Не дождетесь!

Сергей ДОЛГИЙ,
Александр ДЕМЬЯНКОВ

(сказки старого ирониста)

ОГЛАВЛЕНИЕ:

А что, если…
Агония жизни
Акелла промахнулся!
Актуальная книга
Ау, потомки!
Африканская зараза
Болельщики
Больная тема
В темном свете
Вкусно!
Войти в положение
Второй сон
Выстрел в молоко
Гены
Глас судьбы
Да будет свет!
Двое в одном
Двойной стандарт
Джек пот
Дитя природы
Дурная наследственность
Дурной пример
Душевный разговор
Женская рассеянность
Жертва искусства
Жертва преступления
Закоренелое суеверие
Знак препинания
Издержки творчества
Импортные духи
Инстинкт бытия
Интеллигент
Интернет в рифму
Как у Пушкина
Как я стал коммунистом
Комплимент
Коты и синагога
Крепкий напиток
Лекарство от сострадания
Лопухнулся!
Лучшее средство
Масло масляное
Математическая логика
Мужские штучки
Неотвратимые гены
Непонятки
Неудачная шутка
Новогодний вопрос
О пользе арифметики
Обидная халява
Однозначно двузначная цифра
Оно
Отец невесты
Парадокс харизмы
Подкованная молодежь
Полуночная заря
Пора по бабам
Потерянный рай
Праздник
Приступ ностальгии
Разочарование
Рентгеновский снимок
Родовые корни
Розы на свадьбу
Рыболов
Светлое пятно
Святое дело
Склероз крепчал
Смешение эпох
Смысл жизни
Собачий тест
Собачница
Спичка
Справедливое замечание
Срок годности
СССР
Старые раны
Стимул к жизни
Страсть неземная
Стриптиз
Счастье пенсионера
Торт для племяшки
Универсальный сжигатель
Усилитель звука
Утро пенсионера
Форма бытия
Хмельной разговор
Цветы капитализма
Что еще надо
Шутки в сторону
Экстрасенс
Эстетическое восприятие мира
Этимология мата


А ЧТО, ЕСЛИ…

«– В рай или в ад? – спросил апостол Петр. С равнодушным взглядом,  он потряс связкой из трех массивных ключей. Миновав знаменитую световую трубу, я приземлился у врат небесных.
– А что, есть выбор? – ошалело спросил  я, пошатываясь на пушистом облаке после перелета на «тот свет».
– Для вас, махровых атеистов, не запятнавших себя всеми тяжкими и вечно недовольных жизнью, такая возможность пока еще есть! – с угрюмым видом сказал Петр.
  Я почесал зарастающую под пальцами пролысину и спросил:
– Вы намекаете на райские кущи, классную музыку и непорочных гурий?
– Не юродствуй! – повысил голос страж врат небесных,  – Хотя… Слыхал я от беглецов, что вечная благодать тоже надоедает!
– Все время на посту? – пожалел я апостола.
– Не тяни время, решай! – сказал он, – За тобой растет живая очередь.
– Любопытно, в аду нынче как? – поинтересовался я.
– Такие, как ты, туда и сбегают! – возмутился Петр, – Скучно им со святыми, видите ли!.. А в компании умников, грешников и преступников да в кипящей смоле или на раскаленной сковородке у них «крышу» сносит!
  Я вспомнил офорты Франсиска Гойи и невольно вздрогнул.
– Бр-р!.. Там, наверно, все-таки не слишком приятно!
– Некоторые терпят и зубную боль! – Досадливо поморщился апостол. –  Бессмертная душа и в гиене огненной обретает удовольствия.
– Так зачем я тогда боялся смерти? И нафига так долго мучился? – озадаченно спросил я.
  Апостол Петр печально ухмыльнулся.
– Чтобы «через тернии к звездам», так сказать!.. Да с благими намерениями расстался… А там, глядишь: перевоспитаешься, в чем я сомневаюсь, и обретешь житие в новом теле.
– Как это?.. Значит, есть возможность вернуться?
– Душа обязана трудиться, не покладая рук, на благо вселенское... И в Единого прежде надо научиться верить!
– Работать я умею! – обрадовано воскликнул я, разглядывая гигантские ворота, запертые на тяжелый навесной замок, – А насчет бога… Тут у вас и в черта поверишь!..
– Телесную жизнь не каждый заслуживает!  – прервал меня Петр и вдруг словно взорвался, – Ничего вас уже не страшит: ни эпидемии, ни катаклизмы, ни мировые войны!.. Учишь вас, воспитываешь, генотип перекраиваешь… Все бесполезно!
– Почему это?! – не поверил я.
– Потому что возомнили о себе хрен знает что… Как будто со Всевышним на равных бодаться можете! – он сердито сплюнул под ноги. Под облаками загрохотало. – Ангелы уже шестой раз пытаются вас перевоспитать… Все без толку!
– Значит, были все-таки другие цивилизации?! – сообразил я.
– Были, – согласился бородатый ключник, –  И динозавров пасли, и магией баловались, и ракетами стреляли!.. Потому и жизнь у вас теперь такая короткая, чтобы не о себе, а о потомках думали!
  Он прошелся вдоль ворот, вернулся назад и закричал:
– Бедный Господь на Земле так измучился, что уже не понимает, что с вами делать! Он же эволюцию, блин, для кого придумал?! А вы куда катитесь?!
  Мне почему-то стало обидно за человечество.
– Ничего, – сказал я, – Выживем как-нибудь!
 Апостол Петр достал носовой платок и вдруг оглушительно чихнул.
– Извини, – сказал он и высморкался – У меня аллергия на глупость.
– Не понял, – удивился я.
  Страж небесных врат высморкался еще раз.
–  Вы же наполовину звери, – объяснил он, – живете не разумом, а инстинктами, которые называете чувствами… Чужие знания считаете своими, верите всему, что долдонят по телевизору! А в погоне за удовольствиями не зная меры грызете друг друга… И всегда вам счастья мало!
– Жизнь коротка, вот и стараемся… – начал было я, но он перебил:
– Вот пошлет Он на вас хляби небесные!  И что?!
– Выплывет кто-нибудь, – неуверенно предположил я, – олигархов с яхтами нынче хватает, да и подводные лодки есть!
– О чем ты, придурок?! –  воскликнул Петр, – Останутся только праведники. Науке вашей и производству будет полный капец!
  Я тяжело вздохнул и сказал:
– Но вы же тоже когда-то… рыбаком были, но смогли же!
  Апостол печально покачал головой.
– Фигня все это! Ты, думаешь, приятно мне тут целую вечность с пудовым замком возиться?!
– А как же Павел и остальные?
– На войне они. Со злом сражаются. Четвертая вселенская у нас!
  Не зная, что сказать, я сочувственно покачал головой, и мы дружно помолчали.
Ладно, хватит, поговорили! – сказал небесный часовой, – Так ты все-таки… в ад или в рай?
– А в чистилище можно? – на всякий случай поинтересовался я.
 Страж окинул меня хмурым взглядом с ног до головы.
– Белорусов туда берут только по брони. Все места расхватали россияне. Так что выбирай и поскорее! Некогда мне тут с вами лясы точить!..
– Ничего не знаю! – упрямо сказал я, – Ад я не заслужил, а в раю атеистам делать нечего!
  Лицо апостола Петра налилось кровью.
– Ах ты, мошенник и прохвост! А еще интеллигент, называется! – заорал он, размахнулся связкой ключей, и как…»
– Влепил по наглой морде! – закончил за меня рассказ Сева.
– Короче, в этот момент я проснулся, – подтвердил я и с любопытством посмотрел на Всеволода Леонидовича и Анатолия Владимировича, сидящих рядом со мной на скамейке.
– Такие дурацкие сны не к добру, – подтвердил мои опасения Анатолий, – Все это твоя бравада!.. Тьфу-тьфу-тьфу!
  Он перекрестился.
– Такое «путешествие» надо бы обмыть! – возразил Сева – Только, жалко, денег нет.
  Лучший друг с надеждой посмотрел на меня, но я отвел глаза и лишь спросил:
– А что, если это был вовсе не сон, а чистая правда?
– Ага! – обиженно сказал Сева – Надейся! Тогда, может, и встретитесь!
– Про апостолов не шутят! – громко изрек бывший гебист Анатолий и устремил испуганный взгляд на вечернее небо, в котором пролетала огромная стая кладбищенских ворон. Мы с Всеволодом Леонидовичем засмотрелись туда же.
  В этот момент к скамейке подошла Валентина – наша ровесница и соседка – с тяжелой хозяйственной сумкой в руках. Она оценила ситуацию и ядовито произнесла:
– Чего уставились? Манны не будет!
  Не дождавшись от нас ответа, она с досадой плюнула и скрылась в подъезде.


АГОНИЯ ЖИЗНИ

  Пять лет я не хожу в поликлинику – после того, как мне ревматолог по секрету сказала, что старость не лечится. Пару раз заказывал талоны на прием к врачу, но добраться не смог – здоровья не позволило. Раньше поликлиника была рядом, а сейчас километра полтора от дома.
  Один раз заказал талон, вызвал такси и приперся к кабинету моего участкового терапевта. А там – очередь человек двадцать. И у всех талоны на прием к врачу по времени приема раньше, чем у меня.
  Сезон дачный закончился, и пенсионеры ринулись в поликлинику поправлять свое неизлечимое здоровье. Я же – от греха подальше – выполз из поликлиники и на том же такси уехал домой. Я и в магазине очередь  больше двух человек не выдерживаю – бросаю корзину с продуктами и ухожу. Сейчас заказываю продукты по Интернету и лечусь там же.
  Раньше прихватывало сердечко не очень сильно. Постою пару минут – отпустит, дальше двигаюсь. Но однажды вышел в магазин за хлебом… И так вдруг прихватило, что мама дорогая!.. Повис на ограде Пионерского парка и думаю: все «писец»! Хватаю, как рыба на песке, ртом воздух…
  И тут кто-то мне в рот кулак сует с таблеткой. Женщина пожилая с завода шла – дай бог ей здоровья! – спасла. Сразу отпустило. Я осторожно выдохнул чистый углекислый газ.
– Таблетки дома забыл? – осуждающе качая головой, спросила она.
– Какие таблетки? – не сообразил я.
– Первый раз что ли? – удивилась женщина.
– Так сильно первый!
– Беги в аптеку за нитроглицерином и всегда с собой носи!
  Теперь я с нитроглицерином не расстаюсь, но до него дело обычно не доходит. Однако, так получилось не сразу. В аптеке, где я покупал это лекарство, молоденькая продавщица посоветовала мне принимать от стенокардии диласидом, как делает ее папа. Но этот самый диласидом продавали только по рецепту.
  Купил я тогда сразу четыре флакона нитроглицерина. И по утрам началось – приступ за приступом!.. Что, кстати, странно – у меня эта стенокардия появилась, когда я весной в приступе злости стрелял из рогатки по котам. Не простые это звери – недаром их в древнем Египте боялись и боготворили. Только влюбляются они чересчур громко!
  Посидел, покумекал и решил вызвать врача на дом с помощью компьютера, но перед этим решился на эксперимент… Что будет, если начнется приступ, и не пить нитроглицерин вообще?  Когда это подлое дело с организмом произошло, я стал терпеть удушение стенокардии из последних сил.
  Начало тошнить, а потом потекла слюна , как при инсульте, и в глазах потемнело от стягивающей грудь невыносимой боли. Я даже не заметил, как непроизвольно засосал пару таблеток… И снова выжил!
  Написал при заказе талона через Интернет, что причина вызова агорафобия, нозокомефобия,  ангинофобия, что я боюсь удаляться от дома дальше ста метров и, что после инсультов в 1996 и в 2006 годах  эти фобии у меня совершенно распоясались.
  Затем я подумал и добавил, что мне также нужны женская консультация и совет нашего терапевта Кривчени, что мужики обнаглели и стали дольше жить, и поэтому наш Минздрав приказал аптекам не выдавать лекарства без рецепта.
  И главное – что мне легче «дать дуба» дома, чем в походе в поликлинику, при виде которой, меня «хватает Кондратий»!
  Как ни странно, в тот же день ко мне прибежала участковая врачиха. Оказывается, в тот день была акция – День пожилого человека. В общем, пришла молодая симпатичная женская особа, скромно присела на стул, устало вздохнула и молча уставилась на меня.
  Я достал шпаргалку с перечнем вопросов про свое здоровье, накопившихся у меня на всякий случай. На все эти двадцать вопросов, доктор лишь томно вздыхала. Я ей рассказал про свой эксперимент, про котов, про то, что когда пишу свои «романы» приступов патологически нет.
  Она с удивлением посмотрела на меня, и сказала, что романы писать – не огород лопатой вскапывать, а насчет котов – приступы спровоцировал тот факт, что мне их было подсознательно жалко, или я испугался соседей, которые могли подсмотреть, как старый дурень из рогатки стреляет в счастливых домашних животных!
  Напоследок молодая сексуальная девушка в белоснежном халате поинтересовалась, мол, чего я от нее хочу на самом деле?
   Я гордо попросил, чтобы она мне немного продлила агонию и протянул бумажку с названием запрещенного Минздравом лекарства. Врачиха молча достала бланк и выписала мне рецепт. Я внимательно его прочитал, и спросил: если это возможно, выпишите лекарство на полгода, чтобы не беспокоиться каждый месяц, что я ненароком скончаюсь у дверей ее рабочего кабинета.
   Она молча достала из своей сумочки бланки рецепта с печатью заведующей и выписала на полгода.
   Участковый терапевт поднялась уходить, посмотрела на меня и говорит: приходите, мол, лучше в поликлинику, там вас обследуют и, может, облегчат, так сказать, агонию жизни. Я в ответ категорически сказал, что в поликлинику, уважаемая, не дойду – один ее вид вызывает у меня панический страх.
   А она мне: мол, жить захотите, доберетесь на такси!
   А я ей: с чего вы решили, девушка, что я хочу жить? Страха смерти у меня нет – переболел. В туннеле знаменитом я уже два раза летал, опыт общения со светящимся «бого-шаром» у меня есть. Правда, дескать, хоть я его и видел, и слушал, но не поверил – это мираж, навеянный моим трусливым воображением, почерпнутый из книг и телевизора. Я махровый атеист, чуть-чуть верующий в космический разум. И не хочу занимать эти 20 квадратных метров жилплощади, потому что никому уже не нужен, да и мне, признаться честно, тоже никто уже не нужен!
   Она подумала и достала из сумочки тонометр. Девушка с грустью померила мне давление, послушала сердце и еще чего-то выписала.  Перед уходом сказала, что зря я так отношусь к своему здоровью, что я мужчина внешне еще очень даже ничего, что она может познакомить меня со своей мамой, которая тоже махровая атеистка-коммунистка из СССР.  Мы посмеялись, и она ушла.
   Вот уже три месяца прошли без приступов.  Этот самый диласидом мне пришелся весьма кстати – принимаю регулярно, строго по инструкции. Один раз все же попробовал не проглотить его вовремя… Чтоб меня черт подрал!
  От добра – добра не ищут! Теперь я как наркоман «сижу на игле» называемой лекарством от стенокардии. Зато чувствую себя человеком – пишу свои гениальные творения и не стреляю из рогатки в котов. Одна надежда на то, что я доживу до своей смерти в здравом уме и на полусогнутых, но ногах.


АКЕЛЛА ПРОМАХНУЛСЯ!

  Я сидел за столом и наблюдал, как моя любимая женщина наливает три чашки чая – мне, себе и пятилетней племяннице, смотрящей в соседней комнате мультфильм.
  Почти всегда, когда Люся приглашает меня к себе, неожиданно приезжают ее родственники с просьбой присмотреть «полчасика» за их единственным чадом. При этом ее брат убежден, что полчаса длятся от обеда до бесконечности.
  Наполнив чашки, Люся распечатала принесенную мной шоколадку и ласково пролепетала в сторону приоткрытой двери:
– Ю-лень-ка, иди-ка сюда!
– Ага!.. Уже идикаю! – послышался голос девочки.
  Мы с Люсей в ожидании переглянулись. Время пошло вспять, но споткнулось.
– Ну и когда она «приидикает»? – нетерпеливо проговорила моя «пассия» и подошла к дверному проему…
  Дверь резко распахнулась, едва не ударив Люсю по носу – она отпрянула в сторону, инстинктивно защищаясь руками, и в комнату вбежала племянница.
– Ах, ты сорванец! Чуть бабушку не пришибла! – хватаясь за сердце, воскликнула испуганная Люся.
– Извини, я промахнулась! – воскликнула Юля и, подбежав к столу, схватила шоколадку.


АКТУАЛЬНАЯ КНИГА
 
  Я неработающий пенсионер. Делать было нечего, и с утра я решил навестить в больнице своего ровесника – друга и соседа Всеволода Леонидовича. Над тем, как он туда попал, смеялась вся улица.
  Жена его Нина мыла пол по старинке. После троекратной просьбы поднять ноги к сидящему на диване у телевизора и увлеченно смотрящему футбол Севе она со злостью маханула мокрой тряпкой. Да так маханула, что повредила ему колено. И так удачно, что его увезли в больницу с подозрением на перелом! (Вы даже не представляете, насколько опасна мокрая тряпка!)
   Перелома не оказалось, но что-то там серьезно сместилось. И больного оставили в клинике на пару дней – отдохнуть от телевизора и футбола.
   Захотев покурить в сквере больницы Сева, ковыляя, спустился ко мне в вестибюль. Он с тоской посмотрел на внезапно начавшийся за окнами дождь и присел в кресло у продуктового ларька для больных.
   Сосед уже был в больничной пижаме и шлепанцах на босу ногу. Он задумался с незажженной сигаретой в зубах. Рядом – с дорожной сумкой в руке – стоял я.
– Тут такое дело, будь другом, дай мне носок, – вдруг сквозь зубы попросил он, – Вечером жена придет. Отдам… 
– Ты что, второй потерял? – с удивлением поинтересовался я, – Тебе левый или правый?
– Не понял, – сказал Сева, – Одолжи до вечера! Или тебе жалко?
   Я невольно вздохнул и снял с ноги ботинок, затем – носок и протянул его другу.
– На, держи! Если тебе так приспичило, пользуйся. Дарю!
  Сева вытаращил глаза, машинально взял носок и также машинально понюхал его. Он брезгливо скривился. И выразительно покрутил у виска пальцем.
– Ты чего, совсем уже того?
– Сам же попросил! – я недовольно забрал носок обратно.
– Тьфу, ты! – возмутился Сева, – Я соку хочу попить! Дай денег на сок! Здесь в ларьке есть яблочный.
– Вынь эту дрянь изо рта! И говори нормально! С членом раздельно!.. – хмыкнув, сказал я и, выдернул из его губ сигарету, – Вот, кстати, возьми. Дочка твоя передала.
  Я отдал ему сумку, надел носок и сунул ногу в ботинок.
  Сева достал из сумки книгу, взглянул на обложку,  вскочил с сиденья и, прыгая на здоровой ноге, стал издавать нечленораздельные звуки.
  Проходивший мимо, очевидно, врач – мужчина в белом халате с лицом желтушного цвета – остановился и с тревогой обратился к Севе:
– Больной, вам плохо?
  Согнувшийся в три погибели Сева со смехом прохрипел:
– Хуже некуда… Я ж из хирургического… А там двое только что из реанимации… 
   Он показал доктору книгу дочери. Взглянув на название, врач приподнял брови и произнес многозначительно:
– М-да… Вы лучше, сударь, станьте-ка ровно.
  Сева с широкой улыбкой вытянулся по стойке смирно.
  Мужчина в белом халате задумчиво ткнул указательным пальцем в правую область живота Севы. Мой друг непроизвольно скривился.
– Больно? – спросил врач.
– Есть немного, – признался Сева.
– М-да!.. – покачивая головой, снова изрек доктор, – Пить вам, уважаемый, надо бросать! И, желательно, поскорее. А то и реанимация не поможет.
  Доктор строго помахал указательным пальцем перед носом Севы и оглянулся на проходящего мимо больного.
– Сенькин, где вы шляетесь?  У вас же направление на колоноскопию!
  Сева проводил их пустым хлопающим взглядом и жизнерадостно обратился ко мне:
– Ты, Серега, в юмор-то врубился?
  Я лишь помотал головой. Тогда он повернул ко мне обложку книги и прочитал вслух:
– Раймонд Моуди… Тайны загробной жизни.
  По вестибюлю проходили медработники, больные и посетители клиники. Они с удивлением наблюдали, как, схватившись за животы, дико ржали два интеллигентных седовласых, пожилых человека – Всеволод Леонидович и я.
Светлая моему другу память!


АУ, ПОТОМКИ!

  Заядлый дачник Анатолий Владимирович, снисходительно окинув меня уничижительным взглядом, произнес:
– Зайди в любой вагон метро или троллейбуса, плюнь в толпу и наверняка попадешь…
– В «обезьянник»? – перебил я вопросом соседа.
– В писателя или в поэта! – пренебрежительно скривив лицо, продолжил он, – Сейчас все умные стали. Чтобы в «Что? Где? Когда?» играть, надо хотя бы «Википедию» вызубрить…  А романы строчить – не мешки с цементом таскать! Писак сейчас как собак нерезаных – больше, чем читателей. При этом каждый из вас читает только себя!
  Уже  дома, глядя на фотографии своих молчаливых собратьев по перу и размышляя над словами мудрого огородника, я с ним согласился, но… Графоманов нынче действительно тьма! А вот из литераторов остался только один стоящий – это я.
  Над моим письменным столом висят  портреты Пушкина и Есенина. Уже сорок лет они упрямо соглашаются со мной. И время над этими гениями не властно. Потому что они вовремя умерли.
  Великий дачник Анатолий Владимирович, помнится,  сам когда-то говорил: если бы меня в молодости сожгли на костре советской инквизиции, замучили в застенках развитого сталинизма, или – на худой конец – тайно зарезали в беспартийной подворотне, то и я бы смог заслуженно прославиться! Даже нелепая смерть от удара током дает творцу бессмертие.
  А мне до сорока лет писать было некогда – очень нравилось жить. Я конечно – гений. Но умру в безвестности потому, что вовремя не сообразил: при долгой жизни даже прирожденные классики никогда не будут считаться таковыми. Но я то точно знаю – кто я есть на самом деле!
  Жаль, конечно, но почти никто из современников так и не узнает о гениальном писателе Сергее Ивановиче Долгом! Разве что – далекие потомки?..
  Тогда возникает законный вопрос. Нафига мне это надо? Труд мастера должен высоко оплачиваться… Может быть я тем и отличаюсь от серой массы трудящихся, что вкалываю за письменным столом совершенно бесплатно?!
  Читающие эти строки граждане, вероятно, думают, что я лишь ерничаю или иронизирую, и этот рассказ – литературная шутка. Я, дескать, не могу так рассуждать из-за профессиональной скромности таланта!
  Да. Я действительно не думаю так о своей гениальности, а это знаю. И никто не понимает почему. Ну не могут окружающие охватить масштаб моей творческой мысли!
  Для кого я тогда пишу? Ау, потомки! Я иду к вам! Мои бессмертные произведения ждут вдумчивых читателей будущего...
  С этими замечательными мыслями я выбежал на улицу и наткнулся на Анатолия Владимировича, уткнувшегося в какую-то официальную бумагу.
–Убожества! Что они понимают?! Да я!.. Да меня!.. – с горечью сказал он, поднимая на меня гневно горящие глаза.
– Что случилось? – вежливо поинтересовался я.
– Десятилетний труд по селекции… В Минсельхозе не признали… Мой сорт «Анатошка»... Это же гениально! – глотая слова, со слезами простонал сосед.
– Ты что, тоже того? – растеряно пробормотал я.
– Почему «тоже»? Ты кто такой? Ты что о себе возомнил?! – Схватил меня за грудки озверевший селекционер.
– Толик, отвали! – испуганно крикнул я, – Я просто… слегка талантливый!
– То-то же!.. – ослабляя хватку, ласково проговорил сосед, – Два непризнанных гения в одном доме это перебор!
  Вернувшись в квартиру, я прикрепил свою скромную фотокарточку над портретами Пушкина и Есенина. Получилось, как на олимпийском пьедестале: я – на первом месте, Есенин – на втором, и Александр Сергеевич – на третьем. 
  Любуясь этой символической картинкой, я твердо решил, что этот «бугай-неудачник» со своей доморощенной картошкой еще не созрел, чтобы осознать всю значимость моей творческой личности.
  Зачем на него из-за этого обижаться? Эх, где же вы, потомки?!


АФРИКАНСКАЯ ЗАРАЗА

  В гостиной перед комнатой дочери прохаживалась моя невестка Галина, даже не предложившая мне снять верхнюю одежду. Я пришел навестить мою первую внучку Дашеньку.
– Присядьте и не мешайте. У Даши – вирусолог.
– Что случилось? – спросил я.
– Она вирус где-то подцепила! Отец еле нашел толкового специалиста…
– Все так серьезно? – обеспокоено выдохнул я.
  Невестка прижала к груди сложенные, словно в молитве руки.
– Я так испугалась! Даша со вчерашнего дня не в себе – так мучается. Жалко до слез!
  Из комнаты Даши с дипломатом в правой руке – в строгом черном костюме – вышел, как я сообразил, вирусолог.
– Ну что? – нервно спросила у него Галина.
– Не волнуйтесь, все хорошо! – успокоил он мою невестку.
– Что у девочки за вирус? – поинтересовался я.
– Целый букет: Good times, One-Half и африканец Wins Start, – мудрено сказал эскулап.
– Ужас!.. Даже африканский?! Где она могла его подцепить? – спросила встревоженная мамаша.
– Играет, видно, где попало! – махнул небрежно рукой вирусолог.
– А мы не заразимся? – с мыслей о второй моей внучке, нахмурившись, поинтересовался я.
– Вы что, с ними в одной сети? – с профессиональным интересом переспросил меня мужчина.
– Какой сети? – ничего не понимая, удивился я.
– Из нескольких компьютеров.
Я растерянно стал соображать…
– Галя, я сейчас кого-то из вас придушу! – Сдвинув брови, я грозно посмотрел на невестку и сделал легкое движение вперед, чтобы продемонстрировать свою угрозу.
  Но тут из комнаты внучки раздался дикий восторженный крик:
– Я его убила! Мама, я его убила! Иди скорее, посмотри!
  Мое сердце на мгновение остановилось. Что позволило специалисту по «вирусологии» куда-то испариться.


БОЛЕЛЬЩИКИ

– Ты почему такой грустный, съел чего? Опять несварение желудка или – не дай бог! – в одном месте, колом что-то застряло? Не к ужину сказано! – спросил я у расстроенного чем-то Анатолия Владимировича, подошедшего к скамейке, на которой отдыхали мы с Всеволодом Анатолиевичем – тоже соседом, но из другого подъезда.
– Да, нет! Смотрел по «Евроспорту», как играют «Барселона» с «Реалом». Приятно поглядеть! Какое ровное изумрудное поле! И как эти «гады» пасуют! Как они технично обрабатывают мяч! И как все это показывают их телевизионщики!.. Потом переключил на наш спортивный канал, а там!.. Минское «Динамо», блин, с этими… –  Анатолий Владимирович скорчил брезгливую гримасу. – Чуть не стошнило! На поле – цвета размазанного по траве дерьма – носятся наши идиоты… Какой там прием мяча?! Он от них же он, как от стенки, отскакивает! Бегают кучей, с выпученными глазами, с одной стороны поля на другую. Лучше бы не смотрел «Евроспорт» – ну такая большая разница! Или это наши телевизионщики не умеют работать? Как будто специально не тот ракурс выбирают!
  Всеволод Анатольевич вальяжно откинулся на спинку скамейки и с видом знатока произнес:
– Все просто. Одни в футбол играют, а другие просто бегают – куда мяч дурная голова пошлет!.. – Он выдержал глубокомысленную паузу и продолжил, – Я думаю, за «бугром» бутсы и майки на груди специальным клеем мажут. Ты видел, как они летящий мяч укрощают? Он же останавливается, как приклеенный! А от наших за сто метров отскакивает! Ты думаешь: почему они такие точные пасы дают?.. – Всеволод Анатольевич хитро прищурился. – Потому что на Западе обувь импортная! А у нас – бутсы совместной фабрики «Тихоход»! И ноги у наших футболистов не парные: одна – левая а, другая – правая!.. А какая у них игровая техника?!.. В чем тут хитрость? Я думаю, бутсы у них с электронным прицелом: как ни ударишь по мячу, он все равно к воротам летит – на маячок. Не зря полковник Абель когда-то предупреждал о подобном Льва Яшина!
–  Наших футболистов, как будто специально, учили «пугать ворон» и «палить по воробьям»! Они же все в армии не служили! – согласился со сказанным и продолжил Анатолий Владимирович,  – Если у них там за бугром мяч срезается, то летит в чужие ворота, а наши защитники норовят угодить в свои. Потому что Устава сволочи не знают! В карауле гады не стояли!
– Может быть, все дело в строении черепа? – не выдержал я, прерывая соседа, – У славян же головы кривые! Монголы и угрофинны, говорят, постарались. Вот почему от них так мячи отскакивают!.. У «яйцеголовых» европейцев по закону физики, как у биллиардного шара: угол падения равен углу отражения… А у наших футболистов, если мяч попадет на выступ черепа или шишку, то он и летит хрен знает куда. Может, блин, по дороге так закрутить!
  Мои собеседники задумчиво закивали – с наукой не поспоришь.
– Какой там счет? – поинтересовался Всеволод Анатольевич у Анатолия Владимировича.
– Первый тайм закончился. Пока ничья: два – два.
– В игре «Динамо»?
–  Нет, на еврокубке, – сказал Анатолий Владимирович, – Ладно. Пойду домой – как раз перерыв заканчивается… На этот раз «Реал» должен выиграть!
–  Я, пожалуй, тоже, пойду, взгляну, – бодро поднимаясь со скамейки, проговорил Всеволод Анатольевич и добавил, снисходительно глядя на Анатолия Владимировича –  Но я болею за «Барселону»! 
–  А я, кажись, патриот… – Я приподнялся следом за ними и застыл на полусогнутых в предчувствии острого приступа радикулита.
   Ностальгирующий «совок» Анатолий Владимирович и воинственный ненавистник гнилого Запада Всеволод Анатольевич с недоумением переглянулись и с жалостью посмотрели на меня с высоты полного роста.
  Я осторожно вздохнул – боль отступила. В голове промелькнуло: «Кажись, просто отсидел заницу!» Собравшись с силами, я заорал:
– «Динамо» – чемпион!
  Соседи испуганно оглянулись и разошлись по своим подъездам. «О, футбол! – почему-то радостно подумал я, – Хорошо, что ты вне политики!» 


БОЛЬНАЯ ТЕМА

  Дмитрий Львович – врач-психиатр. Месяц назад я взял у него «порнушку». Скопировал на свой компьютер и забыл отдать флэшку. Сегодня она попалась мне на глаза, и я решил вернуть «лечебное» устройство другу, но в какую смену он работает, не знаю. Звоню по сотовому:
– Здорово, Мить!
– Привет, Долгий!
– Хочу к тебе завтра заглянуть.
– Заходи. Только с утра.
– В котором часу ты встаешь?
– Как только встанет, так и встаю.
– Что встанет?.. Солнце?
– Нет.
– В смысле ты сам?
– Я с ним. Помнишь, как там у Некрасова?.. «Всю ночь поднимается медленно в гору, а утром встряхнешь, и опять – с ноготок!»
 Вслед за словами в трубке послышался женский смех.
– Счастливчик! Так ты еще «боец»?
– В каком смысле?
– В стоячем.
 Митя ответил через паузу:
– Не так, чтобы уж, но и не уж чтобы так.
– Не понял… Как это?
– Абы как! 
Мы одновременно вздохнули.
– Так все-таки во сколько приходить? – спросил я.
– Часов в девять.
– Понял. Кто-то там с тобой? – я понизил голос.
– Тамара. Привет тебе от нее.
– И её туда же, – пошутил я, – Теперь понятно все!
– Что понятно?
– Твои инсинуации на «стоячую» тему.
– Ладно. Пока.
– До завтра.
   «На воре и шапка горит! У кого что болит, тот о том говорит», – я вспомнил сразу две подходящие по смыслу пословицы и задумался.
  Видимо, у Мити начинаются проблемы с женщинами. Последнее время он стал слишком часто вспоминать про «это»! В нашем возрасте для бывших бабников это болезненное событие. «Бойцы» никак не хотят смириться с наступающей старостью! А по мне как холостяку на пенсии – одной головной болью меньше! На городскую «стометровку» не надо последние деньги тратить. Не получается, и ладно!
  Но тут ко мне позвонила Люся…


В ТЕМНОМ СВЕТЕ

  К расстроенному донельзя мне на скамейку подсел Всеволод Леонидович.
– Что, ездил в центр? – взглянув на мою физиономию, спросил он.
– Ну, да…– нехотя ответил я.
– Опять тебя «раздели»? – с участием спросил Сева.
– До последней нитки!.. – признался я.
– В казино? – с насмешкой спросил Сева, знающий мое пристрастие к игре.
– Нет, – сказал я. – Хуже.
– Где же ты тогда был?! – удивился он.
– В ресторане! Последнюю заначку пришлось отдать! – в отчаянье сказал я.
– Как тебя туда занесло? – заинтересовался друг.
– Люся затащила. Сказала, что разменяла двести «баксов», чтобы отметить квартальную премию. – Я со вздохом покачал головой.
– И что?!
– Она, как всегда, забыла переложить деньги из рабочей сумочки в цивильную! – возмущенно посетовал я.
– Сколько же у неё этих дамских сумочек?
– Десять!.. Для всех праздников и костюмов!
– Понятное дело! – сказал Сева, – Хотя бы часть твоих «кровных» потом вернула?
  Я лишь махнул рукой я и со звериным оскалом лица прорычал:
– Она по дороге ко мне заглянула, блин,  в косметический салон… Я её чуть не придушил!
– Да не убивайся ты так!..– посочувствовал мне Сева, почесал пролысину и через паузу с досадой воскликнул, – Это ж сколько водки можно было купить!
– Теперь у меня будет дикая аллергия к брюнеткам! – сокрушенно пожаловался я.
– При чем здесь они?! – изумился Сева.
– Эта дура в том салоне волосы, блин,  перекрасила! – закричал я и, обхватив руками виски, застонал, как раненый.


ВКУСНО!

   Мы пили чай. Напротив нас за столом сидела племянница Люси и вдохновенно рисовала фломастером на листе писчей бумаги – ее родители где-то задержались после культпохода в театр. Поглядывая на меня, Люся виновато улыбнулась.
   Я вспомнил про презент, который принес для своей пассии. Достал из кармана, распаковал стограммовую пластинку шоколада «Аленка», отломил третью часть и протянул девочке.
– Хочешь кусочек? – предложил я.
   Не отрываясь от своего занятия, Юля выхватила у меня дольки и запихнула в рот.
   Она смачно жевала, причмокивая и размазывая шоколад по губам… Люся взглянула на племянницу и с укоризной покачала головой.
– Юленька, какое волшебное слово надо сказать дедушке?
– Вкусно! – облизываясь, сказала пятилетняя художница.
  Я с умилением ухмыльнулся.
  Из открытой форточки послышался шум двигателя легковой машины. Юля бросила фломастер и подбежала к окну.
– А «Жигули» во дворе чьи? – спросила девочка.
– Мои, – приосанившись, ответил я.
– А у моего папы «Опель»! – гордо сказала Юля.
– Машина не роскошь, а средство передвижения! – словно оправдываясь, сказал я, – И у той и другой ровно по четыре колеса… Какая разница?!
– «Жигули» и «Опель» другая разница! – заявила малютка.
   Я в сотый раз с улыбкой переварил очередной «перл» ее наивной непосредственности.


ВОЙТИ В ПОЛОЖЕНИЕ

   Со смартфоном в руке, я зашел в комнату, где за компьютером играла внучка.
– Дашенька, моя знакомая, наверное, отключила на ночь телефон и забыла включить. Но она ждет звонка. Помоги, а? Войди в мое положение, – попросил я.
– Хорошо. Говори пароль, – не отрывая взгляд от монитора, сказала Даша.
– Какой пароль? – не понял я.
– Забыл? – продолжая играть, спросила она.
– Что забыл? – опять не сообразил я.
– Ну, как я без пароля войду в твое положение?! – рассердилась она.
– А-а!.. Понял. Пиши! – Я ухмыльнулся и продиктовал по слогам, – Э-то я, твой дед Сер-гей!
– Тут семнадцать знаков, а надо девять, – уткнувшись в компьютер, сказала внучка.
– Даша, очнись! – осторожно трогая её за плечо, повысил голос я.
– Дедушка, привет! – Она нажала «паузу» и, обернулась.– Что тебе?.. 
– Я в этой штуке не очень разбираюсь! – сказал я, – Пошли мне СМС-ку на этот номер.
   И протянул ей смартфон. Даша взяла.
– Говори предложение.
– Приеду вечером к восьми, – продиктовал я.
  Внучка быстро набрала и отправила текст.
– Всё? – Она вернула смартфон.
– Да. Спасибо. Я пошел.
– Дед, а пароль? – повернувшись к монитору, опять спросила внучка.
– Зачем пароль?.. – снова удивился я.
– Чтобы войти в твое положение, – терпеливо объяснила она, продолжая игру.
– Не надо, ты уже вошла, – пробормотал я.
  Но Даша, кажется, уже не расслышала!


ВТОРОЙ СОН

«– Опять ты здесь?! – возмутился апостол Петр, – Я ж тебя обратно жить отправил, чтобы ты тут погоду «не мутил»! За долги грохнули или окочурился на молодой путане?
– Вроде, нет... – неуверенно сказал я, озираясь вокруг. На облаке у врат небесных со времени моего предыдущего визита ничего не изменилось.
– Неужели, по твоему сценарию кино сняли, и ты «представился» от радости? – в голосе апостола прозвучала ирония.
  Я попытался вспомнить последние часы жизни и не смог, поэтому схитрил:
– Вы же сами знаете!
– Откуда?! – удивился Петр, – Сегодня на планерке о тебе даже мельком не вспоминали! Может быть, Всевышний затеял что-то и всех умников призывает под свои ясные очи… Но я почему-то боюсь, что это самодеятельность! Лети-ка ты, Долгий, отсюда по добру, по здорову!
  Он с досадой махнул рукой в неопределенном направлении. Я опешил.
– Как это «лети»?
– А так это! – произнес страж небесных врат, – Ты руки-ноги свои видишь?
  Я покрутил «головой» и не узрел даже кончика собственного носа.
– Что со мной?
– Ты нынче бестелесный дух, – объяснил Петр, – Счастливого пути!
– Куда?
– На Кудыкину гору! – «посоветовал» он.
  Я одурел совершенно и поэтому спросил:
– А где это?
– В Караганде! – закричал апостол, надул щеки и дунул на меня изо всех сил.
  Я попытался удержаться за клочья сырого белоснежного облака, но ветер подхватил мое невесомое сознание, и… я проснулся в холодном поту, едва не свалившись с кровати».
  Всеволод Леонидович и Анатолий Владимирович дослушали и молча переглянулись.
– Придурок! – поставил мне «диагноз» заслуженный чекист нашего двора.
– А, может быть, и хуже! – задумчиво подтвердил Сева, – Это называется «навязчивый сон»! Тебе, дорогой, надо к наркологу!..
– Недавно же вместе выпивали! – возразил я, – Ты ему слова не дал сказать.
  Сева посмотрел на меня с сомнением. Его память регулярно «трещала по швам».
– А о чем мы тогда говорили?
– Обо всем, – хмуро напомнил я.
  Сева собрал в голове отдельные «лоскутки» и пришел к странному выводу:
– Нарколог это еще не психиатр!
– А психиатр это не священник! – уточнил Анатолий – Тебе, Сергей Иваныч, о душе подумать надо. Слишком она у тебя легковесная!
– Это откуда такие умозаключения?! – возмутился я.
– Ты не обижайся, – ласково сказал бывший гэбист, – но в таких снах святые иногда грешнику как бы подсказывают: исповедайся, помолись, покайся!..
– Иди ты, знаешь куда!.. – посоветовал я и добавил, – Не в чем мне, товарищ майор, каяться!
– Это ты зря! – возразил Анатолий – Облегчить душу никогда не поздно. Я это по себе знаю, потому что…
– Она у меня и так легковесная! – справедливо вставил я.
–  Лишняя совесть это тяжкий груз! – упрямо договорил сосед.
  Сева в бога не верил, как и я, но почему-то согласно кивнул.
– Зря такие сны не повторяются, – сказал он, – Ты бы все-таки посоветовался со спецом! Наркологи тоже кое-что знают… о пограничных, так сказать, состояниях.
–Ага, – согласился я, – Но лучше я просто напишу завещание!
  Всеволод Леонидович и Анатолий Владимирович одновременно сплюнули.
 – Тьфу-тьфу-тьфу! – сказали они.
  С неба закапало, и мы дружно поднялись со скамейки.


ВЫСТРЕЛ В МОЛОКО

  Я осторожно заглянул в комнату. Невестка смотрела телевизор.  Держа руки за спиной, я неловко кашлянул.
  Едва взглянув на меня, Галина сообразила в чем дело и поинтересовалась:
– Ну и какой подарок вы ей купили на этот раз?
– Вот! – Я достал из-за спины игрушечную копию винтовки.
– Что это?
– Настоящий винчестер! – гордо сказал я.
– Вам это не кажется странным? – Невестка взглянула на меня с недоумением. – Зачем шестилетней девочке ружьё?
– Она сама попросила меня купить новенький винчестер, чтобы поиграть в какую-то крутую ковбойскую игру, – сказал я, вскидывая игрушку и шутливо прицеливаясь, – Ба-бах!.. Точная копия! Едва нашел!
– И сколько эта «пугалка» стоит? – поинтересовалась Галина.
– Для любимой внучки мне денег не жалко! – скромно сказал я.
– Папа, какой же вы все-таки… Как бы это сказать?.. Лузер! – Невестка сокрушенно покачала головой. – Внучка просила купить новый винчестер для нашего старого компьютера!
  Я растерянно опустил ствол и непроизвольно нажал на спусковой крючок. Детский карабин громко хлопнул игрушечным патроном.


ГЕНЫ

  Я, Всеволод Леонидович и Анатолий Владимирович беседовали на скамейке. Разговор зашел о генной инженерии. Дескать, определить нынче, чей родился ребенок – «раз плюнуть». Говорили в основном я и Сева, Анатолий сидел рядом и почесывал «репу».
  Неожиданно он тяжело вздохнул и произнес:
– У нас в деревне два Генки было: рыжий и черный, и оба вокруг моей будущей жены увивались… И первенца мы так назвали.
  Сева неловко кашлянул в кулак и поинтересовался:
– Разве она у тебя не честной была, когда замуж выходила?
– В каком смысле «честной»?
–На учете в милиции не состояла? Случайно ничего не украла? – усмехнувшись, спросил я.
– Вроде нет. – Анатолий озадаченно уставился на меня.
– Идиот! Я тебя спросил про ее девственность! – сердито сказал Сева.
– А-а!.. Это нет!.. Генка родился только через три года после свадьбы! – растерянно признался Анатолий.
– Нормальное явление, – подтвердил я.
– Но мы же с женой русоволосые, а сын черный! – с неожиданной обидой воскликнул Анатолий Владимирович.
– Ну и что? Не все ли тебе равно?! – Я пожал плечами.
– Мне-то всё равно. Я его воспитал, так сказать, вырастил, но какой-то осадок в душе остается!.. – Анатолий  возмущенно сплюнул. –  Ну почему она настояла на этом имени?!
– Кретин! Уже почти полвека прошло! – повысил голос Сева.
– Нет! – твердо сказал Анатолий Владимирович, – Мне все-таки интересно: какие у моего сына Гены гены?
  Мы с Севой не поняли каламбур, и задумчиво почесали свои «репы».


ГЛАС СУДЬБЫ

  На четвертом этаже здания СКБ в инструментальном отделе нас было человек двадцать пять. Три сектора, три их руководителя и Анатолий Петрович Малик, сидящий за тяжелым письменным столом в торце длинной комнаты, чтобы видеть всех работающих за кульманами сотрудников.
  Бедный наш начальник отдела, мучаясь от безделья, с деловым видом перебирал бумаги и через каждые полчаса, прихватив с собой пустую папку для документов, выбегал покурить между этажами с такими же бездельниками, как сам.
  И на этот раз, мужественно зевая, он, как обычно, боролся со сном.  Подчиненные что-то молча чертили. Анатолию Петровичу, согласно должности, работать за кульманом не полагалось. В помещении было тихо, как в могиле.
  И вдруг раздался телефонный звонок. Внешность Малика соответствовала фамилии – маленький, лысенький, средней упитанности… Но вместо горла ему досталась Иерихонская труба! Слово «алло» прогремело, как гром среди ясного неба. Все три человеческих сектора дружно вздрогнули.   
  Анатолий Петрович не разговаривал по телефону, а орал, словно он находился в горах, а собеседник – где-то за перевалом.
  Ему позвонил технолог из цеха. Рабочий у станка не смог различить проставленный в чертеже размер детали. Одна цифра – толи 3, толи 5, а может и все 8!
  Можно, конечно, спокойно подозвать к себе руководителя сектора, разобраться с проектом и сообщить размер по телефону, а затем отправить проектировщика поправить цифру в копии чертежа.
   Но не тут-то было! Загремели команды Малика. И все до одного сотрудники, как угорелые, понеслись от шкафа к шкафу, толкаясь и мешая друг другу – в поисках альбомов с оригиналами. Наконец нашли причину: копировальщица размазала цифру на кальке при копировании, и в цех передали синьки рабочих чертежей с небольшим дефектом. Сразу же выяснилось, кто проектировал, и кто проверял копировку. Но люди все равно еще долго рылись в сваленных в кучу рулонах оригинальных чертежей.
   Анатолий Петрович воодушевленно гарцевал по проходу, раздавая противоречивые команды и проклиная копировальщицу, которая – как и почему так оказалось?! – недавно ушла на пенсию. По этой немыслимой причине Малик пообещал лишить квартальной премии конструктора детали и руководителя сектора.
  Из-за летней жары форточки в здании были открыты. Так что в кабинете директора на втором этаже было хорошо слышно, как Анатолий Петрович Малик радеет за производство.
  К нашему счастью его очень скоро повысили в должности!


ДА БУДЕТ СВЕТ!

  Сложив руки, как у покойника, внучка неподвижно лежала на кровати.
– Дашенька, добрый день! – бодро сказал я, заходя в комнату.
– Привет, дедушка. Как дела? – поздоровалась она замогильным голосом, бездумно уставившись в мрачный вечерний потолок.
  Я подошел к кровати.
– Нормально.
– Какая в мире погода? – безучастно спросила Даша.
  Я постарался улыбнуться.
– Погода прекрасная, солнечная!..
– Что нового еще? – тихо поинтересовалась она.
– В мире происходит много чего интересного! – воскликнул я с нарастающей тревогой.
– Жаль, что все это проходит мимо меня, – сказала потолку внучка.
– Что с тобой? Заболела? Ты такая бледная! – не выдержал я и присел рядом с ней.
– Какая теперь разница? Мне все равно! – выдохнула Даша, поворачиваясь лицом к стене.
  Я с тоской огляделся по сторонам. Со стороны окна от занавесок к моим ногам протянулись длинные черные тени. Послышались шаги, и в комнату заглянула мать девочки.
– Галя, ты врача вызвала? – обратился я к ней. Невестка пожала плечами.
– Зачем?
– Посмотри, что с дочкой! Она же, как неживая! – возмутился я.
– Ага!.. – Галина усмехнулась. – Я ее сейчас мигом вылечу!
– Как? – Я взглянул на невестку с недоверием.
– Очень просто! – сказала она, – Вы забыли, что я ходила на курсы экстрасенсов?
  В ответ я лишь с иронией покачал головой. Галина медленно подняла руку…
– Да будет свет!
  Щелкнула клавиша выключателя, и вечерний сумрак озарила свисающая с потолка люстра. Даша мгновенно вскочила и, подпрыгнув на пружинном матрасе, завопила:
– Ура!
  Мое лицо, видимо, выражало такую крайнюю степень недоумения, что невестка сразу же сказала:
– У нас с утра не было электричества. Авария на подстанции!
– При чем здесь это? – не врубился я.
– Сергей Иванович! – сказала Галина – Из всех дедушек, вы самый лучший… лузер!
Я оглянулся. Даша уже сидела за своим любимым компьютером.


ДВОЕ В ОДНОМ
 
  У меня три бабы в квартире – бывшая жена, дочка, внучка и два мужика – я с  зятем. Как вы думаете, кто – по мнению моих женщин – самый  бестолковый, путающийся под ногами и дающий дебильные советы член семьи? Правильно! Я.
  Не приведи господь им что-либо дельное предложить – себе дороже! С ног до головы помоями обольют и а потом высмеют и сделают так, как я им  посоветовал. Но если друг с другом поделятся женской глупостью, то выслушают со вниманием, обсудят и тут же её забудут.
  Если в доме– не дай бог! – что-то валяется не на месте или куда-то затерялось, то виноват опять же я. Раковину я замарываю, плиту газовую я загаживаю, мусор на пол я выбрасываю!.. Когда же одна из них посуду разобьет, или что-то сломает, или вдруг лампочка перегорит – я этому тоже поспособствовал, даже если меня не было дома. Плохая погода на улице – это тоже повод семейных репрессий! Все равно виноват только я – «накаркал».
  Совсем распоясались! Хотя я их понимаю – у всех женщин заморочек навалом. Наукой доказано. На кого им грязь выплескивать? Конечно, только на меня!
  У нас мужиков всего-то: сексуально-алкогольная неудовлетворенность и похмельная депрессия. Все остальные неприятности – даже пошатнувшееся здоровье – это лишь досадные недоразумения, на которые можно просто плюнуть.
  На моих баб я уже давно так и сделал, поэтому не обращаю на них внимания или воспринимаю «наезды» как должное. Но иногда все равно задевает!..
  Мой друг и сосед Сева говорит, что я – «дерьмократ сраный», и виноват сам. Жену, дескать, взял не из деревни – послушную и работящую, а столичную вертихвостку. Да и дочку воспитал не в строгости и послушании.  Как законченный дурак! Вот и пожинаю плоды на старости лет.
   В его же семье хозяин он, и никто не смеет перечить. Если бабы недовольно «вякают в тряпочку», то тихо и с оглядкой, спрятавшись в туалете… Потому, что уважают!
  Севе хорошо – у него кулак с мою голову, и шея, как у быка-производителя. У меня же на тощей шее галстук болтается. Да и ножками я шаркаю не «в меру культурно» перед кем попало, как будто воспитанник пансиона для  благородных девиц. Утешает лишь факт, что после смерти меня заменит зять. И бедняге мало не покажется!  Моя внучка и его дочка подрастет, выйдет замуж, и голос, как говорится, прорежется… Прости меня, Господи!
  Сева не знает, что в семейной кладовке хранится мое другое «Я». Оно появляется на свет не очень часто – раз в неделю, семь дней в месяц, то есть – на один месяц в полгода. И этот «Второй я» – уже не робкий интеллигент, а монстр! Зверь беспощадный и кровожадный… Он просыпается, когда на меня снисходит творческое вдохновение.
  Никто не смеет войти в комнату, когда я с диким огненным взглядом сижу у компьютера под осенившей меня музой и остервенело стучу клавиатурой.
  Жизнь вокруг замирает. Женщины и насекомые разбегаются по своим углам. В нашей квартире звучит самый древний родовой инстинкт.
  Не мешайте насыщаться альфа-самцу. Разорвет в клочья!
 

ДВОЙНОЙ СТАНДАРТ.

  Мы прощались с Всеволодом Леонидовичем недалеко от его дома.
– Пора ужинать. Режим это святое! – убеждал меня Сева.
  Сверху донесся шум, мы подняли головы.
  На балконе третьего этажа соседнего подъезда Яцек Цыбульский отряхивал скатерть. Заметив нас, он стыдливо вжал голову в плечи и мгновенно испарился.
– У, морда пшецская!.. Тут же люди ходят! Совсем оборзел! – обращаясь ко мне, прорычал Всеволод Леонидович.
  Мы с Севой солидарно – с возмущением – еще раз посмотрели наверх.
  В этот момент на соседний с Яцеком балкон третьего этажа вышла жена Севы. Она с громким хлопком встряхнула пыльный коврик. После Нина посмотрела на нас и приветливо помахала рукой.
– Эй, муженек! Иди-ка ты домой – ужин уже готов!
  И Нина вышла с балкона.
  Сдерживая ухмылку, я с иронией посмотрел на соседа и  поинтересовался:
– Интересно, какой «мордой», ты сейчас свою назовешь?
– Она-то тут причем? – не понял моей иронии Сева, – Я же ей, как этому гаду… пятьдесят баксов не должен!
  Он пожал мне руку на прощание и скрылся в подъезде.
  С застывшей на лице улыбкой я невольно задумался о политике. Пятьдесят долларов для белорусского пенсионера – это все-таки деньги!


ДЖЕК-ПОТ

  В закутке у входа в торговый зал нашего супермаркета находится терминал «Спорт-пари». Здесь я и остановился, хотя собирался купить молоко.
   Я с детства убежден, что любая лотерея – это для «лохов». Когда-то еще отец, держа в одной руке пачку сталинских облигаций, а в другой газету «Правда», с саркастической ухмылкой читал вслух мне – дошкольнику о том, как на гнилом Западе капиталисты обдирают нищих трудящихся азартными играми.  Лотереи в СССР появились, когда Брежнев сменил Хрущева, а я учился в школе. С тех славных пор это подлое буржуазное дело пошло-поехало. Сколько сейчас прозванных в народе «лохотронами» игр? Тьма!
   Как бывший невоспитанный, но убежденный комсомолец и недоучившийся математик, которого выгнали из университета за аморальное поведение, я точно знал: согласно теории вероятности шансов на крупный выигрыш в лото – ноль целых хрен десятых.  Но, тем не менее, играл во все, что попало. Проигрывал, но  играл. И выработал такую тактику: если из семи раз в любой азартной игре мне не везло, то я выбирал другую.
   Недавно купил билеты «Пять из тридцати шести». Заполнив бланк сразу на семь розыгрышей, я уверенно проиграл в шести из них. Завтра должен был состояться последний – седьмой по счету, и я решил: если в этот раз ничего не выиграю, то завяжу со всеми азартными играми вообще и навсегда!
   Недалеко от терминала заведующая магазином – холеная симпатичная женщина среднего возраста – прикрепляла кнопками на щит объявлений стандартный лист бумаги. За компьютером терминала сидел худой щуплый мужчина лет сорока в толстых очках.
– Ну, как там мой джек-пот в «Пяти из тридцати шести»? Растет? – спросил я у очкарика.
– Уже триста миллионов! Но только этот джек-пот не ваш, а мой. Я десять вариантов заполнил, – вызывающе ответил он.
 Я наклонился над его ухом и, поднося к носу кулак, с показной угрозой прорычал:
– Чо ты сказал?!.. Я, уважаемый, уже распределил эту халяву на семейные покупки! Так что ты, блин, рот на чужие «бабки»не разевай… А не то, сам знаешь!..
  Мужичок в очках с шутливым испугом заслонил лицо ладонями, отклоняясь назад, пропищал фальцетом:
– Только попробуй! Ударишь, а я ненароком возьму и помру. Ты же тогда остаток жизни проведешь в тюрьме. Смотри, свидетелей – целый магазин!
   От вертушки у выхода из торгового зала отделился верзила-охранник, остановился напротив нас и презрительно, сквозь зубы процедил:
– Это кто тут из вас на джек-пот губу раскатал?.. Живьем закопаю!
  Заведующая, отходя от щита с объявлениями, ехидно усмехаясь. Уперев руки в бока, она решительно прервала наш спор:
– А ну-ка, тихо! Расшумелись тут!.. На мои триста миллионов заритесь? Мечтатели! Я сейчас вас мигом разведу! – и, обращаясь к охраннику, добавила, – Марш на свой пост, а-то уволю!
  Верзила, трусливо вжав плечи, торопливо засеменил в торговый зал, искоса поглядывая на свою начальницу.
– А тебе, любезный, если будешь выпендриваться, я аннулирую аренду и выкину вместе с твоим терминалом на улицу, – строго сказала она очкарику.
   В ответ тот лишь невинно захлопал ресницами.
   Переведя взгляд на меня и, жалобно окинув взглядом с ног до головы, заведующая скорбно произнесла:
– Ну а вы, дедушка, пока ноги ходят, топайте в сторону крематория, – Женщина мечтательно взглянула на потолок. – Я на эти триста миллионов лучше в отпуск на Бали махну. Всю жизнь мечтала!
   Забыв про молоко, я послушно поплелся к выходу. В пустой голове промелькнула мысль: «Эх, жизнь моя стариковская!.. Пить и курить я бросил – здоровье не позволяет, «стометровка» и казино – тоже в прошлом. Вот и с «лохотронами» пора завязывать!..»
  Притопав домой, я сел за стол, взглянул на клавиатуру компьютера и задумчиво почесал подбородок. «Если еще перестать пачкать электронную «бумагу» своими «творениями», то можно спокойно «сыграть в ящик». А что еще прикажете делать?!»
  Следом за подбородком почему-то зачесался вымытый с утра затылок. «Чем черт не шутит!.. Если я все-таки сорву этот джек-пот, то назло заведующей и на зависть остальным на Бали полечу я. В этом райском уголке крематорий мне точно не понадобится!»
  На следующий день все так и случилось. Только во сне. И я вдруг понял: все наши мечты обязательно сбываются!


ДИТЯ ПРИРОДЫ
 
  У калитки подворья стоял сосед Люси по даче, местный житель Микола, с которым меня успела познакомить моя зазноба, выгнавшая меня из хаты, чтобы не мешал ей наводить в своем загородном «особняке» порядок. 
  Абориген, задрав голову вверх, о чем-то глубокомысленно думал. Я подошел к нему и тоже посмотрел на облака.
– Привет, Микола.  Я тут, с твоей соседкой по грибы собрался, – сказал я, – Как думаешь:  дождь будет?
  Мужик подскреб небритый подбородок и скривил губы. Затем он наклонил голову налево, потом направо и тяжело вздохнул.
  Люся меня предупреждала, что в деревне живут люди степенные, обстоятельные, но думают медленно. Однако я, как бывший начальник, привык, чтобы на мои вопросы отвечали быстро и связно. До Перестройки на производстве постоянно «горел» план, и все носились высунув язык и выпучив глаза… Да, были когда-то славные времена!
  А сейчас… Если в очереди из двух-трех покупателей происходит заминка у кассы, я иногда, психанув, бросаю корзину с продуктами и выбегаю из магазина. Представьте, с каким удовольствием я бы зашел в родную районную поликлинику с пулеметом Дегтярева, оснащенным патронами на полную катушку! 
  И вот теперь я вынужден был стоять и терпеливо ждать мудрого совета гегемона нив и полей… Но Микола лишь задумчиво глядел ввысь и чесал волосатые части головы. Его «мыслительная» мимика повторилась несколько раз.
  Я в негодовании сжал кулаки и, не выдержав, угрожающе прорычал:
– Чего ты тут рожи корчишь?!
Микола спокойно перевел взгляд на меня и медленно проговорил:
– Да вот… думаю… не мешало бы… к зиме крышу покрасить.
– Какую крышу?! Ты что – с дуба рухнул? – нервно возмутился я, – Я тебя про дождь спрашиваю!.. Будет или нет?
  Микола, привычно не спеша, посмотрел по сторонам и снова задумчиво возвел глаза на небо.
– Можа будзе… – Он глубоко вздохнул. – А можа и не!
– Наконец-то «родил»!..  Метеоролог, блин! – подвел итог разговора я.
  Микола пожал плечами, почесал затылок и опять глубокомысленно задумался о вечных проблемах деревенского бытия.


ДУРНАЯ НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ

   Сижу я с лучшим другом по несчастью Сашкой за бутылочкой сухого. Мы с ним по научному – лудоманы, а проще  – игроманы. Ему, как и мне, за шестьдесят, оба уже лет двадцать разведены  по той же причине.
  На нем – костюм «тройка», белоснежная рубашка с бабочкой, а на мне – лишь старый залатанный халат. Я – бывшая жертва казино, а он до сих пор «висит» над рулеткой или зарабатывает геморройные «просижни»  за карточным столом, играя в покер или блэк джек.
– Вчера невестка позвонила мне и спрашивает: «Что такое «кэш», фраза «не фулхауз» и как «сорвать джек пот»?»  – говорит мне Сашка с горечью, –  Я ей объясняю, что кэш – это наличные деньги, сорвать джек-пот – значит крупно выиграть, а «не фулхауз» – это когда у тебя не все дома. Зачем это тебе – спрашиваю? «Сынок ваш, – отвечает, – этими словечками бросается»,  И начала жаловаться на сына. Что она его в кровати только по утрам видит, что приходит далеко за полночь и оправдывается, будто в какой-то липовой фирме подрабатывает. По выходным же у него постоянно – то крестины, то день рождения, то другу помочь надо… А карточку свою банковскою не рассекречивает – утверждает, что копит на джип. Если он что покупает, то лишь по мелочам, но иногда, правда – редко, вдруг шикует и сорит деньгами налево и направо. А затем снова живет на пособие жены по уходу за ребенком и ворует колбасу из холодильника «любимой» тёщи. Тебе, Сергей Иванович, эта ситуация ничего не напоминает?
   Сашка вопросительно посмотрел на меня.
– Напоминает, – поморщился я, – Когда-то тоже врал, не краснея.
– А как я заливался ночным «соловьем»! – закатив глаза, вспомнил былое Сашка – По-черному! Как будто сам себе верил!.. Особенно я любил «юбилеи» начальства, «срочную работу» в конце квартала и одну несчастную «женщину с ребенком», которую надо было постоянно подменять…
  Он прищурился и задумчиво взглянул сквозь стену.
– Мать говорила, что я фантазер, – перешел на воспоминания я, – что у меня богатое воображение и, что мне романы писать надо… Что, кстати, я сейчас и делаю!.. Но всему приходит «кондец», и я попался.
  Мы оба вздохнули, и я продолжил:
– Мое казино находилось в здании пятизвездочной гостиницы со всеми удовольствиями – от ресторана до бильярдного зала. Там меня и увидела пришедшая на юбилей мамаша.
  Администратор казино Валечка оказалась ее древней подругой и с удовольствием рассказала – кто я такой на самом деле! Что уже три года я ежедневно «работаю» в их казино, и все проститутки, заядлые игроки и профессиональные бильярдисты меня знают, как облупленного.
 Сашка понимающе кивнул и нежно погладил себя по лысеющей голове.
– После смерти матери, – сказал я, – никто меня уже не удерживал. Помню, как, вернувшись домой с пустым кошельком, я просыпался в одиночестве и заглядывал в пустой холодильник. Голод и пустота – отличные творческие стимуляторы. Жизнь налегке плодотворна, не то, что сейчас – вроде бы всё есть, свободного времени навалом, а вместо мыслей – одни маразмы!.. 
   Я взглянул на друга и спросил:
– Ты, Сашок, сам-то еще играешь?
– Бывает такой грех.
– И не стыдно в твоем возрасте?
– Ты все равно не поверишь, – сказал он, –  Еще как – стыдно!
– Что, никак не можешь бросить?
– Могу и… не хочу. Тебе, Серега, хорошо – ты свои страсти в романы выплескиваешь, а мне каково? Раньше меня тоже мать за уши таскала –стоило мне только войти в дом, а она уже откуда-то знавала, что я проигрался… Стыдила за казино и ругала, а сейчас – некому.
  Он налил себе вина, перекрестился и выпил. Видно, помянул родную покойницу.
– Игрока сразу видно. По покрасневшему от адреналина лицу, воспаленным глазам и провонявшей дымом сигарет одежде, – объяснил другу  я, – Мы же с тобой не курим, а в казино дым всегда столбом. Еще моя мамаша следила за паспортом – без него выигрыш в казино не дают. Нет оного в шкатулке с документами, значит: сын снова загулял!
  Сашка с удивлением улыбнулся.
– Точно!.. А я все никак не мог сообразить, как она это делает! Сейчас, кстати, без паспорта вообще в казино не пускают.
  Он кашлянул, выждал паузу и продолжил:
–  Почему так долго играю?  Потому что – недоучившийся математик с уникальной памятью, которого выгнали из университета за аморальное отношение к половым сношениям с однокурсницей.
– То есть в блэк джеке ты можешь стать миллиардером?
– Могу, да не дадут. Ребята в казино – тоже ушлые и считать умеют. Стоит лишь пару раз сорвать джэк пот чересчур удачно, они сразу  же закроют передо мной двери всех казино города. А для меня игра – это всё!
– Возьми и махни в Баден-Баден.
– И там бугаи у входа будут ждать, и – в Лас-Вегасе, и – в Монте-Карло. Казино – самая международная мафия! Я, чтобы продлить, как ты пишешь, «агонию своей порочной страсти», скромно выигрываю свою сотню баксов в блэк джек и тут же честно спускаю их в покер или в рулетку. Во всем, дорогой, надо знать меру. Зато время проходит с интересом.
– Понятно. А на что ты живешь?
– На пенсию.
– Хватает?
– Даже остается. Я же не пью и не курю, на «стометровку» не бегаю и вещи донашиваю еще со времён перестройки. Вот только – как теперь с сыном быть? Мой отец тоже с ипподрома не вылезал. Его после войны  из Москвы в Минск сослали автозавод строить. Здесь он женился и меня произвел. Так что наследственность у нас в роду – от лучших скакунов!
  Сашка в отчаянии махнул рукой.
– Что я могу тебе сказать? – сказал я и пожал плечами, – Сына у меня нет, у дочки растет внук, но я, наверное, не доживу до той поры, когда в нем – не приведи господь! – проснутся мои «лудоманские» гены. А вдруг он все-таки писателем станет или поэтом? Нет. Хорошо, что я не увижу внука Васеньку за игровым столом.
  Друг ехидно ухмыльнулся.
– Рано радуешься – не зарекайся… Писатели живут долго, если вовремя не застрелятся или не сопьются.
– Сплюнь!.. Какая в стране продолжительность средней жизни мужского организма?
– Мы с тобой эту норму уже перебрали.
– Вот!.. Не сегодня, так завтра обязательно помрем, – радостно сказал я, – У меня постоянно то в боку колет, то спина болит, то сердечко прихватывает – с нитроглицерином не расстаюсь. А ты?
– Я бесчувственный. Все человеческое с возрастом притупились, а некоторые лишние органы просто болтаются... Осталась одна  страсть – игра. Казино спасает от скуки и депрессии, но нитроглицерин – на всякий «пожарный»  я тоже ношу.
– А может ты зря себя «накручиваешь», может твой сын на самом деле – честный и заботливый самец?
– Все в жизни может…  Только ген игромании точно есть! С наукой не поспоришь.
– Не повезло, значит, нашим потомкам! – печально выдохнул я.
– Проклянут сволочи! –  сказал Сашка и, тяжело вздохнув, тоскливо посмотрел сквозь бетонную стену.
   Мне показалось, что сухое вино в бутылке наполнилось подозрительной уверенностью, что старые картежники сегодня его не допьют.


ДУРНОЙ ПРИМЕР

  За накрытым столом с водкой в стаканах сидели Всеволод Леонидович и Анатолий. Передо мной стоял фужер с сухим вином.
– Все-таки большой спорт вреден для здоровья. Мастер спорта по спортивному ориентированию, кандидат в мастера по горному туризму, перворазрядник по водному туризму… – начал свою речь я.
– Чемпион нашего двора по литерболу, – перебил меня  Сева.
– И это было, – согласился я, – Всё это сказывается: в шестьдесят  колени уже не гнутся.
– Лечиться надо, – посоветовал Анатолий Владимирович.
– Ты глюкозамин пробовал глотать? – спросил Сева.
– Все пробовал, что есть в аптеках, – отмахнулся от него я.
– А мази? – поинтересовался Сева.
– Я на свои суставы добрую тонну перемазал, пока мой ревматолог не сказала по секрету, что старость не лечится, – сказал я и безнадежно махнул рукой.
– Кто-то когда-то сказал: всё яд и всё лекарство, – вдруг вспомнил мудрое изречение Анатолий.
– Для тугодума, пожалуйста, объясни! – тупо мотнув головой, спросил Сева.
– Это цитата Гиппократа. А Парацельс добавил, что всё определяет доза, – похвастался начитанностью я.
– Точно. Вот я, свою дозу знаю, – разглядывая свой стакан с водкой, сказал Анатолий.
– Каждый пьяница должен ее знать, – согласился с соседом я.
– Чтоб не дай бог, не выпить меньше! – угрюмо сказал «тугодум» Сева и опрокинул свой стакан с водкой в горло.
  Мы с Анатолием Владимировичем неодобрительно вздохнули, но последовали его примеру.


ДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР

  Тяжело вздыхая от безделья, я слонялся по квартире. В субботний летний день с развлечениями у меня не густо – соседи и друзья «отдыхают» на дачах, по телевизору густым потоком идут тупые рейтинговые программы с юмором выше колена и ниже пупка…
  И тут раздалась мелодия песни беспризорников из кинофильма «Республика ШКИД».  «По приютам я с детства скитался, не имея родного угла!» – пропел я и достал из кармана мобильный телефон.
– Алло!
– Hello! Что нового? – бодро прокричал мне в ухо мужской голос.
– Ничего…
– А дела как? – поинтересовался неизвестный.
– Да никак!.. Выходные же! – обиженно сказал я.
– Как это?!
– Никак. Валяюсь полдня на диване у телика, – признался я.
– С зазнобой?
– Нет, тихо сам собою…
– А-а!..  Я-то подумал абы что! – хихикнул мужчина.
– Каждый думает в меру своей распущенности, – сказал я строго.
– О чем это ты? – как будто не понял собеседник.
– Ни о чем! Ты-то что подумал? 
– Да так!.. Просто к слову сказал!
– Ну и что?! – спросил я агрессивно.
– Ну и ничего! – ответил он угрожающе.
– Иди ты тогда, сам знаешь куда!.. – сквозь зубы сказал я.
– И тебя туда же! Даже еще подальше! – беззлобно отпарировал он.
– Слушай, ты кто? – наконец поинтересовался я.
– Костя, это же… ты? – с надеждой в голосе спросил незнакомец.
– Я вообще-то даже сзади не Костя! – ехидно ответил я.
– Да?!.. А голос похожий! – удивился собеседник и, вздохнув, добавил, – Не Костя так и… черт с ним! Все равно  приятно было поговорить с остроумным человеком!
– Поговорить ни о чем… это надо уметь! – согласился с ним я.
– Ладно. Надоело переливать из пустого в порожнее. Да и вообще… всё надоело! Одно и тоже каждый день!.. – с тоской сказал незнакомец.
– И не говори! – снова согласился я.
– У тебя мой номер в памяти «отобьется»? – вдруг поинтересовался он.
– Кажись, да. Должен.
– Будет скучно, звони! С тоски это бывает полезно, – предложил голос в трубке. 
– Okay! – опять согласился я, – Позвоню, когда хочется убить время.
– Кстати, скоро по телику футбол! – радостно сообщил незнакомец.
– Знаю. Ты за кого болеешь? – проверил я его «на вшивость».
– За гостей.
– А я за наших!
– Извини, «наши», это кто?
– Какая тебе разница? Футбол есть футбол! – возмутился я.
– Понятно. Значит, пару часов отдохнем! – уверил меня он.
– А потом что?!  – опять возмутился я.
– Придумаю что-нибудь, если не засну, – задумчиво сказал незнакомец.
  Я посмотрел на часы и почесал затылок.
– Кстати, совсем вылетело из головы!.. Кто сейчас из нас звонит?.. Ты или я?
– Какая тебе разница? – переспросил голос.
– Как это какая?!.. На моем  счету остались копейки! У меня, кстати, Велком. А у тебя?
  В ответ кто-то громко кашлянул, и зазвучали короткие гудки.
  На всякий случай я заглянул в меню своего мобильного телефона… Судя по номеру, я разговаривал с абонентом МТС!


ЖЕНСКАЯ РАССЕЯННОСТЬ

«Мы сидели на диване. Племянница листала детский журнал «Шапокляк», а я вязала на спицах, шевеля губами и считая петли.
– Юленька, сейчас начнется мой сериал. Поищи пульт, я его с утра не могу найти, или просто включи телевизор, – попросила я.
– Сама включай! – увлеченно разглядывая журнал, отмахнулась Юля.
– Я уже забыла какой кнопкой переключать каналы, – виновато призналась я.
  Девочка встала с дивана и, подойдя к телевизору, стала разглядывать рабочую панель.
– Это не компьютер, – озадаченно проговорила она, – Баба Люся, нашла!
  Подпрыгнув от радости, Юля схватила пульт, лежащий между вазой с цветами и настольными часами.
– Слава богу! – не отрываясь от вязания, с облегчением произнесла я.
  Раздался звонок радиотелефона. Племянница с пультом в руке подбежала к тумбочке, и схватила трубку…
– Алло!.. – отозвалась она, послушала и возразила, – Я не пупсик, а девочка.
  Юля подошла с телефоном ко мне и вопросительно посмотрела. Я быстро помотала головой: мол, меня нет дома.
– Пупсика сейчас нет. Перезвоните потом… Хорошо передам, – сказал в трубку племянница,
выключила телефон и положила его на стол.
– Баба Люся, а кто тебя так обзывает? Он сказал, что бы ты позвонила котенку, – с удивлением сказала Юля.
– Перебьётся этот «котенок». Включай скорее телевизор! – откладывая спицы в сторону, скомандовала я.
  Юля взглянула на стол и, растерянно оглядевшись по сторонам, вдруг спросила:
– Баба Люся, а куда подевался пульт?» – Моя пассия прервала рассказ, улыбнулась и произнесла:
– В общем, если бы ты, мой котенок, «перебился» и не приехал, мы бы никогда не сообразили, что пульт от телевизора лежит в подзарядном устройстве радиотелефона!
  Я посмотрел в сторону дивана. Пятилетняя девочка спала – у её родителей затянулось очередное «кризисное» собрание соучредителей ОАО.


ЖЕРТВА ИСКУССТВА

  Я стоял у зеркала и рассматривал свой заплывший синяком, прищуренный, как у китайца, глаз.  Это же, надо,  думал я, как доигрался старый пень!
  Пожилой человек, пенсионер, интеллигент в четвертом поколении получил по роже! И от кого? От женщины! Правда, весовая категория у нее повыше моих девяноста килограммов раза в полтора, но все же обидно.
  Заигрался я. Переборщил. Не учел прилива религиозных чувств ныне  – православной верующей, а в прошлом – заместителя секретаря райкома партии по идеологии и ярой атеистки в нашем с ней застольном диспуте о кресте животворящем.
  Это же Наталья Борисовна дала мне рекомендацию для вступления в ряды КПСС! И меня – молодого коммуниста она же убедила стать политагитатором в деле борьбы с  «опиумом для народа»! Это с ее подачи, часто с жестокого похмелья, я каждый понедельник клеймил почем зря на родном заводе религиозные суеверия и безнравственность попов!
  И вот теперь – у меня дома, за накрытым к юбилею столом, в присутствии самых близких мне людей за что?!..
  Нет!.. Вести застольную беседу – это тоже своего рода искусство. Невольно вспоминаются диспуты, которые мы устраивали еще в СССР.  Например, в компании кто-нибудь вдруг заявлял, что Пугачева – безголосая дура, проститутка и хамка, и в ответ сразу же звучало, что она – гениальная певица, и только бездари завидуют ее таланту и творческой свободе.  Этот научный спор порой доходил до драки – на потеху публике.
  Как часто за праздничным столом, когда становилось скучно и обычные темы были исчерпаны, вдруг находился человек, который неожиданно направлял разговор в новое русло! 
  Случалось, он удачно шутил или сообщал невероятную гадость про старого хорошего и всем знакомого отсутствующего. Или наорет, бывало, такой гость на безобидного холерика, заставит его вспылить и даже выйти из себя!
  Мне всегда казалось, что лучше всего заранее пригласить яркую личность – «актера», с которым можно поцапаться – сыграть на публику.
  Старому коллективу постоянно нужна встряска. Какая свадьба без драки? Если нет подставного «козла отпущения», выручают гитара или баян. В этом случае все всплески хмельных эмоций заменяет хоровое пение.
  Вчера, пригласив человек 15 друзей, я избрал для провокации Наталью Борисовну и по старой доброй привычке наехал на нее с безобидным «животворящим крестом» – чтоб ему вечно гореть синим пламенем!
  Я же не знал, что родина коммунизма – это евангельское учение. И что настоящие коммунистки крестятся в зрелом возрасте! И Христос воскрес, оказывается, как настоящий революционер!
   Вот и заработал «фингал» от профессионального идеолога. Тему избрал неудачную. Крест – это святое!
  Хорошо, что среди моих знакомых нет исламистов, а сторонники всех остальных конфессий относительно толерантны. Даже у меня – махрового православного атеиста – появилась внучка-иноверка. Зять как липовый католик удружил – окрестил её в костеле.
  Вот и я боюсь теперь – даже за семейным столом! – затронуть чьи-либо нежные религиозные чувства. Зарезать родные могут!
  Когда все жили хорошо, то к религии относились спустя рукава, а как только стало еще лучше – кризис за кризисом – все вдруг вспомнили: к какой вере они относятся правым боком. Агрессивный негатив своей никчемной жизни люди с молитвой выплескивают на иноверцев и безбожников.
  После развода, уже лет двадцать, раз в месяц друзья собирались у меня в квартире. Нам было весело, мы хохмили, импровизировали – «оттягивались» по полной… Все мои застолья были  отрежиссированы заранее. Я продумывал их с Маратом – моим другом, липовым оппонентом и штатным провокатором. Но однажды он умер. Достойной замены не нашлось, и вот вам – результат налицо!
  Я принял решение, что больше не буду собирать гостей. Накладно и в глаз легко получить. Да и прибирать за друзьями не надо, ту же посуду мыть…
  Возраст шутить мешает. Режим надо соблюдать. Таблетки вовремя принимать. Лежа на диване, в любимый телевизор глазеть – но не новости смотреть, а только спорт! Полезнее для здоровья.
  Еще в компьютере можно «паука» разложить и прочитать разные глупости про пришельцев,  а еще лучше – полюбоваться обнаженными красивыми девушками…
  Но лучше всего писать роман о любви! И бог в этом деле не нужен, и веришь только в себя. Ну, его на фиг – это светлое райское будущее! Прости меня и ты, партия! Выжил я из религиозного ума.


ЖЕРТВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ

   Взглянув на мою сердитую рожу, Всеволод Леонидович с любопытством спросил:
– Как отдохнул?
– Хреново! – огрызнулся я.
– Чего так?
– Ограбили меня… сволочи! – сквозь зубы сказал я.
– Хотел бы я посмотреть на этих отчаянных парней! – искренне удивился сосед.
– До службы все по-другому было! – пожаловался я на судьбу, – Бывало, подкараулят в подворотне, набьют морду и часы снимут… После десантуры я таких – одной левой!
– Как много денег было с собой? – сочувствуя, поинтересовался лучший друг.
– Почти вся пенсия! – выдохнул я с досадой.
– «Морда лица» у тебя вроде целая… – попытался успокоить  меня Сева, – Слава богу, что живой остался!
– Ну, да, – подумав, согласился я, – Но адреналин и ощущения были такие же, как в подворотне!
– Как же они тебя взяли?..
– Гипноз какой-то! – Я машинально почесал горло. – Сам, как кролик, полез!
– И где они тебя, так грамотно «сделали»? – изумился Сева.
  Я тяжело вздохнул и угрюмо признался:
– В казино!


ЗАКОСТЕНЕЛОЕ СУЕВЕРИЕ

  «Скоро обед, а хлеба нет!» – вспомнил я и пошел в магазин. То, что режим питания в пожилом возрасте надо неукоснительно соблюдать – аксиома. 
  Торопливо возвращаясь домой с хлебом в «авоське», я наткнулся на своих ровесников – соседей-пенсионеров Анатолия Владимировича и Всеволода Анатольевича, перегородивших мне движение по придорожному тротуару.
  Они стояли ко мне спиной и, предлагая жестами друг другу пройти вперед, громко препирались.
– Будьте добры, проходите! – любезно говорил первый.
– Что вы? Только после вас! – вторил ему Всеволод Анатольевич.
– Да вы же темнота беспросветная! – с жалостью пробурчал Анатолий Владимирович.
– А ты нехристь! Кричишь, что атеист, а сам… с предрассудками!
  Заметив меня, они одновременно замолкли.
– Чо за шум, а драки нет?.. Зачем ссоритесь? – вежливо поинтересовался я.
– Топай куда шел! У нас тут теологическая беседа! – Отмахнулся от меня Всеволод Анатольевич.
– Какая? – переспросил я лучшего друга.
– Прохожих это не касается!– нетерпеливо гаркнул Анатолий Владимирович.
– Отвали! – прорычал мне Всеволод Анатольевич.
  Я шутливо принял борцовскую стойку и – на всякий «пожарный» – сделал два шага назад. Пенсионеры живо переглянулись и, одобрительно кивнув друг другу, ласково посмотрели на меня.
– Извини, Серега, будь так любезен, если не затруднит… Прошу, так сказать! – Всеволод Анатольевич, любезно склонив голову, отступил в сторону, освобождая мне путь, и даже шаркнул по асфальту туфлей. Взмахом руки он предложил мне пройти мимо.
– Идите, пожалуйста, любезный вы наш, куда шли! А мы с коллегой продолжим свой теологический спор тет-а-тет! – Анатолий Владимирович проделал передо мной те же движения.
  Глядя на их застывшие «добрые» лица, я невольно почуял в галантных намерениях соседей какой-то подвох и удалился еще на шаг.
  За моей спиной послышалось шарканье обуви об асфальт. Я обернулся. По тротуару, кряхтя и охая, приближалась старушка с клюкой и кошелкой. Мне пришлось уступить ей дорогу.
  «Баба Яга» безучастно проковыляла между склонившихся в угодливых позах оппонентов, которые сопроводили ее проход восхищенными взглядами.
– Какая женщина!.. – с показным восторгом воскликнул Всеволод Анатольевич.
– Богиня, блин!  – посылая вслед старушке воздушный поцелуй, «восхитился» Анатолий Владимирович.
  Я в недоумении пожал плечами и осторожно спросил:
– Вы совсем шизанулись, или как?
– Прости, Серега! –сказал Всеволод Анатольевич, с облегчением выдыхая воздух.
– За что? – поинтересовался я.
– Понимаешь, Анатолию Владимировичу тут… черная кошка перебежала дорогу! – ехидно глядя на приятеля, с ухмылкой проговорил мой друг.
– Что ж тогда ты сам, блин, такой махровый атеист, а побоялся пройти первым?! – резко набычившись, прошипел Анатолий Владимирович.
  Я молча проскочил в проход между ними, не мешая пенсионерам продолжать словесный поединок. В голове промелькнуло: «Несчастные «совки»! И тема для спора у них дебильная – при чем здесь теология?!.. Да и времени до обеда осталось всего ничего. Режим – это святое!»
  Подходя к дому, я вдруг заметил, как перед дверью в мой подъезд пробежала черная кошка. Остановившись, я презрительно хихикнул, посмотрел на наручные часы и присел на скамейку. «Береженого – все-таки – бог бережет!»


ЗНАК ПРЕПИНАНИЯ

  Передо мной, у наполовину накрытого в гостиной стола, скромно переминаясь с ноги на ногу, стоял Денис. Грозно насупив брови, я придирчиво разглядывал предполагаемого мужа дочери. Она, как это водится, привела познакомить жениха с родителями.
  Из кухни доносились  женские голоса и звон посуды.
– Я люблю вашу дочь, – угрюмо сказал Денис.
– Это как бы само собой разумеется! – предположил я, – Но вообще-то кроме любви надо бы что-то иметь еще…
– У нас с мамой двухкомнатная квартира. Я после института буду хорошо зарабатывать, – самоуверенно сказал безработный жених.
– Молодой человек, у вас есть счет в банке? – мудро поинтересовался я.
– А как же! Валютный, – не без гордости ответил будущий зять.
– Значит, процент капает?
– Естественно.
– Извините за нескромный вопрос.  Сколько цифровых знаков в вашем валютном счете?
– Пять, – сказал Денис после непродолжительной паузы.
– А перед запятой? – слегка прищурив глаз, спросил я.
– Три, – тихо признался студент и, смутившись, покраснел.               
  Я с ухмылкой посмотрел на поникшего парня, сокрушенно покачал головой и, указав ладонью на место за столом, ласково сказал:
– Вот и хорошо. Я, надеюсь, на ползунки хватит?


ИЗДЕРЖКИ ТВОРЧЕСТВА

  Давеча, ни с того ни с сего, ко мне пришел сосед из соседнего дома – тоже неработающий пенсионер, заядлый дачник Анатолий Владимирович. С ним  мы иногда встречались на улице и беседовали на разные темы, но друг у друга в гостях ни разу не были.
  Зашел он в мою «берлогу», остановился в прихожей и по сторонам «зыркает».
– Я весьма польщен, достопочтимый Анатолий Владимирович, что вы решили почтить своим присутствием мою скромную особу, – учтиво проговорил я.
– Надо же, Сергей Иваныч!.. Столько лет живем рядом, а я ни разу у тебя не был. Вот и решил посмотреть, как живет наш любимый писатель.
 – Ты извини, у меня тут творческий, так сказать, бардак, – сказал я и виновато пожал плечами.
– Чего вздыхаешь? – спросил он.
– Да вот, на старости лет… Ты только лишнего не подумай… Влюбился я как старый маразматик!
– В твои годы это нормально, – улыбнулся гость, – Последний выхлоп тестостерона. Как говорится, бес в ребро!
– Не удивляйся, – смутился я, – у меня тут в спальне…
– Что в спальне?
– Источник вдохновения… Страсть моя запоздалая…  Боюсь к ней даже прикоснутся, любуюсь как бы…
– То есть, платонически? – Анатолий ехидно хихикнул и, переходя на шепот, хитро прищурил глаз, – Молодая небось… лет пятьдесят?
– Чуть за двадцать.
– Ого!.. Так ты у нас развратник и совратитель?! – опешил Анатолий, – И давно она у тебя?!
– Второй день… Деньги халявные, гонорар появился… В супермаркете увидел…
– Ничего себе!  Познакомишь?
– Ты не очень-то меня не понял… – замялся я.
– Ревнуешь или боишься, что уведу? – приподнявшись на цыпочках и заглядывая мне за спину, прошептал Анатолий, – Дай посмотреть хоть одним глазом!
  Я приоткрыл дверь в свою комнату и тихо сказал:
– Смотри.
   Анатолий Владимирович отодвинул меня в сторону, резво вошел в комнату и в недоумении завертел головой.
– Где она?
– Ты что, слепой? Да вот же висит, – указал рукой я на прикрепленную к стене над моей кроватью глянцевую фоторепродукцию.
  Анатолий Владимирович даже не улыбнулся, а только с недоумением обжег меня взглядом.
– Ты что, извращенец?!.. Лучше б вместо этой плоской голой блондинки надувную бабу купил!.. Страдаешь тут, как в песне: «Тихо сам с собою», – он с жалостью посмотрел на меня, – Цветок твой знаменитый где?
  Анатолий Владимирович снова окинул комнату взглядом.
– Какой цветок? – удивился я.
– Тот, о котором ты вчера говорил. Он расцветает пышным цветом, когда ты роман строчишь.
  Я  в недоумении захлопал ресницами и едва выдавил из себя:
– Цветок – это же метафора…
– Чего?.. В нашем дачном кооперативе я заслуженный цветовод-огородник! Первый раз слышу такое название!.. Кстати, это из-за него я сейчас тут…
  От неожиданности я невольно сложил руки на коленях.
– Давай, показывай! – сердито скомандовал гость.
– Ха!.. – ответил я – Штаны снимать неохота!
– Какие еще штаны?
   Анатолий Владимирович растерялся.
– «Как  распустившийся цветок» это тоже сравнение,  – сказал и вздохнул я.
– Все равно не понял, – признался сосед.
  И тогда я объяснил:
– Короче, это геморрой, который я заработал на свою… дурную голову сидячей работой.
  Анатолий Владимирович громко кашлянул, немного подумал и извлек из кармана пиджака бутылку водки.
– Огурчик соленый и кусок хлеба, прозаик ты наш, у тебя в доме есть? – с глубоким почтением спросил он.
– Это тоже найдется! – обрадовался взаимопониманию я.


ИМПОРТНЫЕ ДУХИ

  Мы стояли на крыльце деревенской хаты: я, Люся и глуховатая хозяйка дома. Смотрели, как отъезжает легковая иномарка.
– А кто ён таки? – поднося ладонь к уху, спросила у дочери бабка Параска.
– Знакомый Сергея, – Люся показала на меня рукой.
– Хай твой хлопец… яго у сябе дома и прыютить!
– Мама, он у тебя поживет всего одну неделю! – громко сказала подруга моего сердца, – Хотя он родом из Африки, но цивилизованный бизнесмен!
– Где я стольки прастынак наберу? Ён жа чорны! – возмутилась Люсина мать.
– Черный это не грязный! Кожа у него такая! – над ухом бабки произнес я.
–  Ён жа брыдка пахне, – Сокрушенно покачала головой хозяйка хаты, принюхиваясь ко мне и воротя нос.
– Это импортный одеколон для мужчин! – закричала Люся, – Туалетная вода такая!
– Тувалетная што?! – Бабка Параска замахала руками. – Я ж гавару: ён смярдить!
  Пристроить на деревенский отдых моего знакомого негра оказалось слишком неполиткорректно.


ИНСТИНКТ БЫТИЯ

  Когда я появился на свет, салюта в честь моего рождения не было, духовой оркестр не исполнял торжественные марши, и Вифлеемская звезда не сияла на небесах. Я родился в муках, которые испытала моя мать. Роды были очень тяжелые. Врачи своевременно даже рекомендовали ей прервать беременность: строение таза, мол,  не такое, чревато… Но мой отец так не считал. С его стороны все это выглядело, как злой умысел. Но факт остается фактом – я родился!
  Они с матерью прожили вместе лет пятьдесят – периодически сходясь и разводясь. Когда отец умер, мама попросила не хоронить ее рядом с ним – она предпочла другое место. Впоследствии я выполнил эту просьбу и похоронил мать в могиле бабушки – оказывается, так можно делать через двадцать лет после предыдущих похорон! – а сам зарезервировал себе место рядом с отцом, о чем поставил в известность собственных детей.
  Каким они были мне родителями? Бог им судья – все-таки одна кровь! Любили, конечно, пожить в свое удовольствие. Детьми заниматься было некогда – мы с сестрой им только мешали. Рано они нас завели – меня мама родила в 19 лет. Своей разгульной жизнью родители компенсировали свое ужасное военное детство и голодную послевоенную молодость. Отец с шестнадцати лет партизанил, а какая в землянке жизнь? Голод, холод, грязь, вши и лесные блохи величиной с горошину…
  Меня и сестру воспитывали: бабка Матрена, круглосуточные интернаты, соседи и улица. Я ходил в школу в старых залатанных штанах, потому что папа «химичил» с алиментами. Учился не плохо. Поступил в университет, из которого меня вовремя исключили за аморальное поведение. Затем были: срочная служба, завод, расточной станок и вечернее отделение института, которое я худо-бедно закончил. Инженер-конструктор, зам. – глав. зам. начальника. Женитьба. Дети. Развод…
  И вот я сижу в своей комнате, как сыч, у компьютера. Пенсионер с кучей хвороб: колени и спина не гнутся, в носу свербит, в груди хрипит, давление и настроение хронически хреновые. Даже смерть как будто не страшит! Сдается порой, что мы с ней взаимно безразличны. Никому я, вроде, не нужен – существую, постоянно упрекая себя: хватит мешать молодым! Но в тоже время словно ждешь что-то – еще совсем немного, чуть-чуть… Интересно, почему так со мной: и хочется, но не колется, а колется, так не хочется?!
  Видимо, человек так устроен: ко всему привыкает и живет до последнего вздоха. Вот и ноги не гнутся, и в боку постоянно болит, немощное тело едва шевелится… Уже и средство под рукой припас «от всех болезней». Вот оно перед глазами – как только почувствую, что становлюсь «овощем», так сразу приму!
  Задумаешься напоследок – это голова не сдается. Ноги отказали? Так руки-то при тебе! Ах, они у тебя уже трясутся без ветра? Так мозги же есть!
  Для полуживых «существ», кстати, эти самые мозги придумали памперсы, «утку» и коляску, на которой старики забывают про свое «последнее средство», потому что наступает склероз. И как бы ты не хотел заставлять родных мучиться рядом, однажды вдруг оказывается, что это происходит. Почему? Да потому что мораль у нас такая, и все мы лицемеры, утверждающие, что такая жизнь уготована судьбой и богом! Инстинкт выживания – самый могучий и беспощадный на Земле.
  Вот почему, чем дольше я живу, тем сильнее верю в растения!


ИНТЕЛЛИГЕНТ
 
  Мы стояли в тамбуре переполненного вагона пригородной электрички. Мы – это я и моя очень близкая знакомая – можно сказать «зазноба» – Людмила Михайловна, барышня бальзаковского возраста, но еще симпатичная и сочная.
   Люся (как ее все называли) недавно приобрела по дешевке домик в вымирающей деревне и пригласила меня «отдохнуть» на выходные. Как у большинства одиноких женщин, у нее был не столько интимный интерес, а скорее практический, для разрешения которого потребовались  мужские руки. Я это подозревал и не без основания…
  Голос из динамика оповестил, что мы прибываем на станцию Ратомка. Двери вагона после остановки состава с шумом открылись. Мы с Люсей одновременно посмотрели через открытые двери на железнодорожную платформу станции.
  Из здания придорожной кассы выбежал щуплый – интеллигентного вида – очкарик лет тридцати пяти в костюме с развевающимся за белоснежным воротником галстуком. В одной руке у него была коробка с тортом, в другой – букетик из трех гвоздик. Проездной билет мужчина держал в зубах.
  Мы с Люсей переглянулись со спортивным азартом: успеет опаздывающий на электропоезд пассажир или нет?
– Осторожно двери закрываются! – угрожающе прозвучал голос из динамика.
  Подбегая к вагону, человек исчез из поля нашего зрения. Двери с лязгом дернулись и начали закрываться…
  Мы ахнули. Из незахлопнувшихся до конца металлических дверей торчала голова очкарика с зажатым в зубах клочком бумаги. Его лицо мгновенно посинело от давления на тонкую шею, и несчастный отчаянно проскрипел сквозь зубы:
– Пис-с-с-тец!
  Я и Люся, раскрыв рты, растерянно смотрели на торчащую голову.
  Двери вагона выдохнули ужасный скрип и недовольно раскрылись.
  Очкарик заполз на коленях в тамбур, опустил на пол коробку с тортом и аккуратно положил на нее  букет.
  Он поднялся и отряхнул костюм, элегантно поправил галстук и очки, а затем, словно посылая воздушный поцелуй, достал из зубов билет. Новый пассажир виновато склонил перед нами голову, шаркнул лакированной туфлей и произнес:
– Извините, товарищи… погорячился!
  Двери с хохотом захлопнулись за его спиной.


ИНТЕРНЕТ В РИФМУ

  При выходе из подъезда, столкнулся с Всеволодом Леонидовичем. Здороваясь, мы пожали друг другу руки.
– Ты видел мое послание в «Одноклассниках»? –нетерпеливо спросил Сева, едва освоив  подаренный сыном компьютер. 
– Видел.
– Почему не ответил? – возмутился мой лучший друг и сосед.
– Зачем? Я тебя и так каждый день вижу!
– Лучше, гад, ответь! –  строго сказал Всеволод Леонидович и, словно извиняясь, добавил, – Жена любопытная… Мы с ней на пару осваиваем эти – чтоб их!.. – новые технологии
– Ладно, сегодня отвечу, – успокоил я друга. 
– Ты хоть помнишь, что я тебе написал?
– А как же: «Привет, Сергей Иваныч!»
– И что ты ответишь? – насторожился Сева.
– Прочитаешь дома! – Я таинственно усмехнулся.
– Ты лучше сразу скажи, а то я тебя знаю: можешь такое выдать! – Сева подозрительно посмотрел на меня.
– Цензура бздит?
– Пойми – жена. А это хуже!
– Если «хуже», то лучше ответить в стихах! Слушай и запоминай! – Я принял торжественную позу и продекламировал, – На твой горячий пламенный привет… Я шлю в ответ… Иди ты на… обед!
  Сева задумчиво кивнул, и показал мне большой палец. «Хорошо, что палец не в фиге!» – почему-то подумал я.


КАК У ПУШКИНА
 
   Я, Сева и Анатолий сидели, задумчиво уставившись в городское пространство.
– Все они лицемерки, лгуньи и…  нехорошие особи, –  вдруг сказал Анатолий Владимирович и добавил,  –  Не хочется ругаться матом!
  Досадливо поморщившись, он опять уставился перед собой. Но тут встрепенулся Сева:
– Ох уж бабы! Лет сорок с лишком прошло, дети подросли, внуки… А я все не могу забыть первую брачную ночь!
– Ну да, – продолжил Анатолий, – Твоя семья для меня всегда была примером. Не идеальным, но пристойным. Хоть тебя иногда и заносит!
– Ты всю жизнь на Нину обижаешься? – с изумлением спросил я старого друга.
– Да нет,  – сказал Сева,  – Только, когда перепью, и, если она меня разозлит… Вот тогда, бывает, и напомню ей про то скотство!
– Что за тайна, которую я не знаю до сих пор?! – не удержался от вопроса я.
  Сева взглянул на свой балкон. Там никого не было.
– Обманула она меня перед свадьбой, – признался он, –  Помнишь, Сергей Иваныч?.. Нинка невестой была вся такая светлая и шелковистая… А я, как и ты, блондинок тогда обожал. Эх!.. За это мне?!
  Он сокрушенно замолчал.
– Чего ты тянешь?! –  возмутился Анатолий Владимирович, – Говори, наконец, свою тайну!
  Сева на всякий случай поглядел по сторонам.
– Ну это..,  – тихо сказал он, – Когда я после свадьбы снял с нее трусы… а там, как у Пушкина: «На сгибах прелестных пастух то узреть мог…»
– Не понял! – выразил нашу общую с ним мысль Анатолий.
– Брюнетка, блин, она оказалась крашеная! – прошептал Сева и снова замолк.
  Мы с Анатолием переглянулись и уставились в городское пространство. Общих мыслей у нас больше не было!


КАК Я СТАЛ КОММУНИСТОМ

  Дело было так. Великий советский народ строил коммунистическое общество. На полном серьезе строил! В том числе и я. Правда, сам я светлому образу настоящего коммуниста явно не соответствовал – не хватало дисциплины, веры в идеалы и светлое будущее.
  Я жил настоящим, за что судьба с детства меня пинала и под зад, и под дых!  Воспитанный в семье и школе «убежденным» атеистом, рос здоровым гедонистом, циником и прагматиком. Моя комсомольская юность была озабочена половым созреванием. Но для нормального гормонального развития требовалось зарабатывать на хлеб, зрелища и алкогольные напитки. Всем этим я и занимался…
  Очередной рабочий день ни чем не отличался от других. Но в конце смены ко мне подошел парторг цеха Кузьмин.
– Долгий, я к тебе давно присматриваюсь, – сказал он, – Не прогуливаешь, не пьешь на работе, комсомольские взносы платишь исправно, рационализатор ты активный… Короче, парень неплохой со всех сторон!..
 Кузьмин оценил мою сдержанную реакцию и добавил:
– Мы тут посовещались и решили, что можем рекомендовать тебя в партию. Как ты на это смотришь?..
– Чево? – мудро переспросил я.
– Не торопись, подумай! –  посоветовал парторг, – Скоро заседание бюро цеха. Я перед ним к тебе еще подойду. А рекомендации дадут твой бывший учитель профессии Церковнов и Вася Ракович как сосед по станку. Я с ними уже договорился.
  Токарем-расточником 1-го механического цеха Минского завода автоматических линий я работал второй год. И был уверен, что пьяницам и разгильдяям из полууголовной дворовой шпаны в КПСС не место. Понимал, что туда не каждого берут – долго выбирают, присматриваются… Не дай бог запятнать эти святые для советского чнловека ряды!
  Мне и в армии до этого намекали на возможность стать полнокровным членом – я понравился начальнику политуправления полковнику Чепику. Но тогда меня остановил страх перед тем, что кто-то поинтересуется, за что меня исключили из универа.
 Но в этот раз я призадумался: может быть, все-таки рискнуть? Авось, нормальным человеком стану?! Тормоза в душе появятся, обрету, наконец, что-то похожее на смысл жизни!.. Какая выгода от партии простому рабочему? Да, никакой! Кроме «излишней» потребности в дисциплине и самоуважении…
  Тут ко мне подошел Юра Чистов, ровесник из соседнего пролета цеха – ему, оказывается, тоже предложили, и он тоже сомневается! Вдвоем пропадать всегда веселее. Вот и договорились мы попробовать идейный коммунизм на вкус.
  Так я стал кандидатом в члены КПСС. И тут же попал в милицию за то, что по естественной нужде «пометил» здание филармонии. Еще через месяц я снова был задержан милицией в нетрезвом виде – экзамен (я учился на вечернем отделении Политеха) неудачно отметил! За эти подвиги меня заслуженно лишили половины «тринадцатой» зарплаты.
  Но партийная ячейка об этих проступках не узнала. Потому, что начальник цеха Третьяков (служебной карьеры ради) тоже захотел стать коммунистом. И ему как интеллигенту, то есть представителю «ненадежной» прослойки общества, поставили условие: чтобы вступить в партийные ряды тебе, дескать, надо подготовить и принять в КПСС двух своих рабочих. Диктатура пролетариата требовала четкого процентного соотношения в составе политического авангарда СССР.
  Я об этом узнал лет через пять… Но до сих пор благодарен «товарищу» Третьякову за то, что он сделал меня коммунистом и человеком. Потому что с тех пор в милицию я больше не попадал.


КОМПЛИМЕНТ
 
  Надувая розовые губы и едва сдерживая плач, полноватая, но миловидная девушка в мини-юбке стояла перед кассой и о чем-то жаловалась на своего парня такой же молодой продавщице.
  Я бесшумно подошел к ним и стал рядом. 
  Девушка, бросила недовольный взгляд на мою корзинку с продуктами и продолжила разговор с кассиршей.
  Я осторожно вздохнул и невольно посмотрел на ее толстоватые, но длинные ноги. Девушка резко повернулась.
– Извини, дедуля, я счас… уже ухожу!
– Не надо, что вы?! – возразил я – Поговорите еще. Я не тороплюсь.
– Даже так?! С чего это? – Девушка нахмурилась.
– Да мне просто приятно постоять рядом с такой красавицей!  – сделал я неловкий комплимент.
– Спасибо. Приятно такое услышать! – пролепетала она и, поправив прическу, бросила смущенный взгляд на подругу.
  Кассирша взглянула на меня с удивлением и тоже поправила прическу.
– До свидания, мужчина! – сказала девушка.
  Она оценила меня с ног до головы и выстрела в упор глазками. Затем махнула рукой кассирше и, радостно улыбаясь, ушла.
  Я вышел из магазина в приподнятом настроении. Приятно – черт подери! – когда молодая девушка называет тебя не старым «дедом», а «мужчиной»!
  Из глубины мудрого подсознания на память почему-то пришла пословица: «Слово – не воробей, вылетит – не догонишь.»
  Тьфу, ты!


КОТЫ И СИНАГОГА

  Я смотрел, как за окном – под угрюмыми взглядами домашних собак – безнаказанно «шастают» бездомные коты. Владельцы отучили своих собак кидаться на их исконных врагов – эти вшивые помойные твари могут поцарапать мордочки семейных любимцев.
  У меня нет домашних животных. Когда-то в детстве я погладил беспризорного котенка, и нашу школу закрыли на карантин, а меня положили в больницу с каким-то заразным лишаем. И вот глядя на котов… я почему-то вспоминал не счастливое детство, а нашу  синагогу и моих друзей-евреев...
  Я русскоязычный белорус, фамилию ношу национальную – Доуги. В паспорте мою фамилию  пишут «Долгий», а лучше бы писали в переводе с белорусского – «Высокий». По-русски получается не понятно: или я представляю собой какой-то «момент ожидания», словно тюремный срок, или что-то плоское… Нет! Не зря, наверное, моя бабка говорила, что все мои предки по отцовской линии – долгожители.
  Я родился и всю сознательную жизнь провел в СССР. Поэтому мне всё равно кто меня окружает: негры, евреи или тигры… Я – интернационалист. Отец – белорус, а мать – русская. Я блондин с голубыми глазами и прямым носом, ростом за метр восемьдесят, но одно время был эталоном еврейской расы.
  А почему? Да потому, что моя русская бабушка вышла замуж за русского!.. Но до этого у деда была первая жена, которая и родила ему двух евреек. Когда же мой отец развелся с матерью, то меня – с трёх лет – воспитывали русская бабушка и две еврейские тетки, которых я называл «мамками», и у которых тоже были дети, которых окружали многочисленные друзья и подруги второй титульной нации Белоруссии...  Короче, для всех евреев я был «единокровным» существом и называли они меня Серёжа Лаван.
  Когда же, насытившись свободой,  отец с матерью сошлись повторно и начали вести совместную разгульную жизнь, я уже ходил в школу, и мое воспитание завершилось на улице Народной.
  На замечания моих славянских друзей – умеренных  антисемитов – почему такого видного «арийца» как я обожают евреи, и зачем я с ними якшаюсь, я с невинным лицом рассказывал свою семейную трагедию.
  Вот такая история.
  Всю жизнь я дружу с махровыми евреями!
  Их у меня было достаточно много из-за увлечения пешеходным и водным туризмом, но еще больше оных занималось туризмом «матрасным» – так называемыми «походами выходного дня». Это когда правоверные выезжали попить водки и проорать на природе. Особенно много евреев оказалось среди членов КСП – я сочинял и исполнял песни на всевозможных конкурсах и слетах перед кем попало. До сих пор могу выступать без остановки, перепевая всех известных и неизвестных бардов, и не разу не повториться в течении суток!
  Синагогу же я посещал, потому что при ней был сохнут, которым заведовал мой друг Фима – тоже заядлый турист, обошедший со мной и рюкзаком весь Советский Союз. Он меня часто приглашал в это заведение на важные еврейские даты – исполнить песни трагически погибшего в Саянах Арика Круппа, творчество которого я знал назубок, и прочих еврейских бардов: Сергея Борисовича Никитина, Евгения Клячкина, Озерицкого…
  Народу собиралось много – люди пели, смотрели слайды про Израиль и просто болтали о своем и вечном за чашками чая или кофе. Фима ставил галочку, что провел мероприятие и посылал отчет в Израиль. Он пропагандировал отъезд на историческую родину и отправил в еврейские колхозы не одну сотню горожан.
  Так вот. Курили однажды у входа в сохнут я, Фима, и наш  общий приятель Дмитрий Львович. Мы что-то обсуждали перед посвященным шабату культурным мероприятием и лениво смотрели по сторонам. Мой взгляд привлекли два кота – лощеные, пушистые, сытые. Они лениво двигались в сторону мусорных баков, расположенных у забора, ограждающего здания синагоги и сохнута.
– Ишь ты какие! – сказал я Фиме, – Чем, интересно, их здесь кормят?
– Наверное, свининой! – засмеялся он и, подумав, удивленно произнес, – У нас в синагоге особенно нечем…
– Это же знакомые с Торой еврейские коты! Им свинину жрать нельзя, – сурово заметил Дмитрий  Львович, он немного подумал и изрек, – Сдается мне, что они питаются шкурками от обрезания!
  Что случилось с Фимой, трудно описать! Мы испугались, что бедняга помрет от истерического смеха. Пришлось даже пожертвовать бутылкой сухого красного вина, которую я принес в сохнут ради грешной души атеиста – собирался выпить втихую, вместо «еврейского» чая.
  Эх, господи ты наш вездесущий!
  Фима все-таки не удержался и уехал в Израиль и сейчас живет где-то на краю пустыни у города Беэр-Шева. Мои друзья-евреи разлетелись по миру, как с веток воробьи… Скучновато стало без наших былых посиделок.
  После женитьбы и переезда на новое место жительства мне все чаще приходится общаться с ярыми юдофобами – новыми друзьями и соседями по дому, которые не знают, что меня воспитали две «махровые» тетки.
  Вот почему, когда я вижу в окне этих наглых, постоянно чешущихся, «тутэйших» котов, жующих докторскую колбасу и обгладывающих, выброшенную из окон сердобольными пенсионерками рыбу,  то вспоминаю умирающего от смеха Фиму…
  Довели меня эти евреи до старости! 


КРЕПКИЙ НАПИТОК

   Я сидел на диване и, скучая, листал женский глянцевый журнал. В комнату зашла Люся, вытирая руки о передник.
– Что из напитков будешь? – с улыбкой спросила она.
– Что-нибудь покрепче, – сказал я, не отрываясь от журнала.
– Капучино, эспрессо, американо?
  Я очнулся, поковырял в ухе и озадаченно произнес:
– Какие странные названия у водки… Или это импортное вино?
 Люся страдальчески возвела к потолку глаза.


ЛЕКАРСТВО ОТ СОСТРАДАНИЯ

– Здравствуйте, товарищ гестапо. Проходите. Камера пыток для палача и добровольного пособника-изувера в лице моей дочери, готова, – сказал я, одетый к выходу, массажистке Изольде Леопольдовне.
– А вы, дорогой Сергей Иванович, куда? – вежливо улыбаясь, спросила слишком «приятная во всех отношениях» дама, заходя к нам в квартиру.
– Пойду, прогуляюсь, сделаю воздушный массаж легких, – ответил я неохотно.
– Не хотите присутствовать при «мучениях» внучки? – догадалась женщина, –  Оставайтесь. Поможете развлечь девочку, пока я легонько её поглажу и пощекочу.
Массажистка взглянула на меня почти нежно и приветливо кивнула появившейся в прихожей дочери с пятимесячной внучкой на руках.
– Не хочу.  Делайте свое фашистское дело без меня, – упрямо произнес я, жалобно глядя на внучку.
– Папа, ты что, совсем уже?! Это же для её блага. Раздевайся и будешь нам помогать. У тебя это хорошо получается, – с легкой обидой сказала моя дочь.
–  Леночка, не брани отца. Все они одинаковые. Сергей Иванович еще воспитанный и культурный мужчина. Если бы ты слышала, что некоторые из дедушек мне говорят вслух! Иногда такие гадости и даже ненормативную лексику приходится слушать! – Изольда Леопольдовна усмехнулась мне в лицо. –  Обычно они все убегают. Видимо, чтобы не подраться со мной. Мужчины любой писк своих любимых внучат воспринимают, как библейское истребление младенцев. Я права?
  Я снова наткнулся на насмешливый взгляд профессионального садиста.
– Да, любое насилие над человеком, даже если это делается во благо, я не приемлю, –  едва сдерживая негодование, сказал я,  – Извините. Мне срочно надо в аптеку. Закончились таблетки, а в этих казематах без лекарства мой бедный рассудок, боюсь, не выдержит!
  И под осуждающие взгляды дочери и незамужней массажистки среднего возраста я выскочил из квартиры.
  Если бы эта медсестра оказалась светилом медицины, имела специальное заграничное образование, или просто была хорошим педиатром!  Но это же явно какая-та шарлатанка, возникшая ниоткуда, которую посоветовали моей дочери безответственные подруги. Как все аферистки, эта ласково воркующая женщина способна внушить доверие кому угодно, только не мне.
  Дочь скрывает, сколько стоят её услуги, но в природе существует Интернет, и у этой «целительницы» имеется личный сайт, телефон и фамилия… Черты бы ее подрал! За десять часовых сеансов массажа из семейного бюджета испарилась треть моей пенсии!          
  Если бы во времена Перестройки я сам не подрабатывал липовым целителем, то, возможно, и поверил бы в пользу этих варварских процедур. Но я-то точно знаю, как легко задурить мозги простодушным обывателям за их же деньги. Тем более –  радеющим о своих чадах неопытным мамашам и папашам!
  Бредя по тротуару вдоль своего дома, я думал о том, что внуки – это стимул и к жизни, и к смерти одновременно. Что ожидает мою внучку в будущем? Как же порой страшно становится за неё! К заботам о здоровье наваливаются еще эти ежедневные – по всем телевизионным каналам – пророчества апокалипсисов:  глобальное потепление, перенаселение планеты, гигантские астероиды, международный терроризм, мировые и ядерные войны и растущая преступность!.. Без таблеток не выжить!
  Выпьешь успокоительное – немного отпускает. Но тут же какой-то делец от медицины придумал эти ставшие модными массажи для грудничков! Целый час приходится бродить вокруг дома в ожидании – пока эта Изольда Леопольдовна (Какое хищное имя!) не закончит свое «черное дело».
  Проходя мимо окон своей квартиры, я вдруг услышал тихий детский плач и со слезами на глазах невольно представил: моя беспомощная внучка, как затравленный зверек, с недоумением и болью глядит на свою жестокую мать и  подвергается – так называемому – расслабляющему массажу.
  В глазах потемнело. Я сквозь стены ясно увидел, как женщина в белоснежном, как смерть, халате с садистским остервенением трясёт маленькое тельце, не обращая внимания на жуткие вопли моей обожаемой девочки.
  Лишь затем я ощутил в груди знакомую боль. Рука потянулась за флаконом с таблетками нитроглицерина, которые я ношу в карманах всех курток, пиджаков, брюк, рубашек и даже в купальных трусах.
  Будь же проклята эта гестаповская мода на здоровые детские процедуры!


ЛОПУХНУЛСЯ!

  Я сидел на диване и смотрел на нарядную Люсю, которая крутилась у зеркала. «И дернул меня черт согласиться пойти с ней в гости к Севе! – думал я, –  Сам бы уже давно отдыхал за праздничным столом!..»
  Раздался телефонный звонок.
– Это, наверное, Нина. Придумай, что-нибудь… Я уже готова! –  сказала Люся, продолжая прихорашиваться.
  Мне пришлось взять с журнального столика плоский телефон.
– Хэлло! – прохрипел я в трубку.
– Сергей Иваныч, скоро вы там?.. Все уже собрались, ждем только вас! – услышал я голос Нины.
– Начинайте лучше без нас. Мы с Люсей едем в такси, – нашелся я, – Но застряли в пробке.
– И далеко от нас? – спросила жена Севы через паузу.
– На Партизанском проспекте.
– Понятно! – усмехнулась в трубке  Нина, – Передай Люсе, что помада, которой она сейчас красится, ей подходит. А с такой шикарной прической, как у неё, ни одна дама к нам сегодня не пришла. И немедленно выходите из дома!
– Как ты догадалась, что она у меня? – с удивлением спросил я.
– Я тебе, лопух, на городской номер звоню! – сказала Нина, и в трубке раздались короткие гудки.
 Я в недоумении посмотрел на новый домашний радиотелефон.


ЛУЧШЕЕ СРЕДСТВО

   За накрытым столом с емкостями, наполненными алкоголем, сидели я, Сева и Анатолий Владимирович.
– Мой знакомый мучился животом: гастрит, холецистит, кислотность… – рассказывал я, –Таблетки величиной с тарелку глотал! Все без толку! Тогда один старый врач ему на ушко посоветовал выпивать перед едой натощак рюмку водки.
– И? – вопросительно посмотрел на меня Сева.
– Вылечился. И кислотность стала в норме, и гастрит с холециститом испарились, однако…
  Я тяжело вздохнул.
– Что «однако»? –Анатолий нервно встрепенулся.
– Стал алкоголиком и помер от цирроза.
Анатолий с опаской посмотрел на свой стакан с водкой.
– Честно скажу: по этой же причине я сейчас не принимаю никаких лекарств! – гордо подбоченившись, закончил рассказ я.
– Совсем-совсем? – недоверчиво спросил Сева.
– Есть одно старинное медицинское средство… – через паузу сказал я.
  Анатолий Владимирович отодвинул от себя стакан с водкой.
– Ну-ка, ну-ка… – насторожившись, заинтересовался он.
– Презервативы, – скромно признался я.
 Пенсионеры посмотрели на меня с уважением, и Анатолий Владимирович предложил за это выпить.


МАСЛО МАСЛЯНОЕ

   Я топтался на месте в старом десантном бушлате. Люся помогала мне отряхнуться от снега. 
– Почему так долго? Чай уже остыл! – недовольно сказала она.
– Пурга разгулялась. Давненько такой погоды не было! – стал оправдываться я, – Едва добрался. На улице сугробы по колено и скользко!..
– В нашем возрасте кости уже не те. У меня две продавщицы на бюллетене с переломами! – понимающе сказала Люся.
– Я тоже сейчас едва целым остался! Раз пять по дороге поскальзывался! А потом, у самого твоего дома к-а-ак!.. – У меня с языка чуть не сорвалось подходящее к случаю «мужское» слово, но тут из гостиной выглянула пятилетняя Юленька. Столкнувшись в упор с ее чистым сочувственным взгляд, я эмоционально закончил, – … взял и поскользнулся!
  Я поздоровался с девочкой, снял бушлат и потер ушиб на ягодице.


МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА

  Напротив меня у шкафчиков для одежды сидели разгоряченные после бани два крепких мужика среднего возраста.
  Один из них достал из сумки бутылку водки.
– Слышь, Петрович?.. Как там Суворов солдатам говорил?.. – сказал он, с любовью изучая этикетку на бутылке, –  После парилки продай исподнее, но выпей сто грамм!
– Вась, но в бутылке пол-литра!.. – слегка отстраняясь от приятеля, выдавил из себя Петрович.
– Получается по двести пятьдесят, –  сказал Вася, – Вот незадача!
  Взглянув по сторонам, он заметил меня и расцвел в бескрайней улыбке.
  Я посмотрел на бутылку в его руке, скривил лицо и замотал головой, прижимая ладонь  в области сердца.  Потом взял из своего шкафчика бутылку минералки и, печально вздохнув, показал её мужчине.
   Вася грустно перевел взгляд на друга.
– Сто грамм было бы в самый раз, – сказал вдруг Петрович, – А по двести пятьдесят нам будет недостаточно!
  И он вытащил еще одну бутылку водки.


МУЖСКИЕ ШТУЧКИ

   Работник отдела доставки пенсий – скромная, довольно живая, стройная, более-менее симпатичная женщина средних лет – каждый месяц приходила ко мне домой: приносила пенсию.
   И вдруг – ни с того, ни с сего – она стала красить губы, душиться разными «Шанелями», одеваться в разноцветные «прикиды» и – что самое нехорошее – посматривать в мою сторону с нескрываемой симпатией.
   Я вначале не обращал на это внимания, расписывался за пенсию и – «До свидания!». Потом у нее появился грудной – с придыханием – голос, и мы даже стали обсуждать разные собесовские новости…
   И вот однажды, пройдясь по моей четырехкомнатной квартире, она, словно между прочим, сообщила мне о безвременной утрате умершего пять лет назад дорогого и любимого супруга.
   Я ей посочувствовал и сказал, что тоже одинок – разведен уже лет десять, но не пью, не курю и не работаю на даче, которой у меня нет. Потому что я бездельник и паразит, а также (не без доли иронии) очень опасаюсь женщин – особенно тех, которые хотят замуж, мол, четыре раза обжигался и больше не хочу.
   В ответ как профессионал она возразила: одному, дескать, в моем возрасте «нельзя», надо чтобы кто-то был рядом и приглядывал… Вдвоем все-таки веселее!
   Я испугался. Неужели она имеет какие-то виды… на меня? Я даже имени её не знал! Но человек ведь – не камень, и даже я случайно могу поддаться на незнакомые и хитроумные женские уловки. Как все настоящие мужики, я достаточно инфантилен – если «вероломного» сопротивления окажется не слишком много, то ненароком могу и… Нет!  Я подумал: не надо! Эдак привыкаешь, прирастаешь, а потом – так тяжело переносить очередное расставание!  Сердечко уже не то – может и перестараться. 
   Чтобы немного пожить, я решил прекратить эти «древнейшие» домогания.
   Расписавшись за пенсию в очередной раз и насладившись ароматом ее духов, я доверительно обратился к приходящей даме с вопросом:
– Извините, пожалуйста, и не сочтите за бестактность…  Могу я с вами посоветоваться?
  Она мило улыбнулась.
– О, да, конечно!
– Я вот размышляю: на что бы истратить пенсию? – озабоченно проговорил я, – Сумма ведь небольшая… 
– Почему небольшая? – приятно удивилась барышня из Собеса, – Очень даже приличная пенсия! А потратить можно куда угодно. Например, сходить на хороший концерт или в Оперный театр.
  Она жеманно поправила новую прическу.
  Я задумчиво выдержал паузу и, вздохнув, интеллигентно сказал:
– Не-а!.. По-моему, лучше разок смотаться в казино и трижды сбегать на «стометровку». Извините, но слишком давно с живой бабой, как говорится, не был… Тоскливо, блин, чой-то на душе!
  Я хищно прищурился и окинул её женские прелести плотоядным взглядом.
  Совета я не услышал. Дунуло прохладным сквозняком. Из прихожей донеслось вежливое «До свидания», и хлопнула входная дверь.
   «Интересно! – подумал я, располагаясь у компьютера и заходя на порносайт, – Через месяц она появится без выкрутасов или все-таки продолжит «осаду»? У меня в запасе, конечно, есть более радикальное средство, но не хотелось бы его применять!  Надеюсь, эта «социальная» красотка – женщина порядочная и хорошо подумает прежде… Но вдруг она без моральных принципов и предрассудков, да еще и чувством   юмора?! А я таких сексуальных люблю... Нет!.. Не стоит так думать! Это чревато капитуляцией!»
   За приоткрытым окном по асфальту застучали каблучки ее туфель. В моем больном, усталом и ленивом сердце этот звук произвел возвышенный резонанс.


НЕОТВРАТИМЫЕ ГЕНЫ

  Мать не хотела смириться с пришедшей старостью, ну, никак не хотела! До восьмидесяти лет была не дряхлой старушкой, а живой, активной пожилой женщиной. И вдруг три инсульта подряд. И все равно не могла смириться! Кряхтя и охая, с палочкой, еле-еле «телепая», она упрямо двигалась. Все надеялась на панацею. Верила, что еще немного, и она снова забегает. Вот только завершит очередной курс лечения: сходит на процедуры, таблетки попьет, витамины поколет ...
  И ходила она в поликлинику, и глотала стодолларовые лекарства, и кололась, как заядлый наркоман, но год за годом становилось все хуже и хуже. Тело отказывало, а мозги наоборот работали с удвоенной энергией! Умом она, разумеется, понимала, что старость не лечится. Однако, даже наблюдая по телевизору в какие развалины превращаются ее киношные кумиры, мама все равно верила до глубины души: с ней такого не произойдет! Педикюр, маникюр,  черная тушь и краска для волос – до последнего дня за собой следила. Боролась со старостью и, видно, так и не заметила, как умерла!
  Вот и я тоже все еще трепыхаюсь, хотя и подозреваю, что меня ждет. Гены матери не позволяют душе состариться! В смысле физического здоровья –  со мной происходит все то же самое – лет с сорока я болею теми же болезнями и глотаю похожие таблетки… Правда, я так долго жить не собираюсь. Мужчина все-таки!  Да и знание – это сила, с которой я ничего не могу поделать. Хотя…
  Жизнь рядом с покойной старухой меня – дурака! – ничему хорошему не научила. Наверное, помешали гены бестолкового отца.


НЕПОНЯТКИ

  Пятилетняя племянница моей пассии играла с мячиком во дворе дома.
– Здравствуй, Юленька! – подходя к девочке, сказал я.
– Привет! – поздоровалась она.
– Почему ты одна? Где баба Люся?
– Баба? К ней должны гости прийти. Пошла навести в доме беспорядок, – продолжая играть, сообщила мне малышка.
– Чего-чего? – переспросил я, едва сдерживая улыбку, – Как это?
– Сделать порядок из моего беспорядка! – объяснила Юля «бестолковому» взрослому и продолжила игру с мячиком.


НЕУДАЧНАЯ ШУТКА

  Совершая прогулку перед завтраком, я заглянул супермаркет – понадобились продукты для омлета. Взял с прилавка упаковку с десятком яиц, я подошел к молочному отделу, протянул руку к пакету с молоком и, бросив в сторону кассы случайный взгляд, остолбенел…
  За кассой сидела и мило улыбалась ну очень симпатичная молодая блондинка, которой я до этого в нашем магазине не замечал. «Где мои семнадцать лет?!» – в голове громко и навязчиво прозвучала строка из песни Высоцкого.
  Стоя у прилавка с прижатой к груди  картонной упаковкой, я залюбовался девушкой и, как зачарованный, медленно двинулся к кассе.
  Рассчитываясь за покупку и укладывая куриные яйца в корзину, я с обожанием смотрел на красавицу и, чтобы обратить на себя её внимание, вдруг ляпнул «бородатую» шутку:
– Девушка, подскажите, эти яйца левые или правые?
  Блондинка наивно захлопала ресницами и, очаровательно сложив свои прелестные губки бантиком, посмотрела на потолок. Опустив на меня взгляд, она мило улыбнулась и неожиданно грубым прокуренным голосом прохрипела:
– Слышь, ты!.. Я только что заступила и еще не проснулась, как следует… А ты со своими похабными шутками заставляешь меня краснеть, –  прокашлявшись в кулак, кассирша язвительно добавила, – Круто берешь, дед. Яйца, между прочим, лучше бы купил «Диетические», а не «Молодецкие»!..
  Затем, оглянувшись по сторонам и немного смягчая тон, как бы извиняясь, она с жалостью добавила:
– Они все-таки крупнее.
  Ошарашенный, едва не свернув шею на ходу, я резво выскочил из супермаркета.
  Уже на кухне, доставая упаковку с яйцами из магазинной корзинки, которую с испугу прихватил с собой, я сообразил, что молока для омлета так и не купил.
  «Где мои семнадцать лет? – все еще звучало в моей склеротичной голове,  – Нет! Где вы, мои хотя бы сорок?!..» – думал я, вспоминая «прекрасный образ» прокуренной девицы, – И поделом мне!.. Какова шутка, таков и ответ!
  Испуг и старческая обида испарились. Я взглянул на «молодецкие» яйца и решил, что придется испечь «глазунью». А случайно украденную корзинку покупателя все-таки лучше вернуть в следующий раз.
  Ох, уж эти ангелы во плоти!


НОВОГОДНИЙ ВОПРОС

  Когда я заглянул к своей женщине в очередной раз, у родителей ее пятилетней племянницы оказался корпоратив. Юленька с подарочным набором в руках задумчиво стояла у наряженной елки. Мы подошли к ней, и Люся спросила:
– Юля, тебе понравилось на утреннике в детском саду?
– Понравилось, – тихо сказала девочка.
– А Дед Мороз со Снегурочкой к вам приходили?
– Приходили, – сказала Юля.
– Подарки дарили?
– Дарили. – не глядя на пакет с конфетами, сказала Юля.
  Ее взгляд выражал полет мысли сквозь окружающее пространство.
– О чем ты думаешь? – поинтересовалась Люся.
– Баба Люся, почему у Снегурочки руки теплые? – наморщив лобик, задала вопрос девочка.
  Мы с Люсей быстро переглянулись: «Что сказать ребенку?!»
– Из теплого снега на Северном полюсе делают вату, – поделился «знаниями» я.
– А из чего делают новых людей? – спросила Юленька.


О ПОЛЬЗЕ АРИФМЕТИКИ

  Стоя у кульмана, я чертил инструментальную наладку на один из станков автоматической линии по обработке тормозного диска для автомобиля КАМАЗ. Работа не клеилась – голова была забита предстоящей поездкой в деревню – на «похороны кабанчика». Нас с женой пригласили на проводы в армию любимого внука тещи от старшего сына. 
– Сергей Иваныч! – за моей спиной раздался грозный рык начальника отдела, – Тебя вызывают на проходную.
  Я вздрогнул и оглянулся…
– Что?.. То есть кто?
– Мужчина какой-то спрашивает. Ты же у нас один такой… Иди скорее!
  Я пожал плечами и спустился в вестибюль к центральному входу.
– Сергей? – окликнул меня незнакомый пожилой здоровяк с нахальной рожей.
– Наверное… – осторожно признался я, подходя к нему.
  Незнакомец бесцеремонно похлопал меня по плечу и, разглядывая с ног до головы, удовлетворенно произнес:
– Похож. Ну, чистая копия!.. Не надо даже экспертизы!
– Какой экспертизы? Зачем?! – искренне удивился я.
– Ты, сынку, прости!.. Мой внучек хочет батьку… Родную кровь, так сказать!– с легким украинским акцентом сказал мужчина.
– Я-то тут причем? – отстраняясь, поинтересовался я.
– Как цэ при чем? Ты ж и есть его батька! – радостно сообщил он благую весть.
  Перед моими глазами, словно из небытия, проявилась фотография с белокурым малышом и надписью на оборотной стороне: «Олеженьке – 2 года!». Помнится, я – тогда еще холостой студент – изучая штамп неизвестного отправителя на конверте, только и выяснил, что «попавшее к нам по ошибке» письмо прибыло из Житомирской области. Выглянувшая из-за моего плеча мать сказала с улыбкой: «Это твое детское фото!.. Только я почему-то не помню такого костюмчика!.. Господи, как же быстро летит время!»
  В реальность я вернулся со словами:
– Й-а… чей-то, блин… папа?!
– Алесю из Прудков уже, небось, забыл? – с укоризной проговорил незнакомец.
– Алесю?.. Из Прудков?.. Забыл, – неуверенно согласился я.
– Да ты не бойся! – успокоил он меня, – Нам уже ничего не надо: ни денег, ни алиментов… Внук очень хочет взглянуть напоследок…
– Он это что … – одурело выдохнул я, – Уже при смерти?!
– Тьфу-тьфу-тьфу!.. –  весело сплюнул мужчина, – Здоровый, как бычок!  В армию его забирают.  Надо бы тебе на проводы приехать!
  В моем ухе что-то заскрипело и стрельнуло.
– Постойте… В какую армию?
– В нашу Советскую, на срочку! – гордо выразился незнакомец.
– Когда?
– Через неделю.
  Я принялся лихорадочно соображать, преодолевая яростный сквозняк в голове:
– Восемнадцать плюс шестнадцать это сколько?
– Тридцать четыре, – автоматически ответил мужчина.
– А от тридцати отнять восемнадцать? – робко поинтересовался я.
– Двенадцать… Арифметика же!
– Простите, а какой вам Сергей Иванович нужен? – с облегчением спросил я.
– Алеш… кевич, – с заминкой сказал он.
  Я достал из кармана пропуск, протянул его здоровяку и смущенно признался:
– В двенадцать лет я будущих призывников еще не делал! А Сергей Алешкевич у нас больше не работает. Уволился он и укатил на БАМ. От алиментов, говорят, скрывается!
   Несостоявшийся «тесть», разглядывая мой пропуск, тяжело вздохнул и с мимолетной надеждой окинул меня прощальным взглядом.
– Если бы сам не видел, то никогда б не поверил в такое сходство!.. У тебя, парень, случайно родни под Житомиром нету?
  На всякий случай я быстро замотал головой.


ОБИДНАЯ ХАЛЯВА
 
  Как-то трех пенсионеров: меня – по его убеждению – писателя-графомана, дачника Анатолия Владимировича и все еще работающего пролетария Альберта Ивановича наш общий – ныне покойный – друг Всеволод Леонидович решил затащить в ресторан.
  Мы долго упирались, однако он воспользовался своей авторитетной ста десяти килограммовой массой и убедительно уговорил. Мол, ресторан находится за углом. Да и скидываться поровну мы не будем – всем, дескать, не угодишь! Пусть каждый закажет то, что захочет – в зависимости от состояния личного здоровья и наличности. Если кто-то позже обидится, то лишь на себя.
  Короче, как настоящие мужики, мы дружно решили: посидим культурно – на зависть всей улице, пообщаемся, музыку послушаем, на женщин поглядим – сколько той жизни!
  Я еще подумал: с чего это вдруг хитрый скупердяй Сева, привыкший считать каждую копейку и извлекать выгоду из домашней пыли, вдруг захотел разориться? Может быть, прикинул я, он на старости лет, наконец, все-таки понял, что деньги – это семейное зло, жизнь уходит, и пора подумать не только о бедных родственниках?!.. Немного поразмыслив, я решил, что Сева нашел чужой кошелек или сдуру просто крупно выиграл в лотерею и от счастья впал в маразм – оставил заначку на целую бутылку.
  В ресторане нам понравилось. Мы с интересом поглазели на немногочисленных посетителей в шикарных пиджаках, с удовольствием послушали импортную  музыку и нерусские песни в исполнении молодых белорусов. Немножко выпили, слегка закусили, а самое главное – от души поговорили. И вот наступил торжественный момент – пора расходиться…
  И, как всегда, Сева все испортил. Прости нас, господи!
  Когда официантка раздала расчетные счета, и мы полезли во внутренние карманы за деньгами, близоруко уткнувшись носами в чеки, над столиком неожиданно прозвучал голос Всеволода Леонидовича:
–  Сидеть, блин!.. Отставить! – Выпивший бутылку шампанского, захмелевший Сева сделал широкий жест и с театральным пафосом добавил, –  За все плачу я! Девушка, подсчитайте общую сумму!
  Выпучив глаза, я поперхнулся застывшим воздухом и приложил ладонь к уху: не ослышался ли?
  Альберт Иванович схватился за край стола, чтобы не грохнуться со стула.
– С какого хрена?! – изумился Анатолий Владимирович и в ожидании подвоха с опаской посмотрел на Севу затравленным собачьим взглядом.
– У меня сегодня День рождения! – гордо выпятив грудь,  самодовольно ухмыльнулся Всеволод Леонидович.
   Анатолий Владимирович схватился за распухшую от трезвой мысли голову.
 –  Толик, ты чего? Неужели тебе плохо? – с лицемерной тревогой в голосе и ехидной участливостью спросил Сева.
– Предупреждать надо! – обиделся Анатолий, – Если б я знал, что ты за меня расплатишься, я бы заказал не сто пятьдесят, а все триста!
   Альберт Иванович закатил глаза и простонал:
–  Я бы…  Я бы выпил целую!
   Я молча посмотрел на пустую бутылку из-под минеральной воды и с тоской подумал о том, как с удовольствием – в ущерб подлому здоровью – принял бы на душу пару порций коньяка «Луи Х111» и зажевал бы выпитое кусочком стейка из мраморного мяса или  крылышком от «Пекинской утки».
  Словно прочитав мои мысли, Сева направил на меня «оружейный» взгляд и осуждающе покачал головой. Затем он ласково посмотрел на глядевшего исподлобья, угрюмого Анатолия и растерянного насупившегося Альберта…
  Прижав руку к груди, пожилой именинник сказал:
– Мужики, простите, но я не самоубийца. Боюсь даже представить, чтобы заказал всегда голодный Сергей Иванович!..  Если бы я, зная ваши алчные запросы, предупредил сразу…
  Мне бы потом всю ночь в кошмаре снились эти деньги!
  Уже дома, вспоминая наш гастрономический поход, от нервного срыва и приступа стенокардии меня спасла парадоксальная мысль: «Хорошо, что мы не стали  невольными соучастниками смерти нашего лучшего друга – от жадности он бы утром точно повесился!»
   Сглатывая набегающую слюну, я долго не мог уснуть и выбросить из головы название блюда стоимостью в сто долларов из меню нашего ресторана – «Хвост лобстера на парУ с пюре из капусты пак чой, суфле из лобстера, орехов макадамия с соусом «Бер-блан» с шафраном и соком цитрусовых»!


ОДНОЗНАЧНО ДВУЗНАЧНАЯ ЦИФРА

   Я стоял у окна и высматривал «Опель» младшего брата моей любовницы, который упрямо опаздывал заехать за своей маленькой дочкой. Люся с племянницей сидели на диване.
– Баба Люся, сколько тебе лет? – неожиданно спросила Юленька.
– Не спрашивай, мне страшно произносить эту цифру, – сказала подруга моего больного сердца.
  Юленька мудро вздохнула.
– Хорошо, только скажи: она двузначная или трехзначная?
– Однозначная, – обиженно произнесла Люся.
– Не может быть! – удивилась племянница.
– Еще как может! Если в этом числе две одинаковые цифры, – сказала и подмигнула мне Люся.
– Одна, но две? – переспросила девочка и задумалась.
– Одна двойная, – постаралась запутать ее Люся.
– Я поняла! – воскликнула Юленька, – Цифра двухзначная но в ней две одинаковые однозначные. Например: 11, 22, 33…  А ты какая по счету однозначная?
– Только никому не говори! – Люся посмотрела в мою сторону. – Не скажешь потом деду Сереже? Это же моя главная тайна!
   Я демонстративно повернулся к ним спиной и прикрыл ладонями уши.
– Честное слово! – отчетливо прошептала Юленька.
– Пя-а-ть… – тихо прошептала Люся.
   Я не выдержал и оглянулся…
   Девочка испуганно поглядела на «бабушку» из прошлого века и молча кивнула головой.


ОНО

– Ваша проблема, Сергей Иванович,  решается просто, – сказал мне доктор, изучая бланки с результатами моих анализов, – Есть одно иноземное лекарство, которое позволит вам избавится от этой заразы и быть здоровым еще лет двадцать! Но…
– Если дело в деньгах… – начал радостно я.
– Дело не цене, – перебил меня Егор Ефимович, – Это лекарство убьет ваше либидо. Основной инстинкт, так сказать… 
– Основной?.. Как же без этого?! – насторожился я, – Может быть, все-таки обойдемся отечественными таблетками?
– Тогда еще протянете лет пять-семь, –  сурово сказал врач, – Надо выбирать… секс или кекс! Когда вопрос стал ребром, я тоже выбрал и не жалею.
– Что именно? –  спросил я.
 Егор Ефимович грустно улыбнулся.
– Как видите: жив, здоров и неплохо себя чувствую. Тем, что осталось.
  Улыбка исчезла с его лица.
– А что осталось? – заинтересовался я.
–  По Аристотелю это пять чувств, – сказал доктор, – Обоняние, осязание, вкус, зрение и слух.  Еще есть термоцепция, ноцицепция, пропроцепция… Поверьте, даже когда останется даже одно чувство, человек все равно захочет жить!
– Но инстинкт размножения, – возразил я, – это же комплекс страстей! Без них не жизнь, а существование!
– Человек в старости это не он, не она, а скорее ОНО, – пошутил Егор Ефимович, –  Хотя… зря я вам так сказал!.. Вот ваш рецепт. И решайте, Сергей Иванович, сами! До свидания.
  Я вышел из кабинета врача в глубоком замешательстве, заглянул в аптеку и, немного повздыхав, купил убийственное чудо-лекарство. Дескать, потом будет виднее!
  Этим же вечером в костюме при галстуке и белоснежной рубашке я дремал сидя на диване в ожидании Люси, которая удалилась «на минутку» к любимому зеркалу.
  Так прошло около получаса, и я начал волновался, что мы опоздаем в театр оперы и балета, в котором я собирался подремать под музыку.
  Наконец, я услышал ее голос:
– Как тебе, моя прическа?
  Встрепенувшись, я с трудом приоткрыл глаза. Люся стояла передо мной очень довольная собой и крутилась из стороны в сторону, кроме прически демонстрируя также красивое новое платье.
– Оно в восхищении! – произнес я, поднимая большой палец.
– Разве ты уже не мужчина? – словно прочитав мои мысли, обиженно спросила Люся.
– Почему это?! – испугался я, – Сплюнь! Слова, они материальны. Наведешь еще на меня порчу!.. Я лишь пошутил про зеркало. Слишком долго ОНО тебя не отпускало!
   Люся нахмурилась и спросила:
– А тебе нравится?
  И я улыбнулся ей в ответ.
  Засыпая в ложе театра, я попытался представить себя бесполым существом. «Интересно, – мелькнула сонная мысль, – чувствует ли зеркало отраженный свет?»
  Но в этот момент меня разбудила громкая музыка. И сон снова превратился в жизнь.


ОТЕЦ НЕВЕСТЫ

  За свадебным столом сидели подвыпившие гости, среди которых были и я с Люсей. Напротив молодых стояли их родители – Анатолий Владимирович с женой и его сват с бывшей супругой. На рубашке Анатолия был изображен красный флаг с серпом и молотом, а на спине написано: «СССР». С микрофоном и шпаргалкой в руках он обращался к присутствующим с речью:
– Свадьба, товарищи, мероприятие серьезное, а я человек несерьезный. Как говорит мой друг Сергей Иваныч, я всегда выступаю некстати, не по делу и неадекватно…
   Все знакомые просмотрели в мою сторону и я согласно кивнул.
– Но мне как отцу невесты сегодня положено что-нибудь сказать, – продолжил Анатолий Владимирович, – И я скажу!.. И я не буду желать того, чего уже пожелали и еще пожелают. Не буду читать морали, нотации и давать советы, хотя свечку на всякий случай я купил…
  В зале прозвучал одобрительный шум.
– Вы люди взрослые, умные и «сами с усами». Я скажу просто. Дорогие новобрачные! Это хорошо! Это здорово! Так держать! Ударим законным браком по всем этим лживым, лицемерным, трусливым и незаконным так называемым гражданским бракам!
  Раздались дружные (переходящие в овации) аплодисменты гостей.
– Мо-лод-цы! Хей-я!! Динамо чемпион!!! – прокричал Анатолий.
  Смех дружно прокатился по залу.
– Простите, если что-то, как всегда, не так, – Анатолий прижал руку к груди. – Молодые, я так рад за вас! Можно сказать, счастлив! От избытка чувств я даже сочинил небольшую поэму. Минут этак на сорок!
  Легкий ропот прокатился по залу.
– Шутка! – обрадовался реакции Анатолий, – Пару строк! Но написанных от всей души!
  Отец невесты принял «поэтическую» позу и продекламировал «на память»:
– Как картина маслом!.. Глаз не оторвать!.. Молоды, прекрасны!.. Ну, просто… твою мать!
  За столом наступила неловкая тишина. Анатолий Владимирович посмотрел на жену и заглянул в шпаргалку.
– А-а.. Ну да!.. Тут написано: «благодать»! – тихо сказал он и заорал изо всех сил, – Горько!
  Счастливый отец схватил сватью и поцеловал ее в губы.


ПАРАДОКС ХАРИЗМЫ

   Проходя мимо скамейки нашего дома, я приостановился у сидящих на ней Всеволода Леонидовича и Анатолия Владимировича.
– Когда храбрые молчат, трусливые помалкивают!.. – громко сказал Сева.
– А ты чего промолчал? Зачем?.. Кто тогда трусливей? – съязвил Анатолий.
– Ты!.. А я осторожный, – нехотя ответил Сева.
– Привет! – Я помахал им рукой . – Вы трындите о чем-то почти по Довлатову!
– Какой, на хрен, Довлатов? – возмутился Анатолий, – Это Антипов мимо пьяный проходил и обозвал нас старыми коммуняками!
– И ты как бывший боец невидимого фронта КГБ сразу же отреагировал.., – начал я.
– Заткнулся в тряпочку! – перебил меня Сева.
– Ты-то сам язык проглотил или в штаны случайно наделал? – демонстративно принюхиваясь, спросил его Анатолий.
– При чем здесь я?!.. Сергей Иваныч, – обратился ко мне Сева, – Игорь такой пьяный был… Пальцем тронь, и он свалится!.. Ты же знаешь Антипова – у него такая рожа!..  Как посмотрит, так ноги подкашиваются, и язык прилипает… Демон, бля, воплоти!
  Анатолий Владимирович задумался и сказал:
 – Я тоже пупею!.. У него такая гипнотическая харизма!
   Я с пониманием согласно кивнул головой и, попрощавшись, быстро пошел домой. Не дай бог попасться под руку Игорьку Антипову! Сосед – соседом, а когда он напьется и не в настроении… Харизма у него – увесистая!..  Бывший чемпион республики по боксу, проработавший тренером четверть века только недавно стал пенсионером.
   Уже дома, сидя у компьютера, я вспомнил прошлое, своего покойного отца, и – при моей жизни недавно – появившееся в разговорной речи (видимо или очевидно?!) не наше, но емкое слово «харизма»!
   Когда во времена Перестройки по телевизору выступали молодые Киселев, Хакамада, Шендерович и прочие очень смелые «демократы», мой отец плевался и матерился…Но едва на экране появлялась Светлана Сорокина… мой папа – ветеран войны, партизан и орденоносец замолкал и с умилением смотрел на экран.
  На мое ироническое утверждение, что телебарышня несет такую же фигню, как и остальные, отец смущенно опускал глаза и говорил:
– К черту политику! Когда я вижу и слышу музыку ее голоса, у меня  что-то отключается. Я утопаю в ее обаянии… на букву «х»!
– Харизма? – переспрашивал я.
– Вот-вот! – громко вздыхал он, – она самая, только как бы мужского рода…
– Ты что втюрился в «говорящую голову»? – удивлялся я.   
– Ее голова не для этого.., – смущался отец, – Она создана для обожания. Настолько приятная женщина!.. Такие рождаются для коммунизма!
  Иногда мне кажется, что в чем-то (по отношению к красивым женщинам) он почему-то был прав. Сексуальная мудрость приходит, когда она уже не нужна!


ПОДКОВАННАЯ МОЛОДЕЖЬ

  В комнату  заглянули одетые по-спортивному – с рюкзаком на спине – племянник моей зазнобы Артем и его девушка. Они приехали на праздник ВДВ, устроенный руководством стоящей невдалеке от нашей дачи воинской части.
– Куда, собрались? – спросил я, оценив их походный антураж.
– Слава ВДВ! Хотим, как и вы когда-то, на небе побывать, – сказал племянник бодрым голосом.
– Воистину слава! Если вы на парашютную вышку, то в клозет сходите. Будет легче с парашютом прыгать, – ухмыльнулся я.
– Зачем? – смутилась девушка.
– Когда очень страшно, то можно легко подмочить репутацию, – сказал я и выразительно подмигнул.
– Вы что? Мы подготовились! – Девушка, слегка покраснев, опустила глаза.
– И морально и физически? – шутливо подбоченившись спросил я.
– Скорее, технически. – хитро проговорил Артем.
– Это как? – не понял я.
  Молодые люди переглянулись.
– Да мы ваши крутые памперсы надели! – крикнул племянник.
  Рассмеявшись, они выбежали из комнаты.
  Я бросил взгляд на упаковку памперсов, случайно завалявшихся в деревенском медпункте как гуманитарная помощь. По моей просьбе Люся принесла их для парализованной матери моего старого друга.
  «Невоспитанная молодежь!  – подумал я, – Прежде чем взять чужую вещь надо бы спросить разрешение у хозяина. Не дай бог им когда-нибудь… Или Люся тоже думает, что я их выпросил для себя?!»


ПОЛУНОЧНАЯ ЗАРЯ

– Зачем наголо?.. У вас красивые русые волосы, седых почти не видно, да и плешь на затылке не просвечивается, – сказала пышногрудая, ярко рыжая парикмахерша средних лет, осматривая мою поредевшую с годами шевелюру.
– Волос у меня еще навалом, зубы тоже свои и даже все на месте, – сказал я, любуясь отражением себя и девушки в зеркале.
– Мне бы такие!.. – с завистью соврала она и погладила меня по голове, – Я вам такую прическу сварганю! Всего за пятьдесят долларов.
– Не надо. Соседи все равно не оценят, – отказался я со вздохом, – Заколебали, блин!
– Соседки? – по-своему расслышала девушка, – Почему они вас так не любят?.. Вы же такой интеллигентный импозантный мужчина!
   Мне послышалось грудное воркование в ее голосе.
– Нормальная реакция лучших друзей, – прервал рекламный пиар я, – У них «поляны» на полголовы, а по краям клочьями растут седые «айсберги», которые они постоянно расчесывают навстречу друг другу. И вместо зубов у всех давно уже – пластмассовые челюсти. Я им на 23 февраля, хохмы ради, дарю расчески и зубочистки, а они мне исключительно прошлогоднюю карамель, чтобы уничтожить последние здоровые зубы в микрорайоне. Этих древних хрычей трясет от зависти, когда я подсаживаюсь к ним на скамейку по дороге в казино или на «стометровку».
  Хищно прищурив глаза, рыжеволосая барышня с интересом посмотрела на меня и проговорила с видом знатока:
– Рулетка, девушки… Это ж сколько денег – на ветер?! 
– Да, с возрастом удовольствия обходятся не дешево, – хвастливо пожаловался я.
– Откуда же у вас?.. – она не договорила, – Или вы крутой бизнесмен?
  Я на мгновение задумался, но мужское самолюбие опередило.
– Да, нет!.. Когда-то я оказался в нужном месте в нужный момент и ненароком заработал стартовый капитал. Но бизнес для бывших октябрят – это дикий лес. Поэтому я всегда существовал на пособие по зарплате, но свои пороки удовлетворял процентами от тех самых случайных денег, – я глубоко вздохнул, изобразил печальный интеллект и продолжил, –  Старость, как известно, дорожает с каждым днём, а мудрость на поворотах исчезает. И вот, неделю назад… моя банковская карточка, как говорится, накрылась. Случайного счастья мне хватило на двадцать лет.
  Пышногрудая красавица «понимающе» улыбнулась.
– Вы что, мне не верите? – заметно обиделся я.
–Почему? Верю, – сказала она, – Вы такой серьезный солидный… мужчина, и взгляд у вас очень даже располагающий…
- Стоп! – перебил я девицу, – Не надо дальше… Или я возомню о себе лишнее!
  Рыжая парикмахерша неумело смутилась. Я выждал паузу и загадочно произнес:
– Видно все-таки этот дар у меня еще остался!..
– Какой еще дар? – поинтересовалась рыжая красотка.
– Гипнотического убеждения. Мне в жизни надо было стать не конструктором, а аферистом. Вот и вы поверили. А я просто со скуки ляпнул и про «стометровку», и про казино, – сообразив, что излишне разоткровенничался, я стыдливо отвел глаза в сторону.
– А про гипноз вы сейчас тоже «ляпнули»? – усмехнувшись, спросила она.
– Что есть, то есть, – пришлось признаться мне, – Во времена Перестройки я экстрасенсом подрабатывал.  Иногда даже жены друзей приходили ко мне со своими болячками.  Один знакомый придурок как-то даже запустил «утку», что женщины ко мне ходят не от хворей избавляться, а за кое-чем другим. Поэтому все соседи сопровождали своих жен и были в курсе моих мануально-оккультных методов лечения. Я их от разных ревматизмов, артрозов и сколиозов избавил. Слава богу, что со временем мода на таких, как я, прошла!
– То есть, вы настоящий экстрасенс? – недоверчиво покачала головой девушка.
– Липовый, – признался я.
– Вы же говорите, что вылечили… –  разочарованно проговорила парикмахерша.
– Ну, да. Некоторые женщины вспоминают меня с благодарностью, –  успокоил её я. – Но дело было не в моих способностях, а в силе самовнушения. У меня же был дар убеждения… Мог такую «лапшу» на уши повесить, что сам начинал верить, а больные – тем более. Я им давал надежду и отправлял к врачам. Вера плюс таблетки – это лучшая медицина. Человек – сам себе лекарь, только не все это понимают…
– А вы бы не смогли… и мне кое-что внушить? – вдруг сказала парикмахерша, поглаживая свои бедра.
– Нет, – испугался я, – После того как в конце прошлого века я заразился товарно-денежными отношениями и стал искать личную выгоду… Могу вас только искалечить. Я сейчас ни во что и никому не верю. Заразился, блин, от пациентов капитализмом.
– А в любовь вы верите? – с надеждой спросила она.
– И это тоже теперь не для меня. Любовь нужна для нормальных людей, – сокрушенно покачав головой, тихо признался я.
– Вы что, ненормальный? – рыжеволосая красавица отстранилась.
– Вроде того. Я из тех озабоченных мужиков, которые дважды в одну реку не входят. За этот дефект одна слишком умная дама обозвала меня «сексуальным вампиром».
– Опять врете? – парикмахерша хлопнула по моей голове расческой.
– Нет, но меня опять куда-то понесло… Я ведь немного пишу. Богатое, так сказать, воображение. Поэтому я иногда выпадаю из реальности и, как человек творческий, вживаюсь в придуманные образы, – я внимательно посмотрел в зеркало и напыщенно добавил, – Но на «стометровку»  я до сих пор ходок. Каждый день – как на работу!
– Ежедневно?.. В ваши-то годы?! – удивленно проговорила рыжеволосая дива.
– Ну-у… Здоровья на такую халяву у меня, надеюсь, хватит надолго! – распрямив плечи, гордо заявил я.
– Какая еще «халява»? – изумилась она, – Вы же не сутенер!
– Всё гораздо проще! – удовлетворенно заулыбался я, –  Как-то, прогуливаясь около дома, я промерил шагами расстояние от одного угла до другого. Получилось ровно сто метров!
– Сколько вам лет? – сквозь смех спросила красотка и, не дожидаясь ответа, сказала, –  Вы же несерьезный человек. В вашем возрасте пора остепенится!
   Выходя из парикмахерской наголо остриженным, я взглянул на нее сквозь огромное широкое окно и неожиданно сообразил, почему позволил себе так откровенно разговориться.  На призрачную поверхность моей памяти из глубины сознания всплыло «профессиональное» прозвище – Полуночная Заря.
  В темноте придорожной «стометровки» эта девушка издалека выделялась копной крашеных ярко-рыжих волос. «Так вот куда уходят работать ушедшие на пенсию в тридцать лет «ночные бабочки»! – подумал я, – Видимо, подсознательно скучают без случайного общения с представителями противоположного пола».
   Как и мой персонаж из романа о пожилом сексуально озабоченном обывателе, которого я изобразил перед разговорчивой парикмахершей из мужского зала.
  Или я все-таки его не изображал?


ПОРА ПО БАБАМ
   
  Со второго этажа ресторана гремела музыка в честь женитьбы 75-летнего Исаака Иеовлиевича Биргерзона. Мы с моим соседом Анатолием Владимировичем стояли у входа. Дышали свежим воздухом с сигаретами в зубах, обсуждая наши пенсионные дела и общие болезни. А заодно «промывали косточки» бедному Изе и его молодой –  четвертой по счету – новой супруге.
  Неожиданно из нашего «придворного» ресторана вышел поджарый – не по годам атлетически сложенный – одетый «с иголочки» с бабочкой на белоснежной рубахе, напомаженный мужчина. Это был наш ровесник и местная знаменитость Ваня-артист, так прозванный еще с детства. Творческий работник в области театра и кино – актер, и сценарист, режиссер и еще кто-то, он лет пятнадцать назад перебрался жить из нашего «автозаводского» двора поближе к центру столицы.
  Ваня-артист широко известен в узких кругах не благодаря своим успехам в искусстве, а лишь потому, что он, как когда-то сказал мой друг Всеволод Анатольевич, «православный иудейский исламист». Дело в том, что фамилия у него Исламов, зовут Иван, а отчество Исаакович!
  После дружеских объятий и радостных восклицаний мы поделились личными новостями и, как часто бывает при редких встречах, замолчали, задумавшись каждый о своем.
  Иван Исаакович прервал затянувшуюся паузу первым:
– Да-а… Изя все-таки нашел себе на склоне лет ту, которой он все еще необходим. После смерти жены я тоже года полтора думал, что никому не нужен и что мне тоже больше никто… – он набрал полные легкие воздуха и с любовью выдохнул загадочную фразу, – Если бы, конечно, не Алекс!
–  Алекс? Имя какое-то… мужское и не наше, – сказал я и в некотором замешательстве взглянул на соседа.
 Анатолий Владимирович, округлив глаза, переспросил:
– Мужчина?
– Сейчас говорят «бой-френд», – поправил я соседа и стыдливо опустил глаза.
– Не совсем, – отрешенно проговорил Ваня-артист, явно думая о высоком искусстве.
– Ага. Значит, мальчик! – с иронической ухмылкой уточнил Анатолий Владимирович.
Иван Исаакович пришел в себя и произнес:
– Какой еще мальчик? Алекс – девочка!
– Девушка?! – одновременно переспросили мы.
– Ну – да… – напомаженный мужчина взглянул с недоумением.
– Нерусская что ли? – поинтересовался Анатолий Владимирович.
– Из Голландии, – с гордостью сообщил Ваня-артист.
 Мы переглянулись, и я осторожно спросил:
– Интересно, сколько твоей пассии лет?
– Можно сказать, пятнадцать, – грустно произнес человек в бабочке.
– О-о-одуреть!.. – похотливо облизываясь, протянул Анатолий Владимирович.
– Сейчас это модно, если средства, так сказать, позволяют. Я бы тоже выписал себе юную сиделку из Таиланда… –начал я мечтать с завистью, но вовремя вспомнил об уголовной ответственности и «перевел стрелки» Исламова, – Может она тебе, как внучка?
– С чего ты взял?! – воскликнул он.
– Что? – не понял я.
– Хрен в пальто! – мудро изрек Ваня-артист.
– Подождите!.. – в полном недоумении сказал Анатолий Владимирович – О чем это вы? Я вообще-то не понял… Эта девица тебе кто?!
– Сучка голландской породы Маркизье, – выразительно произнес Ваня-артист и грозно насупив брови, уставился испепеляющим взглядом на нас, – Мужики, а почему вы на свадьбе без баб? Или на старости лет «заголубели»? Вы о чём, извращенцы, думаете?
  Я трусливо взглянул на соседа, который задумчиво гладил свою широкую плешь на которую упала первая капля дождя. Тяжелые свинцовые тучи как-то очень кстати набежали на лысое майское небо над нашим «придворным» рестораном.
–  Бежим отсюда, сейчас начнется гроза, – решительно сказал я растерянному Анатолию Владимировичу, – Женщины ждать не любят!


ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

  Анатолий Владимирович остановил меня у подъезда и спросил:
– Слышишь, писатель! Как ты думаешь, что такое рай?
– Откуда появилось такая красивая легенда? – переспросил я и стал размышлять вслух, – Мне кажется, что это воспоминание о первобытной жизни где-нибудь в тропиках… Ученые подсчитали: когда человек занимался только собирательством и охотой, на это у него уходило часа четыре в день. Остальное время суток он, так сказать, отдыхал. Еды было навалом, климат был теплый, одежда была не нужна.
  Я сделал мудрую паузу и продолжил:
– Но со временем людям стало тесно. Часть их ушла на север, а потом наступил ледниковый период. И человеку пришлось выживать... Чтобы не замерзнуть – понадобилось одеться, использовать огонь, построить жилища. А чтобы не страдать от голода зимой, пришлось все придумать земледелие, запастись продуктами, изобрести орудия труда и прочее… Короче, природа заставила человека вкалывать целый день и круглый год. Что мы сейчас и делаем!  Анатолий слушал, смотрел по сторонам и рассуждал одновременно.
– Значит, по-твоему, в раю не надо работать? – хитроумно спросил он..
– Выходит почти так. Работа должна быть в удовольствие – легкая и лишь пару часов. Представь себе жизнь аборигена где-нибудь на Канарах! Сорвал с дерева банан, запил кокосовым соком и танцуй себе до упаду, а ночью влюбляйся! – с завистью сказал я.
– Рабочий день в четыре часа… это же одно из условий коммунизма! – неожиданно вспомнил заслуженный гэбист БССР, – А второе условие: от каждого по способностям, каждому по потребностям…
– Да какие способности нужны дикарю?! – удивился его аналогии я,  –  Чтобы удовлетворить свои потребности, в том числе и сексуальные?
– Не знаю, как в раю, но при коммунизме все должно быть общее, в том числе и женщины, – уверенно изрек Анатолий, – Всё вокруг народное, все вокруг мое!
  Я подумал и неуверенно согласился:
– Значит, первобытный рай – это и был тот коммунизм, который мы строили семьдесят лет! Видимо, подвела погода …
  Но тут меня осенила новая мысль.
– Постой!.. Так я же сейчас и живу при коммунизме для отдельно взятого гражданина! Я вообще не работаю – есть пенсия. Мое дерево с плодами – магазин. Мне не нужны даже мои способности – только потребности, которые вполне удовлетворены! 
– А как же секс? – поинтересовался о «вечном» сосед.
– На ладан дышит, – честно признался я, – Но годы стараний не прошли даром, остались воспоминания. Я до рая все-таки добрался! Сам себе построил с помощью государства.
  Анатолий Владимирович посмотрел на облака.
– В детстве тоже, как в раю! – воскликнул он, – Работать было не надо, бесплатно кормили и даже одевали…
–  Согласен! – сказал я и опустил соседа на грешную землю, – Для кого-то коммунизм получается даже в тюрьме!
– Эх!.. Надо было уйти на пенсию в пятьдесят пять! – сказал Анатолий, сокрушенно качая головой, – Я ведь мог, если бы вовремя изучил этот вопрос!
– Ты разве вкалывал сталеваром или шахтером? Стать пенсионером раньше можно только за вредность... Или ты, считаешь, что твоя служба в КГБ была слишком нервной?
    Анатолий ухмыльнулся и произнес:
–  Да нет!.. Прочитал бы внимательно свою социальную карточку, по которой мне пенсионный налог высчитывали, то мог бы расслабиться и пораньше!
– И что такого в этой карточке?
– Есть там одна хитрая сноска про смену пола… Но еще проще в графе «пол» было взять и написать «женский». Я же эту проклятую карточку сам оформлял! –  расстроено сказал Анатолий Владимирович.
   На этом наш разговор о рае почему-то закончился.


ПРАЗДНИК

  В привычном ожидании Юлиных родителей я просматривал газету, а Люся перелистывала страницы журнала «Отто». За окном послышалась сирена машины скорой помощи. Племянница Люси мгновенно забыла про мультфильм и подбежала к окну.
– Это последняя помощь приехала! – воскликнула она.
  Мы с Люсей философски переглянулись. Моя барышня спросила:
– Юля, я слышала от твоего папы, что ты собираешься на день рождения к подружке.
– Да, очень собираюсь. Мама мне купила новое платье, – похвасталась девочка.
  Мы с Люсей переглянулись с пониманием. Я поинтересовался:
– А когда ты вернешься с этого праздника?
– Я к вам больше не вернусь, – успокоила меня Юля, –  Я там буду до долго.
  Мы с Люсей улыбнулись друг другу.


ПРИСТУП НОСТАЛЬГИИ

   Вдруг зазвонил городской телефон. Я удивился: в наш мобильно-компьютерный век нормальные люди давно забыли, что такой аппарат есть! Пришлось подниматься с дивана и добираться к телефонной трубке через всю комнату.
– Алло!
– Привет, Долгий! – раздался едва знакомый голос.
– Наташа?! – с удивлением воскликнул я.
– Как узнал?
– Ну-у… – не сразу ответил я, –  За сорок лет ты по телефону не изменилась.
– Спасибо, – сказал голос, – Ты тоже. Женат?
– Было дело, – посетовал я, – и неоднократно.
– Дети, внуки?.. – поинтересовалась старая знакомая.
– Кажется, есть. А у тебя?
– Никого, – со вздохом призналась собеседница.
– Замужем?
– Увы! – коротко сказала она.
  Я хмыкнул и с удовольствием произнес:
– Надо было выходить за меня! Помнишь?.. Папаша у тебя тогда большой «шишкой» был, а я мечтал о карьере. Мы же с тобой целовались и даже это самое!.. Почему не согласилась?
  Ответ прозвучал через продолжительную паузу.
– Мама не разрешила, – призналась Наташа.
– Как это?! – удивился я.
– Она сказала, что ты общественное достояние завода, а такие парни  – плохие мужья. Нам был нужен хороший работник… на даче.
  Я оценил женскую искренность и вспомнил ее былое простодушие.
– Ну, послушалась ты маму, а потом?
– Работала в профсоюзе: все бегала, суетилась, помогала людям… О личной жизни подумать было некогда! – печально призналась моя бывшая подружка.
– Думать ты никогда… – начал фразу я, но не закончил, – Наташ, ты же была такая красотка! Неужели никто из мужиков не клюнул?!..
  Собеседница тихо подышала в трубку и решилась. 
– По сравнению с тобой все остальные были не очень, – сказала она, – Ты единственный мужчина, который мне по-настоящему нравился.
– И ты вспомнила об этом только через сорок лет?! – не поверил я.
– Я подумала, что кроме тебя… меня в жизни… никто не любил! – запинаясь в словах, прошептала она.
– Когда ты это поняла? – тихо спросил я.
– Когда посмотрела в зеркало… и увидела, что я уже старуха! – всхлипнув, крикнула Наташа, и бросила телефонную трубку.
   Слушая короткие гудки, я подумал: «Ни тебе до свидания,  ни номера телефона!.. Как она вообще ко мне дозвонилась и зачем?!.. Чужие нервы в нашем возрасте надо беречь. А если бы это я ей вдруг взял и позвонил?!»


РАЗОЧАРОВАНИЕ

  Мы с Люсей сидели за праздничным столом у моего соседа по лестничной клетке Константина Васильевича. Компания собралась веселая, шумная.
– Костя, пока трезвый, очень даже приятный мужчина, – тихо заметила моя подруга, активно работая ножом и вилкой.
– Когда-то он в Сибири калымил и кое-что отморозил… – ревниво начал я, разделывая фаршированного карпа.
– Как интересно! – перебила меня Люся, – Это было до или после свадьбы?
– После, – сказал я – Он там на квартиру зарабатывал, и…
– А что отморозил? – Люся опять не дала мне договорить.
– Главный свой… гордость свою, – выдавил я, запихивая в рот кусок рыбы, – Пришлось операцию делать…
– Пластическую?! – почему-то удивилась моя пассия.
– Зато, какой результат! – с удовольствием поглощая домашний деликатес, подтвердил я, – Раньше у него был такой здоровый… как у носорога!
– Я у слона по телевизору видела, – озираясь на соседей, прошептала Люся, – А у носорога он, разве, еще больше?
  Ее глаза округлились.
– По отношению к телу точно больше! – с удивлением взглянув на подругу, сказал я.
– У носорога не только нос рогом! – Она хихикнула в кулак.
– Я про нос и говорю, –  согласился я, нацеливаясь на жареные баклажаны.
– А что тогда Костя отморозил в Сибири? – медленно спросила непонятливая Люся.
  До меня, наконец, дошло!
– Ты это о чем? – едва не подавившись от приступа смеха, переспросил я.
  Вместо ответа она с изумлением уставилась в лицо хозяина квартиры. Константин Васильевич смущенно отвернулся.


РЕНТГЕНОВСКИЙ СНИМОК
 
  Хирург Дмитрий Львович – мой старинный друг, и  я к нему отправился на приём по блату, чтобы сделать рентгеновский снимок суставов таза. Он это сам мне предложил, после того как я ему пожаловался на боли.  Митя – мой ровесник, тоже пенсионер, но не в пример мне работает.
  Разложил он меня, как он выразился, на разделочном столе, настроил рентгеновский аппарат и зачертыхался.
– В чем заминка? – спрашиваю я.
– Куда-то свинцовый коврик запропастился, что бы твои «причиндалы» защитить.
– Какие причиндалы?
– Детородные, которыми, я надеюсь, ты еще пользуешься.
– Можешь не беспокоится, они уже не нуждаются в защите, – грустно пошутил я.
  В рентгенкабинет зашло небесное создание – молоденькая симпатичная лаборантка, в коротком белоснежном халатике. «Где мои сорок лет?» – невольно подумал я.
  Она прошла мимо нас, остановилась перед дверью пультовой  и вдруг обернулась, словно прочитав мои подлые мысли. Я посмотрел в ее бездонные глаза и покраснел – впервые за последние пятьдесят лет.
  Митя тоже с нескрываемой симпатией смотрел на неё. Девушка лукаво улыбнувшись и скрылась в пультовой комнате.
–  Не нуждаются, говоришь, в защите?.. Положено по инструкции, – назидательно сказал Дмитрий и, хитро подмигнул, – Может еще и понадобятся. Наука не висит на месте. Многие в свое время уже похоронили себя как мужиков, а тут появилась виагра. Глядишь, и для нас –  старперов, что-нибудь изобретут. И это дело не сегодня, так завтра появится в аптеках.
– А ты  прав, – задумчиво почесал пролысину я, – Эти яйцеголовые ученые «по локоть» залезли в гены. Глядишь, и мы омолодимся, проживем лет до двухсот.
– Твои слова да богу бы в уши, – мечтательно воздел очи к потолку Дмитрий Львович и сладострастно вздохнул.
– Ты чего рот раззявил? – нетерпеливо сказал я, бросая взгляд в смотровое окно пультовой, – Ищи скорее свой защитный коврик!


РОДОВЫЕ КОРНИ

   «…Каждый человек, рано или поздно, начинает задумываться над тем, кто его предки, от кого он произошел, где его корни и куда ушли ветви его Рода. А далее: люди, люди, люди!..»
   Я держал в руках рукопись моего друга «Записи о моем роде». Страниц сто!.. В основном нудное описание его жизни и семьи, начиная с деда. О более древних предках «летописных» преданий не было.
   Конечно, надо бы знать и помнить свою родословную! Полезно иметь и подробные записи для своих потомков – внукам и правнукам будет любопытно почитать… Особенно про князей, графов, знаменитостей или хотя бы интересную историю про какого-нибудь захудалого дворянина со странностями! Хотя…
  Может быть, мои прапрабабки и имели отношение к сношению с благородными помещиками, но письменных документов об этом почему-то не оставили.
   Вероятно, они были безграмотными, или просто стеснялись рассказывать о своей жизни! Вполне, может стать, и мой потомок лет через сто прочитает о своем нынешнем пращуре, и ужаснется: какую никчемную жизнь я провел! Хотя... если не писать ничего, то останется надежда, что правнук придумает меня сам: и я все-таки стану знаменитым и успешным человеком!
  Решать ему – в конце концов, домашнюю рукопись всегда можно выбросить, сжечь или использовать по назначению. Тем более, что о своих предках я знаю меньше захудалых церковных архивов! Слишком поздно спохватился…
  Все мои бабки и деды, непутёвые родители и путёвые тетки да дядьки к этому времени отошли в мир иной (Царство им небесное!). Некому больше поведать о великих делах и скромных подвигах прошлых поколений моего рода. Сохранились лишь обрывки собственной памяти об усопших родичах. Вот они:
  Из бытовых и застольных бесед с мамой ничего стоящего я поведать не могу. Бабушка Матрена – другое дело! Иногда она рассказывала о своих сибирских корнях.
  Прадеда её привели туда в кандалах. Он немного огляделся, помучился и женился на бурятке. Еще в ее роду был молдаванин по имени Вакула – вроде бы ее дед… Короче, такой инородец был! Мать бабушки стала женой «москаля» по фамилии Артемьев. Она сама вышла за русского Ивана по фамилии Бунаков (с примесью польско-литовской крови), от которого и родила мою мать.
  По отцовской линии поляки были точно! Дед – наполовину хохол, наполовину белорус, а бабка была на одну половину полька, а на вторую – татарка. Прабабка татарки по фамилии Шило была знаменитой на всю губернию народной целительницей: «лечила» заговоры, порчу, рожу и колтун… Она пыталась обучить своему искусству мою вторую бабушку Параску, но та постоянно отказывалась, мол, скотину кормить надо, корову доить, по хозяйству дел невпроворот!..
  Отец мой – Иван Иванович Долгий, бывший партизан и Кавалер Ордена Красной Звезды, был делегатом проходившего после войны Московского Конгресса Мира. Он заседал во Дворце съездов, а мы с матерью жили в московской гостинице – мне тогда не было и года. Кроме ордена у папы была куча медалей. Он учился в высшей партийной школе, но бросил – Родине потребовались электросварщики, и отец пошел работать на Минский автозавод, где и трудился до самой смерти.
  Про себя ничего хорошего сказать не могу. Родился, учился, работал, женился, детей народил и внуков растил. Не убивал, не крал, не лжесвидетельствовал… Но и самым главным заповедям не доверял!
  О моих половозрелых детях писать воспоминания рано – у них еще многое впереди. Да и электронная память человечества развивается такими темпами, что мемуары скоро наверняка станут «семейными» файлами Интернета. Может быть, сын или дочь, когда-нибудь про меня сами что-нибудь сочинят, а правнуки догонят и добавят.
  Вот и прославлюсь я тогда как писатель и патриарх среди всех народов, к которым будут принадлежать мои потомки!


РОЗЫ НА СВАДЬБУ
 
  Принаряженный по случаю торжественного события – женитьбы моего 75-ти летнего соседа Биргерзона, с тремя розочками в руке я вышел из своего подъезда, в котором, кстати, на одной площадке со мной жених и проживал.
  Исаак Иеовлиевич, а для меня просто Изя, организовал свадебное застолье в «придворном», как говорил другой мой сосед и друг Всеволод Леонидович, ресторане, располагавшемся за углом нашего дома.
  С противоположной стороны улицы – с огромным букетом садовых цветов, в парадном костюме – ко мне шествовал мой третий знакомый пенсионер.
– Куда это вы, уважаемый Анатолий Батькович, собрались? – спросил я заядлого дачника-цветовода.
– Туда же куда и вы, Сергей Иваныч. На свадьбу, нашего неугомонного сластолюбца Исаака Йоб… ёш… – Анатолий Владимирович с досадой сплюнул мне под ноги и привычно возмутился, – Чтоб эти морды жидомассонские сгорели! С ихними именами язык, бля, сломаешь!.. 
– Иеов-лие-ви-ча,  – гордо подсказал я по слогам,  – Запомнил с пятисотого раза. Тридцать лет старался!.. Как ты думаешь, у Изи это – зов едва тлеющей плоти или попытка обмануть смерть?
– Думаю, что обычная спекуляция недвижимостью, – сказал цветовод, – Невеста  моложе на двадцать лет. Это раз. У одинокого суженого трехкомнатная квартира. Это два. Исаак Ёбабович  у нее уже четвертый муж. Это три. Я тут случайно узнал про её брачные аферы… 
  Анатолий Владимирович выразительно посмотрел на меня.
– Какие «такие» аферы у благочинной христианки? – на всякий случай удивился я.
– Набравшись опыта по уходу за парализованным мужем, она после его смерти  как патронажная сестра стала выбирать одиноких старичков на последнем издыхании… Приходит такая платная сиделка и вдруг говорит слабоумному, что влюбилась… Глядишь, через полгодика юный муж от такого счастья отдает концы, и вдова получает наследство!.. Ее дочке, говорят, досталась жилплощадь второго мужа, а сыну – квартира третьего, тоже, кстати, инвалида первой группы… Вот и наш Изя – или уже спятил, или перед нами хочет напоследок «хвостиком» помахать!
  Анатолий Владимирович подмигнул мне из-за пышного букета.
– Он это… – задумался и сказал я, – Говорит, что у него все всерьез. Последняя, так сказать, душевная страсть…
– Вот именно. Самая, что ни есть... предсмертная! – с ухмылкой произнес Анатолий Владимирович, – Он же у нас кто?.. Атеист и гражданин мира. Но в душе… Сионисты, они все такие!.. По ночам под одеялом Тору с фонариком читают. А невеста кто такая, знаешь?
   Я со страхом на лице помотал головой. Анатолий Владимирович продолжил:
–  Баптистка, бля, адвентистка, бля, 7-го дня, бля! И, как ты думаешь, чем такая привлекает старперов, на ладан дышащих?.. –  Он прищурил глаз. –  Ну, симпатичная, ну… Я с ней не общался, но ты-то с ней знаком больше года, почти каждый день видишь… Говори, какой хитростью она взяла Изю за жабры?
– Ну-у-у…–  протянул я с ответом,  –  Может быть, какой-то смиренностью, открытостью, слащавой любовью… к ближнему и верой в бога… Она, вообще-то, приятная особа во многих отношениях, – я подумал и добавил, – Исаак Иеовлиевич в пылу откровенности как-то признался, что это Мастер «золотые ручки» с  рабочей нежной губой.
– Какой-какой?!..
  Заядлый цветовод уставился на меня с недоумением.
– Ты же сам знаешь, – неловко ухмыльнулся я, – Наш бедный похотливый Изя, как все выкресты, любит сочных арийских баб без предрассудков в постели.
– Тьфу!.. Извращенец твой Исаак Ебабович! – возмутился и еще раз сплюнул мне под ноги Анатолий Владимирович.
– Да и трехкомнатная квартира ей не обломится, – меняя тему разговора, сказал я, – у Изи сын в Израиле уже лет десять как ждет наследство.
– Если новая жена пропишется в квартире, она все равно по закону половину «квадратных» получит, – со знанием дела сказал Анатолий Владимирович.
– У нее же осталось жилье от первого мужа, а сына с дочерью, сам говоришь, квартирами она тоже обеспечила. Нафига еще? – пожимая плечами, спросил я.
 – А внучке от дочери, а внуку от сына? – загибая пальцы настаивал на своем Анатолий Владимирович.
– Тогда надо еще две, – со скрипом сообразил я.
– Внучке свою отдаст, за ней тоже на старости лет кому-то надо будет присматривать. А внуку перепадет Изина, – мудро заключил сосед и возбужденно воскликнул, – Вот, бля, и придурок он на склоне лет!.. Два её последних мужа после ЗАГСа не прожили и пару месяцев. Изя с ней тоже долго не протянет!
  Я сочувственно вздохнул и нетерпеливо взглянул на наручные часы. Анатолий Владимирович полюбовался своим букетом и, критически оценив мой, спросил:
– Почему так скромно?
– Бог любит троицу. Потаенный, так сказать, смысл, – со скрытой завистью произнес я.
– И в чем скрытый смысл трёх дохлых розочек? – уставился на меня цветовод-любитель.
– Одну подарю невесте, – сказал я и, тяжело вздохнув,  добавил, – а две достанутся жениху.
  Анатолий Владимирович скривился и хмыкнул:
– Я бы сделал наоборот, две – невесте, одну – жениху. Не на того, бля, нарвалась!.. Сколько этот «недообрезанный» замучил неуемным сексом покойных жен?
– На моей памяти… кажется, три, – почесав затылок припомнил я.
– И она трёх мужей похоронила! – выразительно произнес мудрый цветовод.
– Ага. Значит, пока ничья, –  сказал я, –  Ты думаешь, что  квартирный вопрос решится в пользу Исаака?
  Анатолий Владимирович показал указательным пальцем на небо.
– Уверен. Евреи, они долгожители… И везде – первые! И в науке, и в искусстве, и даже в сексе, бля!.. Я про торговлю и недвижимость даже не заикаюсь, – Анатолий Владимирович уверенно изменил свои предсказания на противоположные, –   Они ж все… как бы семи пядей…. Их наши боги-пришельцы точно не пальцем сделали! Вот, например, тот же Изя… Инвалид, бля, липовый!.. Врачи-семиты ему же сразу первую группу сделали! Еле, говорят, выжил. А славяне в лучшем случае со второй ходят!
  Он глубокомысленно замолчал. Пауза в разговоре стала нестерпимой.
– Так этой аферистке и надо! – рубанув воздух кулаком, сказал я и осторожно, чтобы не помять цветы, обнял соседа. – Да и какое нам, Анатолий Батькович, дело до этой еврейской квартиры? Сколько той жизни! На свадьбу друга идем. Когда еще в ресторане посидим?!
– А если все-таки через месяц будут поминки? – спросил, вздохнул и угрюмо посмотрел на меня пенсионер с шикарным букетом.
  В ответ я лишь пожал плечами, и мы молча двинулись к ресторану. Заходя в зал я в последний раз взглянул на свои три жалкие розы и решил: положу я лучше свой букетик перед молодоженами, и они пусть сами разбираются: кому сколько взять!


РЫБОЛОВ

– У меня на даче благодать! – похвастался Анатолий Владимирович – Все под рукой: огурчики, помидорчики, лес, речка… Загорай себе, купайся, сходи по грибы, на рыбалку!..
  Он закатил глаза от удовольствия.
– И часто ты это… – поинтересовался Сева, – загораешь на рыбалке?
– Ну… – задумался Анатолий, – в этом году на пляж сходить как-то не получилось, а рыбку ловить я не очень… В степи родился, сам понимаешь!
  Прохладная осень невольно располагала нас к разговорам на летнюю тему.
– А в прошлом году ты сколько раз искупался? – вырвалось у меня.
  Заядлый дачник нахмурил лоб и смущенно хмыкнул.
– Вроде, тоже не успел… Здоровье уже не то. Пока на участке все дела переделаешь!..
- Чего тогда соловьем «заливаешь»?! – возмутился Сева – Огурчики, помидорчики!.. Как будто это не твоя жена на грядках возится… Хоть бы раз принес закусить!
– Я больше по хозяйству ремонтом разным занимаюсь, цветы на выставку вожу, – признался Анатолий и съязвил, – Это вы тут все лето асфальт нюхаете!
 – Я тоже иногда выбираюсь, – возразил я, – когда у Галки выходные.
  Севе мои слова явно не понравились.
– Тоже мне пис-сатель хренов! – сердито сказал он, – Устаешь, небось, в городе от тяжелой чернильной работы?!
– Сева, не возникай! – сказал Анатолий,  взглянув на меня с уважением, – Мне вчера дочка показала в компьютере его сайт…
– Так он уже и в Интернет залез? – удивился Сева, – И что там за чтиво?
– Местами ничего так, только умничает… А когда с соавтором напишет, то получается получше, мне даже нравится… – начал цветовод-любитель.
– С каким соавтором? – опять перебил его Сева. – Он же самовлюбленный самодур!.. Ты, Сергей Иваныч, кому-то деньги должен или спишь с его женой?
  Старый друг просверлил меня ревнивым взглядом.
 – Ни то ни другое, – пробормотал я, – Каждый из нас немного с недостатками, а вместе… Две головы все-таки лучше!
– И как у вас такой «Горыныч» получается? – заинтересовался Сева.
– Просто. Нашли тему, в которой «ловим» первый сюжет – так называемую «рыбу». Я из этой «рыбы» делаю зубастую «щуку», а он премудрого «пескаря»… Потом мы их режем, чистим, фаршируем, жарим, бросаем икру в аквариум и разбегаемся. Соавтор под эту закусь пьет водку, а я употребляю сухое… Потом из икринок появляются новые сюжетики…
– Кто?! Что?! – дуэтом перебили меня друзья.
– Золотые рыбки, – сказал я – и мы снова закидываем «удочки».
  Я громко постучал себя по пустой осенней голове.
 

 СВЕТЛОЕ ПЯТНО

  Я шел, уныло опустив голову, из поликлиники и переваривал мудрую мысль ревматолога, высказанную мне по большому секрету – о том, что старость, к сожалению, не лечится. Все лекарства, которые она мне прописывала тоннами, я послушно принимал, проходил все  электрические, гомеопатические и  физические процедуры, но все эти мази, диеты, отвары трав, если не усугубляли мое состояние, то и не улучшали!
  На нескромный вопрос женщины в белом халате про курение и употребление алкоголя, я твердо ответил, что курить буду, а пить не брошу. На том и расстались – к обоюдному удовольствию сторон.
   У меня осталось единственное «народное» средство, которое спасает  от всех недугов – это творчество. Оно на время приглушает естественную боль стареющего организма и скрашивает приближение неизбежного конца, который назойливо маячит на призрачном горизонте моего блуждающего сознания.
  Я поднял глаза и увидел еле волочившего ноги, очень неважно выглядевшего пожилого мужчину, который остановился передо мной и, прищурив глаза, стал изучать мою унылую фигуру.
  Мы стояли друг перед другом и пытались вспомнить: откуда знакомы? Первым очнулся я и осторожно спросил:
– Сашка? Звягинцев?
– Сметана! – услышав мой голос, радостно воскликнул мужчина, назвав меня прозвищем, прилипшим ко мне в детстве из-за цвета волос, – Как ты меня узнал в этой дряхлой развалине?
– А ты не очень-то изменился! – лицемерно ухмыльнулся я.
– Полвека все-таки!.. – воскликнул изумленный старик.
– Походка, глаза и не знаю даже… – сказал я и спросил, –  А ты меня как?
–  По голосу, наверно… Он у тебя был слишком веселый… тогда. Помнишь, как мы с тобой с горки на санках катались? – друг детства едва не пустил слезу и продолжил, – Это же была наша последняя встреча! Потом твои родичи получили новую квартиру, и ты перешел в другую школу…
– Конечно, помню. Наша горка – мое самое яркое воспоминание из детства, – уверенно проговорил я.
– И у тебя?!.. Это единственное светлое пятно в моей серой жизни, – старик задумчиво посмотрел на меня.  – Так было здорово! До сих пор иногда вспоминаю. Сколько же нам было лет?
– Лет десять – двенадцать, а может и меньше, – неуверенно проговорил я, пожимая плечами.
– У тебя, наверное, хватало таких мгновений, особенно в амурных делах? – заговорщицки подмигнув, поинтересовался он.
– В каких делах? – переспросил я и облизнул просохшие губы.
– Ну, в смысле в любви… – как-то странно сказал он.
– Это ты про что? –  Я с укоризной посмотрел на Сашку Звягинцева.
– Понятно, – Покачал головой старый друг. – Значит, ты, как и я, больше такого восторга не испытывал, как тогда в детстве?
– Ну почему? Дай подумать… – растерянно проговорил я, – А полет Гагарина? А кубинская революция? А крах коммунизма?
– Это эйфория духа. А просто радость жизни, детское счастье двух пацанов?  – настороженно спросил старик.
– Наверное, больше не было, раз не могу припомнить, – озадаченно почесав пролысину, промямлил я, – Сань, а с чего это ты пустился в слезные воспоминания нашего «древнего» детства?
   Звягинцев глубоко и виновато вздохнул.
– Потому что в моей жизни ничего хорошего больше и не было, кроме катания на той горке. Помру я, скоро… От моей печени осталась только полоска шириной в сантиметр. Отпил я, Серега, и печень, и почки, и все остальное. Цирроз, – Он озабоченно посмотрел на свои наручные часы. – Надо топать на консультацию к профессору. Он один раз в месяц таких, как я принимает...   
– Где и когда увидимся? – спросил я.
– Я живу там же. Помнишь? – друг детства с надеждой посмотрел на меня.
– Помню. Буду проходить мимо – проходить? – натянуто пошутил я.   
– Заходи, я буду рад. Я всегда дома, если не в больнице. Ну, пока! – Александр торопливо заковылял в сторону поликлиники.
– Саня, не отчаивайся! – крикнул я ему вслед.
   «Боже мой!.. Пролетело уже пятьдесят лет, как мы с ним когда-то играли и дружили! В детстве зимой рано и быстро темнеет. Но этот короткий вечерний час почему-то остался в нашей памяти на всю жизнь! Мы валялись в снегу и дружно хохотали. Как же все-таки нам было хорошо и весело! И мы даже не догадывались о том, что это и есть счастье!» – подумал я, провожая взглядом «незнакомого» мне старика – Сашку Звягинцева.
   Затем я невольно задумался о том, почему не вспомнил и не упомянул в разговоре с ним о своей первой любви, музыке Битлз на  вершине горы Белуха, о появлении на свет своих детей и внуков… Перед моими глазами все ярче проявлялась картинка катания на санках в тот далекий зимний вечер!
   И я с болью в груди вдруг ощутил, что мы больше никогда не увидимся. Мне показалась, что дорога к дому – это знакомая горка, убегающая из-под ног бесконечно далеко вниз.


СВЯТОЕ ДЕЛО

  Стоя у подъезда, я набрал номер квартиры Всеволода Леонидовича. После пятого сигнала вызова из домофона послышался недовольное ворчание:
 – Кто там в такую рань? – через паузу голос Севы возопил, – Семнадцать двадцать!.. Какого?!.. Или – какая?!..
  Я достал платок, накрыл им микрофон домофона и прокартавил:
– Здгавствуйте. Нам ваша жена по сотовому позвонила на ноль тли… Говолит, что вам плохо. Пележивает…
– Откуда она знает? Она на даче! – простонал голос друга.
– Она пго какого-то Яцека говолила, что он ей говолил… Это, случайно, не вы?
– Не-е… Это сосед из соседнего подъезда. «Заложил», скотина! Вы кто?
– Вгач.
– Чо-о?! У вас спирт есть?
– У меня всё есть! Я же – реаниматор! – своим голосом сказал я, убирая платок и доставая из-за пазухи бутылку с пивом.
– Осторожно. Двери открываются! – раздался радостный вопль Севы.
  Прозвучал сигнал, и я зашел в жилой подъезд спасать друга. Потому что в старости, как говорит Всеволод Леонидович, праздники – это бич божий.
  Черт бы их побрал!


СКЛЕРОЗ КРЕПЧАЛ

   Вчера в магазине, чинно ступая по проходу и приближаясь к торговому залу, я уткнулся в перегородившего мне дорогу молодого верзилу-охранника. Он разглядывал меня, скрестив пальцы на груди. Затем сокрушенно покачал головой.
–  Добрый день! У вас это давно или только начинается?
   Я нервно обернулся и, на всякий случай, проверил: застёгнута ли ширинка?
– Здрасьте!.. Что «начинается»? – переспросил я.
– Это самое… с головой! – Постучал пальцем у виска охранник. –  Маразм, как говорится, крепчает?
– Это у тебя, парень, с головой, наверное, что-то не так! – обиделся я и тоже постучал пальцем у виска.
– Да, ладно вам!.. Зачем в магазин пришли? – примирительно проговорил он.
– За… хлебом, – растерянно пробормотал я.
– И как вы собираетесь нести его домой? – язвительно ухмыльнулся молодой верзила, – Пакет-то уже полный!
– Ё-маё!.. 
   Я в изумлении  поднял левой рукой пухлый пакет с мусором, который хотел выбросить в контейнер для бытовых отходов у своего дома. Метров пятьсот тащил!
   Стыдливо вжав голову в плечи, я выскочил из магазина и, воровато оглянувшись по сторонам, запихнул пакет в стоящую у входа урну.
– Сергей Иванович, добрый день, –за моей спиной раздался вкрадчивый голос соседа-пенсионера Всеволода Леонидовича, – Бывает.
– Привет. Ты это о чем? – с надеждой, что он не заметил моего позора, спросил я и с ужасом подумал: «Если Сева увидел меня с мусорным пакетом в магазине, то об этом к вечеру узнает вся  страна!»
– О тебе, дорогой!  – Усмехнулся Сева, указывая глазами на урну. – У меня давеча еще хуже было. Три дня примочки делал.
– Примочки? – не понял я.
– Они самые, водочные… Недавно день рождения у сына был, я и перебрал. На следующий день так хреново стало!..  «Буксы» горят, а дома ни капли «эликсира» – даже огуречного рассола!.. Рванул я, короче, за пивом и прямо в магазине у прилавка приложился с горла…  Вижу краем глаза: охранник Витек надвигается. Я, было, подумал что он придерется за нарушение культуры и порядка, а эта зараза подходит и, хихикая, спрашивает: «С чего это у вас, дедуля, ботинки такие красивые? Или мода сейчас такая?» Я глянь на ноги, а там: одна туфля сына – желтая, а вторая черная – моя!
– Удивил!.. Наш с тобой кореш Толик Усович как-то с бодуна зимой на работу опаздывал. Прибежал в одном валенке, на другой ноге оказался шлепанец, –  успокоил его я.
– Ага!.. Ты врубись:  я ношу сорок пятый размер, а у сына… сорок первый, – сказал Сева и грустно почесал пролысину.
– И как ты умудрился напялить и не заметить? – поразился  я.
– Сам не знаю…  Так было хреново, что не почувствовал! Но после пива… похмельный шок прошел.  Я к выходу подошел, а на ноге – «Испанский сапог»!.. Пытка такая была… Весь магазин на мои вопли сбежался!.. Еле-еле желтую туфлю содрали!
   Вспомнив чувство облегчения, Всеволод Леонидович заулыбался.
– Сева, не сравнивай! –  попробовал подлизаться я, – У тебя же маразм настоящего мужика, а у меня, отпившего не только печень,  но и  «макушку», наступает старческий дебилизм трезвенника.
  Сева вскинул брови и, втягивая живот, гордо приподнял грудь. Он снисходительно взглянул на меня. И я с приступом ностальгии вдруг вспомнил, как мы лет десять назад, спрятавшись от жен в подворотне, «душили»  на двоих бутылочку водки!..
   Словно прочитав мои мысли, Всеволод Леонидович глубокомысленно изрек:
–  Н-да-а!.. Были когда-то и мы рысаками! – скорбно вздохнув, он добавил, – Не так страшен черт, как хитрожопая старость!
  Мы дружно посмотрели на выглядывающий на нас из урны пакет с домашним мусором.


СМЕШЕНИЕ ЭПОХ
  Был не очень ясный еще не вечер, но уже и не совсем день. Я шел из магазина но, увидев Марата, присел поговорить – давно не виделись, хоть и живем через пару домов.
  До Перестройки он преподавал в высшей партийной школе научный коммунизм. После аспирантуры Марат защитил кандидатскую диссертацию на тему  «Развитой социализм – шаг в коммунизм».
  КПСС разогнали, партшколу закрыли, Марат остался без работы и запил «по-черному». Когда-то у него в центре Минска была завидная пятикомнатная квартира. Затем пошли разводы, размены и в результате на божий свет появилась двухкомнатная… Но и та скоро стала коммуналкой. Эпоха перемен!
  Размышляя об оной, мы лениво закусывали огрызками яблок. Между нами стояла пустая бутылка водки, которую я «проставил» Марату по случаю нежданной встречи.
  Из подъезда вышел, поглядывая на проезжую часть, сосед моего собутыльника Альберт, тоже пенсионер, но – не в пример нам – работающий на автозаводе.
– Я в окно узрел тут у вас… – произнес с надеждой в голосе Альберт, но увидел пустую бутылку и крякнул с досадой, –  А где водка?!
– Долго сопли жуешь, – развел руками Марат, – Выпили.
– Зачем тогда сидите?
– Как все интеллигенты, после «возлияния» обсуждаем философские темы.
– И какие?
– Привет,  Альберт! – вступил в разговор я, – Скажи, как ты понимаешь суть выражения: «Есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть»?
– По-моему, вместо «жить», как сказал Отелло из пьесы «Гамлет», для нас актуальнее «пить», – засмеялся Альберт,  – Классику знать надо!
– У Шекспира что-то похожее было, это точно,  – задумчиво произнес я,  – А вот чья это цитата на самом деле?
  Марат стыдливо опустил глаза и произнес:
– Это Сократ сказал: «Эдимус, ут вивамус, нон вивимус ут эдамус».
  Вытаращив глаза мы с удивлением посмотрели на него.
– Кончай выпендриваться! – возмутился Усович, – Откуда ты такие слова знаешь?
– Были когда-то благословенные времена, – признался Марат, – Зачет по латыни три раза пересдавал, чтобы допустили к экзамену на истфаке.
– По латыни? – удивился я, – Сократ же –  грек!
– Одна из книжек. которую мы зубрили в универе называлась «Практическое пособие по латинскому языку». Там в конце было сто крылатых высказываний философов древности на латыни.
– Фикус-шмикус, плинтус-блинтус! – по-детски передразнил Марата Альберт, – Умник, бляха!.. Что ты тут из себя изображаешь? Кто вы такие по сравнению с народом?!
  На последних словах он свирепо взглянул на меня.
– Мы интеллектуалы, носители высоких идеалов, так сказать, цвет общества… А ты кто? – гордо выпятив тощую грудь, с шутливым пафосом сказал я.
– Чо-о?!..  Да я рабочий  – Усович Альберт Иванович! И мне ваши Сократы и Шекспиры – по фиг. Чтобы производить материальные ценности для таких паразитов, как вы, мне нужны нормальные калории! Я работаю, чтобы жить! А хорошо жить значит – вкусно жрать! С удовольствием, с аппетитом, с пользой для организма.
– Кто же возражает? Без еды это не жизнь! – согласился Марат.
– «Я мыслю, значит, я существую». От качества пищи зависит работа нашего мозга, наш интеллект и даже наше настроение, – поднимая вверх указательный палец, весело добавил я, – Какие гениальные идеи на пустой желудок?!
– С голодухи мысль одна: «Чего бы сожрать или выпить?»  – продолжил Марат.
– Отелло из «Гамлета» нашего Шекспира, помнится, говорил: «Что значит человек, если его заветные желания: еда да сон? Животное…», – сказал я Альберту. 
– Да,  я животное! – с вызовом согласился он.
– Никто в этом и сомневается, – ухмыльнулся Марат.
– Физиологически, мы все млекопитающие! – как будто в оправдание, поправил приятеля я.
– Трутни вы!.. Привыкли жить за чужой счет, вот и стараетесь оправдаться! – громогласно заявил Усович, – Умники, бляха!.. Да я!.. Да если меня не станет, то и вы, паразиты с голоду подохните!
– Но без паразитов жить тоже нельзя, вот, например, в природе…
– Не трожь природу, мать твою тать! – схватил меня за грудки Альберт Иванович, – Что ты в своей жизни материального сделал?
  Я мгновенно пошевелил испуганными мозгами и нашелся:
– Лет десять назад я для вашего завода, Альберт Иванович, как ведущий  конструктор спроектировал станок по механической обработке заднего моста автомобиля МАЗ. Говорят, он до сих пор работает.
– Заднего моста?.. – озадаченно проговорил Альберт Иванович, отпуская меня, – Это ж мой кормилец… Это ж я на нем вкалываю!
  Альберт отступил на шаг и, удивленно разглядывая меня с ног до головы, проговорил:
– Ты марку станка помнишь?
– Конечно, агрегатный станок АС-3546.
– Чо-о?! – с недоверием произнес Альберт, – Да я наизусть документацию на него помню!
– Там на чертежах под техническими условиями справа внизу рамочка есть, а в ней написано: «разработал Долгий С. И.»
– Точно!.. Ты, что, его знаешь?
  Я поднялся с лавочки, встряхнул головой и поправил прическу, как актер Миронов в  фильме «Бриллиантовая рука».
– Разрешите, представится: Долгий Сергей Иванович.
– Сергей Иваныч? – обернувшись к Марату, Альберт спросил у него, – Он, правда, Долгий?
– Алик, ты чего, сегодня такой тупой и агрессивный? – спросил соседа Марат, – Не выпил с утра?
– Праздники ноябрьские скоро, – с уважением посмотрев на меня, ответил Альберт и ласково отряхнул невидимую пыль с лацканов моего пиджака.
– Понятно. Просыпается классовое самосознание,– объяснил мне Марат.
– То есть, мы паразиты, значит, на глаза бедняге случайно попались! – подначил гегемона я.
– Ага. Перед 1 мая и на 7 ноября у меня руки чешутся. Как увижу шестисотый «Мерс», начинает колотить и сразу возникает желание схватить булыжник или пульнуть в него из гранатомета, – сердито сказал Альберт.
– Это потому, что у тебя старые «Жигули»,  – Марат посмотрел  на проезжую часть, – Слушай, что если я сейчас вынесу гранатомет и пульну вон в тот джип?
  Альберт, прищурившись, посмотрел на остановившийся у их подъезда дорогой внедорожник. Расплываясь в благодушной улыбке,  он похлопал Марата по плечу:
– Я тебе пульну!
– Что ж ты так?.. Не «шестисотый», конечно, но этот джип выглядит даже покруче!
– Паразит ты, Марат, и сволочь! – сказал заслуженный пролетарий, –  Ладно, один – ноль! С меня сто грамм… А тебе, Сергей Иванович, за станок я проставлюсь по полной… но с получки.
  Альберт Иванович гордо расправил натруженные плечи и направился к шикарному внедорожнику.
– Я что-то не понял финал! – сказал я Марату.
– Это сын его приехал… Повезет показывать Альберту свой загородный коттедж. Он мне вчера хвастался, – улыбнувшись, объяснил Марат.
  Мы посмотрели, как рабочий автозавода Усович открыл дверцу джипа и удобно устроился рядом с интеллигентным моложавым водителем. 
  Он решительно протянул руку вперед, словно памятник Ленину, указывающий путь в светлое будущее, и подался вперед, как нарисованный на афише Чапаев, командующий расстрелом из пулемета «Максим» врагов пролетарской революции.


СМЫСЛ ЖИЗНИ

  Мы с соседом, тоже пенсионером – заядлым дачником Анатолием Владимировичем присели на скамейку напротив его подъезда.
– Так бездарно провел выходные, хуже некуда! – сказал я и, глубокомысленно уставился в небеса.
– И что ты тогда делал у себя на даче? –  поинтересовался удивленный садовод-любитель.
– Сидел у телевизора, потом гулял по лесу, – ответил соседу я и сокрушенно опустил голову.
– Болело, что-нибудь? – сочувственно спросил меня Анатолий Владимирович.
– Да нет! – Пожал плечами я.
– Не помер же! – тыкая в меня пальцем, весело усмехнулся он.
– Вроде бы, – согласился я.
– Почему тогда «бездарно»? Навоз не достал?.. Сейчас это дефицит страшный! Раньше в СССР мне за бутылку самогонки полный прицеп привозили, – Садовод, ностальгически жмурясь, прищурил глаз. – А сейчас за бутылку и жменю не дадут! За коровами по пастбищу с ведром и совком целый день ходить приходится!
– Хотелось почитать что-нибудь!.. – с досадой проговорил я.
– Ёма-ё!.. – перебил он, – Какое чтиво в шестьдесят два года? Прожил день – и ладно! Ты что, на старости смысл жизни собрался понять?!  – Он изумленно выпучил глаза.
– Вообще-то, не мешало бы… Это же вопрос, который задает себе каждый интеллигентный человек, – с «тонким намеком» самолюбиво заметил я.
– Не смеши подростков! С чего ты сопли распустил? Философ хренов!.. Мыслителя из себя корчишь, а запор у тебя давно был?.. Радуйся, что живой и ползаешь, – сосед замолк и, задумчиво прищурившись, озабоченно поинтересовался, – Или уже размягчение мозгов началось?!. Может, у тебя эта, как её…  болезнь Альц… пель… геймера? Ну-ка говори: сколько будет дважды два?
– Четыре, – машинально ответил я.
  Садовод-любитель почесал затылок.
– Кажись, правильно. Хотя… алгебра на месте тоже не стоит! – мудро изрек он.
  Из подъезда, подпрыгивая в такт музыке, – с наушниками в ушах – вышла шестнадцатилетняя девушка. Мой собеседник остановил студентку колледжа протянутой рукой.
– Дашка!.. Подскажи старикам, какая нынче у вас таблица умножения?
  Девушка остановилась, вынула из одного уха микродинамик и с отсутствующим выражением на лице, вежливо спросила:
– В каком смысле?
– Два умножить на два все еще четыре? – улыбаясь глупому вопросу пошутил я.
   Даша перевела свой бессмысленный взгляд в мою сторону.
– Смотря, в какой системе… Если в непозиционной двоичной, то это будет так: два в нулевой степени помножить на два в первой степени. Получается… единица! –  радостно сообщила она, – Но есть еще шестнадцатеричная, восьмеричная системы, «арабская» и другие.  В какой считать?
  Мы с соседом испуганно переглянулись.
– В православной! – после продолжительной паузы нашелся Анатолий Владимирович.
– Так. Сейчас. Надо подумать... – Студентка нахмурила брови, пошевелила ими и с улыбкой сказала,  – Православные крестятся тремя пальцами в четыре касания!
  Даша заглянула в наши раскрытые рты, вернула наушник на место и ушла, слегка покачиваясь в такт музыке.
– Что-то не врубился… А ты? – толкнул я в бок соседа.
– Я не математик, но верующий, – признался Анатолий Владимирович.
– А я крещенный атеист, – задумчиво пробормотал я, посмотрел вслед уходящей девушке и подумал: «Господи, сколько же истин существует на свете!»
–  Остынь! – прочитал мои мысли сосед, – Много думать в нашем возрасте вредно. Башку сломать можно. А она, между прочим, нужна, чтобы смотреть телевизор.
– «Я мыслю, значит, я существую», – процитировал я Декарта.
– Растения тоже существуют, – авторитетно произнес и перекрестился Анатолий Владимирович, садовод-любитель на пенсии и бывший офицер КГБ.
  Я вздохнул и с опаской посмотрел на бескрайнее небо.


СОБАЧИЙ ТЕСТ

  Я, Всеволод Леонидович и Анатолий Владимирович, как обычно, сидели на скамейке и лениво чесали языками. Мимо прошла женщина, прижимающая к груди маленькую декоративную собачку, которая вдруг затявкала в нашу сторону.
– Какая милая тварь! – с умилением сказал вслед даме с собачкой Анатолий.
– Орхидея Петербургская – со знанием дела произнес я.
– А, если кобель, то Петербургский Орхидей? – подначил меня Сева.
  Я пожал плечами.
– А черт его знает!
– Я парень деревенский и не понимаю этого! – высказался Сева.
– Чего не понимаешь? – спросил Анатолий.
– Собака должна быть зверем! А это карманная финтифлюшка, которая даже гавкать по-человечески не умеет, –  объяснил ему Сева.
– Собака иногда бывает другом человека, – напомнил я другу.
– Её обязанность охранять дом, охотиться на медведя и защищать хозяина… А эта «орхидея» мой тест на право называться собакой не пройдет! – упрямо заявил Сева.
– И что это  за тест? – поинтересовался Анатолий.
– Бросить крошку в клетку с медведем? – ехидно пошутил я.
– Хорошо бы, но между клыков застрянет, – сказал Сева.
– А я твой тест пройду? – с улыбкой спросил Анатолий.
– Ты же не собака.
– Ещё какая! – сказал сосед.
– И какой породы? – заинтересовался я.
– Не знаю, но что кобель, это точно, – пошутил Анатолий, – Моя жена подтвердит наверняка!
– И все-таки что за тест? – с любопытством спросил я лучшего друга.
– Деревенский, народный, простой, – ответил Сева, – Видите мою правую ногу?
– Ага… Видим, – дружно сказали мы.
– Так вот… Если я пну этой ногой настоящую собаку под зад, то она пролетит не больше пяти метров! – сказал нам Сева, – Вот и весь мой тест!
  Мы еще раз посмотрели на ногу Всеволода Леонидовича, обутую в полуботинок 46-го размера. И я вспомнил, как однажды от его удара лопнул футбольный мяч.
  Словно прочитав мои мысли, Анатолий Владимирович согласно закивал.


СОБАЧНИЦА

  Мы с Люсей сидели за юбилейным столом и тихо «обмывали косточки» дочке ее подруги,  в гости к которой и были приглашены. По соседству со мной сидела молодая миловидная девушка. Я краем глаза заметил, что она, чуть наклонившись, прислушивается к нашему разговору о маниакальном увлечении собаками, которых у дочери юбилярши было целых три.
– Сколько же ей лет? – спросил я Люсю.
– Двадцать без хвостика в семь, – улыбнувшись, прошептала моя пассия.
– Замужем?
Люся, вздохнув, посочувствовала дочке подруги:
– Нет. Пока еще.
– Раньше бабы в этом возрасте уже рожали, а теперь заводят собак. – произнес я известную истину и раздраженно добавил, – Был бы автомат, я бы этих сучек!..
– Вы что, так не любите животных? А с виду такой порядочный и солидный!.. – прошипела возмущенная девушка, задыхаясь от негодования, – Мужчина, вы злой человек! Как можно так не любить собак?!
  Опешив от неожиданности, я уставился на нее и растерянно пробормотал:
– Да нет, вообще-то… я этих тварей люблю…
– Но вы только что собирались их перестрелять! – повысила голос соседка по столу.
  Выглянув из-за меня, в разговор вмешалась Люся:
– Извините девушка! У вас наверное есть собака?
– Целых две! – вызывающе сказала барышня.
– Вы же не замужем?.. – взглянув на ладонь моей соседки по столу, спросила Люся.
– Какое это имеет значение?! – убирая правую руку со стола, обиженно произнесла любительница собак.
  Люся громко вздохнула и тихо сказала:
– Девушка вы извините моего вояку. Он всех домашних животных просто обожает! Но имел в виду не собак, а сучек, которые подслушивают чужие разговоры!
  От неожиданности я поперхнулся и закряхтел в кулак.
  Девушка горделиво вытянула шею и очень воспитанно отвернулась.


СПИЧКА

  Делать было нечего, дело было вечером: я сидел за «рабочим столом писателя», то бишь – за клавиатурой компьютера, и смотрел на пустую страницу монитора. В голове не было ни одной стоящей мысли, которую бы хотелось воспроизвести. По извилинам мозга упрямо ползала фраза: «Ни дня без строчки!». Этот лозунг классика отторгался моим подсознанием, исчезая в бездонной пропасти ленивого эго… 
  Антон Павлович умел черпать вдохновение, глядя на чернильницу. А в электронном веке что смотреть? Тем более в понедельник! Новости по телевизору? Так я их видел утром. Догонялки постоянно орущих: «Стой или будет хуже!» и надоевших до тошноты «ментов»?!.. Спортивные программы сегодня почему-то идут все в записи. Даже за окном «Мамай прошел» – машины и те не ездят!
  Я повертел головой и посмотрел на настенные портреты своих кумиров: Пушкина и Есенина. Глядя на их вдохновенные лица, невольно содрогнулся от комплекса неполноценности. Нахмурившись, я поднялся и поправил рамку одного из портретов. Вышел из-за стола на середину комнаты, внимательно оценил результат и удовлетворенно пробормотал: «Порядочек!» Оглянувшись по сторонам,  я возвратился к столу и удобно устроился в кресле. 
  Взгляд пробежал по поверхности стола. Неудовлетворенно покачивая головой, я поправил лежащие на нем предметы: принтер, телефон, папку с рукописями, отдельные листки с черновыми заметками, карандаш и шариковую ручку… Еще раз внимательно изучив расположение вещей, нашел скрепку, соединил черновики и, откинувшись спиной на спинку кресла, задумчиво промычал: «Нда-а!..»
  С блаженной  улыбкой и робкой надеждой я поискал пятна вдохновения на белоснежном натяжном потолке. Рабочее настроение почему-то не снизошло! Что-то мешало. Я сосредоточился и, медленно опустив взгляд, настороженно замер. Затем наклонился в сторону и с ужасом посмотрел на пол… На ковровой дорожке, постеленной от входной двери, лежала спичка! Я выскочил из-за стола, наклонился и аккуратно поправил её расположение – строго параллельно краю ковра.
  Отступив пару шагов и прищурив глаз, словно прицеливаясь, я обошел спичку вокруг, вернулся на свое рабочее место и – довольный содеянным – присел. Сердито погрозив пальцем наблюдавшим со стены за моими действиями кумирам, я громко и отчетливо произнес: «Вот теперь, дорогие мои, и в этой голове – полный порядок!»
  За 25 лет работы конструктором я привык к полной гармонии, как в размещении рабочих инструментов у кульмана, так и в идеальной симметрии перпендикулярных и параллельных линий чертежа.
  Глубоко вздохнув, я решительно придвинул к себе клавиатуру и начал  писать новеллу о спичке.

СПРАВЕДЛИВОЕ ЗАМЕЧАНИЕ

   Одетая к выходу четырехлетняя Даша стояла в прихожей, держась за дверную ручку и топая в нетерпении.
– Деда, ты скоро?
– Всё, всё, все!.. Я мигом!.. – торопливо снимая с вешалки куртку и натягивая её на плечи, сказал я.
   Внучка посмотрела на меня удивленными глазами.
– Ты же одеваешься вверх ногами! – укоризненно произнесла она, указывая пальчиком.
  Я посмотрел на Дашу с недоумением. Глянул в зеркало и увидел, что куртка надета наизнанку.


СРОК ГОДНОСТИ

  Я стоял у витрины кондитерского отдела и пытался узнать дату изготовления и срок годности заварных пирожных – захотелось на десерт. Но на неупакованные изделия оные здесь не  проставлялись. В прошлый раз купил – сутки просидел в туалете. Хотя продавщица рвала на груди лифчик и божилась, что сладости в магазине всегда свежие, только завезенные…
  Задумавшись, я поднял глаза и увидел за прилавком отдела ту же самую продавщицу. Она с интересом наблюдала за мной. Пришлось улыбнуться и, указав пальцем на пирожное под стеклом, нарочито интеллигентно произнести:
– Будьте так любезны, если вас не затруднит, скажите пожалуйста: сколько лет…
  Продавщица поправила прическу и жеманно перебила:
– Около пятидесяти…
– Сколько?! – ошарашено переспросил я.
– С маленьким хвостиком, – чуть смущаясь, добавила она.
– С каким еще «хвостиком»? – снова не понял я.
– В пару лет, – Продавщица потупила глаза.
– Дико извиняюсь, но я вообще-то вами не интересуюсь! – сообразив в чем дело, сказал я.
– Зачем же вы спросили сколько мне лет?! – рассердилась работник прилавка.
  Пришлось вздохнуть и признаться:
– Это я про заварные пирожные.
– Пирожные? – Она воззрилась на меня в недоумении.
– Пошутил про срок годности продуктов, – еще раз объяснил я.
– Вы с женщинами лучше так не шутите! – сказала продавщица.
  Я кивнул и произнес:
– Ага. Больше не буду.
Женщина окинула меня взглядом и вдруг мило  улыбнулась:
– А что будет с вашим предложением познакомиться?
– Моим? – почему-то уточнил я, – А ваш муж будет не против?
– Я уже лет пять, как разведена.
– Даже не знаю… – пробормотал я растерянно.
  И стал лихорадочно соображать, как же избавиться от сексуальных домогательств перезрелой девицы в общественном месте. В моей голове очень кстати возник светлый образ старого лавеласа Севы, у которого с заведующей этого магазина был роман.
– Интересно, – зловеще прошептал я и хищно прищурился, – как к этому отнесется Людмила Джабраиловна?
– Вас случайно не Всеволодом зовут? – испуганно оглянувшись, спросила продавщица.
– Да, и что?
Лицо женщины окаменело.
– Мужчина! Прекратите приставать с непристойностями, или я сейчас Люсе такое про вас расскажу!.. Вы берете пирожное или нет?
– Ухожу, ухожу, ухожу! – Проглотив ухмылку, я поспешил ретироваться.
  Отойдя на безопасное расстояние, мне невыносимо захотелось оглянулся. Фигура отвергнутой продавщицы выражала свежую тоску и бесконечное трудолюбивое одиночество.
  Пирожное я купил в хлебном киоске. Вернувшись домой,  я невольно посмотрел на висящее в прихожей зеркало, и увидел в нем отражение человека с таким же  взглядом, как у стареющей, но еще довольно аппетитной тетеньки из кондитерского отдела в нашем новом супермаркете.


СССР

   Я шел по тротуару, совершая вечерний променад и заодно обдумывая очередной сюжет своих «Записок юного пенсионера». Навстречу мне торопливо шел чем-то озабоченный – с пачкой детских памперсов – новоиспеченный дед Анатолий Владимирович.
– Толик, у тебя, говорят, уже месяц как прибавление? Поздравляю! – сказал я и потряс его за руку.
– Девочка! Красавица! – похвастался счастливый дед.
– Как назвали? – спросил я.
– Алеся.
– Красивое имя. И как она?
– Нормально. Полный СССР! – весело произнес Анатолий Владимирович.
– Не понял? – Я вопросительно поглядел на него.
– Аббревиатура такая: Спит, Сосёт, Справляет нужду и Ревёт! – жизнерадостно сказал бывший офицер КГБ и пошел по своим семейным делам.


СТАРЫЕ РАНЫ

  Мы с Всеволодом Леонидовичем сидели у подъезда нашего дома. Небо заволокло тучами, но дождь почему-то не начинался.
– Сегодня опять что-то ноет в груди, как раз там, где сердце. Последнее время при смене погоды в этом месте у меня постоянно болит. Но сегодня уж очень прихватило! – пожаловался Сева с гримасой на лице, – Раньше я пугался, думал: инфаркт…  Но потом узнал, как проверить. Надо задержать дыхание и как можно дольше не вздыхать. Проверил: нет, не сердце! Значит, это старые раны... И почему они в нашем возрасте жить мешают?
  Я солидарно вздохнул и, поморщившись, потер левое плечо.
– К старости иммунитет ослабляется, и вся зараза, что накопилась с рождения, вылезает наружу. У меня тоже, при смене погоды болят сустав и кисть правой руки. Плечо я в горах на леднике Джаловчат отморозил, когда в щель провалился… А кисть еще студентом повредил из-за аутотренинга. Он тогда – помнишь? – дико модным был.
– А я когда-то играл в футбол за детскую спортшколу, – вспомнил Сева, – Стоял на воротах и отчаянным был, как Лев Яшин!.. Бросался под ноги за мячом, не раздумывая, пока не заработал огромный синяк на груди и трещину в ребре. После этой травмы, тренер поставил меня в защиту. Тогда все хотели быть нападающими. Я тоже хотел мячи забивать, и поэтому «отфутболил» – перешел в легкую атлетику. Трещина в ребре заросла, и я почти забыл про нее… лет на пятьдесят!
  Я поднял свою правую ладонь. На ее внутренней стороне виднелась красная точка величиной с божью коровку, а с наружной выделялось утолщение старого шрама.
– В универе это было во время сессии. Где-то через месяц занятий я натренировался расслабляться: ложился на спину, складывал руки на животе, считал до десяти и засыпал. Равно через четыре часа просыпался и снова грыз «гранит науки». Как-то в «общаге» я похвастался своими аутогенными успехами и сдуру поспорил с Сашкой Петровым на бутылку, что просуну сквозь ладонь иглу. Короче, этот гад забил иглу ушком в стол и даже ватку с одеколоном нашел, чтобы ее протереть. Помню: длинная такая иголка торчала!.. – я слегка вздрогнул и продолжил рассказ, – Делать было нечего. Устроился я на стуле, сосредоточился, закрыл глаза и, постепенно войдя в транс, стал погружать иглу в ладонь. Тишина вокруг стояла неимоверная! Минут пять, а может и больше, моя кисть под своим весом медленно опускалась все ниже и ниже… А потом кто-то заметил вылезающее из кожи остриё и вскрикнул!.. Если бы не этот звук, я бы и освободился от иглы также не спеша… Но тут вдруг вышел из транса и резко поднял руку вверх… До сих пор помню эту боль! Не приведи Господи!
 Сева понимающе кивнул.
– Потому на пенсии и болит, что запомнил, – уверенно сказал он и глубокомысленно добавил, – Слава богу, что тогда не было войны!
  И он перекрестился – на всякий случай.


СТИМУЛ К ЖИЗНИ

   Если перед завтраком я не выпиваю таблетку, то ем с опаской. Сердечко после не очень безмятежного сна иногда пошаливает. Как будто нагрузка в виде здоровой пищи мешает моему дряхлому организму жить.
   Почти всю ночь смотрел по телевизору турнир по теннису в Австралии, под утро задремал и забыл: выпил таблетку или нет? Взял блистер с лекарством и стал смотреть на него: сколько таблеток было вчера?  Не могу вспомнить! Брал или не брал? Черт его знает! Старческий склероз.
   И тут слегка кольнуло в сердце. Я превратился в сгусток внимания. Так принял я лекарство или нет? Неизвестность пугает даже героев. И я струсил – даже легкая паника охватила. Есть аварийный вариант – нитроглицерин, но его без крайней необходимости врач посоветовала не принимать. На всякий случай я взял в руки флакончик с нитроглицерином, а как только взял…
   Лежал я на кровати, отходил от приступа стенокардии и лениво думал: хорошо бы стимулятор в сердце поставить или шунтирование сделать. Но в итоге все-таки решил, что будет лучше тихо, ежели повезет, помереть дома, чем полгода мучиться в клинике, потратив остаток дней на анализы, всякие ЭКГ и томографии в бесконечных очередях полуживых зомби.
   «Откинуть копыта» от нервного срыва среди этой публики – последнее дело!
   За жизнь свою – веселую и не очень грешную – я особенно не переживал. Не убивал, не крал, не... Разве только чужим женам иногда слишком завидовал... Есть, конечно, «скелетик в шкафу» – пара не очень красивых историй! Но перед апостолом Петром у врат небесных, если, конечно, он там есть, можно попробовать оправдаться. Мол, молодой был, хотел вкусно кушать, род продолжить и от скуки часто страдал!
   Я представил, как вдруг помер, как почиваю в гробу, обложенный цветами, как  вокруг родня и друзья скорбно смотрят на мой напудренный труп. И как друг мой закадычный Дмитрий Львович шепчет моему же «корешу» Геннадию Брониславовичу, как хорошо я выгляжу, а Гена отвечает ему: дескать, это не удивительно – почти год «сволочь» не пил перед смертью!..
   И тут я вскочил с кровати, хватаясь за сердце. «Е-маё! Я же Мите должен 50 баксов! Уже месяц как обещал отдать! Ведь на том свете – которого вроде бы нет! – мою жалкую душу совесть замучает. Если Митя помянет меня с обидой, то на небе это точно в негатив зачтется, и тогда в райских кущах… Заикаться мне – до его пришествия!»
   Оделся я быстро и, прихватив нужную сумму из отложенных на крематорий в загашнике под матрацем «зеленых», сел в ржавую «копейку» и поехал к Дмитрию Львовичу.
  Мы присели за стол напротив друг друга – я с зажатой в кулаке 50-ти долларовой купюрой и он, протирающий спросонья глаза.
– Ну, ты даешь! В такую рань даже птицы не летают, – сквозь зевок произнес Митя и с надеждой спросил, – Может, ты развязал и принес чего выпить?
– Нет, – тяжело вздохнул я.
– И у меня нет, – с сожалением проговорил он.
– Понимаешь… Нынче с рання опять сердце прихватило. Думал: «Помру!» и вспомнил про тебя…
– Я-то тут причем? Если собрался, так помирай – это дело житейское, так сказать, интимное, – душевно посоветовал Митя.
– Ага!.. – возразил я, – Неужто забыл, что я у тебя должен целых 50 баксов? Помирать надо налегке. Держи вот и спи спокойно!
  Я положил на стол купюру.
– Зря переживал, – пряча деньги за пазуху, сказал Дмитрий Львович, – Ради такого богоугодного дела я, пожалуй, простил бы!
– Как это?.. Выходит, я зря переживал, боялся не успеть и, как дурак, ехал через весь город к черту на кулички?! – обиделся я.
– Выходит зря, – вздохнул лучший друг.
  Я подумал и сказал:
– Тогда одолжи пятьсот!
  Он не удивился, но спросил:
– Зачем тебе?
– Ты же меня от смерти спас, – объяснил я.
– Я? – слегка поинтересовался Митя.
– Ты! Если бы не долг, я бы сегодня спокойно помер. Твои деньги оказались стимулом моей никчемной жизни.
  Дмитрий Львович задумчиво поковырял большим пальцем зачесавшуюся ноздрю.
– Если такое чудо свершилось, – торжественно произнес он, – то забирай назад эти доллары. Пусть они тебе помогут еще разок!
– Эти больше не помогут, – сказал я, – Потому что я уже знаю, что ты мне их простишь.
– Я тебе и тысячу прощу! – сердито добавил он.
– Зря ты Митя это ляпнул, – с тоской сказал я, – Теперь у меня нет смысла у тебя деньги одалживать.
– А ты у кого-нибудь другого одолжи! – нашелся друг.
– Нет. Деньги – это пыль. Другому, если что… не стыдно и не отдать. А вот лучшему другу… – Я задумался, потирая вспотевший лоб. – Надо другой стимул к жизни найти. Не подскажешь?
– Дети, например.
– Мои самодостаточны, у них – свои семьи и своя жизнь.
– А моя дочка без помощи все еще никак! – ловко пожаловался Дмитрий Львович, – Сорок годов дуре, а я вожусь с ней как с малолетней!..  Ты, Серега, знаешь… Начни-ка лучше писать роман. «Войну и мир», например. Чем не стимул? Его можно всю жизнь сочинять!
– Не получится, – признался я, – Пробовал. Через два года набралось столько черновиков, что я чуть не повесился и понял Гоголя!
– Тогда не знаю. Отцепись. Научись, наконец, любить жизнь! – Дмитрий Львович взглянул на наручные часы. – Скоро по телику футбольное обозрение.
– Точно!.. Спорт! – воспарил я духом и тут же сник, – Жаль только, что Олимпиады не каждый день, а приступы стенокардии могут быть и каждый… Ладно. Насчет смысла поговорим по телефону. Тоже мне – лучший друг нашелся!
   Через полчаса я уже был дома и с азартом следил за битвой Азаренко и Кербер на австралийском корте.
– Папа, посиди с Лесей минут десять, пока я приму душ, – В комнату вошла дочь с 10-месячной внучкой на руках. – Только телевизор, пожалуйста, выруби. Ей еще рано смотреть. Или ты занят?
   Я вскочил с дивана, выключил телевизор и подошел к внучке Алесе, которая увидев меня, радостно заулыбалась и зашевелила ножками.
   Я осторожно взял её на руки и ласково прижал к груди – мое лучшее лекарство от стенокардии и последний стимул к жизни.


СТРАСТЬ НЕЗЕМНАЯ

   Сева и с напряжением смотрел на балкон Яцека Цыбульского. Подсаживаясь к нему, я с тревогой взглянул на друга и протянул для приветствия руку. Сева молча пожал мою ладонь, продолжая глядеть в сторону балкона, из приоткрытой двери которого доносились приглушенные расстоянием женские стоны и тупые удары.
– В чем дело? – тихо спросил я.
– Этот сексуальный маньяк Яцек, кого-то насилует в извращенной форме! – округлив глаза, прошептал Сева. 
  Из балкона на третьем этаже прозвучал короткий гортанный крик. Что-то громко ударилось о стену.
– Это нормальный жесткий секс, – сказал я, с видом умудренного знатока, – У него же долго никого не было.
– Бедняжка мучается целый час! Так кричит, что пора помочь!
– Не сходи с ума! – предупредил я лучшего друга, – В страсти ещё и не такое бывает!
– Женщины так орут только при насилии, – неуверенно сказал Сева.
  Мы прислушались, но звуков больше не было.
  Неожиданно на балконе появился пан Цыбульский собственной персоной. Он вышел в надетом на голое тело халате и с сигаретой в зубах. Взглянув на нас сверху, Яцек помахал рукой.
– Эй, ты!.. – не выдержал его наглого взгляда Сева, – Сейчас же отпусти женщину!
– Кого?! – изумился Яцек.
– Ты с кем там так громко проводишь время? – решил прояснить ситуацию я.
  Цыбульский затянулся сигаретным дымом и пожал плечами.
– Смотрю по телику Уимблдон, – ответил он с балкона.
– Что за еблтон? – не расслышал поляка Сева.
– Главный турнир по теннису – пояснил я.
– В котором Азаренко?.. – начал соображать Сева.
– Нет, – сказал я, припоминая звуки из квартиры «маньяка», – Это играла Маша Шарапова!
– Надо бы это… посмотреть повтор, – выдавил из себя Сева и отвел взгляд в сторону.
  Его лицо выражало полное разочарование в жизни.


СТРИПТИЗ

   Вальяжно развалившись на диване под «Лунную сонату» Бетховена, я жаждал зрелища. Напротив, с накинутой на плечи шалью, стояла смущенная Люся.
– Ну что ты стесняешься? – сказал я ей ободряюще,  – Вперед, красотка, «на мины»!
  Люся решительно сняла с себя шаль и швырнула ее на стол, подумав, стянула через голову платье и положила его рядом.
  Потупив взгляд, она посмотрела на свои обнаженные ноги.
– Ладно, ажурный пеньюар можешь не снимать. Продолжай! Смелее!! Я жду!!! – нетерпеливо воскликнул я.
  Люся вынула заколки, распуская волосы. Поразмыслив, достала из ушей золотые сережки и опустила их в хрустальную вазочку. С трудом сняла с пальца кольцо и, отправив его вслед за сережками, вопросительно взглянула на меня.
  В моих глазах росло возбуждение.
– А цепочку с крестиком? Они же из серебра, – нежно напомнил я.
Люся сняла цепочку и, поцеловав крестик, уложила их в вазу.
– А теперь… давай! – сказал я шепотом и призывно протянул руки.
Люся вздрогнула и выдохнула воздух. Прикусив губы и зажмурив от страха глаза, она ступила босыми ногами на напольные весы.


СЧАСТЬЕ ПЕНСИОНЕРА

  С чего начать? Мысли есть, но большинство из них пролетает куда-то мимо. Все время думаешь, думаешь, думаешь… А о чем? Память – это клубок мимолетных воспоминаний. Вот и приходится постоянно что-то записывать. Мой «бумажный человек» выглядит умнее реального, который всегда жил и живет не разумом, а чувствами!
  Хорошо сейчас мне – пенсионеру – никуда не надо идти, разве что на кухню или в туалет, никого не надо выслушивать – разве что любимые «говорящие головы» на экране, никому не надо подчиняться и ни перед кем не надо выслуживаться…
  Поначалу мне было скучно без работы и служебных обязанностей! Жизнь без режима и дисциплины показалась пустой и бесполезной. Но сейчас я ловлю «кайф» от каждой бесцельно прожитой минуты этого «никому не нужного» существования. Я никому ничего не должен, и мне от других больше ничего не надо. Валяюсь себе целый день на диване, пока башка не заболит! Захочу поесть – перекушу, захочу поспать – подремлю. В любое время суток!
  Мой главный собеседник и друг – телевизор. Спорт, новости, загадки истории, НЛО и пришельцы, реинкарнация, загробный мир и прочая ерунда, в которую я никогда не верил и не собираюсь, но смотрю с удовольствием.
  Теперь мне это хроническое безделье нравится! Правда, иногда все же приходиться поработать… больными ногами! Сходить в магазин за хлебом, в аптеку или в газетный киоск за программой телевидения и раз в месяц – в сберегательную кассу, чтобы заплатить за квартиру. Все остальное я сейчас заказываю в Интернете – привозят на дом. Верхними конечностями я стираю свое нижнее белье, развешиваю постельное – на сушку после стиральной машины, изредка что-то утюжу и раз в неделю убираю пыль в своей комнате.
  Иногда звонят друзья и старые знакомые (с каждым годом все реже): предлагают работу сторожем, вахтером, дворником, иногда даже по специальности! Но я, как прежде, вкалывать не хочу. Мне говорят, что получать от работы в старости радость и удовольствие, а не головную боль, стоит лишь ради своих детей с внуками… Правильно говорят, но голова все равно будет трещать по швам!
  Пенсия у меня – не бог весть какая… Когда-то я получал зарплату в тысячу долларов и сводил концы с концами. Однако были времена, когда я выживал и на сумму раз в сто поменьше. Вот и научился жить по средствам!
  Еще я не пью и не курю. Какой-то придурок однажды залез ко мне в голову и сказал: «Хватит!» Помню, как очнувшись ночью в луже перед родным домом, я с удивлением смотрел на звездное небо, а оно смотрело на меня. С тех пор прошло пятнадцать лет, но я еще не забыл этот бездонный взгляд!
  Денег хватает еще и потому, что я не покупаю себе новые вещи. У меня есть спонсор – сын. Донашиваю его штаны, куртки, рубашки, обувь… Слава богу, что современная мода такая переменчивая!
  В молодости я любил много и вкусно поесть, а теперь, как ни странно, получаю удовольствие от самой простой еды: каши с запахом мяса, одинокого овощного салатика, компота из домашних сухофруктов. Иногда по праздникам я все-таки пропускаю стаканчик полусухого вина.  Колбасу, сосиски, консервы и концентраты я не покупаю, потому что знаю, как их делают – будучи индивидуальным предпринимателем, сам пробовал обманывать голодных людей!
  Лучше пару раз в месяц положить в холодильник кусок свежего мяса или здоровую охлажденную курицу, и отваривать по кусочку.  В крайнем случае я использую «живые» обрезки в виде суповых наборов.
  Но главное удовольствие в этой глупой жизни я получаю от сочинительства! Могу сутками сидеть у компьютера и сопереживать своим литературным героям. Тем более, что все они – даже имеющие прототипы! – являются частью меня. Поэтому мне и не стыдно за свой смех и слезы, которых к счастью никто не видит.
 Иногда я исполняю песни своей молодости на подаренной другом гитаре. Пальцы не гнутся, но я кое-как пристроился – беру даже септаккорды!
  Под настроение, могу звучать без перерыва целый день и ни разу не повториться. Память у меня, конечно, уже не та – помогает старый блокнот с названиями авторских песен, в котором их штук пятьсот, а может и больше. Я напеваю их по очереди, вспоминая, казалось бы, давно забытые мелодии и слова – ностальгирую, так сказать, по молодости!
  Гитара, телевизор, сочинительство, еда, таблетки и крохотная пенсия – вот и всё, что надо современному инвалиду и пенсионеру для жизни и счастья. Если это странное болезненное существование можно называть жизнью!


ТОРТ ДЛЯ ПЛЕМЯШКИ

  Слонялся я как-то по своей квартире, мучаясь от безделья. По телевизору ничего интересного не показывали. Да и надоел он! Роман мой тоже завис – не было вдохновения. Решил позвонить Люсе. Набрал её номер и, слушая длинные гудки, лихорадочно думал о том,  какой повод придумать для звонка.
– Люся, привет! –  сказал я и прикинулся умным, – Как бы взять у тебя почитать «Метаморфозы» Вергилия?
– «Метаморфозы» Овидия я сама читаю, а вот «Энеиду»  Вергилия могу дать. Приходи, философ липовый. Заодно и чайку попьем.
– С удовольствием! Может, по дороге что-нибудь купить? Как говорится, к чаю.
– Сейчас подумаю…– мечтательно протянула Люся, – Зайди в наш супермаркет. Там, я видела, есть торт «Ленинградский», ещё бутылочку шампанского купи и коробку шоколадных конфет с ликером. Не забудь, кстати, заглянуть в цветочный павильон и взять букет роз. Я люблю белые…
– Ты совсем озверела?! – возмутился я, – Где я столько денег возьму? Пенсия только через неделю!
– Тогда купи пачку сухарей. И больше не провоцируй женщину лишними вопросами!.. Я тебя, хрыча старого, просто хочу!
  Следом я услышал короткие гудки и озадаченно взглянул на трубку телефона.
  Через час Люся открыла мне входную дверь своей квартиры. Я был в выходном костюме и с гордым видом держал перед собой коробку с тортом.
–  Ой, как, здорово!  Мой любимый!.. Ты проходи в комнату, а я чайку сварганю.
  Она радостно хлопнула в ладоши, забрала торт и упорхнула на кухню. Довольный собой я прошел в гостиную и сел на стул. Через пару минут Люся появилась с двумя чашками чая и сушками на подносе.
– А торт где? – с недоумением спросил я.
– Какой торт? – Она невинно захлопала ресницами.
– Который я принес. 
– В холодильнике.
– Я бы с чаем лучше кусок торта слопал! – указывая на тарелку с сушками, сказал я.
– Спасибо большое!.. Я торт племяшке  оставила.  – Счастливо улыбаясь, просияла Люся.
– Не жирно ей будет целый торт? – поинтересовался я, выпучив глаза.
– Так ко мне вечером придет брат с женой и дочкой, – радостно сообщила мне она.
– Пусть тогда сами торт и покупают.
– Так они ж у меня давно не были, я и пригласила их в гости!
– А я по-твоему не гость?
– Какой ты гость? – удивилась Люся, – Ты же мужик!
Сглатывая слюну, я попытался сообразить: это комплимент или как?!


УНИВЕРСАЛЬНЫЙ СЖИГАТЕЛЬ

  Мы сидели за накрытым столом на «отведках» моей внучки Алеси. По-праздничному одетые родственники и друзья.  Все молча и неторопливо закусывали, внимательно прислушиваясь к разговору между Владиславой и Геннадием.
– Хорошо выглядите в вашем возрасте, – сказала сватья Владислава моему другу и крестнику моей дочери Геннадию Брониславовичу, с опаской разглядывая  150-граммовую отбивную, лежащую в ее тарелке, – На свадьбе вы были намного полнее, а сейчас такой поджарый, подтянутый.  Диета?
– Она самая. Жесточайшая. Кефирная, –  поглаживая живот, произнес довольный собой Геннадий, –  За два месяца 10 килограмм, как не бывало!
– Мне она не помогла. Вначале за три месяца скинула килограмм 15, а потом снова началось… Какие только диеты не пробовала – все бесполезно!
– Мой брат из Израиля предложил мне тут недавно по Скайпу универсальный  сжигатель жира. По его словам – самый действенный!
– Ого! – заинтересовано заскрипела туловищем на стуле Владислава, – И когда думаете перейти на этот сжигатель?
– Это пока подождет. Он годится только на крайний случай. Так сказать: последнее радикальное средство… Если вдруг моя кефирная диета не поможет, как вам.
– Гестаповский прием? – спросила женщина.
– И да, и нет.
– Какое-то побочное действие?
– Никакого. Но он очень энергозатратный и требует финансового участия близки.
– Такой дорогой?
– Дороговат, конечно. Кризис в природе все-таки!
– А название у него есть?
– А как же?! – Геннадий Брониславович, театрально сложив ладони, со скорбью взглянул на потолок, –  Крематорий! 
  Все присутствующие дружно захохотали.  Лишь Владислава со вздохом взяла отбивную руками и,  запихивая ее в рот,  активно заработала челюстями.


УСИЛИТЕЛЬ ЗВУКА

   Маленькая Даша лежала на кровати под одеялом. Я, простуженный, сидел рядом с перевязанным мохеровым шарфом горлом.
– В некотором царстве, в некотором государстве… – осипшим голосом начал я читать внучке сказку.
– Деда, почему ты так тихо говоришь? – с обидой перебила меня внучка – Я почти не слушаю.
– Я не могу… У меня горлышко болит, – жалобно прошептал я.
– Так сходи за пультом и сделай голос громче! – посоветовала мне внучка.
   От этой несуразности я хмыкнул и раскашлялся...


УТРО ПЕНСИОНЕРА

  Проснулся я, как всегда – точно в шесть ноль-ноль. Потянулся рукой за пультом от телевизора, который лежал на стуле рядом с кроватью, но его на месте не оказалось. «Неплохое начало дня», – подумал я и суеверно поплевал через левое  плечо.
  Присев на кровати в майке и трусах, достал из ботинка носок, натянул его на левую ногу и залез рукой в другой ботинок – второго носка там не оказалось.
  Я задумчиво посмотрел по сторонам, снял со спинки стула брюки и проверил наличие носка внутри штанин – его там тоже не было. Заглянув под кровать, я почесал затылок и сокрушенно подумал: «Ерунда какая-то!»
  Затем я снова пробежался глазами по комнате, но внимательнее – с надеждой обнаружить пульт или носок. «Увы!..» Пожав плечами, с единственным носком на ноге, я подошел к шкафу.
  Достав из него коробку из-под обуви, я внимательно посмотрел на левую ногу и стал доставать из коробки разноцветные одинокие носки. Не найдя идентичного черному с бордовыми полосками, я со злостью сгреб бесполезную «коллекцию» и бросил в картонное хранилище. 
  Сняв носок с ноги и, аккуратно взяв его двумя пальцами, я торжественно опустил этот предмет одежды к его несчастным «собратьям» и убрал коробку на место. 
  «Куда и как они все бесследно исчезают? – философски подумал я, – Наверное, в квартире завелся  одноногий домовик или «барабашка» из параллельного мира!» Я вздохнул и достал с другой полки шкафа пакет с парой подаренных 23 февраля носков…
  Рассматривая на ногах новые узоры, я решил, что впредь буду покупать носки исключительно одного цвета и рисунка.  Мысль была  правильная, но не новая. Поэтому я сразу же вспомнил про ежедневные утренние новости и, взглянув на черный экран цифрового телевизора, еще раз огляделся по сторонам. «Где этот чертов пульт?!»
  Проклиная превратности судьбы, я подошел к телевизору. Озадаченно посмотрел на кнопки управления и нажал одну из них наугад. Экран телевизора вспыхнул, и диктор успел жизнерадостно сообщить, что «это были все новости к этому часу, а сейчас в нашей программе ток-шоу для женщин».
  Расстроенный и угрюмый я принялся тыкать пальцем по панели управления… Наткнувшись на тупой американский мультик, рефлекторно выключил телевизор.  Угасающая искра экрана промелькнула в моей голове. Я едва успел сделать шаг, как застыл на месте. Голова медленно развернулась на 180 градусов –  в сторону стоящей на корпусе телевизора вазы, рядом с которой лежал пульт.
  «Странно, – подумал я, – Почему, в отличие от бесследно исчезающих носков, пульт всегда пропадает, но потом все-таки внезапно появляется? Может быть, этот невидимый «барабашка» так издевается над моим атеистическим материализмом?!»  Упрямо вздохнув, я взял пульт и положил его на привычное место у изголовья кровати.
  На столе лежала свежая газета, которую я вечером достал из почтового ящика. (Я – единственный в подъезде и ,вероятно, один из «последних могикан» в нашем доме, кто выписывает прессу). В этой газете с анекдотами, кроссвордами, скандальными новостями и курьезными фактами имелась также телепрограмма на неделю.
  Взяв со стола пластмассовый футляр для очков, я сел в кресло, раскрыл футляр и нервно хихикнул.  Внутри было пусто. Поморщившись, я отложил футляр и похлопал ладонями по карманам. Затем проверил – нет ли случайно очков на лбу или на шее. 
  С тоскливым выражением на лице, почесывая затылок, я прогулялся по периметру своей комнаты. Остановился у застеленной кровати и устало присел. Раздался хруст. «Опять – двадцать пять!»  Я поднялся и приподнял покрывало. На пододеяльнике лежали наполовину раздавленные очки.  Подняв их за дужку, стал рассматривать.  И тут меня как бывшего конструктора осенило: монокль! Выдавив из оправы уцелевшее стекло я положил его в карман. Останки очков я сгреб в ладонь и отнес к окну. Где на подоконнике стояла миска, доверху наполненная испорченными приспособлениями для слабого зрения.
 Через пять минут я гордо сидел над раскрытой газетой с авторучкой в руке, блестя круглой линзой от очков в правом глазу и прищурив левый.
  В кроссворде попался вопрос: «Именная ценная бумага» в десять букв, последняя из которых была «В», а в середине слова оказалось «Д». Я  задумчиво  вскинул брови… «Монокль» упал на пол и куда-то покатился…
  Заглянув под стол, но ничего не увидев, я встал и шагнул в сторону… Внизу затрещало раздавленное стекло.  В ярости я разорвал газету. «Что за день такой! Может, у меня с головой что-то не так?» Глядя на пол, я мгновенно отбросил в сторону все свои мимолетные подозрения о домовом как потустороннем злодее.
  Аккуратно собрав стеклянную крошку от «монокля» на обрывок газеты я пошел на кухню и выбросил мусор.  Затем я зажег газ и поставил на конфорку чайник. Потом заглянул в холодильник и обнаружил, что молока для  приготовления омлета на завтрак там нет. 
  И я решил прогуляться в соседний магазин, а на обратном пути заглянуть в киоск и купить новую газету. На внутренней стороне входной двери висел самодельный плакат, изготовленный и повешенный мной лично, как памятка юному склеротику: «НЕ ЗАБУДЬ ВЫКЛЮЧИТЬ СВЕТ, ГАЗ, ВОДУ! ВОЗЬМИ ТЕЛЕФОН, ДЕНЬГИ, ГОЛОВУ, КЛЮЧИ И ЗАПРИ ДВЕРЬ С ДРУГОЙ СТОРОНЫ!»
  Прочитав надпись, я послушно повернул голову в сторону гостиной, в которой горел свет. Нажав на выключатель, я удовлетворенно кивнул головой. На кухне засвистел чайник. Я хлопнул себя по лбу, вернулся туда и погасил горящую конфорку. Прислушался – вода в туалете и ванной не журчала.
  В прихожей еще раз внимательно посмотрел на плакат.  Хлопнул себя по внутреннему карману пиджака, достал из него сотовый телефон и, радостно хмыкнув, положил обратно. Достал портмоне, раскрыл и проверил наличие денег.  Немного подумав, я потрогал: на месте ли голова и заодно поправил у зеркала прическу. Потом взял с полки связку ключей и, открыв входную дверь, вставил один из них в замочную скважину с внешней стороны.
   «Аккредитив!.. – Сгибая пальцы, я быстро насчитал десять букв, – И «Д» в середине, и «В» в конце!» В радостном возбуждении оттого, что вспомнил слово из кроссворда, я аккуратно захлопнул дверь в квартиру и,  горделиво приосанившись, устремился к выходу. «Оказывается, с головой у меня всё в порядке! Не такой уж и плохой сегодня день!»
  Погода выдалась замечательная – весенняя, теплая и солнечная. Настроение поднималось с каждым шагом. У магазина я сунул руку в карман. Ключей от квартиры и электронного замка в жилой подъезд у меня с собой не было. Я жизнерадостно улыбнулся. «Придется позвонить соседке. Слава богу, она всегда дома. Черт бы ее подрал!»


ФОРМА БЫТИЯ

  Мы с Севой поздоровались и присели на скамейку у моего подъезда.
– Как уикенд и рыбалка? – спросил я у него.
– Рыбалка была нормальная, если б не Толик!.. – Сева весело усмехнулся. – Я ему на день рождения подарил камуфляжный костюм с обувью и шапкой.  Сдуру у брата в Голландии выпросил американский комплект для боевых действий в джунглях…
  Он, как всегда, начинал издалека, поэтому я его перебил:
– Причем здесь костюм и рыбалка?!
– При том, что эти американские сволочи…
– Я тебя про рыбалку спросил, а не про «морских котиков! –  настойчиво сказал я, зная про его ненависть к американскому империализму.
  Сева отмахнулся и продолжил:
– Всё было красно. Рыбалка тоже! Перед отъездом решили отметить это дело…
– И Анатолий Владимирович, как обычно «перебрал»?  – поинтересовался я.
– Не то слово! Сидел «в дым» у костра, а потом улетучился… Далеко, думаю, в этом состоянии он не ушел… Два часа всей компанией орали и в лесу искали. Уже темнеть стало…
– И что?
–Я на него в «отключке» у самого костра наступил! – радостно воскликнул Сева – Вот это камуфляж! Браво, Америка!


ХМЕЛЬНОЙ РАЗГОВОР
  Количество выпитых алкогольных напитков на юбилее Севы приближалось к красной черте. Но мы добросовестно придерживались «семейной» нормы.
– У меня, кажется, начинается этот, как её… с двумя «С»! – нахмурилась Люся.
– Склероз? – подумав, догадался я.
– Точно! Оно самое!
– Люся!.. В слове «склероз» последняя буква «З»! – мудро заметил я.
– В белорусской мове как слышится, так и пишется! – возразила она.
– В русском наоборот… Не надо верить своим ушам!
– Точно. В Интернете пишут абы как! – согласилась Люся.
– В телике тоже все неправильно! У нас такая традиция: пишем одно, говорим другое, а делаем третье! – изрек «лингвистическую» истину я.
– Я вчера слышала, что пенсии повысят на полтора процента…
– А цены поднимут на пятнадцать!
– И на хлеб?! – удивилась очевидному Люся. Она работала заведующей магазина.
– И на воду, и на воздух! – со знанием дела подтвердил я, – Скажут: это надо, чтобы новые пенсии народу выплатить.
– Они же пенсионный возраст поднимают на пять лет! – уныло возмутилась Люся.
– Это из-за того, что наши мужики обнаглели и стали жить дольше, – с гордостью сказал я.
– Мы все равно вас переживем! – пробормотала Люся.
– Ну, да…Я тебя пока еще постарше… – сказал я, сыто разглядывая праздничный стол, – С такой пенсией и ценами… Хорошо бы вовремя успеть в крематорий… Пока там горючее не подорожало!
  Кто-то застучал вилкой по фужеру. Мы с Люсей послушно взяли в руки наполненные рюмки. Поднялся седой, как лунь, аксакал лет пятидесяти с бордовым от подскочившего давления лицом и, откашлявшись, громко сказал:
– Давайте выпьем за то, чтобы Всеволод Леонидович оставался навсегда… таким же красивым и молодым, как в этот замечательный юбилей!
  Мы с Люсей переглянулись и, словно на прощание, кивнули друг другу.


ЦВЕТЫ КАПИТАЛИЗМА

    Разглядывая цены в коммерческом павильоне по продаже цветов и тяжело вздыхая, я залез в карман. Достав деньги и хмуро их пересчитав, я жестом руки подозвал продавщицу средних лет.
– Девушка, мне вот эти красивые розы… Как раз хватает на пару  штук, – смущенно сказал я и протянул купюры.
– А зачем вам такие дорогие? – участливо сказала продавщица, взяв деньги – На могилку можно купить попроще. 
– Какую могилку? – не понял я.
– Вы не для кладбища? – удивилась она, пересчитывая мои банкноты, –  Тогда надо нечетное число. Лучше взять на эту сумму три гвоздики.
– Значит, три красные, вот эти,– задумчиво пробормотал я и показал выбранные цветы, – Вы правы, за две розы он может… Не оценить юмора.
– Кто она? – спросила продавщица.
– Девушка моя любимая, – тихо сказал я.
– А сколько ей лет? – окинув меня взглядом, поинтересовалась она.
– Пятьдесят шесть, – произнёс я и вздохнул.
  Тридцать лет назад я действительно любил эту женщину. Зная об этом, она пригласила меня на свой день рожденья.
  И вот я вышел из стеклянных дверей с тремя гвоздиками в руке. Сделал пару шагов и невольно оглянулся назад. Внутри росло смутное ощущение: что-то не так!
  И тут до меня дошло. Ба! Продавщица!.. Куда делась услада моих глаз?!  Проходя мимо этого магазинчика, я всегда заглядывал внутрь павильона, чтобы полюбоваться молодой девушкой. Где же она?
  Пошел дальше и стал заглядывать во все цветочные киоски по дороге. Благо, их тут развелось, как у центрального въезда на столичное кладбище!
  Во всех магазинах торговали сорокалетние тетки. Для моего возраста они тоже представляли определенный интерес, но все-таки!.. Куда подевались юные цветочницы?!
   И я задумался…
  Почему с моего проспекта вдруг испарилось это очарование благоухающей юности?
   Не выгодно! Симпатичную девицу ставить за прилавок накладно. Замуж может выскочить, в декрет уйти… Хозяину лишние деньги придется тратить! Проще нанять бабку или обремененную хозяйством замужнюю женщину.
   И так мне стало обидно за отечественный капитализм!
  Как же было когда-то здорово! Зарплата под 1000 баксов! Потом «жаба» моего гендиректора заела: квартиру в центре купил, евроремонт захотел сделать… И он – бедный! – урезал нашу зарплату до 600 условных единиц. Временно.
  Но это «временно» оказалось величиной постоянной. Ремонт затянулся – с трех месяцев на два года. А потом руководителю срочно потребовалось поменять машину с «Пежо» на «Лексус». И мои доходы стремительно покатились вниз.
   А тут и кризис подошел! И все мы вспомнили счастливую советскую юность!
   Душе захотелось в СССР, да рассудку боязно. Сейчас всё-таки в магазинах что-то есть и телевизор смотреть интересно…
   Жалко только, что никому ты не нужен! Ни парткому, ни профкому, ни семейному дурдому… Выживай, как умеешь шевелить мозгами! А при развитом социализме думать о насущном было ни к чему – за все отвечала партия!
   И тут я увидел одинокую тридцатилетнюю цветочницу в декольте… И почему-то вспомнил партийное собрание, на котором разбирали аморальный облик коммуниста, которым в то время был молодой и красивый я.
  «А, может быть, – с надеждой подумал я, – все эти молодые продавщицы поступили в университет? Не на автозаводе же им всем работать – с такими фигурами?!»


ЧТО ЕЩЕ НАДО

  По случаю юбилея Анатолия Владимировича рядом со мной за праздничным столом сидели Всеволод Леонидович и его супруга Нина.
  Сева живо орудовал столовыми приборами, поглощая закуски и запивая их напитком. Его жена с нескрываемым любопытством разглядывала нарядных гостей и радостно кивала знакомым.
  Гости с улыбками переговаривались между собой. О чем – из-за громко звучащей музыки и ресторанного гула – разобрать было невозможно.
  Наконец Всеволод Леонидович в изнеможении откинулся на спинку стула. Тяжело дыша, он погладил набухший живот и, хмуро посмотрев по сторонам, толкнул жену под бок локтем.
– Пошли домой.
– Ты чего это? Какая муха тебя?.. Только же сели! – возмутилась жена.
– А чо здесь еще делать?.. Подарок при входе мы уже подарили, – сказал Сева с кислым выражением на лице.
– Подарили. – согласилась супруга.
– Юбиляр доволен? – спросил ее муж.
– Подарок что надо! – согласно кивнула Нина.
– Тост я хороший сказал? – Сева сердито прищурился.
– Самый первый и сказал! Тост как тост!
– Тогда зачем нам эти шуры-муры да танцы-шманцы? Возраст уже… Поел, выпил, друга поздравил!.. Перед общественностью отметились. Что еще надо?!  Пошли-ка домой! – грозно скомандовал Всеволод Леонидович, вставая из-за стола.
  Жена Севы растерянно взглянула по сторонам и, со злостью бросив белоснежную салфетку на свою чистую тарелку, нехотя поднялась следом.
  «Вот это мужик! – подумал я со смешанным чувством зависти и гордости за друга – Дисциплина у него в семье похлещи законов шариата. Хорошо, наверное, что я развелся: за такой «номер», меня бы бывшая растерла в порошок!» 
  Я встал, чтобы произнести тост, и вдруг заметил в конце длинного юбилейного стола знойную брюнетку Людмилу Джабраиловну, заведующую отделом нашего супермаркета. Она  сидела рядом с импозантным седовласым мужчиной, который подобострастно накладывал ей в тарелку закуски.
  Каким боком она оказалась здесь – я не знал, но тот факт, что у нее с Севой недавно закрутился тайный роман – подозревал.
  Так вот, оказывается, откуда ноги растут!


ШУТКИ В СТОРОНУ

  Я сидел на диване, листая старый журнал. За столом внучка Даша черным фломастером на стандартном листе выводила большую восьмерку.
– Деда, что получится, если восьмерку разделить пополам? – прищурив взгляд, обратилась она ко мне.
– Вы в классе уже проходите деление? Надо бы и мне вспомнить арифметику! – Отрываясь от журнала, я почесал голову, словно решая сложную задачу, я вопросительно посмотрел на внучку. – Четыре?
– А вот и нет! Смотри! – радостно воскликнула Даша.
  Она взяла со стола ножницы и, разрезав лист пополам, показала мне  две половинки.
– Восемь пополам будет две тройки!
  Я похлопал в ладоши и шутливо погрозил девочке пальцем.
– Молодец. Подкузьмила!
  Немного подумав, я расстегнул пуговицы на рубашке, показывая десантный тельник, и спросил:
– Ты до ста считать умеешь?
– Умею, – уверенно хмыкнула Даша.
– Сколько полосок на моей тельняшке?
– Снимай ее!
– Зачем?..
– Как же я посчитаю?
– Попалась!.. Полосок на тельняшке, как у зебры, всего две! Одна синяя, другая белая, – довольно потирая руки, сказал я.
– Клёво! – с уважением произнесла внучка.
  Через открытую форточку с улицы донеслись визг тормозов и звук автомобильного гудка. Внучка соскочила со стула…
– Ой!.. Дед, скорее иди сюда! – глядя в окно, позвала меня взволнованная Даша.
– Ну что там?.. Опять авария на перекрестке?!
– Смотри на зебру!
  Осененный возможной догадкой, я кряхтя встал с дивана.
– Почему в единственном числе? «Зебр» должно быть четыре!
– Я вижу только одну… Иди же скорей!
  Я подошел к внучке и ласково потрепал девочку по голове, приговаривая:
– Ах, ты, хитрюга!.. Меня не проведешь! На нашем перекрестке должно быть размечено четыре перехода…
– Дед, ты слепой?! – возмущенно прикрикнула Даша.
  С вытянувшимся от удивления лицом, я увидел, как за окном, перед притормозившей машиной по размеченной пешеходной полосе, помахивая хвостом, улицу переходила… настоящая африканская зебра.
  Жизнь объегорила нас обоих!


ЭКСТРАСЕНС

– Такси ждет у входа. Езжай домой!– сказала Люся, помогая мне надеть куртку и натягивая на мой лоб вязаную спортивную шапочку, – Пьянь, ты моя, ненаглядная!
– Я почти трезвый, – держась за стену, пробормотал я.
– А я в одном халате и мне некогда одеваться. До машины дойдешь сам! – скомандовала она и вытолкнула меня за дверь.
  Залезая в такси, я повалился на переднее сиденье и молча махнул перед собой рукой: дескать, поехали! Таксист посмотрел в мою сторону и спросил:
– Вам куда?
– Д-мой… Да-мой… То есть, домой! – обернувшись к нему промычал я.
  Водитель посмотрел на меня внимательнее, выключил свет в салоне и аккуратно тронулся с места.
– Домой, так домой…
– Мужчина, просыпайтесь, приехали! – Я проснулся от толчков таксиста и потряс основательно протрезвевшей головой. Затем посмотрел в боковое окно. Авто стояло у подъезда моего дома. Смутно припоминая посадку в такси, я удивился:
– Ни хрена себе! Я же, кажется, адрес не сказал. Мы что, знакомы?
– Впервые вижу, – пожал плечами водитель такси.
– Ты что этот самый… Как его?.. Экстра… сенс?– выпучив глаза, в смятении едва выговорил нерусское слово я.
– Да у вас же на лбу написано! – хмыкнул он.
– Да – ну?!
  Таксист включил освещение и развернул в мою сторону зеркало заднего обзора.
  Я посмотрел на свою помятую физиономию и в обратном отражении вдруг увидел на спортивной шапочке, так любовно натянутой Люсей мне на уши, приклеенную полоску строительной ленты, на которой черным фломастером было написано: «Кирова, 5-12».


ЭСТЕТИЧЕСКОЕ ВОСПРИЯТИЕ МИРА

  Чудесным летним вечером я сидел у подъезда и слушал возвышенный монолог Анатолия Владимировича. С перекошенным от накопленной за день злобы лицом сосед «поливал» матом нуворишей – «этих безграмотных и невоспитанных «хозяев жизни» – так называемых бизнесменов, а по-нашему спекулянтов». Как законченный дерьмократ и убежденный инвалид Перестройки я то и дело кивал головой.
  К нам подошел некогда потерявший власть бывший партийный работник, а ныне – безродный интеллигент Марат. Почему «безродный»? Да потому, что ни фамилии, ни отчества, ни его национальности мы никогда не знали, но уважали за величину незаслуженной пенсии.
  Марат поприветствовал нас трясущимся кулаком на уровне плеча:
– Но пассаран!.. Согласен с вами, друзья! Культура и образование нынче – никакие!  Нет цензуры и госконтроля!.. – он вздохнул и продолжил – Недавно купил внучке от третьей жены игрушку – с намеком на зятя из «новых русских» –  резинового козлика с белой маодзэдуновской бородкой. Несу его и думаю: что-то не то!.. Смотрю, а у козла… между ног вымя!
– Он, наверное, геномодифицированный! –  обрадовавшись приходу своего идейного собрата, возмущенно прошипел Анатолий Владимирович.
– Скорее гермафродит, – блеснул эрудицией я.
– Раньше такого «трансвестита» в производство не запустили бы, а сейчас… Да вы на телик посмотрите: дикторы хрюкают, заикаются, слюной брызжут… Левитан в гробу и стонет, и плачет!  – возмутился Марат.
–  А как поют безголосые звезды эстрады?! – поддержал я Марата.
– Орут, визжат, пищат!.. Бедный Магомаев!.. Слава богу, не дожил! –  согласился бывший партработник.
– И в кино такое показывают – стыдно посмотреть!.. Кстати, глядите на чудо в перьях  – совсем голая и сигарета в зубах!
  Анатолий Владимирович, сладострастно сглотнув, уставился на проходящую мимо нас по тротуару высокую стройную красотку в мини-юбке и майке на бретельках.
  Мы с Маратом с немым восхищением проводили девушку взглядами.
– Как махровый атеист, я и то иногда думаю: пора, мужики, переходить в ислам, –
прошептал я, придерживая ладонью скачущее сердце. 
– Чего рожи скривили?.. Откуда возникла тема? – вдруг поинтересовался Марат.
– Какая тема? – продолжая смотреть в исчезающую даль, переспросил Анатолий Владимирович.
– Про новых «хозяев жизни», – пояснил Марат.
– Какая-то сволочь из «шестисотого» мусор на обочину выбросила! – сказал Анатолий Владимирович, указывая рукой на грязный пластиковый пакет.
 – Западло было в бак отнести! – возмутился я, –  Он же в пяти метрах!
– Теперь эта мерзость своим запахом и видом оскорбляет мое эстетическое мировоззрение!  –  тяжело вздохнув, промолвил Анатолий Владимирович.
– И давно это? – спросил Марат.
– С рання! У дворничихи  выходной!  – воскликнул я.
  Посмотрев на меня, Марат перевел взгляд на Анатолия Владимировича… Затем он молча подошел к пакету и отнес его в мусорный бак.
  Мы с Анатолием Владимировичем глубокомысленно закивали. Марат – это голова. Не зря он учился в высшей партийной школе!


ЭТИМОЛОГИЯ МАТА

  На скамейке у подъезда «дремал» и что-то бормотал Всеволод Леонидович. Я с любопытством посмотрел на старого друга, осторожно присел рядом и «навострил» уши.
– Золов-чик… Золов-мен… Залов-пупсик… Золов-попик… Залов-гейчик… О!.. Золов-гей!  – тихо произносил Сева.
– Ты о чем, «соловей», бредишь? – слегка толкнув соседа, поинтересовался я.
  Он открыл глаза.
– Занимаюсь научным словоблудием.
– Нафига?
– Ты же писатель и должен знать…
– Я никому ничего не должен! – перебил я друга на всякий случай.
  Всеволод Леонидович понимающе зыркнул и усмехнулся.
– Как будет «золовка» мужского рода?
– Ну, этимологически это от слов «зола» или «золото»… в зависимости от характера... – я замолчал в растерянности, но через паузу все-таки сообразил, – Вообще-то золовка не может быть мужиком  –  это жена брата!
– В том-то и дело что… жена! – угрюмо проговорил Сева.
– Да объясни ты толком! – возмутился я. 
– У меня младший брат в семье был самый умный. Школа с золотой медалью, красный диплом МГУ… Короче, сейчас – доктор наук. Красавец! От баб отбою не было! Переехал, блин,  в Голландию и там женился.
– Официально или, как сейчас модно?.. В смысле – половым браком?
– Расписались в мэрии и даже в кирхе обвенчались.
– Так это ж хорошо! Завидуешь?
– Ага!.. Поехал я туда – посмотреть, как он живет, с золовкой познакомиться… – Сева, с досадой махнув рукой и отвернувшись, неохотно проговорил, – И познакомился!
– Страшная такая? Мегера?
– Да нет!.. Голубоглазый блондин лет двадцати… с помадой на губах.
– Да ты – что?! У тебя родной брат…
– Да хрен с ним! – перебил меня Сева – Пускай живет хоть с козой! Меня одно только мучает…
– Что?
– Как его жену, то есть, пацана этого, называть?! Кем он мне по-русски приходится? Или всем говорить, как абрек из Чуркистана: «мой золовка»? – Сева почесал пролысину.
– Н-да!.. Новый век и опять – проблемы. Могуч, но не всесилен наш великий и могучий!.. – сочувственно сказал я, разводя руками, – А не  послать ли все это… сам знаешь куда?! 
  Мы глубокомысленно уставившись друг на друга.
  Ох уж, эта гребаная политкоррекция!

Продолжение следует…

2016 г.

© Сергей Иванович Долгий,220021, г. Минск, ул. Центральная, 4-17, тел. (+37517) 242-96-60, Велком 3931703, Serega.dolgi@yandex.by
©Александр Владимирович Демьянков, 220103, г. Минск, ул. Калиновского, 41-23, тел. 283-07-60, МТС +375298650812,  alexdiak@mail.ru