Истины нет. И не будет. После обеда

До обеда: http://www.proza.ru/2016/12/14/1628. 

- Хочется спросить... Ты после обеда как - сильно расслабляешься?

- Расслабляюсь слабо. Сильно усиливаюсь. Смачно смакую. Всё в одну сторону. В раздрай неполезно для организма. Но полезно для ума. А ум мне подсказывает, что тебе охота побазарить.

- Да, тут я расслабился. Забыл, что имею дело с хвилософом. Но меня мучительно мучает мучительный вопрос. Как добропорядочного христианина-мученика. Могу я его задать для понимания, что полезно для ума?

- Для ума, подключенного к разуму и к Касперскому, всё полезно, даже абсурд. О чём же мучается послеобеденный вопрос?

- После обеда испытывает мучения не только желудок... Душа просит истины...

- Это не душа просит. Душа ничего не просит. Она может ощущать - тоску по своей незаполненности.

- Ну тогда скажу так: сомнения мучают и побуждают задавать вопросы. Вот христиане считают Христа Сыном Божьим. Это истинно для христиан. Но для всех прочих... Одни говорят, что Иисус был учитель и пророк, другие заявляют, что всё это – еврейские басни, не был Он никем. А по-твоему - как?

- Всё так и есть. Для Христиан – Сын Божий. Для христиан, которые верят - это истинно, они пережили это как истину, это их субъективное переживание. В Евангелии написано, как такое переживание постигло Петра, самого прямодушного ученика Иисуса, в последующем - святого апостола.
Но истина ли это? Нет, - намёк. Хотя бы потому, что Христос – ещё и Сын Человеческий. И сын своей матери, которая через Него стала Матерью Человеческой и Божьей Матерью. Вера суть всего искомого, но не доказательство.
А для прочих, которые только вид делают, что верят, и которые честно не верят, Иисус – не объект переживаний, а только образ.

- Но Сам Иисус сказал: «Узнаете истину, а истина сделает вас свободными». А потом сказал: «Я есть истина и жизнь».

- А что это за истина, Он раскрыл? Нет, Он оставил только намёки. Вот, например, сказал: «Оставьте всё и следуйте за мной». Что, в прямом смысле – бросай всё и тусуйся только с нами? Отнюдь. Кто воспринимает слова Писаний буквально, тот не постигает суть. Христос сам доказывал, что нет ничего линейного и прямолинейного, и всегда говорил иносказательно. Оставляя место толкованию. Для чего?

- Ну-у-у...

- Для приглашения к игре! «Я есть истина и жизнь»: истина – переживание, жизнь – это игра. Переживание определённой игры – это определённое состояние. Из состояния в состояние – к высшему состоянию. Для нас высшее состояние – «взрослая игра». Переход из полной безответственности к полной ответственности.
Мы почему-то считаем игру детским занятием. Хотя есть игры, в которые играем на полном серьёзе, до смертоубийства. Их язык не повернётся назвать детскими. Но разве мы – не дети? Если к взрослой игре мы ещё не готовы – значит, дети.

- Ты меня как-то путаешь... Христа-то Самого не по-детски распяли на кресте! Ничего себе – игры!

- Его распятие на кресте? Что это, если не грандиозная комбинация и постановка! Не какой-то там спектакль – захватывающая воображение МИСТЕРИЯ! Он же сам недвусмысленно говорил, что на эту мистерию прибыл в этот мир.
Нужны ещё доказательства?

- Но это же только твоё мнение...

- А я не говорю, что это истина. Я говорю наоборот - что истин нет, есть только игра, и в том числе – игра в истины!
Иисус Христос как будто рельсы проложил и указал точный адрес, куда, к кому ехать в организованный Им «Лас-Вегас». А этот адрес убрали, оставили только указание, где примерно находится зал ожидания вокзала.
А на чём туда ехать? Он говорил просто: на своих чувствах и на вере в машиниста паровоза! Потому что и машинист, и паровоз – это Он!
И ещё Он говорил: «Будьте как дети». Дети осваивают мир только в игре. Что Он делал при жизни? Учил игре. Он оказывает помощь в игре, Он намекает: я объясню, как и где играть. Во мне вы повзрослеете!

- Игра, игра... А что за игра?

- А ты же говоришь, что христианин? Мученик, как и все, за свои грехи?

- Да, говорю. И считаю... Так. Точнее – верю.

- Ну вот и замечательно! Обратись к Христу – Он научит. Он – в игре! Игра продолжается. И будет продолжаться – с подуровня на подуровень, с уровня на уровень. Сколько уровней и подуровней? Точно никто не скажет. Потому что следующий уровень никогда не виден, он появляется только из предыдущего. Предыдущий его выталкивает в следующий.

- Но если наша жизнь – игра, то получается, что и война – тоже игра? Игра между жизнью и смертью? 

- Конечно. Страшная для нас игра. То, что это игра, и то, какая это игра, могут понять только те, кто участвует в войне. Идут мужики в добровольцы, идут в наёмники. За деньги? Никаких денег не захочешь, а они идут. Обывателю этого не понять. Конечно, и не успевают это понять и убиенные невинные мирные жители.

- Вот у меня и в голову не могло такое прийти...

- Не могло! Если бы могло – пришло бы. В голову что лезет?

- Наверное, мысли...

- Точно, мысли. Они приходят и уходят. Я могу отследить, как они входят, влазят, а не выплывают изнутри меня, «из мозга» Не запишешь – легко забываются. Откуда приходят? Интересно конечно, но это уже другой дискуссионный вопрос.
Это тоже – игра. Как на меня подействует такая вот мысль? А вот такая? Какого желания спусковой механизм заденет вот эта?
Если не играешь – и не живёшь. А раз живёшь - без мыслей не можешь. Отгородиться от них не можешь. Можешь дать команду – не думать, а мысли лезут, требуют обдумывания.

- А почему тогда говорят: «мыслители»? Не потому ли, что они мыслят?

- Ты сам подумай – и ответишь. Они умеют оперировать мыслями. Для этого мало их анализировать, сортировать, фильтровать, интегрировать или дифференцировать. Тут не обойтись без создания образа, без «оживления» этого образа.
И не только великие мыслители и духовные практики, но и великие художники,   художники как образа, так и слова, процессы в мироздании поняли. Но сначала почувствовали, ощутили, пережили, - получили переживание и «оживили» образ.
Сейчас читаю Шукшина, он в ранних произведениях – чувствовал, в поздних – уже знал.

- Дашь почитать?

- Дам. Однако, почитать маловато будет, мелковато. Это - по поверхности. Вглубь надо. Да ещё грузики привязать, чтобы ещё глубже, до дна.