Дуркин дом. Глава 61

               
               
   

         Как обычно он многое успевал. Выслушивать пациента, относиться с пониманием к его жалобам, не забывая об отчете для Полуэктова. На этот  раз вникать в чужие проблемы пришлось особенно внимательно, не упуская ни одной мало-мальски незначительной, на первый взгляд, мелочи.
- Понимаю, вы по-дружески, но мне не требуется такого рода покровительство.
Позволив себе оторвать взгляд от надоевшей писанины, Аносов, наконец, посмотрел на гостя. – То есть, перспектива очутиться в местах не столь отдаленных тебя не пугает?
Григорий молча согласился. Некоторое время Виталий проницательно изучал собеседника, пытаясь разглядеть на его лице хоть долю сомнения или, может, решил подарить  Грише еще один шанс, признать собственную ошибку.
Перейдя на «ты», Григорий с иронией заметил, - Тебя сестрица уговорила меня вытащить? Зря стараешься.
Виталий перебил, - О матери ты подумал? Каково ей тебя в дальнюю дорогу собирать, всякий раз, задаваясь вопросом, суждено ли вам еще когда-нибудь встретиться?
- А после психушки, стало быть, жалеть меня не надо? – усмехнувшись, младший Латушкин моментально стал серьезным. – Да, здесь хуже, чем на зоне. Отпусти меня, а?
 Что он скажет Ларисе? Что ее упрямый братец не желает участвовать в их авантюре? Ранее, в доперестроечные времена, из любого, при желании можно было сделать психа. Теперь требуется согласие главного героя. Нет, не уступит он Гришке. Ему только запастись терпением, и все получится, - Объясни мне, пожалуйста, неверующему, чем зона предпочтительнее?
Овал худого лица вытянулся еще больше, слегка вздернутый нос заострился от недоумения, лишь в холодных, серых глазах застыло тоже выражение отчужденности. Сытый голодного не разумеет. Зона – целое государство в государстве, со своими порядками и законами.
- Думаешь, я не догадываюсь, о чем ты там кумекаешь? Эх, Гриша, Гриша, лучше не ведать всю ту науку, что тебе пришлось познать. В психиатрической больнице не просто, согласен, но после возвращения домой у тебя имеется шанс вернуться к прежней жизни.
- Тоже самое говорят на зоне, так кому верить?
Непростой получается у них разговор. Отчужденность стеной стоит между ними, скорее всего, из-за Гришкиного недоверия. Поверь мне, Гриша. Поверь, ради близких, умолял Аносов.
Его просьбу почувствовал тот, к кому она была обращена, - Если ты желаешь помочь мне, сделай соответствующее заключение, а я, при случае, попробую втолковать сестре, что психушка не для меня.
Трудновыполнимую задачу поставил перед ним Латушкин. А с матерью он не собирается считаться, или надеется, что она примет его выбор.
После ухода Григория Виталий снова вернулся к составлению отчета. Полуэктов опять ждал от него невозможного. Ему стыдно смотреть в глаза родным пациентов, с которых берут «добровольные» пожертвования. Люди, их дающие, вероятно, думают, что взяточник он, заведующий отделением пограничного состояния, доктор Аносов. Из небольшого, прямоугольного зеркала, расположенного над раковиной в его кабинете, на доктора смотрело усталое лицо обреченного на ложь человека. Он даже не может позволить себе получить совет друга, тайна, которую он в себе носит, ему не принадлежит. Господи, что делать? Все чаще последнее время его посещала мысль об увольнении. Пожалуй, именно сейчас он так и поступит, но Лариса… Она не выдержит здесь без поддержки.
За окном промозглая осень, октябрь в этом году не только холодный, но и слишком непостоянный. Погода меняется ежедневно. В нелюбимое время года ему хотелось укрыться ото всех забот и хлопот, похоронить себя заживо. Решено, завтра он напишет заявление на отпуск. Дорога домой показалась ему долгой, несмотря на то, что после переезда, место его работы находилось гораздо ближе, чем ранее. Обмен квартиры обошелся ему недешево, но его новое место жительство того стоит, и мама довольна. Сегодня она с порога начала старую песню, - Сынок, уже поздно, а ты только с работы возвращаешься. Когда же ты отдыхать будешь?
Тихий вздох предвосхитил его ответ, - Мама, все под контролем. Выбирай маршрут, мы очень скоро отправимся с тобой в путешествие.
Пока он расправлялся с пышным омлетом и парой диетических сосисок, Ольга Сергеевна не сводила влюбленных глаз с дорогого сыночка. Он у нее очень умный, предприимчивый, самоотверженно преданный работе, потому, неудивительно, что руководство поощряет его регулярно. – Виталик, милый, может, нам с тобой в гости сходить?
Взгляд его мамочки обворожителен. Виталий улыбнулся в ответ, - Только не говори, что ты обрела нового спутника жизни. Не гожусь я на роль пасынка. Признавайся, мамочка.
- Виталик, дорогой, ты меня не понял. Я забочусь, в первую очередь, о тебе, сынок. Тебе в следующем месяце будет тридцать семь, для мужчины – это расцвет интеллектуальных и творческих способностей, самое время подумать о семье. У Натальи Сазоновой, с которой мы работали, небольшой юбилей, и она нас приглашает в гости.
- Можно обойтись без меня? Я там лишний.
- Не будем спорить, сынок. Наталья очень просила, чтобы мы пришли вместе. Ей нужно помочь по дому, что-то по мужской части. Она очень надеется, пожалуйста, Виталик, - «будь умницей», так и хотелось прибавить старшей Аносовой.
Его не требовалось долго упрашивать, хотя бы потому, что мама не так часто обращается к нему за поддержкой. Ради ее спокойствия он готов посодействовать в ремонте десятке престарелых теток. Ворочаясь с боку на бок на диване, который он поленился расстелить, Виталий перебирал в уме дела, к которым он так и не приступил. Не давал покоя ему наспех выполненный отчет для главного. Прежде, чем подписывать у него заявление на отпуск, нужно было завершить необходимое. Ремонт сантехники, монтаж теплицы, застекление спортзала – лишь малая часть того, что висит на нем тяжким грузом. Тот другой представительный мужчина, что являлся ему в полудреме, все чаще повторял Виталию: «Нельзя взваливать на свои плечи того, что не в состоянии выполнить. Ты переоценил собственные силы».
Виталий и сам это понимал. Жаль, но он не умеет отказывать, потому, ему еще ни раз придется краснеть за плохо исполненную работу. Летом, при замене деревянного покрытия на веранде, он сам принялся укладывать настил, когда узнал, что плотник отлынивает от задания. Виталию стоило это в кровь поцарапанных ладоней и мозолей на пальцах. Однако Виталий не сокрушался, ведь конечная цель была достигнута, а в глазах персонала он добился заслуженного уважения. Именно они – врачи, медсестры, санитарки – самое дорогое, что у него есть. Чаще вспоминался Виталию бывший заведующий и его наказ: «Люби и заботься о тех, кто тебя окружает, с ними
ты проводишь большую часть своей жизни». Его последователю не пришлось гадать: кого имеет в виду Николай Григорьевич: коллег своих, либо пациентов, вереницами сменяющих друг друга. Доктор Аносов дарил своим вниманием всех, при этом старался держаться на расстоянии, никого не посвящая в сокровенные тайники бессмертной души своей. Живя в ожидании грядущего ремонта, хорошей погоды, очередного научного совета, обещанного повышения зарплаты, Виталий забывал об усталости и работал, работал, работал. В жизни его более не было ничего, он отдыхать толком не умел. Выходя в отпуск, он быстро начинал томиться от ничего неделанья, испытывая неугомонную потребность помогать советам, реальными делами. С годами он научился с терпением относиться к чужим ошибкам, не принимая собственных. «Каждый хоть раз в жизни бывает не прав», убеждал Виталия его двойник. Все-то у его двойника было в порядке: карьера, личная жизнь, планы на будущее. Если бы двойник поделился с ним удачей.
Везение ему не помешало бы, особенно, когда пришлось держать отчет перед Александром Ярославовичем. Под гнетом неотвратимости, читающейся в пристальном взгляде начальника, Аносов ощущал себя нашкодившим несмышленышем. Без вины виноватый, он готов был оправдываться, но не того ждал от него Полэуктов. – Виталий Вячеславович, мы с вами не первый год знаем друг друга, посему Вам прекрасно известно, что полумеры меня не удовлетворяют. Хотело ознакомиться с финансовыми прогнозами на следующий год.
На столе, перед Полуэктовым лежал отчет, который главный врач бегло просмотрел. Доктор Аносов взглядом показал на документ, в нем все изложено. Дурные предчувствия не оставили ему надежды. Через пару секунд отчет лежал перед ним.
- Вы считаете, что этого достаточно?
Аносов пожал плечами, - Вам судить.
- Ваша работа меня не удовлетворяет.
Он ушел, не заикнувшись о своем желании отдохнуть. Отчет, стоивший ему наполовину бессонной ночи, отправился в мусорную корзину. Отчаяние, охватившее его после посещения Полуэктова, перешло в безразличие. Нескоро он получит следующий отчет.
- Пожалуйста, не переживай так. Я тебе кофе горячий принесу, - успокаивала его Лариса.
Безысходность, написанная на его лице, мобилизовало защитные силы его подруги. Она готова была выстроить крепость, взять в руки рабочий инструмент и сразить им недоброжелателей, только бы отвести угрозу от Виталия. Лариса гладила его по голове, совсем, как мама. Хотелось прижаться  ней, так он поступал в детстве, чтобы скрыть обиду и не жаловаться на других. Для мамы он всегда останется маленьким, хоть и любимым сыночком, Лариса видит в нем  иное. – Спасибо тебе за поддержку. Кажется, ты и мама одни меня понимаете.
- Ну, ну, Виталик, лучше не думай о плохом. С готовностью избавила бы тебя от общения с непутевым братцем, но мама … Известие о его выходе из больницы подкосит ее окончательно. Подержи его у себя.
- Подержу, только придется выставить у дверей его палаты охрану.
- Чашка с кофе едва не выскользнула из ее рук, - Он хочет сбежать?
- Он сам тебе об этом расскажет. Поговори с ним. 
Лариса упустила ему руки на плечи, и Виталий вновь ощутил себя сильным, благородным рыцарем, - Виталичка, милый, Гриша не станет меня слушать, я для него не авторитет, - комментарии Лариса сопровождала милыми рожицами, быть настолько непосредственной она не позволила бы себе не с кем другим. Она пожирала его взглядом, в котором мольба чередовалась с убежденностью, что ей не откажут, - Скажи ему, что правоохранительные органы требуют проведения полного обследования.
- Попробую, но …
- Никаких но. Ты этим не только меня выручишь. Мама наша очень больна, и более всего опасается, что Гришку посадят.
Он не давал Ларисе согласия, не до того сейчас. Множество обязательств, данных Полуэктову, требовали немедленного решения. Именно разговор с подругой побудил его занять активную позицию. Он не может позволить пустить все на самотек, слишком дорого это обойдется остальным.
- Виталий Вячеславович, как хорошо, что я вас нашла, - навстречу стремглав бежала Татьяна Приходченко. – Новый пациент пропал.
В голове мелькнула мысль: неужели Гришка опередил его? – Таня, распорядитесь, чтобы о побеге …
Стоп. Латушкин находится под следствием, о его побеге охрана больницы обязана тут же сообщить в милицию. Моментальное прозрение расставило все по местам, - Повремените, Таня, не надо некому говорить о побеге.
Робкий голос Приходченко напомнил ему о грядущем мероприятии, - Завтра собираемся во время тихого часа?
- Да, да. Главное сейчас беглеца найти, остальное потом, - дойдя до своего кабинета, Аносов обернулся. Коридор был пуст. В ординаторской никого. Куда же все подевались? Разве, что оперативно бросились искать Гришку? Выглянув во двор, Аносов подтвердил свое предположение. Почти настежь распахнув оконную створку, Виталий замер. И крикнуть-то нельзя, услышат те, кого происшедшее не касается. Пришлось последовать за коллегами во двор. Остановив первую попавшую ему на глаза медсестру, доктор Аносов полюбопытствовал, - Кого потеряли?
Молоденькая медсестра с растрепанными волосами рассеянно пожала плечами, - Сказали какого-то Латушкина искать.
Сжав кулаки, Аносов спросил, - Как успехи?
Изучать ее бестолковую физиономию, у Виталия не было ни времени, ни желания. Для себя он быстро определил, что Лиза Жукова – человек в отделении временный. Но Маша Апрелева?! К чему эта резвая беготня по лужам?
С вариантом ответа Апрелева его опередила, - Часы на окно положила и … незаметно смахнула их. Часы очень дороги мне, как подарок умершей мамочки.
Кинув взор на окна, Аносов перевел красноречивый взгляд на ответившую, - Неувязочка вышла. Окна ординаторской расположены на фасаде главного  корпуса, а ищешь ты, Маша, во внутреннем больничном дворе, - взяв Апрелеву за руку, доктор Аносов отвел ее в сторону. – Маша, из всех здесь промышляющих, я от вас одной могу получить конкретный ответ. Слушаю вас, Маша.
Они были знакомы более тринадцати лет, и все эти долгие годы Виталий менял мнение о своей подчиненной в лучшую сторону. Он мог сомневаться в ее решительности, предприимчивости, но не в честности. Виталий был уверен, Маша не посмеет ему лгать.
- Я вас не обманывала. Часы действительно слетели в больничный двор.
- Тогда почему ты так смутилась, услышав мой вопрос?
На них стали обращать внимание, что заметили оба. Подобная реакция им обоим была не зачем. В конце концов, кто-то должен пойти на уступки. – Мои часы Лисицына из окна выбросила. Я ей проспорила. Мне холодно, Виталий Вячеславович. Отпустите меня.
Он изрядно промок, заляпал грязью полы белого халата, потерял время впустую, а цели так и не достиг. Очутившись в кабинете, он тут же принялся звонить Ларисе. Дважды безуспешно набрав номер, Виталий швырнул трубку на телефонный рычаг. Может, это даже к лучшему? Пусть Лариса останется в неведении. В коридоре ему встретилась «баба Нюра». Анна Евлампьевна разочарованно развела руками, - Его нигде нет.
Оглянувшись, Аносов тихо спросил, - Вас кто-нибудь направил его искать?
Несмотря на маленький рост и погрузневшее тело, медсестра в возрасте передвигалась довольно маневренно. Виталий едва поспевал за ней. В паре они прошествовали вдоль всего коридора, не упуская возможности заглянуть во все встреченные по дороге помещения.
- Давно вы этим занимаетесь?
- Не помню, дружок. Намекнули: «поищи в служебных помещениях», а я уж второй раз прохожу по коридору и все без толку.
- Анна Евлампьевна, очень вас прошу, если найдете его, сообщите мне.
Весь оставшийся день Виталий тщетно терзался сомнениями: а верно ли он поступил, не сообщив, куда следует? Медсестры и врачи обшарили все вокруг, включая подсобные помещения, но беглеца нигде не удалось обнаружить.
- Теперь, вероятно, точно, придется заявить, - признался он вечером Ларисе.
- Да, ты, что, в своем уме?! Неужели ты не понимаешь, чем это ему грозит?
- Если наши пациенты будут бегать без присмотра, не поздоровиться каждому, особенно мне.
Если бы их не разделял десяток километров и паутина телефонных проводов, она бы схватила Виталия за плечи и трясла его изо всех сил, как грушу. Сейчас что она может сделать? Лишь ругать его последними словами. – Виталий, умоляю тебя, как женщина, не говори некому о побеге.
- Ладно, только надо что-то делать для розыска Григория. Знаешь, я, пожалуй, останусь сегодня в отделении и стану искать его повсюду.
Любопытно, где это повсюду? В отделении не так много служебных помещений. А не присоединиться ли мне к Виталику? Совместные поиски еще больше сблизят их. Решение моментально созрело в ее изобретательной голове. – Гришку обязательно нужно найти.
Эта мысль неотступно сверлила Аносова, заслонив собой все остальное: надоевший отчет, текущие хозяйственные дела, даже обещание, данное матери. Ничего, в магазин с матерью сообща они завтра сходят. Днем позже, в компании постороннего, какое это имеет значение?
- Виталий Вячеславович, вы как будто кого-то или что-то потеряли? – откуда-то сверху прозвучал скрипучий до неотвратимости голос. Многим Виталий пожертвовал бы ради того, чтобы не видеть его обладательницы никогда. – Вы жаждете помочь мне, Роза Георгиевна? Буду только рад.
Морщинистая физиономия в ореоле седых буклей была лишена и малой толики привлекательности, но Виталий заставил себя улыбнуться. Ехидну, вроде Никитиной, можно обуздать только положительными эмоциями.
Окно сверху захлопнулось, но подглядывать за ним вредная старуха не перестала. Каждой клеточкой своего нескладного тела Виталий ощущал контроль за собой, что вынуждало его быть предельно острожным. Если не сама, то ведьма подглядывать кого-нибудь за ним пришлет. Заглянув в ординаторскую, Виталий увидел, что комната отдыха опустела. Ясно, пересменок. Скоро явится вечерняя смена.  А пока … пока. Да, он именно так и поступит. Перед ним восемь палат, и в каждую из них он зайдет, как к себе домой. Ну да, это – его родной, общий дом, а пациенты – дальние родственники.
- Добрый вечер, Михаил Григорьевич, как поживаете? – склонившись над худой фигурой Мажукина, доктор Аносов тщетно пытался отыскать в лице его хоть искорку оптимизма.
Сосед Михаила Григорьевича, Кожевников нашелся первым, что ответить, - С дежурных мы его сняли. Поправится и пусть дежурит.
Обходя одну палату за другой, доктор Аносов внимательно присматривался к его обитателям. Надо их только подтолкнуть, и они выдадут все, что знают, и о чем лишь догадываются.
- Когда планируете проводить раскопки, Владимир Григорьевич?
Из-под одеяла послышался свистящий шепот, - Говорите тише, это – тайна.
Аносов включился в правила игры, - Сформулируйте свои пожелания. По возможности вам непременно помогут.
Вероятно, копатель решил, что он готов воспользоваться предложением, и ухватил уходящего врача за штанину, не выпуская ее из рук даже после просьбы.
- Мне нужны лопаты, вещмешки, кирки, тосол, а главное, помощники.
Высвобождаясь из цепкой хватки любителя курганных насыпей, доктор Аносов приметил, что одеяло на ближайшей к окну постели резко пообвисло, будто кто-то моментально выдохнул. – Кто сегодня дежурный по палате?
- У нас теперь дежурные по колладейдеру существуют, - глухо прозвучало из-за спины Аносова.
- Кто же у нас дежурный по коллайдеру? – эхом повторил доктор. Следуя указанному направлению, Виталий Вячеславович обратил свое внимание на кровать с опавшим одеялом. Приблизившись к интересующему объекту, доктор Аносов легонько постучал по топорщащемуся настилу.
- Вас поглотят черные дыры. Предохраняйтесь, - замогильный голос, раздавшийся в ответ, не оставлял сомнений. Отвечал Чубука.
- Александр Петрович, как мы должны предохраняться?
Дожидаясь реплики, Аносов шарил взглядом по палате, не упуская ни малейшей детали. Общий стул, на который обычно присаживались дежурные врачи или медсестры, отсутствовал, кроме того, пропали вафельные полотенца, ранее висевшие на спинках кроватей. – Ребята, кто взял полотенца и единственный стул?
И вновь указующий перст направил его по знакомому адресу. Над изголовьем кровати Аносов произнес, - Где пропавшее, Александр Петрович? Имеются свидетели того, что – все это ваших рук дело. Признавайтесь.
- Черные дыры. Их поглотила инородная материя.
Присев на корточки, Аносов шепотом произнес, - Переигрываете. Черные дыры сами по себе, вы отдельно, а стул и полотенца надо вернуть.
- Материя повсеместна, она действует всепоглощающе. Мы должны спасаться от ее нашествия.
На него смотрели бесцветные глаза, в глубине которых желание сделать из их обладателя человека. Изображать сумасшествие непросто, в любой момент даже умелый актер может выдать себя. Но это – не тот случай. Дурак остался дураком.
В следующей палате его встретила  тишина. Все ее обитатели благополучно спали, кроме одного. В сгущающихся сумерках, тот, судя по расположению рук, вдевал нитку в иголку. Присев на краешек кровати, Аносов предложил, - Давай помогу, - также скрупулезно вдевая нитку в ушко, помощник быстро вернул добычу ее обладателю.
Не сработало. Швейные манипуляции продолжались, и доктору Аносову не оставалось ничего, как более не мешать увлеченному «умельцу». Обойдя остальные палаты, Аносов не обнаружил ничего, что вызвало его подозрения. Теперь настал черед расспрашивать пациентов, с которыми Латушкин лежал в одной палате. Из оставшихся пятерых самым адекватным был Петр Клименко-Сидельников. Для беседы Виталий пригласил гостя в свой кабинет. Прежде, чем накинутся на него с расспросами, Виталий Вячеславович зорко присматривался к выбранному собеседнику. На первый взгляд простоватая физиономия отвечала ему взаимностью. Еще неизвестно: кто, кого изучает?
- Ну, так пришел к нужному выводу?
Следом промелькнувшая усмешка на лице Клименко, окончательно убедила его оппонента, что того пытаются ввести в заблуждение.
- Это, смотря, что считать нужным выводом.
- Хитришь, Петя, и думаешь, что я поверю.
- Да нет. Веду себя естественно, пытаюсь понять, что вы от меня хотите?
Он задал вопрос после очередной паузы, стараясь удержать на себе чужой взгляд. Попытка оказалась нелегким испытанием, победителя в котором не нашлось. Клименко после незапланированного сеанса «гипноза» усиленно тер глаза, Аносов запамятовал, о чем собирался расспросить противника.
Может, он слишком многого ждет от пациента. Нельзя забывать, что Клименко, в первую очередь, пациент, а затем уже человек, вступивший с ним в единоборство. – Ты меня боишься, Петр, но я не преследую цель посадить тебя. Даже, если ты не прав перед законом, не мне о том судить. Я всего лишь желаю знать о планах твоего приятеля Латушкина. Нужно, чтобы ты объяснил ему, укрываясь от медработников, Латушкин вынуждает меня обратиться в милицию, а они свое дело знают. Да, вот еще, передай ему, пусть не надеется, что его отправят на зону. Прежде он полгода будет находиться в одиночке, в закрытом, психиатрическом интернате.
Более он ничего не стал добавлять. Услышанное не от недруга-доктора, а от приятеля по несчастью, заставит Латушкина призадуматься остатками мозгов.
Оставшись один в кабинете, Виталий заново прокручивал в уме весь прошедший разговор. Клименко держался умело, как держится человек, уверенный в своей правоте. Однако Виталия не покидало предчувствие, что его оппонент неискренен. – Понимаешь, Лариса, Клименко скрывает нечто важное. Надо подобрать козырь для того, чтобы бороться с ним.
Лариса согласно кивнула головой, - С таким хитрым противником нужно действовать силой или оказаться еще хитрее его. Я кое-что придумала.
Излагая детали своего плана, Лариса обсуждала подробно: во что можно посвятить их недалекого союзника, а от чего лучше воздержаться. – Мой братец считает себя очень умным, и, если уж, подсылать к нему лазутчика, то не дурака. – Самый подходящий вариант, завербовать на свою сторону Клименко, но …, - Виталий вздохнул и развел руками.
- Этот липецкий субъект – продажный фрукт, все дело в цене. Пообещай, что подпишешь ему освидетельствование. 
- И не исполнить обещанного? Чем я тогда буду отличаться от него?
Как же она могла пренебрегать щепетильностью? Приятель ее на подобный цинизм никогда не согласится. – Ну, извини, сужу по людям с оглядкой на себя. Я бы с плутом особо не церемонилась. Что ты на меня так смотришь?
- Как так?
- Коварно. Как прохиндеи и соблазнители смотрят.
- Стало быть, я – прохиндей? Нет? Ну, соблазнитель. Не похоже? А очень хочется быть хоть чуточку соблазнительным. Помоги, а?
Ясно, судьба дарит ей шанс. Надо быть с Виталиком чуть посмелее, а он в ответ станет решительным. – Мы очень долго молчали о своих чувствах, но теперь лучше отбросить в сторону стыдливость. Если не сейчас, то никогда, - Лариса сопровождала свой призыв недвусмысленными жестами. Воздушный поцелуй в ее исполнении смотрелся по-джульеттовски ново, а вот выставить оголенные коленки на всеобщее обозрение, Лариса не посмела. Судя по ответному взгляду, Виталий ее действия не одобрил, хоть и не осудил. И тут в глазах его блеснул озорной огонек. – Неплохо, но для пущей убедительности стоит продемонстрировать свои прелести. Петюня это оценит.
- Да я под страхом смерти не стану с ним любезничать. Он – скользкий, мерзкий тип, только и ждущий, пока другие совершат ошибку. Если хочешь знать, он уже однажды обманул меня…
Аносов перебил, - Ты имеешь возможность отплатить ему взаимностью.
На лице Латушкиной отобразилось все: от неприязни до злорадства. Пока она медленно переваривала услышанное, Виталий что-то пытался изобразить на клочке бумаги. Невольно его творения заинтересовали гостью, которая пока лишь наблюдала. Скомкав первый клочок бумаги, Аносов принялся за следующий. Одна за другой на бумаге появлялись печатные буквы. Через минуту с написанным ознакомилась Лариса. «Деньги будут лежать в условном месте. Жду выхода на связь». Подпись: «Петроний». Переведя взгляд на собеседника, Латушкина спросила, - Хочешь знать мое мнение? Непохоже, слишком интеллигентно, можно сказать, оторвано от народа. Потом, сам подумай: откуда у Клименко деньги? Он слишком их любит, чтобы делиться ими с кем бы то ни было. Может, ты сам жаждешь ссудить его деньгами?
Ответом ей служил продолжительный вздох. Повисшая пауза заставила призадуматься обоих, только озабочены они были каждым своим. У Ларисы на лице отобразилась тревога за состояние здоровья ее матери. Вызволить из смертельной опасности ее может лишь уверенность в Гришкином благополучии.
- Клименко и твой брат связаны. Если мы проследим за тем, кто остается на свободе, он выведет нас на беглеца.
- Думаешь, что Гришка где-то прячется? – недоверчиво полюбопытствовала Лариса.
Виталий кивнул головой. – Прочешем этаж, и он отыщется.
- Давай прочешем.
- Не вижу энтузиазма в твоих словах, как-то обреченно они звучат.
- У Гриши нет будущего. Он не может жить без воровства. Кажется, в медицине нечто похожее описывается, как клептомания.
- Есть такое заболевание, но к твоему братцу оно не имеет никакого отношения. Он ворует не потому, что не понимает, что это преступно, а как раз, наоборот. Григорий привык жить трудом других.
- Но он – не такой, как все. В восемнадцать лет мать повела его в военкомат, там сказала: «Нам такие не нужны» и не пояснили: какие, «такие»?  Мне иногда кажется, что Гришка не отдает себе отчета в происходящем. В семнадцать он порезал себе вены, без всякой на то причины. Порой его действиям трудно подыскать логическое объяснение. Он все время огорчает маму, которая всегда готова найти для него оправдание.
- Сколько раз он сидел?
- Дважды. Что удивляет, он не боится оказаться за решеткой. Он ничего не боится. Понаблюдай за ним.
- Хорошее предложение, только сперва надобно обнаружить объект наблюдения. Сейчас около восьми, через час с небольшим отделение уснет и …
- Никто не будет болтаться нам под ногами, верно?
- Знаешь, о чем я думаю?
- Пока нет.
- Чем меньше людей будут осведомлены о побеге Гришки, тем лучше … для всех.
- Выходит, искать беглеца будем мы одни?
- Выходит так.
- А кто будет сторожить Клименко, или ты рассчитываешь использовать его в роли сторожевого пса? Видишь, я тебя уже насмешила.
Виталий улыбался, хотя глаза его оставались грустными, - Это – смех сквозь слезы. Мне жаль Гришку.
Вздох Ларисы окончательно рассеял ее веселье, - Меня и мать нашу надо жалеть, отец-бедняга отмучился, хорошо, что не дожил до такого позора.
- Мать твою не надо жалеть. Она любит и этим счастлива.
- А я?
- Ты сама знаешь. Григорий постоянно тебе мешал. Ты никогда его не любила.
- Когда он был мальчиком, не воровал, и как брата, я его любила. После его преступных деяний мои теплые чувства к нему улеглись, а претворяться я не умею.
Разговор их подошел к логическому концу, а Виталий все искал повод для его продолжения. Затея с охотой на ее братца ему казалась бесперспективной. Скорее всего, след Латушкина в отделении давным-давно уже простыл. - Я пойду, пройдусь по палатам.
Лишь только он подошел к своему кабинету, как его догнала делегация медсестер. – Виталий Вячеславович, девочки домой собрались, а выход на этаж закрыт.
Лисицына его не обманывала. Дверь была закрыта на замок, а запасного ключа на обычном месте, в ящике дежурного не оказалось.
- Виталий Вячеславович, мне домой надо. 
- Хорошо, Вера. Мы откроем дверь запасным ключом, - Аносов обещал в присутствии множества сотрудников, но у заведующего отделением отнюдь не было уверенности в том, что он выполнит просьбу медсестры. Взоры всех собравшихся  были обращены к нему, но что он может для них сделать?
- У меня дети дома одни, муж в ночную ушел.
- А я на день рождения приглашена.
- Я очень устала и хочу спать.
- Вот и сосни, на освободившейся кроватке.
Аносову захотелось укрыться ото всех в своем «логове», вот только кто проложит ему туда дорогу? На помощь ему уже спешила Лариса. – Скорее.
Закрывшись в своем кабинете, Аносов схватился за голову. Прислонившись спиной к двери, он медленно сполз. Очутившись на корточках, Виталий замер. Плетью повисли руки, взгляд, в котором, казалось, вместилась вся Вселенная, уставился в одну точку.
- Эй, с тобой все нормально? Виталий!
Движение рукой перед глазами приятеля вовсе не завладело его вниманием. Лариса растерялась. В дверь ломились Лисицына, Ломакина и остальная компания. – Виталий Вячеславович, откройте нам дверь.
Обращение сослуживцев не произвело на заведующего отделением никакого впечатления. Лариса ответила за него, - Доктор Аносов плохо себя чувствует. У него сердце прихватило. 
Секундная заминка, и на дверь кабинета опять обрушился шквал ударов, - Откройте дверь. Мы сейчас вызовем скорую для доктора, - взволнованный голос принадлежал Приходченко.
Вслед за ней раздались другие голоса: «Отпустите нас домой», «У охранника внизу должны быть запасные ключи», «В конце концов, отворите нам дверь, иначе мы ее выломаем!»
Виталий сидел на полу, и был похож на помешанного. Хаотичные удары в дверь разозлили Ларису, - Прекратите сейчас же! – ее угрозы и предупреждения никого не испугали, лишь упоминание об обмороке у заведующего отделением, который она выдумала, утихомирило персонал. Разом наступившая тишина озадачила ее своей неизвестностью. Что хочешь, то и думай. Осторожно повернув ключ в замке, она приоткрыла дверь. Тут же ей пришлось пожалеть об этом. В кабинет, будто шквальный ветер, ворвалась Приходченко, - Как Виталий Вячеславович?
Ради того, чтобы уберечь приятеля от посягательств знойной девицы, Лариса присела рядом с опустившейся на колени Татьяной. – Ты руки-то не распускай. Без тебя справимся.
Но ни окрики, ни грозные взгляды не остановили взволнованную девушку, которая готова была подхватить обожаемого доктора на руки, только бы вызволить его из смертельной опасности. Взгляды обеих пересеклись, но уступать не желал никто. Если на свете существует ненависть – вот она. Обоих сдерживало лишь присутствие Виталия.
Господи! Сколько раз я в уме прокручивала подробности расправы с этой … Задержав дыхание, Лариса представляла, как поверженная противница расплывается, словно дымка туманным утром. В конце концов, так и будет. Кто, как не она угадывает любое его желание? Да и Виталий привык к ней, они созданы друг для друга!
Никто так сильно не любит его, как я. Все только ждут чего-то, требуют от Виталия Вячеславовича, а я ради него готова на любую крайность. А не безумство ли, что я заперла дверь и выбросила ключ. Я совсем потеряла голову от любви.