Карета

КАРЕТА

Трагедия в 5-ти действиях













Действующие лица

Елизавета Карловна Гершензон-Рысс (до замужества Волкова) – бывшая солистка Большого Драматического Театра, 95 лет

Ольга Тышинская, 40 лет               )
Светлана Тышинская, 45 лет          ) – внучки Елизаветы Карловны

Тень Бориса Леонидовича Гершензон-Рысса (Борис Леонидович – покойный муж Елизаветы Карловны, одет со вкусом, когда говорит – картавит, как и при жизни. Его видит и слышит только жена, для всех других он не существует)
 
Родион Маркович Тупицин, 70 лет – бухгалтер Елизаветы Карловны

Вениамин Родионович Тупицин (Веня), 35 лет – личный секретарь Елизаветы Карловны

Арсений Родионович Тупицин (Сеня), 35 лет – завхоз, отвечает за все движимое и недвижимое имущество Елизаветы Карловны

Рябокуль Алина Сергеевна, по прозвищу Старуха Изергиль, 85 лет,  – подруга Елизаветы Карловны, самый близкий и преданный ей человек после смерти Бориса Леонидовича

Отец Димитрий, 70 лет – духовник Елизаветы Карловны

Карен Арменович, 60-65 лет – личный врач Елизаветы Карловны, по образованию зубной техник

Визирь, 50 лет – человек без имени, начальник охраны

Сальватори Диана (итальянка по отцу), 30 лет – визажист Елизаветы Карловны

Сальватори Костя (брат Дианы), 32 года – парикмахер Елизаветы Карловны

Фунт Антон Сергеевич, 70 лет – портной

Андросов Феликс Эдуардович, 65 лет – библиотекарь

Щупальц Алексей Викторович, 65 лет – аккомпаниатор

Дадыко Роман Августович, 65 лет – садовник

Гонтарь Севастьян Иванович, 63 года – повар

Биограф         )
Портретист    )
Ювелир          )  - работники из обслуживающего персонала Елизаветы Карловны
Шофер            )
Инженер         )

Кроме указанных лиц к Елизавете Карловне имеют отношения и другие персонажи, как то:

Актрисы и актеры различных театров

Работники СМИ

Воры в законе

Чиновники и политические деятели различных уровней

Охранники, официанты, медицинские работники

Дальние родственники: тетки и дядьки, которые гораздо моложе своей «племянницы», приемные дети, сводные братья, сводные сестры и прочая мелюзга

Все эти люди безлики и безымянны в том смысле, что Елизавета Карловна их не помнит, не знает и не замечает, как мух

Действие в пьесе происходит в ноябре - декабре

Планировка «дворца» Елизаветы Карловны носит условный характер, но понятно в каких комнатах живет она, а в каких обслуживающий персонал





























Действие I «Все в прошлом»

Сцена 1А

В одной из комнат «дворца», условно назовем ее прихожей, собрались фальшивые родственники Елизаветы Карловны, приживалки, мелкие аферисты и прочая хитрая и скандальная публика.
«Родственники» (две родных сестры, три родных брата, три тетки-старухи, двое дядьев-стариков, приемные дочери и сыновья) сидят в одной половине комнаты, аферисты (специалист по сделкам с недвижимостью, банковский служащий, импресарио) находятся в другой половине. Все они о чем-то спорят исключительно в своих группах, иногда возникает общая словесная перепалка.

Одна «родная» сестра  другой:
- Вы даже не похожи на Лизоньку. С вашим гадким носиком надо на базаре сидеть.
-А вы свои бородавки видели? Хоть одну?
- Видели, видели. Побольше вашего видим и знаем.

«Родные» братья в очередной раз обсуждают подробности родословной господ Волковых.

«Родные» братья:
- А кем был Никита Дмитриевич Гершензон-Рысс при Петре I?
- Ну  кем?
- Я вас спрашиваю? Вы же с Елизаветой Карловной у одного учителя занимались, за одной партой и в одном классе. А, кстати, как учителя звали?
- Господа, мы с Лизой действительно воспитывались      дома лет до десяти, но потом она поступила в женскую гимназию, а я…
- После революции не было гимназий.
- Сначала не было, а потом опять были. Ленин в гимназии учился и Сталин.

Тетки-старухи и дядья-старики сосуществовали более мирно. Они организовали нечто вроде отряда и дружно наносили удары по общему противнику.

Тётки-старухи:
- Нет, вы посмотрите на этих братьев: от сохи, а туда же – в гимназиях они учились! Что ж вы такие гимназические, а считать не умеете? Племянница наша двадцать четвертого года, олухи!

«Родные» братья:
- Вы зато умеете. Племяннице вашей за девяносто, а вам и семидесяти нет. Совсем заврались, жулики.

Приемные сыновья:
- Спасибо мамочке. Как сейчас помню: война закончилась, всем радостно, весело, а я в детдоме…
- И я.
- Ну да, мы с вами в одном детдоме сидели.  И вот приходит Елизавета Карловна…
- Мама наша будущая.
- Угу. Она уже тогда «народная» была. В боа, в шапочке на лисьем меху и с сумочкой. Замок – ерунда, скрепкой за секунду откроешь.

Приемные дочери:
- А вы в детдом по какой статье попали?

Приемные сыновья:
- По… То есть сиротами остались. Родители в Ленинграде от голода умерли, а нас…

Приемные дочери:
- Понятно, понятно: по Ладоге и на пять лет.

Родные братья:
- Надо бы об этих приемных куда следует сообщить.

Родные сестры:
- И про себя не забудьте там рассказать.

          После этих слов «родственников» как прорвало. Они стали обвинять друг друга во всех смертных грехах, кричать, подскакивать, осторожно пихаться и долго демонстративно  ойкать, получив такой же осторожный ответный пинок.

         Тем временем аферисты перекидывались в карты и обсуждали совместную аферу.

Импресарио: В Сибирь она не поедет, но в Крым…
Специалист по недвижимости: И что Крым? Там театров нет.
Импресарио: А море? Смотрите. Скала. Ветер. Птицы. И она. (изображает) Я – чайка… Люди, львы, орлы и куропатки.
Банковский служащий: Ты ее толкнешь?
Импресарио: Может и я, а может  сама грохнется. Бабке сто лет: вошла в образ и улетела. С кем не бывает?
Банковский служащий: Бывает, бывает - десять лет строгача*. Надо поработать со счетами, фонд какой-нибудь создать, скажем, в помощь сиротам или жертвам чего-нибудь.
Специалист по недвижимости: Главное – земля! У нее только под Москвой четыре участка.
Банковский служащий: А они ее?
Специалист по недвижимости: Нет, государственные!
Банковский служащий: Представь себе. Я у Родиона Марковича бумажку одну видел.
Импресарио (говорит особым тоном): Ведь он ее уронил?
Банковский служащий (сообразив, что надо быть осторожнее со словами): Уронил. Закопал. И надпись написал. Короче: все, все участки в федеральной собственности. Только этот парк ее (показывает на деревья за окном).
Специалист по недвижимости: Тоже мне парк: два гектара.
Импресарио: Вы про счета и фонды забудьте. Родион Маркович все давно на Веню и Сеню переписал. (Нарочито громко). Это только дураки-родственники на что-то надеются. Помрет Наша, так отправят всех в психушку или еще куда-подальше. Нет, ребята, здесь надо по театральной линии и с выдумкой.

         «Родственники», услышав, что их открытым текстом обзывают дураками, замолчали, выдержали паузу, а потом толпой поперли на аферистов. Те вооружились стульями и приготовились защищаться. Вдруг в комнате погас свет, а когда он загорелся, то все увидели грозного Визиря – начальника охраны. Он приложил палец к губам и указал на дверь. Это означало, что необходимо было замолчать и уйти.



Сцена 1В

          Сцена представляет собой большую светлую комнату со множеством окон и зеркал. Каждый угол комнаты оформлен в виде кабинета определенного профиля. Так на переднем плане, справа и слева соответственно, устроились Портретист и Шофер Елизаветы Карловны. На заднем плане трудовую вахту несут Биограф и Ювелир. Мужчины сосредоточенно молчат и явно чем-то озадачены. Первым нарушает молчание Биограф.

Биограф: Нет, меня уволят последним. (Загибает пальцы). Некролог нужен? Нужен. Статью в «Театральную жизнь» кто напишет? Уж, конечно, не Шофер, извините.
Шофер: А вы не извиняйтесь, только после похорон не уходите с кладбища. Есть у меня и вам несколько вопросов.
Биограф (продолжает с невозмутимым видом): Из типографии звонили, ждут когда биографию в набор отдам. Музей будут оформлять – опять я пригожусь.
Портретист: Фотографии без вас развесят. И так понятно, где она в песочнице, а где в театре. Вот портретная галерея – дело серьезное. И маску надо с лица снять. Одних копий тысячу, не меньше попросят.
Ювелир: А вы знаете, что Она никогда не одевала два раза одно и тоже украшение?
Шофер: Сейчас Она не сама будет одеваться, санитары помогут. И камешки ваши на стекляшки заменят, чтобы жучков-червячков не волновать.
Ювелир: Вам не в лимузине надо сидеть, а за осликами в зоопарке фекалии убирать. Знаете, есть такие специальные контейнеры, пакетики и совочки.
Биограф: Господа, вы все останетесь без работы, какой смысл хамить? Извините.
Портретист: Говорят, то ли Сеня, то ли Веня биографию Елизаветы Карловны в нобелевский комитет пихнули. ( Понимает, что слишком сильно приврал) Во всяком случае, «Бункера» ей уже дали.
Ювелир: Точно, точно. Родион Маркович колье заказывал. «Это, - говорит, - пока секрет, но вам скажу, - Елизавета Карловна признана автором года. Делайте колье и не жалейте бриллиантов».
Биограф: Зависть, зависть, как изменяет сердце наше… У меня в «Бункере» вторая бывшая три года в худсовете состоит. Бабуля наша со своей «Браво, Лиза» дальше лонг-листа не продвинулась. Хотя, если посмертно? Извините.

          Достает мобильный телефон, ищет кого-то в «контактах», не находит, ругается и набирает номер по памяти.

Биограф: Аллё, аллё! Катя!

Уходит со сцены через боковую дверь.

Ювелир: Терпеть не могу писателей. Чирикают ручкой туда-сюда и только деньги выпрашивают, мол-де, нам не доплачивают, талант не ценят, орденов не дают. Лет пять назад романист один – пять романов в год пишет – заказал у меня, не поверите, «Андрея Первозванного»!
Портретист: Я его в мантии писал и с собачкой?
Ювелир: Не знаю кого вы там писали, а он, чтобы этот орден купить, дом продал. Вот как славы хочется.
Шофер:  Вы когда-нибудь ездили на Камазе? Движки в минус тридцать перебирали? Может, на ставосьмидесяти пешехода объезжали? То-то же. Сидит – один в камнях, другой в красках – и городят всякую чепуху. Пристроились! Иждивенцы!
Портретист (Ювелир, указывая на Шофера): В катафалк лошадей запрягут или его, как вы думаете?

          Ювелир в ответ ехидно посмеивается.  Вбегает радостный Биограф.

Биограф: Что? Съели? Катюша сказала, что наша Лиза – царство ей небесное, здесь она уже поцарствовала, - никогда на «Бункера» не выдвигалась!
Портретист: Конечно. Мы же пошутили.
Ювелир: Не упустите шанс, уважаемый.
Шофер (резко): Тсс!

          В комнату медленно, вальяжно входит Старуха Изергиль. Она во всем черном, как монахиня, и только на груди блестит крупный серебряный крест. Взглядом она выбирает Биографа и показывает, что он должен проследовать за ней. Биограф по привычке суёт подмышку толстую тетрадь в кожаной обложке с дорогим паркером внутри. Но Старуха, ни слова не говоря, даёт понять, что писчие принадлежности не понадобятся. Уже в дверях она оглядывается и так смотрит на оставшихся, что те невольно встают. Шофер даже застегивает жилет на все пуговицы и приглаживает остатки волос по бокам и на затылке.

Портретист:  Какой типаж! Рембрандт! Чистый Рембрандт! А крест суриковский.
Шофер: Ведьма!
Ювелир: Что-то тут не так.

Сцена 1С

          Приемная Елизаветы Карловны обставлена мебелью времен Екатерины II. Но из всех предметов и деталей интерьера особенно выделяется камин: огромный, с каменным резным порталом, затейливой черной решеткой и золотыми часами с движущимися фигурками под стеклянным колпаком.
          В приемной обычно собирается только избранная публика: министры, генералы, артисты, миллиардеры. Но в связи с последними событиями в комнату были допущены люди попроще.

          Возле камина по одну сторону сидят личный врач, личный библиотекарь и аккомпаниатор Елизаветы Карловны. С другой стороны о чем-то тихо беседуют Портной, Садовник и Повар. Иногда в приемной появляются брат и сестра Сальватори. Они тоже хотят погреться у открытого огня, но стесняются попросить место. Помаявшись минут пять, они обмениваются двумя-тремя словами на итальянском и исчезают, чтобы вскоре опять появиться.

Повар: Я ничего плохого про нее сказать не могу. Другая бы извела капризами, а этой треску сваришь и она рада. Во Франции полгода учился трюфели готовить, а Наша давеча просит: «Пожарь-ка, Сева, грибков, да с лучком, да перчика побольше». Упокой, Господи, ее душ - безгрешную и не прихотливую.
Садовник: Хотел оранжерею зимнюю устроить с кактусами и пальмами, не разрешила: «Я, - говорит, - русская баба и зимой мне нужны снег и елки. А  ты свои затеи брось и не чуди!» Вот какая, кремень!… Что-то наш Антон Сергеевич притих.
Портной:  Треску-то она ела, а в фуфайке не ходила - все на Ее императорское величество целилась. Хоть отдохну за тридцать лет, как человек, без мантий и корсетов. А так, конечно, земля ей пухом. Только она долго лежать не будет, очень уж энергичной при жизни была.
Садовник: Антон Сергеевич, вы же за тридцать лет поди с десяток квартир купили?
Портной: Куда там! Две «однушки» в спальном районе и домик под Воронежом.
Садовник: В три этажа, да с парком.
Портной: Вы, Роман Августович, не в налоговой кусты подстригаете, вас не касается где и сколько у меня этажей.
Повар (достает фляжку): Коллекционный, сорокалетний.

Пьют по очереди и протягивают Врачу.

Врач: Нет, нет, спасибо. На работе не пью. (К Сальватори) Уйдите. На батарее погреетесь.
Библиотекарь: Ерунду она какую-то в завещании написала, даже Родион Маркович возмущался. Зачем «хоспису» моя библиотека? То есть, ее.
Аккомпаниатор: А рояль в интернате для слепых очень нужен?
Библиотекарь: Для слепых, не для глухих же. (Вспоминает о судьбе библиотеки) Бред! Надо ее завещание опротестовать. Или, как это там называется с юридической точки зрения?
Врач: Четвертый инсульт! Удивительный организм. (К Библиотекарю) Тышинские тоже не довольны, особенно Ольга. Ей только квартира в Париже переходит, а Светлане – этот дворец, дом в Москве и ранчо какое-то в Австралии.
Аккомпаниатор: Могла бы рояль и мне оставить.
Библиотекарь: А книги кому сейчас нужны?
Повар: Лично мне плита не нужна, я на пенсию проживу.
Врач: Севастьян Иванович, не расслабляйтесь, ее вскрывать будут и проверять на яды.
Повар: Вскрывать в таком возрасте? Маразм!
Портной: Правильно, пусть вскрывают, еще неизвестно какой вы ее треской кормили.
Садовник: Теперь вся рыба радиоактивная.
Повар: Угу. Вся! Между прочим, Карен Арменович тоже неизвестно какие уколы ей колол.
Библиотекарь: И куда.
Аккомпаниатор (становится ясно, что он пьян): Я ей говорю: «Ямаху»* отдадим – это не рояль, это мангал, а «Стенвей» оставим. (Передразнивает Елизавету Карловну) «Нет, Ямаху оставим, а Стенвей отдадим. Щас! Как же! Отдали.

          Встает и показывает кукиш закрытой двери. Дверь неожиданно распахивается.

Голос Елизаветы Карловны (суровый, поставленный, мощный) Не дождетесь!

          Аккомпаниатор от неожиданности падает на камин и застревает в решетке, откуда его вытаскивают родственники Сальватори. Пользуясь общей суматохой и скандалом, они все-таки добираются до огня и блаженствуют от приятного домашнего тепла.


Сцена 2

       Раннее утро. На улице мороз. За окном тяжелые ноябрьские сумерки. Из-за них в комнате совсем темно. Видны только очертания некоторых самых крупных предметов. Постепенно свет делается более ярким и уже хорошо заметна большая движущаяся фигура в балахоне. Движение фигуры сопровождается постукиванием и падением различных предметов. По звукам это кастрюли, ведра и посуда из фарфора или стекла.
       Наконец, фигура нащупывает выключатель и все проясняется.
       Елизавета Карловна с молодых лет привыкла вставать рано. В старости укреплению привычки способствовала бессонница. Карен Арменович много раз предлагал Елизавете Карловне снотворное, но она отказывалась принимать какие-либо таблетки, пилюли и сиропы, так как боялась, что ее отравят или  она умрет во сне от внезапной остановки сердца.
       Часам к шести-семи утра Елизавета Карловна, устав от лежания, начинала бродить по дому, нисколько не стесняясь своего безобразия, прикрытого ночной рубашкой, но все равно проступающего в распущенных седых волосах, морщинистой шее и в руках, покрытых болячками и коричневыми пятнами.
       Постукивание объяснялось наличием посоха с набалдашником в виде золотого двуглавого орла.

Елизавета Карловна (раздраженно, по-барски):  Машка, Яшка, Федька, Сашка, где вы? Вы что себе позволяете!

       Возмущение Елизаветы Карловны было вызвано неубранным столом, заваленным пустыми бутылками и объедками.

Елизавета Карловна: В Сибирь вас! На каторгу! Холопы!

        Машка, Яшка, Федька, Сашка работали на кухне под руководством Севастьяна Ивановича и давно привыкли к характеру хозяйки дома и  к ее особенной манере выражаться, смешной в XXI веке, но обычной, если бы дело происходило лет двести-триста назад.

Елизавета Карловна: Что это?
- Ужинали вчера.
Елизавета Карловна: Бражничали!
- Так ведь пятница, можно.
Елизавета Карловна: А по какому случаю?
- У Маши день рождения.
Елизавета Карловна: Врешь! Поминки справляли. По мне. Думали, померла старуха… Не дождетесь! Убрать. И завтрак! Сюда! Где Сева?
- Севастьян Иванович к десяти приходит.
Елизавета Карловна: Да? Хорошо.

        Садится на стул, глубоко задумывается, наклонив голову и обхватив посох обеими руками.
       Через несколько минут кухню не узнать. От вчерашнего беспорядка не остаётся и следа, даже свет от лампы становится ярче и чище. В последнюю очередь стол накрывают дорогой старинной скатертью, сервируют и приносят в маленькой кастрюле свежую перловую кашу.

Елизавета Карловна (дует на ложку): Не знаете вы, что, такое каша. Это (глотает) – жизнь! Двести грамм перловки и от мороза спасет, и от голода. (Прислуге) Масла еще положи. Себе-то, небось, не забываешь сдобрить, а на мне экономишь. Иди с глаз долой, без тебя вкусно. Борис Леонидович до последнего дня ел кашу и мне завещал. Так-то!

Заканчивает завтрак, отдувается.

Елизавета Карловна: Ну? Что там еще у вас?
- Горячий шоколад.
Елизавета Карловна: Правильно скажи.
- Какао.
Елизавета Карловна: Вот так вот! Не бывает горячего шоколада. Он или шоколад, или не шоколад. Устроили тут Европу. У нас Россия. Мы русские! И все должно быть по-русски! А то на каждом шагу… как их… маги… мандольс…
- Макдональдс.
Елизавета Карловна: Язык сломаешь. В Турции играла Офелию на турецком и ничего, а здесь пыр-мыр-дыр. Как? Еще раз.
- Мак-до-нальдс.
Елизавета Карловна: Угу. Была или столовая, или ресторан, а теперь – таратория! Какая такая таратория? Там, в Италии, пожалуйста, а здесь не надо…
- Елизавета Карловна, на ланч чтобы вы хотели?
Елизавета Карловна: Ты, Яша, непроходимо глуп и развращен. Запомни: не бывает никакого панча.
- Запомнил.
Елизавета Карловна: А теперь скажи по-человечески: второй завтрак.
- Второй завтрак.
Елизавета Карловна: Так-то. У тебя родители англичане?
- Русские. Мать наполовину украинка.
Елизавета Карловна: Вот и разговаривай нормально. Я тоже русская… Компот и коржик.  Смотри, чтобы не подгорел.
- А на обед?
Елизавета Карловна (сделала вдруг театральную гримасу, потускнела и тихо ответила): «Сегодня я больна, и не пойду обедать».

Пауза

Елизавета Карловна: Ну? Плохо?

         Прислуга не разобрала, что последняя реплика была из Грибоедова и не зааплодировали вовремя. Елизавета Карловна очень расстроилась, потом рассердилась, обозвала всех неучами и ушла, грохоча посохом по мраморному полу.


                Сцена 3

          Елизавета Карловна в одной из гостиных комнат смотрит в окно. Помещение освещено плохо, потому что лампы и люстры она не любит, а свечи в канделябрах уже погасли.

Елизавета Карловна (декламирует из Шиллера):
Легкие тучки, паломницы неба!
С вами к родимым умчаться и мне бы,
Только оков я порвать не могу…
Только оков я порвать не могу… Как же дальше?.. Нет, все не так.

Декламирует еще раз.

Тучки небесные – вечные странники.
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы будто… как я же… Легкие тучки… оков я порвать не могу… Не помню…Ничего не помню… Как холодно… Веня, Веня!

           Веня Тупицин неслышно заходит в гостиную. Он выглядит  элегантно и свежо. На нем дорогой костюм, а в руке кожанный портфель с позолоченным замком.
    По многолетней привычке он подходит к конторке, аккуратно раскладывает бумаги и делает сосредоточенное лицо, показывая тем самым готовность к работе.

Елизавета Карловна: Веня, почему так холодно?
Веня Тупицин: Одну минуточку.

          Достает телефон, не глядя набирает номер.

Веня Тупицин: Сеня, почему так холодно?

         О чем-то разговаривает с братом вполголоса, потом докладывает.

Веня Тупицин: С центрального пульта не идут команды. Инженера уже вызвали.
Елизавета Карловна: Веня, я скоро умру.
Веня Тупицин (думает, что это вопрос): Не знаю.
Елизавета Карловна: Я знаю.

          Веня вежливо и скорбно наклоняет голову. Выдержав минуту молчания, он уточняет:

Веня Тупицин: Будем переписывать завещание?

         Елизавета Карловна садится в кресло.

Елизавета Карловна: Что там про Ольгу?

         Веня Тупицин достает из сейфа завещание и перечисляет пункты, касающиеся Ольги Тышинской.

Веня Тупицин: Париж, 22 avenu Rap, Paris – 07. Дом у «ноги» Эйфелевой башни со стороны набережной Сены. Берлин. Особняк в районе Целлендорф – Далем, 1934 год. Общая площадь 300 квадратных метров, 3 этажа. Участок 700 квадратных метров. Коллекция оловянных солдатиков начала XIX века, олово, неизвестный автор.
Елизавета Карловна: Вычеркни.
Веня Тупицин: Солдатиков?
Елизавета Карловна: Все вычеркни, ничего не получит.

         Веня хорошо знает, что может быть уже завтра Елизавета Карловна передумает и поэтому только делает вид, что вносит поправки.

Елизавета Карловна: Светлане что?
Веня Тупицин: Санкт-Петербург. Дворец Меньшикова. Но в каталоге он идет как историческое здание первой трети XVIII века. Жилая площадь не указана. Москва. Дворец князя Нарышкина, общая площадь приблизительно 6000 квадратных метров. Нью-Йорк. Апартаменты, Manhattan, Flatiron, общая площадь 187 квадратных метров. Нью-Йорк. Пентхаус в Clock Tower Condo с видом на парк и мосты. Общая площадь 372 квадратных метра.
Елизавета Карловна: Письма сожги. Кольца мои пусть поровну поделят. Там есть ценные. Себе печатку возьми, вот эту.

         Показывает массивную печатку на безымянном пальце правой руки.

Веня Тупицин: Спасибо.
Елизавета Карловна: Сейчас бери, потом не снимешь.

          Веня пытается снять перстень с пальца Елизаветы Карловны. В это время в гостиную влетают злые и лохматые внучки.

Ольга: Вот! Что я тебе говорила! Грабит, еще живую.
Веня Тупицин (спокойно). Елизавета Карловна сама подарила мне перстень.
Светлана: Бабушка, не молчи!

Тихо Вене.

Светлана: Все на меня? Как и раньше?

Веня кивает.

Светлана (громко): Как вам не стыдно, бабушка, чужим людям такие подарки делаете, а нас даже в гости не приглашаете.
Елизавета Карловна: Ты, Светка, не кричи. Я тебя не обижала и потом не обижу. Ольгу уберите.
Ольга: Бабушка, я же на коленях прощения просила.
Елизавета Карловна: Уйди. Веня забери ее.
Ольга: Нет, не трогайте меня, Вениамин Родионович. (Сестре) Ты сучка! Ее завещание ни один суд не признает, она же сумасшедшая!

Светлана и Веня выводят из гостиной Ольгу.
В дверях они сталкиваются с о.Димитрием.

Ольга: И ты туда же! И тебе ее денег хочется! Тьфу! Ненавижу попов! Тьфу.
о.Димитрий (когда все вышли): Ох, Ольга. Вот что значит нераскаянная душа. (Крестится) Прости, Господи.
Елизавета Карловна: Ну что, отец, держишь пост?
о.Димитрий: А как же: сегодня оскоромился, а завтра человека убил.
Елизавета Карловна: Так уж прям и убил?
о.Димитрий: Может и не прямо, да без смирения люди ничто. Голод и холод – лучшие учителя.
Елизавета Карловна: Это так, это правда. Сейчас почему  люди злые ? Потому что войны не знали, живут на всем готовом. Как это – уборная в доме, вода, газ, свет? Все легко, все без труда.
о.Димитрий (достает из авоськи сосуд с елеем, тарелку, пакет с пшеном, свечи и кисточки): Хотел пособоровать вас.
Елизавета Карловна: Не померла ещё.
о.Димитрий: И не надо. В большой пост соборуют живых.
Елизавета Карловна: Не хочу, грехов много. А Бог меня любит. Только вот старухой зачем-то сделал. Ну, ему видней.
о.Димитрий: То – естественный закон. Я тоже не юноша.
Елизавета Карловна: Не плачься, еще любому молодому фору дашь. Вон голосина какой. Такой только у Горланова был. Так, знаешь, рявкал, что балконы и ложи трещали. Дали ему как-то Отелло играть, а никто не верил, мол-де, не бывает у мавров таких басов. Он ведь твоего племени - дьяконом до революции где-то на Маросейке служил.
о.Димитрий: В Москве?
Елизавета Карловна: У нас Мойка, а не Маросейка. (Радостно) Вернулась память.
о.Димитрий: А пособоруетесь…
Елизавета Карловна:  Двадцать лет скину. Как же!

          В кабинете через селектор слышен голос Сени Тупицина.

Сеня Тупицин: Елизавета Карловна, инженер подошел, можно?

          Слышно, как инженер интересуется одета хозяйка или нет, ведь раньше она так рано никогда не принимала. Сеня убеждает его, что Елизавета Карловна уже готова. «Впрочем, - говорит он, - можно и так: постарела она, всякий стыд потеряла.»

Елизавета Карловна: Слышишь, кто-то там бормочет? Голоса какие-то.
о.Димитрий (он тоже глуховат): Какие  голоса! Бесы разве что.

          Дверь в гостиную приоткрывается. Сеня видит, что Елизавета Карловна не одета и делает знак инженеру, что надо подождать.

Елизавета Карловна: А вообще-то не люблю я Бога, какой-то он странный. Вот я старая и у меня все есть, только мне ничего не надо, а девчонкой на бусы стеклянные копила по монетке.
о.Димитрий: Таков промысел Всевышнего.
Елизавета Карловна: Да ну тебя: все объяснишь, все докажешь, а без моих денег не можешь.

о.Димитрий обиженно приподнимается.

Елизавета Карловна: Сиди уж. Скоро обедать будем, а там и вечер.


Сцена 4

            Домашняя артистическая уборная Елизаветы Карловны. Большую часть комнаты занимает мощный двухтумбовый стол. На нем хаотично расставлены флаконы и флакончики с гримировальными карандашами, пудрой, заячьями лапками и множеством других мелочей. Над столом установлено большое зеркало, украшенное канделябрами, но вместо свечей в них ярко горят лампочки.
            Диана Сальватори гримирует Елизавету Карловну, как перед выходом на сцену. Это их ежедневный и, увы, бессмысленный ритуал.
            В углу комнаты притулилась Алина Сергеевна. Она сидит тихо и только иногда, когда от нее требуют односложного ответа, что-то нечленораздельно мычит.

Елизавета Карловна (Диане): Ты меня еще ваксой измажь. Чему вас только в Италии учат! (Старухе Изергиль) Опять сегодня не спала толком. Все дрянь какая-то в голову лезет… или детство начну вспоминать. Вот, знаешь, какая я родилась? На чертенка похожа: волосатая, даже лицо, и недоношенная.  Так меня бабка выходила: козьим молоком кормила из соски, а по вечерам, когда плита остывала, клала в теплую духовку. И еще бывало нажует хлеба в тряпку, да мне в рот, чтобы только не кричала.
Диана: Вас бабушка воспитывала?
Елизавета Карловна: Ты не рассуждай, ты дело делай. Да, бабушка. Мать с отцом свои жизни устраивали, не до меня им было. Все детство только и слышала: «Сиротка, сиротка». И ела, не как сейчас едят: соленые грибы, сушеные грибы, клюкву замороженную и треску солёную. Ее сначала вымачивали, потом варили. А ещё в ту же кастрюлю картошку бросят, лук, постное масло. Ничего, есть можно. (К старухе Изергиль) Ела ты суп из селедочных голов?
Старуха Изергиль: Ммм.
Елизавета Карловна: Вот и я ела. А любимое лакомство у меня знаешь какое?
Старуха Изергиль: Ммм.
Елизавета Карловна: Ничего подобного. Ржаной хлеб! Обычный ржаной хлеб. Внизу толстая пропеченная корка, а верх блестящий, как лакированный. И, главное, чтоб теплый, горячий, прямо из печки. (К Диане) Ты мне все ресницы выдрала! Сколько лет тебя учу, а все без толку. На себе попробуй так … Ладно , потерплю. Ты что? Плачешь? (Декламирует из Островского на свой лад) Так ты, Диана, жалеешь меня?.. Так ты, стало быть любишь меня?... Ну, спасибо тебе! (Растрогалась) Ты милая такая, я сама тебя люблю до смерти.

                Некрасиво, по-старушечьи плачет. Через какое-то время в ней снова просыпается артистка.

Елизавета Карловна (глядя на себя в зеркало, декламирует уже из Чехова): Как страшно видеть, что известная артистка плачет, да еще по такому пустому поводу.

                Смотрит на реакцию Дианы и старухи Изергиль.

Елизавета Карловна: Каково?
Старуха Изергиль: Ммм.
Диана (изображает восторг; тихо, с чувством): Брависсимо.
Елизавета Карловна (воодушевившись, встает в позу;сама при этом лохматая, с наполовину законченным гримом, в некрасивом, домашнем халате): Сейчас ты увидишь настоящую Нину. Такой ее только Чехов видел и Станиславский. (Декламирует). За счастье быть артисткой я перенесла нелюбовь ближних, нужду, разочарование, жила под крышей и в подвалах, ела только картошку и хлеб, постоянно страдала от недовольства собою, своих несовершенств, но зато… (Визжит) Крысы! Крысы!

               После этих слов Елизавета Карловна теряет сознание. Диана открывает окно, смачивает полотенце водой и  обмахивает им свою хозяйку, растирает ей виски, не сильно бьёт по щекам, подносит к носу нашатырь и делает все это до тех пор, пока та не приходит в себя.
               Старуха Изергиль не мешает и не помогает оживлению - она по-прежнему сидит и  лишь иногда мычит чуть громче обыкновенного.  Когда становится ясно, что ее старая подруга жива, она выходит и через некоторое время возвращается в сопровождении Карена Арменовича. Вслед за ними в гримуборной появляются Костя Сальватори и Антон Сергеевич.
              Карен Арменович не в духе, ведь он только начал завтрак, как его прервали и заставили подняться на третий этаж. Свое раздражение он открыто демонстрирует всем присутствующим.

Карен Арменович (Косте Сальватори):  Куда ты со своими расческами лезешь? И вы, Антон Сергеевич, совсем некстати.
Портной: Она сейчас одеваться будет.
Костя Сальватори: И причесываться.
Карен Арменович (сердито махнув рукой): Сидите. Через полчаса она ваша.

Обращается к Диане.

Карен Арменович: Что на этот раз?
Елизавета Карловна: Крысы. Огромные дикие крысы… Надо сказать Сене, пусть он расставит ловушки.
Карен Арменович: Опять вы за старое. Дайте руку.

Измеряет давление.

Карен Арменович: Нижнего давления совсем нет.

Слушает сердце через ночную рубашку.

Карен Арменович: Знаете, вы…
Елизавета Карловна: Не слышишь? Никто мое сердце не слышит. Как Борис Леонидович умер, ничего в груди не осталось… пустота и камни… Много камней, целые горы…
Карен Арменович (Привычно набирая в шприц какой-то раствор): Понятно.
Антон Сергеевич: А я для нее такую интересную шляпку принес.

Уходит с очень расстроенным видом.

Карен Арменович (Косте Сальватори): Руку подержи.

Выполняет внутривенную инъекцию.

Карен Арменович (наблюдая за своей пациенткой): Вот, другое дело, а то опять бы сейчас «люди, львы, орлы и куропатки» до посинения.
Елизавета Карловна (скорбно): «Луна, зачем ты зажигаешь свой костер?... Холодно, холодно, холодно…»
               
                Диана, Костя, Карен Арменович укладывают Елизавету Карловну на кушетку.

Елизавета Карловна (сонно бормочет): «Пусто… пусто… пусто… страшно… страшно… страшно».

Засыпает.

                Диана и Костя, стараясь не шуметь, выходят. Карен Арменович тоже собирается вслед за ними, но его останавливает Старуха Изергиль.

Старуха Изергиль (На удивление молодым и свежим голосом): Померьте мне давление.

                Карен Арменович вздыхает, но выполняет просьбу.


Сцена 5


                Елизавета Карловна всегда любила гулять по своему дворцу, но с годами она ослабела и теперь ее путешествия стали виртуальными.
                Скучная серая комната охраны. В одну из стен (для зрителей это «задник») встроен огромный монитор, разбитый на сектора. Каждый сектор соответствует одному из многочисленных помещений в здании дворца и за каждым из них ведется круглосуточное видеонаблюдение.  «Экскурсию» проводит Визирь.

Елизавета Карловна: Ну-ка, голубчик, вот сюда пусти.. Что это?
Визирь: Японская комната.
Елизавета Карловна: А это где ж такая?
Визирь: Второй этаж, правое крыло.
Елизавета Карловна: Сделай крупнее… А ковер-то грязный! Что ж убраться у нас некому?  Может, мне веник взять?

                Визирь тихо отдает команду. Видно, что в японской комнате появляется девушка с пылесосом и начинает уборку.

Елизавета Карловна: Ты ей скажи, пусть каждый день пылесосит, а то моль заведется и сожрет все на свете… Ну-ка, ну-ка, покажи. Неужели у меня столько книг? Феликсу давеча бумажку подписывала - сто тысяч чего-то там насчитал. Значит, книги.  Наверное, старинные есть. Кто их читать будет? У тебя сын читает?
Визирь: Нет. Ему три года.
Елизавета Карловна: Чего ж только три? Ну, ладно. Ты ему возьми сказки и букварь. Пора уже, нечего баклуши бить.

Появляется тень Бориса Леонидовича.

Тень Бориса Леонидовича (Елизавете Карловне): Ты, мать, совсем сдурела? Ты еще рукопись Пушкина отдай.
Елизавета Карловна: Ох, Борис Леонидович! Здравствуй, дорогой.

                Тень Бориса Леонидовича целует Елизавету Карловну в щеку. Она по-девичьи смущается.

Елизавета Карловна: Букварь-то у нас обычный.
Тень Бориса Леонидовича: Обычный, XVIII века.
Елизавета Карловна: А сказки?
Тень Бориса Леонидовича: Один единственный экземпляр остался. Там же автографы Братьев Гримм.
Елизавета Карловна: Ох, как неудобно получилось, ведь я уже пообещала.
Тень Бориса Леонидовича:  В кладовке есть журналы старые и газеты,  их  отдай. Они в краске,  не жалко.
Елизавета Карловна: Хорошо, хорошо, Борис Леонидович, как скажете.
Тень Бориса Леонидовича: Пусть только Родион Маркович вычтет их из его зарплаты.
Елизавета Карловна: Обязательно.
Визирь (деликатно):  Может быть, Карена Арменовича позвать?
Елизавета Карловна: А? Какого Арменовича? Не надо. Ты же видишь, мы с Борисом Леонидовичем разговариваем.
Тень Бориса Леонидовича (раздраженно): Что насчет памятника?
Елизавета Карловна (смущенно): Раньше лета не получится. Коммунисты опять против.
Тень Бориса Леонидовича: Позвони американскому президенту. Мысль такая: коммунистическая зараза сопротивляется великой культуре. Запомнила?
Елизавета Карловна: Конечно, конечно: коммунисты – заразы.
Тень Бориса Леонидовича: Здесь в Питере ничего ставить не надо, пусть в Москве ставят. Пушкина с Тверской можно подвинуть, не каменный. Все! У меня концерт.

Уходит сквозь стену.

Елизавета Карловна (восхищенно): Какой беспокойный человек! Какая душа! Какое сердце! (Визирю) Парадные покажи. И зал.

                Зритель вместе с Елизаветой Карловной может полюбоваться залом для приемов, залом для концертов, огромными парадными комнатами, где на цепях висят люстры из сотен лампочек и паркет блестит, как летнее солнце. Когда на экране появляется рояль Бориса Леонидовича, Елизавета Карловна начинает плакать. Визирь переводит картинку на Зимний сад, после чего Елизавета Карловна успокаивается и начинает дремать.


Сцена 6


                Кабинет покойного мужа Елизаветы Карловны. Обращает на себя внимание бюро из дорогого дерева, конторка с зеркалом. За конторкой, боком по отношению к зрителю, стоит Веня с ноутбуком. За письменным столом в глубине сцены по центру сидит Елизавета Карловна. Рядом с ней большой телефон, похожий на телефоны 20-30-х годов XX века. На столе, кроме телефона, лежат в беспорядке печати, счеты, ручки, карандаши, очки, пресс-папье и  деловые бумаги. Над Елизаветой Карловной висят три портрета: Екатерины II, Петра I и действующего президента России.

Веня Тупицин: Господин Джексон готов вас выслушать.
Елизавета Карловна (берет трубку, командует Вене): Переводи (В трубку) Добрый день, господин Джексон.
Веня Тупицин (переводит ответ): Здравствуйте, многоуважаемая Елизавета Карловна. Чем  могу  помочь?

Елизавета Карловна медленно читает заранее приготовленный текст.

Елизавета Карловна: Я думаю, что нет смысла перечислять заслуги Бориса Леонидовича перед мировым сообществом. Между тем, никто не торопиться увековечить его память.
Веня Тупицин (переводит ответ президента): Поясните пожалуйста.
Елизавета Карловна: Год назад, когда Бориса Леонидовича не стало, нашим правительством было принято решение установить ему памятник недалеко от Кремля, на Пушкинской площади.
Веня Тупицин (переводит): Пушкинской площади?
Елизавета Карловна: Что?
Веня Тупицин: Господин Джексон уточняет название площади.
Елизавета Карловна: Да. Пушкинской. А где же еще? (Читает дальше) Государственной Думой Российской Федерации это предложение было одобрено единогласно… (икает)… Но коммунисты, а также представители других политических партий требуют отменить принятое решение и, наоборот, признать международную деятельность Бориса Леонидовича шпионской по отношению к Российской Федерации… (икает)… Зная о вашем  отношении к творчеству Бориса Леонидовича и о вашем стремлении к демократизации всех стран, хочу заявить следующее…
Веня Тупицин (подсказывает): Попросить.
Елизавета Карловна: Что попросить? Ничего я у него просить не буду. (Слышит короткие гудки в трубке) Разъединили. Веня, почему нас разъединили?

Веня недоуменно пожимает плечами.

Елизавета Карловна: Коммунисты проклятые! И здесь гадят. (Обращается к Вене) Соедини меня с Дмитрием Владимировичем. Надо их наказать.

      Два небольших замечания. Во-первых, когда Елизавета Карловна решает проблемы, связанные с увековечиванием памяти своего мужа, она преображается. Говорит громко, четко, ясно. Жесты сильные, решительные. В глазах огонь, как у полководца. Она готова уничтожить любые препятствия на пути к славе. В такие моменты никогда не скажешь, что ей больше девяноста лет.
И второе: с американским президентом и другими высокопоставленными лицами Елизавета Карловна общается благодаря команде телефонистов. С учетом преклонного возраста актрисы, роли президентов исполняют молодые люди из числа обслуживающего персонала. За эти вынужденные розыгрыши им не плохо доплачивают, лишь бы только не волновать Елизавету Карловну и не отвлекать настоящих государственных мужей от их прямых обязанностей.
        Веня смотрит на портрет действующего президента Российской Федерации, глубоко вздыхает, нажимает определенные кнопки на ноутбуке и произносит:

Веня Тупицин: Соединяю.
Елизавета Карловна: Выйди (Резко, злобно, с раздражением). Добрый день, Дмитрий Владимирович. Спасибо, все хорошо. Что мне там у вас делать? Тем более, вы приглашаете, а ваши коллеги… Я не хотела вас обидеть, но примите меры. Борис Леонидович так помогал вашему предшественнику и вам, а теперь, когда речь идет о памятнике, меня никто не хочет слушать. Угу… угу… угу… Не хочу вас обидеть, но при Сталине… (Телефонный разговор прерывается)… Обиделся.

Кладет трубку

Елизавета Карловна: Ве-ня! Вениамин!

        Подходит к ноутбуку, беспорядочно нажимает кнопки, потом резко захлопывает крышку. Поворачивается к портретам правящих особ, декламирует.

Елизавета Карловна: «Владыки мира… (икает, пьет воду)
Владыки мира,
Страшитеся раздора, не будите
Вражды в ее ужасном логовище;
Рассвирепев (икает)… Рассвирепев, не стихнет;
От нее ужасное родится поколенье;
Она пожар пожаром зажигает…
Но я молчу… (икает)
Елизавета Карловна: Да что же это такое? (Пьет воду) Ве-ня! Вениамин!

В кабинет входят Вениамин Родионович и Родион Маркович.

Елизавета Карловна: Веня, что с телефоном сегодня?
Родион Маркович (взглядом показывает на портрет президента, тихо): С ним?
Веня (кивает): И с американским.
Родион Маркович (громко): Елизавета Карловна, я, может быть, в другой раз зайду?
Елизавета Карловна: Ну? Что? Приглашают меня на роли, а?
Родион Маркович: У вас же свой театр есть. Правда, там необходимо поменять  директора .

Кладет перед Елизаветой Карловной соответствующую бумагу.

Елизавета Карловна (подписывая): Меняй. А чем же старый плох? Иван, Иван… Как  там его?
Родион Маркович: Артем Иванович.
Елизавета Карловна: Да, Артем Иванович. Что он не так сделал?

Родион Маркович забирает подписанную бумагу и передает ее Вене.

Родион Маркович (Вене, тихо): Отнеси. Знаешь кому. Четыреста тысяч.

Веня Тупицин уходит

Родион Маркович (громко): В командировки часто стал ездить. Артисты без зарплаты третий месяц сидят, а он катается.
Елизавета Карловна: Тогда правильно. Наказывай, Родя, наказывай. Что дворник, что директор – только палку и понимают.
Родион Маркович: Нам ещё репертуар надо обновить  и балет набрать.
Елизавета Карловна: А зачем нам балет? Где ты у Шекспира балет видел?
Родион Маркович: У Шекспира не видел, но он подразумевается. А вот у Лебедя есть, у Бермана есть и Геймбихнер любит освежить классику.
Елизавета Карловна: Кто Бихнер?
Родион Маркович: Эмиль Витальевич Геймбихнер. Талантливый современный автор.
Елизавета Карловна: И о чем же он пишет?
Родион Маркович: Он не пишет. Он слушает, что люди говорят, запоминает, а потом…
Елизавета Карловна: Стукач что ли?
Родион Маркович (не обращает внимание на реплику): А потом приглашает их в театр.
Елизавета Карловна (испуганно): Зачем?
Родион Маркович: Затем, чтобы они просто говорили свои обычные слова.
Елизавета Карловна: Так ведь и матом могут… Нет, ты Геймбихнера гони. Не нужен он нам вместе со своим балетом. Ничего не подпишу. Убери.

      По лицу Родиона Марковича понятно, что Геймбихнера он все равно оставит в театре и Елизавета Карловна рано или поздно подпишет бумагу с его назначением.

Звонит телефон

Елизавета Карловна (уверенно): Алло, Дмитрий Владимирович? Какой Алексей Викторович? Я не знаю такого.
Родион Маркович (подсказывает): Министр культуры.
Елизавета Карловна: Ах, Алексей Викторович! Ну, узнала я вас, конечно узнала. Так что там насчет кареты?.. Мне не надо ленфильмовскую, не надо!.. И мерседесы ваши не нужны… Нет, была! Была и никуда не делась! На чем она (тычет в портрет Екатерины II) по-вашему ездила?.. Сделайте!

Бросает трубку

Елизавета Карловна: Все есть, а кареты нету! Разворовали страну – сволочи!

Появляется Веня

Елизавета Карловна (Вене, грозно): Пиши!


Сцена 7


        Репетиционный зал в доме Елизаветы Карловны. В центре стоит рояль. Полумрак. Открывается дверь, входит Щупальц Алексей Викторович – аккомпаниатор. Он включает лампу, расположенную на крышке инструмента и  начинает потихоньку музицировать.
        Через какое-то время в зале появляются Биограф и Портретист. Они занимают свои места, ближе к краю сцены, за столом и мольбертом соответственно.

Портретист (Аккомпаниатору): Постарайтесь потише, уши очень болят от вашего пианино.
Аккомпаниатор (громко): Беруши – вещь! Три копейки, в любой аптеке.

             Луч прожектора падает на ухо Алексея Викторовича. Из него торчит нитка, продетая через берушу.

Биограф: Он вас не слышит.
Портретист (громко): Алексей Викторович!

             Аккомпаниатор не реагирует. Тогда Биограф подходит к нему и выдергивает берушу.

Биограф: Алексей Викторович, вы же на репетиции!
Аккомпаниатор: А вы ее голос слышали?
Биограф: А вы сами-то слышали?
Аккомпаниатор: Ну, не поют с такими голосами, да еще в таком возрасте.

               Появляется Елизавета Карловна в сопровождении Старухи Изергиль. Алина Сергеевна сразу же занимает свой стул в углу, где уже все приготовлено для вязания.

Елизавета Карловна (Аккомпаниатору): Здравствуйте, Алексей Викторович.
Биограф         )
Портретист    ) (вместе): Здравствуйте.

Елизавета Карловна (недовольно): Виделись уже.

           Биограф и Портретист не возражают – они знают, что Елизавета Карловна путает людей и не отличает утро от вечера, день от ночи.
           Портретист просит (обращаясь в пространство) выставить свет и сам же включает яркое освещение. Биограф просит рассказать о творчестве, о Борисе Леонидовиче и, не дожидаясь рассказа, начинает стучать по клавиатуре ноутбука, как заправская секретарша.
            Аккомпаниатор не хуже других знает свое дело. Не успевает Елизавета Карловна занять привычное место возле рояля, как Алексей Викторович уже грохочет увертюрой к «Волшебной флейте». Иногда он хулиганит и вставляет в давно известную всем музыку попурри из джазовых и блюзовых номеров. То вдруг из-под его пальцев выскакивает фокстрот, то вальс, то похоронный марш, а иногда начинается такая дребедень, что даже Старуха Изергиль останавливает вязание и недовольно морщится.
           Елизавету Карловну хулиганство Аккомпаниатора нисколько не смущает. Она распевается, настраивается и начинает старательно  голосить  «У любви, как у пташки крылья». В определенные моменты, согласно тексту, она обмахивается веером, делает танцевальные движения и даже кокетливо взмахивает краем длинной юбки.
           Ералаш под названием репетиция иногда прерывается отлучкой Алексея Викторовича – он разрешает себе перекурить, и легким позвякиванием - это Биограф с Портретистом под прикрытием мольберта пьют коньяк, закусывая   его лимоном и шоколадом.
            Елизавета Карловна ничего не замечает, потому что она увлечена созданием образа. К тому же, ей приходиться прилагать значительные усилия, чтобы держать спину ровно и в принципе сохранять равновесие.
            Неожиданно репетиционный процесс прерывается. Это связано с появлением в зале Визиря и Сени Тупицина. Они игнорируют надпись «Идет репетиция» на светящемся табло и  с деловым видом начинают переворачивать мебель, попутно делая записи в толстенной тетради.

Елизавета Карловна (Визирю, Сене): Ну-ка, ну-ка, подойдите сюда.

Сеня подходит к Елизавете Карловне.

Елизавета Карловна: Что это такое? У меня репетиция, а вы! Клад ищете?
Сеня Тупицин: Инвентаризация.
Елизавета Карловна: Пришли бы позже.
Сеня Тупицин: Ночью вы не разрешаете, а днем некогда.
Елизавета Карловна: Конечно не разрешаю: как мне понять кто там шуршит и гремит, может, воры?
Сеня Тупицин: Мы быстро.

                Сканирует инвентарные номера со стикеров, наклеенных на рояль, мольберт, письменный стол и прочие предметы.

Аккомпаниатор (вернувшись с очередного перекура): У нас обыск?
Биограф: Бюрократия. Извините.
Портретист (убирает коньяк с мольберта): Это мое! Что вы лезете со своей машинкой.
Визирь: Не квакай.

               Сеня что-то шепчет на ухо Визирю, глазами показывая на Биографа, Портретиста, Аккомпаниатора. По лицу Визиря понятно, что он и сам давно знает про их пьянки, но теперь эти уже не имеет никакого значения.

Сеня    Тупицин (громко):  Месяц, два и они безработные.

Сеня и Визирь уходят.

Биограф: Что я вам говорил?
Портретист: Он сказал во множественном числе, так что тебя это тоже касается.
Елизавета Карловна (хлопает в ладоши, командует): Продолжаем.

             Алексей Викторович (он, как и его коллеги, находится «под мухой») от души ударяет по клавишам, но вместо педали нажимает на блокиратор колесиков рояля. Рояль  срывается с места и катится, да так быстро, что чуть было не придавливает Старуху Изергиль. Та с визгом и руганью успевает отскочить. Биограф и Портретист   бросаются ей на помощь, но помощь не нужна, так как Алина Сергеевна уже минут пять как в безопасности.
              Елизавета Карловна эмоционально не принимает участия в случившемся, но  определенные мысли по этому поводу  у нее все-таки возникают.

Елизавета Карловна (декламирует):  Однако о себе скажу,
Что не труслива. Так, бывает,
Карета свалится, подымут: я опять
Готова сызнова скакать

Елизавета Карловна (Обращается к Портретисту, Биографу, указывая на рояль веером) : Покатаетесь – на место поставьте. (К Старухе Изергиль) А ты, девушка, не бойся! (Не к месту декламирует) «Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми…» Пойдем, Алина, ужинать пора.

Уходят

Биограф: На посошок?
Портретист: Без меня, мне еще    балетного рисовать. (Смотрит на холст, потом снимает его и сворачивает) Наливай. Эту ему отдам, все равно  он ни черта не понимает в в живописи.
Биограф (Аккомпаниатору): Леш,  ты ее специально задавить хотел?

Появляется Визирь. Он настроен очень серьезно.

Визирь (ко всем присутствующим): Вы больше  не работаете здесь. (Презрительно, сквозь зубы) Артисты.


Конец I действия


Действие II «На развалинах»

Сцена 1

       Парк на территории, прилегающей к дому-дворцу Елизаветы Карловны.
       Специальная городская комиссия в составе трех человек инспектирует садово-парковое хозяйство Елизаветы Карловны. Также перед ними поставлена задача убедить Садовника добровольно уйти с занимаемой должности и принять предложение мэра города, связанное с дальнейшим трудоустройством.
         В членах городской комиссии мы узнаем трех аферистов (импресарио, специалиста по недвижимости, банковского служащего) из I-го действия.

Садовник: Вот, посмотрите. Дуб! Четыреста лет, а выглядит, как огурчик.
Эксперт по боевым отравляющим веществам, далее эксперт: Хм.
Главный городской специалист по садово-парковому искусству, далее Главспец: Андрей Андреич, ваши заслуги хорошо известны нам, но Елизавета Карловна находится в таком возрасте…

           Эксперт указывает на дуб, намекая, что Елизавета Карловна не намного моложе.

Главспец (продолжает): …что город просто вынужден взять  ваш парк на балланс.
Садовник: А я?
Директор института минеральных удобрений, далее Директор (тихо обращается к Эксперту): Сходи-ка вон в тот сарайчик.
Эксперт: Угу.
Садовник: Вы знаете, что я – действительный член Академии Наук Российской Федерации? Почетный профессор Европейского Общества Ботаников? Профессор Мичиганского университета? Лауреат…
Директор: Понятно, понятно. Вы что используете в качестве удобрений? ( Садовник недоумённо смотрит) Видите ли, к нам в институт поступила копия  руководства по уходу за редкими растениями  под вашей редакцией.

           Возвращается Эксперт. В руках у него мешок с жирной надписью «Куриный помет 2000».

Эксперт: Вот.
Директор (прочитав надпись): Кто бы сомневался.
Главспец (Директору, Эксперту): То есть сведения подтвердились?
Эксперт (сует мешок в руки Главспецу): Читайте сами.
Главспец (отпихивает мешок): Не надо мне его пихать.
Садовник (ничего не замечает, с достоинством): В год я издаю не меньше двух монографий. Плюс статьи в отечественной и зарубежной периодике.
Эксперт (Садовнику, грубо): Помет откуда?
Садовник: Что откуда?
Эксперт (Главспецу и Директору): Оформляем?
Главспец: Подождите. Андрей Андреич, у вас в помещении, относящемся к парковым объектам, обнаружен куриный помет в количестве…
Эксперт: Тонны две…
Главспец: Двух тонн.
Директор (Эксперту, показывая на мешок): Унес бы ты его отсюда, пахнет.
Садовник: Так без него не растет.

           По лицу Главспеца понятно, что он раздражен недогадливостью Садовника, но привычка быть дипломатом  берет верх.

Главспец: Хорошо. Хорошо. Вы меня не понимаете, но я постараюсь попроще объяснить.
Эксперт: Мы г… но будем оформлять или нет?
Директор (укоризненно): Степа!
Главспец: Подождите. Андрей Андреич! Уважаемый Андрей Андреич, по поручению Мэра нашего города я передаю вам два приглашения – вы можете принять только одно из них. Первое. Вас приглашают на должность директора Александровского сада в Москве.
Эксперт: Там недалеко от метро.
Директор (Эксперту): Помолчи.
Эксперт: Дайте сказать приятное человеку.
Садовник: Я никуда не поеду.
Главспец: Второе. Вы можете стать главным биологом Никитского ботанического сада.
Эксперт: Это в Крыму. Соглашайся, Андрей.
Садовник: Я никуда не поеду, тем более, в какой-то Крым.
Эксперт (Директору): Нет, ты слышал, что он сказал? (Передразнивает) Какой-то Крым… Индюк старый.
Директор: Как ты с таким лексиконом до полковника дослужился?
Эксперт: Так ведь не до генерала. Вот докажу, что у него помет ядовитый, тогда и генерала дадут.
Главспец: В таком случае, Андрей Андреич…
Директор: Разрешите мне.
Главспец: Пожалуйста.
Директор: Применение куриного помета как минимум ненаучно. В моем институте мы проведем соответствующие исследования и докажем, что вы не помогаете растениям, а убиваете их.
Садовник (показывает на дуб): Убиваю?
Директор: Зеленым-то его никто не видел. Это во-первых. А во-вторых, со стороны военных (указывает на Эксперта) поступило предложение проверить помет на содержание боевых отравляющих веществ.
Эксперт (нюхает пакет с пометом): Да, точно, содержит. И хлорпикрин, и полоний - чего там только нет.
Садовник: Господа, вы с ума сошли. В XXI веке вы говорите про хлорпикрин в навозе?
Эксперт: Отравили старушку – теперь не отвертитесь.
Директор (протягивает какую-то бумагу Садовнику): Распишитесь пожалуйста. Это ваше добровольное согласие на исследование изъятых нами образцов.
Садовник: Я сплю?
Главспец: Так, может быть, вы согласитесь и возьмете какой-нибудь сад?

Садовник со словами: «Я сплю. Это бред. Такого не может быть» уходит вглубь парка.
Эксперт бросает пакет с пометом под дуб. Вытирает руки снегом.

Эксперт: Быть мне теперь генералом. Вот Марина обрадуется.


Сцена 2

       Фабрика-кухня знакомая нам уже по I действию. Разгар рабочего дня. Суета связана с  приготовлением диетического, но вкусного обеда для Елизаветы Карловны. Через какое-то время на кухне появляется Повар в сопровождении комиссии из трех человек. Возглавляет ее тот, кто в прошлой сцене представлялся Экспертом по боевым отравляющим веществам. Теперь он Главный Гигиенист Российской Федерации. Помогает ему директор института минеральных удобрений, но уже в статусе Руководителя службы по надзору за домашними грызунами. Главный Специалист остался в прежней должности, но переквалифицировался в Главного Специалиста Пожарного Управления города.

Главный гигиенист (Повару): А вы можете быстро сказать: «В Гондурасе Тегусигальпа»?
Повар (плохо соображает от волнения; повторяет фразу, но медленно): В Гондурасе Тегусигальпа.
Главный гигиенист: Нет, медленно я тоже могу, а вы быстро скажите.
Руководитель: Степа, не приставай.
Главный гигиенист: А я и не пристаю. Попробуй сам скажи.
Руководитель: Да ну тебя.
Повар (быстро): В Гондурасе Тегусигальпа, в Гондурасе Тегусигальпа.
Главспец: Хватит цирк устраивать, мы не за этим сюда пришли.
Главный гигиенист: Вот! Молодец! Теперь будешь в театре выступать. Заодно расскажешь там, почему у тебя плесень на хлебе и конина в духовке.
Повар (волнуясь): Как вы не можете понять, что здесь сырое помещение. Мы вызывали строителей, сообщали в санэпиднадзор, но плесень все равно появляется.
Главспец (открывает один из шкафов, где стоит большая полупустая бутыль с надписью «Спирт»): Между прочим, пожароопасно… и есть подозрения, что вы готовите террористический акт, то есть хотите сжечь дом и Елизавету Карловну вместе с ним.
Повар (одному из своих помощников): Покажи им как делается фондю. (Комиссии).  К тому же Елизавета Карловна очень любит горячий чай. У нас много чайников со спиртовками.
Главный гигиенист: Спирт-то у вас питьевой, технический?
Повар: Разный.
Главный гигиенист: Дайте-ка мне вот этого. (Наливает спирт в стакан, пьет, обращается к Главспецу и Руководителю). Надо конфисковать. Немедленно!
Главспец: Спиртовка может в любой момент взорваться!
Повар: В Гондурасе тягу… Извините… Тридцать лет работаю, никогда еще не взрывались.

             В этот момент раздается хлопок и возглас: «Твою-то мать!». К ногам Главспеца тянется огненный ручеек горящего спирта из лопнувшей спиртовки.
Немая сцена. Все спокойно наблюдают за огнем, пока, наконец, синее пламя не гаснет.

Повар: Господи, Господи! За что мне все это на старости лет?
Руководитель (достает из портфеля дохлую крысу и незаметно бросает ее под стол): Ну-ка, ну-ка, что это у вас?

Вытаскивает крысу за хвост

Главный гигиенист: Вылитая Марина, когда злится.
Главспец: Сплошные нарушения. Придется переводить Елизавету Карловну на казенное питание.
Повар: Подождите, подождите. Она не выносит столовые. Разве там сделают паровые котлетки из конины? А кашу? Кто ей сварит кашу на козьем молоке? Там даже хлеб не смогут испечь, а она любит ржаной, с корочкой. И суп! Уха! Где они возьмут настоящую треску?
Руководитель (показывает на крысу): Вы же сами понимаете – это факт!
Повар (быстро, умоляюще): Она не наша! Ради Бога, она не наша! Мы ее не знаем. Она только что пришла.
Главный гигиенист: И сдохла?
Повар (печально): И сдохла.
Главный гигиенист: Ладно, в Гондурасе Тегусигальпа, не плачь, пиши по собственному желанию. Подберем тебе кафе.
Повар: А как же Елизавета Карловна? Паровые котлетки…
Главспец: Ну, хватит, хватит… Сделают ей котлетки и привезут. Блокаду в сорок четвертом сняли, голодать не будет. (Руководителю) Подпишите соответствующие документы.
Руководитель: А название заведения?
Главспец: Гранд-Ять-Элит. Ресторан бизнес-класса.
Повар (разглядывая крысу, обнаруживает, что она не настоящая): Это же чучело! Из нее опилки сыпятся.
Главный гигиенист: Дай сюда. Плесень тоже нарисованная?
Повар (вооружается разделочным ножом, грозно):  Предъявите  документы. (Помощникам) Ребята, вызывайте охрану и полицию.


Сцена 3

              Гараж-автомастерская (бывшая конюшня) во дворце Елизаветы Карловны.
              Вначале сцены на экране демонстрируется коротенький сон-мультфильм. Сюжет мультфильма такой. Красивая проселочная дорога. Яркий летний день. По дороге едет тыква в виде кареты, но без лошадей. Из кареты выглядывает молодая Елизавета Карловна. На козлах вместо кучера сидит Шофер Алексей. Постепенно проселочная дорога переходит в скоростное шоссе, а тыква-карета превращается в лимузин. Автомобилем управляет тоже Алексей. Вдруг он замечает, что через окно из машины выпадает Елизавета Карловна. Леша тормозит, подбегает к хозяйке и видит, что она из молодой девушки превратилась в старуху. На этом сон обрывается.
               В гараже включается свет. На заднем плане расположена большая брезентовая ширма. За ширмой происходит какое-то действие. По звукам можно предположить, что кем-то выполняются слесарные работы.
               В помещение через боковую дверь заходит 2-й шофер Елизаветы Карловны. Он молод, зовут его Санек. За Саньком появляется Игорь Борисович – автослесарь в годах, но по-прежнему широкоплечий и подвижный.
Санек: Здесь, здесь он. Ребята его видели.
Игорь Борисович: Леш! Ле-ша!

Из-за ширмы выходит Шофер Алексей.

Шофер: Ну?
Санек: Здорово.
Шофер: Здорово. Чего дальше?
Игорь Борисович: У тебя все нормально?
Шофер (нервно): Не все. Не все. Скоро без работы останемся.
Санек: Да ладно тебе, не каркай.
Игорь Борисович: Не останемся. Нас к «Мариинке» припишут или к Мэрии, чего ты паникуешь? Это во-первых. А во-вторых, Елизавета Карловна – дай бог ей здоровья,  - может еще десять лет проживет.
Санек: У меня бабке девяносто пять, она до сих пор картошку сажает и курей пасет.
Шофер: Может. А может и не проживет. Тогда что?
Санек: Леха, не заводись. У нас серьёзный разговор. Говорят, ты  Ройс-Ройлс переделываешь. Мужики слышали,  ты  там что – то пилил, шлифовал.
Шофер: Допустим.
Игорь Борисович: А почему меня не предупредил? Порядок знаешь: любые изменения всегда обсуждаем, советуемся. Ты в курсе сколько он стоит?
Санек: Три квартиры.
Шофер: В курсе.
Игорь Борисович: Ну-ну.

Собирается уходить

Санек: Борисыч, давай посмотрим.
Шофер: Еще не готово.
Санек: А, Борисыч?
Шофер: Говорю же, не готово.
Игорь Борисович: Пусть посмотрит.

                Санек заглядывает за ширму и приходит в ужас от увиденного.

Санек: Да… (ненормативная лексика)… Ни… (ненормативная лексика)… себе.  Борисыч, ты его убьешь.
Игорь Борисович: Что там?
Санек: Иди посмотри.

                Игорь Борисович заглядывает за ширму и, побледнев, присаживается на стул.

Санек: Сам додумался или кто подсказал?
Шофер: Я сон видел. Вещий.
Санек: А ты его до конца досмотрел?
Шофер: До конца. Он мне три раза снился.
Игорь Борисович (встает): Теперь не то что в «Мариинку», на даче с ключом не покажешься. (Стоя в дверях) Гараж послезавтра принимают, у тебя еще есть время.
Санек: Лех, ты знаешь, я за тобой в огонь и в воду, но здесь, извини, переборщил ты. Борисыч, чего там про зарплату говорили?

                Санек и Игорь Борисович уходят, хлопая дверью. От хлопка ширма падает. Зритель видит изуродованный Ройс-Ройлс Фантом без дверей, без крыши. Зато по всему периметру кое-как закреплены фанерные листы с прорезями. Часть листов уже выкрашена в золотой цвет.
                Все это безобразие означает попытку Шофера Алексея превратить автомобиль в карету.
                Сам Алексей увлеченно продолжает переделку, не замечая своего сумасшествия  и уродливости автомобиля.


               

Сцена 4

                Кабинет приемная Родиона Марковича. Он занят обычной бухгалтерской работой. От дел его отвлекают только часы с кукушкой и о.Димитрий, выпрашивающий крупную сумму денег.

о.Димитрий: Чадо, вразумись, негоже нам без нового алтаря.
Родион Маркович: В этом месяце никак. Совсем никак.
о.Димитрий: Так ведь не хлебом единым жив человек. Электричество покупаем, за яства платим, а Богу не хотим малую толику от трудов наших отдать.
Родион Маркович: Ну, какая же она малая – толика ваша? Обычная часовня, а вы просите как на Храм Христа Спасителя.
о.Димитрий: Так ведь мастера будут делать. Внучок мой, Гриша – оклады, второй внук, Яша – лики напишет. Одни только краски чего стоят!
Родион Маркович: Вы мне еще за паломничество не отчитались.
о.Димитрий: Что ты, милый, какие отчеты? Ты уж тогда  (показывает на небо) у Него Самого спрашивай, а мы молитвы не считаем.
Родион Маркович: Тогда и вы там же   денег просите. Могли бы свои песни и в обычном отеле петь. Зачем надо было виллу  снимать?
о.Димитрий: От суеты спасались.
Родион Маркович (поворачивает монитор в сторону о.Димитрия): Вот, посмотрите, во что Елизавете Марковне ваше спасение обошлось - с питанием из ресторана и катанием на яхте.
о.Димитрий (машет рукой): Убери ты его. Бесовская машина! (Крестится) Спаси, Господи. Жили, не тужили, а теперь моду взяли кнопки тыкать и  телевизором глаза портить.
Родион Маркович (достает из кипы бумаг нужный ему документ): Не нравится компьютер, вот бумага.
о.Димитрий: Ох-ох-ох, очи мои соколиные, ясные, что же стало с вами, мир божий без очков не зрите? Прости, Родион Маркович, ты сам человек не молодой, знаешь каково это без очков: ни одной буквы не разберешь и цифирь – сплошное зеро.
Родион Маркович: Так миллион   и есть: зеро, зеро, да единица.
о.Димитрий: Ну что же… миллион число благостное, греха в нем нет… пусть и миллион, да все во славу божью…

Пауза

о.Димитрий: Так стало быть не дашь?
Родион Маркович: Елизавете Карловне скажу, что вы просили, но без нее не дам.
о.Димитрий: Вот кого больше всего не любили в Риме? Правильно, сборщиков податей.

                Часы захрипели и сказали «ку-ку». Отец Димитрий вздрогнул и перекрестился.

о.Димитрий (про часы): Истинный бес у тебя там кричит. Смотри, будешь каяться, не приму твоих грехов. Такую епитимию наложу, что не обрадуешься.

                Вспоминает, что Родион Маркович не православный.

о.Димитрий: Хоть ты и не нашей веры, но совесть-то у тебя должна быть! А Елизавете Карловне я сам скажу про алтарь. Она бога любит, не откажет.

Уходит

Родион Маркович (тихо, вслед): Скажи, скажи, деньги-то все равно у меня.


                Сцена 5


                Холл в доме-дворце Елизаветы Карловны. Как и все помещения он оформлен в лучших традициях конца XVIII, начала XIX века. В холле находятся три женщины. В больницах их называют санитарками, в школах техничками, в доме Елизаветы Карловны они считались нянечками.
     Нянечки громко выясняют отношения. На повестке дня банальный вопрос: где кому убирать, но страсти по этому поводу разыгрались нешуточные.

Нянечка А (Галя): Ты у нас умная, образованная, вот и мети библиотеку.
Нянечка В (Люба): Ага, разбежалась. Я буду пятьсот квадратов мыть, а ты в кабинетах занавески поправлять.
Нянечка С (Нина): Девочки*, не ссорьтесь. Я вымою.
Люба: Ты ее будешь три дня тереть – и к тебе не подходи, тебя не трогай.
Нина: Все правильно, там дел много : и полки протри, и лампы. А за диванами вообще навоз, а не пыль!
Люба: Тут во всем доме не пойми чего. Раньше увидит где паучка или муху – пиши на увольнение. А теперь паутина коврами висит и нормально, не замечает.
Галя: Доживешь до ее лет, себя замечать перестанешь.
Нина: Нам не дожить. У меня и старший, и младший в институтах учатся, а я для них на трех работах вкалываю.
Люба: Раньше говорила, что на двух.
Нина: Теперь еще в школе убираюсь. Дети сейчас – ужас: курят, бурду какую-то пьют из банок, через слово мат.
Люба: И, говорят, рожайте, рожайте, государство вам заплатит. У меня дочка уже третьего родила и ни шиша не получила.
Галя: Вот Нашей сначала дали дворец, а теперь отнимают по частям. Сад забрали, первый этаж под ресторан хотят отдать, в гараже склад устроили. Был беспредел и остался.
Люба: И охранников набрали – хамы какие-то. Я пропуск забыла, а они мне козью морду состряпали, типа, не пустим. Кричала, кричала, хорошо, Сеня услышал – открыли, сволочи.
Галя: Так это они все туалеты загадили! И ведь есть же свой – нет, туда не ходят, мраморный им подавай, с нимфами... Постарела, хозяйка, постарела.
Люба: Да уберу я эту библиотеку, не  первый раз.

Уходя, замечает мусор.

Люба: Вот, сволочи, окурка за собой не поднимут.


Сцена 6

               Помещение охраны во дворце Елизаветы Карловны. Трое молодых и наглых секьюрити развлекаются разговорами на злободневные темы. Им скучно, они полны сил, но выхода для энергии нет, поэтому диалоги носят резкий и по большей части осуждающий характер.

Первый охранник: Она реально тупая. Лезет, ругается – у самой ни пропуска, ничего. Я ей нормально говорю: «Женщина, предъявите документы», а она пургу начинает гнать, типа, я тут двадцать лет работаю, никаких пропусков никогда не было. Короче, бешеная тетка.
Второй охранник: Пустил?
Первый охранник: Сенька Тупицин влез, а так бы гуляла у меня до вечера.
Третий охранник: Не повезло мужику с фамилией.
Первый охранник: Да тут всем не повезло. Обещали престижную работу, карьерный рост, а реально богодельня какая-то. И, главное, Маркович – хрен старый, - второй месяц зарплату не дает. Какие-то копейки бросили на карточку и хорек, мол, крутитесь сами.
Второй охранник: Да ладно тебе гнать. Жрачки навалом, «игрушки»* новые. «Думец» такой – закачаешься.  Я вчера сотню завалил уродов разных. У нас в деревне только на лося сходишь, да с мужиками водки нажрешься, а здесь культура… это – театр, блин.
Третий охранник (отвечает на звонок «домофона»): Да.
Голос: Добрый день.
Третий охранник: Добрый. Слушаю вас.
Голос: Знаете, мой Изя хочет стать артистом и  мы думаем…
Третий охранник: Вам конкретно что нужно?
Голос: Молодой человек, зачем вы такой горячий? Нам конкретно нужна помощь.

                Третий охранник отключает домофон, но он звонит снова.

Голос: Послушайте, дайте сказать. Мы имеем дело к уважаемой Елизавете Карловне.

                Третий охранник снова выключает домофон, но он звонит третий раз.

Голос: Любезный, моя фамилия Робинсон. Это ничуть не хуже Гершензон. Мы почти родственники.
Первый охранник: Я ему объясню.

                Выходит, но быстро возвращается, держась рукой за челюсть.

Первый охранник (всхлипнув): Гнида.
Второй охранник: Чем это он тебя так приложил?
Первый охранник: Скрипкой. Еще, говорит, в газету напишу и в радио нажалуюсь.

                Включается монитор, передающий информацию с камеры наружного наблюдения. На мониторе видно, что к воротам подошла стайка бомжей и самый приличный из них с шарфом, обмотанным вокруг шеи, еще раз уточняет программу коллективного обращения.

Бомж в шарфе: Господа, господа, минуточку внимания. Мы хотим… первое – хлеба…
- Не, лучше водки.
Бомж в шарфе: Заткнись. Второе – фуфайки или шинели…
- От версачи.
Бомж в шарфе: Третье – любой неотапливаемый сарай в парке сроком на три месяца.
- А чё неотапливаемый? Чё, дров жалко?
Бомж в шарфе: Кто согласен, поднимите руки… Единогласно. Принято.

               Бомж в шарфе хочет нажать кнопку «домофона», но на мониторе видно, как из «караулки» выходят трое охранников  и дубинками разгоняют малоприятных просителей, после чего строем возвращаются на  пост.

Первый охранник: Вот уроды. Бухают с утра до вечера, и еще  сарай им подавай.
Второй охранник: Сегодня сарай, а завтра библиотеку или столовую. Пойду в Макдональдс схожу. Кому чего нужно?
Первый охранник: Мне четыре гамбургера, только скажи, чтобы не грели. И колу теплую.
Третий охранник: Молочный коктейль и игрушку возьми для Юрки моего.
Второй охранник: Ага, я быстро.

Звонит телефон

Первый охранник: Охрана. Слушаю.

                Прикрывает трубку ладонью, обращается к третьему охраннику.

Первый охранник: Слышь, какие-то «Дети России» звонят, просят помочь с ме… мек… Ща, погоди…

                Переспрашивает у «Детей России», что им нужно.

Первый охранник: С ме-ди-ка-ментами.
Третий охранник: У нас не аптека. Пусть в аптеку звонят.
Первый охранник (в трубку): Это, вы… тогда в аптеку позвоните. У нас даже йода нет… Нет, Елизавета Карловна болеет… Не позову… (обращается к третьему охраннику) Слышь, у нас какой адрес?

                Третий охранник крутит головой, то есть адрес сообщать нельзя.

Первый охранник: Извините, у нас нет адреса… До свидания.

                Кладёт трубку

Первый охранник: Говорят, типа, будем жаловаться президенту.

                Второй охранник возвращается с пакетами из «Макдональдса».

Второй охранник: Очередь, как при коммунизме.
Первый охранник: Вот народ у нас – за пожрать готовы день стоять.

                В помещение входит Визирь. Охранники выстраиваются по росту, после чего третий охранник произносит команду «Смирно». Второй охранник до команды успевает спрятать пакеты с едой под стол.

Визирь: В одиннадцать тридцать у нас делегация от Всемирного Благотворительного Фонда. (Обращается ко второму охраннику) Пропустить. (Обращается к первому охраннику) Сегодня подойдете к Родиону Марковичу.

                Первый охранник разулыбался, дескать, отдадут честно заработанные, но оказалось, что приглашают его по другому поводу.

Визирь (продолжает): Вы не прошли испытательный срок.

                Первый охранник пытается схватить Визиря за плечо.

Первый охранник: А чего такого я сделал? Ты вообще кто?

                Визирь незаметным движением бросает Первого охранника на пол. Тот морщится и стонет от боли.

Визирь (Второму и Третьему охранникам): Пусть сегодня сдаст смену. Через час пришлю человека.

Уходит


Второй охранник (подходит к Первому): Ну ты как, братан?
Третий охранник: Похоже мы на прослушке.
Первый охранник: Су-ка, руку сломал, а-а-а…


Сцена 7

                Полуподвал в доме-дворце Елизаветы Карловны. Инженер Тихон Валентинович и завхоз Арсений Родионович (Сеня Тупицин) осматривают коммуникации.

Инженер: Симеон Родионович…
Сеня: Слушайте, вы целый день называете меня разными именами. Неужели так трудно запомнить : Ар-се-ний,  а не Семен, Симон, Симеон.
Инженер: Ну, простите, господин Тупицин.

                Сеня делает такое лицо, по которому видно, что его фамилия ему не нравится и он не любит, когда ее произносят.

Сеня: Что с подвалом?
Инженер: Надо откачивать. Ваша учует и все, сразу президенту звонить.
Сеня: Как это делается? А, хотя, не надо, не рассказывайте.
Инженер: У меня в телефоне видео есть. Тут недавно один подвальчик чистили, так я и наснимал.

Передает Сене свой телефон

Сеня (ищет видео в телефоне инженера): И где?
Инженер: Вот. В папке «Г…но».
Сеня (посмотрев видео несколько секунд): Фу! Фу!
Инженер (принюхивается): У вас тоже коровником пахнет.
Сеня: А с теплом что?
Инженер: А что с теплом?
Сеня: Жарко только на кухне, когда готовят, а в комнатах не больше пятнадцати.
Инженер: Я давно предлагал вам трубы поменять. Здесь по документам капремонт в 34-м делали, на нем до сих пор и живете.
Сеня: Откуда у нас деньги на трубы? Вы что! Это только Мэрия может себе позволить. А то и  Москву придётся просить.
Инженер: Пусть Елизавета Карловна попросит, ей не откажут.
Сеня: Конкретно сейчас можно что-нибудь сделать?
Инженер: Эрнест Родионович.

                Сеня хочет сделать замечание, но решает не обращать внимания на такой пустяк, особенно, когда на кону стоит собственный комфорт.

Инженер (продолжает): Не переживайте. Может Она английскую королеву из себя изображает.
Сеня: При чем тут английская королева?
Инженер: Ну как же! У них – у королевской семьи – нет денег, дворец отапливать нечем, камин в бетон закатали, а королева-мать в шубейке драной ходит, ей даже калорифер включать не разрешают.
Сеня (о ремонте труб): Вы бы уже начали.
Инженер: Я ведь с утра сразу к вам, даже не завтракал.
Сеня (с трудом сдерживая раздражение): Хорошо, хорошо (С издевкой) Здесь будете кушать или…
Инженер: Или. Пахнет же!


Конец II действия



Действие III «Маскарад»

Сцена 1

           Большой репетиционный зал в театре Елизаветы Карловны. Она сидит в кресле-троне на одной половине сцены; на второй сидят слушатели ее персональных курсов «Драматического мастерства». Среди них начинающие актеры, опытные актеры, студенты театральных училищ и вузов, а также несколько клоунов, кукловодов и дрессировщик кошек. На переднем плане, ближе к краю сцены, пристроились Портретист и Биограф. И тот и другой конспектируют мастер-класс для истории. Один карандашом и мелками, другой – стенографическими записями в ноутбуке.
            Дополняет Биографа и Портретиста Оператор, но съемку он ведет скрытно, потому что Елизавета Карловна не переносит камер и фотоаппаратов.

Елизавета Карловна (обращается к студентке): Скажи: «…отчего люди не летают так, как птицы?»
Биограф и Портретист шикают на Оператора: Тебе говорят, иди отсюда. Сейчас охрану позовем.
Оператор (шепотом): С меня бутылка.
Биограф и Портретист: Чего нам твоя бутылка?.. Ладно, сиди.
Елизавета Карловна: Ну? Что же ты молчишь?
Студентка (растерянно): Я не знаю. У нас крыльев нет, вот и не летаем.
Елизавета Карловна: Ты из леса что ли? Это же «Гроза»! (Заунывно декламирует) «… отчего люди не летают так, как птицы? (Встает и взмахивает руками) Знаешь, мне иногда кажется, что я…» (Чихает) Апчхи.
Голоса из зала: Будьте здоровы… Будьте здоровы, Елизавета Карловна… Будьте…
Елизавета Карловна (возвращается на «трон»): Буду,буду. (К студентке) Поняла?
Студентка (торопливо): Да, да, конечно. Спасибо.
Елизавета Карловна: Сиди уж, поняла она. Куда там! Запомните все, как надо играть Катерину в финале. Представляйте, что вы – в ослепительно-ярком, ослепительно-белом пространстве. Там нет никого, ничего. Ни былинки, ни травинки. И только жалкая девичья фигурка, тянущаяся за своей далекой мечтой… Простор, напряженность и звенящая тишина. И в этой тишине… Апчхи.
Голоса из зала, особенно стараются Биограф и Портретист: Будьте здоровы… Будьте здоровы, Елизавета Карловна.
Елизавета Карловна (продолжает): И в этой тишине – яркий луч! Он пробивает стены и уносится в безграничную Вселенную.
Голоса из зала: Какой луч?.. Откуда он там взялся?.. А-а-а!.. Душа Катерины – яркий луч… Она бросается с обрыва и душа ее становится свободной… Гениально! Браво!

               Крики «браво» становятся громче и шквал аплодисментов заставляет Елизавету Карловну подняться с трона и выйти на поклон.
               Оператор открыто выходит с камерой, чтобы запечатлеть момент, и тут же попадается на глаза Елизавете Карловне.

Елизавета Карловна (указывает на Оператора): Это что такое? Пошел вон! Живо!

                Биограф и Портретист с удовольствием выпихивают Оператора из зала, не забыв ему напомнить про обещанную бутылку.

Елизавета Карловна: Лезут. Крысами, змеями лезут, только бы гадость про меня написать. Бездельники.

                Пауза. После паузы говорит так же спокойно и наставительно.

Елизавета Карловна: Теперь про костюмы. Мои портнихи меня всегда любили. Во-первых, хорошая фигура, а во-вторых, я всегда знала , что хочу. Тогда материалов было мало: тюль, шифон, крепдешин, а получались шедевры.
             И видели бы вы, что они делают с атласом – чудеса! Красят, рисуют на нем, расшивают камнями, серебром, золотом. Сделают костюм, и весь театр прибегает посмотреть. А я портнихам – ящик французского шампанского. Никогда не жадничала, всегда уважала их труд. А теперь? (Показывает на клоунов) Разве это костюмы? Какие-то клоуны, а не люди, фу!

Смех в зале. Клоуны обиженно гудят.

Дрессировщик кошек: Елизавета Карловна.
Елизавета Карловна: Что тебе, любезный?
Дрессировщик кошек: А вы не хотели бы принять участие в нашем шоу?
Елизавета Карловна: Голубчик, ты вообще кто?
Дрессировщик кошек: Женя Моторкин, шоу «Летающие кошки».

                Все думали, что сейчас разразится «гроза», но Елизавета Карловна добродушно, по-старушечьи рассмеялась.

Елизавета Карловна: Ты, Женя, нам своих кошек сюда приводи. Как всех мышей выловят, так и я у вас в театре помяукаю. (Клоунам) Переоденьтесь. Здесь не цирк.

                Клоуны уходят, напоследок демонстрируя трюк-плач с высокими тонкими струйками воды.

                В зал потихоньку пробирается Оператор. Теперь он находится далеко от Биографа и Портретиста, и те  вынуждены жестами показывать, что он им должен.  Он  тоже отвечает жестами, мол-де, вытолкали меня,  поэтому фиг вам, а не пузырь.

Елизавета Карловна: Информация для тех, кто первый раз: перерыв я не делаю, работаем «от» и «до», пока не свалимся.

                Недовольный гул в зале: «Ну», «Блин», «А покурить?»

Елизавета Карловна:  Теперь покажу вам «Марию Стюарт».

                Кто-то остроумный из зала : «Всю?»  Смех.

Елизавета Карловна (грозно): Веселитесь?

                В зале мгновенно устанавливается тишина.

Елизавета Карловна (грозно): Со мной смешно не бывает.

                Декламирует мощно и страшно.

Елизавета Карловна: «Все отмерло во мне! Осталось в сердце
Одно лишь чувство: жгучие обиды,
Да боль неутомимая страданий!
Смертельная вражда владеет мной!
И, гривою змеиной потрясая
Вокруг меня витают духи ада».

                Трещит и периодически гаснет одна из люстр.
                Зал молчит. Слово берет опытный Актер (на вид он как будто болен).

Актер: От имени и по поручению нашего коллектива.
Один из кукловодов (перебивает): Мы же договаривались…
Актер: Потом вы. Не кричите.
Один из кукловодов: Сами не кричите. У нас три обращения. Одно из Австралии.
Елизавета Карловна («выходит» из образа Марии Стюарт, недоуменно): Что там?
Один из кукловодов (машет рукой): Валяй.
Елизавета Карловна: Ишь, Размахай Иваныч какой. Ну-ка сядь. (Грозит пальцем) Смотри у меня. Выгоню с репетиции, так другой раз будешь знать, как руками размахивать. (Актеру) Говори, болезный.
Актер (бодро): От имени и по поручению.

                Зачитывает скучное, непомерно льстивое обращение к Елизавете Карловне от имени какого-то неизвестного провинциального театра. Потом начинает лопотать по-английски.
                Елизавета Карловна не выдерживает и перебивает его цитатой.

Елизавета Карловна: «В дни безмятежной славы нашей вдосталь
                Наслушались мы льстивых голосов…»
А ты уж так подсластил, что  теперь год можно чай без сахара пить.

Зал льстиво смеется.

Елизавета Карловна (ни с того, ни с сего обращается к Портретисту и Биографу): А вы, голуби, что тут пристроились? Для кого стараетесь, артисты?
Биограф и Портретист: Для истории, Елизавета Карловна.
Елизавета Карловна ( заметив оператора): Ты опять здесь? Может, украсть чего хочешь, а? Гоню тебя, гоню, а ты как лист банный приклеился. Иностранец, русский?
Оператор (изображает иностранца): Я есть американ корреспондент Си-эн-эн. Би-би-си. О-ОН.
Елизавета Карловна: О-он? Ну, тогда снимай. И вот, что я хочу передать твоему президенту…

                Биограф и Портретист многозначительно переглядываются. Теперь они знают чем шантажировать Оператора, чтобы взять с него куда больше одной бутылки.

Голоса из зала: А мы? А как же мастер-класс?
Елизавета Карловна (громко): Антракт.


Сцена 2

               Шикарный ювелирный бутик в центре города. Он почти всегда закрыт на спецобслуживание, потому что большинство покупателей принадлежит к высшим слоям общества.
                Елизавета Карловна сидит за огромным круглым столом в стиле «ампир». Перед ней разложены самые дорогие и самые необыкновенные украшения, какие только можно себе представить. Рядом кряхтит Ювелир. Кряхтит, потому что впервые за много лет Елизавета Карловна предпочла его «шедеврам» пошлый магазинный товар.
                У дверей бутика (внутри помещения) скучают знакомые нам по II-му действию охранники.
                Продавец спокойно, с достоинством рассказывает о каждой единице товара. Его речь похожа на лекцию по искусствоведению. Такие лекции проводятся только в крупных музеях и только самыми подготовленными специалистами.

Продавец: В первую очередь хочу обратить ваше внимание на колье от Tiffany. В центре его находится один из самых дорогих в мире бриллиантов под названием «Валленштейн». Его вес составляет двадцать пять каратов. Он обладает исключительной чистотой и редким серо-голубым цветом. Первым хозяином камня, кстати, он родом из индийских алмазных копий Гонконды, стала испанская корона, так как Филипп II включил Валленштейн в приданное своей дочери – инфанты Маргариты Терезы Испанской. Затем бриллиант менял короны…
Елизавета Карловна:Подожди,подожди. Сколько стоит такое чудо?
Продавец (продолжает лекцию): Свое немецкое имя «голубой бриллиант Валленштейн» получил, находясь в собственности у династии Баварских королей Валленштейн…
Ювелир (незаметно для Елизаветы Карловны, но заметно для зрителей толкает Продавца): Сколько?
Продавец (обращается к Елизавете Карловне): Вам, как почетному гражданину нашего города, мировой знаменитости, покорившей…
Елизавета Карловна (перебивает, обращаясь к Ювелиру): Что скажешь? Хорош бриллиант, а? Или врет он?
Ювелир: Ничего особенного.
Продавец: Как же вы так можете говорить! Мы не продали это колье самой Кристине Набоковой, дальней родственнице великого писателя. Мы отказали Жюльет Рено – величайшей балерине современности. Даже английская королева…
Елизавета Карловна: А что же, старуха сама к вам наведывалась?
Продавец: Мы общались с ее представителями.

                У одного из охранников срабатывает рация.

Рация: Налим.

                Охранник пытается выключить звук, но у него ничего не получается.

Рация: Налим. Как понял? Прием.

                Ювелир поворачивает голову в сторону охранников.

Охранник: Извините. С динамиком что-то.
Рация: Баргузин. Как понял? Прием.
Охранник (сдавленным голосом): Понял я, понял. Мы на объекте.
Рация: Мы тоже.

Рация с треском выключается.

Елизавета Карловна так ничего и не поняла, потому что с годами  стала глуховата, да и некогда ей было отвлекаться на такую ерунду.

Елизавета Карловна (перебирая драгоценности): Так, так, а это что за перстенек?
Продавец: У этого перстня особая история. Когда…

              Все звуки становятся тише. Появляется тень Борис Леонидовича. Елизавета Карловна теперь общается только с ней.

Борис Леонидович: А ты, Лиза, с чего вдруг деньгами разбрасываешься? Я такое же колье лет двадцать назад на аукционе взял. И перстень у нас есть.
Елизавета Карловна: Ох, Борис Леонидович, напугал. Здравствуй, дорогой.
Тень Бориса Леонидовича (не обращает на ее слова внимание): Они в моем кабинете за Рембрандтом, в сейфе.
Елизавета Карловна: Да ты о чем? Не покупать их что ли?
Тень Бориса Леонидовича: Ты, Лиза, не обижайся, но деревня у тебя в крови. Полста лет учил уму-разуму, а ты все такая же: как увидишь камешек блестящий, так готова последнее отдать.
Елизавета Карловна: Боречка, не кипятись. Перстенек этот не для красоты. Он – инвестиция!
Тень Бориса Леонидовича: Какая к черту инвестиция, если тебе всякое барахло продают в десять раз дороже. Нашли бестолочь и рады стараться.
Елизавета Карловна: Как у вас там, не холодно?
Тень Бориса Леонидовича: Дура.

Тень Бориса Леонидовича исчезает

Елизавета Карловна: Чего было умирать, здесь бы ругался и ругался себе потихоньку.
Продавец (продолжает нахваливать товар): Обратите внимание на это кольцо с восхитительным уникальным розовым бриллиантом весом в 7 карат. Не менее достойна вашего внимания брошь Cartier. Очаровательная пума выполнена из белого золота и украшена 100 сапфирами, 2 изумрудами и 850 бриллиантами. В лапах у нее исключительно чистый цейлонский сапфир весом в 63,7 карата.
                И, наконец, еще одно уникальное изделие: разноцветное колье из микроскопических вкраплений платины, 18-каратного желтого золота и разноцветных бриллиантов  общим весом 650 карат…

Продавец замолкает, чтобы полюбоваться эффектом, который должны были произвести его слова. Но Елизавета Карловна полна впечатлений от встречи с Борисом Леонидовичем и не реагирует на блестящие побрякушки. Ювелир по- прежнему сердится из-за того, что от его услуг отказались и вдобавок еще заставили придти в магазин, где все очень дорого и очень красиво. Охранники попросту спят, измучившись от духоты и вопросов в кроссворде.

Рация: Атмосферное явление, пять букв. Прием!

               Охранники просыпаются и встают по стойке «смирно».

Елизавета Карловна: Засиделись мы у вас, молодой человек. Засиделись. Камушки хорошие, красивые, да у меня самой не хуже. (Ювелиру) Сочинишь мне такой перстенек, только не мудри.
Ювелир (победно смотрит на продавца): Конечно. Не вопрос. У них весь эксклюзив партиями из Китая идет. Там за копейки покупают, а здесь за миллионы продают.
Продавец (Ювелиру): Вы оскорбляете Ювелирный Дом с двухсотлетней репутацией.
Елизавета Карловна (не слышит продавца): Мне и Борис Леонидович почти твоими словами сказал.
Ювелир: Какой Борис Леонидович?
Елизавета Карловна: Муж мой покойный. Так ты не видел, как он приходил?
Ювелир (быстро нашелся): Видел, видел. Не хотел мешать вашему разговору. А так, да – он прав. Пойдемте.

               Уходят. Напоследок один из охранников оборачивается и показывает Продавцу язык. Тот шевелит губами, что скорее всего означает: «Идите вы с вашей капризной бабкой. Вот помрет она не сегодня, завтра, останетесь без работы, тогда узнаете по чем фунт лиха. А я и на зарплате и на проценте, и повышения жду со дня на день. Так-то!»


Сцена 3

                Вместо задника – большой белый экран. С помощью кинопроекта (как в 20-30-х годах XX века) на экран проецируются черно-белые кадры светской хроники. Каждому эпизоду хроники соответствует пояснительная надпись. Например: «Гастроли по Америке», «Великая Елизавета Гершензон–Рысс на приеме в королевском дворце, Лондон», «Аудиенция у папы Римского», «Вручение Ордена Славы, Берлин» и так далее. Фильм сопровождается игрой тапёра на старом пианино с глухим дребезжащим звуком.
                Вдруг кадры хроники обрываются. Тапёр перестает играть. Сцена темнеет. Луч прожектора выхватывает фигуру Елизаветы Карловны. Она сидит в комнате, похожей на одиночную тюремную камеру. Перед ней длинный прямоугольный стол, сделанный из  необработанных досок (горбыля). На стенах (справа, слева, по центру) появляются изображения Елизаветы Карловны в образах ее театральных героинь. Сначала образы неподвижны, а потом начинают двигаться и декламировать отрывки из тех пьес, где когда-то     блистала Елизавета Карловна. Создается впечатление, что одновременно на разных экранах  транслируют несколько фильмов.

Катерина (из «Грозы»): Я умру скоро… Я знаю, что умру.
София (из «Горе от ума»): Не подмечайте, встаньте. Ответа не хочу, я знаю ваш ответ.
Нина (из «Чайки»): Люди, львы, орлы и куропатки… Люди, львы, орлы и куропатки… Люди, львы, орлы и куропатки.
Мария Стюарт (из «Марии Стюарт»): Нет, раньше, чем секира палача
Меня сразит – убийца будет куплен.
Я этого страшусь. И всякий раз,
Когда губами прикасаюсь к кубку,
Я тайно трепещу…
Офелия (из «Гамлета»): Говорят, сова была раньше дочкой пекаря. Вот и знай после этого, что нас  ожидает».
Жанна Д'Арк (из «Орлеанской Девы»): Ты мнишь, что я волшебница,
что ад
Союзник мой?...

                Ералаш продолжается до тех пор, пока Елизавета Карловна решительно не хлопает ладонью по столу.
Елизавета Карловна: Ну, хватит. Угомонитесь. Ишь, раскудахтались. Устроили здесь балаган (к Нине из «Чайки»). Что ты заладила, люди, да львы, люди, да львы? Текст учить надо, а не бубнить, как заезженная пластинка.
(К Офелии из «Гамлета»): Ты себя не слышишь. Покажи сову, покажи дочку пекаря, а иначе это барахло, а не реплика.
(К Катерине из «Грозы»): Ты, мать моя, завралась совсем. Собираешься умереть, так лицом сначала умри, глазами, а потом уже скажи.
(К Марии Стюарт из «Марии Стюарт»  и к Жанне Д'Арк  из «Орлеанской девы»): Не верю. Не Шиллер, а Петрушка какой-то. Уйдите, и что б я вас больше не видела.

Все изображения исчезают


Елизавета Карловна (оглядывается): В больнице я, что ли? Чувствую себя хорошо, только пошевелиться не могу.

              Появляется тень покойной бабушки Елизаветы Карловны.

Елизавета Карловна: Здравствуй, бабушка. Как ты там? Триста лет с тобой не виделись. Похудела ты и какая-то молчаливая стала.

              Появляется тень офицера Виталия – первого возлюбленного Елизаветы Карловны, погибшего на фронте в годы Великой Отечественной войны.

Елизавета Карловна (кокетничает): Моё почтение, Виталий Сергеевич. Жду, жду от вас писем, а их все нет и нет. Разонравилась я вам? Нет? Давеча фотографию отправила, ту самую, где у меня каре. Говорят, немца поприжали в Сталинграде. И в газетах так пишут, и по радио говорят… Если не забыли, то можете теперь мне предложение сделать. Ничего, что письмом. Написанному я даже лучше верю, чем словам.

            Появляется тень первого ребенка Елизаветы Карловны, умершего от воспаления легких в четыре месяца.

Елизавета Карловна: Ванечка, а ты откуда взялся? Маленький мой, я же тебя похоронила, а ты подрос, возмужал, в школу, наверно, ходишь?

             Появляются тени матери и отца (они умерли от онкологических заболеваний, не дожив до сорока лет ).

Елизавета Карловна: Мама, а что Ванечка-то наш пошел в школу или врачи не разрешают? Папа, ты прости, я не нашла твою могилу. К кому только не обращалась, до министра внутренних дел дошла. Неизвестно, говорит, где похоронен; а может он, то есть ты, и не умирал совсем, может, где от алиментов прячется или от службы в армии уклоняется. Представляешь? Знают наверху о вашем разводе и не одобряют.

Тени исчезают

              На столе появляется гроб. Елизавете Карловне очень интересно знать, кто там лежит. Она как бы незаметно открывает крышку и видит саму себя в красном платье,  в синих перчатках, простоволосую.

Елизавета Карловна: Просила же убрать голову, хоть самой дешевой косынкой, но только чтоб не лохматой лежать. И откуда такое платье взяли? Где это видано, чтоб к Богу, да в красном? Срамота!

             Закрывает гроб, но так резко, что тот с грохотом падает. Гаснет свет, а когда включается, то оказывается, что Елизавета Карловна задремала в кресле в своем кабинете и проснулась от хлопка за окном.

Елизавета Карловна: Фу ты! Приснится же такая чепуха. (Крестится) Спаси, Господи. На днях обязательно съезжу в монастырь, а то помру, и покаяться не успею.

Звонит в колокольчик

Елизавета Карловна: Веня, Сеня, Родион Маркович!

                Родион Маркович первым появляется в кабинете

Елизавета Карловна: Завещание надо переписать. (В сторону) А то и в самом деле дурой оденут и не причешут. (Крестится) Спаси, Господи. Спаси, Господи.





 


Сцена 4

                Мужской монастырь. Келья монаха по прозвищу Алеша. Он известен своим необычным поведением, способностью толковать сны и предвидеть будущее.
                Елизавета Карловна в сопровождении о.Димитрия ждет, когда Алеша придет со второй (поздней) утренней службы.
                Сцену сопровождают звуки перфоратора, сквозь которые иногда прорывается гул колокольного звона.

Елизавета Карловна (опирается на свой посох, находится в глубоком раздумье, декламирует из Шиллера):
Я у порога вечности стою,
И вскоре перед господом предстану… Да, не хочется умирать, совсем не хочется.
о.Димитрий: Вас никто и не заставляет.
Елизавета Карловна: Бог зовет. Так в детстве бывало проснусь среди ночи. Зима, темно. Жутко. И шепчу от страха: «Мама, мама». Сначала тихо, а потом громче, настойчивее, пока она не услышит и не придет.
о.Димитрий: Если вы про сон, то не думайте: наелись на ночь, вот и кошмары. Или душно, от духоты не такое увидишь.
Елизавета Карловна: Вас послушать, так и не умру я никогда.
о.Димитрий (глядя в окно): Зима, а он в одной рясе, босиком. Юродивый. (Крестится) Прости, Господи, грехи наши тяжкие (подумав) и не тяжкие тоже.

              В келью осторожно входит Алёша. В руке у него пучок сухой травы.

Алеша: (Елизавете Карловне): «Вот розмарин, это для памятливости : возьмите, дружок, и помните. А это анютины глазки: это чтоб думать…»
Елизавета Карловна: Здравствуй, здравствуй, Алеша. Спасибо тебе. Мне твои травки пригодятся, я ими полечусь. И Алине настой сделаю, и ему (указывает на о.Димитрия).
Алеша: (увидев о.Димитрия): Чур, чур меня…
о.Димитрий (крестится): Вот блажной. Спаси, Господи.

              Алеша прячется в угол и плачет, приговаривая сквозь слезы: «Не ешь-не ешь-не ешь-не ешь…»

о.Димитрий: Пойду на воздухе вас подожду.
Елизавета Карловна: Не плачь, Алеша, не съест он тебя, не съест, милый.

Алеша успокаивается

Алеша: Красное платье украли. Ты голая Лиза, голая.
Елизавета Карловна: Я, Алеша, за тем и пришла, да вижу, мне и рассказывать ничего не надо, ты сам все знаешь.
Алеша: Без косынки в рай не пустят.
Елизавета Карловна: Я уже и завещание переписала, и Алину попросила, и Карена Арменовича.
Алеша: Чужих кормит, своих голодом морит.
Елизавета Карловна: Ты про внучек? Не верю им, совсем не верю. Еще не остыну, а они все растащут.
Алеша (эхом): Все растащут.

             Елизавета Карловна достает фотографию  Бориса Леонидовича. Алеша смотрит на нее  какое-то время, потом начинает петь и  пританцовывать.

Алеша: Помер, Леди, помер он,
Помер, только слег,
В головах зеленый дрок,
Камушек у ног.
Елизавета Карловна: И это знаешь. Ну, а со мной-то как?
Алеша: Без крышки гроб его несли,
Скок-скок со всех ног,
Ручьями слезы в гроб текли
Прощай, мой голубок!
Елизавета Карловна (грустно): Значит, все-таки гроб… Спасибо, Алеша. Я тебе много чего оставлю. Ты на могилу мою приходи, никого не бойся. Придешь?
Алеша (тонким голосом): Неужто он не придет?
Неужто он не придет?
Нет, помер он,
И погребен,
И за тобой черед.

                После этих слов Алеша садится на пол, наклоняет голову и замирает.

Елизавета Карловна: Как будто моими словами говорит. Откуда я их знаю? Откуда?


Сцена 5

                «Летний сад». Елизавета Карловна в сопровождении Карена Арменовича и Старухи Изергиль на прогулке.

Карен Арменович: Для ваших сосудов такая погода…
Елизавета Карловна (перебивает): Что погода? Новый год скоро, а вместо снега грязь. Когда такое было? В сорок втором выйдет человек за водой, пройдет сто метров и упадет, как птица. Алина, ты видела, как птицы на лету замерзают?
Алина: Видела.
Елизавета Карловна: Вот! А тут кисель!
Карен Арменович: Любите вы блокаду вспоминать.
Елизавета Карловна: Тю! Что ты знаешь про блокаду? Люди умирали прямо на улицах и лежали потом с вырезанными ягодицами. Хлеба – 125 грамм в день и крупы 300 грамм в месяц. И хлеб не как сейчас, а из мучных отходов. Возьмешь его в руки – он расплывается и липнет. Соседка моя от такого хлеба человечину есть начала. А холод: стены промерзали, от печки толку не было. Да ещё на полу возле моей кровати старуха мертвая. Мне все время казалось, что она шевелится.

              Старуха Изергиль во время монолога Елизаветы Карловны отворачивается и пьет из маленькой фляжки, ежится – то ли от холода, то ли от выпитого, - и снова замирает.

Елизавета Карловна (Карену Арменовичу): Инженер твой месяц по подвалу лазил, а дерьмо так и не убрал. А мы – бабы – канализацию не чистили, а чинили. Представь себе мостовую в два километра длиной. Берешь лом и поднимаешь булыжник, потом складываешь его в стороне. Дальше траншею копаешь – три метра глубиной. В яме настил деревянный. Отдираешь ломом доски и чинишь там, где лопнуло. А грязи и всего другого по колено.
Карен Арменович: Вся страна мучилась.
Елизавета Карловна: Я тебе к тому говорю, что  Бог не смотрит на людей. Сейчас нет войны и тепло, а тогда и война, и мороз, и голод. Почему? Почему, когда человеку плохо, Бог делает еще хуже? Алина, ты чего там?

               Алина Сергеевна опять было потянулась за фляжкой, но грозный окрик ее остановил.

Карен Арменович: И все-таки Бог есть. Помню, когда мой брат – хирург…
Елизавета Карловна: А кто говорит, что его нет? Конечно, есть. Вопрос в другом: почему он такой злой? Я внутри девочка, как будто мне восемнадцать, а снаружи – сам видишь. И я знаю, что умру. Знаю! Это самое страшное!

                Тинькает синица: раз, другой, третий.

Елизавета Карловна: Вот! Что она сказала, Алина?
Старуха Изергиль: Я не знаю, я не птица.
Елизавета Карловна (Карену Арменовичу): Что? Нравится ей зима? Нравится ей Бог?
Карен Арменович: Она просто тинькает, по-другому не может.
Елизавета Карловна: Правильно. А почему каждая тварь только одно дело делает – свое собственное, а у нас тысячи дел и мы не знаем, какое из них наше?
Карен Арменович: Елизавета Карловна, успокойтесь, а то вечером давление за двести будет. Зачем вы так? Не нервничайте.
Елизавета Карловна: Молчи и слушай!

Опять тинькает синица

Елизавета Карловна: Она дело делает и не думает о нем. Она устроена так, что не может его не делать. А я должна захотеть или меня должны заставить! Заставили – терпи, борись, мучайся. Захотел – все равно терпи, потому что захотел не сам, а Бог так решил. И где здесь моя воля? Я, Карен, чужих дел никогда не делала, да что толку – все равно состарилась, все равно умру. Тяжело жить, но это – жить!

Каркает ворона

Елизавета Карловна (Алине): Смотри, вперед меня не умри.
Старуха Изергиль: Как там решат, так и будет.
Елизавета Карловна: Там – это там, а здесь я тебе говорю: не смей умирать раньше меня! Даже не думай!

Смотрит на «Летний сад», обращается к Карену Арменовичу.

Елизавета Карловна: А ты, говоришь, парк мой забрали.
Карен Арменович: Родион Маркович так сказал.
Елизавета Карловна: Как же его забрали, если вот он? Нагулялась, домой хочу. Подавай.
Карен Арменович: В смысле?
Елизавета Карловна: Карету.
Карен Арменович: А-а-а!

               Достает рацию. Сообщает Шоферу, что прогулка закончена.



Сцена 6

             Оформление сцены примерно такое же, как и в первой сцене третьего действия , только ярче и богаче.
              Елизавета Карловна в шикарном платье, на голове у нее диадема, на шее колье, на пальцах кольца. Все украшения из крупных бриллиантов самых редких оттенков.
              В зале сидят дамы и кавалеры в вечерних нарядах. Издали кажется, что они живые, но если приглядеться, то становится понятно, что люди напечатали на 3D-принтерах из биопластика самого высокого качества. Фигуры двигают специально нанятые по такому случаю аниматоры, а разговаривает Елизавета Карловна с Голосом из Ниоткуда.

Свет. Фанфары. Аплодисменты

Елизавета Карловна: А что тут сегодня? Банкет?
Голос из Ниоткуда: Вручение театральной премии.
Елизавета Карловна: Какой такой премии?
Голос из Ниоткуда: «Золотой Освальд».
Елизавета Карловна: А мне почему не дали? Я заслужила. Да, заслужила!
Голос из Ниоткуда: Уважаемые Дамы и Господа! Первый «Золотой Освальд» в номинации Артист Тысячелетия вручается!.. вручается!!... вручается!!!...
Елизавета Карловна: Ты не интригуй, ты давай.
Голос: Нашей Великой Драматической… (Аплодисменты)… Елизавете Карловне Гершензон-Рысс! Браво! Браво! Браво!

         Елизавета Карловна кланяется в старинной манере. На ее лице выражение абсолютного восторга. Она восхищена миром и собой и как бы говорит: «Я действительно это заслужила! Я лучшая! Хвалите меня, боготворите, восхищайтесь!»

          Голос из Ниоткуда (после того, как смолкают овации): Великая и прекрасная, Елизавета Карловна! Ваш гений, ваш несравненный талант осветил не только наш век и нас – ваших современников, но и будет сиять для потомков, как блестят и сияют далекие звезды. Вы – ум, сердце, совесть мира! Нет таких наград, которыми можно было бы по достоинству отметить ваши творческие и жизненные достижения. Поэтому примите еще раз эти аплодисменты в знак нашего уважения и восхищения! Ура! Браво! Бис!

Восторженные крики, аплодисменты

Голос из Ниоткуда (резко меняет тон): А теперь просим на сцену всех остальных номинантов.

Аниматоры выводят манекены на сцену

Голос из Ниоткуда (буднично, раздраженно):Господа,господа, по очереди, не толпитесь. А где статуэтки?

Появляется Аниматор с тележкой из супермаркета, доверху наполненной голыми желтыми куклами.

Голос из Ниоткуда: Кто-нибудь, вручите награды… Елизавета Карловна, может, вы? Больше некому.
Елизавета Карловна (растерянно): Хорошо. Пожалуйста. Но я… я никогда этого не делала.
Голос из Ниоткуда: Подумаешь, невидаль какая: по одному Освальду в одни руки, потом берете расписку в получении и вызываете следующего.

                Елизавета Карловна соглашается, но успевает вручить только одну куклу, потому что манекены неожиданно выходят из-под контроля - начинают пихаться, толкаться, отнимать куколки друг у друга, сами достают их из тележки, иногда даже по несколько штук.
      Манекены, которым «Освальд» не достался, подходят к Елизавете Карловне, осматривают ее со всех сторон и начинают срывать с нее драгоценности, а потом и одежду. Через несколько минут Великая Драматическая остаётся в одной сорочке на голой полутемной сцене. Сделав несколько шагов, она оступается, падает в тележку и катится вглубь сцены.

Снова яркий свет и бодрый Голос из Ниоткуда

Голос из Ниоткуда: Итак, Дамы и Господа, как это не прискорбно, наш вечер подошел к концу. Всем спасибо. А-а, совсем забыл: маэстро, музыку!

                Но вместо маэстро музыкой занялся диджей в обычной клубной манере с дерганьем пластинки и глупыми выкриками, типа «давай, давай, поехали».


Сцена 7

              Малый репетиционный зал в доме Елизаветы Карловны. На этот раз она сидит в зале, а на сцене кукловоды (те  же самые ,что и в первой сцене третьего действия ) разыгрывают перед ней спектакль.
              Помогает им Аккомпаниатор Алексей Викторович Щупальц. Как мы помним, он потерял место у Елизаветы Карловны,  зато его пригласили сразу  несколько театров, в том числе и  кукольный.
              Мрачно звучит рояль. На сцене появляется Кукловод. Он что-то хочет сказать, но его перебивает Елизавета Карловна.

Елизавета Карловна (Аккомпаниатору): А почему ты здесь играешь, а не у меня?
Аккомпаниатор: Так ведь уволили.
Елизавета Карловна: Да? Ну, играй, играй.

Делает знак кукловоду. Аккомпанемент

Кукловод: Мария Стюарт. Трагедия.

Аккомпанемент

Кукловод:  Действующее лица. Елизавета, королева английская. Мария Стюарт…
Елизавета Карловна: Да уж знают все, кто там есть. Дальше давай.
Кукловод: Действие первое. Замок Фотрингей. Комната.
Кукла Кеннеди: Что это сэр? Нет наглости предела!
Назад! От шкафа прочь.

Кукла так громко закричала, что испугала Елизавету Карловну и та от страха подскочила на месте и начала ругаться.

Елизавета Карловна: Ты зачем кричишь, как полоумный? Где ты видел, чтобы кормилицы так вопили? И если уж взялся за роль, так хоть женским голосом говори, а то рычит, гудит, как пьяный мужик. Надоели вы мне со своей пьесой.
Кукловод: Мы же только начали…
Елизавета Карловна: Ничего не хочу слушать. Надоели! Давайте финал и не врите больше.
Кукловод: С какого момента?
Елизавета Карловна: Где Марию на казнь уводят.
Кукла Марии Стюарт: Я думала, гордясь любовью вашей
Усладу жизни с вами разделить…
Елизавета Карловна: Последнюю реплику.
Кукла Марии Стюарт: Укором да не будет вам награда!
Прощайте! С жизнью я расстаться рада.
Елизавета Карловна (задумчиво повторяет): С жизнью я расстаться рада… Плохо, очень плохо. (Кукловоду) Ты так говоришь, как будто Мария и правда радовалась, что ее казнят. Не так, не так надо.

Декламирует

Елизавета Карловна: Укором да не будет вам награда!
Прощайте! С жизнью я расстаться рада.
Чувствуете? Весь смысл заключается в противопоставлении и в тоже время в единстве радости и прощания. И любовь! Она все перекрывает, смягчает, показывает мощь и великодушие характера Марии Стюарт. А у тебя школьница с двоечником разговаривает… Ладно, 14 явление, где Елизавета, Берли, Кент и все остальные.
Кукловод: Мы немного изменили финал.
Елизавета Карловна: Изменили Шиллера? Вы, молодой человек, опасный преступник. Сегодня Шиллера переделали, а завтра Бетховена и Рембрандта. Уходите! Я халтурщиков знать не желаю.

Встает, собирается уходить.
Кукловод делает знак Аккомпаниатору.

Аккомпаниатор: Елизавета Карловна, посмотрите пожалуйста. У них все согласно исторической правде.
Елизавета Карловна: Вранье! Не верю! Платят, наверное, тебе хорошо, Алешка, вот и заступаешься.
Аккомпаниатор, кукловоды, все вместе: Пожалуйста! Просим!
Елизавета Карловна: Черт с вами, играйте.

             Алексей Викторович садится за рояль. Звучит траурный марш Шопена из сонаты № 2 h-moll. Кукла Палач отрубает голову кукле Марии Стюарт, но голова не отскакивает, а повисает на нитках. Палач ударяет по шее еще раз – и снова безрезультатно.

Елизавета Карловна: Вся молодежь такая. Мало им сказать, что человека казнят – им обязательно топор нужен и крови побольше. Фу! Безвкусица.

             Куклы выходят на поклон, во время которого голова Марии Стюарт отрывается и катится по сцене.

Елизавета Карловна: (Кукловоду): Да подбери же ты голову, изверг.

             Тот хочет выполнить распоряжение, но с потолка начинает капать, а потом раздается глухой удар и в зал уже льются потоки воды.

Елизавета Карловна: Гроза и ливень это хорошо. Это как при казни Христа. Ничего не скажу – оригинально и сильно.

На сцену выбегают Инженер и завхоз Сеня.

Елизавета Карловна (не узнает их): Инквизиторы что ли? Кто это?

Сеня (Елизавете Карловне): Трубу над вами прорвало. Пойдемте, пойдемте отсюда быстрее. (Инженеру) Под суд пойдешь…

Поднимает безголовую куклу Марии Стюарт.

Сеня: Так же как она.

Общая суета, неразбериха.


Конец III действия


Действие IV «Крысы»

Сцена 1

                Коммуналка на окраине Питера. В одной из комнат собрались так называемые родственники Елизаветы Карловны: две родных сестры, три родных брата, три тетки – старухи, двое дядьев стариков, приемные сыновья, приемные дочери.
Женщины, как водится, накрыли стол, мужчины заставили его спиртным.
                Кто-то запустил патефон, кто-то уже уснул, одним словом, пьянка была в самом разгаре.

                Родные сестры и тетки-старухи обсуждают недостойное по их мнению поведение приемных дочерей.

Родные сёстры и тётки – старухи:
- И ведь как не стыдно: женщины, а такие пьянющие.
- Вот увидите: сейчас целуются, а через пять минут раздерутся.
- А я говорила, что без спиртного можно обойтись, так кто бы слушал.
- Сама-то рюмочку не прихватила, а?
- Я-то рюмочку, а кто-то  целый стакан.
- Бессовестные. Надо по делу решать – как, да что – нет, они водку жрут с обеда.
- И не закусывают.
- И не закусывают.
- Я думаю, ничего у нас не получится: пока Елизавета Карловна в силе – и нам хлебушек перепадает, а преставится и…
- Не дай Бог, не дай Бог.

Двое дядьев-стариков спорят о политике.

Первый: Война будет! Нашему народу без войны нельзя – люди жиром заплывают.
Второй: А с кем воевать? Америка нам – раз плюнуть. Китай? Их только бомбами забросать – они же все каратисты.
Первый: Кто?
Второй: Что кто?
Первый: Китайцы кто?
Второй: Я говорю: их надо бомбами забросать. А стенку их кирпичную бульдозерами снести к чертовой матери.
Первый: А Европа? Мы же туда вагонами деньги вывозим!
Второй: Пусть живут. Их негры с арабами сожрут, там мужиков почти не осталось.
Первый: Не осталось.
Второй: Я тебя уважаю. Ты очень умный.
Первый: Я тебя тоже уважаю. Ты еще умней. Дай, поцелую , как на фронте, крепко, по-братски.

Старики целуются, братаются.

Родные сестры и тетки-старухи:
- Позорище какое.
- Навазякались.
- Одной ногой на кладбище, а туда же.
- Гусары!

               Из патефона Шаляпин поет песню о двенадцати разбойниках. Приемные сыновья требуют тишины – хотят послушать песню.
                В дверь сначала стучат, а потом заходят соседи.

Соседи:
- Вы что себе позволяете?
- Одиннадцатый час,  они танцы устраивают.
- Выключите музыку.
- Накурили так, что дышать нельзя.
- Надо вызвать милицию.
- Полицию.
- И полицию тоже.
Приемные сыновья:
- Чё ты орешь в натуре, гоблин мохнатый?
- Ты кого ментами пугаешь: у меня две ходки. Понял?

                После урагана ненормативной лексики, приемные сыновья выталкивают возмущенных соседей из комнаты.

Приемные сыновья:
- Еще раз тебя увижу – башку оторву.
- И курице своей скажи, чтобы не кудахтала.

                С видом победителей приемные сыновья возвращаются в объятия к приемным дочерям.
                Через какое-то время один из сыновей хочет произнести речь.

Первый приемный сын: Уважаемые, прошу всех заткнуться. Базар есть. Короче, бабка оборзела – денег немеренно, с народом не делится. Надо решать и с ней, и с деньгами.

Отдельные голоса:
- Умный какой!
- А чего решать – не говорит.
- Проспись сначала.
- Решил один такой.
- Базар… Заткнитесь… оборзели… Урка!
Второй приемный сын: Цыц. Вашу Лизу никто трогать не будет, а с Родионом Марковичем поговорим.
Отдельные голоса:
- Ага, ждет он вас.
- Нашлись разговорчивые такие.
- Вызовут охрану, набьют морду, вот и весь разговор.
- Родион Маркович давно все денежки прикарманил.
- Лучше попросим.
- Точно, точно, попросим.
Приемные сыновья:
- Всем гулять.
- Веселитесь старики-разбойники.
- А еще я хочу поднять тост за Васю.
- А я за тебя, Коля.
Приемные дочери:
- Благородство.
- Дружба!
- Господи, господи, как я счастлива.

                Праздник продолжается, достигает апогея. Неожиданно приемные сыновья начинают делить приемных дочерей. Крик-визг. Причитания. Драка. Грохот. Шаляпинский бас десятый раз повторяет песню о разбойниках.
                Звук выламываемой двери. Сотрудники спецподразделения вяжут всех подряд и развозят кого куда.

Приемные сыновья:
- Легче, легче, не пацан уже.
- Ты мне руку сломал.
- Катя, мы ее достанем. Отвечаю.
- За пять лет никуда она не денется.
- Справка в кармане. Посмотри.
Приемные дочери:
- Не подходи ко мне, сволочь.
- Вася, пиши… улица Ленина…
- Я только курицу возьму.
- Руки! Я девушка.

               Отдельная группа оперативников выводит из комнаты теток-старух и дядьев-стариков.

Дядья-старики:
- Поменяйте название: почему «дом престарелых», мы еще молодые?
- Мы ещё ого-го.
Тетки-старухи:
- Мужчина, мужчина с пистолетом, у вас от головы что-нибудь есть?
- Говорят, весна будет ранняя.

                Родные сестры, пользуясь моментом, выгоняют родных братьев, которые приходятся им дальними родственниками и приехали пожить на денек-другой, что растянулось больше, чем на полгода.

В комнате наступает тишина

Родные сестры:
- А ты зачем их в мою комнату притащила?
- Сама и притащила, а я их знать не знаю, нужны они мне больно.
- У тебя пенсия не меньше моей, а их кормлю, пою. Давай возвращай половину.
- Какую половину? Ты чего, мать, выпила на копейку, а буянишь на сотню…

                Разговор «родных» сестер, а на самом деле соседок по коммуналке, можно продлить или сократить по желанию режиссера спектакля. Сути их отношений подобная редактура не изменит и на идее пьесы не отразится.


Сцена 2

                Элитная больница. Кабинет главного врача. На утреннем совещании идет обсуждение состояния здоровья Елизаветы Карловны и директивы из Министерства здравоохранения по поводу ее преждевременной выписки.

Заведующий 1-м терапевтическим отделением: Пациент Гершензон-Рысс Елизавета Карловна поступила в отделение 20 ноября с жалобами…
Главный врач: Уточните время поступления.
Заведующий 1-м терапевтическим отделением: В 5 часов 50 минут.
Главный врач: Кто дежурил?
Заведующий 1-м терапевтическим отделением: Герцог.
Главный врач (заведующему): Минуту.

Звонит

Главный врач: Доброе утро, Елена Владимировна. Проверьте документы Герцога, особенно сертификаты, а потом перезвоните… Через полчаса, у меня совещание… Угу.
Главный врач (заведующему): Продолжайте.
Заведующий 1-м терапевтическим отделением: С жалобами на давящие боли за грудиной, иррадиирующие…
Главный врач: Предварительный диагноз?
Заведующий 1-м терапевтическим отделением: Ишемический инфаркт миокарда с блокадой правой ножки пучка Гисса. Назначено…
Главный врач: А лежала она в «интенсивке»*?
Заведующий 1-м терапевтическим отделением: Конечно. После проведенного комплекса клинико-диагностических мероприятий предварительный диагноз был снят. Пациент переведен в Vip-палату с окончательным диагнозом гипертонический криз на фоне ИБС**. Получала хлорпромазин, энаприл, проксодол - всё как обычно.
В течение пяти дней болезненные явления были купированы, артериальное давление стабилизировано, пациент выписан в удовлетворительном состоянии. Рекомендована повторная коронарография, консультация невролога.
Главный врач: А мы делали коронарографию?
Заведующий 1-м терапевтическим отделением: Пять лет назад. Также предложено пройти плановую госпитализацию в первом кардиоцентре через 2-3 месяца.

Тишина


Главный врач: Коллеги, задавайте вопросы. Может быть есть дополнения, изменения? Пожалуйста.

Тишина

Главный врач: Тогда я скажу. В министерстве считают иначе, они не согласны с нашим диагнозом и такой молниеносной выпиской. Более того, они ставят под сомнение компетентность лечащего врача и всего нашего учреждения в целом.
Лечащий врач: Диагноз очевиден.
Главный врач: Дело не в диагнозе, Юрий Иосифович. Пациент такого уровня и в таком возрасте должен находиться в клинике как минимум месяц.
Лечащий врач: Она отказалась. Есть ее подпись.
Главный врач: Понятно. Скорее всего нам придется расстаться с вами. Тем более, вы не понимаете, что совершили грубейшую ошибку.
Заведующий 1-м терапевтическим отделением (главному врачу): Все так, но у Елизаветы Карловны есть личный врач. Он наверняка обладает всеми необходимыми навыками и знаниями, чтобы своевременно оказать помощь.
Главный врач: А почему же не оказал? Почему к нам привезли? Потому что Карен Арменович – зубной врач, все остальные его дипломы, навыки и знания – слова.

Звонит в отдел кадров

Главный врач: Елена Владимировна, документы Юрия Иосифовича готовы?.. Угу… Спасибо… Да, да, по собственному желанию.
Лечащий врач: Вы меня уволили?
Главный врач: Вы хотите, чтобы нашу клинику закрыли?.. Я не хочу.

Обводит взглядом присутствующих

Главный врач: И никто не хочет.
Лечащий врач: Я тридцать лет здесь отработал, а вы два месяца.

Встает, собирается уходить

Главный врач: В бухгалтерии вам сделают перерасчет. Между прочим, получите хорошую премию.

Юрий Иосифович подходит к двери, теряет сознание, падает.
Вокруг него собираются коллеги. Главный врач вызывает по селектору реанимацию, но становится понятно, что доктора уже не спасти. Все потрясены.

Главный врач (сухо): Прискорбно. (Ко всем присутствующим) Я так понимаю, что вы не готовы дальше работать, поэтому встретимся через два часа. Все свободны.

Звонит в отдел кадров

Главный врач: Что там по Герцогу?.. Хорошо. Переведем его в 1-ю терапию… Вместо Юрия Иосифовича. А насчет заведующего отделением я подумаю.

Нажимает кнопку селектора

Главный врач: Лариса, кофе.
Лариса (по селектору): Родственникам Юрия Иосифовича я сообщила. Одну минуточку.


Сцена 3

            Театр под управлением Марка Николаевича Носкова. Главная сцена. Идут приготовления к празднованию юбилея Елизаветы Карловны.
            Шум. Суета. Движение. Масса людей и всем находится дело: от осветителя до электромеханика, от актеров массовых сцен до постановщика юбилея. Даже уборщицы оживлены больше обычного, ведь такая дата – большая редкость и гости придут самого высокого уровня.

Хор мальчиков-зайчиков: Елизавета Карловна Гершензон-Рысс, поздравляем вас с юбилеем. Бис! Бис! Бис!
Руководитель хора: Саша, не кричи. Коля, не ковыряй в носу. Юля, это хор-мальчиков, зачем ты пришла?
Юля: Мне Элина Марковна сказала.
Руководитель хора: Это хорошо, что ты послушалась. Молодец, молодец, будешь солистом у нас. (К механикам сцены) Господа, можно потише? Здесь же дети!
Один из механиков: И чё?

                Руководитель хора машет рукой, дескать, с кем я говорю, и продолжает репетицию.

Актер: Дайте мне текст! То-ва-ри-щи! Дайте мне текст.
Рабочие сцены:
- А как я тебе эту башню подниму?
- Не, Юр, не поднимешь.
- Давайте рядом поставим?
Художник: Башенка должна быть на замке, а не рядом с ним. У вас и лебедка есть, и кран. Что вы дурака валяете?
Рабочие сцены:
- А ты видел? Откуда ты знаешь, что у нас есть?
- Твое дело рисовать.
- Мужики, чего спорить, Мрак придет, тогда и решим.

                Включается музыка: увертюра «Кориолан» Бетховена.

Постановщик юбилея: Стоп, стоп, стоп! Сначала свет, потом хор, потом цифры. Музыка – фоном.

                Рабочие сцены, которые устанавливают над сценой цифру «сто», роняют «ноль».

Актер: Твою… чуть не убили.
Один из рабочих (свистит актеру): Слышь! Рыженький! Отойди, а то упадет на голову, потом отвечай за тебя.
Актер: Уже упала.
Тот же рабочий: Я тебя предупреждал.
Хор мальчиков-зайчиков (десятый раз): Елизавета Карловна Гершензон-Рысс, поздравляем вас…
Постановщик юбилея руководителю хора: Почему они зайцы?
Руководитель хора: У меня так по сценарию.
Постановщик юбилея: А девочка что у вас делает?
Дирижер: Это от Элины Марковны.
Постановщик юбилея: Тогда и девочку в зайца переоденьте, а лучше в лисицу.
Голос из-под сцены: Замок надо убирать, здесь доска треснула.
Художник (в суфлерскую будку): Илья Андреич?
Голос из-под сцены: Ну?
Художник: С меня пузырь.

Тишина

Художник: Пять звезд, с таможни.
Голос из-под сцены: Если только на стропилах… Ладно, сделаю.

                Вдруг все испуганно зашептались, задвигались, а кто-то и спрятался.

Испуганные голоса: Мрак!.. Мрак!.. Мрак!.. Нет, без дочки.

                На сцену выходит пожизненный руководитель театра Марк Николаевич Носков.

Марк Николаевич (постановщику юбилея): У вас минута.
Постановщик юбилея: Везде цифра сто: на билетах, на програмках, на костюмах. Свет. Оркестр. Хор мальчиков и одной девочки. Девочка от Элины Марковны. Поздравляем. Вручаем. Капустник. Гимн. Банкет.
Марк Николаевич: Хорошо. Все меняем.
Постановщик юбилея: А как же так? Почему?
Марк Николаевич: Ей не 100, а 95. Свет убираете. Задник черный. Сцену освободить. Из фанэры сделаете чайку или поезд.
Постановщик юбилея: Поезд?
Марк Николаевич: Поезд. Анна Каренина. Долли.
Постановщик юбилея: Елизавета Карловна никогда не играла Долли.
Марк Николаевич: И не надо. Тогда оставьте чайку. Лишнюю фанэру на склад, под замок. Что по музыке?
Постановщик юбилея: Бетховен. «Кориолан».
Марк Николаевич: В зале есть аккомпаниатор?

                Появляется Аккомпаниатор Алексей Викторович Щупальц.

Марк Николаевич: Фамилия?
Аккомпаниатор: Щупальц.
Марк Николаевич: Вы недавно у нас?
Аккомпаниатор: Неделю.
Марк Николаевич (постановщику юбилея): Кори… в общем, Бетховена не надо. (Аккомпаниатору) Сядьте за рояль.

Аккомпаниатор садится

Марк Николаевич: Нужна музыка. Марш. Вальс. Типа: пара-пам-пам-пам-парам, пара-пам-пам-пам-парам. Как я люблю.

Аккомпаниатор сходу подбирает мелодию. Играет.

Марк Николаевич: Отлично. Спасибо (Постановщику юбилея) Вы сказали «вручаем», а что именно?
Постановщик юбилея (достает горсть значков, медалей, орденов): Еще не решили. Есть орден за заслуги перед Россией, орден за театральные заслуги и еще какой-то непонятный.
Марк Николаевич: Дайте непонятный и статуэтку.
Постановщик юбилея: Какую?
Марк Николаевич: Любую. Фарфоровую.

Звонит по мобильному телефону

Марк Николаевич: Привет, дочка. Ты кого бы хотела сыграть в «Анне Карениной»?... И все, больше никого?... Ну, ладно, Левина, так Левина… Вы похожи… Целую (Постановщику юбилея) После торжества ставим «Анну Каренину». Фанэру не убирайте.

Уже стоя в дверях

Марк Николаевич: А что там с театральными заслугами?
Постановщик юбилея: Орден… Орден за театральные заслуги.
Марк Николаевич: Странно, у меня такого нет. Новый?
Постановщик юбилея: С прошлого года стали давать.
Марк Николаевич: Ладно. Разберемся. (Ко всем присутствующим) Продолжайте.


Сцена 4

                Газета «Желтый свет». Кабинет главного редактора. Экстренное совещание, связанное с подготовкой специального номера. Планируется, что номер будет целиком посвящен юбилею Елизаветы Карловны Гершензон-Рысс. В совещании принимают участие: главный редактор - Главред, корреспондент отдела криминальных новостей – Алена, корреспондент отдела политики и экономики - Игорь, корреспондент медицинского отдела – Борис Михайлович (к нему обращаются только по фамилии – Воля-Гофман) и корреспондент отдела рекламы – Влад.
        Второй час ночи, но рабочий процесс в самом разгаре.

Игорь (смотрит в свой «планшетник»): Поступила информация, что она (Елизавета Карловна) неоднократно ездила за границу на государственные деньги.
Воля-Гофман: Тогда все так делали, своей валюты ни у кого не было.
Главред: И много на нее потратили?
Игорь: Источник цифру не указывает, но предположительно много, потому что она  всегда остнавливалась в самых дорогих отелях.
Алена: У меня дед по комсомольской линии полевропы объездил.
Игорь: Восточной! В Лондоне он наверняка не был. И в Париже. И в Мюнхене .
Главред: Про отели оставьте. Еще добавьте казино, рестораны, бутики. И чтобы со скандалом.
Алена: А бордели?
Игорь: Её-то что у б…й делать?
Главред: Бордели – это перебор. Намекните, что интересовалась «клубничкой», но не заостряйте. ( Рекламщику) Влад.
Влад: Бомба. Крем «Ноктюрн» - возвращает молодость даже мумиям.
Главред: Отлично. Алена.
Алена: Есть сведения, что ее обокрали.  Взяли пять миллионов долларов и унесли скрипку мужа.
Воля-Гофман: Он разве скрипач? Вроде бы пианистом всегда был.
Алена: Рояль не украдешь. Хотя…
Главред: Кража – отлично! И пусть воры осквернят кабинет покойного Бориса Леонидовича.

                Возникает тень Бориса Леонидовича. Ее видит только Главред.

Тень Бориса Леонидовича: Не согласен! Что у нас красть? Все казенное, все чужое. Выдумаете тоже.

Высказав таким образом ноту протеста, тень исчезает

Главред (смотрит на часы): Засиделись. Уже видения начались… Итак, на чем мы остановились? А, да, на скрипке. Значит, воры украли скрипку, сломали…
Воля-Гофман: Рояль.
Главред: Запросто: оторвали крышку, залили краской.. придумайте что-нибудь.
Алена: Еще одна «фишка». В молодости она хотела стать примой. И той, которая уже была примой, расцарапала лицо граблями, да так сильно и глубоко, что уже никакой грим не помогал. Дело сам министр МВД курировал. Но  скандал замяли, потому что кому-то «наверху»  очень нравилась Елизавета Карловна, да и старой артистке давно было пора на пенсию уходить.
Игорь: Сейчас в театрах постоянно дерутся, даже кислотой обливают. Одичали.
Воля-Гофман: Ожоги кислотой – страшная вещь. Келлоиды* на всю жизнь.
Влад: А мне так бородавки сводили. Укол, потом капают азотной кислотой, бородавки чернеют и через два-три дня отваливаются.
Воля-Гофман: Врачи по делу кислоту льют, а эти – психи, да еще с претензиями.
Главред: Сыро, сыро. Как-то надо ярче, фактурнее.
Влад: Пожалуйста. Таблетки «Смерч» - эрекция в любом возрасте. Пожизненная гарантия.
Главред: На самом деле помогают?
Воля-Гофман: Наверняка БАДы**.
Влад: Много ты понимаешь, там одних сертификатов два десятка.
Воля-Гофман: Насчет лекарств. Она уже два или три года на таблетках. У меня знакомый есть – психиатр, так вот, его друг, тоже психиатр, - выписывает для нее рецепты. Психотропы, снотворное и ещё кучу всякой наркоты.
Алена: Ботокс и пластика груди в девяносто пять лет.

Все смотрят на Алену с сожалением, как на больного человека.

Алена: А что такого? По-моему, оригинально и в тему.

Главреду кто-то звонит на мобильный телефон.
Он выходит из кабинета.

Игорь (тихо): Что там с зарплатой?
Влад: Даже мне не платят. Я в этом месяце с тремя компаниями подписал контракты – и по нулям.
Игорь: Какой деловой… (передразнивает) Даже мне… По-твоему, мы просто так здесь сидим?
Влад: Реклама и статейки – разница колоссальная.
Алена: Ага. Автолопата «Чибис» и почворез «Пышка». Супер! «Россельхозинструмент» - самая крутая компания в мире.
Влад: Что вы пристали? Сказал и сказал, извините.
Воля-Гофман: На счет денег наши совсем жадные стали. Уйду в «Дачницу», там спокойней.
Игорь: Надо бороться за свои права.

Достает трудовой кодекс.

Игорь: Например…

Главред возвращается на место

Игорь: У меня есть исторический материал. Оказывается, она играла для пленных немцев на немецком языке.
Алена (перебивает): И у меня исторический. Она живет в бывшем дворце Меньшикова.
Главред: С генеральным разговаривал – сворачиваем номер. Ему чуть ли не от Самого (показывает на портрет действующего президента) звонили.

Сотрудники газеты поднимаются со своих мест, собираются уходить.

Главред (вслед уходящим сотрудникам, смущенно): И вот еще что: с оффшорами проблема, счета временно заморозили, поэтому месяца два-три зарплаты не будет… Как-то надо потерпеть, господа… Как-то надо.


Сцена 5

                Москва. Телецентр. В одной из студий идет съемка программы, посвященной юбилею Елизаветы Карловны. Обычная предсъемочная суета с камерами, светом, микрофонами, гримом.

Голос из стеклянной кабинки: До эфира десять секунд, девять… Тишина!

                Фанфары. Ведущий расплывается в белоснежной искусственной улыбке. Зрители дружно аплодируют.

Ведущий: Добрый вечер, дамы и господа. В эфире специальный выпуск еженедельного шоу для интеллектуалов «В гостях у солнца». Перед тем, как объявить тему нашей сегодняшней программы посмотрим небольшой видеоролик.

                Сюжет видеоролика следующий. Дворец Елизаветы Карловны. Парадные комнаты. Золото, картины, антикварная мебель и предметы интерьера.
                Елизавета Карловна сидит на троне в колонном зале. Она одета по моде XVIII века. В то время так одевались  только самые знатные дамы. Ее слух развлекает Аккомпаниатор игрой на рояле. Портретист пишет  парадный портрет, Биограф гусиным пером выводит слова в шикарном фолианте. Камера увеличивает страницу. Видно, что записи посвящены эпизодам из жизни Елизаветы Карловны.
                Следующие кадры демонстрируют другую сторону великосветского быта. Грязь, недоделанные строительные работы, неряшливо и грязно одетая прислуга.
                Камера выхватывает бегущую крысу, потом еще одну.
   Парк тоже находится в запустении: разросшиеся кусты, неубранные ветки и листья, мусор, поваленные деревья.
                После парка и дворца зрителю показывают обычных россиян в маленьких квартирах, толкающихся в метро и на улицах. Следующие кадры демонстрируют социальное неравенство: кто-то покупает продукты, одежду, украшения в дорогих супермаркетах и бутиках, а другие отовариваются в дешёвых магазинах, типа «Все по одной цене», «Грошик» или на рынках, где товар сплошь лежалый и некачественный.
                Заканчивается видео демонстрацией листовки из почтового ящика. В ней предлагается помочь культуре и перечислить хоть какую-нибудь сумму на памятник великому музыканту современности Борису Леонидовичу Гершензон-Рыссу и его знаменитой жене – Елизавете Карловне.

Экран гаснет. Музыка. Вялые аплодисменты.

Ведущий: Итак, мы посмотрели видео, из которого понятно, что героем, точнее, героиней нашей сегодняшней передачи будет великая драматическая актриса современности – Елизавета Карловна Гершензон-Рысс.

Аплодисменты

Ведущий: Встречайте Ольга и Светлана Тышинские – родные внучки Елизаветы Карловны.

Аплодисменты

              Ольга и Светлана занимают заранее приготовленные для них места.

Ведущий: А также наши специальные корреспонденты, которые не один месяц провели рядом с Елизаветой Карловной. Агент 007.

Аплодисменты

                Появляется Агент 007, он же импресарио, он же директор института минеральных удобрений, он же руководитель службы по надзору за домашними грызунами.

Ведущий: Агент 008.

Аплодисменты

                Появляется Агент 008, он же специалист по недвижимости, он же главный специалист по садово-парковому искусству, он же главный специалист пожарного управления города.

Ведущий: Агент 009.

Аплодисменты

                Появляется Агент 009, он же банковский служащий, он же эксперт по боевым отравляющим веществам, он же главный гигиенист РФ.

Ведущий: Первый вопрос я задам нашим мужественным и находчивым агентам. Господа, что же на самом деле происходит  в бывшем дворце Меньшикова, а теперь в апартаментах Елизаветы Карловны ?
Агент 007: Как нам удалось выяснить…
Светлана (жестко): Кому это нам? И что вы делали в нашем доме?
Агент 007 (невозмутим, продолжает): В первую очередь обращает на себя внимание…
Ольга (Ведущему): Владимир, эти мужчины за нами шпионили?
Агент 007: Во-первых, я женщина!

                Сбрасывает с себя костюм, силиконовые накладки на лицо, под которыми обнаруживается эффектная стройная женщина лет тридцати.

Светлана (Ольге): Ты зачем меня сюда притащила?
Ольга: Я? Владимир, объясните, что все это значит?

                Ведущий пытается дать знать людям в стеклянной будке, что пора запускать рекламу, но те так заинтересовались происходящим, что не замечают мимики и жестикуляции Ведущего.

Ведущий (пытается обезоружить гостей студии улыбкой): Ольга, мы пригласили Светлану от вашего имени. Нам стало известно о неправильно и незаконно распределенном наследстве, и мы захотели помочь восстановить справедливость.
Светлана (Ольге): Тебе не стыдно? Ты разве не понимаешь, что своими выходками  ты просто убиваешь бабушку?
Ольга: А почему ты должна жить во дворце, а я в квартире? Я ей такая же внучка, только она почему-то забыла про меня.
Агент 008 (пытается вставить реплику): В семье Елизаветы Карловны мы заметили серьезные разногласия.
Ольга (Агенту 008): Заткнись. (Светлане) Да, я против памятника деду. Кто его знает, кроме таких же пианистов?
Ведущий (бодро): Неожиданно мы оказались в самом центре семейного противостояния. Кто же победит: правдолюбивая Ольга или заботливая внучка Светлана? Оставайтесь с нами, мы вернемся ровно через минуту.

Рекламный блок

Ведущий (внучкам, зло): Что вы себе позволяете? Ребята (показывает на агентов) выполняли задание.
Агент 009: Ничего особенного.
Ведущий: Абсолютно верно – ничего особенного. Мы же, если разобраться, рекламируем вас.
Светлана: Пошел ты со своей рекламой. Итак всем известно, что  мой дед всю эту ср…ную Россию от г…на очистил.
Ольга: Подбирай выражения.
Светлана (яростно): Благодаря кому эта сволочь (показывает на всех присутствующих) так разожралась? Сидели в своих коммуналках, Пастернака читали под одеялом, а теперь в костюмах и не делают ни хрена, только языками чешут.

Загорается табличка «Эфир»

Ведущий (истошно): Нет, нет, никакого эфира. Охрана! Есть кто-нибудь?
Агент 007 (Светлане): Крыса.

Агент 008  и Агент 009 надвигаются на Светлану.

Ольга: Стоять! Козлы!

Заступается за сестру

                В этот момент от толпы зрителей отделяется мощная фигура в смокинге и в темных очках. Когда на мужчину падает луч прожектора, зрители узнают в нем Визиря. Он отбрасывает от Светланы и Ольги Агента 008 и Агента 009. Затем сбивает с ног Ведущего и выливает на него воду, приготовленную для гостей.
                Общий гул. Глупый рекламный ролик про женские прокладки. Беготня.
                Загорается табличка «Пожар». В зале начинается паника.
                К Ведущему, который с трудом приходит в себя после падения, подбегает помощник и тормошит его.

Помощник: Володя! Володя! Вовка!
Ведущий: Не до тебя.
Помощник: Звонили из центра.
Ведущий: Лучше бы в полицию.
Помощник: Да не мы звонили, а нам. Из центра! Сказали передачу остановить, в эфир не пускать.
Ведущий: Ага.

Снова теряет сознание.

Помощник: Володя! Блин! Что же делать?


Сцена 6

                Вилла «Кантри» (отремонтированные в соответствии с европейскими стандартами корпуса бывшего пионерского лагеря «Комсомолец»).
                В одном из корпусов на нижнем этаже, в так называемой дубовой гостиной, собрались воры в законе из разных регионов России. Руководит собранием Дед Равиль. Кроме него в сходке участвуют Фидель, Чалый, Гоша-Зверь. На повестке дня стоит вопрос о лишении неприкосновенности имущества Елизаветы Карловны.

Фидель: Кто сказал, что к ней нельзя?
Дед Равиль: Люди сказали. Большие.
Фидель: Когда это было? Сейчас все по-другому.
Чалый: Не кипятись, Фидель. Нам тоже интересно.
Гоша-Зверь: По-старому надежнее. За ней из Кремля приглядывают.
Фидель: Кому она нужна! Двадцать лет в маразме… Тем более, мы немного возьмем.
Гоша-Зверь: За это «немного» могут хорошо спросить.

Вопросительно смотрит на Деда Равиля

Дед Равиль: Могут.
Чалый: У нее только брюликов* на пять жизней.
Гоша-Зверь: За камушки надо резать, так их никто не отдаст, а мои резать не будут.
Фидель: Она помрет со дня на день, не успеешь ножик достать.
Дед Равиль: У нее в охране Визирь – я его давно знаю, - будет трудно.
Гоша-Зверь: Равиль, кроме бабки есть много других людей, с ними тоже интересно работать, и за них не спросят. А если сверху спустят собак, то проблемы будут у всех.
Фидель: У нас для любой собаки найдется ошейник и намордник.
Дед Равиль (Фиделю): Сам пойдешь?
Фидель (в недоумении): То есть?
Чалый: Я пойду.
Фидель ( в еще большем недоумении): Ты?
Дед Равиль (Гоше-Зверю): Что скажешь?
Гоша-Зверь: У меня есть к кому сходить… нет.
Дед Равиль: Лизу надо посмотреть. Осторожно. Если все получится, будем дальше думать.
Гоша-Зверь: Равиль, зачем тебе война?
Фидель: Да, я пойду.

                В зал на подносе приносят записку и подают ее Деду Равилю. Он не спеша достает очки и внимательно читает текст. После прочтения обводит всех присутствующих взглядом.

Фидель: Что?
Гоша-Зверь: Лизы больше нет – она все забыла, Карен дал ей неделю жизни.
Чалый: Карен не может ошибаться?
Дед Равиль: Все ценности вывезли. На них сделают фонд и что-то там построят, типа богодельни для артистов…
Гоша-Зверь (выдержав паузу): Что с Гвоздем делать?

                Сходка продолжается, но к Елизавете Карловне она уже не имеет никакого отношения.


Сцена 7


                Международный съезд деятелей искусств. Работа съезда направлена на увековечивание памяти Елизаветы Карловны и Бориса Леонидовича.
                Руководит съездом Николас Ромоданов. В его резюме указано, что он художник международного уровня, специализирующийся на портретной живописи.

Делегаты занимают свои места в зале

Николас Ромоданов: Леди и джентльмены, надеюсь после такого прекрасного обеда вы не потеряли желания работать?

Смешок в зале

Николас Ромоданов: Если так, то продолжим.

Вялые послеобеденные аплодисменты

Николас Ромоданов: По итогам первой половины заседания мы единогласно приняли решение увековечить память наших великих современников – Елизаветы Карловны и Бориса Леонидовича Гершензон-Рыссов.
               Вторая половина заседания будет посвящена обсуждению способов увековечивания.

Молодой человек, похожий на мелкого чиновника, передает Николасу Ромоданову записку.

Звучит гимн России (первые такты)

Николас Ромоданов: Спасибо. Только что мне передали личную просьбу Президента Российской Федерации.

Заинтересованные аплодисменты

Николас Ромоданов: Наша страна готова оплатить любой проект…

Шквал аплодисментов

Николас Ромоданов: Но при условии…

Недовольный гул

Николас Ромоданов: При условии, что в проекте не будет мавзолеев или каких-либо других ритуальных способов захоронения.

Вздох облегчения

Николас Ромоданов: Итак, слово предоставляется делегату от стран Азии и Востока господину Ван Зун Тхыку.

Аплодисменты

Ван Зун Тхык: Здравствуйте. Мы очень любим русский театр. Мы очень любим русских музыкантов. Искусство всегда объединяло наши страны и народы. Благодаря Вам, мы узнали и полюбили Чехова, Шостаковича, Прокофьева и Толстого. Спасибо.

Аплодисменты


Ван Зун Тхык (указывает на экран – задник): Вот наше решение.

                На экране появляется изображение ящерицы с высунутым языком. На кончике языка сверкает бриллиант в форме рисового зерна.

Сомнительные аплодисменты

Ван Зун Тхык: По размеру этот памятник не больше, чем обычная домашняя статуэтка. Ящерица символизирует собой мудрость, ловкость, традиции. Традиции, потому что эти животные не меняются на протяжении миллионов лет. Рис означает богатство и плодородие.

Неловкая пауза

Николас Ромоданов: Спасибо, мистер Ван Зун. Не очень понятно, кто из четы Гершензон-Рыссов ящерица, а кто рис (смешок в зале), но в целом не плохо. Ваша заявка принята. Спасибо.

Аплодисменты

Николас Ромоданов: А теперь узнаем, что нам предлагает господин Анри Луи Де-Корнель. Он будет представлять Лигу Европейских стран. Просим.

Аплодисменты

Анри Луи Де-Корнель: Искусство! Свобода! Россия! Россия – это искусство быть свободным. Браво.

Ироничные аплодисменты

Анри Луи Де-Корнель: Виват, Франция!

Свист в зале

Николас Ромоданов: Мы само внимание, господин Де-Корнель. Пожалуйста.
Анри Луи Де-Корнель (горячо, размахивая руками): Живой памятник. Представьте: симфонический оркестр из тысячи человек. Три, нет – пять, нет – семь пианистов! И тонкая черноволосая девушка по имени Луиза.  Под музыку Сен-Санса Луиза читает Объединенную Конституцию Мирового Сообщества.
Николас Ромоданов (покашливая): Хм, смешно и революционно. Пожалуй, мы отклоним ваше предложение…
Анри Луи Де-Корнель: Вы ничего не понимаете! Вы – аппендикс буржуазии.

Николас Ромоданов делает знак и Де-Корнеля выводят из зала

Анри Луи Де-Корнель (поет): Отречемся от старого мира…
Николас Ромоданов: Ох, уж эти французы, ох, уж эта Европа. Хлебом не корми, дай только кого-нибудь свергнуть. Да… Господин Бродский, вам слово. Напоминаю: Андрей Бродский – делегат от США, Канады и примкнувшей к ним… Кубы. Шутка.

Смех. Аплодисменты

Андрей Бродский: Здесь все говорят по-английски, но я скажу на русском, да простят мне соотечественники акцент и плохие ударения.

                Откашливается

              Наш мир неоднократно стоял на пороге ядерной войны, но благодаря творчеству и общественной деятельности Бориса Леонидовича и Елизаветы Карловны катастрофы удалось избежать. Но если бы невозможное случилось, то… Внимание на экран.
              На экране появляется изображение памятника, спроектированного Андреем Бродским. Лес из металлолома, чудища из шестеренок и проволоки. Посредине леса два тонких длинных металлических стержня. Один из стержней заострен, на конце второго – маленький серый шар.

Андрей Бродский: Аллегория простая: даже если бы началась ядерная война, то Борис Леонидович и Елизавета Карловна (указывает лазерной указкой на металлические стержни) остались бы невредимыми и спасли мир. Спасибо.

Уходит со сцены под умеренные, но дружные аплодисменты.

Николас Ромоданов: Всем известно, что Борис Леонидович был неоднократно отмечен Всемирной Премией Борца за Мир, а Елизавета Карловна в годы «холодной войны» лично уговаривала Хрущева не нажимать «ядерную кнопку». Ваша заявка принята. Браво!

Аплодисменты мощные, продолжительные, с периодами спада и нарастания.

Николас Ромоданов: Господа, не спешите. Съезд еще ничего не решил. Земба Марале, ваш выход… Земба Марале, где ж вы? Все вместе: Земба Марале, Земба Марале, Земба Марале…

       В зале с места поднимается негр в национальной африканской одежде, то есть в набедренной повязке и с автоматом Калашникова на спине. Земба показывает знаками, что на сцену выходить не хочет. Вместо него такие же темнокожие, только помельче, проносят через весь зал фигуру льва из красного дерева с кандалами на лапах и длинными черными косичками в гриве.

Николас Ромоданов: Если я правильно понял: это и есть ваш проект?

Земба Мароле утвердительно стреляет из автомата в потолок.

Николас Ромоданов: Спасибо. Мы обязательно рассмотрим ваше предложение.

«Очередь» из автомата

Николас Ромоданов: Нет, нет, людоедство у нас не поощряется, поэтому на ужин будет только телятина.

Земба садится на место и замирает, как сытая горилла

Николас Ромоданов: Я думаю, Мамука Глонти в представлении не нуждается. Его скульптурные работы есть везде. Даже советско-российский марсоход «Ленин - Перестройка» доставил на Красную Планету фигуру Гагарина и установил ее в русле древней реки.

Аплодисменты

Николас Ромоданов: Что же касается участия г-на Глонти в нашем съезде, то он подготовился основательно. Здание с двадцатиметровыми фигурами Елизаветы    Карловны и Бориса Леонидовича, в котором мы находимся – это и есть его новая оригинальная работа.

Восхищенные возгласы: «Ого!», «Bay».

Мамука Глонти (не вставая с кресла в первом ряду):        Коля, дорогой, зачем так сказал? Это же только проект -шмоект, ну!
Николас Ромоданов: Памятник будет еще больше?
Мамука Глонти: Обижаешь, а! Конечно больше.

Смех в зале

Николас Ромоданов: Гениально! У вас все шансы стать победителем.
Мамука Глонти: Спасибо, дорогой. Вечером заходи – посидим, поговорим, покушаем.

К залу

Мамука Глонти: Похлопаем, а?

Аплодисменты

Николас Ромоданов: Мамука Глонти! Грузия!

Аплодисменты

Николас Ромоданов: И теперь, когда имена основных   претендентов названы, хочу без лишней скромности… представить свой проект.

              Гаснет свет. На потолке появляется объемное изображение футбольного поля. Количество футболистов постоянно увеличивается, они одеты в разноцветную форму. Свисток арбитра – и футболисты, перебегая с одной половины поля на другую, группируются и в итоге образуют два портрета – Елизаветы Карловны и Бориса Леонидовича.

Николас Ромоданов: Напоминаю, генеральный спонсор нашего съезда – бизнесмен, общественный деятель, владелец футбольных клубов «Мадрид» и «Гавана», - Павел Гонтарь, Россия!

Аплодисменты

Николас Ромоданов: Итак, все участники вам известны. Все проекты можно посмотреть в холле и на сайте нашего съезда. (Пауза) Второе заседание объявляю закрытым. Спасибо.

Аплодисменты

Николас Ромоданов: Чуть не забыл. Вечером состоится торжественный ужин, благотворительный бал и шоу «Лазерных мотыльков». Приглашаются все участники.

Аплодисменты

Публика начинает постепенно расходиться.

Конец IV действия



Действие V «Карета»

Сцена 1

             Домашняя церковь Елизаветы Карловны. Над аналоем горит надпись «Христо Воскресе». Лампочки в букве «с» перегорели,  поэтому вместо нее  зияет темное пятно. В церкви не работает отопление и нет света. Только мерцает лампадка перед ликом Спасителя и коптят несколько свечей в напольном подсвечнике. Елизавета Карловна как будто не замечает холода и темноты. На ней домашний халат, поверх халата фуфайка, на ногах валенки. Пальцы украшены перстнями и кольцами. Опирается она на обычную старушечью клюку с пластмассовой черной ручкой и резиновым колпачком на конце.
От равномерного постукивания клюки и плохого света создается впечатление, что действие происходит не в этом мире.

Елизавета Карловна (подходя близко к иконам и всматриваясь в них): Что, что смотрите? (Тычет в иконы клюкой) Не ваша я, не ваша… Умерли вы или вас никогда не было?.. Кто вы такие?

Садится на лавку

Елизавета Карловна (опустив голову, тихо): Кто вы такие?...

Гордо поднимает голову и как будто произносит монолог из пьесы

Елизавета Карловна: Бог, я не боюсь смерти, я не боюсь тебя. Слышишь, не боюсь! Это была моя жизнь. Дал ее ты, но когда отдал, тогда она стала моей. Я не возвращаю ее тебе. Я прожила ее всю, до конца, без остатка и не верну тебе ни секунды. Их больше нет. Они прожиты. Мной!
                Пауза
             Люди говорят, что им не хватает времени, а мне хватило. Куда больше? Зачем больше? Я ни с кем не соревновалась, потому что знала, что все получу. Я не спешила, потому что спешить невозможно: самые важные и самые не важные дела всегда! делаются в срок.
                Пауза
   Бог, ты не бог людей, а бог сам по себе. Ты никогда не старился и не умирал, поэтому ты не знаешь, что это такое. Ответь: как можно убивать того, кто понимает, что его убивают?
 
                Пауза
      Почему ты думаешь, что только умерев, мы сможем тебя принять? Говорят, нас ослепит твой блеск и твое совершенство. Но уменьши их, стань человечнее, снизойди до нас – и тогда мы сможем общаться, оставаясь  живыми. Да, ты приходил один раз. Тебя за это убили. Но я же лично не убивала, так за что же ты убиваешь меня? Или смерть – не убийство?
                Пауза
Бог, зачем ты есть? Почему без тебя нельзя? Кто ты такой?

В домашнюю церковь, крестясь, входит  о.Димитрий.

о.Димитрий: Может,  всё-таки пособоруетесь?

                Елизавета Карловна долго и пристально всматривается в о.Димитрия. По всей видимости она не узнает его.

Елизавета Карловна (сердито): Уйди с глаз долой. Ничего от тебя не нужно. От Бога нужно, а от тебя нет.

                Отец Димитрий хочет возразить, но уходит, так ничего и не сказав.

Елизавета Карловна (поет): Холодно миленький, холодно мне.
Шубку набрось, поцелуй при луне.
Шубку набрось, рукавички сними,
И поцелуй меня, и обними.
Ну? Понравилось? Ишь ты, глазки потупил, ручки опустил, прямо девица.

                Целует изображение «Спасителя».

Елизавета Карловна («Спасителю»): Не бойся. Ничего с тобой не сделаю.

Начинает плакать и причитать

Елизавета Карловна: По улице ехал автобус. Улицу переходила девочка с маленькой собачкой. Их переехало сначала передним колесом, потом задним. Пассажиры кричали водителю, стучали в стекло. Но за рулем сидел старый глухой дурак. Он никогда не слышал и никогда не видел, а только давил всех подряд… (Смеется) Мама умерла от рака. Отец умер от рака. И Борис Леонидович туда же – пошли к врачу, а тот потрогал печень и говорит: «Надо резать, други мои». И зарезал Борю, до смерти. (Игриво) Я заразная. Ку-ку!

        Отец Димитрий возвращается в сопровождении Карена Арменовича и Светланы Тишинской. Они аккуратно выводят Елизавету Карловну из домашней церкви.

Елизавета Карловна (Светлане): Светочка, дочка, бабушка скоро умрет. Напиши ей письмо.
Елизавета Карловна (показывает Карену Арменовичу на лавку): Присядем на дорожку?

Садится. Карен Арменович продолжает стоять.

Елизавета Карловна (о.Димитрию, грозно): Тебе так скажу: ты - врал, он (показывает на «Спасителя») - не врал. Прощай, Вася. Сгинь.

Делает движение, как будто хочет распылить о.Димитрия.

Елизавета Карловна (стоя в дверях, оборачивается в сторону иконостаса): Приду,  скоро приду. Только дождитесь.

Грозит иконам пальцем. Все уходят.



Сцена 2

              Кабинет Бориса Леонидовича. Та половина кабинета, которая ближе к двери, слабо освещена. Другая половина, где находится письменный стол, почти не видна.

 Слышен голос Елизаветы Карловны: «Боря! Боря! Где ты?»
       Елизавета Карловна со свечой в руках входит в кабинет, кабинет освещается и становится видно, что за столом сидит Тень Бориса Леонидовича, занятая разбором бумаг.

Елизавета Карловна: Кричу, кричу тебе, а ты оказывается здесь.
Тень Бориса Леонидовича: Ну?
Елизавета Карловна: Ничего, ничего, пиши. Я здесь в уголке посижу.

Садится в кресло

Елизавета Карловна: Давеча мне на обед тухлую курицу сварили: ем и тошнит, ем и тошнит. Какой-то ты серьезный сегодня, даже страшно.
Тень Бориса Леонидовича (расшвыривая бумаги): В документах бардак, накладных нет. Только гарантия на утюг и фантик от ириски!
Елизавета Карловна: Нет, что ты, я ириски давно не ем, очень уж они сладкие и к зубам липнут. Я лучше варенье люблю, особенно крыжовенное. На той неделе за раз три банки съела и даже чаем не запивала, чтоб вкус не перебивать. Хотите вареньица?
Тень Бориса Леонидовича:  Не нужно мне твоё варенье . Ты лучше скажи, почему у тебя Ольга без всего осталась?
Елизавета Карловна: Как же: я ей квартирку отписала и  «Магдалину». Сам Рафаэль рисовал, красками!
Тень Бориса Леонидовича: О, господи, совсем из ума выжила. Какой Рафаэль? Человек голый остался, а ты мне басни рассказываешь. Что с памятником?
Елизавета Карловна: Тебе я крестик заказала с фотографией,- ты там молодой, лет тридцать,- и оградку чугунную. А себе хочу нимфу, только не голую, а в сарафане. Я-то ведь плохо на фото получаюсь. Думаю, придут Оленька и Светочка на кладбище, да скажут: «Фу, какая некрасивая бабушка». А про скульптуру так не скажут, там все интересно, все подобрано: носик, губки, плечико.
Тень Бориса Леонидовича (с презрением): Плечико.

Роется в ящиках письменного стола

Тень Бориса Леонидовича: А где  мой подстаканник?
Елизавета Карловна: Ты вроде бы всегда из кружки пил.
Тень Бориса Леонидовича (кричит): Где мой подстаканник? Кому ты его отдала?
Елизавета Карловна: Боречка, милый, что ж ты кричишь? Не брала я его, посмотри в комодике.

               Тень Бориса Леонидовича встает из-за стола, подходит к комоду, распахивает дверцы, вытаскивает и разбрасывает старинные тарелки, стаканы, вилки, ложки. Наконец, находит то, что искал.

Тень Бориса Леонидовича: Повезло тебе, ведьма, нашел. (Пугает Елизавету Карловну) Вух!
Елизавета Карловна (принимает «вух» Бориса Леонидовича за заигрывание и расплывается в улыбке): Ой, прекрати, прекрати, шалун. Разыгрался, как мальчишка. Лучше в щёчку поцелуй.

Тень Бориса Леонидовича собирается уходить

Елизавета Карловна: Не уходи. Помнишь, как мы познакомились? Я была в сером платье, а ты играл Бетховена.
Тень Бориса Леонидовича (зло): Причешись.
Елизавета Карловна (смотрится в зеркало): А вроде бы хорошо на голове, живенько.
Тень Бориса Леонидовича: Да ну тебя, дурра! Надоела хуже горькой редьки.
Елизавета Карловна: Борис Леонидович, миленький, я тебя люблю, очень люблю. Пожалуйста, не уходи…

                Елизавета Карловна пытается схватить Тень за руку, роняет стулья, падает. Тень руку не дает и уходит, хлопнув дверью.
                Кабинет на некоторое время погружается в темноту, только слышен топот нескольких ног и приглушенный разговор. До зрителя долетают отдельные реплики.

Реплики: Воры!… Какие воры?... Ее нельзя одну оставлять… Где Старуха Изергиль?...Ведь просили, чтоб смотрела…

               Свет загорается. В кабинете Бориса Леонидовича разгром. Елизавета Карловна стоит в центре кабинета и плачет. Вокруг нее суетятся Сеня, Веня и Ольга. Старуха Изергиль заглядывает в кабинет через дверь, но не заходит.


Сцена 3

                Кабинет Елизаветы Карловны. Она полулежит на диване. Родион Маркович обсуждает с ней различные документы, попутно сообщая важные с его точки зрения новости.

Родион Маркович (держит в руках завещание): Здесь вы завещаете Басмановой Е.В. «Перстень императорский, 1823 год» и орден «Полярной звезды», полученный вами в Нью-Йорке в 1972 году.
Елизавета Карловна (расплывается в улыбке): Ах, Леночка… Мы с ней играли в «Горе от ума». Она меня подменяла, если что. Родя, ты бы слышал, как она говорила: «…счастливые часов не наблюдают…» Боже, как она это говорила! И глазки вот так сделает и ручкой взмахнет. Чудо!
Родион Маркович: Дело в том, что мы не смогли ее найти, даже спецслужбы подключали, но всё безрезультатно. Это во-первых. А во-вторых, «перстень императорский» имеет высокую историческую ценность и принадлежит государству.
Елизавета Карловна  (в прострации): Конечно, конечно, пусть забирают.
Родион Маркович (понимающе): Ясно.

Что-то пишет, рвет какой-то документ.

 Родион Маркович (показывает конверт с государственной символикой): Вчера пришло сообщение, что Борису Леонидовичу установили два памятника : один в Чухломе, другой в Новой Ляле.

Елизавета Карловна: Где?
Родион Маркович: В Чух-ло-ме и в Новой Ляле!
Елизавета Карловна: Надо же! А ведь он там никогда не был… Какие у нас хорошие люди: добрые, заботливые, в искусстве понимают. Скажи им спасибо.

Пауза

Елизавета Карловна: Родя, а подай-ка мне вон ту серую бумажку. Я подписать ее хочу. Моего дома на двоих хватит. Не будет же, в самом деле, Ольга в коммуналке жить.
Родион Маркович (осторожно): Не все так просто. В Париже и Нью-Йорке, вашу недвижимость не трогают, а вот дом (показывает широким жестом на дворец, где они находятся) придется отдать. Это бывший дворец Меньшикова, люди хотят, чтобы здесь был музей.
Елизавета Карловна (блаженно): Музей? Мой музей? Как здорово!

Хлопает в ладоши

Елизавета Карловна: Только в спальню не пускайте и на кухню. Я же поздно теперь встаю, надо все убрать перед гостями.

Задумывается

Елизавета Карловна: А кто же к нам придет?
Родион Маркович: Посетители, экскурсии.
Елизавета Карловна: Валю я не хочу видеть. Сашу и Сережу можно. И сам приходи, угу?

             Родион Маркович понимает, что Елизавета Карловна опять не в себе, но по определенным причинам  продолжает разговор.

Родион Маркович: На DVD вышло полное собрание ваших спектаклей. Только с авторскими правами намудрили…
Елизавета Карловна: Спектакли вышли?
Родион Маркович: Записали их на видеопленку, точнее, на компакт-диски.
Елизавета Карловна: Кино в кинотеатре будут показывать?
Родион Маркович: Я говорю, с авторскими правами не все в порядке.
Елизавета Карловна: Родя, дорогой, разберись.
Родион Маркович: Угу.

               Продолжает шуршать бумагами. Некоторые из них складывает в свой портфель.

Елизавета Карловна: А как ты думаешь: есть Бог?
Родион Маркович (сквозь зубы): Кому нужен, для того есть.
Елизавета Карловна: Я вот смерти не боюсь, а боюсь, что потом, после смерти ничего не будет. Так ведь и сгниешь, как деревяшка. (Пауза) А где Веня, Сеня?
Родион Маркович: В командировке в Женеве.
Елизавета Карловна: И скоро вернутся?
Родион Маркович: Скоро, скоро.

               По тону, с каким он произносит последние слова, и по выражению лица можно догадаться, что Сеня и Веня никогда не вернутся в Россию.

Родион Маркович: Я тоже послезавтра улетаю.
Елизавета Карловна: Надолго?
Родион Маркович: Посмотрим. Говорят, что-то будет в России.
Елизавета Карловна: Так у нас всегда что-нибудь бывает… Ты в самолете в окно не смотри и вина не пей, а то укачает.
Родион Маркович: Ладно, ладно.

Дает ей таблетки

Родион Маркович: Не забудьте разжевать.
Елизавета Карловна: Карен сказал их пить?
Родион Маркович: А кто же еще? Карен. Карен Арменович.
Елизавета Карловна: Как же он хорошо знает мой организм. Всего неделю пью их, а намного лучше стало, ничего не болит. Будь добр, накрой ноги пледом.

Родион Маркович накрывает ноги Елизаветы Карловны пледом.

Елизавета Карловна: Спасибо, спасибо, утешил старуху.

               Родион Маркович, полагая, что Елизавета Карловна уснула, хочет снять с ее шеи ключ.
               Елизавета Карловна открывает глаза, Родион Маркович вздрагивает.

Елизавета Карловна: А что на счет кареты? Не слыхать?

Родион Маркович снимает ключ

Родион Маркович: Будет вам карета.

              Открывает сейф, достает из него драгоценности, награды Елизаветы Карловны и Бориса Леонидовича, складывает их к себе в портфель и уходит.

Родион Маркович (уходя, про карету): Будет.


Сцена 4

                Домашняя артистическая уборная Елизаветы Карловны. Диана, Костя, Ювелир и Портной готовят хозяйку к парадному выходу. В углу, где обычно, сидит Старуха Изергиль.
                Елизавета Карловна в домашнем халате, в валенках на босу ногу, вокруг шеи у нее намотано старое рваное полотенце, защищающее одежду от попадания косметических средств.
                Ее лицом занимается Диана Сальватори. Она уже очистила кожу лосьоном и перешла к коллагеновой сыворотке, предназначенной для разглаживания морщин.

Елизавета Карловна (про сыворотку): Что это за дрянь?
Диана: Сыворотка.
Елизавета Карловна: Напридумали химии. Ты лучше сметаной намажь с медом. Только смотри, чтобы мух не было, а то сожрут.
Портной (Ювелиру, тихо): Мы-то с вами что здесь делаем?
Ювелир: Сказали придти, вот я и пришел.
Портной: А про деньги не слышно?
Ювелир: Слышно… как у других шуршат.
Портной: Ну да, ну да. И пенсию не подняли, как жить?

Диана хочет протереть лицо Елизаветы Карловны льдом

Елизавета Карловна (вскрикивает): О, господи! Я тебе не рыба, ты зачем меня морозишь? В доме холод собачий, а она мордой в прорубь тычет. Не надо льда! Убери!
Диана: Лед прекрасно тонизирует кожу.
Елизавета Карловна: Давай заварку.

Диана делает Елизавете Карловне примочки из заварки.

Елизавета Карловна (Косте): Хватит на ножницы любоваться. (Показывает на примочки) Лучше чай собери и кипятком залей, да не обварись, неслух.

                Костя собирается выполнить приказание, но Портной и Ювелир его одергивают, дескать, сиди спокойно, через минуту она все забудет.
                За то время, пока Диана наносит увлажняющий крем, Елизавета Карловна о чем-то сосредоточенно размышляет.

Елизавета Карловна (Старухе Изергиль): А вот знаешь, Алина, какие мне сны снились, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и все поют невидимые голоса и кипарисом пахнет… А сама я точно стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за что. Страх!
Старуха Изергиль: Угу.
Елизавета Карловна (в очередном припадке старческого безумия, Диане): Девка, скажи мне,  где я?
Диана: Дома.
Елизавета Карловна: Дома? (Удивленно оглядывается) Мужики какие-то сидят. (Ювелиру, Портному, Косте) Мужики, чего хотите? О чем просить будете?

Мужчины переглядываются

Портной: Спасибо, Елизавета Карловна, ничего не нужно.
Елизавета Карловна: Как фамилия твоя?
Портной: Фунт.
Елизавета Карловна: О, господи, Антон Сергеевич, ты ли это, голубчик?
Портной (в тон Елизавете Карловне): Именно'с я.
Елизавета Карловна: Не смотри, как меня уродуют. Измазали краской, лица не оставили, хоть в гроб ложись.

Показывает на «стрелки» на глазах

Елизавета Карловна (Диане): Где ты видела такие «стрелки»? У Клеопатры?
Диана: Вы всегда такие просили делать.
Елизавета Карловна (всем, нарочито громко): И спорит! Ох, сильна спорить! Ну-ка сотри.

                Диана стирает «стрелки». Елизавета Карловна отгоняет ее от столика с косметическими принадлежностями.

Елизавета Карловна: Хватит, дальше сама.

Неловко пудрится, криво красит губы, жирно накладывает румяна.

Ювелир (Портному): Куда она собирается?
Портной: Думает, что к ней сегодня гости придут.
Ювелир: Коломбина!

Диану сменяет Костя Сальватори

Елизавета Карловна: Малой, тебе чего?
Костя: Причесать вас.
Елизавета Карловна: Ну, чеши.

                Костя аккуратно работает с остатками волос Елизаветы Карловны, но ему все  равно достается на орехи.

Елизавета Карловна (проводит рукой по волосам): Начисто повыдергал, ничего не оставил.
Костя: Немного подровнял.
Елизавета Карловна: Ладно. Косу не делай. И горбов с гнездами не надо. Завей и лаком брызни. Аккуратней, конюх (Портному) А что, Антон Сергеевич, хороша я?
Портной: Вы прекрасны.
Елизавета Карловна: Сама знаю, что хороша. (Косте) Сходи, заколку из спальни принеси. Ту, что с блестяшками.

Костя уходит

Портной (суетится): Для вас я приготовил черное платье свободного кроя с длинным рукавом. Обратите внимание на манжеты – они отделаны черными бриллиантами, и  на воротник-стойку  - с такими же бриллиантами, только поменьше.

Елизавета Карловна уходит за ширму

Елизавета Карловна (Портному): Помоги.

                Через некоторое время Елизавета Карловна возвращается из-за ширмы: стройная, подтянутая, преобразившаяся. Смотрится в зеркало.

Елизавета Карловна: Как будто не хватает чего. Как думаешь, Алина?
Алина: Ничего я не думаю.
Елизавета Карловна (Диане): А ты?
Диана: Боже, как вы элегантны.
Елизавета Карловна: Умеешь польстить, чертовка.

Открывает шкатулку и достает оттуда перстень

Елизавета Карловна (Диане): На! И не благодари.
Портной: Чтобы подчеркнуть линию плеч и головы, я предлагаю вот эти два боа на ваш выбор. Они восхитительны.
Елизавета Карловна (меряет боа из перьев): Я не курица. (Меряет боа из меха) И не кошка. Алина, сходи за платком. Пуховые платки всегда в моде.
Портной: Елизавета Карловна, голубушка, пуховый платок совсем не подходит. Даже, извините, к валенкам.
Елизавета Карловна: Про валенки-то я и забыла.

Косте, который уже вернулся

Елизавета Карловна: Туфли принеси. Они под кроватью, ближе к окну! (Ювелиру) Помню, Ювелир у меня был, как две капли воды на тебя похож.
Ювелир: Это же я и есть.

Елизавета Карловна вглядывается в него

Елизавета Карловна: Не знаю, не уверена. Тот помоложе, а ты старый.
Ювелир: Семьдесят скоро.
Портной (протягивает меховое боа): Черная лисица.
Елизавета Карловна: Сам ты лисица. Сказали нет, значит нет. Иди.

Портной уходит, закинув боа на плечи

Алина (хозяйственно): Пойду-ка мех у него заберу.
Елизавета Карловна: Сделай милость, сестра.

Открывает шкатулку с наградами

Елизавета Карловна: У меня сегодня президент будет с министрами и делегация из Америки, поэтому одену бусы, ордена и звёзды.
Ювелир: На это платье ордена?
Елизавета Карловна: Главное,бусы!

                Ювелир помогает ей прикрепить награды, а сам чуть ли не плачет. Один орден падает. Костя (уже вернувшийся с туфлями) и Диана бросаются, чтобы поднять его с пола.
                Алина возвращается и победно бросает на стул оба боа.

Алина: Успела.
Елизавета Карловна (Алине): Подержи зеркало, со спины на себя хочу поглядеть.

               Осматривает себя со всех сторон, поворачивается к зрителям полубоком и принимает царственную позу.

               Диана, Костя, Ювелир и Портной, стоящий в дверях, аплодируют ей и кто-то тихо произносит «браво».

Елизавета Карловна: Вот, Бог, «браво» кричат, а ты говоришь «все». Нет, не все. Еще поборемся… еще как поборемся.

Поворачивается лицом к зрителям

Елизавета Карловна (зрителям): Я никогда, никогда не буду старухой, потому что я – артистка!


Сцена 5

               
             Парадная столовая во дворце Елизаветы Карловны. Длинный стол, за которым собрались гости, прекрасно сервирован старинной посудой и старинным серебром. Но никаких блюд на нем нет, потому что Елизавета Карловна больна и не отличает реальный мир от мира своих фантазий.
              В ее воображении известные люди стали совсем другими персонажами. Так к Карену Арменовичу она обращается Господин Президент. Своих внучек называет Леди, а Старуху Изергиль Мадам. Портной для нее мистер Смит, Библиотекарь – мистер Ривз, Аккомпаниатор – мистер Рикман, Садовник – мистер Твен, а Повар – мистер Грант. Всех вышеперечисленных особ она считает членами американской делегации и специалистами в разных областях искусства.
               Визирь кажется ей Мажордомом, а Биограф, Ювелир, Портретист и Шофер – лакеями.
              Домашние знают, что этот званый обед последний для Елизаветы Карловны и поэтому не только пришли, но и оделись, и ведут себя соответствующим образом.

Елизавета Карловна (Карену Арменовичу): Благодарю вас, господин Президент за оказанную мне высокую честь… и… и… э-э-э… за то, что вы согласились придти.
 Я счастлива видеть Мадам, юных Леди и (к «американской делегации») вас господа. Кстати, когда мы с Борисом Леонидовичем жили в Америке, нас удивило, что почти все американцы молятся перед обедом и ужином. Не так ли, мистер Смит?
Портной: Да, именно так.
Елизавета Карловна: У вас превосходный русский.
Портной: Спасибо.
Елизавета Карловна: Мистер Рикман, будьте любезны, прочитайте молитву.

                Аккомпаниатор не знает, что сказать. Ему шепчут, делают знаки, мол де, говори любую чепуху, только не молчи.

Елизавета Карловна: Мистер Рикман, вслух пожалуйста, если это вас не затруднит.
Аккомпаниатор: Благослови, Бог, нашу трапезу, чтобы было вкусно и для души полезно.
Елизавета Карловна: Аминь.
Аккомпаниатор: Да, да, аминь.
Елизавета Карловна (Визирю): Ну, что стоишь? Объявляй.
Визирь: Перемена первая. Суп.
Елизавета Карловна («лакеям»): Мишка, Гришка, Филька, Борька,  живо за работу (Биографу) Ах ты, шельмец! Кто всю мадеру давеча выпил? Ух я тебя! Ух!
Елизавета Карловна (внучкам): Что нового, милые Леди? Нашли себе женихов или так в девках и останетесь?
Алина (сквозь зубы): Совсем из ума выжила, прости, господи.
Елизавета Карловна (не слышит): Для вас, Мадам, суп из крабов. Говорят, их всего пять штук на Камчатке осталось. И два уже в этом супе.

Смеется своей шутке

Елизавета Карловна (забыла, что сама пошутила; Садовнику): Ох, насмешил, ох, развеселил. Вы же, артист, мистер Твен, настоящий артист.
Садовник: У меня три золотых Освальда.
Карен Арменович (Садовнику): Не шути, не в цирке.
Елизавета Карловна (Карену Арменовичу): Простите, не расслышала?
Карен Арменович: Великолепный суп.
Елизавета Карловна: Приходите почаще, будем его специально для вас готовить.

Сама ест с аппетитом воображаемый суп

Елизавета Карловна (Карену Арменовичу): Тут на днях Борис Леонидович интересовался насчет памятника. Звонила в вашу Администрацию, а там посоветовали лично спросить.
Карен Арменович: Конечно, конечно, уже ставим.
Елизавета Карловна (Визирю): Не молчи, объявляет.
Визирь: Перемена вторая. Десерт.
Елизавета Карловна: Фи! Какой десерт? Ты, братец, зарапортовался. Кто ж после супа десерт подает?
Визирь: Горячее. Утка, телятина, грибы.
Елизавета Карловна: Надо же, грибы! Как мило.

«Лакеи» делают вид, что раскладывают порции по тарелкам. Гости делают вид, что принимаются за еду.

Елизавета Карловна: Изумительно. (Визирю) Голубчик, отправь повару десять червонцев. Заслужил, ей богу, заслужил.

                Повар вздрагивает, хотя понимает, что Елизавета Карловна не помнит о его существовании.

Елизавета Карловна (стучит вилкой по столу): Господа и дамы, минуточку внимания. У меня родился тост. (Тихо, как ей кажется, приказывает «лакеям»). Шампанского, шампанского, канальи.

«Лакеи» делают вид, что разливают вино по бокалам.

Елизавета Карловна: Предлагаю выпить за мой новый проект: Русско-Американский Объединенный Театр.

Робкие голоса: «браво», «бис», «ура».

Елизавета Карловна (указывает на Повара и Библиотекаря): Мистер Ривз и мистер Грант пожелали оказать посильную финансовую помощь. Мистер Смит будет содействовать постройке отдельного здания. В Нью-Йорке, если я не ошибаюсь?
Портной: В Лон-Анжелесе.
Елизавета Карловна: А, еще и в Лос-Анжелесе. Прекрасно. Мистер Рикман поможет с рекламой
Аккомпаниатор: Конечно.
Елизавета Карловна: А с мистером Твеном мы продумаем репертуар. Не так ли, мистер Твен?
Садовник: Yes it is.
Елизавета Карловна: Ох ты, про переводчика-то я и забыла. (Биографу) Давай, Филька, переводи, не зря же тебя учили.
Биограф: Да.
Елизавета Карловна: Что «да»?
Биограф: Мистер Твен сказал «да».
Визирь: Третья перемена. Десерт.

                Елизавете Карловне становится плохо. Один из «лакеев» кажется ей Борисом Леонидовичем.

Елизавета Карловна («лакею»): Боря, Боря…

Падает на пол без сознания

Первым к ней подбегает Карен Арменович. Оценив ситуацию, он приступает к выполнению общих реанимационных мероприятий.

«Гости» расходятся. Елизавету Карловну уносят. На сцене остаются только Визирь и Карен Арменович. Понятно, что между ними должен произойти серьезный разговор.

Визирь: Тупицины в Женеве не без вашей помощи. Слышал, вы тоже собираетесь в Европу?
Карен Арменович: Не ваше дело.
Визирь: Мое. Со счетов Елизаветы Карловны пропали почти все деньги, и мне кажется я знаю, где их искать.

Карен Арменович хочет уйти. Визирь останавливает его за руку.

Визирь: Не спеши, Карен, не спеши.

Через боковые двери в столовую входит группа полицейских

Карен Арменович понимает, что попался и отворачивается    ото всех.

В двери заглядывают любопытные. Со стола падает вилка и звон от ее падения слышен в каждом углу театра.


Сцена 6

               Сцена полностью затемнена. Все действие происходит на экране.

               Телевизионная программа прерывается блоком рекламы. Суть  ролика сводится к следующему. Темнокожие люди     пьют Кока-Колу, веселятся, танцуют. Один из аборигенов где-то в стороне пьет кокосовое молоко из ореха. Вдруг его кожа начинает светлеть. Он в ужасе, не знает что делать, куда спрятаться. Соплеменники показывают на него пальцами, гримасничают и выгоняют    из деревни. Голос за кадром: «Не хочешь, чтобы тебя выгнали? Будь как все. Coca-Cola на всех континентах».



Сны – видения Елизаветы Карловны

Сон № 1

       Война, холод, голод. Маленькая Лиза ютится с бабушкой в скромной комнатушке, где главное место занимает буржуйка. Бабушка хочет согреться и слишком близко приближается к печке. Ветхое пальтишко вспыхивает. Пламя охватывает все тело целиком. Лиза пытается сбить его полотенцем, простыней, одеялом, но вещи сразу же загораются и теперь их самих надо тушить. Ужас пожара. Смерть.

Сон № 2

        Лиза идет по центральной улице большого города. Весна. Прохожие счастливо улыбаются : наконец-то кончилась война и теперь они могут спокойно жить и работать. Лиза почему-то не разделяет общего радостного настроения. Неожиданно она понимает, что дороги, тротуары, мосты, газоны заминированы.  Действительно, не проходит и нескольких минут, как те, кто совсем недавно улыбались и смеялись, начинают взрываться. Кто-то умирает сразу,  кто-то мучается, двигая культями изуродованных конечностей. Из окон домов высовываются солдаты. По фуражкам понятно, что это фашисты. Тех, кто уцелел, они расстреливают из автоматов и пулеметов. Лиза прячется в канаве, но ее вытаскивает оттуда пьяный офицер, бьет по голове рукояткой пистолета и собирается изнасиловать слабое, обмякшее тело.

Сон № 3

Первый спектакль. Роль совсем маленькая, но публике очень понравилось, как Елизавета Волкова сыграла девушку, влюбленную в бедного чахоточного музыканта. Ее три раза вызывают на «бис» и по старой театральной традиции забрасывают цветами.
Вот от ликующей толпы отделяется молодой человек в пенсне. Он поднимает Лизу на руки и уносит за кулисы. В молодом человеке можно узнать совсем еще юного Бориса Леонидовича. Он недавно закончил консерваторию, его ожидает блестящее будущее и любовь на всю жизнь. Этой любовью стала Елизавета Карловна, позже записанная в книге регистрации браков под фамилией Гершензон-Рысс.

Сон прерывается рекламным блоком
Реклама

         Научная лаборатория. Ученые только что закончили воссоздание саблезубого тигра из генетического материала, выделенного из окаменелых останков.
          Тигр встал, отряхнулся, зарычал и стал принюхиваться. В это время в соседнем зале (он виден через стеклянную перегородку) кто-то из сотрудников открыл упаковку с чипсами. Мгновение и тигр разбивает перегородку, бросается на человека с чипсами, отбирает упаковку и начинает жадно есть.
          Голос за кадром: «Даже через сто тысяч лет никто не удержится от соблазна попробовать  новые хрустящих чипсы «Grinder» со вкусом бекона.

Сон № 4

         Огромный поезд. Елизавета Карловна переходит из вагона в вагон. В каждом из них она участвует в спектакле. В одном – это «Горе от ума», в другом – «Орлеанская дева», в третьем – «Чайка» и так далее.
Пройдя весь поезд, Елизавета Карловна, возвращается обратно. И так много, много раз, не останавливаясь, не отдыхая, только переодеваясь и повторяя давно заученный текст.

Сон № 5

          Борис Леонидович едет на ослике. Вдруг на него нападает  рыцарь - великан с тяжелым длинным копьем. Борис Леонидович сначала пытается убежать, но ослик – не лошадь и далеко на нем не уедешь. Рыцарь догоняет, и его копье уже несколько раз касается узкой спины Бориса Леонидовича.
Елизавета Карловна стоит на одной из самых высоких башен замка и кричит: «Арбалет, арбалет».
           Борис Леонидович долго не может понять, что ему хочет сказать возлюбленная, но, наконец, он вспоминает, что вооружен.
           Увы, арбалет действительно был прикручен к седлу, но колчана со стрелами нигде не оказалось.
           Рыцарь догоняет своего врага и пробивает его копьем насквозь. Ослик радуется, что остался без седока и начинает нюхать лошадь.
           Замок крупным планом. Солнце. Белое облако. Крик коршуна.
         

Сон прерывается экстренным выпуском новостей

Новости

           Диктор сообщает о новом громком убийстве предпринимателя из Грузии. Неизвестный подкараулил его возле публичного дома и заколол отверткой. В качестве ответной меры охранники бизнесмена привязали неизвестного к мачте уличного освещения, проще говоря к столбу, и раздавили джипом.

Сон № 6

           Ольга и Светлана Тышинские пилят шкатулку с драгоценностями Елизаветы Карловны двуручной пилой. У них ничего не получается. Тогда Света пытается поднять крышку с помощью лома. Снова неудача. Ольга достает из сумочки «болгарку», но в этот момент к ним подходит Елизавета Карловна.
- Девочки, - говорит она, - зачем вы хулиганите? Зачем портите шкатулку? Сказали бы бабушке, бабушка сама бы подарила вам по колечку.
- Не хотим по колечку, хотим все, - отвечают они и набрасываются на Елизавету Карловну. Но та вдруг оказывается на операционном столе. Медсестры готовят ее к операции. Хирург моет руки в специальных тазах. К столу подходит анестезиолог.
- Ну-с, ваше последнее желание?
Елизавета Карловна умоляюще шепчет:
- Доктор, не режьте меня, я же пришла к вам рожать.
- Я – не режу, я – анестезиолог.
- Рожать? – удивляется хирург со стерильными руками. – А зачем вам рожать? Сделаем кесарево и через неделю будете как девочка. (Анестезиологу) Усыпляй, Валера, у меня еще два ножевых.
Перед тем, как заснуть, Елизавета Карловна видит внучек. Они обещают доктору 10% от стоимости всех драгоценностей, которые он достанет из бабушкиного живота. Доктор соглашается.

Сон № 7

          Мама Елизаветы Карловны ругается с пьяным отцом. Она обвиняет его в том, что он притащил в дом мешок с раками, мешок лопнул и все членистоногие расползлись по квартире. Отец возражает, мол де, это ты не уследила за ними, когда варила , поэтому делай что хочешь, но чтобы их в доме не было.
           Тем временем раки начинают откусывать от спорящих маленькие кусочки. Родители не чувствуют боли и не слышат Лизу, которая просит их остановиться.
  Через секунду на Лизу нападает огромный омар. Сначала морская тварь явно берет верх. Но вскоре девочке удается отрубить самые мощные клешни, а потом и обезглавить опасное чудовище.
   Родителей  спасти не удается. Они заживо съедены раками, так и не успев  помириться между собой  и  попрощаться с дочерью.

Сон № 8

           Сон представляет из себя калейдоскоп лиц, участвующих в пьесе. Кто-то показан в виде фотографии, кто-то в виде маски. Некоторые превратились в статуи, другие в животных с человеческими головами.





Рекламный блок

           Анонс телевизионной программы. Некто сантехник Белов обнаружил у себя дома нановошь. По его словам эта тварь живёт в лампочке, которая давно перегорела. Нановошь умеет прыгать через палку, приносит тапки и ловит мышей. В свободное от трюков время она ведет блог в твиттере и готовится к полету на Марс.

Сон № 9

            Елизавета Карловна в зените славы, играет в лучших театрах Советского Союза и мира. Ее постоянно приглашают на теле- и радиопередачи. Без ее участия не обходится ни одно крупное культурное мероприятие. Но некая Юлия Гаркуша, девушка лет двадцати, обладая очень привлекательной внешностью, решила сбросить Елизавету Карловну с пьедестала всеобщей любви и поклонения. Она перепробовала множество способов: от мелких интриг, до шантажа и доносов. Ни один из способов не привел к желаемому результату. Тогда Юля решилась на уголовное преступление. Она наняла соседа-алкаша за две бутылки водки, чтобы тот плеснул Елизавете Карловне в лицо кислотой. Несчастный пьянчуга выполнил поручение безукоризненно, получил гонорар и, употребив спиртное, упал с балкона своей квартиры на двенадцатом этаже.
               Пострадавшую от ожогов положили почему-то не в самую лучшую клинику страны, а в общую палату сельской больницы, где одна из соседок совершенно случайно обварила ее кипятком из чайника.
               Елизавета Карловна не сразу почувствовала боль. Сначала загорелась левая половина груди, потом левая рука, потом левая нога. Потом заныла челюсть, и вся боль из разных участков тела объединилась в одно страшное непрерывное страдание. От этого жуткого ощущения Елизавета Карловна потеряла сознание и проснулась.


               Экран гаснет, а сцена, наоборот, освещается и представляет собой спальню Елизаветы Карловны, переделанную в больничную палату.
   От всей обстановки оставили только массивный двустворчатый шкаф. Вокруг кровати и недалеко от нее расставили медицинскую аппаратуру. На экранах и мониторах  светятся показатели в виде цифр, автоматически вычерчиваются графики. Иногда белые ящики дают о себе знать жалобным писком. Попищав-поплакав пару минут, они замолкают и снова начинают мерцать, отмечая любое изменение в состоянии здоровья знаменитой пациентки.
      Над кроватью, так, чтобы можно было смотреть не поднимая головы, закреплён телевизор.

             Елизавета Карловна приходит в себя именно в тот момент, когда очередную телепередачу прерывают  экстренным выпуском новостей.


Новости – экстренный выпуск

 Диктор: Мы прервали телешоу, чтобы сообщить важную новость. Особым указом президента Российской Федерации великой драматической актрисе Елизавете Карловне Гершензон-Рысс, не так давно отметившей девяностопятилетий юбилей, присвоено звание почетного гражданина Российской Федерации и орден за заслуги перед Отечеством 1-й категории. Кроме того, идя навстречу пожеланиям самой Елизаветы Карловны, государственный музей Эрмитаж и государственный исторический музей приняли совместное решение передать ей в безвозмездно и бессрочное пользование парадную карету, некогда принадлежавшую Екатерине II. Елизавета Карловна, поздравляем вас, браво!

           После сообщения Елизавета Карловна опять впадает в бессознательное состояние, а аппаратура громко и тревожно пищит.


Сцена 7

            Елизавета Карловна находится в сознании, но она уже не способна логично мыслить, поэтому все ее слова звучат как бред.
             Рядом с ней никого нет, только урчат и попискивают бездушные медицинские аппараты. Изредка в комнату заходит медсестра, чтобы поставить капельницу, достать катетер из вены и распечатать показания приборов.

Елизавета Карловна (напевает): Мой Ванюша не вернулся,
Немец злой убил его.
В царстве божием проснулся,
Ох, как тяжко без него.
Проглядела я всю ночку
На дорогу за окном,
Только бегала собачка,
И гоняла пыль хвостом.
Ух!
- А ну-ка, Оля, скажи «ба-ба». Скажи, а я тебе леденец дам на палочке, зелёный…
- Господи, как тяжело, как страшно в темноте… и голуби воркуют: ля-ля-ля…
- Руки на-крест,
  Три – четыре,
  Разминаемся в гробу.
  Ноги вместе,
  Три-четыре,
  Разговорчики в гробу.
- Света, Света, иди сюда. Что ты себе на голове накрутила? Где ты видела, чтобы приличные девушки так ходили? Сними! И не зыркай – не боюсь.
- В зоопарке есть львы, обезьяны, бегемоты, орлы, зяблики, куропатки, два питона и суслик Яша…Хороший, хороший…Ишь, поднялся на задние лапки и замер, а носик «фы-фы» - нюхает…
- Искупаться бы в озере. Утка любит воду, гусь любит, лебедь, а чайка только рыбку ловит: нырь – карасик, нырь – второй. Так и сама наелась, и деток накормила…
- Как же бренно всё зелёное… Нет, как бревно всё зерное…Нет, не то, не то…Земное! Ура! Как же бренно всё земное…

   Бред продолжается долго. То Елизавета Карловна вспоминает родных и близких – умерших и живых, то свои роли, то вдруг начинает беспокоиться о разных бытовых пустяках, вроде невыключенного света в туалете, то смеется, то плачет. Когда волнение достигает апогея, медсестра колет ей успокаивающие и снотворные препараты. Некоторые из них действуют сразу, другие спустя какое-то время. 
            Вскоре бред приобретает особый характер, указывающий на необратимые и катастрофические изменения в головном мозге.

Елизавета Карловна: Я – чайка… Нет, не то. Меня надо убить…Я так устала… Отдохнуть бы … отдохнуть… Я – чайка. Не то. Я – актриса. Ну да!... Фу, как воняет… Битая птица гниет…Гниет… Мне хочется есть… Дайте суп…Дайте курицу.

К постели Елизаветы Карловны подходит Чехов с фельдшером. Чехов одет строго, элегантно, а фельдшер просто, по-крестьянски, только сверху на рубаху наброшен грязный (от запекшейся крови) халат.

Чехов (глядя на Елизавету Карловну): Сколько раз она набивала своих дохлых болонок всякой дрянью. Теперь  ее саму выпотрошат  и набьют тряпками.
Фельдшер: Тряпками?
Чехов: А что же еще вместо внутренностей положить? Только тряпки.
Фельдшер: А рубаху старую можно?
Чехов: Можно.
Фельдшер: А штаны?
Чехов: И штаны.
Фельдшер: А если, к примеру, портянки?
Чехов: Их не надо, воняют.
Фельдшер: Это мы понимаем, это мы сами не жалуем, хоть и простого звания.
Чехов (грустно): Ничего не остается от человека, только чучело.  Оно полиняет, что - то съест моль, что-то само отвалится. В общем, закопают и забудут… Как это все не понятно… Когда умрет последний человек, кто скажет, что человечество вообще было? Кто? (Пауза, фельдшеру) Однако, батенька, заговорились мы с вами, а между тем (указывает на Елизавету Карловну) труп второй день лежит, пора вскрывать.
Фельдшер: А то.
Чехов (Елизавете Карловне): Не обижайся, матушка, я ведь доктор, а всякий доктор прежде всего хирург. (Фельдшеру) Никита, ланцет, трепан, пилу.
Фельдшер: Сию минуту, ваше благородие, сию минуту.

Елизавета Карловна резко приподнимается с постели

Елизавета Карловна (слабым голосом): Карету, дайте мне карету, я должна уехать отсюда. Он (показывает на Чехова) хочет меня зарезать. (Пытается кричать) Карету мне, слышите, карету!

       Елизавету Карловну никто не слышит. Тогда она встает с кровати, подходит к шкафу, распахивает его и достает оттуда бутафорские доспехи, в которых она когда-то исполняла роль Жанны Д'Арк в «Орлеанской деве» Шиллера.
        Нарядившись в доспехи, Елизавета Карловна спускается в гараж, где находится ее Ройс-Ройлс Фантом, переделанный в карету. Не дойдя нескольких шагов до автомобиля, она падает.
          К Елизавете Карловне подбегают домашние, аккуратно поднимают ее. Она уже не может говорить и только указывает на «карету». Ее сажают туда и придерживают, чтобы она не выпала. Елизавета Карловна знаком требует ее отпустить. Требование выполняют.
          В карете она царственно опирается на подушки, поднимает голову, держит ее какое-то время ровно, а потом всем телом откидывается на спинку. Становится ясно, что Елизавета Карловна Гершензон-Рысс – великая драматическая актриса – умерла.
        Сцена темнеет. Луч прожектора освещает только «карету», затем постепенно поднимается вверх и исчезает где-то глубоко, глубоко в черном пространстве зала.



                Конец V действия


Занавес




Март-апрель 2013 года