300 шагов до смерти

300 шагов до смерти
часть 3

Второй год шла война и лозунг – «Всё для фронта – всё для Победы» стал неотъемлемой частью жизни людей. Проводив на войну мужскую часть населения, женщины и подростки взвалили на свои плечи все тяготы тыловой жизни под этим лозунгом. На ходу осваивали новые специальности, пахали, сеяли и убирали хлеб, грузили вагоны, принимали раненых и беженцев.
Шла война, но ещё где-то там далеко, давая знать о себе сводками с фронта и похоронками. Но всё чаще и чаще сыпались с неба бомбы, забирая жизни мирных жителей. И вот она здесь, на самом пороге. Уже никто и не надеялся на то, что город не сдадут. Вопрос был во времени – сегодня? Завтра? Шла срочная эвакуация заводов, ж/д мастерских. Гружёные составы один за другим уходили со станции Минеральные Воды. Люди не покидали рабочих мест, загружая в вагоны всё то, что не должно достаться врагу. Канонада не прекращалась ни на минуту. Там, на правом берегу реки Кумы, стояли на смерть, курсанты Новочеркасского кавалерийского училища. Казалось бы, что могут противопоставить эти 17 – 18 – летние мальчишки, хорошо обученным, вооружённым до зубов солдатам вермахта? Разве только свою отвагу и безграничную любовь к Родине. Но именно это и помогло им продержаться в течение 14 часов беспрерывного боя.
10 августа 1942 года немцы вошли в город Минеральные Воды. В школе №1 был организован госпиталь, а здание вокзала превращено в комендатуру. Вслед за солдатами в город вошли айнзац (оперативные) группы. Они состояли из сотрудников криминальной полиции, гестапо, секретных служб СД. В задачи этих групп входило выявление коммунистов, комсомольцев, партийных работников, а также регистрация еврейского населения с последующим уничтожением этих лиц. Подготовка мест казни и дальнейшего захоронения также входило в обязанности айнзац групп. В этих группах были специалисты по расстрелам, повешению, удушению.
На второй день оккупации по всему городу были расклеены объявления: - «За одного убитого немецкого солдата будет расстреляно 100 мирных жителей города».
«За сокрытие красноармейцев, коммунистов, евреев – расстрел».
«Всем лицам еврейской национальности пройти регистрацию в комендатуре. За неявку расстрел».
После регистрации евреи были обязаны нашить на одежду желтую звезду и носить её, не снимая. Проверялся каждый дом, двор, сарай. Особенно старались выслужиться перед хозяевами полицаи. Они знали всех и их боялись не меньше гестапо. Люди хорошо запомнили имена немецких прихвостней: Гусарев М, Завадский Е.Ф., Габов Д.А., Гришан И.П., Тарасов Т.Л., Божко Т.П., Науменко К.Н..
6-го сентября всем лицам еврейской национальности было приказано явиться на вокзал, взяв с собою зимнюю одежду и всё самое ценное, но не более 20 килограммов. По улицам потянулись испуганные старики, дети, женщины, с узлами и чемоданами. На вокзале переводчик объявил, что их переселяют на не обжитые земли Украины и немецкое командование даже предоставляет им транспорт – ж/д платформы. На лицах многих читалось облегчение, но основная масса людей смотрела с недоверием и страхом. На первой и последней платформах расположились эсэсовцы с автоматами и рвущимися с поводков собаками.
Обстановка была гнетущей, многие плакали. Наконец состав медленно тронулся.
Ярко светило солнце, тёплый ветерок обдувал сидящих на открытых платформах людей. По сторонам от ж/д в садах дозревали яблоки и груши. На одной из платформ мальчик лет 7 – 8 достал из футляра скрипку, закрыл глаза и заиграл. Чистые, нежные звуки подхватывал ветер, и они плыли над головами людей, легко касаясь испуганных лиц, волос, сердец, сжатых от страха в тугой комок. Люди поворачивали головы навстречу этим чарующим звукам и впитывали их в себя, как божественный нектар. А скрипка пела и плакала одновременно. Музыка летела вдоль платформ легко и свободно, но, неожиданно натолкнулась на чёрную стену зла. Чудовища в человеческом обличии стояли как изваяния. Нет! Ей не под силу пробить эту стену. И музыка взметнулась вверх уносимая ветром в безбрежную синеву неба.
Лишь у одной из собак, таких же чудовищ, но в зверином обличии где-то, на уровне подсознания, всплыло далёкое воспоминание о тёплом шершавом языке, ласково облизывающем щенячью мордочку. Подняв вверх голову, она протяжно завыла вслед улетающим ввысь чистым звукам. Раздался резкий, как удар хлыста окрик.
Седой старик, сидевший рядом с мальчиком, положил свою руку на плечо ребёнка. Музыка смолкла. И никто в тот момент ещё не знал, что это была лебединая песня юного скрипача, которую уже никто и никогда не услышит.
Состав замедлил ход и вскоре остановился совсем. Впереди виднелись трубы стекольного завода. Последовали громкие команды, людей сгоняли с платформ на землю, замешкавшихся просто сбрасывали.
Подхватив на руки своего сынишку, женщина горячо шептала ему в ушко:
- «Сынок! Я тебя прикрою. Спрячься под вагон и не шевелись. Если сможешь, беги». И смышлёный малыш нырнул под вагон, прижался к колесу и замер. Мать ринулась выполнять команду. И в ту же минуту отчаянный крик сына ударил ей в сердце. Обернувшись, она увидела, как озверевшая псина тащит из под вагона её малыша. Словно молния метнулась полураздетая женщина к ребёнку и, упав на него сверху, закрыла своим телом. Даже собака на миг оцепенела. А женщина, привстав на колени, прижимая к груди окровавленное тельце неожиданно завыла. Страшно, протяжно, на одной ноте. Резкая автоматная очередь оборвала этот жуткий нечеловеческий вой.
У другой платформы стояла пожилая пара. Взявшись за руки, они смотрели друг на друга, словно и не было вокруг никаких фашистов и собак.
- Родная моя. Я спас сотни жизней, а вот твою, самую дорогую, спасти не могу. Прости меня…
- О чём ты говоришь, дорогой. Мы вместе, а это самое главное.
Диалог был прерван автоматной очередью, но главное для этих людей было сказано. Выстрелы раздавались то тут, то там, пугая людей ещё больше, заставляя их срывать с себя остатки одежды, не глядя друг на друга. Да и как мог смотреть убелённый сединами отец на свою взрослую дочь. И уж тем более не могла она поднять глаза на своего отца.
Раздевались люди с плачем, с молитвами подняв глаза к небу, или опустив взор к земле, проклинали Бога. А были и такие, кто дико хохотал, не выдержав ужаса реальности.
Гонимые собаками бежали люди по полю от страха не чувствуя босыми ногами ни сухих комьев земли, ни колючей травы. Бежали старики, ещё вчера едва переставлявшие свои больные ноги, бежали мужчины, давно забывшие, что такое бегать босиком по земле, бежали женщины, сжимая в руках нежные детские ладошки или прижимая к груди своих крошечных детей. Бежали и те, кто только собирались стать матерями придерживая руками свои раздувшиеся животы, боясь навредить своим ещё не родившимся детям. И с губ матерей летела к небу мольба: - «Господи! Не дай умереть моим детям! Я бы отдала три жизни, только бы они были живы. За что, Господи, за что ты караешь так жестоко? Прошу тебя, яви чудо! Спаси детей!» Но не было у этих матерей трёх жизней. Была лишь одна, да и та заканчивалась не более чем через сотню шагов.
Да, всего несколько сот шагов и люди увидели перед собой глубокий противотанковый ров. Первые бегущие резко остановились на самом краю. В этот миг фашисты открыли огонь, в упор расстреливая людей. Некоторые прыгали в ров, кого-то сталкивала напирающая сзади толпа. Матери прикрывали собою детей, но пули прошивали насквозь, навеки сшивая их тела. Кое-кто из матерей бросали своих детей в ров в последнем всплеске надежды, что их не достанут пули, но сверху падали сотни и сотни раненых и мёртвых тел хороня всех заживо.
Крики обезумевших людей, лай собак, автоматные очереди, всё смешалось в адскую какофонию и казалось, этому не будет конца. Но вот выстрелы прекратились. Стали слышны стоны раненых, глухие крики из глубины рва и детский плач. Крошечный ребёнок, не более двух лет, ползал по трупам и, громко плача, звал свою мать. На него даже не стали тратить пулю. Стоявший неподалёку трактор начал сгребать в ров тела людей, живых и мёртвых. Вперёд – назад, вперёд – назад, пока на краю рва никого не осталось.
А в это время одежду расстрелянных людей погрузили на платформы, и состав тронулся в обратный путь, увозя основную часть эсэсовцев. В поле осталась охрана. Расположившись вдоль рва, они должны были следить за тем, чтобы никто не выбрался оттуда, и никто из местных жителей не посмел подойти к месту расстрела. В тишине осеннего вечера стали особенно слышны стоны людей. Казалось, сама земля стонет от нестерпимой боли.
А назавтра такой же состав пришёл из Кисловодска: 18 платформ и два товарных вагона, 1800 человек.
Из Ессентуков фашисты привезли 2000 человек. Часть людей по железной дороге, часть в автомашинах-душегубках.
Из воспоминаний Лилии Павловны Донской:
«Мне было девять лет, когда фашисты вошли в наш город, поэтому я помню всё очень хорошо. Мой отец был на фронте, а мы с мамой (нас тогда было четверо детей) жили по улице Пушкинской. Через дорогу от нашего дома располагались школа №1 и рядом с ней школа №8, которую все называли Молотовской школой. В первых числах сентября, (я хорошо это помню, потому что начался учебный год, и нам очень хотелось в школу, но там обосновались немцы) в Молотовскую школу начали сгонять группами людей. Мы слышали крики и плачь, видели, как к заднему входу подъезжали крытые машины. Голых людей загоняли в них, а кругом стояли немцы, в чёрных формах держа на поводках собак. Людей увозили, а следом приезжали другие машины и в них загружали мешки, узлы, чемоданы. Я помню, как плакали мама и соседки, как говорили о каком-то противотанковом рве, но мы ещё не понимали ужаса всего происходящего. Однажды ночью к нам привели девочку. Она была острижена наголо и страшно напугана. Мама быстро уложила её на кровать вместе с нами и строго-настрого предупредила: - «Кто бы ни спросил, это ваша сестра». Девочка пробыла у нас одну ночь, следующей ночью её забрали. К счастью в этот момент не было ни обысков, ни облав. Не знаю, удалось ли спасти эту девочку, но лишь встав взрослой, я поняла на какой риск шла наша мама, Валентина Трофимовна Ершова, спасая еврейскую девочку.
Несколько дней из окон школы раздавались крики и плачь, несколько дней жители наших домов провели в страшном напряжении. Женщины плакали, не имея возможности помочь этим несчастным людям.
Неожиданно всё закончилось. Второй день в школе никто не появлялся. И тогда мы, неугомонное племя, решили заглянуть внутрь. Забрались через окно, и пошли по классам. В некоторых из них мы увидели куски порванной одежды, в других весь пол был усыпан волосами. Основная часть была увезена, но пол никто не подметал. Мы не смогли зайти в эти классы, было как-то не по себе. Но дальше нам стало по - настоящему страшно. Видно здесь у людей вырывали золотые коронки и отбирали прочие драгоценности. Пол был забрызган кровью и кое-где валялись зубы и отрубленные пальцы. Увидев это, мы бросились бежать. Помню, мама очень ругала нас за этот поход, тем более что уже к вечеру там вновь появились фашисты.
Много позже, уже после освобождения нашего города, мы узнали, что слухи о противотанковом рве были правдивы, и что людей действительно вывозили  и закапывали где-то в районе города Минеральные Воды».
 Кровавая бойня продолжалась и на третий день. Из Пятигорска людей возили машинами – душегубками. Загоняли вовнутрь от 50 до 80 человек, дверь закрывалась герметически, и пускали туда выхлопные газы. Пока машина доезжала до места назначения, в живых никого не оставалось. Трупы сбрасывались всё в тот же противотанковый ров. Из Пятигорска перевезли и уничтожили 2800 человек.
Так в течение четырёх дней в районе стекольного завода появилась могила длинною в 105 метров. А всего по Ставропольскому краю фашисты уничтожили 31645 человек. Из них примерно 25000 были евреями и около 700 человек душевнобольными.
(цифры взяты из интернет статьи автор Войтенко Е.А.)
Когда ров был заполнен, трактор загрёб всё землёй. Машины проехались несколько раз по месту захоронения скрывая следы преступления. Словно шрам на заросшем травой поле осталась широкая и длинная полоса голой земли.
Прошёл октябрь с холодными дождями, в ноябре выпал снег, укрыв всё поле белым саваном. В декабре ударили морозы, заставляя немцев даже здесь на Северном Кавказе почувствовать, что такое русская зима. А январь принёс жителям КМВ долгожданное освобождение. 11 января город Минеральные Воды был очищен от немецко-фашистских захватчиков. Спустя два-три дня в город из Москвы прибыла Государственная чрезвычайная комиссия. Её возглавлял писатель Алексей Николаевич Толстой. Комиссия собирала материалы о преступлениях фашистов против мирного населения. Одной из первых была вскрыта могила в районе стекольного завода.
Уже 20 января 1943 года врачебная комиссия дала своё заключение о причинах гибели людей, останки которых были там обнаружены. 11 августа 1943 года в газете «Ставропольская правда» была опубликована статья «Коричневый дурман» в которой приводятся следующие данные: - «Проведённые под моим наблюдением раскопки противотанкового рва в Минеральных Водах обнаружили плотную массу трупов на протяжении 105 метров. Мы определили цифру убитых более 6000 человек. Она несколько уменьшена сравнительно с показаниями свидетелей по вывозу еврейского населения из Кисловодска, Ессентуков, Пятигорска.
(Из материалов Государственного архива Ставропольского края опубликованных в статье «Холокост» автор М.Б. Акопян в
Книге «На алтарь Великой Победы»).
Этот отчёт был одним из многих тысяч подобных отчётов обвиняющих гитлеровцев в преступлениях против мирного населения и в геноциде против еврейской нации.
Прошли годы. Земля постепенно залечивала свои раны, но память людская сохранила всё. В 1965 году, к 20–летию Победы над фашистской Германией на месте массового расстрела мирных жителей КМВ был возведён памятник – обелиск с надписью: «Здесь расстреляны 7500 тысяч советских граждан немецко-фашистскими захватчиками 6-9/09 1942 года. Родина не забудет вас».
А в 1966 году в феврале месяце в городе Минеральные Воды состоялся суд над немецкими прихвостнями. Их разыскивали 23 года, но преступления военных лет не имеют срока давности и все они получили по заслугам. Суд приговорил их к высшей мере наказания. 11/11 – 2016 Г