Ты назвала бога, Глебом

Банк генетических данных был вскрыт ещё три года назад.
Белокурая эстонка, секретарша, девушка лет двадцати, виновато хлопала глазами. Я почему-то, не отрывал взгляда от её вытянутого худенького лица, когда хозяйка что-то взволнованно поясняла полицейскому. Тот, наконец, подошел ко мне.
«Вот список. Тут все кто имел доступ к банку данных за три месяца до и после утечки материала, - бегло говорил он, - всего полторы тысячи фамилий».
Он развернул блокнот, извлек длинную распечатку, сложенную втрое, помолчал с минуту, о чем–то раздумывая.
«Я могу, должен вам обещать, что мы будем работать. Но, по человечески я вам признаюсь, что никто не будет этим заниматься». Он постоял, бросил распечатку на канцелярский стол: «Это закрытая информация. Мне кажется, если вы сами проведете анализ по каждой позиции, тут, в кабинете, при условии, что список не покинет его стен, результат, безусловно, будет выше».
Слова полицейского показались мне разумными. Список исчезнет в бесчисленных папках бюрократии, а я, в очередности алфавита, буду аккуратно получать отписки.
«А на каком основании я останусь тут? Меня попросят зразу же после ухода полиции».
Полицейский посмотрел на хозяйку.
«Мы не станем заводить дела, афишировать инцидент. Мадам как минимум задолжала вам моральный ущерб, и всячески будет содействовать в вашем поиске. Практика подобных случаев говорит, что в инциденте замешан человек, или люди, непременно имеющие к вам отношение.  Скорее всего, это очень личное происшествие и поверьте, если полиции каким-то чудом и удастся распутать клубок, вы первый будете просить нас не заводить дела».
«На кого?!», - уныло ответил я.
Хозяйка недовольно глянула на меня, я кивнул полицейскому. Он взял со стола блокнот, папку, сунул коротко стриженую голову в фуражку и стукнул входной дверью.
Юная эстонка, нервная девушка, недоверчиво следила за мной. Хозяйка что-то буркнула ей и не поднимая глаз удалилась. Наверняка, давным-давно, за мой банк она согласилась на сумму, и я облегченно вздохнул, когда дверь кабинета с большим матовым стеклом, наконец, затворилась за ней.
«Вы поможете мне, сканировать список? - обратился я к девушке. - Тут слишком много фамилий, мне не нужны постоянные клиенты с тараканами в головах. В этом длинном перечне фамилий должна сохраниться одна единственная запись, одно обращение. Остальное меня не интересует».
Белокурая эстонка с худенькими чертами лица, углубилась в монитор и спустя минут пять вновь подняла свои светлые глаза.
«Штрамбальте, Стойке Ыне, 7. Фамилии, имени нет. Это где-то на юге Норвегии…», - сухо выговорила секретарша и откинулась в спинку кресла. Её лицо сделалось бледным, она, наконец, отделалась от меня.
Терраса из трех ступеней, скупое балтийское солнце за спиной, моё отражение, словно тень облака на стеклянной двери. Я нажал звонок, показалась она, в спортивном костюме,  с распущенными волосами. Мы не виделись лет десять. Она открыла дверь и солнечный свет разлился на её смуглом лице. Она сощурилась, откинула волосы широким взмахом руки, и мелкие морщинки потекли из уголков её грустных глаз. Наконец, она лукаво улыбнулась, и посторонилась, приглашая меня войти.
Огромный высокий холл, черная старинная мебель вдоль белых стен, с потолка спускалась стеклянная люстра, сверкавшая в переливах солнечного света. На ковре с высоким густым ворсом, ползал ребенок. Он тревожно поглядывал на дверь, оценивая присутствие матери.
«Как он похож, на меня маленького»,- изумился я.
«Хотела попросить у тебя детские фотографии. Но не решалась. Я знала, ты сам найдешь нас».
В комнату вошел высокий, крепкий норвежец, что-то сказал ей, кивнул мне и тут же вышел.
«Откровенно говоря, не думал, что у тебя такой шикарный муж. Настоящий викинг. Ты могла его осчастливить. Зачем тебе всё это понадобилось?»
«Я хотела, освободить тебя».
«Меня? От чего?»
«От твоего прошлого».
Она потупилась, волосы упали с плеч и я не видел её лица.
«Освободить меня, превратившись в мою мать. Ты, наверное, долго над этим размышляла. А что же с ним? У него нет будущего. Как бы ни сложилась моя жизнь, его будущее, это я. Оно уже занято»
«Это не важно, - вздохнула она и отошла к окну, - ему понадобится много сил и умения, уйдут годы, прежде чем судьба предоставит выбор. Ваши дороги разойдутся, но я не могу сказать, когда и как это случится».
Она со спокойной уверенностью выговаривала слова, с убежденностью, было понятно, насколько глубоко она их обдумывала.
«Это был твой выбор», - проговорил я.
«Не терзай себя. На самом деле, ты безразличен к судьбе этого малыша».
Она села на ковер, рядом с мальчиком. Тот подобрал коленки и вопросительно уставился в её лицо. «Он ничего не знает о тебе. Не имеет представления о твоем существовании. Он твоё детство».
«Это же насилие, - выговорил я, наконец, не сдержавшись, - это эгоизм. Зачем ты так безжалостно поступила со мной…»
Она посмотрела на меня с каким-то глубоким отчаянием, черты её мягкого лица на мгновение исказились болью, казалось, она разрыдается. Но легкая тень слетела, глаза сделались шутливо насмешливыми. Эта мгновенная перемена тронула меня. Что-то очень глубокое в наших отношениях носило печать рока. Я был обречен на бесцельное хождение по кругу, в попытке разобрать их.
«Сколько раз ты прятался от меня, - грустно говорила она, поглядывая на сына, - не пускал в свой мир. Мне не нашлось в нем места, сколько я не билась, не стучалась в глухие стены твоего одиночества»
«И ты не нашла ничего лучше, чем разрушить его?»
«Ты не представляешь, насколько ты не свободен. Я всю жизнь мечтала освободить тебя».
В комнату спокойным шагом вошел норвежец. Он виновато посмотрел на меня и что-то сказал жене. Только теперь я понял, каким беспомощным я был в руках этого могучего викинга. Она, коварно ворвалась и разрушила мою крепость, а он, бесстрашный воин, спокойно стоял передо мной, поверженным.
«Прости, нам пора, - сказала она, подымая сына на руки, - мы летим через два часа»
Я медленно, словно в бреду, направился к двери. Изгнанный из рая, я оборачивался и видел её, с маленьким сыном на руках. Она смотрела мне в след, не отводя глаз, а я шел бесцельно в пустоту. Во мне больше не было привычного впечатления защищенности, неуязвимости. С меня содрали кожу и вытолкнули под обжигающий ветер.