На досуге. 4

« -- А просто так - можно! -- сказал Корифей докторам через месяц, заплатил по счёту деньгами друга своего палатного и сбежал в Малиновку зарабатывать…
   Как оказалось  позже - дело это для него было не по силам уже, но это было позже, а пока... Малиновка цвела и процветала, и её истории - тоже. Поэтому-то Люся и работала теперь цветочницей в местном магазине под названием "Зеленстрой-агенство". Матвей же её преследовал постоянно "из-за угла", в надежде попросить денег, или отомстить за скрытые раны, или, просто - денег потребовать за шрамы и «перейти на ты»... Отчего Люся через год перешла в "Сыскные Злые Агенты" (фирму, открытую в прошлом самим Ректором), и начала преследовать агентом Матвея сама,  дабы он от неё - розовой цветочницы настоящей - отстал, и за его долги - ей - Люси, и для многого другого. Теперь Матвей прятался и от неё...

   Малиновские съёмки продолжались... Ректор тоже, "заведённый своей Люсей до изнеможения" (как ему казалось) и в целях коммерческих, подражая приезжим в Малиновку киношникам, начал  снимать... фотокамерой, правда, прячась от "дорогой" Люси, долгов государству и прикидываясь любителем-фотографом, (по совету врачей). Так он наснимал три тысячи снимков "про природу Малиновки" и… продал их в дорогой заграничный журнал - по наводке одного из знакомых уличных воришек, заработав этим на реставрацию своей "избушки" (как Ректор называл теперь свою "церковь"). Люся же - его бывшая супруга, (с которой Ректор успел развестись заочно, пока она была в столице), гонимая мечтой об обогащении, продолжала преследовать Матвея, "забирая у него последние его нервы и силы", (как жаловался Ректор своим соседям по "избушке") и "преследуя его всё больше и больше", (как жаловалась Люся на себя - Горвод-Каналу, то есть - местной телестанции «Городские воды», имея в виду - свои расходы.)

   Так они и бегали, пока Ректор, за вырученные деньги, не отстроил под куполом церкви санаторий, заработав на его рекламе немалые суммы... отдавать которые при этом, как он заявил на пресс-конференции, Матвей никому не собирался, «даже под присягой" (как заявил  местному прокурору - Прокопу). Прокоп... тоже "под присягой" дал об этом объявление в газете... Люся и расстроилась и уехала обратно в столицу, потому что Матвей нанял адвокатов, которые теперь начали преследовать Люсю незримо и трепать нервы ей документально, но и этого уставшая цветочница вынести уже не могла. Ректор же начал воплощать новый проект по лечению своих "запущенных Малиновкой сограждан", проект, подобие которого он намеревался открыть в течении последних трёх лет в столице, но безрезультатно, из-за конкуренции, как думал. Теперь Матвей был монополистом в этой сфере, надеялся, что дело пойдёт, прилагал нечеловеческие усилия и старался…

   Но... местные жители, да и приезжие, отчасти, лечиться и оздоравливать свой менталитет в новом санаторно-курортно-лечебно-Ректорском комплексе со странным для него названием: "Сказка Леса" - не только не спешили, но и не желали вообще - местность эта пользовалась дурной славой во всей округе с давних времён и ни сам Матвей, ни перестройка, ни его санаторий были здесь не при чём! Но об этом Ректор узнал позже - когда его очередные ресурсы пошатнулись и пошли ко дну. Проект ослаб. Энтузиазм снизился...
"Это - Люся!" -- подумал Матвей.

   Но чтобы он ни думал и о Людмиле, по видимому - она тоже была здесь ни при чём - так, по крайней мере, она ему писала. Писала она долго, читал Ректор - тоже... Вдруг на очередной странице Люсиного очередного послания: "Матвею от Люси", Гения прорвало: «Сдаваться не надо! Буду перестраивать сам!" И "началось" опять – Ректор, собираясь с силами, в течении последующих трёх недель обдумывал план спасения своего санатория, но безрезультатно - кроме литра водки, стоящего перед его глазами постоянно - он ничего не видел... Пока это "началось" не остановил Прокоп-прокурор, сделав Ректору "замечание"...
-- Ого! -- сказал Матвей, собрался таки с силами и замечание это в виде претензий от граждан всё же прочитал, понервничал, подсчитал долги и взял себя в руки...

   Через неделю руки уже болели, ныли суставы, но Ректор продолжал усиленно работать над собой и своим новым проектом, спасая клинику... уже от разрухи, которую "навели" там местные жители за время его отсутствия в отместку Корифею за пророчество разрухи Малиновки, сделанное им, когда он лежал последний раз в стационаре с нервным срывом от хронического невезения, в котором и обвинял «злорадных» Малиновцев. Ректор работал - он менял таблички своего санатория систематически, менял вывески, названия корпусов, расписывал здание под стиль: "Ого!", периодически также переделывал заборы, крася их то в "ретро", то в «супер шик», то в новые, придуманные им стили, пристраивал подсобные помещения «ля солидности и незваных гостей», дополнял дизайн двора вычурным искусством, но... ничего с проектом у него не получалось - лечиться местные жители, да и приезжие, отчасти, всё - одно - не хотели! 

   Через онное количество времени уже запасной бюджет Ректора окончательно иссяк, погас и оскудел! Здоровье его самого также резко пришло в упадок уже в третий раз по приезду и Матвей постепенно стал расстраиваться снова. Чтобы как-то «решить свои трудности и не покаяться" - Ректор пустился во все тяжкие - он запил ещё больше, чем раньше, но трудности его не исчезали. Тогда он ещё больше закурил, повязал на запястье красную нить, покрасил двор санатория в такой же цвет, загулял, и стал посещать чаще "приюты", "уюты" и подобные им в Малиновке заведения. Ничего не помогало! Ректор обратился к своим любовницам - не помогало. Ректор обратился к местному колдуну – Прокопу - за советом. "Советовал" тот долго, «на двоих» - не помогло. Тогда Матвей решил опять - "сам". Не помогло... "А пошло наоборот - вкривь, и вкось, и с новой силой!", -- подумал он и удалился… в келью.

   Через год, утомлённый своим одиночеством, Ректор стал искать местных гадалок - в надежде найти ответы на "жующие" его теперь каждодневные вопросы: "Кто я?", «Кто я?», «Кто я?»…
-- Из какой я вселенной? -- спрашивал Ректор гадалок... -- Как сюда попал?
"И как вернуть кредиты, если не везёт?" -- думал при этом...

   Гадалки его и подвели - они состояли в штате местной прокуратуры и выполняли роль чистильщиков общества Малиновского района... Упорно и настойчиво, день за днём, они пророчили Ректору светлое будущее за "его" же - Матвея - деньги, взятые им теперь "в кредит" у новой домработницы своей - Клавдии. Когда Ректор добавлял - гадалки становились активнее и начинали пророчить также светлое будущее ему и всей стране в целом, однако в недалёком её прошлом, а также - перепись населения по выгодному для Матвея учёту - от чаевых, Уголовные Кодексы - благонадёжные для сограждан Ректора и Ректорских детей, пока не написанные ещё никем, правда, но - за повышенный тариф от Гения - могущими быть...

   Прошло ещё полгода, Ректор не восстанавливался, память его начала хромать, как хромала его домработница Клавесина (как Корифей её смешно называл, а по-просту - Клава), на одну только ногу, но сильно, хотя она у Клавдии и была маленькая. Хромал и бюджет Ректора, но на две ноги сразу, как и сам Ректор. И вот, когда бюджета даже в санаторном спецбанке Матвея тоже не стало - он занервничал с новой силой и пригласил Клавесину «на суп для дальнейшего сотворчества", то есть - Корифея раскрутили таки на такое "дежавю" его затеи, потому что по словам одной гадалки - Клавесина была пышна разумом, в отличии от своих форм, но… быть им вместе. Вот Гений и раскрутился, решив не перечить судьбе и стал заодно фаталистом.

-- Как будем выкручиваться?! -- спросил он Клавдию за тарелкой супа и поцеловал.
Суп Клавдии не понравился и бульон Ректора - тоже, она и не ответила.
-- Вот такая безответная любовь? –- задал уже второй вопрос Матвей.
Клавдия попросила время подумать, пока думала - молчала. Молчала долго… пока терпение Матвея не дало о себе знать новыми упрёками, коих Клава перенести не смогла и, не задерживаясь, сбежала в дальнюю комнату ректорского санатория просто - "Сказка", как он теперь назывался в целях экономии, где подрабатывала санитаркой. Корифей искал её долго, а не нашедши обратился к местному попу, тоже - Прокопу, коих в Малиновке почему-то хватало. Прокоп исповедал его, перекрестил, причастил, но соборовать не стал.
-- Потому как – бесполезно, – объяснил поп. – Страдаешь за грехи предков, каких – не вижу точно, а потому и колено твоё не установлю… Но на всякий случай окропись святой водой, чтоб по дороге не сглазили тебя ещё раз, потому как перебор уже, и этот раз может оказаться последним, и… ступай в прорубь…
-- Что – так плохо? –- испугался Матвей.
-- Попробуй экстремальные виды спорта, дурень.
 
   Ректор пробовал две недели, после чего заболел пневмонией и слёг… В борьбе с ней, как с последствием покаяния (думал он) Матвей вновь хотел пуститься во все тяжкие, но... его остановила одна нога, которая подсказала ему сдаться. Ректор и сдался... своим чувствам к Клавдии, выбрав между постом и развратом – любовь, и пошёл её искать опять, потому - кроме, как на получку Клавдии - рассчитывать ему пока было не на что... Они помирились, жили мирно до тех пор, как получка его Клавесины не подошла к концу, а на новую - из спецбанка санатория уже надеяться было глупо…

   Гадалки вновь встали на горизонте мыслей Ректора призрачным миражом обогащения и Матвей пошёл к местному сторожу - Прокопу Семёновичу за его - канцелярской получкой, которую Прокоп этот умудрился пропить ещё "в прошлом веке" - как пояснил Главному "Сказки"...
-- Устал! -- сказал Ректор и присел за стол. – Остался только НЗ…
Проша на радостях налил по маленькой, подумал, долил ещё, выпили, закусили. Действо продолжалось долго - до третьих петухов… Устал и Прокоп, и заснул.

Ректору было одиноко... он вспоминал свою Клавесину...
"Да, наверное, люблю!" -- решил он, когда в окно постучали.
-- Кто там?! -- крикнул сонный Прокоп испуганно.
Испугалась и женщина за окном, наблюдая, как двое похожих сидят за столом.
-- Я -- Клавдия! -- ответила она, собравшись с духом.
-- Ура! -- крикнул Гений. -- Я знал, что есть Провидение! Клава, заходи!
Клавдия зашла, то есть - забежала, так как за ней гналась дворовая собака сторожа.
-- Ну и сука! -- сказала Клава и уставилась на Ректора, полными отчаянья глазами... -- Ты что здесь делаешь?! -- еле вымолвила она.
-- Ты что здесь делаешь?! -- промолвил Ректор, медленно соображая "что к чему"... Да, так оно и было - Проша был не одинок в своих попойках. -- Ты здесь по моей причине?! -- спросил Матвей Клавдию, ещё на что-то надеясь.
-- Нет, по своей! -- ответила Клавесина гордо и закатила Ректору скандал по поводу его вчерашнего побега.
-- У меня вчера не было денег! -- оправдывался он.
Прокоп встал и вышел в сени...
-- Ты мне, милок, много должен! -- продолжала Клавдия спокойно, позабыв, вдруг, все неприятности от того... что положила свою руку любимому на плечо...

   Успокоился и Ректор, то есть - налил себе сто грамм, выпил и начал… пересчитывать долги свои государству, Клавдии, вспоминать одеяло им купленное, но отнятое у него Клавесиной. Клава его успокаивала - наливала ещё... Потом, то есть, после второй бутылки, выпитой с Клавдией на двоих сначала, затем на троих и с Прокопом, не вовремя явившемуся из сеней, Ректора понесло - он уже считал, как счётная машина - свои неудавшиеся конфликты с неприятелями, сами неприятности, потерянную молодость, юмор, цвет лица... и обвинял в этом свою Клавушу. Клавуша не перечила - она видела у своего мужа и не такое, и подливала ещё. Потом Ректор вспомнил, вдруг, всё, что отняло у него много денег за последний год, и месяцы, и нервные срывы Прокопа. Вспомнил и как он перестал ходить к гадалкам, и как те ходили вслед за ним... На - "гадалок" - Клава обиделась, не подозревая, что Гений рассказывает сейчас о... похождениях Прокопа, но промолчала и подлила ещё, но уже по маленькой, потому, что оставалось на столе мало. Гений рассказывал ещё про многое не приятное Клавдии - про свои услуги гадалкам, про ихнии методики,  про то, что пророчили они про Клавесину, и что пророчила ему Клавесина, сколько брали гадалки с него за свои колдовские услуги, сколько он брал за свои, и про многое другое...  После «на посошок» Ректор резко окосел и начал рассказывать такое, что даже и Прокопу не снилось.     Проша вызвал "скорую"..."

…………………………………



-- Это что – русская версия французского кино - «Невезучие»? –- спросил режиссёр, дочитывая главу.
-- Нет. – ответил сценарист.
-- Продолжение «Алкоголик из Москвы» к Новому году?
-- Почему – «русская» и почему - «из Москвы»?
-- Ты сам писал – «Матвей, из столицы».
-- Столиц много, а Матвей – псевдоним, читаете внимательно? Звали - Жан Глёр.
-- Значит – француз? – настойчиво спрашивал режиссёр.
-- Фамилия - немецкая. – уточнял сценарист.
-- Разве немцы так пьют? Хотя – Глёр, может быть тоже был псевдоним?
-- Не знаю. А французы?
-- Обидятся. Итак международная обстава хромает. Давай что-нибудь нейтральное.
-- Значит, просто – иностранец.
-- Хорошо. Обидятся все. Но даже для просто - иностранца – не много ли невезения?
-- И алкоголизма? Что заказывали.
-- Кто?
-- Они. Давай перейдём к делу. И можно – «на ты», рабочий процесс всё-таки?
-- А можно с текстом… помягче?
-- Я при чём? Это  - по мотивам… -- оправдывался сценарист.
-- По каким?
-- Это пока неизвестно… Надо раскопать по черновику. Сам ещё не разобрался.
-- Так что – черновик не ты писал?
-- Не я. Потом всё объясню…
-- Когда? – не успокаивался режиссёр с вопросами.
-- Чем позже – тем лучше. – уходил от прямых ответов сценарист.
-- Что так?
-- Объяснять меньше придётся, чем больше прочитаешь…

Рестимулированные сценарием и уже уважаемые друг другом сотрудники диалог сегодня продолжали долго…