Воспоминания 46 или Наш Ханан

Лето! Лето в Днепропетровске – уже с утра духота и бешеная энергия бьющей через край жизни. Что значит, молодость! Не замечаешь ни истекающих потом взрослых бедолаг, ни утомлённых этим ошеломляющим солнечным самумом старушек, еле дышащих, но и за всё золото мира, не сбросивших бы своих скромных, стираных – перестиранных, старческих темных платочков.

Сидят в еле–еле спасающей тени и осуждающе смотрят на сияющих молодостью и здоровьем, днепропетровских девчонок. А ведь еще не началось победное шествие мини-юбок! Этот шок и сладостную, неизменную тему для осуждения наши старушки получат чуть позже.

А парни уже метут тротуары клёшами. Беда с этими модниками! То им подавай теснейшие дудочки – я их еще застал в Козельце, в гардеробе продвинутого модника Бобы – то вот, теперь, новая маета для всяческих, пекущихся о моральном и общем облике молодёжи, служб – молодёжь жаждет клёшей! Широченных! С невероятными цепочками и, кто его знает, с чем еще!

Ребята в Днепропетровске совершенно особые, таких я больше нигде не встречал. Острые и опасные, взрывные и справедливые,  строго блюдущие неписанные ритуалы и правила.

Парень с девушкой, например, может совершенно спокойно пересечь, в любое время дня и ночи, все самые непростые районы и к нему никто даже не подойдёт. Даже на нашем, совершенно безбашенном, Шевченковском переулке, это просто никому из местных отморозков и в голову  не придёт! Совсем другое дело, когда этот счастливчик будет один возвращаться со свидания… Тут уж, как повезёт! Везло не многим…

И девушки. Необычные, южные красавицы, крепкие, зубастые и глазастые, с выгоревшими волосами, собранными в немыслимые бабетты и конские хвосты. Сама молодость и соль земли, её надежда и будущее. Хорошее, уверенное будущее!

А я, несмышлёныш-десятилетка, всё это каким-то непостижимым образом ощущаю и укладываю, упаковываю, осмысливаю, помимо своей воли, осмысливаю и воспринимаю. Вот оно, это ощущение молодого, даже, где-то, детского Днепропетровска, у меня в душе, на дне. Нет! Не на дне, а в самой-самой нежной середине её…

Но сейчас мне не до того. Возле нас, прямо над крысиной аркой, возводятся какие-то непонятные конструкции! Всёзнающий Юрик уже там был и всё-всё разузнал – здесь, прямо перед домом, на фоне живописной балки, будут снимать эпизод какого-то фильма! Что-то про послевоенный период, с дымом, чумазой детворой и прочим. И наш Юра, мой брат, по возрасту подходит в массовку и уже отобран! Ему даже не нужно переодеваться – тот наряд, что на нём, вполне годится, чтобы сойти за неистребимого гавроша повоенной поры, который на фоне еще дымящихся развалин, уже бодро куда-то спешит с удочкой на плече…

Как жаль, что мне не запомнилось название того фильма! А вдруг бы, да на меня с экрана, сейчас, глянуло моё неунывающее и безоблачное, всё в солнечных зайчиках, детство!

Но моему братану, как всегда, не повезло. Чтобы получить честно заработанные три рубля за главную свою роль, каждый из малолетних артистов должен обязательно предоставить метрику. Вездесущий ОБХСС  не дремлет! А у Юры под рукой нет этого главного документа – матушка на работе, отец в вечной и неизменной, почти еженедельной, командировке! Вот ведь, досада! Мы все скорбим и переживаем, всем двором!

Странновато это все вспоминать из нынешнего, дивного времени, когда почти вся наша экономика живёт, пресмыкается и корёжится в тени, кормя своей тёмной, ядовитой кровью тьмы кровососов и бандюг всех мастей и множащая, множащая, без конца множащая всё ту же дурную, дикую, безнадёжную последовательность…

Нет, нет! Скорее сюда, под сень пирамидальных тополей и недремлющего, родного и рачительного ОБХСС!

Завтра – опять праздник! К нам пришел наш любимый Хананчик и с утра он отведёт всю дворовую, сгоревшую на уголь малолетнюю голоту, на городской пляж!

Как же нам всем нравится этот необычный, уже, пожалуй, даже взрослый парень! Скромный, застенчивый, мило улыбающийся, но несущий в себе, из себя такой необычный, ни с чем не сравнимый поток доброты и абсолютного, искреннего понимания всех наших пацанских недоумений и тревог, что мы просто не можем себя сдерживать! Стоит этому странному, не от мира сего, почти взрослому человеку, тихонько и всегда неброско, появится из-за угла нашего дома, как вся детвора – возле него!

И за что же этим простым, ютящимся в невообразимой тесноте, Шустерам дано растить таких удивительных и прекрасных людей? Сашка – средний сын, тоже очень хорош – открытый, приветливый, всегда готовый прийти на помощь, немножко уже выделяющийся из крошева безалаберных своих одногодков серьёзной, не по годам, ответственностью – за семью, за сухонькую, молчаливую, сгорбленную и любимую бабушку, за оторву – меньшОго, подвижного и неуловимого, как моль. И такого же шкодника! Видели бы вы, что он вытворяет в напрочь заставленной их комнатушке!

Счастье еще, что это создание очень редко озаряет своим присутствием родные пенаты и всю свою бессознательную, не поддающуюся никакое логике жизнь проводит во дворе, изредка, раз так пять в час, окликая свою незаметную бабушку. Похоже, что она и живёт-то только в этом его вечном «Бабушкааа!»…

Но я почему-то полностью уверен, что прекрасный и неповторимый человек получится и из этого, невероятного Алика, который за краткие мгновения своих появлений дома успевает там всё перевернуть, раз пятнадцать оббежать свои однокомнатные роскошные апартаменты, ни разу не ступив при этом на пол! Да-да, наш Алик не признает презренную приземлённость и просто прыгает с кровати на шкаф, затем на комод и, по стульям, опять летит и плюхается в пружинный скрип и стон. В промежутках он еще может вбивать, например, братовым молотком братовы же гвозди во все, свободные от Шустеровых пожитков, деревянные плоскости. Следы жизнедеятельности этой живой и непоседливой машинки я видел собственными глазами – ничего не преувеличиваю!

Но – Ханан! Это просто что-то невообразимое и небывалое…

И мнится мне некая прекрасная страна, где будут тщательнейшим образом, из всего человеческого материала, отбираться вот такие вот Хананы, которых благодарное сообщество осыплет всеми и всяческими благами и вручит им своё самое-самое дорогое богатство – своих детей. Для воспитания. И, уверяю вас, дети будут в восторге, как и их изумлённые родители. Завидую, завидую я этой неведомой, прекрасной и нигде, нигде не обнаруженной мною стране…

Мы рады Ханану, Ханан рад нам. Что еще нужно? Нужно тщательно, со всеми возможными, мельчайшими подробностями обсудить все перипетии завтрашнего нашего похода на городской пляж, в парк Шевченко. И главное, топовое и железное условие – собираемся во дворе на рассвете!

Утро. Спать охота-а!.. Но мама настойчива – я ей вчера все уши прожужжал сегодняшним, великолепным походом.

Должен заметить, что замечательного и только нашего, Ханана любим не только мы, но и все матери нашего двора. Мы даже немного ревнуем… Он – наш, и только наш!

Бегу на улицу. Все в сборе. Хананчик весел, но и серьёзен, одновременно - нужно прослушать все подробнейшие напутствия женщин. Но это, скорее, для какой-то там, женской, материнской проформы. Все во дворе знают, что за Хананом мы – как за надёжнейшей каменной стеной.

За каких-то пять – семь минут доходим до проспекта Крала – Марла, как навеки нарёк его наш вербальный оригинал Юрик и, всей шумной ватагой заваливаемся в трамвай. Двойка? Тройка? Нет, не помню. Возле нас, в торце коротенькой Южной улицы, где был расположен мой хлебный магазинчик, делал разворот и отдыхал, на жаре, трамвайчик номер два. Это точно. Значит, в парк Шевченко, мы едем не на нём.

Но это не важно, потому что мы уже приехали. Мы уже несёмся по безлюдной в это время, центральной аллее парка, мимо лотков с мороженым и пустующими павильонами «Пиво-воды»  к призывной, изумительной речной прохладе.

Что может быть лучше величественной, дышащей просторной прохладой реки в жаркий, летний, днепропетровский день? Только такая же река ранним, пронзительно солнечным, бодрым и, главное, совершенно безлюдным утром!

Я просто в каком-то приятном и удивлённом оцепенении – всегда переполненный людьми пляж – и, вдруг, без обычного человеческого муравейника! Как же это, оказывается, необычно и прекрасно!

Моих бедных «пейсательских» способностей просто не хватает, чтобы описать всю прелесть и роскошь нашего времяпрепровждения, под неусыпным, но совершено не обременительным контролем этого удивительного человека, который, кажется, не просто держит в своих руках струны всех наших душ, но и виртуозно, очень гармонично играет на них дивные и завораживающие мелодии.

Уставшие, довольные, переполненные солнцем, водной ширью и величием Днепра, мы, в сумерках, возвращаемся в свой родной двор. Здесь нас, уже мало что говорящих,  с рук на руки, передают Вовке Котову, который, по своему обыкновению, утвердился прямо посреди калитки и молча, как изваяние, стоит в каком-то дремотном оцепенении. Это его излюбленное состояние – стоит, немного лениво покачиваясь и жуя неизменную спичку крепкими, никогда не болевшими зубами.

Но вы не видели, и, лучше бы вам никогда не видеть, как этот дремлющий, красивый, странноватый парень, вдруг, в какое-то непостижимое мгновение, превращается в дикого, с рвущими рукава рубашки мускулами, смерчеподобного и неумолимого, жестокого зверёныша, в какой-то необъяснимой и холодной ярости сокрушающего всех и вся и никого, никого не боящегося!

Вот и сегодня, вечерком он прогулялся на переулок – там какая-то обычная непонятка. Теперь – порядок. Только у кого-то, на утро, будут яркие фонари под глазами и, возможно, побаливают зубы, а у нашего великолепного, вечно дремлющего Вовки Котова, ободраны в кровь костяшки пальцев…