Награда. Глава 54

               
               

«Семейные распри или каждый за себя».


         Ее выходной пришелся на день похорон Романа. Все было, как во сне. Тихий, домашний мальчик, вел покойный достаточно замкнутый образ жизни, а проводить его в последний путь пришло так много молодежи, из числа «друзей Романа». С уходом близкого человека жизнь ее утратила свой смысл. Более не хотелось ничего: ни удовольствий, ни радостей, ни успеха. Марина лишилась чувств и походила на мумию. Второй день она лежала, как неживая, безучастная ко всему. Рядом присутствовал  брат Павел, и это никчемная теперь находка.
- Паша, какое сегодня число?
Младший брат Павел Николаевич, переживая за сестру, остался в Москве. Смерть единственного племянника была для него большим ударом. – Пятое февраля, Марина, тебе завтра на работу.
Глядя в потолок, она машинально промолвила, - Зачем?
Заботливо затворив  форточку,  Павел присел рядом с сестрой, на диване, - Тебя станут ждать в отделении трансплантологии, где ты – один из ведущих специалистов, ведь ты спасаешь людей, Мариночка.
Оглаживая покрывало, топорщившееся сбоку, хозяйка дома пыталась представить, что там, под ним прячется маленький Ромка, в детстве он так любил играть  с нею в прятки. Может, сейчас он от нее спрятался? – Паша, ты бы насчет путевки в Краснодарский край узнал.
Робко, словно виновато улыбаясь, Павел Николаевич поинтересовался, - Я узнаю. Ты на март-апрель хочешь?
- На март. В Москве еще распутица будет, снег полностью не сойдет, а там, в южном направлении все цвести будет. Вот наш мальчик отогреется, накупается.
Павел с Наташей переглянулись. Павел Николаевич предупредительно поднял руку, - Марина, а где сейчас наш мальчик?
Отнюдь не растерявшись, хозяйка дома пояснила, - Геннадий Андреевич сказал, что пересадку сейчас делать нецелесообразно, лучше подержать на гемодиализе, ну а недели через три будут искать нового донора.
- Марина, нам завтра на работу: тебе – в больницу, а мне – в лабораторию. Ты это помнишь?
Ударив ладонью по скомканному одеялу, Марина Николаевна возмутилась, - «Помнишь, не помнишь». Что ты меня проверяешь? Моя память не хуже, чем у тебя. Я помню, что мне надо с девицей этой заняться, - говорящая кивнула головой в сторону Наташи.
В разговор включилась упомянутая, - И как же вы собираетесь со мной заниматься? Может, в ремонтную мастерскую сдадите или на прокат?
Вызывающе-ехидный тон вопроса окончательно изгнал всю меланхолию из Марины. Поднявшись с дивана, она уткнула руки в бока, отнюдь, не взывая к жалости, - Не забывай, кому ты обязана проживанием здесь. Теперь ты ни на что прав не имеешь. Лично мне ты – совершенно чужой человек и, решая твою судьбу, я, в первую очередь, буду исходить из личных интересов.
- Ошибаетесь, Марина Николаевна. Судьбу свою я стану решать сама.
- Это мы еще посмотрим, способна ли ты отвечать за свои поступки, или только желаешь выглядеть дееспособной.
Конфликт набирал обороты, и, если вовремя не вмешаться, рисковал перейти в скандал. – Милые мои, Марина, Наташа, вы несправедливы друг к другу. Давайте спокойно выясним: кто, чего хочет? Мариночка, начинаешь ты.
Вздохнув, словно делая большое одолжение, хозяйка дома громко изрекла, - Я желаю, чтобы эта девица навсегда исчезла из нашей жизни, ни на что не претендуя.
Обводя деловитым взглядом богатую обстановку, включающую несколько качественных копий русских художников-передвижников, люстру из богемского хрусталя, обширную библиотеку художественных и научных книг, скромную коллекцию нецке, которой последние годы увлекался Роман, Наташа подытожила, - Квартира у вас не большая, но в новом, благоустроенном доме, в качестве вашей дальней родственницы я имею право на часть квадратных метров …
- Ни на что ты прав не имеешь! Ты нам – никто! – безапелляционно заявила Марина Николаевна.
- Тогда я сейчас же ухожу, и направляюсь прямиком в полицию, где мне еще раз объяснят мои права.
Во время вмешался Павел Николаевич, - Подождите, не ругайтесь. Объясни, Наташа, о каких правах ты говоришь?
- О правах на квадратные метры. Я, как и вы, Сурова Наталья Ивановна. Накануне нового года мы с Романом зарегистрировали наши отношения.
Марина сорвалась с места и едва не накинулась на сделавшую признание, - Это все недействительно. Ни один суд этого не подтвердит.
- Напротив, - спокойно заметила Наташа. – Именно в судебном порядке определяется право гражданина при решении спорного вопроса.
- Ответственный квартиросъемщик – я, и без моего согласия тебя в эту квартиру не пропишут.
- С вами я проживать не собираюсь. А квартиру эту придется разменять. Считайте квадратные метры платой за почку, полученную вами для трансплантации, и неважно, что она не прижилась. После удаления почки в моей жизни возникли дополнительные трудности.
Выговорившись, Наташа удалилась в соседнюю комнату. К Марине Николаевне отношение у нее было двоякое. Поначалу ей было жаль эту сломленную горем женщину, не хотелось причинять ей дополнительных хлопот. Но после того, как Марина, за ее спиной задумала подлость, а помещение в психушку, иначе не назовешь, Наташа разозлилась. Теперь, будучи несильно заинтересованной в квадратных метрах, она проявит настойчивость и добьется признания Мариной собственной вины.
Слезы капали одна за другой, по проторенной дорожке. Она не смахивала их, да и зачем? Кто их увидит? Наташа горько усмехнулась. Разве, что Луна. Не стало Ромки, и не с кем даже посоветоваться. Выходит, один он у нее был друг, самый верный и преданный. Она от кого-то слышала, что человек, умирая, переходит в новое обличье. От того, скольким страстям он был подвержен, грешен ли был, зависит следующее человеческое воплощение. Если так, то она хотела бы возродиться в дикого мустанга, и жить где-нибудь подальше от алчного мира людских страстей и пороков. А Ромка … Ромка, верно, воплотится в гордого орла, и будет парить над равниной, над степью, высматривая себе добычу, и, кажется, целой жизни не хватит, чтобы из хищника она сам превратился в жертву.
Между тем, на кухне полным ходом шло обсуждение, - Сам слышал, как это найденыш расплачиваться за добро собирается. Мы ее, как щенка бездомного подобрали, отогрели, приласкали, а она …
Павел безучастно взирал на сверкающую глазами сестру. Имущественных прав на эту квартиру он не имел никаких, стоит ли открыто выступать на чьей-либо стороне? – Марина, а ни сделать ли нам еще ДНК-экспертизу?
Опухшие глаза Марины безразлично уставились на собеседника, - Что это даст?
- Подумай сама, ты же медик.
- В-первую очередь, я – убитая горем мать, и разгадывать загадки у меня нет никакого желания.
- По восстановленным документам, Наташа – двоюродная сестра Романа, а близким родственникам запрещено вступать в семейные отношения. Инцест не оправдывает даже православная церковь.
- Сомневаюсь, что прохиндейка вступала в брак с Романом. Вероятно, она лгала. Как же я ее ненавижу! – она сжимала пальцы в кулаки, и становилось страшно, но не за Наташу. Эта девочка еще найдет свое место в жизни. По сути, Марина Николаевна была очень одинока, а, утратив смысл существования, была готова на все, ведь даже работа не в состоянии вернуться отчаявшейся женщине радость бытия.  – Наташку стоит поместить в психиатрическую больницу. Диагностированная невменяемость позволит признать ее брак с Романом недействительным.   
Вместо того, чтобы вернуться домой в Балашиху, Павлу пришлось остаться у сестры, в гостиной, которую ранее делили Марина  и Наташа, теперь расположились брат и сестра, - Она спит, Марина, - поведал Павел Николаевич, после того, как заглянул в бывшую комнату Романа.
Сестра в ответ прошипела нечто невразумительное . Павлу Николаевичу стало ясно, что при всем его нежелании во что-либо вмешиваться, завтра ему придется поехать к врачу вместе с Мариной и Наташей. Утро начиналось тихо, сборы проходили без конфликтов. Очень долго Марина собирала документы, к удивлению Павла, набрался целый пакет бумажек – заявлений, справок. Уточнять: «зачем все это?», Павел не стал, как не посмел, также полюбопытствовать: каково Марине в ее состоянии за рулем? А ехать придется по плохо очищенным улицам, преодолевая пробки, навстречу неизвестности. Примет ли их сегодня врач, найдется у специалиста время, а главное, желание, ведь от делового настроя психиатра зависит его заключение. Марина сосредоточена, возможно, не только на поездке, но и на предстоящем разговоре с врачом. Хорошо показала себя Наташа, не спорила, когда ей пояснили, куда и зачем они направляются. Павел вместе с ней занимал заднее сиденье. Вспоминая их первую встречу, он недоумевал: отчего, поначалу он отнесся к ней враждебно? В синяках, частично травмированная, а, главное, испуганная девушка, производила жалкое впечатление. Но Павел сторонился «найденыша». Казалось, что Марина искренне хотела помочь этой несчастной с провалами в памяти девушке. Сколько с ней возились специалисты разного уровня, выявляя те или иные патологии. Девочка стойко держалась, иногда путаясь в воспоминаниях. Павел долго не мог решиться, как упорно его сестра ни «обрабатывала» признать найденыша за пропавшую без вести старшую дочь Павла. Как ни странно, новая Наташа по многим параметрам походила на пропавшую: возраст, внешность, черты характера. Если верить в переселение душ, то, может, это его любимица сейчас сидит рядом, послушно сложив руки на коленях?
Районный психоневрологический диспансер на Пролетарском проспекте встретил их отсутствием очередей, унылыми лицами администраторов в регистратуре. Карту Наташи не сразу отыскали, ведь обращались они сюда нечасто, обычно, посещая платных психиатров. Перед ними к Шубину Алексею Геннадьевичу сидел пожилой мужчина. Судя по его позе: неподвижной и скрюченной, с опущенной, словно у провинившегося школьника головой, скрещенным, подобранным под себя ногам, ожидающий в коридоре уснул. Ну и пусть его спит, подумалось Марине Николаевне. Заглянув в кабинет врача, она осталась довольна. Свободно, - Пойдемте, - сказала она своим.
Психиатр Алексей Геннадьевич, немолодой уже мужчина, встретил их непроницаемым лицом, и потребовал конкретного изложения дела, - На что жалуетесь?
Павел уже собирался познакомить специалиста с ситуацией, как марина его опередила, положив ладонь на коленку брата. – Все тоже, Алексей Геннадьевич. После смерти ее двоюродного брата Наташа снова стала путаться во времени, событиях, деталях происходящего. Девочка стала неуправляемой, буйно реагирует на замечания, ее страшно оставлять дома одну.
- Неправда! – выкрикнула Наташа и замолчала. Секунду спустя она вновь имела безучастный умиротворенный вид. На лицо ее легла маска согласия, а  во взгляде карих глаз было столько мольбы, что Марина уже сочувственно взирала на свою подопечную.
Заметив, что Сурова собирается оправдываться, психиатр предупредительно поднял руку, - Подождите. Сейчас мы выслушаем версию Наташи, - обращаясь непосредственно к ней доктор попросил, - Расскажите нам, пожалуйста, что вы испытываете последнее время?
Наташа рассеянно смотрела на вопрошающего. Казалось, вопрос застал ее врасплох.
- Вы понимаете, о чем вас спрашивают? Какое сегодня число, день недели?
Наравне с беспомощностью во взгляде Наташи появилась заторможенность. Оставалось удивляться, каким образом, всего лишь минуту назад, ее захлестнула вспышка темперамента?
- Алексей Геннадьевич, я Наташу наблюдаю не так часто, как моя сестра, но увиденное сильно озадачило меня , - Павел Николаевич постарался быть, как можно более беспристрастнее, но сочувствие к сестер и к себе любимому, разбудили вулкан эмоций. – Наташа только на первый взгляд, послушная овечка, часто эта козочка бывает очень упрямой. Начинает спорить, да так, что сама не понимает, в чем предмет спора. А, если она вобьет себе что-нибудь в голову, то будет стоять на своем. Типичная паранойя.
- Попрошу диагнозов не ставить, это – прерогатива специалист, - Алексей Геннадьевич воззрился на пациентку. Его оценивающий взгляд не пропускал ни одной мелочи: одеревеневшее лицо ее, не моргающие, уставившиеся в одну точку глаза, отсутствие концентрации внимания, - Наташа, скажите, что вчера было?    
- Вчера умер Романа, мой самый лучший друг, - по щекам девушки потекли слезы.
Сидящие рядом с ней, трое взрослых людей, будучи представителями самой гуманной профессии, равнодушно взирали на происходящее. 
- Наташа, вы пойдете провожать Романа в последний путь? – поинтересовался врач.
И тут Наташа будто очнулась, - Рому уже похоронили, а он так мечтал защитить кандидатскую.
- Если Рома умер вчера, когда же его успели похоронить?
- Вчера и похоронили, - казалось, Наташа была удивлена вопросом.
- Видите. Алексей Геннадьевич, у нее провалы в памяти, кроме того, резкая смена настроений. По-моему мнению, девочке нужен курс реабилитации.
Читая карту больного, лечащий врач не спешил с вердиктом, тем временем, трое его посетителей наблюдали за его реакцией. Наконец, специалист подытожил, - В этой истории болезни много темных пятен. Мне неизвестно, что было с Наташей, как она получила черепно-мозговую травму. Хорошо бы знать полную историю болезни.
Марина Николаевна не выдержала, - Когда вы сможете определить ее в больницу…
Наташа активно воспротивилась, - Я не хочу в больницу, я хочу домой.
- А больница – твой дом родной, - внушал  Павел Николаевич. – Подлечишься и будешь выбирать, где тебе жить.
Так удачно выбранный конец разговора устроил всех. Договорившись о грядущем визите, Марина Николаевна заехала на работу и оформила отпуск за свой счет. Тихо радовался Павел, глядя на сестру. Она постепенно свыкается с потерей, привыкает жить, имея иные жизненные ориентиры. У больницы они расстались, Павел, хоть и с опозданием, отправился на работу, Марина с Наташей – домой. За рулем Марина ловко лавировала, избегая пробок, не позволяя некому садиться себе на хвост. Управляя машиной, она ни разу не позволила себе превысить скоростной режим.
- Здорово вы водите, мой покойный муж тоже хорошо управлялся с автомобилем.
Марина опешила, - Какой муж? Ты соображаешь, что несешь? – резко, в последний момент нажав на педаль тормоза, Марина едва не сбила пешехода. Когда «Хонда» тронулась с места, Марина еще крепче вцепилась  руль. Неужели, к девчонке возвращается  память? – Кем был твой покойный муж, Наташа? – Марина нервничала, но внешне старалась не показывать этого.
- Меня зовут по-другому. А покойный муж … я более не люблю его. 
Марина усмехнулась, - Отрадно слышать. Выходит, ты у нас дважды вдова?
За окном мелькали дома, автомобили, рекламные щиты, пешеходы прятались от мороза, кутаясь в воротники, а Наташа, сидя в комфортабельном салоне, мечтала о прохладе, о морском бризе, о просторе, где ее будет ждать степной орел, он же Ромка. Странное дело, ей постоянно хотелось спать. Наташа пыталась концентрировать внимание на проезжающих предметах, повторяла про себя отрывки из стихотворений, которые приходили ей на память. Монотонность происходящего еще больше усыпляла ее.
- Ничего удивительного, - прокомментировала Марина Николаевна , - Тебе приходилось сосредотачиваться, отвечая на вопросы врача. Ты устала, тебе не стоит сопротивляться своему естественному желанию.
Лилейный голос, которым все это было сказано, способствовал еще большему расслаблению, и Наташа перестала сопротивляться. Незаметно легкая дрема перешла в глубокий сон. Они стояли и держались за руки. Внизу разверзлась глубокая пропасть, преодолеть которую, даже с Ромкой у нее не вышло бы. «Танька, отдай украденное!», слышалось настолько явственно, что она еще крепче вцепилась в стоящего рядом. Со стороны шоссе к ним приближался темносиний автомобиль. Его водителю что-то надо было от нее, и чем реальнее становилась опасность, тем безысходнее казалась ей ситуация, в которой она очутилась. Не хотелось даже представлять, что с ней будет, если она не выполнит  требование, смысл которого ей был непонятен. Она ни у кого не брала чужого, наоборот, у нее украли ребенка. Темносиний автомобиль с каждой секундой приближался, для нее все явственнее становилась вероятность того, что водитель его охотится именно за ней. У ног ее стоял рюкзак. Его она бросит, чтобы отвлечь внимание преследователя. «Отдай украденное!», раздается все ближе.  А Ромка… Роман удаляется, и вот уже его гордый силуэт мелькает в поднебесье. Темносиний автомобиль уже за спиной. Рюкзак летит ему навстречу, из неплотно затянутой застежки разлетаются по ветру денежные купюры. Над ней, пытающейся их собрать, склоняется мужчина, лицо которого ей кажется знакомым. Бросая ей обидное «воровка», он замахивается и бьет ее со всей силы, а на лицо ее опускается хрупкая, детская ладошка.
- Проснулась, наконец-то. А кто убирать за тобой будет?
- А … что  я должна делать?
Вместо ответа на нее уставилось злобное лицо незнакомой  женщины . Чего она хотела, какие цели преследовала?  Под действием ее магнетического взгляда Наташа готова была послушно выполнить чужие поручения, какими бы нелепыми они ей, на первый взгляд, не показались. Битый час она старательно пылесосила ковры, покрывала, паркет, а в это время за ней внимательно приглядывала пара зорких глаз. Их обладательница даже не пыталась ей помочь, так, словно Наташа для нее была прислугой, наемной силой. – Аккуратнее пылесосом действуй, снимай пыль в разных направлениях . Пылесборник позже вычистишь, - Марина Николаевна сидела в кресле, уставившись в экран телевизора, пока гостиную приводили в порядок. Неожиданно шум работающего двигателя стих. Хозяйка дома тут же обратила свое суровое внимание на демонстрирующую норов прислугу, - У тебя что, пылесос заглох?
Как ей противна была эта слащавая улыбка. Кого желала обмануть  его обладательница? Хотела одного, а получилось, который «сам обманываться рад». Брошенная ручка пылесоса плавно съехала к ее ногам, уткнув руки в бока, Наташа изрекла, - Мне надоело быть домработницей, я к вам не нанималась. А, если вы считаете себя моим работодателем, объясните, какова моя заработная плата?
- Заработанная плата, говоришь? А кто свое проживание будет оплачивать, или ты думаешь, что здесь центр социального обеспечения? За все надо платить.
- Кто заплатит мне за изъятую почку. Я желаю получить за нее компенсацию.
Последние слова, как ни странно, Марину Николаевну не напугали. С лицом, отмеченным печатью превосходства, она промолвила, - Сначала надо доказать, что это – именно твоя почка.
- В истории болезни Романа все должно быть зарегистрировано, - Наташа уселась в кресло, откуда их взгляды с Мариной приходились на один уровень, к сожалению, это не облегчило понимание. Каждый из них остался при своем мнении. Однако, преимущества имелись лишь у хозяйки дома, которая знала и помнила гораздо больше, чем ее болезненная, одинокая гостья.