Сын

В осеннем сумраке, в еловой топи, среди зелёных колючек захлебнулся желтый, тусклый закат. Старуха сидела на лавочке, говорила о чём-то сама с собой, соглашаясь, кивала головой покрытой старым коричневым платком. Вокруг шумел вечный серый лес, тёмные травы клонились ко сну, а воздух густел полынью и чабрецом.

Досмотрев закат, старуха неторопливо встала, расправила подол и пошаркала затворять ставни. Старый дом ровесник её отца, стоял на отшибе села, спрятанный в полях, скрипел, по-стариковски, тяжело вздыхая. Сколько её было лет, ни кто не знал, а она не помнила. Мужа схоронила, дети разлетелись из дома чёрными дроздами и забыли свою мать. Жизнь потеряла время и остановилась на месте, дни в старом доме на отшибе села проходили в неторопливых старушечьих движениях, жизнь уходила жёлтым маревом за еловые ветки.

Закрыв на засов дверь, старуха стала готовиться ко сну, разобрала постель на старой скрипучей кровати, водрузила сверху пыльную подушку, набитую пухом кур, которые помнили ещё царя гороха. Затеплила лампадку и, крестясь, тихо зашептала на образа, перебирая в уме всех родственников, живых и мёртвых.

В доме пахло одиночеством и душной старостью. Дни были безмолвны и неотличимы. Каждый день старуха вставала на заре, и, помолившись, шла за водой к колодцу, ухаживала за скудным огородом и наводила порядок в доме, жила она в небольшой комнате, примыкающей к кухне, все остальные комнаты стояли в пустоте и мраке, отданные на вечное поселение паукам. Ела она один раз в день, вечером, картошку или кашу. В обед старуха пила чай с хлебом и ложилась отдыхать до вечера. Потом сидела на лавочке, глядя на лес, дожидаясь заката, чтобы замкнуть круг. Иногда, возвращаясь с речки, к ней заходили рыбаки, если улов был удачный, отдавали ей мелочь которую домой нести стыдно, а выбросить жалко. Старуха брала и благодарила. Когда по осени забивали свиней, старухе приносили обрезки на холодец. Зимой из дома почти не выходила, за ночь наметало сугробы, лес белел, исчезал и стоял тихий, задержав дыхание. Когда из-за сугробов не могла пройти к колодцу, топила снег на печке прямо в ведре, и, не видя сквозь закрытые ставни заката, ложилась спать. Вся жизнь.

Дом упал в сумрак и повсюду в тёмных углах и паучьих пространствах чердака тихо копошились невидимые ночные существа и тени скрипели полами в пустых застеленных половиками комнатах. Старуха засыпала, чтобы дождаться нового заката, всё происходило как всегда, как тысячу раз до этого.

Но вдруг в дверь постучали, старуха долго прислушивалась, ожидая, что стук больше не повториться, потом сползла с кровати изумлённая и напуганная. Может, почудилось? Но нет, в дверь постучали снова. Крестясь на ходу, в одной ночной рубашке подкралась к двери и тихо спросила:

- Кто там? Вам Чего?

- Мама, это я пришёл.- Раздался из за двери знакомый голос.

И ведь была первая мысль, не открывать, кто же добрый ходит среди ночи? Но сердце старушечье дрогнуло, и руки уже отпирали засов. Открыв дверь, она отступила назад, пропуская гостя, щурила навстречу ему тусклые глаза.

- Коленька, сынок, да как же так?! Ведь не может быть?! Я уже и не ждала.

Заплакала и бросилась сыну на грудь, обнимая и целуя его, быстро успокоилась.

- Ну что же ты, заходи в дом скорее, а то простудишься, я сейчас чаю согрею.

Прижалась щекой к руке сына, повела его на кухню и посадила за стол.

- Да что же это я, совсем не одета.- Засуетилась и побежала одевать халат.- Сейчас оденусь, чай пить будем, ты мне всё всё расскажешь. А я уж тебя не ждала, а ты вон какой молодец.- Приговаривала радостно улыбаясь.

- А что же ты холодный такой? Ты не заболел?

- Нет, мам, не переживай, всё нормально, я к тебе пришел. Насовсем.

Мать радостно кружилась вокруг сына, собирая на стол:- А хочешь? У меня где-то мёд был, или вот подержи свечку, я в в погреб прыгну, там у меня масло сметана.

- Не надо, мама, я есть не хочу.

- Да как же так, сынок?! Ты ж с дороги.
 
Чиркнула спичка и свечной дымок полетел вверх, а на стенах заплясали алые блики.

- Дай я хоть рассмотрю тебя, сколько годов не видела. Ой, а что это ты такой бледный?

- Это ничего, мама, всё хорошо, ты просто посиди со мной рядом и расскажи, как живёшь, а я потом сам чего-нибудь поем, я сейчас не хочу.

 Мать села рядом с сыном, обняла и положила голову на плечо, гладила по волосам и говорила о своей не хитрой жизни. Свеча догорела и начала коптить, мать спохватилась и посмотрела на часы.

- Да уже за полночь, вот это я разболталась, и слова тебе не дала сказать. Давай я тебе в зале постелю, а утром баньку затопим.

- Не надо, мам, ты ложись, а я тут рядом с тобой немного посижу, а потом сам разберусь.

- Как хочешь, заботливый ты мой. Ты у меня всегда был самостоятельный, ты у меня герой. Зря только люди врали, что ты утоп. Ой, прости господи.- Мать перекрестилась на образа и перекрестила сына.- А я им никогда не верила.

- И правильно мама, ты отдыхай, я теперь всегда с тобой буду.

- А ты знаешь.- Приговаривала мать.- Я за тебя каждый день богу молилась, и вот услышал меня господь.

- Всё правильно, мама, я, поэтому к тебе и пришел.

Стариковский сон глубокий, но короткий. Мать, по привычке, проснулась чуть свет. И медленно, ощупью вспоминала вчерашний день, и ни как не могла вспомнить, что же было в нём особенного, что такого отличало его от тысяч других, какое событие его выделяло. Ночью приснился младший сын, сидел за столом, как живой и молча обнимал. Какой приятный был сон.

Мать надела халат, завязала платок и пошла открывать ставни. Утро разметалось по полю росой, пряталось от света, в темные травы, в густом тумане, словно склеенные между собой проплывали деревья, то тонули невидимые, то вновь всплывали на поверхность, воздух бодрил и колол ноздри. Мать потянуло в поле, старушка бродила в травах вдыхала туман, вспоминала детей. Сама не поняла, как оказалась у кромки леса. В лесу дышать было трудно, воздух скрывался за деревьями, лез по стволам в кроны, желая оставаться нетронутым. Под ногами приятно прогибался влажный мох, пружинил, скрипел от тяжёлых шагов. Матери захотелось сходить на речку, посидеть, поплакать, посмотреться в тёмные воды, подышать мокрым ветром, и где же её дети? И зачем так устроено?

На речку не пошла, побоялась встретить лешего, крестясь, побрела обратно, жить свою жизнь. Возле дома присела на лавочку и вдруг ощутила рукой что - то мягкое и влажное. На лавке лежала куртка, чёрная куртка, отсыревшая на тумане, его куртка. Боже мой, значит не сон, значит и правда приходил, значит живой! Вскочила и начала метаться, искать по комнатам, да где же он?! Наверное, спит ещё где-то в доме. Нашла ключи и вцепившись в куртку, волоча её за собой, пошла отпирать комнаты, тревожить полувековую темноту. Но сына нигде не было. Может, ушел, куда и скоро вернётся? Да как же это, он же голодный, не ел ведь ни чего, и куртку вот забыл, а утро студёное, не дай бог заболеет. Как же так, Коленька, мой Коленька.
Крючьями-пальцами, в колодезной воде, мать выстирала куртку и повесила сушиться к печке. Принесла муки, из погреба достала картошки, и весь день пролетел в ожидании и мечтах. Старушка ни чего не ела, не пила чаю и даже не ложилась отдыхать. Пока не стемнело, мать готовила и убирала дом, ждала сына.

На печи золотом полыхал пожар-самовар, закутанные в старые газеты и ветошь, дожидались чугунок с картошкой и свежий хлеб. В небе над лесом тоже пожар, закат плавился, брызгал бледно-розовые струи на поле, горел лучами среди веток.
Мать жмурила бледные глаза, прикрывая рукой лицо, смотрела на дорогу. Ждала. Боялась расплакаться. С трудом, по осколкам, в памяти отыскала вчерашний день и вспомнила ночь, и о чем говорили, и что хотела спросить, и свои ощущения, и его глаза, и лицо, и волосы, и запах сырости. Но это ничего, сам же сказал вчера, что на совсем. Он же не обманет, он всегда только правду, может кому другому, но не родной же матери. Всё теперь хорошо будет, только пусть он вернётся. Господи, не о чём больше не прошу, только пусть вернётся.

Из леса в мир вышла темнота и легла ночевать в поле. За невидимыми в ночном небе облаками, на старый дом, на мать смотрела луна. Мать больше не могла плакать, вытирала распухшие глаза краешком платка и беззвучно шлёпала мокрыми губами, её сухонькое тело тряслось от холода и обиды, не было сил встать и пойти в дом, ей не хотелось идти в дом, ей больше ни чего не хотелось.

- Мама, холодно же, ты чего? Пойдем в дом скорее.- Прозвучало откуда-то сверху.
Старуха подняла голову и увидела сына.

- Коленька, как же ты? Где ты был? Ты не замёрз?- Лепетала мать, размазывая слёзы.- Я тебя весь день ждала. Я тебе там приготовила.

Сын помог, матери зайти в дом, посадил у печки и укутал одеялом.
-Я курточку твою выстирала, ты не замёрз?

- Нет, мама, мне не холодно.

- А где же ты был? Я тебя весь день ждала.

- По делам.

- А какие же у тебя дела? Может ты на работу устроился?

-Да, мама, на работу.

- А что же ты сразу не сказал? А где же ты это? Только если в городе?

- Да, в городе.

- Так ты, поэтому так поздно вернулся? Ой, сынок, сынок, а я уж столько всего передумала, боялась, что с тобой что-нибудь случилось.

-Не бойся, со мной уже ни чего не случиться.

- Ну что же ты сидишь, я приготовила, давай поужинаем. Я весь день тебя ждала, не ела ничего.

Мать вскочила и принялась наливать сыну чай и накладывать еду, от печки разлетались причудливые узоры, прилипали к стенам и потолку, двигались и оживали чудной не понятной жизнью.

- Ты, сама поужинай, я не хочу.

- Как же это? Ты же весь день на работе был, или у вас там столовая?

-Да, мама, столовая.

- Вот молодец ты у меня, вот умница, такой нигде не пропадёт, мамин помощник.
Мать, согретая чаем и домашней едой повеселела. Обняла, расцеловала сына и рассказала, как его ждала и как тревожилась и зря горевала. Сын внимательно слушал, кивал и соглашался.

- Послушай, сынок, может  теперь козу купим? Я пенсии немного скопила. Ты вон у меня бледный какой, тебе молоко пить надо, тебе полезно будет.

- Как хочешь, мама, покупай.

- А тебе и завтра на работу?

-Да, мама.

- Ну, давай, я тебе тогда постелю, тебе же отдыхать надо.

- Не надо, ты просто посиди со мной, я скучал по тебе, мне там очень одиноко.
Сердце матери сжалось, старушка расплакалась, долго обнимала сына и целовала его холодные щёки.

Утром мать проснулась на стуле возле погасшей печки счастливая. Привела себя в порядок, одела новый чистый халат, по-мышиному,  быстро завертелась в домашних делах, готовилась, ждала сына с работы.

Ещё один закат тонул, цепляясь слабыми лучами за макушки елей. Мать, сидя на лавочке, смотрела сквозь лес, за синие холмы, в наступающую ночь, улыбалась беззубой старушечьей улыбкой, видя, как сын с работы возвращается домой.