Несколько загадок Стамбула

 Подземная цистерна


Я стояла у окна в номере стамбульской гостиницы «Ферхат» и смотрела на дождь, ливший за окном непроницаемой серой стеной. Каменные мостовые превратились в реки, по которым с шумом проносились потоки воды. Редкие прохожие, вышедшие на улицу в этот час, бежали по лужам, укрываясь под такими бесполезными сейчас зонтами.

По крыше стоящего перед отелем здания, купаясь в потоках дождя, вышагивала взад и вперед какая-то странная птица, похожая на горбатую чайку. Вот уже четверть часа я наблюдала за тем, как эта взъерошенная понурая птица (скорее всего, это была все-таки не чайка, а утка) шлёпала своими красными лапами по крыше пятиэтажного здания от одного края к другому, словно пытаясь этой монотонной ходьбой заглушить какую-то свою птичью тоску...

Я спустилась в холл гостиницы и нерешительно высунула нос на улицу. «Такой дождь закончится только завтра», — сказал портье. Мне не хотелось терять время на ожидание, и я, раскрыв зонт, шагнула под струи оказавшегося теплым дождя.
Мой путь лежал к Цистерне Базилики, которая в Стамбуле называется еще и так: «Еребатан Сарай» — «Дворец, провалившийся под землю».

Я подошла к невзрачному павильону, обнаруженному мной неподалеку от Айя-Софии. Несколько десятков ступеней вниз — и передо мной открылся мир, удивительней которого я еще никогда не видела. Под землёй скрывался зал, похожий на гигантский бассейн из-за покрывавшего его пол слоя воды. Лес колонн, подсвеченный идущими снизу огненно-красными огнями, поддерживал высокий, состоящий из множества ажурных арок, потолок. Колонн было 336, а высота их составляла 9 метров – прочитала я в путеводителе.

… В те времена, когда Стамбул был ещё римским Константинополем, «Дворец, провалившийся под землю» служил  жителям города «цистерной». В ней скапливалась вода, идущая по гигантскому акведуку из соседних лесных озер. Город, стоящий на скальном основании, страдал от нехватки воды, и цистерны, а было их по всему Константинополю более тридцати, обеспечивали город водой. В каждом районе, при каждом мало-мальски важном сооружении города имелся свой подземный резервуар для воды. Еребатан-Сарай принадлежал Царскому Дворцу, некогда находившемуся рядом со Святой Софией, и потому это водохранилище называлось Базилика-Цистерна, то есть Цистерна Царская.

Прошли века, и в цистернах отпала необходимость. Входы в подземные резервуары затянул слой почвы, и люди надолго забыли об их существовании. Никто не предполагал, что под землей могут скрываться древние водохранилища. Однако пришло время, и в этих местах стали происходить странные вещи: жители окрестных домов заметили, как сквозь фундаменты их жилищ просачивается вода. А иногда вместе с водой в образовавшихся отверстиях они находили даже рыбу! Вот тогда о цистернах снова вспомнили. Некоторые из них восстановили, превратив в гигантские подземные базары или промышленные склады. А Базилика-Цистерна была открыта для туристов.

… Я шла по мокрому скользкому настилу, проложенному между высоких колонн. Под ногами мерцала вода, чистая и прозрачная настолько, что можно было видеть мраморные плиты, выстилающие пол этого подземного сооружения. В воде мелькали стайки рыбешек; встречались рыбы и покрупнее — вот одна из них, похожая на круглую черную бочку, выплыла откуда-то из темноты, величественно пересекла полосу света и вновь скрылась во тьме.

Лабиринт настила, огражденный поручнями, змеился под ногами, подобно извилистому коридору. С потолка сочилась вода, и особо крупные капли звонко шлепались в расстилавшуюся внизу водную гладь. Мерные звуки падающих капель вплетались в узор звучащей под землей музыки: это были завораживающе-протяжные, однообразные звуки тростниковой флейты. Меня не удивило это на первый взгляд необычное сочетание — турецкая тростниковая дудочка, НЕЙ, и торжественная колоннада дворца, выстроенного римлянином Юстинианом. Мне кажется, именно такая музыка должна звучать в подобном месте. В темном подземелье, заполненном водой, словно в глубинах человеческой души, где плещется вода изменчивых эмоций, плачет флейта, тоскуя по свету Духа-Солнца...

Я бродила по подземному дворцу — гигантскому залу со сводами, устремленными вверх, как в готическом соборе - и меня не покидала одна мысль. Не может быть, чтобы это чудо архитектуры строилось как «цистерна» — просто резервуар для воды! Разум отказывался в это верить.

Неожиданно я увидела колонну, которая резко отличалась от всех остальных. Она, словно пришелец из другого мира, была подсвечена не красным, как другие колонны, а каким-то мерцающе-зеленым светом. У этой колонны было два названия — «Плачущая» и «Павлинья». Её тело покрывал странный рисунок: он одновременно был похож на цепочки падающих капель и на ряды «павлиньих глаз», узоров на перьях павлина. «Нет, конечно же, это не капли, — подумала я. — А если это и капли, то колонна словно поставлена вверх ногами так, что капли выглядят не падающими, а, наоборот, они поднимаются вверх. Или колонну намеренно перевернули, или рисунок на ней, действительно,  «павлиний глаз», символ «всевидящего ока», божественного, всепроникающего взгляда. Что ж, неплохой символ для столь удивительного места...». Миновав загадочную перевернутую колонну, я, повинуясь указателю, пошла в направлении к «Головам Медузы».

Эта часть подземелья тонула в зеленом призрачном свете. Здесь стояли две совершенно необычные колонны. Основаниями для них служили гигантские, в два человеческих роста головы. Эти головы были перевёрнуты, и вся конструкция выглядела так, словно колонны, как острые пики, пригвоздили эти поверженные головы к земле. Однако на лицах «Медуз» не было выражения страдания. Не было на них и страха. Или ярости, что положена гневливой Медузе Горгоне, несущей гибель всему живому. Но это были, действительно, Горгоны — дочери подземных божеств, женщины-чудовища, на чьих головах вместо волос шипели и извивались тела змей — мудрых повелителей тьмы.

Лица поверженных Горгон были по-античному спокойны и величавы. Огромные глаза закрывали веки, отчего лица казались «слепыми». Горгоны спали. Горе тому, на кого взглянет проснувшаяся Медуза Горгона, от ее взгляда все превращается в камень.

Появление Медуз в столь скрытом от глаз углу подземного дворца подтвердило мою догадку. Без сомнения, водный резервуар служил святилищем какой-то древней языческой веры. Помните,греческий миф о Персее? Персей избежал гибели от смертоносного взгляда Медузы. Он убил ее спящую, глядя на ее отражение в своем медном щите.

И еще один факт вспомнился мне. Легенда о Медузе Горгоне использовалась жрецами при посвящении в Элевсинские мистерии. МИСТ, посвящаемый в мистерии, должен был «отключить» свой мозг, «отрубить голову», вместилище сознания, чтобы заработали иные центры, открылись иные каналы для поступления сокровенной информации. Наши знания о таинствах в греческом  Элевсине ничтожно малы; печать молчания лежала на устах посвященных. Но несомненно одно: Элевсин являл собой великий эксперимент над человеческой природой, заключенный в преобразовании низших сил натуры в высшие. Элевсинские мистерии предназначались для возвышения духа, освобождения этой бессмертной субстанции от пут физического тела.

Скорее всего и перевернутая «павлинья» колонна призвана была сообщить о том же. Она словно говорила: «Взгляните на эту воду, которая расстилается под вашими ногами бескрайним озером. Вода способна превратиться в пар, который, покинув свою земную обитель, сольется с воздухом и взойдет к небу…».

Вот это находка: глубоко под тротуарами шумного современного исламского Стамбула – древняя мудрость погибших, казалось бы навсегда, языческих мистерий!

 
 
Айя-София


Я вышла из сырого, пропитанного влагой подземного дворца на поверхность. Здесь по-прежнему лил дождь. Странное зрелище представлял собой Стамбул: нигде не было спасения от воды, город словно плавал в водах первозданного океана подобием мифологического космического яйца. Промокшие туристы расхватывали зонтики, которые предприимчивые торговцы продавали тут же, на тротуарах, по баснословным ценам. Я нырнула в недра собора Святой Софии, чтобы хоть как-то скрыться от дождя.

«Мрамор для храма везли отовсюду. Это был самый лучший мрамор, когда-либо существовавший в мире: египетский — зелёный и красный, нубийский — желтый, а белый и лиловый везли из Фригии. Мраморные пластины выкладывались в особый узор, несущий  определённый смысл...», — в полутьме храма звучали пояснения гида. Едва войдя под высокие своды всемирно известного собора, я столкнулась с туристической группой, которую вел очень необычный экскурсовод. Это был маленький кругленький  человечек, по-видимому, турок, но со светлыми волосами и более бледной, чем у большинства турецких граждан, кожей. Говорил он сбивчиво, слишком быстро для гида и нимало не смущался своего очень плохого английского. Да и группа у него подобралась странная: разбившись на парочки, туристы были заняты исключительно собой, лениво и без интереса глазея по сторонам.

Я растворилась в их массе и продолжила слушать экскурсовода. Он говорил какие-то, как мне казалось, дикие вещи: «То, что вы видите сейчас, на мраморном полу, стенах, колоннах, вам очень хорошо знакомо. Эти рисунки вы можете найти на обычных игральных картах. Вот карта «крести». Посмотрите, как прожилки на мраморе создают явственное изображение креста — символа мученической смерти Иисуса. А это «черви» — любящее сердце Спасителя, отданное во искупление грехов человечества. Вот абсолютно четкий контур рисунка с пиковой карты — это копье, которым римский солдат пронзил Иисуса на кресте, прекратив его мучения. Ромбик бубновой карты — вот, взгляните сюда, на эту стену, справа от вас — этот узор из сходящихся в углах линий означает наш земной материальный мир, ради которого Христос пошёл на смерть», — толстенький турок перебегал от колонны к колонне, от стены к стене, ловко прыгал по мраморным ступеням, разыскивая во тьме закоулков эти удивительные рисунки, которые, действительно, складывались в отчетливые изображения карточных символов.

Действие переместилось на галерею, куда, как сказал гид, он обычно не водит экскурсии, но для нас он сделает исключение. Там, на галерее, он подвёл группу к какой-то невообразимо узорчатой от мраморных прожилок стене и, выдержав паузу, произнес: «А это паук, который спас Христа, когда тот прятался от преследований в одной из пещер Каппадокии. Кстати, а на каком языке говорил Иисус?» — спросил экскурсовод, уставив на меня свой безумный взгляд. «На арамейском», — пискнула я и, поняв, что мое незаконное присутствие в этой группе обнаружено, решила побыстрее покинуть это странное сборище с не менее странным сопровождающим.

Я бродила по галерее величественного собора, побывавшего за свою историю и первой христианской церковью, и мусульманской мечетью, а теперь вот ставшего музеем. Купол был похож на небо, откуда сквозь многочисленные, искусно расположенные окна лился неяркий свет. Полусфера купола была возведена на кубическом основании; это было типичной конструкцией для первых христианский соборов: куб символизировал собой землю, а выпуклый купол — небо. В пятнадцатом веке Мехмет Завоеватель, едва войдя в Константинополь, превратил Святую Софию в мечеть, пристроив по бокам от здания кирпичные минареты, которые первоначально служили смотровыми башнями. Исламский архитектор Синан подхватил идею, и с тех пор классическая мусульманская мечеть имеет такой вид — здание с полукруглым куполом, окруженное шпилями минаретов.

По узкой каменной дорожке, уходящей под уклон вниз, я спускалась с галереи. Ступеней не было, и, боясь оступиться, я придерживалась за холодную каменную стену сбоку от спуска. Сзади раздался звонкий перестук шагов, и меня обогнал наш весёлый гид. «Как вам экскурсия?» — бодро спросил он. «Спасибо, было очень интересно», — пробормотала я, все еще испытывая смущение от того, что не оплатила его труд. Пока я соображала, не стоит ли это сделать сейчас, человечек исчез из вида во тьме прохода.

Ох уж, эти «пики», «крести» и «пауки»! Потом они мерещились мне повсюду, мешая увидеть другое, заслоняя собой и чудом сохранившиеся мозаики времен Юстиниана, и колонны, привезенные сюда из храма Артемиды Эфесской и из ливанского Храма Солнца...

Когда я покинула собор и вышла на улицу, я увидела, что дождь кончился. Вовсю сияло солнце, и я, вздохнув полной грудью, отправилась на поиски Змеиной колонны. Ее нужно было увидеть непременно, так как, по преданию, стояла она некогда в храме Аполлона в Дельфах.

 
 
Змеиная колонна


Змеиную колонну я нашла на Ипподроме, рядом со Святой Софией. Ипподром, бывший когда-то местом для развлечений константинопольских граждан, сейчас называется площадью Атмейданы. Среди двух высоченных колонн — Египетского обелиска из розового гранита и сильно пострадавшей от времени Колонны Константина — я обнаружила стоящую в углублении бронзовую витую колонну. Она уходила под землю на два метра и была окружена металлическими поручнями.

Восьмиметровая колонна представляла собой три сплетенных воедино змеиных тела. Когда-то их увенчивали змеиные головы, и до шестнадцатого века, как свидетельствуют историки, эти головы ещё существовали. Однажды ночью они таинственно исчезли со своего постамента. Позже одна из них нашлась, и сейчас её можно увидеть в стамбульском археологическом музее.

Принято считать, что Змеиная колонна служила основанием для золотого треножника, на котором восседала пифия — жрица храма Аполлона в Дельфах. Этот храм построили архитекторы Трофоний и Агамед на склоне горы Парнас. В этой горе, изрытой пещерами, имелась похожая на трубу таинственная расщелина. По преданию, в недрах горы жил великий змей Пифон, создавший некогда небо и землю. Явившись из вод первоначального океана, он обвил кольцами и так сдавил своим телом плавающее там космическое яйцо, что оно распалось на две половины, образовав тем самым небо и землю. Родившиеся позже олимпийские боги объявили войну древним божествам, и солнечный Аполлон, победив Пифона, заключил его в подземную темницу.

Из ущелья, где томился дух великого змея, стали исходить ядовитые пары. Всякий, кто подходил к краю расселины, делался безумным: кто-то бросался вниз, кто-то, срывая одежду, начинал дикие пляски, кто-то издавал нечленораздельные звуки, похожие на неведомый язык. Ущелье окружили стенами, а над ним установили треножник, на сиденье которого расположилась ПИФИЯ — прорицательница. Прежде чем приступить к процедуре предсказания, жрица долго постилась, затем пила воду из источника, который протекал тут же, и, пожевав какие-то листья (предположительно, лавр), садилась на треножник. Окруженная испарениями она впадала в транс, который сопровождался хаотичными движениями и выкриками. Считалось, что в это время в нее вселялся дух Пифона. Постепенно жрица успокаивалась, ее речь замедлялась и становилась понятной. Она изрекала пророчество, которое часто имело стихотворную форму. Затем пифия опять впадала в буйство — теперь дух змея покидал ее тело.

Исследователи эпохи эллинизма утверждают, что вся культура и политика Греции, да и не только Греции, строилась на предсказаниях Дельфийского оракула.
Легендарный Аполлоний Тианский некогда посетил эти места, а не менее знаменитого Пифагора назвали именно так, потому, что его  появление на свет было предсказано матери пифией из Дельф.

Неужели этот черный, свитый из змеиных тел столб, который вонзен в землю в центре Стамбула, видел все это? И великий змей Пифон, владыка глубин, опалял его своим грозным дыханием?

Я перебралась на трамвае через Галатский мост и, выйдя по другую сторону бухты Золотой Рог, пошла улочками стамбульского района Бейоглу по направлению к ТЕККЕ суфийской общины Мевлеви. Позади осталась башня Галата вместе с туристами, желающими осмотреть город с её вершины. Я шла узкими улочками жилого квартала Стамбула, где уже реже ступает нога туриста. Из бесконечных скобяных лавочек и местных забегаловок, расположенных вдоль улицы, выглядывали сердитые усатые лица. Немного оробев, я двигалась дальше по извилистой дороге, круто поднимавшейся вверх.

«О, это опять вы!» - услышала я изумлённое восклицание и увидела, как навстречу мне, смешно размахивая руками, катится круглая фигурка уже знакомого мне гида из Айя-Софии.


 
В районе Бейоглу.


«Я очень рад, что мы опять встретились, — сказал смешной человечек из Айя-Софии. — Давайте познакомимся. Вот моя визитка». Я взяла в руки красный прямоугольничек и прочла: «Эрдинч Айкан, профессор археологии». « Действительно, это здорово, что мы встретились. Я очень хотела еще там, в Святой Софии, спросить у вас: вы это серьезно — о картах, о пауке?»

«Да как вам сказать. И серьезно, и нет. Во-первых, серьёзно говорить с такими людьми невозможно. Вы же их видели, это туристы с прогулочного теплохода, у них совсем другие интересы. А во-вторых, я ведь не настоящий гид, но мне все же хотелось хоть чем-нибудь привлечь их внимание. Вот я и решил поговорить о картах. Это — тоже определенного рода знание, правда, очень поверхностное, для масс. Но, если вдуматься и заглянуть вглубь, откроются вещи, гораздо более серьезные». «Расскажите мне об этом! Я пойму», — пообещала я. «Да я и сам хотел это сделать — поговорить с вами, но вы все время ускользали. Спасибо этой улочке, на которой мы встретились. Я здесь живу неподалеку, забегал домой, и через час я должен быть на теплоходе. Отплываем в Измир». «Как жаль», — вздохнула я. «Да нет же, у меня есть целый час. Давайте зайдем в это кафе и посидим немного. Вы ели когда-нибудь турецкий бёрек?» — спросил Эрдинч, и мы зашли внутрь маленького заведения, в котором размещалось лишь два стола.

Бёрек оказался слоенным пирожком со множеством разнообразных начинок. Я была очень голодна и обрадовалась угощению. Быстро расправившись с пирожком, я приступила к расспросам: «Так что же за информация кроется за карточными символами?».

«В одной из притч Соломона (в исламе он носит имя Сулейман) есть такие слова: «Премудрость создала себе храм». Святая София — это храм Божественному Знанию, потому что София — это и есть «знание», «мудрость», «гносис». Строители собора постарались зашифровать это знание в камне, используя природные свойства мрамора, графику его отшлифованных граней. Четыре царства природы, четыре элемента мироздания, лежащие в основе всего сущего — вот что мы можем разглядеть в хитросплетениях прожилок на мраморе. У вас есть ручка?» — спросил меня мой собеседник.

Ручка нашлась, и, взяв салфетку, Эрдинч нарисовал на ней квадрат. «Эта устойчивая, имеющая четыре точки опоры фигура — символ земли. Квадрат легко может видоизмениться в ромб, означающий то же самое. Крест — это четыре направления пространства, «четыре ветра», это находящийся в постоянном движении воздух. Треугольник с вершиной, направленной вниз (так он напоминает чашу, а в своем более «округлом» варианте — сердце) во все времена был знаком воды. А треугольник с вершиной, устремленной вверх, как язык пламени, как пылающее копье — это, конечно же, огонь. Древние знаки путешествуют по эпохам, культурам, религиям; порой их суть искажается, порой подменяется содержание, а истинное значение стирается из коллективной памяти. Так была опорочена свастика — вращающийся крест,символ вечного движения. А шестиконечная звезда, гексаграмма, названная «звездой Давида»? Она ведь стала иудаистским символом лишь в четырнадцатом веке. А до этого с глубочайшей древности два наложенных друг на друга треугольника были знаком Творения, знаком снисхождения Духа-Огня в колыбель жизни — водную стихию. Алхимики, бившиеся всю свою жизнь над проблемой трансмутации низшей материи в высшую, называемую «золотом», знали об этом больше. Шестиконечная звезда — это символ обретения истинной мудрости, это «одухотворение» рассудка, «нахождение софии в разуме», как говорили об этом те же алхимики».

Я слушала чудаковатого археолога, который так горячо рассуждал о вещах, давно забытых, немодных, ненужных с точки зрения нашего насквозь меркантильного века, и мне казалось, что все это я это когда-то знала, но забыла. А сейчас обретала вновь...

«В одном из гностических текстов об этом говорится так: «Когда ты съешь плод с дерева в центре рая, глаза твоего разума откроются». Кстати, как вы помните, осуществила это предприятие Ева. Именно ей было поручено «одухотворить» Адама — человека земного, сделанного «из воды и глины». Что же сотворила в дальнейшем религия с женщиной! «Сосуд греха», «орудие дьявола», существо, «не имеющее ни стыда, ни совести», — вот что стало со Святой Софией в эпоху жесткого монотеизма!»

«Я сразу поняла, что вы — не правоверный мусульманин. Вы — и не христианин. Наверное, вы атеист?» — мне захотелось прояснить этот вопрос во что бы то ни стало.

«Не может быть неверующим человек, думающий и наблюдающий. Нельзя отрицать то, что в действительности существует. Разве наша с вами встреча случайна? Разве это не предопределено какой-то высшей силой? Но, к сожалению, мне надо бежать.- Хорошо, что я захватил с собой эту книгу. Мне бы хотелось, чтобы вы ее прочитали. Я вообще-то специалист по поселениям периода раннего неолита. Может быть, вам это покажется интересным и будет полезным в ваших изысканиях... Ну, я побежал. Счастливо, Айви!».

«Подождите, Эрдинч! Вы ни слова не сказала о пауке. Что это за история с Иисусом в Каппадокии?» — я попыталась использовать последнюю минуту перед его уходом.

«Ну, это, конечно же, сказка, один из бродячих сюжетов, который встречается и в Коране. Там Мухаммад спрятался в пещере от преследовавших его язычников, а паук заплёл своей сетью вход в неё. Преследователи решили, что пещера пуста. А паук... наверное, это и есть та высшая сила, которая и хранит, и направляет... Да, чуть не забыл — вы обязательно должны съездить в Каппадокию».

И я поехала в Каппадокию...
Но об этом будет мой следующий рассказ.