась Настя. Распахнув дверь, она бросилась к нему на шею, - Здравствуй, милый братик. Как замечательно, что ты вернулся домой!
Спустя минуту к Насте присоединилась вся женская половина семьи Зарубиных, и даже вредная Ленка неожиданно подобрела, - А мы тебя ждали еще утром, - проронила она, будто бы невзначай, но ее вопрошающий взгляд исподлобья допытывался, глядя на его пустые руки: «а где подарки?»
После крепких материнских объятий настала очередь Ксении. Ее доверчивые, темные глаза вопрошали с не меньшим любопытством, но только совсем о другом. Где-то, в их недоступной глубине мелькнуло опасение: ты больше не уйдешь? Желая не огорчать свою маленькую подружку, Женя поспешил ее уверить: «с тобой мы не расстанемся, обещаю». 
И дружеское одобрение, и докучливые расспросы спасовали перед враждебной неприязнью. На пороге стоял отец, - Зайди ко мне.
Перед тем, как за ним затворилась дверь спальни, Женя обернулся. Три пары тревожных глаз на него взирали одновременно. «Крепись. Это еще не самое страшное», успокаивали Настины. «Ты не знаешь отца. Лучше с ним не спорить», советовала Ксюша. А мамины глаза смотрели на него сквозь все страхи с преданной любовью, благодаря чему, он, презрев всякую опасность, и отважно шагнул навстречу неизвестности. Намеренно  или по забывчивости Женя оставил дверь полуоткрытой. Константин Петрович тут же исправил положение. Его худая рука уверенно повернула ручку двери, отрезав сыну путь к отступлению, - Поделись планами на ближайшее будущее. 
Во всю ширь двуспальной кровати были разложены документы в файлах. При каждом взгляде на их размещение, придирчивый глаз нотариуса мысленно менял их местами. Женя, глядя на этот пасьянс, выжидал. Видимо, пауза затянулась, Константин Петрович повторил распоряжение.
Вот она, решающая минута. Вселить ли в вопрошающего призрачную надежду или честно признаться в отсутствии каких-либо планов? Женя выбрал последнее, - А что ты посоветуешь… папа?
Настороженность во взгляде переросла в подозрение. А уж не явился ли он морочить ему голову? – Нет, уж. Я желаю знать, что у тебя на уме.
Женя пожал плечами. Более всего ему в данный момент не хотелось спорить, доказывая собственную правоту, выдвигать аргументы, которые пока еще не имеют четкой позиции в его шеренге мыслей, - Пап, я сделаю, как ты мне скажешь.
Константин Петрович продолжал сомневаться в его правдивости, уж слишком ненатуральным казалось его послушание, - Что ты думаешь по поводу своего чувства долга?
- Ну я … не буду сидеть у вас с мамой на шее, - под давлением отцовского взгляда Женя продолжал, - Если мне устроится по специальности, возможно …  удастся восстановиться в Академию. Я … не знаю, что … еще.
Маленькие пронырливые глазки всегда были на страже, и уж, конечно, не его интересов. Опустившись на порог балкона, Женя словно окаменел. Оказывается, самое страшное еще впереди.
- Ты должен все предусмотреть, учесть все осложнения. Нежелание деканата восстанавливать тебя, грядущие разбирательства с военкоматом, трудности в поисках места работы, умение совмещать работу и учебу, настойчивость в достижении целей, твою практичную избирательность в выборе занятий, желание избавиться от всего лишнего.
Пока он говорил, голова Жени все ниже клонилась на грудь. Он вновь ощущал себя подростком-бунтарем, восставшим против тех, кто хоть немного отличается от него самого, и потерявшим удачу в неравной схватке. Он проиграл, но не согласен принимать чужие условия. Он таков, какой он есть, почему он обязан подстраиваться под других. – А, если … я еще не знаю, чего хочу?
В лице Константина Петровича ничего не изменилось, но холод в его взгляде еще больше парализовал Женю, посеяв в душе его безразличие. – Ты должен работать и учиться. Я в твои годы имел четкое представление о своем месте в обществе.
- Может, мне жениться? – равнодушно спросил Женя.
- Сначала ты должен обеспечить себя, твердо встать на ноги, и лишь после получения диплома, можно подумать о будущей семье.
- А ты все наперед знаешь?
- Почти, - не раздумывая, ответил Константин Петрович. – Четкий план действий поможет тебе избежать ошибок.
- Я не знаю, что мне делать.
Константин Петрович навис над сыном, как скала, но в отличие от нее он отталкивал не собственной неприступностью, скорее, неизбежной опасностью при отступлении от заданного маршрута. Женя медленно поднялся и встал напротив отца, не допускающего возможности, что кто-то  может высказать ему неповиновение. Он – олицетворение опыта, жизненных гарантий, успешной карьеры. Все, чего он требует - четкого послушания. – Ты будешь выполнять мои распоряжения. Я не слышу ответа.
- Да, - еле слышно проронил Евгений.
Когда он выходил из спальни, у него потемнело в глазах. Чтобы не упасть, он оперся рукой о стену, но испытания его на этом не закончились. У дверей его ждала Настя. Взяв его за руку, она увлекла его на кухню. – Сейчас чай попьем.
Женя не хотел ни ест, ни пить, но отказываться не стал. Чай, так чай, какая разница? По-хозяйски расставляя чашки, Настя проговаривала про себя предстоящий разговор. Женька подавленный, и это неудивительно. Из-за диктата отца он вынужден подчиниться, стало быть, жить по заранее просчитанному сценарию. В этом нет ничего плохого, скорее, наоборот, но излишняя предусмотрительность сводит на нет его инициативу. Для творческого человека любое посягательство на его личность губительно.
- Женя, ты договорился с отцом о работе?
Дверь на кухню отворилась, и вошла Екатерина Алексеевна, - Женя, что тебе сказал отец?
Не хотелось ему пересказывать прошедший разговор, да и ничего заманчивого для себя он не добился, - Он, как всегда, выдвигал требования, которые мне, вряд ли, удастся выполнить, - ощущая на себе вопросительные взгляды с обеих сторон, Евгений добавил, - Он желает, чтобы я, как можно быстрее устроился работать, но о конторе своей не заикнулся.
Мать с дочерью переглянулись, инициативу на себя взяла Настя, - Я с ним сама поговорю, - короткая пауза, и Настя уже что-то тихо объясняет матери, благодаря чему, позже брат с сестрой остались на кухне наедине. Показная деловитость тут же сменилась тревожной озабоченностью, - Женя, папа что-нибудь говорил тебе об Олеге?
Машинально размешивая чай в чашке, Настя смотрела куда-то вдаль. Застывшая маска обреченности изменила неправильные, но такие знакомые прежде черты. Ясно, что Подушкин занимает все ее мысли, - Настя, я видел его сегодня.
Боясь обмануться, Настя взирала на него округлившимися глазами, - Где?
- Выходящим из нашего подъезда.
Уголки губ ее предательски задрожали, - Он к нам не заходил.
Женя постарался утешить сестру, - Но ты же знаешь его нерешительность. Его кто-то спугнул или он … передумал, - Женя тут же поправился, - Он передумал заходить из-за придирок нашего отца.
- Мне кажется, что отец ненавидит Олега.
Женя промолчал в ответ, склонив голову над чашкой с чаем. Сейчас ему менее всего хотелось говорить об отце, вся суть существования которого сводилась к выполнению добровольно возложенных на себя обязательств. Прагматичность, возведенная в принцип, временами доходила в нем до абсурда, он требовал от каждого четкого соблюдения установленных же им самим правил. Малейшее отступление от них, и человек зачислялся в «черный» список. В какой-то момент в нем очутился Олег.
- Отец все делал, чтобы Олега здесь не стало. За что он его так ненавидит?
- Олег не вписывается в его стандарты. Настя, зачем сюда приходила мать Подушкина?
Секунду спустя он пожалел о том, что спросил. Закрыв лицо руками, Настя беззвучно плакала. Женя не умел утешать. Сжимая кулаки, он растерянно взирал на любимую сестру, что говорить в таких случаях, он не знал.
Внезапно стенания Насти прекратились. Размазывая по щекам слезы, она произнесла, - Извини, но я не могла сдержаться. Свекровь сообщила, что Олег написал в ЗАГС заявление о разводе. Я не поверила ей. Тогда Подушкина показала мне подписанное Олегом заявление.
- Не мог Олег бросить тебя. Он нерешительный, иногда трусливый, но на подлость не способен.
- Ты, правда, так считаешь? – получив утвердительный ответ, Настя почувствовал уверенность, - Тамара Николаевна подделала его подпись.   
Женя согласился, - Она может. А ты сходи к нему, когда ее дома не будет.
Предложение брата было созвучно ее желанию, но осуществить его будет нелегко, - Она сказала, что Олег восстанавливается на работе в детском саду, и еще Подушкина запретила мне приходить к ним.
- Она боится твоего влияния на Олега. Настя, Олег тебя любит, несмотря ни на что. Хочешь, я подкараулю Олега у его дома, и поговорю с ним?
Отважиться на такое способен лишь исключительно преданный ей человек. Настя с благодарностью посмотрела на брата, - Если тебе несложно, после того, что наговорила Подушкина, мне стыдно показаться ему на глаза, словно я в чем-то перед ним провинилась.
- Неплохо было бы выяснить, чего мамаша Олега добивается.
Сквозь узкую щель приоткрытой двери раздался наигранно тоненький голосок, - Она поссорить их собирается, вернее, уже поссорила ради того, чтобы Олег женился на мне.
- Чего ты мелешь? – возмутилась Настя.
Распахнув дверь кухни, Лена без приглашения присоединилась к разговору, - Да, именно, Олег скоро женится на мне.
Женя, наверное, рассмеялся в ответ на подобную наглость, но произнесена она была с полной уверенностью в сказанном.
Настя  с недоверием воззрилась на младшую сестренку, - Ты меня дразнишь?
Полные губки, сложились бантиком, в то время, как глаза сверкали ледяным пренебрежением, - Я третий месяц беременна от Подушкина, меня даже от физкультуры освободили. А Тамара Николаевна обрадовалась, когда узнала о ребенке. Так, что вы скоро станете дядей и тетей.
Женя не отрывал взгляда от старшей сестры, правый глаз которой часто заморгал. Почти сразу у него задергалось веко. Вероятно, ошарашенная услышанным, она переживала нервное потрясение, и потому, не знала, как реагировать на сказанное.
- Мать Олега приходила ко мне, а не к тебе, - Лена ткнула пальцем в Настю. Не дождавшись реакции на свои слова, она продолжала, - Тамара Николаевна сказала, что даже, если Настя не захочет разводиться, их все равно разведут, а потом, без всяких двух недель ожидания мы с Олегом распишемся.
- Она врет, - Женя попытался успокоить Настю. Обратившись к младшей сестре, он добавил, - У тебя брюхо не от беременности выросло, а от обжорства.
На возмущенный голос сына откликнулась Екатерина Алексеевна, -
Женя, прошу тебя, говори тише, иначе услышит отец, - тут же, обратив гневный взор на младшую дочь, Екатерина Алексеевна произнесла, - Если ты не перестанешь представлять из себя мать-героиню, я отведу тебя к психиатру.
- Во-во, точно. У нее навязчивая идея. В психушке ей помогут …
Строгий мамин взгляд, и Женя умолк. Отвела ладони от лица Настя. Ее нервный тик прошел, но в глазах читался страх, смешанный с недоверием, - Лена, зачем ты говоришь неправду?
Несколько секунд они буравили взглядами друг друга, и по мере того, как в Насте росла уверенность в собственной правоте, в ней исчезала нервозность. Жене даже показалось, что она сочувствует толстой лгунье. Под гнетом обличающего взора Лена менялась на глазах. Она быстро распростилась со своим победным видом. Плотно сжатые толстые губы, наконец, разомкнулись, и Лена процедила, - И все равно он будет мой! – насколько позволяли ее скромные мобильные способности, она сорвалась с места, и несколько секунд спустя дверь «детской» с шумом захлопнулась.
Зловещее молчание создавало напряженность. В эти минуты каждый из троих прокручивал в голове рассказанное Леной, оценивая вероятность услышанного. Первым не выдержал Женя, - Если не столкнуть интересы Ленки и мамаши Подушкиной, Ленка так и будет домогаться Олега.
На предложение Жени отозвалась Екатерина Алексеевна. – Женя, прошу тебя, не обманывай ее. В ее возрасте у девушек в наше время есть ухажеры, а Лена до сих пор одна. Женя, может, ты ее познакомишь с кем-нибудь из своих приятелей?
Женю сдержал от возмущения укоризненный взгляд Насти, - Мама, как такое возможно? Стыдно даже сказать, что она – моя сестра. Толстая, некрасивая, ничем не интересуется, да и к тому же, дура. Только не надо на меня смотреть, как будто я открытие сделал. Я, вообще, не вижу у нее ни одного достоинства.
- Даже, если ты во многом прав, Лена – твоя сестра, и надо иметь к ней снисхождение.
- А она, что особенная? – не унимался Женя.
- Она тебе близкий человек.
Настя не вмешивалась в разговор мамы и брата, однако, более была согласна с последним. Откровенно говоря, судьба сестры интересовала ее в последнюю очередь. Неужели сказанное Тамарой Николаевной правда?
- Ленка ничем не заслужила хорошее отношение, и мне заранее известно, что с ней никто не станет знакомиться.
- Но, может….
Женя резко перебил, - Нет, мама, и тема закрыта.
Тяжело вздыхая и, хмурясь на сына одновременно, Екатерина Алексеевна покинула кухню. Ее дети выросли бездушными к чужой беде, и в том есть ее вина. Надо было меньше жалеть их в детстве, пробуждать сочувствие к другим, - Лена, - Екатерина Алексеевна застала дочь сидящей на кровати. Проследив по направлению ее взгляда, женщина удивилась. Напротив, в книжной полке стояла икона с изображением Девы Марии с младенцем на руках, - Лена, ты очень любишь детей? На седьмом этаже малышу всего год с небольшим, и его мама часто просит присмотреть за ним, - голос Екатерины Алексеевны оборвался, под давлением взгляда, казалось, проникающего в самые глубины ее души. Столько злости и ненависти было в нем, что Екатерина Алексеевна испугалась. Чувства дочери, вряд ли, можно назвать капризом, но и серьезной привязанностью ее страсть к Олегу не назовешь. – Лена, чего ты добиваешься? Олег и Настя любят друг друга. Ты хочешь помешать их любви?
- Я тоже люблю Олега.
- Но он не любит тебя. К сожалению, в жизни часто так бывает. Кто- то любит, а кто-то лишь позволяет себя любить. Лена, если ты любишь человека, ты должна, в первую очередь, считаться с его интересами, пристрастиями. Олег выбрал Настю, и с этим ничего не поделаешь.
- Но ты же не любила отца, а вышла за него замуж, - на обращенном к собеседнице лице было написано упрямство.
- Это совсем другой случай. Представь себе, ты очень сильно любишь человека, так, что жизни без него не представляешь. Он отвечает тебе взаимностью. Внезапно он погибает, и в том нет твоей вины. Так плохо тебе никогда еще не бывало, и, кажется, зачем жить дальше? Рядом другой, для которого именно ты являешься центром Вселенной. Я действительно не любила твоего отца, кода выходила за него замуж. Но подумай, - Екатерина Алексеевна сделала паузу, в течение которой она ласково гладила дочь по голове. Неужели, эта злючка не оттает? Наблюдая за Леной, любимая мама отметила, что колючий взгляд сменился любопытством. Может, Лена не так безнадежна, как кажется, - Ради того, чтобы не портить жизнь человеку, пришлось пожертвовать собой. Разобраться в собственных чувствах мне помогла моя мама. На всю жизнь запомнила ее слова: «Людей надо любить гораздо больше, чем себя». Я присматривалась к твоему отцу. Он полностью следовал маминому совету, хотя бы в отношении меня, и я уступила.
- Но Олег, когда женился на Насте, тоже не любил ее. Он и меня не любил, но, если бы я тогда настояла, он сейчас был бы моим.
- Лена, ты что-то недоговариваете?
- Мы обе пытались его соблазнить, но у меня это вышло лучше. Олег перестал со мной встречаться, тебя это не удивляет? Я люблю Олега до сумасшествия, а Настя просто следовала совету матери Олега.
- Неужели, ты так сильно влюблена?
Опущенные уголки полных губ разгладились, во взгляде, который она бросила на Екатерину Алексеевну, было столько нежности, что она, глядя на дочь, улыбнулась грустной улыбкой. В любом, даже самом мстительном человеке, есть что-то хорошее, что позволяет ему продержаться на плаву, не позволяя претворить свои коварные планы в жизнь.   
- Ради любимого я готова на все, даже… даже отдать свою жизнь могу, - ни в голосе, ни в чертах ее в мгновение ставшим серьезным лице, не было и частички бахвальства. Любовь преобразила это ничем не примечательное личико, придав его облику оттенок благородства.
- Леночка, я целиком на твоей стороне, но последнее слово остается за Олегом. Так уж издавна принято, что выбор остается за мужчиной.
- Но я все равно, его люблю. И буду любить всегда, потому, что он – самый лучший человек на свете, - последние слова Лена произнесла шепотом.
Глядя на дочь, Екатерина Алексеевна лишь тихо вздыхала. Ситуация, когда двое любят одного, неразрешима, тем больнее осознавать, что без жертв не обойтись.